WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Понимание и выражение значений в речи человека

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ ПСИХОЛОГИИ

На правах рукописи

АЛМАЕВ Николай Альбертович

Понимание и выражение значений в речи человека

Специальность:19.00.01 – общая психология, история психологии

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора психологических наук

Москва 2007

Работа выполнена в лаборатории психологии речи и психолингвистики

Института психологии Российской Академии Наук

Научный консультант – доктор психологических наук

Павлова Наталия Дмитриевна

Официальные оппоненты:

Доктор психологических наук

Ушаков Дмитрий Викторович

Доктор филологических наук

Уфимцева Наталия Владимировна

Доктор философских наук

Иванченко Галина Владимировна

Ведущая организация:

Московский Государственный Лингвистический

Университет

Защита состоится «4 декабря» …………………2008 г. в………….часов

На заседании диссертационного совета Д 002.016.02 при Институте психологии РАН

По адресу: 129366, Москва, ул. Ярославская, 13.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института психологии РАН

Автореферат разослан «……»……………………..2008 г.

Ученый секретарь

Диссертационного совета Савченко Т.Н.

Актуальность темы диссертационного исследования

Язык является важнейшим средством получения и передачи информации, организации деятельности и общения. Естественный язык включен во множество психологических исследований как средство получения информации и построения теорий, соответственно, прояснение его функционирования приобретает особую важность для всего психологического знания.

Центральная проблема в психологическом исследовании феномена языка – проблема значения слова. Именно оно является основой любой осмысленной коммуникации, оно – то, что обще для мысли и слова (Л.С.Выготский).

Если в логике «значение» и «смысл» – родственные понятия, существовали споры, что называть значением и что смыслом, то в психологии, благодаря работам А.Н. Леонтьева (личностный смысл), продолженным затем Д.А.Леонтьевым (Психология смысла), сложилась отчетливая традиция употреблять слово «смысл» в отношении интегративных личностных образований. В противоположность ей предлагаемая сфера приложения психологии значения – микроструктуры когниции, локальные акты сознания, которые во множестве осуществляются в ходе любой психической деятельности, но редко делаются самостоятельным предметом анализа.

Как лингвистами, так и психологами отмечается многокомпонентность значения слова, наличие в его структуре неких более дробных компонентов, называемых разными авторами (Ю.Д.Апресян, В.Г. Гак, И.А.Мельчук) — «семами», «атомами смысла». Можно вспомнить, что еще в 19 веке И. М.Сеченов говорил об «элементах мысли».

Еще одной важнейшей особенностью функционирования естественного языка следует признать вслед за множеством авторов то, что языковые явления, последовательности символов, фонем преобразуются в психике человека в соответствии с определенными принципами или правилами в осознаваемые им предметности. Эти принципы и правила Н.И.Жинкин обозначил как «универсальный предметный код». В последствии данное направление исследований получило развитие в трудах И.А. Зимней, А.И. Новикова и др. Вместе с тем, следует отметить, что психологию интересует не только сама по себе отнесенность текста к денотату, но так же и психическая деятельность, в которой конституируются и тексты, и денотаты.

Частично к решению данной проблемы относятся исследования по психосемантике, восходящие к Ч. Осгуду, пионерами которых в нашей стране выступали В.Ф.Петренко, Е. Ю.Артемьева, А.П.Журавлев и А.Г. Шмелев. Этот подход дал много интересных результатов, однако он все же далек от анализа того, как предметные отношения и характеристики раскрываются в нашем сознании при понимании суждений и, соответственно, как подыскиваются слова для квалификации тех или иных предметных ситуаций.

Другим затрагивающим психологические механизмы значения подходом следует признать психолингвистический, основанный на представлении о вербальной сети, восходящем в свою очередь к методикам ассоциативного эксперимента (Т.Н.Ушакова, Ю.Н. Караулов, Н.В.Уфимцева, Е.Ф. Тарасов и мн. др.). При всей несомненной важности феномена ассоциации и проверенной столетиями плодотворности этого направления, сам по себе указанный механизм все же не может считаться достаточным для объяснения того, как в нашем сознании формируются целостные, сложные и расчлененные представления ситуаций с участием нескольких агентов, объектов, инструментов и т.д., что происходит постоянно при понимании самых простых и обыденных сообщений.

Таким образом, остается открытым вопрос о психологических механизмах понимания и выражения значений: как деятельность психики обеспечивает соответствие между осознаваемыми ситуациями и словами языка, а также прочими выразительными (интонационными, темповыми, фоносемантическими) характеристиками речи?

Определенный вклад в решение данной проблемы вносят исследования в рамках когнитивного направления, предлагающие различные модели для описания значений: фреймы, модели ситуаций, сценарии и т.п. (Т. ван Дейк, М. Минский, В. Кинч). Эти модели, однако, характеризуются известной произвольностью и отсутствием непосредственной связи с тем, как осуществляется функционирование упомянутых конструктов в реальной психике. В отличие от разработок указанного направления психологическая теория значения строится на основе ограниченного перечня психических актов, строго необходимых для реализации в психике сложных предметных представлений и их выражения в высказываниях.



В интегративной модели речепорождения, разработанной в Институте психологии РАН (Ушакова Т.Н. 1991, 1995, 2004, 2006), доказывается необходимость существования особого механизма, который переводит в речевую форму продукт невербального мыслительного процесса. Именно данное звено речемыслительной системы является ключевым, через него проходят многообразные связи между подчиненными элементами речевой системы, с одной стороны, и “внутренними” личностными образованиями, репрезентациями знаний и эвристическими операциями, с другой. Основой механизма подбора слов, согласно Т.Н. Ушаковой, выступает сканирование вербально-понятийной сети на предмет совпадения с составом психического элемента, который требуется назвать.

Что общего у хранящихся в вербальной сети образований с объектами внешнего или внутреннего мира? Как именно действует переходный речемыслительный механизм? Что именно и по каким принципам сопоставляется в ходе сканирования? – этим вопросам посвящена первая часть предлагаемого исследования. При этом вопрос о психологических механизмах значений слов далеко не исчерпывается построением предметных ситуаций в нашем сознании при понимании сообщений. Не меньшую проблему составляет, так сказать, «беспредметная» («эмоциональная», «оценочная») сторона значений. Каковы, например, механизмы индукции эмоциональных переживаний музыкальными произведениями? Что лежит в основе индукции таких же в принципе эмоциональных состояний фоносемантикой (в которой нет ладовой структуры и прочих атрибутов музыки)?

Круг вопросов еще расширяется, если принять во внимание, что любые суждения производятся, целостным человеком и, соответственно, должны рассматриваться в единстве конкретной психики производящего их субъекта.

Этот аспект приобретает особую значимость в контексте проблематики социальной, ситуационной и личностной детерминации дискурса, разрабатываемой в Лаборатории психологии речи и психолингвистики ИП РАН под руководством Н.Д.Павловой (2002, 2005, 2007). В рамках этой общей тематики психологическая теория значения призвана служить исследованию личностной детерминации дискурса, т.е. использоваться на стыке психолингвистики и психодиагностики. В условиях, когда контент-анализ текстов все шире используется в качестве метода психодиагностики, остро стоит проблема исследования конвергентной валидности между контент-аналитическими методиками и другим наиболее распространенным психодиагностическим подходом — опросниковыми тестами.

Резюмируя сказанное, можно утверждать, что приобретает актуальность разработка самостоятельного направления исследований, которое было бы нацелено на раскрытие и моделирование психических принципов, обеспечивающих соответствие между осознаваемыми реалиями (как внешними для человека, так и внутренними – переживаниями, эмоциями) и значениями языковых и невербальных средств, используемых для их выражения. Такое направление, обозначаемое как «психологическая теория значения», должно иметь выход и на исследование более сложных феноменов таких, в частности, как порождение и оценка автобиографических текстов и проявления в них психических состояний и черт личности.

Цели и задачи исследования

Исходя из сказанного, целью работы является разработка концептуального подхода и проведение исследований, направленных на изучение процессов и принципов понимания значений и их выражения с помощью языковых и невербальных средств.

Этой цели служат следующие задачи:

I. Выяснить принципы, стоящие за пониманием значений слов и использованием их для выражения актуального содержания сознания.

Изучить активность сознания при построении представлений, соответствующих пониманию суждений. Выяснить инварианты активности сознания, в которых образуются как формы частей речи, так и значений отдельных слов.

II. Выработать адекватные теоретические средства описания и моделирования процессов понимания значений слов естественного языка. Создать экспериментальные методики, позволяющие проверять модели, построенные с помощью указанных теоретических средств.

III. Распространить указанный подход на изучение принципов и процессов детерминации речевой продукции субъекта его личностными свойствами. Разработать план исследований, который сочетал бы контент-аналитический и опросниковый методы. Апробировать новые содержательно-статистических показатели, характеризующие психологическое содержание текста, выработать алгоритмы их расчета. Проанализировать принципы и процессы, стоящие за суждениями испытуемых о себе в ходе заполнения опросниковых тестов.

Теоретическая гипотеза

Основным психологическим принципом понимания и выражения значений в речи является нахождение соответствия между структурами интенций осознаваемых ситуаций и обозначающих эти ситуации вербальных средств.

Эмпирические гипотезы

1) Существует ограниченный набор простейших интенциональных актов, характеризующий активность сознания при использовании языка.

2) Правильность теоретической модели понимания значения языковых единиц экспериментально проверяется созданием анимационной сцены, восприятие которой требует осуществление психических актов, предписываемых проверяемой моделью.

3) Вербальная квалификация изменяющихся стимулов зависит от предшествующей стимуляции, ожидания и сравнения ожидаемых событий с воспринимаемыми.

4) В основе феномена фоносемантики лежит кинестетика и проприоцепция процессов произнесения.

5) Величина и характер связей между результатами двух методов, ­контент-аналитического и опросникового, свидетельствуют о влиянии на эти связи значительного числа опосредующих факторов.

6) Расположение слов, относящихся к определенным категориям контент-анализа, в начале или в конце рассказа решающим образом влияет на субъективную оценку данного рассказа по шкалам, содержательно близким к рассматриваемым категориям.

7) Результаты контент-анализа автобиографических рассказов зависят от особенностей инструкции, полученной испытуемыми.

Объект исследования

Понимание и выражение значений при использовании слов естественного языка его носителями; вербальная квалификация и субъективная оценка феноменов, автобиографические рассказы, ответы на личностные опросники.

Предмет исследования

Психологические принципы и механизмы понимания и выражения значений, психологические, в том числе личностные, детерминанты квалификации и субъективной оценки визуальных (анимация и тексты) и аудиальных фрагментов.

Методология и методы исследования

Специфика поставленных задач потребовала для их решения особых методов и методологии. Поскольку значения, хотя и даны субъекту непосредственно, однако для своего анализа нуждаются в специальной рефлексии, понадобилась разработка методологии, сочетающей интроспективный подход с методами экспериментальной проверки получаемых данных.

Использовался вариант феноменологического анализа, восходящий к принципам феноменологии Э.Гуссерля. С учетом методологических требований современной науки (Б.Ф.Ломов, В.С. Степин, В.А.Барабанщиков) классический феноменологический подход, предусматривающий описание психических феноменов на базе наличествующих языковых средств, был дополнен конструктивным построением моделей психических феноменов на основе фиксации их универсальных дескриптивных характеристик. Принципиальное значение для нового подхода имеет параллелизм в рассмотрении феноменов с интроспективной и с объективной точек зрения, в частности, психофизиологическая интерпретация таких феноменов, как интенциональность и основные интенциональные модификации (с позиции учении П.К. Анохина о функциональной системе). Такая методологическая трансформация может рассматриваться как переход от исследования в парадигме неклассической рациональности (каковым является подход традиционной феноменологии), к работе в постнеклассической парадигме, включающей не только рефлексию средств познания, но и учет общих целей и ценностей научной картины мира (В.С. Степин). Одновременно, предложенный в диссертационном исследовании подход является дальнейшим развитием принципов субъектности (А.В.Брушлинский, Абульханова-Славская) и активности (С.Л.Рубинштейн, А.Н.Леонтьев), ключевых для современной отечественной психологии. Они получают новые перспективы: феноменологический метод позволяет рассматривать формирование образа мира как продукт активности субъекта, непосредственно прослеживать активность сознания в том, что представляется внешним, отчужденным от субъекта и противостоящим ему. Естественный язык, его использование в речи одновременно и главное средство конструирования картины мира субъекта и наиболее доступное для анализа ее проявление.

Для проверки теоретических моделей значений языковых единиц использовался предложенный автором метод конструирования экспериментальных анимационных сцен, которые должны были квалифицироваться испытуемыми. Разработаны методики, позволяющие определить более и менее устойчивые компоненты субъективного значения различных феноменов на основе анализа дисперсии субъективных оценок.

Принципы разработки и проверки моделей значения были применены к исследованию процессов порождения текстов в их связи с личностными особенностями респондентов. Исследование осуществлялось на основе нового метода, предусматривающего разработку шкал контент-анализа, максимально приближенных по значению к шкалам опросниковых тестов.

Для нахождения наиболее актуальных для участников интервью и диалогов тем и отслеживания их вербальной активности предложены количественные коэффициенты актуальности развития темы и актуальности тематических переходов.

Предложены методики контент-анализа, базирующиеся на оценке взаимного расположения категорий внутри текста и их удаленности от начала произведения. Разработано программное обеспечение, автоматизирующее основные этапы расчетов новых показателей и коэффициентов. Для оценки внутренней согласованности системы контент-аналитической кодировки и внутренней согласованности шкал опросниковых тестов использовалась методика расчета коэффициента альфа Кронбаха, для обнаружения различных эмпирических закономерностей — методы дисперсионного, корреляционного, факторного и кластерного анализа.

Положения, выносимые на защиту

1) Важнейшей психологической характеристикой феномена значения выступает интенциональность – способность человека идентифицировать акты и содержания своей психики. Нахождение соответствия между интенциональными структурами осознаваемой ситуации и интенциональными структурами выразительных средств, используемых для ее описания, составляет психологический принцип, лежащий в основе понимания и выражения значений.

2) Преобразования предметного содержания сознания, происходящие при понимании и выражении значений языковых единиц, осуществляются посредством четырех базовых интенциональных актов: импрессии (восприятие), ретенции (удержание), протенции («выдвижение» – ожидание) и осовременивания (актуализация, извлечение из памяти).

3) Квалификация эмоциональных состояний, помимо осуществления базовых интенциональных актов, предполагает субъективное переживание возможности сохранения и развития интенций. Это переживание характеризуется поиском ресурсов для осуществления интенциональности и оценкой наличного уровня таких ресурсов.

Эти дополнительные дескриптивные характеристики позволяют моделировать процессы вербальной квалификации изменяющихся во времени стимулов (таких, например, как музыкальные и другие аудиальные фрагменты, анимационные сцены).

4) Квалификация изменяющихся во времени стимулов зависит от параметров предшествующей ситуации, ожидания и сравнения ожидаемого с воспринимаемым. При этом существенно взаимодействие длительности событий и их содержательных параметров. В основе фоносемантических оценок лежит субъективная трудность артикуляции.

5) Применение предложенной методологии построения моделей к психическим состояниям и чертам личности позволяет строить контент-аналитические шкалы содержательно приближенные к шкалам тестов опросников. Этим открываются новые перспективы совместного использования контент-аналитических и опросниковых методов. Такое использование дает гораздо более полную картину психической реальности человека, позволяет выявлять пристрастность испытуемых при заполнении тестов, действие защитных механизмов психики.

6) Психологическое значение связного автобиографического рассказа не может быть адекватно раскрыто без учета структуры расположения контент-аналитических категорий внутри текста. Субъективная оценка рассказа человеком зависит не только от количества слов соответствующих содержательных категорий, но и от их расположения в начале или в конце повествования — чем ближе к концу, тем больше вклад категории.

7) Заполнение личностного опросникового теста есть сложный ментальный процесс, опосредуемый образом себя, множеством установок, психологических защит и прочих ментальных образований, напрямую связанных с саморегуляцией личности и построением ею своего поведения. Он не может быть понят как простая и непосредственная регистрация натурально существующих свойств.

Научная новизна диссертационной работы и ее теоретическая значимость

Предложено новое научное направление, исследующее психологические механизмы понимания значений и их выражения в словах естественного языка при порождении и оценке текстов — психологическая теория значения. Данная теория отвечает принципам науки «галилеевского» типа (по К.Левину). Фиксируются дескриптивные свойства, универсальные для данной области феноменов, и на их основе разрабатываются формальные средства для построения теорий в изучаемой области. Благодаря применению такого типа теорий, вся изучаемая область оказывается единым целым, описываемым общими характеристиками, взамен эмпирических обобщений и разделений на классы феноменов, априорно никак не связанных между собой и разграниченных по более или менее случайным основаниям.

Главным дескриптивным свойством феноменов области значения выступает интенциональность, понимаемая в соответствии с существующей традицией (Ф.Брентано, Э.Гуссерль, А.Майнонг, Г.Г. Шпет, Дж. Серль) как способность психических феноменов быть идентифицированными. Впервые предложена интерпретация учения об интенциональности и первичных модификациях внутреннего времени сознания в терминах теории функциональной системы П.К. Анохина. Данная интерпретация выступает основой для координации объективного и субъективного способов рассмотрения одних и тех же феноменов.

Объяснены причины неудачи некоторых ветвей интроспективной психологии 19-начала 20 веков, указаны условия плодотворности психологической интроспекции, проведены различия между психологической и лингвистической интроспекцией.

В отличие от классической феноменологии первичные интенциональные модификации базовые интенциональные акты понимаются как конструктивные элементы, служащие для построения моделей значений, которые затем могут быть проверены экспериментально. Для осуществления эмпирической проверки разработана оригинальная методика создания анимационных сцен. Этот подход уникален и не имеет аналогов в психолингвистике.

Предложено новое теоретическое понимание эмоциональных состояний. Вместо классификации эмоций выделяются дескриптивные измерения психических феноменов, относящихся к возможности образования и/или сохранения интенций, дополняющие измерения, относящиеся к предметности. Обнаружение дескриптивных характеристик, описывающих эмоционально окрашенные суждения, открывает новые перспективы для исследования таких феноменов, как индукция и выражение эмоциональных состояний музыкой и анимационными сценами, а также явлений фоносемантики. Разработана оригинальная методика исследования временных констант и соотношений, определяющих эмоциональные квалификации анимационных сцен. Выявлен основной фактор, лежащий в основе фоносемантических оценок, — субъективная трудность артикуляции.

Те же принципы моделирования, что использовались для изучения процессов понимания отдельных слов, были приложены к проблематике выражения психических состояний в содержании речевой продукции личности. Предложена методология разработки новых шкал контент-анализа с опорой на существующие опросниковые шкалы. Благодаря моделям значения, соответствующим психическим состояниям и чертам, личности достигается содержательное сближение контент-аналитических и опросниковых шкал: различные по природе шкалы измеряют одно и то же психическое свойство. На базе этого подхода, впервые эмпирически оценить конвергентная валидность контент-аналитического и опросникового методов.

Адаптирована на русскоязычной выборке методика TCI Клонинджера и впервые в нашей стране проведен полноценный психометрический анализ методики «Индекс жизненного стиля» Плутчика­–Келлермана.

Экспериментально доказана решающая значимость нахождения категорий ближе к окончанию рассказа для его субъективной оценки.

Показана необходимость введения в обиход контент-аналитического исследования статистических показателей структуры текста, дополняющих учет суммарной количественной представленности контент-аналитических категорий, разработаны соответствующие формальные, методические и программные средства.

Предложены количественные показатели активности участников диалогов, позволяющие определять наиболее субъективно актуальные темы, а также отслеживать собственную активность каждого из участников.

Достоверность полученных результатов обеспечивается построением теорий на основе универсальных и необходимых измерений психического, экспериментальными методами проверки теоретически полученных моделей, достаточно репрезентативными для эмпирической проверки выборками испытуемых.

Практическая значимость результатов исследования

Предложенная методология моделирования процессов понимания значений может иметь многообразные практические применения. В частности, имеется непосредственное приложение к разработке новых средств обучения языкам (предложена методика обучения языкам, защищенная патентом РФ № 96119435). В перспективе новое углубленное понимание того, как происходит порождение речи у человека, может иметь значение для систем искусственного интеллекта, действующих в режиме реального времени. Важным условием прогресса в данной области является совершенствование и унификация средств компьютерной анимации, используемой для создания тестовых стимулов.

Методика изучения временных констант и соотношений, ключевых для индукции эмоциональных состояний, может быть использована для автоматического распознавания эмоциональных характеристик речи, для моделирования черт личности по музыкальным предпочтениям и т.п.

Новые методики контент-анализа и подходы к интерпретации результатов опросниковых тестов могут помочь в разработке новых инструментов психодиагностики, сочетающих контент-анализ и опросниковые методы, воспроизводящих результаты тестов по результатам контент-анализа и т.п. Разработка новых содержательно-статистических текстовых показателей в сочетании с субъективным шкалированием может способствовать научному решению проблем психологии воздействия.

При выполнении диссертационного исследования была адаптирована на русскоязычной выборке в 694 человека личностная методика «Опросник темперамента и характера» Клонинджера, на выборке в 293 человека оценена конструктная валидность и проверены психометрические свойства методики Плутчика-Келлермана, часто используемой в медицинской психологии.

Апробация работы

Результаты различных этапов исследования были доложены на ряде российских и международных конференций, среди которых:

Международные Ломовские Чтения, Москва, ИП РАН, 1999 и 2000;

Конференции Международного общества прикладной психолингвистики 1998 – Португалия, Лиссабон, и 2000 – Франция, Канн (Нормандия);

Конференции ICMPC 2000 – Киль, Великобритания и 2002 – Сидней, Австралия;

Конференции Акустического общества Москва, 2002;

Конференциях Общества по изучении Искусственного Интеллекта, секция языка, Пущино 1999 и Переяславль-Залесский, 2001:

Конференции «Языковое сознание», Звенигород, 1998, 2003,

Конференция Казанской когнитивной школы 2003 год;

Конференция памяти А.В. Брушлинского Москва, 2002;

Чтения памяти Л.С. Выготского Москва, РГГУ, 2003;

Международная конференция «Intellect and Creativity», Звенигород, 2005;

Конференция «Личностная и ситуационная детерминация дискурса», ИП РАН, Москва, 2006.

Структура работы. Текст диссертации состоит из Введения, 4 –х разделов и 6 приложений.

Содержание работы отражено в монографии «Элементы психологической теории значения» объемом 27 п.л., 26 статьях и 33 публикациях.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Раздел 1. В этом разделе решаются задачи выработки теоретических средств описания языковых значений в психологических терминах.

В первой главе раздела излагаются принципы построения психологической теории значения. Используется разграничение К.Левина на «галилеевский» и «аристотелевский» подходы к построению науки. Галилеевский подход, характерный для развитых наук, например, современного естествознания, основывается на фиксации универсальных свойств объектов какой-либо области (например, пространственно-временная локализация для физических объектов). Любые процессы описываются в терминах этих универсальных свойств, приобретающих в зависимости от особенностей раздела науки специфические формы и дополнительные свойства, характерные именно для данного раздела. В отличие от «галилеевского» «аристотелевский» подход, согласно Левину, базируется на выделении классов или типов явлений, без сведения этих явлений к общим описательным характеристикам.

Обосновывается необходимость построения психологической теории значения в «галилеевской» парадигме, при этом собственные шаги Левина по реализации предложенной им идеи подвергаются критике за недостаточную способность разграничить два типа наблюдения – «изнутри» и «со стороны». Показано, что данный недостаток левиновской психологии приводил к многочисленным двусмысленностям в словоупотреблении и затруднял понимание. Как следствие у Левина постоянно происходит метафорическое заимствование физических концептов для описания психического, что в условиях неразвитости собственных формальных средств психологии приводит к запутыванию и хаотизации теории.

В качестве источника основных идей для построения «галилеевской» психологии значения рассматривается феноменология Э.Гуссерля. Разбираются принципы его методологии достижения всеобщих, «эйдетических» определений психического. Особое внимание уделяется малоизвестному взгляду Гуссерля на кооперацию феноменологии с естественными науками посредством двойного обоснования психологии, через априори сознания и априори природы.

Основным дескриптивным свойством психического, согласно Э.Гуссерлю, является интенциональность, которую он, вслед за своим учителем Брентано, понимал как направленность сознания на предмет. На основе анализа текстов Гуссерля делается вывод, что более определенно под интенциональностью им понималась способность какого-либо содержания быть идентифицированным – опознанным как тоже самое, идентичное самому себе. При этом чувственное содержание («осуществление интенции» в терминологии Гуссерля) может сильно меняться.

Вторая глава посвящена разработке принципов соединения феноменологического анализа и экспериментального подхода на основе постнеклассической парадигмы научного исследования (В.С.Степин). Предлагается психофизиологическая интерпретация феномена интенциональности с позиций учения П.К.Анохина о функциональной системе.





Анализ феномена интенциональности с позий теории функциональных систем позволяет обосновать понимание интенции как управляющего (исходящего из центра), эфферентного импульса, запускающего ту или иную функциональную систему. Осуществление интенции («чувственные данные») трактуется как восходящий к центру афферентный импульс, получающийся в результате активации как данной системы, так и других, с которыми она связана. С позиций предложенных представлений разбирается вопрос о различиях в техниках гуссерлианской и сенсуалистической интроспекции конца 19 – начала 20 века (Дж. Ст.Милль, Э. Б. Титчинер и др.). Обнаруживается, что Гуссерлианская интроспекция ориентирована на идентификацию эфферентных, управляющих импульсов, тогда как сенсуалистическая – на идентификацию обратных афферентаций. При сенсуалистическом подходе по мере самонаблюдения поток обратных афферентаций постоянно увеличивается и теряет гомогенность, что и приводит к нестабильности результатов, на которую жаловались интроспекционисты тех лет.

Разбираются универсальные свойства интенциональности, в частности, способность к модификациям. Поскольку одним из наиболее универсальных свойств психических феноменов является процессуальность (С.Л.Рубинштейн, А.В.Брушлинский), то в качестве универсальных интенциональных модификаций рассматриваются те, в которых образуется сознание длительности. Таковыми, согласно Ф.Брентано и Э.Гуссерлю, являются следующие четыре: импрессия (восприятие, сознание момента «сейчас»), ретенция (удержание, обеспечиающая сознание длительности), протенция («выдвижение», ожидание актуальности данной интенции в следующий момент времени) и осовременивание (актуализация, извлечение какого-либо содержания из памяти). Данным интенциональным модификациям предлагаются физиологические интерпретации и параллели (в основном в рамках теории функциональной системы П.К.Анохина). Например, П.К. Анохин дает следующее описание, которое можно считать лучшим изложением сущности протенции: «…оказалось, что каждому предстоящему раздражителю в случае укрепленного динамического стереотипа мозг… только на основе прежней тренировки и независимо от реального внешнего воздействия, готовит состояние, качественно отражающее именно тот раздражитель, который применялся на этом месте в прежних тренировках». (Анохин, 1975 с.20)

Обсуждаются различия между научной теорией и философским феноменологическим анализом. Научная теория предполагает построение моделей и мирится с определенным редукционизмом, в то время как феноменологический анализ в гуссерлианской версии стремится к наиболее полному описанию феномена, но при этом использует доступные средства естественного языка.

В духе представлений о постнеклассической парадигме (В.С.Степин) ставится вопрос о применимости теоретических средств Гуссерля к практике современной науки и, шире, о характере отношений между философией и наукой вообще. Предпочтительной выглядит позиция И.Канта, считавшего, что дело философии задаваться вопросом об исходных посылках рассуждения, тогда как дело науки, строго зафиксировав свои исходные посылки, получать знания на основе их применения.

Обосновывается вывод: для того чтобы от философских рассмотрений жизни сознания, предлагаемых феноменологией, перейти к психологической науке, требуется однозначно зафиксировать некоторый исходный набор актов сознания и далее строить и проверять гипотезы о сведении к структурам этих актов тех или иных феноменов психической жизни. В качестве иллюстрации приводится параллель в истории обоснований математики. Гуссерлианский подход близок интуитивизму Л. Брауэра, для психологии же важен подход, который был бы до некоторой степени параллелен конструктивизму А.Тьюринга.

В качестве базовых иентенциональных актов сознания, конституирующих область значения, рассматриваются следующие:

Импрессия, impression – “впечатление” - латинск. Под этим термином понимается любое восприятие, также любой конкретный момент “сейчас” в отличие от только что бывшего, но еще удерживаемого.

Ретенция, retention – “удержание” – латинск. Вид интенциональной модификации, обеспечивающий связывание различных содержаний в единое целое, обеспечивающий возможность их синтеза.

Актуализация, Vergegenwartigung – “осовременивание”, актуализация, немецк. – извлечение из памяти какого-либо содержания, становление его “современным”, актуальным для сознания.

Протенция, protention – “выдвижение” латинск. Проекция удерживаемого в ожидаемое, “опережающее отражение” (Анохин П.К.). Основа антиципации, целеполагания, ожидания, желания, сознание будущего или возможности любого вида, – то общее, что их объединяет.

Устанавливаются параллели этого перечня актов сознания с другими концептами, в составе которых данные содержания выступали в психологии и физиологии. Исследованию системы, обеспечивающей получение человеком импрессий, посвящена целая область – психология восприятия, однако изыскания в ее рамках практически никак не связываются с функционированием человеческого языка. Концептом, близким к ретенции, является понятия о иконической и кратковременной памяти. Однако термин “память” не удобен для использования при рассмотрении значений языка, поскольку делает предметом рассмотрения некое хранилище информации и отвлекает от рассмотрения динамики интенций. Разнообразные структуры актуализации описываются и в понятиях разных видов ассоциации, и в понятии фрейма (Минский М., 1976), с этим феноменом имеют дело при рассмотрении процессов узнавания и категоризации (Рош Э., и др.). Однако ввиду терминологического разнобоя термин актуализация (“осовременивание”) представляется предпочтительным. Наконец, феномен протенции (выдвижения) исследовался под названиями антиципации (Ломов Б.Ф., Сурков Е.Н.,1980), акцептора результатов действия (Анохин П.К., 1978), модели потребного будущего (Бернштейн, Н.А.,1961), нервной модели стимула (Соколов Е.Н.), плана (Миллер, Галантер, Прибрам, 1961) и некоторыми другими. Все вышеназванные термины, хотя и обозначают акты, основой которых является протенция, недостаточны сами по себе для использования в описаниях функционирования языка, поскольку предполагают отнесенность выдвигаемых содержаний к будущему, однако в языке немало случаев, когда выдвигаемые содержания относятся к прошлому.

Раздел 2. В нем анализируются модели речепорождения, Н.И.Жинкина (1982), Н.Хомского (1972), А.А. Леонтьева (1997, 1999), и Т.Н.Ушаковой (1991, 1995, 2004, 2006), под руководством которой данное исследование по психологии семантики, было впервые защищено в качестве кандидатской диссертации в 1997 году. В последней модели постулируется блок, в котором происходит сопоставление элементов вербальной сети с мыслью, подлежащей выражению, т.е. каким-либо объектом внешнего мира или переживанием из внутреннего мира человека. Дальнейшие исследования психологии семантики, проведенные нами (гл. 3), отвечают на вопрос, как именно происходит сопоставление мысли и слова на основе общности их интенциональных структур, какие особенности этот процесс приобретает в случае различных частей речи, что изменяется и что пребывает в значениях одного слова и т.д.

В Третьей главе рассматривается активность сознания, в которой осуществляется понимание предикации, частей речи, и значений слов естественного языка. Описание этих предметов впервые осуществляется исключительно в психологических терминах, без привлечения какой-либо реальности внешней по отношению к психической. Успех такого описания означает, что именно в данных актах сознания образуется анализируемый слой картины мира, они необходимы и достаточны для его существования. Чтобы понять, почему какая-либо лингвистическая единица (слово, словообразовательный элемент или часть речи) используется для квалификации множества различных ситуаций, необходимо выяснить интенциональный инвариант (эйдос), задаваемый данной лингвистической единицей. С определенными видоизменениями этот инвариант сохраняется во всех случаях ее употребления. Он является способом реализации того или иного значения и выступает основанием для употребления именно данной лингвистической единицы в данной ситуации. Структуры, образованные из перечисленных выше простейших актов сознания, обнаруживаются в самых различных языковых феноменах. Это позволяет утверждать, что указанный набор интенциональных актов сознания являет собой то, что многие отечественные исследователи в марксистской традиции называли “клеточкой” анализа.

С указанных позиций проведен анализ универсальных форм сознавания частей речи. При адекватном понимании существительных и прилагательных (п. 3.3.) актуализируются интенции содержаний, обозначаемых данными словами. Можно сказать, формы существительных и прилагательных созданы для организации деятельности по осовремениванию необходимых знаний. Разница между ними заключается в том, что существительные обозначают некоторые самостоятельные объекты, способные задавать тему речи, тогда как прилагательные выступают лишь их определениями. Например, если мы скажем “старый компьютер работал еще хорошо”, все определения группируются вокруг ”компьютера”, если же мы сделаем прилагательное существительным “старость - понятие относительное”, то определения начинают группироваться вокруг “старости”. Осовременивание значений актуализирует многообразные ожидания определений, частью осуществленные, частью неосуществленные. Структуры этих ожиданий различны в случае различного вида существительных. Например: цвет, форма, вес, ожидаемые способы употребления – в случае вещей физического мира (например, арбуз); некоторые инварианты квалификации, – в случае абстрактных качеств (например, зрелость); в случае названия действий – определённые структуры выдвижений, обеспечивающие целеполагание, двигательные акты, контроль (например, “бросание”). Однако, выступая в форме существительного, все эти содержания лишь актуализируются, делаются доступными, но не применяются к другим объектам, как это имеет место в случае целостного высказывания, сравни: “Он бросил зрелый арбуз”.

Дальнейшее изложение посвящено особенностям интенциональной природы существительных и связанных с ними структур актуализации значений. Оно основано на учении о необходимом носителе всех определений “определимом иксе”, задающем идентичность объекта, которое было развито Гуссерлем в “Идеях...”. Когда мы воспринимаем что-либо, мы узнаем, что это. Например, видя в сумраке вечера, некую неясную фигуру, думаем: что это — дерево или человек?

Если это – дерево, наша память предлагает соответствующие определения, например: растет, имеет ствол и ветви, не движется, не может напасть и множество других характеристик, готовых присоединиться. Если это – человек, определения будут другими, но сам механизм нашей памяти остается тем же. Понятно, что определений можно привести очень много, может быть, бессчетно много. Однако у всех определений обязательно должен быть носитель, к которому бы они “прикреплялись”. Этот носитель не какая-нибудь вещь или процесс, и не какое-либо значение, ибо любое значение, любое определение может присоединяться к нему. Этот носитель — единство интенции нашего сознания, обеспечивающее то, что мы можем понимать речь о самых удивительных превращениях. Например, что человек превратился в осла, как в известном романе Апулея, или что осел – заколдованный принц, как в одной из историй о ходже Насреддине и т.д.

Развивается представление, что носитель любых определений “определимый икс”, выступает “транспортной системой” актуализации значений. Благодаря его осознанию возможно абстрактное мышление, т.е. операции с чистыми интенциями (одними определимыми иксами, в абстракции от тех содержаний, которые они несут). Когда некоторое содержание оформляется как существительное, сознание постоянно возвращается к его “определимому иксу”, что и позволяет присоединять к мысли, выраженной данным словом, всё новые и новые определения. В случае же прилагательных их содержания лишь делаются доступными, но не остаются темой дальнейших доопределений, хотя и могут их получать. Их “определимый икс” используется лишь для транспортировки значений к существительным.

Рассматривается система интенциональных преобразований, задаваемая формой глагола (п. 3.6).

Поскольку глаголы выражают различные действия и состояния, то пониманием данной формы задаются цели, антиципации, желаемые или нежелательные состояния, интенции, направленные на осуществления контроля и т.п. Глаголы сказывают также о временах, возможностях, передают различные модальности.

В форме существительных отражалось функционирование системы актуализации интенций, форма глаголов согласует различные структуры выдвижения интенций, обеспечивающие понимание перечисленных выше содержаний. Можно считать, что понимание глаголов, определяет интенциональный контекст тех содержательных интенций, которые актуализируются пониманием существительных и прилагательных. Например: Человек строит дом. Актуализируемые содержания находятся ввиду определенной цели, (построенный дом) во взаимодействии со средствами, привлеченными для этой цели, в контексте действий, подчиненных этой цели. Разумеется, далеко не все глаголы говорят о цели (например, умирать или спать), но так или иначе во всех глаголах имеется определенное конечное состояние, находящееся в протенции, пока глагол употребляется в настоящем времени. В данной работе это состояние называется «семантически выдвигаемое положение дел» (СВПД). СВПД может реализоваться или так и остаться нереализованным, от этого зависит совершенный или несовершенный вид глагола. Прошедшее время глагола задает нахождение СВПД (или реализованного, или только выдвигавшегося – в зависимости от вида) в воспоминании. Воспоминание, по Гуссерлю, – один из модусов актуализации содержаний психики, характеризующийся сознанием отличия того момента времени, когда осовремениваемые события были актуальны, от момента “сейчас”. У всякого глагола есть также и начальное положение дел (НПД) – совокупность условий, при наличии которых ситуация может характеризоваться данным глаголом. Будущее время глагола, задает нахождение в протенции как СВПД, так и НПД. Прошедшее – в воспоминании как НПД, так и СВПД.

Также выделяются характерные для некоторых глаголов возобновляющиеся действия (ВД), например, шаг для "идти" удар для "бить" и т. п. ВД задают определенный инвариант связи между СВПД и актуально воспринимаемым окружением. Посредством ВД достигается СВПД. Через ВД осуществляются самые простые метафоры (как, например, “бреющий полет”).

Взаимодействие предлогов и падежей рассматривается в п. 3.7. На примере предлогов разбирается проблема моделирования многозначности слов. А.Ф.Лосев говорил: “Объяснительная теория требует установить такое общее значение, которое можно рассматривать как модель для всех других более частных значений. Следовательно, все прочие значения должны быть проанализированы как результат этой общей их модели...”. (1983, стр.170) Интенциональный анализ, позволяя детально рассматривать реализацию конкретных значений, предлагает средства для решения данной задачи. Рассматриваются интенциональные структуры синтеза, характеризующие отношения вещей, задаваемые различными значениями предлогов. В “Опыте и Суждении” (Husserl, 1938, S. 139 ff.) Гуссерль вводит понятия “окружения” и “внутреннего и внешнего горизонта определений”. “Окружение” – это то, что не воспринимается отдельно от вещи, хотя, как впоследствии выясняется, не принадлежит собственно к ней. Например, участки поверхности, непосредственно примыкающие к дому. “Горизонт” – это ожидание новых восприятий того же самого, – ожидания дальнейшего опыта. Наш интерес направляется ко все более полному восприятию особенностей и характеристик вещи. Например, воспринимая дом, мы видим его детали. При этом наш интерес оставляет на время в стороне то, что не принадлежит собственно к этому дому. В этом случае речь идет о внутреннем горизонте восприятия. Если же мы начинаем рассматривать в каких отношениях он состоит к объектам своего непосредственного окружения, начинаем выделять их из окружения и ставить в определенные отношения к дому (например, что он окружен газоном, к нему ведет дорожка, и т.д.), то речь идет о направлении интереса ко внешнему горизонту дома. Различные отношения окружений, а также внутреннего и внешнего горизонтов вещей фиксируются в языке. Для фиксации этих отношений служат предлоги. Рассмотрим, например, некоторые значения предлога “в", употребляемого с винительным и предложным падежами.

1) “В” сказывает о нахождении объекта среди частей другого объекта. Например: ребенок пошел в лес. В случае в + винительный падеж, нахождение объекта в именительном падеже среди частей объекта в винительном выдвигается, оно чисто потенциально, пойти в лес, (не значит еще оказаться в лесу). В случае в + предложный падеж (ребенок потерялся в лесу) нахождение среди частей объекта в предложном падеже воспринимается актуально. “В” также может выражать отношения:

  1. размера, – длиной в пять метров, и т.п. – объект оказывается во внутреннем окружении собственных границ;
  2. степени – в пять раз больше, в десять раз меньше – здесь границы объекта задаются динамически относительно другого объекта, выступающего единицей измерения;
  3. превращения – превратить город в руины, заколдовать человека в осла, стереть в порошок и т.п. – здесь объектом преобразований выступает уже один только голый определимый икс, оказывающийся в окружении новых определений;
  4. обозначения качества, характера, состава – опера в трех частях, вещи в беспорядке, тетрадь в кляксах, лицо в веснушках – поучительный случай того, как (по выражению А.Ф.Лосева) “целое оказывается меньше своих частей”. Здесь «определимый икс», задающий сознание целого, сознается в противопоставлении своим определениям, тогда он оказывается среди своих определений, в них;
  5. В качестве окружения могут выступать и психические состояния, охватившие субъекта “в дикой ярости”, “в порыве сострадания”.

С позиций разрабатываемого подхода анализируются также предлоги “за”, “для”, “через”, “сквозь”, “из”, “до”, “к”, “при” “по”, “с”, “у”.

Возможность фиксации процесса понимания смысла предлога и прослеживания его видоизменений при переходе от одного значения к другому имеет большую ценность для практики изучения чужих языков.

Описаны инвариантные для падежей русского языка отношения между окружениями объектов и интенциональными модификациями (п.3.8.). Родительный актуализует объект, в окружении которого находился обсуждаемый объект (“деталь от машины”). Дательный задает протенцию (“деталь к машине”). Предложный (местный) – указывает рядоположенные объекты окружения (“деталь в машине”).

П. 3.9. посвящен приставкам, которые отражают изменения характера объектов при переходе от НПД к СВПД. Например, приставка “рас” задаёт превращение единого в начале объекта во множество его частей или чего-то более компактного во что-то более распределенное. Феномен многозначности изучается на материале приставок. Например, “раз(с)”имеет два варианта смысла: 1) экспансивный – раскрыть, рассмотреть, расположить, развернуть, расстояние, и т.п.; и 2) деструктивный – разгромить, расколоть, рассредоточить, разрушить, рассеять, развеять, расслоить и т.п. В общем приставка раз(с) выражает увеличение расстояния между частями объекта(ов), находящегося(ихся) в СВПД и появление новых субстратов идентификации среди прежних. В случае экспансивного варианта, прежние субстраты идентификации, удерживающиеся в ретенции, становятся принадлежащими соседствующим с ними частям объекта, в случае деструктивного – начинают относиться к фону.

Наречия рассматриваются в п. 3.10. Эта часть речи выражает активность сознания, направленную на модификацию глагольных содержаний. При этом воздействию подвергается не столько объектное содержание, сколько сами акты выдвижения интенций, образующие рассмотренные выше структуры глаголов. Например, наречия “еще” и “уже”. “Уже половина первого” – выражает значение “поздно”, “еще половина первого” – напротив, относительно рано. Структура данной ситуации, во-первых, характеризуется наличием импрессионных данных, в данном случае – о текущем времени, затем содержание этой импрессии, удерживаясь в ретенции, сравнивается с моментом времени, находящимся в протенции. В случае “уже” выдвижение тормозится, в случае “еще” – активизируется. В этой активизации и коренится мотивирующий аспект “ещё” – (“Давай ещё”). Рассматриваются структуры вопросительных наречий, значения которых описывается через многообразные отношения между НПД и СВПД глаголов. В каждом случае за наречиями скрываются различные по сложности структуры интенций, видоизменяющие протенции глаголов. Эти видоизменения приложимы, однако ни в малой степени не привязаны, к опыту конкретных объектов и положений дел.

Частицы анализируются в п. 3.11. Как показано выше, наречия модифицировали содержания лишь внутри глагольного континнума (или предикации прилагательного). Возможны также интенциональные преобразования содержания, безотносительные к различным структурам глагола и приложимые принципиально к любым лингвистическим образованиям. Такова модификации интенциональных структур с помощью частиц. Например, различие между указательными частицами “вот” и “вон” заключается в ожидании прироста импрессий в случае “вот” и отсутствием такого ожидания в случае “вон”. Предлагаются модели частиц – “лишь”, “вот”, “же”, “таки” и “даже”.

Глава 4 второго раздела посвящена экспериментальной проверке предложенных моделей значения слов. Выдвинута гипотеза исследования:

Понимание предметной ситуации квалифицируется лингвистической(ими) единицей(ами), если интенциональные структуры понимания ситуации и понимания единиц(ы) совпадают.

Для проверки данной гипотезы, после интенционального описания лингвистической единицы создавалась динамическая сцена, восприятие которой должно содержать ту же структуру интенциональных актов, что и понимание данной единицы. Если связь между интенциональными структурами языковых единиц и ситуаций была реконструирована верно, испытуемые (интеллектуально полноценные носители родного языка), столкнувшись с задачей квалификации сцен лингвистическими единицами, будут устанавливать тот же порядок соответствия между сценами и единицами, что и исследователи.

Рассмотрим на примере частицы “только” создание стимульного анимационного отрывка. Данная частица выражает: 1) выдвижение первичного многообразия возможных интенций и затем 2) выбор из них одной единственной, только и 3) подлежащей исполнению. Соответственно, первая группа кадров должна содержать несколько объектов. Затем мы должны дать основания для выбора одного из объектов. Далее, должно быть как-то выражено осуществление интенции, задаваемой этим объектом, при отсутствии осуществления интенций других объектов. Это можно сделать, скажем, закрасив объект, и, начав постепенно увеличивать его размеры, при не изменении, уменьшении в размерах или полном исчезновении остальных.

Соединением группы кадров, соответствующих каждому из описаных этапов, получается динамическая сцена, предъявляемая затем испытуемым.

С помощью такого подхода форму динамических сцен приобрели частицы “таки”, “же”, “даже”, “вот”, обычно не представляющиеся как нечто пространственное.

Разработанные сцены в виде компьютерной анимации предъявлялись испытуемым. Испытуемым предъявлялся список из 9 предлогов: 1) “под”, 2) “в”, 3) “над”, 4) “по”, 5) “из” 6) “через”, 7) “у”, 8) “сквозь”, 9) “с”; и 5 частиц: 1) “же”, 2) “даже”, 3) “лишь”, 4) “вот”, 5) “таки”.

При случайном угадывании можно было ожидать около 12% правильных выборов из числа предлогов и около 20% правильных выборов из числа частиц.

Анализ распределения ответов по критерию 2 позволяет отвергнуть альтернативную гипотезу на уровнях значимости меньше полупроцента или одной десятой процента. У многих испытуемых наблюдались затруднения и неуверенность при квалификации частиц “же”, “даже”, “таки”, а также легкость и увереннность при квалификации предлогов и частиц “лишь” и “вот”. Как правило, испытуемые, не сумевшие верно квалифицировать “же” и “даже”, не улавливали функционального отношения их элементов. Одна и та же картинка приобретает различное истолкование в зависимости от ее способности создать те или иные ожидания. В случаях, где протенциальное содержание было более явным, квалификация шла более успешно.

В целом интенциональная структура, соответствующая пониманию динамической сцены, формируется на основе промежуточных стадий. В начале динамической сцены определяется горизонт протенций действующих объектов, далее – то, что с ними происходит. Горизонт протенций формируется на основе осовремениваний, обеспечивающих идентификацию объектов и вызывающих “ассоциации”. Та или иная итенциональная модификация, в частности, протенция или осовременивание, зависит от продолжительности предъявления стимула и от длительности данного фрагмента относительно других.

В данном эксперименте была предпринята попытка искусственно создать условия, необходимые для выбора той или иной лингвистической единицы. Результаты эксперимента позволяют судить о достаточной обоснованности исходных положений и надежности данной методики.

Очевидно практическое значение разработанной методики для обучения иностранным языкам. Новизна такого обучения состоит в том, что доязыковая активность сознания, стоящая за словами чужого языка и ранее доступная лишь через слова родного, становится теперь доступной непосредственно. Всероссийским Институтом патентной экспертизы (ВНИИГПЭ) 24 марта 1997 года принято решение о выдаче патента РФ на изобретение “Способа обучения языкам и устройство для его осуществления”, № гос. регистрации заявки 96119435 (приоритет от 27 сентября 1996 года).

В целом проведенный теоретический анализ и полученные эскспериментальные данные позволяют сделать следующий общий вывод второго раздела: слово, образ и внешний мир не должны рассматриваться отдельно друг от друга. Слово – это не просто набор знаков, и язык – это не просто набор слов, но система построения образов, создающая интерсубъективный образ мира и являющаяся надежным средством ориентации в реальном мире. Единство слова, образа и реального мира – в общности интенциональных структур и принципов их образования и видоизменения. Эти структуры пронизывают и то, и другое, и третье, обеспечивая их подлинное и непосредственное единство. Нахождение соответствия между интенциональными структурами осознаваемой ситуации и интенциональными структурами выразительных средств, используемых для ее описания, составляет психологический принцип, лежащий в основе понимания и выражения значений. Преобразование предметного содержания сознания, происходящее при понимании и выражении языковых единиц. Осуществляется посрдством четырех базовых интенциональных актов: импрессии (восприятие), ретенции (удержание), протенции (“выдвижение” – ожидание) и осовременивания (актуализация, извлечение из памяти).

Раздел 3. В данном разделе обсуждаются ограничения традиционной феноменологии, связанны с отсутствием в ней категории для обозначения потенциальности осуществления интенций. Такое положение затрудняет рассмотрение «непредметных» компонентов значений, уоторые обычно относятся к “эмоциональным” состояниям. Делается попытка выявить и теоретически зафиксировать такие измерения непредметных компонентов значений, которые являются универсальными, необходимыми и при этом не совпадающими со значением слов естественного языка (поскольку используются для моделирования самих этих значений). Разрабатывается экспериментальный подход к моделированию этих процессов и проводятся эмпирические исследования.

Вводится понятие “ресурс интенциональности” для обозначения субъективно переживаемой возможности сохранения и развития какой-либо интенции. Объективно (в натуралистической установке) он понимается как нейрональный ресурс, потенциально или же актуально доступный для деятельности функциональной системы.

Выделяются две необходимых функции управления ресурсом интенционльаности: 1) поиск нейронального ресурса, для продолжения деятельности (“запрос ресурса”).

2) оценка уровня наличного ресурса интеницональности т.е. оценка достаточности ресурса для продолжения деятельности. Соответственно, позитивные эмоции операционализируются как неинтенсивный запрос при высоком уровне наличного ресурса, а негативные – как интенсивный запрос, при низком уровне наличного ресурса.

Такая операционализация данных понятий позволяет начать изучение временных констант и соотношений, лежащих в основе индукции эмоциональных состояний музыкой и движущимися сценами различной природы.

В отношении индукции эмоциональных состояний аудиальными событиями (музыка, интонации, фоносемантика) предполагается, что в их основе лежит явление резонанса частот акустических событий с голосовой системой и, возможно, какими-то другими частями тела человека. Частоты, таким образом, приобретают символическое значение, их повышение, согласно данной модели, означает усиление «запроса ресурса». Модель иллюстрируется примером мажорного и минорного трезвучий. Сущность модели в том, что предшествующее состояние запроса ресурса и уровня наличного ресурса протендируется (ожидается) и затем сравнивается с последующим состоянием. Например, в случае мажорного трезвучия после перехода от первой ступени к третьей протендируется такой же (соответствующий большой терции – четыре полутона) рост запроса ресурса, однако переход от третьей ступени к пятой требует лишь малой терции (три полутона). Соответственно, сознание замечает снижение запроса, что и переживается как избыток наличного ресурса, характерный для мажора. Ситуация минора противоположна: протендируется малая терция, а переход осуществляется на высоту большой, соответственно, ощущается недостаток наличного ресурса и необходимость усиления запроса, переживаемые как характерная для минора “грусть”.

По существу, данная модель выводится из принципов восприятия динамических сцен (см. выше), только вместо предметных интенциональных содержаний, рассматриваются обеспечивающие их “ресурсные”.

В п.5.2. представлено исследование временных параметров значимых для индукции эмоциональных содержаний изменяющимися во времени стимулами, которое проводилось на материале анимационных сцен. В качестве прототипа предъявлявшихся стимулов была взята сцена, соответствующая предлогу “через”. Она характеризуется тем, что объект (красный шар) перелетает над тремя другими объектами (зелеными прямоугольниками), поочередно касаясь “грунта” после каждого из них. Поскольку предметом рассмотрения были временные константы, неизменными оставались высота перелета шара над каждым из прямоугольников, величина угла подъема и направление его движение. В каждой из сцен шар занимал следующие состояния: 1) “ низ” – нижняя точка шара на уровне нижней кромки прямоугольников; 2) “вверх”– середина шара на уровне верхней кромки прямоугольника; 3) “верх” – шар над прямоугольником; 4) “вниз” – середина шара на уровне верхней кромки прямоугольника с другой стороны.

Анимационные сцены получались варьированием длительности экспозиции указанных выше состояний. Варьировались длительности: всех состояний сцены в равной мере (цель – выяснить общее влияние темпа на характеристику движения); какого-либо одного состояния “ низ”, “вверх”, “верх”,“вниз” (цель – оценка того, какие состояния связываются с наибольшим запросом ресурса иненциональности); пары состояний (цель – выяснение нижних границ ощущения нехватки «ресурса интенциональности».

Каждую сцену испытуемые оценивали по одному и тому же набору униполярных шкал: “затруднено – не затруднено”, “легко – не легко”, “напряженно – не напряженно”, “радостно – не радостно”, “печально – не печально”, от 6 – максимальная выраженность до 1 – минимальная.

Результатом данного исследования является, предварительная, возможно грубая, оценка временных границ, в которых проходит оценка наличного “ресурса интенциональности”. Временные интервалы, соответствующие значениям выше среднего по шкалам “тяжело”, “затруднено”, “печально” и т.п. соответствуют нехватки ресурса. По данным первой серии среднее значение данных шкал приходится на интервал между 280 и 480 мсек. При длительности состояний от 680 до 800 мсек. значения по указанным шкалам становятся определенно выше средних. При длительности одного кадра в 1000 мсек. и больше движение воспринимается как медленное, затрудненное, тяжелое и проч. Во второй и третьей сериях нашли подтверждение предположения о неодинаковом значении восприятия подъема и движения вниз. Диаграмма (график 1.) иллюстрирует характерное соотношение показателей “радостно” и “печально”для серий “подъем” (“вверх+верх” – grpodjem) и “спад” (“вниз + низ” – grspad).

 

График 1. Соотношение оценок «радостно» и «печально» в зависимости от длительности подъема и понижения в движении объекта.

Увеличение экспозиции спада приводит к сглаживанию исходных различий (движение оценивается как не грустное и не печальное), в то время как увеличение экспозиции подъема приводит к тому, что исходное соотношение быстро инвертируется (от радостного и не печального, к печальному и не радостному). По данным серии 3 (п. 3.9) время для средней оценки затрудненности при подъеме около 640 мсек., выраженной оценки затрудненности – 960 мсек. При этом движение в сериях “рад” (“верх” + “вниз”), характеризующееся спадом до 960мсек., и сопровождающееся при этом подъемами 80 мсек., вообще не воспринимается как затруднительное, тяжелое и т.п.

 

График 2. Восприятие легкости или тяжести движения в зависимости
от длительности экспозиции отдельных состояний.

В целом полученные результаты согласуются с развитыми в работах по психологии музыки (Almayev 2000, Алмаев, 2002) положениями, что, хотя и косвенно, свидетельствует о единстве процессов реализации значений, выраженных средствами музыки и анимации.

Предложены:

а) теоретическая модель процессов квалификации эмоциональных состояний, позволяющая интегрировать объективные количественные параметры стимуляции и субъективные ожидания;

б) методические приемы, дающие возможность количественно определять решающе важные параметры и константы данных процессов.

Взаимодействие объективных и субъективных компонентов квалификации, прежде всего, способность субъекта к предварительной «настройке» на определенные параметры стимуляции, подлежит дальнейшему изучению.

Важной методической задачей в рамках исследования процессов субъективной квалификации является определение степени ее согласованности. В п. 5.3. изложен эксперимент, схема которого позволяет проводить оценивать согласованность вербальных квалификаций музыкальных произведений слушателями. Данный вопрос имеет существенное методическое значение, поскольку позволяет оценить валидность вербальных оценок для квалификации эмоциональных состояний, вызванных изменяющимися во времени стимулами. Если согласованность велика, то применение вербальных оценок валидно. Схема эксперимента предполагала выбор нескольких музыкальных композиций различных стилей (в данном эксперименте 3 в стиле романтики 19 века и 3 в стиле рок 20 века). Эксперты (преподаватели муз. училища), отобравшие композиции с точки зрения выразительности и простоты восприятия, предложили по 4 метафорических оценки, описывающих, по их мнению, наиболее точно характер каждой из композиций. Испытуемым (людям, не имеющим специальной музыкальной подготовки) предлагалось прослушать композиции и оценить их по всему списку квалификаций, предложенных экспертами. Если композиция получала наиболее высокую оценку по той квалификации, которую присвоили ей эксперты, то считалось, что квалификация данной композиции согласованна. Оценивались характеристики ответов слушателей, их разброс и группировка. В целом согласованность суждений слушателей оказалась весьма велика, что позволяет сделать вывод о валидности применения вербальных квалификаций для оценки музыкальных произведений. Метод позволяет также обнаруживать неудачные квалификации (те мнения слушателей, по которым имеется наибольший разброс), а также определять относительно более и относительно менее выразительные композиции. Более выразительные “приобретают” чужие оценки, в то время как менее выразительные теряют “свои”. Также удается проследить семантическое разделение самих квалификаций на различные компоненты значений. Например, при квалификации “моторности” примерно половина испытуемых ориентировалась на компонент скорости, а половина на компонент мощности.

Благодаря высокому уровню абстрактности и универсальности используемых измерений психологическая теория значения открывает новые перспективы для моделирования процессов понимания значений в такой области, как фоносемантика. Этому вопросу посвящена Глава 6. Анализируются исследования А.П. Журавлева, и поднимается вопрос об истолковании измерений, получающихся в результате факторизации данных семантического дифференциала. Эти измерения могут пониматься либо как объединение, либо как пересечение значений, входящих в них отдельных шкал. При наличии установки на экспликацию психических механизмов эти измерения должны трактоваться как пересечения. Однако современная психология испытывает трудности с фиксацией столь абстрактных сущностей. Психологическая теория значения, используя свои теоретические средства, может построить модели значений пригодные, чтобы выступать пересечением множества шкал субъективной оценки. Диссертантом производится рефакторизация данных, полученных А.П. Журавлевым (1974). Для выделившихся факторов предлагаются модели, построенные с помощью описанных выше теоретических средств. Факторы получают интерпретации: “наличие достаточного ресурса интенциональности”, “необходимость усиливать запрос ресурса”, “темп”, “наличие достаточного ресурса для осознания объекта”. Посредством такой интерпретации факторы становятся средством фиксации состояния анализируемых психологических механизмов и благодаря этому могут использоваться для реконструкции динамики процессов понимания фоносемантических значений. Для иллюстрации этой динамики разбираются суффиксы “-ище” и“ -яра”. Предложенная в главе пятой модель оценки негативных и позитивных эмоций подтверждается на примере “самой радостной” и “самой печальной”, а также “самой хорошей” и “самой плохой” (паттерны их факторных оценок близки) фонемы русского языка. Общий паттерн их таков: “хорошие” и “радостные” фонемы имеют высокие положительные оценки по первому фактору (“наличие достаточного ресурса интенциональности”) и высокие отрицательные по второму (“необходимость усиливать запрос ресурса”), наоборот, “плохие” и “грустные” – высокие отрицательные по первому фактору и высокие положительные по второму.

Делается предположение, что в основе фоносемантики лежит кинестатика и проприоцепция произносимых речевых звуков. С целью проверки данного предположения была произведена оценка субъективной сложности произнесения звуков, соответствующих фонемам русского языка (п.6.7.). Показано, что сложность произнесения очевидным образом связана с предложенной выше моделью управления “ресурсом интенциональности”. Чем выше сложность, тем острее ощущение нехватки наличного ресурса и тем более негативно будет оцениваться звук. В ходе попарного сравнения 31 фонемы русского языка они были проранжированы испытуемыми (N=45) по субъективной сложности их произнесения. Перед тем испытуемые оценили эти фонемы по тем же шкалам СД, что и в исследованиях А.П. Журавлева (результаты оказались очень близкими к результатам А.П. Журавлева). Затем были вычислены корреляции между субъективной трудностью артикуляции и шкалами СД.

Высокие от -0.85 до -0.41 корреляции получены для 21 шкалы, четыре шкалы (“Быстрый-медленный”, “Подвижный-медлительный”,“ Женственный-мужественный”, “Горячий-холодный”) не обнаружили значимых корреляций со шкалой субъективной трудности произнесения. Таким образом, исходная модель связи между эмоциональными оценками и управлением “ресурсом интенциональности” подтверждается.

В заключении главы 6 высказываются соображения о теоретической важности исследования фонетического символизма и о том, что психологическая теория значения может выступать средством интеграции результатов нескольких подходов: психофизиологического описания процесса произнесения речевых звуков, соответствующих фонемам (Н.И.Жинкин), “феноменолого-гештальтистского” – описание речевого звука как некоторого смыслового гештальта (В. Хлебников, см. Приложение 1) и психосемантического (А.П.Журавлев).

Раздел 4. В этом разделе рассматривается применение изложенных ранее принципов моделирования к более сложным феноменам, затрагивающим психические состояния и черты личности, таким, как порождение текстов и ответы на пункты психологических опросников. Те же принципы разработки моделей значений, что и в предшествующих разделах прилагаются к более сложным образованиям – состояниям реальной психики и личностным чертам субъектов. Психологическая теория значений применяется для анализа психологического содержания текстов. Предлагается несколько взаимосвязанных направлений исследований: порождение автобиографических текстов(гл.7), субъективная оценка текстов (гл.8), разработка методов анализа содержательной структуры текстов и диалогов (гл.9), изучение деятельности по составлению опросниковых текстов авторами и заполнению их испытуемыми (гл.10)

Глава 7 посвящена исследованиям индивидуальных различий в порождении текстов. Рассматриваются (п.7.1) наиболее распространенные подходы к определению индивидуальных различий по текстам, такие как: анализ формально-динамических характеристик речи, анализ структурно-грамматических особенностей языка и анализ содержательных характеристик речи. Особый интерес представляет последнее направление, которое ставит своей целью выявить не только аффективные особенности говорящего, но и более устойчивые личностные образования, черты, установки, защитные механизмы и т.д.

В рамках этого направления сложилось множество подходов, среди которых можно выделить интент-анализ (Т.Н. Ушакова, Н.Д. Павлова), дискурсивный анализ (Дж. Поттер), предикативный анализ (Жинкин Н.И., Зимняя И.А.), экспериментальную психосемантику (В.Ф. Петренко), контент-анализ и пр. Поскольку контент-анализ является основной методической процедурой, использованной в исследовании, наибольшее внимание уделяется этому методу. Приводится краткая история его развития (п.7.2.). Метод, разработка и применение которого связаны с именами таких исследователей, как Г. Лассуэлл, Г. Мюррей, Д. МакКлелланд, Ч. Осгуд, Б. Берельсон и др. часто используется в прикладных исследованиях, в том числе по психологии личности. Обычно его применение связано с изучением психологических феноменов, которые затруднительно измерить с помощью существующих опросниковых методик. Это обусловлено не только тем, что речь является одним из основных носителей информации о личности, но также и особенностями техники контент-анализа. Его применение предоставляет возможность быстрой операционализации различных категорий (зачастую абсолютно новых), необходимых для целей исследования, кроме того, собранные корпусы текстов могут анализироваться повторно с использованием других категорий.

В психологии сложилось множество контент-аналитических систем и моделей, которые направлены в основном на анализ вербальной продукции, полученной в ходе психотерапевтической и клинической практики. Рефирируются наиболее известные методики: Л.Готтшалка и Г.Глезер, “Система мотивации и конфликта” Г.Мюррея, “Регрессивный образный словарь” (The Regressive Imagery Dictionary) К.Мартиндейла, “Центральная конфликтная тема взаимоотношений” (Core Conflict Relantionship Theme) Э.Люборски, “Модель конфигурации ролевых отношений” (Role-Relationships Models Configuration) М.Хоровитца. (Примеры контент-аналитических кодировок согласно системе Л.Готтшалка, Г.Лассуэла, Д.МакКлелланда и К Мартиндейла приведены в Приложениях 3, 4 и 5). Делается вывод, что системы кодировок контент-анализа строились на различных теоретических и логических основаниях, базировались на разных допущениях. Между собой они могут частично пересекаться, но в целом их базовые конструкты отличаются и друг от друга, и от тех, которые лежат в основе личностных опросниковых методик. Соответственно, не представляется возможным оценить конвергентную валидность опросниковых и контентаналитических методов, оценить, насколько результаты психодиагностики зависят от метода получения знаний.

Выдвигается тезис (п.7.3.), что разработка моделей психических состояний и черт личности на принципах психологической теории значения поможет сблизить анализ содержания автобиографического рассказа и ответов на пункты личностного теста. Например, такой конструкт теста Клонинджера как “Поиск новизны” содержит в себе неизменное смысловое ядро – ожидание увеличение количества импрессий. Соответственно, все выражения или даже отдельные слова, содержащие данный семантический компонент, например, “интересно”, “захватывающе”, “увлекательно”, “вид” (о панораме) и т.д. и т.п. оказываются выражающими и данное состояние. Соответственно, параллельная шкала контент-анализа может быть построена практически к любому конструкту теста и наоборот, какая-либо контент-аналитическая шкала может быть промоделирована параллельной опросниковой. Конечно, в сущности своей эти принципы не отличаются от основополагающих идей контент-анализа. Однако их систематическое применение и развитый метаязык описания значений, позволяющий моделировать их в существенно большей свободе от естественного языка, чем это было раньше, дает новые возможности для изучения как самой по себе психики, так и тех деятельностей – формирования рассказа и заполнение опросника, – через которые психика раскрывается для нас в наиболее часто используемых психодиагностических процедурах.

Излагаются (п.7.4.) результаты эмпирической оценки согласованности результатов личностного опросника и контент-анализа автобиографических текстов, проводившегося с опорой на категории, содержательно приближенные к шкалам данного опросника. Исходной гипотезой исследования было предположение о наличии прямой связи между параллельно разработанными шкалами контент-анализа и опросника. Для целей исследования среди значительного числа существующих личностных методик был выбран Опросник темперамента и характера Ч.Р.Клонинджера ранее проверенный на внутреннюю валидность и адаптированный на русскоязычной выборке в 694 чел (Алмаев, Островская, 2005, Островская, Алмаев, 2005). Этот тест включает шкалы темперамента и характера, имеющие неплохие психометрические качества. Многолетняя клиническая практика показала, что тест Клонинджера содержит ряд ценных в психодиагностическом отношении шкал. При этом его конструкты не являются клиническими, а базируются на общей модели темперамента и характера. Тест состоит из следующих шкал: “Поиск нового”, “Избегание опасности”, “Зависимость от поощрения”, “Самостоятельность”, “Кооперативность”, которые подразделяются на несколько субшкал.

Опросники подвержены эффекту социальной желательности и ряду искажающих факторов. Одним из таких факторов может быть действие психологических защит. Эта гипотеза обусловила выбор второй методики – теста Плутчика-Келлермана «Индекс жизненного стиля», направленного на оценку преобладания тех или иных защитных механизмов в поведении человека. Была осуществлена оценка внутренней согласованности шкал данной методики на выборке из 293 испытуемых, проведена рефакторизация, получены и интерпретированы новые факторы (Алмаев, Малкова, 2006).

Испытуемым было предложено написать два текста с инструкциями:

Описать самое запомнившееся событие жизни» (текст 1), описать самые ранние воспоминание детства» (текст 2). Критерием включения в выборку было: текст 1 не должен быть менее 250 слов. Из выборки в 293 человека удовлетворительные по объему тексты представили 191 испытуемый в возрасте 16 – 63 лет (med=32), из них 142 женщины и 49 мужчин. Выборка состояла из студентов-психологов (не боле 1/3, в основном, получавших второе высшее образование), их родных, близких и друзей

Все тексты были подвергнуты контент-анализу по следующим категориям, воспроизводящим конструкты методики Клонинджера:

–“поиск нового”; поиск новых ощущений, неизвестного; приобретение нового опыта, исследовательская деятельность,

– “избегание опасности”; страхи, опасения, любые действия и мысли по избеганию ситуаций, которые с точки зрения субъекта могут закончиться неблагоприятно,

– “нарциссизм, демонстративность”; восприятие себя как объекта восхищения, взгляд на себя со стороны, самолюбование

– “зависимость от поощрения”; попытки соответствовать ожиданиям окружающих, какие-либо действия для того, чтобы заслужить их одобрение.

Кроме того, были предложены контент-аналитические категории, относящиеся к различным видам контроля и целеполаганию, напрямую не соответствующие шкалам темперамента, но, предположительно, связанные со шкалами характера теста Клонинджера (Самостоятельность, Кооперативность). В общем, идея контроля есть стремление к соответствию воспринимаемого ожидаемому, способность изменять внешнюю реальность так, чтобы она соответствовала ожидаемым (протендируемым) субъектом содержанием. В такой интерпретации контроль представляется одной из фундаментальных характеристик человеческого бытия. Соответственно, в речевой продукции отслеживалось такие четыре базовых вида контроля как :

- “контроль”; высказывания о том, что человек контролирует себя или ситуацию,

- “отсутствие контроля”; субъект не контролирует ситуацию или собственное состояние,

-“ кто-то другой контролирует”; высказывания о контроле со стороны, кто-то другой контролирует субъекта или ситуацию,

- “кто-то другой не контролирует”; упоминания о том, что кто-то не может контролировать субъекта или ситуацию,

- “пассивные залоги”; высказывания о себе в форме пассивного залога, т.е. глагол предполагает иной субъект действия, а субъект речи выступает в качестве объекта воздействия.

- “цель”; упоминание о цели в действиях, планирование деятельности,

- “трудности”; любые препятствия, трудности на пути достижения поставленной цели,

- “преодоление”; какие-либо действия для достижения поставленной цели, преодоление трудностей,

-“ достижение цели”; высказывания о достижении поставленной цели

Каждому высказыванию, соответствующему одной из разработанных категорий, приписывался 1 балл. Затем подсчитывалось общее количество баллов по каждой категории и вычислялось их соотношение к общему объему текста. Для этого была использована формула, предложенная Готтшалком (см. раздел 1.5.2.):

A= 100 (f1 + f2 + … + fn + 0,5)/ N

Где А – величина аффекта

f1, f2, fn – высказывания, относящиеся к определенной категории,

а N - число слов в тексте.

Затем категории контроля и целеполагания были объединены в две обобщенные контент-аналитические категории:

  • “Общая пассивность”, в которую вошли категории “отсутствие контроля”, “ кто-то другой контролирует”, “пассивные залоги”,
  • “Мотив достижения», сложившаяся из категорий: “ контроль», “цель», “трудности”, “ преодоление”, “ достижение цели”.

Для проверки согласованности разработанных контент-аналитических шкал в исследование были привлечены 4 эксперта, которые независимо друг от друга анализировали тексты. Всем экспертам была дана идентичная инструкция, список шкал (с расшифровкой значения и несколькими примерами), а также 12 текстов для анализа. Был получен коэффициент согласованности экспертной группы («альфа» Кронбаха), значение которого варьировалось для разных шкал от 0.58 до 0,74.

В результате корреляционного анализа данных опросника Клонинджера и автобиографических рассказов было обнаружены всего 2 прямые зависимости между шкалами теста и категориями текста, направленными на регистрацию одних и тех же психологических феноменов, они касались опросниковой и контент-аналитической шкал «Избегания опасности».

В то же время обнаружено немалое количество логично интерпретируемых, хотя и небольших, корреляций между другими шкалами теста и текста (шкалы опросника сопровождаются их кодовым обозначением в скобках).

Например, “Демонстративность” отрицательно связана с “Самостоятельностью” (С) и “Кооперативностью” (К), а высокий уровень “Избегания опасности” показывают личности с выраженной “Зависимостью от поощрения” (ЗП) и низким уровнем “Самостоятельности” (С). Для людей, употребляющих в речи большее количество пассивных залогов, свойственны несколько более высокая степень “Избегания опасности” (ИО) и сниженный уровень “Поиска нового” (ПН). Категории, относящиеся к контролю и мотиву достижения, показали большее количество значимых корреляций. “Тревога о будущем” (ИО1) и “Страх неопределенности” (ИО2) связаны с высказываниями о том, что другой контролирует ситуацию. Интерпретация данного феномена следующая – такие виды тревоги предрасполагают к тому, чтобы доверить контроль какому-то другому лицу. Субшкалы “Ответственность” (С1) и “Целенаправленность” (С2) отрицательно связаны с упоминанием контроля со стороны других лиц. “Хорошие привычки” (С5) оказалась отрицательно связанными с упоминанием о контроле со стороны других лиц, равно как и с высказываниями о том, что субъект не контролирует себя или ситуацию, а также с количеством пассивных залогов и избеганием опасности.

Самые большие корреляции были обнаружены между категорией “Отсутствие контроля” и “Самостоятельностью” (С)(r= - 0,23, p=0,00); количеством пассивных залогов в тексте и “Поиском нового” (ПН)(r= - 0,21, p=0,0). См. табл. 1.

Таблица 1. Наибольшие корреляции между контент-аналитическими категориями (столбцы) и шкалами методики Клонинджера (строки)

Контент-категории 1 и 2 текстов Самостоя-тельность Поиск нового Избегание опасности Кооператив-ность
Контроль «-» r = - 0,23 p = 0,00
Другой конт-ролирует r = - 0,21 p = 0,00 r = 0,20 p = 0,01
Другой не контролир. r = 0,20 p = 0,01
Пассивные залоги r = - 0,23 p = 0,00 r = - 0,21 p = 0,00 r = - 0,15 p = 0,04
Избегание опасности r = 0,17 p = 0,02 r = - 0,16 p = 0,03
Преодоление r = - 0,19 p = 0,01 r = - 0,21 p = 0,00 r = 0,17 p = 0,02
Зависимость от поощрения r = - 0,22 p = 0,00 r = 0,17 p = 0,02

При высоком уровне достоверности результатов сами корреляции невелики (от 0,15 до 0,23). Такие же результаты получены при корреляционном анализе шкал теста Клонинджера и формальных характеристик текста, таких как длина предложений и объем рассказов.

Сопоставление количества корреляций теста Клонинджера с текстом 1 (“взрослым”) и текстом 2 (“детским”) показывает их различную информативность. В целом “детский” текст дает больше интерпретируемых корреляций с тестом Клонинджера, чем “взрослый”: значимых корреляций шкал контент-анализа «детского» текста со всеми шкалами теста Клонинджера 58, т.е. 19% от общего числа, корреляций шкал контент-анализа “взрослого” текста со всеми шкалами теста Клонинджера 39, т.е. 13% от общего числа. Это различие значимо на 5% уровне по угловому преобразованию Фишера.

В целом, полученные данные свидетельствуют о том, что контент-анализ и опросниковый тест высвечивают различные аспекты личностных проявлений и, при условии содержательной сближенности своих шкал, являются дополняющими друг друга методами. Это означает также, что написание текста и заполнения опросника опосредуется воздействием значительного количества побочных факторов – психологических защит, стремлением к позитивной презентации и т.п.

Для более детального изучения этих опосредующих факторов использовался метод сравнения групп, существенно дополняющий анализ корреляций. Основанием для сравнения выступало наличие или отсутствие в рассказах одной из контент-категорий, разработанных как аналог шкал теста Клонинджера. Сравнивались усредненные профили теста Клонинджера, построенные для соответствующих групп. Все профили базировались на стандартизированных оценках по русской версии теста Конинджера, выборки около 960 чел., ниже упоминаются только значимые по t-тесту Стьюдента различия. Сравнение групп позволило обнаружить весьма неожиданные результаты. Группы, содержащие и не содержащие в своих рассказах упоминаний о поиске нового, существенно различались по одной из субшкал “Поиска нового”, “Любознательности” (ПН1), выступавшей прототипичной для конструкции контент-аналитической шкалы. Однако для двух других субшкал этого измерения “Импульсивности” (ПН2) и “Расточительности” (ПН3) результаты существенно не различались. Сходное расщепление “Поиска нового”, было отмечено еще в ходе адаптации теста Клонинджера на русскоязычной выборке (Алмаев, Островская, 2005).

Более неожиданными явились результаты по шкалам “Избегания опасности”. Здесь результаты теста и текста вступили в противоречие – более высокие результат по всем шкалам “Избегания опасности” оказались в группе, не упоминавшей соответствующей категории в автобиографических текстах. Поскольку обнаружение тревоги по тексту имеет гораздо более давнюю историю, чем обнаружение других черт, в частности “Поиска новизны”, невалидность кодировки маловероятна. Делается вывод, что причиной является вытеснение тревоги испытуемыми при заполнении опросника, нежелание признаться в этом качестве себе или/и экспериментатору. При этом у тех, кто о тревоге не упоминал, более высокие значения по “Социальной конформности” (К1), “Ответственности” (С1), “Целенаправленности” (С2), наличию “Хороших привычек” (С5). Т.е. по шкалам характера субъекты, обнаружившие в своих текстах упоминания о тревоге, позиционируют себя как более ответственных, целенаправленных, заботящихся о мире и своем соответствии социальным нормам. Логично предположить, что их забота проявляется в суждениях, отнесенных нами к тревожным, но, вместе с тем, при заполнении теста они о своей тревоге высказываются меньше, вытесняя ее.

Результаты по контент-аналитической шкале “Зависимость от поощрения” вполне согласуются с результатами теста Клонинджера, конфигурационный анализ его шкал темперамента дает “пассивно-зависимый” тип личности (по американской классификации DSM4-R), у лиц, имевших в своих текстах проявления зависимости от поощрения.

Также результаты теста и текста хорошо согласуются между собой по контент-аналитической шкале “Нарциссизм-демонстративность” и “Самопринятие” (С4) теста Клонинджера (она выступает как своего рода “анти-нарциссизм”). Однако при этом более “нарцистические” личности имели также существенно более высокие балы по “Социальной конформности” (С1) и “Целенаправленности” (С2), вопросы которых были сформулированы более прямолинейно и допускали более легкое сличение с пропагандируемыми в обществе установками.

Тест Плутчика также дал несколько достоверных и психологически легко интерпретируемых, но небольших корреляций (r=0,15, r=0.16) “Подавление” связано с контент-категориями “Другой не контролирует” и “Цель”, “Проекция” – с обобщенной контент-категорией “Общая пассивность” и “Реактивные образования” – так же с “Общей пассивностью” и “Пассивными залогами”. Однако в силу не очень высоких психометрических качество теста Плутчика (см. ниже гл.9) интерпретировать эти результаты как влияние психологических защит на заполнение теста Клонинджера затруднительно.

В целом полученные результаты позволяют сделать вывод, что взаимосвязи между данными опросникового теста и контента-анализа автобиографических рассказов существуют, однако они сильно подвержены влиянию опосредующих факторов. Гипотеза о прямой связи одинаковых по содержанию шкал контент-анализа и опросника в подавляющем большинстве случаев не подтвердилась, хотя было обнаружено значительное количество логично интерпретируемых связей между другими шкалами теста и текста. Исследование этих многообразных связей, сделавшееся впервые возможным благодаря целенаправленному содержательному сближению контентаналитических и опросниковых шкал на основе построения моделей значений психических состояний и черт, может иметь большое теоретическое и практическое значение.

Вместе с тем, следует учитывать, что далеко не вся психологическая информация извлекается из автобиографического рассказа при его обработке традиционным методом контент-анализа. Последний заключается в подсчете частоты встречаемости категорий в тексте вне учета их расположения в нем, т.е. фактически безо всякого рассмотрения его структуры, (вопросы влияния структуры текста на его психологическое значение обсуждается в гл. 8). Как было показано, за заполнением опросниковых тестов также стоит сложная работа личности, предполагающая возможность взгляда на себя со стороны и готовность откровенно поделиться своим видением себя с экспериментатором. Соответственно, анализ теории и практики разработки опросниковых тестов, рассмотрение формулировок пунктов шкал с точки зрения психолингвистики вообще и психологической теории значения в частности, также приобретает актуальность. Эти вопросы разбираются в главе 9 на примере тестов Плутчика, Клонинджера и Русалова.

В главе 8 «Психологическое значение структуры текста» излагается опыт проверки теории В.П.Белянина, предложившего типологию текстов и их субъективных оценок. Схема проверки близка к схеме определения степени согласованности субъективных квалификаций музыкальных произведений (гл.5). Для каждого типа текста (всего 6), предложенных Беляниным, были подобраны по три примера текстов, один тип получил 4 примера (стимульные тексты приведены в Приложении 2). Каждому типу текста также были подобраны по 7 дескрипторов, предположительно, наиболее характерных для них. Итого, испытуемые оценивали 19 текстов по 42 дескрипторам. Валидность теории оценивалась по совпадению максимальных оценок текстов с теоретически предсказанными для них. Результаты исследования показывают, что в основном адекватно воспроизводились оценки, относящиеся к непосредственно выраженным эмоциональным состояниям, а те, что были заимствованы из психиатрических типологизаций — нет. В этом исследовании также была предпринята попытка оценить вклад личностных особенностей испытуемых в оценку ими текстов. Однако из-за ограниченной выборки и содержательного несоответствия между шкалами тестов и шкалами оценки текстов однозначные данные не были получены.

Этот опыт был учтен при проведении другого исследования. Целью его было оценить влияние расположения содержательных категорий в начале или же в конце текста, с учетом личностных особенностей испытуемых. Использовались имеющие высокие психометрические показатели личностные тесты В.М. Русалова и Ч.Р. Клонинджера.

Для балансировки побочных эффектов был найден текст одной испытуемой, в котором фактически содержались четыре эпизода: радостный, тревожный, снова тревожный и снова радостный, объединенные стилистикой, составом участников и местом действия. Они были разбиты на два практически идентичных рассказа, различавшихся лишь тем, что у одного было тревожное начало, но радостный конец, а у другого наоборот. Испытуемым предлагалось оценить эти рассказы по нескольким шкалам семантического дифференциала, среди которых были “радостный”, “грустный”, “напряженный” и т.п.

Расположение категорий ближе к концу текста оказалось решающим для оценки по шкалам, которые были содержательно близки к варьируемым категориям, однако личностные особенности оказывали разнообразное модифицирующее влияние на оценку. Например, шкалы “Поиска нового” отрицательно коррелировали с тенденцией оценивать текст как тревожный, но никак не коррелирвали с оценкой этого же текста как содержащего “Поиск новизны” (т.е. с одноименной и максимально приближенной по смыслу шкалой контент-анализа), и наоборот, шкалы “Избегания опасности” положительно коррелировали с тенденцией оценивать текст как в большей степени содержащий “Поиск Новизны”, но никак не коррелировали с оценкой текста как “тревожного”. Это подтверждает факт, обнаруженный ранее на примере порождения текстов, – вынесение человеком суждения о самом себе при ответе на вопросы теста существенно модифицируется установками защитного характера.

Рассматриваются (п. 8.3) возможности развития методических средств контент-анализа. Имеющиеся на сегодня алгоритмы сводятся к подсчету частоты встречаемости категорий в тексте без какого-либо учета их взаимного расположения внутри него. (Правда, как показал специально проведенный патентный поиск, существует ряд алгоритмов, анализирующих тексты с точки зрения совместной встречаемости слов внутри предложений или абзацев, однако предназначаются они для автоматического реферировании и для задач контент-анализа вряд ли подходят). Между тем, как было доказано выше, расположение категорий в начале или в конце текста решающим образом определяет его квалификацию по шкалам оценки, содержательно близким к рассматриваемым категориям. Для решения проблемы локализации категорий в тексте был разработан специальный компьютерный алгоритм, позволяющий подсчитывать число слов между вхождениями категорий. В п.8.3. описывается его применение к литературному описанию психопатологических феноменов в «Записках сумасшедшего» Л.Н. Толстого. Применение этого алгоритма в сочетании с имеющимися методиками кластерного анализа дало обнадеживающие результаты (см. Н.Алмаев, Г.Малкова, Е.Селяева, 2004). Однако тогда не был решен вопрос о метрике для измерения расстояний между вхождениями категорий. Непосредственно сами расстояния между словами, относящимися к категориям, не подходят, поскольку число слов разных категорий в текстах, как правило, неодинаково, а алгоритм кластерного анализа требует либо заменять отсутствующие данные средними, либо полностью игнорировать их. Обе эти опции, как выяснилось, ведут к существенному искажению данных. Была предложена метрика v – вероятность пересечения тем в тексте для расстояний между категориями А и B, такая что v(A,B) = (1-p). Где p = U (A,B) – вероятность того, что количества слов от начала текста и до всех вхождений категории А, не отличаются от таковых же величин для категории В, рассчитанная по критерию Манна-Уитни. Данная метрика имеет те преимущества, что, во-первых, допускает различное число вхождений категорий, во-вторых, не требует каких-либо корректировочных процедур при сравнении текстов различных объемов.

Также для оценки структуры текста предлагаются показатели, характеризующие удаленность содержательных категорий от начала: 1) среднее для данной категории по этому тексту; 2) общий коэффициент удаленности вхождений категории от начала текста T= (k1a +k2a +…kna), где а – вхождение категории А в текст, а k – удаленность этого вхождения от начала текста, рассчитываемая как k=m/N, где m – номер слова от начала, а N – общее число слов в тексте.

Применение этих дополнительных показателей при анализе порождения и особенно понимания текстов, позволяет оценивать его структуру текста, рассматривать процесс его порождения, и благодаря этому может обнаруживать новое психологическое содержание.

Отдельно (п. 8.4.) излагается оригинальная методика, предложенная автором совместно с Г.Ю. Малковой для количественного анализа активности участников диалогов, в частности, психиатрических интервью. Описываются приемы определения относительной актуальности тем по их предпочтению в дискурсе. Предлагаются два основных показателя: актуальность развития темы и актуальность спонтанных переходов к теме. Под актуальностью развития темы понимается количество суждений, сделанных в ответ на предложенную собеседником тему. Под актуальностью переходов – количество переходов к какой-либо теме от суждений по другой теме. Разработанные количественные показатели позволяют оценить субъективную желательность развития темы в процессе диалога, с учетом, как активность интервьюера, так и тематических предпочтений респондента. Специально рассматривается феномен психологической защиты от нежелательных тем, предложены критерии его распознания.

Глава 9 посвящена анализу существующей практики разработки опросниковых тестов. Рассматриваемая проблема согласованности двух методов, психодиагностики, предполагает, что анализироваться должны оба эти метода. Т.е. в данном случае не только контент-анализ, но и опросниковые методики. Кроме того, будучи по сущности своей совокупностями закрытых вопросов, сформулированных на естественном языке, опросниковые тесты представляют собой также и предмет для психолингвистического исследования.

Анализируется основное для опросниковых тестов понятие “черты личности”. В формулировке Г.Олпорта черта формулируется как “устойчивая предиспозиция вести себя сходным образом в широком диапазоне ситуаций”. Однако нельзя не обратить внимания на то, что черта есть суждение кого-либо, о поведении другого человека. Информированность человека, производящего данное суждение, в частности, и в том случае, когда субъект судит о себе со стороны, а также его беспристрастность и неангажированность находятся под большим вопросом. Делается вывод, что за суждением о черте, стоит совокупность состояний, более или менее свойственных данной личности при определенных условиях и вероятности переходов из одних состояний в другие при тех или иных дополнительных условиях. Таким образом, заполнение опросникового теста само должно сделаться предметом изучения.

В целом полученные результаты позволяют обратить внимание на тот сущностный факт, что черта личности, т.е. “устойчивая предиспозиция вести себя определенным образом” (Г. Олпорт), есть следствие активного построения своего поведения в соответствии с личными целями и с учетом общественных представлений. Соответственно, и судят о себе люди, отвечая на вопросы теста, весьма пристрастно.

Эту особенность всегда следует иметь ввиду при разработке и использовании опросниковых тестов.

Анализ существующей практики разработки опросниковых тестов продолжает рассмотрение методики Плутчика-Келлермана (п.10.9.). Обсуждается вопрос: насколько адекватными являются его пункты тем конструктам, которые они призваны замерять?

Семантический анализ утверждений, относящихся к шкалам этого теста, показывает, что далеко не все они адекватны тем феноменам, для измерения которых предназначены. Некоторые шкалы составлены из двух и более разнородных корпусов вопросов слабо или вообще никак не связанных между собой. Это “Интеллектуализация” (=0,53), “Компенсация” (=0,47) и “Подавление”(=0,46) – данное их свойство проявляется в низком значении коэффициента внутренней согласованности альфа Кронбаха. Другие шкалы, имеющие относительно высокий коэффициент : “Проекция” (=0,72), “Реактивные образования” (=0,65) и “Замещение”(=0,65), – содержат лишь утверждения о недоверии и агрессивности в отношении людей, сообщения о чувствах отвращения и т.п. Следует отметить, что, они никоим образом не касаются источников этих чувств, не регистрируют самих механизмов “психологической защиты”. Об этих механизмах предполагается судить только по наличию их проявлений, как если бы эти проявления не могли быть вызваны никакими другими причинами. Единственный вопрос, напрямую содержавший элемент замещения, (“Если кто-нибудь надоедает мне, я не говорю это ему, а стремлюсь выразить свое недовольство кому-нибудь другому”) пришлось исключить, чтобы добиться удовлетворительной внутренней согласованности этой шкалы. Наконец, шкалы “Отрицания” (=0,66) и “Регрессии” (=0,60) содержат в себе и вопросы, относящиеся к соответствующему механизму, и достаточно внутренне согласованны. Однако “Отрицание”, котороесчитается наиболее примитивной и психопатологически тяжелой защитой, оказывается, по тесту Клонинджера, наиболее адаптивной из всех. Она отрицательно связана со шкалой антиципирующей тревоги и общим “Избеганием опасности” (r =-0.32), тогда как остальные защиты связаны с последним положительно.

Тест Плутчика-Келлермана, был также применен совместно с тестами ОФДСИ В.М. Русалова и TCI (140) Р. Клонинджера на выборке 100 человек персонала ведомственной поликлиники. Вновь оказалось, что шкала “Отрицание” положительно коррелирует с “Индексом общей адаптивности” (0,31), т.е. согласно ОФДСИ использование стратегии “отрицания” также способствует адаптивности. Обнаруживается, что шкала “Отрицание” составлена из существенно других, гораздо более “легковесных” пунктов, касающихся в основном повседневной “самонастройки”, чем те феномены (вплоть до истерических параличей и тоннельного зрения), из осмысления которых первоначально родился данный концепт в психоанализе.

Интересны также отношения между тестами Клонинджера и ОФДСИ.

Таблица 2. Наиболее важные корреляции между ОФДСИ В.М. Русалова и TCI Ч.Р. Клонинджера

ПН (Общ.) ИО (Общ.) ЗП Общ.) K (Общ.) С (Общ.)
ИКА 0,43 -0,47 -0,04 -0,23 0,03
ИОА 0,18 -0,49 0,05 0,23 0,33
ИОЭ -0,35 0,58 0,27 0,20 -0,18
ИОАд 0,29 -0,70 -0,02 0,17 0,41

Наиболее значимые корреляции обнаруживаются между шкалами “Избегания опасности” и “Индексом общей адаптивности” (-0.70). Положительно “Избегание опасности” связано с “Индексом общей эмоциональности” и отрицательно – с “Коммуникативной активностью” и “Общей активностью”. Напротив, положительно связаны “Поиск нового” и “Индекс коммуникативной активности”, а также “Поиск нового” и “Общий индекс адаптивности”, отрицательно связаны “Поиск нового” и “Общая эмоциональность”. Индексы общей активности и адаптивности оказались положительно связаны с “Самостоятельностью”, что вполне предсказуемо.

Таким образом, хотя теоретические построения, лежащие в основе опросников Клонинджера и Русалова, существенно различны, выводы, которые они предлагают, весьма близки.

Эти факты подчеркивают необходимость тщательного семантического анализа опросниковых тестов на предмет соответствия между их теоретическими конструктами и содержанием пунктов шкал, призванных измерять эти конструкты. Сказанное также свидетельствует об актуальности развития метапсихологических средств, которые могли бы фиксировать универсально общие содержания, присутствующие как в психологических концептах, так и в формулировках тестов, предлагаемых для самооценки поведения.

В Заключении диссертационной работе приводятся общие выводы и высказываются соображения о перспективах развития изложенного направления, наиболее важными из них являются следующие.

1) Предложено оригинальное направление исследований – «психологическая теория значения». Его предметом являются принципы и механизмы понимания и выражения значений слов. Данное направление строится как наука «галилеевского» типа (по К.Левину), пытается зафиксировать общие для изучаемой области необходимые дескриптивные характеристики ее феноменов, а затем на основе этих характеристик строит и эмпирически проверяет модели конкретных феноменов. Основным психологическим механизмом понимания и выражения суждения является поиск соответствия между интеницональными структурами осознаваемых субъектом реалий и средствами вербального и невербального выражения, доступными для него. Разработан экспериментальный метод и метод обучения языкам, использующий анимационные динамические сцены, в характеристиках которых выражаются значения лингвистических единиц.

2) Психологическая теория значения строится последовательно феноменологически, сначала подвергаются анализу наиболее доступные, удобные для наблюдения феномены. Таковыми оказались значения отдельных слов, частей речи и частей слова. Значение в данном подходе понимается как то, что позволяет создать в сознании некоторую представляемую предметность, т.е. нечто пространственное, в широком смысле слова. Соответственно, и для проверки моделей значений использовались пространственные отношения, задаваемые посредством анимации. Анимационные сцены, провоцировали в ходе своего восприятие осуществление тех интенциональных модификаций, которые требовались проверяемыми моделями значения. Ключевым моментом для провоцирования той или иной интенциональной модификации оказалась длительность экспозиции соответствующих состояний анимационной сцены.

3) Богатство значений не сводится к предметным (пространственным) отношениям. Интенции сознания различны, актуализируются то одни, то другие, причем зачастую против желания сознательного Я. Соответственно, к чисто интенциональным модификациям должно быть добавлено измерение потенциальности осуществления интенций – то, что относится к субъективно переживаемой возможности сохранения и развития интенций. Данное понимание позволяет исследовать механизмы вызова эмоциональных состояний изменяющимися во времени стимулами, такими, как аудиальные (музыка, интонации, фоносемантика) и визуальные (анимация).

Квалификация изменяющихся стимулов зависит от предшествующей стимуляции, ожидания и сравнения ожидаемых событий с воспринимаемыми.

4) Те же принципы моделирования значений применены в ходе исследования более сложных феноменов, затрагивающих личность человека. С помощью построения моделей значения различных психических феноменов проведены исследования конвергентной валидности между контент-аналитическими методиками и опросниковыми тестами. С их помощью устанавливалось содержательное соответствие между шкалами контент-анализа и опросниковго теста, их направленность на регистрацию одного и того же психического явления. Результаты, полученные на репрезентативной выборке, показывают, что контент-анализ и опросниковый тест высвечивают различные аспекты личностных проявлений. Написание текста и заполнения опросника опосредуется воздействием значительного количества побочных факторов – психологических защит, стремлением к позитивной презентации и т.п. При условии содержательной сближенности своих шкал, контент-анализ и опросник могут эффективно дополнять друг друга при решении теоретических и практических задач психодиагностики.

5) Текст автобиографического рассказа – целостное образование с собственной особой структурой, которая практически никак не анализируется в рамках имеющихся на сегодня подходов контент-анализа. Экспериментально доказана зависимость субъективной оценки рассказа от расположения категорий эмоциональной окраски в начале или в конце повествования. Предложены и компьютерно реализованы алгоритмы расчета местоположения категорий в тексте. Также предложен способ расчета вероятности того, что две категории взаимно пересекаются в тексте, который может служить мерой связи этих категорий между собой.

6) Заполнение личностного опросникового теста есть сложный процесс, опосредуемый у испытуемого образом себя, множеством установок, психологических защит и прочих ментальных образований, напрямую связанных с саморегуляцией личности и построением ею своего поведения. Этот процесс не должен трактоваться как простая и непосредственная регистрация натурально существующих психических свойств. Специальный семантический анализ формулировок вопросов теста на предмет их соответствия теоретическим конструктам, которые данный тест призван измерять, является необходимым этапом разработки и валидизации теста.

Дальнейшие перспективы развития предложенного направления связываются с разработкой более сложных системных моделей реальных психических явлений, обозначаемых словами естественного языка.

Основное содержание работы отражено в следующих публикациях.

Статьи в научных журналах, рекомендованных ВАК РФ

1. Интенциональные структуры естественного языка: экспериментальное исследование // Психологический журнал. 1998. Т. 19. № 5. С. 71–80.

2. Адаптация опросника темперамента и характера Р. Клонинджера на русскоязычной выборке // Психологический журнал. 2005. Т. 26. № 6. С. 77–86. (в соавт. с Островской Л.Д.).

3. Оценка психометрических свойств методики «Индекс жизненного стиля» Плутчика-Келлермана. Вопросы психологии №, 2006. с.151-159 (в соавт. с Малковой Г.Ю).

4. Опросник структуры характера и темперамента Р. Клонинджера: Апробация и эмпирическая валидизация сокращенной версии // Вестник Московского Университета. Сер. 14. Психология. 2005. № 3 С. 76–85. (в соавт. с Островской Л.Д.)

5. Контент-аналитическое исследование личности// Психология. Журнал высшей школы экономики. Т3. №1, 2006, с.19-42. (в соавт. с Малковой Г.Ю)

6. Формальные коэффициенты оценки речевой продукции в интервью: опыт разработки и применения // Вопросы психолингвистики № 5, 2007. стр. 46-53 (в соавт. с Малковой Г.Ю).

7. Посттравматическое стрессовое расстройство при эндогенных заболеваниях // Психиатрия. 2003. № 3. (в соавт. с Смулевичем А.Б., Колюцкой Е.В, Ильиной Н.А., Тухватулиной Л.Ш).

8. Клинические и психологические аспекты реакции на болезнь (к проблеме нозогений) // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 1997. № 2. (в соавт. с Смулевичем А.Б., Тхостовым А.Ш., Сыркиным А.Л., Овчаренко С.И., Дробижевым М.Ю., Ищенко Э.Н., Лебедевой О.И.

9. Особенности речевого поведения и структуры характера у инвалидов по зрению // Психология. Журнал высшей школы экономики. Т.5 №1, 2008. С. 157-164. (в соавт. с Дородневым А.Б.).

Монография

10. Элементы психологической теории значения М. Изд-во, Институт Психологии РАН. 2006, 432 стр.

Статьи в научных журналах и сборниках

11. Интенциональные структуры понимания суждений // Познание. Общество. Развитие / Под ред. Д.В.Ушакова. М., 1996. С. 6–22.

12. Динамическая визуализация как метод исследования языкового сознания // Языковое сознание: формирование и функционирование / Под ред. Н.В. Уфимцевой. М., 1998. С. 77–86.

13. Психологическое значение высотно-темпоральных параметров речи и музыки // Сборник трудов 11 сессии Российского Акустического Общества 19–23 ноября 2001. М., 25–128.

14.Субъективное шкалирование и контент-анализ в оценке эмоционально-аффективной компонентны текста // Психологические исследования дискурса / Под ред. Н.Д. Павловой. М.: ПЕР СЭ, 2002. С. 18–39 (в соавт. с Градовской Н.И.)

15. Группировка и кластеризация семантических категорий и тем в литературном произведении // Психология высших когнитивных процессов / Под редю Т.Н. Ушаковой, Н.И. Чуприковой. М.: Изд-во ИП РАН, 2004. (в соавт. с Малковой Г.Ю., Селяевой Е.В.)

16. Валидность кодировки контент-анализа и новые возможности ее оперативной оценки и корректировки (на материале интервью пациента с игровой зависимостью) // Проблемы психологии дискурса / Под ред. Н.Д. Павловой. М.: Изд-во ИП РАН, 2005. С. 73–84. (в соавторстве с Олешкевичем В.И)

17. Психологическая теория значения в исследовании языка. // Когнитивные исследования: Сборник научных трудов: Вып.1/ Под ред. Соловьева В.Д. Изд-во. ИП РАН М. 2006 с.28-45.

18. Личностный тест и автобиографический текст: сопоставление результатов // Итоговая научная конференция Института психологии РАН. 01-02 феараля 2006. с.144-156. (в соавт. с Малковой Г. Ю.)

19. Применение психолингвистических методов при изучении посттравматического стрессового расстройства, осложненного эндогенными психическими заболеваниями // Психология: современные направления междисциплинарных исследований / под ред. Журавлева А.Л., Тарабриной Н.В. Материалы конференции. М., 2003 (в соавт. с Малковой Г. Ю.)

20. Dynamic Theory of Meaning: New Opporunities for Cognitive Modeling // Web-Journal of Formal Computational and Cognitive Linguistics (FCCL), 1999.

21. How Meaning might be Induced by Music // Proceedings of the 6th International Conference on Music Perception and Cognition (ICMPC6). 5–10 August 2000. Keele, 2000.

22. Subjective Meaning of Pitch and Time-Related Parameters in Music and Speech Intonations // 7th International Conference on Music Perception & Cognition (ICMPC7). July 17–21 2002. Sydney, 2002. P. 728–731.

23. Постстрессовый синдром и эндогенные заболевания // Руководство по реабилитации лиц, подвергшихся стрессовым нагрузкам. М., 2002. (в соавт. с Смулевичем А.Б., Колюцкой Е.В., Ильиной Н.А., Тухватулиной Л.Ш) c. 147-159..

24. Воспроизведение рекламных текстов и его связь с особенностями темперамента и характера // Коммуникативное сознание / под ред. Стернина И.А.; 2003, ( в соавт. с Беликовой О.В.)

25. Dynamic Theory of Meaning: New Opporunities for Cognitive Modeling // труды международной конференции когнитивное моделирование Пущин 17-19 сентября 1999. Ч.1. с.44-56.

26. Взаимодействие психологии, лингвистики и компьютерных технологий при изучении языка и речи //Четвёртые чтения памяти Л.С. Выготского, Институтом психологии им. Л.С. Выготского РГГУ с 17 - 20 ноября 2003 года.

Тезисы докладов

27. Становление  "галилеевского"  способа мышления  в  психологии и  анализ  речи// Ежегодник  Российского  психологического  общества.  Материалы III Всероссийского  съезда  психологов  25-28  июня 2003г. Т.1, с. 89-90 (в соавт. с Малковой Г. Ю.)

28. Диагностика и коррекция дезадаптированныйх детей и подростков (психометрические свойства опросника Басса-Дарки) // Современные психосоциальные технологии: проблемы освоения и использования. Москва. 21-22 мая 2001.с. 89 (в соавт. с Ельхимовой Л.)

29. Dynamic visualization in teaching of foreign languages // Proceedings of the VI-th International Congress of the International Society of Applied Psycholinguistics (ISAPL) 28 juin-1juillet 2000. Caen, France. p.285

30. Intentional Structures of Inner Temporality as the Ground for Choosing Words in Speech Production and Comprehension // Proceedings of the V-th International Congress of the International Society of Applied Psycholinguistics (ISAPL) 25-27 June, 1997. Porto, Portugal. p. 12.

31. Алмаев Н.А. Психологическое исследование грамматики естественного языка.// Тезисы 3-их Ломовских чтений. Москва 1996 (а)..

32. Nickolay Almayev. Phenomenological Description As A Part Of Natural Language Processing Investigation. “Language and Consciousness”. An International Symposium. September 12-15, 1995 Varna, Bulgaria.

33. Алмаев Н. А. Проблема научности психологии в трудах Э.Гуссерля. “Логика, Методология и Философия Науки”// Тезисы конференции. Москва-Обнинск. 10- 12 Апреля, 1995



 





<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.