Бархатовская культура позднего бронзового века зауралья
На правах рукописи
Аношко Оксана Михайловна
БАРХАТОВСКАЯ КУЛЬТУРА
ПОЗДНЕГО БРОНЗОВОГО ВЕКА ЗАУРАЛЬЯ
Специальность 07.00.06 – археология
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата исторических наук
Тюмень 2006
Работа выполнена на кафедре археологии, истории древнего мира и средних веков Тюменского государственного университета
Научный руководитель: доктор исторических наук
Матвеев Александр Васильевич
Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор
Бобров Владимир Васильевич
кандидат исторических наук
Шамшин Александр Борисович
Ведущая организация: Омский государственный университет
Защита состоится 26 декабря 2006 года в 12 часов на заседании диссертационного совета Д 003.006.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Институте археологии и этнографии СО РАН по адресу: 630090, г. Новосибирск, проспект Академика Лаврентьева, 17.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института археологии и этнографии СО РАН
Автореферат разослан «______» ноября 2006 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
доктор исторических наук
С.В. Маркин
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Настоящая работа посвящена характеристике зауральской бархатовской культуры конца II – начала I тыс. до н.э.
Актуальность темы определяется рядом обстоятельств. Во-первых, тем, что бархатовская культура была выделена позднее многих других западносибирских культур конца бронзового века и продолжает оставаться наименее исследованной. Во-вторых, тем, что давно назрела необходимость введения в научный оборот в полном объеме накопленных источников по бархатовской тематике. В-третьих, решение бархатовской проблематики принципиально важно для реконструкции общей историко-культурной ситуации заключительного этапа эпохи бронзы на Урале и в Западной Сибири. В-четвертых, нахождение бархатовских памятников в лесостепной части Зауралья обуславливает значимость настоящей работы с точки зрения рассмотрения проблемы взаимодействия носителей культур, развивавшихся в разных ландшафтных зонах: в лесу, лесостепи и степи. В-пятых, анализ бархатовских древностей, в том числе их точная хронологическая атрибуция, даст возможность внести коррективы и дополнения в существующую культурно-хронологическую схему бронзового века Зауралья. Нельзя не учитывать также роль бархатовской культуры в культурогенезе населения последующего периода, поэтому ее изучение является актуальным для понимания перехода к раннему железному веку.
Цель диссертации состоит в построении сущностно-содержательной модели бархатовской культуры для определения основных признаков и свойств последней, а также воспроизведения процесса ее формирования, развития и распада.
Задачи исследования сводятся к следующему: 1) выделить и рассмотреть основные этапы в истории изучения бархатовских древностей; 2) обобщить и систематизировать весь корпус источников по бархатовской культуре; 3) реконструировать ареал и особенности расселения ее носителей, установить направление их культурных связей; 4) выявить характерные черты домостроительства и фортификации бархатовского населения; 5) проанализировать его хозяйственную деятельность; 6) произвести статистическую обработку керамических коллекций бархатовских памятников по орнаментальным признакам; 7) уточнить хронологию и разработать периодизацию бархатовских древностей; 8) решить по мере возможности проблему происхождения бархатовской культуры; 9) определить ее роль в сложении культур раннего железного века.
Территориальные рамки работы охватывают лесостепное и отчасти подтаежное Зауралье – регион, примыкающий к восточному склону Уральского хребта и включающий Туринскую равнину, ограниченную с востока левобережьем Тобола, а также Тоболо-Ишимское междуречье, относящееся к Ишимской равнине. В административном отношении рассматриваемая территория совпадает с южными районами Свердловской и Тюменской областей, северной частью Челябинской и практически всей Курганской областью. По природным условиям Зауралье характеризуется чередованием ландшафтов подтаежной зоны, северной и южной лесостепи. Палеогеографические материалы свидетельствуют о том, что в эпоху поздней бронзы здесь существовали ландшафтно-климатические условия, соответствовавшие южному варианту лесостепи, но указывают на некоторое похолодание и увлажнение, пришедшие на период развития бархатовской культуры.
Хронологические рамки определяются временем существования изучаемой культуры и лежат в пределах конца II – начала I тыс. до н.э.
Источниковая база диссертации характеризуется несколькими видами источников, главными из которых являются археологические материалы. Среди них мы выделяем архивные и вещественные источники. Первые представлены полевой документацией и отчетами, содержащими сведения о результатах археологических исследований. Ко вторым отнесены посуда и инвентарь, которые на отдельных памятниках демонстрируют разную степень информативности. Представительные источники получены на довольно полно изученных раскопками селищах Заводоуковское 9, 10, Ново-Шадрино 2, 7, Палатки 2, Щетково 2 и городищах Красногорском, Коловском, Миасском и Усть-Утякском 1, которые можно считать опорными бархатовскими памятниками1
[1]. Их материалы хранятся в фондах Курганского, Свердловского и Тюменского областных краеведческих музеев, лаборатории археологии УрГУ, музея археологии и этнографии ТюмГУ, Института гуманитарных исследований ТюмГУ, а также Института проблем освоения Севера СО РАН. К особым категориям источников относятся палеозоологические, палинологические и иные материалы, проанализированные специалистами в области смежных наук. В целом источниковый фонд данного исследования можно охарактеризовать как репрезентативный.
Методология работы опирается на ряд положений и подходов. Бархатовскую археологическую культуру мы понимаем, как явление, более или менее полно отражающее действительность, сотворенную населением, оставившим памятники бархатовского типа, и как особое культурное образование, отличное от других западносибирских культур. Воссоздание его облика основывается на принципах моделирования, подразумевающих построение модели некогда существовавшей реальности. Системный подход, в основе которого лежит философский принцип целостности, предполагает понимание культуры как системы, состоящей из внутренне связанных элементов. С позиций структурного подхода ее следует рассматривать не только как единый объект, но и как множество коррелированных частей, точнее – как упорядоченную многоуровневую структуру. Принцип историзма дает установку на то, чтобы проследить процесс развития бархатовской культуры и выявить продолжительность ее существования. С помощью экологического подхода бархатовское общество характеризуется через среду его обитания.
Методика исследования представлена традиционными археологическими и естественнонаучными методами. Ареальный анализ с элементами картографии послужил средством для выявления ареала бархатовской культуры и установления контактов ее носителей. Сопоставление керамических комплексов осуществлялось с помощью сравнительно-типологического анализа, используемого в сочетании с различными статистическими приемами. Изделия классифицировались по материалу и функциональному назначению. При разработке хронологии и периодизации бархатовских древностей особое значение имели результаты радиоуглеродного датирования ряда памятников2
[2] и приемы компаративного изучения археологических культур, сходство и различие которых вызваны пространственными и временными факторами. Палеозоологические определения являлись базовыми для исследования хозяйства бархатовского населения3
[3]. Основным источником об особенностях его питания служил пригар на сосудах4
[4]. Палинологический анализ позволил судить о специфике ландшафтно-климатических условий в Зауралье во время развития бархатовской культуры5
[5]. В работе нашла применение методика палеодемографических расчетов по материалам поселений.
Научная новизна работы обусловлена введением в научный оборот и обобщением широкого круга источников и заключается в том, что в ходе исследования автором выдвинут ряд новых положений. Во-первых, им разработана периодизация истории изучения бархатовских древностей. Во-вторых, более четко обозначены границы ареала бархатовской культуры. В-третьих, определены основные черты домостроительства и фортификации бархатовского населения. В-четвертых, показаны комплексная основа бархатовского хозяйства с ярко выраженным доминированием производящих отраслей, динамика животноводства и наличие земледелия, о котором свидетельствуют прямые данные. В-пятых, приведены новые доказательства в пользу концепции формирования бархатовской культуры на двухкомпонентной основе в результате взаимодействия носителей черкаскульской и пахомовской культур. В-шестых, в работе получила аргументацию гипотеза о хронологической дифференциации бархатовских древностей, построена периодизация рассматриваемой культуры и выработаны критерии выделенных этапов. Новизна данного исследования также состоит в попытке реконструкции историко-культурных процессов, протекавших в переходное от бронзы к железу время в Зауралье, на фоне и под влиянием которых происходила трансформация бархатовской культуры.
Практическая значимость диссертации определяется тем, что полученные научные результаты могут быть использованы при создании общих трудов по древней истории Западной Сибири и при реализации конкретных исследований, посвященных отдельным проблемам бронзового века. Представленные в работе статистические матрицы данных могут найти применение при обработке и сравнительном анализе материалов как новых бархатовских памятников, так и синхронных комплексов сопредельных территорий.
Апробация основных положений работы произведена на ряде региональных, всероссийских и международных конференций в городах Барнауле, Кемерово, Кургане, Омске, Санкт-Петербурге, Сургуте, Сыктывкаре, Томске и Тюмени в 2001–2005 гг. Результаты исследования отражены в 35 научных публикациях. Диссертация обсуждена и одобрена на заседании кафедры археологии, истории древнего мира и средних веков ТюмГУ, а также сектора археологии бронзового и раннего железного веков Института археологии и этнографии СО РАН.
Структура работы состоит из введения, трех глав, заключения, списков архивных материалов и литературы, перечня сокращений, а также двух приложений, содержащих таблицы, графики и рисунки.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обоснована актуальность темы исследования, определены его цели, задачи, территориальные и хронологические рамки, охарактеризованы источниковая база, методология, методика и научная новизна работы, приведены данные по ее апробации.
Глава 1. История изучения бархатовских древностей
В главе дан обзор литературы, показывающий формирование, развитие научного интереса к материалам бархатовских памятников и изменения взглядов исследователей по наиболее дискуссионным аспектам бархатовской проблематики с течением времени.
В первом параграфе «Формирование первых представлений о памятниках эпохи поздней бронзы Зауралья в 40—60-е гг. ХХ в.» рассматривается процесс накопления и осмысления археологических материалов, которые впервые дали возможность судить о специфике культуры зауральского населения в эпоху поздней бронзы. Учеными было разработано несколько периодизаций, среди которых стала доминирующей концепция К.В. Сальникова, относившего к концу бронзового века в Зауралье замараевский этап андроновской культуры, а также межовскую и березовскую стадии черкаскульской культуры. Важным достижением этого исследователя явилось то, что им в конце 60-х гг. при анализе коллекций многослойных поселений Боборыкино 2 и Черкаскуль 2 была типологически выделена флажково-жемчужная керамика. Эта посуда выглядела настолько своеобразной по сравнению с межовско-березовскими и замараевскими керамическими комплексами, что возникла мысль о существовании в конце II – начале I тыс. до н.э. в Зауралье особой в культурном отношении группы населения. В те же годы на керамику с флажково-жемчужной орнаментацией обратили внимание В.Ф. Генинг и Н.И. Совцова, выделившие комплексы бархатовского типа XII—X вв. до н.э. Данное обстоятельство позволяет охарактеризовать этот период как начальный этап изучения бархатовских древностей. К сожалению, их открытие осталось практически незамеченным научным сообществом в связи с активным обсуждением андроновской проблематики. К тому же однослойных памятников бархатовского типа в то время исследовано еще не было. Последний факт, на наш взгляд, и стал причиной того, что интерес к бархатовским материалам угас так же быстро, как и возник.
Второй параграф «Пополнение корпуса источников и разработка бархатовской проблематики в 70-х — начале 90-х гг. ХХ в.» посвящен следующему этапу разработки бархатовской проблематики. В начале этого периода в Зауралье были исследованы новые памятники бронзового века, материалы которых позволили В.С. Стоколосу, Л.П. Хлобыстину, М.Ф. Косареву и другим ученым пересмотреть многие тезисы культурно-хронологической концепции К.В. Сальникова. Выделенные им этапы единой андроновской культуры были отнесены к особым археологическим культурам – алакульской и федоровской, а замараевские комплексы отождествлены либо с черкаскульскими, либо с межовскими древностями. В середине 80-х гг. среди исследователей возобладала точка зрения о том, что в конце бронзового века в лесных и лесостепных областях Зауралья существовала самостоятельная межовская культура, памятники которой найдены и в Приуралье. Ученые провели восточную границу ее ареала по водоразделу Иртыша и Ишима.
Однако к концу 80-х гг. в лесостепном Притоболье были изучены поселения (Ново-Шадрино 2 и 7, Заводоуковское 10, Красногорское городище), материалы которых существенно отличались от межовских, что актуализировало вопрос об их культурной атрибуции. Решение данной проблемы нашло отражение в работах В.И. Стефанова, О.Н. Корочковой, А.В. Матвеева и А.С. Сергеева, сделавших заключение о том, что на указанной территории в эпоху поздней бронзы проживали не межовские группы, а население, оставившее памятники бархатовского типа. О.Н. Корочкова подчеркнула, что эти памятники не только выделяются из общего комплекса древностей Западно-Сибирского региона, но и обладают культурной спецификой, отличаясь по целому ряду признаков от материалов сопредельных археологических культур. Это послужило основанием для выделения ею особой бархатовской культуры. К данному выводу пришли и другие исследователи. В этот период были предложены первые версии хронологии и происхождения бархатовской культуры, в частности, точка зрения о ее сложении на пахомовской основе, разработаны проблемы связей бархатовских групп с инокультурным населением (межовским, саргаринско-алексеевским, сузгунским, гамаюнским) и их участия в культурогенетических процессах раннего железного века. Вместе с тем тезисный характер большинства публикаций по бархатовской тематике не убедил многих ученых в правомерности выделения бархатовской культуры. Во всяком случае в вышедших в тот период обобщающих трудах по археологии Урала и Западной Сибири бархатовские материалы не упоминались и не характеризовались.
Третий параграф «Изучение бархатовских материалов на рубеже XX—XXI вв.» освещает современный этап изучения бархатовской культуры, начавшийся в середине 90-х гг. минувшего века и продолжающийся до настоящего времени. Он характеризуется значительным расширением круга открытых и раскопанных бархатовских памятников (Заводоуковское 9, Коловское городище, Палатки 2, Щетково 2 и др.).
В ходе дискуссии по вопросу о соотношении межовских и бархатовских комплексов некоторые ученые изменили прежние взгляды. Одни исследователи предлагали сместить восточную границу ареала межовской культуры до южно-лесной и лесостепной зон Урала, где межовское население соседствовало, по их мнению, с самостоятельными в культурном отношении бархатовскими группами, занимавшими лесостепные районы Притоболья. Другие, учитывая своеобразие памятников, находящихся на этой территории, пришли к выделению бархатовского локального варианта межовской культуры. Появление новых источников не привело к унификации точек зрения на проблему происхождения бархатовской культуры. Первая гипотеза, авторами которой являются О.Н. Корочкова и В.И. Стефанов, акцентирует внимание на генетической преемственности пахомовского и бархатовского населения. Вторая гипотеза, предложенная А.В. Матвеевым, рассматривает бархатовскую культуру как двухкомпонентную по своему происхождению, возникшую в результате взаимодействия носителей черкаскульских и пахомовских традиций. Ряд ученых не исключает возможность участия федоровского компонента в формировании изучаемой культуры. В одной из публикаций А.В. Матвеевым и автором данной работы намечены основы периодизации бархатовских древностей, предполагающей необходимость выделения среди них ранней и более поздней групп. На современном этапе впервые получены переходные бархатовско-баитовские керамические материалы, подтверждающие выдвинутую ранее Н.П. Матвеевой гипотезу о сложении на бархатовской основе баитовской культуры раннего железа. Археологические исследования в Нижнем Притоболье позволили В.А. Заху, О.Ю. Зиминой и другим ученым высказать идею о взаимодействии бархатовских и гамаюнских коллективов, в результате которого появились карагай-аульские комплексы переходного от бронзы к железу времени, отражающие преемственность с лесными баитовскими (вак-куровскими) древностями. Несмотря на все имеющиеся разработки, не появилось до настоящего времени монографических исследований по бархатовской тематике, хотя потребность в них ощущается все сильнее.
Глава 2. Расселение и система жизнеобеспечения
бархатовского населения
В данной главе осуществлен анализ археологических, палеозоологических и иных материалов, на основе которого очерчены границы ареала бархатовской культуры, намечены особенности расселения ее носителей и восстановлены элементы их системы жизнеобеспечения.
В первом параграфе «Типология памятников и ареал бархатовской культуры» содержится информация о современных природно-климатических условиях Зауралья, палеогеографии указанного региона, местоположении и геоморфологии бархатовских памятников. Всего нами учтено 48 объектов, по степени изученности которых выделено две группы. К первой группе относятся памятники, исследованные разведками. В нее входят поселения как с богатыми коллекциями бархатовской керамики, так и с керамическими комплексами, исчисляемыми несколькими фрагментами сосудов. Вторую группу образуют памятники, изученные раскопками. Их более 20, но на некоторых из них бархатовская посуда не связана ни с одним из исследованных сооружений. Бархатовские погребения практически не изучены. С ними можно однозначно связать лишь два захоронения, обнаруженные В.А. Захом при раскопках городища Калачик 1 раннего железного века в южнотаежном Притоболье. Не исключена, на наш взгляд, бархатовская принадлежность нескольких погребений могильников Малоказакбаевского, Сарбулат 2 и других, находящихся в Южном Зауралье.
Поселения подразделены на неукрепленные и укрепленные, первые из которых резко доминируют (90 %). Ряд поселений охарактеризованы как стационарные долговременные поселки. Аналогичным образом интерпретировать другие памятники затруднительно по причине слабой изученности или многослойности. В результате анализа их топографической приуроченности установлены следующие закономерности. Во-первых, среди них выделены поселения, находящиеся в низких местах, в трех — четырех метрах над уровнем воды: в пойме, на невысоких мысах, гривках, дюнах. Другие, напротив, тяготеют к возвышенным участкам: останцам или мысовидным выступам высотой 18—40 м. Во-вторых, отмечена зависимость гипсометрического положения памятника от его типа. На низких отметках локализуются исключительно неукрепленные поселения, тогда как на высоких преобладают городища.
Картографирование бархатовских древностей четко фиксирует две территориально обособленные группы, обозначенные как тюменская и курганская. В первую из них включены объекты, сконцентрированные в Тоболо-Исетском междуречье, во вторую — в южной части Среднего Притоболья. Для остальных участков ареала бархатовской культуры характерна рассеянная локализация памятников. Для тюменской группы, отличающейся наибольшим скоплением поселений, установлен факт как их рассеянного, так и кучно-гнездового расположения.
Памятники приурочены как к лесным массивам, так и к остепненным участкам. Однако нет уверенности в том, что это обстоятельство свидетельствует о стремлении бархатовских групп к разным местам обитания. Палинологические данные, полученные при исследовании селища Щетково 2 и Коловского городища, дают основание говорить о том, что на всем протяжении развития бархатовской культуры господствующее положение занимали открытые пространства, а лесные сообщества имели ограниченное распространение. Установлено также, что неукрепленное и низко расположенное поселение Щетково 2 функционировало в условиях теплого климата, а Коловское городище, возведенное на более высоком участке, – в период некоторого похолодания и увлажнения. В целом бархатовское население выработало наиболее удобную для своего существования систему расселения, четко отражающую его тяготение к довольно узким территориям вдоль речных долин.
Западная граница ареала бархатовской культуры проходила по верховьям Исети и Миасса, северная — по левому берегу Туры, южная — по среднему течению Тобола. Восточную границу мы условно проводим по Приишимью, где отсутствуют чистые бархатовские памятники, но обнаружены синкретичные сузгунско-бархатовские комплексы типа городища Кучум Гора и Чупинского поселения, отражающие, видимо, процесс смешения разных в культурном отношении групп населения. При статистическом анализе керамики этих памятников зафиксированы как сузгунские черты, проявляющиеся в членении орнаментального поля на отдельные ленты поясками ямок, присутствии скобок, вертикальных линий гребенчатого или гладкого штампа и желобков с насечками, так и бархатовские, выражающиеся в большом удельном весе жемчужника, вертикального, однорядного и многорядного горизонтальных зигзагов, сетки, каплевидных вдавлений, а также в специфическом бархатовском межзональном узоре, разбивающем по вертикали орнаментальное поле. Западными соседями бархатовского населения являлись межовские коллективы предгорных районов Среднего Зауралья, северными и восточными — сузгунские Тоболо-Иртышья и Приишимья, южными — алексеевско-саргаринские южной лесостепи Притоболья.
Во втором параграфе «Домостроительство и фортификация бархатовского населения» реконструируются основные элементы жилой среды носителей бархатовской культуры.
Особенности планировки бархатовских селищ и городищ установить сложно, так как многие из них подвергаются распашке, являются многослойными, а обнаруженные в ходе раскопок сооружения иногда частично или практически полностью разрушены представителями более поздних культур. Лишь несколько бархатовских поселений позволяют говорить о характере их застройки. На селище Заводоуковское 10 установлено круговое размещение сооружений, опоясывающих незастроенную площадку. На поселении Щетково 2 выделены две компактные группы построек, отличающиеся концентрацией мелких сооружений у более крупных и представляющие отдельные жилищно-хозяйственные комплексы. На Красногорском городище исследованы небольшая «цитадель» и располагавшийся за ее пределами «посад». Планировка этого поселка с течением времени претерпела изменения, связанные со стремлением его обитателей расширить укрепленное пространство.
Кроме Красногорского городища, остатки бархатовских оборонительных сооружений изучены на Миасском городище. Не исключена возможность функционирования на территории Коловского городища укреплений в бархатовское время, впоследствии разрушенных деятельностью жителей раннего железного века и эпохи средневековья. На бархатовских городищах выявлены элементы, свойственные развитой фортификационной системе древности: рвы, валы, дополнительные деревянные сооружения. Небольшие размеры рвов и валов указывают на малую вероятность существования трудно преодолимых заграждений, хотя использование высоких крутых берегов и укрепление вала бревенчатой стеной усиливали защиту от нападений. В первую очередь, городища выполняли функцию жилого поселка, затем – форпоста. Появление фортификаций фиксируется не только у бархатовских групп, но и у их соседей. Ближайшие аналогии мы находим на памятниках ирменской, сузгунской, гамаюнской и красноозерской культур.
Бархатовскому обществу было свойственно возведение каркасно-столбовых построек, представленных в основном однокамерными помещениями. Для реконструкции его домостроительных традиций мы располагаем материалами 33 полностью или частично раскопанных сооружений. Их анализ позволил установить различия по форме котлована (подпрямоугольная, подквадратная, подтрапециевидная и др.), размерам (малые постройки площадью до 25 м2, средние – до 100 м2, большие – до 210 м2), степени углубленности в землю (слабо, средне и сильно углубленные сооружения), устройству входа (узкий длинный коридор, тамбур, пандус), размещению и оформлению очага (наземный, углубленного типа, с дополнительными конструкциями), количеству хозяйственных ям и другим признакам, на основании которых выделено три группы построек. Первую из них образуют хозяйственные сооружения, характеризующиеся малой площадью, слабой углубленностью и отсутствием очага. Во вторую и третью группы входят жилища, которые различаются лишь по отдельным конструктивным элементам. Бархатовские постройки по ряду признаков сходны с сооружениями пахомовской культуры и обнаруживают параллели в материалах синхронных бархатовской западносибирских культур, хотя в отличие от межовских, алексеевско-саргаринских и ирменских жилищ они меньше по размерам, но более вариативны по форме и устройству входа. Отметим лишь единичный факт наличия на бархатовских поселениях очень крупной постройки площадью 210 м2, которая представляла собой каркасно-столбовую конструкцию с усеченно-пирамидальной кровлей. Примерный расчет трудозатрат, ориентированный на современные нормативные данные, показал, что коллектив из десяти взрослых мужчин мог построить подобное жилище приблизительно за 16 дней.
Преобладание на поселениях бархатовской культуры построек средних размеров вызвано, возможно, тем, что они в большей степени соответствовали семейной организации ее носителей. Основными категориями при палеодемографических реконструкциях, опирающихся на поселенческие материалы, являются общая площадь жилища и норма жилого пространства, необходимая для одного человека. Норма равная или близкая 4 м2 принимается большинством ученых. Используя ее, мы установили наиболее вероятные средние размеры коллективов, занимавших бархатовские сооружения, хотя эти расчеты позволяют лишь предположить возможную социальную структуру бархатовского населения. В постройках площадью до 40 м2 могла проживать малая, нуклеарная семья, включавшая родителей с детьми и, скорее всего, представителей старшего поколения. В остальных сооружениях, видимо, располагалась сложная расширенная семья, состоявшая из двух и более тесно связанных родственными отношениями малых семей. Исходя из археологического материала, определить причины существования последней трудно: с одной стороны, она могла являться результатом доминирования родовых отношений в среде бархатовского общества или, с другой, быть следствием некой экономической целесообразности.
В третьем параграфе «Хозяйство носителей бархатовской культуры» аргументируется многоотраслевой уклад экономики бархатовских групп, сочетавших скотоводство с земледелием, охотой, рыболовством и домашними ремеслами.
Классификация инвентаря по функциональным признакам позволила установить состав и частоту встречаемости основных орудий. На уровне категорий выделены таксоны: орудия труда, оружие и предметы внепроизводственной сферы. Они подразделены на группы, включающие изделия, которые использовались в конкретных отраслях хозяйства и видах деятельности: орудия охоты, рыболовства, бронзолитейного производства, собирательства или земледелия, ткачества, обработки шкур, кожи и металла. С предметами внепроизводственной сферы связаны мелкая пластика, украшения и предметы игры. Каждая группа состоит из изделий, выполнявших определенную функцию, например, наконечники стрел, грузила, песты, проколки и т.п. К мелкой пластике относятся антропо- и антропозооморфные фигурки. Не установлено назначение глиняных предметов, названных «катушками», абсолютно не характерных для культур сопредельных территорий. Они могли применяться в качестве грузил для рыболовных сетей, гирек для ткацких станков или катушек для наматывания ниток, веревок, волокон.
Удельный вес костных остатков домашних животных на селищах Ново-Шадрино 2, 7, Щетково 2 и городищах Красногорском, Коловском явно выше, чем диких (до 94,1 %). В составе бархатовского стада присутствовали крупный и мелкий рогатый скот, лошадь. На неукрепленных поселениях либо значительно преобладают кости крупного рогатого скота, либо фиксируется его практически равная доля по этому показателю с лошадью или мелким рогатым скотом. На городищах, наоборот, на первом месте по костным остаткам стоит лошадь. По сравнению с экономикой федоровских и лесостепных черкаскульских групп предшествующего времени у носителей бархатовской культуры значительно увеличилось количество лошадей в стаде за счет сокращения поголовья крупного рогатого скота и возросла роль охоты, что находит параллели в хозяйстве пахомовского населения. Тип скотоводства бархатовского общества определен как придомно-пастушеский, при котором скот выпасался на незначительном расстоянии от поселка. Однако высокий процент костей лошади в материалах Красногорского и Коловского городищ, видимо, свидетельствует о росте мобильности стада. При придомно-пастушеском скотоводстве длительность проживания на одном месте во многом определялась рациональным использованием природных ресурсов и зависела от условного максимума населения. С учетом палинологических данных и продуктивной емкости ландшафта в окрестностях поселения Щетково 2 построена экологическая модель жизнеобеспечения его обитателей и при определенных допущениях установлена их численность от 85 до 120 человек.
Использование специальных методик, а именно карпологии, палинологии и анализа пригаров из сосудов, позволило получить прямые свидетельства знакомства бархатовских групп с земледелием. В спорово-пыльцевых спектрах из культурного слоя поселения Щетково 2 обнаружены зерна злаков рода Avena (овес) и Secale (рожь). На одном фрагменте керамики с Коловского городища оказались следы семени пшеницы (Triticum sp). В остатках пищи из сосудов селища Щетково 2 и Красногорского городища зафиксированы фрагменты зерен ячменя (Hordeum sp.) и проса (Panicum sp.). По инструментальному набору бархатовской культуры трудно судить о масштабах и характере земледелия. На поселениях встречены изделия, напоминающие мотыжки, которые употреблялись для рыхления почвы. Орудиями уборки урожая, вероятно, служили бронзовые однолезвийные ножи, на переработку зерен указывают песты и зернотерки. Впрочем, этот инвентарь мог применяться при собирательстве и в горнометаллургическом производстве.
По палеозоологическим данным, основным объектом охоты являлся лось, что указывает на ее ярко выраженную мясную направленность. Значительно реже на бархатовских поселениях встречены кости косуль, кабанов, медведей. Бархатовские группы эпизодически промышляли пушных зверей: лисицу, волка, зайца, бобра. Важную роль в их хозяйстве играл рыболовный промысел, что подтверждается расположением поселков по берегам рек и озер, остатками ихтиофауны на ряде из них и многочисленными глиняными желобчатыми грузилами.
Изучение пригаров на бархатовской посуде дало возможность сделать вывод о преимущественно мясомолочном характере употреблявшейся бархатовцами еды. В структуру их питания входили блюда, состоявшие из одного компонента (отварное или тушеное мясо, кипяченое или топленое молоко, каши на воде) и сочетавшие несколько продуктов (молочные каши, мясо с растительными или зерновыми добавками).
Целый ряд предметов и сосуды с ошлакованной поверхностью свидетельствуют о бронзолитейном производстве носителей бархатовской культуры и характеризуют его основные этапы. В ассортимент производимых бархатовцами бронзовых изделий входили ножи, наконечники стрел, кельты, шилья, подвески и бляшки с петелькой на обороте.
Глава 3. Проблемы происхождения, периодизации и хронологии
бархатовской культуры
В настоящей главе обоснована концепция хронологической дифференциации бархатовских древностей, рассмотрены этапы развития бархатовской культуры и показаны специфика ее формирования и роль в сложении культур раннего железного века.
В первом параграфе «Общая характеристика керамики бархатовских памятников и выделение их хронологических групп» анализируется бархатовская посуда в целом и сравниваются ее отдельные коллекции с целью установления хронологического соотношения памятников бархатовской культуры.
В морфологическом отношении бархатовская керамика выглядит унифицированной, так как абсолютно доминируют горшки. Их размеры сильно варьируют, но пропорции и профилировка отличаются стабильностью за счет устойчивого сочетания широкого устья, средне раздутого тулова и маленького днища. В незначительном количестве в бархатовских комплексах выделяются круглодонные мисочки и кувшинообразные сосуды вытянутых пропорций с узким горлом и сильно раздутым туловом. Для бархатовской посуды свойственны в основном резная техника нанесения орнамента и четко выраженная зональность в построении орнаментальной композиции. Узоры наносились на верхнюю, среднюю и нижнюю части горловины, верхнюю и нижнюю части плечиков. Среди элементов орнамента доминируют наклонные и горизонтальные линии, сетка, вертикальный и горизонтальный зигзаги, жемчужины, каплевидные вдавления и круглые ямки. Геометрические узоры встречаются реже, но создают более сложные композиции, особенно на стенках сосудов. Они представлены заштрихованными треугольниками, ромбами и лентами, треугольниками с насечками, лентами с вертикальным и горизонтальным зигзагами, флажками. Характерным признаком бархатовской керамики является межзональный узор, разбивающий по вертикали орнаментальное поле сосудов параллельными линиями. Каннелюры и валики зафиксированы лишь в зоне у основания шейки горшков. Бархатовская посуда обнаруживает сходство с керамическими комплексами межовской, сузгунской, ирменской и саргаринско-алексеевской культур. Однако она характеризуются особым набором элементов орнамента, их взаиморасположением и устойчивыми сочетаниями, которые определяют ее своеобразие и демонстрируют самостоятельную орнаментальную традицию бархатовского населения.
Для установления хронологической позиции селищ Заводоуковское 9, Ново-Шадрино 2 и 7, Камышное 2, Поспелово 1, Щетково 2, Язево 1 и городищ Красногорского, Коловского и Усть-Утяк 1 произведено сравнение их керамических коллекций по частоте встречаемости элементов орнамента на горловинах сосудов. Орнаментация керамики кодировалась набором признаков, которые объединяют всевозможные вариации узоров. Группировка объектов по степени их близости осуществлена с помощью агломеративно-иерархического кластерного метода, анализа соответствий, в основе которого лежит непараметрический критерий хи-квадрат Пирсона, и коэффициента корреляции Спирмена. Статистическими расчетами выделены три группы памятников, обусловленные, на наш взгляд, хронологическими различиями. В первую из них входят керамические комплексы Ново-Шадрино 2 и 7, Поспелово 1 и Щетково 2, фиксирующие отличительные черты, которые сближают их между собой, но разводят с материалами Красногорского, Коловского и Усть-Утякского 1 городищ, образующих третью группу. Вторая группа указывает на обособленное положение бархатовских коллекций селищ Камышное 2, Язево 1 и, видимо, говорит об их локальной специфике, так как эти памятники находятся на южной границе ареала бархатовской культуры. Однако отмечена близость их керамики с материалами селищ первой группы, о чем свидетельствуют практически одинаковые проценты многих орнаментов на горловине сосудов, отсутствие жемчужин и невысокая доля флажков, которые являются определяющими для орнаментальной композиции сосудов с городищ. Отклонение селища Заводоуковское 9 от общей тенденции объясняется его более поздней хронологической позицией по сравнению с остальными памятниками. В керамическом комплексе поселения вместе с горшками классического бархатовского облика присутствует посуда с чертами, сближающими ее с керамикой раннего железного века.
Сравнительный анализ орнаментики бархатовских керамических коллекций показал, что выделенные при этом группы, включающие: одна – неукрепленные поселения, а другая – городища, оказались тождественны тем, что были выявлены при рассмотрении других источников. Данное обстоятельство не оставляет сомнений в том, что в материалах этих памятников наглядно отразилось развитие их культуры и указывает на возможность расчленения бархатовских древностей на раннюю и более позднюю группы. Ранние памятники – селища Ново-Шадрино 2 и 7, Поспелово 1, Щетково 2, Камышное 2 и Язево 1, а поздние – городища Красногорское, Коловское и Усть-Утяк 1.
Во втором параграфе «Формирование и ранний (щетковский) этап бархатовской культуры» дана характеристика раннего этапа бархатовской культуры, относимого нами к последней четверти II тыс. до н.э.
Специфику посуды раннего этапа определяют материалы поселений Ново-Шадрино 2 и 7, Поспелово 1 и Щетково 2. К ведущим элементам в орнаментации горловины их горшков относятся наклонные линии (до 50,4 %), вертикальный зигзаг (до 30,9 %), горизонтальная линия (до 14,4 %), сетка (до 19,7 %), каплевидные вдавления (до 30,2 %) и круглые ямки (до 16,9 %). На керамике этих поселений доля жемчужин на шейках составляет не более 30 %. С целью выявления взаимосочетаний орнаментальных признаков, структуры и силы их связей использован структурный анализ, опирающийся на статистику хи-квадрат Пирсона и коэффициент сопряженности Фишера. Для каждого памятника построены графы положительных связей узоров на горловинах горшков и установлено, что наклонные линии, вертикальный зигзаг, сетка, горизонтальная линия, каплевидные вдавления и валик являются типообразующими в орнаментальной схеме. Их высокий удельный вес и устойчивые сочетания с другими узорами мы считаем характерными чертами посуды раннего этапа. Значительно чаще, чем на сосудах городищ, встречаются на ней вертикальные линии, многорядный горизонтальный зигзаг, скобочки, луновидные вдавления и каннелюры. Керамика с ранними признаками присутствует в материалах Мысовской стоянки, селища Черемуховый Куст и сузгунско-бархатовского городища Чеганово 3.
Комплекс вещей раннебархатовских памятников является традиционным для рассматриваемой культуры. В него входят предметы из глины (желобчатые грузила, «катушки», пряслица, сопла, фишки и антропоморфная фигурка), кости (наконечники стрел, концевой вкладыш для лука, проколки, кочедык и трепало), камня (абразива, оселок, лощила из галек, песты, зернотерки и пешневидное орудие) и бронзы (однолезвийные ножи с хорошо выраженной рукоятью, двулезвийный нож с кольцевым упором на черенке и ребром на клинке, шило, бляшка с ушком и ажурная подвеска). Практически все бархатовские изделия находят аналогии в материалах западносибирских культур эпохи бронзы.
Для определения относительной хронологии ранних материалов учтено присутствие в них инокультурной посуды, свидетельствующей о контактах бархатовских групп с носителями ирменской, саргаринско-алексеевской и сузгунской культур, процесс формирования которых ученые связывают с последними веками II тыс. до н.э. Малочисленный характер крестовой керамики из памятников раннего этапа, которая имеет много общих черт с атлымскими, красноозерскими, завьяловскими комплексами, затрудняет ее точную культурную и хронологическую атрибуцию, указывает, на наш взгляд, лишь на эпизодические связи и не дает никаких оснований говорить о пребывании в это время в изучаемом районе значительных по составу таежных групп мигрантов.
Важным аргументом в пользу того, что бархатовская культура сложилась еще в конце II тыс. до н.э., являются результаты радиоуглеродного датирования образцов, отобранных при раскопках селища Щетково 2. Получены три даты, калиброванные значения которых совпадают при вероятности 95,4 % в интервале 1300—1020 гг. до н.э., при вероятности 68,2 % в интервале 1210—1110 гг. до н.э.
Локализация раннебархатовских памятников отражает, видимо, определенные особенности расселения бархатовских групп на щетковском этапе развития культуры, на котором они осваивали в основном побережье Тобола и продвигались в северном и южном направлениях.
Выделение раннего этапа бархатовской культуры открывает перспективы для исследования проблемы ее генезиса. Историко-культурная обстановка в добархатовский период предопределила особенности формирования данной культуры. С местной линией развития в Зауралье в это время связана черкаскульская культура, памятники которой (Ольховка, Имбиряй 2, 3, Яр 22) обнаружены в междуречье Тобола и Исети, где находится основная часть бархатовских древностей. Здесь же известны поселения пахомовской культуры (Ново-Шадрино 7, Ук 3, Большой Имбиряй 2, Ботники 1в, Оськино Болото и др.), носители которой были пришлыми в Тоболо-Исетье. Совмещение на одной территории разных групп населения создавало условия не только для их сосуществования, но и смешения. О тесных контактах представителей этих культур свидетельствуют селища Большой Имбиряй 10 и Сосновка 10, в культурном слое которых зафиксирована пахомовская и черкаскульская керамика. В материалах поселений Ольховка и Оськино Болото присутствует посуда, отражающая зарождение новых черт, характерных для бархатовских сосудов. Особенности слияния двух орнаментальных традиций улавливаются и в ранних бархатовских комплексах, показывающих наличие узоров, свойственных черкаскульской и пахомовской керамике. Изделия, домостроительные и хозяйственные традиции бархатовских общин также обнаруживают параллели в пахомовских и черкаскульских материалах. Таким образом, мы склонны считать, что бархатовская культура возникла на двухкомпонентной основе в результате взаимодействия пахомовских и черкаскульских групп в лесостепном Притоболье.
В третьем параграфе «Развитый (красногорский) этап бархатовской культуры» на материалах Красногорского, Коловского, Усть-Утякского 1 городищ и других памятников выделены критерии, определяющие содержание более позднего, чем щетковский, этапа развития бархатовской культуры, датированного началом I тыс. до н.э. или, точнее, X–IX вв. до н.э.
Анализ керамических комплексов бархатовских городищ показал, что узловыми признаками в орнаментальных композициях шеек их сосудов являются наклонные линии (до 68,7%) и жемчужник (до 72 %), доля которого возросла практически в 2,5 раза по сравнению с ранними материалами. Эти элементы создают различные варианты декора с другими признаками, образуют с некоторыми из них положительные связи и формируют орнаментальные стандарты, отличающие посуду городищ от керамики щетковского этапа. Значимыми орнаментальными признаками на горловинах горшков также являются вертикальный (до 25,5 %), однорядный (до 21,8 %) и многорядный (до 17,8 %) горизонтальные зигзаги, сетка (до 19,3 %), горизонтальная линия (до 16,2 %) и круглые ямки (до 19,8 %). Своеобразие посуды Красногорского, Коловского и Усть-Утякского 1 городищ определяют более высокий процент флажков, лесенки, насечек, вертикальной линии, разбивающей орнаментальное поле, и значительное падение доли каплевидных вдавлений (до 3,5 %) при соотнесении с керамическими коллекциями ранних бархатовских поселений. Особенности, демонстрирующие изменения в орнаментальной схеме сосудов городищ, являются результатом ее внутреннего развития. Судя по имеющимся публикациям, типологически близкая керамика имеется на Миасском городище и селищах Палатки 2, Черкаскуль 2 и Боборыкино 2.
Изделия с Красногорского, Коловского, Миасского, Усть-Утякского 1 городищ и селища Палатки 2 определяют состав инвентаря бархатовской культуры на ее развитом этапе. Наряду с предметами, характерными и для ранних памятников, в этих комплексах присутствуют керамические лощила, тигли, льячки, антропозооморфные и зооморфные фигурки; костяные орудия, напоминающие мотыжки; каменные наконечники стрел подтреугольной формы с прямым основанием, а также бронзовые наконечники стрел (черешковый с ромбическим сечением и двухлопастной с листовидным пером, длинной выступающей втулкой и нервюрой по стержню пера и втулке), сильно изогнутый пластинчатый нож и браслет из тонкой проволоки. Среди них отсутствуют вещи, которые можно отнести к числу надежно датируемых.
Домостроительство в этот период не претерпело существенных изменений, хотя исследование Коловского городища дало новый тип сооружений — малые многокамерные жилища, — которые, на наш взгляд, отражают процесс зарождения традиций раннего железного века. Сопоставление остеологических данных поселений раннего и развитого этапов показало динамику хозяйства в сторону увеличения роли скотоводства в жизни бархатовского общества.
В коллекциях бархатовских городищ зафиксировано проявление внешнего фактора, который выражает гамаюнская посуда. Ее удельный вес на этих памятниках значительно выше по сравнению с прочей крестовой керамикой, представленной единичными обломками, что говорит, скорее всего, о постоянных контактах бархатовского населения с гамаюнским. Не исключена вероятность их сосуществования в северной части бархатовского ареала. Взаимодействие с гамаюнскими коллективами носило для бархатовского общества вынужденный характер, так как именно в это время оно начало строить укрепленные поселки. Однако на посуде бархатовских городищ практически не прослеживается смешение бархатовских и гамаюнских керамических традиций, обнаружены лишь немногочисленные фрагменты керамики, сочетающей бархатовские и гамаюнские черты.
Аргументом в пользу идеи о том, что именно в начале I тыс. до н.э происходила инфильтрация гамаюнских групп в зону расселения бархатовских общин, выступают результаты радиоуглеродного датирования Красногорского и Коловского городищ. Калиброванные значения десяти определений их абсолютного возраста при вероятности 95 % совпадают в интервале 980—800 гг. до н.э., а при вероятности 68 % — в интервале 920—830 гг. до н.э., из чего следует, что по данным радиоуглеродного анализа эти памятники относятся к Х—IX вв. до н.э.
На развитом этапе изучаемой культуры, вероятно, имело место расширение ареала ее носителей в западном и восточном направлениях, так как отнюдь не самые ранние бархатовские памятники Палатки 2 и Миасское городище находятся на восточной периферии межовской культуры, а очень высокий удельный вес жемчужника (до 61 %) и другие орнаментальные признаки на посуде городища Кучум Гора и Чупинского поселения, локализованных в Приишимье, являются маркерами довольно позднего положения этих комплексов в системе относительной хронологии бархатовских древностей.
Имеющиеся материалы свидетельствуют о том, что на красногорском этапе бархатовская культура достигает своего расцвета.
В четвертом параграфе «Реконструкция историко-культурных процессов переходного от бронзы к железу времени в Зауралье» рассматривается роль бархатовской культуры в культурогенезе переходного времени от бронзового века к железному. Процесс ее преобразования в иное культурное образование проходил в двух направлениях.
В лесостепном Зауралье в ходе постепенной трансформации бархатовской культуры началось формирование баитовской культуры эпохи раннего железа. К переходным бархатовско-баитовским комплексам отнесена посуда селищ Заводоуковское 9 и Ук 3 (раскоп 2), декоративные композиции которой повторяют бархатовские орнаментальные схемы, но с некоторым упрощением, обеднением орнаментации и небрежным нанесением узоров. Ей свойственно украшение среза венчика сосудов наклонными линиями, преобладание на горловине круглых ямок, жемчужин, насечек, падение доли вертикального, горизонтального зигзагов и отсутствие геометрических мотивов. По этим и другим признакам она близка баитовской керамике. Более поздняя временная позиция указанных поселений позволяет допускать вероятность того, что в дальнейшем могут быть получены аргументы в пользу выделения в периодизации рассматриваемой культуры еще одного, заключительного, этапа.
В северных районах ареала бархатовской культуры в процессе активного взаимодействия отдельных бархатовских коллективов с гамаюнскими сформировалась особая в культурном отношении группа населения, оставившая памятники карагай-аульского типа переходного от бронзы к железу времени, исследованные В.А. Захом и О.Ю. Зиминой в Нижнем Притоболье. Карагай-аульский компонент лег в основу вак-куровских или «лесных баитовских» древностей, отличающихся от лесостепных баитовских поселений конструкцией жилых сооружений, представленных не полуземлянками, а наземными постройками, и посудой, которая более тонкостенная, с меньшей примесью песка и своеобразным волнистым орнаментом. Однако в составе данных культурных образований в той или иной степени проявляются элементы, характерные для бархатовских материалов. Накопленные источники позволяют высказать предположение о сосуществовании на каком-то отрезке времени баитовских и вак-куровских групп в подтаежной зоне и на севере лесостепи Притоболья, которые, по-видимому, вступали в довольно тесные контакты, в результате чего произошла, на наш взгляд, ассимиляция последних. Представленный вариант реконструкции имевших место в тот период историко-культурных процессов гипотетичен, но является одним из способов решения данной проблемы.
В заключении сформулированы основные итоги исследования бархатовских древностей, очерчен круг вопросов, решение которых по-прежнему остается актуальным, и выделены критерии, отражающие особенности развития бархатовской культуры.
Основными признаками ее щетковского этапа (конец II тыс. до н.э.) являются: 1) размещение поселений на низких участках; 2) сравнительно теплые и сухие климатические условия; 3) расселение бархатовских групп преимущественно в Тоболо-Исетье; 4) яркое проявление в орнаментации посуды наклонных и горизонтальных линий, вертикального зигзага, каплевидных вдавлений, круглых ямок, валиков, скобочек, луновидных вдавлений, каннелюр; 5) присутствие в материалах поселений небольшого количества инокультурной керамики (ирменской, саргаринско-алексеевской, сузгунской и с крестово-печатной орнаментацией).
Красногорский этап (начало I тыс. до н.э.) характеризуют следующие признаки: 1) локализация памятников на высоких отметках; 2) похолодание и увлажнение климата; 3) расширение ареала культуры в западном и восточном направлениях; 4) изменения в орнаментации посуды, произошедшие в результате ее внутреннего развития, в частности, увеличение доли жемчужника, флажков, лесенки, насечек, вертикальной линии, разбивающей орнаментальное поле; 5) возрастание роли животноводства и рост поголовья лошадей в составе стада; 6) появление на площади поселков укреплений, свидетельствующих о напряженной внешней обстановке, сложившейся в результате продвижения в лесостепь из более северных районов представителей гамаюнской культуры.
Новая источниковая база не только даст возможность осуществить разработку многих аспектов бархатовской проблематики на качественно ином уровне, но и позволит определить правомерность высказанных в этой работе гипотез и предположений.
СПИСОК ОСНОВНЫХ ТРУДОВ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ
Статьи в рецензируемых изданиях
Аношко О.М. Бархатовский комплекс Коловского городища // Вестник Тюменского гос. ун-та. — Тюмень, 2002. — Вып. 2. — С. 11—22 (в соавторстве с Н.П. Матвеевой).
Аношко О.М. Материалы бархатовской культуры финала бронзового века с Коловского городища (лесостепное Притоболье) // РА. — 2006. — № 2. — С. 2438 (в соавторстве с Н.П. Матвеевой, С.И. Цембалюк).
Прочие публикации
Аношко О.М. К вопросу о происхождении и периодизации бархатовской культуры позднего бронзового века лесостепного Зауралья // Историко-культурное наследие Северной Азии: Итоги и перспективы изучения на рубеже тысячелетий. — Барнаул: Алтайский гос. ун-т, 2001. — С. 262—265.
Аношко О.М. К проблеме хронологической дифференциации бархатовских древностей // Проблемы взаимодействия человека и природной среды. — Тюмень: ИПОС СО РАН, 2001. — Вып. 2. — С. 29—32 (в соавторстве с А.В. Матвеевым).
Аношко О.М. Предварительные итоги работ 1999 и 2000 гг. на поселении Щетково 2 в Ингальской долине // Вестник археологии, антропологии и этнографии. — Тюмень: ИПОС СО РАН, 2001. — Вып. 3. — С. 213—217 (в соавторстве с А.В. Матвеевым, Т.С. Измер).
Аношко О.М. Хроностратиграфические комплексы позднебронзового поселения Щетково 2 в Ингальской долине // Хронология и стратиграфия археологических памятников голоцена Западной Сибири и сопредельных регионов: Материалы научного семинара. — Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 2002. — С. 78—83 (в соавторстве с А.В. Матвеевым, Т.С. Измер).
Аношко О.М. Исследование новых памятников бронзового века в Ингальской долине // Проблемы взаимодействия человека и природной среды. — Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 2003. — Вып. 4. — С. 28—32 (в соавторстве с А.В. Матвеевым, Т.С. Измер).
Аношко О.М. Некоторые аспекты палеодемографического изучения бархатовской культуры по материалам поселений // Социальная организация и социогенез первобытных обществ. — Кемерово: Кем. гос. ун-т, 2003. — С. 145—151.
Аношко О.М. Особенности хозяйства бархатовского населения позднего бронзового века лесостепного Притоболья // Источники по истории Западной Сибири. — Сургут, 2003. — Ч. 1. — С. 61—66.
Аношко О.М. Переходное время от эпохи бронзы к раннему железному веку в Притоболье // Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. — Барнаул: Алт. ун-т, 2003. — Кн. I. — С. 259—263.
Аношко О.М. Реконструкция основных элементов жилой среды бархатовского населения эпохи бронзы // Экология древних и современных обществ. — Тюмень: ИПОС СО РАН, 2003. — Вып. 2. — С. 101—104 (в соавторстве с С.В. Берлиной).
Аношко О.М. Новые материалы эпохи поздней бронзы из Приисетья // Шестые исторические чтения памяти М.П. Грязнова: Материалы Всероссийской научной конференции. — Омск: Омский гос. ун-т, 2004. — С. 174—178 (в соавторстве с Н.П. Матвеевой, С.И. Цембалюк).
Аношко О.М. Перспективы изучения бархатовской культуры в рамках археологического комплекса «Ингальская долина» // Археологические микрорайоны Западной Сибири. — Омск: Омский гос. ун-т, 2004. — С. 9—12.
Аношко О.М. Статистический анализ керамики селища Щетково-2 // Земля Тюменская: Ежегодник Тюменского областного краеведческого музея. — Тюмень: Изд-во Тюм. гос. ун-та, 2004. — Вып. 17. — С. 196—205.
Аношко О.М. Городище Чеганово 3 в Нижнем Притоболье // Вестник археологии, антропологии и этнографии. — Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 2005. — № 6. — С. 58—72 (в соавторстве с О.Ю. Зиминой, В.А. Захом, С.Н. Скочиной, П.А. Колмогоровым, В.Т. Галкиным).
Аношко О.М. К характеристике позднего бронзового века Приишимья (по материалам городища Кучум Гора и Чупинского поселения) // Проблемы историко-культурного развития древних и традиционных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий. — Томск: Изд-во Томск. ун-та, 2005. — С. 130—133 (в соавторстве с Ю.В. Рыжковой).
Аношко О.М. Результаты исследования селища Заводоуковское 9 // Вестник археологии, антропологии и этнографии. — Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 2005. — № 6. — С. 73—81 (в соавторстве с А.В. Матвеевым, О.С. Агишевой).
Аношко О.М. О наличии земледелия у бархатовского населения позднего бронзового века Зауралья // Современные проблемы археологии России. — Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2006. — Т. I. — С. 340—342.
Аношко О.М. The Forest-Steppe Trans-Urals in the Late Bronze Age // European Association of Archaeologists: 9th Annual Meeting. — St. Petersburg, 2003. — P. 54.
[1] Выражаю признательность моему учителю А.В. Матвееву, а также Н.П. Матвеевой, О.Н. Корочковой, В.И. Стефанову и А.И. Кайдалову за возможность использования материалов селищ Заводоуковское 9, Ново-Шадрино 2 и 7, Поспелово 1, Щетково 2 и городищ Красногорского, Коловского и Усть-Утякского 1.
[2] Радиоуглеродные даты бархатовских памятников получены Л.А. Орловой.
[3] Палеозоологические материалы бархатовских поселений обработаны П.А. Косинцевым, П.А. Колмогоровым и А.С. Поклонцевым.
[4] Изучение пригара на сосудах проведено Л.Л. Гайдученко.
[5] Палинологические определения осуществлены Н.Е. Рябогиной и Т.Г. Семочкиной.
