С.м. сухотин (1887 – 1926): историческая биография личности в переломную эпоху
На правах рукописи
Свидзинская Мария Сергеевна
С.М. СУХОТИН (1887–1926): ИСТОРИЧЕСКАЯ БИОГРАФИЯ
ЛИЧНОСТИ В ПЕРЕЛОМНУЮ ЭПОХУ
Специальность 07.00.02 – Отечественная история
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата исторических наук
Москва 2012
Работа выполнена на кафедре истории России нового времени Факультета истории, политологии и права Историко-архивного института ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет»
| Научный руководитель: | доктор исторических наук, профессор Березовая Лидия Григорьевна |
| Официальные оппоненты: Бахтурина Александра Юрьевна – доктор исторических наук, доцент / кафедра истории государственных учреждений и общественных организаций факультета документоведения Историко-архивного института Российского государственного гуманитарного университета, профессор Проскурякова Наталья Ардалионовна – доктор исторических наук, профессор / кафедра социальной истории факультета истории Высшей школы экономики, профессор | |
| Ведущая организация: | Институт всеобщей истории РАН |
Защита состоится « 25 » мая 2012 г. в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д. 212.198.03, созданного при ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет» по адресу: 125993, ГСП-3, Москва, Миусская пл., д. 6.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет» по адресу: 125993, ГСП-3, Москва, Миусская пл., д. 6.
Автореферат разослан « » 2012 года
Ученый секретарь
кандидат исторических наук, доцент Е.В. Барышева
- ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Содержание научной проблемы и ее актуальность. Диссертационное исследование посвящено проблеме самоопределения и поведения личности в ситуации переломного исторического времени конца XIX – начала XX в. Этот период, недолгий в исторической перспективе, оказался чрезвычайно насыщенным процессами и событиями, которые в своей совокупности позволяют говорить о переломе, разделившем исторический процесс на «до» и «после». Войны, революции, социальные и культурные конфликты – вехи переломной эпохи формировали крайне агрессивный контекст жизни человека. Особенно показательной проблема самоопределения личности в переломное время становится при выборе в качестве объекта исследования биографии людей, которые не просто участвовали в главных событиях и процессах своего времени, но и были вынуждены занимать в них активную личностную позицию.
Именно такой личностью является С.М. Сухотин, дворянин и офицер. Традиционное дворянское и кадетское воспитание, христианские нравственные поиски, добровольчество и офицерство Первой мировой войны, контакты с придворными кругами накануне падения монархии, участие в убийстве Г.Е. Распутина, попытки «вписаться» в реалии новой жизни после революции 1917 г., а также практики «выживания» в агрессивном по отношению к «бывшим эксплуататорам» молодом советском государстве – все вошло в личную судьбу С.М. Сухотина. Важнейшие события эпохи остро поставили его перед проблемой личностного выбора и личностного самосохранения. Не будучи «от рождения» политическим активистом, традиционно далекий от политики, воспитанник традиционной дворянской среды, С.М. Сухотин – в ситуации обострения кризисных социальных, культурных и политических явлений на рубеже веков – был вынужден вырабатывать свое отношение к происходящему вокруг него и строить собственную жизненную стратегию с учетом и личных взглядов, и исторического контекста.
Столь тесная связь индивидуальной биографии с эпохой обусловлена своеобразием исторического периода и объекта исследования. Переломные эпохи отличаются тем, что события «большой» истории чаще и сильнее затрагивают судьбы отдельного человека, видоизменяют его жизненное пространство, даже вопреки его желаниям заставляют отвечать на вызовы времени сообразно своим убеждениям, жизненным позициям и принципам. В такие исторические моменты судьба такого человека становится инобытием, «изнанкой», «исключительным нормальным» эпохи, а эпоха рассматривается в измерении индивидуальной «катастрофы», которая меняет старую парадигму жизни и навязывает новую. Проблематика исследования актуальна в свете повышенного интереса к исследованию предреволюционной и революционной эпохи в отечественной истории.
Объектом диссертационного исследования является личностная позиция С.М. Сухотина, события его жизни, поступки и их мотивации как человека, максимально вовлеченного в глобальные события переломной эпохи конца XIX–начала XX в.
Предметом диссертационного исследования является основания формирования, динамика и особенности трансформаций личностной позиции С.М. Сухотина в течение жизни, связь этих трансформаций с событиями эпохи и характер самоопределения в них.
Цель исследования состоит в том, чтобы на основании анализа событий жизни С.М. Сухотина, обстоятельств формирования и трансформации его взглядов, мотивации поступков выявить глубинные структуры поведения личности, точки взаимодействия индивида и исторического контекста.
В процессе исследования были решены следующие задачи:
- проведена фактологическая реконструкция биографии С.М. Сухотина;
- проведен анализ условий формирования социальной и личностной идентичности С.М. Сухотина;
- проведен анализ контекстуальной позиции С.М. Сухотина в рамках переломной эпохи, реакций на события социально-политической и личной истории.
- выявлены мотивационные предпосылки поступков С.М. Сухотина в кризисные моменты его жизни.
Хронологические рамки исследования совпадают с естественными датами рождения (1887 г.) и смерти (1926 г.) С.М. Сухотина.
Историография вопроса. Широкую историографическую известность С.М. Сухотин приобрел благодаря участию в убийстве Г.Е. Распутина, о чем в последние два десятилетия написано большое количество как публицистической, так и научной литературы. Однако объем «гипотез», «догадок» и «научных сенсаций» в ней заметно превышает количество объективной информации о С.М. Сухотине и не соответствует обширному объему архивного материала по заданной теме. Наибольшую популярность приобрела версия о гомосексуальной подоплеке убийства. Ошибаясь даже в такой «простой» вещи, как имя, авторы «сенсационных исследований» (О.Н. Францев. Григорий Распутин; А.П. Коцюбинский, Д.А. Коцюбинский. Григорий Распутин: тайный и явный и др.) утверждают о нетрадиционной сексуальной ориентации С.М. Сухотина. Немало поспособствовали распространению этой гипотезы опубликованные в 2001 г. воспоминания Матрены Распутиной «Распутин. Почему?», происхождение и авторство которых неочевидно. Ссылки на него присутствуют даже в научных монографиях. Монография А. Терещука «Григорий Распутин: последний “старец” Империи» фактически единственная, в которой сообщаются реальные факты биографии С.М. Сухотина после заговора: женитьба на С.А. Толстой, послереволюционная эмиграция во Францию, болезнь и смерть. Кроме того, А. Терещук развивает в своем исследовании версию о «неизвестном настоящем» убийце Распутина и выдвигает гипотезу о том, что им был С.М. Сухотин. Основанием ее явились опубликованные в 1959 г. в Нью-Йорке «Осколки прошлого: Воспоминания 1889–1959» бывшего ротмистра князя П.П. Ишеева, знакомого князя А.С. Чагадаева, дружба которого с С.М. Сухотиным подтверждена архивными материалами.
Очевидный недостаток объективной информации о С.М. Сухотине в историографии, посвященной жизни и смерти Г.Е. Распутина, обусловлен длительной засекреченностью факта его участия в заговоре. Его присутствие среди заговорщиков было обозначено лишь с публикацией воспоминаний о заговоре – в 1918 г. «Дневника» В.М. Пуришкевича и в 1927 г. «Конец Распутина» Ф.Ф. Юсупова. Тогда дореволюционная тематика была уже закрыта для советской историографии. Доступ к ней вновь открылся только в период Перестройки.
Еще одним фактом биографии С.М. Сухотина, нашедшим отражение в отечественной историографии, стало «дело РАСМЕКО» дело Ревтрибунала при ВЦИК по обвинению в спекуляции ответственных сотрудников Главного управления по распределению металлов РАСМЕКО ВСНХ, среди которых был и С.М. Сухотин. В монографии советского историка В.А. Клименко «Борьба с контрреволюцией в Москве. 1917–1920» история «дела РАСМЕКО» помещена в разделе «Удары по спекулянтам» и объяснена с позиций «Краткого курса истории ВКП(б)». С.М. Сухотин и его коллеги – А.С. Чагадаев и В.Л. Каупуш – представлены в полном соответствии с приговором Ревтрибунала при ВЦИК, как «враги народа», «окопавшиеся» на советской службе, «проникшие» на руководящие посты и своими действиями и спекулятивным промыслом «не только дискредитировавшие революционную власть, но и подрывавшие экономику государства». Историк в своем исследовании не приводит ни одной архивной ссылки, что понятно ввиду длительной засекреченности архивов Ревтрибунала ВЦИК.
Некоторые данные о послереволюционной судьбе С.М. Сухотина содержатся в публикации «“Милый Булгаша!..”: Письма Т.Л. Сухотиной–Толстой и Т.М. Альбертини–Сухотиной В.Ф. Булгакову (1925–1940) В.Н. Абросимовой и Г.В. Краснова в сборнике «Диаспора: новые материалы». Не ставя перед собой целью исследование личности и биографии С.М. Сухотина, авторы на основании материалов из фондов Рукописного отдела Государственного музея Л.Н. Толстого приводят некоторые факты его биографии с позиции его принадлежности к семье Толстых. Для авторов С.М. Сухотин представляет интерес в качестве сына одного из ближайших к Л.Н. Толстому лиц М.С. Сухотина, пасынка дочери Л.Н. Толстого Т.Л. Сухотиной–Толстой и мужа внучки Л.Н. Толстого С.А. Толстой. Замена С.М. Сухотину приговора к расстрелу по «делу РАСМЕКО» на бессрочное тюремное заключение трактуется как результат обращения к советскому правительству членов Общества Истинной свободы в память Л.Н. Толстого с требованием отмены смертной казни в России. Однако простое сопоставление дат свидетельствует о том, что обращение толстовцев не могло оказать какого-либо влияния на судьбу Сухотина: приговор был пересмотрен на следующий день после Ревтрибунала – 23 ноября, а обращение Общества имело место 24 ноября. Значит, пересмотр приговора имел иные предпосылки, которые будут раскрыты в рамках данного диссертационного исследования.
Крайне малый объем историографической базы исследования позволяет говорить о том, что личность С.М. Сухотина до сих пор фактически находилась за гранью научного интереса. Поэтому исследование его жизни на основании максимально обширной источниковой базы должно внести вклад не только в развитие методологии отечественной биографики, но и в историографию, касающуюся многих конкретно-исторических сюжетов, нашедших отражение в его биографии.
Теоретико-методологические основания исследования. Помещение в фокус исторического исследования уникальной личности требует обратиться к биографическому методу. Проблематика исследования – совмещения биографического подхода с методологией, предусматривающей исследовательские практики анализа взаимовлияния индивида и окружающего его культурно-исторического контекста. В то же время важен компромисс микро– и макромасштабов исследования, чтобы не пострадала ни одна из фундаментальных социокультурных категорий – ни личность, ни эпоха: роль эпохи не должна быть низведена до «декорации», а индивид не должен стать объектом выявления типологических особенностей для построения глобальных аналитических конструкций, в которых теряются уникальные особенности личности. Наиболее адекватной в рамках обозначенной проблематики представляется методология контекстуальной биографии.
Для отечественной историографии такой подход является относительно новым. Он сформировался в рамках микроисторической парадигмы, вошедшей в российскую историческую науку в середине 1990-х гг., когда на русский язык были переведены программные статьи крупнейших теоретиков и практиков микроистории. Тогда же проявилась тенденция к «очеловечиванию» истории, приближению исторической науки к человеку как субъекту, а не только объекту исторического процесса. К. Гинзбург и К. Пони предложили «имя собственное», т.е. наиболее индивидуальный, наименее повторяемый из возможных показателей, в качестве знака, который позволил бы создать новую разновидность социальной истории, интересующейся индивидом и его связями с другими индивидами, а Ж. Ревель предложил новый подход к традиционной биографике – через исторический контекст. Л.П. Репина говорит о «синтезе реальностей» в деятельности индивида, достижимом посредством сетевого анализа.
В рамках контекстуальной биографии наиболее удачно удается решить проблему сочетания микро и макроистории. Личность исследуется не сама по себе, а оказывается погруженной в «концентрические круги» разноуровневых контекстов: семьи, различных социальных групп, учреждений, идей и событий. Микроисторики, поместив уникальное в центр исследования, предложили новый подход к контексту – реконструировать его не с глобального уровня абстрактной для индивида истории, а – от этого самого индивида посредством сетевого анализа. Лишь собирание воедино множества контекстов, которые непосредственно окружают личность, взаимодействуют с ней и составляют «ближайший контекст» ее биографии, необходимо как для идентификации текста, так и для понимания рассматриваемых поступков. В пределах «ближайшего контекста» удается преодолеть разрыв между локальной и глобальной историей. Обращение к опыту индивида позволяет уловить конкретный облик глобальной истории, воплощенной в такой конфигурации событий и исторических явлений, которая была характерна именно для данного человека и формировала уникальную траекторию его жизни, в то же время раскрытой и исследованной в рамках этой жизни. При таком подходе ни эпоха, ни личность не являются пассивными. Биография осмысливается в понятиях, обозначающих постоянное взаимодействие человека и среды, – социализации, индивидуализации, адаптации, интеграции субъекта в частные контексты и конструирования им собственной позиции среди них. В то же время масштаб «ближайшего контекста» позволяет раскрыть социокультурные практики, которые остались неидентифицированными посредством макроисторической методологии. В рамках контекстуальной биографии уникальная жизнь превращается в многофакторный процесс, объединяющий большое количество взаимодействий и связей, которые нейтрализуют четкое разделение биографии на автономные временные «этапы» и строгую детерминацию. Биографическое исследование в горизонте «расширенной перспективы» выходит за рамки уникальной жизни и приобретает черты полноценного микроисторического исследования, привнося большой вклад в исследование макромира и его ментальных оснований.
Источниковая база исследования. Исследование проводилось на основе широкого круга опубликованных и неопубликованных источников из фондов Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), Российского государственного архива древних актов (РГАДА), Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ), Отдела рукописей Государственного музея Л.Н. Толстого (ОР ГМТ), Центрального архива города Москвы (ЦАГМ), Российского государственного архива Военно-морского флота (РГА ВМФ) и Российского государственного исторического архива (РГИА). К их числу относятся документы личного и официального происхождения, делопроизводственные материалы и материалы прессы.
Важное место в источниковой базе исследования принадлежит материалам, принадлежащим руке С.М. Сухотина: его письма и телеграммы 1914–1917 гг. к отцу М.С. Сухотину, к братьям, к любимым женщинам Н.Ф. Гаяриной и И.А. Горяиновой, к друзьям и знакомым, заметки дневникового характера, отражающие его интересы и впечатления периода обучения в Лозаннском университете, записные книжки периода нахождения на фронте, содержащие краткие записи о фронтовых буднях (РГВИА, Ф. 95). Был также исследован письменный план защиты на суде, составленный С.М. Сухотиным в 1918 г., в период нахождения в Бутырской тюрьме во время следствия ВЧК по «делу РАСМЕКО» (ОР ГМТ, Ф. 48). Найдены в архивах и исследованы автобиография С.М. Сухотина и его письма к С.А. Толстой 1921 г.
Не менее важны и источники, фиксирующие «взгляд со стороны». Большое значение для понимания атмосферы имения Толстых Ясной Поляны, имеют «Яснополянские записки» Д.П. Маковицкого (М., 1979). В них первое упоминание о С.М.Сухотине относится к 1905 г., а последнее к 1910 г. Они содержат упоминания о юности С.М. Сухотина, периоде его обучения в Лозанне, о возвращении оттуда и отношениях с Л.Н. Толстым. Также в процессе исследования изучены «Дневник» Т.Л. Сухотиной-Толстой (М., 1987), содержащий большое количество информации о детстве С.М. Сухотина. Среди неопубликованных источников этой группы следует выделить неопубликованные «Дневники» М.С. Сухотина, отца С.М. Сухотина, раскрывающие не только факты биографии сына, но и контекст семейного окружения, особенности воспитания детей в семье Сухотиных (РГАЛИ, Ф. 508). Особый интерес представляет уникальный Дневник Т.Л. Сухотиной–Толстой за 1918–1919 гг. (ОР ГМТ, Ф. 42). Мемуары Т. Аксаковой (Сиверс) «Семейная хроника» (М., 2005) позволяют проследить особенности взаимоотношений и общения среди московского дворянского общества, а также некоторые факты истории начала XX в., которые неизвестны историографии этого периода. Немало информации для исследования фронтового периода жизни С.М. Сухотина имеют «Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота» Г.И. Шавельского (Нью-Йорк, 1954) и начальника штаба Северо–Западного фронта М.Д. Бонч-Бруевича (М., 1958), раскрывающие содержание фронтовых повседневных практик. Об убийстве Г.Е. Распутина свидетельствуют мемуары Ф.Ф. Юсупова «Конец Распутина» (М., 1990) и «Дневник» В.М. Пуришкевича (М., 1997), в которых изложена информация о заговоре против Распутина и его убийстве, – сюжет, который не мог быть отражен в других источниках, поскольку следственные материалы отражают вымышленную картину произошедшего. Не менее ценны для осмысления убийства Распутина как факта биографии С.М. Сухотина воспоминания Ф.Ф. Юсупова «Перед изгнанием. 1887–1919 гг.» (М., 1993), воспоминания А.Т. Васильева «Охранка: русская секретная полиция» (М., 2004), А. Симановича «Распутин и евреи: Воспоминания личного секретаря Г. Распутина» (М., 1997), великого князя Гавриила Константиновича «В мраморном дворце: Из хроники нашей семьи» (Нью-Йорк, 1955). В исследовании тюремного периода биографии С.М. Сухотина немало послужили мемуары о Таганской тюрьме бывших ее узников, отбывавших там свое заключение в то же время, что и Сухотин – князя С.Е. Трубецкого «Минувшее» (М., 1991) и евангелического проповедника В.Ф. Марцинковского «Записки верующего: Из истории религиозного движения в России (1917–1923)» (Новосибирск, 1994). Не смотря на то, что обоих, в силу различия интересов, волновали разные вещи, сравнительный анализ обоих источников позволил выявить общие для узников, находящиеся вне оценочных суждений, условия тюремного заключения. Факт того, что, будучи заключенным, С.М. Сухотин помогал устраивать побеги белогвардейцам, упомянуто в воспоминаниях Г.фон Мекк «Как я их помню» (М., 1999) и т.д.
Не менее важны для исследования биографии С.М. Сухотина письма и телеграммы родных и близких С.М. Сухотину (РГВИА, Ф. 95), а также письма о С.М. Сухотине (например, большую ценность представляет письмо Т.Л. Сухотиной-Толстой из Парижа С.А. Толстой-Есениной от 1926 года (ОР ГМТ, Ф. 48), написанное сразу после похорон С.М. Сухотина и содержащее ценнейшие сведения о последних днях его жизни, письма С.А. Толстой к поэтессе Марии Шкапской (РГАЛИ, Ф. 2182) и известному юристу А.Ф. Кони, опубликованные племянницей С. Есенина Т. Флор–Есениной в статье «О чем рассказали архивы»).
Другую группу источников составляют делопроизводственные материалы, содержащие «официальные» сведения о С.М. Сухотине. Среди таких источников можно выделить его личное дело в архиве Морского училища (РГА ВМФ, Ф. 432), формулярный список С.М. Сухотина (РГВИА, Ф. 400), расписания и конспекты военных занятий и приказы Лейб-гвардии по 1 Стрелковому полку (РГВИА, Ф. 95), личное дело С.М. Сухотина в архивах Главного управления по заграничному снабжению (Главзаграна) (РГИА, Ф. 1525), дело ответственных сотрудников Главного управления по снабжению металлами РАСМЕКО из архивов Ревтрибунала ВЦИК (ГА РФ, Ф. Р–1005). Личные дела в Таганской тюрьме как С.М. Сухотина, так и его коллеги по РАСМЕКО и близкого друга А.С. Чагадаева, а также оркестрантов тюремного оркестра народных инструментов (ЦАГМ, Ф. 2244) позволяют детально исследовать такие неизвестные для современной историографии практики повседневности Таганской тюрьмы периода 1918–1921 гг. как, например, тюремный оркестр, статус исправляющегося, концерты-митинги, трудовое воспитание и образование заключенных и т.д. Информация о тюремном быте и распорядке содержится, в том числе, и в приказах по личному составу Таганской тюрьмы за 1919–1920–е гг. (ЦАГМ, Ф. 2244). К делопроизводственным же документам следует отнести афиши тюремного театра, которые дают представление о репертуаре и аудитории тюремного театра в 1920–1921 гг., фотокопии которых представлены на сайтах интернет-аукционов: Сибирский коллекционер (http://www.sibcol.com/); Гелос: Аукционный дом (http://www.gelos.ru/); VOSTOK: Аукцион по продаже предметов для коллекционирования (http://vostok-sale.ru/).
Основными источниками по послетюремному периоду биографии С.М. Сухотина, помимо мемуаров и писем из его окружения, следует назвать личное дело С.М. Сухотина в фонде Главного управления местами заключения (ГУМЗ) Наркомата внутренних дел РСФСР, содержащее материалы периода 1921–1922 г. (ГА РФ, Ф. Р–4042), и личное дело С.М. Сухотина в фонде Главного управления научными, научно-художественными и музейными учреждениями Наркомпроса РСФСР (Главнауки) (ГА РФ, Ф. А–2307).
В целом, источниковая база исследования имеет широкий характер, включает в себя источники разного происхождения, что обосновано биографическим и в частности контекстуально-биографическим жанром историописания. Особая ценность большинства из них заключается в абсолютной научной новизне.
Научная новизна исследования состоит в следующих позициях:
1. Впервые в историографии исследуется биография С.М. Сухотина, которая до сих пор находилась на периферии интереса историков. Помещение в центр исследования С.М. Сухотина и его биографического опыта позволило отделить историографические стереотипы («гомосексуалист», «толстовец», «спекулянт, окопавшийся на советской службе») от его личности, превратить его в самостоятельного исторического персонажа с уникальной и сложной судьбой.
2. Автором предложен контекстуально-биографический подход к исследованию индивидуальной биографии в переломную эпоху рубежа XIX–XX вв. ввиду личностной специфики объекта исследования и его исторического времени. Это позволило раскрыть индивидуальный опыт в тесном взаимодействии с эпохой, взглянуть на проблему сочетания макро- и микроистории с позиции «ближайшего контекста», масштаб которого помог наиболее полно раскрыть личность и высветить многие до сих пор неисследованные аспекты эпохи, выходящие за рамки узко-биографического интереса.
3. Метод сетевого анализа «ближайшего контекста» позволил идентифицировать и раскрыть такие новые для исторической науки аспекты переломной эпохи, как: социальные и культурные мотивации возникновения заговора против Г.Е. Распутина, деятельность Главного управления по заграничному снабжению (Главзагран) Военного министерства по организации взаиморасчетов по русско-румынским военным обязательствам, историю одного из важнейших органов в структуре народного хозяйства периода Гражданской войны Главного управления по распределению металлов ВСНХ (РАСМЕКО), а также сложные основания возникновения и неявную суть одного из первых громких дел советского правосудия – «дела РАСМЕКО», специфику одиночного заключения и специфику уникальной социокультурной среды Таганской тюрьмы в период Гражданской войны, позволило исследовать особенности социальной адаптации бывших заключенных в рамках принудительных работ без содержания под стражей, а также расширить представления об истории организации музея-усадьбы Ясная Поляна.
4. Применение коммуникативной методологии позволило раскрыть в горизонте индивидуальной биографии взаимодействие различных культурных традиций и тенденций в процессе самоопределения личности в переломную эпоху. Такие моменты судьбоносного выбора С.М. Сухотина, как правило, совпадали с переломными моментами исторических событий. Решение участвовать в убийстве Г.Е. Распутина являлось результатом объединения в мотивации одного человека офицерского воспитания, фронтового опыта Первой Мировой войны, конфликта традиционной сословности с процессами «демократизации» и распространения идей «Освободительного движения» в уездной среде после 1905 г., а также глубокого конфликта придворной великосветской среды с распутинством как явлением, противным духу христианства. Исследование опыта выживания С.М. Сухотина в статусе заключенного Московской Таганской тюрьмы позволил раскрыть процесс перерождения непротивленческой толстовской позиции в позицию «двойной морали» в ситуации нарастания агрессивности социального и идеологического контекста в первые годы советской власти.
5. Сочетание в источниковой базе биографического исследования источников различного происхождения позволило на основании сопоставления данных разных источников выявить скрытую суть многих чрезвычайно важных в биографической перспективе событий и явлений: коммуникативные практики в бюрократической среде молодой советской республики, как «взаимовыгодные отношения» между чиновниками и предпринимателями, а также методы расправы с чиновниками, по различным причинам противодействующим этим практикам.
6. Привлечение широкого круга мемуарного материала позволило не только собрать значительное количество свидетельств о С.М. Сухотине, но и раскрыть многие важные в свете обозначенной в исследовании проблематики свидетельства его личностной мотивации. Мемуарные источники об убийстве Г.Е. Распутина – воспоминания Ф.Ф. Юсупова «Конец Распутина» и «Дневник» В.М. Пуришкевича – впервые в рамках отечественной историографии были подвергнуты компьютерному контент-анализу, что позволило более объективно выявить мотивационные основания заговора. В процессе исследования удалось также решить одну из основных проблем, возникающих при контент-анализе мемуарных источников, которая связана со слабой структурированностью информации, представленной в них. Предложен вариант комплексной разметки текста, что позволило получить основания для новой информации и выводов.
Практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что его результаты могут использоваться при составлении общих лекционных курсов по отечественной истории, а также специальных курсов по истории дворянской культуры на рубеже XIX–XX вв., общественных и духовных течений предреволюционной поры, по истории офицерской и придворной культуры накануне падения монархии, по истории Первой мировой войны, убийства Г.Е. Распутина, спецкурсов по истории русских революций, отечественной истории периода Гражданской войны, по истории российской и в частности советской бюрократии, государственных учреждений, тюремной истории России, спецкурсов по источниковедческому анализу и в частности по контент-аналитике, по микроистории и биографике, а также пополнить биографические материалы.
Апробация результатов исследования. Отдельные положения диссертационного исследования были представлены на XV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» в МГУ им. М.В. Ломоносова, а также на XIII Всероссийской научно-практической конференции «Государство и развитие образования в России XVIII–XX вв.: политика, институты, личности» в РУДН. Диссертация была обсуждена на кафедре истории России нового времени РГГУ.
- ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении определена проблематика диссертационного исследования и его научная актуальность, объект и предмет, обозначены цель и задачи исследования, обоснованы его хронологические рамки, теоретико-методологическая и источниковая база, представлен историографический обзор темы исследования, заявлена его научная новизна.
В первой главе «Воспитание С.М. Сухотина: традиционная дворянская мораль в контексте кризисных социально-политических тенденций рубежа веков (1887–1917)» рассматривается дореволюционный период биографии С.М. Сухотина, в рамках которого происходит его личностное становление, анализируется родственная культурная среда, обстоятельства семейной и личной истории, предопределившие специфику процесса нравственного самоопределения С.М. Сухотина, роль Первой мировой войны в этом процессе, тщательно исследуются мотивация и обстоятельства участия С.М. Сухотина в убийстве Г.Е. Распутина. На этой основе делаются выводы о характере процесса личностного самоопределения С.М. Сухотина и его результатах в преддверии революционной поры.
Духовная среда родового имения Сухотиных Кочеты, воспитавшая С.М. Сухотина, заключала в себе важнейшие элементы традиционной дворянской системы ценностей: семейственность, основанная на тесных эмоциональных связях и скрепленная представлением о незыблемости церковного брака, патриархальность, авторитет отца, патриотизм, приверженность сословной морали в мыслях и поведении. В то же время с самого детства С.М. Сухотин был свидетелем процессов размывания этих ценностей. Нерушимость церковного брака на деле оказывалась ширмой, скрывающей побочные семьи, внебрачных детей и фактическое несоответствие понятий любви и брака – тенденции, которая исследователями трактуется как революционная для дворянской культуры. Революционными для уездной среды были социальные тенденции, возникшие после революционного 1905 г.: крестьянские бунты в имениях, вражда рабочих к «господам», безынициативность всей государственной структуры в условиях роста беспорядков, ее неспособность противостоять стихийным процессам демократизации и распространению идей «Освободительного движения», заразившим не только государственные структуры, но и дворянское сословие изнутри. Глубокое разочарование в монархической власти, с одной стороны, и демократических институтах, – с другой, размышления о загадочной и непонятной Русской Душе и Святой Руси как цивилизационной основе русского народа, способной противостоять «Освободительному движению», нравственное самоутверждение в наследственном земельном праве и традиционной дворянской сословной замкнутости – после 1905 г. нравственные искания стали важным фактором интеллектуальной среды Кочетов и Ясной Поляны, воспитанником которой был С.М. Сухотин.
В Морском кадетском корпусе С.М. Сухотин приобрел основы офицерского воспитания, а также христианское воспитание, что предопределило его дальнейшую реакцию на многие переломные события эпохи с позиции христианской нравственности. Увлечение христианской моралью предопределило и выбор учебного заведения для дальнейшего образования – Лозаннского университета в Швейцарии, имевшего многовековую теологическую традицию. Поиски «истинного» христианства постепенно приводят С.М. Сухотина к увлечению толстовскими идеями, которые были восприняты им лишь в части представлений о божеской любви и презрения к церковному браку. Со временем они вступили в противоречие с традиционной патриархальной нравственностью, блюстителем которой был отец. Неожиданный ценностный конфликт, вызванный необходимостью выбора, перед которым С.М. Сухотина поставил отец, вызвал в нем глубокий личностный кризис. Необходимо было либо отказаться от личных убеждений, либо принять разрыв с семьей. С.М. Сухотин, будучи чрезвычайно эмоционально связанным с семьей, выбирает первое, что стало причиной его «нравственно приниженного состояния» накануне Первой Мировой войны. Ценностный конфликт обозначил личностную черту С.М. Сухотина – тягу к семье и традиции, неспособность выйти за рамки близкого родственного круга и противопоставить себя ему, что стало важным фактором в личностном становлении С.М. Сухотина.
Основную роль в приобретении самостоятельности в собственных суждениях и жизненных приоритетах сыграла Первая Мировая война, воспринятая С.М. Сухотиным с позиции обостренной христианской мотивации, которой проникнуты июльские манифесты Николая II о начале войны, и офицерских чувств. Офицерский чин С.М. Сухотин получил после возвращения из Лозаннского университета, по итогам военной подготовки в Лейб-гвардии 4 Стрелковом полку в статусе вольноопределяющегося сухопутной гвардейской стрелковой службы. Добровольное вхождение в офицерское сообщество находилось в русле традиционных карьерных приоритетов Сухотиных и позволяло реализовать «нравственную программу», приобретенную в семье. После ухода на фронт осенью 1914 г., будучи командиром 7 роты Лейб-гвардии 1 стрелкового полка Гвардейской стрелковой бригады генерала П.А. Дельсаля Гвардейского корпуса генерала В.М. Безобразова, С.М. Сухотин принимает участие во многих крупнейших сражениях на Юго-Западном и Северном фронтах. Тяжесть затяжных позиционных боев усугублялась негативными факторами, дискредитировавшими усилия офицеров по поддержанию боевого духа в солдатской среде: антивоенная австрийская, немецкая и социал-демократическая пропаганда, братания русских солдат с противником, распространение на фронте карикатур и многочисленных слухов о влиянии Распутина на императора и на принятие решений по ключевым вопросам военного ведомства, об отвлечении денег из военного бюджета, о «министерской чехарде», о помощи Распутина немецким баронам, мечтавшим об аншлюсе Прибалтики. Получив к 1916 г. боевое ранение, будучи кавалером орденов Святой Анны и Святого Владимира IV степени за боевые заслуги, С.М. Сухотин в период лечения в Петрограде оказался тесно связанным с антираспутинской придворной средой через друзей и знакомых. Информация о Г.Е. Распутине, полученная им через Ф.Ф. Юсупова, его мать княгиню З.Н. Юсупову и его жену И.А. Юсупову, племянницу Николая II, графиню Н.Ф. Карлову, через семейства Коковцовых, Сувориных и Волжиных, близких ко двору сестер Клейнмихель и т.д., в Царском Селе и знаменитом петроградском ресторане Вилла Родэ, помноженная на обостренное с войной чувство офицерского долга и надежд на успех весеннего наступления 1917 г., сделали «старца» в глазах С.М. Сухотина виновником всех бед России и предопределили мгновенность его решения участвовать в заговоре против него.
Процесс личностного становления С.М. Сухотина имел конфликтный характер и преодолел несколько кризисных моментов. Во многом это связано с эпохой, такой, какой она отразилась на его судьбе и в жизни его ближайшего круга родных и знакомых. Противоречивость традиционных и революционных тенденций в дворянской культуре начала XX в., появление новых социальных явлений и тенденций в уездной помещичьей среде, после 1905 г. принимающих все более агрессивный к дворянскому сословию характер, появление альтернативных течений в духовной и нравственной сфере – все это требовало пересмотра традиционных дворянских ценностей, актуализировало процессы интеллектуального и духовного самоопределения в родственной для С.М. Сухотина среде, предопределило ее нестабильность. Четко определяя новые тенденции XX века, С.М. Сухотин ассоциирует себя с веком XIX.
Во второй главе «С.М. Сухотин в революционное и послереволюционное время (1917–1926)» рассматривается революционный и послереволюционный период биографии С.М. Сухотина, отмеченный распадом дореволюционных коммуникативных структур, в рамках которого была обозначена необходимость адаптироваться к новой советской действительности, обостривший проблему личностного выбора и построения жизненной стратегии в новых социальных, политических и идеологических условиях.
С окончанием военной карьеры в условиях физической неспособности к дальнейшей фронтовой службе С.М. Сухотин задумывается об организации своей гражданской жизни. В 1916 г. он женился на известной музыкантше-виртуозке И.А. Горяиновой-Энери и поступил на службу в Главное управление по заграничному снабжению (Главзагран) Военного министерства. В январе – мае 1917 г. в качестве знатока французского языка он работает над изданием трудов Петроградской конференции союзников 19 января – 8 февраля 1917 г. Ее повесткой дня были вопросы координации планов союзников на военную кампанию 1917 г. Этот профессиональный опыт стал аргументом для назначения С.М. Сухотина на должность исполняющего обязанности начальника, а потом и начальника вновь организованного в составе ведомства, причисленного к Центральному управлению по снабжению армии, Особого Румынского отделения. Итогом его деятельности на протяжении 1916–1918 гг. стала систематизация работы по сбору сведений о снабжении румынской армии и взаимных русско-румынских обязательствах в деле военных поставок, а также организация в составе Главзаграна Особого отделения по сбору материалов для ликвидации снабжения Румынии, что было особенно актуально ввиду окончания Первой мировой войны и заключения мира.
Разгром и полное разорение родового имения в начале ноября 1917 г. стало глубоким стрессом для семьи. Стремясь «выработать отношение к происходящему», С.М. Сухотин надеется «принести пользу в строительстве новой жизни» на бюрократической службе. С конца апреля 1918 г. он переходит на службу в Отдел металлов ВСНХ на должность заведующего Отделом заграничных металлов в Главном управлении по снабжению металлами РАСМЕКО. Однако «дело ответственных сотрудников РАСМЕКО» пресекло возможность успешной карьеры в бюрократических и идеологических реалиях, сложившихся к лету 1918 г. «Дело РАСМЕКО» возникло на пересечении целого комплекса интересов и тенденций эпохи, не зависящих от С.М. Сухотина: обостренный классовый характер Гражданской войны и начало политики «красного террора», активизация деятельности ВЧК в борьбе с контрреволюцией и спекуляцией, начало формирования структуры государственного устройства и структуры управления в области народного хозяйства в частности, острый дефицит металла как производственного сырья в тяжелых условиях производственного кризиса, несовершенство и обостренная идеологизация следственного производства в Следственной комиссии ВЧК и Ревтрибунале при ВЦИК, а также судебно-процессуального производства, распространение спекуляции в производственно-бюрократической сфере и в частности в области снабжения производства, переезд центральных органов власти из Петрограда в Москву, а также борьба за власть в РАСМЕКО ВСНХ между заведующим РАСМЕКО В.Л. Каупушем и комиссаром РАСМЕКО А.Т. Арским. Составляя план аргументации на суде, С.М. Сухотин надеется убедить Ревтрибунал при ВЦИК в собственной мотивации к работе «на благо новой жизни», апеллируя к традиционным нравственным ценностным установкам – служба на благо Отечества, долг перед Родиной, прямота и честность, толстовство с его идеей любви к людям, а также сам Л.Н. Толстой с его принципами твердости нравственных убеждений и верности им. Однако несоответствие нравственной основы С.М. Сухотина как бюрократическим законам, так и новой советской идеологии обрекла его на изначальную «виновность» перед молодой советской. Характер своего дальнейшего существования в Таганской тюрьме С.М. Сухотин определяет как «жизнь разбегом со вчерашнего дня», имея в виду направление своей активности на решение насущных задач, не связанных с построением далекой жизненной стратегии. Труд как метод перевоспитания «несоциальных элементов» в советских граждан, обозначенный в качестве концепта советского тюремного заключения, для С.М. Сухотина приобрел значение проводника к достижению личностных устремлений: возможность ходатайства о применении амнистий, право требовать разрешения на периодические отпуска из тюрьмы «по производственной нужде» «под конвоем» и со временем – на выходные на регулярной основе без оного. Достижение этих привилегий позволило С.М. Сухотину устроить дочь в детскую колонию и оказывать помощь заключенным белогвардейцам в устройстве побегов из тюрьмы. Последнее фактически можно расценивать как скрытую форму идеологического саботажа. Участие же в Великорусском оркестре народных инструментов Таганской тюрьмы стало инструментом преодоления тюремной практики, когда освобождение из тюрьмы оказывалось «освобождением на расстрел». Более того, особенности таганского одиночного заключения периода Гражданской войны посредством неофициальных практик допускали религиозные службы, библейский кружок и евангельские чтения, лекции о христианской нравственности в стенах тюрьмы. Существовали и такие практики, как уважительное отношение к «бывшим» дворянам со стороны уголовных, свободное общение между заключенными разных камер, практики преодоления топливного и продовольственного кризисов и механизмы компенсации недостатка личного пространства. Во многом это стало возможным благодаря «товарищеским отношениям» заключенных и надзирателей – пленных белогвардейцев.
В уникальном опыте личностного выживания С.М. Сухотина в агрессивном тюремном контексте зафиксирован процесс возникновения «двоемыслия» как способа личностной индивидуализации в условиях внутренней несовместимости с советской идеологией. В случае С.М. Сухотина появление такой практики «общения» с контекстом было созвучно толстовской позиции непротивления.
Принудительные работы без содержания под стражей, на которых С.М. Сухотин «дорабатывал» срок, можно определить как «пространство несвободы», ограниченной Временной трудовой книжкой и «Краткими правилами о лицах, привлеченных к принудительному труду без содержания под стражей и о порядке их использования». Работа в системе Всеобщего военного обучения офицера, героя Первой мировой войны С.М. Сухотина в качестве балалаечника в великорусском оркестре, ценном в деле агитации в воинских частях, в качестве специалиста по типографскому делу и заместителя заведующего информационным бюро в ЦКО НКЮ опиралась исключительно на трудовые навыки, приобретенные в тюрьме, и не касалась дореволюционного опыта С.М. Сухотина. Актуализация личностных устремлений произошла в результате возвращения С.М. Сухотина в Ясную Поляну. Работа в должности коменданта Ясной Поляны предопределила формализацию понятия «несвободы» и является еще одним примером все той же «двойной морали» как способа личностного выживания в агрессивном контексте.
В целом, процесс личностного самоопределения С.М. Сухотина в агрессивном революционном и постреволюционном контексте имел сложный нелинейный характер, обусловленный противоречивостью «исторического момента». Революционные тенденции, дестабилизировавшие родственную среду С.М. Сухотина с детства, в революционный 1917 г. выходят на первый план. Стремительно меняющийся социально-политический контекст, растущая агрессивность внутренне чуждой революционной среды потребовали от С.М. Сухотина постоянного самоопределения. Нежелание менять личностные основы потребовало выработки новых методов «общения» с контекстом. Уникальный опыт С.М. Сухотина позволил исследовать такую «непротивленческую» практику, как «двойная мораль».
В Заключении подводятся итоги проведенного исследования. Взятая в масштабе единственной биографии переломная эпоха отечественной истории предстала в исследовании в индивидуальном измерении. Биографический подход позволил увидеть события глобального порядка через нить уникальной судьбы, глазами «объекта-мухи», по-своему пережившего и перечувствовавшего их, уловить связь микрообъекта и макро-истории, понять ее суть на глубинном уровне человеческой личности, увидеть «изнанку» макропроцессов с позиции уникальных, часто неофициальных практик, до сих пор находившихся либо на периферии, либо за гранью научного интереса. Жизненные перипетии С.М. Сухотина, вызванные культурными, социальными, политическими и духовными тенденциями и событиями эпохи, заставляли реагировать на вызовы времени. Переоценка с христианских позиций Русско-японской войны в 16-летнем возрасте, кризис представлений о браке в 27 лет, лишения фронтовой жизни Первой мировой войны, участие в убийстве Г.Е. Распутина, несправедливое обвинение в спекуляции и взяточничестве по «делу РАСМЕКО», заключение в Таганской тюрьме, принудительные работы без содержания под стражей и статус «рабсилы» жизненная траектория С.М. Сухотина проходит через целый ряд кризисных и переломных моментов, как в перспективе эпохи, так и в перспективе личностного становления. Анализ опыта его нравственного самоопределения позволил выделить основные константы его личности, выдержавшие испытание переломной эпохой: традиционная дворянская нравственность, прочная эмоциональная связь с семьей, глубокая приверженность офицерскому сообществу, кодексу чести и личным убеждениям, взгляд на мир и происходящее вокруг с позиции христианства. А также – позволил проследить характер некоторых трансформаций, принявших форму пассивного отказа – отказ от активности на благо государства и ограничение личностных интересов семейной сферой после приговора к расстрелу в Ревтрибунале при ВЦИК, отказ от открытого противодействия агрессивному контексту и выработка скрытых форм проявления «свободы личности», который в частности проявился в практике помощи белогвардейцам в организации побегов из Таганской тюрьмы «образцового заключенного» С.М. Сухотина, участие боевого офицера Первой мировой войны в качестве балалаечника в Великорусском оркестре Таганской тюрьмы, признанном полезным в деле агитации в воинских частях, в переходе С.М. Сухотина на службу в усадьбу Ясная Поляна в статусе «рабсилы» на должность коменданта.
Проведенное биографическое исследование не только раскрыло уникальный жизненный опыт, но и позволило высветить многие аспекты переломной эпохи, до сих пор не идентифицированные исторической наукой: культурные, социальные и политические мотивы возникновения заговора против Г.Е. Распутина, деятельность Главного управления по заграничному снабжению (Главзагран) Военного министерства по организации взаиморасчетов по русско-румынским военным обязательствам, историю одного из важнейших органов в структуре народного хозяйства периода Гражданской войны Главного управления по распределению металлов РАСМЕКО, а также сложные основания возникновения и неявную суть одного из первых громких дел советского правосудия – «дела РАСМЕКО», специфику и особенности одиночного заключения и специфику уникальной социокультурной среды, сложившейся в Таганской тюрьме в короткий период Гражданской войны, позволило исследовать особенности социальной адаптации бывших заключенных тюрьмы в рамках принудительных работ без содержания под стражей, а также расширить представления об истории организации музея-усадьбы Ясная Поляна.
В Приложениях содержатся краткая биографическая справка, сформированная на основании диссертационного исследования, а также основания и результаты контент-анализа мемуаров Ф.Ф. Юсупова «Конец Распутина» и «Дневника» В.М. Пуришкевича.
СПИСОК РАБОТ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ
Статьи в ведущих рецензируемых изданиях:
- Свидзинская М.С. Великорусский оркестр заключенных Таганской тюрьмы (1919–1921) // Новый исторический вестник. 2009. № 4(22). С. 78–85.
- Свидзинская М.С. Контекстуальная биография и ее место в истории биографических исследований // Вестник РАН. Т. 80. 2010. № 02. С. 188–191.
- Свидзинская М.С. К исследованию жизни и смерти сибирского «опытного странника» Г.Е. Распутина–Новых // Новый исторический вестник. 2011. № 3(29). С. 138–143.
- Свидзинская М.С. «Дело РАСМЕКО»: из истории нравов российского чиновничества и борьбы с «выжиманием взяток» (1918 г.) // Новый исторический вестник. 2011. № 4(30). С. 28–46.
В других изданиях:
- Свидзинская М.С. Опыт контент-анализа воспоминаний участников убийства Распутина // Материалы докладов XV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». [Электронный ресурс]. М.: МГУ, 2008.
- Свидзинская М.С. Деятельность Учебно-воспитательной части Московской Таганской тюрьмы в 1918–1921 гг. // Материалы XIII Всероссийской научно-практической конференции «Государство и развитие образования в России XVIII–XX вв.: политика, институты, личности». М.: РУДН, 2009. С. 301–308.
