Военнопленные армии наполеона в поволжье и приуралье в 1812 – 1814 гг.
На правах рукописи
Хомченко Сергей Назарович
ВОЕННОПЛЕННЫЕ АРМИИ НАПОЛЕОНА В ПОВОЛЖЬЕ И ПРИУРАЛЬЕ В 1812 – 1814 ГГ.
07.00.02 – Отечественная история
Автореферат диссертации на соискание ученой степени
кандидата исторических наук
Самара
2007
Работа выполнена на кафедре отечественной истории и археологии в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Самарский государственный педагогический университет»
Научный руководитель:
доктор исторических наук, профессор Попов Андрей Иванович
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, профессор Земцов Владимир Николаевич
кандидат исторических наук Бессонов Виталий Анатольевич
Ведущая организация:
Пензенский государственный педагогический университет
Защита состоится «25» мая 2007 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета К 212.216.03 при ГОУ ВПО «Самарский государственный педагогический университет» по адресу: 443099, г. Самара, ул. М. Горького, 65/67, зал заседаний Ученого совета.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Самарский государственный педагогический университет» по адресу: 443099, г. Самара, ул. М. Горького, 65/67, к. 1.
Автореферат разослан «24» апреля 2007 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета,
кандидат исторических наук Чернов О.А.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования. Отечественная война 1812 г. является одной из самых ярких и значимых страниц российской истории. Среди множества проблем, стоящих перед исследователями завершающего этапа Наполеоновских войн, одно из важнейших мест c недавних пор стала занимать тема военнопленных «Великой армии» Наполеона.
В период Отечественной войны 1812 г. и Заграничного похода русской армии 1813–1814 гг. на положении военнопленных оказалась значительная часть наполеоновских войск. Такое большое количество взятых в плен генералов, офицеров, нижних и нестроевых чинов, расположившихся на территории почти всей европейской части Российской империи, оказало определенное влияние на внутреннюю жизнь страны. Это влияние пленных на русское общество до конца остается не выясненным.
Исследование проблемы военнопленных предусматривает решение сложной пространственно-временной задачи, охватывающей участие государственных и военных органов, а также частных лиц в препровождении, содержании на местах, распределении, принятии в подданство и репатриации десятков тысяч военнопленных, располагавшихся на территории Российской империи в период с 1812 по 1814 гг.
Пребывание военнопленных в различных губерниях и областях имело свои отличия, которые зависели от выполнения распоряжений правительства в 1812–1814 гг. и от местных особенностей. В то же время, процессы, связанные с препровождением, содержанием, распределением, вступлением в подданство и репатриацией были схожи по характеру для всех территориально-административных единиц, так как основывались на общей нормативно-правовой базе. Главные интересы многочисленных исследователей Отечественной войны зачастую ограничивались лишь центральными губерниями, в которых шли боевые действия, либо примыкающими к ним территориями, где маневрировали российские войска и ополчения. Остальные регионы империи оставались как бы «за кадром», хотя слова Александра I о том, что он готов отступать хоть до Камчатки, но не заключать мира с Наполеоном, говорят о том значении, которое император придавал другим территориям государства.
Объектом исследования стали военнопленные «Великой армии», транспортировавшиеся через Поволжско-приуральский регион и проживавшие в нем в 1812–1814 гг.
Предметом научного поиска является численность военнопленных в регионе, исполнение местными органами власти законодательной базы, определявшей положение военнопленных, особенности положения пленных в регионе и их взаимоотношение с местным населением.
Территориальные границы исследования включают регион Среднего и Нижнего Поволжья и примыкающего к ним с востока Южного Приуралья. Регион сыграл важную роль при транспортировке и содержании здесь многочисленных военнопленных, взятых русской армией, как на территории Российской империи, так и в Центральной Европе. Серьезных исследований по проблеме военнопленных на этой «периферийной» территории не проводилось, а без этого нельзя составить полную картину войны, которая не напрасно называется Отечественной.
Хронологические рамки диссертации охватывают период с 1812 г., когда в ходе Отечественной войны происходило пленение генералов, офицеров и нижних чинов неприятельской армии, до 1814 г. – времени объявления и проведения всеобщей репатриации военнопленных.
Степень изученности проблемы. История Отечественной войны 1812 г. на протяжении почти двух столетий изучалась многими отечественными и зарубежными историками. Эта тема всегда оставалась актуальной и постоянно привлекала внимание исследователей. Интерес к ней особенно возрос в преддверии 200-летнего юбилея. Однако публикации, в которых бы подробно рассматривалась тема военнопленных, в частности на территории Среднего и Нижнего Поволжья и Южного Приуралья, были достаточно редки.
В работе М. Де Пуле «Отец и сын», обозначенной автором как опыт культурно-биографической хроники, описываются эпизоды жизни И.А. и Н.И. Второвых. Де Пуле, друг Второва-сына, пользуясь его семейным архивом, описал жизнь двух поколений этой семьи. В главах, посвященных Ивану Алексеевичу Второву, правившему в 1812–1814 гг. должность самарского городничего, имеются сведения о нахождении в городе французских военнопленных, описаны их отношения с представителями власти и горожанами, упомянуты эпизоды, связанные с пленными в других городах Симбирской губернии. Но численность пленных, проходивших через Самару и умерших здесь, приведенная Де Пуле, завышена примерно вдвое. Оренбургский исследователь П.Л. Юдин в конце XIX в. опубликовал несколько работ по истории края, в которых было уделено внимание пленным французам. Однако часть из них мала по объему и носит информативный характер, а большая статья в «Русском архиве» содержит ряд неточностей.[1]
В целом же упоминания о военнопленных наполеоновской армии были эпизодическими. Интерес к этой теме несколько возрос лишь в начале XX в., что было связано со 100-летним юбилеем Отечественной войны, широко отмечавшимся в обществе. Во многих губерниях изучались события, связанные с этой войной, в том числе освещалось пребывание в них военнопленных. Что касается интересующего нас региона, то было опубликовано исследование по Саратовской губернии, составленное Н.Ф. Хованским, одна из глав которого была целиком посвящена военнопленным. Эта работа основывалась на материалах, сохранившихся в губернском архиве, что составляет главную ценность этого исследования. Вместе с тем, книга имеет существенные недостатки, а именно ограниченность источниковой базы, незнание общих принципов содержания военнопленных, фрагментарность описания. В частности, треть главы о военнопленных составляют данные Казенной палаты о выдаче денег для препровождения пленных в другие губернии.[2] Часть материалов книги посвящена одному из самых знаменитых пленных этой войны – Ж.Б. Савену, проживавшему в Саратове и Саратовской губернии, о котором к тому времени уже имелось несколько публикаций.[3]
В советский период тема пленных практически выпала из поля зрения историков, которые упоминали о них только при описании хода военных действий Отечественной войны. Лишь в работе П.Е. Матвиевского, посвященной истории Оренбургского края в 1812 г., рассматривались отдельные эпизоды из жизни находившихся здесь военнопленных.[4] Впервые в советской историографии вопрос о необходимости изучения проблемы военнопленных в истории Отечественной войны поставил В.Г. Сироткин, который осветил некоторые аспекты использования пленных в различных сферах жизнедеятельности России. Позже он рассмотрел вопросы, связанные с созданием нормативно-правовой базы, вступлением военнопленных в подданство, отношением к ним правительства и различных слоев общества.[5]
Впервые планомерно стал проводить исследования, посвященные непосредственно военнопленным, В.А. Бессонов. Он опубликовал ряд статей, в которых рассмотрел подробности пребывания пленных в Калуге и Калужской губернии, обстоятельства пленения некоторых наполеоновских солдат и контроль государственных органов над ними, подробно разобрал законодательную базу, определявшую содержание военнопленных в Российской империи.[6] Логичным итогом такого скрупулёзного исследования стала диссертация Бессонова «Военнопленные Великой армии 1812 г. в России (по материалам Калужской губернии)». Особо важным для нашего исследования стало определение диссертантом точного числа пленных по состоянию на февраль 1813 г. во всех губерниях Российской империи, в том числе в губерниях Поволжья и Приуралья.[7] Бессонов и далее продолжил исследование проблемы военнопленных, отчасти затронув и интересующий нас регион.[8]
Положение военнопленных в целом по России проанализировано в работе Б.П. Миловидова, написанной, главным образом, на основе мемуаров военнопленных. Специфика источниковой базы позволила ему воссоздать общую картину жизни в неволе, описанную пленными в многочисленных воспоминаниях.[9] Миловидов также продолжил начатую Бессоновым и В.П. Тотфалушиным серию «региональных» статей о пребывании пленных в Псковской, Ярославской, Тамбовской, Пензенской губерниях.[10]
Обстоятельства пленения военнослужащих армии Наполеона во время боевых действий и в ходе «малой войны», частично оказавшихся затем в Поволжско-приуральском регионе, рассмотрены в статьях А.И. Попова. Им был также составлен подробный справочник по пленным, написавшим впоследствии мемуары о своем пребывании в России.[11]
Что касается интересующего нас региона, то тема военнопленных нашла отражение в работах В.П. Тотфалушина, чьи статьи посвящены изучению положения военнопленных в Саратовской губернии.[12] Опираясь на опубликованные материалы и архивные документы, он осветил различные стороны жизни военнопленных и рассказал о судьбе некоторых из них, в том числе вступивших в российское подданство. В статьях К.В. Иванова рассмотрена система финансирования военнопленных, рассказывается об их использовании на российской службе, оценивается выполнение предписаний правительства по содержанию военнопленных на местах. Автор использовал документы, извлеченные из архивов Пензенской, Оренбургской и Саратовской областей, но он не подверг критическому анализу выявленный им материал, ограничившись описанием событий и цитированием документов, что привело его к ряду сомнительных выводов.[13]
Т.А. Вишленкова написала статью «Французские военнопленные 1812 г. в Казанской губернии», но содержание её мало соответствует названию. Непосредственно пленным отведено только две страницы, при этом использовано лишь одно архивное дело. Остальной объем статьи занимают общие рассуждения о русских и французах во время войны. Столь же неглубокий уровень имеют статьи Г.В. Алексушина о пленных в Самаре. Автор использовал только два давно известных источника: дневник И.А. Второва и хронику Де Пуле, вслед за которым он привел неправильные данные о числе военнопленных.[14]
Гораздо более серьёзно проблемы, связанные с военнопленными в Пензенской губернии, осветил С.В. Белоусов. Он детально рассмотрел такие аспекты, как препровождение пленных, их численность, национальный состав и т.п.[15] Во время подготовки данной диссертации соискатель также опубликовал несколько статей, касающихся различных аспектов пребывания военнопленных в Астраханской, Оренбургской, Пензенской и Симбирской губерниях.[16]
В зарубежной историографии проблема военнопленных «Великой армии» в России в 1812-1814 гг. освещена очень слабо. Вопрос о немецких пленных наполеоновской армии затронул П. Хольцхаузен, который подошел к этому вопросу с позиций русофобии и выбрал из мемуаров военнопленных отдельные фрагменты для подтверждения своего тенденциозного утверждения о негуманном отношении русских к пленным. Современный немецкий исследователь В. Шмидт подошел к вопросу более объективно и, опираясь на архивные данные и мемуары, показал как положительные, так и отрицательные стороны пребывания баварских пленных в России.[17] Вместе с тем, автор не избежал некоторых ошибочных заключений из-за незнания распоряжений российского правительства, регулировавших положение пленных. Этот недостаток является характерным для многих зарубежных исследований.
Во французской науке судьба военнопленных «Великой армии» в России в долгое время не вызывала особого интереса. Исключение составляла лишь книга Э. Марко де Сент-Илера, который кратко описал печальную судьбу пленных, основываясь только на их воспоминаниях, а затем кратко пересказал некоторые из этих мемуаров, не называя имён их авторов.[18] Лишь недавно появилась специальная статья Ф. Бокура, который, признавая недостаточность документов, сохранившихся во французских архивах, опирался на опубликованные и неизданные мемуары. Л. Бернар опубликовал обзорную работу о военнопленных Первой империи, лишь незначительная часть которой касалась Русской кампании. Однако он не использовал ни одного нового источника, ограничившись пересказом давно известных воспоминаний и общих исследований.[19]
Анализ историографии, посвященной проблеме военнопленных, показывает, что на протяжении XIX – начала XXI вв. к истории пребывания военнопленных наполеоновской армии в России обращались многие исследователи. Они освещали, в основном, положение пленных в отдельных губерниях. Наиболее значительные результаты были достигнуты отечественными исследователями в последнее десятилетие. Вместе с тем, большинство вопросов, которые рассматривались в опубликованных работах, нуждаются в дальнейшем исследовании. К тому же, в исторической литературе на сегодняшний день освящение получили лишь отдельные аспекты темы. Такая фрагментарность не позволяет получить целостной картины по всем вопросам, связанным с пленением и пребыванием военнопленных в России.
Таким образом, проблема пленных «Великой армии» всё ещё остается недостаточно изученной страницей Отечественной войны. На протяжении почти двух веков были сделаны лишь отдельные шаги в решении этой сложной пространственно-временной задачи, требующей всестороннего исследования. Мы полагаем, что решение этой сложной задачи следует начать с увеличения масштаба исследований до уровня более крупных регионов, чем отдельные губернии. Таким образом, выделив и исследовав 6-7 крупных регионов, можно будет увеличить масштаб до всей территории Российской Империи, по которой транспортировались и на которой пребывали военнопленные армии Наполеона.
Цель данного исследования. Цель работы состоит в изучении различных аспектов проблемы военнопленных «Великой армии» 1812 г., связанных с оценкой их численности, эффективности работы органов власти, ответственных за военнопленных, взаимном влиянии пленных и местных жителей друг на друга, в исследовании комплекса вопросов, относящихся к препровождению, содержанию на местах, распределению, принятию в подданство и репатриации пленных на территории Среднего и Нижнего Поволжья и Южного Приуралья.
Для этой цели необходимо было решить следующие конкретные задачи:
- установить общую численность взятых в плен офицеров и нижних чинов «Великой армии», проживавших в 1812–1814 гг. в поволжско-приуральском регионе;
- изучить деятельность административных органов и отдельных лиц по выполнению на местах распоряжений правительства, лежавших в основе нормативно-правовой базы, определить закономерности и особенности выполнения их в отдельных губерниях региона;
- установить степень влияния военнопленных на внутреннюю жизнь страны, в том числе определить основные виды деятельности пленных, а так же случаи нарушения законодательства, связанные с военнопленными, повлекшие или не повлекшие юридическую ответственность.
Методологической основой исследования стал диалектический метод познания, включающий принципы историзма, объективности и системности. Метод историзма предусматривает рассмотрение всех явлений в их возникновении и развитии. В диссертации применялся и системный подход, согласно которому элементы социального организма существуют не как простая сумма явлений, а как система. Мы исходили также из многофакторного объяснения исторических процессов, согласно которому происхождение и развитие исторических явлений являются результатом взаимодействия комплекса различных факторов, которые, впрочем, не являются равнозначными. Для нашего исследования важен был историко-антропологический подход, при котором в центре внимания оказывается человек с его многочисленными связями в социуме. Применение такого подхода вызвано широким привлечением мемуарных источников.
Источниковая база исследования. Основными источниками для написания работы послужили архивные материалы, мемуары военнопленных и опубликованные документы.
На всем протяжении пребывания пленных в России, они находились в ведении различных военных и гражданских органов власти и их представителей, которые в своей документации отразили процессы, связанные с препровождением, содержанием на местах, распределением, принятием в подданство и репатриацией военнопленных. Поэтому обращение к официальным документам, содержащим наиболее достоверную информацию, способствует эффективному решению поставленных задач.
Представительный комплекс делопроизводственных документов удалось выявить в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), Российском государственном Историческом архиве (РГИА), Российском государственном Военно-историческом архиве (РГВИА), Государственном архиве Астраханской области (ГААО), Государственном архиве Оренбургской области (ГАОО), Государственном архиве Ульяновской области (ГАУО), Государственном архиве Самарской области (ГАСО), Государственном архиве Пензенской области (ГАПО), Национальном архиве Республики Татарстан (НАРТ), Центральном архиве Нижегородской области (ЦАНО), Центральном государственном историческом архиве Республики Башкортостан (ЦГИА РБ) и Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ).
В ГАРФ имеется фонд Особенной канцелярии Министерства внутренних дел (Ф. 1165), относившийся в интересующее нас время к Министерству полиции. Некоторую информацию можно почерпнуть из Общих входящих журналов за 1812–1814 гг., где упоминаются поступившие от губернаторов рапорты о вверенных им военнопленных.[20] Кроме того, сведения об отдельных пленных, в том числе о генерале Буайе, содержатся еще в 5 делах фонда. В одном деле, заголовок которого не относится к Поволжью, имеется список пленных, переведенных из Орла в Казань в 1813 г.[21]
В РГИА необходимые сведения имеются в фондах Канцелярии Министра внутренних дел (Ф. 1282) и Собственной Его Императорского Величества канцелярии (Ф. 1409). В делах этого фонда содержатся ведомости о числе всех живых и умерших пленных и списки офицеров, присланные из регионов, где находились пленные. Отдельный интерес представляет «Алфавит о военнопленных по 15 февраля 1813 г.», в котором собраны сведения обо всех пленных офицерах с указанием полков, в которых они служили и губерниях, в которых они находились в феврале 1813 г.[22] Эти документы позволяют получить представление о численности, составе и динамике движения пленных на территории России, в том числе в интересующем нас регионе. В фонде Канцелярии Министра внутренних дел находится архив известного военного историка К.А. Военского, в частности копия «Книги о пленных, оставшихся в России», оригинал которой хранился в начале XX в. в Москве в Особенной канцелярии Министерства полиции. Так же здесь содержится дело с донесениями губернаторов о военнопленных, находившихся на излечении в госпиталях в 1814 г.[23]
Данные РГВИА по нашему региону, в частности в фонде Канцелярии Военного министерства (Ф. 1), в основном, дублируют сведения местных архивов, каковыми являются донесения губернаторов о военнопленных на вверенных им территориях.
В отдельную группу можно объединить областные и республиканские архивы, находящиеся, в основном, в городах, бывших центрами губерний в начале XIX в. Исключением являются архивы Оренбургской и Самарской областей. Главным городом Оренбургской губернии тогда была Уфа, где находился гражданский губернатор. Однако в Оренбурге проживал губернатор военный, и здесь сохранилась большая часть сведений о пленных в губернии. Самара была центром одноименного уезда Симбирской губернии.
Основными здесь являются фонды Канцелярий гражданских губернаторов, а в случае с Оренбургом – военного.[24] Здесь находится трехуровневая переписка губернаторов со столицей, другими губернаторами и уездными властями о пленных. Из Санкт-Петербурга через Особенную канцелярию Министерства полиции присылались различные распоряжения касательно военнопленных, туда отправлялись рапорты губернаторов об их выполнении, отношения с просьбами пленных, которые нельзя было решить своей властью, сведения о различных происшествиях с военнопленными. Переписка с другими губернаторами, в основном, касалась партий, отправленных из одной губернии в другую. Уездным чиновникам дублировались распоряжения из столицы, запрашивались различного рода сведения о пленных, передавались приказы о перемещениях пленных внутри губернии, с мест поступали рапорты о них и об их просьбах, в том числе о принятии подданства. Ценными являются сведения о прибывающих и транзитных партиях пленных и их списки. Кроме того, нужно отметить бухгалтерские отчеты Казенных палат и чиновников, сопровождавших пленных, о средствах, о потраченных на питание, препровождение, содержание пленных средствах, поставку для них одежды, сведения о поступающих для пленных письмах и денежных переводах. В фонде Канцелярии Казанского гражданского губернатора большой интерес вызывают не переданные по неизвестным причинам адресатам оригиналы четырех писем, присланных с родины для французских военнопленных, в том числе два письма к упомянутому генералу Буайе.[25]
Кроме вышеназванных, и в других фондах местных архивов содержится не менее интересная информация. Так, в ГААО имеются фонды губернского правления (Ф. 13) и губернской врачебной управы (Ф. 484). В первом присутствуют сведения о преступлениях и происшествиях, связанных с военнопленными, во втором – о лечении больных пленных.[26]
В ГАУО в фонде Конторы Усольской вотчины графов Орловых-Давыдовых (Ф. 147) сохранилось «Дело о больных в разных селеньях, от проходящих французских партий зараженных», в котором содержаться сведения о симптомах болезни, динамике ее развития в нескольких населенных пунктах, действиях властей по ее излечению.[27]
В ГАСО имеется копия дневника И.А. Второва, который в 1812 – 1814 гг. правил должность городничего Самары и, таким образом, был непосредственным свидетелем событий и прямым начальником над военнопленными. В своих весьма скромных заметках он сообщает о жизни пленных в маленьком городе и называет фамилии некоторых из них. Выдержки из дневника Второва, посвященные военнопленным, и копии ведомостей на выплату пленным жалования обнаружены так же в его фонде (Ф. 163) Отдела рукописей Российской национальной библиотеки.[28]
В ГАПО, кроме уже названного, содержится фонд губернского правления (Ф. 6), в котором сохранилось дело о принятии пленного в российское подданство.[29]
В НАРТ в фонде Чистопольского городового магистрата (Ф. 27) имеется дело о принятии подданства пленным итальянцем, а в фонде Управления Казанского почтово-телеграфного округа (Ф. 232) содержится распоряжение, как следует относиться к письмам, поступающим пленным из-за границы.[30]
В фонде Нижегородского губернского правления (Ф. 5) сохранились дела о розыске пленных французов, бежавших по пути следования в Казань, об отправлении на родину немецких военнопленных и о рассылке городничим прибывших из столицы распоряжений относительно пленных.[31]
Всего же в областных и республиканских архивах автором было выявлено 116 различных по объему и имеющейся информации дел, в которых содержатся сведения о военнопленных, в том числе в ГААО – 58 дел, в ГАОО – 3, в ГАПО – 24, в ГАУО – 1, в НАРТ – 6, в ЦАНО – 21, в ЦГИА РБ – 3 дела.
При решении поставленных задач привлекались не только архивные источники, но и документальные материалы, опубликованные в различных сборниках и периодической печати. Документы, характеризующие численность военнопленных, состав и их содержание на местах извлечены также из сборников «Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 г.», изданные П.И. Щукиным и «Народное ополчение в Отечественной войне 1812 г.».[32] Из периодических изданий просматривалась газета «Казанские известия» – единственная в регионе, выходившая в интересующее нас время.[33]
Наиболее яркое представление о положении пленных дают мемуарные свидетельства офицеров и чиновников Великой армии, опубликованные, частично, и на русском языке. Воспоминания содержат сведения о пребывании в Поволжье и Приуралье конкретных лиц, дают возможность представить отношение военнопленных к своему положению и познакомиться с их оценкой происходивших процессов, создают яркую картину положения пленных, основанную на наблюдениях, свидетелем или участником которых был сам мемуарист. Вместе с тем, субъективность оценок, незнание многих факторов, влиявших на обстановку, окружавшую военнопленных, отсутствие достаточной информации о принимаемых в отношении пленных решениях, фактические ошибки, вызванные незнанием языка и отсутствием достоверных сведений, пробелы в хронологии описываемых событий, и ограниченность охватываемого мемуаристом пространства ведут к некоторому снижению значимости мемуаров. Поэтому использование содержащейся в них информации невозможно без критического анализа и сравнения встречающихся фактов с другими источниками.
Мемуарная литература представлена воспоминаниями Ф. Баджи, О. Белэ, Бютнера, К. Веделя, Ю. Зодена, К. Йелина, Ф. Мерсье, Ш. Мино, Й.Б. Нагеля, П. Ноказа, С. Пешке, Э. Рюппеля, Л. Флекка, Ф. Фуртенбаха, Д. Фюзейе, К. Циммерманна, К. Шенка фон Винтерштедта, А. Шерона, незначительная часть которых была переведена на русский язык.[34] Отдельно следует назвать книгу Ш.П.А. Бургоэна, который в беллетристической форме описал пребывание в плену своего брата, А.М.Ж. Бургоэна.[35] Следует оговориться, что данный список мемуаристов не исчерпывает всех лиц, побывавших в данном регионе. Мемуары нескольких военнопленных остались недоступными для нас по объективным причинам.[36]
Научная новизна исследования. В настоящей диссертации впервые комплексно исследованы обстоятельства пребывания военнопленных наполеоновской армии в Среднем и Нижнем Поволжье и Южном Приуралье в 1812–1814 гг. В ней проанализированы основные аспекты данной проблемы: определена общая численность находившихся в регионе военнопленных, взятых в ходе Отечественной войны 1812 г. и Заграничного похода русской армии, выявлено их распределение по губерниям региона и внутри них, проанализирована деятельность местной администрации и специально назначенных чиновников. Особое внимание уделено влиянию военнопленных на внутреннюю жизнь страны и взаимоотношениям пленных, как офицеров, так и нижних чинов, с разными социальными слоями населения. Эти и другие вопросы, до сих пор не получившие должного освещения, проанализированы в диссертации на материале, в основном впервые вводимом в научный оборот.
На защиту выносятся следующие основные положения:
- на территории Среднего и Нижнего Поволжья и Южного Приуралья в 1812–1814 гг. из числа военнопленных армии Наполеона находилось более 12 тыс. чел.;
- большинство военнопленных (70%) прибыло в регион с сентября 1812 до января 1813 г., то есть их основную массу составили пленные Отечественной войны 1812 г.;
- судьба пленных, помимо принятого в отношении их законодательства, серьезно зависела от человеческого фактора, т.е. от представителей российской власти, исполняющих эти законы;
- бытовые условия, в которых содержались пленные на местах, были за некоторыми исключениями вполне приемлемыми, при этом положение пленных офицеров отличалось в лучшую сторону по сравнению с положением солдат;
- большинство нарушений закона, связанных с военнопленными, носило бытовой характер, поэтому те являлись как виновными, так и потерпевшими;
- военнопленные офицеры и нижние чины своим присутствием оказали определенное влияние на внутреннюю жизнь региона и его жителей.
Научно-практическое значение. Материалы диссертации могут быть использованы при дальнейшем исследовании проблемы военнопленных армии Наполеона, создании обобщающих трудов по истории Отечественной войны 1812 г., в учебном процессе в высших учебных заведениях, при создании исторических экспозиций. Содержащиеся в исследовании сведения о военнопленных и российских чиновниках могут оказать помощь при написании различных работ биографического и краеведческого характера.
Апробация. Основные положения проведённого исследования были представлены автором в докладах на ежегодных всероссийских научных конференциях «Отечественная война 1812 года. Источники. Памятники. Проблемы» (Бородино, 2004-2006), 1-й Урало-Поволжской исторической ассамблее (Самара, 2006), 1-х региональных историко-краеведческих чтениях (Оренбург, 2006).
Структура исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы и приложения.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы, формулируются цели и задачи исследования, определяются географические и хронологические рамки работы, анализируется историография и источниковая база диссертации.
Первая глава «Анализ количественных показателей пребывания военнопленных в поволжско-приуральском регионе» посвящена определению численности и состава военнослужащих армии Наполеона, взятых в плен во время Отечественной войны 1812 г. и Заграничного похода русской армии и оказавшихся на территории Среднего и Нижнего Поволжья и Южного Приуралья. В прибытии пленных в регион можно выделить следующие три этапа. Первый – с сентября 1812 г. по январь 1813 г., после чего перемещение пленных было приостановлено. Это были пленные, взятые на территории Российской империи. Второй – с апреля по август 1813 г., когда стали приходить военнослужащие, взятые в плен в начале Заграничного похода, в основном в герцогстве Варшавском. Третий – с октября 1813 до января 1814 г. На этом этапе прибывали пленные, очевидно, с территорий немецких государств (одной из последних прибыла партия пленных, взятых в сражениях при Люцене и Бауцене в мае 1813 г.) и из других губерний.
Суммируя данные по Саратовской, Оренбургской, Астраханской, Нижегородской, Казанской, Симбирской и Пензенской губерниям, можно сделать вывод, что в 1812 – начале 1813 г. в регион прибыло не менее 32 партий военнопленных, из которых на разные числа февраля в живых пребывало 5 генералов, не менее 26 штаб- и 278 обер-офицеров, 6.679 нижних чина, 32 женщины и 4 детей, всего – 7.024 чел. За это же время на территории этих губерний умер 2.291 пленный, в том числе 6 обер-офицеров. Таким образом, к февралю 1813 г. в регион прибыло 9.115 чел., в том числе 5 генералов, 26 штаб-офицеров и 284 обер-офицера.
Генералы и офицеры распределялись по «нациям»[37] таким образом: 172 француза (56 %), 48 поляков (16 %), 24 пруссака (8 %), 19 итальянцев (6 %), 12 вестфальцев (4 %), 9 вюртембержцев (3 %), 8 португальцев (3 %), по 5 саксонцев и голландцев (2 %), по 2 баварца и австрийца (1 %), по 1 иллирийцу, греку и швейцарцу (менее 1 %). Национальность двух пленных офицеров не зафиксирована.
«Нации» нижних чинов были следующими: 3.704 француза (55 %), 1.486 поляков (22 %), 389 итальянцев (6 %), 241 австриец (4 %), 211 испанцев (3 %), 172 пруссака (3 %), 163 вестфальца (2 %), 93 португальца (1 %), 56 вюртембержцев, 45 баварцев, 44 иллирийца, 42 швейцарца, 38 саксонцев, 20 голландцев, 6 дармштадтцев, 5 баденцев, по 2 фламандца и франкфуртца, по 1 мекленбуржцу и венгру (менее 1 %).
Пленные нижние чины принадлежали к следующим родам войск: гвардейская пехота – 50 чел. (0,7 %), армейская пехота – 4.065 (61 %), гвардейская кавалерия – 108 (2 %), армейская кавалерия – 2.030 (30 %), гвардейская артиллерия – 14 (0,2 %), армейская артиллерия – 177 (3 %), инженерный корпус – 20 (0,3 %), фурштадт (обоз) – 69 (1 %), нестроевые – 146 чел. (2 %).
С февраля 1813 г. до начала 1814 г. в регион прибыло не менее 56 партий в составе 1 генерала, не менее 35 штаб-офицеров, 886 обер-офицеров, 1.823 нижних чинов, 41 женщины и 7 детей, всего – 2.793 чел.
Количество умерших за этот период не поддается определению, достоверно известно о смерти только 204 чел., в том числе 1 штаб-офицера и 13 обер-офицеров. Понятно только, что количество умерших в этот период на порядок ниже, чем в 1812 – начале 1813 г.
Таким образом, сложив следующие данные: прибывшие и находящиеся в живых по состоянию на февраль 1813 г., прибывшие после этого срока и умершие на территории региона к февралю 1813 г., можно получить приблизительное количество пленных, находившихся в регионе за весь период плена. Эти показатели – 6 генералов, 61 штаб-офицер, 1.170 обер-офицеров, 10.787 нижних чинов, 73 женщины, 11 детей, всего – 12.108 чел.
Освобождение военнопленных и отправление их на родину проводилось, в основном, по национально-государственному признаку и было связано с изменением военной и политической ситуации в Европе и переходом бывших союзников наполеоновской Франции на сторону ее противников. Всего в 1813-1814 гг. зафиксировано освобождение из региона 5 генералов, 40 штаб-офицеров, 927 обер-офицеров, 6.874 нижних чинов, 50 женщин и 2 детей, всего 7.898 чел. Осенью 1814 г. здесь оставались больными не менее 3 обер-офицеров и 40 нижних чинов. Желание принять подданство Российской Империи выразили 1 генерал, 12 обер-офицеров и около 440 нижних чинов.
Теоретически, число прибывших и умерших пленных, с одной стороны, и умерших, освобожденных, пожелавших принять подданство и остающихся по болезни, с другой, должны быть соразмерны друг другу. На деле же в связи с отсутствием полных данных возникает разница между этими показателями, причем прибывших и умерших зарегистрировано больше, чем умерших, освобожденных, пожелавших принять подданство и остающихся по болезни. При ее подсчете для уменьшения погрешности можно не учитывать количество умерших, так как оно, во-первых, присутствует в обеих частях уравнения, а во-вторых, точно не известно.
Разницу между первым и вторым показателями среди штаб-офицеров составляют 21 чел. (34 %), среди обер-офицеров – 222 чел. (19 %), среди нижних чинов – 1.148 чел. (14 %). Разницу женщин и детей можно не принимать в расчет, так как они часто не попадали в официальные списки партий и об их присутствии в ряде случаев можно узнать из второстепенных документов. Ситуация с офицерами, особенно старшими, объясняется тем, что некоторые из них покидали Россию за собственный счет и не всегда попадали в официальную, в первую очередь финансовую, документацию.
Общая разница между двумя показателями офицеров и нижних чинов составляет 1.391 чел. (14 %). Это и является примерной погрешностью в наших подсчетах.
Вторая глава «Политика государства по отношению к военнопленным в России и ее особенности на местах». В 1812–1814 гг. была создана нормативно-правовая база, регулировавшая положение пленных в России. В это время губернаторам рассылались предписания, затрагивающие вопросы распределения пленных, доставления списков, вступления в подданство, содержания на местах и отправления военнопленных к границам империи.
Судьба пленных, помимо принятого в отношении их законодательства, также серьезно зависела от человеческого фактора, то есть от представителей российской власти, исполнявших эти законы. Деятельность российских чиновников можно разделить на дорожную и местную. К первой относятся действия начальников конвоев, ведших пленных к определенному месту жительства, а так же губернаторов и городничих, когда партия проходила транзитом через вверенные им территории. На местах назначались чиновники, ответственные за пребывание здесь пленных. В губернских городах ими чаще всего становились полицмейстеры, в уездных городах – городничие, в уездах – исправники, реже на этот пост попадали другие чиновники из административных учреждений (Нижнего земского суда, Уголовной палаты, крепостного гарнизона). Общий контроль должны были осуществлять гражданские губернаторы.
Одними из первых представителей власти, с которыми пленные сталкивались непосредственно, были начальники конвоев, ведших их к месту проведения плена. От них зачастую зависело, какое количество пленных прибудет к месту своего пребывания. Некоторые чиновники относились к порученному делу ответственно и четко следили за выполнением своих обязанностей, что позволяло снизить потери партии, то есть количество умерших и оставленных больными в промежуточных пунктах, до минимума. Для других поручение было безразличным, выполняемым лишь по приказу, а часть сопровождающих отнеслась к порученным им людям как к средству обогащения. Иногда это приводило к неоправданно большим потерям. Об этом свидетельствуют как архивные документы, так и сами пленные. В промежуточных пунктах представители местной администрации, как правило, оказывали военнопленным помощь, причем часто она выходила за рамки формальной.
В населенных пунктах, где пленные оставались на жительство, отношение к ним со стороны администрации носило дружелюбный либо нейтральный характер. Некоторые мемуаристы критиковали отношение чиновников к пленным, но в этих случаях последние, скорее, следовали букве закона.
Среди закономерностей и особенностей пребывания пленных в регионе можно выделить следующие. 2 октября 1813 г. на основании решения Комитета министров Главнокомандующий в Санкт-Петербурге уведомил губернаторов о выделении нуждающимся пленным офицерам пособия от казны в размере 100 руб. на приобретение зимней одежды. В воспоминаниях многие пленники обвиняли губернаторов в полном или частичном присваивании этих сумм, назначение которых многими пленными офицерами интерпретировалось совершенно неверно. Действительно, губернаторы выполняли это распоряжение по-разному. Сумма в 100 руб. выдавалась всем желающим офицерам в Астраханской, Нижегородской и Симбирской губерниях. В Оренбургской, Казанской и Пензенской губерниях её выдавали не всем, либо менее 100 руб. В Пензенской губернии, кроме того, вместо денег давали одежду. По Саратовской губернии сведений о выполнении распоряжения не найдено. Причины такой разницы лежали в свободной трактовке губернаторами упомянутого указа. Одни выдавали деньги всем желающим офицерам, другие решили выдавать деньги лишь офицерам, нуждающимся в одежде, что и вызвало недовольство. Сохранившиеся в архивах финансовые документы на выдачу разных сумм на одежду (по рыночным ценам на нее в определенной местности), либо самой одежды, позволяют снять с губернаторов обвинения в коррупции. Последующий же ответ Вязмитинова на запрос одного из губернаторов однозначно определяет, что при составлении указа от 2 октября планировалось выдавать деньги только нуждающимся офицерам.
Спорным вопросом были и регулярные выплаты для штаб-офицеров. По распоряжению Вязмитинова от 29 августа 1812 г. пленным майорам полагалось денежное содержание в размере 1 руб. в сутки, а подполковникам – 1 руб. 50 коп. Распоряжение заключало в себе серьезное противоречие, так как во французской армии, а так же в армиях некоторых немецких государств чин подполковника (начальника батальона в пеших частях и начальник эскадрона – в кавалерийских) следует за капитаном и находится ниже чина майора. Поэтому возникала парадоксальная ситуация, когда нижестоящие по чину подполковники получали содержание больше вышестоящих майоров, чем последние были, естественно, недовольны. Некоторые офицеры высказывали просьбы о повышении жалования в соответствии со своим истинным положением. Так же преимущества в выплатах добивались гвардейские капитаны, так как французская гвардия имела перед армией старшинство в один чин. Известно лишь о двух случаях (в Нижегородской и Пензенской губерниях) повышения выплат майорам, во всех же остальных случаях просителям было отказано, в том числе и в названных губерниях.
Еще одна проблема, требующая освещения на региональном уровне – смертность среди пленных. Основная часть из них относится к начальному периоду прибытия пленных в регион (до февраля 1813 г.) и составляет, по официальным данным, 2.291 чел. (19% от общего числа прибывших за этот период), в том числе 6 обер-офицеров (0,5% от числа обер-офицеров) и 2.285 нижних чинов (21 % от числа нижних чинов). Установить причины смерти большинства пленных, особенно осенью и зимой 1812-1813 гг., не составляет труда – это простудные заболевания, недостаток должного лечения и питания. Со стороны властей предпринимались меры по пресечению болезней, как среди пленных, так и заразившихся от них местных жителей. В отдельных случаях причинами смерти военнопленных становились несчастные случаи, единожды зафиксировано убийство.
Погребение умерших пленных не было законодательно организовано, поэтому предоставлялось воле случая. Из-за светской и церковной пропаганды крестьяне не считали солдат армии Наполеона христианами и им часто отказывали в месте на кладбище. Умерших в пути пленных закапывали у дорог, зимой сжигали или оставляли без погребения. Пленных, скончавшихся в населенных пунктах, как правило, погребали за их пределами. Отмечены случаи погребения еще живых, но смертельно больных пленных.
Третья глава «Взаимоотношения военнопленных и местного населения». Во взаимоотношениях военнопленных с гражданским населением наблюдались четыре вида связей: пленных офицеров с дворянами, пленных нижних чинов с обывателями (мещанами и крестьянами), пленных офицеров с обывателями, пленных нижних чинов с дворянами.
В пути отношения пленных офицеров и солдат с жителями в основном развивались без различия к их званиям, а по прибытии на место проведения плена отношения разделялись по социальному признаку, то есть равные больше общались с равными. Некоторые мемуаристы отмечали, что в пути представители нерусских народов, в основном, лучше относились к пленным, русские же отказывали в самых элементарных вещах. Имеются и прямо противоположные примеры, но в меньшем количестве.
Бытовые условия, в которых содержались пленные, были за некоторыми исключениями вполне приличными. Им отводились пустующие казармы, либо дома обывателей. Кроме этого, пленные, в первую очередь офицеры, могли снимать жилье за свой счет или переезжать на жительство по приглашению в дворянские дома. В большинстве случаях пленным на местах обеспечивались постели, посуда, снабжение дровами, водой и прочим необходимым. Для облегчения быта, многие офицеры объединялись в артели для совместного ведения хозяйства. Каждый в такой группе занимался определенным делом, например, закупкой продовольствия, готовкой, уборкой, заготовлением воды и дров. Присутствие денщиков еще более облегчало офицерам жизнь. Они часто посещали дома русских дворян. Многие мемуаристы с благодарностью отзывались о своих русских покровителях. Рядовые лишь изредка попадали в дома дворян на содержание, в первую очередь те, кто владел каким-либо ремеслом или искусством. В целом же положение пленных офицеров заметно отличалось в лучшую сторону по сравнению с солдатами.
По циркулярному предписанию Вязмитинова от 14 января 1813 г. пленных солдат разрешалось употреблять для облегчения их содержания на различных работах. Таким образом, был легализован физический и интеллектуальный труд военнопленных, который уже применялся как местными властями, так и частными лицами, в первую очередь помещиками. Офицеры, занимались преподаванием французского языка, математики, фехтования, рисования и других предметов. В Пензенской губернии один французский лейтенант зарабатывал мастерством ювелира и даже имел собственный инструмент золотых и серебряных дел. Одной из самых востребованных профессий среди пленных была профессия врача. Некоторые из них заработали за время плена существенные суммы. Солдаты занимались хозяйственными работами по найму как властей, так и частных лиц. Некоторые зарабатывали предпринимательством, изготавливая на продажу различные безделушки, предметы одежды и мебели. Другие, пользуясь доверчивостью населения, занимались шарлатанством, гадая на картах, предсказывая события, давая советы в различных жизненных ситуациях.
Намеренные или случайные нарушения закона, связанные с военнопленными не были редкостью, причем большинство из них носило бытовой характер, поэтому военнопленные выступали и как виновные, и как потерпевшие. Лишь изредка среди явных нарушений можно найти случаи, когда причиной их стало именно военнопленное состояние их субъектов.
Довольно распространенными происшествиями были драки пленных с населением, иногда в состоянии опьянения. Чаще всего дрались солдаты с крестьянами или обывателями, хотя отмечались столкновения и с участием пленных офицеров. Не исключением были драки пленных между собой. Одна с участием двух испанцев закончилась смертью одного из них. Кроме того, хозяева конфликтовали со своими квартирантами. Это происходило, либо когда первые, желая избавиться от непрошенных постояльцев, причиняли им различные неудобства, либо когда последние создавали в доме неблагоприятную обстановку – пьянствовали, неосторожно обращались с огнем, высказывали завышенные требования. Несколько раз пленным предъявлялись обвинения в кражах, но доказать их причастность чаще всего не удавалось.
Родом самозванства с поправкой на плен было обманное «повышение» себя в воинском звании, когда некоторые солдаты, желая получать хорошее денежное содержание, заявляли о себе, как об обер-офицерах. Пленные офицеры изначально знали, что некоторые их товарищи по плену обманывают русские власти, но сознательно скрывали это по каким-либо причинам. Лишь недостойное поведение обманщиков, в первую очередь в отношениях с настоящими офицерами, заставляло последних выдавать их властям.
Побеги пленных назвать преступлением можно с оговоркой, так как такое моральное право у военнослужащих все же есть. Несмотря на то, что за побег предусматривалось серьезное наказание, а именно высылка в Сибирь, некоторые все же шли на этот риск.
В заключении излагаются основные выводы диссертационного исследования, которые сводятся к следующим положениям.
Анализ количественных показателей пребывания военнопленных «Великой армии» на территории Среднего и Нижнего Поволжья и Южного Приуралья в 1812–1814 гг. позволил определить их примерное количество в 12,1 тыс. чел. При этом в указанный период в регионе умерло около 2,5 тыс. военнопленных.
Выделено три этапа прибытия пленных в регион. Первый этап проходил с сентября 1812 г. по январь 1813 г., после чего перемещение пленных было приостановлено по распоряжению Главнокомандующего в Санкт-Петербурге от 24 декабря 1812 г. Это были пленные, взятые на территории Российской империи. Второй этап – с апреля по август 1813 г., когда сюда поступали солдаты, взятые в плен в начале Заграничного похода, в основном в герцогстве Варшавском. Большинство из них участвовало в Русской кампании и еще не успело оправиться от тяжелого морального состояния после отступления из России. Третий этап продолжался с осени 1813 до января 1814 г. На этом этапе прибывали военнослужащие, захваченные в плен не раньше лета 1813 г., когда боевые действия проходили на территории немецких государств.
Судьба пленных, помимо принятого в отношении их законодательства, также серьезно зависела от человеческого фактора, то есть от представителей российской власти, исполнявших эти законы.
Среди закономерностей и особенностей пребывания пленных в регионе можно выделить следующее. Различное выполнение распоряжения о выделении нуждающимся пленным обер-офицерам денег на покупку зимней одежды, связанное со свободной трактовкой губернаторами данного распоряжения; неоднозначная, чаще отрицательная, реакция властей на просьбы пленных майоров о повышении регулярного денежного содержания, связанные с противоречием законодательства; наибольшая смертность среди военнопленных приходится на начальный период их пребывания в регионе; основными причинами высокой смертности стали простудные заболевания, недостаток должного лечения и питания; погребение умерших пленных было неорганизованным, при этом реакция населения на погребения в пределах населенных пунктов была резко отрицательной.
В пути отношения пленных офицеров и солдат с жителями в основном развивались без различия к их званию, а по прибытии на место проведения плена отношения разделялись по социальному признаку, то есть равные чаще общались с равными.
Бытовые условия, в которых содержались пленные, были за некоторыми исключениями вполне приемлемыми. В большинстве случаях пленным на местах обеспечивались постели, посуда, снабжение дровами, водой и прочим необходимым. Пленные офицеры могли снимать жилье за свой счет или переезжать на жительство по приглашению в дворянские дома. В целом их положение заметно отличалось по сравнению с пленными солдатами в лучшую сторону.
Был легализован физический и интеллектуальный труд военнопленных. Офицеры занимались преподаванием французского языка, математики, фехтования, рисования и других предметов. Одной из самых востребованных профессий среди пленных была профессия врача. Солдаты занимались хозяйственными работами по найму как властей, так и частных лиц. Некоторые из них зарабатывали предпринимательством, изготавливая пользующиеся спросом предметы, или шарлатанством, гадая на картах и предсказывая очевидные события доверчивым обывателям.
Намеренные или случайные нарушения закона, связанные с военнопленными не были редкостью, причем большинство из них носило бытовой характер, поэтому военнопленные выступали и как виновные, и как потерпевшие. Лишь изредка среди явных нарушений можно найти случаи, когда причиной их стало именно военнопленное состояние их субъектов.
Основные положения и выводы диссертации отражены
в следующих публикациях:
I. Статьи в периодических изданиях, рекомендованных ВАК:
1. Военнопленные армии Наполеона в Симбирской губернии в 1812-1814 гг. // Известия Самарского научного центра РАН. Спец. выпуск «Актуальные проблемы истории и археологии». Самара, 2006. С. 7-11.
II. Cтатьи:
2. Военнопленные армии Наполеона в Пензенской губернии в 1812–1814 гг. // Отечественная война 1812 г.: Источники. Памятники. Проблемы. М., 2006. С. 261-288.
3. Военнопленные поляки в Астраханской губернии в 1812–1815 гг. // Там же. С. 306-313.
4. Мемуары военнослужащих армии Наполеона, проведших плен в Оренбургской губернии в 1812–1814 гг. // История Оренбургская: Наследие и современность. Т. 2. Оренбург, 2006. С. 325-336.
[1] Де-Пуле М. Отец и сын // Русский вестник. 1875. № 4-7; Юдин П.Л. Французы-казаки // Оренбургские губернские ведомости. 1892. № 32; он же. Ссыльные 1812 г. в Оренбургском крае // Русский архив. 1896. № 3. С. 24-33.
[2] Хованский Н.Ф. Участие Саратовской губернии в Отечественной войне. Саратов, 1912. С. 229-267.
[3] Хованский Н.Ф. Лейтенант Великой армии // Саратовский листок. 30 сентября 1881; он же. Очерки по истории г. Саратова и Саратовской губернии. Саратов, 1884. Вып. 1; Устимович П.А. Современник французской революции 1789 г. жив в Саратове // Братская помощь. 1889. № 24, 25; Духовников Ф.В. Немцы, иностранцы и пришлые люди в Саратове // Саратовский край. Саратов, 1893; Военский К.А. Последний из ветеранов «Великой армии» // Новое время. Приложение. 28 мая 1894; он же. Из воспоминаний о последнем офицере армии Наполеона I // Русская старина. 1896. № 4.
[4] Матвиевский П.Е. Оренбургский край в Отечественной войне 1812 г. Оренбург, 1962; он же. Очерки истории Оренбургского края XVIII-XIX в. Оренбург, 2005. С. 226-228.
[5] Сироткин В.Г. Судьба французских солдат в России после 1812 г. // Вопросы истории. 1974. № 3; он же. Наполеон и Россия. М., 2000. С. 177-218.
[6] Бессонов В.А. Нормативные документы, определявшие содержание военнопленных в Российской империи в 1812 г. // Отечественная война 1812 г. Источники. Памятники. Проблемы. Бородино, 1999. С. 12-23; он же. Содержание военнопленных Великой армии в 1813-1814 гг. // Отечественная война 1812 г. Источники. Памятники. Проблемы. Можайск, 2000. С. 11-29; он же. Полицейский надзор за пленными 1812 г. // Отступление Великой армии Наполеона из России. Малоярославец, 2000. С. 76-89.
[7] Бессонов В.А. Военнопленные Великой армии 1812 г. в России (по материалам Калужской губернии). Диссертация… кандидата ист. наук. Самара, 2001.
[8] Бессонов В.А., Попов А.И. "Временный генерал" Жак Бойе // Отечественная война 1812 г.: Источники. Памятники. Проблемы. М., 2001. С. 20-29; Бессонов В.А., Тотфалушин В.П. Военнопленные Великой армии в Саратовской губернии // Проблемы изучения истории Отечественной войны 1812 г. Саратов, 2002. С. 163-176.
[9] Миловидов Б.П. Военнопленные наполеоновской армии в России // Феодальная Россия: Новые исследования. Вып. 2. СПб., 1998. С. 97-106.
[10] Миловидов Б.П. Военнопленные наполеоновской армии в Псковской губернии в июле-октябре 1812 г. // Проблемы изучения истории Отечественной войны 1812 г. Саратов, 2002. С. 207-216; он же. Военнопленные в Ярославской губернии в 1812 - 1814 гг. // Отечественная война 1812 г. и российская провинция... Малоярославец, 2003. С. 142-152; он же. Военнопленные Великой армии в Тамбовской губернии в 1812-1813 гг. // Отечественная война 1812 г. и российская провинция… Малоярославец, 2004. С. 176-191; Миловидов Б.П., Хомченко С.Н. Военнопленные армии Наполеона в Пензенской губернии // Отечественная война 1812 г.: Источники. Памятники. Проблемы. М., 2006. С. 261-288.
[11] Попов А.И. Удивительные встречи… // От Москвы до Парижа... Малоярославец, 1998. С. 121-132; он же. Первый французский генерал, попавший в плен в России в 1812 г. // Воин. 2001. № 5. С. 19-22; он же. Потери командного состава «Великой армии» в 1812 г. // Император. 2007. № 10. С. 4-16.
[12] Тотфалушин В.П. Французы в Саратове. К истории войны 1812 г. // Годы и люди. Вып. 6. Саратов, 1992. С. 157-164; он же. Поволжские колонисты и Отечественная война 1812 г. // Российские немцы: Проблемы истории, языка и современного положения. М., 1996. С. 139-157; он же. Эпизод из жизни французских военнопленных в Саратове // Военно-исторические исследования в Поволжье. Вып. 3. Ч. 1. Саратов, 1998. С. 100-104.
[13] Иванов К.В. Система финансирования военнопленных 1812–1814 гг. // Отечественная война 1812 г.: Источники. Памятники. Проблемы. Бородино, 1997. С. 190-197; он же. Французы-казаки // 185 лет Отечественной войне 1812 г. Самара, 1997. С. 91-95; он же. Военнопленные Великой армии в Российской империи // Историко-археологические изыскания. Вып. 2. Самара, 1997. С. 82-91.
[14] Вишленкова Т.А. Французские военнопленные 1812 г. в Казанской губернии // Россия и Франция XVIII–XX века. М., 2000. Вып. 3. С. 119-131; Алексушин Г.В. Самара и самарцы в Отечественной войне 1812 г. // Проблемы изучения истории Отечественной войны 1812 года. Саратов, 2002. С. 157-162; он же. Самара 1812 // Fran Cit. 2002. № 7.
[15] Белоусов С.В. К вопросу определения численности военнопленных армии Наполеона в Пензенской губернии // Политическая жизнь Западной Европы. Арзамас, 2004. С. 165-173; он же. «В великом множестве... начали пригонять пленных»… // Пензенское краеведение. Ч. 1. Пенза, 2005. С. 80-83; он же. Конвоирование военнопленных армии Наполеона в Поволжье // Вестник Самарского гос. университета. Гуманитарная серия. 2005. № 4. С. 80-86; он же. Военнопленные армии Наполеона в Поволжье: размещение, содержание, взаимоотношения с местным населением // Вестник Самарского гос. университета. Гуманитарная серия. 2006. № 1. С. 48-55.
[16] Миловидов Б.П., Хомченко С.Н. Военнопленные армии Наполеона в Пензенской губернии в 1812–1814 гг. // Отечественная война 1812 г.: Источники. Памятники. Проблемы. М., 2006. С. 261-288; Хомченко С.Н. Военнопленные поляки в Астраханской губернии в 1812–1815 гг. // Там же. С. 306-313; он же. Мемуары военнослужащих армии Наполеона, проведших плен в Оренбургской губернии в 1812–1814 гг. // История Оренбургская: Наследие и современность. Т. 2. Оренбург, 2006. С. 325-336; он же. Военнопленные армии Наполеона в Симбирской губернии в 1812–1814 гг. // Известия Самарского научного центра РАН. Спец. выпуск «Актуальные проблемы истории и археологии». Самара, 2006. С. 7-11.
[17] Holzhausen P. Die Deutschen in Ruland 1812. Berlin, 1912; Schmidt W. Das Schicksal der bayerischen Kriegsgefangenen in Ruland 1812 bis 1814 // Militargeschichtliche Mitteilungen. 1987. № 2. S. 9-25; Шмидт В. Судьба баварских военнопленных в России в 1812-1814 гг. // 185 лет Отечественной войне 1812 г. Самара, 1997. С. 78-91.
[18] Saint-Hilaire, Emile Marco de. Histoire de la campagne de Russie pendant l'annee 1812: et de la captivite des prisonniers francais en Siberie et dans les autres provinces de l'empire... T. 2. Paris-Genve, 1846. P. 589-608.
[19] Бокур Ф. Пленные Великой армии Наполеона в России // 185 лет Отечественной войне 1812 г. Самара, 1997. С. 47-60; Bernard L. Les prisonniers de guerre du Premier Empire. Paris, 2002. Р. 193-224.
[20] ГАРФ. Ф. 1165. Оп. 1. Д. 573, 575, 579.
[21] ГАРФ. Ф. 1165. Оп. 1. Д. 185, 188, 189, 198; Оп. 2. Д. 189; Оп. 3. Д. 8.
[22] РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 656, 657.
[23] РГИА. Ф. 1282. Оп. 1. Д. 776, 777.
[24] ГААО. Ф. 1; ГАОО. Ф. 6; ГАПО. Ф. 5; НАРТ. Ф. 1; ЦАНО. Ф. 2; ЦГИА РБ. Ф. И-6.
[25] НАРТ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 12. Л. 856-860; Д. 13. Л. 133а, 209.
[26] ГААО. Ф. 13. Оп. 1. Т. 17. Д. 26603; Т. 18. Д. 28186, 28365; Ф. 484. Оп. 1. Д. 3.
[27] ГАУО. Ф. 147. Оп. 14. Д. 91.
[28] ГАСО. Ф. 803. Оп. 3. Д. 191; ОР РНБ. Ф. 163. Д. 6, 12.
[29] ГАПО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 429.
[30] НАРТ. Ф. 27. Оп. 10. Д. 2; Ф. 232. Оп. 6. Д. 1.
[31] ЦАНО. Ф. 5. Оп. 42. Д. 237, 420, 479, 481; Оп. 43. Д. 346.
[32] Щукин П.И. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 г. Ч. 4. М., 1899; Ч. 10. М., 1908; Народное ополчение в Отечественной войне 1812 г.: Сб. док. М., 1962.
[33] Казанские известия. 1813-1814.
[34] Memorie di Francesco Baggi. Bologna, 1898; Belay H. Mmoires d’un grenadier de la Grande Arme. Paris, 1907; Btner. Beschreibung der Schicksale und Leidung… Nrnberg, о. J.; Soden F. Memoiren aus russischen Kriegsgefangenschaft... Bd. 2. Regensburg, 1832; Yelin Ch. In Russland 1812. Mnchen, 1911; Merkwrdige Tage meines Lebens. Feldzug und Kriegsgefangenschaft in Ruland. Stuttgart, 1817; Minod Ch. Journal des campagnes et blessures // Combats et captivit en Russie. Mmoires et lettres de soldats franais. Paris, 1999; Voyage d’un officier francais, prisonnier en Russie, sur les frontieres de cet empire... Paris, 1817; Peszke S. Mj pobyt w niewoli rosyiskiej w r. 1812. Warszawa, 1913; Rppel E. Kriegsgefangen im Herzen Russland. Berlin, 1912; Fleck. Beschreibung meiner Leiden... Hildensheim, 1845; Furtenbach F. Kreig gegen Russland und russisce Gefangenshaft. Nrnberg–Leipzig, 1912; Fuzellier D. Journal de captivite en Russie. 1813–1814. Boulogne, 1991; Wedel C.A. Geschichte eines Officiers im Kriege gegen Russland 1812. Berlin, 1897; Zimmermann Ch. Bis nach Sibirien. Erinnerungen aus dem Feldzuge nach Russland und aus der Gefangenschaft 1812-1814. Hannover, 1863; Schenck C. Mittheilungen aus dem Leben… Celle, 1829; Cheron A. Mmoires indits sur la campagne de Russie. Paris, 2001; Ведель К. История одного офицера в войне против России в 1812 г... // Поволжский край. № 12. Саратов, 2005. С. 169-186; Зоден Ф.Ю. Воспоминания вюртембергского офицера... Пенза, 2006; Иелин Х.Л. 1812 г.: Записки офицера армии Наполеона. М., 1912; Пешке С.Б. Мое пребывание в российском плену в 1812 г. // Военно-исторические исследования в Поволжье. Вып. 5. Саратов, 2003; Руа И. Французы в России: Воспоминания о кампании 1812 г. и о двух годах плена в России. СПб, 1912; Фюзейе Д. Дневник русского плена 1813-1814 гг. // Лепта. 1992. № 3.
[35] Bourgoing P. Le prisonnier en Russie. Paris, 1815.
[36] Faits historiques et remarquables pendant la dure du service de Brinquant Franois // Revue de l’Institut Napolon. № 175. 1997; Wagevier C.J. Aanteckeningen gehouden gedurende mijnen marsch naar, gevangenschap in en torugreize nit Russland in 1812, 1813, 1814. Amsterdam, 1820; Vangerow H.H. Kriegsgefangenschaft anno 1812/13 in Ruland Oberlieutenant Johann Baptiste Nagel // Regensburger Almanach. Bd. 26. 1993. S. 248-257; Nowacki S. Podre do Georgii w czasie moiy niewoli w Rossyi. Odbyte w roku 1813, 1814 i 1815. Pozna, 1833; Aubry T.J. Souvenirs du 12-e chasseurs. Paris, 1889; Peppler F. Schilderung meiner Gefangenschaft in Russland vom Jahre 1812 bis 1814. Worms, 1832.
[37] Так в российской документации. На самом деле подразумевается государственная принадлежность. В первую очередь, это касается пруссаков, вестфальцев, вюртембержцев, баварцев, саксонцев, дармштадтцев, баденцев, франкфуртцев и мекленбуржцев, которые принадлежали к немецкой национальности, но были подданными разных государств.
