Эволюция сословного общества орловской губернии в условиях российской модернизации второй половины xix – начала xx вв.

На правах рукописи

ЛАВИЦКАЯ Марина Ивановна

ЭВОЛЮЦИЯ СОСЛОВНОГО ОБЩЕСТВА ОРЛОВСКОЙ ГУБЕРНИИ В УСЛОВИЯХ РОССИЙСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ

ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX – НАЧАЛА XX вв.

Специальность 07.00.02 – Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Москва 2010

Работа выполнена на кафедре истории России исторического факультета

Московского педагогического государственного университета

Научный консультант:

доктор исторических наук, профессор

Проскурякова Наталья Ардалионовна

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор

Шелохаев Валентин Валентинович

доктор исторических наук

Иванов Анатолий Евгеньевич

доктор исторических наук, профессор

Селунская Наталья Борисовна

Ведущая организация:

Российская академия государственной службы при Президенте РФ

Защита диссертации состоится 20 сентября 2010 года в 15 часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.24 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 117571, Москва, проспект Вернадского, д. 88, ауд. 322.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119992, ГСП-2, Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.

Автореферат разослан «____» ______________ 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета Чеховская Н.Н.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования обусловлена современной ситуацией в области отечественной исторической науки, которая требует самого пристального внимания к изучению региональных особенностей российской модернизации XIX – XX вв. Исследование российской провинции как социокультурной реальности дает возможность реконструировать историю отдельных территорий, губерний и городов, включив местные явления в систему общероссийских модернизационных процессов. Введение регионального материала в сферу интересов исследователей позволяет добавить недостающие штрихи в общую картину социального облика страны и даёт возможность оценить соотношение столиц и провинций.

Проблемы, связанные с развитием общества, в настоящее время привлекают большое внимание учёных-гуманитариев. Исходным моментом при изучении общества является представление о его социальной структуре. Во второй половине XIX – начале ХХ вв. основными структурообразующими элементами российского общества являлись сословия и классы. Сословное структурирование общества представляло собой длительный процесс, связанный с преодолением семейно-родственных и общинных отношений (господствующих на первых этапах существования традиционного общества), которые в различных пережиточных формах сохранялись и тогда, когда господствующими становятся сословные отношения. Развитие рыночных отношений, индустриализация, рост общественного самосознания, реформы 1860–70 гг. вели к формированию новых социальных групп – буржуазии, наемных рабочих, интеллигенции. В итоге в XIX веке в России сложилась уникальная сословно-социальная структура, в которой тесно переплетались черты традиционного и современного общества.

Экономическое положение сословий, степень их общественной активности, уровень образованности, интенсивность социальной мобильности имели свою специфику в каждой губернии. Эволюция сословий Орловской губернии ярко отражает особенности развития общества в Чернозёмном Центре Европейской России в условиях пореформенной модернизации.

Данное исследование является составной частью социальной истории (по направлению регионалистика), которая последние два десятилетия заявляет о себе как самостоятельное направление в российской исторической науке.

Территориальные и хронологические рамки работы. Географические границы исследования охватывают территорию Орловской губернии, представлявшей собой типичный аграрный регион Центрального Черноземья, особенностью которого являлось промежуточное положение между южной Россией и развитыми промышленными губерниями центра страны. В административном отношении губерния делилась на 12 уездов, часть из которых входит в состав современных Брянской и Воронежской областей.

Выбор хронологических границ обусловлен следующими соображениями. Вторая половина XIX – начало XX века – это время качественных перемен в жизни российского общества и государства, период ускоренной модернизации России. Отмена крепостного права, начавшаяся индустриализация, индивидуализация сознания образованной части общества, формирование новых классов и профессиональных групп – сближали Россию с Европой. Вместе с тем, модернизационные процессы сталкивались с сопротивлением традиционных структур и традиций, которые по-прежнему определяли экономическую, общественную и повседневную жизнь российской провинции. Длительность изучаемого периода объясняется тем, что наиболее эффективно проследить изменения в социальной жизни общества можно лишь в рамках сравнительно больших промежутков времени и при исследовании переломных эпох, какой являлась пореформенная эпоха в России.

Объектом  исследования является орловское общество второй половины XIX – начала XX вв., представленное тремя сословиями: дворянством, купечеством и духовенством.

Выбор объекта исследования требует ряда предварительных замечаний, связанных с полисемантичным характером понятия «общества». «Общество» можно рассматривать с разных точек зрения (политической, экономической, юридической, культурной и т.д.), применительно к разным социальным группам и в разных пространственных измерениях (регион, страна, человечество).

В данной работе понятие «общества» включает три неподатных сословия, динамика изменений которых во многом определяла характер и темпы социальной трансформации. Дворянство, купечество и духовенство играли ведущую роль в процессе модернизации в социуме переходного типа, которым являлась Россия. Из среды дворянства формировались: просвещённая бюрократия, интеллигенция, предпринимательский класс. Купечество являлось главной социальной основой, начавшейся в пореформенный период ранней индустриализации. От православного духовенства в значительной степени зависела судьба социокультурной перестройки общества.

Предметом исследования является социоструктурная, социокультурная, личностно-психологическая характеристика этих сословий Орловской губернии: их экономический и правовой статус, система ценностей, мотивационные основы повседневной жизни, служебной и общественной деятельности.

Цель и задачи диссертационного исследования. Целью настоящей работы является выявление особенностей эволюции неподатных сословий Орловской губернии, специфики её социальной структуры в контексте проблемы социальной модернизации российской провинции.

Реализация этой цели достигается путём решения следующих задач:

– создание источниковых баз данных по каждому из сословий;

– изучение каждого сословия в правовом, экономическом, общественно-политическом, социоструктурном и социокультурном аспектах;

– определение уровня и динамики экономического статуса и престижа каждой сословной группы;

– раскрытие особенностей воспитания и образования в среде данных сословных групп;

– анализ характера взаимоотношений с другими сословиями и особенностей сословного самосознания;

– выявление структуры повседневности и наиболее типичных форм поведения каждого из рассматриваемых сословий;

– определение особенностей профессиональной и общественной деятельности этих сословий;

– создание «галереи» исторических портретов ведущих представителей каждой сословной группы с целью выявления соотношения общего, особенного и единичного в рамках каждой сословной группы по вышеуказанным параметрам;

– выявление на основе проведённого анализа особенностей социальной модернизации российской провинции – центра Европейской России – и её готовности к формированию бессословного гражданского общества.

Методология исследования.

Методология исследования основана на модернизационной парадигме как макрообъяснительной модели, региональном и системном подходах, принципах междисциплинарности, характерных для «новой социальной истории», специально-научных методах.

Кардинальная трансформация, связанная с движением от «традиционности» к «современности», получила в науке наименование модернизации. Она трактуется исследователями как протяженный, охватывающий несколько столетий всеобъемлющий исторический процесс, включающий инновационные мероприятия, в ходе которых люди совершали переход от традиционного, аграрного общества к современному, индустриальному.

Данный процесс, в свою очередь, может быть представлен как совокупность подпроцессов (субпроцессов): структурной и функциональной дифференциации общества (перехода от комплексных, малоэффективных социальных структур и функций к узкоспециализированным и эффективным), индустриализации, урбанизации, бюрократизации, профессионализации, рационализации, социальной и политической мобилизации, демократизации, становления новых ценностно-мотивационных механизмов, образовательной и коммуникативной революций.

Модернизационный подход создает предпосылки для формирования существенно отличных историографических образов России:

1. как нормально развивающейся по универсальным законам страны;
2. как страны, динамика развития которой обнаруживает очевидные и некорректные отличия от «магистрального» пути;
3. как страны, которая осуществляет модернизацию специфическим, отличным от западных стран образом (цивилизационно-своеобразное развитие).

Тем не менее, эти подходы объединяет присущая им ориентация на выявление степени включенности страновой истории в общую эволюцию.

Пространственные аспекты затрагивались сторонниками модернизационной парадигмы преимущественно в рамках применения странового сравнительно-исторического подхода. При этом недостаточно исследованными остаются пространственно-региональные характеристики модернизации. Между тем без исследования субстрановой динамики модернизационных процессов вряд ли возможно получение углубленных знаний о сути данного процесса. Применительно к российской истории пространственное измерение требует особого внимания. Пространственный сектор оказывал существенное воздействие на внутренний строй страны, ее территориальную морфологию.

Оценка возможностей российской модернизации через провинцию позволяет социологически точно уловить инновационные возможности российского исторического бытия, увидеть большое в малом, доказать типичность явлений, показать общее и особенное. Анализ процесса социальных изменений в общероссийском и межрегиональном контекстах дает возможность выявить специфику эволюции сословий Орловской губернии в условиях переходного периода, а системный подход позволяет изучить реальные взаимосвязи хозяйственной, социокультурной, социально-психологической и других подсистем общества, без чего полноценный анализ социума не может быть состоятельным.

Важную роль в данном исследовании играет принцип междисциплинарности, характерный для «новой социальной истории», в рамках которой выполнена диссертация.

При разработке конкретно-проблемной методологии исследования учитывались, во-первых, его региональный характер, во-вторых, междисциплинарность проблемы, в-третьих, сравнительно-исторический, компаративный тип настоящей работы. Поэтому в теоретико-методологическом отношении в диссертации, помимо традиционных главенствующих приемов исторического исследования, используются концептуальные подходы и методики других социальных гуманитарных наук (социологии, психологии).

Научная новизна исследования заключается в том, что настоящая диссертация является первой в отечественной исторической науке специальной работой, где дана комплексная (социоструктурная, социокультурная и личностно-психологическая) характеристика орловского общества в контексте проблем особенностей социальной модернизации российской провинции. В исследовании сформулировано целостное представление об эволюции дворянства, купечества и духовенства Орловской губернии как определённых социальных систем. Выявлены их структурные элементы, взаимосвязи между ними, проведён сравнительный исторический анализ указанных сословий в межрегиональном и общероссийском контекстах.

Комплексный анализ привилегированных сословий Орловской губернии позволил выявить соотношение традиционализма и новаций в их хозяйственной и общественной деятельности, повседневной жизни.

Впервые результатом специального изучения стали отдельные представители губернской элиты, в жизни и деятельности которых получили индивидуальное воплощение характерные для этих сословий черты в «эпоху перемен».

Впервые в отечественной историографии была предпринята попытка анализа самосознания сословий отдельной губернии в сравнительном аспекте (соотношение корпоративно-сословного и бессословного самосознания).

Результаты исследования большей частью основаны на архивных материалах, которые впервые вводятся в научный оборот. Сделанные выводы позволяют скорректировать некоторые утвердившиеся в историографии представления и стереотипы.

Практическая значимость исследования заключается в том, что основные положения и фактические сведения диссертации могут быть использованы в создании обобщающих трудов по истории российских сословий, исследованиях по социальной истории, этнологии, гендерной тематике. Данные диссертации можно использовать при подготовке учебников для вузов и школ, чтении общих и специальных курсов на исторических, юридических, культурологических факультетах. Наблюдения и выводы диссертации могут быть использованы в изучении различных сословных групп в других регионах России.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры истории России Московского педагогического государственного университета, кафедры истории России Орловского государственного университета, кафедры теории и истории государства и права Орловской региональной академии государственной службы. Основные положения диссертации нашли отражение в 34 публикациях автора, в том числе 4 монографиях: «Орловское потомственное дворянство второй половины XIX – начала XX вв. (происхождение, инфраструктура и социально-культурный облик)» – 17 п.л., «Орловское купечество второй половины XIX – начала XX вв.» – 18 п.л., «Орловское дворянство и купечество второй половины XIX – начала XX вв. (социокультурная характеристика)» – 11,5 п.л., «Орловское приходское духовенство второй половины XIX – начала XX вв.» – 12,25 п.л., статьях в таких изданиях, как «Отечественные архивы», «История государства и права», «Наука и школа», «Федерализм», «Государственная служба», «Вестник Российского университета дружбы народов», «Вестник Челябинского государственного университета», «Научные ведомости Белгородского государственного университета», «Ученые записки Орловского государственного университета», «Вестник Тамбовского государственного университета» (включенных в список ВАК). Результаты научного исследования апробированы в выступлениях на международных, всероссийских, межвузовских научных и научно-практических конференциях.

Материалы диссертационной работы включены в тематику лекций, семинаров и специальных курсов по отечественной истории для студентов исторического факультета Орловского государственного университета.

Структура работы определяется целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность рассматриваемой проблемы, определена методология исследования. Сформулированы цель и задачи исследования, выявлен объект и предмет диссертационной работы, обоснованы территориальные и хронологические границы рассмотрения темы. В этой части работы раскрыты ее научная новизна и практическое значение.

В первой главе работы – «Историография и источники: возможности и перспективы изучения проблемы» осуществлен анализ историографии и источниковой базы диссертации.

Оценивая историографию, посвященную эволюции сословий, необходимо отметить, что на каждом этапе развития исторической науки она имела свои особенности, как в плане теоретического осмысления проблемы, так и ее конкретно-исторического анализа.

Проблемы истории дворянского сословия России исследовались в литературе с XVIII века. Первыми работами об этом были труды Г.Ф. Миллера, И.Д. Беляева, М. Яблочкова, А.Д. Градовского и др. В своем исследовании «Известие о дворянах российских» Г.Ф. Миллер попытался исторически обосновать сословную исключительность дворянства^[1]. Идею избранности дворянского сословия разделял И.Д. Беляев^[2]. Его работа остается до сих пор единственным исследованием, где предметом специального изучения стала дворянская служба. Для нас эта работа интересна и тем, что именно такую службу несли дворяне Орловского края. Характер дворянской службы в историко-правовом плане достаточно полно изучен в работах М. Яблочкова^[3] и А.Д. Градовского^[4].

Значительный вклад в разработку проблем по истории дворянства и формированию дворянского землевладения внесли В.Н. Сторожев^[5], В.В. Новицкий^[6], Е.Д. Сташевский^[7]. Обобщающих работ по проблеме происхождения дворянства было немного. В своих монографиях Н.П. Загоскин^[8], Н.П. Павлов-Сильванский^[9] и А.А. Романович-Славатинский^[10] исследовали дворянство России в историко-правовом аспекте. Н.П. Павлов-Сильванский, В.О. Ключевский^[11], С.Б. Веселовский^[12] и А.А. Новосельский^[13] рассматривали процесс становления дворянства, его оформление в особое сословие служилых феодалов.

Единственным комплексным исследованием по истории дворянства России второй половины XIX – начала XX вв. является монография А.П. Корелина «Дворянство в пореформенной России. 1861 – 1904 гг.»^[14], которая по заслугам приобрела статус классической в советской исторической науке.

Одной из проблем темы исследования является эволюция помещичьего землевладения и землепользования. В работах выразителей интересов дворянства, таких как С.С. Бехтеев, А.С. Ермолов, получила звучание проблема кризиса помещичьего землевладения и поиска путей выхода из сложившейся ситуации за счет сохранения и укрепления дворянских имений^[15]. Работы Л.М. Савелова, В.В. Ярмонкина и Д.Д. Хотяинцева насквозь пронизаны идеей сохранения привилегий дворянства^[16].

Вопросы помещичьего землевладения и землепользования нашли свое продолжение в работах Я.Е. Водарского^[17], В.А. Шаповалова^[18], Н.А. Проскуряковой^[19]. Фундаментальному анализу подверглось крупное хозяйство и землевладение, сделан определенный шаг в изучении землепользования и системы ведения крупных помещичьих хозяйств. В этом отношении следует отметить такого историка как Л.П. Минарик, которая провела значительную работу по конкретному изучению многих помещичьих имений, состояний крупнейших помещиков и попыталась выделить преобладающие системы хозяйства^[20]. Вопросы крупного помещичьего хозяйства также освещены в трудах А.М. Анфимова^[21].

Вопрос об участии дворянства в политической жизни страны и его политической роли в государстве был поднят в монографиях Ю.Б. Соловьева, Е.Д. Черменского, А.Я. Авреха^[22]. В конце 1990-х годов появляются обобщающие труды российских историков, анализирующие различные аспекты взаимоотношений власти и общества в начале XX в.^[23] Качественно новый этап в изучении российского либерализма открыла монография В.В. Шелохаева^[24]. Автор рассмотрел, как различные либеральные партии представляли себе трансформацию социально-экономических отношений и политического строя.

Подробный анализ состояния дворянской группы российского чиновничества, его изменений в имущественном положении, уровне образования и численности дан в трудах П.А. Зайончковского, В.А. Иванова, В.И. Глориантова, Л.Е. Шепелева^[25].

В 2003 г. вышло первое в мировой историографии обобщающее, фундаментальное исследование социальной истории России с конца XVII в. до 1917 г. Б.Н. Миронова^[26]. В нем под новым углом зрения рассмотрены вопросы социальной структуры и социальной мобильности дворянства, эволюции дворянских корпораций, менталитет сословия.

Проблемы социальных связей и отношений в дворянской среде, сословных ценностей и норм поведения мало освещены в исторической науке. В 1995 же году выпущена книга О.С. Муравьевой «Как воспитывали русского дворянина»^[27], в 2009 г. была защищена докторская диссертация М.В. Коротковой на тему «Эволюция повседневной культуры московского дворянства в XVIII – первой половине ХIХ вв.»^[28].

Достаточно хорошо разработана методика исследования социальной психологии российского дворянства. Исследователи опираются на документы личного характера (мемуары, воспоминания, дневники, переписку)^[29]. Значительный вклад в изучение общественного самосознания российского благородного сословия внес С.О. Шмидт^[30]. В статье «Обзор дневников и мемуаров русских помещиков второй половины ХIХ – начала XX вв.» Е.Ю. Мокряк систематизирует материалы личных архивов фондов русских помещиков и помещиков-предпринимателей^[31].

По истории российского дворянства издавалось много генеалогической литературы. Сначала М.Г. Спиридов^[32], потом П.В.Долгоруков^[33], В.В. Руммель и В.В. Голубцов^[34], А.Б. Лобанов-Ростовский^[35], Л.М. Савёлов^[36] ставили своей целью описание генеалогии всего российского дворянства. Они проделали огромную работу и опубликовали обширный материал.

История дворянства в зарубежной историографии рассматривалась в контексте макроисторического развития России. Концептуально исследователями было разработано два основных взгляда на проблемы российского общества. Согласно первому из них трансформация социальной структуры привела к упадку дворянства, который был вызван нерациональным поведением сословия. Р. Мэннинг посвятила свою работу взаимоотношениям дворянства и правительства в период первой российской революции и сразу после нее. Она отмечает, что либеральное меньшинство постоянно укорялось в отступничестве от дворянских идеалов. Позиция консервативного большинства дворянства была негибкой, не соответствовала задачам модернизации и тем самым подготовила и крушение государственного строя^[37]. Данная концепция отразилась во многих работах зарубежных историков, в частности работах Л. Хаймсона и Р. Эдельмана^[38].

В работе С. Беккера наиболее полно изложена вторая точка зрения. Согласно его концепции дворянство переживало сложный процесс социальной трансформации. Прогрессирующая внутренняя дифференциация сословия способствовала его постепенной успешной адаптации к новым общественным отношениям^[39]. С. Галай и Д. Хоскинг, исследовавшие либеральное движение в России, противопоставляли силы либералов и правительства, акцентируя внимание главным образом на политической индифферентности российского крестьянства. Для названных работ характерно определенное преувеличение роли либерального движения и степени оппозиционности дворянства^[40].

В работах Дж. Сэнборна и У. Брюса Линкольна, написанных в рамках традиций новой социальной истории, анализируется конфликт между традиционными и реформистскими силами. Исследователи характеризуют настроения, национальную идентичность и самосознание различных слоев русского общества^[41]. В работе Эндрю Вернера революция 1905 – 1907 гг. рассматривается как последнее испытание для самодержавной власти^[42].

Проблематика и направление исследований русского дворянства немецкой историографией во многом определялись исследованиями советской и англо-американской историографии. Практически все немецкие исследователи, за исключением Х. Мюллер-Линка, признавали, что поместное дворянство являло собой лишь часть дворянского сословия. Специально рассматривали положение дворянского сословия в 1861 – 1917 гг. лишь Ф. Дистельмайер и А. Гренцер^[43]. Важное место они отводили историографическому аспекту проблемы, причем наибольшее внимание немецких историков привлекали такие аспекты проблемы, как социально-экономическая характеристика дворянского сословия, взаимоотношения его с правительством, степень влияния на экономическую политику^[44]. А. Гренцер пришел к выводу, что нельзя говорить ни об упадке сословия, ни о его быстром приспособлении к изменившимся социально-экономическим отношениям. Он полагал, что были как позитивные, так и негативные результаты попыток дворянства реагировать на структурные изменения в экономике и социальной сфере. Д. Дальман на основе анализа воспоминаний ряда представителей дворянской аристократии пришел к выводу о сохранении в среде дворянства традиционных ценностей.

В последние годы проблемы воспитания^[45], быт и культура дворянского сословия^[46] стали предметом пристального внимания исследователей. Попытка комплексного рассмотрения мира дворянской усадьбы на протяжении XVI – начала XX вв., феномена хозяйственной и духовной жизни помещика представлена в коллективном труде под редакцией Л.В. Ивановой^[47]. Следует отметить, что большинство исследователей основное внимание обращают на своеобразие усадебного мира, а не на взаимоотношения сословий в русской деревне и историю повседневности^[48].

В работах современных исследователей определяются факторы, влияющие на формирование психологии населения, анализируется отношение к власти различных социальных групп, в том числе и поместного дворянства^[49].

Большинство современных исследователей активно изучают факторы, влияющие на формирование русской дворянской интеллигенции в конце XVIII – начале XIX в., трансформацию сознания и поведения дворянства, социально-психологические аспекты групповых внутрисословных и межсословных взаимоотношений^[50].

Применительно ко второй половине XIX – началу XX вв. ученые более подробно изучают социальные и экономические факторы, влиявшие на взаимоотношения дворянства и власти^[51]. В источниковедческом исследовании Е.И. Мокряк, основанном на анализе воспоминаний и дневников дворян, отмечен ряд специфичных черт дворянского сословия в России на рубеже XIX – XX веков^[52]. В монографии Е.П. Бариновой дан комплексный портрет «первенствующего» сословия в начале XX в. и выявлена его роль в системе общественных отношений^[53].

Из комплекса исследований по изучению дворянства отдельных регионов России следует отметить работы Г.Ф. Быкони и В.М. Важинского, которые касаются проблем неподатного населения Сибири и юга России^[54]. Позднее появляются работы Б.А. Азнабаева и Е.В. Липакова по истории происхождения и становления дворянства Уфы и Казани^[55]. В диссертационном исследовании О.П. Пеньковой представлен комплексный портрет тамбовского дворянства второй половины XIX – начала XX вв.^[56] Исследование В.А. Шаповалова преследует цель проследить процесс эволюции менталитета дворянского сословия Центрально-Черноземного региона в пореформенный период^[57]. В работе ярославского историка Р.А. Смирнова были выявлены характерные черты общественного сознания представителей дворянского сословия и роль корпоративной организации в сословной самоидентификации дворянства^[58].

Существующая литература по истории г. Орла и Орловской области ограничивается исследованиями краеведов. В книгах Г.М. Пясецкого «Забытая история Орла», «Исторические очерки г. Орла»^[59], П.Н. Пыляева «Замечательные чудаки и оригиналы»^[60] и А.Ф. Кострица «Край наш Орловский»^[61] можно обнаружить только незначительные материалы по истории дворянского быта, характеристики отдельных представителей орловского дворянства. Подробное рассмотрение вопроса о дворянстве в различных его аспектах отсутствует.

Отечественную историографию, посвященную купеческому сословию, можно условно разделить на четыре периода. Первый период – дореволюционный (до 1917 года). Особенности исследований, относящихся к данному времени, заключаются в том, что публикации были порождены бурным развитием общественной и экономической жизни государства. В основном это краткие очерки по истории промышленности, торговли, истории отдельных торгово-промышленных заведений^[62]. В это время появляются работы, в которых рассказывалось о деятельности купеческих организаций^[63]. В начале XX в. наиболее значительными по постановке проблем были исследования К.А. Пажитнова и П.А. Берлина^[64].

В то же время в российском обществе повышается интерес к генеалогии, и результатом этого стало появление работ, посвященных родословным известных купеческих фамилий. У.Г. Иваск провел генеалогические изыскания купеческих родов Бабкиных и Москвиных^[65]. Тогда же С.А. Огородников пишет статью об известном архангельском купце конца XVIII в. А.И. Фомине^[66]. А.И. Маркевич проследил эволюцию торгово-промышленной деятельности Дехтяревых^[67]. И.С. Беляев, наблюдая за поколениями купцов Юдиных, пришел к выводу, что «одни и те же свойства встречаются у представителей разных поколений»^[68].

Таким образом, рассматривая историографию вопроса, относящуюся к первому этапу, можно заключить, что возраставшее значение русского купечества в жизни общества во многом определило характер работ о нем. Публицистичность трудов постепенно начала уступать место научному исследованию.

Второй период – его хронологические рамки можно обозначить 1920-ми – серединой 1950-х годов. На данном этапе на первый план выходят вопросы изучения истории рабочего класса и крестьянства, проблемы истории купечества естественно отошли на задний план. В 1920-е гг. в Институте РАНИОН была начата большая работа по изучению истории фабрик и заводов. В рамках этого проекта исследователи изучали не только историю предприятий, но и судьбы их основателей и хозяев. В 1922 г. была издана книга П.А. Берлина «Русская буржуазия в старое и новое время»^[69], которую с полным правом можно назвать первым обобщающим трудом по истории русской буржуазии в советской историографии. В 1947 г. Н.М. Дружинин опубликовал работы, в которых анализировал общественную деятельность купечества Москвы накануне отмены крепостного права и утверждал, что русскую буржуазию отличала крайняя политическая косность^[70].

Третий период начинается с середины 1950-х гг., когда возобновляется исследование истории купечества. Для данного этапа характерно значительное расширение изучаемых вопросов, открытие и исследование новых архивных источников. Большой вклад в изучение настоящей темы внес В.Н. Яковцевский, который установил, что купеческий капитал развивался в форме гильдейского капитала и капитала торговавших крестьян^[71]. В это же время вышли первые работы, основной целью которых стало изучение демографических проблем купечества. Из исследований этих лет следует выделить статью А.С. Нифонтова^[72] и работу А.Г. Рашина^[73]. В исследованиях П.Г. Рындзюнского и Н.В. Козловой рассматривался правовой генезис городских средних слоев^[74].

Развернувшаяся в 1960-е годы дискуссия по проблеме перехода от феодализма к капитализму имела огромное значение для дальнейшего развития изучения истории буржуазии и купечества в России. В процессе данной дискуссии был поставлен ряд вопросов, требующих основательной разработки истории русской буржуазии и главного источника ее формирования – купечества^[75].

Из общего ряда работ следует выделить исследование И.Ф. Гиндина, впервые четко определившего важность задачи многостороннего изучения русской буржуазии периода капитализма^[76]. В статье «Русская буржуазия в период капитализма, ее развитие и особенности» ученый подверг анализу своеобразие отдельных черт, присущих русской буржуазии в период с 1861 по 1917 г., к числу которых он относил, в частности, ее хозяйственный и политический инфантилизм.

Следует отметить работу В.Я. Лаверычева, которая является важнейшим трудом обобщающего характера по истории российской буржуазии во второй половине XIX столетия и содержит значительную информацию о положении купеческого сословия в конце XIX века^[77]. Именно этот автор одним из первых обратил внимание на проблему формирования классового самосознания буржуазии, кроме того, заслугой его труда стало введение в научный оборот и изучение сословных купеческих свидетельств.

Правовые условия развития промышленности и торговли, а также правовое положение купечества подробно проанализировал в своих работах Л.Е. Шепелев, посвятивший проблеме торгово-промышленной политики царизма две свои монографии^[78].

В 1970-е годы историки обратились к проблеме землевладения городских сословий. Так, Л.П. Минарик в своей работе выявила наибольшие владения купцов и почетных граждан^[79]. В этот же период времени начинается изучение купечества как одного из городских сословий в русле этнографических исследований русского города^[80].

Четвертый период развития отечественной историографии начинается со второй половины 1980-х годов. Историки показали, что купцы сыграли немаловажную роль в экономической, культурной и общественной жизни страны. Статья А.Н. Боханова «Российское купечество в конце XIX – начале XX века»^[81] стала первой работой, посвященной собственно купеческому сословию периода капитализма. В другой работе этот ученый одним из первых рассматривает вопрос о благотворительной и меценатской деятельности купцов, определяя данный факт как участие предпринимателей в культурной жизни страны^[82]. В монографии «Крупная буржуазия России (конец XIX в. – 1914 г.)» А.Н. Боханов на обширном документальном материале проследил эволюцию купечества с конца XIX века до начала первой мировой войны^[83].

Начиная с 90-х годов российские историки обращаются к исследованию новых проблем по истории купечества. Центральной из них становится изучение становления личности предпринимателя, его духовного мира, представления о роли своей деятельности^[84].

В последние годы отечественные историки осуществляют новые подходы к изучению русского купечества, используют другие, более современные методологические основы. Показательными в этом отношении являются изданные ИРИ РАН работы, которые посвящены истории российского предпринимательства^[85]. Авторы исследований рассматривают российское предпринимательство в социокультурном контексте. Фокус их внимания сосредоточен на культуре повседневности, предпринимательской этике, религиозных взглядах и др.

Одним из первых в российской историографии к вопросам «демографического поведения» купеческого сословия, семейного состояния, сословных организаций купцов, стратификации городского и сельского населения обратился Б.Н. Миронов^[86]. Безусловно заслуживает внимания монография Н.А. Ивановой и В.П. Желтовой, в которой исследуется правовой статус всех городских сословий на основе законодательных, архивных материалов и прессы^[87]. Интересно, что купечество авторы определяют как второе привилегированное городское сословие, сложившееся на протяжении XVIII – первой трети XIX столетий. В конце прошлого века изучение общественной деятельности и религиозного сознания русского купечества – черт, которые оказали серьезное влияние на характер жизни купцов, становится одной из актуальных тем^[88].

В последнее время ученые активно обращаются к ранее малоисследованным темам: к генеалогии купеческих родов и к изучению жизни купеческих семей. Значительный вклад в разработку этих направлений внесли исследователи А.И. Аксенов и М.Н. Барышников^[89].

В конце ХХ века изучением различных аспектов развития регионального купечества стали заниматься авторы многочисленных диссертационных исследований^[90]. Следует отметить, что большая часть указанных работ посвящена исследованию столичного и сибирского купечества, в то время как изучение истории данного сословия других регионов представлено весьма незначительно^[91].

Особенности становления русского купечества как сословия заинтересовали зарубежных авторов и нашли отражение в их исследованиях^[92]. Среди работ подобного рода следует упомянуть исследования англоязычных ученых, обратившихся к темам, нетрадиционным для российских историков, например, к проблеме отношения русского общества к предпринимателю (купцу) и предпринимательской деятельности в целом, а также к взаимосвязи предпринимателей с правительством. Так, А. Рибер в исследовании «Купцы и предприниматели в императорской России» отмечает, что советская историография концентрировала свое внимание в основном на дворянском сословии и крестьянстве, не занимаясь исследованием эволюции городских сословий^[93]. Исследователь Д. Ракман в работе «Московская деловая элита: социальный и культурный портрет двух поколений, 1840 – 1905»^[94] указывает, что 1905 год является временем консолидации интересов русской буржуазии, которые на тот период противостояли интересам правящего режима.

Жизнь и деятельность орловского купечества практически не изучались вплоть до последнего времени. Только в некоторых изданиях краеведческого характера можно найти фрагментарные сведения о предпринимательской деятельности купцов, их участии в местном управлении, некоторые материалы переписки, однако все это не дает возможности представить целостную картину существования орловского купечества, его роли в жизни губернии.

Достаточно интересным и разноплановым в исторической науке представляется изучение духовного сословия. Историография данного вопроса может быть разделена на три группы. Первую группу составляют исследования дореволюционных авторов, многие из которых были собственно церковными историками. Во вторую группу входят работы, написанные в советский период. Третья группа представлена трудами современных исследователей 1990-х – начала 2000-х гг.

В дореволюционной историографии преобладало критическое направление. Первоначально это было связано с попыткой авторов обратить внимание общественности на трудности приходского духовенства. В дальнейшем отдельные светские исследователи перенимают только критику, отказываясь видеть в деятельности приходского духовенства положительные стороны. Впервые о проблемах духовного сословия заявил священник И.С. Беллюстин в 1858 г.^[95] Следующим значимым трудом о приходском духовенстве стала работа Д.И. Ростиславова^[96]. Автор впервые указал на противоречие между восприятием духовным сословием самого себя и восприятием его обществом. Более серьезный научный анализ положения духовенства в синодальный период дал профессор Казанской духовной академии П.В. Знаменский в своей докторской диссертации «Приходское духовенство со времени реформ Петра»^[97]. В его работе широко используется российское законодательство, анализируются государственные мероприятия в отношении духовенства, определяется круг вопросов для дальнейших исследований.

Новый всплеск интереса к духовному сословию и Русской православной церкви (РПЦ) происходит в последнюю четверть XIX в. Огромная заслуга в изменении отношения государства к церкви принадлежала обер-прокурору Синода К.П. Победоносцеву. Круг изучаемых вопросов в этот период был очень широк. Истории русской церкви в XIX в. посвящены работы А. Доброклонского, П.В. Верховского, С.Г. Рункевича^[98]. Проблеме приходского духовенства посвящена отдельная работа Н.В. Елагина^[99]. Благодаря исследованиям А.А. Папкова и Н. Руновского, посвященным церковным реформам 1860 – 1880-х гг., открывается новая тема для церковных историков^[100]. Церковным реформам дается в целом положительная оценка. Немало авторов обратилось к истории духовной школы^[101].

В начале XX в. выходит первое большое комплексное исследование по церковной статистике И.В. Преображенского^[102]. Автором были выделены периоды увеличения и уменьшения численности приходского духовенства по стратам, общие тенденции для епархий одного региона, изучены процессы социальных перемещений из духовного сословия в другие слои общества. С возобновлением в начале XX в. полемики по поводу необходимости церковных реформ выходит ряд работ, содержащих проекты преобразований в РПЦ. Особо стоит выделить работы Е.Е. Голубинского^[103].

В советский период работ, посвященных РПЦ, выходило крайне мало. Тем более было обойдено вниманием исследователей приходское духовенство. Для советской историографии в целом характерен идеологический подход к изучению религии и церкви. В период 20-х – 30-х гг. XX в. преобладало эмоциональное отношение к церкви как «служанке самодержавия». Чрезмерно идеологизированы работы о церкви Е.Ф. Грекулова, Г. Рыбкина, Б.В. Титлинова^[104]. В них главный акцент ставится на союз церкви и государства, а духовенство, всё без исключения, выступает в роли эксплуататоров по отношению к народу.

Только в 60-е гг. намечается тенденция к более взвешенному подходу к истории русской церкви. В 1967 г. выходит коллективная монография «Церковь в истории России»^[105]. По-прежнему церковь рассматривается в неразрывной связи с самодержавием и выступает одним из главных проводников его политики. Важной вехой в советской историографии истории русской церкви стали работы П.Н. Зырянова и Н.М. Никольского^[106]. Несмотря на обязательную для советской историографии критику церкви, авторы использовали в своих исследованиях значительный пласт архивных материалов и привлекли работы дореволюционных историков. Особое внимание было уделено разработке концепции кризиса РПЦ как составной части институционального кризиса самодержавного государства. Последний крупный труд советских историков по истории церкви «Русское православие: вехи истории» содержал более взвешенную оценку деятельности и роли РПЦ в Российской империи^[107].

Пробелы советской историографии отчасти восполнила зарубежная светская и церковная историография. Первые зарубежные исследования по истории русской церкви появляются в 50-е гг. XX века. Исследования А.Д. Шмемана и А.В. Карташева затрагивали тему приходского духовенства^[108]. Серьезные исследования по истории русской церкви в XIX – начале XX вв. были проведены американским ученым Г. Фризом и немецким исследователем И. Смоличем^[109].

В постсоветский период происходит своеобразный ренессанс церковной историографии. Особой популярностью пользовалась тема взаимоотношений государства и церкви. Данной теме посвящены исследования С.В. Джораевой, Ю.Ф. Козлова, И.В. Левченко^[110]. Вмешательство государства во внутренние дела церкви оценивалось в основном негативно. Именно невозможностью разорвать союз с самодержавным государством объяснялся кризис РПЦ в конце XIX – начале XX вв. Благодаря работе С.В. Римского получила всестороннее изучение церковная реформа 60 – 70-х гг. XIX века^[111].

Конкретно изучению приходского духовенства в период реформ посвящена статья Ю. Освальт «Духовенство и реформа приходской жизни. 1861 – 1865»^[112]. Автор, акцентируя внимание на появлении в период реформ церковной публицистики, пришел к оригинальному выводу, что духовенство как общественная сила представляло угрозу сохранению самодержавия. Ю. Освальт оценила реформу прихода как однозначно неудачную.

Политике Александра III в отношении церкви посвящена работа А.Ю. Полунова^[113]. Он впервые говорит о том, что в 1880-е гг. наряду с другими были осуществлены церковные контрреформы. В своих работах А.Ю. Полунов разделяет мнение С.В. Римского о том, что государство руководствовалось при проведении реформ собственными интересами.

В начале 2000-х гг. выходят два серьезных научных исследования по истории РПЦ в интересующий нас период. Исследование В.А. Федорова посвящено синодальному периоду в истории РПЦ^[114]. Главным объектом исследования выступает государственная политика в отношении церкви. При этом мало внимания уделяется взаимоотношениям прихожан и духовенства, менталитету духовного сословия. Новый взгляд на приходское духовенство излагает Т.Г. Леонтьева^[115]. В своей работе она рассматривает все происходящие изменения в церкви через процесс модернизации. По мнению автора, духовенство было той силой, с помощью которой крестьянство могло легко усвоить новые «рыночно-индустриальные отношения». Не случайно взаимоотношениям приходского духовенства и паствы уделено очень большое внимание.

Важнейшее значение для изучения духовного сословия имеет работа Б.Н. Миронова^[116]. Духовное сословие рассматривается им не отдельно, а лишь в рамках социальной истории России. Автор указывает, что для духовенства были характерны те же процессы, что и для всего остального населения. Б.Н. Миронов активно высказывает мысль о превращении духовенства во второй половине XIX – начале XX вв. из сословия в профессию.

Начиная с середины 90-х гг., появляется целый ряд исследований по истории РПЦ и приходского духовенства в различных епархиях и регионах страны. Среди них можно выделить диссертационные исследования М.В. Анахиной, В.А. Есиповой, А.В. Мендюкова, А.В. Наместникова, С.Л. Фирсова^[117]. Тема приходского духовенства в Орловской епархии практически не изучалась, хотя отдельные аспекты жизни и деятельности орловского духовенства затрагивались в краеведческой литературе.

Таким образом, и отечественная, и зарубежная литература в большинстве своем посвящена отдельным сословиям и классам, различным, нередко довольно узким хронологическим периодам, многим частным вопросам. Попытки историографического обобщения рассматриваемой проблемы приводят современных историков к постановке более сложных исследовательских задач – изучению проблемных моментов модернизации российского общества, многофакторному анализу ее различных аспектов, трансформационных реформистских и революционных изменений^[118].

В заключение историографического обзора подчеркивается, что в региональном аспекте проблема эволюции сословного общества в исторической науке не изучалась. На настоящий момент нет исследований, специально посвященных истории дворянства, купечества и духовенства Орловской губернии.

В первой главе дан и анализ источниковой базы диссертации, которая формировалась на основе как опубликованных, так и архивных документов и материалов. Исследование выполнено на базе источников, большая часть которых впервые вводится в научный оборот. Совокупность используемых материалов была призвана обеспечить комплексную характеристику эволюции сословий Орловской губернии.

Первую группу составили неопубликованные источники, которые находятся в 7 архивных хранилищах России – Российском государственном историческом архиве, Российском государственном архиве древних актов, Российском государственном военно-историческом архиве, Архиве Российского Этнографического музея, Государственном архиве Орловской области, Государственном архиве Брянской области и Отделе рукописей Российской государственной библиотеки.

В основу работы легли документы 47 фондов Государственного архива Орловской области (ГАОО). Корпус исторических источников, привлеченных для создания портрета российского дворянства во второй половине XIX – начале XX вв., анализа сложнейших вопросов взаимоотношений дворянского сословия, власти и общества, включает в себя разнотипные документы. Значительный интерес представляют протоколы заседаний дворянских собраний. В региональном архиве протоколы заседаний губернских и уездных дворянских собраний сохранились не в полном объёме. Журналы заседаний губернского дворянского депутатского собрания содержат в себе сведения о рассмотренных прошениях дворян о причислении их самих либо родственников и детей к дворянству губернии с внесением в определенную часть дворянской родословной книги^[119]. Дворянское депутатское собрание обсуждало подобные вопросы три-четыре раза в год по мере поступления дворянских прошений. Разновидностью делопроизводственной документации являются алфавитные списки лиц, внесенных в течение года в губернскую родословную книгу. В них сообщалось о лицах, причисленных к уже существующим дворянским родам, о дворянах, «перечисленных» из других губерний, и о новых родах, утвержденных Сенатом.

В постановлениях и журналах заседаний дворянских губернских обществ содержатся сведения об экономическом положении дворянства, землевладении и землепользовании, культурно-просветительской и благотворительной деятельности^[120]. На основе анализа этих материалов можно проследить эволюцию социально-политических взглядов дворянства, его стратегии и тактики, проанализировать экономическую и политическую программу модернизации страны, предложенную поместным дворянством в начале XX в.

Кроме того, при изучении дворянского сословия губернии активно привлекались такие материалы ГАОО, как метрические книги, ведомости о регистрации актов гражданского состояния^[121], а также менее известные документы местных органов государственного и общественного управления – собранные губернаторами сведения о фабриках и заводах^[122], дворянские родословные книги^[123], журналы заседаний уездных дворянских опек, их переписка с губернским правлением о введении в права наследования и установлении опекунства^[124], оценочные описи имений, прошения дворян-землевладельцев о залоге их имений^[125], а также материалы судебных органов, позволяющие охарактеризовать социальные отношения и связи дворянства^[126]. Наряду с перечисленными источниками исследовались дворянские мемуары и переписка, хранящиеся в именных фондах ГАОО^[127].

По истории купечества была изучена документация органов налогового контроля: Орловской казенной палаты и ее податных инспекторов, Орловской губернской контрольной палаты и т.д.^[128] В данных документах содержится подробная информация об экономической деятельнос­ти орловских купцов, их численности и составе семей, источниках по­полнения сословия и социальной мобильности его членов. Особо следует отметить такие оригинальные докумен­ты, как «Посемейные списки купцов» и «Журналы генеральных поверок» за разные годы, причем последние позволяют проследить эволюцию ку­печеских занятий.

Необходимо выделить отчеты сословного управления и городских органов власти^[129] – Канцелярии Орловского Губернатора, Орловского губернского правления. Отчеты сословного управления содержат данные о финансовом положении и состоянии движимого и недвижимого имущества купеческого общества Орла. Эти сведения дали возможность изучить финансовое положение Орловского купеческого общества, определить основные источники поступления средств и статьи расходов. Важным видом архивных источников является делопроизводственная документация Орловской городской управы и Орловской городской думы^[130], представляющая собой ходатайства, заявления и уведомления об открытии и закрытии торговых домов и товариществ. Эти материалы дают возможность рассмотреть деятельность орловского торгово-промышленного сословия: открытие новых предприятий, организаций и функционирование торговых домов и товариществ, деятельность купцов по расширению сферы своих интересов, их ходатайства перед городскими властями по различным вопросам и т.д.

Материалы Губернской ученой архивной комиссии представили информацию о благотворительности орловского дворянства и купечества^[131], Орловского окруж­ного суда – о купеческой и дворянской преступности^[132], архивы отдельных учебных заведений – о получении образова­ния лицами неподатных сословий^[133] и т.п.

Очень интересные и информативные материалы представлены в фондах духовного ведомства^[134]. Материалы официального делопроизводства Орловской духовной консистории можно разделить на несколько подгрупп: документы, исходящие от центральной светской и духовной власти (главным из которых было разрешение Синода на открытие прихода); переписка местных светских и духовных властей; финансовая отчетность церквей, благочиний, консистории, духовных училищ и семинарии; следственные дела, рассматриваемые духовной консисторией, по жалобам прихожан и рапортам благочинных на поступки духовных лиц; клировые ведомости. Клировые ведомости были аналогом формулярных списков государственных служащих. Наибольшую ценность клировые ведомости представляют для исследования качественных и количественных характеристик приходского духовенства.

В настоящей работе также использовались данные 8 фондов Государственного архива Брянской области (ГАБО), в частности фонды Брянской, Карачевской и Севской городских дум^[135], городских управ^[136] и учебных заведений^[137].

Документы из 5 фондов Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) представляют формулярные (послужные) списки, касающиеся прохождения службы дворянами Орловской губернии, а также личные фонды дворянских родов Какуриных, Тухачевских, Цуриковых^[138]. Данные формулярных списков использовались также для составления социокультурного портрета предводителей и депутатов дворянства, поскольку в них содержатся краткие сведения о службе дворянина, его учебе, семейном и экономическом статусе.

В 23 фондах Российского государственного исторического архива (РГИА) сосредоточены важнейшие документы по истории российских сословий имперского периода. Источники, характеризующие пути и методы воздействия дворянских корпоративных организаций на государственное управление и правительственную политику, содержатся в фондах: Канцелярии министра внутренних дел, Комитета министров, Министерства внутренних дел^[139]. В фонде канцелярии министра внутренних дел сохранилось особенно много документов о дворянских выборах, об учреждении опеки, адреса и постановления дворянских собраний, жалобы и прошения дворян различных губерний.

Ценным источником для исследования способов ведения помещичьего хозяйства являются материалы Дворянского земельного банка, в которых имеются однотипные описания заложенных имений, что позволило определить экономический статус поместного дворянства^[140].

Особо следует выделить документы, отложившиеся в фонде канцелярии министра по делам дворянства, это как сведения, касающиеся службы, назначений, пенсий, выборов дворянства, деятельности пансион-приютов, губернских касс взаимопомощи, так и документы общего характера, позволяющие уяснить место дворянского сословия в общественно-политической жизни страны^[141]. Анализ этих источников позволяет проследить результаты деятельности дворянских собраний, степень их влияния на правительственную политику.

Значительные документы по купеческому сословию были найдены в фондах министерств финансов^[142], торговли и промышленности^[143], внутренних дел^[144], департамента Ceнатa^[145] Российского государственного исторического архива. Эти материалы содержат сведения об об­щем состоянии экономической жизни губернии, о сферах предпринима­тельской деятельности представителей купеческого сословия.

Наибольшей ценностью и информативностью при изучении истории духовенства обладают фонды Канцелярий Св. Синода^[146] и обер-прокурора Св. Синода^[147]. В них стекалась информация с мест, поступающая в виде отчётов епархиальных архиереев о состоянии подведомственных им церковно-административных единиц, сведения по отдельным сферам жизни церкви и духовенства, запрашиваемые центральными органами. В работе также использовались документы личного происхождения, хранящиеся в РГИА^[148].

Из Российского государственного архива древних актов (РГАДА) были использованы 8 фондов. Особую значимость представляют писцовые, переписные и отказные книги^[149], спорные дела генерального межевания по Орловской губернии^[150], а также экономические описания городов, уездов губернии и дворянских «дач»^[151]. В именных фондах РГАДА были найдены дворянские мемуары и переписка^[152].

Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ) располагает 6 фондами по теме исследования, в которых содержатся документы личного происхождения (дневники и мемуары А.А. Цурикова, С.А. Абазы, С.В. Киреева, Д.А. Милютина и др.)^[153].

Интересный материал был обнаружен в фонде Этнографического бюро Российского этнографического музея кн. В.Н. Тенишева^[154]. Документы тенишевского фонда недостаточно востребованы и изучены специалистами по отечественной истории. Корреспонденции учителей, священников, крестьян, присланные в качестве ответов на вопросы программы исследования, дают представления о разных сторонах жизни русского села конца XIX – начала XX вв.

Вторую группу составили опубликованные источники. Отдельный вид этой группы представляют официально-документальные материалы. Среди них особенно велико значение законодательных актов, поскольку в основе сословного деления общества лежало юридическое начало. Для анализа социального и правового положения неподатных сословий в основном использовались законодательные акты, входящие в состав Полного Собрания Законов Российской империи, а также другие своды законов: «Свод законов Российской империи», «Полный свод законов для купечества», «Свод законов о состояниях»^[155]. Анализ данных актов позволяет делать выводы относительно изменений в политике центральной власти по отношению к изучаемым сословиям. Существуют и тематические сборники, содержащие законодательные материалы о дворянах^[156].

Законодательные акты представлены в многочисленных сборниках, изданных до революции (сборники П. Лашкарева, Ф.В. Ливанова, П. Колыбанова), в советский период (Российское законодательство X – XX вв.) и постсоветский период (работа В.А. Поплавской-Есиповой)^[157]. К законодательным актам относятся распоряжения, указы и циркуляры Сената, Государственного совета, Синода, именные указы императора. Из этих нормативных документов можно узнать об имущественных и личных правах приходского духовенства, изменениях, касающихся взаимоотношений с прихожанами и государственными органами. Также в исследовании были привлечены нормативные акты местных светских и епархиальных органов: Орловской духовной консистории, епархиального архиерея и орловского губернатора. Большинство из них до сих пор не издано. Часть опубликована в официальном отделе Орловских епархиальных ведомостей. Во многом они носят дублирующий характер, однако необходимость их изучения диктуется тем, что местные нормативные акты отражают специфику региональной государственной и церковной политики.

Правомерно считать, что это законодательство в основном адекватно отражало происходившие в обществе процессы. Вместе с тем представление о фактически существующей картине дает второй вид источников, который составляют массовые статистические материалы. В большинстве своем они относятся к концу XIX – началу XX в. Среди них – материалы первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г., городских переписей, губернские обзоры, податная и промысловая статистика, данные о землевладении и др. Привлекались результаты статистических исследований по Российской империи в целом и по Орловской губернии, которые позволили уточнить численность сословий и характер землевладения и землепользования в изучаемый период^[158].

Следующий вид источников представляют справочные материалы. Ценные сведения о численности населения и распределении его по сословиям и конфессиям находятся в Памятных книжках и адрес-календарях Орловской губернии, публиковавшихся с 1854 по 1916 гг.^[159] Статистика духовного сословия отображена в дореволюционном исследовании И. Преображенского^[160], а также в современных справочниках. Помимо этих изданий, важнейшая информация находится в разовых сборниках. Одним из таких изданий является сборник «Орловская епархия. Историко-статистическое описание»^[161]. Использованные в исследовании справочные издания позволили уточнить данные об имущественном и служебном положении дворян и купцов.

Отдельный вид опубликованных источников составили документы личного характера. В диссертации использовались мемуары, дневники и воспоминания современников: Н.Ф. Бунакова, П.А. Бурышкина, К.Ф. Головина, В.А. Друцкого-Соколинского, Л.М. Жемчужникова, Г.К. Кудрявцева, Л.Д. Любимова, Н.Е. Матвеева, А.В. Мещерского, М.А. Паткуль, Н.С. Русанова, Д.Н. Сафонова, Н.А. Соковнина, И.И. Турбина, Е.Ю. Хвощинской, С.Д. Шереметева и др^[162].

Мемуарная литература отражает эволюцию менталитета и социальной психологии сословий. Кроме того, в мемуарах часто отражены суждения авторов о собственных привычках, нравах, поведении, особенности личного восприятия той реальности, в которой они жили.

Изучение субъективной реальности, какой являются психологические явления и феномены, возможно главным образом благодаря источникам личного происхождения. Документы личного происхождения важны для понимания социальных и политических настроений дворянства, купечества и духовенства. Они наиболее полно отражают процесс самосознания личности, а также межличностные взаимодействия. Особое значение имеют письма, заявления и жалобы дворян накануне первой российской революции во властные структуры. Они позволяют увидеть исторический процесс изнутри, глазами его главных героев, в них содержатся характеристики лидеров поместного дворянства.

Воспоминания и мемуары представителей дворянства и духовенства весьма обширная в количественном отношении группа источников. Использование данного вида источников способствовало выявлению спектра преобладающих эмоционально-оценочных психологических реакций в сознании поместного дворянства и приходского духовенства.

Для понимания социального облика приходского духовенства были привлечены воспоминания выпускников духовной школы второй половины XIX – начала XX вв. П.Н. Луппова, Н.Г. Помяловского, С. Сычугова^[163]. Они позволяют взглянуть на жизнь и процесс обучения не глазами сторонних наблюдателей, а самих учеников, которые непосредственно видели положительное и негативное в системе духовного обучения. Иную роль играют воспоминания приходских священников Н. Блинова, М. Лаврова, А. Попова^[164], в которых отображены реальные условия жизни и быта духовного сословия. Наконец, при изучении положения РПЦ и процессов вокруг государственных мероприятий в отношении церкви и духовенства нельзя обойтись без привлечения мемуаров высших государственных сановников^[165].

Особый вид источников представляют материалы центральной и местной периодической печати («Церковные ведомости», «Церковный вестник», «Орловские епархиальные ведомости», «Орловские губернские ведомости», «Орловский вестник»), которые содержат сведения об участии дворянства, купечества и духовенства в общественной и культурной жизни губернии. Периодическая печать различных направлений дает ценную информацию об экономической и политической деятельности дворянских и купеческих обществ. Материалы печати привлекались в исследовании для характеристики социальных настроений и психологии поместного дворянства. Степень ее объективности недостаточно высока по сравнению с другими видами источников. Для выявления общего и особенного в эволюции духовного сословия привлекались материалы периодической печати других регионов Российской империи («Архангельские епархиальные ведомости», «Курские епархиальные ведомости», «Саратовские епархиальные ведомости», «Тульские епархиальные ведомости» и др.).

В диссертации также использовались произведения художественной литературы – Н.С. Лескова, Н.Г. Помяловского, И.А. Бунина, Л.Н. Толстого, И.С. Тургенева, И.А. Гончарова, Д.И. Фонвизина, А.С. Грибоедова, П.И. Мельникова-Печерского и других.

Сравнительно-сопоставительный анализ использованных в исследовании источников способствовал конкретизации процесса социально-политической модернизации общества в начале XX века. В работе поднимается проблема влияния социальных структур и процессов на трансформацию сознания дворянина, купца, священника. На основе критического анализа и сопоставления разнообразного эмпирического материала воспроизводится механизм развития конфликта между различными программами модернизации общества как на региональном, так и на общероссийском уровне.

Во второй главе диссертации «Потомственное дворянство Орловской губернии» рассматриваются вопросы происхождения орловского дворянства и его социально-экономическое состояние, изучаются мобилизационные процессы в развитии дворянского поместного землевладения, положение дворян-чиновников на государственной службе и сословно-корпоративная деятельность орловского дворянства, раскрываются его социокультурные и бытовые черты, участие представителей сословия в общественной и культурной жизни губернии второй половины ХIХ – начала XX веков.

Исследование вопроса о происхождении дворянства Орловской губернии позволяет сделать вывод, что основным источником формирования дворянской организации с конца XVI века стали «служилые» города (Орел, Карачев, Болхов, Мценск, Брянск). Она складывалась преимущественно из детей боярских, разного рода бродячих и неслужилых элементов, в значительной мере переселенцев из Литвы, Польши, Германии и татарских ханств. Орловская дворянская организация активно пополнялась до середины XVII столетия. Однако уже во второй половине XVII в. «служилый город» находился в состоянии постепенного разрушения, когда из состава «служилого города» выделилось небольшое число влиятельных семей, сконцентрировавших в своих руках основной массив поместного землевладения и активно вмешивавшихся в распорядок службы с целью получения наиболее выгодных должностей. В то же время расходные службы в основном ложатся на плечи рядовой массы дворян, неспособной обеспечить полноценной службы со своих мизерных поместий.

Служилое сословие благодаря разнообразию форм землевладения и землепользования не было однородным. В XVII веке в состав служилого сословия, кроме богатых, средних и мелких дворян, входила промежуточная между дворянами и крестьянами прослойка детей боярских и нижних чинов, не имевших крестьян.

Прослеживая динамику формирования поместных земель орловского дворянства, можно выделить три этапа: 1) 1592 – 1636 гг. – начальный этап создания поместного землевладения орловского дворянства; 2) 1636 – 1680 гг. – резкое увеличение количества помещиков за счет переведенных на службу в Орел дворян из Ливен, Ельца и других городов; 3) 1680 – 1725 гг. – период прекращения перевода в Орел дворян из других городов и постепенное сокращение пожалования новых поместий.

Итоги статистического анализа состояния орловского дворянства на конец XIX – начало XX вв. показали, что в этот период происходит изменение состава орловского дворянства по происхождению и по времени появления в губернии.

На фоне орловского дворянства конца XIX в. численность дворянских семейств, уходящих своими корнями в XVI – XVII столетия, составляет 37,8%. Эту группу можно определить как «коренное» дворянство Орловской губернии. В XVIII – первой половине XIX вв. дворянское сословие губернии пополняется за счет приезжих дворянских семейств, их количество составило 13,9%. Все остальные дворянские фамилии (48,3%) появляются в регионе значительно позднее (во второй половине ХIХ – начале XX вв.).

«Коренное» орловское дворянство составляло третью часть общего числа дворянских фамилий Орловской губернии ХIХ – начала XX вв. и сосредоточивалось оно, в основном, в северных и центральных частях губернии, что связано с более ранним освоением этих районов. К концу XIX столетия наблюдается увеличение объема дворянского землевладения по сравнению с XVI – XVII веками. За этот период происходят кардинальные изменения в численности дворян и их земельных владений (увеличение числа крупных собственников и их владений и уменьшение численности и владений мелких и средних собственников). Третья часть земельного фонда «коренного» дворянства в XIX в. утрачивается владельцами.

Эволюция правового статуса дворянства во второй половине XIX — начале XX вв. была сложным процессом. Превращение многих привилегий высшего «благородного» сословия в права оставляло его, тем не менее, в наиболее выгодном положении, создавало благоприятные условия для его дальнейшего социального развития. Одновременно дворянство при помощи правительства стремилось сохранить и даже укрепить свое сословное начало, не допустить растворения сословия в других, даже состоятельных слоях населения.

Во второй половине XIX – начале XX вв. потомственное орловское дворянство составляло примерно половину общей численности данного сословия в губернии. Чуть более половины (51,5%) потомственных дворян губернии было местного происхождения (из них – 33,1% уроженцев тех же уездов, где они проживали, и 18,4% уроженцев других уездов губернии). 48,5% дворян были приезжими, т.е. переселившимися во второй половине XIX века в Орловскую губернию. Среди них 45% уроженцев других губерний России и 3,5% происходили из других государств.

В 1858 году в Орловской губернии насчитывалось 4545 потомственных дворян, а по первой всеобщей переписи населения 1897 г. к потомственным дворянам губернии причисляло себя 8957 человек. За тридцать девять лет численность сословия возросла приблизительно в 2 раза. В Европейской России за 1858 – 1897 гг. доля потомственных дворян сократилась с 69% до 65%, соответственно доля личных дворян увеличилась с 31 % до 35%.

По данным переписи 1897 года потомственное дворянство составляло незначительную часть населения губернии (0,87%). В городах процент потомственных дворян составил 2,31%, в уездах (без городов) – 0,19%. На одного потомственного дворянина в Орловской губернии приходилось 205 крестьян, что свидетельствует о незначительной доле орловского дворянства среди населения по сравнению с другими сословиями. По Российской империи в целом на каждого потомственного дворянина приходилось 100 иносословных представителей.

Более половины сословия сосредоточивалось в городах (62,9%). Так, в целом по губернии численность дворянского городского населения превышала численность сельских жителей в 1,7 раза. По уездам наблюдалась иная картина. Для промышленных уездов (Орловского, Брянского, Елецкого, Карачевского, Трубчевского) характерен больший процент городского дворянского населения, в остальных же уездах (Болховском, Дмитровском, Кромском, Ливенском, Малоархангельском, Мценском, Севском), специализирующихся на сельскохозяйственном производстве, преобладало сельское население.

Среди потомственного дворянства губернии насчитывалось 46,7% населения мужского пола и 53,3% женского пола. По губернии состоявших в браке дворян было 32,3% (15,8% мужчин и 16,5% женщин), холостых – 57,6%. Проведенный анализ показывает, что среди дворян губернии вдовых и состоявших в браке женщин было больше, чем мужчин.

Учитывая, что в рассматриваемый период обучение начиналось, как правило, с 9 – 10 лет и в отдельных случаях – с 7 – 8 лет, уровень грамотности дворянского населения губернии составлял 95%. В Орловской губернии грамотных женщин дворянского происхождения было больше, нежели мужчин (52% против 48 %).

3,5% образованных дворян имели высшее классическое образование (один из ста – высшее техническое образование). 1,7% дворян обладали средней профессиональной подготовкой и 6% получали военное образование. Высшее образование было малопривлекательным для дворянства. Предпочитали военное образование, поскольку оно способствовало более быстрому карьерному росту. Ничтожное число дворян с инженерным образованием – одно из свидетельств недостаточной приспособленности сословия к новым социально-экономическим, капиталистическим условиям. Итак, большинство дворян – это военные.

Женщины составляли только 1% студентов высших технических училищ. В университетах обучалось чуть больше женщин – 2%. В средних специальных и средних общеобразовательных учреждениях удельный вес женщин в составе учащихся был выше – соответственно 12,5 и 60%.

По своему этническому составу 91% орловского дворянства второй половины XIX – начала XX вв. являлись великорусами. Все остальные этнические группы среди потомственного дворянства были малочисленны: поляки (7%), немцы (1,2%), малорусы (0,2%), белорусы (0,1%), финны (0,04%), турки и татары (0,04%) и т.п. и существенно не влияли на быт и экономические условия жизни коренных жителей губернии.

В пореформенный период наблюдается тенденция к сокращению дворянского землевладения. Наиболее значительные потери в дворянском земельном фонде приходятся на конец 70-х – начало 90-х годов XIX века. По статистическим материалам орловское дворянство к концу XIX в. утрачивает лидирующую роль на земельном рынке.

Сокращение доли дворянских земель в частной поземельной категории изменило и структуру поместного землевладения. Земельный фонд сокращался быстрее, чем число владельцев. Главным образом, это было связано с дальнейшим дроблением дворянских поместий и переходом части их земель в руки представителей других сословий. Число крупных владельцев сократилось на 41,8%, площадь земель – на 34,9%. В группе крупного дворянства основной земельный фонд был сосредоточен в подгруппе владельцев, имевших от 1000 до 5000 десятин. Категория среднего дворянства уменьшилась на 27,2%, потеря земли составила 26,4%. Лидирующее положение среди среднепоместного дворянства сохранила подгруппа земельных собственников, владевших от 100 до 500 дес. Число мелкопоместных дворян уменьшилось на 28,4%, площадь земель – на 35,6%. К началу XX в. в Орловской губернии сокращение фонда дворянских земель произошло во всех группах владельцев. Наиболее быстро сокращались земли мелкого и среднего дворянства. Доминирующие позиции в сословном земельном фонде занимало крупное дворянство, хотя большинство землевладельцев губернии являлись средними и мелкими собственниками.

Система хозяйствования и характер землепользования помещичьего хозяйства Орловской губернии в целом носили традиционный характер. Правда, на волне увлечения сельскохозяйственным предпринимательством увеличилась группа помещиков, использовавших различные нововведения для перестройки своих хозяйств. Тем не менее, большинству провинциального дворянства недоставало денежных средств на организацию переустройства своего поместья в соответствии с новыми идеями. Эти обстоятельства способствовали росту дворянской задолженности. К началу XX в. местные дворяне заложили 1/3 своих земель в ипотечных учреждениях. Залоговые имения в основном были представлены владениями среднего и крупного дворянства. Минимальное число проданных за долги имений показало сохранение системы перезалогов. Распространенным способом получения дохода была сдача земель в арендное содержание. В целом по региону аренда носила денежный характер, несмотря на сохранение отработочной системы.

Таким образом, в пореформенный период дворяне Орловской губернии оставались главными владельцами земель в частной поземельной категории, но под влиянием различных процессов происходила постепенная деградация дворянского землевладения. Хозяйственный упадок и переход дворянской земельной собственности в руки владельцев других сословий предопределили главную линию в эволюции дворянского землевладения второй половины XIX – начала XX вв. В этом смысле наблюдаемые в регионе процессы были сходны с общероссийскими.

Дворянство являлось основной социальной базой губернской бюрократии. В конце XIX века в губернии насчитывалось около 600 классных гражданских чиновников. Из них 31,5% чиновников принадлежало к V – VIII классам, занимавшие должности председателей правлений, начальников отделений, чиновников для особых поручений. 66,8% чиновников принадлежало к IX – XIV классам, они исполняли должности становых приставов, столоначальников, письмоводителей, секретарей. 55% всех дворян губернии состояло на гражданской службе. Более половины из них имели низшие обер-офицерские чины, третья часть – штаб-офицерские чины, а только 1,7% отводилась чиновникам первых четырех классов по «Табели о рангах».

Численность гражданских чиновников вдвое превышала численность чиновников из числа бывших офицеров. Можно отметить, что дворяне, имевшие военные чины на конец XIX века по губернии, составляли 24% от всех дворян. Основная масса дворян из бывших офицеров прежде состояла на службе в армейской пехоте и артиллерии и имела чины с VIII по XII класс. Лица, имеющие отставные гвардейские офицерские чины, были малочисленны. Таким образом, орловское дворянство было всецело представлено на всех уровнях чиновничества.

Основу (костяк) губернской бюрократии во второй половине XIX века составляли средне - и крупнопоместные дворяне, которые прочно удерживали руководящие посты в среднем и высшем звеньях губернского аппарата управления. В то же время среди табельных чиновников низшего звена помещики составляли чуть более половины, канцеляристов – менее половины. К началу XX века число помещиков среди всех категорий губернской администрации по сравнению с серединой XIX века уменьшается, что вполне соответствовало процессу дворянского оскудения.

Образовательный уровень орловской дворянской бюрократии был невысоким. Так, законченное высшее и среднее образование имели менее 1/3 всех чиновников, служивших на классных должностях. Высоким был удельный вес служащих, получивших неполное (высшее или среднее) образование. К концу ХIХ – началу XX века в отношении образовательного уровня губернского чиновничества происходят заметные сдвиги. Растет число лиц, получивших высшее образование.

Исследование состава губернского чиновничества из дворян в сравнении с общероссийским позволяет отметить совпадение общих тенденций в процессе эволюции чиновного аппарата, и только по отдельным критериям в сравнении с крупными столичными городами имеются различия.

Высшим должностным лицом в губернии являлся губернатор. Губернаторы в одном лице объединяли административную, судебную и военную власть. Подбор кандидатов на пост губернатора определялся целым рядом соображений, далеких от оценки деловых качеств. Источники свидетельствуют о существовании определенного стереотипа губернатора. Значительная часть губернаторов являлась людьми малосведущими в вопросах управления губернией. Данное обстоятельство и определяло их быструю сменяемость.

Основная масса орловских губернаторов второй половины XIX – начала XX в. имела чины IV класса. В большинстве случаев орловские губернаторы не принадлежали к орловскому дворянству. Только 30% губернаторов исследуемого периода можно отнести к «коренному» орловскому дворянству, остальные были приезжими. Большая часть губернаторов занимала пост не более 3 – 5 лет. Одной из особенностей, отличавших губернаторов и вице-губернаторов от других категорий местной бюрократии, была их имущественная обеспеченность. Помещиков среди губернаторов было – 70,9%, среди вице-губернаторов – 60%.

Сконструированный в работе коллективный портрет высшего губернского чиновничества показал, что в большинстве своем орловские губернаторы представляли традиционный тип отставного военного, перешедшего на исходе карьеры на гражданскую службу. В административной деятельности орловских губернаторов пореформенного периода обозначились два подхода. Первый – «военно-придворный», ярким воплощением которого стало управление губернией В.И. Сафоновичем в 1854 – 1861 гг. и Г.И Кристи в 1901 – 1902 гг. Но встречались и такие представители верховной власти, которые являлись носителями новых тенденций управления, характерных для так называемой «просвещенной бюрократии». К числу таких губернаторов можно отнести К.Н. Боборыкина (1875 – 1888 гг.) и П.В. Неклюдова (1892 – 1894 гг.).

Органы дворянских корпоративных организаций играли значительную роль не только во внутрисословных делах, но и в общем управлении Орловской губернией. Более или менее активное участие в деятельности корпоративных организаций было непременным атрибутом жизни провинциального помещика. Законодательство предоставляло большие права во внутрисословной организации средним и крупным помещикам, а также высшим чиновникам. В итоге часто предводителями дворянства избирались чиновники, вышедшие в отставку после военной или гражданской службы и удалившиеся на покой в родовые имения. В целом, деятельность сословно-корпоративной организации орловского дворянства, несмотря на свою разобщенность и раздробленность, имела немаловажное значение для решения проблем самого сословия и для культурного развития губернии.

Древность происхождения высоко ценилась в дворянских кругах и это определяло внимание к своему роду и родственным отношениям, интерес к собирательству сохранившихся родовых документов. Впрочем, связи между представителями ветвей одного рода поддерживались в том случае, если они были скреплены матримониальными отношениями. В противном случае наблюдается обособленное существование разных ветвей рода, объединенных одной фамилией. Важной причиной внимания к родству было его значение в осуществлении имущественных прав, особенно права наследования. Принадлежность к дворянству представляла собой особого рода капитал, который можно было реализовать через женитьбу на богатой невесте (не на дворянке по происхождению). Привлекательным было и породнение с древними дворянскими и титулованными родами через браки детей. Среди общего количества дворянских браков в Орловской губернии изучаемого периода – 70% заключено внутри данного сословия, 30% – с представителями других сословий. С князьями и графами чаще роднились знатные дворянские роды. Браки с купеческими семьями характерны для мелкопоместных и не очень знатных орловских дворян, которые заключались в целях улучшения материального положения. Единичное число дворянских браков приходится на браки с крестьянами.

Важной стороной взаимоотношений дворян-помещиков между собой и с прочими сословиями были всякого рода споры и тяжбы, нередко доходившие до судебных разбирательств. Чаще всего приходилось разрешать различные имущественные проблемы: земельные, денежные, о пользовании лесами, водоёмами, сенокосными угодьями. Иногда имущественные тяжбы становились следствием неблагополучных отношений в дворянских семьях. Как правило, судебные разбирательства влияли на репутацию дворянских семейств. Наибольшее количество судебных тяжб касается вопросов купли-продажи, заклада, раздела, выкупа земель и имений, краж имущества, взыскания денег по векселям и т.п. К менее распространённым относятся дела об обвинении во взяточничестве чиновников, лишении дворянского звания. Ещё одной важной причиной, порождающей частый социальный внутрисословный конфликт, являлось опекунство.

Своеобразно определялись взаимоотношения дворянства в чиновной среде, отношения между предводителями дворянства и их избирателями. Особыми были связи между дворянством и администрацией. Подобные взаимоотношения были больше односторонними вследствие перевеса силы высшего сословия. Другая же сторона вынуждена была вуалировать своё поведение лживостью и лицемерием. Все эти социальные связи в губернском дворянстве легли в основу формирования групповых ценностей и психологического уклада.

Изучение целого комплекса источников позволило проследить эволюцию мировоззрения, ценностных ориентаций и нравственных норм дворянства Орловской губернии, его отношение к различным сторонам общественной жизни на протяжении полувекового периода времени.

Во второй половине 50-х годов для дворян основным был вопрос об освобождении крестьян. Среди представителей орловского дворянства было много противников отмены крепостного нрава, однако необходимость этого осознавали лишь немногие из них, главным образом, помещики-заводовладельцы.

Под влиянием буржуазных реформ в 1860 – 1870-х годах произошли определённые изменения в социальном поведении дворянства. В эти годы помещики стали больше внимания уделять ведению своих хозяйств, участвовали в проведении крестьянской реформы на местах в качестве мировых посредников.

Большую роль в жизни орловского дворянства играла благотворительная деятельность. Одной из форм дворянской благотворительности была помощь учреждениям духовного ведомства. Наиболее значительной и потому наиболее редкой разновидностью помощи было возведение храмов. Чаще высшее сословие участвовало в их реставрации, в пожертвованиях монастырям, церквям. Иногда вклады в церковь сопровождались устроением при этих церквях богоугодных заведений – ночлежных домов, больниц, богаделен. Таким образом, материальная поддержка со стороны дворянства церкви и учреждениям общественного призрения помогала населению отправлять свои духовные потребности и оказывала помощь неимущим.

Благотворительная деятельность осуществлялась в форме денежных пожертвований, организации различных вечеров, концертов, спектаклей, лотерей, сбор с которых поступал в пользу благотворительных организаций, культурных учреждений и отдельных лиц. Характерно широкое участие дворян в обеспечении помощи губернским образовательным и культурным учреждениям, кадетскому корпусу. Из дворянской среды общество чаще всего избирало попечителей или почетных блюстителей училищ и школ. Орловское дворянство активно участвовало в общественной жизни губернии. В конце XIX века в Орле действовали различные общества, руководящие должности в которых занимали представители дворянского сословия. Таким образом, вклад орловского дворянства в развитие образования и культуры в губернии во второй половине XIX века можно охарактеризовать как весьма значительный.

В 1880 – 1900-х годах в социальных устоях и ценностях орловского дворянства появились новые черты по сравнению с предыдущим периодом. Прежде всего, изменилось отношение дворян Орла к службе. Как и раньше для многих дворян служба являлась основным источником дохода. Новой чертой в их социальном мировоззрении стало осознание необходимости этой службы, примирение с ней и даже её поиски. Для других служба являлась средством для устройства карьеры, она давала возможность иметь вес и влияние в обществе.

Итак, орловское дворянство представляло собой особую социальную микросистему, развивающуюся по своим собственным законам, с присущими ей множественными социальными связями и отношениями. Процессы социально-экономической и политической эволюции страны и государства определили изменения в ценностях, поведении, мировоззрении, нравах орловского дворянства второй половины XIX – начала XX вв. Все их интересы были сосредоточены внутри своей сословной группы, для которой была характерна корпоративная замкнутость. Вместе с тем осознание необходимости корпоративного единения в среде провинциального дворянства было слабо развито.

В третьей главе «Купечество Орловской губернии» рассматривается провинциальное купечество России как особая социальная группа населения, с ее типичными занятиями, бытовыми традициями, культурной ориентацией и ролью в общественной жизни.

Купеческое сословие Орловской губернии во второй половине XIX – начале XX вв. развивалось в русле пореформенной эволюции российского купечества в целом. Основной тенденцией его развития следует считать сокращение численности местного купеческого насе­ления. Так, с 1899 по 1917 гг. количество представителей купечества в губернии уменьшилось на 44,8%, т.е. почти вдвое. Главной причиной этого процесса стало начало функционирования в государстве новой промысловой системы (1898 г.), разорвавшей принудительную связь между занятием предпринимательством и принадлежностью к купечеству.

Сопоставляя общероссийскую и губернскую динамику численности купечества важно подчеркнуть, что за 13 лет все российское купечество уменьшилось на 26%, а орловское – на 39,4%. Кроме того, если в целом по стране этот процесс носил относительно неравномерный характер, то на Орловщине тенденция была диаметрально противоположной. В первое шестилетие после реформы число купцов в губернии сократилось на 20,4%, во втopoe – на 21,1%, в третье – на 12%. В целом по cтpaнe наблюдается следующая картина: с 1899 по 1905 г. – на 14,5%, с 1905 по 1911 г. – на 14,5%. Столь резкое уменьшение численности орловского купечества в начале XX столетия, пик которого пришелся на 1905–1911 гг., обусловлено аграрной спецификой губернии, со сравнительно незначительным числом купцов и их довольно небольшими состояниями. Сокращение притока в купечество объясняется также и тем, что купеческое звание постепенно утрачивает привлекательность как средство повышения социального статуса.

Купеческое сословие губернии представляло собой довольно незначительную группу местного населения. В 1897 г. купцы и члены их семей составляли 0,2% oт общего числа населения Орловской губернии. В подавляющем большинстве орловское купечество было второгильдейским, представители его считались купцами «средней руки». Значительный перевес последних сохранялся на протяжении всего изучаемого периода. Так, в 1867 г. доля первогильдейских составляла 2,1%, второгильдейских – 97,9%; в 1917 г. – соответственно 9,8 и 90,2%. Объясняется это невысоким уровнем развития в губернии торговли и промышленности, являвшихся основными сферами предпринимательства членов купеческого сословия. В силу целого ряда социально-экономических факторов, действовавших на всей территории страны, преобладание второгильдейского купечества было характерно и в общероссийском масштабе.

Пополнение купеческого сословия Орловской губернии происходило, главным образом, за счет внутреннего сословного воспроизводства, в меньшей степени за счет представителей низших, непривилегированных социальных слоев. Вследствие этого в начале XX в. орловское купечество состояло преимущественно из потомственных купцов, которые на протяжении нескольких поколений выбирали гильдейские свидетельства. К примеру, удельный вес купеческих семей, состоявших в сословии более 20 лет, в 1915 г. составлял 60%. Огромную роль в сохранении стабильности купеческого дела играли браки внутри сословной группы. Однако в начале XX века эта традиция перестала быть повсеместной, что приводило к исключению из состава сословия. При получении образования (гимназического или высшего) юноши и девушки исключались из состава купечества, что также приводило к сокращению сословия.

Географическое размещение членов купеческого сословия отличалось большой неравномерностью, выражавшейся в сосредоточении подавляющего большинства в городах. В тo же время диспропорции были типичны для расселения собственно городских купцов, которые концентрировались преимущественно в крупных городских поселениях. Аналогичная схема размещения была присуща сельскому купечеству, представители которого проживали либо в волостных центрах, либо в крупных и сравнительно богатых селах. На территориальное распределение купцов повлияло тяготение по­следних к экономическим, в первую очередь торговым, центрам губер­нии, каковыми в основной своей массе были города.

В пореформенный период четко обозначился вектор изменения возрастных характеристик в сторону старения купечества. В основе данного процесса стало возрастание доли старых купцов (старше 60 лет) и уменьшение удельного веса лиц купеческого звания активных возрас­тов, в первую очередь молодых. Этот процесс полностью подтверждается средними показателями. Так, в 1865 г. средний возраст купца составлял 48,7 года; в 1895 г. – 52,3; в 1905 г. – 56,8 года. Данные явления были присущи всем ку­печеским обществам губернии, причем активнее они проявились в уездных городах. Наконец, под влиянием менявшихся внешних условий и внутреннего положения в сословии наметилась перестройка семейной структуры орловского купечества. Ее результатом стало, с одной стороны, наметившееся сокращение численности купеческих семей, с другой стороны – нарастание преобладания простых семей. Этот процесс был характерен и для купечества в других регионах страны. К примеру, в конце XIX – начале XX вв. основной ячейкой семейной структуры самарского купеческого сословия становится семья нового типа – не более одной супружеской пары, малодетная, обладавшая к тому же большей социальной мобильностью.

Социальная мобильность купцов и членов их семей характеризова­лась значительным перевесом вертикальных перемещений (96,2%). Основной поток межсословных пе­реходов типа «сверху вниз» из купцов направлялся в мещанство (92,6%), куда переходили исключительно купцы 2-й гильдии. Другой канал вертикальных перемещений – «снизу вверх» – в потомственное почетное гражданство использовали главным образом купцы 1-й гильдии. Вторым по значению каналом вертикальных перемещений повышающего типа для большинства членов сословия, которое являлось второгильдейским, было получение звания купца 1-й гильдии (7,4%). До минимума сократились переходы в дворянство (7,4%), что свидетельствует о свертывании процесса «одворянивания» купечества, вытесняемого новым социаль­ным явлением – «обынтеллигентниванием» купцов. Удельный вес горизонтальной мобильности был небольшим и состав­лял всего 3,8% всех перемещений. Горизонтальная мобильность бы­ла представлена межгородскими миграциями купцов двух видов: внутренними (переезды в пределах губернии, распространенные у второгильдейского купечества) и внешними (перемещения за пределы Орловской губернии, доминировавшие у купцов 1-й гильдии).

Особенностью социальной мобильности орловских купцов являлось преобладание вертикальных перемещений нисходящей направленности, когда бывшие «коренные» члены сословия, принадлежавшие исключи­тельно ко второй гильдии, вливались в низшие слои населения, глав­ным образом в мещанство.

Купеческое землевладение в губернии в пореформенный период было незначительным. В 1877 г. из всего частноземельного фонда на долю купцов и почетных граждан приходилось 9,1% всех частных земель, дворян – 76,8%, крестьян – 6,2%. Удельный вес купеческой собственности в целом по Европейской России не сильно отличался и составлял 10,7% всей частной собственности земли.

Сравнительно невысоким было и число купеческих владений в губернии: всего 4,2% всех частных хозяйств. Купцов в этом также опережали дворяне и крестьяне. Таким образом, в исследуемое время на фоне значительного возра­стания частных земель крестьян, резкого уменьшения дворянского зе­млевладения происходило расширение купеческого земельного фонда, который увеличился в 1,3 раза. Идентичная картина наблюдалась и в отношении владений купцов: их количество возросло в 1,48 раза. Это стало особенностью купеческого землевладения в Орловской губернии, поскольку в соседней Курской губернии наблюдался обратный процесс – постепенное сокращение земельного фонда купцов на 20,3%.

После 1905 г. купеческий земельный фонд начинает интенсивно сокращаться. Предстает типичная картина состояния купеческого бизне­са в начале XX века: как в торговле и промышленности, так и в сельском хозяйстве происходило свертывание купеческого предприни­мательства, с тем лишь отличием, что здесь оно осуществлялось не­сколько медленнее.

Сферами купеческого предпринима­тельства в Орловской губернии явля­лись торговля, промышленность, сельское хозяйство, финансы и сфе­ра услуг. Причина расширения областей предпринимательства состояла в жела­нии получить дополнительные источники дохода и иметь гарантии стабильности своего де­ла. Главными видами предпринимательства купцов были торговля и промышленность, которые в пореформенный период переживали модернизацию, связанную с появлением новых организационно-экономических форм и техническим переоснащением предприятий.

Отличительной чертой предпринимательской деятельности местного купечества была ее связь с аграрной специализацией Орловской губернии, что характерно и для соседней Курской губернии. Существовала тесная связь торговли и про­мышленности с сельским хозяйством, что выражалось в преобладании хлебных операций и значительном удельном весе пищевых производств, связанных с переработкой местной и привозной сельскохозяйственной продукции, а также ведении собственного земледельческого хозяйст­ва. Многие купцы на базе собственных хозяйств создавали предприятия по переработке производимой продукции, главным образом мукомольные и пенькотрепальные заводы.

Другой особенностью орловского предпринимательства стало слабое использование сфер финансов и услуг для получения доходов. Местные купцы практически не обращались к услугам кредитных учреждений, так как эта сфера предпринимательства в Орле была слабо развита. Интеграционные процессы в купеческом предпринимательстве также получили небольшое распростране­ние. Речь идет об организационных формах предпринимательской деятельности, находившихся на начальной стадии своего развития, когда только начинали учреждаться товарищеские ассоциации. Компаний акционерного типа в Орле вообще не было, что указывает на отставание провинции в организации предпринимательской деятельности данного типа. Многие купцы предпочитали вести дела традиционным способом – единолично или с привлечением членов своей семьи.

Характерной чертой купеческого предпринимательства в Орловской губернии было стремление купцов сочетать различные его виды, вследствие чего бизнес приобретал многоотраслевой характер (свыше 50%). Примечательно, что отраслевое расширение хозяйственной деятельности интен­сивнее осуществляли первогильдейские купцы, а также те представители второгильдейского купечества, которые занимались не главными видами предпринимательства.

Однако преобладающей тенденцией пореформенного периода следует считать сокращение купеческого предпринимательства, что проявлялось в уменьшении объемов производства. Это было вызвано в первую очередь сокращением всего купеческого сословия в целом. Практически во всех выделенных отраслях местной экономики происходило свертывание купеческого сектора. В одних областях оно шло быстрее (сфера услуг), в других – медленнее (торговля, сельское хозяйство). Учитывая тот факт, что купцы по-прежнему сохраняли влияние в деловом мире как крупные коммерсанты, этот тип предпринимателей все же постепенно исчезал.

В среде купечества начинал проявляться раскол на «элиту», стремившуюся по образу жизни и привычкам к дворянству, и основную массу, близкую по этим же критериям к мещанству. Происходило «размывание» российского купеческого сословия, утрата им прежних социально-экономических позиций.

Нарастали изменения в самом образе жизни верхушки купечества Орловской губернии, выразившиеся прежде всего в повышении его образовательного уровня и культурных запросов. Однако основная масса орловских купцов медленно поворачивалась к новым формам культуры, предпочитая придерживаться отцовских заветов. Более заметным процесс «окультуривания» купечества был в торгово-промышленной среде Москвы. Здесь само купечество финансировало высшие учебные заведения, например, Московское купеческое общество взаимного кредита 5% чистой прибыли ежегодно выделяло на содержание Московской практической академии.

В традиционном купеческом досуге прослеживаются новые тенденции, связанные с организацией увеселений и праздников в масштабах города и стремлением представителей сословия к социальной и культурной самоорганизации, результатом чего стало активное участие купцов в создании купеческого собрания.

На рубеже XIX – XX вв. купеческая «элита» вышла за рамки традиционных интересов, каковыми являлись семья, предпринимательство, гильдия, и включилась в общественную жизнь. Показательным примером того стало участие орловского купечества в работе органов городского управления. Купечество, представленное в Городской думе, финансировало разного рода работы и мероприятия городского масштаба, вело постоянную кропотливую работу по благоустройству города. Работа в Думе укрепляла ведущие, лидерские позиции купечества в жизни губернии. Этот процесс был сложным, наталкивался на корыстолюбие и эгоизм отдельных представителей купечества, и личную недисциплинированность избранных в Думу купцов. Несмотря на это, работа в Думе способствовала формированию сословной идентичности орловского купечества. Правда, из-за уменьшения численности купечества и снижения его эко­номического влияния общественная роль купеческого сословия в итоге не была значительной.

В пореформенный период в Орловской губернии действовали как старые сословные купеческие учреждения, так и были организованы новые. Последний факт является свидетельством определенной активизации внутрисословной жизни. Деятельность купеческого общества сосредоточивалась вокруг нескольких направлений: взаимодействие с местной администрацией и органами самоуправления; оказание помощи обедневшим членам сословия; защита интересов предпринимателей на разных уровнях. Новый сословный институт – купеческое собрание – ориентировался только на организацию культурного досуга купцов и членов их се­мей.

Традиционные формы купеческой благотворительности сосуществовали с новыми видами: создавались всевозможные общества по распространению знаний, строились учебные заведения, выделялись средства на создание медицинских учреждений и богоугодных заведений. Размер благотворительности и ее направленность чаще определялись личными качествами жертвователя, который мог направить их на образование, здравоохранение, социальную деятельность или завещать церкви. В развитии купеческой благотворительности в России особое значение имел религиозный фактор, когда пожертвования обусловливались христианскими канонами.

В четвертой главе «Приходское духовенство Орловской губернии» рассматривается комплекс проблем, характеризующих правовое и материальное положение, состав, профессиональную деятельность и социокультурный облик духовного сословия губернии.

На протяжении большей части рассматриваемого времени духовенство объявлялось открытым для всех свободных слоев населения, хотя вступление в него лиц податного состояния было затруднено. Несмотря на отмену обязательного духовного образования для детей духовенства, наследственное занятие священно- и церковнослужительских мест сохранялось как основной способ пополнения сословия.

Духовенство и в начале XX в. сохранило определенную исключительность своего юридического статуса, что было связано с необходимостью учета канонического права. Вместе с тем характерной чертой сословия, сближавшей его с податными и отличавшей от дворянства, являлось существование и функционирование духовенства в рамках «коллективной», церковно-монастырской системы. Не только деятельность духовенства, но и целый ряд его прав на пользование землей, домами, доходами, налоговыми льготами, осуществлялись через церкви, монастыри, архиерейские дома. Не случайно эволюция духовного сословия была тесно связана с изменением правового и материального положения церквей и монастырей.

С середины XIX века в России наблюдается процесс постепенного стирания сословных границ, который протекал очень медленно и болезненно для общества в целом и для каждого сословия в отдельности. Данная тенденция затронула и духовенство, которое постепенно утрачивало сословные черты. Приходской священник воплощал собой социальный стереотип представителя духовенства для народа. Духовенство выступало как единое сословие в отношениях с государством и паствой, но его внутренняя структура была достаточно сложной, а противоречия между отдельными стратами духовенства носили иногда крайне острый характер.

Судьбоносное значение для любого духовного лица имело место работы (приход). После отмены наследования мест во второй половине XIX в. свобода выбора прихода у духовенства отсутствовала и назначением на места ведала консистория. В результате каждый священно- и церковнослужитель в этом важном вопросе зависел от решения консистории. Желающих попасть в престижный приход было в несколько раз больше, чем число таких мест, в то же время приходов в тяжелом материальном положении в епархии было подавляющее большинство. В руках светских членов консистории находилась реальная власть по разным вопросам в отношении духовенства.

Приходское духовенство располагалось на нижней ступени структуры церковной иерархии, хотя и составляло большинство в составе духовного сословия. Духовенство подразделялось на отдельные страты, верхнюю из которых занимали иерархи церкви, нижнюю – сельские священно- и церковнослужители. Объем власти духовного лица напрямую зависел от его места в системе церковной иерархии.

В 1858 г. в Орловской губернии насчитывалось 20408 лиц духовного сословия. А по первой всеобщей переписи 1897 года к лицам духовного сословия причисляло себя 13751 человек, что составляло незначительную часть населения губернии (0,68%). За тридцать девять лет численность сословия сократилась примерно в 1,5 раза. В городах процент лиц духовного звания составил 1,72%, в уездах (без городов) – ­0,53% всего населения губернии.

Духовное сословие Орловской губернии насчитывало 6275 чел. (45,6%) мужского пола и 7476 чел. (54,4%) женского пола, т.е. количество женщин превосходило число мужчин в 1,2 раза. Орловское духовенство было преимущественно сельским, поскольку в уездах (без городов) проживало 69,5%, а в городах ­– всего 30,5%. В губернском городе Орле проживало почти 1/2 (48%) всего городского духовенства или 14% всего духовного сословия губернии.

По своему этническому составу 99,8% духовного сословия губернии второй половины XIX – начала XX вв. являлись великорусами. Все остальные этнические группы среди духовенства были малочисленны: немцы (0,13%), малорусы (0,05%), остальные славяне (0,02%), поляки (0,007%) и не влияли на быт и условия жизни коренных жителей губернии.

Духовное сословие давало наивысший процент грамотных среди мужского населения Орловской губернии (83,1% мужчин и 68,1% женщин), за ним располагались дворяне, среди которых количество грамотных мужчин и женщин почти одинаково (82,8% муж. и 80,4% жен.) и иностранцы, у которых количество грамотных женщин выше количества грамотных мужчин на 1,3%. Высшее университетское образование получило 0,4% от всего грамотного духовенства. В специальных и технических высших учебных заведениях обучалось только 0,03%, в специальных средних учебных заведениях – 0,3%. Подавляющая часть духовенства получила образование в средних учебных заведениях (49,2%), из них мужчин – 76,8%, женщин – 23,2%. Среди орловского духовенства не встречается лиц, окончивших высшие и средние военные учебные заведения.

Орловская губерния входила в число чисто великорусских губерний Российской империи. Православные в губернии составляли 99,1% всего населения, иноверцев (лютеран, католиков, иудеев и пр.) ­ насчитывалось 0,89%. Старообрядцев и раскольников в губернии очень немного, всего 5416 чел. (0,26%). Наибольшее число старообрядцев и раскольников проживало в Кромском уезде, небольшое число – в Дмитровском и Малоархангельском уездах и в Орле.

В Орловской епархии в 1840 г. насчитывалось 847 церквей, а в 1890 г. – 992 церкви, т.е. за 50 лет количество приходов увеличилось в 1,2 раза. На 1 церковь приходилось 1 717 прихожан в 1880 г., через 10 лет на 1 церковь приходилось уже 2 110 прихожан. Следовательно, нагрузка на пастыря увеличивалась пропорционально росту численности населения.

В начале XX в. Орловская епархия входила в группу епархий с наибольшей численностью духовенства. Так, в 1910 г. соотношение категорий духовенства между собой и по отношению к православной пастве выглядело следующим образом: протоиереев – 0,002%, священников – 0,05%, дьяконов – 0,02%, причетников – 0,05%. Священники являлись основной стратой духовенства, занимавшей важнейшее положение среди категорий священнослужителей.

На протяжении XIX века правительство поэтапно пыталось решить вопрос о материальном положении священников. Но полностью перевести духовенство на казенное жалованье так и не удалось. В Орловской епархии начала ХХ в. только четверть приходов была переведена на оклады. Вместе с тем повседневная жизнь священников, особенно сельских, была далеко не комфортной в материальном отношении. Основными источниками материальных средств для приходских священников и причта являлись: пользование и распоряжение землями, являвшимися церковной собственностью; пользование лесными угодьями; различные сборы, проводившиеся во время богослужения; законоучительство в школе; оптовая и розничная торговля ритуальными свечами; служение по требам. Положительным моментом было установление пенсии, пусть и незначительной, священникам и их семьям. В целом же материальное положение низших страт духовенства в рамках рассматриваемого периода продолжало оставаться нелегким.

Приход являлся структурной частью епархии и включал в себя от 70 до 700 дворов. Чаще всего был распространен приход количеством в 300 – 400 дворов. Храм как место молитвенного общения являлся центром приходской жизни.

Поскольку большую часть населения России и Орловской губернии составляло крестьянство, это создавало уникальный способ контакта двух сословий – крестьянства и духовенства. К середине XIX в. на одного православного пастыря в среднем приходилось более 1 тыс. прихожан, что в 1,5 раза больше, чем у католиков, но несколько ниже нагрузки протестантского пастора. В 1860 г. на одного священника приходилось уже 1,4 тыс. прихожан, примерно столько же, сколько у протестантов и в 2 раза больше, чем у католиков. Рост духовного сословия уступал увеличению числа прихожан. За 5 лет с 1875 по 1880 г. количество священников в империи уменьшилось на 1,1%. При этом прирост в 0,7% по Орловской губернии смотрится труднообъяснимым исключением. Положение с дьяконами было сложнее.

Приход был самостоятельной структурой с элементами самоуправления, во главе которого стоял причт, руководимый священником. Основная же роль фактически принадлежала выборному церковному старосте и приходскому совету. Как правило, церковный староста выражал «общественное мнение» сельского схода, а все права и обязанности причта и паствы регламентировались постановлениями Синода.

Священнику отводилась весьма специфичная роль. Он возглавлял приходское собрание и приходской совет, а также выполнял функцию контроля за прихожанами, что заключалось в сборе своеобразных досье с отметками о исповеди и причастии прихожан, сроках отъезда и возвращения крестьян, их настроениях и т.п.

Однако прихожане иначе воспринимали священника, считая, что он нанят общиной для совершения религиозных обрядов и имеет за это хорошее вознаграждение. Они часто осуждали духовенство за стяжательство, имея в виду высокие платы за требы, но одновременно понимали невозможность своего существования без клира. Духовенство часто жаловалось на то, что приходится выпрашивать деньги у прихожан. Разрешить эту ситуацию можно было, только ликвидировав материальную зависимость причта от прихожан.

Периодически священнику приходилось служить по требам в соответствии с нуждами и потребностями паствы, за что он имел некоторый доход. Многие требы, такие как крещение, причащение, венчание, панихида, молебны совпадали с исполнением таинств в храме. Кроме всего, служители культа были перегружены канцелярской работой. В каждом приходе велось 19 книг и журналов для учета текущих дел (входящей и исходящей информации, прихода и расхода, метрические и брачные книги, исповедальные ведомости). Приходилось постоянно отвечать на запросы различных ведомств и учреждений, вести церковные летописи. В целом многочисленные заботы священника образовывали бесконечный и утомительный круговорот.

Внехрамовая работа также заключалась в проведении регулярных бесед с прихожанами и контроле над их поведением. Со временем добавилась новая обязанность – преподавание Закона Божьего в светских учебных заведениях, с чем орловское духовенство достойно справлялось. Кроме того, настоятелям храмов приходилось думать о поддержании их «благолепного» вида, обеспечивать сохранность имущества и утвари, работу церковного хора, содержание в должном виде сельского кладбища и т.п. Средств на это постоянно не хватало, и священники были вынуждены склонять к пожертвованиям прихожан, обращаться к местным богатеям, ходатайствовать перед консисторскими чиновниками.

Эффективность работы священника зависела от того, как складывались не только профессиональные, но и личные отношения с прихожанами. По прибытию в новый приход очень важно было установить хороший контакт с паствой. Поскольку приходская община не могла выбирать священнослужителей, а тесный контакт был важен, в 1864 г. при церквах стали создаваться приходские попечительства, на которые возложили попечение о благоустройстве и украшении церквей, о школах и благотворительных учреждениях в приходах, об устройстве помещений для причтов и улучшении способов их содержания.

Важнейшим элементом эффективной работы церковно-приходских попечительств (ЦПП) являлось сотрудничество причта и прихожан, устранение взаимной отчужденности. В состав ЦПП входили непременные (священнослужители церкви, церковный староста, сельский староста) и выборные члены, избиравшиеся на общем собрании прихожан. В Орловской епархии около 30% ЦПП возглавляли священники. ЦПП по своей деятельности были неодинаковы: одни отличались широкой и плодотворной деятельностью, другие бездействовали. Из всеподданнейших отчетов видно, что в более удовлетворительном состоянии находились попечительства в Казанской, Рязанской, Пензенской, Симбирской, Самарской и Полоцкой епархиях. О неудовлетворительном состоянии попечительств свидетельствовали преосвященные западных епархий, а также Курской, Орловской, Тульской, Смоленской, Новгородской и Тверской епархий.

Данные красноречиво свидетельствуют, как слабо в некоторых епархиях обнаруживается деятельность ЦПП по сбору пожертвований. Различия между епархиями были весьма значительными. Из 10 представленных епархий Орловская и Тверская собрали менее всего средств, более всего пожертвований собрали Рижская, Курская и Могилевская. В Орловской епархии все средства попечительств шли на храмы, и ровно ничего не собиралось на причты и школы.

Во второй половине XIX в. происходит взаимное сближение между приходским духовенством и паствой на почве создания приходских школ, что обусловливалось изменением отношения населения к получению образования. Для того чтобы открыть школу следовало поставить в известность благочинного и епархиального архиерея, после чего все хлопоты ложились на плечи организатора в лице священника и прихожан. Приходское духовенство, жертвуя своим личным трудом, свободными церковными суммами, покупая на собственные средства учебники и отдавая под школы свои весьма тесные помещения, успело за три последних учебных месяца 1884 года открыть свыше 2 000 церковных школ.

Анализ статистических данных по всем епархиям с 1883 по 1893 гг. показал увеличение числа церковных школ с 5 517 до 29 945, т.е. более чем в 5 раз. В Орловской епархии за этот период число школ увеличилось в 50 раз, с 10 до 554 школ (прирост составил 544). Аналогичные показатели характерны для Смоленской, Воронежской, Полтавской и Курской епархий.

Все церковные школы подразделялись на два вида – церковно-приходские и школы грамоты. В 1893 г. в Российской империи было 12 080 ЦПШ (40%) и 17 870 школ грамоты (60%), т.е. первых было меньше на 5 450. Основными причинами преобладания школ грамотности по сравнению с ЦПШ являлись недостаточность материальных средств у духовенства на народное образование и отсутствие опытных, хорошо знающих свое дело учителей. Более подготовленным учителям требовалось и более высокое вознаграждение за труд. К тому же, значительная часть церковных школ находилась в деревнях, удаленных от приходского храма, вследствие чего в школах не мог законоучительствовать священник, а потому такие школы могли быть только школами грамоты, где не требовалось обязательное преподавание Закона Божия духовенством. В виду этих причин очень многие священники были вынуждены переименовывать заведенные ими церковно-приходские школы в школы грамоты. Особенно много ЦПШ было низведено в разряд школ грамоты в 1885 г., как об этом замечалось во всеподданнейшем отчете за 1887 год.

За 10 лет (с 1883 по 1893 гг.) число учащихся в целом по епархиям Российской империи увеличилось в 7 раз. В Орловской епархии количество учеников церковных школ возросло почти в 45 раз (453 чел. – в 1883 г. и 20 349 чел. – в 1893 г.), в то время как в Могилевской епархии только в 2 раза, в Волынской – в 3 раза.

Несмотря на многочисленную критику религиозного образования, в государстве значительно улучшилась ситуация с грамотностью, при минимуме затрат, с помощью церкви и приходского духовенства. Церковные школы в значительной степени компенсировали недостаток светских школ в Пермской, Орловской, Владимирской, Нижегородской, Тверской, Смоленской, Полоцкой губерниях, хотя здесь обучалось лишь 80% детей школьного возраста.

Поскольку духовные книги составляли почти единственное образовательное средство для приходских пастырей, духовное ведомство принимало меры к устройству церковных библиотек. Одновременно с библиотеками при приходских церквах стали устраиваться общие окружно-благочиннические библиотеки, преимущественно на средства самого духовенства. В 1914 г. в Орловской епархии насчитывалось 768 церковных библиотек, которые отличались весьма скудным количеством книг и состояли, главным образом, из официальных изданий – Церковных и Епархиальных ведомостей. При отсутствии указателя пользоваться этими изданиями было затруднительно. Благочиннических библиотек в епархии было 23.

Достаточно тесным было сотрудничество пастырей и прихожан по вопросу содержания различных богоугодных заведений. Часто приходское духовенство брало на себя содержание воспитанников в приютах. Во второй половине XIX – начале XX вв. православному приходу приходилось заниматься благотворительностью все больше и больше. Власть в России постоянно взывала к милосердию граждан: войны, голод, неурожаи сопровождались дополнительными поборами. РПЦ лишь направляла энергию населения на помощь нуждающимся. Прихожане всегда отзывались на предложения власти оказать помощь раненым, беженцам, семьям погибших. В пореформенный период стало обычаем устанавливать кружки и проносить тарелки во время богослужений в храме.

Составную часть деятельности приходского духовенства составляла миссионерская работа. Задачей миссионерской деятельности было распространение православия в двух направлениях: внутреннем и внешнем. Внутренняя миссия проводилась среди сектантов, старообрядцев, а внешняя – среди нехристианского населения в России и за рубежом. Часто оба направления осуществляли одни и те же клирики под общим руководством епархиальных властей. 21 февраля 1871 г. был создан епархиальный комитет православного миссионерского общества. Деятельность комитета осуществлялась «в заботах о поддержании и оживлении среди населения Орловской епархии искреннего сочувствия к высоким и святым задачам отечественных миссий и в привлечении возможно большего числа пожертвований на удовлетворение их разнообразных нужд и потребностей». Следует отметить, что в Орловской епархии миссионерская деятельность не приобрела больших масштабов в силу достаточно однородного национального и конфессионального состава населения.

Главным настоятелем и учителем веры для приходского духовенства в епархии был архиерей. Клирики часто обращались за советом к своим преосвященным. Почитание архиерея было основано на авторитете и уважении, подтверждая необходимость субординации и ненарушимое чувство традиции. Преосвященный был практически недосягаем в физическом и социальном плане для своих подчиненных.

Все архиереи Орловской епархии принадлежали к духовному сословию, из них родилось в семьях священников – 50% (от общего числа архиереев, включая тех, чье социальное происхождение не установлено), детьми дьяконов были 12,5%, причетников – 12,5%. Детьми церковнослужителей – низшей страты белого духовенства, достигшими верхних ступенек на иерархической лестнице были епископы Симеон (Линьков) и Никанор (Каменский). В данной связи более высокой мобильностью, имея в виду представительство в высшей иерархии, обладали дети священников. Это объясняется тем, что священникам было несравненно проще дать своим детям подобающее образование, которое могло гарантировать успешное продвижение вверх по служебной лестнице. Как известно, представителей светских сословий, желающих получить духовное образование, на протяжении второй половины XIX – начала XX вв. оказывалось немного. Последовательное обучение в духовных семинариях и академиях оставалось преимуществом в основном детей духовенства. Следовательно, указание на обучение в духовно-учебных заведениях является в большинстве своем свидетельством принадлежности к духовному сословию.

Большинство орловских архиереев были уроженцами Центрального и Центрально-Черноземного районов. Орловская губерния была абсолютным лидером в России по числу родившихся в ней будущих архиереев. Большинство будущих орловских иерархов огласило свое появление на свет в глубокой провинции, где и провело детство. По достижении определенного возраста мальчиков отправляли на учебу. Что касается детей духовенства, составлявших большинство епископата, то они, как правило, получали образование в ближайших к дому родителей духовных училищах, а затем продолжали его в духовных семинариях своих епархий, то есть в губернском (кафедральном) городе. В этом отношении можно сделать косвенный вывод, что именно провинция, будучи более нравственно здоровой, закладывала основы православия в душах будущих епископов и архиепископов, стояла у истоков формирования их характеров, воспитывала уважение и стремление к архиерейскому сану. Малая Родина придавала им силы и позже, когда они уже в зрелом возрасте приезжали навестить родителей, родственников и близких.

Анализ послужных списков орловских архиереев позволил установить основные способы продвижения по служебной лестнице до епископского сана.

1. Карьеристы. Высшее духовное образование и пострижение являлись главными условиями успешной карьеры. Попавшему в сферу «ученого монашества» путь наверх был автоматически обеспечен. Для получения со временем епископской кафедры не требовалось никаких особых талантов и сверхусилий. Даже в случае беспорядков, возникавших в учебных заведениях из-за ошибок в учебно-воспитательном процессе и просчетов администрации, оказавшихся не на высоте положения инспекторов и ректоров обычно переводили на другие места без понижения в должности.
2. Епископы, выдвинувшиеся из настоятелей монастырей. Эта группа архиереев отличалась тем, что имела опыт настоящей монастырской жизни. Но таких архиереев было не очень много, так как на смену епископам из настоятелей уверенно шли «ученые монахи».
3. Вдовые священники. Часть этой категории становилась монахами, усматривая в этом Божий промысел, другая – по необходимости устроить быт после смерти супруги. Епископы из вдовых иереев лучше других понимали проблемы приходского духовенства и были менее высокомерны по отношению к нему.

Жизнь священника в сельском приходе была открыта для всех прихожан, которые отличались в понимании вопросов веры. Взаимодействие пастыря и паствы постоянно осуществлялось в повседневной жизни.

Духовная профессия формировала особое отношение к браку, семье и образу жизни. Особенные манеры и рассуждения легко выдавали священника даже в светской одежде. Зачастую степень служебной активности священнослужителя находилась в прямой зависимости от удовлетворенности витальных потребностей и благополучия бытовой стороны жизни.

Семья была доминирующей категорией быта священника. Именно в семье вырабатывались стандарты взаимоотношений между полами, взрослыми и детьми, семьей и родственниками, соседями и т.п. Поведение прихожан во многом ориентировалось на ситуацию в семье священника, они как бы копировали его модель. Помимо семьи, на повседневную жизнь духовенства оказывали влияние такие факторы, как: нравственные качества самого священника, его жизненный опыт, месторасположение прихода, уровень жизни прихожан.

Вся жизнедеятельность священнослужителя регулировалась строгим каноническим (церковным) правом и происходила в рамках служения официальной вере, что предопределяло рутинность службы и обыденность существования. Во многом его благополучие зависело от удачного стечения обстоятельств, как-то: хороший приход, благоустроенный быт, сложившиеся взаимоотношения с прихожанами. В тех или иных условиях батюшка должен был демонстрировать образцы высоконравственного поведения и формировать религиозное поведение прихожан.

Бытовые условия большинства сельских церковнослужителей ничем не отличались от условий проживания деревенской бедноты. Как правило, в семьях духовных лиц было много детей, так как православие освящало многодетность. Часто женщины из духовного сословия к концу XIX в. имели большее количество детей, чем крестьянки, что объяснялось попытками последних регулировать рождаемость, не боясь греха.

Проповедь была трудным делом для многих священников, и не только для начинающих, так как прихожане не всегда воспринимали проповеди и внебогослужебные занятия в храме, особенно там, где это не было заведено раньше. Когда же священник вынужден был избрать обличительную форму воспитательной работы с прихожанами, то это имело успех. Большого напряжения сил пастыря требовала исповедь, особенно во время Великого поста, когда желающих исповедаться и причаститься было много.

Часть городского духовенства преподавала в духовных и светских учебных заведениях, присутствовала в консистории, выполняла возложенные обязанности в различных общественных организациях. Но и в городах, не только уездных, но и губернском, большинство духовенства вело патриархальный образ жизни. Служили ранние обедни в 7 часов утра, ранние вечерни в 3 часа по полудни. Рано отходили на покой, рано вставали. Вели себя просто, жили лет по сто.

Занятия по хозяйству были привычным явлением быта духовенства во второй половине XIX – начале XX века. Это относилось и к церковно- и к священнослужителям, хотя, при более низком материальном достатке первых, им приходилось выкладываться больше. Иногда доводилось обращаться к занятиям по хозяйству поневоле, например, овдовевшему священнику.

Во второй половине XIX в. происходит ускоренное развитие народного образования в целом, и рост церковно-приходских школ в частности. Поэтому значительные силы духовенства были направлены на организацию школ и преподавание. Среди забот батюшек появились и такие, как строительство школьного здания или наём помещения для него, отопление, освещение, охрана, подбор кадров, организация учебного процесса.

С отменой крепостного права фигура священника оказывалась слишком уязвимой для нападок со стороны мирян и порождала в священнической среде низкопоклонство и угодничество перед состоятельными прихожанами, что признавали и сами представители духовенства. Крестьяне постоянно нуждались в услугах священника, но платить зачастую могли только натурой (зерном, хлебом, яйцами, сметаной), при этом две части дохода священник должен был отдавать остальным членам причта. В ситуациях торгов по требам священники испытывали тягостное чувство унижения, а крестьяне недоброе ощущение зависимости от попа. Выдерживать необходимую дистанцию между причтом и прихожанами батюшке было сложно.

Причинами падения статуса священника были постоянная нужда, каждодневные хлопоты, ощущение безысходности, сдерживающие инициативу даже у пастырей, истинно преданных своей профессии. Клирик должен был обрабатывать землю, запасаться дровами, пасти домашний скот, заготавливать корма, при этом его интеллектуальное развитие уходило на второй план. Естественно, каждый пастырь продолжал выполнять свои рутинные обязанности, но его проповедническое усердие снижалось. Священник, изнуренный крестьянским трудом, вряд ли мог стать деятельным просветителем для прихожан.

Следовательно, положение священника в сообществе прихожан было двояким. Формально он находился на верху социальной лестницы, фактически же его статус был близок к крестьянскому. Тем не менее священнику требовалось установить контакт с приходским миром, где его профессиональные и социальные роли вступали между собой в острое противоречие. Отношение мирян было неоднозначным и не все сочувственно относились к своим бесправным наставникам. Популярным становилось доносительство в начале XX в., когда можно было разделаться с неугодным попом, обвинив его в антиправительственной деятельности, в возбуждении народа к бунту и т.п. Как наказание выносилось временное запрещение в службе, перевод в менее доходный приход или вовсе его потеря.

Рядовые священники, обслуживавшие нужды государства, не получали должной поддержки с его стороны. Окружающая социальная среда деформировала личность пастыря, превращая служение – в службу, жизнь – в существование. Незащищенные, часто теряющие нравственные ориентиры, священники нередко пренебрегали своей пастырской репутацией. При этом пороки частных лиц общественность переносила на все духовенство, что еще больше снижало престиж профессии.

Итак, к концу XIX – началу XX вв. можно говорить об эволюции духовенства из сословия в профессиональную группу населения, часть которой была близка к государственным служащим, другая – к интеллигенции (учителя народных школ, профессора богословия и др.), но в целом являлась специфическим социальным образованием, отличающимся характером трудовой деятельности, юридическим статусом, формами оплаты труда.

В заключении подведены итоги исследования, сформулированы общие выводы. Особенностью российской модернизации был ее «очаговый характер». Центрами модернизации являлись столичные города (Петербург и Москва) и промышленно-развитые регионы, а в российской провинции и в начале XX века продолжалась эпоха «долгого средневековья» (Ж. Ле Гофф). Всесторонний анализ эволюции неподатных сословий Орловской губернии в пореформенную эпоху убедительно показал традиционализм сознания и консерватизм сословных структур, обнаруживших огромную сопротивляемость модернизации. Орловское дворянство было не готово выступить в качестве выразителя всесословных интересов а, следовательно, инициатора создания оснований гражданского общества, как это было в столицах и некоторых губернских городах. Эволюция купечества имела противоречивый характер. С одной стороны, отмечался процесс «размывания» купеческого сословия, с другой – формирования его сословной идентичности. Во второй половине XIX – начале XX в. происходят существенные изменения в приходском духовенстве. Оно превращается в открытую социальную группу или профессию. Однако сокращение численности приходского духовенства отнюдь не означало изменений в его образе жизни, менталитете, исполнении духовенством своих обязанностей.

ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

Монографии и учебные пособия:

1. Лавицкая М.И. Орловское потомственное дворянство второй половины XIX – начала XX вв. (происхождение, инфраструктура и социально-культурный облик). – Орел: Изд-во «Вешние воды», 2005. – 272 с. (17 п.л.) (монография)

2. Лавицкая М.И. Орловское купечество второй половины XIX – начала XX вв. – Орел: Изд-во ОРАГС, 2007. – 288 с. (18 п.л.) (монография)

3. Лавицкая М.И. Орловское дворянство и купечество второй половины XIX – начала XX вв. (социокультурная характеристика). – Орел: Изд-во ОРАГС, 2007. – 184 с. (11,5 п.л.) (монография)

4. Лавицкая М.И. Орловское приходское духовенство второй половины XIX – начала XX вв. – М.: Изд-во Прометей, 2009. – 196 с. (12,25 п.л.) (монография)

5. Лавицкая М.И. История государства и права России. – Орел: Изд-во ОРАГС, 2003. – 208 с. (13,5 п.л.) (учебное пособие)

Статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

6. Лавицкая М.И. Документы Госархива Орловской области по истории купечества второй половины XIX – начала XX в. // Отечественные архивы. – 2008. – № 2. – С. 85 – 93. (0,7 п.л.)

7. Лавицкая М.И. Правовое положение дворянского сословия в России в XIX – начале XX века // История государства и права. – 2009. – № 5. – С. 20 – 22. (0,4 п.л.)

8. Лавицкая М.И. Правовое положение духовного сословия в России в XIX – начале XX в. // Вестник Тамбовского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. – Выпуск 8 (76). – 2009. – С. 335 – 343. (0,7 п.л.)

9. Лавицкая М.И. Происхождение и эволюция дворянства и поместного землевладения Орловской губернии // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. Экономика. Информатика. – Выпуск 10. – 2009. – № 7 (62). – С. 114 – 121. (0,5 п.л.)

10. Лавицкая М.И. Динамика численности и изменения в составе приходского духовенства во второй половине XIX – начале XX века // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. – 2009. – № 3 (33). – С. 37 – 44. (0,6 п.л.)

11. Лавицкая М.И. Орловское дворянство на государственной службе // Государственная служба. – 2008. – № 6 (56). – С. 190 – 195. (0,4 п.л.)

12. Лавицкая М.И. Участие орловского купечества в городском управлении в 1870 – 1892 гг. // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: История России. – 2007. – № 1. – С. 59 – 70. (0,8 п.л.)

13. Лавицкая М.И. Сословно-корпоративные организации орловского купечества во второй половине XIX – начале XX вв. // Вестник Тамбовского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. – Выпуск 7 (63). – 2008. – С. 336 – 343. (0,7 п.л.)

14. Лавицкая М.И. Образованность дворянства и купечества Орловской губернии во второй половине XIX – начале XX века // Наука и школа. – 2009. – № 3. – С. 66 – 68. (0,5 п.л.)

15. Лавицкая М.И. Повседневная жизнь купечества Орловской губернии во второй половине XIX – начале XX века // Вестник Челябинского государственного университета. Серия: История. – Выпуск 29. – 2009. – № 4 (142). – С. 30 – 39. (1,1 п.л.)

16. Лавицкая М.И. Орловская городская Дума: исторический опыт местного самоуправления на рубеже XIX – XX веков // Федерализм. – 2008. – № 3 (51). – С. 139 – 150. (1 п.л.)

17. Лавицкая М.И. Орловские губернаторы на государственной службе во второй половине XIX – начале XX века // Федерализм. – 2009. – № 2 (54). – С. 141 – 156. (0,9 п.л.)

Статьи:

18. Лавицкая М.И. К вопросу о возникновении, расположении и судьбе дворянского землевладения в Орловской губернии (XVI – XIX вв.) // Духовные ценности современной российской молодежи. Материалы межвузовской научной конференции. – Вып. 7. – Орел: Изд-во ОГУ, 1997. – С. 14 – 18. (0,3 п.л.)

19. Лавицкая М.И. Некоторые аспекты исследования дворянского землевладения в Орловской губернии ХIХ – начала ХХ вв. // Проблемы современной науки. Материалы межвузовской областной конференции молодых ученых, апрель 1996 г. – Орел: Изд-во ОГУ, 1996. – С. 5 – 9. (0,3 п. л.)

20. Лавицкая М.И. Киреевские: дворяне и помещики Орловской губернии // Гуманитарные проблемы глазами молодых. Материалы конференции молодых ученых Орловского государственного университета. – Орел: Изд-во ОГУ, 1996. – С. 48 – 51. (0,25 п.л.)

21. Лавицкая М.И. К вопросу о происхождении орловского дворянства и заселении Орловского региона // Научный альманах ОГУ. Серия: Гуманитарные науки. – Вып. 1. – Орел: Изд-во ОГУ, 1998. – С. 9 – 12. (0,3 п.л.)

22. Лавицкая М.И. Мировоззрение и нравы орловского дворянства в 50 –70-е годы ХIХ в. // Проблемы исторической психологии и взаимодействие мировоззрений в истории. Материалы всероссийской научной конференции, 15–17 сентября 1999 г. – Орел: Изд-во ОГУ, 2000. – С. 102 – 105. (0,25 п.л.)

23. Лавицкая М.И. «Служилые люди» и социальные источники формирования орловского дворянства ХVI – первой половины ХIХ вв. // Рюрик. Исторические статьи и публикации. – Орел: Изд-во ОГУ, 2001. – № 1. – С. 17 – 22. (0,4 п.л.)

24. Лавицкая М.И. Общий алфавитный список фамилий орловского коренного дворянства // Рюрик. Исторические статьи и публикации. – Орел: Изд-во ОГУ, 2001. – № 1. – С. 85 – 92. (0,4 п.л.)

25. Лавицкая М.И. Состояние духовной культуры орловского дворянства во второй половине XIX – начале XX века // История российской духовности. Материалы Двадцать второй Всероссийской заочной научной конференции. – СПб.: Нестор, 2001. – С. 140 – 142. (0,2 п.л.)

26. Лавицкая М.И. Социальная и должностная инфраструктура служащих дворян Орловской губернии во второй половине XIX – начале XX вв. // Объединенный научный журнал. – 2002. – № 24 (47). – С. 46 – 48. (0,3 п.л.)

27. Лавицкая М.И. Дворянское землевладение в Орловской губернии второй половины XIX – начала XX века // Социокультурные аспекты аграрной истории Орловской губернии и области. Материалы к XXIX сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Сб. статей, сообщений и материалов источников. – Орел: Изд-во А. Воробьева, 2004. – С. 114 – 121. (0,5 п.л.)

28. Лавицкая М.И. Из истории происхождения и эволюции дворянства Орловской губернии // Новая локальная история. Сборник научных статей. – Вып. 3. – Ставрополь-Москва: Изд-во СГУ, 2006. – С. 161 – 171. (0,5 п.л.)

29. Лавицкая М.И. Самобытность и специфика российской истории и культуры // Россия и Европа: потенциал и перспективы развития в контексте наследия идей Н.Я. Данилевского и Ф.И. Тютчева. Материалы межрегиональной научно-практической конференции, 6 – 7 апреля 2006 г. – Брянск: БФ ОРАГС, 2006. – С. 108 – 111. (0,2 п.л.)

30. Лавицкая М.И. Благотворительная деятельность орловского купечества второй половины XIX – начала XX века // Исторические науки. – 2006. – № 6 (18). – С. 44 – 46. (0,3 п.л.)

31. Лавицкая М.И. Социокультурная характеристика орловского купечества второй половины XIX – начала XX века // Среднерусский вестник общественных наук. – 2007. – № 1(2). – С. 35 – 42. (0,5 п.л.)

32. Лавицкая М.И. Социальная и должностная характеристика служащих дворян Орловской губернии второй половины XIX – начала XX в. // Бюрократия и бюрократы в России в XIX и XX веках: общее и особенное. Материалы XII Всероссийской научно-теоретической конференции, 29 – 30 мая 2008 г. – М.: РУДН, 2008. – С. 249 – 258. (0,5 п.л.)

33. Лавицкая М.И. Орловская духовная семинария: специфика учебного учреждения в контексте образовательных реформ 1839 и 1867 гг. // Государство и развитие образования в России XVIII – XX вв.: политика, институты, личности. Материалы XIII Всероссийской научно-практической конференции, 14 – 15 мая 2009 г. – М.: РУДН, 2009. – С. 97 – 104. (0,5 п.л.)

34. Лавицкая М.И. Структура церковного прихода // Актуальные проблемы вузовской науки: теоретические и практические аспекты. Материалы Всероссийской научно-практической конференции, 1 декабря 2009 года. – Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2009. – С. 38 – 41. (0,2 п.л.)

---

^[1] Миллер Г.Ф. Известие о дворянах российских. СПб., 1790.

^[2] Беляев И.Д. О сторожевой, станичной и полевой службе на польской украйне Московского государства // Чтения ОИДР. Кн.1. Отд. 1. М., 1846.

^[3] Яблочков М. История дворянского сословия. СПб., 1876.

^[4] Градовский А.Д. История местного управления в России. Т. 1. СПб., 1868.

^[5] Сторожев В.Н. Десятни как источник для изучения истории русского провинциального дворянства в XVI и ХVII вв. // Юридический вестник. 1890. №4. С 473-489.

^[6] Новицкий В.В. Выборное и большое дворянство ХVI – ХVII вв. Киев, 1915.

^[7] Сташевский Е.Д. Землевладение Московского дворянства в первой половине ХVII в. М., 1911.

^[8] Загоскин Н.П. Очерк организации и происхождения служилого сословия в допетровской Руси. Казань, 1875.

^[9] Павлов-Сильванский Н.П. Государевы служилые люди: Происхождение русского дворянства. СПб., 1899.

^[10] Романович-Славатинский А.А. Дворянство в России от начала ХVIII в. до отмены крепостного права. СПб., 1870.

^[11] Ключевский В.О. История сословий в России. М., 1913.

^[12] Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. М., 1947.

^[13] Новосельский А.А. Правящие группы в служилом городе // Учёные записки института истории РАНИОН. М, 1925. Т.5. С.315-335; Новосельский А.А. Распад землевладения "служилого города" в XVII веке // Русское государство в XVII веке. Сб. статей. М., 1961. С.231-253.

^[14] Корелин Л.П. Дворянство в пореформенной России 1861 – 1904 гг. М., 1979.

^[15] Бехтеев С.С. Хозяйственные итоги истекшего сорокопятилетия и меры к хозяйственному подъему. Т.1. СПб., 1902; Т.2. СПб.. 1906; Ермолов А.С. Наш земельный вопрос. СПб., 1906.

^[16] Савелов Л.М. Дворянское сословие в его бытовом и общественном отношении. М., 1906; Ярмонкин В.В. Задачи дворянства. СПб., 1895; Хотяинцев Д.Д. К дворянству. М., 1909.

^[17] Водарский Я.Е. Дворянское землевладение в России. М., 1988.

^[18] Шаповалов В.А. Дворянское землевладение в Центрально-Черноземном регионе в пореформенный период. М., 1993.

^[19] Проскурякова Н.А. Размещение и структура дворянского землевладения Европейской России в конце ХIХ – начале XX вв. // История СССР. 1973. № 1. С. 55-75.

^[20] Минарик Л.П Экономическая характеристика крупнейших землевладельцев России конца XIX – начала XX века. М., 1971.

^[21] Анфимов А.М. Крупное помещичье хозяйство Европейской России конца ХIХ – начала XX века. М., 1969; Анфимов А.М. Земельная аренда в России в начале XX в. М., 1969.

^[22] Аврех А.Я. Царизм и третьеиюньская система. М., 1966; Соловьев Ю.Б Самодержавие и дворянство в конце XIX века. Л., 1973; Соловьёв Ю.Б. Самодержавие и дворянство в 1902 – 1907 годах. Л., 1981; Черменский Е.Д. Буржуазия и царизм в первой русской революции. М., 1970.

^[23] Власть и реформы. От самодержавной к советской России / Под ред. Б.В. Ананьича. СПб., 1996; Секиринский С.С., Шелохаев В.В. Либерализм в России: очерки истории (середина XIX – начало XX в.). М., 1995.

^[24] Шелохаев В.В. Либеральная модель переустройства России. М., 1996.

^[25] Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978; Иванов В.А. Губернское чиновничество 50 – 60-х гг. ХIХ в. в России. Калуга. 1994; Глориантов В.И. Потомственные дворяне канцелярского происхождения // Русский архив. 1905. № 4. С. 660-665; Шепелев Л.Е. Отмененные историей. М., 1985; Шепелев Л.Е. Титулы, ордена, мундиры. Л., 1991.

^[26] Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). СПб., 2003.

^[27] Муравьева О.С. Как воспитывали русского дворянина. М., 1995.

^[28] Короткова М.В. Эволюция повседневной культуры московского дворянства в XVIII – первой половине XIX вв.: Дис. … докт. истор. наук. М., 2009.

^[29] Марасинова Е.Н. Эпистолярные источники о социальной психологии российского дворянства (Последняя треть XVIII в.) // История СССР. 1990. № 4; Марасинова Е.Н. Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII века. М., 1999; Крючкова М.А. Русская мемуаристика второй половины XVIII в. как социокультурное исследование // Вестник МГУ. Серия 8. История. 1994. № 1.

^[30] Шмидт С.О. Общественное самосознание российского благородного сословия. М., 2002.

^[31] Мокряк Е.И. Обзор дневников и мемуаров русских помещиков второй половины ХIХ – начала XX вв. // Вестник МГУ. История. 1976. № 4.

^[32] Спиридов М.Г. Сокращенное описание служб благородных российских дворян. М., 1810. Ч. 1-2.

^[33] Долгоруков П.В. Российская родословная книга. СПб., 1854 – 1857. Ч. 1-4.

^[34] Руммель В.В., Голубцов В.В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. СПб., 1886-1887. Ч. 1-2.

^[35] Лобанов-Ростовский А.Б. Русская родословная книга. СПб., 1895. Т. 1-2.

^[36] Савелов Л.М. Родословные записи. Опыт родословного словаря российского дворянства. М., 1906 – 1909. Вып. 1-3.

^[37] Manning R.T. The crisis of the old order in Russia: gentry and government. Princeton Univ. press, 1982.

^[38] Haimson L.N. The Parties and the State: The Evolution of Political Attitudes in the Structure of Russian History. N.-Y., 1970; Edelman R. Gentry Politics on the Eve of Russian Revolution: The Nationalist Party 1907-1917. New Brunswick, 1980.

^[39] Becker S. Nobility and Privilege in Late Imperial Russia. Decalb: Northern Illinois Univer. Press, 1985.

^[40] Galai S. The liberation movement in Russia. 1900-1905. Cambridge, 1973; Hosking G.A. The Russian constitutional experiment: government and Duma. 1907-1914. Cambridge, 1973.

^[41] Bruce Lincoln W. Passage through Armageddon. The Russians in War and Revolution 1914-1918. N.-Y.; Oxford, 1994; Joshua A. Sanborn. Drafting the nation: military conscription and the formation of a modern polity in Tsarist and Soviet Russia, 1905-1925. Ph. D. diss., University of Chicago, 1998.

^[42] Verner A.M. The crisis of Russian autocracy, Nicholas II and the 1905 Revolution. Princeton, 1990.

^[43] Hildermeier M. Die rassische Revolution. 1905-1921. Frankfurt n. M., 1989; Scherer H. Der Aufbrach aus der Mangelgesellschaft. Die Industrialisierang Russlands unter dem Zarismus (1860 bis 1914). Giessen, 1985.

^[44] Анализ немецкой историографии проблемы более подробно см.: Дорожкин А.Г. Российское дворянство во второй половине XIX – начале XX вв. в освещении германоязычных историков // Проблемы российской истории. Сб. материалов / Под ред. В.М. Томарева. Вып. 3. М., 2004. С. 91-110.

^[45] Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX вв.). СПб., 1994; Захарова О.Ю. Светские церемониалы в России XVIII – начала XX века. М., 2001; Захарова О.Ю. Русские балы и конные карусели. М., 2000.

^[46] Ершова Л.В. Дворянская усадьба (из истории русской культуры). М., 1998; Врангель Н.Н. Старые усадьбы: очерки истории русской дворянской культуры. СПб., 1999; Демина Г.В. Мир дворянской усадьбы как зеркало жизни общества // Вестник Московского университета. Серия 8. История. М., 1996. № 6; Мир русской усадьбы. Очерки. М., 1995.

^[47] Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI – XX вв.: Исторические очерки / Под ред. Л.В. Ивановой. М., 2001.

^[48] Нащокина М.В. Дворянские гнезда России: история, культура, архитектура. М., 2000; Русские провинциальные усадьбы XVIII – начала XX века. Воронеж, 2003; Попова М.С. Русская дворянская усадьба в контексте ментальности отечественной культуры: Дис. …канд. культ. наук. М., 2004.

^[49] Земцов Б.Н. Социальные и психологические процессы России начала XX в. М., 1998; Туманова А.С. Самодержавие и общественные организации в России 1905 – 1917 гг. Тамбов, 2002. и др.

^[50] Кириченко О.В. Дворянское благочестие. XVIII век. М., 2002; Минц С.С. Мемуары и российское дворянство. Источниковедческий аспект историко-психологического исследования. СПб., 1998; Степанов В. Русское служилое дворянство второй половины XVIII века. СПб., 2003.

^[51] Савельев П.И. Аграрный менталитет русского дворянства в XIX в. // Общественно-политические движения России XVII – XX вв. Самара, 1993; Баринова Е.П. Социальная психология поместного дворянства в годы первой русской революции // Самарский земский сборник. Самара, 2001. № 1 (5). С. 48-53; Шевнина О.Б. Провинциальное дворянство в системе пореформенной России: земско-соборные традиции сословия // Соборность, земство, демократия. Материалы всероссийской научно-практической конференции. Смоленск, 2003. Т. 2. С. 43-53.

^[52] Мокряк Е.И. Дневники и мемуары как источник для изучения социальной психологии дворянства второй половины XIX – начала XX вв.: Дис. …канд. ист. наук. М., 1977.

^[53] Баринова Е.П. Власть и поместное дворянство России в начале XX века. Самара, 2002.

^[54] Быкони Т.Ф. Русское неподатное население Восточной Сибири в XVII – начале XX в. Красноярск, 1985; Важинский В.М. Землевладение и складывание общины однодворцев в XVII в. По материалам южных уездов. Воронеж, 1974.

^[55] Азнабаев Б.А. Уфимское дворянство в конце XVI – первой трети XVIII века: Дис. …канд. ист. наук. М., 1992; Липаков Е.В. Дворянство Казанского края в конце XVI – первой половине XVII века: Дис. …канд. ист. наук. Казань, 1989.

^[56] Пенькова О.П. Дворянство Тамбовской губернии (1861 – 1906 гг.): Дис. …канд. ист. наук. Самара, 2003.

^[57] Шаповалов В.А. Дворянство Центрально-Черноземного района России в пореформенный период. М., 2002.

^[58] Смирнов Р.А. Социальный облик ярославского дворянства в конце XIX – начале XIX в.: Дис. …канд. ист. наук. Ярославль, 2003.

^[59] Пясецкий Г.М. Забытая история Орла. Орел, 1993; Пясецкий Г.М. Исторические очерки г. Орла. Орел, 1968.

^[60] Пыляев П.Н. Замечательные чудаки и оригиналы. Орёл, 1955.

^[61] Кострица А.Ф. Край наш Орловский. Орёл, 1988.

^[62] Торговое и промышленное дело Рябушинских. М., 1913; Иоксимович Ч.М. Мануфактурная промышленность накануне мировой войны. Вып. 1. М., 1915; Краткий очерк 25-летней деятельности Алафузовских торгово-промышленных предприятий 1891 – 1916 гг. Пг., 1916. и т.д.

^[63] Московская биржа. 1839 – 1889. М., 1889; Тимофеев А.Г. История Санкт-Петербургской биржи. СПб., 1903; История московского купеческого общества. 1863 – 1913. Т. 1-5 / Под ред. В.Н. Сторожева. М., 1913 – 1916; Московское купеческое собрание. Исторический очерк. М., 1914. и др.

^[64] Пажитнов К. Очерк развития буржуазии в России // Образование. 1907. № 2; Берлин П. Купец-публицист тридцатых годов // Наша заря. 1910. № 1.

^[65] Иваск У.Г. Суконные фабриканты Бабкины. Генеалогический этюд. М., 1910; Иваск У.Г. Родословная Москвиных. М., 1910.

^[66] Огородников С. Александр Иванович Фомин // Известия Архангельского общества изучения русского Севера. 1910. № 3. С. 18-29.

^[67] Маркевич А.И. Калужские купцы Дехтяревы. Одесса, 1891.

^[68] Беляев И.С. Купеческие родословные как исторический источник. Чухломцы – посадские люди Юдины. М., 1900.

^[69] Берлин П.А. Русская буржуазия в старое и новое время. М., 1922.

^[70] Дружинин Н.М. Москва накануне реформы 1861 года // Вестник МГУ. Серия историческая. М., 1947. № 9; Дружинин Н.М. Социально-экономические условия образования русской буржуазной нации // Вопросы формирования русской народности и нации. М., 1958.

^[71] Яковцевский В.Н. Купеческий капитал в феодально-крепостнической России. М., 1953.

^[72] Нифонтов А.С. Формирование классов буржуазного общества в русском городе во второй половине XIX в. // Исторические записки. Т. 54. М., 1955. С. 239-250.

^[73] Рашин А.Г. Население России за 100 лет (1811 – 1913 гг.): Статистические очерки. М., 1956.

^[74] Рындзюнский П.Г. Городское гражданство дореформенной России. М., 1958; Козлова Н.В. Российский абсолютизм и купечество в XVIII веке. М., 1999.

^[75] Переход от феодализма к капитализму в России. М., 1969.

^[76] Гиндин И.Ф. Русская буржуазия в период капитализма, ее развитие и особенности // История СССР. 1963. № 2-3.

^[77] Лаверычев В.Я. Крупная буржуазия в пореформенной России (1861 – 1900). М., 1974.

^[78] Шепелев Л.Е. Царизм и буржуазия во второй половине XIX века. Л., 1981; Шепелев Л.Е. Царизм и буржуазия в 1904 – 1914 гг. Л., 1987.

^[79] Минарик Л.П. Экономическая характеристика крупнейших земельных собственников России конца XIX – начала XX в. М., 1971.

^[80] Анохина Л.А., Шмелева М.Н. Быт городского населения средней полосы РСФСР в прошлом и настоящем. М., 1977; Рабинович М.Г. Очерки этнографии русского феодального города. Горожане, их общественный и домашний быт. М., 1978; Жирнова Г.В. Брак и свадьба русских горожан в прошлом и настоящем. М., 1980.

^[81] Боханов А.П. Российское купечество в конце XIX – начале XX в. // История СССР. 1985. № 4. С. 106-118.

^[82] Боханов А.П. Коллекционеры и меценаты в России. М., 1989.

^[83] Боханов А.П. Крупная буржуазия России конца XIX в. – 1914 г. М., 1992.

^[84] Менталитет и культура предпринимателей XVII – XIX вв. М., 1996; Бойко В.П. Томское купечество в конце XVIII – XIX вв. Из истории формирования сибирской буржуазии. Томск, 1996; Беспалова Ю.М. Ценностные ориентации предпринимательства в России. СПб., 1999; Разгон В.Н. Русское купечество в XVIII – первой половине XIX в. Барнаул, 1999. и др.

^[85] Предпринимательство и предприниматели в России от истоков до начала XX века. М., 1997; История российского предпринимательства. Т. 1. М., 2000; Т.2. М., 2000.

^[86] Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX века). СПб., 1999.

^[87] Иванова Н.А., Желтова В.П. Сословно-классовая структура России в конце XIX – начале XX века. М., 2004.

^[88] Еремина С.А., Наумова Т.Р. Православный менталитет русского делового человека // Буржуазия и рабочие России во второй половине XIX – начале XX века. Иваново, 1994; Семенова А.В. Национально-правовые традиции в менталитете купечества в период становления российского предпринимательства // Купечество России XV – первой половины XIX века. М., 1997; Ульянова Г.Н. Духовный облик и образ жизни предпринимателей пореформенной России // Отечественная история. 1998. № 6; Брянцев М.В. Культура русского купечества. Воспитание и образование. Брянск, 1999.

^[89] Аксенов А.И. Генеалогия московского купечества XVIII века: Из истории формирования русской буржуазии. М., 1988; Аксенов А.И. Очерки уездного купечества XVIII века. М., 1993; Барышников М.Н. История делового мира. М., 1994; Барышников М.Н. Деловой мир России: Историко-биографический справочник. СПб., 1998.

^[90] Зуева Е.А. Русская купеческая семья в Сибири конца XVIII – первой половины XIX в.: Дис. …канд. ист. наук. Новосибирск, 1992; Нилова О.Е. Московское купечество конца XVIII – первой четверти XIX в. (Социальные аспекты культуры): Дис. …канд. ист. наук. М., 1991; Федоркова И.Р. Психолого-историческая реконструкция Московского купеческого общества как субъекта предпринимательской активности: Дис. …канд. психол. наук. М., 2000; Рыкина Г.С. Московское купечество в конце XIX – начале XX столетия: образ торговца-предпринимателя и его ментальные особенности: Дис. …канд. ист. наук. М., 1999; Журавлев А.А. Санкт-петербургское купечество в конце XIX – начале XX в.: Дис. …канд. ист. наук. СПб., 2004; Банникова Е.В. Купечество Южного Урала в первой половине XIX в.: Дис. …канд. ист. наук. Оренбург, 1999; Пашкова О.Н. Купечество Южного Урала во второй половине XIX века (по материалам Оренбургской губернии): Дис. …канд. ист. наук. Оренбург, 2002.

^[91] Брянцев М.В. Культура русского купечества (воспитание и образование): Дис. …докт. ист. наук. Брянск, 1999; Захаров В.В. Купечество Курской губернии в конце XIX – начале XX в.: Дис. …канд. ист. наук. Курск, 1996; Кусова И.Г. Рязанское купечество: очерки истории XVI – начала XX вв.: Дис. …канд. ист. наук. Рязань, 1996; Лернер Л.А. Частная жизнь русского провинциального купечества в XIX в. (на примере Курской губернии): Дис. …канд. ист. наук. Курск, 2003; Макитрин К.М. Самарское купечество в конце XIX – начале XX в.: Дис. …канд. ист. наук. Самара, 2005; Обнорская Н.В. Купечество Ярославской губернии в конце XVIII – начале XX в.: Дис. …канд. ист. наук. Ярославль, 2000; Хомутова О.Ю. Гильдейское купечество Калужской губернии в конце XVIII в. – 1860-е гг.: Дис. …канд. ист. наук. М., 2002.

^[92] Поткина И.В. Индустриальное развитие дореволюционной России. Концепции, проблемы и дискуссии в английской и американской историографии. М., 1994; Россия XIX – XX вв. Взгляд зарубежных историков. М., 1996; Разгон В.Н. Проблемы генезиса российской буржуазии в современной американской и английской историографии // История СССР. 1982. № 3; Разгон В.Н. Современная американская и английская историография российской буржуазии. Барнаул, 1988.

^[93] Rieber A.J. Merchants and Entrepreneurs in Imperial Russia. Chapel Hill (N.C.), 1982.

^[94] Ruckman J.A. The Moscow business elite: A social and cultural portrait of two generations, 1840 – 1905. North Ilinois, 1984.

^[95] Беллюстин И.С. Описание сельского духовенства. Париж, 1858.

^[96] Ростиславов Д.И. О православном белом и черном духовенстве в России. Лейпциг, 1866.

^[97] Знаменский П.В. Приходское духовенство в России со времени реформы Петра. Казань, 1873.

^[98] Доброклонский А. Руководство по истории русской церкви. Вып. 4 (Синодальный период 1700 – 1890). М., 1893; Верховский П.В. Очерки по истории русской церкви в XVIII – XIX столетии. Варшава, 1912; Рункевич С.Г. Русская церковь в XIX веке. СПб., 1901.

^[99] Елагин Н.В. Белое духовенство и его интересы. СПб., 1881.

^[100] Папков А.А. Церковно-общественные вопросы в эпоху царя-освободителя (1855 – 1870). СПб., 1902; Руновский Н. Церковно-гражданские законоположения относительно православного духовенства в царствование Александра III. Казань, 1898.

^[101] Белявский Ф.Н. О реформе духовной школы. СПб., 1907; Титлинов Б.В. Духовная школа в России в XIX столетии. Вильна, 1909 и др.

^[102] Преображенский И.В. Отечественная церковь по статистическим данным с 1840 – 1841 по 1890 – 1891гг. СПб., 1901.

^[103] Голубинский Е.Е. К вопросу о церковной реформе. М., 1906; Голубинский Е.Е. О реформе в быте русской церкви. Сборник статей. М., 1913.

^[104] Грекулов Е.Ф. Русская церковь в роли помещика и капиталиста. М., 1930; Рыбкин Г. Православие на службе самодержавия в России. М., 1930; Титлинов Б. Православие на службе самодержавия. Пг., 1924.

^[105] Церковь в истории России (IX в. – 1917 г.): Критические очерки. М., 1967.

^[106] Зырянов П.Н. Православная церковь в борьбе с революцией 1905 – 1907 гг. М., 1984; Никольский Н.М. История русской церкви. М., 1985.

^[107] Русское православие: вехи истории. М., 1989.

^[108] Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. Париж, 1959; Шмеман А.Д. Исторический путь православия. Нью-Йорк, 1954.

^[109] Смолич И. История Русской Церкви 1700 – 1917 гг. Горький, 1982; Freeze G.L. The Parish Clergy in Nineteenth Century Russia. Crisis, Reform, Counter-Reform. Princeton (N.J.). 1983.

^[110] Джораева С.В. Государственно-церковные отношения в России. М., 1997; Козлов Ю.Ф. Союз короны и креста. Саранск, 1995; Левченко И.В. Русская православная церковь и государство. Иркутск, 1997.

^[111] Римский С.В. Церковные реформы в России в 60 – 70-х годах XIX столетия. М., 1998.

^[112] Освальт Ю. Духовенство и реформа приходской жизни. 1861 – 1865 // Вопросы истории. 1993. № 2. С. 140-149.

^[113] Полунов А.Ю. Под властью обер-прокурора: Государство и церковь в эпоху Александра III. М., 1996.

^[114] Федоров В.А. Русская православная церковь и государство. 1700 – 1917. М., 2003.

^[115] Леонтьева Т.Г. Вера и прогресс: Православное сельское духовенство России во второй половине XIX – начале XX вв. М., 2002.

^[116] Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX вв.). В 2 т. СПб., 2003.

^[117] Анахина М.В. Русская православная церковь в Забайкалье (XVII – начале XX вв.): Дис. …канд. ист. наук. Улан-Уде, 2000; Есипова В.А. Приходское духовенство Западной Сибири в период реформ и контрреформ второй половины XIX в. (на материалах Томской епархии): Дис. …канд. ист. наук. Новосибирск, 1996; Мендюков А.В. Русская православная церковь в Среднем Поволжье в 1894 – 1914 гг.: Дис. …канд. ист. наук. Самара, 2001; Наместников А.В. Церковный вопрос в публицистике пореформенного периода (конец 50-х – начало 80-х гг. XIX в.): Дис. …канд. ист. наук. М., 1998; Фирсов С.Л. Православная церковь и Российское государство в конце XIX – начале XX вв.: Дис. …канд. ист. наук. СПб., 1994; Ключарева А.В. Жизнедеятельность православного прихода в русской провинции в 1881 – 1917 гг. (по материалам Тульской епархии): Дис. …канд. ист. наук. Орел, 2009.

^[118] Опыт российских модернизаций XVIII – XX вв. / Под ред. В.В. Алексеева. М., 2001; Власть и реформы. От самодержавной к советской России. СПб., 1996; Россия в XIX – XX вв. СПб., 1998; Россия в XX веке. Реформы и революции / Под ред. Г.Н. Севостьянова. В 2 т. М., 2002; Каспэ С.И. Империя и модернизация: Общая модель и российская специфика. М., 2001; Фриз Г.Л. Сословная парадигма и социальная история России // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Императорский период: Антология. Самара, 2000.

^[119] ГАОО. Ф. 68.

^[120] ГАОО. Ф. 580. Оп. 1. Д. 3074.

^[121] ГАОО. Ф. 101; Ф. 220.

^[122] ГАОО. Ф. 580.

^[123] ГАОО. Ф. 68.

^[124] ГАОО. Ф. 48; Ф. 70; Ф. 700.

^[125] ГАОО. Ф. 32.

^[126] ГАОО. Ф. 5; Ф. 6.

^[127] ГАОО. Ф. 689; Ф. 917; Ф. 987.

^[128] ГАОО. Ф. 63; Ф. 69; Ф. 519.

^[129] ГАОО. Ф. 4; Ф. 580.

^[130] ГАОО. Ф. 593.

^[131] ГАОО. Ф. 7.

^[132] ГАОО. Ф. 714.

^[133] ГАОО. Ф. 64; Ф. 76; Ф. 78; Ф. 83; Ф. 84; Ф. 511; Ф. 584; Ф. 840; Ф. 844; Ф. 988.

^[134] ГАОО. Ф. 101; Ф. 220; Ф. 453; Ф. 606; Ф. 988.

^[135] ГАБО. Ф. 37; Ф. 197; Ф. 393.

^[136] ГАБО. Ф. 2; Ф. 26; Ф. 132.

^[137] ГАБО. Ф. 203; Ф. 205.

^[138] РГВИА. Ф. 400; Ф. 409; Ф. 2583; Ф. 2584.

^[139] РГИА. Ф. 1282; Ф. 1263; Ф. 1284.

^[140] РГИА. Ф. 593.

^[141] РГИА. Ф. 1283.

^[142] РГИА. Ф. 20; Ф. 573.

^[143] РГИА. Ф. 23.

^[144] РГИА. Ф. 1282; Ф.1284; Ф. 1287.

^[145] РГИА. Ф. 1343.

^[146] РГИА. Ф. 796.

^[147] РГИА. Ф. 797.

^[148] РГИА. Ф. 651; Ф. 675; Ф. 832; Ф. 880; Ф. 892; Ф. 1101; Ф. 1628.

^[149] РГАДА. Ф. 210; Ф. 1209. Оп. 1; Ф. 1209. Оп. 2.

^[150] РГАДА. Ф. 1325.

^[151] РГАДА. Ф. 1355.

^[152] РГАДА. Ф. 1042; Ф. 1255; Ф. 1261.

^[153] ОР РГБ. Ф. 1; Ф. 75; Ф. 121; Ф. Д.А. Милютина. Карт. 11; Ф. Киреева. Карт. 11.

^[154] Архив Российского этнографического музея (АРЭМ). Ф. 7. Оп. 2.

^[155] Полное собрание законов Российской империи. Собрания I, II, III. СПб., 1832–1892; Свод законов Российской империи. Т. 9. СПб., 1899; Законы о состояниях. СПб., 1901; Свод законов о состояниях. СПб.,1911.

^[156] Карпович Е.П. О правах состояния дворянства: Свод законов Российской империи. Т. 9. Ч. 1. СПб., 1898; Сборник законов о российском дворянстве / Сост. Г.Э. Блосфельдт. СПб., 1901; Рикман В.Ю. Дворянское законодательство Российской империи. М., 1992.

^[157] Лашкарев П. Право церковное в его основах, видах и источниках. Киев, 1889; Поплавская-Есипова В.А. Русское законодательство относительно церкви второй половины XIX в. Новосибирск, 1996; Российское законодательство X – XX вв. Т. I – IX. М., 1985.

^[158] Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. XXIX. Орловская губерния. СПб., 1903; Статистика землевладения 1905 года. Свод данных по 50 губерниям Европейской России. СПб., 1907; Статистические таблицы Российской империи, издаваемые по распоряжению министра внутренних дел центральным статистическим комитетом. СПб., 1863; Динамика землевладения в России в 1906 – 1914 гг. М., 1989; Обзоры Орловской губернии за 1870 – 1905 годы. Орел, 1871 – 1906. и др.

^[159] Памятные книжки и адрес-календари Орловской губернии на 1854 – 1915 гг. Орел, 1855 – 1916.

^[160] Преображенский И. Отечественная церковь по статистическим данным с 1840/41 по 1890/91 гг. СПб., 1897.

^[161] Орловская епархия. Историко-статистическое описание. Орел, 1912.

^[162] Бунаков Н.Ф. Записки Н.Ф. Бунакова. Моя жизнь в связи с общерусской жизнью, преимущественно провинциальной, 1837 –1905. СПб., 1906; Бурышкин П.А. Москва купеческая: Мемуары. М., 1991; Головин К.Ф. Мои воспоминания. СПб., 1909; Друцкой-Соколинский В.А. Записки русского дворянина. М., 1954; Жемчужников Л.М. Мои воспоминания из прошлого. Л., 1927; Кудрявцев Г.К. Воспоминания. СПб., 1895; Любимов Л.Д. На чужбине. Воспоминания. М., 1963; Мещёрский А.В. Воспоминания. М., 1901; Паткуль М.А. Воспоминания за три четверти XIX века. СПб., 1903; Русанов Н.С. На родине (1859 – 1882). Воспоминания. М., 1931; Сафонов Д.Н. Воспоминания. СПб., 1895; Соковнин Н.А. Воспоминания. СПб., 1898; Турбин И.И. Воспоминания. СПб., 1902; Хвощинская Е.Ю. Воспоминания. СПб., 1898; Шереметев С.Д. Воспоминания СПб., 1898. и др.

^[163] Луппов П.Н. В духовном училище. СПб., 1913; Помяловский Н.Г. Полное собрание сочинений. Т. 2. Варшава, 1913; Сычугов С. Записки бурсака. М.-Л., 1933.

^[164] Блинов Н.Н. Дань своему времени // Урал. 1981. № 2. С. 175-184; Лавров М.Е. Автобиография сельского священника. Владимир, 1900; Попов А. Воспоминания причетнического сына. Вологда, 1913.

^[165] Витте С.Ю. Избранные произведения. 1849 – 1911 гг. М., 1997; Победоносцев К.П. Тайный правитель России. Письма и записки. 1866 – 1895. М., 2001.