WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Российский конституционализм 2-ой половины xviii – 1-ой четверти xix вв. в контексте развития западноевропейской правовой мысли.

На правах рукописи

Захаров Виталий Юрьевич

Российский конституционализм 2-ой половины XVIII 1-ой четверти XIX вв. в контексте развития западноевропейской правовой мысли.

Специальность: 07.00.02 – отечественная история

07.00.03 – всеобщая история

(новая и новейшая история)

АВТОРЕФЕРАТ

на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Москва - 2010

Работа выполнена на кафедре истории России исторического факультета

Московского педагогического государственного университета

Научный консультант:

доктор исторических наук,

профессор Минаева Нина Васильевна

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук,

профессор Мироненко Сергей Владимирович

доктор философских наук,

профессор Медушевский Андрей Николаевич

доктор исторических наук,

профессор Закаурцева Татьяна Алексеевна

Ведущая организация: Московский государственный областной университет.

Защита диссертации состоится «___»____________ 2010 года в ___ часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.09 при Московском педагогическом государственном университете по адресу; 117571, Москва, проспект Вернадского, д. 88, ауд. 322.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119991, Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.

Автореферат разослан 2010 года

Ученый секретарь

диссертационного совета Симонова Н.В.

  1. Общая характеристика работы.

Актуальность темы исследования определяется общественно-политической потребностью, связанной с практикой реализации конституционализма в современной России. Развитие политической ситуации вокруг конституционного вопроса в России в 1990е гг. показало, что без учета предшествовавшей практики конституционного строительства в нашей стране обойтись невозможно. Игнорирование как удачного, так и неудачного опыта реализации конституционно-правовых идей в прошлом может привести к неустойчивости нового конституционного устройства в России, дисбалансу ветвей власти, общей политической нестабильности.

Кроме того, обращение к данной теме объясняется острым интересом современного российского общества к вопросам конституционного развития и создания правового государства в России. Проблемы конституционного, политического устройства страны, реформирования ее экономики и общественного строя занимают умы многих отечественных и зарубежных ученых и политологов. Изучение конституционных проектов России второй половины XVIII - 1-ой четверти XIX в., анализ причин их появления именно в это время и неудачи проведения их в жизнь позволяют создать более четкое представление о перспективах развития современной России, в частности ответить на вопрос, в какой мере допустимо заимствование конституционных идей в готовой форме из более развитых в правовом отношении стран и насколько следует учитывать специфику правового и политического развития собственной страны.

Поэтому обращение к истокам конституционализма в России, поиску причин неудачи в реализации конституционной альтернативы в начале XIX в. представляет особый интерес.

Объектом диссертации является комплекс важнейших, но малоизученных исторических источников, связанных с эволюцией российского абсолютизма – прежде всего, конституционные проекты 2-ой половины XVIII - 1-ой четверти XIX вв., а также их зарубежные аналоги данного периода.

Предметом исследования является формирование и эволюция внутриполитического и внешнеполитического курса Российской империи рубежа 2-ой половины XVIII - 1-ой четверти XIX вв. в контексте использования достижений зарубежной и отечественной конституционной мысли указанного периода.

Хронологические рамки работы охватывают период со 2-ой половины XVIII в. по 1-ую четверть XIX в. Нижняя граница исследования обусловлена тем, что именно во 2-ой половине XVIII в. в России, как и в странах Европы, наметились кризисные явления, побудившие правящие круги приступить к поиску путей модернизации государственного строя и общественных отношений. При этом положение осложнялось тем, что к этому времени оказались исчерпаны возможности дальнейшего развития в рамках модели государственности, созданной Петром I, требовались новые подходы. Поиск вариантов преодоления кризиса абсолютизма проводился как на официальном уровне (политика «просвещенного абсолютизма» Екатерины II и «просвещенного деспотизма» Павла I), так и на неофициальном (разработка проектов государственных преобразований, в том числе конституционных). Причем в обоих случаях использовались элементы доктрины конституционализма.

Верхняя граница исследования обусловлена тем, что именно в 1-ой четверти XIX в. конституционализм был взят на вооружение правительством, конституционные проекты разрабатывались по прямому указанию Александра I («Всемилостивейшей Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г., конституционного проекта М.М. Сперанского 1809 г., «Уставной Грамоты Российской империи» 1818 – 1820 гг., Конституционные Хартии Франции 1814 г. и Царства Польского 1815 г.). Конституционная альтернатива дальнейшего развития страны стала не только возможной, но и вполне реальной. Однако в силу ряда причин она так и не была осуществлена.

Цель данного исследования – анализ основных эволюционных тенденций развития российского абсолютизма во 2-ой половины XVIII - 1-ой четверти XIX вв. в условиях развития российского и западноевропейского конституционализма.

Задачи исследования:

  1. Проанализировать сущность российского и зарубежного конституционализма как течения общественной мысли в общетеоретическим аспекте; выявить его соотношение с другими общественно-политическими течениями – идеологией Просвещения, либерализмом и масонством.
  2. Определить природу и причины кризиса традиционных абсолютных монархий в Европе и России во 2-й половине XVIII в. и поиск путей преодоления этого кризиса.
  3. Показать влияние конституций революционной Франции в 1790-е гг. и конституций европейских государств эпохи Реставрации на развитие западноевропейского и российского конституционализма.
  4. Проследить основные тенденции развития конституционной мысли России во 2-й пол. XVIII - начале XIX вв. и ее воздействие на эволюцию российского абсолютизма во 2-й пол. XVIII – 1-ой четверти XIX вв.; показать особенности его состояния в сравнении с западноевропейским абсолютизмом.
  5. На основе текстологического анализа российских конституционных проектов 1-ой четверти XIX в. определить их отечественные и зарубежные источники, выявить степень влияния на них западноевропейского конституционного опыта, а также степень обратного влияния.
  6. Проследить связь конституционных проектов 2-й пол. XVIII - 1-ой четверти XIX в. с основными тенденциями внутриполитического и внешнеполитического курса Российской империи в правление Екатерины II, Павла I, Александра I.
  7. Проанализировать причины отказа от реализации конституционных проектов в России в 1-ой четверти XIX века.

Научная новизна исследования определяется оригинальной разработкой основной проблемы данной диссертации, состоящей в теоретическом и научно-практическом анализе развития конституционализма в России на рубеже XVIII-XIX вв. как одного из вариантов эволюции российского абсолютизма.

В ходе работы над диссертацией была проведена тщательная обработка большого по объему и разнообразного по содержанию материала, включающего неопубликованные источники из различных архивов (прежде всего, из Российского государственного архива древних актов), а также широкий спектр опубликованных источников и научной литературы на русском и иностранных языках, многие из которых только начинают входить в широкий научный оборот отечественных исследователей.

Впервые в историографии предпринимается попытка дать комплексный анализ развитию российской конституционной мысли с момента зарождения до конца первой четверти XIX века в сравнении с западноевропейской конституционной традицией этого периода. Исключительное внимание уделено исследованию российских конституционных проектов 1-ой четверти XIX в.: «Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г., конституционного проекта М.М. Сперанского 1809 г., «Уставной Грамоты Российской империи» 1818 – 1820 гг. и их влиянию на внутреннюю и внешнюю политику России первой четверти XIX века. Впервые предпринимается текстологический анализ конституционных проектов, подготовленных во время правления Александра I (прежде всего, Уставной Грамоты Российской империи 1818-1820 гг.) и их зарубежных аналогов (прототипов) на предмет выяснения степени заимствования зарубежного конституционного опыта и обратного влияния российского конституционализма. При этом автором были составлены сравнительные таблицы российских и иностранных конституционных документов, в которых приводится процентное соотношение количества статей, посвященных разным ветвям власти, что позволило более наглядно продемонстрировать сходства и различия этих документов.

Кроме того, на основе изучения широкого круга источников в диссертации предлагается новая авторская типология развития западноевропейского и российского конституционализма и масонства, впервые исследуется соотношение конституционализма с идеологией Просвещения, либерализмом и масонством. Конечной целью исследования является выявление основных направлений эволюции российского абсолютизма в общеевропейском контексте во 2-й пол. XVIII – первой четверти XIX вв., а также причин нереализованности конституционной альтернативы в России в 1-й четверти XIX в. При этом правительственный конституционализм рассматривается как один из вариантов преодоления кризиса традиционных абсолютных монархий в европейских государствах и России, который был почти повсеместно взят на вооружение после того, как показали свою исчерпанность и неэффективность два других варианта эволюции абсолютизма – «просвещенный абсолютизм» и «просвещенный деспотизм». С помощью метода моделирования анализируются возможные последствия, которые могли наступить в случае реализации конституционных проектов в России в 1-ой четверти XIX в., исходя из чего, решается вопрос о применимости в специфических условиях России того времени западной модели конституционного развития и закономерности отказа от реализации конституционной альтернативы.

Кроме того, впервые в историографии предпринимается комплексный анализ проявлений правительственного конституционализма Александра I во внешнеполитическом курсе России 1-ой четверти XIX в., в частности, подробно исследуется феномен политики «конституционной дипломатии», применявшейся в 1801 – 1820 гг. и приведшей к совершенно иным результатам, чем разработка конституционных проектов внутри России.

Практическая значимость исследования заключается в проведении анализа широкого круга источников и обобщении научных данных, раскрывающих основные направления эволюции российского абсолютизма во 2-ой половине XVIII – 1-ой четверти XIX вв. в общеевропейском контексте; в концептуальном обосновании типологии и специфических особенностей развития российского конституционализма в указанный период; в проведении сравнительно-исторического исследования конституционных проектов России и конституций европейских государств 2-ой половины XVIII – 1-ой четверти XIX вв., выявлении степени их взаимовлияния; раскрытии причин нереализованности конституционной альтернативы в период правления Александра I.

Материалы и выводы могут быть использованы в научной работе и в учебно-педагогическом процессе, общелекционных и специальных курсах по истории России XVIII - XIX вв. Особый интерес результаты данного исследования представляют для представителей смежных гуманитарных дисциплин – истории государства и права России, истории государства и права зарубежных стран, политологии, истории политических и правовых учений.

Особенности изучения темы в научной литературе

В дореволюционной историографии проблема конституционных поисков Александра I и его окружения и их влияние на внутреннюю и внешнюю политику России первой четверти XIX в. стала не случайно предметом научного рассмотрения в 1860-е гг., т.к. именно в это время на повестку дня был поставлен вопрос о проведении буржуазных реформ, и в поисках их истоков взоры историков обратились к началу XIX в. Характерной чертой дореволюционной историографии была отчетливая связь между предметом исследования и собственной политической позицией авторов. Исходя из этого, можно выделить два основных подхода к рассмотрению реформ начала XIX века – консервативный и либеральный.

Для консервативной русской историографии, представленной трудами М.И. Богдановича и Н.К. Шильдера[1], характерна уверенность в незыблемости монархического принципа правления. Этим объясняется негативное отношение данных исследователей к деятельности Негласного Комитета, которая, по их мнению, представляла собой попытку внедрения прозападных конституционных идей, якобы чуждых интересам страны, что стало главной причиной неудачи реформ начала XIX в. М.И. Богданович и Н.К. Шильдер разошлись лишь в вопросе об оценке либерализма Александра I. Если М.И. Богданович считал, его следствием юношеского максимализма императора и вредного влияния «молодых друзей» из Негласного Комитета, то Н.К. Шильдер полагал, что Александр I с самого начала стоял на консервативных позициях, а либеральные идеи использовал, как средство укрепления личной власти, защиты ее от поползновений участников заговора 11 марта 1801 г.

Подход консервативной историографии к изучению причин реформ начала XIX века и явная апологетика абсолютной монархической власти вели к субъективизму и догматизму в оценке попыток преобразований начала XIX века.

Для либеральной историографии характерно более объективное освещение событий, хотя работы некоторых либерально настроенных историков также не свободны от излишнего субъективизма и умозрительности, в частности, труды А.Д. Градовского и М.В. Довнар-Запольского[2].

На гораздо более высоком научном уровне написаны работы А.Н. Пыпина и вел.кн. Николая Михайловича[3]. Они отличаются использованием большого массива архивных источников, многие из которых были введены в научный оборот впервые, как например, «Протоколы Негласного Комитета»[4]. Особо следует отметить работу А.Н. Пыпина «Общественное движение при Александре I», в которой впервые в историографии делается вывод о том, что конституционные идеи Александра I и «молодых друзей» были не случайным, а закономерным явлением, вытекавшим из всего исторического развития России XVIII в., особенно последних лет царствования Екатерины II и Павла I. Главной причиной неудачи реформ начала XIX в. А.Н. Пыпин считал отсутствие гласности при их разработке, отказ обратиться к общественному мнению за поддержкой[5].

В целом же, за исключением исследования А.Н. Пыпина, реформы начала XIX в. объяснялись дореволюционными историками исключительно личными взглядами Александра I или настроениями группировок высшей аристократии при императорском дворе, практически вне всякой связи с политическими и социально-экономическими процессами, объективно развивавшимися во второй половине XVIII века.

Недостаток этот попытался устранить М.Н. Покровский на основе марксистской методологии. Однако, критикуя своих предшественников за схематизм и умозрительность построений, сам Покровский не избежал того же самого. Так он почти проигнорировал особенности политической борьбы начала XIX в., дав ее самую общую схему, не подкрепленную конкретными фактами. Слишком упрощенной и пренебрежительной представляется и оценка личности Александра I[6].

Важным исследованием, отметившим переход от дореволюционной историографии к советской, стала вышедшая в 1924 г. книга А.Е. Преснякова «Александр I». Под влиянием марксистской методологии А.Е. Пресняков считал попытку реформ начала XIX в. продуктом социально-экономического развития страны. При этом автор выдвинул идею относительной самостоятельности самодержавия, которое в лице Александра I и «молодых друзей» играло в начале XIX в. прогрессивную роль, пытаясь провести назревшие преобразования во всех сферах жизни. Главную причину неудачи реформ начала XIX в. Пресняков видел в отсутствии объективных предпосылок[7].

Альтернативный подход к проблеме реформ начала XIX в. предложил С.Б. Окунь, опиравшийся на труды основателей ленинградской исторической школы В.П. Семенникова и И.М. Троцкого, которые впервые в историографии попытались проанализировать разные редакции проекта «Жалованной Грамоты российскому народу»[8]. С.Б. Окунь исходил из марксистской методологии и того, что определяющим фактором внутренней политики самодержавия были противоречия между развивающимся новым капиталистическим способом производства и господствующей крепостной системой. С.Б.Окунь постарался учесть все нюансы конкретной политической обстановки, вынудившей царизм встать на путь реформ. Особую роль в подготовке коронационных проектов Окунь отводил участникам антипавловского заговора. Александр I же в его представлении был хитрым и умным политиком, рядившимся в тогу показного либерализма, а на самом деле преследовавшим цель добиться всемерного укрепления своей абсолютной власти[9].

Концепция «заигрывания с либерализмом», предложенная С.Б. Окунем, отрицала способность абсолютистского режима в России сознательно пойти по пути конституционных реформ, и была преобладающей в исторической науке на протяжении 1930-50-х гг. Данная концепция представляла собой возрождение, но на несравненно более высоком уровне, линии М.И. Богдановича - Н.К. Шильдера, сомневавшихся в искренности реформаторских намерений Александра I.

Концепцию «заигрывания с либерализмом» не разделял А.В. Предтеченский. В 1957 г. вышла его монография «Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в.», до сих пор остающаяся одним из самых обстоятельных исследований внутриполитических проблем указанного периода. Предтеченский представил Александра I дальновидным реформатором, убежденным в необходимости пойти на частичные уступки, причем сознательные, новым буржуазным отношениям с целью предотвратить повторения событий Французской революции. По его мнению, Александр I и члены Негласного Комитета действовали как единомышленники и являлись инициаторами всех реформ. Однако автор не связывал подготовку реформ с мартовскими событиями 1801г., что являлось существенным недостатком его концепции[10].

В 1950-60-е гг. в советской историографии появляются работы, затрагивающие конституционный аспект внутренней и внешней политики Александра I.[11] В работах К.В. Пигарева обстоятельно анализируется конституционный проект Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина[12]. С.О. Шмидт рассмотрел проекты П.И. Шувалова[13]. А.М. Станиславская впервые в историографии всесторонне исследовала конституционный аспект внешней политики России в начале XIX в., в частности на Ионических островах[14].

В 1970-е гг. в отечественной историографии интерес к проблеме реформ начала XIX в. значительно ослабевает. За этот период следует выделить лишь монографию С.С. Ланды, посвященную формированию идеологических предпосылок декабристского движения[15].

В 1980-е гг. в условиях необходимости реформирования советской системы, вновь возрастает интерес к рассматриваемой проблематике. В поисках исторических аналогий взгляд исследователей обращался к событиям начала XIX в., которые рассматривались в ракурсе возможности и реальности реализации реформаторской альтернативы.

Из исследований, посвященных этой проблематике, можно отметить работы Н.В. Минаевой, С.В. Мироненко и М.М. Сафонова.

Н.В. Минаева и С.В. Мироненко, по сути, выступили продолжателями линии, намеченной в трудах А.Н. Пыпина, А.Е. Преснякова и А.В. Предтеченского, рассматривая попытки реформ начала XIX в. как сознательный, хотя и вынужденный выбор правительства с целью приспособления устаревшей политической системы к новым общественным отношениям. Оба исследователя рассматривали проекты государственных реформ при Александре I (Жалованная Грамота российскому народу 1801 г., проект М.М. Сперанского 1809 г., Уставную грамоту 1818-1820 гг.) как проекты конституционные, направленные на модернизацию государственного строя и политической системы России, предотвращение возможной революции. Все три проекта должны были привести к превращению России из абсолютной монархии в конституционную. Успеху этих реформ помешало сопротивление подавляющей части консервативно настроенного дворянства и недостаточная решимость довести начатое до конца у самого императора.[16]

Монография М.М. Сафонова была посвящена периоду первых лет царствования Александра I[17]. Автор обработал огромный фактический материал, ввел в научный оборот неизвестные ранее источники[18]. Являясь учеником С.Б. Окуня, М.М. Сафонов использовал и ряд идей сторонников концепции «приспособления». В результате ему удалось создать оригинальную концепцию, объясняющую причины, характер и результаты реформ начала XIX века, хотя ряд положений этой концепции представляется достаточно спорным. Так вряд ли можно согласиться с оценкой проекта «Жалованная Грамота российскому народу» 1801 г. как феодальной хартии, так же как и с чрезмерным выпячиванием роли лидера «заговорщиков» П.А. Зубова. Не лишена противоречий и оценка деятельности Негласного Комитета. С одной стороны, М.М. Сафонов постоянно указывает на желание «молодых друзей» всячески затормозить реформаторскую деятельность Александра I, с другой – признается приверженность «молодых друзей» идеям конституционализма, причем общесословного характера[19].

Следует также отметить монографию П.С. Грацианского, в которой дается развернутый анализ развития политико-правовой мысли России второй половины XVIII века, в том числе подробно рассматривается так называемая «записка Безбородко», ставшая одним из источников проекта «Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г.[20]

Из работ, вышедших в начале 1990-х гг. и посвященных проблеме разработки проектов реформ начала XIX в., следует отметить статью В.А. Федорова, в которой сквозь призму биографии Александра I дается глубокий анализ причин, побудивших императора начать разработку проектов конституционных реформ, а также причин неудачи этих попыток. При этом автор поддерживает концепцию приспособления самодержавия к новым общественным условиям[21].

Также определенный интерес представляет статья И.В. Волковой и И.В. Курукина, посвященная анализу феномена дворцовых переворотов в политической истории России XVIII-XX вв. Авторы высказывают оригинальную мысль о том, что большая часть удавшихся и неудавшихся дворцовых переворотов сопровождалась попытками аристократических кругов ограничить самодержавную власть, в том числе и при помощи разработки соответствующих конституционных проектов. При этом данная тенденция рассматривается как закономерность политического развития России XVIII-XX вв.[22]

Значительную научную ценность представляют монография А.Н. Медушевского, в которой дается авторская типология развития конституционализма в России[23], и монография А. Каменского, в которой исследуются основные тенденции развития России в XVIII веке в контексте борьбы традиционных и модернизаторских начал. Реформы Александра I в этой связи рассматриваются как очередная попытка модернизации страны, но на фоне резкого сужения реформаторского пространства по сравнению со второй половиной XVIII в.[24]

Следует отметить и монографию С.А.Омельченко, посвященную проблеме становления концепции «просвещенного абсолютизма» в России при Екатерине II. Автор справедливо отмечает явные отличия этой концепции в интерпретации Екатерины от аналогов в странах Западной Европы, особенно в отношении крестьянского вопроса.[25]

В целом для отечественной историографии 1990-х годов характерно обращение многих исследователей к жанру психологического портрета. При этом в центре внимания исследователей оказались, прежде всего, сложные и неоднозначные фигуры Павла I и Александра I. Из монографий, посвященных Павлу I, следует отметить работы А.Г. Тартаковского, Ю. А. Сорокина, Г.Л. Оболенского, А.М. Пескова[26], продолжившие исследования Н.Я. Эйдельмана. Для всех этих работ, разных по своему научному достоинству, характерно рассмотрение Павла I как сложной исторической личности, в которой совместились и реформаторские и консервативные устремления. Павел I рассматривается как неудавшийся реформатор, тем не менее, своей деятельностью заложивший основы развития России в первой половине XIX века.

Помимо Павла I особой популярностью пользовалась противоречивая фигура Александра I. Кроме уже упоминавшейся работы В.А.Федорова ему посвящены монографические исследования А.Н.Сахарова, А.Н. Архангельского и Н.А.Троицкого. А.Н.Сахаров рассматривает всю деятельность Александра I сквозь призму искупления греха отцеубийства. Он достаточно убедительно доказывает, что и переход к разработке конституционных реформ, и отказ от их осуществления можно объяснить психологическими факторами. Сомнения в правильности выбранного пути, опасения, что задуманные преобразования приведут к негативным результатам, стали главными причинами нереализованности конституционной альтернативы, искренним приверженцем которой был сам император.[27]

Монография Н.А.Троицкого «Александр I и Наполеон», посвящена сравнительному жизнеописанию двух императоров. В оценке внутриполитического курса Александра I он близок к сторонникам «теории приспособления», но одновременно считает обоснованными и ряд доводов сторонников теории «заигрывания с либерализмом». В целом, оценивая Александра I как личность и политика, Н.А.Троицкий замечает, что после Наполеона по уровню способностей и интеллекта Александр был самым умным и умелым политиком, приводя при этом схожие слова самого Наполеона, сказанные им в конце жизни на острове Святой Елены: «Это, несомненно, самый способный из всех царствующих монархов».[28]

Монография А.Н.Архангельского «Александр I» является, по сути, историко-беллетристическим произведением и, наверное, самым «психологическим» из написанных в жанре психологического портрета. Автор делает упор на выяснении мотивов деятельности императора, его поведения в частной и политической жизни. В целом концепция А.Н.Архангельского является по своей сути одной из разновидностей концепции «заигрывания с либерализмом».[29]

Из работ, посвященных внешней политике России рассматриваемого периода следует отметить статью Г.И. Герасимовой о внешнеполитической концепции графа Н.И. Панина и статью О.А. Савельевой о графе И. Каподистрии и его влиянии на проведение в жизнь политики «конституционной дипломатии» в 1814-20 гг., опубликованных в сборнике «Российская дипломатия в портретах»[30].

Кроме того, с темой диссертации несколько соприкасаются работы В.И. Морякова о русском просветительстве второй половины XVIII в., Н.М. Михайловой о либерализм в России на рубеже XVIII-XIX вв. и несколько работ Ф.А. Петрова о развитии университетского образования в первой половине XIX века[31].

Для историографии 2000-х г.г., как и для историографии предшествующего периода, характерен некоторый спад интереса к проблеме конституционных реформ второй половины XVIII – первой четверти XIX вв. С другой стороны, были предприняты первые попытки концептуального осмысления всего пути развития российского конституционализма с XVIII до начала XX века. Именно этой теме посвящены вступительные статьи А.Н.Сахарова и А.Н.Медушевского к сборнику конституционных проектов «Конституционные проекты в России XVIII - начала XX в.в.», подготовленного в Институте Российской истории РАН в 2000 г. В статье «Конституционные и цивилизационные судьбы России» А.Н. Сахаров рассуждает о возможности иных альтернатив в российской истории. По мнению А.Н.Сахарова, первые ростки конституционной альтернативы в России появляются еще в XVI веке в сочинениях князя А.Н.Курбского, затем во время событий Смутного времени («крестоцеловальная запись» Василия Шуйского при вступлении на престол). Ее окончательное оформление происходит в XVIII веке в проектах «верховников» и Н.И.Панина. С приходом к власти Александра I реализация этой альтернативы становится как никогда реальной благодаря особенностям мировоззрения молодого императора. Однако в решающий момент он отказался от воплощения им же самим задуманного, и Конституция в России так и не была принята. Одну из главных причин А.Н.Сахаров видит в неуверенности Александра I по поводу последствий принятия Конституции. К тому же, получив в свои руки неограниченную власть, Александр I уже не очень-то хотел с ней расставаться. Несмотря на неудачу с реализацией конституционных проектов при Александре I, их значение, по мнению Сахарова, все равно было велико, так как свидетельствовало о переходе на иной, более прогрессивный уровень развития цивилизации.[32]

А.Н.Медушевский в статье «Конституционные проекты в России» попытался выявить специфические черты, присущие российскому конституционализму. К таковым автор относит заимствованный (с Запада) характер конституционных идей, немассовость сторонников конституционализма из-за отсутствия широкой социальной опоры в лице среднего класса, а отсюда его верхушечный характер. По мнению А.Н.Медушевского, в силу этих причин российский конституционализм так и не стал «реальной политической силой, способной трансформировать политическую систему абсолютистского государства», а остался «своеобразным интеллектуальным течением, отстаивавшим ограничение власти главным образом из чисто теоретических соображений, апеллируя при этом часто к самой власти». Представляется очень важной и правильной мысль ученого о том, что российский конституционализм отражает доминирующую тенденцию к рационализации, модернизации и европеизации российского политического строя и не может быть объяснен вне ее. Что касается оценки конституционных проектов 1-ой четверти XIX в., интересующих нас, прежде всего, то в отличие от А.Н. Сахарова, Медушевский относит их к типичным проявлениям «мнимого конституционализма» бонапартистского образца, в которых выборы сводятся к фарсу, а парламент не обладает реальными законодательными полномочиями. По мнению Медушевского, реализация проектов Негласного Комитета, проекта М.М.Сперанского и Уставной Грамоты 1818-1820 гг. привела бы к созданию более рационализованной бюрократической администрации, возможно, ограничению произвола монархической власти, но отнюдь не к созданию конституционной монархии. При этом автор считает признаками конституционной монархии парламентский контроль над бюджетом, ответственность министров перед Парламентом, контрассигнация министром подписи монарха. Ни одного из этих признаков в вышеназванных проектах он не обнаруживает.[33]

Подобное утверждение представляется спорным. Причины нереализованности конституционных проектов 1-ой четверти XIX в. Медушевский видит в невозможности в условиях конкретной политической ситуации того времени одновременно решить вопрос о политическом переустройстве государственной системы и вопрос о крепостном праве. По его мнению, «ослабление монархической власти как единственной надсословной силы, способной провести крестьянскую реформу сверху, становилось в этих условиях деструктивным фактором социального развития». Подобное объяснение представляется убедительным и объективным.

Из монографических исследований этого периода следует отметить работы М.М.Сафонова, Н.В.Минаевой и К.С.Чернова.

Монография М.М.Сафонова «Завещание Екатерины II» посвящена политической борьбе в придворных кругах в 70-90-е гг. XVIII в. вокруг вопроса о престолонаследии. Автор пытается по-новому осветить многие, казалось бы, давно известные события екатерининского царствования, например, связанные с наступлением совершеннолетия Павла и борьбой «панинской партии» за соправительство.[34]

Книга Н.В.Минаевой «Век Пушкина» является своеобразным продолжением ее монографического исследования «Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века» и повествует о событиях истории России 1-ой половины XIX века, связанных с попытками модернизации российского абсолютизма. Причем все эти события рассматриваются сквозь призму жизни и деятельности А.С.Пушкина. В монографии нашел воплощение фактически весь круг научных интересов автора. При этом особое внимание уделяется анализу проектов конституционной и крестьянской реформ в период правления Александра I и, в меньшей степени, Николая I.[35]

Монография К.С.Чернова «Забытая конституция «Государственная Уставная Грамота Российской империи» посвящена, как видно из названия, анализу конституционного проекта, по сути, подводившего итоги всей реформаторской деятельности Александра I. В этой работе наиболее интересна ее источниковедческая часть, особенно многочисленные приложения, в которых автор публикует свой собственный перевод с французского языка на русский первой и третьей редакции Уставной Грамоты, развернутую схему будущей структуры органов государственной власти, а также сравнительную таблицу статей второй редакции Грамоты с зарубежными и отечественными источниками. Саму же Уставную Грамоту К.С.Чернов рассматривает не как проект Конституции, а всего лишь как проект административной реформы, цель которой – завершить процесс «институционализации российского абсолютизма».[36] Концепция автора явно страдает определенной заданностью, а в некоторых моментах и предвзятостью. Вывод зачастую опережает обоснование, из-за чего страдают логика и объективность всей концепции.

Следует также отметить монографию В.С. Парсамова, в первой части которой затрагивается вопрос о реформировании государственного строя России в 1801-20 гг. Позиция В.С. Парсамова в целом напоминает концепцию С.В. Мироненко и Н.В. Минаевой. Проекты государственных преобразований этого периода оцениваются как умеренно-конституционные и как прямые предшественники конституционных проектов декабристов.[37]

В историографии 2000-х гг. не остался без внимания и жанр психологического портрета. Из наиболее интересных работ можно отметить монографию П.Д. Николаенко о В.П. Кочубее[38], статью М.А.Крисань о князе Адаме Чарторижском[39] и, особенно статью Н.В.Минаевой о Н.И.Панине, в которой содержится не только характеристика личности героя очерка, но и дается развернутый анализ его деятельности, включая разработанные им конституционные проекты.[40]

Зарубежная историография представлена в основном работами историков по проблемам внешней политики России рассматриваемого периода. Из них особо следует выделить монографические исследования Дж. Берти, П. Кеннеди-Гримстеда, Дж. Мак Найта, Н. Соула, Х. Рэгсдейла, М. Кукеля и Е.Сковронека, посвященных разным аспектам политики «конституционной дипломатии» России в первой четверти XIX века[41].

Заслуги зарубежных историков в разработке проблем реформирования политического режима в России второй половины XVIII – первой четверти XIX вв. гораздо скромнее. Можно отметить лишь монографии Р. Джонса об измерении социальной психологии русского дворянства в годы екатерининского правления[42], Б. Михана-Уотерса о политической борьбе вокруг «кондиций» верховников в 1730 г.[43], С. Бертолисси о развитии конституционализма в России[44], биографические работы Д.Л. Рансела о Н.И. Панине, Р.Е. Мак Грю – о Павле I, А.Валлотона – об Александре I[45], а также великолепную монографию американского историка М. Раева, в которой делается попытка выявить тип развития конституционализма в России на основании изучения реализованных и нереализованных конституционных проектов на протяжении XVIII-XIX вв. При этом автор считает, что российский конституционализм значительно отличался от западного и имел свои специфические особенности[46].

В вышеприведенном историографическом обзоре были рассмотрены работы историков, связанные с изучением истории российского конституционализма и проблемы эволюции российского абсолютизма 2-ой половины XVIII – 1-ой четверти XIX, в которых были предприняты попытки ее общего концептуального осмысления. По более частным вопросам небольшие историографические обзоры даются в каждой главе данной работы.

В целом же, несмотря на наличие большого количества монографий и статей, в современной историографии отсутствуют специальные исследования, посвященные комплексному изучению российских конституционных проектов 2-ой половины XVIII - 1-ой четверти XIX вв. в сравнении с западноевропейской конституционной традицией и в контексте эволюции российского и западноевропейского абсолютизма. В связи с этим тема требует отдельной всесторонней разработки.

Источниковую базу диссертации составили архивные и опубликованные источники, принадлежащие к различным жанрам.

Первое место по степени важности занимают конституционные проекты 1-ой четверти XIX в., подготовленные по указанию Александра I, относящиеся к документам делопроизводства неофициального или полуофициального характера.

Одним из важнейших источников этого вида являются разные редакции «Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г. На данный момент известны четыре редакции этого документа: 1-я редакция - проект А.Р.Воронцова из 20 статей, представленный двумя рукописями на русском языке и французском языке [47] ; 2-я редакция из 28 статей, появившаяся после обсуждения проекта Воронцова в Негласном Комитете[48] ; 3-я редакция из 25 статей сохранила сь среди бумаг М. М.Сперанского, переданн ых К.Г.Репинским Публ ичной библиотеке [49] ; 4-я предполагаемая редакция из 26 статей, видимо, возникла в результате обсуждения ряда статей проекта в Непременном Совете и последовавших за этим двух вставок, выполненных главой его канцелярии Трощинским.[50]

Помимо редакций «Жалованной Грамоты российскому народу» в диссертации были использованы следующие конституционные проекты полуофициального характера, написанные по прямому указанию Александра I: проект А. Чарторижского 1802 г.[51], проект М.М. Сперанского 1809 г.[52], проект «Уставной Грамоты Российской империи» 1818-20 гг. Н.Н. Новосильцева и П.А. Вяземского[53], а также «Протоколы Негласного Комитета», хотя их следует отнести скорее к источникам мемуарно-дневникового характера[54].

У конституционных проектов 1-ой четверти XIX в. были источники как отечественного, так и иностранного происхождения. К первым следует отнести, прежде всего, кондиции «верховников» 1730 г.[55], проект фундаментальных законов П.И. Шувалова 1754 г.[56], Наказ Уложенной комиссии и проекты преобразования Сената 1760-х гг.[57] и особенно конституционный проект Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина[58], ограничительные проекты участников заговора 11 марта 1801 г.[59] и проект А.А. Безбородко «О потребностях империи Российской» 1799 г.[60]

Ко вторым относятся конституционные документы иностранных государств периода Французской революции и эпохи Реставрации. Учитывая значительное влияние конституционного опыта революционной Франции на подготовку конституционных проектов в России, автор счел необходимым проанализировать тексты Конституций Франции 1791, 1793, 1795 и 1799 г.г.[61]. Кроме того, чтобы получить наиболее объективную картину взаимовлияния европейского и российского конституционализма в период Реставрации, было принято решение провести выборку европейских конституций этого периода по региональному принципу. В результате были использованы Конституционная Хартия Франции 1814 г., Конституции Бадена и Баварии 1818 г. (Западная Европа), Конституции Швеции 1809 г. и Норвегии 1818 г. (Северная Европа), Конституция Португалии 1826 г. (Южная Европа) и Конституция Царства Польского 1815 г. (Восточная Европа). Русскоязычные тексты всех вышеупомянутых конституций, за исключением Польской, были взяты из сборника «Современные конституции» под редакцией В.М.Гессена и Б.Э.Нольде, изданного в 1905 г.[62] Русскоязычный текст Конституции Царства Польского 1815 г. взят из книги «Конституционная Хартия 1815 г. и некоторые другие акты бывшего Царства Польского (1814-1881 г.г.)», изданной под редакцией Ш.Ашкенази в 1907 г.[63] Все тексты вышеупомянутых конституций приводятся в авторской редакции в Приложениях к настоящей работе.

Кроме того, в работе использованы неопубликованные архивные материалы, прежде всего, из фондов Российского государственного исторического архива и Российского государственного архива древних актов. В наибольшей степени были использованы документы из фонда 1261 (архив Воронцовых)[64], фонда 1274 (архив Паниных)[65] и фонда 1278 (архив Строгановых)[66] РГАДА, позволившие дать более полную картину той обстановки, в которой проходила разработка конституционных проектов 1-ой четверти XIX в.

В диссертации использованы и документы официального законодательства. Прежде всего, это Жалованные Грамоты дворянству и городам 1785 г.[67], послужившие прототипом для проекта «Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г.; указы 8 сентября 1802 г. о реформе Сената и манифест о создании Министерств[68] ; коронационные указы 12 сентября 1801 года, в которых нашли отражение некоторые положения конституционных проектов 1-ой четверти XIX в.

Учитывая, что принципы конституционализма нашли отражение не только во внутренней, но и во внешней политике России первой четверти XIX в., в диссертации проанализированы основные документы политики «конституционной дипломатии»: помимо конституций ряда европейских государств, упомянутых выше, в создании которых российское правительство и лично Александр I приняли самое непосредственное участие, это конституционные проекты республики Ионических островов 1799, 1801, 1803, 1806 гг., а также Финляндии 1809 г.[69]

В диссертации также широко используются источники личного характера – мемуары, дневники, записные книжки, предоставляющие дополнительную информацию по подготовке конституционных проектов начала XIX в. Прежде всего, следует отметить мемуары князя Адама Чарторижского, дающие ценную информацию в некоторых аспектах деятельности Негласного Комитета, атмосфере при императорском Дворе, политической борьбе в придворных кругах[70].

Определенную информацию о политической борьбе в правительственных кругах конца ХVIII - начала XIX века в дополнение к вышеперечисленным источникам дают мемуары Ф.Ф.Вигеля[71] и Н.И.Греча[72], при всей неоднозначности этих личностей и их роли в общественной жизни России. В этих воспоминаниях содержится богатый материал о быте, нравах, настроениях, духовной жизни столичного дворянства, даются интересные, хотя и субъективные, характеристики политических деятелей павловского и особенно александровского царствования.

Много ценных сведений о конституционном проекте Н.И.Панина можно почерпнуть из мемуаров декабриста М.А.Фонвизина[73].

Мемуары и дневники И.И.Дмитриева[74] и П.А.Вяземсксго[75] ценны, прежде всего, приводимыми авторами оценками современников происходящих событий (например, переворота 11 марта 1801года).

Значительный интерес представляют воспоминания участников заговора 11 марта 1801 года и, прежде всего, Л.Л. Беннигсена[76]. Они дают основание полагать о существовании планов ограничения самодержавия путем предоставления Сенату законосовещательных функций.

Наконец, интересным источником является дневник Александра I за 1798 – 1800 года, из которого можно узнать о наличии у будущего императора определенной программы решения крестьянского вопроса[77].

4) Четвертым жанром источников является эпистолярий. С источниковедческой точки зрения эпистолярный жанр отличается субъективностью, отрывочностью, передачей иногда непроверенных слухов и фактов, обилием личных и бытовых подробностей, намеков и полунамеков, значительная часть которых понятна лишь автору и адресату. Все это крайне усложняет понимание и использование переписки как источника[78]. Но с другой стороны, переписка часто проливает свет на неясные стороны других источников.

Для темы настоящей работы определенный интерес представляет переписка Александра I, Кочубея, Новосильцева, Чарторижского, братьев Воронцовых и других влиятельных лиц при императорском Дворе в начале XIX века[79].

Теоретическая и методологическая основа диссертационного исследования. При разработке темы исследования автор руководствовался системой методов и теоретических принципов исторической науки. При этом был использован комплекс методов: общенаучные (к ним традиционно относят логические и эмпирические методы, историко-диалектический метод, метод моделирования и др.) и частнонаучные (историко-генетический, историко-сравнительный, историко-типологический и системный).

Методология представленного исследования основана на методологическом синтезе, который включает в себя вышеперечисленные методы, а также основополагающие принципы познания. Их применение обусловлено характером решаемых в диссертации проблем. В концептуальном плане автор придерживается в основном теории модернизации с использованием элементов формационного и цивилизационного подходов. В исследовании широко применялся диалектический метод, в основе которого лежит системный подход к анализу исторических явлений, рассмотренных не в статичном положении, а в динамике, взаимосвязи и взаимовлиянии с другими явлениями и процессами.

Важнейшее значение для автора имели принципы историзма и объективности, понимаемые как неразрывное диалектическое единство общего и частного, как отсутствие всякой предвзятости и субъективизма, как прочтение источника в широком социально-политическом и мировоззренческом контексте изучения эпохи.

При разработке настоящей темы исследования были использованы практически все специально-исторические методы. Из них в наибольшей степени применялся историко-генетический метод, к примеру, при анализе развития конституционных идей в России от аристократического конституционализма второй половины XVIII в. к дворянско-просветительской конституционной мысли первой четверти XIX в. Естественно, что при выделении типов конституционализма по ряду существенных признаков (носители конституционных идей, характер выдвигаемых требований, их объективная направленность и т.д.), использовался и историко-типологический метод. Рассматривая неизбежность и закономерность появления конституционных идей в России во второй половине XVIII в., их источники, нельзя было пройти мимо сложных процессов, происходивших в это время в странах Западной Европы. В этом случае применялся историко-сравнительный метод. Он же активно применялся и при проведении сравнительного анализа российских конституционных проектов 1-ой четверти XIX века с конституциями Франции 1790-х гг. и европейскими конституциями периода Реставрации.

Применение системного метода отразилось в рассмотрении изучаемых явлений не в отрыве друг от друга, а комплексно, а также в системе правового поля России и Западной Европы Нового времени. Например, один из главных источников нашего исследования «Жалованная Грамота российскому народу» 1801 г. был вначале подвергнут структурному анализу (содержательный анализ документа, анализ эволюции целей его авторов от первой редакции к последней, а также выявление взаимосвязи с предшествующими и последующими конституционными проектами, с одной стороны, и общей политической обстановкой в стране, с другой), а затем и функциональному анализу (рассмотрение проекта «Грамоты» в контексте общих тенденций развития конституционализма в России, исходя из особенностей политической ситуации в стране и в мире в это время, с учетом целей, скрытых и явных, которые преследовали политические группировки при Императорском Дворе в начале XIX в.).

Кроме того, на основе изученного материала была предпринята попытка моделирования, что произошло бы, будь приняты «Жалованная Грамота» 1801 г., проект М.М.Сперанского 1809 г., Уставная грамота 1818-1820 гг. и созван Парламент, то есть была создана своего рода имитационно-альтернативная модель развития событий.

Таким образом, применение системного подхода и моделирования позволило углубить понимание исторической действительности и увидеть некоторые её стороны в несколько другом ракурсе, нежели представлялось до этого.

Апробация исследования. Основные положения и выводы диссертации изложены в 40 опубликованных работах автора, включая 5 монографий и 10 научных статей в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК, общим объемом 112,6 п.л., а также отражены в докладах и научных сообщениях на международных, всероссийских и региональных научных и научно-практических конференциях, в том числе – «Политические институты и социальные страты в России (XVI-XVIII вв.)» (РГГУ, Москва, 1998), «Власть, общество, личность» (Пенза, 2006), «Общество вчера, сегодня, завтра» (МГУПИ, Москва, 2007), «Инновационные технологии в науке, технике и образовании» (Кемер - Москва, 2007).

Структура работы. Диссертация состоит из Основной части, включающей в себя Введение, семь глав, заключение, список использованных источников и литературы, и Приложений, в которых приводятся в авторской редакции тексты российских конституционных проектов 1-ой четверти XIX в. («Жалованная грамота российскому народу» 1801 г., проект М.М. Сперанского 1809 г., «Уставная Грамота Российской империи» 1818-1820 гг.), французских конституций 1791, 1793, 1795, 1799, 1814 гг., конституций Баварии 1818 г., Бадена 1818 г., Швеции 1809 г., Норвегии 1814 г., Царства Польского 1815 г., Португалии 1826 г.

  1. Основное содержание диссертации.

Во Введении обосновывается актуальность, новизна и практическая значимость темы, определяются цели и задачи исследования, хронологические рамки, дается анализ исторических источников, проводится обзор историографии проблемы.

В Главе I «Конституционализм как течение общественной мысли» проводится исследование источников и содержательных аспектов конституционализма как течения общественной мысли, анализируются существующие типологии развития конституционализма, предлагается авторский вариант такой типологии, исследуется соотношение конституционализма с идеологией Просвещения и либерализмом.

В параграфе первом «Возникновение конституционализма, основные этапы его развития, типология» исследуется зарождение и развитие конституционализма как особого общественно-политического течения; предпринимается попытка дать собственный вариант типологии развития конституционализма в Европе на основе двух критериев: социального состава участников и характера выдвигаемых требований. Исходя из этого, выделяется три типа и основных этапа развития конституционализма[80].

  1. Аристократический или олигархический конституционализм, для которого характерна борьба феодальной верхушки общества за введение олигархической конституции, создание ограничительного органа из высшей аристократии, доступ в которой будет закрыт не только представителям третьего сословия, но и подавляющей части дворянства. Подобный тип конституционализма господствовал в Европе с XIII века и до середины XVIII и конституционализмом его можно назвать лишь условно, так как ни фундаментальных законов, ни предоставления избирательных прав гражданам он не предусматривал.
  2. Дворянско-просветительский конституционализм. В большинстве европейских стран он господствовал с середины XVIII века до середины XIX века. Для него характерно наличие всех компонентов классического конституционализма: фундаментальные законы, законодательная власть в лице Парламента и избирательный закон, основанный на имущественном цензе, права и обязанности всех граждан безотносительно к их сословной принадлежности. Ведущая роль в движении принадлежит дворянству как наиболее образованному и влиятельному сословию.
  1. Буржуазно-демократический конституционализм вытекает из предыдущего этапа. Изменения касаются перехода преобладающей роли в этом движении от дворянства к буржуазии, а так же демократизации избирательного закона и расширения прав и свобод личности. при этом центр тяжести переносится на борьбу за гарантии тщательного соблюдения конституционных норм.

В параграфе втором «Конституционализм и идеология Просвещения» анализируется соотношение конституционализма с идеологией Просвещения. На основе анализа произведений английских и французских философов-просветителей[81] делается вывод, что конституционные идеи тесно связаны с идеологией Просвещения и являются одной из главных ее составляющих. При этом отмечается удивительный феномен идей Просвещения, заключавшийся в их чрезвычайной популярности не только среди простых подданных, но и среди коронованных особ почти всех европейских государств.

Анализ попыток проведения умеренных реформ в духе идеалов Просвещения в 1760-1780-х гг. в итальянских государствах, Дании, Швеции, Испании, Португалии, Польше, США, Пруссии и Австрии[82] дает основание предположить, что главной причиной «реформаторской лихорадки» в Европе того времени была строгая логичность и рационализм рекомендаций просветителей, а также то, что предполагаемый набор реформ (в основном в духе концепции «философа на троне» Вольтера) не посягал на саму монархию, ее политическое господство, а наоборот, укреплял ее основы.

Таким образом, идеология Просвещения является источником конституционализма в его классической форме. Просвещение явилось своеобразным философским обоснованием конституционных идей. Философия Просвещения имела ярко выраженную политико-правовую, практическую направленность. Она рациональным, логическим путем обосновывала необходимость изменения изживавшего себя феодального строя и его замены новыми государственными формами, основанными на разумных (рационалистических) принципах.

В параграфе третьем «Конституционализм и либерализм» рассматривается соотношение конституционализма с либеральной идеологией, делается вывод, что «либерализм» - понятие более широкое, чем «конституционализм», оно включает в себя не только конституционно-правовые идеи и принципы, но и экономический аспект – требование свободы предпринимательства и т.д. При этом следует отметить, что если конституционализм может быть аристократическим, дворянским, буржуазным, исходя из состава участников и их конечных целей, то либерализм – это чисто буржуазное течение общественной мысли по своим целям и задачам именно благодаря своему экономическому аспекту. Конституционализм же – это политико-правовая часть либеральной идеологии, причем аристократический конституционализм к либерализму не относится.

В Главе II «Масонство и конституционализм» предпринимается попытка выявить происхождение и источники масонства, этапы его развития за рубежом и в России, соотношение с конституционализмом.

В параграфе первом «Происхождение, содержание и основные этапы развития масонства» рассматриваются основные источники масонства, гипотезы о его происхождении, цели, содержание масонского учения в первоначальном варианте, основные этапы и особенности развития масонства в Англии в XVIII – начале XIX вв., где оно с момента организационного оформления носило аполитичный характер. Раскрываются причины феноменального роста популярности масонства и его быстрого распространения в европейских странах и колониях Англии в середине XVIII века.

В параграфе втором «Особенности развития масонства во Франции, Германии и Соединенных Штатах Америки» анализируются характерные особенности и основные этапы развития масонства во Франции, Германии и Соединенных Штатах Америки. При этом отмечается, что первоначально в этих странах масонские ложи создавались местными англичанами, но затем под воздействием специфической политической обстановки довольно быстро приобретали ярко выраженные национальные особенности. В США и Франции такой особенностью была политизированность и оппозиционность большинства масонских лож, которые играли роль своеобразного координирующего центра организации антиправительственных выступлений. На примере образования США и 1-ого этапа Великой Французской революции отмечается тесное взаимодействие масонства и конституционализма, их взаимопроникновение под воздействием уникальной политической обстановки

По-иному развивалось масонство в Германии. Характерными особенностями немецкого масонства были особый интерес к высшим мистическим знаниям, иерархичность, аристократизм, отсутствие единого организационного центра, популярность высших степеней посвящения с неизвестным руководством в сочетании с использованием масонских лож в политических целях, хотя последнее было выражено в меньшей степени, чем во Франции и США и было скорее исключением, чем правилом. Тем не менее политизация коснулась и немецкого масонства. В этой связи значительное внимание уделяется истории Общества иллюминатов (1781 – 1784 гг.), само название которого стало нарицательным. Автор приходит к выводу, что представления об иллюминатах как о тайных ниспровергателях тронов были сильно преувеличено, и вообще вряд ли соответствовали действительности. Иллюминатство превратилось в своеобразный политический миф, который использовался правителями многих европейских стран для борьбы с реальными политическими противниками.

В параграфе третьем «Основные этапы развития масонства в России, его соотношение с конституционализмом» на основе изучения работ исследователей российского масонства[83]

автором предлагается собственная оригинальная периодизация развития масонства в России (применительно к хронологическому отрезку с XVIII в до 1-ой четверти XIX в), позволяющая логично и объективно отразить смену основных векторов развития масонства в России от его возникновения до запрета в 1822 г.:

- 1698-1730 гг. – легендарный этап.

- 1731-1762 гг. – этап становления, бессистемная деятельность отдельных масонских лож;

- 1762-1778 гг. – преобладание в России английской (символической) системы (или елагинское масонство);

- 1778-1781 гг. – переходный этап (поездки А.Б. Куракина в Швецию и И.Г. Шварца в Берлин в поисках высшей масонской мудрости, истинного масонства);

- 1781-1792 гг. – преобладание «теоретического» (или научного) масонства («шведская система «Капитула Феникса» и розенкрейцерство Шварца-Новикова) вплоть до запрета масонских лож Екатериной II в 1792 г. как следствие «дела Новикова»;

- 1792-1801 гг. – этап негласного развития российского масонства, когда оно формально находилось под запретом (несмотря даже на вступление на престол Павла I);

- 1801-1810 гг. – этап Возрождения масонства в России, фактическое снятие запрета с деятельности масонских лож; многообразие конкурирующих масонских систем;

- 1811-1817 гг. – господство «шведской системы» Капитула Феникса под гласным надзором правительства вплоть до раскола в 1817г.;

- 1817-1821 гг. – сосуществование двух масонских систем: «шведской системы «Капитула Феникса» и «Великой ложи Астреи» (английская система);

- 1821-1822 гг. – объединение двух систем в одну на компромиссной основе вплоть до официального запрета тайных обществ 1 августа 1822г.

В конце главы содержатся выводы о соотношении масонства и конституционализма.

Оба общественных движений в значительной мере пересекаются. Во-первых, и масонство, и конституционализм целью ставили реформирование общества, по-разному расставлялись лишь акценты. В конституционализме упор делался на реформирование прежде всего политической системы с помощью правовых средств (разработка и введение Конституции и т.д.). Масонская доктрина основное внимание уделяла изменению нравственного облика людей. Масонство первоначально мыслилось как аполитичное движение. Но таковым оно осталось (да и то с определенной долей условности) только на своей родине – в Англии, где к моменту возникновения масонства уже были проведены минимальные политические преобразования, удовлетворившие большинство общества (существовал Парламент, определенные права и свободы личности, действовала Конституция, пусть и не в виде единого документа). В странах же континентальной Европы, где продолжали существовать абсолютистские режимы, и в американских колониях Англии, где действовала системы колониального угнетения, масонство по мере своего распространения стало политизироваться и, более того, постепенно приобретало оппозиционную местным правящим режимом направленность. Особенно ярко это проявилось в североамериканских колониях и во Франции, где масонство превратилось в организационную оболочку антиправительственного движения. Исключением является, разве что Германия, но и там подобные тенденции использования масонских лож в политической борьбе были, что называется, налицо (достаточно вспомнить «Общество иллюминатов» А. Вейсгаупта).

В России тенденция политизации масонства также проявилась в полной мере. Это и активные контакты, прежде всего, московских масонов с опальным Павлом Петровичем и связанное с этим «дело Новикова», приведшее к первому запрету масонских лож; и распространение оппозиционных настроений, «вольномыслия» в масонских ложах союза Астреи в 1817-1821гг., активное участие в них будущих декабристов, что привело к вторичному запрещению масонства в 1822 г.

Во-вторых, с чисто формальной стороны, многие идейные принципы и даже терминологии конституционализма перекликаются с масонскими, а иногда и напрямую оттуда заимствованы. Так, например, само понятие Конституция в смысле учредительного документа впервые стало употребляться именно в масонских ложах (вспомним Конституции Андерсена). Многие лозунги Американской и Великой Французской революций безусловно имели масонское происхождение (Свобода, Равенство, Братство; борьба с любыми проявлениями деспотизма и несправедливости; стремление к счастью на Земле и т.д.)

Наконец, в-третьих, и на Западе и в России четко прослеживается значительное совпадение персонального состава приверженцев конституционализма и масонства. Достаточно привести такие имена, как Б. Франклин, Т. Джефферсон и Дж. Вашингтон в США; Бриссо, Демулен, Дантон, Мирабо и, вполне возможно, Робеспьер – во Франции. В России четко установлена принадлежность к масонству таких представителей конституционного движения как братьев Н.И. и П.И. Паниных, секретаря Н.И. Панина известного драматурга Д.И.Фонвизина, декабристов Н.Муравьева, К. Рылеева, П.Пестеля. Судя по всему, членами масонских лож являлось и большинство участников Негласного Комитета.

Таким образом, можно сделать вывод, что у конституционализма и масонства больше точек соприкосновения, чем различий. Масонские ложи в странах с абсолютистскими режимами часто использовались в качестве организационной формы для оппозиционной деятельности, включая и борьбу за введение Конституции, Парламента прав и свобод человека.

В Главе III «Абсолютная монархия в Западной Европе и России: сходство и различия» исследуется проблема соотношения понятий «абсолютизм» и «самодержавие», особенности российского абсолютизма, его отличия от западноевропейской модели абсолютизма, анализируются причины кризиса традиционных абсолютных монархий и основные варианты преодоления этого кризиса.

В параграфе первом «Абсолютизм» и «самодержавие»: соотношение понятий. Специфические черты российского абсолютизма» основное внимание уделяется анализу понятий «абсолютная монархия» и «самодержавие». Вначале автором разбираются вопросы, связанные с терминологией, анализируется типология монархий как формы государственного устройства, применяемая в юридической науке, в том числе дается определение абсолютной монархии с позиций теории государства и права. Затем значительное внимание уделяется дискуссии о природе российского абсолютизма, которая велась на страницах ведущих исторических изданий на рубеже 1960-70-х гг.[84]

Раскрываются основные точки зрения ученых по вопросу о соотношении понятий «абсолютизм» и «самодержавие», высказанные во время этой дискуссии, и на их основе формулируется собственная позиция автора. Суть ее заключается в том, что понятия «абсолютизм» и «самодержавие» рассматриваются как тождественные, означающие особую форму правления, при которой власть монарха юридически неограниченна.

Российский абсолютизм (самодержавие) начал формироваться во 2-ой половине XVII века (хотя отдельные элементы возникали еще в XVI веке во время правления Ивана Грозного и Бориса Годунова) и окончательно оформился при Петре I. При этом он существенно отличался от западноевропейского классического абсолютизма. Во-первых, у него была иная социальная опора (одно служилое дворянство, а не союз дворянства с городской буржуазией), что объясняется иными историческими условиями его формирования. В России XVII – 1-ой пол. XVIII в.в., буржуазия в силу ряда причин была крайне немногочисленной и не сформировалась в отдельный класс населения с четко очерченной социальной психологией, мировоззрением и т.д. Во-вторых, соотношение правовых и неправовых методов управления было явно смещено в сторону последних. Личный произвол, деспотизм монарха был в России более ярко выражен, чем в странах Запада. Во многом это объясняется общими особенностями российского исторического процесса (преобладание деспотических тенденций в период ига Золотой Орды; изменение в связи с этим ценностных ориентаций у основной массы населения, выразившееся в постепенном формировании подданнических отношений; установление крепостного права, приведшее к формированию рабской психологии у большинства населения; состояние постоянной внешней угрозы, серьезно повлиявшее на выбор методов управления и способствовавшее милитаризации всех сторон общественной жизни, превращению чрезвычайных методов военного времени в постоянные и т.д.). Эти две основные особенности российского абсолютизма (опора только на одно дворянство и использование в основном деспотических методов управления) оказали существеннейшее влияние на дальнейший ход исторического процесса в России и предопределили иные результаты попыток реализации на российской почве западноевропейских правовых, социальных и культурных норм и ценностей.

В параграфе втором «Просвещенный абсолютизм» и «просвещенный деспотизм» как два варианта эволюции традиционных монархий» анализируются причины нарастания кризисных явлений в западноевропейских абсолютных монархиях во 2-ой половине XVIII в. (резкое снижение эффективности управления из-за чрезмерного увеличения численности бюрократического аппарата и расходов на его содержание; сужение социальной опоры; рост паразитизма дворянства; усиление диспропорции между устаревшим, строго сословным феодальным законодательством и новыми, буржуазными, по существу, явлениями общественной жизни; недовольство своим положением усилившейся экономически буржуазии и ее стремление участвовать в принятии политических решений; снижение поступления налогов в казну из-за роста коррупции среди чиновников; неспособность большинства монархов лично управлять государством), а также основные варианты преодоления этого кризиса.

Первым вариантом был так называемый «просвещенный абсолютизм», базировавшийся на выборочном использовании рекомендаций философов-просветителей с целью модернизации государственного строя и предотвращения революционного взрыва. Основными мероприятиями политики «просвещенного абсолютизма» были попытки серьезной реорганизации судебной системы в духе рекомендаций итальянского юриста Ч. Беккариа, введение широкой веротерпимости, проведение мер по рационализации и упрощению системы управления, реформы в сфере образования (главным образом, по повышению грамотности населения), меры по увеличению доходов бюджета. В ходе проведения этой политики ликвидировались наиболее устаревшие и не соответствовавшие «духу времени» институты феодального прошлого. Реформы затрагивали, прежде всего, сферу управления и правовую систему, в меньшей степени – сферу экономики и социальные отношения. Улучшалось положение крепостных крестьян, началась постепенная отмена крепостного права, правда, пока еще на основе принципа добровольности со стороны помещиков. В тех государствах, где подобная политика проводилась наиболее последовательно (Пруссия, Австрия, Швеция) опасность революционных потрясений была почти ликвидирована. Там, где она проводилась менее последовательно (Испания, Португалия, итальянские государства), опасность революций сохранилась. Позднее в этих государствах революции все же произошли, но не столько из-за внутренних противоречий, сколько благодаря «экспорту революции» из Франции. «Просвещенный абсолютизм» в целом выполнил свою задачу – предотвратил или отсрочил наступление революционного взрыва. Кроме того, благодаря проведенным реформам власть абсолютного монарха не только не ослабевала, но и, наоборот, еще больше укреплялась.

Вторым вариантом преодоления кризиса традиционных абсолютных монархий был так называемый «просвещенный деспотизм», связанный с именем австрийского императора Иосифа II (1780 - 1790), который значительно отличался от «просвещенного абсолютизма». Основные отличия заключались в методах проведения преобразований, их направленности, глубине и степени радикальности.[85]

Реформы Иосифа II носили гораздо более радикальный и, одновременно, глубинный характер. Они затрагивали основы старой общественной структуры, изменяя ее кардинальным образом (отмена крепостного права, ликвидация привилегий дворян, курс на сверхцентрализацию управления и т.д.). По степени радикальности они носили характер «революции сверху» приведя примерно к тем же итогам, что и «революция снизу», но без свержения политического режима. Характерной особенностью такого вида реформ являлось то, что они проводились исключительно по инициативе монарха, опираясь на его волевые усилия и личные взгляды, часто не обращая внимание на сопротивление не только привилегированных слоев населения, но и большинства населения в целом.

Еще одним отличием от классического «просвещенного абсолютизма» являлись темпы преобразований. Они не растягивались на десятилетия, а проводились быстро, в предельно краткие сроки, иногда как бы наслаиваясь друг на друга.

Тем самым можно говорить не об одном, а о двух вариантах преодоления кризиса традиционных феодальных монархий во 2-ой половине XVIII века – «просвещенном абсолютизме» и «просвещенном деспотизме». Конечная цель в обоих вариантах была одна – предотвращение революции и сохранение абсолютизма в более или менее реформированном виде. Общим было и то, что преобразования осуществлялись (несмотря на все различия) по инициативе монархов, добровольно. Какие - либо внешние события их к этому не принуждали.

По нашему мнению, в России был вполне учтен опыт стран Западной Европы и апробированы оба варианта выхода из кризиса – «просвещенный абсолютизм» при Екатерине II и «просвещенный деспотизм» при Павле I.

Глава IV «Конституции Франции 90-х гг. XVIII в. и их влияние на развитие европейского конституционализма» состоит из 4 параграфов и посвящена анализу конституций революционной Франции 1791, 1793, 1795 и 1799 гг.[86], оказавших огромное влияние на развитие доктрины конституционализма не только в Западной Европе, но и в России. Анализ конституций проводится по следующему плану: общая структура конституции, характеристика раздела о правах человека, структура законодательной, исполнительной и судебной власти (со схемами каждой из них), порядок пересмотра конституции. В конце главы приводится сравнительная таблица.

В результате были сделаны следующие выводы. Во-первых, в трех из четырех Конституций (1791, 1795, 1793 г.г.) четко прослеживается принцип верховенства прав и свобод человека и законодательной власти. Во всех трех Конституциях раздел о правах человека (Декларация прав и свобод) предшествует всем остальным разделам. Также обстоит дело и с ветвями власти. Раздел, регламентирующий деятельность законодательной власти, поставлен на 1-е место. К тому же он и количественно и качественно превосходит разделы об исполнительной и судебной власти. С точки зрения статистических показателей в процентном отношении это выглядит следующим образом. В Конституции 1791 г. законодательной власти посвящены 72 статьи из 207 (примерно 35% общего объема Конституции). В Конституции 1793 г. – 51 статья из 124 (примерно 41%), в Конституции 1795 г. – 115 статей из 377 (30,5%). Для сравнения исполнительной власти посвящено в Конституции 1791 г. 67 статей (32%), 1793 г. – 23 статьи (18%), 1795 г. – 70 статей (18,5%). Судебной власти посвящено в Конституции 1791 г. – 27 статей (13%), 1793 г. – 16 статей (13%), 1795 г. – 72 статьи (19%). Причем и качественное соотношение примерно такое же. В первых трех Конституциях у Парламента (не важно, под каким названием он фигурирует), имеются четкие контрольные функции над деятельностью исполнительных органов власти, полномочия которых сводятся лишь к исполнению законов, принятых Парламентом.

На этом фоне явным исключением выглядит Конституция 1799 г., отдающая приоритет (опять же и количественно и качественно) исполнительным органам власти. Процентное соотношение статей, посвященных законодательной, исполнительной и судебной власти, выглядит так: 14 статей из 95 (примерно 15%), 28 статей (29%) и 9 статей (9,5%) соответственно. С другой стороны, ничего удивительного в такой резкой смене ориентиров нет, так как Конституция 1799 г. была прикрытием режима военной диктатуры Первого консула (Наполеона Бонапарта).

Во-вторых, по форме государственного устройства во всех четырех Конституциях Франция остается унитарным государством с четким подчинением местных органов власти центральным. Причем контроль осуществляется, как со стороны исполнительных органов власти (в их структуру и входит местное управление), так и законодательных.

С формой правления дело обстоит значительно сложнее. По Конституции 1791 г. Франция является парламентской монархией английского типа (Англия явно была взята за образец), в которой полномочия короля были сведены к минимуму (фактически он был лишен даже права свободного передвижения по стране и выезда за границу). По Конституции 1793 г. Франция превращалась в парламентскую республику с полным преобладанием законодательной власти в лице однопалатного Национального Собрания. Высший орган исполнительной власти (Исполнительный Совет) находился под полным контролем Парламента и был лишен всякой самостоятельности. По Конституции 1795 г. Франция по-прежнему оставалась парламентской республикой, но центр тяжести власти начал смещаться в сторону исполнительной власти в лице Директории, полномочия которой по сравнению с Исполнительным Советом по Конституции 1793 г. значительно расширились. Изменилась и структура Парламента – он стал двухпалатным, что по мысли авторов Конституции должно было создать систему сдержек и противовесов и воспрепятствовать установлению новой диктатуры законодательной власти, наподобие Якобинского Конвента. Тем не менее, несмотря на ослабление функций Законодательного Корпуса, контроль за деятельностью исполнительных органов власти у него сохранился. Тем самым соотношение законодательной и исполнительной власти по Конституции 1795 г. стало более сбалансированным.

Наконец, в Конституции 1799 г. тенденция усиления исполнительной власти реализовалась в максимальной степени. У нового французского Парламента осталась только функция принятия законов и формальной ратификации международных договоров. Всех других функций он лишился, в т.ч. и права законодательной инициативы, не говоря уже о контроле за деятельностью исполнительной власти. Зато глава Правительства Первый консул приобрел полномочия, сопоставимые с полномочиями абсолютного монарха (только что Первый консул избирался, а абсолютный монарх получал власть по наследству, однако этот «недочет» вскоре был исправлен: в 1802 г. Наполеон был объявлен пожизненным консулом, а в 1804 г. – императором). Поэтому форму правления по Конституции 1799 г. довольно сложно определить: вроде бы ещё не монархия, но уже и не республика. Наиболее близкий современный аналог - это так называемая суперпрезидентская республика, в которой полномочия Президента на несколько порядков превышают полномочия других ветвей власти, а его действия фактически бесконтрольны.

В-третьих, в Конституциях 1790-х гг. очень интересно обстоит дело с избирательным правом. Здесь тоже обнаруживается своя тенденция. По Конституции 1791 г. был установлен достаточно высокий имущественный ценз, отсекавший примерно 1/3 потенциальных избирателей. В следующей Конституции 1793 г. имущественный ценз был отменен и введено всеобщее избирательное право для мужчин (правда, Конституция так и не вступила в действие, но, тем не менее, Конвент был избран именно на этой основе). Конституция 1795 г. отменила всеобщее избирательное право и восстановила имущественный ценз, практически полностью, повторив соответствующие положения Конституции 1791 г. Наконец, согласно Конституции 1799 г., вновь восстанавливается всеобщее избирательное право (как в Конституции 1793 г.), но в весьма специфической форме (избрание не конкретных депутатов в Парламент, а поэтапное составление 10% списков граждан на 3-х уровнях: коммунальном, департамента и общенациональном).

В-четвертых, во всех четырех Конституциях законодатели уделяют сравнительно небольшое внимание судебной власти: соответственно 13% (1791 г.), 13% (1793 г.), 19% (1795 г.) и 9,5% (1799 г.) общего объема Конституции. Как видим, несколько особняком стоит Конституция 1795 г, уделившая вопросам организации судебной власти несколько большее внимание. Но это и понятно, так как слишком свежи были впечатления от якобинского террора, когда революционные трибуналы полностью подменили деятельность нормальных судов. Видимо, подобная регламентация всех видов судопроизводства должна была, по замыслу авторов Конституции, предотвратить повторение эксцессов внесудебных расправ в период правления якобинцев.

Наконец, в-пятых, следует отметить весьма специфическое соотношение тенденций коллегиальности и авторитаризма. По сути, вся история политического и конституционного развития Франции 1790-х гг. – это история колебаний между этими двумя началами.

В результате новые государственные институты не прижились, монархическое, авторитарное начало вновь возобладало. По сути, это и есть главная тенденция развития французского конституционализма конца XVIII века. Тем не менее, сами попытки обуздать всевластие и произвол главы государства за счет внедрения принципа разделения властей были плодотворными и оказали огромное влияние на политическое и правовое развитие европейских стран, включая и Россию, в эпоху наполеоновских войн и, особенно, Реставрации.

В Главе V «Конституции европейских государств эпохи Реставрации: складывание системы дуалистических монархий как вариант выхода из государственно-правового кризиса», состоящей из 7 параграфов, проведен сравнительный анализ семи конституций эпохи Реставрации (обычно она датируется 1814-30гг.): Конституционной Хартии Франции 1814г., Конституции Швеции 1809г. (с изменениями 1814-1815), Конституции Норвегии 1814г., Конституции Бадена 1818г., Конституции Баварии 1818г., Конституции Португалии 1826г. и Конституции Царства Польского 1815г.[87]

Страны эти представляют разные регионы Европы, и поэтому сравнение их конституционных документов позволило выявить как общие тенденции развития конституционно-правовой мысли этого периода, так и региональные особенности, связанные со спецификой местной общественно-политической ситуации.

Кроме того, анализ этих Конституций важен еще и потому, что на их составление (особенно французской Конституционной Хартии) оказал значительное влияние лично Александр I. А этот важный факт выводит нас на ключевую проблему соотношения и степени взаимовлияния западноевропейского и российского конституционализма.

Характеристика и сравнение этих конституций проводятся по такому же плану, что и конституций революционной Франции 1790-х гг. В конце главы приводится сравнительная таблица, иллюстрирующая их структуру и количественное соотношение статей, посвященных разным ветвям власти.

В результате проведенного сравнительного анализа были отмечены следующие закономерности:

Во-первых, большинство из рассмотренных выше Конституций являются октроированными, т.е. дарованными свыше волей монарха. Соответственно источником государственной власти и суверенитета провозглашается монарх, а не народ. Исключение составляют Конституции скандинавских стран – Швеции 1809 г. и, особенно, Норвегии 1814 г.

Во-вторых, во всех семи Конституциях реализуется принцип разделения властей, что свидетельствует об использовании в качестве правовых источников Конституций Франции 1790-х и Конституции США 1787 г. Однако соотношение ветвей власти в большинстве Конституций эпохи Реставрации иное. Приоритет принадлежит исполнительной власти (во всех конституциях, кроме конституций Бадена и Португалии, разделы, посвященные исполнительной власти, предшествуют разделам, посвященным законодательной и судебной властям, что напоминает структуру Конституции Франции 1799 г.). При этом примечателен факт, что в шести случаях из семи (кроме конституции Норвегии) наблюдается количественный приоритет статей о законодательной власти. С точки зрения статистических показателей это выглядит следующим образом. В Конституции Франции 1814 г. законодательной власти посвящены 30 статей из 79, т.е. 39% текста (исполнительной власти – 18,5%), в Конституции Баварии 1818 г. – 50 статей из 122, т.е. 41% (исполнительной власти – 18%), в Конституции Бадена 1818 г. – 57 статей из 83, т.е. 68% (исполнительная власть оказалась вне сферы действия Конституции), в Конституции Швеции 1809 г. – 33 статьи из 114, т.е. 29% (исполнительной власти – 18%), в Конституции Норвегии 1814 г. – 37 статей из 112, т.е. 33% (исполнительной власти – 41%), в Конституции Царства Польского 1815 г. – 53 статьи из 165, т.е. 32% (исполнительной власти – 30%) и, наконец, в Конституции Португалии 1826 г. – 58 статей из 145, т.е. 40% (исполнительной власти – 32%).

В любом случае форму правления определяет не формальное, а фактическое соотношение ветвей власти, прежде всего, законодательной и исполнительной.

В-третьих, как и в случае с Конституциями Франции 1790-х гг. обращает на себя внимание небольшой удельный вес статей, посвященных судебной власти: соответственно 16% (Конституция Франции 1814 г.), 6% (Бавария), 16% (Швеция), 5,5% (Норвегия), 9% (Царство Польское), 10% (Португалия) общего объема Конституции. Но в любом случае повсеместно вводилась всесословная судебная система.

В-четвертых, в отличие от Конституций Франции 1791, 1793 и 1795 гг. во всех рассмотренных выше Конституциях эпохи Реставрации отсутствует Декларация прав и свобод человека в виде специального документа, предшествующего основному тексту Конституции. Уже одно это свидетельствует о неприоритетности раздела о правах и свободах личности для разработчиков этих Конституций.

В-пятых, почти во всех рассматриваемых выше Конституциях крайне слабое внимание уделяется вопросу о внесении изменений и пересмотра Конституции.

В-шестых, что касается вопроса о форме правления (его можно считать ключевым при характеристике Конституций), то, на наш взгляд, рассмотренные выше Конституции можно разделить на три группы. В первую группу следует включить Конституции скандинавских государств – Швеции и Норвегии. Соотношение законодательной и исполнительной власти, полномочий монарха и народного представительства, процедура принятия законопроектов свидетельствуют о наличии в Конституциях этих государств признаков конституционной парламентской монархии английского типа, причем в Норвегии – в чистом виде, в Швеции – близком к этому. Ко второй группе можно отнести Конституции Франции 1814 г., Царства Польского 1815 г. и германских государств – Бадена и Баварии 1818 г. В них преобладают признаки конституционной дуалистической монархии классического типа: монарх обладает всей полнотой исполнительной власти, назначает министров и единолично контролирует их деятельность; законодательная власть делится между монархом и местным парламентом, но полномочия первого намного превосходят полномочия второго. У Парламента, по сути, только одно серьезное полномочие – право совместно с монархом участвовать в принятии законов, а также право инициировать привлечение к уголовной ответственности высших должностных лиц исполнительной власти.

Наконец, к третьей группе можно отнести Конституцию Португалии 1826 г. Форму правления по этой Конституции можно определить как дуалистическую конституционную монархию с элементом парламентской монархии. В отличие от классической дуалистической монархии португальский парламент (Кортесы) имел право законодательной инициативы, а также право привлекать к уголовной ответственности министров и членов Госсовета фактически без санкции Короля.

Анализ текстов семи Конституций эпохи Реставрации позволяет сделать вывод, что они составлялись по определенным образцам. Своего рода «модельными» Конституциями, на которые ориентировались авторы всех последующих Конституций, являлись, на наш взгляд, две – Конституция Швеции 1809 г., которая в свою очередь ориентировалась на английскую политико-правовую систему, и Конституционная Хартия Франции 1814 г. Первая послужила образцом для разработчиков Конституции Норвегии 1814 г., а в будущем – Конституций Дании, Голландии, Бельгии. На вторую ориентировались авторы Конституций германских государств, Царства Польского и Португалии.

Но при этом ни в коем случае нельзя считать, что все последующие Конституции европейских государств были всего лишь копией двух «модельных» Конституций. Наоборот, в каждой из них помимо общей конструкции системы государственной власти, присущей тому или иному «модельному» типу, присутствовали самобытные черты, исходившие из местной политической и правовой ситуации и позволяющие говорить о региональных и даже национальных особенностях конституционного развития.

Таким образом, анализ Конституций эпохи Реставрации позволяет сделать вывод о наличии двух моделей послереволюционного развития европейских государств: дуалистической или парламентской монархии. Выбор той или иной модели зависел от конкретной политической ситуации, исторических традиций и специфики социальной структуры в данном государстве, наконец, от степени политической активности населения. Поэтому в рамках этих двух моделей каждая из рассмотренных выше конституций обладает неповторимой индивидуальностью. Никакого слепого копирования «чужих» норм не происходило. Опыт предшествовавших Конституций, бесспорно, учитывался и использовался, но через обязательное преломление сквозь национально-региональную специфику. Уже, исходя только из этого наблюдения, можно предположить, что и в случае с Российской империей можно ожидать нечто подобное.

Кроме того, следует отметить, что правительственный конституционализм эпохи Реставрации был, во-первых, прямым следствием Великой Французской революции и наполеоновских войн и, во-вторых, стал одним из путей выхода из кризиса традиционных абсолютных монархий. Вариант этот в отличие от «просвещенного абсолютизма» и «просвещенного деспотизма» был вынужденным. Монархам уже не принадлежала инициатива в проведении преобразований, теперь они шли за событиями, подстраиваясь под них. Правительственный конституционализм, вне всякого сомнения, представлял собой явную уступку монархов новому уровню политического, социально-экономического и духовно-культурного развития общества. В идеологическом плане он являлся своеобразным гибридом концепции «истинной монархии» Вольтера и теории разделения властей Монтескье. Основная цель этой политики – предотвращение новых революционных потрясений, обеспечение социального мира и стабильности в государстве (именно эта цель заявлена как основная в преамбулах в большинстве Конституций), а в конечном итоге – сохранение собственной власти, пусть даже и в урезанном виде. Разница заключалась только в размере этих уступок, а это в свою очередь зависело от конкретной ситуации в данном государстве. Но в любом случае, конституционализм стал реальной альтернативой революционному способу изменений, а с другой стороны, объективно способствовал сохранению монархической формы правления в модернизированном виде и стабилизации, пусть и временной, общественно-политической ситуации в Европе.

Глава VI «Конституционные тенденции во внутренней политике России 2-ой половины XVIII 1-ой четверти XIX вв.» посвящена анализу основных направлений эволюции российского абсолютизма и приспособления к изменениям в Европе под влиянием событий Великой Французской революции.

В параграфе первом «Просвещенный абсолютизм» Екатерины II и развитие конституционных идей в России во 2-ой половине XVIII в.» присутствуют две сюжетные линии. С одной стороны, рассматривается политика «просвещенного абсолютизма» Екатерины II, проводившаяся с 1762 по 1789 гг. и ставшая первым, опробованным в России, вариантом преодоления наметившегося кризиса абсолютизма. С другой стороны, исследуется зарождение и становление конституционных идей в России. Особое внимание уделяется реформам Петра I, некоторые из которых (Указ о престолонаследии 1722 г., насильственное насаждение «сверху» западноевропейского образования и образа жизни среди дворян) создали благодатную почву для появления в России после его смерти идей аристократического конституционализма, первым опытом реализации которых стали «кондиции» верховников 1730 г.[88] Несмотря на неудачу замысла верховников и последовавшие затем годы репрессивного режима Э.Бирона, русское дворянство и, прежде всего, его аристократическая, наиболее образованная часть окончательно подошла к осознанию собственных прав, в том числе и права участвовать в управлении государством. Проекты А.П. Волынского и П.И. Шувалова лишь подтверждают это[89]. отмечается, что идеи Просвещения и конституционализма не только проникают в среду русского дворянства, но и начинают активно использоваться некоторыми деятелями правительственных кругов в особенности это явление обнаруживается с приходом к власти Екатерины II. Чтобы завоевать популярность дворянства и окончательно закрепиться на престоле, ей необходимо было использовать популярные идеи, которые бы удовлетворили по возможности широкие слои дворянства. А так как в европейском общественном мнении большой известностью пользовались идеи Просвещения, и многие монархи пытались поставить их на службу государству, то и Екатерина также воспользовалась этими же средствами, стремясь завоевать престиж и популярность в России и в Европе.

В целом «просвещенный абсолютизм» Екатерины II повторял в общих чертах политику европейских «просвещенных» монархов того времени, но с одним существенным отличием – решением вопроса о крепостном праве. Екатерина II не только его не ограничила, но, наоборот, еще больше ужесточила, фактически превратив крепостных в рабов. Парадокс этот объясняется обстоятельствами прихода Екатерины II к власти в результате дворцового переворота. Оказавшись в зависимости от дворянства, она была вынуждена расплачиваться с ними, предоставляя все новые привилегии, в том числе и за счет крестьян. Намерение же Екатерины отгородиться от поползновений аристократии усиленным ею бюрократическим аппаратом привело к другому противоречию. С одной стороны, усиливалась зависимость императорской власти от этого аппарата, а с другой – на наиболее важные посты пришлось назначать представителей все той же аристократии (ведь это были самые образованные люди того времени). Попытка же выйти из положения путем введения правления наиболее способных (с точки зрения императрицы, разумеется) людей, лично ей преданных (политика фаворитизма), привела к росту недовольства дворян, распространению среди них конституционных взглядов.

Наиболее яркими проявлениями политики «просвещенного абсолютизма» были созыв в 1767 году Уложенной Комиссии для составления нового свода законов и написания специального Наказа этой Комиссии, а также разработка проектов реформы судопроизводства и Сената[90], предполагавшая превратить Сенат в главный судебный орган страны. И хотя сама реформа так и осталась проектом, но идея Екатерины II о реформировании Сената привела к тому, что практически все русские конституционалисты последней трети XVIII-начала XIX вв. вплоть до М.М. Сперанского видели именно в Сенате не только судебный, но и представительный орган, который ограничивал бы самодержавие.

Именно в таком качестве фигурирует Сенат в конституционном проекте Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина 1773-74 гг.[91], который является важной вехой в развитии русского конституционализма второй половины XVIII века.

Оценивая проект Н.И.Панина, нельзя не отметить его относительную новизну по сравнению с предшествовавшими ему проектами. Выражается эта новизна, прежде всего, в том, что согласно проекту, предполагалось предоставить политические права не только группировке высшей аристократии, но и широким слоям дворянства, а включение в состав фундаментальных законов принципа равенства всех перед законом и права на собственность всех сословий независимо от происхождения, вообще являлось весьма радикальным по характеру требованием.

Конституционные проекты Н.И.Панина особенно важны ещё и потому, что верхи дворянства в своем соперничестве с самодержавием за обладание политической властью широко использовали идеи аристократического конституционализма. Но их сторонникам не хватало идеологического обоснования правомерности использования этих идей. Необходимо было облечь эти идеи в некую философскую форму. И такая форма была найдена. Ею стала идеология Просвещения, вернее отдельные её элементы. И именно Н.И.Панин в своем втором конституционном проекте первым из российских государственных деятелей начинает широко использовать идеи Просвещения для обоснования необходимости ограничения самодержавной власти.

Все это дает основание считать конституционный проект Н.И. Панина -Д.И.Фонвизина началом нового дворянско-просветительского этапа развития конституционализма в России. Дальнейшее развитие этой тенденции получило в конституционных проектах первой четверти XIX века, но этому предшествовало кратковременное царствование Павла I, вокруг которого до сих пор ведутся дискуссии.

В параграфе втором «Просвещенный деспотизм» Павла I и конституционные проекты участников антипавловского заговора» рассматривается еще один вариант эволюции российского абсолютизма, нашедший отражение во внутренней политике Павла I. Подробно анализируются причины крайней противоречивости внутренней и внешней политике Павла I, а также причины изменения его мировоззрения к моменту вступления на престол: от приверженности умеренным идеям Просвещения[92] (под влиянием его воспитателя Н.И. Панина) до «деспотического абсолютизма».

Подобная политика настолько напоминает мероприятия Иосифа II в Австрии, что позволяет с полным основанием назвать ее «русским вариантом» «просвещенного деспотизма».

Однако, стремление в буквальном смысле возродить курс Петра I на достижение «общего блага», сопряженное с наступлением на дворянские привилегии, привело на практике к резкому осознанию дворянством своих прав, на которые посягнул император, а это привело в свою очередь к новому всплеску «верховнических настроений», выразившихся в конституционных проектах участников антипавловского заговора.

По воспоминаниям современников, центральное место в планах заговорщиков занимал Сенат, который должен был избрать Регентский Совет и фактически управлять всеми делами государства[93]. О том же пишет в своих мемуарах М.А. Фонвизин: «Панин и Пален хотели заставить Александра в первую минуту утвердить конституционный акт своей подписью, при этом видимо был использован проект дяди Н.П. Панина: политические права одному дворянству, выборность Сената и местных учреждений»[94].

Александр, несомненно, знал о подобных планах заговорщиков. Опасаясь оказаться игрушкой в руках заговорщиков или гвардии, он занял двойственную позицию. Александр отказался подписывать аристократический конституционный акт, ссылаясь на возможное недовольство гвардии, но и не воспользовался силами последней для устранения заговорщиков.

Таким образом, «просвещенный абсолютизм» Екатерины II и «просвещенный деспотизм» Павла I не решили всех проблем, стоявших перед страной. С точки зрения пришедшего к власти Александра I, кризисные явления полностью преодолены не были. Наличие крепостного права создавало взрывоопасную ситуацию, которая усугублялась последствиями непродуманной политики Павла I, вызвавшей хаос в управлении, крайнее недовольство дворян и рост среди них ограничительных настроений. Для решения этих сложных проблем требовались новые подходы и методы, поисками которых и занялся молодой император.

В параграфе третьем «Правительственный конституционализм в 1-ой четверти XIX в. в контексте эволюции российского абсолютизма» анализируется внутриполитический курс Александра I в контексте поисков путей реформирования российского абсолютизма. На формирование этого курса значительное влияние оказали личные политические взгляды Александра I, близкие к доктрине умеренного конституционализма[95]. Не удовлетворенный результатами политики своих предшественников, Александр I решил провести серьезные преобразования, как государственного строя, так и социальных отношений. Следствием этого стала разработка конституционных проектов, а также проектов постепенной отмены крепостного права.

Первым из них стал проект «Жалованной Грамоты российскому народу», намеченной к коронации в сентябре 1801 г. В ней предполагалось закрепить основные права и обязанности сословиям по образцу «Жалованных грамот» дворянству и городам 1785 года. При этом в новой Жалованной Грамоте впервые в истории страны предполагалось определить правовой статус крестьян, в том числе и крепостных.

Далее в диссертации раскрывается ход работы над проектом «Жалованной Грамоты», дается подробный текстологический анализ основных редакций документа: первоначальной редакции в 20 статей А.Р. Воронцова[96], 28 статейного проекта со значительными изменениями после обсуждения в Негласном Комитете 15 и 23 июля 1801 года[97], редакции в 25 статей после завершения дискуссий в Негласном Комитете 12 августа 1801 года[98] и заключительной редакции в 26 статей[99], которую и предполагалось огласить во время коронации 15 сентября 1801 года. При этом автор приходит к выводу, что общий замысел окончательного варианта «Грамоты» заключался в том, что дворянство, а в перспективе и все имущее население империи, должно было получить политические права, а значит, возможность избирать и быть избранными в Сенат, который аристократическая оппозиция до последнего времени считала своей неделимой вотчиной. В результате, большинство в Сенате принадлежало бы дворянству, через которое император и «молодые друзья» надеялись проводить задуманные реформы без препятствий.

Окончательный вариант «Грамоты» являлся, по сути, проектом введения к Конституции, сходной по форме с термидорианской Декларацией прав. Сами авторы проекта «Грамоты», видимо, использовали ее в качестве одного из источников, хотя прямых доказательств этого нет.

Кроме того, автором анализируются причины отказа от опубликования проекта «Жалованной Грамоты», главная из которых – опасение Александра I, что дворянское большинство в Сенате, получив политические права, не пойдет за императором в проведении невыгодных для них реформ, прежде всего в крестьянском вопросе[100].

Несмотря на неудачу с изданием «Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г., принципы, заложенные в ней оказали огромное влияние на разработку последующих конституционных проектов – проекта реформирования органов исполнительной власти А. Чарторижского 1802 г.[101], проекта М.М. Сперанского 1809 г.[102], «Уставной Грамоты Российской империи» 1818-1820 гг.[103]

Все они подробно анализируются с приведением схем структуры законодательной, исполнительной и судебной власти. При этом проводится сравнение с соответствующими зарубежными аналогами. Особое внимание уделяется анализу «Уставной Грамоты Российской империи» 1818-1820 гг., которая стала своеобразной квитэссенцией, финальным аккордом всей политики правительственного конституционализма Александра I.

Оценивая Уставную грамоту, нельзя не отметить ее схожесть с западноевропейскими Конституциями этого времени. По структуре государственной власти наибольшее сходство прослеживается с Конституциями Франции 1814 г., Польши 1815 г., Баварии и Бадена 1818 г. (то же равенство палат, отсутствие права законодательной инициативы у парламента, наличие права абсолютного вето и роспуска нижней палаты у монарха). Как и в этих государствах, Россия, согласно Уставной Грамоте, должна была стать конституционной дуалистической монархией с огромными полномочиями императора во всех ветвях власти, но без права единоличного принятия законов. В сфере избирательного права Уставная грамота ближе к германским конституциям и к конституции Польши 1815 г., в которых буржуазный принцип имущественного ценза соединен с элементами сословности. Отличия от этих конституций крайне незначительны и заключаются лишь в отдельных нюансах. При этом принцип многоступенчатости выборов, как и в проекте М.М.Сперанского, явно восходит к наполеоновской конституции Франции 1799 г.

Таким образом, Уставная грамота 1818 г. – типичный образец умеренно-либеральной Конституции европейской модели, вобравший в себя все достижения и опыт мировой конституционной мысли начала XIX в. Но при этом Уставная Грамота была абсолютно самостоятельным документом с учетом чисто российской специфики. Ни о каком слепом подражании западноевропейскому конституционализму говорить не приходится. Да, заимствования (в основном смысловые) были, но они носили творческий характер применительно к конкретным российским условиям. Некоторые же моменты были вообще новыми, не имевшими аналогов в западноевропейских конституциях. Речь идет, прежде всего, о структуре местного управления, введения в него элементов федерации. Данные выводы проиллюстрированы в сводной сравнительной таблице Конституций Франции 1790-х г.г., Конституций европейских стран эпохи Реставрации и Уставной Грамоты Российской империи 1818-20 гг.

В параграфе четвертом «Попытки решения крестьянского вопроса в 1-ой четверти XIX в.» отмечается, что вопрос о введении в России конституции был тесно увязан с решением вопроса о дальнейшем существовании крепостного права. Для разработчиков конституционных проектов 1-ой четверти XIX в., включая и самого Александра I, было очевидно, что пока в стране сохраняется крепостное право, конституция теряет всякий смысл, так как большая часть населения просто не сможет воспользоваться теми правами, которые записаны в соответствующем разделе конституционного документа. Этим и объясняется особая активность реформаторов в деле решения крестьянского вопроса параллельно с разработкой конституционных проектов.

В 1801-04 гг. было предложено два альтернатив­ных варианта решения крестьянского вопроса: принцип освобождения за выкуп и с землей и безземельное освобождение. В основе и того и другого лежали принципы постепенности и добровольности. При этом просматривается следующая тенденция в разви­тии законодательства по крестьянскому вопросу: от уничтожения наи­более рабовладельческих черт крепостничества (рескрипт 28 мая 1801г.) к разрешению приобретать землю недворянам, кроме крепостных (указ 12 декабря 1801г. - промежуточный этап) и распространению этого пра­ва стать частными собственниками и на крепостных (указ 20 февраля 1803г.).

Далее анализируются более поздние проекты крестьянской реформы, например проект П.Д. Киселева 1816 г., проект А.А. Аракчеева 1817 г., проект Д.А. Гурьева и М.А. Болугьянского 1818 г., свидетельствующие о серьезности намерений Александра I в деле реформирования крепостнических отношений.[104]

Таким образом, попытки решения крестьянского вопроса на протя­жении 1801-20 гг. предпринимались неоднократно, но успеха не имели и дальнейшего развития не получили. Причины неудачи те же, что и у по­литических реформ. В 1820 г. началась новая революционная волна в Европе и в этой обстановке Александр прекратил всякие попытки ре­форм, посчитав их делом неразумным и попросту самоубийственным для устоев государства

В Главе VII «Конституционные тенденции во внешней политике России 2-ой половины XVIII 1-ой четверти XIX вв.» подробно освещаются изменения направленности внешнеполитического курса российского правительства под влиянием событий Великой Французской революции. Особое внимание уделяется использованию доктрины конституционализма при формировании внешнеполитического курса России указанного периода, нашедшее отражение, прежде всего, в политике на Ионических островах в 1799 – 1807 гг. и политике «конституционной дипломатии», активно проводившейся при непосредственном участии Александра I в освобожденных от власти Наполеона европейских государствах в период Реставрации в 1814 – 1820 гг.

В параграфе первом «Политика «приспособления» к изменениям в Европе при Екатерине II и Павле I» дается анализ причин изменения внешнеполитического курса и делается вывод, что на процесс формирования нового внутриполитического курса значительное влияние оказала международная обстановка в Европе на рубеже XVIII-XIX вв., и, прежде всего, последствия Великой Французской революции.

При общем отрицательном отношении к революции российский правящий режим, начиная с Екатерины II, пришел к выводу, что полное восстановление дореволюционных порядков невозможно[105]. И Екатерина II, и Павел I выступали за восстановление монархической формы правления безотносительно к личности монарха, соглашаясь при этом оставить в силе ряд реформ, проведенных революционными правительствами, в том числе и новую форму правления. Кроме того, оба монарха считали, что для предотвращения угрозы революции в России необходимо проведение своевременных реформ.

Таким образом, можно говорить о закономерности перехода правительства Александра I к политике конституционных реформ. Новый внутриполитический и внешнеполитический курс Александра I несомненно исходил из ряда предпосылок, возникших в правления Екатерины II и Павла I, был продиктован международной ситуацией в послереволюционной Европе и явился одной из возможных альтернатив политического развития страны.

В параграфе втором «Конституционный опыт» на Ионических островах в 1799 1807 гг.» указывается, что помимо Французской революции, теоретического осмысления ее причин и последствий, большое значение имела политика России на Ионических островах[106]. «Временный план» адмирала Ушакова, пусть полностью и нереализованный, явился едва ли не первой попыткой претворения в жизнь на официальном уровне конституционных идей. Попытка эта была признана вполне успешной, т.к. в ходе реализации этого проекта удалось значительно усилить влияние России в регионе и заручиться поддержкой населения не только при помощи военных средств. Подробно рассматривается Конституции Ионических островов 1803 и 1806 гг.[107], делается вывод, что Ионические острова стали своеобразным полигоном, на котором проходили проверку принципы зарождавшегося нового внешнеполитического курса России, позднее получившего название политики «конституционной дипломатии».

В параграфе третьем «Политика «конституционной дипломатии» в 1814 1820 гг.» отмечается, что принципы, заложенные в конституционных проектах 1-ой четверти XIX в. нашли прямое отражение во внешнеполитическом курсе Российской империи этого периода, особенно в политике «конституционной дипломатии» 1814-20 гг. При этом автор отмечается особую роль в формировании этого курса на приспособление к новой обстановке в Европе замечательного дипломата графа И. Каподистрия. Анализируется политика России в Царстве Польском и Финляндии[108] и делается вывод о большом сходстве этих конституций с проектами М.М. Сперанского и Уставной Грамоты 1818-20 гг.

В Заключении обобщаются важнейшие выводы, к которым автор пришел в процессе исследования.

Конституционализм представляет собой особое политическое течение, возникшее в результате борьбы различных общественных сил за ограничение абсолютной власти монарха фундаментальными законами (Конституцией), обязательными для исполнения всеми гражданами и органами власти, в том числе и монархом. В зависимости от содержания выдвигаемых требований и социального состава участников можно выделить следующие типы и основные этапы развития конституционализма: аристократический (господствовал в Европе с XIII до сер. XVIII вв.), дворянско-просветительский (с сер. XVIII по сер. XIX вв.), буржуазно-демократический (с сер. XIX в.).

Конституционализм тесно связан с такими течениями общественной мысли как либерализм, идеология Просвещения и масонство. С либерализмом он соотносится как часть и целое. Конституционализм – это политико-правовая часть либеральной идеологии, причем аристократический конституционализм к либерализму не относится. Идеология Просвещения является главным источником конституционализма в его классической форме, своего рода его философским обоснованием. С масонством конституционализм роднят многие идейные принципы и терминология (само понятие Конституции, представление о правах и свободах личности зародились в масонских ложах), персональный состав участников. Кроме того, масонские ложи в странах с абсолютистским режимом часто использовались в качестве организационной формы оппозиционной деятельности, включая и борьбу за введение Конституции, народного представительства, прав и свобод человека.

Автор приходит к выводу, что конституционные идеи в России начали развиваться позже, чем в Западной Европе, однако прошли те же этапы в своем развитии: от аристократического до дворянско-просветительского и буржуазно-демократического конституционализма. Водоразделом между двумя первыми этапами стал конституционный проект Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина и некоторые стороны законотворческой деятельности Павла I.

В XVII – 1-ой половине XVIII вв. в большинстве стран Европы, включая Россию, господствовавшей формой правления была абсолютная монархия. Однако с сер. XVIII в. в силу целого ряда причин начался всеобъемлющий структурный кризис традиционных абсолютистских режимов. В диссертации делается вывод о наличии четырех вариантов выхода из кризиса традиционных монархий: «просвещенный абсолютизм», «просвещенный деспотизм», правительственный конституционализм и революционный вариант.

По мнению автора, в первых двух вариантах инициатива в проведении преобразований всецело принадлежала монарху. В обоих случаях цель была одна - сохранить монархический строй и предотвратить возможные революционные потрясения в будущем. Разница заключалась в темпах преобразований и социальной опоре реформ. При «жестком» варианте реформирования («просвещенный деспотизм») монарх опирался не столько на корпоративное дворянство, сколько на просвещенную бюрократию. При этом иногда правящий режим не останавливался перед прямым попранием дворянских привилегий, если они противоречили (в понимании монарха, конечно) общегосударственным интересам. Наиболее ярким примером является политика Иосифа II в Австрии. В случае промедления с реформами возникала опасность наступления самого радикального варианта выхода из государственно - правового кризиса – революционного, что и произошло во Франции в 1789 г. В ходе Великой Французской буржуазной революции сменили друг друга четыре конституции (1791, 93, 95 и 99гг), оказавшие, как и Американская Конституция 1787г., огромное влияние на политические и правовое развитие европейских государств последующего периода, включая и Россию (правовое закрепление прав и свобод человека, реализация принципа разделения властей и т.д.).

Под влиянием конституционного развития Франции в 1790-х гг., а также положительного и отрицательного опыта преобразований «сверху» в вариантах «просвещенного абсолютизма» и «просвещенного деспотизма» в начале XIX века возник еще один вариант эволюции традиционных абсолютных монархий - конституционный. В отличие от вышеупомянутых вариантов инициатива в проведении реформ уже не принадлежала всецело монарху. Политические реформы, в т.ч. и издание Конституции, проводились во многом вынужденно, под давлением общественного мнения и политических обстоятельств. Особенно активно правительственный конституционализм использовался в европейских государствах в период Реставрации (1814-20гг). Результатом применения этой доктрины на практике стала эволюция абсолютной монархии в особый тип ограниченной конституционной монархии - дуалистическую монархию, при которой власть монарха ограничивалась минимальной степени- он всего лишь терял право единолично принимать законы, теперь он это делал совместно с народным представительством. Фактически же у монарха оставалась, вся полнота исполнительной власти, большая часть законодательных полномочий (право абсолютного вето, законодательной инициативы, роспуска выборной части Парламента), контроль над деятельностью судебной власти. Подобная структура государственного управления была реализована в Конституциях Франции 1814г., Царства Польского 1815 г., Бадена и Баварии 1818г., Португалии 1826г., и др. Проведенные преобразования в правовой сфере, фактически сохранившие всю полноту власти в руках монарха, позволили бывшим абсолютистским режимам просуществовать в несколько трансформированном виде до середины XIX в.

В диссертации отмечается, что в России абсолютистский режим прошел примерно те же стадии развития, что и в Западной Европе. Отличие заключалось в том, что эти стадии оказались как бы сжатыми во времени. Поэтому промежуток между окончанием оформления абсолютизма (начало XVIII в.) и началом появления кризисных явлений (вторая половина XVIII в.) оказался очень небольшим. Во второй половине XVIII - начале XIX вв. в России были предприняты попытки реализации всех возможных вариантов выхода из государственно-правового кризиса, кроме революционного. Вариант «просвещенного абсолютизма» был реализован во время правления Екатерины II (с некоторыми отличиями от классического европейского варианта, прежде всего, в решении крестьянского вопроса). Вариант «просвещенного деспотизма» связан с именем Павла I, но его реализация натолкнулась на активное сопротивление дворянства и закончилась весьма плачевно для его инициатора. Император Павел I, в целом являясь сторонником принципов Просвещения, разработал особую систему, которую условно можно назвать «просвещенным деспотизмом» – разновидностью «просвещенного абсолютизма». Сущность ее и главная идея заключалась в том, что перед императором все сословия равны и имеют одинаковые права. Павел отказался от всякой мысли о введении представительных учреждений, считая их вредными и противоречащими идее «общего блага». Все должно быть подчинено идее служения государству без всяких уступок и сословных привилегий – таков был главный принцип царствования Павла I. И именно он, император, руководствуясь идеями общего блага и Просвещения, должен принять такие меры, которые бы предотвратили появление предпосылок для революции, подобной французской. Развивая этот принцип, Павел реализовывал идею сверхцентрализации управления. Павел I, ликвидировав ряд дворянских привилегий и проявив крайнее непостоянство и непоследовательность в сословной политике и подборе чиновников, вызвал крайнее недовольство аристократической верхушки дворянства, что и привело к дворцовому перевороту 11 марта 1801 года.

Пришедший к власти Александр I столкнулся с теми же проблемами, что и его отец. Главную из этих проблем новый император, напуганный революционными событиями в Европе, видел в том, как и каким образом избежать повторения их в России. Тем более, что в России сохранялось крепостное право в самых крайних его проявлениях. Александр I считал, что опасность повторения французских событий велика, поэтому необходимо разрядить напряженность.

Александру I досталось очень сложное наследство. Кризисные явления не только не были преодолены, но еще и осложнились необходимостью ликвидировать негативные последствия правления Павла 1 (дезорганизация управления, стремление части дворянства ограничить власть монарха фундаментальными законами и предотвратить деспотические злоупотребления властью в будущем).

Реформы Александра I в 1801-20 гг., по мнению автора, представляли нечто среднее между первым и вторым вариантами выхода из кризиса абсолютных монархий. С одной стороны, в силу особенностей своего характера, Александр I стремился к мягким умеренным преобразованиям без резких рывков, с сохранением привилегий дворянства постепенным подтягиванием к нему по правовому положению низших сословий. С другой стороны, Александр I, не отказываясь от принципа постепенности реформ, был готов пойти на серьезные изменения существующего строя (введение Конституции и отмены крепостного права).

При этом можно выделить следующие особенности реформ Александра I.

Во-первых, преобладали субъективные причины реформ (личные взгляды императора и его ближайшего окружения), объективных причин (типа экономического или внешнеполитического кризиса) почти не было (кроме влияния событий Французской революции), что изначально ставило успех задуманных реформ под сомнение. Во-вторых, вопрос о введении Конституции был тесно увязан с вопросом о крепостном праве, что крайне усложняло разработку и проведение политических реформ. В-третьих, специфика социальной структуры российского общества того времени (полное экономическое преобладание дворянства и его отрицательное отношение к возможной отмене крепостного права) крайне сковывала действия правительства в конституционном вопросе.

По мнению автора, Александр I искреннее стремился провести серьезные реформы во всех сферах жизни, воспользовавшись доктриной конституционализма. При этом был использован конституционный опыт зарубежных стран, включая даже революционную Францию. Конституционная альтернатива была вполне реальна и нашла отражение в ряде мероприятий как внутренней (проект Жалованной Грамоты российскому народу 1801г., конституционный проект Сперанского 1809г., Уставная грамота Российской империи 1818-20гг, проекты постепенной отмены крепостного права), так и внешней политики (Конституции Ионических островов, политика «конституционной дипломатии» 1814-20гг.). При этом прослеживается четкая взаимосвязь и взаимовлияние между конституционными проектами 1-ой четверти XIX в. и конституциями европейских государств того времени. Более того, многие Конституции эпохи Реставрации разрабатывались по инициативе и прямом участии Александра I и его ближайшего окружения (например, Конституционные Хартии Франции 1814г. и Царства Польского 1815г.) Однако, в силу ряда причин конституционная альтернатива в самой России оказалась нереализованной.

Причины неудачи конституционной альтернативы при Александре I были следующими:

  • Отсутствие широкой социальной базы реформ; основная часть дворянства реформаторские попытки Александра I не поддержала (особенно в крестьянском вопросе);
  • Вполне обоснованные опасения Александра I, продиктованные спецификой социальной структуры российского общества, что в случае введения Конституции подавляющее большинство в российском Парламенте получат представители крепостнически настроенного дворянства, которые не позволяет провести ни одной реформы, затрагивающей крепостное право. Получилось, что в специфических условиях России то, что мыслилось как огромное благо (Конституция, народное представительство), могло принести огромный вред и окончательно законсервировать крепостное право;
  • Субъективный фактор, т.е. личные особенности Александра I, который был не очень решительным, склонным к колебаниям человеком. И чем больше он колебался, тем менее был уверен в правильности выбранного курса.
  • Революции в 1820-21 гг. в ряде стран Европы, которые показали, что умеренные Конституции не могут полностью предотвратить возможность революций.

Наверное, шанс реализовывать конституционную альтернативу в первой четверти XIX в. все-таки был. Но для этого нужен был лидер уровня и с характером Петра I, который всегда доводил задуманное до конца, корректируя по ходу негативные моменты. Но Александр I не обладал петровским характером и энергией. Боязнь навредить стране и будущим поколениям, понимание того, что то, что хорошо на Западе, в России не работает и может привести к противоположным последствиям (Конституция, Парламент) перевесили все остальное. Риск показался Александру I слишком большим и ни один конституционный проект не был реализован. Исторический шанс изменить направление развития страны в лучшую сторону был упущен.

По теме исследования опубликованы следующие работы:

Работы, опубликованные в периодических научных изданиях, рекомендованных в перечне ВАК Министерства образования РФ:

  1. Захаров В.Ю. А.Н. Пыпин. Мои заметки // Вопросы истории. 1998. №11-12. С. 164-165. (0.2 п.л.).
  2. Захаров В.Ю. Дискуссионные аспекты политики «просвещенного абсолютизма» Екатерины II // Преподавание истории и обществознания в школе. 2003. № 4. С.10-16 (0.5. п.л.).
  3. Захаров В.Ю. Феномен Павла I // Преподавание истории и обществознания в школе, 2005. № 2, С. 10-18 (0.5 п.л.).
  4. Захаров В.Ю. Чернов К.С. Забытая конституция «Государственная Уставная Грамота Российской империи (рецензия) // Отечественная история. 2008. № 4. С. 190-195 (0.6 п.л.)
  5. Захаров В.Ю. Павел I: деспот или реформатор? // Власть. 2008. № 5. С. 108-112 (0.4 п.л.).
  6. Захаров В.Ю. Могла ли Россия стать конституционной монархией при Александре I? // Преподавание истории в школе. 2008. №8. С. 19 26 (0.6 п.л.)
  7. Захаров В.Ю. Политика конституционной дипломатии в 1814-1820 г.г.// Преподавание истории в школе. (Специальный выпуск). 2008. № 5. С.40-49. (0.7 п.л.).
  8. Захаров В.Ю. Конституционные замыслы участников антипавловского заговора. // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: история и политические науки. 2009. №4. С. 202-203 (0.3 п.л.).
  9. Захаров В.Ю. Теория модернизации и попытки реформ государственного строя в России во 2-ой половине XVIII 1-ой четверти XIX вв. (к постановке проблемы). // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: история и политические науки. 2010. №2. С. 47-49 (0.4 п.л.).
  10. Захаров В.Ю. Конституционализм и масонство: сравнительная характеристика. // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: история и политические науки. 2010. №3. С. 75-78 (0.3 п.л.).

Монографии:

  1. Захаров В.Ю. Всемилостивейшая жалованная грамота российскому народу 1801 г. в контексте развития конституционных идей в России во второй половине XVIII – первой четверти XIX в.в. М.: «Прометей», 2002, 192 с. (12 п.л.)
  2. Захаров В.Ю. Очерки по истории российского и западноевропейского конституционализма 2-ой пол. XVIII – 1-ой четверти XIX вв. М., изд-во Московского Гуманитарного университета, 2007. 300 с. (18.5 п.л.)
  3. Захаров В.Ю. Основные тенденции развития конституционной мысли в России во 2-ой половине XVIII - 1-ой четверти XIX в.в. (на примере разработки проекта «Жалованной грамоты Российскому народу» 1801г.). М., изд-во Московского Гуманитарного университета, 2007. 248 с. (15.5 п.л.).
  4. Захаров В.Ю. Возникновение конституционных идей в России и попытки реформ государственного строя в XVIII – 1-ой четверти XIX в.в. // Эволюция государственного управления в России: спорные проблемы (коллективная монография). М., изд-во Московского Гуманитарного университета, 2007. С. 6 – 56 (3 п.л.).
  5. Захаров В.Ю. Эволюция российского абсолютизма в контексте развития конституционных идей в России и Европе во 2-ой пол. XVIII – 1-ой четверти XIX вв. М., изд-во Национального института бизнеса (МосГУ), 2008. Ч. I-II. 768 с. (48 п.л.).

Статьи:

  1. Захаров В.Ю. Из истории русского конституционализма последней трети XVIII – начала XIX вв.// Сб. трудов ГИМ 170 лет спустя. Декабристские чтения 1995 г.. М.: Изд-во ГИМ, 1998. (0.3 п.л.).
  2. Захаров В.Ю. Мемуары А.Н. Пыпина как исторический источник.// Научные труды МПГУ. Серия социально-исторические науки. М.: Изд-во МПГУ. 1998. С. 47-52. (0.4 п.л.).
  3. Захаров В.Ю. Конституционный проект Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина как источник по истории развития конституционных идей в России.// Политические институты и социальные страты в России (XVI-XVIII вв.). Сб. трудов международной конференции 2-3 октября 1998 г. в РГГУ. М.: Изд-во РГГУ. 1998. С. 35-40. (0.4 п.л.).
  4. Захаров В.Ю. Черты феодальной хартии и конституционного права в «Жалованной Грамоте российскому народу» 1801 г.// Научные труды МПГУ. Серия социально-исторические науки. М.: Изд-во МПГУ. 2001. С. 119-124. (0.3 п.л.).
  5. Захаров В.Ю. Типология конституционализма: различные подходы.// Сб. научных трудов по Отечественной истории. Вып.5. М.: РЭА. ИМ. Г.В. Плеханова. 2003. С.23-30. (0.4 п.л.).
  6. Захаров В.Ю. Конституционализм и либерализм: соотношение понятий. // Научные труды МПГУ. Серия социально-исторические науки. М.: Изд-во МПГУ. 2004. С. 445-449. (0.3 п.л.).
  7. Захаров В.Ю. «Жалованная Грамота российскому народу» 1801 г. как исторический источник (попытка текстологического анализа). // Научные труды МПГУ. Серия социально-исторические науки. М.: Изд-во МПГУ. 2005. С. 685-697. (0.9 п.л.).
  8. Захаров В.Ю. Состав Негласного комитета: влияние личностного фактора на подготовку реформ начала XIX в. // Сб. научных трудов по Отечественной истории. Вып.6. М.: РЭА. им. Г.В. Плеханова. 2004. С. 50-59. (0.7 п.л.).
  9. Захаров В.Ю. Предпосылки возникновения политики «конституционной дипломатии» Александра I. // Сб. научных трудов по Отечественной истории. Вып.7. М.: РЭА. им. Г.В. Плеханова. 2005. С.26-38. (0.9 п.л.).
  10. Захаров В.Ю. Политика «конституционной дипломатии» Александра I на Ионических островах в 1801-12 г.г. // Актуальные проблемы отечественной истории (межвузовский сборник статей). Вып. 1. М.: РЭА. им. Г.В. Плеханова. 2006. С. 94-107. (0.9 п.л.).
  11. Захаров В.Ю. Конституционная альтернатива развития России при Александре I (1801-1825) // Власть, общество, личность. Сборник статей Всероссийской научно-практической конференции. Пенза. 2006. С. 74-77. (0.3 п.л.).
  12. Захаров В.Ю. Конституционализм и масонство. // Сборник научных трудов МГУПИ. М.: Изд-во МГУПИ. 2006. С. 22-29. (0.4 п.л.).
  13. Захаров В.Ю. Происхождение, содержание и основные этапы развития масонства // Научные труды Московского гуманитарного университета. Вып. 7 (82). М.: Изд-во МосГУ. 2007. С. 3-15 (0.5 п.л.).
  14. Захаров В.Ю. Особенности развития масонства в США, Франции и Германии // Научные труды Московского гуманитарного университета. Вып. 7(82). М.: Изд-во МосГУ. 2007. С. 16 - 34 (0.5 п.л.).
  15. Захаров В.Ю. Конституционная альтернатива развития страны при Александре I (1801-1825) в контексте национальных особенностей России. // Общество вчера, сегодня, завтра (межвузовский сборник научных трудов). Вып. 3. М., 2007. С. 400-403. (0.2 п.л.).
  16. Захаров В.Ю. Конституционализм и масонство: соотношение понятий. // Общество вчера, сегодня, завтра (межвузовский сборник научных трудов). Вып. 4. М., 2008. С. 151-153. (0.2 п.л.).
  17. Захаров В.Ю. Вопрос о конституционной альтернативе развития России при Александре I (1801-1825): новые подходы. // Инновационные технологии в науке, технике и образовании. Труды международной научно-практической конференции. Т. 2. М., 2008. С. 169 -172 (0.2 п.л.).
  18. Захаров В.Ю. Основные этапы развития масонства в России, его соотношение с конституционализмом. // Научные труды Московского гуманитарного университета. Вып. 96. М.: Изд-во МосГУ. 2008. С. 35-49. (0.9 п.л.).
  19. Захаров В.Ю. Абсолютизм и самодержавие: соотношение понятий. // Научные труды Московского гуманитарного университета. Вып. 96. М.: Изд-во МосГУ. 2008. С. 49-59. (0.7 п.л.).
  20. Захаров В.Ю. «Просвещенный абсолютизм» и «просвещенный деспотизм» как два варианта эволюции традиционных монархий. // Научные труды Московского гуманитарного университета. Вып. 97. М.: Изд-во МосГУ. 2008. С. 8-26. (1.2 п.л.).
  21. Захаров В.Ю. Основные этапы развития масонства в России, его соотношение с конституционализмом. Спорные вопросы. // Сборник научных трудов МГУПИ – МосГУ. М.: Изд-во МосГУ. 2008. С. 37-47. (0.7 п.л.).
  22. Захаров В.Ю. Кризис европейских абсолютных монархий во 2-ой половине XVIII в.: причины, проявления, последствия. // Общество вчера, сегодня, завтра (межвузовский сборник научных трудов). Вып. 5. М., 2009. С. 28-31. (0.2 п.л.).
  23. Захаров В.Ю., Иванова А.Н. Методы исторического исследования и их применение при изучении истории России XIX вв. // Сборник трудов международной научно-технической конференции «Инновационные технологии в науке, технике и образовании». Т. 2. М., 2009. С. 135-136. (0.2 п.л.).
  24. Захаров В.Ю. «Просвещенный абсолютизм» как способ преодоления кризиса традиционных монархий. // Сборник научных трудов МГУПИ. Вып. I. М., 2009. С. 57-61. (0.3 п.л.).
  25. Захаров В.Ю. Теория модернизации и политическая история России во 2-ой половине XVIII – 1-ой четверти XIX вв. (к постановке проблемы). // Общество вчера, сегодня, завтра (межвузовский сборник научных трудов). Вып. 6. М., 2010. С. 158-161. (0.2 п.л.).

[1] Богданович М.И. Первая эпоха преобразований императора Александра I (1801-05) // Вестник Европы. 1866. №1. С. 155-210; он же. История царствования императора Александра I и Россия в его время. СПб., 1869. Т. I. С. 11-19, 68-87, 130-135; Шильдер Н.К. Император Александр I. СПб., 1897. Т. II. С. 1-55, 93-116, 330-348.

[2] Градовский А.Д. Высшая администрация России XVIII столетия и генерал-прокуроры. СПб., 1866. С. 264-280; Довнар-Запольский М.В. Зарождение министерств в России и указ о правах Сената 8 сентября 1802 года // Из истории общественных течений в России. Киев, 1905. С. 1-76.

[3] Пыпин А.Н. Общественное движение при Александре I. СПб., 1871. С. 1-113; Вел.кн. Николай Михайлович. Граф П.А. Строганов (1774-1817). СПб., 1903. Т.II. С.II-XIX, 1-134; Он же. Император Александр I. СПб., 1912. Т.I. С. 1-35.

[4] Вел.кн. Николай Михайлович. Граф Строганов (774-1817). СПб., 1902-03; С. I-XX, 1-314.

[5] Пыпин А.Н. Общественное движение при Александре I. СПб., 1871. С. 1-113.

[6] Покровский М.Н. Александр I // История России в XIX в. М., 1907. С. 34-66; он же. Русская история с древнейших времен. СПб, 1912. Т.III. С. 206-217.

[7] Пресняков А.Е. Александр I. Пг., 1924. С.8-27, 43-81.

[8] Семенников В.П. Радищев: очерки и исследования. М.-Пг., 1923. С.158-159; 433-434; Троцкий И.М. Законодательные проекты Радищева // Радищев: материалы и исследования. М.-Л., 1930. С.44-45.

[9] Окунь С.Б. История СССР: годы 1796-1856: курс лекций. Л., 1939. С.80-89; С.112-124; Он же. К вопросу о сущности русского абсолютизма: (2-ая пол. XVIII - нач. XIX вв.) // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Л., 1973. С.110-117.

[10] Предтеченский А.В. Очерки общественно-политической истории России в 1-ой четверти XIX в. М., 1957. С.1-25, 63-145, 200-208, 425-429.

[11] Бонташ П.К. Радищев и вопрос об авторстве «Грамоты российскому народу» // Юридический сборник Киевского гос.университета. 1953. №6. С.121-122; 138; Китушин А.Н. Об авторстве А.Н.Радищева в разработке проекта «Всемилостивейшей грамоты Российскому народу жалуемой» // УЗ Азерб. гос.университета. 1956. №7. С.109-112; Бабкин Д.С. Был ли Радищев составителем «Грамоты»? // Русская литература. 1963. №4. С.134,141; Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение в России начала XIX века. Саратов, 1982. С.41-51.

[12] Пигарев К.В. Рассуждения о непременных гос.законах Д.И.Фонвизина в переработке Никиты Муравьева // Литературное наследство. Т.60 / Декабристы и литераторы. Т.2 /; Он же. Творчество Фонвизина. М., 1954. С.148-149.

[13] Шмидт С.О. Проект П.И.Шувалова 1754 г. // Исторический архив. 1962. №6. С.110-118.

[14] Станиславская А.М. Русско-английские отношения и проблемы средиземноморья: 1798-1807. М., 1962.

[15] Ланда С.С. Дух революционных преобразований... Из истории формирования идеологии и политической организации декабристов 1816-25 гг. М., 1975.

[16] Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России нач. XIXв. Саратов, 1982. Мироненко С.В. Самодержавие и реформы: политическая борьба в России в нач. XIXв. М., 1989. С.103-113; Его же: Страницы тайной истории самодержавия. Политическая история России 1-ой половины XIX столетия. М., 1990.

[17] Сафонов М.М. Проблема реформ в правительственной политике России на рубеже XVIII-XIX вв. Л., 1988.

[18] Сафонов М.М. Протоколы Негласного Комитета. // Вспомогательные исторические дисциплины (ВИД). Вып.7. Л., 1976; Сафонов М.М. Конституционный проект Н.И.Панина-Д.И.Фонвизина. // ВИД. Вып.VI. Л., 1974; Сафонов М.М. Конституционный проект П.А.Зубова - Г.Р.Державина. // ВИД. Вып. X. Л., 1973; Сафонов М.М. Крестьянский проект П.А.Зубова. // Советские архивы. 1984. №1; Сафонов М.М., Филиппова Э.Н. Журналы Непременного Совета. // ВИД. Вып.IX. Л., 1979; Сафонов М.М., Филиппова Э.Н. Неизвестный документ по истории общественно-политической мысли в России нач.XIX в. // ВИД. Вып.XVII. Л., 1985.

[19] Сафонов М.М. «Проблема реформ...», С. 140-146, 164-166, 240-243.

[20] Грацианский П.С. Политическая и правовая мысль России 2-ой половины XVIII в. М., 1984.

[21] Федоров В.А. Александр I // Вопросы истории. 1990. №1.

[22] Волкова И.В., Курукин И.В. Феномен дворцовых переворотов в политической истории России XVII-XX вв. // Вопросы истории. 1995. №5-6.

[23] Медушевский А.Н. Демократия и авторитаризм: российский конституционализм в сравнительной перспективе. М., 1997. С. 281-326.

[24] Каменский А.Б. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М., 1999. С. 299-300.

[25] Омельченко С.А. Законная монархия Екатерины II. Просвещенный абсолютизм в России. М., 1993. Похожая оценка внутренней политики Екатерины II прослеживается в статьях Я.Е.Водарского. См. например: Водарский Я.Е. Екатерина II: от французской философии к российской реальности. // Реформы и реформаторы в истории России. М., 1996. С.48-61.

[26] Сорокин Ю.А. Российский абсолютизм в последней трети XVIII в. Омск, 1999. С.5-6, 163-167, 184-185; Тартаковский А.Г. Павел I. М., 1998; Оболенский Г.Л. Павел I. М., 1994; Песков А.М. Павел I. М., 1999; Эйдельман Н.Я. Грань веков: политическая борьба в России кон.XVIII-нач.XIXвв. М., 1982.

[27] Сахаров А.Н. Александр I. М., 1998. Данная монография является расширенным вариантом более ранней беллетристической работы автора. См.: Сахаров А.Н. Человек на троне. М., 1992.

[28] Троицкий Н.А. Александр I и Наполеон. М., 1994., С. 85-86, 292-293.

[29] Архангельский А.Н. Александр I. М., 2000.

[30] Герасимова Г.И. Северный аккорд графа Панина. Проект и реальность. // Российская дипломатия в портретах. М., 1992. С. 62-79; Савельева О.А. Греческий патриот на службе России. И.А.Каподистрия и Священный союз // Российская дипломатия в портретах. М., 1992. С. 135-151.

[31] Моряков В.И. Русское просветительство второй половины XVIII в.: из истории общественно-политической мысли в России. М., 1994; Михайлова Н.М. Либерализм в России на рубеже XVIII – XIX вв. // автореферат дис...канд.ист.наук. М., 1998; Петров Ф.А. Формирование системы университетского образования в России в первой половине XIX в. // автореферат дис...докт.ист.наук. М., 1999; Его же: Российские университеты в первой половине XIX в. Формирование системы университетского образования в России. М., 1998. Кн.1.

[32] Сахаров А.Н. Конституционные и цивилизационные судьбы России. // Конституционные проекты в России XVIII - начала XX в.в.М., 2000. С. 9 – 78. Его же: Конституционные проекты и цивилизационные судьбы России. // Гражданин. 2004. № 3. С.107-120.

[33] Медушевский А.Н. Конституционные проекты в России. // Конституционные проекты в России XVIII - начала XX в.в.М., 2000. С. 95 – 166. Похожих взглядов придерживается А.В. Гоголевский – автор вступительной статьи к сборнику документов «Конституционализм. Исторический путь России к либеральной демократии». См.: Гоголевский А.В. Русский либеральный конституционализм. // Конституционализм. Исторический путь России к либеральной демократии. М., 2000. С.7-39.

[34] Сафонов М.М. Завещание Екатерины II. СПб., 2001.

[35] Минаева Н.В. Век Пушкина. М., 2007.

[36] Чернов К.С. «Забытая конституция «Государственная Уставная Грамота Российской империи». М., 2007.

[37] Парсамов В.С. Декабристы и французский либерализм. М., 2001.

[38] Николаенко П.Д. Князь В.П. Кочубей – первый министр внутренних дел России. СПб., 2009.

[39] Крисань М.А. Адам Чарторыский. // Вопросы истории. 2001. № 2. С. 58-65.

[40] Минаева Н.В. Никита Иванович Панин. // Вопросы истории. 2001. № 7. С. 71-91.

[41] Берти Дж. Россия и итальянские государства в эпоху Рисорджименто. М., 1954; Kennedy-Grimsted P. Foreign Ministers of Aleksander I. – Barkley. Los-Angeles. 1969; McNight J.L. Admiral Ushakov and the Ionian Republic. The Genesis of Russian’s First Balkan Sattelite. Ph.D.Dissertation. Univercity of Wiskonsin, 1965; Soul N.E. Russia and the Meditaranian. 1797-1807. Chicago. London, 1970; Kukiel M. Ksiaze Adam. Warszava. 1993; Scowronec E. Antynapoleonskie concepcie Czartoryskigo. Warszawa, 1969.; Scowronec E. Adam Jerzy Czartoryski. Warszava. 1994; Рэгсдейл Х. Просвещенный абсолютизм и внешняя политика России в 1762 – 1815 гг.// Отечественная история. 1998. № 3. С. 3-25.

[42] Jones R. The Emancipation of the russian nobility. 1762-1785. Princeton, 1973.

[43] Meehan-Waters B. Autocracy and Aristocracy. The Russian Service Elite of 1730. New Brunswick, 1982.

[44] Бертолисси С. Введение к изучению конституционных проектов в России XVII-XX вв. // Конституционные проекты в России XVIII - начала XX в.в.М., 2000. С.79-94; Bertolissi S. Il progetto constituzionale di N.N. Novosil’cev // Annali. Sezione storico-politico-sociale. XI-XII. Napoli, 1994.

[45] Ransel D.L. The Politics of Catherenian Russia. The Panin Party. New Haven, 1975; McGrew R.E. Paul I of Russia. Oxford, 1992; Валлотон А. Александр I. М., 1991.

[46] Raeff M. Plans for Political Reform in Imperial Russia. 1732-1905. New-Jersey, 1966.

[47] Архив ЛОИИ РАН. Ф.36. Оп.I. №400. Л.210-215, опубликованы в книге Радищев А.Н. Материалы и исследования. М.-Л., 1936. С.77-81; РГИА. Ф.1409. Оп.I. №149. Л.1-27; эти материалы опубликованы в приложении к Русскому архиву. 1908. №6 в Сборнике исторических материалов, извлеченных из архива с.е.и.в. Канцелярии (далее Сборник исторических материалов)

[48] РГИА. Ф.1409. Оп.I. №123. Л.4-19 об.; Опубликована в книге Семенников В.П. Радищев: очерки и исследования. М.-Пг, 1923. С.432-443.

[49] ОР ГПБ. Ф.637. Оп.I. №922. Л.1-18. См. также Минаева Н.В. Указ.соч. С. 47-48. Сафонов М.М., Филиппова Э.Н. Журналы Непременного Совета // Вспомогательные исторические дисциплины (далее ВИД). Л., 1979. Вып.XI. С.147-149.

[50] ОР ГПБ. Ф.637. Оп.I. №922. Л.1-18.

[51] РГАДА. Ф.1278. Оп.I. №14. Л.57; Сафонов М.М. Проблема реформ.... С.195-197.

[52] Проект Сперанского 1809 г. Опубликован в кн.: Сперанский М.М. Проекты и записки. С.144-221. М.-Л., 1961. См. также: План государственного преобразования графа М.М. Сперанского (Введение к Уложению государственных законов 1809 г.). М., 2004. С. 5 – 67.

[53] Уставная грамота 1818-20 гг. РГАДА. Ф.1278. Оп.I. Д. №504. Л.1-44об. Опубликована в кн.: Шильдер Н.К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. СПб., 1898. С. 499 – 526; Конституционные проекты в России XVIII – начала XX вв. М., 2000. С.411 – 453..

[54] Вел. кн. Николай Михайлович. Граф Ю.А. Строганов (1774-1817). СПб., 1903. т.II; Сафонов М.М. Протоколы Негласного Комитета //ВИД. Л., 1976. Вып.VII.

[55] Корсаков Д.А. Воцарение императрицы Анны Иоанновны. Казань, 1880. С. 17 – 18.

[56] См.: Анисимов Е.В. Россия в сер. XVIII века // Борьба за власть: страницы политической истории России XVIII в. М., 1988. С.101-103; Шмидт С.О. Проект П.И. Шувалова 1754 г.// Исторический архив. 1962. № 6. С. 110 – 118.

[57] Наказ императрицы Екатерины II, данный Комиссии о сочинении проекта нового Уложения.// под ред. Чечулина Н.Д. СПб., 1907; Коркунов Н.М. Два проекта преобразования Сената 2-ой половины царствования императрицы Екатерины II (1788-1794) // Журнал министерства юстиции. 1899. Май. С.139-171;

[58] Конституционный проект Н.И.Панина -Д.И.Фонвизина (опубликован в трех вариантах: Фонвизин Д.И. рассуждение о непременных государственных законах. в кн.: Собрание сочинений. Т.II. С.254-267. М.-Л., 1959; Письма с приложениями графов Никиты и Петра Ивановичей Паниных Блаженной памяти к государю императору Павлу Петровичу в конце книги: Шумигорский Е.С. Император Павел I: жизнь и царствование. С. I-XXXV. СПб., 1907; Пигарев К.В. Рассуждение о непременных гос.законах. Д.И.Фонвизина в переработке Никиты Муравьева // Литературное наследство. Т.60. Ч.2. С.345-362. М., 1959).

[59] См.: Эйдельман Н.Я. Грань веков.... М., 1986. С.192-194; Фонвизин М.А. Сочинения и письма. Т.II. Иркутск, 1982. С.145-199.

[60] Сборник императорского русского исторического общества. СПб., 1881. Т. 29. С. 643 – 646; Григорович В. Канцлер А.А. Безбородко в связи с событиями его времени. СПб., 1880. Т. II.; Грацианский П.С. Политическая и правовая мысль России второй половины XVIII в.М., 1984. С. 79 – 83.

61 Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII – XIX вв. М., 1957. С. 250-282, 330-342, 380-418, 423-431.

[62] Современные конституции (под ред. Гессена В.М. и Нольде Б.Э.). СПб., 1907. Т.1. С. 45-76 (Конституция Баварии 1818 г.), С. 93-114 (Конституция герцогства Баденского 1818 г.), С. 321-350 (Конституция Норвегии 1814 г.), С.353-382 (Конституция Португалии 1826 г.), С. 528-561 (Конституция Швеции 1809 г); Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII – XIX вв. М., 1957. С. 438 – 446 (Конституционная Хартия Франции 1814 г.).

[63] Конституционная Хартия 1815 г. и некоторые другие акты бывшего Царства Польского (1814-1881 г.г.). СПб., 1907. С. 41-63.

[64] РГАДА.Ф.1261. Оп.I. Дело № 803 («записка А.Р.Воронцова Александру I о государственном управлении и торговле и мерах к их упорядочению (ноябрь 1801 г.)); № 1269 («рассуждения А.Р.Воронцова о внешнеполитической деятельности России в условиях современного положения дел в Европе с точки зрения внутренних задач государства» (примерно 1803-1805г.)). РГИА. Фонд 1409. Опись 1. Дело № 149 («Записка гр. А.Р.Воронцова о Милостивом Манифесте на коронацию императора Александра I с материалами для сего Манифеста», 1801 г.); № 126 («Копия с доклада Правительственного Сената о возвращении оному принадлежащих ему прав и преимуществ как главному государственному правительству», 1801 г.).

[65] РГАДА. Ф.1274. Оп.I. Дело № № 47 (послужной список графа Н.П.Панина, 1800 г.); № 114 (записка Н.И.Панина Екатерине II о преобразовании Сената и других судебных мест с приложением проекта, 1760-е г.г.); № 119 (письмо Екатерины II Н.И.Панину о завершении его трудов по воспитанию Павла Петровича с выражением благодарности, 23 сент. 1773 г.); № 137(в) (опись бумаг графа Н.И.Панина, в т.ч. сообщения по поводу дела Мировича, 1760-70-е г.г.); № 215. Л. 1-8об. (переписка Н.П.Панина с Павлом Петровичем и Марией Федоровной, март 1789 – окт. 1790 г.); № 319 (письма Н.П.Панина Павлу I по вопросам внешней политики, 1799-1800 г.г.); № 385 (письма С.Р.Воронцова к кн. Кантельсколо и Колычеву об опале Н.П.Панина, 10 марта 1801 г.); № 398 (письма посла в Лондоне С.Р.Воронцова гр. Н.П.Панину и ответное письмо о методах и принципах государственной деятельности и дипломатической корректности, 1798-1801); № 1072 («Особенное завещание графа П.И.Панина», 1786 г.); № 1072 («Особенное завещание графа П.И.Панина», 1786 г.); № 1111 (духовное завещание графа П.И.Панина, 1786 г.); № 1150 (духовное завещание графа Н.П.Панина, 1814 г.); № 2863. Л.3-4 (записка неизвестного лица по поводу конституционных проектов участников заговора 11 марта 1801г. (П.А.Зубова, Н.П.Панина, Г.Р.Державина, без даты); № 2817(а) (записка об отношении Н.П.Панина к заговору против Павла I, 2-ая пол. XIX в.); № 2889-2992 («Панины в письмах, переписке и других актах XVIII – 1-ой половины XIX в.в. с биографическими сведениями о Н.И., П.И., Н.П. Паниных» (составила внучка Н.П.Панина), в 4-х томах, без даты).

[66] РГАДА. Ф.1278. Оп.1. Дело № 9. Л.18-37 (докладная записка Строганова П.А. Александру I о предполагаемой реформе министерств, май 1802 г.), Л. 64-68 (проект Наказа Совету, в т.ч. рассуждения П.А.Строганова об отличиях коренных и временных государственных постановлений, 1802 г.). №12-13 (Размышления П.А.Строганова о реформе Сената и докладная записка с проектом этой реформы Александру I (декабрь 1801 г.)); №14. Л.56-58 (Таблица структуры власти после предполагаемых административных реформ); № 16. Л. 68-69 (Рассуждения П.А.Строганова о целях создания МВД, 1802 г.). №17. Л.52-55 (Разбор анонимного доноса на братьев Зубовых (декабрь 1801 г.), якобы замышлявших новый заговор против Александра I в пользу его матери императрицы Марии Федоровны. Видимо на последовавшую за этим высылку П.А.Зубова из Петербурга повлиял как раз этот донос); № 18. Л.3-13 (проект секретного рескрипта губернаторам о секретном информировании по поводу злоупотреблений в имениях помещиков по отношению к крестьянам и мнение по этому поводу П.А.Строганова, сент. 1802 г.). №19. Л.5-10 (Замечания П.А.Строганова по поводу указа 20 февраля 1803 г. о «вольных хлебопашцах»); № 20 (письма и черновики П.А.Строганова за 1802-17 г.г., в т.ч. материалы по биографии П.А.Строганова). № 21. Л.21-29об. («Предварительные правила реформы народного просвещения», 26 фев. 1803 г.). № 22. Л. 1-10 («Журнал моих упражнений в Сенате» П.А.Строганова), Л.106-117 (проект «О плане составления уголовных законов (Кодекса)», 1801-1802 г.г.). № 23. Л. 2-8 (проект постановления о крестьянской реформе в Лифляндии, 1803-1805 г.г.). № 29. Л.1-13 (проект реформы управления Сибири, 1802 г.). № 30. Л. 111-144 (переписка П.А.Строганова с томским губернатором Хвостовым, 1804-08 г.г.). №40. Л. 23-58. (Отчет А.Чарторижского о деятельности министерства иностранных дел России в 1804-05 гг. с Изложением доктрины «конституционной дипломатии»); № 80. Л. 78-86 (Сравнительный анализ внешней политики России и Франции, 1807-12 г.г.). №504. Л.1-44 об. (Приводится полный текст «Уставной Грамоты» 1818-20 гг.).

[67] Жалованная грамота дворянству 1785 г. (ПСЗ. Т.XXII. №16187) и Жалованная грамота городам 1785 г. (ПСЗ. Т.XXII. №16188).

[68] ПСЗ. I. 20405; ПСЗ. I. 20406.

[69] См.: Станиславская А.М. Россия и Греция в конце XVIII- началеXIX вв. Политика России в Ионической республике. 1798 – 1807 гг. М., 1976. С.154 – 255; Акты для выяснения политического положения Финляндии. СПб., 1908. С. 1 – 20.

[70] Чарторижский А. Мемуары князя Адама Чарторижского и его переписка с императором Александром I. СПб., 1912-13. Т.I-II.

[71] Вигель Ф.Ф. Записки. М., 1923-24. Т.I-II.

[72] Греч Н.И. Записки моей жизни. М., 1990.

[73] Фонвизин М.А. Политическая жизнь в России // Библиотека декабристов. 1907. Вып.IV; Он же. Сочинения и письма. Иркутск, 1982. Т.II. С.120-199.

[74] Дмитриев И.И. Взгляд на мою жизнь. М., 1866.

[75] Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. СПб., 1880-1884. Т.III-IV; Он же. Записные книжки (1813-1848). М., 1963.

[76] Цареубийство 11 марта 1801г. Записки участников и современников. СПб., 1907.

[77] Секретные бумаги, найденные в кабинете императора Александра Павловича // РГАДА. Ф.10. Оп.1. №700. Л.1-6; Сафонов М.М. Проблема реформ.... С.68-69.

[78] Источниковедение истории СССР / под ред. Ковальченко И.Д. М., 1981. С. 244-245.

[79] Чарторижский А. Мемуары.... СПб., 1913. Т.II.; Вел.кн. Николай Михайлович Граф П.А.Строганов. СПб., 1903. Т.I-III; Он же. Император Александр I. СПб., 1912. Т.I; Архив Воронцовых. / Под ред. П.Бартенева. М., 1877-1889. Кн. XII-XIV (Бумаги и письма А.Р.Воронцова); Кн. XVIII (письма кн.Кочубея В.П., Татищева В.П., Новосильцева Н.Н.); Кн.XXIX.; Записки бывшего статс-секретаря Н.Н.Новосильцева // РГИА. Ф.XVI. Оп.I. №9. Л.11-20; Богданович Т. Из переписки Александра I с В.П.Кочубеем // Русское прошлое. М.-Пг., 1923. Кн.5. С.101-111.

[80] Предлагаемая ниже типология конституционализма основана на обобщенном анализе научных работ, посвященных данной проблеме. См. к примеру: Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России нач. XIX века. Саратов, 1982; Москаленко Н.В. Место либерализма в истории русской общественно-политической мысли нач. XIX в. // Вопросы истории. Минск, 1984. Вып.II. С.117-126; Попов Н. Дворянский либерализм в первой четверти XIX в. // Вопросы гражданской истории России. Л., 1935. Вып.I. С.89-159; Из истории реформаторства в России: философско-исторические очерки. М., 1989; Медушевский А.Н. Демократия и авторитаризм: российский конституционализм в сравнительной перспективе. М., 1997. С.11-44; 94-97; 173-179; Raeff M. Plans for political reform in Imperial Russia. 1732-1905. New Jersey, 1966. Р. 23-104.

[81] Гоббс Т. Избранные произведения. М., 1965; Локк Д. Избранные философские произведения. М., 1960. Т. I-II; Вольтер Ф.-М. Бог и люди: статьи, памфлеты, письма. М., 1962; Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955; Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969; Мабли Т. Избранные произведения. М.-Л., 1950; Мелье Ж. Завещание. Л., 1954. Ч. I; Морелли. Кодекс природы или истинный дух её законов. М.-Л., 1947 (Первое издание вышло в свет в 1755 г.).

[82] Митрофанов П.П. Политическая деятельность Иосифа II: её сторонники и враги (1780-90гг.). СПб, 1907; Андерсон И. История Швеции. М., 1951; Эпштейн А.Д. История Германии от средневековья до революции 1848г. М., 1961. С.264-301.

[83] См. например: Масонство в его прошлом и настоящем (под ред. Мельгунова С.П. и Сидорова Н.П.). СПб.,т. 1-2. 1914-1915; Пыпин А.Н. Русское масонство // Вестник Европы, 1867, т. 4, № 7; История масонства. Смоленск. 2003; Соколовская Т.О. Капитул Феникса: высшее тайное масонское правление в России (1778-1822). М., 2000; Янчук Н.А. Знаменитый зодчий XVIII века В.И. Баженов и его отношение к масонству. Пг., 1916; Макогоненко Г. Николай Новиков и русское Просвещение XVIII века. М.-Л., 1951; Дербов Л.А. Н.И. Новиков. Саратов, 1970; Пигалев В.А. Баженов. М., 1980; Харитонович Д.Э. Масонство. М., 2001.

[84] Чистозвонов А.Н. Некоторые аспекты проблемы генезиса абсолютизма. // Вопросы истории. 1968. №5. С.46-62; его же К дискуссии об абсолютизме в России. // История СССР. №3. С. 72-76; Аврех А.Я. Русский абсолютизм и его роль в утверждении капитализма в России. // История СССР. 1968. №2. С. 82-104; Шапиро А.Л. Об абсолютизме в России. // История СССР. 1968. №5. С. 69-82; Давидович А.М., Покровский С.А. О классовой сущности и этапах развития русского абсолютизма. // История СССР. 1969. № 1. С. 58-78; Троицкий С.М. О некоторых спорных вопросах истории абсолютизма в России. // История СССР. 1969. №3. С. 130-149; Волков М.Я. О становлении абсолютизма в России. // История СССР. 1970. №1; Павленко Н.И. К вопросу об особенностях абсолютизма в России. // История СССР. 1970. №4; Сахаров А.Н. Исторические факторы образования русского абсолютизма. // История СССР. 1971. №1. С. 110-126; Титов Ю.Ю. Абсолютизм в России. // Советское государство и право. 1973. №1. С. 107-112.

[85] См., например: Кареев.Н.И. История Западной Европы в Новое время. СПб., 1904. Т. 3; Сорель А. Европа и Французская революция. СПб., 1892; Митрофанов П.П. Политическая деятельность Иосифа II: её сторонники и враги (1780-90гг.). СПб, 1907; Его же: История Австрии с древнейших времен до 1792 г. (репринтное издание). М., 2003.

[86] Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII – XIX вв. М., 1957. С. 250-282, 330-342, 380-418, 423-431.

[87] Современные конституции (под ред. Гессена В.М. и Нольде Б.Э.). СПб., 1907. Т.1. С. 45-76 (Конституция Баварии 1818 г.), С. 93-114 (Конституция герцогства Баденского 1818 г.), С. 321-350 (Конституция Норвегии 1814 г.), С.353-382 (Конституция Португалии 1826 г.), С. 528-561 (Конституция Швеции 1809 г); Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII – XIX вв. М., 1957. С. 438 – 446 (Конституционная Хартия Франции 1814 г.).

[88] См.: Корсаков Д.А. Воцарение императрицы Анны Иоанновны. Казань, 1880. С. 17-18. Кроме того: Корсаков Д.А. Из жизни русских деятелей XVIII в. Казань. 1891. Богословский М.М. Конституционное движение 1730 г. Петроград. 1918.

[89] Корсаков Д.А. Из жизни русских деятелей XVIII в. Казань. 1891; Шмидт С.О. Проект П.И.Шувалова 1754 г. // Исторический архив. 1962. №6. С.110-118;Анисимов Е.В. Россия в сер. XVIII века // в кн. В борьбе за власть: страницы политической истории России XVIIIв. М., 1988. С.101-103.

[90] Наказ императрицы Екатерины II, данный Комиссии о сочинении проекта Нового Уложения / под ред. Н.Д.Чечулина. СПб., 1907; Коркунов Н.М. Два проекта преобразований Сената 2-ой пол. Царствования Екатерины II 1788 и 1794 // Журнал министерства юстиции. 1899. Май. С. 139-171.

[91] Фонвизин Д.И. Рассуждение о непременных гос.законах // Собрание сочинений. М.-Л., 1959. Т.II. С.254-267; а также Письма с приложениями графов Никиты и Петра Ивановичей Паниных Блаженной памяти к Государю императору Павлу Петровичу, приведенный в конце книги Шумигорский Е.С. Император Павел I: жизнь и царствование. СПб., 1907. С.1-35; Сравнить: Пигарев К.В. Творчество Фонвизина. М., 1954. С.134-140; Сафонов М.Н. Конституционный проект Н.И.Панина-Д.И.Фонвизина // ВИД. Л.,1974. Вып.VI. С.278-280.

[92] Сафонов М.М. Конституционный проект Н.И.Панина-Д.И.Фонвизина // ВИД. Л.,1974. Т.VI. С.261-280.

[93] РГАДА. Ф.1274. Оп.I. №2863. Л.3-5 (Воспоминания неизвестного лица о заговоре против Павла I).

[94] Фонвизин М.А. Политическая жизнь в России // Библиотека декабристов. СПб., 1907. Вып.IV. С.30-45.

[95] Секретные бумаги, найденные в кабинете императора Александра Павловича // РГАДА. Ф.10. №700. Л.1-6.

[96] РГИА. Ф.1409. Оп.1. №149. Л.11-18.

[97] РГИА. Ф.1409. Оп.1. №149. Л.19-27; Conference du 23 Juillet 1801 // Вел.кн. Николай Михайлович. Граф Строганов. С.76-78.

[98] ОР ГПБ. Ф.637. Оп.I. №922. Л.1-18. См.также Минаева Н.В. Указ.соч. С. 47-48.

[99] Сафонов М.М., Филиппова Э.Н. Журналы Непременного Совета // Вспомогательные исторические дисциплины (далее ВИД). Л., 1979. Вып.XI. С.147-149; ОР ГПБ. Ф.637. Оп.I. №922. Л.1-18.

[100] РГИА. Ф.1409. Оп.I. №123. Л.4-19 об.

[101] РГАДА. Ф.1278. Оп.I. №14. Л.57; Сафонов М.М. Проблема реформ.... С.195-197.

[102] Проект Сперанского 1809 г. Опубликован в кн.: Сперанский М.М. Проекты и записки. С.144-221. М.-Л., 1961. См. также: План государственного преобразования графа М.М. Сперанского (Введение к Уложению государственных законов 1809 г.). М., 2004. С. 5 – 67.

[103] Уставная грамота 1818-20 гг. РГАДА. Ф.1278. Оп.I. Д. №504. Л.1-44об. Опубликована в кн.: Шильдер Н.К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. СПб., 1898. С. 499 – 526; Конституционные проекты в России XVIII – начала XX вв. М., 2000. С.411 – 453.

[104] Подробнее см.: Мироненко С.В. Самодержавие и реформы: политическая борьба в России в начале XIX в. М., 1989. С. 103 – 113.

[105] Записка Екатерины II «О мерах к восстановлению королевского правительства» (окт. 1792г.) // в кн. Великая французская революция и Россия / под ред. А.Л.Нарочницкого. М., 1989. С.974-978.

[106] Станиславская А.М. Политическая деятельность Ушакова в Греции (1798-1800). М., 1983. С.139-141; Mc Knight J.L. Admiral Ushacov and the Ionian Republic / The Genesis of Russia’s First Balcan Sattelite. Ph. D. Dissertation. University of Wisconsin, 1965; Soul N.E. Russia and Mediterrian, 1797-1807. Chicago; London, 1970. Р.96-100.

[107] Станиславская А.М. Россия и Греция в кон. XVIII-нач.XIXвв. Политика России в Ионической республике. 1798-1807гг. М., 1976. С.154-160.

[108] Подробнее об аспектах этой проблемы см. Кяйвяряйнен И.И. О конституционалистской политике царизма в Финляндии в I-ый период автономии // в кн. Вопросы истории Европейского Севера. Петрозаводск, 1977. С.108-118.



 




<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.