В.Н. Дружинин

ВАРИАНТЫ ЖИЗНИ

ОЧЕРКИ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ

М: "ПЕР СЭ" – СПб.: "ИМАТОН-М", 2000

Предисловие

Экзистенциальная психология как наука

Предположения

"ЖИЗНЬ НАЧИНАЕТСЯ ЗАВТРА"

(ЖИЗНЬ КАК ПРЕДИСЛОВИЕ)

ЖИЗНЬ КАК ТВОРЧЕСТВО

"ПОГОНЯ ЗА ГОРИЗОНТОМ"

(ЖИЗНЬ КАК ДОСТИЖЕНИЕ)

"ЖИЗНЬ ЕСТЬ СОН"

"ЖИЗНЬ ПО ПРАВИЛАМ"

"ЖИЗНЬ – ТРАТА ВРЕМЕНИ"

ЖИЗНЬ ПРОТИВ ЖИЗНИ

"ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ КОНСТРУКТОР",

ИЛИ ЖИЗНЬ КАК ПРЕДМЕТ ТВОРЧЕСТВА

Заключение, оно же – эпиграф

Об авторе

Из предисловия

Книга, которую вы держите в своих руках, написана летом 2000 года, без каких-либо обязательств с моей стороны перед будущим читателем, сегодняшним начальством или своим научным прошлым.

Этот текст посвящен психологическим проблемам человеческой жизни (и смерти). В основе его – только личные размышления автора, сдобренные цитатами и невольными заимствованиями из книг, прочитанных за годы с тех пор, как он научился читать....Эта книга – не научное исследование, возможно, одна большая гипотеза, растянувшаяся на несколько печатных листов. Жанр ее я сам не могу точно определить, так же как не рискну с легким сердцем рекомендовать ее всем...

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ КАК НАУКА

То есть твоя сущность читатель, моя сущность, сущность человека Спинозы, человека Бутлера, человека Канта и всякого человека как такового есть не что иное, как стремление, усилие, направленное на то, чтобы продолжать быть человеком, не умирая.

Мигель де Унамуно.

Подлинные научные дискуссии ведутся и будут вестись не на конференциях и семинарах, а в курилках, за столиком в кафе или по дороге в институт. Между нами – мной, 25-летним младшим научным сотрудником, и 50-летним доктором наук – шла беседа на банальную для того времени марксистскую тему: об адекватности отражения. Между прочим, доктор наук сказал: "Адекватным психическое отражение быть не может, потому что только неадекватность обеспечивает жизнь человека. Космонавта в космическом корабле от мрака, абсолютного нуля и вакуума отделяет стенка, которую при желании кулаком может пробить любой каратист. Если бы он отражал это – ежеминутно своим сознанием, он сразу бы сошел с ума..."

Фантазии, иллюзии и видения помогают человеку выжить, точнее прожить отрезок времени до отведенного ему случаем и генетикой срока. А поможет ли ему истина о его жизни? Ничто не волнует человека так, как его собственная судьба. Пророки, прорицатели, прогнозисты и гадалки собирают дань с человеческой тревоги и боязни преждевременной смерти.

Личность человеческая соотносится не со своим поведением, деятельностью и т.д., а со своей жизнью и судьбой, которую не всегда можно выбрать, но каждому рожденному дано прожить. Если человек каждое мгновение будет держать в сознании мысль, что он смертен, – захочет ли он жить? И для чего нужна наука об индивидуальной жизни?

Экзистенциальная психология – наука о том, как человеческая судьба зависит от отношения человека к жизни и смерти. Она призвана объяснить, почему жизнь человека складывается определенным образом, а не иначе. Любое знание вводит ограничение на степени свободы поведения изучаемого объекта, а человек с момента рождения лишен этой свободы, ибо не в его воле появиться на свет и не в его воле умереть. Он может распорядиться временем своей жизни, точнее – смерти (да и то не всегда).

Экзистенциальная психология – наука о разнообразии и типологии человеческих жизней, ибо как все люди уникальны, равно – уникальны их жизненные пути. Всеобщие внешние события – войны, катастрофы, революции и, напротив, – стабилизация и консервация общественного бытия делают наши жизни похожими. Принадлежность к поколению, нации, культуре, религиозной конфессии превращает судьбы людей в социально типичные. Но сквозь типичное и универсальное пробиваются ростки особенного и уникального. Это наука о непохожести человеческих судеб.

Экзистенциальная психология – наука о человеческом сознании и субъективной реальности, которая есть отражение жизни в образе индивидуального жизненного пути. Существует выбор, детерминируемый бессознательным, после трудов 3.Фрейда и результатов современной глубинной психологии это глупо отрицать. Однако лишь сознание позволяет человеку соотнести себя с собственной жизнью, поставить и попытаться решить проблемы своего индивидуального существования, а не только ответить на гамлетовский вопрос: "Быть или не быть".

Ясно и выразительно пишет об этом Эрих Фромм:

"Сознание делает человека каким-то аномальным явлением природы, гротеском, иронией Вселенной. Он – часть природы, подчиненная ее физическим законам и неспособная их изменить. Одновременно он как бы противостоит природе, отделен от нее, хотя и является ее частью. Он связан кровными узами и в о же время чувствует себя безродным. Заброшенный в этот мир случайно, человек вынужден жить по воле случая и против собственной воли должен покинуть этот мир. И поскольку он имеет самосознание, он видит свое бессилие и конечность своего бытия. Он никогда не бывает свободен от рефлексов. Он живет в вечном раздвоении. Он не может освободиться ни от своего тела, ни от своей способности мыслить".

И далее:

"Человек не может жить только как продолжатель рода, как некий образец своего вида. Живет именно ОН. Человек – единственное живое существо, которое чувствует себя в природе неуютно, не в своей тарелке: ведь он чувствует себя изгнанным из рая. И это единственное живое существо, для которого собственное существование является проблемой; он должен решать ее сам, и никто не может ему в этом помочь. Он не может вернуться к дочеловеческому состоянию "гармонии" с природой, и он не знает, куда попадет, если будет двигаться дальше. Экзистенциальные противоречия в человеке постоянно приводят к нарушению его внутреннего равновесия. Это состояние отличает его от животного, живущего в "гармонии" с природой" [1].

Человек в отличие от животного не имеет "экологической ниши", к которой его приуготовил процесс эволюции. Точнее было бы сказать: человек должен выбрать, создать эту экзистенциальную нишу или выйти за пределы данной ему обстоятельствами. Биология человека не соответствует его существованию в водной среде, в воздухе или в космосе: но человек плавает по морям и рекам, погружается под воду, пилотирует самолеты и космические корабли.

Экзистенциальная психология – дочь экзистенциальной философии и сводная сестра экзистенциальной психотерапии. За несколько веков своего существования экзистенциальная философия под разными именами поставила важнейшие проблемы индивидуального человеческого бытия и, как любая философия, не решила их, ибо задача философии – не решать проблемы, а предоставлять их решение науке. Философия жизни Ф.Ницше и М.Унамуно, русская религиозная философия С.Франка и Г.Шпета и т.д., и т.п. – опора экзистенциальной психологии.

С экзистенциальной психологией тесно граничат возрастная психология и психология развития, точнее, речь идет о той дисциплине, которая называется "психологией развития жизни" (life span developmental psychology). Она оперирует понятиями "время жизни", "пространство жизни" и исследует психическое развитие индивида от рождения до смерти. Главная причина изменения личности, согласно специалистам в области психологии жизненного развития, – возраст и сопряженные с ним изменения социального, социально-психологического, психологического и психофизиологического статуса личности.

Сложнее связь с экзистенциальной психотерапией. Психолог и психотерапевт стремятся помочь ближнему своему, и тем более – дальнему (поскольку – за плату), решить жизненные проблемы. Но порой психолог напоминает спасателя, который бросается на помощь тонущему в бушующем море человеку, не только не имея при себе акваланга, но и вообще не умея плавать.

В отличие от экзистенциальной психотерапии экзистенциальная психология не помогает жить, а описывает и объясняет жизнь. Помогает ли "пассивное" знание человеку? В той мере, в какой его индивидуальное сознание является достаточным инструментом для управления собственным поведением и, соответственно, построения собственной жизни.

Во всяком случая, перефразируя Карла Маркса, я бы сказал, что психологи до сих пор пытались изменить человеческую жизнь, между тем как задача состоит в том, чтобы ее объяснить. Зная причины и воздействуя на них, можно изменить и следствия, но не отменить. Как нельзя силой воли преодолеть земное притяжение.

Итак, личность как целостность соотносима с индивидуальной жизнью как целостностью, процесс существования личности, ее изменения во взаимодействии с миром и есть жизнь.

"Мир" – не вполне удачный термин, правильнее было бы сказать "окружение", "среда" ("environment"), то есть некая часть мира, с которой актуально или потенциально может взаимодействовать человек. В дальнейшем я буду употреблять термин "мир" в значении "индивидуальная жизненная среда человека", не будучи оригинальным, поскольку в российской психологии такое отношение понятий "человек" и "мир" закрепил С.Л. Рубинштейн.

Человек, мир и жизнь, поскольку этими реальностями занимается экзистенциальный психолог, должны описываться посредством психологических категорий, а не биологических, физических, социальных, культурологических и т.д.

Религия, как и философия, пытается решить задачи индивидуального человеческого бытия. Симбиоз порождает религиозную философию: томизм, неотомизм, христианский экзистенциализм и т.д. Когда мы, исследователи, говорим о религии, почему-то всегда подразумевает различные варианты христианства, а между тем проблемы "как жить" (этика) и "как человек живет" (психология) не специфичны для него. Более того, мусульманство, буддизм, иудаизм, а также конфуцианство и, особенно, – даосизм дают свои ответы на эти вопросы. Помимо этических предписаний, явно или неявно, они базируются на концепциях индивидуальной человеческой жизни "как она есть на самом деле".

Симбиоз религии и психологии породил различные версии восточных психотехник, а в западноевропейской и североамериканской культуре возникла "христианская психология", в основе которой христианская модель человека и его бытия. Соответственно, версий христианской психологии, по крайней мере, не меньше, чем число христианских конфессий.

Преимущество "христианской психологии" перед другими версиями психологии жизни в том, что она явно декларирует свои иррациональные основания. Между тем как психоанализ и прочие версии глубинной психологии, не говоря уже о "марксистской психологии", их либо маскируют (по принципу "два пишем, ноль в уме"), либо не рефлексируют. Исключением является гуманистическая психология. Ho представления о человеке как существе саморазвивающемся, активном, самоактуализирующемся творце, стремящемся к альтруистическим отношениям с миром (если, конечно, ему поможет гуманистически ориентированный психотерапевт) чрезвычайно далеки от реальности, с которой мы повседневно сталкиваемся! Впрочем, каждый психолог вправе иметь свое мнение на сей счет.

Христианская психология, как и прочие версии экзистенциальной психологии, направлена на помощь конкретному человеку, благо рецепты для помощи выработаны практикой христианства и психологам известны. Она в меньшей мере нацелена на исследование, на беспристрастную фиксацию реальной жизни. И все же модель человека, предлагаемая христианской психологией, мне ближе и понятнее, чем прочие варианты.

Психолог, занимающийся проблемами индивидуальной человеческой жизни, оказывается в том же затруднительном положении, что и космолог, изучающий развитие светил и галактик. Он не может провести строгий естественный эксперимент, не в праве изменять человеческую судьбу, если человек его не попросит. Отсюда такая тесная связь между практической и экзистенциальной психологией: почти все теории человеческой жизни созданы практикующими психологами, психотерапевтами, педагогами, врачами. Практика, живые наблюдения, беседы – самый богатый источник информации о повседневном существовании личности. Немалую долю в познание проблем жизни вносит и личный опыт психологов, приобретенный зачастую при самых трагических обстоятельствах.

Узник концлагеря, чудом выживший рядом с топкой крематория, Карл Франкл основал логотерапию. Пережив не менее пяти женитьб и разводов, российские психологи (не буду называть фамилии) создают семейно-брачные консультации и учат других, как строить межличностные отношения. Критические внешние обстоятельства и проблемы в самостоятельном конструировании собственной жизни – "два источника" увлеченности экзистенциальной психологией (автор относит эту сентенцию и к себе тоже).

Экзистенциальный психолог относится к жизни как к целому, но вынужден делить ее на жизненные этапы, которые определяются выбором образа жизни, а внутри этих этапов вычленять жизненные события.

Психолог не может эмпирически охватить индивидуальную жизнь. Во-первых, она не короче его личной жизни, поэтому наблюдение полного жизненного цикла одного человека одним психологом невозможно, а несколько психологов на одного наблюдаемого – непомерная роскошь. Во-вторых, наблюдение не может быть сплошным, ибо существенная часть жизни человека скрыта от других, да и сам психолог имеет право на личную жизнь. В-третьих, никто никогда не согласится на вторжение в свою жизнь, в жизнь детей. Человек – не дрозофила и не кишечная палочка.

Итак, если наблюдение в экзистенциальной психологии и возможно, то оно ситуативно, отрывочно во времени и неполно. Невозможность применить наблюдение для изучения процесса индивидуальной человеческой жизни в "естественной среде" и в реальном режиме физического времени является главным критерием, отделяющим экзистенциальную психологию от естественнонаучной.

Измерение, эксперимент, наблюдение, натурное моделирование имеют значение как дополнительные методы других отраслей психологии (психологии личности, психологии развития, социальной психологии и т.д.), доставляющие информацию для экзистенциально-психологического анализа.

Кто может поручиться, что был свидетелем жизненного выбора другого человека в моменты проведения исследования?

Психология развития и возрастная психология сталкиваются с теми же проблемами, но их выручает возможность рассматривать испытуемых как одинаковые объекты внутри возрастных групп. Это дает возможность применять лонгитюд (длительное наблюдение во времени над группой однородных объектов) или "метод срезов" (тестирование испытуемых разных возрастов одновременно). Их интересуют общие закономерности психической активности и индивидуальные психологические различия между людьми, зависящие от возраста, а также от сопряженных с ним внешних влияний и событий. К числу таких событий относится начало учебы в школе, женитьба, события профессиональной карьеры и т.д. Изменение личности рассматривается как функция биологического возраста и социальных воздействий, которые в той или иной культуре по традиции связаны с возрастными изменениями.

Объектом экзистенциальной психологии всегда был и будет уникальный человек как типичный представитель всего человечества. В этом еще один парадокс науки об индивидуальной жизни. В уникальной судьбе индивида мы должны разглядеть общие психологические закономерности человеческой жизни.

В психологии личности давно противостоят друг другу сторонники идиографического и номотетического подходов.

Напомню, что сторонники номотетического подхода, в частности Г.Айзенк, считали, что, как и любая другая наука, психология личности должна выявлять общие законы, описывающие поведение с помощью естественнонаучных методов. Сторонники идеографического подхода считали, что исследование в психологии личности направлено на познание уникального объекта, поэтому основным методом должно быть описание "частных случаев" с последующим теоретическим обобщением и интерпретацией.

Экзистенциальная психология самой сущностью своей как науки, "судьбой" лишена арсенала естественнонаучных методов. Но она, если претендует на статус науки, не должна прибегать к методу описания частных случаев: необходимо соблюдать основные принципы научной индукции, чтобы не совершить ошибку преждевременного и неправомерного обобщения. Поэтому главным эмпирическим методом экзистенциальной психологии стал "архивный метод": изучение текстов, материалов биографий и автобиографий, воспоминаний и свидетельств очевидцев, документов. На основе анализа текстов реконструируется жизненный путь личности.

Дополнительным является метод беседы. Об интроспекции исследователя, направленной на переживания, связанные с событиями личной жизни, сказано ранее. И все же на первый план выходит метод понимания: человеческие поступки, события жизни следует правильно описать и понять. Интерпретация происходит с помощью понятий и отношений между ними, которые принадлежат исследователю. Без развитой системы-интерпретатора никакое понимание невозможно. Известный российский психолог А.А.Кроник ввел представление о двойственной: причинной и целевой детерминации событий индивидуальной жизни. Все события происходят либо "для того, чтобы", либо "потому, что". Ответ на эти два вопроса, касающиеся судьбы индивида, и должен дать психолог.

В чем-то труд экзистенциального психолога сродни работе философа: он тоже должен создать собственную модель реальности, собственный интерпретатор, опираясь на интуицию, логику и неформализуемый жизненный опыт. Для этого он должен забыть на время содержание всех психологических и философских книг, которые он за свою жизнь прочитал, отказаться от сознательных предварительных гипотез и стереотипов, не прибегать к трудам и методам, предлагаемым его коллегами, а попытаться "наивными" глазами, непредвзято посмотреть на ту часть реальности, которая называется индивидуальной жизнью. Любая жизнь человека – личная.

Заранее известно, что такая попытка обречена на неудачу. Но даже попытка дает возможность, если и не открыть что-то новое в реальности, по принципу "А король-то – голый!", – то проявить тот внутренний интерпретатор, посредством которого психолог описывает, понимает и анализирует нерасчленимый и малодоступный научному пониманию ход человеческой жизни.

Успех такого анализа зависит от ряда трудно формализуемых, но выразимых словами предпосылок. От индивидуального таланта исследователя – поэтому любой экзистенциальный психолог в какой-то мере одержим манией величия (в бытовом, а не в строго клиническом понимании). От предшествующего жизненного опыта исследователя – поэтому к столь сложному предмету обращаются люди, сами прожившие существенный срок и немало пережившие. Либо задело берутся выпускники университетов, полагая, что о жизни они знают если не все, то уж, наверняка, самое главное ("не учите меня жить"). От накопленного в психологической науке знания – для психолога это самый трудный пункт. Наконец, от достоверности информации, которую получают исследователи-эмпирики.

Никто не доверяет автобиографиям и биографиям, особенно – "знаменитых" людей. Они неполны и противоречивы: достаточно в качестве примера сравнить разные версии биографии Эйнштейна или Ландау, написанные как близкими им людьми, так и "объективными" исследователями. Преимущество судеб выдающихся людей в одном – они очень подробно документированы. Но всегда есть опасность стать жертвой обмана или самообмана. Помимо "наполеоновской" легенды созданы "эйнштейновская", "пушкинская" и прочие легенды. Но кто сказал, что будет легко?

Экзистенциальная психология не должна учить, как человеку следует жить. Для этого есть правоведение и этика, и специалисты, знающие и разрабатывающие нормы человеческого сосуществования. Экзистенциальные психологи не ищут "смысл жизни", ибо бессмысленно искать во внешнем мире то, что существует лишь внутри субъекта. Для поисков смысла жизни есть философия и религия. И наконец, экзистенциальная психология, в отличие от разных версий экзистенциальной психотерапии, не должна помогать человеку жить.

Исследователь интересуется тем, как человек живет "на самом деле". Конечно знание, получаемое им, потенциально может принести пользу. От чтения книг по психологии люди не станут лучше жить, так же как не научатся летать, прочитав статьи по аэродинамике и конструированию летающих аппаратов.

Чтобы не писать руководства, как следует жить правильно, как достигнуть бессмертия или хотя бы избавиться от страха смерти, приходится соблюдать "правила для руководства ума", которыми предлагает пользоваться Ж. Пиаже:

1. Перед началом исследования не читать никаких книг по теме исследования, так как чтение чужих работ убивает оригинальные идеи. С трудами коллег следует знакомиться по окончании работы.
2. В период подготовки исследования следует читать как можно больше книг и статей из смежных областей знания. Это чтение наводит на оригинальные аналогии.
3. К идеям следует относиться безжалостно: "как к голове турка". Это позволяет находить недостатки в конструкциях, продолжать поиск и генерировать новые идеи.

ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ

Я предполагаю, что существуют независимые от индивида, изобретенные человечеством и воспроизводящиеся во времени варианты жизни. Человек в зависимости от конкретных обстоятельств может выбрать тот или иной вариант, но вариант жизни может быть ему навязан. Степень свободы индивида и мера давления на него внешнего мира – социальной среды – зависят от конкретных исторических условий. Понятие "вариант жизни" является целостной психологической характеристикой индивидуального бытия и определяется типом отношения человека к жизни. Существуют психологические параметры, с помощью которых можно дать описание вариантов жизни, но они трудно формализуемы, хотя и поддаются вербализации. Вариант жизни формирует человеческую личность, "типизирует" ее. Индивид превращается в представителя "жизненного личностного типа". "Типичный представитель" – не выдумка советских литературоведов, а реальность. Итак, индивид "входит" в жизнь, включается в тот или иной вариант жизни со своими способностями, темпераментом, характером, а "выходит" – типизированной личностью. Возможна смена варианта жизни, в зависимости от обстоятельств или сходства вариантов между собой. И, последнее: жизнь – одна, человек – смертен.* [...]

* В данной электронной публикации "Вариантов жизни" после главы "Предположения" опущены три главы: "Экзистенциальная философия как предпосылка «психологии жизни»", "Обзор, необходимый в любой монографии", и "«Психология жизни» в России". – ред. HTML-версии.

Жизнь людей многообразна, и я попытался в последующих главах выявить наиболее типичные, "полярные" варианты жизни (см. главу "Предположения"). Индивидуальное бытие представляет собой мозаику вариантов, стилей, ситуаций, но заострение черт проявляет сущность.

Следовательно, шарж и гротеск тоже могут быть способами познания жизни.

"ЖИЗНЬ НАЧИНАЕТСЯ ЗАВТРА"
(ЖИЗНЬ КАК ПРЕДИСЛОВИЕ)

Это вечное детское состояние. Настоящая жизнь – взрослость – еще только предстоит. Она, как горизонт – удаляется с каждым шагом (днем, месяцем, годом). И когда впереди уже чернеет пропасть, мы останавливаемся в растерянности: время прошло. Ты готовился к настоящему, подлинному существованию, но дорога уже пройдена, а обратного пути нет. Жизнь потрачена на подготовку к ней. Поговорка "Век живи – век учись": обернулась в XXI веке формулой "непрерывного образования".

Образ текущей жизни как подготовки к "жизни настоящей", "жизни подлинной" – оборотная сторона образа собственного существования как ненастоящего, неподлинного, предварительного наброска, тренировки.

Существование "здесь и теперь" приобретает смысл для личности лишь в связи с будущим, которое (вполне вероятно) может и не настать. Если за жизнью-предисловием не последует другая, не только более яркая, многообразная, но и "действительная" жизнь, то и не оправдана трата времени на подготовку к ней.

"Жизнь подлинная, будущая" становится сверхценной, а "жизнь сегодняшняя, ненастоящая" обесценивается. И какой может быть смысл в подготовительном процессе самом по себе? Футболист, купленный клубом премьер-лиги за огромную сумму, стремится участвовать в матчах, чемпионатах, а не только бегать и упражняться с мячом на тренировке. Человек, отстоявший полдня в очереди за билетом на одноразовую постановку, вдруг видит перед собой закрытую дверь и плакат "спектакль отменен", или более того – на месте, где два часа назад стоял театр, высится огромная мусорная свалка.

"Неподлинную жизнь", жизнь – подготовку к будущему следует как можно быстрее преодолеть – как бегун преодолевает барьеры и длину беговой дорожки на пути к финишу, за которым его (может быть) ждут овации, пьедестал почета и девушки, просящие автограф. Там впереди – рай. Но к разговору о рае мы еще вернемся.

Преодолевая, переживая "подготовительную жизнь", человек ничего не может испытывать, кроме ощущения тяжести повседневного существования, и лишь одно желание в его душе – чтобы время текло быстрее. И он прикладывает максимум усилий, дабы ускорить ход времени. К сожалению, а может быть, и к счастью – кто знает? – физическое время человеку не подвластно. Поэтому надо сократить время на этапы прохождения пути, отведенного на подготовку к "подлинной жизни".

Для этих случаев и придуманы людьми школы для особо одаренных, экстернат, раннее поступление в вузы, ранние женитьбы и т.д., и т.п.

Русская сказка заканчивается свадебным пиром: "По усам текло, а в рот не попало". А далее? А далее – ничего.

Но возможны варианты.

Нарисуем схему. Представим время "целостной жизни" в качестве отрезка и поделим этот отрезок на две части: время "подготовительной жизни" и время "настоящей жизни".

|---- ПЖ ----|-------------- НЖ --------------|

Время настоящей жизни может быть значительно больше, чем время подготовительной жизни. Только тогда есть смысл готовиться к настоящей жизни, если затраты на эту подготовку окупаются и личности дается срок для работы в музыкальном оркестре больший, нежели на обучение музыкальному исполнительскому искусству.

Другое дело: всю жизнь готовиться к подвигу. К слову – возможностей для разового героического деяния может и не представиться. Можно "век жить – век учиться", если нет других забот. "Дураком помрешь" – продолжает неизвестный русский гений.

|-------------- ПЖ --------------|---- НЖ ----|

Каково воздаяние за потраченные усилия для достижения мирового рекорда? Чем компенсируется непрожитое, но утраченное время – единственная абсолютная ценность?

Вопрос о компенсации отложим на потом. "Подготовительной жизни" может и не быть, и сразу человек погружается в "жизнь настоящую".

И, наконец, вся жизнь может стать подготовкой к себе самой и до конца исчерпать человеческие силы и время.

Тогда нас ожидает впереди (точнее – в конце) лишь отчаяние. Поэтому и придумана "жизнь после смерти". Иначе подготовка никак не оправдана.

Жизнь как подготовка к подлинной жизни – метафора, применимая к существованию детей и подростков, то есть всех, кого по различным причинам не пропускают в "настоящую жизнь". Поэтому субъективное отношение к жизни – подготовке к чему-то "подлинному", "настоящему" следует считать компонентом детского или подросткового мироощущения. Причем это ощущение может осознаваться или не осознаваться. Не сам ребенок формирует такое представление о жизни. Конечно, объективно к взрослой жизни он не готов. Эта неготовность к исполнению "серьезных, взрослых обязанностей" и является источником чувства неполноценности по А.Адлеру. Но ребенок может не подозревать о наличии таких требований, в том случае, если взрослые никаких претензий к нему не предъявляют и не подчеркивают в общении никаких различий (в свою пользу) между собой и ребенком.

Кроме того, будущее может представляться ребенку как прекрасным, так и ужасным. Зависит от взрослых, какое чувство будущего они сформируют у ребенка. Метафора "золотого детства" не способствует развитию представлений о будущем как о сверхзначимом и светлом. Скорее, наоборот, "взрослая жизнь" будет выглядеть скопищем бед, болезней, трудов и забот после безоблачной и безмятежной поры. "Подлинная жизнь" должна рисоваться значительной, полной необычных возможностей и перспектив, красочной, чтобы к ней стремиться и преодолевать тяготы и лишения (как об этом пишется в военной присяге) "подготовительной жизни": "Терпи казак – атаманом будешь!" Должен терпеть "салага" – солдат первого года службы, чтобы стать "дембелем"" должен терпеть школьник, чтобы стать выпускником. Аспирант должен переносить бездарность научного руководителя и тупость ученых советов, а чиновник – самодурство начальника, чтобы, став через какое-то время доктором наук, министром, генералом, президентом компании и т.д., и т.п., почувствовать свободу и прелести "настоящей жизни".

Очевидно, формирование представления о жизни как подготовке к чему-то будущему – подлинному происходит в раннем детстве и под влиянием определенной системы воспитания.

Обратимся к классификации типов отношений родителей и детей в истории. Автором классификации является известный психоаналитик Ллойд де Моз [30].

Представление о детстве как периоде подготовки к взрослой жизни появляется не раньше, чем с конца XIV до начала XVII века. До этого этапа родители, по мнению Л. де Моза, не следовали определенной обязанности по воспитанию детей. Часты были отказы от ребенка. Его отправляли к кормилице, в монастырь, в чужую семью. Ребенок считался носителем зла, которого надо бить, чтобы искоренить в нем зло.

И только в конце XVI века возникает представление о том, что из ребенка, как из воска, надо вылепить взрослого, придав ему должную форму (Дж. Локк). Появляются первые руководства по воспитанию детей. Распространяется культ девы Марии и младенца Иисуса. К началу XVIII века в европейской культуре возникает "навязывающий стиль" отношения родителей и детей. Задача родителей состояла в том, чтобы обрести власть над умом детей и контролировать их влечения, эмоции и волю. Детей не заставляют, а уговаривают, бьют, но не систематически, а заставляют повиноваться, прибегая к словесным угрозам или увещеваниям.

Но формирование представления о детской жизни как о подготовке к "жизни взрослой" следует отнести к XIX веку. Стиль отношений родителей и детей XIX – середины XX веков де Моз характеризует как "социализирующий". Ребенка учат приспосабливаться к жизни, овладевать знаниями и навыками, пригодными для будущего. Отцы чаще интересуются своими детьми и даже освобождают матерей от хлопот, связанных с воспитанием. Как правило, именно отец является главным транслятором ценностей культуры и образцом для подражания.

В начале XVIII века начальное образование становится обязательным. К концу XIX – началу XX века закон об обязательном начальном образовании приняли все европейские страны. XX век в России стал не только веком катастроф, но и "эрой образования": обязательное неполное среднее, а затем и обязательное среднее образование стало естественным. Но недалек день, когда нормой станет высшее образование. К этому приближаются ведущие страны мира.

С возрастанием максимально необходимого для "настоящей жизни" багажа культуры, с усложнением профессиональных навыков и увеличением системы знаний срок "подготовки к жизни удлиняется". Способности человека как вида вряд ли изменились с эпохи неолита.

Стало общим местом научное положение о невиданном в животном мире продолжительном периоде "детства" человеческого индивида. Удлинение периода детства по отношению к времени всего жизненного цикла целесообразно: увеличивается возможность обучения и приобретения нужных знаний, умений и навыков для полноценной жизнедеятельности в обществе.

Но в ходе исторического развития человечества увеличивается и социальное время, отводимое обществом на социализацию.

Изобретена сложнейшая система организации периода ученичества и воздвигнуты многочисленные барьеры, препятствующие включению личности в жизнь общества. Жестко ограничивается возраст, по достижении которого индивид получает права на работу по найму, на вождение автомобиля, покупку спиртного и сигарет, участие в гражданской жизни и т.д. Но главное – определяются требования к уровню квалификации, подтвержденной документом.

Система отбора на работу формализуется. Знаменитая фраза М. Салтыкова-Щедрина: "Русский человек состоит из души, тела и бумаг" применима сегодня не только к русскому человеку, но и к любому жителю планеты Земля или, по крайней мере, – "цивилизованного мира".

По мере развития цивилизации срок вступления в подлинную жизнь все дальше отодвигается от даты рождения к старости.

Система социального продвижения личности создана для того, чтобы скомпенсировать биологическую инволюцию его как организма. Чем ближе человек к старости, тем больше у него должно быть социальных возможностей, иначе жизнь становится невыносимой, а болезни и годы делают свое дело.

Оптимальное сочетание психофизиологических и социальных возможностей для самореализации сегодня приходится на возраст 35-45 лет (возраст "акме"). Но человека подводит психофизиологический фундамент, а социальная конкуренция вкупе с недостатком способностей и компетенции часто приводит к задержке или краху карьеры. Социальная компенсация – расширение возможностей с продвижением по лестнице общественной иерархии – не срабатывает.

Как правило, люди старших возрастов занимают доминирующие позиции в общественной структуре. Эта тенденция тем более выражена, чем более консервативным и нединамичным является общество. Достаточно вспомнить "геронтократию" в СССР эпохи застоя.

Никто не желает лишиться социальных возможностей, потому "старшие" прибегают к возможным ухищрениям и даже к прямому насилию, дабы не допустить молодую поросль "наверх". Главное средство для этого: искусственно затянуть период "преджизни".

Бунт молодых середины 60-х годов против "власти стариков", потрясший Западную Европу и Северную Америку, не был обусловлен только дурным воспитанием и молодежной жаждой бунта.

Тяга молодежи включиться как можно раньше во "взрослую жизнь" всегда использовалась политическими проходимцами и авантюристами, а иногда и правящей верхушкой для решения своих проблем. Пример первого типа – российская Великая Октябрьская социалистическая революция. Пример второго типа – "культурная революция" в маоистском Китае.

Ярким примером длительной "тренировочной жизни" является становление научного работника. До 17-18 лет он обучается в средней школе. Затем следует обучение в вузе, которое охватывает в зависимости от страны пребывания, программы вуза и вида специальности период от 3,5 до 8 и более лет. Выйдя в 21-27 из стен вуза, специалист может претендовать в лучшем случае на вспомогательную работу в научной лаборатории. Чтобы стать полноценным научным сотрудником, он должен поступить в аспирантуру и, проучившись там 3-4 года, защитить кандидатскую диссертацию (на Западе – докторскую). Однако и это еще не все: окончивших аспирантуру и защитивших диссертацию много, а уровень трудности научной деятельности, вероятно, настолько высок, что в США и ряде стран Европы существует институт постдокторантуры – стажировки (2-3 года) под руководством профессора в научной лаборатории. После ее завершения исследователь становится полноценным ученым. В России до сих пор существует двухстепенная система оценки квалификации научных работников, и неслучайно первый уровень называется кандидатским. Кандидат – не настоящий ученый (доктор), а лишь полуфабрикат, неподлинный ученый. Разумеется, если принимать всерьез средневековую систему так называемой аттестации научных работников.

Чин служит компенсацией отсутствия талантов. Премии и звания в сфере искусства, как правило, присуждаются после того, как пик творчества уже прошел и телега движется под гору. И дело не только в запоздалой оценке по заслугам, когда "награда находит своего героя". Оценка была и прежде: аплодисменты, цветы, популярность у публики. Суть в том, насколько важную роль играют социальные компенсаторы утраты творческих возможностей: они придают личности психологическую устойчивость.

Поэтому, чем быстрее иссякает творческий потенциал, тем больше жажда наград и званий. Но полная сил молодость вынуждена ждать, терпеть, продлевая самою себя до 30-35, а то и 40-50 лет. Мое поколение помнит 30-45-летних "молодых людей" на съездах ВЛКСМ конца 80-х годов и видит "молодых ученых" или рок-музыкантов 90-х годов с лысиной, сединой и признаками инсульта.

Продление подготовки к настоящей жизни приводит к деформации личности: не только той чью "молодость" продлевают, но и тех, кто активно этому продлению способствует. Не забуду фразу академика, моего научного руководителя, сказанную мне – тридцатилетнему кандидату наук: "Вот когда станешь самостоятельным человеком – доктором, тогда и выбирай себе научные темы".

Своеобразная задержка психического развития, причиной которой является непомерно длительная социализация и профессионализация личности, а также искусственная система "торможения" перехода от "жизни подготовительной" к "жизни настоящей", приводит к различным аномалиям восприятия жизни и отношений к ней.

Наиболее типичными являются "молодежный бунт", реакция эмансипации от родителей и от общественного контроля, уход в андеграунд и другие молодежные формы организации жизни, в крайнем варианте – асоциальное поведение и криминализация.

Можно смириться и ждать наступления "подлинной жизни". В этом случае мечта: "Стану взрослым – куплю себе велосипед" – может осуществиться, когда велосипед будет уже не нужен. Но я думаю, что наиболее типичная трансформация образа мира: "вся жизнь – учеба". Молодой человек привыкает к роли "вечного ученика", а жизнь превращается в подготовку к ней и ожидание прибытия поезда по расписанию. Тип вечного студента, способного ученика, который легко входит в роль послушного подмастерья, помощника, но, овладев началами, меняет место работы или учебное заведение, – очень распространен. "Время целокупно, а то, что будет, – только обещанье" (О.Мандельштам). Вся жизнь превращается в поиск, обусловленный страхом начать "подлинную жизнь". Человек превращается в обещание стать кем-то. Но это обещание, как и большинство других, не выполняется.

Хуже, когда человек настолько травмирован ожиданиями "настоящей жизни", что жизнь становится для него тягостной. Он чувствует себя, как заключенный в одиночке, отсчитывающий дни и часы до освобождения. Сегодняшний день тягостен, потому что неполноценен. Где-то в другом месте другие люди живут настоящей жизнью, а он довольствуется суррогатом.

Значение имеет только будущее, а настоящее должно миновать как можно быстрее. И события, этапы жизни мелькают, как километровые столбы в окне экспресса. Достижение конца каждого этапа не приводит к снятию напряжения, ибо за ним еще один этап, и кажется, что дорога уходит в бесконечность. Накопленный опыт "тренировочной жизни" оказался неадекватно перенесенным на "жизнь настоящую". Те, кто спешил стать большим и сильным, быстрее повзрослеть и прикоснуться к "настоящему делу", те, кто воспринимал учебу в вузе как неизбежное зло, вынужденную отсрочку перед вступлением в "большой мир", продолжают в дальнейшем прыгать по лестнице целей. Но это – лестница в небо, за вершиной – пропасть.

На чем основана субъективная модель мира, в которой жизнь расценивается как подготовка к ней? Мне кажется – на гипертрофии способности человека строить определенный прогноз и идеальные планы будущего.

На гипертрофии неконтролируемой человеческой агрессивности произрастает война как деятельность по самоуничтожению человека. Эсхатологические религии, учения, обещающие своим адептам рай за пределами времени земной жизни, произрастают на почве неоправданного оптимизма и гипертрофированной способности человека к дальнему прогнозу и стремлении к индивидуальному бессмертию. Земная жизнь, единственная и неповторимая, рассматривается как юдоль страданий, как подготовка к иной жизни, более совершенной, войти в которую достойны не все, а лишь избранные.

Христианин готовит себя не к смерти, а к райской жизни за пределами жизни земной, которая рассматривается как не подлинная, не настоящая, а предшествующая жизни грядущей. Потому идеалом становится терпение и страдание, ибо нельзя иначе отнестись к земной жизни, которая – лишь прихожая, а за ней прекрасные залы райского блаженства.

Такая трактовка индивидуального бытия предрасполагает человека завершить свою земную, грешную жизнь как можно раньше – "экстерном". Модус земной жизни как предисловия, подготовки к истинной жизни – основа для отрицания необходимости своей жизни вообще. Нет лучшего психологического обоснования для самоубийства, ибо в христианстве только смерть отделяет "жизнь предварительную" от "жизни настоящей" – в райских кущах. Прекращая свою жизнь, мы завершаем подготовительную ступень.

Поэтому христианство отрицает право на самоубийство, поэтому отцы Церкви извергают инвективы, осуждающие людей, решившихся на последний акт отчаяния, ибо он явно вытекает из сути христианского подхода к жизни.

Самоубийц хоронили за пределами церковной кладбищенской ограды, обоснованием служили упреки в присвоении ими божественного права даровать и отнимать жизнь. Только Бог имеет право творить и уничтожать тварные существа. Считать себя равным Богу есть высшая гордыня, осуждаемая Церковью. Ощущение и осознание единственности жизни повышает требования к ней и себе, возрастает оценка значения своего существования "здесь и сейчас".

Но давление этой реальности на индивидуальную психику настолько велико, что оно ведет к трагическому мировосприятию. Жажда бессмертия стихийна и неосознанна. Ее корни – в крайней ограниченности времени, отпущенного природой на индивидуальную человеческую жизнь, по сравнению с огромными ресурсами для творчества, заложенными природой и обществом в человеке. Давление этих ресурсов сковано стальной оболочкой возможностей, которые предоставляет индивиду мир.

Время, отведенное природой на биологическое взросление, а обществом – на образование и социализацию индивида, велико по сравнению с краткой жизнью. Образом любого человека становится космонавт первого поколения, который тратит большую часть жизни на подготовку к единственному полету.

Подготовка к жизни, обеспеченная традиционной системой социализации и образования, также стала бессмысленной, ибо прогрессирующее увеличение времени на социализацию не компенсируется увеличением дееспособной фазы человеческой жизни. Поэтому мечтой человека является не увеличение продолжительности жизни за счет старости с ее болезнями и ощущением бессилия и ненужности, а увеличение продолжительности молодости и зрелости.

Только в этом случае длительная "подготовка к жизни" становится оправданной. Парадокс "подготовки к жизни" состоит в том, что ее социальная программа не соотносится с биологической. Научный работник получает степень кандидата наук (или степень PhD) к 30 годам. Пик интеллектуального развития уже пройден: наступает время короткого "плато" – 10-15 лет, а затем неминуемый спад.

Аналогичные процессы происходят и в других сферах человеческой деятельности. Но продление активной жизни человеческого индивида – проблема на сегодняшний день неразрешенная. Какие же выходы за пределы "жизни-предисловия" ищет человек, если такой модус существования его не устраивает? Он организует себе "параллельную жизнь". При том, что время одномерно, линейно однонаправлено, человек организует свое существование, вкрапливая эпизоды "подлинной жизни" в течение "жизни подготовительной". Попросту он пренебрегает обязательствами, которые накладывает на него социальное окружение. Ребенок притворяется больным, а чаще – действительно заболевает и отвоевывает себе время, свободное от детского сада с его регламентацией, или от школьных занятий. Подросток по разным поводам и под влиянием этой же причины прогуливает уроки и совместно с друзьями организует собственную "псевдовзрослую жизнь". Студент вместо посещения лекций, семинаров и практикумов пьет пиво, гуляет с представителями противоположного (или своего) пола, играет в карты, ходит в турпоходы, занимается в театральной студии и т.д.

Другой путь – экстернат и раннее завершение социализации.

Решительный шаг сделал Иосиф Бродский:

"Как припоминается сейчас, я в 15 лет ушел из школы не столько в результате сознательного решения, сколько повинуясь внутреннему импульсу. Просто не мог выносить некоторые физиономии в классе – некоторых соучеников, но в основном – учителей. И вот однажды зимним утром, без всякой видимой причины, я, посреди урока, встал и мелодраматически удалился, прошел сквозь школьные ворота, прекрасно сознавая, что не вернусь никогда. Из чувств, охвативших меня в этот момент, я помню только общее недовольство собой за то, что слишком юн и позволяю столь многим обстоятельствам распоряжаться мной. Еще было смутное, но счастливое ощущение побега, солнечной улицы без конца" [31].

Его другу Сергею Довлатову, личности менее активной, удалось реализовать иной сценарий: "автоматически" поступить на филологический факультет ЛГУ, влюбиться и жениться, завалить сессию, попасть в конвойные войска и обрести там подлинный вариант существования – стать писателем.

"Поколение дворников и сторожей", отлученное номенклатурой и ее приспешниками от подлинной жизни, породило российскую рок-поэзию и субкультуру "Митьков", книги гуманитарного андеграунда и игру "Тетрис". Но с этого начинается иная тема – "жизнь-творчество".

И все же "жизнь – подготовка к жизни" придает смысл затратам времени, человек знает, для чего он живет, он прикреплен к действительности и каждую новую ситуацию рассматривает как возможность чему-либо научиться. Отсюда проистекает жажда новизны, но не просто частоты событий, а новизны личного опыта.

Такой подход к своему существованию лучше всего выражен афоризмом Андрея Кнышева: "Нужно всю жизнь работать над собой, чтобы к смерти стать как можно лучше". Одна беда – накопленный индивидуальный опыт пропадает безвозвратно, и не все счастливцы могут воплотить его в книги, изобретения, фильмы, открытия или хотя бы в рекламные клипы и в постройки на садово-огородном участке. Да и в этом случае речь идет лишь о предметном выражении ничтожной доли опыта, а субъективная его сторона – опыт духовной жизни, переживания, смыслы – пропадает безвозвратно. Может быть, одна из главных посильных задач человечества – найти способ сохранения уникального жизненного опыта каждого человека. И тогда стихи Евгения Евтушенко: "...Не люди умирают, а миры. И каждый раз мне хочется опять об этой невозвратности кричать", – потеряют свой трагический смысл.

ЖИЗНЬ КАК ТВОРЧЕСТВО

Смерть неизбежна. Жизнь лишена смысла. У творческого человека есть возможность не замечать бессмысленность существования.

"Самое страшное в моем деле – отсутствие принуждения к работе. Я могу прийти в мастерскую и ничего не делать. Могу не ходить, а пить пиво у телевизора. Но каждое утро я спускаюсь туда, беру глину и начинаю ее мять. И боюсь, что наступит тот момент, когда мне откажет воля", – сказал мне в порыве откровенности знакомый костромской скульптор. Природа творчества не имеет никакого отношения к внешней активности, как ее ни назови – "надситуативной" (Д.Богоявленская), "сверхнормативной" (В.Петровский) и т.д., и т.п.

Но без внутреннего импульса к созиданию творчества не может быть, как не может быть здания без тверди земной. Мы работаем по обязанности и живем по необходимости: так случилось по воле или против воли наших родителей. Необязательности нашего существования на свете противостоят влечения, толкающие нас на действия, значение которых не понятно нам, но почему-то понятно окружающим, а, кроме того, есть масса обязанностей – приводных ремней и шестеренок. Они тянут и цепляют нас, заставляя вращаться по кругу, но это не круг, а отрезок.

Творчество – процесс, побуждаемый лишь внутренним состоянием души. Нельзя творить по приказу, за деньги. Под угрозой смерти можно заставить человека качественно сделать отвратительную и нелюбимую им работу. За деньги можно писать оды и оперы, детективы и поп-композиции, и зачастую продукт оправдывает цену, которую платит заказчик. Можно сказать, что "заказ" и "принуждение" могут маскировать творчество или совмещаться во времени с творческой активностью, в некоторых случаях могут ее инициировать, но никогда – заменить.

Творческий человек предоставлен сам себе и зависит лишь от своей инициативы. Более того, общество как может препятствует человеку в осуществлении инициатив, нагружая его постоянно все новыми и новыми обязанностями. В наихудшем положении оказывается самый исполнительный и обязательный из талантливых: он выполняет все поручения и все обязательства, а следовательно не оставляет времени для личного творчества.

Творчество – это процесс порождения новой реальности, которая может быть осмыслена человеком и другими людьми, то есть его продукт может быть потенциально составляющей человеческой культуры. Оно открывает новые смыслы в мире. Метод глубинных аналогий сравнения двух и более аспектов действительности, возможно, является главной (и единственной) операцией творческого мышления.

Процесс и продукт творческой деятельности не вписывается в "социальную статику". По крайней мере, если общественные структуры направлены на сохранение status quo, они выступают главными врагами творца. Любая власть – есть возможность заставить людей делать то, что они никогда не стали бы делать, если были бы предоставлены сами себе. Следовательно, власти изначально противны частная инициатива и воля к действию, исходящая от личности.

Наиболее нелюбимы властью поэты. Слово является главным инструментом власти. Причем власть тоталитарная соединяет насилие физическое с духовным, подкрепляя право на власть идеологией. Она желает, чтобы ей не только повиновались, но и верили, чтобы ее не только боялись, но и любили. Тоталитарная власть желает быть единственной, а ее идеология – единственным толкователем значений слов.

Поэт как творец новых сочетаний слов, ритмов и смыслов пытается (и ему это удается) привлечь внимание читателя и слушателя. Он становится источником слова и его толкователем, что с позиций любой власти предосудительно. Но более того: поэт забавляется со словом и смыслом, он выявляет новые оттенки смысла, создает новые реальности, играет "смехом и слезами".

Однозначность подменяется многозначностью, императивность – необязательностью, простота – сложностью, а безусловность – условностью. Любой приказ может быть осмыслен как пародия, а идеологема на фоне стихотворения читается как трюизм.

Итак, поэт виновен в двух преступлениях: он претендует на внимание людей наравне с властью (по крайней мере), он конкурирует с властью как творец и толкователь слов и смыслов.

Собственно, само его существование опровергает мысленную модель мира, которую власть стремиться утвердить в обществе. Поэзия, подчиненная политической власти, перестает быть поэзией. Она не претендует на место власти в структуре общества, просто она с властью несовместима. Если власть сильна (а хуже того – абсолютна), она расправляется с поэзией и поэтами любыми доступными ей средствами – от дуэлей и травли в печати до концлагерей и расстрелов. Лучшее, что может сделать власть, – не замечать поэзию, худшее – приблизить поэтов к власти, обласкать их. Ненависть власти к поэтам уничтожает поэтов, а любовь власти к поэтам – убивает поэзию.

Все сказанное в равной мере относится к любому виду творчества, а не только к художественному творчеству. Не удержусь, чтобы не привести цитату из Нобелевской лекции поэта Иосифа Бродского.

"Если искусство чему-то и учит (и художника – в первую голову), то именно частности человеческого существования. Будучи наиболее древней – и наиболее буквальной – формой частного предпринимательства, оно вольно и невольно поощряет в человеке именно его ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности – превращая его из общественного животного в личность. Многое можно разделить: хлеб, ложе, убеждения, возлюбленную – но не стихотворение, скажем, Райнера Мария Рильке. Произведения искусства, литература в особенности и стихотворение в частности, обращается к человеку тет-а-тет, вступая с ним в прямые, без посредников, отношения. За это-то и недолюбливают искусство вообще, литературу в особенности и поэзию в частности ревнители всеобщего блага, повелители масс, глашатаи исторической необходимости. Ибо там, где прошло искусство, где прочитано стихотворение, они обнаруживают на месте ожидаемого согласия и единодушия – равнодушие и разногласие, на месте решимости к действию – невнимание и брезгливость. Иными словами, в нолики, которыми ревнители всеобщего блага и повелители масс норовят оперировать, искусство вписывает "точку-точку-запятую с минусом", превращая каждый нолик в пусть не всегда привлекательную, но человеческую рожицу".

Бродский подчеркивает несовместимость с властью базового (необходимого, но недостаточного, как сказал бы математик) условия любого творчества: творчество, равно как и его понимание, суть инициативные процессы, основанные на субъективности индивида, его вкусах, способностях, пристрастиях и пр.

Творческий процесс – внутренний, интрапсихический. Идея – первична, а ее внешняя реализация в тексте, нотной записи, на CD или на бетонной стене – вторична. Человек, находящийся в творческом состоянии, отдается на волю своей психической реальности; точнее было бы сказать: "человек рефлексирующий" становится пассивным соучастником жизни своего "второго Я" – "человека творческого". Если творческое состояние превращается в процесс и захватывает основную часть жизни, внутренняя работа души отвлекает человека от внешней стороны бытия. Он как бы выпадает из пространства и времени: "Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?" (Б.Пастернак). Реалии окружающего мира для него становятся случайными и необязательными. С. Довлатов о своем друге И. Бродском говорил, что тот не боролся с советской властью, а как бы нетвердо знал о ее существовании.

Прошлое – недоступно, будущее – неясно. О будущем даже не думается, а есть лишь настоящее. Но и оно не имеет никакого значения по сравнению с вечностью. "Жизнь бессмысленна, но творческий человек имеет возможность этого не замечать", – фраза моего случайного знакомого, который занимается компьютерной графикой.

Поэтому равнодушие к делам семьи, общественным и служебным обязанностям, непривязанность к месту и времени типичны для творческого человека. Об этом писал еще в XIX веке итальянский психиатр и криминолог Чезаре Ломброзо.

Ньютон и Ландау забывали, обедали они сегодня или нет, ибо творческий процесс выталкивает человека из состояния "здесь и сейчас". Жизнь воспринимается и как вечность, и как одно мгновение, но время никогда не является ресурсом, который тратится на дело или на пустяки. Создавая новую реальность, какой смысл считаться с реальностью как таковой? И все беды начинаются тогда, когда жизненная реальность призывает человека вернуться к себе. Неизбежно наступает мгновение проверки творческого продукта на "функциональность". И эксперты, а затем публика судят о поэте, романе, кинофильме или видеоклипе. Изобретение проверяется промышленностью на эффективность. Научная теория или гипотеза становится добычей экспериментаторов. Перед творцом два пути. Первый путь – отождествить себя со своей идеей и испытать триумф или погибнуть вместе с ней в реальной жизни. Другой путь – отделить свое "Я" от продукта творчества и предоставить ему жить самому по себе. Этот вариант "психологической защиты", характерный для творческих людей, достаточно подробно описан в литературе.

Жизнь делится на "жизнь внешнюю" и "жизнь внутреннюю": подлинной для субъекта становится жизнь внутренняя, которой он предан, и которую он творит сам: "Лишь жить в себе самом умей, есть целый мир в душе твоей" (Ф.Тютчев), "В своей душе я создал мир иной и образов иных существованье" (М.Лермонтов).

"Внешняя жизнь" – конечна, ибо человек смертен (верх банальности!). А "внутренняя жизнь"? Время внутренней творческой жизни иссякает вмести с исчерпанием творческого потенциала личности. Завершение творчества, когда источник мыслей и образов пересыхает, ведет к завершению внутренней жизни, а с этим не каждый творец способен смириться. Не в этом ли причина ранней смерти художников, поэтов, артистов, музыкантов? Превосходный анализ проблемы жизни и смерти творческих людей дал М. Зощенко в книге "Перед заходом солнца". Другой выход – вернуться в "жизнь внешнюю". И Джон Леннон становится отцом семейства, на годы скрываясь от продюсеров и поклонниц. Артур Рембо уезжает в Африку и становится торговцем. Выдающийся физик ведет жизнь тихого дачника, выращивая гладиолусы и помидоры, а талантливая в прошлом актриса открывает маленький шляпный магазин.

Даже слава, тиражи и награды не компенсируют ощущения исчерпанности внутренней жизни. Джек Лондон словами Мартина Идена, восклицающего, что успех пришел, но все эти рассказы были написаны раньше, задолго до успеха, – выразил чувства многих и многих авторов.

Погружение во внешний успех, в алкогольное или наркотическое безумие – такова цена полной дереализации, поглощенности творчеством.

Общество напоминает творцу о своем существовании законами, правилами, регламентом, стереотипами поведения, которые он должен соблюдать. Непредсказуемость поведения творческого человека – не только помеха для окружающих, она становится его бедой и виной. В конце концов, большинство людей желает существовать спокойно, уютно, без неожиданностей, а любая новизна воспринимается как угроза. О связи ориентировочного и оборонительного рефлексов психофизиологи знают уже с 50-х годов нашего века, после работ Е.Н.Соколова.

И какие же варианты бытия остаются у творческой личности, чтобы не ускорить развязку трагедии? Первый и самый очевидный: воевать с врагом, "внешней жизнью", ее же оружием – ритуалом и регламентацией. Придумывать свои привила и ритуалы, регламент поведения, обезопасив себя от внешней угрозы – это значит построить свои "Пенаты", где жизнь течет по придуманному Ильей Репиным распорядку; разработать распорядок жизни, как Иммануил Кант, и прогуливаться каждое утро по семи кенигсбергским мостам, вести богемную жизнь – жизнь скомороха, ваганта, шута, которому все дозволено, пока он не претендует на королевскую власть.

Многое позволялось советским артистам, писателям и физикам при советской власти, даже при сталинском режиме! Как сказал в частной беседе один выдающийся советский психолог, ныне уже покойный: "Мы живем в самой свободной стране в мире! Требуется только одно – не выступать против советской власти!"

Другой вариант более трудный: делить время жизни на "жизнь внешнюю" и "жизнь внутреннюю", отдавая богу – богово, а кесарю – кесарево. В этом случае творец обречен на вечное раздвоение личности. Он должен быть одновременно истинным великим поэтом и главным редактором советского литературного журнала (как А.Твардовский) или министром крохотного Веймарского государства (как В.Гете). Успех этого дела определяется исключительно эмоциональной стабильностью индивида. Но кто определит заранее необходимый баланс? "Слишком много кесарю отдал", – так напишет о себе талантливый Сергей Наровчатов в одном из своих лучших стихотворений (к слову – преемник Твардовского на посту редактора "Нового мира").

Существует ли для творческой личности дихотомия: "жизнь подлинная" – "жизнь предварительная"? Наверное, существует. Но подлинной жизнью творец считает внутреннюю жизнь – "жизнь духа". Он не готовится к жизни, он живет в каждый момент времени "здесь и теперь", но не как гедонист и "жизнелюб"; для него не значимы внешние признаки существования, но важно, реализуется ли внутреннее содержание его личности во внешнем мире. Он как бы вынужден каждый раз напоминать "внешнему миру" о существовании себя, точнее – своего "внутреннего мира". Для него это – единственный путь не впасть в аутизм. Отсюда и парадоксальная повышенная ранимость творческих людей, чувствительность к успеху и неудаче.

Чем сильнее эмоциональная "обратная связь" от "внешней жизни", тем, как это ни парадоксально, выше психологическая устойчивость творческой личности, не позволяющая ему уйти в "хрустальный замок" собственных мыслей и чувств и потерять связь с миром. Ибо, разумеется, только внешний мир является первоисточником содержания творческого процесса. На мой взгляд, идея А.Ф.Лазурского о различении эндопсихики и экзопсихики адекватно описывает именно психическую реальность творческой личности (очевидно, сам Лазурский был творческим человеком).

Внутренняя мотивация активности, разделенность психической жизни на "жизнь внешнюю" и "жизнь внутреннюю", необходимость постоянно координировать два потока событий, происходящих внутри и вовне, "выпадение из времени" порождают своеобразный вариант жизненной стратегии, мало описанный в психологической литературе.

К слову, я не могу отнести стиль жизни так называемой самоактуализирующейся личности по А.Маслоу к вариантам жизни личности творческой, ибо самоактуализирующаяся личность направлена только вовне, и актуализация для нее важнее внутреннего созидания (судя по описанию, которое дал Маслоу).

"ПОГОНЯ ЗА ГОРИЗОНТОМ"
(ЖИЗНЬ КАК ДОСТИЖЕНИЕ)

"Самоактуализирующаяся личность", "человек действия", "деловой человек", "человек, сделавший себя" и так далее – это неполный перечень названий и самоназваний людей, которые выбрали путь "внешней жизни". Человек, стремящийся к достижениям, навязывает себя окружающему миру: ведь любая цель лежит вне его. Цель как предполагаемый и желаемый результат действия требует постоянного напряжения сил. Достижение цели обесценивает ее, и на горизонте маячит новая, еще более привлекательная цель. Жизнь становится погоней за горизонтом.

Вся психология построена на фундаменте функционализма: психика служит для регуляции поведения, которое направлено на достижение результата. Человек приходит в мир, чтобы решать в нем свои задачи. Пафос активности, преобразования: "Все выше, выше и выше!" – порождает слепоту.

Для человека, стремящегося к цели, нет настоящего, а есть только будущее, если он действует, и прошлое, если по каким-либо причинам он действовать перестал.

Жизнь человека, стремящегося к достижениям, является переживанием желания и волевого напряжения. Нужно хотеть, и очень много, чтобы действовать, решать проблемы и преодолевать препятствия.

Если я стремлюсь к достижению цели, значит я не удовлетворен своим состоянием и окружающим миром. Иначе, зачем бы я стал его изменять? Но при этом значение "внешнего мира" для меня – человека действия – должно быть чрезвычайно велико; ведь действую я во внешнем мире, стремлюсь достичь результата, преобразуя окружающую меня действительность. Получается психическая система чрезвычайно напряженная, в ней высокая субъективная значимость внешней реальности слита с негативным отношением к ее сиюминутному состоянию. Мир плох, нужно сделать его лучше, но даже такой, какой он есть, он дорог и близок. Возникает субъективный жизненный симбиоз человека и мира. Другого мира нет, и он не представим, точнее – представим лишь один желаемый мир. Один – потому что нельзя достигать сразу многих целей одновременно, так как жизнь линейна и время является вектором, стрелой, направленной из прошлого в будущее через настоящее. Для человека нет второго, параллельно текущего времени и, соответственно, других параллельных целей. Достигать их можно лишь последовательно – одну за другой. И жизнь становится "вектором", направленным от нынешнего мира в будущее. Целедостижение препятствует фантазии. Не может быть многообразия субъективных образов будущего, если мы стремимся к некоторому однозначному результату. Человеческое воображение "схлопывается", как звезда-гигант, превращаясь в "белый карлик". Возникает феномен "сужения зоны поиска" и "зашоренного сознания".

Как снайпер видит в момент выстрела только мишень, так и "человек дела" ослеплен будущим, ожидаемым результатом и видит весь мир через призму своих ожиданий. Но белый цвет, проходя через призму Ньютона, распадается на многоцветный спектр, между тем как, проходя через "призму" цели, мир упрощается и становится черно-белым: в нем есть лишь средства и препятствия, люди полезные и люди бесполезные, соратники и враги, успехи и неудачи. Человек действия должен различать поражения и победы, а творческий человек может этим пренебречь, более того – черно-белая оценка мира препятствует его реализации: "Но поражений от победы ты сам не должен отличать" (Б.Пастернак). Знаменитое, анекдотическое хрущевское: "Цели поставлены, задачи определены. За работу товарищи!" – вот апофеоз целедостижения. Стремящиеся к достижениям могут построить только развитый социализм.

Нельзя действовать, не веря в успех, не надеясь на будущее. Действующий чаще всего "мизантропический оптимист". Он негативно оценивает настоящее, но преисполнен веры в будущее. Он полагает, что все устроится к лучшему. "Бог не выдаст, свинья не съест". Он надеется на успех в рискованном деле, расценивает свои шансы выше, чем шансы среднего человека. Он верит в свои силы и считает, что его способности превосходят способности большинства других людей. Короче говоря, он является оптимистом.

В психологии принятия решения есть термин "неоправданный оптимизм". В принципе, оптимизм всегда неоправдан, ибо по определению он предполагает успешный исход, когда шансы выпасть "орлу" или "решке" равны.

Оптимист верит в грядущее воздаяние, в райское блаженство, прогресс цивилизации и культурное развитие человечества. Причем и прогресс, и духовное развитие идут в том направлении, куда идет он сам. Другого варианта не предполагается, ибо цель определена, а кто может сомневаться в том, что она единственно правильна, если ее очень хочется достичь?

Лестница целей в принципе бесконечна и ничем не ограничена, даже биологической жизнью. Горизонт вечно ускользает, и даже когда впереди маячит пропасть, горизонт уходит еще дальше.

Человек действия не может, не способен ограничить целеполагание имеющимися средствами. Время жизни не рассматривается как иссякающий ресурс, а скорее как средство, условие достижения цели.

Но разве может стремящийся к победе смириться с недостатком или отсутствием способов ее достижения? Он будет искать новые средства, направлять свой интеллект, а если рациональных возможностей недостаточно: включать механизмы психологической защиты. Подсознание будет подсказывать идею о личном бессмертии. Вернее всего, это даже не идея, а ощущение – стремление, неприятие возможности своего индивидуального конца.

Неизбежность смерти можно вытеснить из сознания и активно претворять в жизнь идею личного бессмертия. Для этого достаточно навязать миру свою власть и заставить людей (тех, кого удастся заставить) поверить в такую возможность. Нужно ставить себе памятники при жизни, открывать посвященные себе же музеи, стремится включить свое имя во всевозможные Who is Who, энциклопедии, справочники и т.д., и т.п.

Спутница стремления к целедостижению – мания всемогущества. Желание, чтобы мир был управляем, чтобы любой результат был достигнут, чтобы никакой процесс во внешнем мире не шел без контроля над ним со стороны всемогущего Субъекта, – это желание толкает к обретению власти. Власть – это возможность заставить других людей делать то, что бы они не стали делать, будучи предоставлены сами себе. В этом смысле власть является абсолютным злом, так как принуждение другого всегда связано с причинением ему ущерба морального или физического. Ни один человек, обладающий эмпатией, чувством сопереживания и тем, что привыкли называть совестью, по доброй воле не будет испытывать удовольствия от возможности причинить другим ущерб или просто доставить им неприятные ощущения. Радость от негативных эмоций, переживаемых другим человеком, причиной которых стал ты сам, способен испытывать только субъект с садистскими наклонностями.

Мания всемогущества распространяется на физическое время. Я убежден, что подсознательно любой "человек действия" считает себя бессмертным, в буквальном, физическом смысле этого слова. Сочетается это бессознательное переживание со столь же иррациональным страхом смерти. "Желание – убеждение себя" в личном бессмертии приводит к неосознанному риску и стремлению создавать критические, пограничные, "экзистенциальные" ситуации, в которых ощущение жизни особенно велико. Толкает человека на крайние поступки стремление к действию в сочетании с подсознательной установкой: "Со мной ничего не случится без моего желания".

Ощущение "Я сам себе хозяин", разумеется, спасительно и стабилизирует психику в рискованных ситуациях. Однако индивидуальное время не может быть бесконечным, поэтому неизбежное завершение жизни нужно отсрочить. Легче всего не замечать сигналов о неизбежном, но многие знаки свыше не дают забыться. И тогда остается продлить свою жизнь методом "социального сравнения": сократив время жизни или уменьшив спектр возможностей для реализации других людей (увольнение молодого талантливого сотрудника старым начальником, преследование старухами-соседками молодой красавицы и т.д.). Способов досадить ближнему много. Как ни парадоксально, подобная стратегия оправдывает себя даже биологически. Не в этом ли секрет долгожителей-палачей: Мао-Цзедуна и Молотова, Ким Ир Сена и Кагановича. Имя им – легион!

"Человек действия" (Наполеон, Сталин, Аль Капоне) продлевает себе жизнь, шагает в будущее, оставляя за своей спиной горы трупов (в прямом и переносном смысле).

Разумеется, это гротеск, крайний случай. Хотя и весьма часто реализующийся вариант жизни.

Обычный же "человек действия" так поглощен деятельностью, что не замечает жизни в бытовом, общечеловеческом понимании этого слова. Рыбалка и выпивка, воспитание детей и субботние выезды на дачу или в лес, занятие спортом или сексом, любовь и забота о близких – лишь перерывы, пустоты между деловыми, социальными успехами и неудачами. Депрессия выходного дня – болезнь трудоголика, хотя слово "трудоголик" не отражает сути личности, поглощенной делом и погоней за целью.

Другая иллюзия бессмертия – продолжение личности в продуктах деятельности, потомках, выращенных деревьях, построенных домах, написанных книгах. Подсчет удач и успехов, ощущение "не зря прожитой жизни", сознание личного бессмертия в результатах труда утешает. "Памятник" Горация – Державина – Пушкина (добавлю – Бродского) выражает эту врачующую душу иллюзию.

Здания рушатся; вопреки фразе Булгакова, рукописи горят, древние картины (большинство) пылятся в запасниках и постепенно через десятилетия и века уходят из актуального сознания людей, из системы активного культурного человеческого обмена, приобретают лишь музейную ценность.

Еще древние греки спорили, где родился Гомер, а нынешние литературоведы выясняют, написал ли он на самом деле великие поэмы. Сейчас спорят о том, кто был автором произведений, приписываемых некоему Шекспиру. Через сотню – другую лет будет дискутироваться авторство текстов песен, которые написали Шевчук и Макаревич, а само существование их расцениваться как легенда, придуманная дельцами от масскульта.

Те из людей дела, кто лишен больших властных полномочий и не может воплотить свой труд в предметы, тексты и т.п., а к ним относятся менеджеры и чиновники, политики и коммерсанты, – все они стремятся успеть, ибо отпущенное время уходит, а многие цели еще не достигнуты.

В поединке со временем, неощутимым и неуловимым, нет шансов на победу. Его нельзя обмануть, запугать или подкупить. "Человек действия" все время хочет победить, обогнать время, особенно "когда с годами изменяют силы, и только воля говорит: "Держись!" (Р. Киплинг в переводе С. Маршака). Особенно ярко это проявляется в спорте высоких достижений. Создается впечатление, что, профессиональный спорт изображен людьми как чистый, искусственный вариант "жизни достижений", где победа или поражение более или менее очевидны при всех прелестях современного профессионального спорта: допинге и произволе тренеров, подлости конкурентов и продажности судей, вмешательстве политиков и большого бизнеса и прочее.

Футболист к 23-26 годам прекрасно осознает, что его спортивный век короток, и через 10, максимум 15 лет он превратится в изношенного, замученного травмами полуинвалида, а слава и деньги уйдут к другим. Поэтому, если он "человек действия", спортсмен начинает выжимать все из ситуации.

Конкуренция с коллегами и переход в более престижные и богатые клубы, стремление заработать любой ценой "на старость", "для семьи и детей" съедают его душу. Наиболее волевые и конкурентоспособные максимально продлевают свое пребывание в зоне всеобщего внимания и возле больших денег. Яркий пример – поведение "великого" Лотара Маттеуса, игрока сборной Германии и мюнхенской "Баварии", который принял в 39 лет участие в финале Евро-2000 и был худшим футболистом немецкой сборной на поле. До этого он прославился не только спортивными успехами, но и скандальностью, конфликтами с коллегами и тренерами, отстаивал свои права на место под солнцем.

Для "человека дела" жизнь делится на время достижений и покой, пенсию, прелюдию к смерти. Волею судьбы или людей устраненный от дел человек действия, разумеется, может выбрать новую сферу приложения сил и достичь на этом поприще определенных успехов. Научный работник может стать неплохим преподавателем, футболист – тренером, управляющий производством переквалифицироваться в управдомы, боевой офицер стать охранником или, на худой конец, вахтером. Но порой не остается сил, желания и стремления к новизне. Тогда и происходит погружение в прошлое, в воспоминания о достижениях и победах. Создается личный миф, легенда о себе самом, которая, если удается, может стать мемуарами, дневником, сборником воспоминаний. Особенно любят предаваться писанию мемуаров карьеристы: политики, генералы в отставке, управленцы и администраторы районного и федерального масштабов. От символов успеха – орденов, фотографий и дипломов ломятся стенды провинциальных и столичных краеведческих и исторических музеев.

Жизнь-воспоминание должна состоять из перечня достижений, иного не приемлет личность. Можно предположить некий идеальный вариант, когда цели, которые ставил перед собой человек, вступая в жизнь, реализованы. Что остается на будущее, когда сценарий воплощен в реальность? Пустота и ощущение исчерпанности бытия. Жизнь прошла, и ничего нового в ней произойти не может. Такое ощущение может возникнуть в любом возрасте, когда "сценарий карьеры" исчерпан. Если подвести промежуточный итог, то "жизнь-целедостижение" происходит во "внешнем мире", но нацелена на будущее и обращена в прошлое, в ней нет настоящего. Воистину "есть только миг между прошлым и будущим". "Человек действия" подсознательно не признает индивидуальной смерти и стремится контролировать реальность.

Личностный тип – всегда результат жизненного выбора. Принятие решения о варианте жизни является "точкой бифуркации". После выбора обратного пути нет, и личность человека должна модифицироваться под влиянием нового образа жизни.

Условно говоря, "на входе" мы имеем индивидуально психологические черты (темперамент, характер, способности человека), а "на выходе" – личностный тип. Как говорят англичане: "До службы на флоте Джон – это Джон, после службы Джон – это бывший моряк".

"Человек действия" – это тип личности, формируемый соответствующим психологическим вариантом жизни, который, по крайней мере для западноевропейской цивилизации, является основным, одобряемым.

Стремление к внешнему успеху, достижению – вот основа основ современной цивилизации. Дело не только в дилемме Эриха Фромма: "Иметь или быть". Суть в том: что значит "быть"? "Быть" с точки зрения западного человека значит максимально раскрыть свои внутренние возможности во внешнем мире путем деяний. Самоактуализация, самораскрытие отнюдь не исключают, а предполагают успех, признание и, в конечном счете, возможность "иметь".

Выдающиеся изобретатели, талантливые рок-музыканты, режиссеры и кинозвезды – разве они не являются рекламным воплощением этого единства "быть" и "иметь"?

Главное – достичь поставленной цели, стать победителем. Возникает термин "психология победителя". Культ человека, выбравшего дорогу успеха, достижение цели, является итогом развития индустриального и постиндустриального общества. Система заинтересована в "мотивационном перегреве" человека. Только сверхмотивированный индивид готов броситься, как мотылек в пламя костра, в топку научно-технического прогресса и отдать свои ресурсы – время жизни, физические силы, способности – для достижения целей. Но никто и никогда не подсчитывает баланс потерь и приобретений на этом пути.

"Люди действия" становятся архитекторами и строителями своей и нашей общей жизни, но они же ее разрушают и делают невыносимой. Все зависит от содержания целей, которые они перед собой и перед другими поставили. Карнавалы и войны, стадионы и концлагеря, кладбища и театры воплощены "людьми действия" или, как их называли в Монголии времен Чингисхана, – "людьми длинной воли". Они основа жизни человеческого общества – "человейника" (термин философа А.Зиновьева).

Дружная поступь колонн, бестрепетный взгляд, ясность ума и оптимизм – они знают, что делают и куда идут. Но в моих ушах звучат слова из песни Александра Галича: "Бойтесь того, кто скажет: "Я знаю как надо!". Куда они идут и, более того, куда заставляют идти за собой других?

Психологи, которым тоже нельзя, по Марксу, жить в обществе и при этом быть свободным от общества, оказались под властью этого оптимального и адаптивного варианта жизни, и большинство психологических моделей личности рассматривает "человека действия" как идеал, точнее – "психологический оптимум".

Этот тип изучается не как результат "жизни как целедостижения", а чуть ли не в качестве единственного варианта личности. Вся система воспитания ориентируется на развитие способности к целедостижению и успеху.

Наибольшую популярность приобрела теория "локуса контроля" Джулиана Роттера, автора концепции социального научения. Дж.Роттер полагал, что поведение человека всегда целенаправленно и люди всегда стремятся достичь поставленной цели. Они прогнозируют будущее, они ожидают, что их действия приведут к успеху, а успех выразится в том, что социальное окружение поощрит их усилия: даст конфетку или большую сумму денег, присвоит более высокий чин или наградит высшей наградой командования – благодарностью перед строем.