МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ им.М.В.ЛОМОНОСОВА

Географический факультет

Материалы юбилейной научной конференции

«Культурный ландшафт:теория и практика»

(3-11 ноября 2003 г.)

Москва-2003

Семинар

«Культурный ландшафт»

1993-2003

Уважаемые коллеги!

Интернет-конференция «Культурный ландшафт: теория и практика», посвящена 10-летию работы междисциплинарного научного семинара «Культурный ландшафт» и является первой всероссийской конференцией семинара. Мы рады приветствовать участников конференции!

О семинаре «Культурный ландшафт»

Семинар “Культурный ландшафт” начал свою деятельность на Географическом факультете МГУ им. М.В.Ломоносова в 1993 году и в настоящее время функционирует как междисциплинарный. Конструктивным понятием постнеклассической науки для формирования теории культурного ландшафтоведения является органическая включенность человека в целое универсума. «Пространство Земли организует культуру, а культура организует пространство» - этот тезис Ю.А.Веденина (1997) блестяще отражает «полюсы притяжения», формирующие междисциплинарный характер семинара. Среди основных целей семинара - продвижение ландшафтного подхода в гуманитарные области знания и гуманитарных подходов и методов в географии, поддержка междисциплинарных исследований, создание творческой среды для дискуссий, содействие в формировании профессионального сообщества.

Семинар проводится 2-3 раза в месяц с октября по апрель. Заявки на участие в семинаре вместе с тезисами (0,5 с.) принимаются в электронном виде. Контактный тел.(095)939-22-24.

Руководители семинара

Калуцков Владимир Николаевич и Красовская Татьяна Михайловна.

Приветствие администрации Географического факультета

В 2003 году исполняется 10 лет со дня начала работы на географическом факультете МГУ Междисциплинарного научного семинара «Культурный ландшафт». За это десятилетие семинар провел более 100 заседаний, занял видное место в научной жизни факультета, притягивающей многих известных ученых-географов, стал для многих студентов и аспирантов по-настоящему первой научной трибуной. Уже вышли в свет два сборника публикаций семинара, готовится к выходу третья книга. Успех работы семинара во многом определяется активной работой его руководителей – старших научных сотрудников В.Н.Калуцкова и Т.М.Красовской.

Интернет-конференция «Культурный ландшафт: теория и практика», проводимая в честь 10-летнего юбилея семинара, подводит итог первому этапу его становления. Тематика конференции охватывает широкий круг вопросов этнокультурного ландшафтоведения – от теоретических и методологических до прикладных и проблем устойчивого развития. Не сомневаюсь, что Интернет-конференция «Культурный ландшафт: теория и практика» будет иметь существенный научный резонанс и станет дополнительным стимулом к развитию этого важного направления географии. Желаю всем участникам конференции дальнейших успехов в науке. Пусть эта виртуальная встреча поможет вам найти эффективные решения актуальных задач, завязать новые научные контакты, найти партнеров для совместных работ в будущем.

Заместитель декана факультета, профессор - С.А.Добролюбов

Порядок проведения конференции

Включенные в программу конференции материалы размещены на сайте (без редакции).

Вопросы просим адресовать непосредственно авторам докладов (их адреса Вы найдёте ниже), а копию вопросов направлять в Оргкомитет по электронному адресу:[email protected]. до 6 ноября включительно. Авторы адресуют свои ответы по запросу. 11 ноября будут подведены итоги конференции.

Обращаем Ваше внимание на то, что 7-9 ноября – нерабочие дни. По техническим причинам время опубликования на сайте итогов работы конференции может быть изменено на несколько дней.

.

Оргкомитет

[email protected]

Список

участников Интернет-конференции

1. Калуцков Владимир Николаевич, к.г.н., соруководитель научного междисциплинарного семинара «Культурный ландшафт», Географический факультет МГУ, Москва, [email protected]
2. Красовская Татьяна Михайловна,к.г.н., соруководитель научного междисциплинарного семинара «Культурный ландшафт», Географический факультет МГУ, Москва, [email protected]
3. Аверкина Т.А., Кнеллер М.Д., Копа-Овдиенко И.В., Павилова Т.В., Тельнова Наталья Олеговна (контактное лицо), МГУ, Географический факультет, Москва, [email protected].
4. Бунина Оксана Олеговна, аспирант, Ставропольский госуниверситет, Ставрополь, [email protected]
5. Вешнинский Юрий Григорьевич, Институт культурного и природного наследия РАН, г.Москва, [email protected]
6. Дробышев Юлий Иванович, к.б.н., Институт Востоковедения РАН, Институт проблем экологии и эволюции РАН, [email protected]
7. Исаченко Григорий Анатольевич, к.г.н. Санкт-Петербургский госуниверситет, Географический факультет,[email protected]
8. Исаченко Татьяна Евгеньевна, Санкт-Петербургский госуниверситет, Географический факультет, [email protected]
9. Климанова Оксана Александровна, к.г.н., МГУ, Географический факультет [email protected]
10. Костина Дарья Сергеевна, аспирантка, Ставропольский госуниверситет,[email protected].
11. Князев Ю.П., к.г.н., Волгоградский госуниверситет, Волгоград, [email protected]
12. Колбовский Евгений Юлисович, д.г.н. Ярославский госуниверситет, [email protected]
13. Коломейцева Ольга Валерьевна, НИИ развития образования, Москва, [email protected]
14. Котова Ольга Ивановна, к.г.н., МГУ, Географический факультет, Москва,

[email protected]

15. Крылов Михаил Петрович, к.г.н., Институт культурного и природного наследия РАН, г.Москва. [email protected]
16. Лысенкова Зоя Валентиновна, к.г.н.,Смоленский гуманитарный университет, Смоленск, [email protected]
17. Митин Иван Игоревич, студент, МГУ, Географический факультет, Москва, [email protected]
18. Морозова В.В. Ярославский госуниверситет, [email protected].
19. Муллонен Ирма Ивановна, д.ф.н.Карельский НЦ РАН, Институт языка, литературы и истории, [email protected].
20. Оболенская Мария Александровна, аспирантка, Институт культурного и природного наследия РАН, [email protected]
21. Пименова Раиса Андреевна, к.г.н., Московский государственный университет, Географический факультет, [email protected].
22. Потахин Cергей Борисович, к.г.н. Карельский госпедуниверситет, Петрозаводск, [email protected]
23. Рожанский Михаил, к.ф.н., Иркутский госуниверситет, Исторический факультет,[email protected]
24. Трапезникова Ольга Николаевна, Институт геоэкологии РАН, Москва, [email protected].

Содержание

Вопросы теории культурного ландшафта.

1. Исаченко Г.А. Культурный ландшафт как объект дискуссии.
2. Колбовский Е.Ю. Ландшафт в зеркале культурологии.
3. Колбовский Е.Ю.Морозова В.В. Ландшафт и хронотоп: история освоения территории и становление культурного ландшафта.
4. Коломейцева О.В. Культурный ландшафт российского города.
5. Красовская Т.М. К вопросу классификации культурных ландшафтов севера России.

Методы этнокультурного ландшафтоведения

1. Аверкина Т.А., М.Д.Кнеллер, Н.В.Копа-Овдиенко, Т.В.Павилова, Н.О.Тельнова, С.Г.Тушинская. Эстетическая оценка зимних пейзажей (на материалах национального парка «Русский север»).
2. Бондарь Ю.Н., Калуцков Ю.Н. Природные и культурные ландшафты в топонимии Кенозёрского национального парка.
3. Муллонен И.И. Культурный ландшафт Валаамского архипелага ( по материалам топонимии).
4. Оболенская М.А. Пространственная организация культурного

ландшафта Кенозёрского национального парка («взгляд изнутри»).

Региональные исследования культурного ландшафта

1. Бунина О.А. Геокультурные особенности дифференциации этнокультурного ландшафта в рамках Ставропольского края.
2. Дробышев Ю.И. Евразийская степь как культурный ландшафт.
3. Климанова О.А. Исторические ландшафты Средиземноморья.
4. Костина Д.С. Районирование этнокультурного ландшафта казаков.
5. Крылов М.П. Исследование региональной идентичности Европейской России.
6. Лысенкова З.В. Природопользование и формирование современных и культурных ландшафтов Республики Алтай.
7. Потахин С.Б. Создание культурных ландшафтов национального парка «Паанаярви» (Северная Карелия).

Прикладные исследования и разработки с использованием теории и методов этнокультурного ландшафтоведения.

1. Вешнинский Ю.Г.Аксиологическая поляризованность российского культурного пространства.
2. Исаченко Т.Е. Природно-культурные комплексы старинных усадеб.
3. Князев Ю.П. Культурные ландшафты подзоны разнотравных степей (на примере Волгоградской и Воронежской областей).
4. Котова О.И. Традиции природопользования русских северных монастырей.
5. Митин И.И. Создание комплексных географических характеристик и внедрение доминантного мышления.
6. Пименова Р.А. Культутрно-географические мотивы в философских трудах И.А.Ильина.
7. Рожанский М.Я. Социальная география – цель социологии.
8. Трапезникова О.И. История формирования агроландшафта на востоке Русской Равнины.

Тексты докладов

Вопросы теории культурного ландшафта.

культурныЙ ландшафт как объект дискуссии

Г.А. Исаченко

Санкт-Петербургский государственный университет,

Факультет географии и геоэкологии

[email protected]

Понятие «культурный ландшафт», введенное в научный оборот в начале XX в., обрело необычайную популярность на рубеже второго и третьего тысячелетий. Оно оказалось в фокусе интересов исследователей, традиционно делившихся до сих пор на «естественников» и «гуманитариев». Контексты, где фигурирует сочетание «культурный ландшафт», поражают своим разнообразием – как, впрочем, и варианты употребления базового термина «ландшафт». Поле трактовок культурного ландшафта чрезвычайно обширно – от представлений об «идеальных ландшафтах», возможных лишь в прекрасном будущем, до любых участков земной поверхности, на которые человек когда-либо обратил свое внимание. В ряде текстов термин «культурный ландшафт» вполне заменим словами «пространство», «территория», «местность», «место». В других случаях объекты, рассматриваемые в качестве культурных ландшафтов, вообще трудно привязать к какой-либо конкретной территории.

Узловые пункты развернувшихся сейчас (устно и в печати) дискуссий о содержании этого понятия можно обозначить следующим образом:

1. Соотношение природной и культурной составляющих в культурном ландшафте. В ряде работ, выполненных в русле гуманитарной географии, роль природных факторов в формировании культурного ландшафта сведена к фону, пейзажу - то есть внешней составляющей ландшафта (Туровский, 1998 и др.). Согласно схеме В.Н. Калуцкова (2000), природный ландшафт – такая же составная часть культурного ландшафта, как и, например, местная языковая система и местное сообщество. В работах Ю.А. Веденина и его коллег по Российскому НИИ культурного и природного наследия, наряду с признанием вклада природных процессов, явно акцентируется роль интеллектуальной и духовной деятельности в формировании культурных ландшафтов (Веденин, 1997 и др.). Ю.А. Веденин и М.Е. Кулешова (2001) включают в культурный ландшафт, наряду с топонимами, архивные и библиографические источники, а также разнообразные предметы, указывающие на связь ландшафта с историческими событиями.

По-видимому, ставить вопрос о «приоритетности» природного (либо культурного) начала в культурном ландшафте не имеет особого смысла. Во всяком случае, первое из них всегда предшествует второму во времени, никуда, впрочем, не исчезая в ходе как «интеллектуально-созидательной», так и «рутинной жизнеобеспечивающей» (по Ю.А. Веденину) деятельности человека.

Никакой ландшафт (даже если исходить из этимологии этого термина) не существует без территории, иначе говоря, имеет более или менее четкие пространственные границы. Идея ландшафта, в том виде, как она зародилась в России и Германии на рубеже XIX и XX вв. – это прежде всего идея связи между различными природными телами (явлениями), а также деятельностью человека в пределах конкретных территорий. Поэтому прежде чем включать в культурный ландшафт те или иные объекты или явления, необходимо применить критерий тесноты связи. Такие творения человека, как произведения живописи, литературы, музыки, созданы в определенных ландшафтах и несут на себе их отпечаток (хотя и не всегда). Однако затем у этих «порождений» начинается своя жизнь, вовсе не связанная с конкретной территорией – в отличие, например, от «неподвижных» архитектурных сооружений. Пространственный аспект искусства необходимо изучать, но едва ли «прикрепление» всех без исключения произведений искусства к каким-либо культурным ландшафтам придаст этому изучению новые грани.

2. Категория смысла в культурном ландшафте. Так, В.Л. Каганский (2001) считает культурным ландшафтом всякое земное пространство, которое определенная группа людей освоила утилитарно, семантически и символически. Действительно, человек, обживая некоторую территорию (пространство), «осмысляет» ее, наделяя системой местных географических названий, символикой, местным фольклором и т.п. При этом не всегда смыслы, придаваемые разным местам (ландшафтам), имеют сугубо позитивный характер.

Изучение семантики и символики различных ландшафтов находится только в начальной стадии и, судя по достигнутым результатам, весьма плодотворно и увлекательно. Заманчиво использовать категорию смысла (а также цели, поскольку всякая деятельность человека, как правило, целенаправленна) в качестве критерия выделения культурного ландшафта. Однако можно поставить вопрос и по-другому: много ли на Земле ландшафтов, человеком не «осмысленных»? Например, фантастически огромные болота Западной Сибири, до сих пор не обжитые (если не считать кое-где проведения по ним дорог), едва ли можно рассматривать в качестве ландшафтов, не наделенных смыслом – ибо они давно известны коренному населению, имеют богатую топонимику (причем как на языках коренных народов, так и русскую) и свою мифологию. В то же время по всем естественнонаучным критериям большинство из этих крупнейших болотных массивов, никогда не затрагивавшихся мелиорацией – типичные девственные (т.е. целиком природные) ландшафты.

Строго говоря, осмыслен любой ландшафт, с которым имеет дело человек. Для необитаемых территорий началом «осмысления» можно условно считать первое нанесение на карту и получение собственного имени. Стало быть, смыслы есть и у поверхности ледяного купола Антарктиды. В таком (символически-семантическом) аспекте ткань культурных ландшафтов Земли непрерывна. Более того, один и тот же (территориально) ландшафт может быть полем «интерференции смыслов» в различных культурах (сообществах людей) – как во времени, так и в пространстве.

Таким образом, придание исключительной роли категории смысла при выделении и изучении культурных ландшафтов ведет, по сути дела, к безграничному расширению сферы применения этого термина. Кстати, В.Л. Каганский в своей книге 2001 г., для краткости именуя «культурный ландшафт» просто ландшафтом, фактически ставит знак равенства между двумя этим терминами (а также пространством, территорией).

3. Существование нематериальной (духовной) составляющей у культурных ландшафтов. Представители гуманитарной географии, не говоря уже о «чистых» гуманитариях (филологах, историках, этнографах и др.), как правило, уделяют особое внимание рассмотрению духовных начал местности (genius loci). Духовность ландшафта служит важнейшим объектом изучения в так называемой сакральной географии.

Трудно отрицать существование духа (а также души) у большинства обжитых человеком ландшафтов. Однако вопрос, можно ли изучать эту сторону культурных ландшафтов методами «традиционной» науки, остается открытым. Несомненно, что дух местности – порождение определенного исторического периода и культуры конкретного сообщества людей; поэтому он не всегда воспринимается вне этой культуры. Так, русская национальная святыня - ландшафт окрестностей сел Михайловского и Тригорского на Псковщине - едва ли будет духовно воспринят иностранцем, для которого Пушкин – ничего не значащее имя. Можно утверждать, что «духовная нагрузка» ландшафта характеризует его определенное состояние на фоне более стабильных во времени (как правило, природных) составляющих.

4. Иерархия культурных ландшафтов. Среди большого потока текстов о культурных ландшафтах очень мало работ, где рассматривались бы культурные ландшафты конкретной территории в их пространственной иерархии. Как правило, любая попытка картографирования сложных территориальных комплексов (к которым, без сомнения, относятся и культурные ландшафты) приводит к необходимости установления иерархии последних. Едва ли целесообразно механическое перенесение всего аппарата классического ландшафтоведения (включая детально разработанную морфологию ландшафта) в исследование культурных ландшафтов. На этом пути можно зайти далеко, называя, например, помойку во дворе многоэтажного дома «элементарным культурным ландшафтом» (кто возразит, что это своего рода отражение культуры дома в целом?), а городскую свалку – «культурным урочищем». Догматические подходы опасны в любом исследовании, однако невозможно отрицать, что культурные ландшафты разноуровенны (разномасштабны), а многие из них, по сути дела, «вложены» друг в друга. Представляется, что при изучении их иерархии, а также пространственных границ и взаимных переходов плодотворно понятие природно-культурный комплекс (или природно-культурный территориальный комплекс), уже используемое рядом авторов.

Резюмируя сказанное, можно констатировать, что современное понятие «культурный ландшафт» развивается в двух основных направлениях. Одно из них находится в русле классического ландшафтоведения. Здесь акцент делается на термине «ландшафт», и культурный ландшафт рассматривается как «двуединый» комплекс, где действуют как природные (спонтанные) процессы, так и процессы, инициированные человеческой деятельностью (в том числе управляемые или контролируемые человеком). К понимаемому таким образом культурному ландшафту применимы методы динамического ландшафтоведения, то есть можно исследовать его структуру и функционирование с соответствующими потоками вещества, энергии и информации, а также картографировать в разных масштабах. При этом необходимо учитывать, что не все привнесенные человеком особенности культурного ландшафта объяснимы с рационалистической точки зрения; здесь часто присутствует «иррациональные» элементы (например, сакрального характера), которые можно понять только в рамках определенной культуры.

С этих позиций понятие «культурный ландшафт» предпочтительнее термина «антропогенный ландшафт», имеющего широкое хождение в географии, главным образом благодаря работам Ф.Н. Милькова. Кроме того, второй термин неудачен по его прямому смыслу («ландшафт, сделанный человеком») – на что уже не раз указывалось в географической литературе.

Второе направление можно обозначить как междисциплинарное. Здесь культурный ландшафт, исследуемый с участием представителей гуманитарных дисциплин (а нередко - только «гуманитариями»), давно уже «оторвался» от ландшафта, а нередко – и от территории. Явный акцент в таком изучении делается на термине «культура», причем изучаются в основном «порождения» людей, населяющих (населявших) конкретные ландшафты – от древних рун и саг до политических предпочтений. Речь идет, скорее, о прочтении ландшафтов и их образов (в самом широком смысле) средствами гуманитарных наук. Эти средства довольно многообразны и дают интересные результаты, но нельзя забывать, что любое «прочтение» ландшафта конкретным исследователем неизбежно несет на себе отпечаток соответствующих социокультурных установок.

Нужно констатировать, что «вырвавшееся на волю» понятие культурного ландшафта уложить в какое-либо прокрустово ложе невозможно, да и не нужно – как и, например, требовать от специалистов-этнографов или фольклористов погружения в терминологию и методологию классического ландшафтоведения.

ЛАНДШАФТ В ЗЕРКАЛЕ КУЛЬТУРОЛОГИИ

Е.Ю. Колбовский

Ярославский государственный педагогический университет,

Естественно-географический факультет

[email protected]

1. Метафизика ландшафта. Становление русского провинциального ландшафта - исторический процесс, который может быть представлен как окультуривание пространства обитания. Воздействуя на природу, человек воспроизводит культурный ландшафт (КЛ) как символ, выражающий его чувства, убеждения и ценности, следовательно история КЛ есть история одухотворения, или, по Георгию Гачеву, «одомашнивания» этносом приданного ему «варианта природы».

Согласно исследовательской гипотезе, принятой в этой работе, ландшафт становится феноменом культуры по мере накопления в нем совокупности негэнтропийных черт - признаков освоенности, структурированности, осмысленности. Накопление признаков освоенности происходит постепенно, но в конце концов возникает такой момент, когда сумма изменений, произведенных человеком в ландшафте, далеко превышает утилитарные нужды «полезности» и удобства: созданный избыток энергии и информации переходит в новое качество, создавая метафизику ландшафта, которая впоследствии приобретает самодовлеющее непреходящее значение, и задает дальнейший вектор развития рукотворной природы.

Метафизика ландшафта и есть его «дух», «образ» (по-польски ландшафт - «крайобраз»), состоящий из множества символов, запечатленных в искусстве, живописи, народном фольклоре.

Всякий ли антропогенный ландшафт можно считать культурным? На наш взгляд, человек как преобразующая сила окультуривал ландшафт повсюду, где увеличивал его разнообразие, повышал негэнтропию, сложность и мозаичность местности, создавая тот самый излишек энергии, который и переходил в новое качество - образ. Если осваивая пространство человек открывал скрытую в кажущемся хаосе природы закономерность, ему неизбежно открывалась ее красота. «Возделывать землю не значит злоупотреблять ею, истощать и разрушать ее, а значить улучшать ее, вводить в большую силу и полноту бытия» - писал Дмитрий Лихачев.

Давно известно, что этнически укорененный («национальный») сельский пейзаж любой страны чрезвычайно красив. Герберт Спенсер трактовал красоту сельских видов как «забытую полезность», ссылаясь на то вроде бы верное наблюдение, что утилитарные объекты из прошлых эпох становятся эстетическими в последующих. Однако этого явно недостаточно.

Мы не признаем красивым объект, лишенный внутренней организации. Необходимо чтобы сам субъект (в нашем случае - субъект освоения) обнаружил, открыл закономерность в кажущемся хаосе природы. Красота буреломного таежного леса Северной Евразии для наблюдателя, помещенного вовнутрь, весьма относительна - хотя бы потому, что ее невозможно увидеть: обзор затруднен, горизонт закрыт, нет переднего, среднего, дальнего плана - на Руси такой ландшафт называли «пустынью».

Вторжение в девственную тайгу неслучайно начиналось с рек, движение по водной глади которых, позволяло отодвинуться от стены леса и выбрать локусы приложения усилий. Человек расчищал пространство девственной природы, освобождая «материк земли» (выражение ярославского землемера XVII века) - сначала мысы и стрелки рек, площадки пойм, потом надпойменные террасы, вершины холмов и склоны. Освоение ландшафта с самого начала помимо утилитарных решало эстетические задачи, и потому может быть определено как визуальное раскрытие и организация ландшафта.

Специалисты по биологии восприятия пришли к выводу, что рисуя картину художник извлекает из окружения структуру, которая уменьшает. В этом смысле фрагменты «дикой» природы как правило избыточны (эту избыточность можно описать в понятиях структурной избыточности в смысле теории Шеннона).

Таким образом, окультуривание ландшафта есть творческое его освоение. Обнаружение красоты в окружающем нас мире - явление вторичное по отношению к творческим способностям человека. Подобно тому, как скульптор выводит форму из камня, «отсекая все лишнее», люди усиливали, подчеркивали природный потенциал ландшафта, прорубая непроходимые «непроглядные» (этимология слова!) буреломные заросли дремучего леса и создавая «прозоры», раскрывая высокий уступ над озером, стрелку на слиянии двух рек, углубляя протоку между двумя озерами, наращивая плодородный горизонт - короче, «вводя природу в большую силу».

2. Культурный ландшафт как социальное пространство. Места в ландшафте - основные элементы жизненного пространства, а их композиция складывается из той смысловой и эмоциональной нагрузки, которой они номинированы.

Культурный ландшафт, в котором мы обитаем, является социально обозначенным и сконструированным, посредством занесения социальных реальностей в физический мир. Таким образом, культурный ландшафт - способ присвоения, социальной организации и структурирования пространства обитания. В этом аспекте КЛ выступает как социальное пространство, выражающее формы существования различных пространственно-временных отношений - так называемых «хронотопов», в рамках которых реализовались совершенно различные модели освоения, в свою очередь вызывали к жизни и разные типы КЛ. Хронотопы тоталитарных эпох в разных странах обнаруживают известную параллель: силовой подход к социуму, оборачивается силовым подходом к природе - освоение пространства выражается в его покорении, захвате, «застолблении». При этом возникает столь характерная для империй новая организация пространства с сакральным «ухоженным» центром и эксплуатируемой, разваленной периферией.

Имперское освоение всегда и повсюду, в любых хронотопах уничтожало этнически укорененные типы КЛ, превращая пространство в «территорию» - некий субстрат для развертывания сугубо сырьевой деятельности с неизменно негативными катастрофическими последствиями. Подобной участи не избежал и русский сельский провинциальный ландшафт, который в начале XX века был представлен убогим, отсталым, (т.е., был намеренно и осознанно «обнулен»), а потом освоен заново как территория («целина»), при этом многие его элементы подверглись уничтожению.

Следовательно, не только различие в природных условиях разных эпох освоения, но и социальные («стилевые особенности») организации проработки пространства могли влиять (и влияли) на пространственную мозаику культурного и природного ландшафта. В этом - очевидное и бесспорное влияние метафизики ландшафта на его физику - структуру и функционирование.

3. Ландшафтный код и ландшафтные образы. Если рукотворный ландшафт есть произведение культуры, а культура, как известно, создает различные коды, в том числе, коды предметно-пространственной среды, то следовательно можно и должно говорить об особом «ландшафтном» коде -В этом смысле культурный ландшафт - выразительно говорящее бытие. Лес и луг, поле и тропа, речка и мельница - все это знаки ландшафтного кода, сообщения «пространственного текста», в каждом из которых, таятся смысловые сокровища. Своеобразие и сложность и ландшафтного кода заключается в том, что Целостные ландшафтные образы формируются не столько набором элементов, сколько метрическими соотношениями между ними, воспроизведение которых и создает «иконичность» ландшафта: «сообщение» создается помещением значимой формы на определенное место.

Ландшафтная символика возникает из ландшафтных образов. Сам по себе ландшафт воспринимается через совокупность увиденных с разных точек «картинок», прочтение которых требует владения особым символическим кодом и основано на действии слабо осознаваемого человеком механизма пространственного синтеза, связанного со способностью образов представлять информацию в целостной, мгновенно схватываемой форме. Ландшафтные образы («омут», «на распутье», «среди долины ровныя», «у озера», «над вечным покоем», «три тополя на Плющихе») - это посредники между чувственными явлениями и духовным содержанием в культуре данной цивилизации, центры, вокруг которых группируются образы других модальностей; в этом - исключительность роли ландшафтных символов для познания вообще.

4. Ландшафтные символы: функция конструирования символической образности в культуре. Ландшафтные образы и сопутствующие им символы зарождаются и эволюционируют вместе с культурой эпохи. Процесс возникновения ландшафтных символов и наполнения их новым смыслом проходит несколько стадий, связанных с этапами конструирования символики национального макрокосма. мифологическую, теоцентричную антропоцентричную..И только на антропоцентричной стадии, совпавшей с оформлением и расцветом рукотворной природы ландшафтные символы находят отражение в живописи, и на полотнах художников впервые появляется, наконец, полноценный пейзаж - образ сельской местности, собственно «landschafts».

В данной конкретной культуре конструирование символической образности проходит ряд общих стадий: схематизацию - вычленение крутого берега реки из всех прочих, конвенциализацию - закрепление кодового значения - «яр», и наделение значащими деталями (крутизна, обзор, значительность), наконец - рождение матрицы кругов смысла - «Вдоль крутых берегов, Волга-речка течет...».

Смерти ландшафтного символа предшествует предварительное его обесценивание, реализующееся посредством превращения символа в знак. Символ как бы теряет присущую ему смысловую и эмоциональную нагрузку, одновременно с этим носители культуры - субъекты восприятия - утрачивают способность пользоваться ландшафтным кодом. В наше время функцию омертвления ландшафтных образов «с успехом» выполняет массовая культура и телереклама: индустриальная стилизация символов сначала превращает их в знак, а уже последующее тиражирование сопровождается окончательной утратой даже того, смыслового «сухого» остатка, которой первоначально был в них заложен.

История развития всякой культуры опирается на идею гармонизации сосуществования человека с окружающей средой. Для реализации этой идеи культура вырабатывает традиции - в том числе традиции жизни в ландшафте, содержащие три аспекта: смысловой - ибо являются отражением обобщенных взглядов на мир; духовный - так как несут в себе нравственно-этическую концепцию, поведенческий - ибо формируют этическую парадигму. Этим трем аспектам соответствуют три функции ландшафтных символов - мировоззренческая, коммутационная, регулятивная. При переходе общества из одного состояния в другое включается особый «механизм» передачи культурных традиций и осуществляется как бы наполнение символов новым содержанием - в противном случае происходит утрата норм жизни в ландшафте, что и произошло в советской культуре середине XX столетия.

5. Культурный ландшафт как национальный пейзаж. С представлением о ландшафтном коде тесно связана идея изобразительного языка. Поскольку картина передает не только сходство с ландшафтом (пейзаж как факт-видимость), но и представление о нем (пейзаж как образ и идеал), то через пейзажную живопись мы можем выяснить, каким видели и представляли ландшафт «обитатели» разных культур и хронотопов, - в этом плане история пейзажной живописи - это история открытия (и одновременно - окультуривания-очеловечивания) ландшафта и конструирования ландшафтных образов.

Развитие пейзажного жанра шло параллельно с оформлением культурного ландшафта, и закономерно, что сельский пейзаж начинался с изображения искусственных сооружений в ландшафте, Чем больше признаков рукотворной природы заключал в себе ландшафт, тем пристальней вглядывался в него художник, тем более разнообразным и сложным становился изобразительный (и одновременно - ландшафтный!) код.

Анализируя пейзажную живопись прошлого в хронологическом порядке мы обнаруживаем существование своеобразного цикла в развитии жанра, повторившегося с различными вариациями в разных странах. Внутренним механизмом, направляющим эволюцию жанра было постоянное усложнение восприятия человеком ландшафта, вычленение в нем новых черт и обогащение способов передачи этих черт на холсте. Овладение средствами передачи реального ландшафта неизменно вело к стилизации и поэтизации, т.е., к созданию образа, что фактически выражалось в появлении идеального пейзажа (сначала - «итальянского», чуть позже - «фламандского», «английского», а затем и «русского»). Однако, однажды появившись, ландшафтные символы способствовали выработке образного языка, который позволял уже обратиться к пейзажу как средству воплощения чувств и идей, настроений, при этом собственно копирование природы обесценивается («голая техника»). Другими словами, эмоциональная интерпретация ландшафта (еще одна ступень на пути его очеловечивания) позволявшая выражать внутреннее состояния и переживания человека, становится возможной лишь после создания художественного языка изобразительных средств.

Таким образом, визуальные открытия и новое мировосприятие позволяют запечатлеть ландшафт по-новому, с большей силой реальности, и с иным смысловым наполнением, что после закрепления в традициях художественного изображения приводит к выработке нового изобразительного кода и языка, который в свою очередь служит для выражения уже более абстрактных чувств и идей в «идеальных» и «драматических» пейзажах. Закономерно, что идеальный пейзаж, разрабатывающийся в рамках каждого такого цикла выполнял знаково-деятельностную фукцию, ибо служил образцом для подражания и, что еще важнее - для создания новых реальных рукотворных ландшафтов.

Деятельностная функция идеального пейзажа для нас особенно интересна, ибо именно метафизика идеального пейзажа стимулировала первые сознательные попытки создания эстетически во вкусе времени оформленного ландшафта в России.

Ландшафтные символы несут в себе идеал и ценности культуры, им свойственна способность предвосхищать цель - телеологичность. Если вся культура - это метаинформация, наследственная память коллектива, то КЛ - часть этой памяти, задающая нормы и способы действия человека в природе. В КЛ любой эпохи заложен образ идеальной природы, который служил средством передачи идеальных целей от человека к человеку, от общины к общине; от поколения к поколению. Поэтому - культура, утратившая свои символы обречена...

ЛАНДШАФТ И ХРОНОТОП: ИСТОРИЯ ОСВОЕНИЯ ТЕРРИТОРИИ И СТАНОВЛЕНИЕ КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА

Е.Ю. Колбовский, В.В.Морозова

Ярославский государственный педагогический университет,

Естественно-географический факультет

mailto:[email protected]

1. Культурный ландшафт как выражение хронотопа. Освоение территории Центра и Севера европейской части России - сложный и во многом противоречивый процесс, контролируемый как природными, так и социальными факторами. не составляют в этом смысле исключения. Такие масштабные исторические явления, как первичное освоение территории и распашка земель, внутренняя колонизация и становление русской государственности происходили на фоне непрерывно меняющихся природных условий, которые то благоприятствовали этим явлениям, то, наоборот, тормозили их развитие, иногда поворачивая вспять сам процесс освоения.

С позиций ландшафтоведения основными результатами воздействия человека на природу можно считать, во-первых, расширение сферы (территории) влияния человеческой деятельности в пространстве «дикой» природы, во-вторых, постепенное накопление в ландшафте антропогенных черт, сопровождающееся переходом природных ландшафтов в категорию антропогенно измененных, а затем и собственно антропогенных ландшафтов. Анализ исторических данных, материалов писцовых и межевых книг, старых картографических источников позволяет сделать вывод о неровном «волновом» характере освоения пространства Центра и Севера Русской равнины. С первого тысячелетия до нашей эры и на всем протяжении второго вплоть до новейшего времени процесс освоения представлял собой непрерывное чередование волн распространения человеческого влияния и внедрения антропогенных ландшафтов (селитебных земледельческих, пасторальных) в структуру естественной ландшафтной «мозаики». За каждой из таких волн, как бы расплескивающих влияние человека на все большее пространство с неизбежностью следовала эпоха кризиса и спада, т.е., забрасывания и запустения ранее заселенных, распаханных, залуженных и осушенных земель и возврата их в сферу влияния природных ландшафтообразующих факторов.

Продолжительность каждой последующей волны освоения сокращалась по сравнению с предыдущей. Однако, в силу своеобразия и специфики природного фона для каждой волны освоения была характерна своя мозаика соотношения освоенных и девственных участков. Ареалы пика освоения (фазы территориальной экспансии), принадлежащие к разным волнам, не вполне совпадали между собой в пространстве, как не совпадали между собой и «съежившиеся» ареалы периодов природных катастроф, геополитических кризисов и хозяйственного упадка.

Это несовпадение закономерно, и определяется во-первых флуктуациями климата и соответствующей естественной трансформацией ландшафтов, во-вторых, изменением «техники» (методов орудий и способов) хозяйства, в-третьих (но, не в последних) своеобразием культурной, геополитической и экономической обстановки каждой очередной волны освоения, т.е., спецификой хронотопа каждой эпохи.

В силу этих же причин каждая последующая волна освоения, с одной стороны размывала предыдущий рисунок соотношения освоенных и нетронутых участков, с другой стороны - наследовала отдельные, наиболее устойчивые элементы этого рисунка.

С одной стороны единожды найденные, «нащупанные» в ландшафте места уже не выпадали из зоны человеческого внимания, поскольку обладали целым рядом «полезностей», были красивы и удобны. Это обстоятельство объясняет устойчивость древнеосвоенных «локусов» в современном ландшафте и их передачу по наследству от одной исторической эпохи к другой. Например селитебные ландшафты Русской равнины практически повсеместно были «угаданы» еще десять-пятнадцать веков тому назад. Ополья северо-восточной Руси - безлесные равнины, долгое время считавшиеся сугубо природным образованием, на самом деле связаны с «ядерными» районами полевого пашенного земледелия (Углече Поле, окрестности озер Неро и Плещеева).

С другой стороны, пространства «отнятые у природы» в условиях климатического оптимума и занимающие не самое выгодное положение в ландшафте (сточки зрения земледельческого использования), могли быть заброшены в следующую фазу в условиях избыточного увлажнения и похолодания, поскольку усилия, необходимые для их поддержания в культурном состоянии превышали наличные возможности человеческих коллективов. На территориях российского Центра и Севера, которые и поныне входит в «зону неустойчивого земледелия», в периоды спада хозяйственной активности ландшафтные особенности часто выступали в роли лимитирующего фактора. В условиях общего избытка увлажнения и повсеместного распространения глеевых и глееватых почв, чередования нескольких дождливых и прохладных вегетационных периодов подряд могло привести к выпадению из пахотного клина всех слабодренированных участков. Таким образом, современный нам рисунок освоения пространства, выражаемый мозаикой белых и зеленых контуров листа топографической карты, имеет длительную историю и содержит в себе ряд гетерогенных элементов, унаследованных от различных волн - циклов деятельности человека в ландшафте.

Рисунок освоения оказывает существенное влияние на современные социально-экономические процессы, когда специфика нового производства вступает в противовес с якобы рудиментарными элементами прежней мозаики территориальной организации жизнедеятельности человека. Из этих противоречий, в частности, выросла проблема «малых «неперспективных деревень», когда многие древние элементы ландшафта сочли не только бесполезными, но и вредными, и повели на них суровое наступление, объединяя пашни в «аэродромные поля», искореняя кустарники и опушки, корчуя пустоши, осушая поймы. В итоге всех этих односторонних и близоруких преобразований ландшафт становился все более однообразным и примитивным, а следовательно, незащищенным и скудным, обреченным на деградацию.

Экологические кризисы, вызванные освоением и (или) изменением природного фона в неблагоприятную по отношению к формируемому КЛ сторону, имели место и в прошлом. Так, уже первый этап земледельческого освоения территории российского Центра, связанный со сведением лесов, подсечно-огневым и долинным земледелием поздних фатьяновцев и финно-угорских племен, вызвал системный экологический кризис, который выразился в общем накоплении долинного накопления аллювия, активизации эоловых процессов и погребении темноцветных окультуренных почв под дюнами высоких пойм и надпойменных террас.

2. Декомпозиция и агрегирование как сущностные стороны процесса становления культурного ландшафта. В ходе развития культурного ландшафта человек постоянно использовал операции пространственного анализа и синтеза, проявлявшиеся, соответственно в декомпозиции дикой природы (или ландшафта предшествующей эпохи) и агрегировании их в составе культурного ландшафта.

На начальных этапах освоения декомпозиции подверглась дикая природа, в пространстве которой выделялось существенное, и оно (это пространство) как бы членилось на элементы в соответствии с нуждами человека. При этом, первостепенное значение в проблеме выбора места играло природное ландшафтное разнообразие. Прежде всего осваивались зоны, включавшие несколько ландшафтно-контактных участков, природных экотонов: площадки боровых террас над руслом небольших рек («мысы»), высокие пойменные гривы, сохранившие останцы широколиственных рощ, «камерные» долины притоков овражного типа, дюны речных долин, вершины небольших зандровых холмов вблизи рек, крутые холмы на водоразделе между двумя ручьями.

В последующем шла постоянная детализация элементов - функциональных мест в культурном ландшафте. Таким образом за столетия возникло все современное разнообразие мест-элементов культурного ландшафта: места для жилья (селитебные элементы) место для пашни, луга и пастбища (агроценозы), места - линейные связующие элементы - дороги и реки и т.д. В этом смысле освоение представляло собой типично итеративный процесс.

Граница между Природой и Культурным ландшафтом всегда была постепенной - селитебные места и пашни (антропогенные элементы КЛ), соседствовали с сенкосами и пастбищами (антропогенно измененными элементами), те, в свою очередь, с элементами, лишь слабо затронутыми влиянием человека (охотничьими угодьями - путиками крестьян и зверинцами феодалов) - так постепенно, за многие десятилетия совершалась поляризация ланшафта. Роль естественных границ между волостями играли реки и крупные болотные или лесные массивы. Многим волостным границам было суждено сохраниться в итоговом рисунке освоения как рубежным природным элементам культурного ландшафта, ныне играющих роль блоков экологического каркаса, полярно дистанцированных от очагов и осей хозяйственного развития.

Декомпозиция осуществлялась вширь (раздвижение границ «фронтира», освоение новых участков), и внутрь, вглубь - путем детализации свойств уже выделенных элементов ландшафта. Смысл декомпозиции: преодоление сложности и избыточной информационности природы, приведение хаоса в порядок - борьба с энтропией. Принцип простоты и итеративности диктовал первоначальную Принцип полноты освоения реализацию простых моделей освоения и последовательное их усложнение. определил последовательное (итеративное), но конечное в рамках данного хронотопа наращивание сложности КЛ.

Таким образом, эволюция развития КЛ на данной территории дикой природы шла от «простоты» к «полноте» - как в смысле охвата участков, обойденных при первоначальном освоении (вторичная колонизация), так и в смысле итеративного познания и использования свойств отдельных элементов (полей, лугов, речных пойм и болот. Осваивая ландшафт, человек осуществлял последовательные действия в течении десятилетий и даже веков разлагая сложную (и неявную!) природную структуру на элементарные природно-антропогенные составляющие, до тех пор пока этот «анализ» не прекращался вследствие неделимости фрагмента и общей устойчивости полученной модели состава КЛ - либо по другой причине.

Другой неотъемлемой стороной процесса освоения было агрегирование мест в пространстве КЛ - установление отношений на заданном множестве элементов.

Элементарное агрегирование - это постепенное «эволюционное» укрупнение полей в сельском ландшафте российского Центра и Севера, где по склонам моренных холмов и песчаных камов в соответствии гребне-килевыми элементами тянулись мелкие, распахиваемые по водостоку «гоны» земли. Хозяйственное чутье земледельца подсказывало нецелесообразность объединения в одном контуре двух или трех участков пашни с резко различными почвенными условиями, поэтому подобная мелкоконтурность, вообще говоря, являлась отражением своеобразной экологической нормы. Лишь по прошествии многих десятилетий, когда под воздействием эксплуатации агроландшафт терял естественную контрастность (моделировался рельеф, запахивались границы между почвенными разностями, делювиальные шлейфы опускались в ложбины между холмами), становилась возможным элементарное агрегирование - компоновка отдельных угодий в более крупные контуры.

. В алгоритме агрегирования (также как и декомпозиции) содержится (хотя может быть и не явлена наблюдателю) идеальная модель (основание деления), продиктованная культурной средой данной конкретной эпохи освоения. Примером такой модели являются представления о «худой» и «доброй» земле, которые всегда конкретны, историчны. В этом обстоятельстве и заключена средовая роль культуры. Способы декомпозиции и агрегирования элементов КЛ в рамках конкретного хронотопа можно назвать (используя понятия системологии) пространственным конфигуратором.

Смена конфигуратора трансформировала рисунок освоения - такие его качества как дисперсность, площадь отдельной хозяйственной единицы в ландшафте, людность поселений, характер границ освоенного ландшафта и многое другое.

Так, в пространственном плане апогей освоения был достигнут уже в конце XVI века, когда выставление починков и заимок, ведение работ по расчистке леса и образование новых дере­вень привели к появлению абсолютно максимального за всю историю центра Руси числа населенных пунктов. Подъем следующей волны освоения происходил уже в рамках совершенно иного пространственного конфигуратора (сложившегося под воздействием таких факторов как рост поместного и вотчинного землевладения, свертывание крестьянской инициативы, закрепощение крестьян) поэтому начавшееся возобновление захватывало иные урочища, а зарастающий лесом участок пашни мог и вовсе не вернуться в хозяйственный оборот.

Агрегирование - безусловно творческая сторона освоения и становления КЛ, придающая последнему эмерджентность, ибо будучи объединенными, взаимодействующие элементы образуют систему, которая обладает не только внешней целостностью, обособленностью от окружающей среды, но и внутренним «естественным» единством - именно таковым выглядит культурный этнический ландшафт любой страны.

КУЛЬТУРНЫЙ ЛАНДШАФТ РОССИЙСКОГО ГОРОДА

О.В. Коломейцева

НИИ развития образования

[email protected]

Понятие культурного ландшафта применительно к городу слабо определено.

Попытка сформировать собственно понятие культурного ландшафта города - вот задача исследования. Ландшафтная и городская феноменология несопределены и безуспешно интегрируются лишь в плоскости общего (?) предмета изучения и / или проектирования [11].

Выделим несколько подходов к определению города :

1) Культурофилософский. Город - идеальное образование[20], выстраивание "культурного ландшафта" происходит в сознании человека [21];

2) Культурологический. Город рассматривается как культурно конструированное пространство смысла. Единицей пространственной организации является пространственное место, создаваемое определенными городскими общностями[22];

3) Средовый - наиболее распространенный подход. Город представляется как среда жизни и место концентрации деятельности [14];

4) Культурно-биографический [7] и схожий с ним - историко-культурный подходы [1]. Город - живое существо и сосредоточие духовной жизни государства, местности [7]. Н.П. Анциферов утверждал важность изучения городских ландшафтов для всей русской культуры [1].

Под городом в культурноландшафтном подходе следует понимать населенную местность, территорию, с ярко выраженным этнокультурным ядром, как "носителем" городской культуры. При отсутствии этого ядра - город превращается в исторический источник [18], в документ как информацию, записанную на материальном "носителе". "Носителями" информации могут быть не только памятники, но и люди [4]. Город есть только отражение внутренней жизни его обитателей, их верований, идей, их характера, склонностей и предрассудков [19]. Культура вообще, как и городская, связана с понятием ценности, значимости. Культура - то, что создано человеком, действующим сообразно оцененным им целям, или, если оно уже существовало раньше, по крайней мере, сознательно взлеяно им ради связанной с ним ценности [17]. В объектах культуры заложены ценности, а сущность ценности в ее значимости [17]. Все, что существовало ранее в городской культуре становится культурной памятью города, генетическим кодом поведения людей [13]. В современных мегалополисах нет городской культуры, они находятся между городом и негородом [20]. Для мегалополисов применим термин не культурный ландшафт, а урбанизированный ландшафт. Урбанизированный ландшафт - это физическое распространение урбанизма на негородской ландшафт [11].

Выделение ландшафтов (природных или культурных) связано с восприятием человеком местности. Ландшафт - совокупность взаимообусловленных и взаимосвязанных предметов и явлений природы, предстающих перед нами в образе тех или иных исторически сложившихся, непрерывно развивающихся географических комплексов [16].

Культурный ландшафт города - целостное пространственно-временное, материально-духовное образование, формирующееся в городе. Целостность при этом выражается не в наличии единого смыслового, статусного, семантического полей, а в самом феномене культурного ландшафта, в его значимости и взаимосвязи всех компонентов. Чистое психическое имеет в реальном мире свои пространственно-временные определенности, определяемые благодаря фундированию в физической телесности [8]. Таким образом, дух места является одним из компонентов культурного ландшафта. В современной географии компоненты культурного ландшафта рассматриваются как самостоятельные объекты исследования - ландшафты, среди них : природный, техногенный, духовный, топонимический.

Один из основных методов исследования культурного ландшафта города - моделирование его образа. Образ - единственно возможный для сознания после понимания, ухватывание города как законченной и целой формы, посколько город как целое нельзя охватить эмпирическими глазами [20]. Среди геокультурных и культурно-географических образов как микрообъекты рассматриваются образы городов и ландшафтов [9]. Культура - стремление души исторического тела к освобождению, ее попытка обрести выражение, образ, форму своей сущности [3]. Географические образы городов находят свое выражение в материальной форме городской культуры : литературных произведениях, искусстве, градостроительстве. Образ культурного ландшафта фиксируется в сознании горожан; он перестал быть собственностью объекта, он стал принадлежать сознанию [2]. Сознание человека формируется при участии языка, который является мощным средством обобщения образов сознания [23]. Образ получает речевую реальность в слове и во всем своем семантическом объеме воплощается через значения отдельных слов [10]. Формируется широкая коммуникативная среда - образный ландшафт [5]. Такой "образный ландшафт" становится частью языковой культуры и неотъемлемым составляющим культурно-ландшафтного образа города.

Важную роль в формировании образа культурного ландшафта города играют топонимы. Топонимическая система - фундаментальный фактор, структурирующий пространство в сознании топонимической личности [15]. Проблема стоит в способности топонимической личности к ментальным репрезентациям топонимов. Образообразующие урбанонимы в современных российских городах почти не сохранились, за исключением названий церквей. Наиболее информативной, отражающая свойства культурного ландшафта, является адресная часть названия храма, например : церковь св. Георгия, что на Всполье. Для интерпретации топонимического образа необходимо выявить всю историко-культурную биографию топонимов, включающую следующие модули : адресно-идентификационный, хронологический, этимологический [6]. Также следует найти мотивы и принципы номинации, культурные коннотации топонимов. Отдельное место занимает изучение ассоциативных реакций при восприятии топонимов [12].

Семиотические концепты возникают тогда, когда образ "поднимается " до символа и "опускается" до знака[2]. В этом случае, культурный ландшафт города рассматривается как семиотическая система.

Литература

1) Анциферов Н. П. Краеведный путь в исторической науке (Историко-культурные ландшафты) // Краеведение. - 1928. - № 6. - с. 321-339

2) Арутюнова Н.Д. Образ (опыт концептуального анализа) // Референция и проблемы текстообразования. - М., 1988. - с. 117-130

3) Вебер А. Избранное : Кризис европейской культуры. - Спб : Университетская книга, 1999. - 564 с.

4) Веденин Ю.А. Информационные основы изучения и формирования культурного ландшафта как объекта наследия // Известия РАН, сер. геогр. - 2003. - № 3. - с. 7-13

5) Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. - М : Новое литературное обозрение, 1996. - 304 с.

6) Горбаневский М.В. Русская городская топонимия. - М : ОЛРС, 1996. - 304 с.

7) Гревс И. Город как предмет краеведения // Краеведение. - 1924. - № 3. - с. 245-258

8) Гуссерль Э. Феноменологическая психология. Амстердамские доклады // orel.rsl.ru

9) Замятин Д.Н. Гуманитарная география : пространство и язык географических образов. - Спб : Алетейя, 2003. - 331 с.

10) Илюхина Н.А. Образ как объект и модель семасиологического анализа : Дисс. доктора филол. наук. - Уфа, 1999. - 417 с.

11) Каганский В.Л. К феноменологии урбанизированных ландшафтных сред // Городская среда : проблемы существования. - М., 1990. - с. 81-100

12) Карабулатова И.С. Типы ассоциативных реакций при восприятии региональной топонимии // Филологический дискурс. - Тюмень, 2000. - с. 116-119

13) Козыренко С.М. Градостроительная культура : конструирование культурного пространства XXI в. : Дисс. канд. культ. наук. - Владивосток, 1999. - 135 с.

14) Лаппо Г.М. География городов : Учеб. пособие. - М : Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1997. - 480 с.

15) Макарова Е.В., Дмитриева Л.М. Пространство и топонимическая личность // Язык и культура Алтая. - Барнаул, 2001. - с. 35-40

16) Мильков Ф.Н. Словарь спрвочник по физической географии. - М, 1970. - 342 с.

17) Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. - М : Изд "Республика", 1998. - 413 с.

18) Рошаль Л.М. Арбат как исторический источник // Мир источниковедения. - М, 1994. - с. 441-444

19) Семенов С.А. Благоустройство городов. - М, 1912

20) Смирнов С.А. Антропология города, или о судьбах урбанизма в России // www.anthropology.ru

21) Стародубцева Л.В. Город как метафора урбанизируемого сознания //Урбанизация в формировании социокультурного пространства. - М :Наука, 1999. - с. 87-93

22) Тишков В.А. Культурный смысл пространства // Этножурнал. - 2003. - № 8, www.ethnonet.ru

23) Язык и сознание : парадоксальная рациональность. - М :Изд-во ИЯ РАН, 1993. - 174 с.

К ВОПРОСУ КЛАССИФИКАЦИИ КУЛЬТУРНЫХ ЛАНДШАФТОВ (НА ПРИМЕРЕ СЕВЕРА РОССИИ)

Т.М.Красовская

Московский государственный университет им.М.В.Ломоносова,

Географический факультет.

[email protected]

Современное представление о культурном ландшафте, вбирающее в себя совокупность естественнонаучных и гуманитарных знаний, возникло около десяти лет назад. Оно существенно отличается от соответствующей трактовки в современном ландшафтоведении., понимающем под культурным ландшафтом (Николаев, 2000, Реймерс 1990, Исаченко, 1980) и т.д.. Следует заметить, что в классическом ландшафтоведении используются, главным образом, естественнонаучные подходы, хотя и признаётся, что освоенные человеком ландшафты во многом представляют собой продукт истории населяющих их народов, их материальной и духовной культуры (Николаев, 2000). Последнее замечание является своеобразным «мостиком», связывающим представления традиционного ландшафтоведения с новой его ветвью гуманитарного толка – культурным ландшафтоведением (в нашем понимании). В своём конкретном содержании естественные науки дают локальные картины мира, который не исчерпывается лишь одной физической реальностью. Необходимы гуманитарные знания для отображения целостной картины и системного анализа существующих проблем. В.Н.Калуцков и А.А.Иванова дали такое определение культурного ландшафта (1998): культура этнического сообщества, сформировавшаяся в определенных природно-географических условиях, взятая в её целостности. Это определение отражает этнокультурную концепцию культурного ландшафта, хотя и не является единственным. Существуют еще аксиологическая и средовая концепции, подробно рассмотренные нами ранее ( Калуцков, Красовская, 2000).

Этнокультурная трактовка культурного ландшафта сформировалась у упомянутых выше авторов в результате комплексного изучения Пинежья (Архангельская обл.), для которого характерен моноэтнический состав населения и преобладание сельских ландшафтов на освоенных территориях (Культурный ландшафт…, 1998). Объектом наших исследований явились территории, расположенные севернее – Мурманская область, север Архангельской области (Мезенский район), территории национальных округов (Ненецкого, Ямало-Ненецкого, Долгано-Ненецкого, Чукотского), а также приарктических районов Республики Саха-Якутии. Рассматриваемые территории относятся к Субарктике. Для них характерен полиэтнический состав населения, соседство территорий традиционного хозяйства коренных малочисленных народов севера, заповедных земель с промышленными районами и малыми преимущественно промышленными городами и, соответственно, различных типов хозяйственной культуры, преобразующей естественные природные ландшафты, основанных порой на диаметрально противоположных мировоззренческих позициях. Результатом явилось формирование сложной структуры культурных ландшафтов, на попытку систематизации которых и направлена представленная работа.

В основу предлагаемой классификации заложено философское понятие географической картины мира (Лямин, 2001). Научная картина мира формируется знаниями о мире, выраженными в двух формах: в чувственно-конкретной, образной и понятийно-теоретической. Следует отметить, что образная форма отражения действительности играет важную познавательную роль в науках о Земле и гуманитарных науках. Напомним, что образ региона по В.П.Семенову-Тян-Шанскому есть соединение знаний с художественным восприятием (Семенов-Тян-Шанский, 1928). Сложные корреляционные связи природных и социальных систем, формирующие культурный ландшафт, создают его образ. Образ культурного ландшафта можно рассматривать не только как гуманитарную категорию, сопряженную с субъективным восприятием, но и как объективное геоизображение местности, формируемое зрительной системой человека (Книжников, 2000). Это геоизображение представляет собой продукт генерализации объективной информации о местности, воспринимаемой органами чувств человека, дополненной информацией, накопленной в памяти. Не комментируя подробнее последнее замечание, заметим, что образное геоизображение является категорией времени и может быть подразделено на обыденное и научное, отражающее научную картину мира, в зависимости от характера проводимой генерализации: художественной, научной и др. «Мир, окружающий человека, говорит многими языками… свойство мудрости в том, чтобы научиться их понимать..» (Лотман, 2000, с.17).

Так как же понять язык северного пространства? П.Флоренский писал, что культура может быть истолкована как деятельность по организации пространства, раскрывает его формулу, позволяющую воспроизводить конкретные образы, которыми данное пространство должно быть проявлено (Флоренский, 1993).Этот постулат даёт нам возможность разделить современные культурные ландшафты севера России на основе их образного представления на два класса: традиционные и инновационные. Традиционные культурные ландшафты сформированы материальной и духовной культурой коренного населения Арктики, включая русское старожильческое население. Их основной особенностью является огромное однотипно освоенное хозяйственно и ментально пространство, которое при этом имеет крайне низкую плотность населения. Пришлое население обычно относит такие территории к неосвоенным землям, не видя их целостной организации. Инновационные культурные ландшафты севера России сформированы пришлым населением и весьма разнообразны по структуре и облику. Они представлены производственными и селитебными культурными ландшафтами разных типов. Существенным отличием традиционных и инновационных культурных ландшафтов севера являются мировоззренческие концепции, заложенные в основу их формирования и функционирования. Коротко они могут быть охарактеризованы следующим образом: человек - неразрывная часть природы (традиционные) и человек – покоритель природы (инновационные). Вероятно, что в будущем возможно появление инновационных культурных ландшафтов, основанных на концепциях коэволюционного развития (ноосферного толка). Упомянутые принципы формирования определяют и многочисленные вариации и сочетания современных культурных ландшафтов севера России, обусловленные различными процессами массоэнергообмена в них, социальной и этнокультурной организацией, что и формируют их образы.

Внутри двух основных выделенных классов культурных ландшафтов рассматриваемой территории дальнейшее подразделение основано на различиях пространственно-временной организации культурных ландшафтов, степени их гармонизации. Так, в целом для традиционных культурных ландшафтов характерен «эволюционный» темп временных изменений. Для инновационных культурных ландшафтов он варьирует от «революционного» ( в случае молодых городов) до «эволюционного», например, культурный ландшафт промыслового посёлка Териберка на Мурманском берегу Баренцева моря, в котором после экономического кризиса хозяйство разрушено, массоэнергообмен всё больше регулируется естественными факторами и т.д. Вектор направления развития культурных ландшафтов также существенно различается: от развивающихся инновационных культурных ландшафтов- центров нефтегазовой промышленности Большеземельской тундры до угасающих традиционных поморских деревень терского берега Белого моря. Это даёт возможность выделять соответствующие классификационные единицы культурных ландшафтов: например, культурный ландшафт Пустозерска может быть классифицирован как традиционный, эволюционный, угасающий.

Пространственная организация традиционных и инновационных культурных ландшафтов имеет многочисленные вариации, нуждающееся в углубленном изучении. Они могут быть постоянно и переменно центрированными, простираться в нескольких соседних урочищах и охватывать группы местностей, выделяемые в классическом ландшафтоведении. Особой классификационной категорией является степень гармонизации культурных ландшафтов, которая определяется как на основе эстетики формируемого образа (с использованием арсенала ландшафтной архитектуры, художественной эстетики и т.д.), так и на основе оценки степени гармонизации массоэнергообмена внутри них с использованием методов геоэкологии. Традиционные культурные ландшафты значительно чаще бывают гармоничными, чем инновационные. Напомним, что элементарной единицей культурного ландшафта являются топосы (местоназвания), обладающие территориальными, визуальными, семантическими и другими свойствами, которые могут быть выявлены и осмыслены только в рамках культурного ландшафтоведения (Калуцков, 2002).

Предложенная схема многомерной нелинейной классификации даёт лишь возможные общие подходы к классификации культурных ландшафтов севера России, нуждается в обсуждении и доработке. Предстоит, например, ещё учитывать и метаморфозы культурных ландшафтов: действительность всегда сложнее любых схем. Можно привести примеры «убыстрения» хода времени в традиционных культурных ландшафтах под действием естественных и антропогенных причин, меняющее их место в классификации и т.д. На наш взгляд, классификация может быть востребована в региональном планировании, т.к. достаточно полно характеризует территории развития культурных ландшафтов, являясь результатом их системного анализа.

Принимая во внимание полиэтничность рассматриваемой территории, необходимым замечанием к предложенной схеме классификации является то, что она проводится с позиций представителя европейской культуры. Применимость предложенных подходов к иным районам распространения культурных ландшафтов требует дальнейшего изучения.

Литература

Исаченко А.Г.Оптимизация природной среды. М., 1980.

Калуцков В.Н. Топос и культурный ландшафт. География и природные ресурсы, 2002, №3.

Калуцков В.Н., Иванова А.А., Давыдова Ю.А. и др.Культурный ландшафт Русского Севера..М., 1998.

Калуцков В.Н., Красовская Т.М. Представления о культурном ландшафте:от профессионального до мировоззренческого.Вестник Моск.ун-та. Сер.географ., 2000,№4.

Книжников Ю.Ф.О генерализации зрительного образа местности. Вестник Моск.ун-та. Сер.географ., 2000,№1.

Красовская Т.М. Культурный ландшафт районов Крайнего Севера России как основа устойчивого развития территории. Культурный ландшаф: вопросы теории и методологии. Смоленск. 1998.

Лотман Ю.М. Об искусстве., СПб., Искусство, 2000. Книжников Ю.Ф. О генерализации зрительного образа местности. Вестник Моск..ун-та. Сер.географ., 2000,№1.

Лямин В.С. Теоретико-познавательная роль категории «географическая картина мира». Вестник Моск.ун-та. Сер.географ., 2001,№3.

Николаев В.А.Культурный ландшафт – геоэкологическая система. Вестник Моск.ун-та. Сер.географ., 2000, №6.

Реймерс Н.Ф.Экология.Теории, законы, правила, принципы и гипотезы. М., 1994.

Флоренский П.А. Анализ пространственности. В кн. Иконостас. Избранные труды по искусству. Мифрил. Русская книга. СПб., 1993.

Методы этнокультурного ландшафтоведения

ЭСТЕТИЧЕАЯ ОЦЕНКА ЗИМНИХ ПЕЙЗАЖЕЙ (НА МАТЕРИАЛАХ НАЦИОНАЛЬНОГО ПАРКА «РУССКИЙ СЕВЕР»).

Т.А.Аверкина, М.Д.Кнеллер, Н.В. Копа-Овдиенко, Т.В. Павилова, Н.О. Тельнова, Г.С.Тушинская,

Московский государственный университет им.М.В.Ломоносова,

Географический факультет

[email protected]; [email protected]

Гармоничное сосуществование и взаимодействие на территории национального парка «Русский Север» (Кирилловский район, Вологодская область) хорошо сохранившихся природных ландшафтов, традиционных и современных видов землепользования, исторических памятников позволяет употреблять применительно к этой территории термин «культурный ландшафт». Одним из инструментов интегральной оценки культурного ландшафта может служить, на наш взгляд, эстетическая оценка. Гармонические законы организации природы, проявления которых «регистрируются» эстетической оценкой, являются показателями структуры и внутренней организованности ландшафта. Анализ значений эстетических показателей, характеризующих антропогенные объекты пейзажа, позволяет делать выводы о взаимодействии природной, производственной и социокультурной подсистем культурного ландшафта. Результаты эстетической оценки могут служить основой для выработки практических рекомендаций по оптимизации ландшафта для целей рекреационного использования, при составлении ландшафтных планов, реализации программ экологического просвещения в национальных парках и т.д..

Непосредственным предметом эстетической оценки ландшафта является пейзаж – внешний облик ландшафта. Пейзаж -это своеобразная «визитная карточка», по которой ландшафт воспринимают и оценивают наблюдатели, туристы, не обладающие специальными знаниями в области ландшафтоведения, не проводящие научный анализ ландшафта. Поэтому при разработке и применении методик эстетической оценки ландшафта неизбежно встает вопрос о субъективности восприятия человеком красоты природы, требующий корректного разграничения объективных и субъективных критериев эстетической оценки. На наш взгляд, методика К.И Эрингиса и др.(1975) позволила разрешить это противоречие, предложив считать основным объективным критерием эстетической оценки оптимальное разнообразие однотипных элементов пейзажа, ограниченное физиологическими возможностями человеческого зрения. Применение стандартизованных двух- и трехбалльных шкал при качественной оценке общих свойств пейзажа, его геоэкологических и социокультурных параметров также увеличивает объективность эстетической оценки пейзажа, предполагая знание территории исследования и понимание основных законов функционирования культурного ландшафта. Данная методика позволяет легко варьировать набор показателей эстетической оценки в соответствии со специфическими особенностями исследуемого ландшафта и прикладными задачами исследования.

Так, специфика оценки зимних ландшафтов таежной зоны Европейской части России определяется замерзанием рек и озер, отсутствием травянистой и лиственной растительности. Значительную роль в зимнем пейзаже нашей полосы играет снег. Под снежным покровом не видны многие мелкие формы рельефа, наличие реки часто можно только предположить по очертаниям долины. Эти особенности зимних пейзажей прекрасно проиллюстрированы Б..Пастернаком: «Снеговая пелена все выравнивала и закругляла. Но, судя по главным неровностям склона, которые она была бессильна скрыть своими увалами, весной, наверное, сверху в трубу виадука… сбегал по извилистому буераку ручей, плотно укрытый теперь глубоким снегом…». Эстетическая привлекательность ландшафта в этих условиях определяется степенью расчлененности территории, наличием соседства залесенных и открытых участков, контрастностью сочетания хвойных и лиственных древостоев и др. При сниженной природной красочности зимнего пейзажа важную роль приобретает оценка разнообразия и вписанности в пейзаж антропогенных объектов.

Для проведения эстетической оценки зимних пейзажей на основе методики К. Эрингиса было отобрано 39 показателей эстетической оценки, значение каждого их них регистрировалось на 76 маршрутных точках в пределах двух ландшафтных районов в функциональных зонах охраны исторического ландшафта и познавательного туризма. При выборе видовых точек и определении границ пейзажа (угла пейзажного обзора) принималось, что совокупность объектов, видимых только в ближней перспективе (до 150м от наблюдателя), не является пейзажем, а при изменения как минимум двух из 10 показателей общей внушительности пейзажа - определяющих его важнейшие свойства и структуру - выбиралась следующая точка обзора. На каждой точке описываемый пейзаж фотографировался для последующего уточнения его границ по дальности видимости и картографирования ареалов обзора. Все 39 показателей были разбиты на три группы: общая внушительность пейзажа, разнообразие рельефа и растительности, разнообразие и целесообразность антропогенных объектов. Каждый показатель оценивался в баллах на основе трех шкал. По шкале количественных значений оценивалось обилие различных элементов пейзажа (сюжетов, красок, элементов рельефа, лесов, рощ, сельских усадьб и др.), при этом высший балл присваивался при оптимальном обилии однородных элементов (от 7 до 13). Качественные шкалы применялись для фиксации наличие или отсутствия того или иного элемента пейзажа (доминанта, наличие обнажений грунта), указания качества элемента (ценность памятников), описания общих свойств пейзажа (лесистость). Для антропогенных объектов использовались также шкалы, оценивающие влияние каждого типа объекта (поселков, дорог, ЛЭП) на пейзаж (отрицательное, положительное, нейтральное). Для каждой точки была определена сумма баллов - главная характеристика эстетической оценки зимних пейзажей, составлена оригинальная карта-схема ареалов наиболее привлекательных зимних пейзажей.

Наиболее эстетически привлекательными оказались зимние пейзажи в пределах Белозерского ландшафтного района с преобладанием урочищ крупных и мелких моренных холмов и разделяющих их понижений, тогда как средняя привлекательность пейзажей в пределах Пришекснинского района озерно-ледниковых террасированных равнин в 1,5 раза ниже. Эти различия объясняются как более сложной и неоднородной морфологической структурой природных ландшафтов Белозерского района, так и расположением на их территории древних монастырей -своего рода ядер историко-культурного ландшафта, более давней историей освоения ландшафта и высокой степенью его заселенности. Пейзажи с низкой долей антропогенной компонентой в Пришекснинском районе встречаются в два раза чаще, чем в Белозерском, что говорит не только о более девственном характере Пришекснинского ландшафта, но и об отсутствии гармонии встречающихся здесь антропогенных объектов с окружающим их пейзажем. Однако, в целом, оценка роли вклада антропогенной компоненты в суммарную эстетическую привлекательность пейзажей показала, что присутствие антропогенной компоненты в большинстве пейзажей значительно повышает их эстетическую ценность, и это позволяет говорить о преобладании на исследованной территории пейзажей с гармоничным сочетанием природных и антропогенных компонентов, что является важной характеристикой культурного ландшафта.

На основе классификации природных пейзажей В.А.Николаева (2002), нами была предложена система классификация природно-антропогенных пейзажей, в соответствие с которой все описанные на видовых точках пейзажи были распределены по группам, родам, видам, разновидностям и вариантам с выявлением максимально привлекательных и наиболее распространенных пейзажей каждого иерархического уровня. Например, на уровне видов - таксонов, выделяемых по сюжетной структуре пейзажа, - наиболее эстетически привлекательными оказались пейзажи, в которых сочетается несколько сюжетов (лесо-полево-селитебные), также привлекательны только селитебные пейзажи, что связано с отсутствием современной городской застройки в г.Кириллов и обилием ценных антропогенных памятников в сельских населенных пунктах (села Ферапонтово, Горицы). На уровне разновидностей пейзажей, выделяемых по глубине пейзажной перспективы, самой высокой эстетической ценностью обладают глубинно-пространственные пейзажи с сочетанием средней и дальней перспектив. Величина угла обзора, как правило, повышает эстетическую ценность пейзажа, однако секторный пейзаж нередко может выиграть от наличия доминанты и четких обрамляющих его кулис, а циркорамный- потерять эстетическую привлекательность за счет излишнего разнообразия и монотонности.

Коэффициент корреляции между распространенностью и эстетической привлекательностью пейзажей на уровне видов составил 0,56, то есть общая эстетическая ценность ландшафтов района исследования высока. Наиболее типичным для данной территории оказался лесной аграрный озерно-котловинный лесо-полево-селитебный пейзаж, описанный на каждой третьей точке видового обзора.

Результаты проведенной оценки зимних пейзажей нашли отражение при разработке авторами трех схем зимних туристических маршрутов по территории национального парка и составлении электронного фотоальбома-презентации эталонных зимних пейзажей, предназначенного для эколого- просветительской деятельности национального парка.

ПРИРОДНЫЕ И КУЛЬТУРНЫЕ ЛАНДШАФТЫ В ТОПОНИМИИ КЕНОЗЁРСКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО

Бондарь Ю.Н., Калуцков В.Н.

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

[email protected]

1. Введение. Топонимия национального парка представляет собой важный элемент его регионального наследия. Ландшафтно-топонимические исследования способствуют реконструкции культурно-географических ситуаций прошлого. «Если внимательно проследить народные названия оседлостей в таких географических областях, где естественный географический пейзаж неоднократно претерпевал глубокие катастрофы, то по этим названиям можно во многих случаях хорошо восстановить первоначальный пейзаж отдельных мест в древности», – писал в 1924 году в своей широко известной работе «Как отражается географический пейзаж в народных названиях населенных мест?» В.П. Семенов-Тян-Шанский.

Топонимия – это язык ландшафта, язык, на котором ландшафт «сам рассказывает» о себе, о своей истории и особенностях, но нужно владеть основами этого языка и уметь им пользоваться.

Кенозерский национальный парк – уникальная охраняемая территория в масштабах не только России, но и мира (Природное и культурное наследие…, 2002). Уникальность парка проявляется также в топонимическом отношении, как в плане своеобразия, полноты, так и в плане сохранности топонимии. Этнокультурное русско-карельское «пограничье», традиционный уклад жизни, удаленность от инновационных центров позволили сформироваться и сохраняться местной топонимии. Однако время и современные процессы приводят к утрате этого важного пласта культурного наследия (Культурный ландшафт…, 1998). Важно продолжать исследовательскую работу, но также важно осмысление полученного материала на новых теоретических основаниях, например, на основе концепции природного ландшафта, привлекая культурно-ландшафтные построения.

Для охраняемых территорий топонимические сведения – важный ресурс развития и, в частности, «артикуляции» культурных и природных ландшафтов. На их основе можно точно и оригинально оформлять проектные инициативы национальных парков, называть новые туристические маршруты, что позволит, с одной стороны, усилить эффективность маркетинговой деятельности парка, а, с другой, поддерживать местную топонимическую среду.

2. Основные понятия и термины. Под ландшафтной топонимией понимается система топонимов, распространенных на определенной территории и отражающих свойства географического ландшафта.

Ландшафтный топоним, или местноназвание, это топоним, прямо или косвенно связанный с определенным местом на Земле. Ландшафтный топоним представляет собой топоним-индикатор природных и/или культурных свойств ландшафта: это топоним в исходном смысле этого слова, т.е. место в его проявленности в названии и название в его соответствии месту (Калуцков, 1996).