ОБРАБОТКА ТЕКСТА И КОГНИТИВНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ

№ 12

TEXT PROCESSING AND COGNITIVE TECHNOLOGIES

_______________________

VIII Международная конференция

Когнитивное моделирование в лингвистике

Труды

т. 2

*

The VIII-th International Conference

Cognitive Modelingin Linguistics

Proceedings

v. 2

September 4-11, 2005

Moscow-Varna

Organized by: Kazan State University (Russia) Institute of Linguistics (Russian Academy of Science) (Russia) Moscow State Linguistic University (Russia) Moscow State Steel and Alloys Institute (Technological University) (Russia) New Bulgarian University (Bulgaria) Sofia St. Kliment Ohridsky University (Bulgaria) Konstantin Preslavsky University of Shumen (Bulgaria) Russian Association of Cognitive Researches (Russia) Scientific and Educational Center of Linguistics (Russia) Editors: Valery Solovyev Vera Goldberg Vladimir Polyakov Organization Committee: Vladimir Polyakov, chair (MSLU, MISA) Anatoly Diachko (MISA) Evgeny Kalashnikov (MISA) Krasimira Petrova (SU) Dimitar Popov (ShU) Velina Slavova (NBU) Alona Soschen (MIT) Nilolay Vazov (SU) Sergey Solodov (MISA) Program Committee: Valery Solovyev, chair (Kazan State University, Russia) Elena Andonova (New Bulgarian University, Bulgaria) Alexander Dikovsky (University of Nantes, France) Dmitry Dobrovolsky, Institute of Linguistics of RAS, Russia Gertraud Fenk-Oczlon (University of Klagenfurt, Austira) Tatiana Gavrilova (S-Petersburg State Technical University, Russia) Vera Goldberg (Tambov State University, Russia Laura Janda (University of North Carolina, USA) Stig Joergensen (Copenhagen Business School, Denmark)

Andrey Kibrik (Institute of Linguistics of RAS, Russia) Irina Kobozeva (Moscow State University, Russia) Nina Kolodina (Tambov University, Russia) Grigori Kreidlin (Russian State University for the Humanities, Russia) Philippe Martin (School of Information Technology, Australia) Nadezhda Mironova (Moscow University of Humanities, Russia) Barbara Partee (University of Massachusetts, USA) Krassimira Petrova (Sofia St.Kliment Ohridsky University, Bulgaria) Stelios Piperidis (The Institute for Language and Speech Processing, Greece) Anatoly Polikarpov (Moscow State University, Russia) Rodmonga Potapova (Moscow State Linguistic University, Russia) Irina Sekerina (The Institute for Research in Cognitive Science, University of Pennsylvania, USA) Victor Shahovsky (Volgograd Pedagogical Institute, Russia) Igor Sharonov (Russian State University for the Humanities, Russia) Sergey Sharov (University of Leeds, UK) Kiril Simov (Central Laboratory for Parallel Processing, BAS, Bulgaria) Velina Slavova (New Bulgarian University, Bulgaria) Alona Soschen (Massachusetts Institute of Technology, USA) Djavdet Suleymanov (Academy of Science of Tatarstan, Russia) Yakov Testelec (Russian State University for the Humanities, Russia) Yury Valkman (International Research and Training Centre, UNESCO, Kiev) Svetlana Vasilyeva (Kazan State University, Russia) Victor Vinogradov (Institute of Linguistics of RAS, Russia) Anna Zaliznyak (Institute of Linguistics of RAS, Russia) Helene Zaretskaya (Governmental Academy of Industry, Russia)

Summary

The paper collection comprises the second volume of the proceedings of the VIIIth International Conference "Cognitive Modeling in Linguistics" (Varna, 2005), devoted to perspective branch of cognitive science. The aim of the conference is an integration of efforts of specialists in cognitive psychology, learning theory, neural networks, cognitive linguistics, knowledge engineering, semiotics, psycholinguistics etc. in investigation of cognitive processing of language information.

Text Processing and Cognitive Technologies. Paper Collection. N 12. (Edited by V. Solovyev, V. Goldberg, V. Polyakov) –Moscow-Varna, MISA, Ucheba, 2005, 285 p.

© Title and design

Copyright, 2005. Moscow State Steel and Alloys Institute (Technological      University)

The VIII-th International Conference

“Cognitive Modeling in Linguistics”

Proceedings, Vol. 2

CONTENTS

Title	Page
Elena Barashkina PERCEPTIVE MODEL OF THE MENTAL SPHERE CONCEPTUALIZATION	12
Michele Debrenne LANGUAGE DEVIATOLOGY	16
Yulia Demina NORM OF COGNITIVE UNDERSTANDING OF THE TEXT	26
Irina Frishberg POLYSEMY AS COGNITIVE PROBLEM	34
Ilya Geller DIFFERENTIAL LINGUISTICS	40
Irina Ilina VERVAL REPRESENTATION OF THE HAND GESTURES, USING GESTURES FRAME (F.E. TO WAVE HANDS)	50
Larisa Kalashnikova USING OF INTUITION AND IMAGE THINKING IN DATA BASE TO IMPROVE UNDERSTANDING	57
Anastasiya Kolmogorova ABOUT TWO TYPES OF “BLACK IDEAS” IN THE LANGUAGE CONSCIENCE OF RUSSIANS	65
Nina Kolodina ENCODING KNOWLEDGE UNITS	77
Valery Maximov, Svetlana Kovriga COGNITIVE APPROACH TO SITUATION DEVELOPMENT IN INFORMATION TECHNOLOGIES	87
Mikhail Malkovskiy, Konstantin Varov ADAPTIVE AND FUZZY SEARCH IN CORPORATIVE DATA WAREHOUSE AND SMART ENTERPRISE-LEVEL INFORMATION SYSTEMS	97
Nadezhda Mironova SEMIOTICS OF MODERN MEDIA-DISCOURSE IN RUSSIA	106
Lyudmila Naumenko THE MODEL OF THE SEMANTIC ORGANIZATION OF THE TERM BUSINESS	107
Svetlana Noskova COMMUNICATIVE-PRAGMATICAL FUNCTION OF EXPRESSIVE SIGN STRUCTURES	112
Olga Pekelis RUSSIAN CAUSAL CONJUNCTIONS: SEMANTIC-COMMUNICATIVE ASPECT	122
Eugeny Pimenov THE ANALYSIS OF THE CONCEPTS BY SYNONYMS	130
Marina Pimenova METAPHORS IN DESCRIPTION OF INNER WORLD	136
Evgeny Reshabek ON THE PROBLEM OF DETONATION IN HISTORICALLY CHANGING TYPES OF RATIONALITY (on the Materials of Development of Old Slavonic and Old Russian Languages)	143
Alexey Romanov SEMANTICS OF VISUAL SIGNS IN CORPORALITY IMAGE FORMING	150
Irina Serova VERBAL AND NON-VERBAL KNOWLEDGE IN THE REPRESENTATION OF LANGUAGE GENDER CATEGORY	159
Vyacheslav Shevchenko PRAGMATICS OF THE BRITISH CINEMA DISCOURSE	169
Oleg Skljarov SPEECH RHYTHMs’ SCENArio and “MIRROR” neurons’ role in its structure	176
Elena Sokolova, Mikhail Boldasov COGNITIVE ASPECT OF SEMANTIC LINKING OF CONCEPTS OF DATA BASE IN DESCRIPTION OF QUERY OUTPUT ON NATURAL LANGUAGE	183
Atanas Tchobanov CONNECTIONNIST MODELING IN PHONOLOGY - THE SYLLABLE CASE	187
Olga Urusova METAPHORS OR AMERICAN-RUSSIAN RELATIONSHIP (COGNITIVE ASPECT)	188
Yuri Valkman, Viacheslav Bykov CONTEXTS IN PROCESSES OF FIGURATIVE THINKING:>	196
Svetlana Vasileva IMAGE AS A METHOD OF REFLECTION OF EMOTIONAL EVALUATION OF QUANTITY	209
Svetlana Vasileva, S. Zlivko METAPHOR AND TERM: RATIONAL PARADOX OF COMBINATION OF INCOMPATIBLE	213
Lena Vitlitzkaya GENDER IN COMMUNICATION AND LINGUISTIC RESEARCH	217
Maria Voeikova BOOTSTRAPPING MECHANISMS IN THE ACQUISITION OF RUSSIAN NOMINAL SYSTEM BY CHILDREN BEFORE 3 YEARS	225
Natalya Yudina COGNITIVE BASIS OF DESCRIPTION OF THE MODEL “ADJECTIVE-NOUN” IN RUSSIAN	235
Alphiya Yusupova SPECIFICS OF THE WORDS LOANED FROM EUROPEAN LANGUAGES IN TATAR-RUSSIAN AND RUSSIAN-TATAR DICTIONARIES OF XIX CENTURY	244
Alexandra Zalevskaya MENTAL LEXICON AND THE MIND-BODY PROBLEM	249
Золотов ИЗВЛЕЧЕНИЕ ЗНАНИЙ ИЗ ТЕКСТОВ ПРЕДМЕТНОЙ ОБЛАСТИ: МЕТОДОЛОГИЯ ПОИСКА НЕЯВНО ВЫРАЖЕННЫХ ОБЪЕКТОВ	260

LINGUISTIC SOFTWARE AND RESOURCES EXHIBITION

Svetla Koeva BULGARIAN WORDNET	279
Victor Kosarev, Sergey Solodov INTELLECTUAL COMPUTER SYSTEM FOR TRAINING OF MAINTENANCE-TECHNOLOGICAL PERSONNEL OF HOT-STRIP MILL	280
Kjetil R Hauge GlosserLab	281
Evgeny Goncharov, Vladimir Polyakov, Elena Yaroslavceva DATA BASE «LANGUAGES OF WORLD» AND NEW POSSIBILITY OF TYPOLOGICAL AND COMPARATIVE INVESTIGATIONS	282
Vladimir Polyakov, Evgeny Leonov A METHOD OF MACHINE LEARNING ON GRAPHICAL DATA	283
Olga Kukushkina, Anatoly Polikarpov, Valeriy Fedotov STUDY OF A TEXT CORPUS "POETRY AND DRAMA WORKS BY A.S.PUSHKIN" ON THE BASIS OF THE RESEARCH SYSTEM KIISA	284

CML-2005: НОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

Несмотря на свой молодой возраст конференция "Когнитивное моделирование в лингвистике" становится все более заметным событием в области междисциплинарных исследований на стыке лингвистики, психологии, когнитивной науки и информатики.

Стало уже хорошей традицией, что на CML широко представлены результаты исследований по самым разным когнитивным аспектам языка и речи. Здесь затрагиваются сложные вопросы лексической и грамматической семантики, проблемы речеведения, приобретения лингвистических знаний, типологии и компаративистики в когнитивной перспективе.

Однако, 2005-й год привнес новые краски в многоцветную палитру проблематики научных исследований в нашей перспективной области. Можно с уверенностью говорить, что междисциплинарный статус конференции получил свое подтверждение и вполне осязаемое воплощение в двух новых мероприятиях, которые сопутствуют нынешнему научному форуму в Варне. Речь идет о выставке программных продуктов и ресурсов, и о семинаре по когнитивной психологии.

Необходимость выставки осознавалась организаторами уже давно, так как значительное количество исследований, представленных на форумах прошлых лет, было посвящено компьютерной реализации когнитивных идей, теорий, моделей и методик. Не случайным является и тот факт, что сегодня вектор экономического развития многих цивилизованных стран устремляется в сторону развития и поддержки инновационного процесса. ^[1]

Выражаясь языком когнитивной науки, инноватика перестала быть уделом творческих одиночек, она становится частью социальной картины мира современного человека и общества в целом, частью бизнес-среды.

И здесь важно осознать, что когнитивная парадигма имеет двойной потенциал в развитии инновационной сферы. Первая его часть очевидна и связана с освоением достижений когнитивной науки в практике современного инжиниринга, техники и технологии. И этот потенциал реализуется преимущественно в сфере и посредством новых компьютерных технологий.

Вторая часть менее известна и очевидна. Она кроется в потенциальных возможностях раскрытия через когнитивный подход природы инновационного процесса, познания основных законов взаимодействия общества и инновации, а также общества и инноватора, формирования инновационной культуры. И не случайно в наиболее развитых в плане освоения инноваций странах инновационный процесс рассматривается как часть картины мира, образования, и в завершающей стадии - уже как бизнес-процесс.

Семинар по когнитивной психологии, который его организаторы, сотрудники психфака МГУ, посвятили проблеме взаимодействия когнитивной лингвистики и экспериментальной психологии, показал яркий примеры творческого междисциплинарного взаимодействия. Хочется надеяться, что это станет доброй традицией конференции CML.

Заметно, что в 2005 году в трудах стало больше работ, посвященных исследованию когнитивных аспектов культурных феноменов. Это является ярким свидетельством влияния когнитивной парадигмы на различные научные направления.

Приятно отметить, что в состав научных и образовательных учреждений, представители которых принимают активное участие в организации нашего форума, вошли новые участники. Мы рады приветствовать в этой дружеской научной коллаборации Шуменский Университет имени св. Константина Преславского, который на правах гостеприимного хозяина предоставил конференции CML свое покровительство в г.Варна и всемерную поддержку. Также на титульном листе CML появились два новых имени: Российская ассоциация когнитивных исследований, возглавляемая видным российским ученым-когнитивистом, профессором Величковским, и Научно-образовательный центр по лингвистике, созданный недавно по инициативе Казанского Государственного Университета как консорциум нескольких образовательных и академических заведений России.

Также приятно отметить нарастающую активность Российской ассоциации лингвистов-когнитологов (РАЛК), информация о которой размещена на страницах сборника. Важной приметой современной научной жизни в России является учреждение при РАЛК нового журнала "Вопросы когнитивной лингвистики", которое стало заметным событием в сфере когнитивистики в 2004 году.

Наряду с укреплением междисциплинарных связей, когнитивное моделирование охватывает все более широкие географические и исторические горизонты. Так, представленные на CML-2005 исследования были посвящены самым разным языкам и письменностям: английскому, болгарскому, древнему ивриту, китайскому, немецкому, норвежскому, русскому (современному, древнерусскому и церковнославянскому), словенскому, фарси, французскому. Представлены работы по когнитивной компаративистике. В работе конференции приняли участие представители разных стран и континентов (Австралия, Австрия, Белоруссия, Болгария, Германия, Греция, Иран, Норвегия, Россия, США, Украина, Франция, Япония). Еще одной характерной чертой конференции этого года является широкое представительство регионов России среди участников, в том числе представителей российского Севера и Дальнего Востока, что особенно ценно, учитывая непростую экономическую ситуацию, в которой находится большинство российские ученых.

Характерно, что конференция CML всегда проходит в тесном историческом и временном контексте стран- и организаций- устроителей. 2004 год ознаменовался 125-летним юбилеем установления российско-болгарских дипломатических отношений, славным свидетельством которых является сама возможность организации научных форумов, подобных CML с активным участием ученых двух стран.

2005 год знаменателен для CML двумя событиями российского масштаба. В этом году празднуется тысячелетие Казани, города, который сыграл важную роль в становлении российской государственности, внес огромный вклад в российскую науку и культуру. В этой связи важно отметить, что современные представители КГУ чтут и продолжают эти традиции, ведь именно профессор КГУ Валерий Соловьев в 1998 году выступил с инициативой проведения семинара "Когнитивное моделирование", который сразу же получил комплиментарные оценки научного сообщества и положил начало богатой научными событиями истории CML. Также в этом году отмечается семидесятипятилетний юбилей МИСиС, Технологического университета, который по праву занимает одно из первых мест в плеяде технических университетов России. Несомненным является то, что появление математической, компьютерной составляющей во многих исследований на страницах трудов CML вызвано влиянием богатых инженерных традиций Московского института стали и сплавов. МИСиС многие годы являлся признанным российским лидером в использовании технических средств и передовых образовательных технологий в учебном процессе. Эти традиции сохранились и в наши дни. И важно, что в настоящее время МИСиС позиционируется как университет широкого профиля, недавно здесь был открыт Гуманитарный факультет, университет имеет тесные связи с ведущими научными школами гуманитарного направления в стране и за рубежом.

В заключение хочется выразить благодарность тем людям, неоценимый вклад которых позволил состояться нашей конференции. В первую очередь это руководство и администрация университетов – организаторов (КГУ, МИСиС, МГЛУ, ИЯ РАН, SU, NBU, ShU), члены организационного и программного комитетов (список их фамилий приведен на первой странице трудов). Хочется поблагодарить лично д-ра Димитара Попова, вынесшего на своих плечах всю тяжесть по организации конференции на месте. Выражаем благодарность переводчикам (д-р Николай Вазов, Елена Солодова, Екатерина Семенова), без которых наши научные контакты были бы не такие полные и насыщенные. Также благодарим организаторов семинара и выставки (Екатерина Печенкова, Мария Фаликман, Олег Сидякин, проф. Анатолий Поликарпов). Верстку трудов помогал осуществлять Денис Сидякин. Благодарим Евгения Жевнерова за дизайн и поддержку сайта конференции (www.cml.misis.ru). Огромную организационную работу провел Сергей Солодов. Благодарим фирму Solvex за прекрасный сервис по отправке и организации проживания участников.

Владимир Поляков.

Перцептивная модель концептуализации ментальной сферы

Елена Барашкина

ВВЕДЕНИЕ

В последнее время ведутся плодотворные исследования наивной языковой картины мира, то есть обобщенных представлений об устройстве окружающей действительности, содержащихся в сознании людей и отраженных в каждом языке. В частности, весьма интересными оказываются заложенные в языке наивные представления о внутреннем мире человека.

Одной из наиболее важных и сложно устроенных систем внутреннего мира человека является мышление, включающее в себя, в частности, знание, понимание, веру, мнение и память. Лексика, служащая для описания этих и других элементов мышления, необычайно разнообразна и во многом метафорична: сложные концепты, отражающие различные стороны функционирования интеллекта человека, выражаются языком при помощи более простых физических понятий. Свойства абстрактных сущностей выделяются на основе аналогии с доступными чувственному восприятию признаками физических, материальных предметов.

Так, в языке зафиксирована прямая связь восприятия и ментальных состояний и процессов, ср. в словах слышится угроза ('можно распознать'), горькое воспоминание, теплые пожелания и мн. др. Это показывает, что восприятие: зрение, слух, обоняние, осязание, вкус - не самостоятельные и не независимые процедуры, выполняемые автономными "органами", просто "передающими сигналы в мозг", а гораздо больше. Это внешний выход мозга, его неотъемлемая часть, источник "перцептивного знания и опыта" (причем независимо от того, осознаются они или нет), условие распознавания, осознания, понимания и интерпретации происходящих в мире событий. Именно поэтому перцептивная лексика регулярно приобретает ментальное значение: не видеть смысла, прояснить ситуацию, прислушаться к. мнению и т.п.

Метафора «понимание есть зрение»

Главную роль в восприятии внешнего мира, в практической (и теоретической) деятельности человека, во всем, что он делает, играет зрение, зрительное восприятие. Оно важно до такой степени, что естественный язык, естественный интеллект и человеческий менталитет называют "ориентиро­ванными на наглядность". Зрение - главный ориентир человека в мире, а зрительная информация - главная из всех ее видов (ср. Лучше один раз увидеть...}. Зрительная информация обрабатывается мозгом быстро (точнее, моментально, «сразу»), в основном на подсознательном уровне (в норме не требует специальных умственных усилий и рефлексии, более того, происходит нередко даже как бы помимо или наперекор воле человека, ср. глаза бы мои не видели}. Человек воспринимает предъявляемый ему предмет объемно и целостно. Ситуация зрительного восприятия не сводится только к понятиям "видеть" и его производным, она охватывает чрезвычайно большую сферу разнообразных физических явлений: свет, цвет, окраску, размеры, форму, количество, пространство, расстояние, перспективу, положение наблюдателя (ср. до, после, перед, сзади, над, под), состояние среды, через которую воспринимается предмет (ср. туман, облачность, пелена, завеса - ясный, четкий, яркий), наличие преград (загораживать, скрывать, прикрывать), силу и состояние зрительной способности (близорукий, дальнозоркий, бельмо на глазу, не видеть дальше своего носа).

Анализ языкового материала показывает, что большинство слов и выражений, описывающих ментальную сферу человека, "произошло" от лексики, описывающей зрительное восприятие, точнее, работа мозга концептуализируется в языке по образу и подобию работы зрения; мысленный взор, прозреть, изменить взгляд на жизнь, ясно помнить, в свете последних событий, след — следовать — исследовать (проблему); рассматривать (вопрос) и мн. др.

В целом система переносных значений определяется семантикой первичного ЛСВ: смотреть - «заниматься интеллектуальной деятельностью, пытаться понять, осмыслить» ;

видеть - «добиться успеха в осмыслении, узнать, понять, осмыслить» ;

делать объект доступным зрительному восприятию - « давать знание о чем- или ком-либо, постигать истину, сущность явлений»;

не видеть - « не понимать, не получать информации о чем-либо, не обладать способностью к логическому осмыслению полученной извне информации» (ср.: ослепить);

делать объект недоступным для зрительного восприятия — «скрывать информацию, истину, превращать ее в тайну».

Чем большими зрительными способностями обладает человек, тем выше его интеллект, способность же видеть даже скрытые предметы -свидетельство особого дара познания. Аналогичные ассоциации связаны и с самим предметом: чем четче виден предмет, тем большей информативностью он обладает, тем больше у него оснований считаться истинным.

Регулярно в состав перцептивной метафорической парадигмы включаются лексемы из антонимических СП покрытия, сокрытия или открытия, обнажения, составляющие периферию поля, поскольку входят также в пространственное макрополе. Однако основной при формировании метафорического информативного значения здесь является сема зрительного восприятия (скрыть - 'утаить', 'сделать непонятным' и т.д.).

По тому же принципу вовлекаются в состав метафорического поля слова, характеризующие открытое или закрытое лицо человека. Открытое лицо ассоциируется с доступностью пониманию, с искренностью и чистотой помыслов человека, тогда как закрытое лицо, маска свидетельствует о недоступности чего-либо пониманию или о скрываемых пороках, лицемерии человека.

Метафора «понимание есть свет»

Метафора "понимание есть зрение" неотделима от метафоры "понимание есть свет", ведь зрение - не что иное, как способность воспринимать свет.

В русском языке для концептуализации ментальной сферы исключительно важна идея света. В соответствии с рассматриваемой когнитивной моделью свет выступает как источник познания, средство, позволяющее приникнуть в суть вещей, в истинное соотношение причин и следствий, тогда как тьма есть тайна или ложь. Именно эта идея лежит в основе ментальных значений лексем и словосочетаний : осветить, просветить «сообщить знание»,высветить -«сделать известным, понятным во всей полноте»,, озарить,осенить, забрезжить,блеснуть, просветление «наступление понимания», свет истины, свет знаний, свет веры, светлый ум, ясная голова.. В речи световая метафора нередко развивается, оживает: И тут произошла интересная вещь: все прежние места сделались совершенно понятными, словно налились светом, и здесь, при свете лампы, ночью, в глуши, я понял, что значит настоящее знание. (М. Булгаков. Записки юного врача) - свет мышления озаряет темный и смутный мир разрозненных ощущений и не связанных друг с другом понятий и поднимает завесу над ними, позволяя связать факты в систему.

С другой стороны, отсутствие мыслительных способностей, отсутствие возможности понимания связывается в сознании говорящих с идеей тьмы, ср. темный 'невежественный, не способный и не желающий понять', темный «непонятный», темнить «запутывать, не давать понять», затмение «(временное) непонимание» и т.п. Тьма непонимания или забвения может озаряться внезапными проблесками света. (Ср. мракобесие, обскурантизм (от лат. obscurans - «затемняющий») - «воинствующее невежество, нежелание мыслить, знать, понимать»). Ср. Голову вдруг осветило: "Это перелом оснований черепа... да, да, да... Ага-га... именно так!" загорелась уверенность, что это правильный диагноз. Осенило. (М. Булгаков, Записки юного врача). И тут забрезжила в голове у Дмитрича мысль. (А. Етоев, Бегство в Египет).

Полное отсутствие понимания сравнивается со слепотой. Это развитие метафоры света: слепота есть не что иное, как неспособность увидеть свет.

Непонимающего человека называют слепцом. Ослепнуть может означать «перестать понимать» Постараюсь ослепнуть умом, хоть на каникулы, и быть счастливым! Только ощущать жизнь, а не смотреть в нее, или смотреть затем только, чтобы срисовать сюжеты, не дотрагиваясь до них разъедающим, как уксус, анализом. Гончаров И. Обрыв).

С другой стороны, ослепить может и неожиданное понимание, как слепит чересчур яркий свет: Снова и снова перебирала я в памяти события, пытаясь докопаться до истины, и вдруг меня ослепила такая страшная догадка, что я на секунду потеряла возможность вообще что-либо соображать. (И. Хмелевская Что сказал покойник).

Метафора «понимание есть слух»

Восприятие внешнего мира с помощью органов слуха также ассоциируется с получением определенной информации и с интеллектуальной деятельностью, знанием, однако здесь есть несколько специфических особенностей. С одной стороны, способность слышать расценивается как способность мыслить вообще (ср.: прилагательное глоупыи восходит к тому же корню, что и глоухыи, хотя уже в древнерусском языке они утратили семантические связи и четко противопоставлены по системе выражаемых значений). С другой стороны, слуховое восприятие менее "очевидно" (ср.: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать}, оно включено в архаическую модель "круговорота общения" (ср. этимологическое родство лексем слово, слыть, слышать: (Степанов (1997)) как вторичное по отношению к говорению: услышать можно только то, что сказано кем-то. Слуховая информация, таким образом, воспринимается как переработка знания, полученного другими и связана с волеизъявлением, с определенными социальными отношениями (Степанов (1997)).

Слух ассоциируется с вниманием, осмыслением сказанного, верой и волеизъявлением: слышать - «понимать»; не слышать - «не понимать»; услышать- «узнать» и т.д.

Процесс познания также может ассоциироваться с осязанием, обонянием, вкусовыми ощущениями - чуять, чутье, нюх и под.. В подобных контекстах речь идет уже не о логическом познании, а об интуитивном, данном вне логики.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, язык фиксирует связь процесса восприятия с процессом познания сущности мира, внутренних связей вещей, получения разного рода информации. В русском языке сформировалось достаточно устойчивое метафорическое поле, которое функционирует на основе данной когнитивной модели.

ЛИТЕРАТУРА

1. Степанов, Ю.С. (1997). Константы. Словарь русской культуры.

PERCEPTIVE MODEL OF THE MENTAL SPHERE CONCEPTUALIZATION ^[2]

Elena Barashkina ^[3]

ABSTRACT

The article deals with the study of a lingual way of thought conceptualization, which is viewed as a process of perception.

KEYWORDS

Metaphor, conceptualization, mental sphere, perception.

ЯЗЫКОВАЯ ДЕВИАТОЛОГИЯ

Мишель Дебренн

ВВЕДЕНИЕ

О необходимости выделить теорию речевых ошибок в специальную область исследования говорили несколько исследователей, например Г.В. Ейгер (1990:5). М. В. Никитин (1969) предлагал создать, в рамках семиотики, семиотическую дефектологию, которая изучала бы все виды ошибок на всех фазах коммуникативного акта. В психолингвистике ортологией называют направление, изучающее психолингвистические факторы, обеспечивающие правильность высказывания.

“Наука об ошибках” (в оригинале - Fehlerkunde) Г. Никеля получила в некоторых языках название “ляпсологии” (Doca (1981), Jamet (2000), Marquillo Larruy (2003), Deren (1994)). К сожалению, этот перевод не совсем точный – ведь слово ляпсус, происходящее от лат. lapso (поскользнуться) и давшее русское слово ляп, означает “оговорка”. Таким образом, “ошибкология” Г. Никелья стала в переводах “оговоркологией”.

Для теории ошибок нужен другой термин, объединяющий все виды оговорок и ошибок. Им, видимо, должно стать ‘политкорректное’ слово отклонение. «В западноевропейских и американских лингвистических исследованиях термины deviant, dviation, dviance традиционно применяются для обозначения всех видов языковых и речевых “неправильностей”, аномалий, отклонений и т. д ». (Алешина 2003: 50).

Предлагается называть языковой девиатологией отрасль, занимающуюся отклонениями от нормы в языке и речи. Отклонения идут от троп, стилистических фигур, каламбуров, игр слов и авторских неологизмов - того, что можно было бы назвать ‘положительной девиацией’ - до речевых ошибок, оговорок, описок и опечаток носителей языка и тех, кто изучает язык в качестве иностранного, т.е. ‘отрицательная девиация’. Сюда нужно включить и коммуникативные неудачи (Бацевич 2001:7). Таким образом, предлагается «объединить под термином “девиатологический подход” все исследования, выполненные в аспектах “стилистическое средство - категориальная ошибка” и “речевое высказывание - парадигматическая ошибка» (Алешина 2003: 50).

В этой статье ошибка как главный объект девиатологии будет рассмотрена с точки зрения когнитивной психологии, философии и лингводидактики, в том числе в перспективе преподавания иностранных языков.

1. ОШИБКА В КОГНИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

В психологии, и в особенности в когнитивной психологии, ошибке уделяется большое внимание. Для того, чтобы выработать общие принципы производства ошибок, нужно учитывать суть задачи, условия ее реализации, механизмы деятельности человека, его намерение, включая его представление о цели и о средствах их реализации. В фундаментальном исследовании Д. Ризона «Человеческая ошибка» ошибка разделена от неудачного планирования и неудачной реализации. Под ошибкой понимается в общем виде “любая ситуация, когда некая цепочка ментальных или физических действий не достигает желанной цели и эта неудача не может быть приписана случаю (Reason 1993:31). В своей “модели ошибочной деятельности” автор различает три типа ошибок:

- неудачи или ляпсусы

- ошибки, связанные с правилами

- ошибки, связанные с декларативными знаниями (ibid p.113)

Ошибки первого типа происходят из-за невнимательности, т.е. отсутствия контроля на высоком уровне (например, когда в январе мы пишем число предшествующего года вместо наступившего), или от того, что возник отвлекающий момент, действие было прервано, наши органы чувств получают нечеткую информацию, или она переставлена. На появление ляпсусов может также влиять чрезвычайный контроль над действиями, который препятствует их автоматическое исполнение.

Ошибки второго типа возникают в ходе решения житейских задач в различных случаях:

- при применении хорошего (в принципе) правила, неподходящего для данного случая, или

- при применении плохого правила: правило может быть ошибочным (не приводить к ожидаемому результату), но также неудобным или не рекомендуемым.

Ошибки третьего типа также возникают в ходе решения житейских задач, но происходят от того, что наша информация об условиях решения задачи либо неполная, либо ошибочная: например, можно выбрать не самые главные признаки ситуация, не выбирать самых главных, создавать неправильные аналогии и т.п.

В заключении Ризон подмечает, что форма ошибок зависят от универсальных когнитивных законов: когнитивные операции недоопределены из-за неправильных или двусмысленных данных, из-за фрагментарности данных, не позволяющих поиск в памяти, неправильных или неполных знаний, забывчивости, переполнения способности сознательной работы, ограниченности внимания, естественных или патологических неполадок со вниманием, тяги к применению правил похожести или частотности (ibid. p. 160)

Обнаружение ошибки может иметь место благодаря механизму самоконтроля, в связи с реакцией окружающей среды (ожидаемого эффекта не происходит) или благодаря вмешательству постороннего человека.

2. ОШИБКА В ФИЛОСОФИИ

Для того, чтобы уяснить философские аспекты ошибки, полезно рассмотреть разницу, которую позволяют выявить некоторые языки, если для понятия «ошибки» в них бытуют два слова. Во французском языке это слова faute и erreur. Структуры их значений не тождественны.

Слово erreur происходит от глагола errer, латинского errare – блуждать. Таким образом, основа значения этого слова – идея «заблуждения». Согласно Petit Robert, словом erreur обозначают :

- Умственное действие, при котором истинное воспринимается как ложное или наоборот, а так же суждения и психическое состояние, являющиеся следствием такого состояния): Vous croyez cela : grave erreur, profonde erreur (Вы так думаете – это тяжелое, глубокое заблуждение);

- Состояние ума, при котором истинное воспринимается как ложное или наоборот: tre, tomber dans l'erreur (находиться, впасть в заблуждение);

- То, что говорящий воспринимает как ложное из того, что ему передается как истинное: Toute cette thorie n'est qu'erreur (все эта теория – сплошное заблужение)

- Ложное утверждение или мнение;

- Неловкое, неразумное, достойное сожаление действие, которое то, кто его совершил именно так и воспринимает: Erreurs de jeunesse (ошибки молодости);

- Неправильная, ошибочная^[4] вещь, действие, несоответствующее норме, разница по сравнению с образцом или с реальностью: Expos, article plein d'erreurs; Erreur de calcul; Faire une erreur en composant un numro de tlphone (статья полная ошибками; ошибка вычисления; ошибиться - совершать ошибку - при наборе телефоного номера);

- Отклонение между точным значением измеряемой величины и его вычисленным или измеренным значением: Erreur absolue, erreur relative, erreur systmatique (абсолютная, относительная, систематическая ошибка); erreur judiciaire (судебная ошибка).

Этимология слова faute менее очевидна для француза, поскольку она связана с глаголом faillir, (от латинского глагол fallere, означающего «обманывать, избегать»), имеющим в современном французском языке неполную парадигму: он употребляется только в инфинитиве или в прошедшее время (pass simple или pass compos), означает манкировать, не выполнять обещанное. Таким образом, существительное faute, образованное от причастия данного глагола, исходно означает «невыполнение, отсутствие, нехватка». Это значение встречается в ставшее предложным выражением словосочетание «faute de » см. Elle a accept ce travail faute de mieux (она согласилась на эту работу за неимением лучшего). Согласно словарю Petit Robert, в современном французском языке, кроме устаревшего или фразеологически связанного значения «отсутствия чего-то», данное слово имеет следующие значения:

- Невыполнение человеком того, что должен. Плохой поступок. Несоблюдение морального закона, религиозного принципа: Commettre, faire une faute. Faute grave. Confesser sa faute (совершать ошибку, серьезный проступок. Признаться в проступке (на исповеди).

- Несоблюдение некоего правила или принципа (в занятиях интеллектуальных, в искусстве): Faute d'orthographe, de prononciation, de grammaire, de syntaxe (орфографическая, орфоэпическая, грамматическая, синтаксическая ошибка).

- Неудачная, неуклюжая манере действия, отсутствие ловкости, осторожности.

- Ответственность за действие: C'est sa faute –он виноват

Таким образом, существительное faute означает cкорее сознательное отступление от законов или моральных правил и в русском языке ближе по семантике к словам (грехо)падение, грех, проступок, прегрешение. Словом erreur обозначают случайные и не настолько серьезные проступки, называемые по-русски дериватами слова грех: погрешность, огрех. Интересно заметить, что, согласно данным Тезауруса французского языка (TLFI), во французских художественных произведениях частота слова faute в полтора раза выше частоты слова erreur. Отмечается, что сдвиг в «моральную» сторону слова faute произошел во французском языке из-за того, что исчезло из употребления слово coulpe (вина), оставшийся только в производных culpabilit (виновность), coupable (виноват).

Философия рассматривают ошибку (erreur) как “неоправданную веру в объективность конкретного (обман чувств, например зрительный обман), или абстрактного представления (ошибка в рассуждение), отличает ее от моральных ошибок (faute), являющихся отступлением от морального долга, от правила, когда человек не поступает так, как от него в праве ожидать. Считается, что ошибка-erreur – естественное состояние человека, и только занятие философии позволяет ему познать истину : “Философия только и состоит в постепенном устранении ошибок. Возможно, завершив этот критический труд, мы сможем постичь истину” (Lachelier цит. Julia 1964 :90). Ошибка-erreur – невольная, происходит от недостатка внимания, торопливости, забывчивости. Ошибка-faute считается более тяжкой, потому что в данном случае речь идет об ответственности человека за свои поступки. Ее человек не должен был совершать, потому что был предупрежден, он знал о своих обязанностях и долге и тем не менее их не выполнил: если при обращении с оружием полицейский нечаянно нажимает на курок – это erreur, а если стреляет наповал без предупредительных выстрелов – это faute.

3. ОШИБКА В ЛИНГВИСТИКЕ

В лингвистике спор о том, что считать ошибкой – не нов. В 1929 г., А. Фрэ противопоставлял два теоретических взгляда: французская (в лице Э. Дюркгейма) и Женевская школы (Соссюр) придерживались нормативной точки зрения, согласно которой «правильной речью называют такая речь, какой ее требует общество, а речевыми ошибками - отклонения от этой нормы» (Фрэ 1971:18), тогда когда скандинавская школа (Есперсен, Нореен, Тегнер) придерживались функциональной точки зрения. Согласно этому течению, которому А. Фрэ также принадлежал, «корректность или некорректность языковых явлений зависит от того, насколько они соответствуют определенной функции, которую им нужно выполнить» (ibid). Он добавляет: «корректное – это то, что может быть наилегчайшим и наибыстрейшим образом понято слушателем и может быть наилегчайшим образом выражено говорящим» (Нореен цит. Фрэ 1971:18). Он предлагает называть ошибками (faute) то, что определяется “нормативно” и “неправильностями” (incorrections) результаты формального определения. Тем не менее далее по тексту А. Фрэ использует только термин faute.

Как мы указывали выше, общим, родовым, понятием для всех терминов является понятие “отклонение”. Однако немецкие исследователи возражают против того, чтобы использовать это слово как центральный термин в “науке об ошибках”, по крайней мере в лингводидактике, поскольку считают его слишком широким: под “отклонением” подходят и неправильное языковое поведение, нарушения прагматических или лингвокультурных правил (Cherubim, 1980:VIII, Raabe 1980:67-68).

Если принять, что “ошибка – отклонение от нормы” (Jamet 2003 :79 и многие другие) возникает следующий вопрос: как определить норму? Самым простым способом, для преподавания иностранных языков, являлось бы опереться на сравнение высказываний обучаемого с таковыми носителей языка, согласно определению: «Выражение признается не-оклоняющимся от нормы (т.е. приемлемыми и подходящими) если оно могло бы быть высказанным образованным носителем языка в том же контексте и воспринятым другими носителями языка как принадлежащим данному языку» (Legenhausen 1975:16; см. также Corder 1973:260). Однако в связи с тем, что владение языком даже среди носителей может быть очень различными, признается нелогичным «требовать от человека, говорящего на иностранном языке того, чего носитель не умеет» (Michiels 1999 : 39).

Напомним, что отклонение может иметь знак “плюс”: каламбуры, являясь отклонениями от языковой нормы, вызывают смех и как таковы оцениваются положительно: например “mes dommages, Madame ” вм. “ mes hommages ” (мое сожаление/мое почтение, мадам!” (Treps 1999:28). Ученические перлы имеют двойственный статус – с одной стороны, они оцениваются как ошибки (и ученик получает плохую оценку), с другой – они становятся предметом коллекционирования со стороны преподавателей, напр.: Une langue morte est une langue qui n'est parle que par les morts  (мертвый язык, это такой язык, на котором разговаривают только мертвые). Для того, чтобы определить отклонение, нужно уточнить, от чего отклоняется говорящий: с точки зрения ученика никакого отклонения (ошибки) нет – высказывание логично и правильно внутри его языковой системы. (Porquier, Frauenfeld 1980 :33; Py 2000 : 80, Поймёнова 1999:5).

Признавая всю справедливость выделения такого исследовательского объекта, как межъязычие (язык обучаемого, interlanguage) мы должны, тем не менее, оговориться: есть в этом некоторое лукавство. Со стороны, мы можем наблюдать этот объект, и даже назвать: говоря о человеке, мы говорим : “его английский очень хорош” - мы тем самым подразумеваем, что это – “его” английский, а не “английский язык вообще”. Но сам обучаемый не осознает “свое” межъязычие как отдельный язык: с одной стороны, он знает, что его язык отличается от “эталона”, к которому он стремится. Во-вторых, большинство тех правил, которыми он пользуется, отмечены сомнением. В редких случаях, на вопрос, уточняющий причину допущенной ошибки, он скажет: “а я был уверен, что...”.

4. РЕЧЕВАЯ ОШИБКА В ЛИНГВОДИДАКТИКЕ

А. Коианиз проводит забавную грань между лингвистом и грамматистом: «видно, что ошибка рассматривается более тонко лингвистом, чем грамматистом, для которого то или иное высказывание либо правильно или неправильно. Лингвист, и тем более лингводидактик, всегда захочет добавить: ‘все относительно...’» (Coaniz 1996 :48)

Спор о том, с чем сталкиваются преподаватели на уроках иностранного языка достаточно подробно рассмотрел И. Бертран (1987) с непереводимым на русский язык названием «Faute ou erreur ? Erreur et faute». Необходимость в такой статье возникла из-за разнобоя в толкованиях, возникших после изменений в стане преподавателей: после статьей П. Кордера начиная с 1975г., в которых ошибка была ‘реабилитирована’, в публикациях на эту тему стали преобладать выражения с термином erreur вместо традиционного faute.

В учебном контексте, faute входит в одно семантическое поле со словами devoirs (домашние задания, букв. ‘обязанности, долг’), rgles (правила), bon/mauvais lve (хороший/плохой ученик), в котором силен морализаторский дух. Ошибка-faute апеллирует к оптимистическому видению человеческой приводы, потому что ее можно избежать. Она появляется тогда, когда цель изучения иностранных языков не сколько коммуникация, столько формирование личности, имеет много отрицательных последствий: ученик не отваживается говорить на иностранном языке, молчит или прибегает к обману, боится «плохой отметки» и постоянно контролирует себя. Положительными ее аспектами считаются гордость, которая возникает, когда человек победил ошибку и стимулирование к дальнейшим усилиям, которое приносит ущемленное самолюбие при плохой оценки. Преподаватель может снизить отрицательные аспекты ошибки-faute в помощью шкалы оценок (некоторые ошибки «стоят» больше других), давая возможность «исправить» ошибку и стараясь преподавать так, чтобы ошибок вообще не возникало (система «ноль ошибок» с механическими упражнениями) (ibid. p. 71-73)

Ошибка-erreur же – неизбежна в школьных условиях, где сильно влияние родного языка, где каждому ученику уделяется мало времени а также в рамках современных методик, поощряющих самостоятельность говорящих в ущерб грамматических упражнений. Она полезна: ученик сначала применяет экстенсивно-редуцирующий подход, упрощая правило и применяя его ко всем случаям, затем уточняющий-расширительный подход, расширяя сферу применения правила ко всему иностранному языку. Ошибка положительна – лучше ошибиться, чем совсем ничего не отвечать или писать. В учебных условиях она менее страшна, чем в реальной жизни. Несмотря на эти положительные аспекты ошибки-erreur, страх терять лицо, страх перед иностранцами сохраняется и сохранится столько, сколько ошибка будет влиять на оценку. С другой стороны, ‘либеральный’ подход к ошибкам-erreur приводит к тому, что «студенты» порой не стараются их исправлять, поскольку в рамках коммуникативного подхода к обучению самое главное – быть понятым.

В лингводидактике, вечный спор о разнице между faute и erreur может быть разрешен с учетом различия между компетенцией и речепорождением (comptence vs performance), в системе в которой erreur и faute были бы частными случаями общего понятия девияции (отклонения) подобно тому, что предлагается в английском языке: error – систематическая ошибка в компетенции, mistake – ошибка в исполнении (performance) (Corder 1967 Цит. Doca 1981: 26). Однако не все французские лингвисты согласны с таким употреблением, поскольку оно плохо сочетается с традиционным значением слова faute – от «тяжкого греха» оно становится ляпсусом. Наблюдается большой разнобой в трактовках – порой на страницах одного и того же сборника, см. таблицу:

Таблица №1 Соотношение употреблений слов faute и erreur

	Corder 1967 (angl)	Coaniz 1979, 1996	Berthoud 1987	Bertrand 1987	Cadre Europen 2001
comptence	Error	faute	erreur	erreur	erreur
performance	Mistake	erreur	faute	lapsus	faute
				faute