WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 12 |
-- [ Страница 1 ] --

ТЮМЕНСКАЯ ОБЛАСТЬ:

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОПЫТ

ЭКОНОМИЧЕСКОГО И СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 65-летию Тюменской области

(21-23 мая 2009 г., г.Тюмень)

Тюмень 2009

ПРАВИТЕЛЬСТВО ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ

ТЮМЕНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ НЕФТЕГАЗОВЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИНСТИТУТ ГУМАНИТАРНЫХ НАУК

ТЮМЕНСКАЯ ОБЛАСТЬ:

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОПЫТ

ЭКОНОМИЧЕСКОГО И СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

Материалы

ВСЕРОССИЙСКОЙ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ,

посвященной 65-летию Тюменской области

ТЮМЕНЬ

21 - 23 мая 2009 г.

ТЮМЕНЬ - 2009

УДК 930.1 (082)

ББК 63.2

И 90

Тюменская область: исторический опыт экономического и социального развития: Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 65-летию Тюменской области (21-23 мая 2009 г.) / ТюмГНГУ; под ред. Г.Ю. Колевой. - Тюмень: Изд-во ТюмГНГУ, 2009. - 350 с.

В настоящем издании представлены материалы по истории экономического и социального развития Тюменской области, а также материалы, отражающие политические, национальные, демографические процессы в регионе. Часть издания посвящена персоналиям.

Адресуется историкам, историографам, всем, кто интересуется историей края.

Редакционная коллегия

Г.Ю. Колева, д-р ист. наук, проф. (отв. ред.);

В.П. Карпов, д-р. ист.наук, проф.

Г.Ю. Гаврилова, д-р ист. наук, проф.

М.В. Комгорт, канд. ист. наук, доц.

Рецензенты: В.В. Московкин, д-р ист. наук, проф.

М.К. Бросалина, канд. ист. наук.

© Тюменский государственный университет (издание), 2009

РАЗДЕЛ I. ПЛЕНАРНОЕ ЗАСЕДАНИЕ

ТЮМЕНСКАЯ ГУБЕРНИЯ В ПРОЦЕССАХ РАЙОНИРОВАНИЯ УРАЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ (1920–1923 гг.)

К.И. Зубков

Институт истории и археологии УрО РАН (Екатеринбург)

Образование Тюменской области Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 августа 1944 г. явилось лишь завершением длительной череды попыток учреждения на юге Западной Сибири новой областной единицы, отражавших определившуюся к началу ХХ в. тенденцию угасания старых губернских административных центров и подъема новых, в большей степени соответствовавших производственно-экономическим требованиям развития страны (1. Уже обстоятельства перенесения в апреле 1918 г. губернского центра из впадавшего в провинциальную спячку Тобольска в быстро развивающуюся, расположенную на магистральном железнодорожном пути Тюмень в полной мере отразили этот исторический сдвиг в организации административного пространства на востоке России. Официальное переименование бывшей Тобольской губернии в Тюменскую постановлением СНК РСФСР от 2 марта 1920 г. окончательно закрепляло за Тюменью ее новую административную роль (2)

Необходимость нового административного «самоопределения» встала перед Тюменской губернией в 1921–1923 гг. в связи с инициированной центром кампанией по районированию страны. В январе 1921 г., когда Урал был выбран ВСНХ в качестве опытной базы «районирования промышленной области», Екатеринбург получил существенный выигрыш во времени для охвата своей бюджетно-ресурсной и административной опекой аграрных уездов Западной Сибири. При этом первоочередная ставка уральцев была сделана не на низовое районирование, а сразу на оформление округов на базе существующих губерний и уездов. В результате этого сильного аппаратного хода уральскому руководству удалось добиться лояльности своим планам со стороны руководящих органов Тюменской губернии и входивших в нее уездов. К лету 1923 г., когда развернулось острое соперничество между Екатеринбургом и Омском (как проектируемым центром еще одной будущей области – Обской) за административную принадлежность зауральских территорий, позиция Тюмени по этому вопросу была немаловажной. На Омском межгубернском совещании по районированию в августе 1923 г. в выступлениях представителей Тюмени, Тобольска и Ишима уже отчетливо звучал мотив выгоды присоединения к Уралу как к единственному на востоке страны «промышленному, пролетарскому и культурному центру» (3).

В предстоящих административно-территориальных преобразованиях положение Тюмени как губернского центра было далеко не простым. Разработка схемы деления Уральской области на новые административные единицы – округа – не только возобновляла старый спор между Тюменью и Тобольском за руководящую роль в организации управления зауральскими территориями (включая и аграрные уезды, и обширные малонаселенные пространства Обь-Иртышского Севера), но и вообще грозила низвести Тюмень к положению незначительного окружного центра. Анализ документов секции районирования Уральской плановой комиссии (Уралплана) позволяет в основных чертах реконструировать сложную бюрократическую борьбу интересов, развернувшуюся на огромных пространствах Западной Сибири.

На заседании Тюменского губернского экономического совещания 1 сентября 1922 г. рассматривалось четыре варианта дальнейшего переустройства Тюменской губернии: 1 - присоединение Тюменской губернии к создаваемой с центром в Омске Обской (Западно-Сибирской) области; 2 - образование на базе Тюменского, Туринского и Ялуторовского уездов отдельного округа в составе Уральской области с отходом Ишимского уезда и Обского Севера к Сибири; 3 -создание на базе Тюменской губернии особой Зауральской области с присоединением к ней Тарского, Тюкалинского, Курганского и Челябинского уездов; 4 - выделение Севера в особый округ с центром в Тобольске. Предварительно прорабатывавшая вопрос комиссия по районированию Тюменской губернии, исходя из особенностей ее географического положения, экономического тяготения и связей с Сибирью через Обь-Иртышский бассейн, высказалась в пользу укрепления связей с Сибирью, а не Уралом. При этом оставление Севера в составе губернии виделось принципиально важным, поскольку это давало Тюмени весомые аргументы требовать расширения южной земледельческой части губернии для организации надежного снабжения северных окраин хлебом, а в силу этого – и основание для преобразования в самостоятельную область. Совещание, высказавшись за создание самостоятельной Зауральской области и подчеркнув роль Тюмени как снабженческо-сбытового центра тяготения для Севера, вместе с тем, вопреки мнению комиссии, высказалось в пользу экономических и административных связей с Уралом (4). Балансирование тюменских губернских властей между Уралом и территориями, находившимися под юрисдикцией Сибревкома, по условиям времени, было вполне понятным. С одной стороны, при предрешенности вопроса об учреждении Уральской области сибирская ориентация губернии давала ей возможность на неопределенный срок сохранить административную самостоятельность в прежнем объеме, но в дальнейшем таила угрозу подпасть под административную перекройку со стороны Омска. С другой стороны, сохраняя под своим действенным контролем всю территорию губернии, Тюмень, играя на острых противоречиях между Екатеринбургом и Омском, могла с вероятностью рассчитывать на особый (далеко не окружной) статус в рамках Уральской области. И к тому были некоторые основания. Через несколько дней, 7 сентября 1922 г., секция районирования Уральского областного промышленного съезда вынуждена была зафиксировать в своей резолюции особое мнение Тюменского губэкосо о том, что «Тюменская губерния не должна быть разделена и должна быть сохранена в нынешних ее границах», подразумевая, прежде всего, поддержание административной связей Тобольского Севера с остальной частью губернии. В решении секции уже было предусмотрено образование Тюменского округа в довольно усеченных границах, однако, в порядке уступки тюменцам, губернии было предложено «заняться вопросом о местном районировании и в случае отстаивания своего взгляда доказать, что административно и экономически она может существовать самостоятельно» (5). Со стороны съезда это был не более чем тактический ход, призванный удержать Тюменскую губернию в орбите влияния создаваемой Уральской области в обстановке затяжных территориальных споров с Сибревкомом.



Стремление тюменских губернских властей удержать под своим контролем зауральские территории предопределило их упорную борьбу в этом вопросе с руководством Тобольского уезда. В новых условиях районирования прежний статус Тобольска как губернского центра уже не имел особого значения, но с перспективой вхождения Тобольского Севера в Уральскую область резко возрастала роль города как центра управления и хозяйственного тяготения для потенциально богатых, но слабо освоенных северных окраин. На этом основании Тобольск мог претендовать на статус независимого от Тюмени окружного центра – к тому же далеко не рядового, поскольку под его контролем оказывалась едва ли не половина территории будущей Уральской области. Поэтому общей линией политики руководства Тюменской губернии вплоть до осени 1923 гг. было стремление перехватить у Тобольска его функции перевалочного пункта и центра управления Севером. В этой связи заседавшая 13 августа 1923 г. Тюменская губернская комиссия по районированию вообще отрицала всякую целесообразность передачи Тобольску руководства развитием северных территорий, вынеся следующий вердикт: «Нынешняя связь Севера с Тобольском далеко не жизненна в товарообменном, [а] не только в производственном отношении». Комиссия, в частности, констатировала (во многом выдавая желаемое за действительное), что у северных уездов установилась «прямая связь с Уральским рынком, минуя Тобольск, по зимним трактам» и что «перевалочные пункты Тобольска удорожают продукцию» (6). Резолюция ясно намекала на то, что связанная с Екатеринбургом железной дорогой Тюмень могла бы с большим основанием претендовать на роль центра тяготения и перевалочного пункта связи с Севером.

Острое соперничество с Тобольском объясняет, почему губернские власти выступили в это время горячими сторонниками создания на «дальнем Севере» самостоятельного от Тобольска Северного (Самаровского) округа, хотя всегда полагали, что там налицо полное отсутствие необходимых для административной самостоятельности «экономических и культурных сил» (7). Проект создания Северного округа как особой национально-административной единицы в составе Уральской области отражал скорее особые административно-хозяйственные интересы северных уездов Западной Сибири, чем собственно национальные интересы туземного населения. Национальный момент выступал лишь удобным аргументом в пользу обособления от Тобольска северных уездов (Березовский, Сургутский) и примыкающих к ним волостей (Обдорская). Последние, обвиняя Тобольск в продолжении прежней политики беззастенчивой «эксплоатации» и «ограбления» Севера, доказывали необходимость перехода к прямым хозяйственным связям с Уральской областью. Расчет делался, во-первых, на улучшение снабжения Севера из промышленных центров будущей области, во-вторых, на получение известной административной самостоятельности в распоряжении собственными ресурсами (8). Солидаризируясь с северными уездами и объявляя «притязания Тобольского уэс [уездного экономического совещания – К.З.] на дальний Север не отвечающими интересам его развития», тюменские губернские власти стремились довершить уничтожение соперника, обескровив его экономически. В резолюции губернской комиссии по районированию предлагалось, в частности, перенести из Тобольска на Север основные функции хозяйственного руководства: в Самарово – правлений кооперативных заготовительных организаций, к местам промыслов (вплоть до Обдорска) – «Область-Рыбы». Кроме того, в Тюмени доказывали, что продолжение опеки Тобольска над Севером чревато тем, что восточная его часть (Сургутский уезд) «будет глохнуть» и явочным порядком «отойдет к Нарыму и Туруханску» (9). В ходе административного «торга» была разыграна и национальная карта. Стремясь завоевать лояльность северных уездов тюменские губернские власти взяли на себя инициативу разработки для Северного округа проекта окружной комиссии по управлению туземным населением (10). Расчеты Тюмени переключить на себя все связи будущей Уралобласти с Севером отчасти оправдались: проектируя создание Северного округа, УралЭкосо перепоручил подготовку всех подготовительных документов по этому вопросу Тюменскому губисполкому.

Благодаря своей активности в деле районирования, Тюменская губерния вплоть до ноября 1923 г. удерживала определенный контроль над его ходом в собственных границах, по-видимому, уже смиряясь с неизбежной утратой своего административного статуса и рассчитывая выйти из этой ситуации с минимальными потерями. Однако, расчеты Тюмени на сохранение своей роли в качестве промежуточного звена между Уральской областью и ее будущими восточными округами (11) становились все более несбыточными. Поскольку Тобольский Север и Ишимский уезд передавались в состав Уральской области лишь временно («до разрешения общего вопроса о районировании Сибири») (12), уральское руководство в предвидении этого явно не хотело рисковать утратой еще и других зауральских земледельческих уездов. В связи с этим территория Тюменской губернии, в конечном итоге, была разделена на три округа (Тюменский, Ишимский и Тобольский), а на создании отдельного Северного (Самаровского) округа вообще был поставлен крест.

Развернувшийся в начале 1920-х гг. бюрократический «торг» вокруг вопросов районирования Западной Сибири отражал типичную для первых лет НЭПа ситуацию, при которой перераспределение территориальных ресурсов и административных полномочий становились важнейшим инструментом борьбы отдельных региональных центров за улучшение своих экономических и властных позиций. Обстоятельства и перипетии, связанные со стремлением Тюменской губернии сохранить в ходе масштабного районирования свою административную и организационно-хозяйственную самостоятельность, позволяют усмотреть определенную логику преемственности этих событий с последующим учреждением Обь-Иртышской (1934 г.), а затем и Тюменской областей (1944 г.).

Примечания

1. Зубков К.И., Побережников И.В. Реформы административно-территориального устройства восточных регионов России (XVIII–XX вв.). – Екатеринбург, 2003. – С. 52.

2. См.: Административно-территориальное деление Тюменской области (XVII–XX вв.). – Тюмень, 2003. – С. 58.

3. Зубков К.И. Территориальные споры в ходе районирования Урала и Сибири (начало 1920-х гг.): геополитика в региональном интерьере // Гуманитарные науки в Сибири. – 2008. – № 2. – С. 62.

4. Государственный архив Свердловской области (ГАСО). Ф. 241р. Оп. 2. Д. 2320. Л. 70–70а.

5. Там же. Л. 71.

6. Там же. Д. 2352. Л. 78–78об.

7. Там же. Д. 2320. Л. 70.

8. Там же. Д. 2367. Л. 42–43, 51, 57–58об.

9. Там же. Д. 2352. Л. 78.

10. См.: Там же. Д. 2367. Л. 96–96об.

11. Об этом стремлении свидетельствует телеграмма Тюменских губкома РКП(б) и губисполкома во ВЦИК от 23 сентября 1923 г. См.: ГАСО. – Ф. 241р. – Оп. 2. – Д. 2352. – Л. 100.

12. Зубков К.И. Территориальные споры… - С. 63.

НОВОЕ О ПРИЧИНАХ ОБРАЗОВАНИЯ ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ

А.А. Петрушин

Тюменский государственный нефтегазовый университет

14 августа 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР была образована Тюменская область. Это событие, как отмечено в «Очерках истории Тюменской области», завершило в основном 20-летний период непрерывных изменений административно-территориальных границ в этой части Западной Сибири (1).

Однако действительные причины и обстоятельства принятия такого решения все еще неизвестны.

Как утверждала Елизавета Шестернина из первого состава Тюменского обкома ВКП(б): «…спецпоезд с партийным советским и чекистским руководством, около 60 человек, прибыл в Тюмень из Омска 13 августа, то есть за день до принятия Указа. А разговоры о разделении Омской области начались в кабинетах и коридорах обкома и облисполкома сразу же после нового 1944 года» (2).

В партийном учебнике «Очерки истории партийной организации Тюменской области, изданном в 1965 г, указано: «Для улучшения работы партийных и советских организаций и их руководства промышленностью и сельским хозяйством была образована Тюменская область с центром в городе Тюмени в составе 25 районов и двух национальных округов – Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого. Были созданы 991 первичная партийная организации, 2 окружкома, 4 горкома и 43 районных комитета партии. До февраля 1045 года на руководящую работу только в Тюменский областной партийный аппарат было выдвинуто около 500 коммунистов (3).

Подобное объяснение причин образования в феврале 1943 года Курганской области дано в соответствующей региональной партийной литературе: «Создание новой области из восточных районов Челябинской области позволило улучшить руководство сельским хозяйством, приблизить его к районам, колхозам и совхозам. В состав области вошли 32 района, два города, три поселка городского типа и 1784 сельских населенных пункта. Территория области составила 72 тысячи кв. км с населением 872,9 тыс. человек, из которых в сельской местности проживало 711,1 тыс. человек или 81,5%» (4).

Отсутствие документального обоснования необходимости образования новых административно-территориальных единиц: Великолукской, Кемеровской, Курганской, Томской, Тюменской областей привело к выдвижению версии о том, что такие преобразования проводились для трудоустройства после окончания войны высшего командного и политического состава Вооруженных Сил.

Действительно, вопрос «куда деть после войны 3000 генералов» начал занимать управление кадров Красной армии с лета 1944 года. Предлагалось увеличить в мирное время число дивизий за счет сокращения численности из личного состава до 4 тысяч человек, сделать генеральскими должности заместителей командиров корпусов, дивизий и гвардейских полков, снизить число курсантов в военных училищах с 1000 до 300, а должность начальника сделать генерал – лейтенантской (5).

Входивших в номенклатуру ЦК ВКП(б) членов Военных советов и начальников политуправлений фронтов и армий планировалось устроить в обкомах и облисполкомах освобожденных западных территорий (Украина, Белоруссия, Прибалтика, Молдова, бывшая Восточная Пруссия) и вновь образованных восточных областях (6).

Но для Тюменской области такой кадровый маневр – не характерен. Из всего первого состава нового обкома и облисполкома никто не был на фронте. Только председатель облисполкома К.Ф. Кошелев служил сначала санитаром в армии Колчака, а после ее разгрома в 1920 году – пулеметчиком в Красной армии. За участие в штурме оборонительных рубежей белых у станций Волочаевка (февраль1922) и Спасск (октябрь 1922) был награжден орденом Красного Знамени. В г. Тюмень Кошелева направили на повышение с должности зампреда Омского облисполкома.

Первый секретарь Тюменского обкома партии Ф.М. Чубаров и сменившие его И.И. Афонов (с 1949), Ф.С. Горячев ( с 1951) и В.В. Косов (с 1955 по 1961) всю войну находились в тылу. Их партийная карьера началась после расстрельных чисток партии 1937-1938 гг. с освободившихся должностей секретарей сельских райкомов и начальников машино-тракторных станций. Выше других поднялся Горячев. После Тюмени был первым секретарем в Калинине (сейчас Тверь) и Новосибирске, избирался членом ЦК с 1952 года, депутатом Верховных Советов РСФСР и СССР, получил Звезду Героя Социалистического труда, четыре ордена Ленина, ордена Октябрьской революции, Трудового Красного Знамени, Дружбы народов. На пенсию вышел в 73 года, пережил «перестройку» и скончался в 1996 году в Москве.

Любопытно, что за всю историю нашего края в его руководстве не было местных уроженцев за исключением Ю.К. Шафраника (Ишимский район) и С.С. Собянина (Березовский район).

Введение в научный оборот переданных в сентябре 1991 года на госхранение и затем рассекреченных документов органов государственной безопасности в Тюменской области позволило предположить, что основанием для Указа ПВС СССР от 14 августа 1944 года была справка об оперативной обстановке на конкретной территории.





Эта же справка в октябре 1944 года была переоформлена в «совершенно секретный паспорт Тюменской области» (рассекречен 14.04.2000 г.) (7). К нему приложены «политико-экономические характеристики городов и районов в количестве 41 экземпляра». Не случайно автором этих по-своему уникальных документов стал переведенный из НКВД по Омской области на должность заместителя начальника Управления Наркомата Государственной безопасности (НКГБ) по Тюменской области подполковник госбезопасности А.М. Лапицкий.

В «паспорте» кроме общих (территория 1 777 000 кв.км) содержатся сведения о географическом положении, растительном мире, погодных условиях, полезных ископаемых… Даны административное деление, состояние промышленности, сельского хозяйства, транспорта и связи, здравоохранения, образования, культуры, средств массовой информации.

Население Тюменской области по состоянию на 1 октября 1944 года составляло 917,1 тыс. человек, в том числе городское – 210 тыс., сельское – 707,1 тыс. человек. Значительное место в «паспорте» и приложениях к нему занимает характеристика политической обстановки. Березовский район: «… после Октябрьской революции является местом ссылки антисоветского элемента. В 1930 году в район выселено 2700 кулаков. С 1940 года в район направлены выселенцы из западных областей Украины. Общее количество ссылки в районе в настоящее время 2981 человек. Всего населения – 14527 человек, из них русских – 6054, других – 8473».

Казанский район: «… в период коллективизации было раскулачено и выслано на север около двух тысяч семей. Во время операции 1937-1938 гг. около 400 человек репрессировано органами НКВД. Отмечается сокращение посевных площадей и поголовья скота…».

Викуловский район: «… в период Отечественной войны в районе имеется большое количество дезертиров из действующей армии».

В результате политического, экономического и социального анализа сделан вывод: «За годы Отечественной войны промышленность в западной части Омской области (Тюмень) выросла в несколько раз, в ее состав влились заводы, эвакуированные из других районов страны (приведены наиболее крупные предприятия и номенклатура их продукции)».

Война ускорила появление самостоятельного административно-территориального образования – Тюменской области. Растущую самостоятельность Тюмени первыми оценили местные органы госбезопасности. Специфика социально-политической структуры Советского Союза состояла в том, что органы госбезопасности занимали в ней гипертрофированно важное место. Помимо выполнения своих основных функций, свойственных спецслужбам всех государств, они играли активную роль в функционировании аппарата управления, в промышленности, в образовании, культуре. Поэтому любые проблемы отечественной истории (история края не исключение) – политические, экономические, социальные будут раскрыты односторонне без исследования присущего им «чекистского» фактора. Этот фактор занимал не последнее место в процессе образования Тюменской области в августе 1944 года.

Примечания

1. Очерки истории Тюменской области. Тюмень. 1994. С. 198-199.

2. Петрушин А. Незавидная область // Тюменский курьер. 14 августа. 2004.

3. Очерки истории партийной организации Тюменской области. Свердловск, 1965. С. 219.

4. Очерки истории партийной организации Курганской области. Челябинск, 1968. С.352.

5. Пихоя Р. Москва. Кремль. Власть. Сорок лет после войны 1945-1985. АСТ Русь-Олимп. Москва, 2007. С. 29-30.

6. Там же.

7. ГАСПИТО. Ф. 3894. Оп. 2.Д. 3. Л. 5.

ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ТЮМЕНСКОГО СЕВЕРА

(к вопросу об исторической преемственности)

В.П.Тимошенко

ИИиА УрО РАН, г. Екатеринбург

Несомненно, что за период экономического развития Тюменского Севера в годы советской власти - с конца 1920-х до начала 1990-х годов - регион кардинально преобразился. Были созданы крупные индустриальные центры, возникли новые сферы хозяйственной деятельности, реализован крупный региональный проект создания ЗСНГК, создана региональная инфраструктура (1). Но долговременные тенденции индустриального развития Тюменской области под воздействием функционирования ЗСНГК привели к формированию отраслевой структуры, значительно гипертрофированной в сторону добывающих отраслей топливно-энергетической специализации. Сложившаяся в Тюменской области к середине 1980-х годов структура промышленного производства без каких-либо заметных изменений сохраняется вплоть до настоящего времени. Соответственно этому строилось и управление социально-экономическим, социально-культурным и экологическим развитием территорий. Приоритет сугубо производственного начала над социальным с неизбежностью вел к накоплению острых противоречий в развитии регионального сообщества.

По мнению академика В.В.Кулешова за всю историю освоения Тюменского Севера несколько раз его природные ресурсы (их эксплуатация) давали региону шанс, который можно было использовать в интересах социального развития региона (2). И, ни разу, этот шанс не был реализован: регион был и остается бедным. Экономический рост не сопровождался адекватным повышением качества жизни северян.

Переход к рыночным отношениям резко обострил ситуацию.

В постсоветское время решение обозначенных вопросов в значительной степени было связано с изменением парадигмы развития региона в переходный период и в рыночных условиях. Попытки концептуализации регионального развития районов Севера предпринимались правительством РФ неоднократноi. Перспектива развития Тюменского Севера реально видится через призму двух конфликтующих сценариев: ресурсного и инновационного.

Последствия реализации первого сценария очевидны. Они позволяют поддерживать стабильность в стране, которая зависит от наличия сырьевых потоков для внутреннего и внешнего потребления. И в то же время, ведут к консервации тенденций развития советской эпохи. Хотя, в долговременном плане, перспектива реализации этого сценария под вопросом. Простое восстановление имевших место планов развития Севера в советскую эпоху нереалистично. Прежде всего, потому, что мобилизационные машины, создававшиеся в разные годы в целях освоения этого огромного региона, и опиравшиеся либо на мотивацию свободы, либо на прямом принуждении, исчерпали свои возможности, а имеющихся финансовых ресурсов и экономической мотивации для программ «нового освоения» явно недостаточно.

Контуры второго сценария и институты, заинтересованные в его развитии, весьма проблематичны.

В политических кругах и научном сообществе сложилось понимание необходимости выработки новой Северной политики (стратегии) государства.

Согласно общепринятой методологии, стратегии развития должны основываться как на реальной оценке сложившейся ситуации, так и на предвидении возможных вариантов (сценариев) ее изменения. В имеющихся программных и аналитических материалах, посвященных перспективам развития Тюменского Севера содержится перечень «основных» угроз и вызовов, с которыми сегодня сталкивается регион: обострение экологических проблем, растущая антропогенная нагрузка в связи с «избыточностью» населения территории, повышение рисков и затрат при освоении природных ресурсов. И они действительно имеют место. Но данный перечень не является исчерпывающим, существуют другие, более острые диспропорции и противоречия, возникшие в новых условиях.

В настоящее время наблюдается ускоренный дрейф экономики региона в сторону закрепления ее сырьевой специализации. Это подкрепляется новыми гигантскими проектами в области горного дела, нефте- и газодобычи (3). Причем, большинство из реализуемых проектов вовсе не рассчитано на то, чтобы добываемое сырье перерабатывалось на месте (за исключением случаев первичной переработки). Подтверждением тому является большие объемы экспорта сырья, а также направленность проектируемых транспортных путей: от сырьевых зон к портам и пограничным переходам для вывоза на экспорт. Экспортная ориентация сырьевого комплекса закрепляется появлением новых «субъектов освоения» природных ресурсов региона. Государство перестало справляться с дорогими проектами освоения, и в качестве основных «стратегов» сегодня выступают лишь крупные горнодобывающие, сырьевые корпорации ("Газпром", "ЛУКойл", "Сибнефть", "СУАЛ", и др.), региональные и местные сообщества не имеют на них достаточного влияния. А федеральные структуры при взаимодействии с корпорациями в первую очередь заняты решением общегосударственных проблем.

Таким образом, в развитии Тюменского Севера налицо несколько групп новых противоречий:

  1. между интересами региона и крупных собственников средств производства (последние в одних случаях не склонны размещать производства, в которых заинтересован регион) а в других — стремятся разместить производства или не желают демонтировать существующие, в которых регион не заинтере­сован);
  2. между интересами государства (которое может выступать защитником региональных интересов, а может и иметь собственные) и крупных собственников средств производства;
  3. между интересами государства, региональных и местных сообществ;
  4. между интересами территорий, конкури­рующих между собой и как товаропроизводители, и как объек­ты размещения государственных и частных инвестиций.

Названные противоречия демонстрируют явную тенденцию к обострению. Это вызвано рядом обстоятельств. Сегодня развернулась интенсивная реструктуризация добывающей промышленности, растет ее зависимость от колебаний мировых цен, ощущается нехватка оборотных средств. Добывающие предприятия в большей степени, чем прежде, оформляются как корпоративные структуры. Они перешли к тщательному обоснованию своей экономической стратегии в рамках правил рыночного поведения, являются эксклюзивными инвесторами развития северных регионов. Задачи региональных властей по обеспечению устойчивого социально-экономического развития северных территорий, решению проблем занятости и других социальных вопросов стали значительно расходиться с интересами и целями вертикально-интегрированных компаний (воспроизведение в рыночных условиях ведомственной практики?).

Если согласиться с предложенной интерпретацией сложившейся ситуации, то очевидно, что стратегическая цель развития Тюменского Севера должна быть изменена. Позиционирование региона «как сырьевого и биосферного ресурса мирового значения» не соответствует, как представляется, долгосрочным государственным интересам и интересам регионального сообщества. Назрела необходимость преодоления явных диспропорций в региональном развитии:

технологической (разрыв технологических цепочек, переориентация сырьевого комплекса на обслуживание экспорта);

инфраструктурной (инфраструктуры, развернутые за Уралом в советское время, были рассчитаны совсем на иной тип хозяйствования и жизни, чем сейчас; сегодня они функционируют с недопустимыми нагрузками, что неизбежно приводит к выбытию мощностей, неэффективности и неэкономичности работы и пр.

поселенческой (изменился характер освоения Севера, изменились и поселенческие структуры этого освоения, многие из них сейчас переживают кризис);

административно-политической (появление крупных вертикально-интегрированных компаний, нерезидентов заметно осложняет управление социально-экономическими и административно-политическими процессами с уровня муниципалитета, субъекта федерации и даже страны);

проектно-освоенческой (отсутствуют программы комплексного развития Российского Севера, большинство проектов освоения представляет собой «перечень недоделок» советского периода).

Очевидно, что преодоление указанных диспропорций не может быть самоцелью. Это лишь предпосылка выхода на новый уровень стратегических решений. При выборе их наиболее приемлемых вариантов необходимо иметь в виду следующее. Не стоит ожидать радикальных структурных преобразований экономики Тюменского Севера в течение короткого промежутка времени. Получившая распространение идея об отказе от освоения новых нефтегазовых и других месторождений и переориентация развития хозяйства на удовлетворение потребностей местного населения является несостоятельной. Ее реализация больно ударит по экономике всей страны. В то же время это приведет к сокращению объема ресурсов, расходуемых в регионе на социальные цели, спровоцирует снижение уровня жизни населения. Как интересам коренного и пришлого (новопоселенцам) населения, так и потребностям Российской Федерации отвечает сохранение в обозримой перспективе сложившейся специализации хозяйства Тюменского Севера, при его известной диверсификации и ужесточении мер по охране природной среды.

Такое видение перспективы предусматривает сохранение традиционной роли производственного потенциала региона в территориальном разделении труда, обеспечению устойчивого состояния хозяйственного комплекса в условиях меняющейся конъюнктуры. Но эта тенденция развития близка к грани исчерпания.

Следующий шаг (уже в рамках инновационного сценария развития), в долгосрочном плане, должен быть направлен на опережающее развитие новых технологий, обеспечивающих комплексную переработку сырья и экологическую чистоту района, проведение эффективной социальной политики (она должна разрабатываться и осуществляться на государственном, региональном, субрегиональном и локальном уровнях и иметь упреждающий характер). Пришло время исходить не только из текущих потребностей, но и учитывать интересы будущих поколений. В этой связи важным элементом стратегии развития должна стать система мероприятий по «превращению» невозобновляемых (минерально-сырьевых и топливно-энергетических) ресурсов в возобновляемые (финансовые, интеллектуальные, рекреационные).

Назревает парадигмальный сдвиг в определении целей и перспектив развития Тюменского Севера. Он нуждается в тщательной научной проработке и исторической (!) экспертизе.

В современных условиях исторический опыт по разработке и реализации стратегий для регионов Севера способен обрести вторую жизнь, по крайней мере, в части доставления исчерпывающего материала для лучшего понимания достоинств и издержек принимаемых системных решений.

Примечания

1. Освоение и разработка уникальных нефтегазовых ресурсов существенно изменила географическую ориентацию интенсивного экономического развития в России – безусловно, доминирующими районами стали сначала Ханты-Мансийский АО (ХМАО), а затем и Ямало-Ненецкий АО (ЯНАО), расположенные на территории Тюменской области.

2. См.: Концепция и основные направления Российской программы развития районов Севера на 15-20 лет. М.,1992. 176 с.; Концепция устойчивого развития Арктической зоны Российской Федерации. М.,2004. 89 с.; Концепция Стратегии социально-экономического развития регионов Российской Федерации. М.2004. 115 с.и др.

3. См.: Программа комплексного освоения месторождений полуострова Ямал и прилегающих акваторий. Москва – Салехард,2007. 176 с.; «Урал промышленный – Урал полярный». Российская газета. Приложение «Регионы РГ» (Уральский федеральный округ). 2007. 23 октября; Тезисы докладов участников выездного заседания Президиума УрО РАН в г. Салехард. Салехард,2006. 87 с.

УРОВЕНЬ ЖИЗНИ НАСЕЛЕНИЯ ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ

В 1960 - 1980-е гг.

Н.Ю. Гаврилова, В.П. Карпов

Тюменский государственный нефтегазовый университет

Одним из ведущих направлений социальной политики Советского государства в 1960-80-е годы было провозглашено повышение народного благосостояния, которое предполагало, прежде всего, рост уровня жизни. Особую актуальность эта задача приобретала на тюменском Севере, где создавался крупнейший в мире нефтегазовый комплекс. Отдаленность от культурных центров и суровые природно-климатические условия в районах открытых месторождений следовало компенсировать повышенной по сравнению с обжитыми районами комфортностью социальной инфраструктуры. Актуальность задачи объяснялась и отсутствием в нефтегазодобывающих районах необходимых трудовых ресурсов, а значит необходимостью создания привлекательных социально-экономических условий для привлечения мигрантов из других районов страны.

Уровень жизни населения в значительной мере определяется доходами. Около 87% всех доходов работающего населения в 1960-80-е гг., по утверждению экономистов, приходилось на заработную плату, 5% составляли различные приработки, 7% поступало из общественных фондов потребления в виде пенсий, пособий, стипендий (1). Значит, важнейшим показателем уровня жизни была заработная плата. В середине 1960-х гг. средняя месячная заработная плата рабочих и служащих Тюменской области составляла 102,5 рублей, что было не намного выше союзного и республиканского показателей, которые составляли, соответственно, 96,5 и 99,0 рублей. При этом самая высокая заработная плата была у работников строительства и транспорта (124,7 руб.), самая низкая - у работающих в сфере культуры и здравоохранения (соответственно 65,7 и 82,7 руб.) (2).

За 10 лет с начала промышленного освоения открытых месторождений в Тюменской области средняя зарплата выросла в 2,1 раза, тогда как по РСФСР и СССР темпы ее роста составили 1,7 и 1,9 раз. Наиболее высокими были темпы роста заработной платы у работающих в базовых отраслях экономики региона – в строительстве, на транспорте, в промышленности. Здесь рост составил 2,4; 2,3 и 2,0 раз. У строителей в середине 1970-х средняя зарплата составляла 304,9 рублей, у работников культуры – 115,0 рублей (3). В следующее десятилетие (1976-1985 гг.) темпы роста зарплаты в регионе были скромнее, но по-прежнему опережали среднесоюзный и республиканский показатели. По СССР зарплата выросла в 1,3 раза, по Тюменской области – в 1,6. В целом средний уровень заработной платы в области был почти в 1,8 раза выше среднего по стране. С 1965 по 1985 гг. по СССР зарплата выросла вдвое, в Тюменской области – в 3,3 раза и составила в 1985 г. 337,6 рублей (4).

Быстрее всего росла оплата труда нефтяников, газовиков, строителей трубопроводов. Так, средняя зарплата в трудовых коллективах Главсибтрубопроводстроя – одного из крупнейших главков Западно-Сибирского нефтегазового комплекса – достигла к 1985 г. 568 рублей в месяц, что было на 40-45% выше среднего уровня для организаций Миннефтегазстроя и почти в 1,7 раза превышало среднеобластной уровень (5). Уровень зарплаты формировался под воздействием ряда факторов: районных коэффициентов, северных надбавок за непрерывный стаж работы, передвижной характер работы (на трассе трубопровода).

Параллельно с ростом заработной платы увеличивались другие доходы населения. В 1965 г. они составляли по Тюменской области 603 руб., через 20 лет – 2 698 руб.(6). Однако, увеличение денежных доходов населения Севера, уменьшая разрыв в уровне жизни сибирского региона и центра страны, не только не ликвидировало его полностью, но и не создавало каких-либо преимуществ для северян. Ведь при анализе уровня жизни важно учитывать не только номинальную заработную плату, но и уровень цен, тарифы на транспорт, коммунальные услуги, структуру потребления. Если ввести соответствующую поправку на «удорожание стоимости жизни» на Севере, то становится очевидным, что Тюменский регион отставал от районов с более благоприятными природно-климатическими условиями.

Важнейшим показателем уровня жизни служит потребление населением промышленных и продовольственных товаров. В начале 1970-х гг. в структуре товарооборота области 58,6% занимали продовольственные товары (7), однако их номенклатура не соответствовала особенностям северного региона. Согласно рациональным нормам питания потребность жителей Сибири в калориях животного происхождения должна быть на 29% выше, чем в европейской части страны. Между тем, среднедушевое потребление мяса и мясопродуктов в 6 областях Сибири из 11 было ниже среднереспубликанского. Среднедушевое потребление мяса по РСФСР в 1980 г. составляло 62 кг., рыбы и рыбопродуктов – 15,1 кг., в Тюменской области – соответственно 60 и 13,2 кг. Если ситуацию с мясом еще можно понять, то дефицит рыбы в регионе трудно объяснить, учитывая, что крупнейший в стране Салехардский рыбокомбинат поставлял продукцию в 80 городов СССР. Ниже рекомендованных норм питания и меньше, чем в центральных районах СССР, потреблялось в Сибири молочных продуктов, овощей, фруктов (8). А вот картофеля житель области съел в 1980 г. 141 кг. – на 23 кг. больше, чем среднестатистический россиянин (9).

Вместе с тем, анализ статистики за 1965-85 гг. позволяет утверждать, что в области произошли существенные изменения в структуре питания: потребление мяса и мясопродуктов выросло за 20 лет в 1,8 раза, молочных продуктов – в 1,4 раза, овощей – в 1,5 раза, фруктов – в 1,6 раза, а потребление хлеба, хлебобулочных изделий и картофеля сократилось в 1,3 раза. Большую часть зарплаты сибиряки в 80-е гг. по-прежнему тратили на продукты питания – 52,8% (10).

Значительную долю в структуре потребления населения Тюменской области занимали ликеро-водочные изделия – 19,4%. Это было больше, чем тратилось на мясные, молочные продукты, обувь и ткани. В 1970-80 гг. потребление алкогольных напитков выросло в 1,3 раза – с 9,7 до 12,3 литров чистого алкоголя на каждого жителя области, включая младенцев (11). Сказывался, прежде всего, северный «залповый» стиль потребления спиртных напитков и нерешенность социальных проблем в районах нового промышленного освоения.

Чуть более 40% в структуре розничного товарооборота области приходилось на непродовольственные товары. К 1985 г. их доля увеличилась до 47,2%. Лидировали в структуре продаж одежда, обувь, галантерея, на долю которых приходилось 20,5%. На предметы культурно-бытового назначения и дорогостоящие товары длительного пользования (мебель, бытовая техника) приходилось всего 3,86%. Тем не менее, доля названных товаров в рассматриваемый период медленно, но росла и в 1985 г. составила 7,5%. Так, продажа телевизоров в 1970-85 гг. увеличилась в 3,7 раза, электропылесосов – в 5,7, холодильников – в 2,7, стиральных машин – в 2,2, швейных – в 1,7 раза. Только за первую половину 1980-х гг. почти вдвое выросла продажа мебели, немного увеличилась продажа автомобилей – с 15,9 тысяч до 16,6 (12).

По данным обследования 3-х тысяч семей Тюменской области, проведенном в 1984 г., 90 из 100 семей имели холодильники (в 1975 г. - 61 семья), каждая вторая семья приобрела магнитофон. Вдвое, по сравнению с 1975 г., выросла обеспеченность автомобилями (19 машин на 100 семей) (13). Показателем растущего уровня жизни населения в РНПО стало увеличение объемов торговли в кредит. С 1970 по 1985 г. этот показатель вырос с 21,6 до 118,0 млн руб. в ценах соответствующих лет (14).

При всей условности и усредненности статистических данных можно говорить о положительной динамике уровня жизни северян. Однако, спрос на дорогостоящие товары длительного пользования намного превышал потребности сибиряков. Рассогласование спроса и предложения было вызвано, во-первых, нехваткой самой «товарной массы», а во-вторых, искусственно создаваемым дефицитом, в котором были заинтересованы работники торговли. Об этом свидетельствуют проверки, проводившиеся органами народного контроля на оптовых базах и в магазинах (15). Вторая причина была во-многом следствием первой. В итоге рождался так называемый «отложенный спрос», который удовлетворялся либо за пределами региона, либо через систему «связей и знакомств» или «блата» - понятия, хорошо известного всем советским людям, а не только тюменцам. По данным социологических опросов половина жителей г. Когалым в 1985 г. с пониманием относилась к приобретению дефицитных товаров через «теневые каналы», а каждый пятый житель города пользовался ими регулярно (16). Разумеется, покупатель часто переплачивал за оказываемую продавцом «услугу», что деформировало моральные ценности обеих сторон.

На уровень жизни населения влияла не только обеспеченность товарами, но и услугами, что зависело уже от развития сферы бытового обслуживания. По оценкам специалистов, 75-80% денежных средств в расходной структуре баланса населения Западной Сибири приходилось на приобретение товаров, а 8-9% - на оплату различных бытовых и коммунальных услуг (17). С 1965 по 1985 гг. объем бытовых услуг в Тюменской области вырос более, чем в 10 раз. Однако, ситуация в северных районах была намного хуже. Так, если в 1965 г. на одного жителя РСФСР приходилось бытовых услуг общей стоимостью в 9 рублей, то в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком округах - соответственно 4 и 6 рублей – в 1,5-2 раза ниже республиканского уровня. В 1985 г. объем реализации бытовых услуг в расчете на одного жителя РСФСР достиг 38, в Тюменской области – 33, в северных районах -28 рублей (18).

Еще одним важным показателем уровня жизни являются жилищные условия людей, включающие не только обеспеченность общей жилой площадью, но и уровень ее благоустройства. За 20 лет с начала промышленного освоения месторождений в Тюменской области была осуществлена большая жилищная программа, жилой фонд городских поселений вырос в 6 раз. Свыше половины вводимого в области жилья приходилось на нефтегазодобывающие районы. В Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком округах жилой фонд вырос соответственно в 15,9 и 16,6 раз. Однако средняя обеспеченность горожан в северных округах заметно отставала от республиканского уровня. В 1985 г. на среднестатистического жителя РСФСР приходилось 14,2 квадратных метров жилья, в Тюменской области – 11,5, в Ханты-Мансийском округе – 10,6, Ямало-Ненецком – 9,9 квадратных метров (19).

Существенно изменился уровень благоустройства жилья, что во-многом было связано с переходом в 1970-е гг. на индустриальные методы строительства. Если в 1970 г. в Тюменской области обеспеченность водопроводом составляла 46%, канализацией – 45%, центральным отоплением – 45%, то к 1980 г. эти показатели выросли до 78, 76 и 84% соответственно. По обеспеченности населения горячей водой, газом, электроплитами Тюменская область превзошла уровень РСФСР (20). Общий уровень благоустройства жилого фонда в РНПО к началу 1980-х гг. достиг 80%.

Таким образом, в рассматриваемый период выросли денежные доходы населения и его покупательная способность, поднялся уровень обеспечения северян товарами и услугами, улучшились жилищные условия. Однако, количественные показатели далеко не в полной мере отражали реальный уровень жизни в РНПО. В 1970-е гг. все очевиднее становилась разбалансированность между денежными доходами населения и их товарным покрытием. Если по темпам роста денежных доходов и товарооборота Тюменская область опережала показатели РСФСР, то по обеспеченности жильем и бытовыми услугами существенно отставала, что не соответствовало возрастающей роли региона в экономике страны. Обеспечивая потребности государства в нефти и газе, в нефтедолларах, поступавших от экспорта энергоносителей, Тюменская область по уровню развития социальной инфраструктуры – важнейшего показателя уровня жизни – занимала в середине 80-х гг. предпоследнее место среди 14 районов Западной Сибири и делила 40-50-е места среди других регионов СССР.

Примечания

1. Благосостояние городского населения Сибири: проблемы дифференциации (опыт социологического изучения). Новосибирск, 1990. С. 42; Социализм и народное благосостояние. М., 1976. С. 84-85.

2. Народное хозяйство СССР. 1922-1982 гг. М., 1982. С. 405; Народное хозяйство РСФСР за 60 лет. М., 1977. С. 211; Народное хозяйство Тюменской области за 70 лет. Тюмень, 1988. С. 94.

3. Там же.

4. Народное хозяйство СССР в 1985 г. М., 1986. С. 397; Тюменская область в цифрах. 1976-1980 гг. Свердловск, 1981. С. 11; Тюменская область в цифрах. 1986-1989. Тюмень, 1990. С. 41.

5. Алексеев В.В., Логунов Е.В., Шабанов П.П. Опыт решения кадровых проблем в нефтегазовом строительстве Сибири. Свердловск, 1987. С. 131.

6. ГАТО. Ф. 1112. Оп. 1. Д. 2442. Л. 16-18; Д. 2716. Л. 22-24; Д. 2969. Л. 31-33.

7. Тюменская область в цифрах. 1981-1985 гг. С. 68.

8. Сибирь в едином народнохозяйственном комплексе. Новосибирск, 1988. С. 68; Благосостояние городского населения Сибири. С. 74.

9. Народное хозяйство Тюменской области за 70 лет. Тюмень, 1987. С. 16 (подсчет).

10. ГАСПИТО. Ф. 124. Оп. 236. Д. 122. Л. 37, 40, 42.

11. ГАСПИТО. Ф. 124. Оп. 236. Д. 122. Л. 46; Тюменская область в

цифрах. 1986-1989. С. 49.

12. Тюменская область в цифрах. 1986-1989. С. 51 (подсчет).

13. Там же.

14. Там же. С. 53.

15. Тюменская правда. 1975. 3 февраля.

16. Куцев Г.Ф. Человек в северном городе. Свердловск, 1987. С. 159.

17. Благосостояние городского населения Сибири. С. 80.

18. Народное хозяйство Тюменской области за 70 лет. С. 15.

19. Народное хозяйство Тюменской области за годы 8-й пятилетки. С. 242; Жилищно- коммунальное хозяйство Тюменской области за годы ХП-й пятилетки. С. 3.

20. Гаврилова Н.Ю. Социальное развитие нефтегазодобывающих районов Западной Сибири (1965-1985 гг.) Тюмень, 2002.

ИЗ ИСТОРИИ ГРАДОСТРОЕНИЯ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ

В 1960-х гг.

А.И.Прищепа

Сургутский государственный университет

К середине 1960-х гг. после открытия Самотлорского и ряда других крупнейших месторождений нефти в Западной Сибири окончательно решился научный спор об объемах углеводородного сырья в этом регионе. XXIII съезд КПСС, состоявшийся в 1966 г., поставил задачу довести здесь добычу нефти к 1970 г. до 345-355 млн. т., ежегодно обеспечивая ее приоритет свыше 20 млн. т (1).

Поставленные партией масштабные цели промышленного освоения Западной Сибири актуализировали уже начавшуюся дискуссию специалистов, нефтяников и строителей по поводу метода освоения и принципов заселения этих территорий. В ней приняли участие ряд видных ученых страны: академики Н.Н. Некрасов, А.А. Трофимук, Р.З. Сагдеев, А.Г. Аганбегян, Е.П. Велихов, доктора наук Ф.Г. Гурари, Г.С. Мигидеско, Н.Н. Ростовцев (2).

В конце 1960-х гг. в Тюмени были проведены три научно-практических конференции, посвященных актуальным вопросам промышленного и социального освоения севера Западной Сибири (3). Пять участников работы этих научных форумов были в дальнейшем удостоены звания лауреатов Ленинской премии (4).

Тогда одним из наиболее остро обсуждавшихся вопросов был вопрос о вахтовом методе. Многие специалисты высказывались против строительства на Севере городов и поселков для проживания всех категорий трудящихся. Они предлагали бурение, строительство и эксплуатацию нефтяных месторождений и сопутствующей инфраструктуры осуществлять вахтовым или вахтово-экспедиционным методом.

Главный смысл этой точки зрения заключался в том, чтобы не строить полноценных городов и поселков, ограничиться строительством вахтовых поселков и аэродромов и все работы выполнять силами командировавших с Большой земли специалистов, заменяющих друг друга с периодичностью в две - три – четыре недели. Ученые называли такой подход к освоению «внешним вариантом».

«Внутренний вариант», на котором настаивали большей частью нефтяники, содержал другой принцип освоения Западносибирской нефтегазовой провинции и другую схему поселения людей. Согласно ей, все эксплуатационщики должны жить с семьями рядом с производством, на котором они работают в современных благоустроенных городах (поселках) со всей необходимой инфраструктурой. Такие базовые города севера Тюменской области должны стать опорными центрами системы внутрирегиональной вахты, позволяющими решать многие схожие проблемы групповой системы расселения: базовый город- вахта.

К этому времени московским институтом «Гипрогор» было разработано несколько вариантов схем заселения трудящихся в Среднем и Северном Приобье: централизованный - с крупнейшими городами Сургут, Нефтеюганск, Нижневартовск; децентрализованный - с поселениями, по существу на каждом месторождении, и комбинированный или черновой – города и поселки, в общем агломерации. Эта схема вызвала очередную волну высказываний разных ведомств и отдельных специалистов о принципах заселений этих территорий (5).

В ходе работы научно-практических совещаний в Тюмени предпочтение было отдано внутреннему варианту расселения, т.е., созданию базовых городов на севере Западной Сибири (6).

Мнение специалистов учитывало руководство партии и страны. В совместном постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по ускоренному развитию нефтедобывающей промышленности в Западной Сибири», принятому 11 декабря 1969 г., прямо указывалось на то, чтобы строительство жилых домов, объектов коммунального и культурно-бытового назначения велись на основе сосредоточения его во вновь создаваемых крупнейших городах, с обеспечением максимального благоустройства их, в контексте с промышленным строительством (7).

Между тем строительство новых городов в Западной Сибири уже началось. В Сургуте уже в 1964 г. было введено в эксплуатацию 31600 кв.м. жилых домов и проживало 8 тыс. чел. В 1965 г. – 10400 чел., в 1966 г. – 15600 чел., в 1967 г. – 21800 чел. В последующие годы рост населения происходил все более возрастающими темпами (8).

Аналогов в мировой практике градостроительство на Тюменском севере не знало. Никаких съемочных материалов, схем расселения и генпланов еще не было, да и не могло быть тогда. Первоначально, с участием членов комиссий в г. Тюмени намечались возможные площадки для развития городов, затем на катерах, вертолетах, вездеходах, а порой и пешком добирались на места, где их уточняли. Здесь же принимались коллегиальные решения о перспективности развития города, исходя из существования близких поселений, территориальных и геологических условий, границ месторождений, в пределах которых строительство городов могло быть целесообразно из-за сокращения выработки месторождений и возможности просадочных явлений. Большую роль играло наличие транспортной доступности: реки, промысловые дороги, возможности строительства аэродрома.

Так намечались первоочередные пункты расселения: Сургут – для освоения Западносибирской группы месторождений; Нижневартовск – для освоения Самотлора и Мегиона; Урай – для Шаимской группы нефтяных месторождений; Игрим, Березов – для группы Березовских месторождений; Надым, Пангоды, Уренгой, Новый Порт, Каменный Мыс, Салехард, Хары, Лабытнанги – для газовых месторождений Ямала и Карского моря. Весьма показательно, что во второй пол. 1960-х гг. при разработке «Гипрогором» Госстроя РФ схем данных промышленных планировок все указанные пункты подтвердились (9).

Незамедлительно после выбора площадки для строительства будущих городов требовалось размещение на них первоочередных промышленных предприятий, жилья, дорог, инженерных сетей, очистительных сооружений.

В этом отношении необходимо отдать должное институту «Башнефтепроект» и его главному архитектору М.П.Мазину. Имея большой опыт работы по проектированию обустройства нефтяных месторождений в Башкирии и Татарии, коллектив института во главе со своим главным архитектором внес существенный вклад в проектирование объектов первоочередного строительства в Сургуте, а также в городах Урае, Нефтеюганске и Нижневартовске, других центрах нефтедобычи (10).

Их возведение позволило решить многие проблемы, связанные с рациональным использованием трудовых ресурсов, сокращением транспортных расходов, значительным снижением отрицательного влияния адаптации и реадаптации на человеческий организм, созданием собственной системы подготовки кадров, повышением комфорта вахтенных поселков в связи с близостью базовых городов, укреплением семей вахтовых работников,.

Исследуемый период знаменует собой новый этап в развитии отечественной и мировой градостроительной мысли. Предыдущий опыт восстановления разрушенных после Великой Отечественной войны городов, когда многие из них фактически создавались на основе образованных СНИПов и представляли собой идеальный тип рабочих поселков с четким функциональным зонированием и жилыми кварталами, впоследствии микрорайонами, представляющими равные условия для проживания населения.

В Западной Сибири проектировщики и строители столкнулись с отсутствием строительных норм и правил для природно-климатических факторов региона Средней Оби. Существовали нормы и правила для условий теплого и холодного климата, для условий вечной мерзлоты, а для проектирования и строительства на болотах, да еще при очень низких температурах и высокой влажности, норм и правил не было ни в СССР, ни за его пределами.

Более того, не существовало никакого наработанного материала, который можно было бы положить в основу разработки таких норм.

По воспоминаниям Ш.С.Донгаряна, в то время заместителя министра нефтяной промышленности СССР, весь 1966 г. ушел впустую на поиски возможности привлечь чьи-то силы и приступить к разработке требуемых норм и правил (11).

В феврале 1967 г. по его инициативе министр нефтегазодобывающей промышленности Д.В. Шашин пригласил в г. Тюмень около 1000 самых известных проектировщиков, ученых, инженеров-строителей, которые в течение двух недель сформулировали пункты «Временных норм и правил». Через месяц они были утверждены и в течение 20 лет являлись руководством к действию проектировщикам и инженерам, переходя пунктами и частями в основной СНИП (12).

Можно утверждать, что Западносибирский нефтегазовый комплекс во многом создавался на базе Временных строительных норм и правил, созданных и утвержденных Миннефтепромом СССР.

Первыми нефтяными городами в 1965 г. стали поселки Сургут и Урай. Год за годом их число росло. В 1967 г. на карте появился город Нефтеюганск, в 1972 г. – Нижневартовск, в 1980 г. – Мегион. 1985 г. стал годом рождения для Лангепаса, Радужного, Нягани и Когалыма. Затем городами стали поселки Белоярский в1988 г., Пыть-Ях и Лянтор в 1990 г., Покачи и Юганск – в 1992 г., Советский – в 1996 г. В ХМАО-Югре было построено 15 городов (13).

Всего же на севере Западной Сибири за время ее нефтегазового освоения был возведен 21 город (14).

Примечания

1. Материалы XXIII съезда КПСС. М., 1966. С. 131.

2. Юность комсомольская моя. Из воспоминаний Г.И. Шмаля. // История и перспективы градостроительного освоения территорий Севера. М., 2004. С. 186.

3. Там же.

4. Там же.

5. Донгарян Ш.С. Взгляды на градостроительство на севере Западной Сибири // Там же. С. 192.

6. Будущее городов. Города будущего. // Там же. С. 480.

7. Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР. О мерах по ускоренному развитию нефтедобывающей промышленности в Западной Сибири. 11 сентября 1969 г. // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 10. М., 1972. С. 131.

8. Мунарев П.А. Так было, так начиналось. Сургут, 2008. С. 72.

9. Практика градостроительства в Западносибирском нефтегазовом регионе. // История и перспективы градостроительного освоения территорий Севера. М., 2004. С. 155-156.

10. Там же. С. 156.

11. Там же. С. 190.

12. Там же.

13. Филипенко А.В. Ханты-Мансийский автономный округ. Обзор. // Там же. С. 138.

14. Донгарян Ш.С. Указ. соч. С. 192.

  1. ИСЧЕЗНУВШИЕ ДЕРЕВНИ ТЮМЕНСКОГО РАЙОНА
    1. А.С. Иваненко
      1. Тюменская государственная сельскохозяйственная академия

Сельские населённые пункты, как и люди, их основавшие, появляются, какое-то время живут и потом исчезают. Это естественный процесс, он идёт медленно, но непрерывно. В то же время ещё немало сёл и деревень в области, которые основаны местным коренным населением (татарами) до прихода русских и первыми русскими поселенцами, они существуют в течение 400-700 лет. К таким поселениям относятся д. Казарова, Янтык, Тураева, Ембаево, Чикча, Якуши, Есаулова, Муллаши и др.

Численность сельских населённых пунктов на территории области менялась и в прежние времена. Особенно сильно этот процесс пошёл с начала 1960-х гг. в связи с целенаправленной политикой руководившей в те годы коммунистической партии и Советского правительства.

На запрос от 25.09.2006 г. Тюменьоблстат сообщил, что на территории области (без автономных округов) находилось сельских населённых пунктов:

на начало 1961 г. – 2621;

на начало 1971 г. – 1682 – убыло 939;

на начало 1981 г. – 1420 – убыло 262;

на начало 1991 г. – 1335 – убыло 85;

на начало 2001 г. – 1330 – убыло 5;

на начало 2006 г. – 1269 – убыло 61.

Уменьшение населённых пунктов происходило по следующим причинам:

  1. в результате поглощения одного населённого пункта соседним, разраставшимся более интенсивно;
  2. в результате отъезда жителей в другой, более крупный населённый пункт.

Рассмотрим процессы динамики количества населённых пунктов на примере Тюменского района.

Со второй половины 1950-х гг. Тюмень стала расширяться и поглотила самые близкие к ней сельские населённые пункты: д. Мыс, Парфёнову, Новые Юрты, Букину, Быкову, Зайкову, Войновку, пос. Суходольский, несколько позже – д. Тарманы и Матмасы. Они уже в разной степени обстроены городскими зданиями, вошли в состав города.

В середине 1980-х гг. в городскую черту включили деревни, пока значительно далеко отстоящие от города, они только числятся, что включены в городскую черту, но остались прежними деревнями. Это так называемые «городские деревни»: Плеханова, Утёшева, Труфанова, Метелёва, Княжева, Воронина, Комарова, Ожогина, пос. Рощино, Новорощино, Мелиораторов, Антипино, Верхний Бор, Березняки, Б. и М. Тараскуль, станция Войновка. Когда-нибудь, разрастаясь, Тюмень поглотит их полностью.

Ещё в конце 1930-х гг. в один населённый пункт объединились с. Кулаково и д. Гусельникова, Салаирские юрты и д. Салаирка, д. Онохина и Зырянская, в 1950-е гг.: Малая и Большая Каскара, с. Луговое и д. Силкина и в конце ХХ в. – д. Фуфаева, в это же время пос. Винзили поглотил д. Тюлькину, д. Кулига – д. Сорокину, д. Яр – пос. Источник.

В начале 1960-х гг. стали ликвидировать мелкие населённые пункты, обезлюдевшие в военное и послевоенное время. О сути намеченных мероприятий писал экономист М.Д. Спектор: «В стране в 1961 г. имелось более 700 тыс. деревень, среди которых 212 тыс. насчитывали менее 5 человек. Возник практический вопрос: куда направить капвложения, сколько иметь животноводческих ферм, где возводить мастерские, школы и т. п. Тогда и пришло решение – сосредоточить строительство в самых крупных поселениях, прежде всего на центральных усадьбах… Из 700 тыс. деревень предполагалось оставить только 65 тыс.» (1).

Появился термин «неперспективные деревни». В их число по решению областных и районных властей попадали не только мелкие поселения, но и крупные, но удалённые от центральных усадеб. Если деревни упорствовали и не желали съезжать, их выживали: закрывали магазины, школы, медпункты, отключали электричество. Люди вынуждены были уезжать, но чаще не на центральную усадьбу совхоза или колхоза, а в ближний рабочий посёлок, город. В паспортах несметного количества современных горожан в графе «место рождения» стоят названия давно исчезнувших поселений (2).

Коль уж, как говорится «процесс пошёл», то остановить его в масштабах огромной страны очень трудно, в результате населённые пункты продолжали исчезать, судя по приведённым цифрам Тюменьстата, до начала XXI в. В Тюменском районе в эти годы съехали мелкие населённые пункты: вблизи с. Борки – д. Шешукова (Елшовка), Филинова (Дворецкая), Мехрякова; вблизи с. Каскара – юрты Берёзовские; вблизи д. Горьковки – выселки Мальцевский и Гордеевский; вблизи д. Салаирки – д. Марай; вблизи с. Червишево – пос. Горошинка и выселок Арджеловский; вблизи ст. Богандинской – д. Карнаухова, Тачкал, Флипповичи, Знаменка; вблизи д. Княжёвой – д. Сабанчи, Аксарай; вблизи д. Зырянки – д. Космакова; вблизи д. Плехановой – д. Марилова; вблизи д. Утёшевой – д. Казанка.

В начале XXI в. в России начался процесс «оптимизации» жизни в сельских населённых пунктах. В небольших деревнях закрыли мелкие начальные школы, детей стали возить в школы больших поселений, закрыли фельдшерско-акушёрские пункты, аптеки. Вновь пошёл процесс уничтожения мелких деревень. Однако из-за бедности населения и крайней скупости государства, у которого нет средств на постройку жилья переселенцам, процесс этот идёт медленно. С 2001 по 2006 гг. с карты юга области исчезла всего 61 деревня. В Тюменском районе все населённые пункты уцелели, даже успешно строится вблизи д. Переваловой пос. Молодёжный.

Есть ещё деревни, которые можно назвать полуисчезнувшими. В них оставалось на начало 1990-х гг. по 5-7 дворов, и, казалось, они обречены на исчезновение. Однако деревни уцелели благодаря так называемым «новым русским», богатым горожанам, которые построили свои коттеджи и живут там в основном в тёплое время года. К таким деревням следует отнести Коняшину, Насекину, Речкину (в ней стали селится горожане ещё в 1980-е гг.), Елань, которая уцелела благодаря тому, что учреждение исполнения наказаний ещё в 1980-е гг. устроило в ней своё подсобное хозяйство.

В Тюменском районе исчезли деревни как построенные в XVII-XVIII вв., так и молодые, возникшие в конце XIX-начале ХХ вв.

Вспомним о некоторых исчезнувших деревнях.

Деревня Шешукова (Елшовка) упоминается в Дозорной книге 1623 г. как основанная «ямскими охотниками». Ямщики, возившие людей и грузы в Тобольск, присмотрели «пригожее место» среди обильных лугов, где можно было прокормить главных своих помощников – лошадей, и поселились чуть в стороне от тракта. Жило в ней тогда 13 человек, и была она самая крупная из притюменских деревень. В 1912 г. в ней жили 403 человека, стояла часовня, хлебозапасный магазин, работала школа грамоты, зерно мололи 8 ветряных мельниц. В 1930-е гг. крестьяне создали колхоз «Пятилетка», добивавшийся неплохих успехов в сельском хозяйстве. В 1933 г. вместе с одиннадцатью семьями Борковских кулаков сослали на Урал и семьи братьев Шешуковых – Ефима и Александра. Последние жители уехали из Шешуковой в начале 1970-х гг. О деревне напоминает только название урочища – Шешуково.

Тачкал. В лесах Тура-Тобольского междуречья у восточной окраины Тюменского района в начале ХХ в. поселили высланных из европейской России членов секты «субботников», или «жидовствующих». По указу следовало «поселить инаковерующих в такие места, чтобы их неправильное верование в Бога не распространялось на православных крестьян». Так появилась деревня Тачкал. В ней в 1914 г. родился Самойло Михайлович Репутин, участник боёв на Халхин-Голе в 1939 г. и Великой Отечественной войны. За умелые боевые действия на Орловско-Курской дуге капитану С.М. Репутину присвоили звание Героя Советского Союза. Погиб он 31 января 1945 г. при освобождении Польши (3).

Деревня Космакова располагалась в 8 километрах к северу от д. Зырянки на речке Большой Кармак. В 1930-50-х гг. в ней работал колхоз. Отнесённая к неперспективным, деревня разъехалась по ближним населённым пунктам. В конце 1990-х гг. оставшиеся в живых жители Космаковой с помощью местных властей поставили памятник исчезнувшей деревне в виде шестиметрового пилона с крестом в правом верхнем углу, а в рамке под стеклом поместили отпечатанную на бумаге краткую историю деревни. Памятник стоит на высоком месте, обнесённый оградой.

Среди жителей других исчезнувших деревень Тюменского района на нашлось таких активных, чтобы добиться от властей, или самим поставить хоть простой столб с надписью, что здесь жила-была деревня такая-то. Потомки ушедших жителей вряд ли возьмутся за такое дело, так как это уже не их жизнь и не их память.

Примечания:

1. Ситников В. Сохрани и сотвори. М., 1987. С.15.

2. Иваненко А.С. Четыре века тюменского поля. Свердловск, 1990. С. 194.

3. Иваненко А.С. Тюменский район. Тюмень, 2008. С.41, 139, 184.

РАЗДЕЛ II.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОПЫТ

ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РЕГИОНА

    1. ПРОСТРАНСТВЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ РУССКОЙ КОЛОНИЗАЦИИ СЕВЕРО-ЗАПАДНОЙ СИБИРИ (XII—XVII вв.) *
    2. [1]

И.В. Побережников

Институт истории и археологии УрО РАН (Екатеринбург)

1. Тенденции отечественного и мирового развития невозможно понять без учета и анализа процессов пространственной динамики, территориальной дифференциации. Изучение пространственной вариации форм человеческой жизнедеятельности существенно дополняет исследование ее вариативности во времени (именно последнее обыкновенно фокусирует внимание историков). Человеческие общества изменяются не только с течением времени, но и в пространственной перспективе. Линеарные познавательные модели, используемые историками, позволяют неплохо фиксировать временную динамику — гораздо хуже дается им схватывание пространственной неоднородности исторического процесса. Между тем, историческое исследование, лишенное чувствительности к пространственному развертыванию истории, никогда не даст полной, целостной, достоверной картины прошлого. Вероятно, данный тезис в особенности справедлив применительно к истории России, огромной страны, которая всегда характеризовалась существенной вариацией исторической динамики составляющих ее регионов и социокультурных ниш. Место, где осуществляется взаимодействие природы и общества, — географическая среда, а механизмы природы и общества в ней сложно переплетены между собой. Возникающие в результате проблемы и закономерности еще далеки до полного понимания сути происходящих (или происходивших) изменений.

2. Северо-Западная Сибирь была первым зауральским районом, с которым познакомились славяне. В XV – начале XX вв. история региона являлась неотъемлемой составляющей грандиозного процесса российского освоения Сибири в целом. Именно здесь были проложены первые пути в Сибирь. Северо-Западная Сибирь длительное время служила каналом проникновения русских вглубь сибирских просторов, на Енисей и Лену. Здесь же впервые вырабатывались модели хозяйственного освоения новых территорий и организации взаимоотношений с коренным населением, которые затем применялись по мере продвижения русских землепроходцев к Тихому океану. При этом в истории русского освоения Северо-Западной Сибири выделяется несколько периодов, различающихся своей пространственной организацией, локализацией «метрополии» и «границы», центров и периферии, конфигурацией связей между ними.

3. Расположение Великого Новгорода, крупного торгового и культурного центра, на севере русских земель благоприятствовало установлению им связей с жителями северо-восточных пределов Европы и Северо-Западной Сибири. Распространение новгородской территории шло как бы кружным путем, по дуге, протянувшейся от Новгорода на северо-восток по землям, примыкавшим к Студеному морю, т.е. через Заонежье, поскольку непосредственно к востоку от Новгорода и Ладоги далеко на север вклинивалась территория Ростовской земли.

Новгородские молодцы налаживали торговые и другие отношения с финно-угорским населением; а последнее помогало ориентироваться в постепенном продвижении по еще неизвестным рекам и волокам, ведшим на восток, к горам Северного Урала и Зауралья. Вслед за «разведчиками» в «полунощные страны» (так называли в те времена Северный Урал с прилегающими территориями) направлялись ватаги предприимчивых торговцев и звероловов, за которыми продвигались военные экспедиции, снаряжаемые Новгородской республикой и, видимо, отдельными крупнейшими новгородскими боярами, для сбора дани с туземного населения. Возможно, уже во второй половине XI в. новгородцам удалось пробраться в местности, непосредственно граничившие с горами Северного Урала. В результате новгородских походов в XIII в. Югра (предки позднейших хантов и манси), обитавшая первоначально преимущественно к западу, а не к востоку от Уральских гор, была номинально подчинена Новгороду Великому; правда, зависимость югорских «князей» ограничивалась довольно нерегулярной выплатой дани соболиными мехами и другими местными продуктами. Преувеличивать политическое значение военных предприятий Новгорода на восток от Уральского хребта не стоит. В то же время новгородцы осуществили разведку новых территорий, собрали географические сведения о них, проложили маршруты продвижения через Урал в Северо-Западную Сибирь, которые были широко использованы впоследствии в организации обменных операций с населением северного Приуралья и Зауралья.

3. Активизация освоения Северо-Западной Сибири приходится на конец XV–XVI вв. и совпадает в целом с эпохой Великих географических открытий. Москва, потеряв после завоевания турками Константинополя и итальянских колоний в Крыму возможность торговать с итальянскими городами-республиками, активизировала наступление на торговый форпост России того времени – на Новгород. Окончательно подчинив в 1478 г. Новгород, Москва начала интенсивное продвижение в «полунощные страны», стимулом которого выступали пушные ресурсы. В результате зауральских походов второй половины XV в. были созданы основы для политической интеграции Северного Зауралья, Югорской земли, в состав Московского государства.

Московское государство, включив в свой состав новгородчину, в определенной степени унаследовало и традиции новгородской колонизации (репертуар способов – воинские экспедиции, меновая торговля, пушной промысел) и созданную к тому времени инфраструктуру, в первую очередь, коммуникации. Но одновременно укрупнились масштабы освоения, усовершенствовалась его инфраструктура, расширился периметр охвата осваиваемых земель (с севера, запада, юга против прежнего единственного вектора колонизационного движения, направленного с запада на восток).

Проникновение русских за Урал диктовалось торговыми и промышленными интересами. Одним из важнейших стимулов движения землепроходцев являлась погоня за ценной пушниной, которой изобиловала в тот период Сибирь. Создание опорных баз русской колонизации благоприятствовало русскому промысловому освоению земель за Уралом. Недаром именно на XVII в. приходится пик русской промысловой деятельности.

4. В первой половине XVII в. окончательно сложилась пространственная модель освоения, характерная для эпохи пушного бума. Полюсом притяжения в европейской части страны для восточных районов Северо-Западной Сибири в данный период остается Поморье – район динамично развивавшейся торгово-промышленной деятельности, где располагался единственный тогда русский порт для внешнеторговых сношений — Архангель­ск, регулировавший весь оборот пушной торговли. Центрами торговли сибирской пушниной становятся и Соль Вычегодская, и Устюг, через который осуществлялась связь Печоры с рынками Поволжья. В данный период крайний север Западной Сибири превращается в своего рода продолжение Поморья. Поморье поставляет временную трудовую силу и продовольствие; Северо-Западная Сибирь возвращает ценный пушной продукт. Пустозерск и Архангельск выступают в качестве одного полюса протяженной трассы, Мангазея – в качестве ее конечного (для значительной части мигрантов) пункта. Кратчайшими (по сравнению с дорогой через Тобольск, например) дорогами, связывавшими Поморье и Северное Зауралье, были традиционные проторенные новгородско-поморские пути. Именно по ним и двигались промышленники в Мангазею (северную часть Енисейского края): морским путем, шедшим через Югорский шар, Карское море и полуостров Ямал (или в обход его), и «чрезкаменным» путем (по Пе­чоре и ее притокам, через Уральский хребет, вниз по Оби и полуморским путем по Обской губе, а затем в р. Таз).

Для Северо-Западной Сибири жизненно важное значение приобретает своего рода широтная магистраль в двух своих вариантах – морском и сухопутно-речном-полуморском (в последнем случае можно говорить о дуге, выгнутой в направлении на север и имеющей в своей северной части широтную направленность), связывавшая северное Зауралье с Поморьем. Данная магистраль в определенной степени консолидировала и сам север Западной Сибири (Березов-Обдорск-Мангазея), придавая ему подобие региональной целостности. Решающую роль в данной регионально-коммуникационной системе играл Мангазейский город, выступавший в качестве перевалочного пункта, связывавшего Поморье, Западную и Восточную Сибирь (енисейские и ленские соболиные промыслы). Сразу же необходимо обратить внимание на хрупкость, непрочность подобной системы, жестко завязанной на истощаемые природные ресурсы, внешнюю в основной своей массе рабочую силу и внешнюю же торговлю.

5. Итак, упрочение русских позиций в крае к рубежу XVI/XVII вв. и доступность богатых драгоценным пушным зверем районов обеспечили высокий уровень освоенческой динамики. В то же время имевшая ярко выраженный товарный характер экономика русских промышленников была узко профилирована, почти не имела связей с преимущественно натуральной экономикой аборигенного населения и не оказывала на последнюю заметного влияния. Будучи ориентированной вовне, эта экономика не создала прочной хозяйственной базы в крае. В результате период завершился упадком русской промысловой деятельности, которая исчерпала возможности ресурсной базы. Прежние хозяйственные связи потеряли значение; Северо-Западная Сибирь была как бы расколота на две части, ориентированные теперь уже в южном направлении (по течению Оби и Енисея, соответственно). Исчезло имевшее место прежде призрачное единство всей территории; слабели постепенно связи с Поморьем, торговая жизнь которого со временем также стала падать, уступая место усиливавшейся торгово-промышленной деятельности центра, в частности Москвы. При этом если в западных районах Северо-Западной Сибири русское присутствие сохранилось, то в восточных, превратившихся в далекую северную периферию енисейского края, русские стали забрасывать когда-то освоенные зимовья.

МАСЛОДЕЛИЕ В ТОБОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

С.Ю. Шишкина

Тюменский государственный университет

Спецификой развития промышленности Тобольской губернии являлась ее зависимость от состояния сельского хозяйства и ориентация преимущественно на переработку его продуктов. В предвоенные годы приоритетное развитие получили маслоделие, мукомолье, винокурение, обработка кожи. Особо следует остановиться на маслоделии, которое зависело от состояния крестьянского хозяйства и связывало его с рынком, а являясь высокотоварной отраслью хозяйства, зависело и от состояния экономики в целом. История его развития привлекала и привлекает внимание многих исследователей (1). Маслоделие Тобольской губернии начала ХХ в. трудно отнести к промышленному, так как значительная часть масла производилась мелкими крестьянскими артелями с небольшим числом работников и малыми средствами механизации труда. В 1913 г. в Тобольской губернии действовало 1304 маслозавода, в том числе 934 артельных (93%). К 1917 г. число маслодельных заводов в губернии возросло незначительно - до 1319 (2). 78% маслозаводов были артельными, 21% - частными, и лишь 1% маслозаводов принадлежал сельским обществам (3). Из всего количества (около 4 млн. пуд.) масла, вывозившегося из Сибири, на долю артельных заводов приходилось 70% и только 30% - на долю частных (4).



Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 12 |
 





<


 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.