WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     || 2 | 3 |
-- [ Страница 1 ] --

МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Научно-практическая конференция

по мониторингу законодательства и правоприменения

Стенографический отчет

Заседание подсекции № 1.1

«Мониторинг гуманизации и гармонизации законодательства»

24 июня 2010 года

Санкт-Петербург

Президентская библиотека им. Б.Н. Ельцина

Модератор: Председатель Комитета Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации по конституционному законодательству АЛЕКСАНДРОВ Алексей Иванович

АЛЕКСАНДРОВ А.И.:

– …превратятся в российские правовые форумы, возможно, в Петербурге, на которых будут обсуждаться самые серьезные насущные правовые и политико-правовые проблемы, которые будут такого же уровня, как экономические форумы. И всему этому будет придаваться огромное значение президентом страны, руководством, политиками. То есть речь идет о стратегии государственно-правовой политики. И совершенно очевидно, что без решения общих вопросов частных не решить. Без разработки стратегии государственно-правовой политики, без анализа состояния законодательства, без анализа исполнения законов, состояния конституционной законности, определения главных ценностей, приоритетов, эти все проблемы не решить. И сегодня я приглашаю вас к откровенному разговору по всем этим вопросам, по отношению доверия населения к власти в том, что связано с законодательством. И первое слово я хотел бы предложить ученому-историку, в прошлом депутату Государственной Думы, а сейчас члену Совета Федерации и председателю комиссии Совета Федерации по средствам массовой информации Людмиле Борисовне Нарусовой.

НАРУСОВА Л.Б.:

– Спасибо, уважаемые коллеги. Займу ваше время на пару минут таким лирическим отступлением. Что называется, стены навеяли. Мы с вами находимся не просто в здании Сената и Синода, как вы все прекрасно знаете, но и на Сенатской площади. В свое время в очень далекие года я защищала диссертацию по, казалось бы, хрестоматийному событию, движению декабристов, восстанию декабристов, которые здесь были 14 декабря 1825 года. И вы знаете, тогда, это была середина застойных лет, 1970-е годы, тогда мне пришлось в своей диссертации как бы реабилитировать ленинские известные определения декабристов как «хрупкая дворянская революционность надломилась…» Почему у них не было активных наступательных действий? Почему они просто стояли в каре и дали себя расстрелять картечью? Все это подводилось под определение «хрупкая дворянская революционность». И следующие революционные поколения действовали иначе, а потому успешнее. И у меня была глава, посвященная как раз этим проблемам, где на совершенно очевидных фактах исторических мне пришлось доказать, и удалось доказать, моим оппонентом был Дмитрий Сергеевич Лихачев, что это не хрупкая дворянская революционность, что это не либеральная нерешительность или интеллигентская мягкотелость, что это уважение к праву. Вот этот урок декабристского восстания мало кто знает. Потому что все прекрасно помнят ситуацию междуцарствия, присягнули Константину, он отказался, сидя в Варшаве. Присягать стали Николаю I. Декабристы выбрали 14 декабря, для того чтобы заставить Сенат, который находился в этих стенах, не присягать Николаю. Но об их планах было известно императору, еще кандидату как бы в императоры, и он их опередил. Он в 6 утра заставил сонных сенаторов собраться в этом здании, приехал священник, и они присягнули ему в 6 часов утра до начала восстания, когда 1-й Московский полк вышел в 7 часов 20 минут на Сенатскую площадь. И когда они уже узнали об этом, что Сенат присягнул, когда диктатор восстания Трубецкой, живший в этом же доме, в особняке графа Лаваля, рядом находился здесь и знал о том, что здесь уже присяга произошла, они поняли, что их восстание уже противозаконно. Что раз Сенат присягнул, они опоздали. Отсюда и слабость, и нерешительность, как им приписывали. Но они продемонстрировали ценой собственных жертв уважение к закону. Это мало оцененный исторический факт. И последующая героизация и мифологизация декабристского восстания как предтечи всех революционных потрясений, конечно, это нивелировало. Но для нас это очень большой урок. Уважение к закону даже тех, кто имел все основания – и предложить новый вариант закона, и предложить даже Конституцию, которую Никита Муравьев писал и так далее. Но ныне действующий закон, нравится он или не нравится, его надо уважать, даже ценой собственной жизни и политической репутации. Это такое лирическое отступление. Вы простите за мою профессорскую дидактику. Но мне кажется, об этом нужно помнить не только законодателям, но и политологам, социологам, особенно журналистам. Так как я в течение уже восьми лет законодательно занимаюсь проблемами средств массовой информации, а, кроме того, будучи членом Союза журналистов, занимаюсь этим профессионально и знаю этот вопрос и с той, и с другой стороны, то я позволю себе в этой, в общем, подготовленной и высокопрофессиональной аудитории остановиться на некоторых не концептуальных моментах. Вы правы совершенно, Алексей Иванович, сегодняшняя наша конференция действительно, на мой взгляд, без всякого пафоса говорю, может стать исторической, если, как говорил Михаил Сергеевич Горбачев, если это углубить. Если это будет иметь дальнейшее продолжение, а не просто красивые слова на трибуне в красивом зале. Именно на это надо ориентироваться. И если те фундаментальные вещи, которые были сказаны на пленарном заседании… Скажем, мне очень запомнился пассаж Вениамина Яковлева относительно исполнительной власти как хромой лошади. Это не просто сравнение, это совершенно замечательная вещь. Не было бы тогда загруженности судов, если бы исполнительная власть в рамках выделенных ей властных полномочий решала те проблемы, которые она должна решать. Ряд других. Я позволю себе такую оценку, несколько разочаровал меня доклад председателя Конституционного суда Зорькина, от которого на конференции по правоприменительной практике мне хотелось услышать, прежде всего, о том, как же в нашей правоприменительной практике применяется основной закон нашей страны, Конституция, которая имеет прямое действие. И почему многие статьи Конституции в правоприменительной практике не только не применяются, но даже не упоминаются в отсылочных нормах. Поэтому думаю, что сегодняшние обсуждения дадут достаточно широкую базу для размышления и для раздумий о нашем правовом поле, о законодательной базе и о принципах законотворчества. Хочу рассказать сегодня о некоторых аспектах применения на практике именно нашей Конституции, коль скоро мы находимся здесь. Особенно то, что мне ближе, я хотела бы остановиться на двух статьях Конституции – это статья 23-я и 24-я, которые гарантируют всем гражданам право на защиту своей частной жизни, личной и семейной тайны, чести и доброго имени, и особенно на тех проблемах, которые возникают при их правоприменении. Конституция, как вы все прекрасно знаете, должна иметь прямое действие, и ни один закон или подзаконный акт не может по своему духу ей противоречить. И гарантированные Конституцией права и свободы, если это не просто декларация, а реальные гарантии, могут быть ограничены только законодательно, и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты Конституционного строя. Об этом приходится напоминать, потому что на практике ситуация с соблюдением прав на неприкосновенность частной жизни у нас сегодня катастрофическая. Можно сказать, что ежедневно, подходя к любому газетному киоску и покупая газеты с подробностями частной жизни известных лиц, мы все сталкиваемся с нарушением Конституции. Прямой статьи, я их процитирую, позволю себе, значит, «неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, защита своей чести и доброго имени». Далее статья 24-я. Жаль, что здесь мало журналистов, но тем не менее. «Сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия гарантируется Конституцией». Понятно, что можно с полной уверенностью сказать, мы сделали обзор всех судебных исков по этому вопросу в отношении чести, достоинства и так далее, нигде нет даже упоминания о том, что в ходе рассмотрения судебного заседания, вот определения о том, что нарушена статья Конституции. Потому что мы прекрасно понимаем, что если эта статья Конституции бы соблюдалась, то, в принципе, очень многие издания, да и телевизионные программы, просто прекратили бы свое существование. Но нормотворчество, как сегодня было сказано, без правоприменения – это мертвое право. Очень не хотелось бы думать, что наша Конституция, декларируя такие основополагающие фундаментальные вещи, и гарантируя их своим гражданам, может оказаться мертвым правом. Я уже говорила сегодня о Валерии Дмитриевиче Зорькине, его замечательная книга «Российское государство и человек». Я ее очень внимательно прочитала, и опять же в самом подходе, ментальном подходе: «Российское государство и человек». А почему не поменять местами? «Человек и российское государство». Потому что именно в нашей Конституции впервые записано, что человек – это главная ценность государства. И государство существует со всем его аппаратом, со всеми органами и ветвями власти для человека. Но это опять оказывается лишь декларацией, судя по той правоприменительной практике, которую мы анализировали. Но приведу конкретные примеры. Наши различные законы, которые мы принимаем, защищают тайну банковских вкладов, персональные данные человека, врачебную тайну, адвокатскую, обязывают средства массовой информации проверять достоверность информации. Что мы видим в реальной жизни? На любом компьютерном рынке вы можете приобрести диски с конфиденциальной информацией. Это налоговая отчетность, таможенные декларации, списки находящихся в розыске, милицейские отчеты, базы данных ГИБДД, лицензии на открытие предприятий. Понятно, к каким последствиям это приведет в руках недобросовестных владельцев. Это данные операторов сотовой и мобильной связи, данные миграционной службы, данные по недвижимости. Наверное, не так часто встречаются медицинские данные, да и то только потому, что в наших поликлиниках они по старинке пишут руками на карточках, а не на дисках. Далее мы знаем, и я уже об этом говорила, что существуют целые издания, специализирующиеся на публикациях о подробностях личной жизни известных людей. Такие публикации вызывают огромный интерес, а стало быть, очень большие тиражи. И надо сказать, что тиражи таких изданий самые большие и самые прибыльные. Позволю себе выразить сомнение, что все эти публикации выходят с одобрения тех лиц, о которых они сделаны. В мае 2006 года к президенту Российской Федерации, в нашу комиссию поступило обращение 30-и представителей российской культуры, не последние имена в нашей стране. Олег Янковский, Александр Абдулов, Марк Захаров, Инна Чурикова, Олег Меньшиков, Никита Михалков, Кончаловский. Все они в разное время пострадали от лживой информации в средствах массовой информации. Некоторые из них имели опыт обращения в суд, и это самое печальное. Как отмечают авторы письма, закон о СМИ требует от журналистов публиковать сведения о частной жизни гражданина только с его личного согласия и использовать достоверную информацию. Однако это письмо осталось без ответа. Мы, в свою очередь, комиссия наша с 2006 года пытались добиться решения пленума Верховного Суда, сегодня об этом говорилось, для того чтобы было толкование хотя бы тех статей закона о средствах массовой информации, которые нужны в правоприменительной практике. Я с большой горечью об этом говорю, потому что с одним из авторов этого письма, Александром Абдуловым, меня связывала очень длительная дружба. Я ему посоветовала, говорю: конституционное право и так далее. Он только что женился, у него родился ребенок. Я секунду, чтоб была понятна суть проблемы. Одна из очень популярных газет опубликовала развернутый материал с фотографией какой-то женщины, простите, такого бомжового вида, которая написала, что у нее растет ребенок, а Абдулов такой-сякой, не помогает ей материально, его ребенок. И когда он обратился в суд в отношении этого издания, процесс длился 7 месяцев. Дама, заявившая эту вещь, отказывалась сдавать анализы на ДНК, ссылаясь на свою религиозность. Потом выяснилось, что просто это журналисты ее таким образом подвинули. И этот семимесячный процесс, я была общественным защитником в этом процессе, так подорвал его здоровье и латентную форму болезни, которая у него была давно, но это случилось, это дало такую вспышку, что он ушел из жизни, так и не добившись правды в нашем суде. Хотя его позиция была исключительно основана на соблюдении основного закона страны, Конституции, которая запрещает собирать сведения о личной жизни, даже не говоря о достоверности, сам сбор сведений. То, что я прочитала в 24-й статье Конституции. Но это только один пример, который показывает. Вы знаете, когда я в суде, апеллируя к судье Московского суда, не какого-нибудь Медвежьего угла, простите, говорила о Конституции, на меня непонимающим взглядом смотрел судья, который говорил, что «вообще ну, мы можем там моральный ущерб в 5 тысяч рублей». И даже этого не было. Но речь сейчас о другом. Вызывает серьезную озабоченность то, что повсеместное внедрение в практику работ судов осуществляется не через основной закон прямого действия, а через какие-то подзаконные акты, ведомственные инструкции или, позволю себе сказать, деловые обыкновения, которые часто оказывают большее воздействие на принятие судебных решений, чем основной закон страны и прописанные в нем гарантии прав и свобод человека. Еще одной болезнью нашей является, конечно, признание защиты прав и свобод. Мы говорим о модернизации, мы сегодня это слово слышим как «Отче наш», просто модернизация, модернизация, модернизация. И надо понимать, что такой совершенно великолепный продукт нашей цивилизации как Интернет, с одной стороны, можно рассматривать как величайшее достижение цивилизации. Но с другой стороны, абсолютная правовая неурегулированность и анонимность в сети, отсутствие законодательной базы функционирования Интернета, необходимость обладания специальными техническими знаниями и навыками для расследования многих дел, развязывает руки недобросовестным пользователям, провайдерам, и дают представление о неуязвимости и безнаказанности людей, которые пользуются этим действительно величайшим достижением. И, наконец, вызывает озабоченность повсеместное внедрение в практику работы как частных компаний, так и государственных структур так называемых обязательных тестирований. То на наркотики, то на полиграфе, который называется в просторечии детектором лжи и так далее. Я не говорю здесь о следственных действиях. Их порядок в законе прямо регламентирован. Я говорю об обязательности прохождении разного рода медицинских обследований или тестов как условий работы в той или иной компании или учреждении. Поскольку такие новации законом прямо никак не запрещены, не предусмотрены и не запрещены, то их проведение, их результаты, а что самое печальное, результаты исследований таких оказываются вне правового регулирования. Я перечислила далеко не все тревожные ситуации, имеющие место в области защиты права на неприкосновенность частной жизни. Но также тех, что уже я назвала, достаточно, чтобы понять масштаб проблем. Почему сложилось такое положение дела? Почему, несмотря на обширную законодательную базу, позволяющую защищать свои нематериальные права, нарушения приняли такой поистине всероссийский масштаб? Мне представляется здесь несколько причин как правовых, так и идеологических. Первое. Уважение к частной жизни человека как к частной собственности в течение прошлого века по известным причинам подвергалось многочисленным атакам, и практически было утрачено. Анализ судебной практики показывает, что обращение за защитой чести и достоинства является очень непопулярным среди основной массы населения. По этим проблемам за защитой чести и достоинства большей частью обращаются только публичные деятели. По оценкам в России на сегодняшний день 88-90% всех исков к СМИ о защите чести и достоинства именно от публичных лиц. А от рядовых граждан 10-12%. По всем социологическим опросам ответы абсолютно одинаковые на всех уровнях: «Себе дороже связываться». И это понятно. Но простите, не парламентское выражение, я говорю о том, что подтверждают социологические опросы. Во-вторых, с правовой точки зрения понятия «частная жизнь», «личная, семейная тайна», «публичный человек», «общественные интересы» в законодательстве не определены. Например, законами о государственной и коммерческой тайне определено, что такая тайна есть, и кто может быть ее носителем. А кто является носителем семейной тайны? Сколько трагедий происходит из-за раскрытия тайны усыновления детей? Например, мы с большим трудом, помнят здесь все депутаты и члены Совета Федерации, как у нас проходила 4 часть Гражданского Кодекса в 2006 году, если я не ошибаюсь. Был дополнен Гражданский Кодекс статьей 152-й, часть 1-я, в силу которой обнародование и дальнейшее использование, цитирую: «…изображения гражданина допускается только с согласия этого гражданина». Вроде бы правильное дополнение. Но в той же статье сказано, что такое согласие не требуется в случаях, когда использование изображения осуществляется в государственных, общественных или публичных интересах. Понятно, это речь идет о политиках, спортсменах там, которых снимают во время футбола и так далее. Но, тем не менее, правовая неясность в трактовке того, что такое эти интересы, приводит к ситуации, при которой нарушать неприкосновенность частной жизни считают себя вправе вовсе даже любые органы исполнительной власти, государственной власти. Сейчас я приведу один пример из Удмуртии. Надо будет обязательно в службу судебных приставов это сообщить. Судебные приставы очень хитроумные в Удмуртии, оказывается. Они ловили мужчин-должников в популярной социальной сети, используя в качестве приманки фотографию очень красивой, привлекательной девушки в купальном костюме, которая якобы желала с ними познакомиться. Ловились мужчины на это. Но только у самой этой девушки, у которой есть любимый муж, семья, никто не спросил этого разрешения. Она участвовала в каком-то шоу на пляже, сделали эту фотографию, и вот ее и использовали. Понятно, какая драма разыгралась в ее личной семье, в ее личной жизни с ее мужем, с детьми, с родителями. Это было в Удмуртии, там небольшой регион, и там все это видели, знали, что, оказывается, эта женщина – приманка для мужчин. А женщина вполне добропорядочная и так далее. Прямое нарушение и Гражданского Кодекса, и статьи Конституции. И никому даже в голову не пришло, что человек может по закону иметь право на свое изображение, на свое лицо. Но, что самое печальное, это было сделано под прикрытием государственных интересов.

И когда мы стали этим заниматься, оказалось, что «мы хотели взыскать алименты, это государственная задача, вот решили таким способом это сделать». Я уж не говорю о 49-й статье закона о СМИ, которая обязывает журналиста получать согласие на распространение в средствах массовой информации сведений о личной жизни гражданина от самого гражданина или его законных представителей, за исключением случаев, когда это необходимо для защиты общественных интересов. Если руководитель какого-то региона запрещает давать информацию о том, что, скажем, в таком-то месте есть радиоактивные отходы, а там собираются строить детский сад, то это уже не его личные интересы. И когда не прописано, что можно, что нельзя, то тогда и возникают на этом правовом вакууме такие коллизии. Вполне резонно, естественно, возникает вопрос, что это за общественные интересы, на основании которых можно знакомить читателей с подробностями, а на основании которых – нельзя. Приведу еще один пример. Здесь очень уязвимая и хрупкая грань, я это прекрасно понимаю. Потому что всегда можно сказать о том, что это ущемление свободы слова, свободы прессы и так далее. Я человек устойчивых и долговременных демократических убеждений, и никоим образом не стала бы посягать на свободу прессы. Но это совсем другая… В демократической Федеративной Республике Германии, когда во время отпуска канцлера федерального Ангелу Меркель кто-то сфотографировал на пляже, когда она меняла купальник под полотенцем, и эта фотография появилась в газете, газета перестала существовать. И никто не говорил о том, что это ущемление свободы прессы. Потому что она была в законном отпуске, она была в частной жизни, во время отпуска на пляже. Даже в отношении общественного лица, публичного лица и так далее. Я уже говорила о том, что мы обращались в Верховный Суд за толкованием. И не прошло и четырех лет, как 15 июня текущего месяца, текущего года пленум Верховного Суда в своем постановлении, посвященном основной практике применения судами закона о средствах массовой информации, наконец, коснулся этого вопроса. Как следует из постановления, к общественным интересам надо относить все-таки не любой интерес, проявляемый аудиторией, а, например, потребность общества в обнаружении и раскрытии угрозы общественной безопасности и демократическому правовому государству и окружающей среде. Судам рекомендовано проводить разграничения между сообщениями о фактах, способных оказать положительное влияние на обсуждение в обществе вопросов, касающихся, к примеру, исполнения своих функций должностными лицами или общественными деятелями, и сообщениями подробностей их частной жизни. И, наконец, в-третьих, право защищать неприкосновенность частной жизни сопряжено с немалыми трудностями по сбору доказательной базы. И на это мне хотелось бы обратить внимание. Если истцами выступают обычные граждане, как в том случае с девушкой из Удмуртии, им практически невозможно установить, благодаря чьим усилиям, например, их личное изображение или данные появились в свободной продаже. Скажем, известный случай с Южным административным округом Москвы, где в продаже появились все персональные данные жителей этого округа. Это уже установленный факт нарушения прав этих граждан и заслуживает пристального внимания правоохранительных органов, даже если никто из жителей лично с заявлением не обращался. И государство, и в этом его функция, должно помочь гражданам отстоять свои права, и для этого у него больше возможностей. С этим сопряжено следующее. Надо учитывать, что причиненный гражданину вред приходится на сегодняшний день доказывать. А в качестве доказательства суды рассматривают почему-то только медицинские документы. И складывается парадоксальная ситуация. Право нарушено, это явно, это очевидно. И не только право гражданского лица, но и конституционное право. Это очевидно для суда. Но если истец не слег в больницу с инфарктом или с гипертоническим кризом, то получается, что и вред ему не нанесен. Требования исключительно медицинских документов для доказательства вреда, морального вреда, на мой взгляд, совершенно парадоксальная ситуация. И если в этой креативной истории судебных приставов по отношению к этой женщине, ей нужно было доказать, что она страдает из-за своей репутации женщины легкого поведения, как это можно доказать? И, на мой взгляд, целесообразно в случаях установления судом самого факта нарушения нематериальных прав, принять за правило взыскивать компенсацию морального вреда в обязательном порядке. И, наконец, даже несмотря на доказанный вред, суммы компенсации зачастую таковы, что могут вызвать только смех. 5 или даже 50 тысяч рублей для таблоида или телеканала, у которого эфирная минута стоит гораздо больше, с многомиллионной аудиторией канала… И мы постоянно говорили о том, что моральная компенсация должна быть в размере тиража издания или стоимости эфирного времени. На такое и должен рассчитывать обычный гражданин. Заслуживает внимания предложение практикующих юристов привязывать размер компенсации к показателю массовости издания и его прибыльности. Представляется, что назрела необходимость высшим судебным органам России, Конституционному и Верховному Суду действительно оценить правоприменительную практику статей 23-й и 24-й Конституции и Федеральных законов, защищающих право человека на неприкосновенность частной жизни, и в правоприменительной практике активно их использовать. Конечно, очень трудно обеспечить равновесие между правом граждан на защиту своей частной жизни, чести и достоинства, и иными правами и свободами. Как, например, право тех же граждан на получение общественно-значимой информации. Но это и есть серьезная задача, которая перед нами стоит. Вы знаете, ведь не только разруха начинается с того, что разруха в головах. Но и модернизация начинается с того, что модернизируются головы. И, прежде всего, головы тех, кто должен применять основной закон страны, гарантирующий своим гражданам те права и свободы, о которых я говорила. Только это может вызвать доверие граждан к своей стране. Спасибо.

Александров А.И.:

– Спасибо, Людмила Борисовна. Действительно, тема очень интересная и очень важная. И Людмила Борисовна об этом говорила и, кстати говоря, очень интересная была сегодня фраза сказана министром юстиции Коноваловым о том, что государство иногда или какие-то чиновники государства злоупотребляют своими полномочиями. И когда мы говорим о правах человека и о праве человека на личную жизнь, есть еще более опасные вещи. Когда государственные органы за деньги, из корыстных побуждений и из каких-то еще… Буквально вчера статья в «Московском комсомольце» депутата Госдумы Хинштейна была о том, что руководители и сотрудники закрытого секретного подразделения МВД по Москве, так называемого наружного наблюдения, такой милицейской разведки, за деньги вели слежку за гражданами. Это касалось и личной жизни, и коммерческой деятельности кого-то. Получали они за это большие деньги. Все это было в секретном, закрытом режиме. И я, прочитав этот материал, только удивился, что каким-то оперативным службам удалось их задержать, арестовать и разоблачить. Дело в том, что когда совершают профессионалы, которые призваны Конституцией бороться с преступностью, а они сами создают преступную организацию, то бороться с ними очень сложно. Потому что они профессиональные сыщики, используют и свои профессиональные знания, и профессиональное время, и профессиональную технику, и профессиональную закрытость и секретность во зло, совершая организованные преступления. То есть это чудовищные вещи, которые являются не преступлениями, а злодеяниями. То же, кстати говоря, относится к журналистам, которые иногда это делают для того, чтобы повысить тираж своей газеты или своей передачи, а иногда просто берут деньги от заказчика для того, чтобы скомпрометировать кого-то из каких-то личных или корыстных побуждений. Мы все заинтересованы в том, чтобы усилить роль прокуратуры в нашей стране. Вот мы совершили, с моей точки зрения, очень большую ошибку, когда мы, проводя реформу следствия, отделив следователя от прокурора, ослабили прокурорский надзор за предварительным следствием. Я считаю, что нужно усиливать прокурорский надзор за состоянием законности в стране абсолютно во всех отраслях и направлениях. И, прежде всего, в тех, которые угрожают правам и свободам человека. То есть, и предварительное следствие, и везде, где могут быть злоупотребления, бороться с которыми особенно тяжело. Потому что нет ничего более страшного, когда злоупотребление совершает чиновник правоохранительной структуры. Это касается и судьи, и следователя, и прокурора, и сыщика, и оперативной работы, кстати говоря, когда агент злоупотребляет, а работник правоохранительных органов выдает эту лживую информацию как истину в последней инстанции. А потом мы получаем в официальном производстве справку, которая что-то устанавливает. На самом деле это ничего не стоит, это неправда. То есть надзор, контроль за всеми этими вещами, конечно, государство должно усиливать, если оно хочет вообще сохраниться и спастись. И я думаю, что даже по этому поводу можно было бы попросить что-то сказать Анатолия Григорьевича Лыскова, присутствующего здесь. Это председатель комитета судебно-правового Совета Федерации или, как министр юстиции назвал его Сенатом Российской Федерации сегодня.

ЛЫСКОВ А.Г.:

– Спасибо, Александр Иванович. Я вообще-то не собирался выступать. Пришел послушать, подпитаться информацией на вашей секции и, возможно, что-то использовать завтра на своей секции. Но коль вы предоставили слово, мне нравится наименование темы, которое определено в вашей секции. Называется «Мониторинг гуманизации и гармонизации законодательства Российской Федерации как основы стратегии правового развития Российской Федерации». Людмила Борисовна с точки зрения понятия мониторинга, по-моему, достаточно тщательно провела мониторинг, касающийся правоприменения закона о средствах массовой информации по защите частной жизни человека. Это все правильно. А что нужно сделать для того, чтобы это все гармонично развивалось? Вся наша правовая система, все наши отрасли права и так далее. Я не помню, кто-то из докладчиков сегодня произнес такую фразу, она меня немножко порадовала, что «а нужно начать с себя». И в данной ситуации мы, законодатели, должны были бы начать с себя, как гармонизировать и что сделать, чтобы наши отрасли права так гармонично развивались. С моей точки зрения мы уже имеем достаточно большой опыт для того, чтобы на сегодняшний день принять два базовых федеральных закона. Первый из них – это о нормативных правовых актах в Российской Федерации, такого закона нет. И, похоже, больше всего в нем не заинтересованы представители одной из ветвей государственной власти, которая именуется исполнительной властью. Нет у нас второго базового закона: о порядке принятия федеральных конституционных и федеральных законов. Тот опыт, который имеет даже Людмила Борисовна, хочу ее похвалить, она была и депутатом Государственной Думы, и теперь она член Совета Федерации, и мы находимся в стенах Сената, то есть сенатор. То есть опыт огромнейший. Мы могли бы очень четко прописать всю процедуру до мелочей. Чтобы у нас не появлялось законов, противоречащих друг другу. Законов очень много. Некоторые законы мы принимаем, а их применять очень сложно, поскольку они противоречат друг другу. И, поскольку наш комитет законодательный обеспечивает по существу деятельность судебной системы, мы это на себе очень часто ощущаем. Я могу много говорить об этом. Но если бы были приняты эти законы и они действовали, сегодня не прозвучала бы критика известного ученого, господина Толстого, который ссылался на своих учеников сегодня, занимающих даже высокое положение. И самое главное, чтобы была достаточно эффективная борьба и противодействие основному злу на сегодняшний день – это противодействие коррупции. Потому что по существу, коррупция начинается с подготовки проектов федеральных законов. Вот вы обобщенно, Алексей Иванович, сказали и отнесли к чиновникам судей. Я думаю, что это не совсем правильно. Судья – это все-таки носитель одной из ветвей государственной власти, как мы с вами, представители власти. И думаю, если бы мы создали такие предпосылки для законотворчества, то многие бы беды ушли, и к чиновникам к тем же было бы меньше претензий. Я считаю, что государственный чиновник или вообще представитель государственной власти должен действовать только так, как ему строго предписано законом. Вот тезис, что сказала Людмила Борисовна, что не запрещено законом, это может действовать так только обыкновенный человек, член нашего общества, а представитель государственной власти должен действовать только так, как предписано законом. Что касается следствия, Алексей Иванович. Вы наступили на больную мозоль по той причине, что инициативы нашего комитета для того, чтобы уравновесить полномочия следственных органов и прокурорского надзора, пока не увенчались успехом. Законопроект был передан лично президенту России, Дмитрию Анатольевичу Медведеву. И сейчас обсуждается вопрос, кто этот законопроект должен был бы вносить – либо он, либо группа депутатов или членов Совета Федерации. Я хотел бы еще высказаться по упомянутой статье Гражданского Кодекса, 151-й, о которой сказала Людмила Борисовна, по фотографированию. Это действительно беда. И когда мы с вами принимали этот закон, я думаю, что многое, что сейчас происходит, и там всякого рода папарацци или не папарацци, желающие «клубничку» выдать, вытащить на публичность, я думаю, все это зависит еще и от того, что мы не даем должный публичный отпор такого рода людям. И мы плохо разъясняем правовые положения этой соответствующей статьи для того, чтобы люди могли защищать свои интересы. Еще два момента. Прежде мы всегда говорили о том, что суд должен там установить истину и так далее. Но статус суда на сегодняшний день существенно изменился. И, в первую очередь, суд должен обеспечить реализацию конституционного принципа о состязательности сторон. Если хочешь защитить свои права, ты являешься стороной в процессе, ты должен подготовиться к такого рода защите. И от того, как ты будешь строить защиту своих нарушенных прав, во многом зависит и судебное решение. Еще один очень важный аспект. Если мы хотим, чтобы действительно наше государство называлось правовым, то мы должны поставить, как правильно подмечено было Людмилой Борисовной, человека в привилегированное положение. А что это означает? Человек не должен защищаться от власти, а власть должна защищаться от человека. Что я хочу этим сказать? Еще 2,5 года назад мы на площадке нашего комитета проводили парламентские слушания, обсуждали проект Федерального закона, который так назывался: «О кодексе административного судопроизводства». Этот закон лежит в Государственной Думе. И, похоже, что может пролежать еще очень долго. И мне кажется, что наша конференция должна какой-то импульс этому придать. Какое достоинство этого закона? Мало того, что он полностью расписывает административный процесс. На сегодняшний день, если мы к Конституции обращаемся, то мы говорим, что судебная власть осуществляется путем конституционного, уголовного, административного, гражданского судопроизводства. Если три вида судопроизводств обеспечены в полном объеме, административное судопроизводство не обеспечено. Так вот, в этом законе заложен принцип презумпции виновности власти перед человеком. Вот тогда гражданин должен будет доказать суду, используя принцип состязательности, о чем я говорил чуть ранее, он должен доказать факт нарушенных его прав, и все. Как раз тогда справки не нужно было бы представлять. Сегодня он должен делать немножко по-другому. Потому что это идет в порядке общего искового судопроизводства. И административное судопроизводство предполагает и сокращенные сроки. То есть моментальная реакция на то, что в отношении человека нарушены его права. Я не собирался выступать. С ходу, что посчитал нужным сказать, сказал.

Александров А.И.:

– Спасибо, спасибо, Анатолий Григорьевич. Записался у нас Музыкантский Александр Ильич, уполномоченный по правам человека в Москве. Его нет. Тогда Иванов Анатолий Григорьевич.

ЛЫСКОВ А.Г.:

– Можно еще? Еще один аспект просто по тому закону, о котором я сказал, о порядке принятия федеральных законов. Ведь если вдуматься, я могу и на собственном опыте сказать, продвижение законопроекта по всем комитетам, допустим, Государственной Думы, потом на пленарном заседании и так далее – это тяжелейший по существу труд, не регламентированный должным образом законом. Наши с вами комитеты это хорошо знают, у нас лично профильные комитеты, пересекающиеся в Государственной Думе. Мы приходим, а ведь взаимодействие никак не регламентировано. Даже никаким соглашением между двумя палатами не регламентировано. Сегодня они захотят твое предложение или какую-то идею принять, значит, принимают. Нет – отдают приоритет чему-то другому. Должна быть четкая регламентация, сколько должен закон находиться в комитете в Государственной Думе, какие сроки должны существовать его продвижения. Это ненормально, коллеги, я хочу вам сказать, что мы претензии предъявляем к судебной системе, а все законы, в том числе, и конституционные по судебной системе не приняты до сих пор. Могу вам сказать, что федеральный конституционный закон о судах общей юрисдикции был внесен в Государственную Думу в 1998 году. 13 лет лежит в Государственной Думе. Субъектом законодательной инициативы является Верховный Суд. Я уж не говорю о том, что один из высших органов законодательной власти неуважительно относится к высшему органу другой ветви государственной власти. Но мы не создали нормальные правовые предпосылки для организации работы. Второй закон, он внесен в декабре 2000 года. Будет 10 лет. Это федеральный конституционный закон о Верховном Суде. Эту тему я поднимал тоже перед бывшим президентом, и когда Дмитрий Анатольевич был кандидатом в президенты. Президент внес по своей инициативе федеральный конституционный закон о судах общей юрисдикции. Я не буду сейчас теоретизировать, хотя наша научно-практическая конференция, здесь можно было бы и дискуссию по этому поводу устроить. Если вы внимательно Конституцию почитаете, то совместите только, скажу, 108-ю статью Конституции и, допустим, 128-ю, часть 5-ю по полномочиям, где сказано, что полномочия и порядок организации Конституционного Суда…

…Верховного Суда, Высшего Арбитражного Суда и иных федеральных судов устанавливается Федеральным конституционным законом. А если вы к 108 статье обратитесь, то сразу же совмещение такое, что Федеральные конституционные законы принимаются по вопросам прямо указанным в Конституции. То есть если там перечисление, то это как бы каждый отдельный вопрос, значит, по каждому отдельному вопросу должен быть отдельный федеральный конституционный закон. Верховный Суд поступил, с моей точки зрения, абсолютно правильно уже более 10 лет назад. Я не знаю, под чьим влиянием Дмитрий Анатольевич внес Федеральный конституционный закон, который поглотил и суды общей юрисдикции, и статусы и полномочия Верховного Суда. Но даже этот закон, принятый сегодня, точнее не сегодня, а в конце прошлого года в первом чтении, опять отложен на неопределенный срок. С точки зрения политической, пытаемся как-то повлиять, но я думаю, что через какие-то предложения нашей конференции, которые должны быть доведены до президента, эти темы должны быть тоже отражены. Спасибо.

Александров А.И.:

– Спасибо. Записался Иванов Анатолий Григорьевич, председатель Государственного Совета Республики Адыгея.

ЛЫСКОВ А.Г.:

– Я за Анатолия Григорьевича выступил уже……..

БЕКОВ С.М.:

– Во-первых, я бы хотел высказать большую благодарность Людмиле Борисовне за столь четкое, так сказать, по вопросу в части того, что необходимо исполнять Конституцию по этим двум статьям, чрезвычайно важным для каждого рядового человека. Это первое. Второе, здесь вспомнили о декабристском восстании. Я хотел бы привести параллель совсем недавнего прошлого нашей страны, когда на юге России практически бурлили уже какие-то события во время перестройки, то Верховным Советом СССР был принят катастрофический для нашей страны документ, об уравнивании, я не хочу искать его название, об уравнивании в своих правах союзных и автономных республик. Это было в октябре 1990 года. И когда начало развиваться сепаратистское движение в Чечне, а я постоянно был на связи. Руководство нашей страны в лице Бориса Николаевича, других руководителей с той ситуацией, которая там складывалась, то эти сепаратисты – они мне сказали, а что ты против нас выступаешь, мы по закону действуем, в октябре приняли, вы уровняли нас с союзными республиками, мы и хотим как союзные республики себя вести. То есть беспечность в принятии законов это в буквальном смысле цунами для государственности, настоящее цунами, потому что мы не можем никогда предсказать, как будут развиваться события, если где-то мы не досмотрели в принимаемых законах. Иногда это приводит к сотням тысяч жертв и десятилетию нестабильности. Второе, я думаю, что у нас, я как член Совета Федерации участвую во всех этих процессах, и более 40 лет работаю в органах государственной власти, в различных структурах ее в различных должностях. Хочу сказать вот что: нам не хватает, по-моему, работы связанной с тем, чтобы мы обожествляли свою Конституцию, если так можно выразиться, понимаете. Мы мало говорим о том, что высшей ценностью, достигнутой в нашей стране в результате демократических преобразований в России, (которые сами по себе бесконечно ценны) главным для нас является именно Конституция. Ее продвижение, ее пропаганда и исполнение всех статей и каждой запятой этой конституции в отношении каждого человека и государства в целом. Где мы слышим про Конституционный Суд, в котором мы находимся, я не знаю. Я читаю все подряд, очень мало идет информации, которая доходила бы до рядового человека о том, что Конституционный Суд там-то защитил права, там, то-то сделал, там, то-то сделал, еще чего-то. Мне кажется, что эта работа должна быть в буквальном смысле поставлена на серьезную ногу, серьезное основание должно быть под этим. Почему, потому что мы как-то мягко к этому ко всему относимся, это я и к себе отношу, и отношу ко всем, кто здесь присутствует. И мне думается, что это нам надо было бы поправить. Я читал статью, про ОРБ. Это государственная структура, чиновничий аппарат, одни в погонах, другие без, ничего не меняет, сущность человека остается, или он порядочный человек, или он не порядочный человек. Это не зависит ни от чего больше. Но если их разоблачили, это надо не в одной газетенке, понимаете, написать в «Московский комсомолец», который мы все читаем по утрам, наверное, это надо было провести до конца, об этом где-то сказать по-крупному, сделать какие-то крупные выводы. Мы же что, мы статейку какую-то услышали, увидели, и все, но мы не знаем, вот генерала сняли какого-то, ну и что, сняли, так сняли, одного генерала сняли, другого назначили. Но все-таки я полагаю, что нам исходя хотя бы даже из недалекого прошлого нашей страны, я имею в виду Советского Союза, если уж где-то, что-то прорывало какой-то нарыв, то его вычищали хорошо. Хорошо вычищали, после этого лет на 5, на 7 всем было трудно даже подумать о том, что можно что-то подобное допустить. И еще раз, надо признать о том, что у нас имеются факты нарушения конституционных прав наших граждан. Давайте мы это здесь признаем, мы же не на площади, и мы не на митинге. И потом, мы уже люди мир повидавшие, как тот Абрам говорил, я, говорит, за велосипед отсидел при Сталине. Поэтому нам это надо признать, Алексей Иванович, и нам, по-видимому, коль скоро мы эту конференцию проводим, мы должны что-то выработать и дать нашему Конституционному Суду, и не только может быть суду, выработать какие-то мероприятия, которые помогли бы нам поднять роль Конституционного Суда. Есть же факты, когда решение Конституционного Суда не исполняется. Как это может быть такое? Это же не допустимо. Если решение Конституционного суда не выполняется, тогда нам надо посмотреть, а что там у нас за Конституционный суд, и в чем наша Конституция заключается. Так же тоже нельзя. Я, например, считаю, что эта конференция, если мы говорим, что она должна стать поворотным моментом в нашей жизни, что она будет ежегодно проходить, по-видимому, ежегодно и надо было бы делать этот анализ. Причем подтягивать надо было бы ситуации с разных краев, областей, автономных, неавтономных республик, чтобы разобраться, а где не выполняют, а кто посмел не выполнить, а почему он посмел, на кого он надеялся. Наверное, вот так надо подходить. Конституция, я считаю это наше главное завоевание, то, что мы перенесли все, что можно перенести человеку, нас разоряли, у нас чего только не было. Но ведь мы все-таки создали Конституцию, мы имеем свободу слова, мы имеем свободу частной собственности, то есть она у нас как бы святая, никто не лезет туда. Самое главное народ имеет свободу на вероисповедание, дорогие мои, это все по Конституции. И вот таких фундаментальных основ нашего строя государственного это все заложено и исполняется конституцией. Так давайте будем стараться ее беречь, давайте всем миром возьмемся за то, чтобы мы помогли тем, кто не может. Не всегда ведь должность определяет положение человека. У него кроме должности еще должны быть и сила воли, и мужество, и голова, и все, что угодно. Поэтому в основе своего выступления я бы хотел сказать вам о том, что мы не можем просто так разойтись, собравшись здесь. Нам надо действительно выработать. Здесь собрались умнейшие головы нашего государства в части юридической мысли, так пусть они выработают какие-то меры, подготовят какой-то доклад на имя президента страны, ведь он у нас гарант Конституции. И тогда, я думаю, будет какая-то польза и нам будет приятно еще раз собраться. Спасибо.

Александров А.И.:

– Спасибо, Сергей Мажитович, это был заместитель председателя Комитета по конституционному законодательству Совета федерации Беков Сергей Мажитович, спасибо. Теперь я попросил бы выступить Ольгу Бенционовну Франц, старшего научного сотрудника Института экономики Уральского отделения Академии наук.

ФРАНЦ О.Б.:

– Добрый день, уважаемые коллеги. Я по образованию экономист, по практике своей деятельности юрист и законодатель. А вообще в своей жизни мне удалось позаниматься и предпринимательством. Сейчас я занимаюсь наукой, то есть я к процессу и к результатам законодательного процесса имею самое непосредственное отношение от начала и до конца, и выступаю здесь не только как участник этого процесса, но и как потребитель государственных услуг в сфере законотворчества. Качество законотворчества это вещь очень болезненная для регионов, я сейчас говорю с позиции регионов. Потому что, конкретный пример: в 2007 году в Федеральный Закон об образовании более 10 раз вносили изменения. Что такое это для регионального бюджета, естественно, это незапланированные траты, поскольку наша тысяча общеобразовательных учреждений в связи с этими изменениями вносила изменения в свой устав, и это 25 миллионов из областного бюджета, незапланированных. Сколько это по всей стране. Это цена этого хаотичного, бессистемного, постоянного изменения законодательства. Одна из причин, на мой взгляд, заключается в том, что правовая форма закона это лишь правовая оболочка, а содержание этого закона, это управленческая модель, за счет которой мы пытаемся решить какие-то объективные социально-экономические проблемы и противоречия. Но если мы не исследовали эту проблему, если мы не поняли структуру взаимосвязей, если мы не поняли, какую проблему мы решаем, то никакая замечательная правовая форма не заставит участников отношений исполнять этот закон. Потому что специфика закона и его исполнение заключается в том, что его исполняют только те, чьи объективные интересы совпадают с тем, что заложено в законе, совпадают в позитивном или в негативном плане. То есть либо они заинтересованы соблюдать нормы закона, либо они боятся не соблюдать. Других двигателей того, чтобы закон исполнялся участниками отношений – нет. И если мы не точно определяем структуру отношений, на которые мы воздействуем, то мы получаем неработающие законы. То есть если мы неправильно формулируем цель принятия закона, мы не можем вычислить, какие у нас будут социально-экономические последствия применения этого закона, и в итоге мы будем вынуждены его корректировать постоянно. Если мы неправильно сформулировали задачи, которые нужно реализовать в ходе этого закона, то мы получим совершенно не те результаты деятельности участников, которые мы ожидали. И о какой результативности законодательства тогда может идти речь. Если мы забыли сформулировать приоритеты, то мы не сможем в этом неопределенном круге лиц, закон распространяется на неопределенный круг лиц, каждому не скомандуешь «исполняй». Так вот если мы забыли сформулировать приоритеты, то множество участников отношений, каких-то направлений деятельности не заметило, не учло, это не совпало с их интересами. И так можно говорить по всей структуре закона, принципы, методы. Я не говорю вообще об индикаторах и показателях социально-экономической эффективности закона, который по идее, с управленческой точки зрения, они должны вкладываться в тело закона, или хотя бы ставиться на контроль при принятии этого закона. Потому что они сейчас кое-где формулируются в пояснительных записках, но дальше, как правило, они не играют своей управленческой роли, которую могли бы играть. На региональном уровне очень хорошо развит такой жанр парламентской деятельности как вопросы об исполнении областного закона, очень часто эти вопросы рассматриваются. И в том числе законодатели или те, кто их избрал, то есть уже непосредственные потребители государственных услуг, они начинают нащупывать, а получился ли тот результат, который мы ожидали. На федеральном уровне такого жанра, причем институциализированного, где на выходе возникает правовой акт в виде постановления соответствующего органа (этого нет на федеральном уровне) на мой взгляд, это снижает эффективность законодательного процесса. Хотелось бы сказать, еще приведу один пример, я читаю нашим государственным служащим на повышении квалификации о том, что такое административная реформа, реформа государственной службы и так далее. И всегда свои лекции я начинаю с того: «товарищи чиновники, кто читал Конституцию, поднимите руки». Группа 25 человек, как правило, говорят, да мы читали, я говорю, а кто помнит? 1-2 человека помнит, о чем Конституция. Конституция, мы с вами знаем, это особый закон, да, с одной стороны нормы прямого действия, но если чиновник не помнит, о чем эта Конституция, о каком прямом действии этого закона он может говорить в своей непосредственной деятельности, в том числе при подготовке проектов областных или федеральных законов. А что такое Конституция исходя из оптимальной структуры закона – это цель принятия закона. Потому что конституция это у нас набор модельных целей, которые мы пытаемся реализовать в нашем государстве с помощью специфических инструментов управления, с помощью федеральных, областных законов и муниципальных правовых актов. Потому что иных инструментов управления у государства в условиях перехода от прямого административного управления к косвенному управлению социально-экономическими процессами больше нет, только законы, только их качество. А в свою очередь эти законы выполняют уже массу функций управленческих. Это основание для установления ответственности, это основание для управления финансовыми потоками, это основание для выявления интересов участников отношений и формирования реальных систем государственного частного партнерства, и множество еще функций у законов есть. Если мы нарушаем, если мы не вкладываем в правовую форму соответствующую адекватную социально-экономическую модель, эти функции у нас тоже не выполняются. И получается, что о качестве законодательства говорить можно весьма условно. Поэтому, на мой взгляд, очень большую роль в повышении качества законодательного процесса очень большую роль имеет взаимодействие с другой системой мониторинга, мониторинга социально-экономических процессов. С них начинается, с понимания проблем социально-экономических процессов. Это наука, это уполномоченные по правам человека, как имеющие дело с результатами управленческого брака государства, это судебная практика. То есть они помогают нам выявить те частные проблемы, которые мы должны дальше уже в общем порядке за счет законодательства ликвидировать. И на этом этапе, когда мы говорим об определении сути этой модели социально-экономической, которую мы закладываем в закон, мы неизбежно приходим к процессам моделирования. То есть нужна наука, нужно экспертное сообщество, перед которым поставлены конкретные совершенно задачи. Почему это еще важно. Два с половиной года назад было, на мой взгляд, принято замечательное совершенно постановление президиума Верховного Суда о практике рассмотрения судами дел о действиях, бездействиях чиновников разных уровней и органов государственной и муниципальной власти, дословно я не помню, как это называется. Что такое для судебной практики такое постановление о практике рассмотрения действия и бездействия. Они честно говорят о том, что они опираются естественно на тот набор правового материала, в соответствии с которым чиновник или орган принял или не принял то или иное решение. Но для того, чтобы понять оптимально было принято решение или не принято, действие или бездействие, судам нужно руководствоваться возможными вариантами развития событий, то есть возможными альтернативами модели. Сейчас я уже слишком в науку ухожу, это уже лишнее. Я хочу просто сказать о чем, в прошлом докладе Совета Федерации за 2008 год мне удалось написать главу, на мой взгляд, она очень получилась неплохо, о законодательном обеспечении механизма управления качеством жизни на региональном уровне. То есть качество жизни, это результат, результат применения законов в ходе нашей управленческой деятельности как органов власти. И от того, какова структура закона, наполнение закона, зависит с одной стороны качество самой власти, с другой стороны и те результаты, к которым мы приходим. И особенно в этом плане плачевно чувствуют себя региональные органы власти. Потому что они являются потребителями еще и федерального, как я его сейчас называю, федеральный институциональный процесс, то есть для них совершенство или не совершенство федерального законодательства это тот результат или те ограничения, которые делают эти органы региональные эффективными или не эффективными. И в этой главе о законодательном обеспечении качества жизни на региональном уровне удалось обозначить структуру, что должно примерно входить в модель управления качеством жизни с точки зрения законодательства. Тогда было проанализировано очень много материалов со всех субъектов Российской Федерации, и в каждом из субъектов есть какие-то элементы управления качеством жизни. Где-то есть стандарты предоставления услуг, утвержденные нормативно. Где-то есть параметры оценки результативности или качества оценки различных аспектов. Это все очень важные моменты, потому что если такого механизма нет, наше управленческое воздействие малоэффективно. В этом году мне удалось написать главу для доклада Совета Федерации 2009 года, первоначально она называлась качество жизни в субъектах Российской Федерации как критерий результативности федерального институционального процесса. Потому что, на мой взгляд, законодательство это не цель это средство. Это средство управления социально-экономическими процессами. И конечным результатом, конечным потребителем использования этого инструмента является человек, его качество жизни, которое мы уже начинаем измерять. Это качество жизни уже может быть в соответствии с отраслевыми направлениями законодательства, с точки зрения вертикали, то есть очень много вариантов измерения качества жизни в привязке к структуре федерального институционального процесса. Об этом более подробно написано, видимо изменилось наименование этой главы, я надеюсь, что она там осталась, в докладе Совета за 2009 год. Поэтому если будет интересно на эти темы посмотреть, ознакомьтесь, пожалуйста, с этими двумя главами.

Александров А.И.:

– Спасибо, Ольга Бенционовна. А сейчас я хотел бы предоставить слово Алексею Алексеевичу Ливеровскому, в прошлом депутат Ленсовета, судья Уставного суда Санкт-Петербурга, доктор юридических наук, кандидат физико-математических наук и прочее.

ЛИВЕРОВСКИЙ А.А.:

– Добрый день. Сегодня я услышал одну вещь, которая меня страшно порадовала. Там, в зале большом, человек, вот сказали человек. Я просто пришел, как социалист, в большое волнение. Потому что для меня наша Конституция, которая вы совершенно справедливо говорили, что надо сохранять и защищать в своей статье второй говорит, что человек, так начинается статья, его права и свобода является высшей ценностью. На самом деле, когда я рассказываю об этом студентам, я хотел сказать, что это на самом деле революционный поворот вообще в нашей стране, в тех государствах, которые есть. Потому что всегда у нас считалось, что основные приоритеты интересов государства над правами и свободами человека. Жила бы страна родная, а человек – винтик в государственной машине. Более того, наша же Конституция говорит, что, статья 24, 25, ведь можно судиться с государством. Представьте себе, оспаривать действия, бездействия должностных лиц. Представьте на одну секундочку, что кто-нибудь стал оспаривать действия Лаврентия Павловича Берия как должностного лица соответствующего министерства, об это даже страшно подумать. Но сейчас это возможно. Когда я подошел к вывеске этой секции, я увидел то, что мне страшно понравилось. Мы говорим о гуманизации законодательства. Что значит с моей точки зрения гуманизация законодательства? Это значит, что мы должны сделать так, чтобы эта статья Конституции реализовалась в нашем законодательстве. И здесь возникают большие проблемы, и здесь очень важен тот самый инструмент, который у нас появился недавно, только в конце XIX века – это конституционная юстиция. Это тот самый инструмент, который позволяет корректировать законодательство в соответствии с Конституцией. На самом деле и раньше в судах общей юрисдикции можно было некие нормативные акты сравнивать с законами. Но, обращаю внимание, разговор, же в Конституции идет не только о нормах, но о принципах и даже декларативных утверждениях имеющих юридическое значение, как статья, скажем, вторая. Поэтому на самом деле, хотя вы и говорите, что вы ничего не слышали про Конституционный Суд, мы санкт петербуржцы, к которым Конституционный Суд переехал, для нас это как явление Христа народу. Помните эту картину, там все стоят и смотрят на Конституционный Суд, который к нам пришел. У нас теперь сенатские слушания происходят в этом зале, не в этом зале, а в соседнем доме. И это для нас очень важно, и самое главное, что, и как это не удивительно, что мы теперь конструктивно очень работаем вместе с судьями Конституционного Суда. Они преподают в наших высших учебных заведениях, все замечательно. Они, правда, расстраиваются, но это другой разговор. Но здесь возникает одна проблема. Дело состоит в том, что совсем недавно у нас была международная конференция, вы не успели на нее приехать, там был такой общий разговор с государствоведом, который, можно подвести таким образом, а вы знаете, что у нас такие демократические институты, они у нас очень плохо приживаются. И есть некий имитационный момент. То есть те демократические институции, которые у нас существуют и имеют общечеловеческое и общеевропейское, соответствуют международным принципам, общепризнанным принципам международного права, они у нас буксуют. Здесь вообще возникает очень напряженная вещь, вы сегодня говорили о Европейском Суде по правам человека, который судит, но обратите внимание, есть одна такая загадочная вещь, это слово европейский, а ведь у нас страна наполовину европейская. Здесь возникает очень, очень сложный вопрос. Я расскажу об одной дискуссии, которая была в Конституционном Суде по поводу моратория на смертную казнь, чтобы эти вопросы были поближе к специалисту по уголовному процессу Алексею Ивановичу Александрову. Шла дискуссия о смертной казни, как вы знаете, там мораторий длился до тех пор, пока в субъектах федерации, во всех, не введут суд присяжных заседаний. И люди очень жестко говорили, что совершенно не во всех субъектах Федерации суд присяжных вообще работает. И он не работает в тех субъектах Федерации, где существует тейповое правосознание. Эти люди не могут, исходя из уклада их жизни, исходя из традиций исторических, их правосознания, они не могут осуждать родственников. А там либо ты родственник, либо потом у тебя будет кровная месть. Это очень серьезный вопрос. Это принцип говорит такой, что не всегда общепризнанное, значит надо говорить о каких-то особенностях. Владимир Владимирович Путин совсем недавно сказал в интервью, это очень забавно совпадало с такими размышлениями, которые я говорил. Он говорил, а что такое западная демократия, в Англии это одно, во Франции это другое, в Польше это третье, что значит европейская демократия. Валерьян Алексеевич Лебедев, известный конституционалист из города Челябинска, он придумал суверенную демократию и был нападками и справа и слева и так далее. Слово «суверенная демократия» просто плохо воспринимается, типа, что у нас демократия есть, отойдите, что хотим, то и делаем, вот так воспринималась эта вещь. А на самом деле, там была очень интересная сама мысль, что все-таки возможны некие особенности реализации общепризнанных принципов международного права в тех местах, где существует устойчивое традиционное правосознание. Очень сложно это, и он даже предлагал, а давайте устроим как бы евразийский суд у нас по правам человека, который бы рассматривал некие дела, конечно, с точки зрения, потому что общепризнанные принципы международного права мы от них никуда не можем уйти, их выработала цивилизация, их выработал человек. Но что же делать, если не получается, не состыковывается и в этом есть очень серьезная беда, которая по сути дела сейчас весь мир разделила на две группы, как Киплинг говорил, «Запад есть Запад, Восток есть Восток», им друг друга не понять. Найти эту меру, по которой можно не тянуть в Европу людей, не по-большевистски чадры скидывать с женщин, которые тысячи лет носили чадру. А все-таки находить какой-то консенсус или другое слово. Мне думается, что эта проблема актуальна. А то, что что-то надо придумать, конечно, надо придумывать юристам и нужно придумывать. Сегодня, между прочим, кто-то говорил, что Зорькин на самом деле слишком теоретические моменты обсуждал. Устойчивое чувство, я давно его слушаю, он ищет этот путь, по которому можно найти гуманизацию нашего законодательства. Спасибо, Алексей Иванович.

Александров А.И.:

– Да, конечно.

НАРУСОВА Л.Б.:

– Спасибо большое. Вы знаете, относительно евроазиатского суда: мы Евразия или Азиопа, всех этих споров. Традиционные обычаи, что касается суда присяжных в республиках Кавказа или в республике Тува, это азиатская республика, где тоже тейповая система и так далее. Эти особенности, несомненно, надо учитывать. Но, когда глава субъекта федерации, я имею в виду Рамзана Кадырова, говорит, что для него законы шариата выше законодательства, это уже другое, и называется это уже по-другому. Это уже не следование национальным традициям и обычаям, а это совсем другая вещь. Поэтому грань здесь очень хрупкая, и разумеется национальные традиции, особенности менталитета, религии и так далее. Но мы государство, которое имеет свою Конституцию, и соблюдать Конституцию обязаны все, не говоря уже о таких декларациях руководителя субъекта Федерации.

ЛИВЕРОВСКИЙ А.А.:

– Людмила Борисовна, я с вами не могу не согласиться, но вы же сами понимаете, что Кадырова судить европейским судом, это только вызывать некую агрессию.

НАРУСОВА Л.Б.:

– Но человек должен чувствовать ответственность. Если он сам не чувствует ему нужно показать, что он должен чувствовать эту ответственность, подчиняясь законам своего государства, а шариат, это все-таки вторично.

ЛИВЕРОВСКИЙ А.А.:

– Людмила Борисовна, юристы должны находить некие варианты мирного сосуществования. Они – как врачи, которым нужно приходить заранее, когда уже болезнь есть, а она у нас уже есть, поздновато ее лечить. Но все-таки хотелось бы даже в этой ситуации, когда еще болезнь не дошла до такой страшной ситуации, что-то придумать. Когда я слышал недавно конференции, где правоведы говорили такие вещи, от которых у меня волосы поднимались дыбом. Он сказал, да, субъекты федерации… Помнишь у Авакяна на конференции, представитель Татарстана сказал, субъекты федерации конечно государствами не являются, государственным суверенитетом не обладают, так давайте разобьем их, наше Российское государство на части по их конфессиональной принадлежности. Вы представляете, что это за предложение юриста. И у нас уже есть теневое государство Кавказ, теневое, шариатское. И мы знаем, какие у нас сложности с конституциями Татарстана и так далее. Людмила Борисовна, ради бога, я ни в коем случае не принимаю снижение ответственности лидеров кавказских республик и так далее. Но я призываю коллег, мне так нравится, что сидит очень много молодых ребят, которые приходят в наше государство, им жить в этом государстве, им надо хорошо жить, а не взрываться в метро. Значит надо придумывать. Правоведы обязаны, это их ответственность находить выводы в этих тяжелых безнадежных ситуациях.

Александров А.И.:

– Сергей Мажитович, пожалуйста.

БЕКОВ С.М.:

– Три слова добавлю, не возражаете? Уважаемые участники я бы что хотел. Во-первых, я не знаю лично Рамзана Кадырова. Он молодой человек, и, насколько мне известно, он имеет достаточно заслуг перед нашим государством, это признано страной и ее руководством. Но я знал его отца, довольно мудрого человека, который нашел в себе силу и мужество остановить этот кошмар, который там творился. Это первое. В части шариата, о котором говорит или где-то сказал, может быть, не подумал, может, подумал, тот же молодой Кадыров, у нас светское государство. У нас Конституция, за которую на референдуме проголосовал весь народ, независимо от того живут ли они в Якутии или в Ингушетии или в Чечне. И здесь не надо делать никаких акцентов на принадлежность той или иной религии и, не знаю, к чему они принадлежат. Я вообще-то сам из бывших в плане признания всего этого, хотя я тоже такой же, как все. Поэтому я полагаю, что нам нельзя ни в коем случае, тем более таких кругах высокоинтеллектуальных юристов делать заключение о том, что в одном регионе у нас одно, в другом другое. В части судов присяжных. Абсолютно согласен с тем, что суды присяжных это дело нужное, однозначно нужное, оно нужное и в Ингушетии и в Туве, в Адыгее, в Чечне. Насколько мне известно, в Чечне уже есть суды присяжных, мне сказали, что уже зачатки какие-то есть. Да там это будет труднее привить по нескольким причинам. Во-первых, это связано с тем, что все всех знают, потому что, допустим, в одном селе люди живут 300-400 лет. Там чужие просто не приживляются. Никто же не поедет, не купит в Судахарском районе в горах Дагестана участок земли и не начнет жить среди них, среди даргинцев. Поэтому они там сами размножаются и сами живут. Поэтому пусть будет так, как будет получаться. Но я категорический противник того, чтобы что-то говорить о том, что кто-то предлагает шариатские нормы в светском государстве. Во-первых, это не лучшие нормы для рядового человека, давайте мы с этого начнем. Человек хочет жить в демократическом обществе, мы знаем очень много стран с исламским вероисповеданием, которые имеют светские законы и являются светскими республиками. Давайте хотя бы возьмем ту же далеко не слабую Турцию. Поэтому я полагаю, что в этом плане нам просто надо некоторые высказывания наших региональных руководителей, я думаю, не следует принимать в расчет при рассмотрении вот этих вот больших конституционных вопросов. Спасибо.

Александров А.И.:

– Спасибо. Очень интересный сейчас у нас разговор начинается. И то, что Алексей Алексеевич обратил внимание, что у нас присутствуют здесь не только депутаты, сенаторы, ученые, чиновники и другие руководители правоохранительных органов. У нас присутствуют и представители Ассоциации юристов России и члены Союза молодых юристов. То есть у нас как раз присутствуют люди, ради которых мы вообще все это обсуждаем и собираемся обсуждать. Это как раз тот мост, который мы хотим бросить в будущее. Потому что время летит очень быстро. Казалось бы, вчера только началась перестройка, какие-то были у нас надежды, планы. Мы слышали совершенно новые для нас слова, в том числе правовое строительство, какая-то справедливость, у нас были какие-то надежды. Мы все по-своему представляли себе будущее, которое через 20 лет наступило. И далеко не все именно таким видели будущее 20 лет назад, когда мечтали о демократии, о праве, о справедливости, об использовании всего мирового опыта, человеческого и юридического для того, чтобы сделать жизнь людей лучше, и не только свою, но и будущих поколений. Поэтому сейчас наступило время видимо осмыслений. Когда мы сегодня говорим о том, что мы делаем, мы сегодня проводим, не хочется говорить слово ревизия, хочется просто говорить о каком-то анализе того, что происходит, в каком мире мы живем и не только в нашей стране, во всем мире. В одной из своих последних книг я пишу на тему личность, власть и преступность. Сейчас Алексей Алексеевич сказал на счет юристов, что юристы должны быть активнее в современном мире. Я, например, предлагаю, чтобы лидерами ведущих стран мира были обязательно юристы, философы или поэты, а не экономисты, финансисты и военные. То есть лидерами должны быть романтики, а прагматики должны быть заместителями, помощниками той команды, которая должна работать и исполнять эти романтические идеи этих лидеров гуманизма, мы сегодня говорим о гуманизации законодательства и гуманизации нашей жизни. И действительно, эта фраза «человек – высшая ценность». Ведь мы сегодня в юридических кругах и политических это говорим. Но ведь люди на улице, за этой стеной, на Сенатской площади, если вы его спросите, над нами многие посмеются. О какой гуманизации, о каком человеке вы говорите. Подойди к любому милиционеру, дворнику или не дай бог еще что-то и тебе быстренько очень объяснят кто и что у нас высшая ценность. Поэтому как бы еще сделать то, что у нас написано в Конституции, чтобы это соответствовало тому, что у нас делается на улице. Поэтому это все такие очень интересные вещи, но а, кроме того, нужно, это не в порядке какого-то оправдания, но в принципе, через полгода 19 февраля 2011 года мы вспомним, что всего лишь 150 лет назад было отменено рабство на территории этой полуевропы нашей, про которую мы сейчас говорим. Что такое 150 лет, это 2-3 поколения. Какие-то прабабушки еще могли жить, или прапрабабушки жить в условиях рабства и рабства психологии. И более того, а в нашей стране еще и радости иногда рабов тому, что они рабы, почему у нас такая радость перед начальником, почему мы так любим начальника, даже плохого. Потому что нас когда-то приучили к тому, что любить начальника надо любого. И когда мы сегодня говорили, Коновалов сказал об этом сегодня, о правосознании юристов. Ведь у нас еще очень большая проблема, это правосознание и юридическая культура самих юристов, которые далеко не все понимают, о чем речь идет. А юридическое образование, которое мы сейчас пытаемся проанализировать и поставить все на места, и как это сложно. Если вы представляете себе, что президент Российской Федерации не имеет достаточно сил, чтобы привести в порядок нарушенную идею юридического образования в стране. Врачи каким-то образом сохранились, а юристы нет. Как это исправить, как сейчас молодым юристам привить юридическое правовое мышление, правосознание? Чтобы они, прежде чем шли молиться в церковь, поверили в бога, чтобы они не изображали, чтобы они не воспринимали церковь как театр, где нужно делать вид, что ты молишься, что ты крестишься, а на самом деле верить не нужно. И я обратил внимание на некоторых студентов, которые, например, 30 лет назад изучали право для того, чтоб ему служить. А иногда сегодня некоторые студенты изучают право, чтобы с его помощью зарабатывать деньги. И чтобы изучать закон для того, чтобы знать, как его обойти, и как с его помощью можно было решить свои личные корыстные или другие какие-то интересы и вопросы. То есть решить свои вопросы за счет других людей. Все это настолько глубокие и важные вещи, и с точки зрения истории. А вообще-то самая главная наука, наверное, даже не философия и право, а история. И история знает и сослагательное наклонение. Если бы мы хорошо знали историю, то мы бы гораздо лучше могли спланировать будущую жизнь наших детей. То есть кроме всего прочего нам просто не хватает образования, элементарного образования. Если мы сегодня спросим о каких-то элементарных вещах друг друга, то мы-то не очень образованные, уж не говоря о том, насколько не всегда достаточно образованы наши дети и внуки. Поэтому все это вместе требует какого-то очень серьезного осмысления, такого осторожного, по принципу не навреди, в каком состоянии находится не только наша страна, а человечество. Меня, например, очень тревожит сейчас положение в Европе и в Америке. И те ценности, которые происходят. И те личности, которые возглавляют ведущие страны мира, которые поступают неадекватно, и не несут за это никакой ответственности. Даже те, которые себя называют демократами, и даже перед своим народом. Когда ты уничтожил 5 тысяч собственных граждан, а не можешь объяснить, зачем ты это сделал. Я не хочу приводить никаких конкретных примеров, я просто говорю о том, что нет ответственности ни перед кем и ни перед чем, ни перед совестью, ни перед законом, ни перед будущим. Все как будто так и надо. То есть никто ни за что не отвечает. Так что это все проблемы, которых мы коснулись, они, может быть, время такое наступило. Мне иногда кажется, что может быть, мы просто сейчас исторически возникла ситуация, когда мы стали осмыслять это все и если мы сегодня не перестроим какую-то большую философию жизни, то может быть у нас и не будет надежды на какое-то развитие дальше. Посмотрите, какая страшная была история XX века, сколько людей пострадало от Гитлера, от Сталина, от не знаю кого еще. Уничтожали лучших, и как нам теперь это все с помощью какой-то правовой идеи, нравственной, человеческой, философской, с помощью юристов, философов и поэтов как-то что-то построить. А сейчас я бы хотел попросить выступить руководителя центра региональной социологии и конфликтологии Российской академии наук, профессора, Валерия Васильевича Маркина.

МАРКИН В.В.:

– Спасибо. Уважаемый Алексей Иванович, уважаемые коллеги, я благодарю за возможность принять участие в секциях, которые объединили и мониторинг, вопросы мониторинга гуманизации и гармонизации законодательства, и методологические основы и методические средства мониторинга эффективности законодательства и правоприменительной практики. Я хочу больший акцент сделать именно на втором. Наш институт очень тесно сотрудничает с научно-экспертным советом при председателе Совета Федерации, готовили целый ряд заседаний этого совета, в том числе и в декабре прошлого года, по качеству жизни в контексте законодательства и правоприменительной практики. С другой стороны мы тесно сотрудничаем с центром мониторинга права, и ту формулу, которая сейчас стала уже практически такой, в виде девиза: качество права, качество управления и качество жизни. Мы принимали тоже участие свое в выработке этой формулы. Но мы особое внимание естественно в силу специфики нашей работы выходим на качество жизни через качество управления, и особенно качество власти, качество исполнительной власти, а наш центр, качество исполнительной власти в регионах, в субъектах Российской Федерации, потому что от этого зависит очень многое. И здесь я как раз хотел поставить вопрос о гармонизации на основе единства законодательного и других нормативно-правовых актов. В направлении оценки эффективности деятельности региональных органов власти. Да, у нас есть закон об общих принципах организации органов власти субъектов Федерации. У нас есть закон об общих принципах организации органов местного самоуправления, тесно они связаны естественно. Но эти законы, они, как бы помягче выразиться, трансформировались в процессе выстраивания вертикали власти с 2000 года. И в 2007 году, Владимир Владимирович Путин еще находясь на посту президента, подписал 2 Указа, которые мне кажутся знаковыми в завершении вертикали власти. Это 825 Указ об оценке эффективности деятельности исполнительной власти субъектов федерации, и следом 607 об оценке эффективности деятельности органов местного самоуправления. Конечно, эти Указы в значительной мере закрыли ту нишу.

МАРКИН В.В.:



Pages:     || 2 | 3 |
 




<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.