Министерство сельского хозяйства Российской Федерации

Кубанский государственный аграрный университет

Кубанское отделение философского общества при Российской академии наук

Краснодарское отделение общероссийской общественной организации

«Объединение исследователей религии»

СБОРНИК

Международной юбилейной

научно-практической конференции

ЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ

Краснодар 2013

УДК 1+808.2

ББК 60.028.1+81.2Р-7

ISBN

Редакционная коллегия:

д. филос. н., профессор Данилова М.И.

к. филос. н., профессор Ембулаева Л.С.

Рецензент:

д. филос. н. профессор Сидоров В.Г.

Этические проблемы современной культуры

Материалы международной юбилейной научно-практической конференции. Краснодар, 2012. – 339 с.

Конференция, посвященная 50–летию кафедры философии, раскрывает насущные проблемы современной культуры в области морали и нравственности, намечает пути их научные разрешения, а также на ниве просвещения, воспитания.

©Кубанский государственный агарный университет

©Авторы

СОДЕРЖАНИЕ

1. ВВЕДЕНИЕ 7
2. РАЗДЕЛ 1. ЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ КУЛЬТУРЫ

И ФИЛОСОФИЯ МОРАЛИ 9

3. ГРИЦЕНКО В.П. О неустранимой противоречивости

онтологических оснований морали. 9

4. БАРАНОВ А.В. Политические ценности современных

россиян (по материалам анкетных опросов). 18

5. БОЙКО П.Е. Нравственная идентичность православия

и перспективы развития России во всемирной истории. 24

6. ТЕР-ГЕВОРКЯН Н. А. К вопросу о смысле жизни. 27
7. БИЛАЛОВ М.И. Регионализация, плюрализация и

индивидуализация ценностей как альтернатива культурным

угрозам глобализации. 32

8. ШИМАНСКАЯ О.К. Традиционность против ценностного

релятивизма: к вопросу о возвращении старообрядчества

в современное российское общество. 42

9. ТОРОСЯН В.Г. Уроки истории как проблема современной

культуры. 48

10. СПАСОВА Н. Э. Релятивизм этических ценностей. 49
11. ПЕТРЫК Я. Ю. Современная Россия: рождение образа

«новой» морали. 58

12. ПЕРУНОВА Н. В. Противоборство социокультурных моделей

через призму ценностного выбора России. 61

13. КУЗЬМЕНКО Н.Н. Деструктивность: черта современного

общества или характерные особенности личности. 72

14. БЛОХОВЦОВА Г.Г. Гедонизм как социокультурная реальность.77
15. ЖУКОВА Т.А. Кризис духовного развития как следствие

гедонизма. 80

16. CHRISTOPHER M. P. TOMASZEWSKI. Can goodness be simple?84
17. ГАРИН С.В. To kakon kai Пonhpia: Cемантика «зла» в

этическом лексиконе Платона. 87

18. ВАСИЛЬЕВА А.С. Зло как коннотат власти. 92
19. ДЕНИСОВ С.Ф., ДЕНИСОВА Л.В. К вопросу о сущности

нигилизма. 97

20. БОРИСОВ Б.П. Мораль и нравственность за гранью общества

с основанием в виде «отчуждения». 103

21. ХРАМОВ В.Б. Современная культура в ее отношении

к нравственным ценностям. 110

22. МЕХАНИКОВА Е.А. Норма и парадокс в контексте

нравственных исканий субъекта современности. 113

23. АКАЕВ В.Х. Экзистенциальные проблемы и культура:

от противоречия к единству. 118

24. ПЛОТНИКОВ Н.В. Проблема сущности этического

конфликта в контексте плюрализма современной культуры. 124

25. РАССКАЗОВА В.Х. Общечеловеческие основания морали. 127
26. БОЧКОВОЙ Д.А. Самоотрицание «абстрактной идеи»

в философии и этике постклассического периода 130

27. САМОЙЛОВ С.Ф. Проблема нормативно-ценностного

анализа социального действия в неокантиантской традиции. 138

28. ПЛОТНИКОВ В. В. Почему этика не существует

в качестве науки? «Принципы этики» Джорджа Мура как

попытка систематизации основных ошибок в процессе

построения этической теории. 144

29. САМОЙЛОВ С.Ф., ГОНЧАРЕНКО Е.С. Единство моральных

и познавательных принципов в критическом

рационализме К.Р. Поппера и Х. Альберта. 150

30. ТОЛПЫКИН В.Е., ПИГАРЕВА Е.В. Неогуманизм и

ценностныеориентации современной культуры. 154

31. КОБЯКОВА И. И. Ретроспектива этических проблем. 165
32. ЕМБУЛАЕВА Л.С. Традиция аскетизма: история

и современность. 172

33. РАЗДЕЛ 2. ПРИКЛАДНАЯ ЭТИКА. 180
34. СУХИХ Л.А. Проблема авторитарного сознания и власти. 180
35. ЗЫРЯНОВА О.Г. Этика профессиональной деятельности

государственных служащих. 184

36. МОКРЕЦОВА Н.Я., ОВЧАРЕНКО В.Н. Проблема

индивидуации в контексте глобализации. 191

37. БУТТАЕВА А. М. Духовно-нравственные ориентиры

развития молодежной среды как целостной системы. 195

38. ОМЕЛЬЧЕНКО Г. Ю., МОИСЕЕВА Н.И. Моральные

принципы в воспитании студентов. 201

39. СИДОРОВ В. Г. Образовательный процесс и нравственное

содержание личности. 204

40. КОВАЛЕНКО (ПУТИЛИНА) Л.В. Ценности и нигилизм в

образовании. 210

41. БОГДАНОВА Е.Е. Проблемы личностной детерминации

и общения в современной психологии. 213

42. КОХ М. Н. Феномен эмоциональной отзывчивости личности:

актуальность и результаты современных исследований. 222

43. РЫБАЛЬЧЕНКО О.В. Публицистический дискурс в свете

аксиологии. 228

44. ТРОШЕВА Т.Б. Экология языка и ее этический аспект. 232
45. ГУКАСОВА М.М. Телевидение как фактор в воспитании

молодежи. 235

46. ТАРАНЕНКО Л.И. Экологическая культура и экологизация

образования. 238

47. ИСАКОВА Н. В. Некоторые аспекты современной этики. 242
48. ТОЛСТЕНКО Е. Н., СУХИХ Л. А. Проблемы

экологического кризиса современной цивилизации

и необходимость модификации общественного сознания. 246

49. ОНИЩЕНКО В.Л. Нравственные аспекты ноосферного

учения В.И. Вернадского. 250

50. PAUL BLOOMFIELD. Abortion and religious liberty. 354
51. ЗИЛЬБЕРМАН Т.В. К вопросу об этических основаниях

использования живых моделей в науке. 256

52. САВЕЛЬЕВ А. Е. Война и мораль: проблема нравственного

выбора на кавказской войне XIX в. 262

53. МАРТИШИНА Н.И. Этическая регуляция постнеклас-

сической науки и проблема релятивизации моральных

ценностей. 269

54. ЕМБУЛАЕВА Н.Ю. Взаимосвязь этики с экономикой

и правом. 273

55. ДАНИЛОВА М. И. О специфике хозяйственной культуры. 279
56. ЯНКОВСКАЯ Л.В. Корпоративная культура и этика

в эффективном управлении организацией. 286

57. КЛАДЬКО Н.А. Мотивация персонала организации в аспекте

современной управленческой культуры. 290

58. КВАША В. П. Педагогические технологии XXI века–

технологии коллективного творчества. 293

59. СЛОВО МОЛОДЫМ. КОНКУРС ЭССЕ:

«Современна ли мораль и нравственность?» 298

60. БЕЛОВОЛОВОЙ Д. Суждение о любви. 298
61. ГОРШЕНИНА А. Эссе о любви. 299
62. ГРИГОРЯН Н. Самое сильное чувство - любовь. 300
63. ДРИГУЛЯС А. Жизнь. 300
64. ДУБИНИНОЙ Л. Место дружбы в жизни человека. 301
65. КОСТОКОВА Д. Эмоциональное насилие. 303
66. КОСТРЮКОВА Э. Добро и зло. 304
67. КУРЬЯНОВИЧ Н. Бедный музыкант. 305
68. НОВОЖИЛОВА А. Что такое одиночество? 307
69. МАЗНЯК О. Одиночество. 308
70. МАРТИРОСЯН Д. Когда кажется. 309
71. ТРУБАЧЕВА Е. Моральные принципы в современном мире: 

векторы изменения морали. 310

72. НОЗДРИНОЙ А. Цена любви и дружбы. 312
73. ХОХЛОВА А. Аксиология успеха или почему нас

недооценивают? 313

74. ТИМОРЕНКО А. Что такое любовь? 316
75. ЛИПСКАЯ Е. Что такое месть? 317
76. КАРПЕНКО Е. Уважение. 318
77. БЕЗРУКОВ СЕРГЕЙ. Любовь и дружба. 320
78. АБРАМОВ АНДРЕЙ. Добро 321
79. КУЛЕЦКАЯ КСЕНИЯ. Дружба 322
80. ЛИТОВЧЕНКО Т. Что такое дружба 324
81. ГОРЕЦКАЯ А. Любовь к животным 325
82. ПЛАКСА А. Феномен дружбы. 326
83. ПУРИКОВА ДИАНА. Будущее России. Славянофильство

или западничество. 327

84. РАСПОПИНА АНТОНИНА. Вечные ценности 328
85. ТРАВНИКОВА МАРИЯ. Что такое любовь 329
86. КУРИЛКОВА ЕВГЕНИЯ. Феномен дружбы людей 330
87. НАШИ УЧАСТНИКИ 331

ВВЕДЕНИЕ

Символичным представляется то, что в свой 50-летний юбилей кафедра предлагает обсудить тему: «Этические проблемы современной культуры». Этот разговор назрел давно, и осознали это не только ученые, представители творческой интеллигенции, но и политики. На Валдайском форуме президент В.В. Путин акцентировал внимание на том, что Россия страна ценностей, где мораль должна занять центральное место. Наше движение вперед невозможно без духовного, культурного, национального самоопределения, иначе мы не сможем противостоять внешним и внутренним вызовам, не сможем добиться успеха в условиях глобальной конкуренции. Этот успех будет определять качество людей, их интеллектуальное, духовное, моральное состояние. Важной качественной составляющей является укорененность в своей истории, в ее ценностях и традициях, в общих целях и взаимной ответственности. Большую роль в решении этих задач выполняют гуманитарные кафедры, в частности, коллектив кафедры философии КубГАУ.

Научным направлением работы кафедры философии с 2011-2015 гг. является тема: «Философия и культура в контексте времени». В рамках этой проблематики были проведены конференции преподавателей на актуальные темы: «Философия и культура мышления в контексте времени» (2011), «Информационные технологии в самореализации личности»(2012), издан сборник научных статей: «Наука и образование как основы самореализации личности»(2012).

В этот период защищены две кандидатские диссертации Блоховцовой Г.Г. «Социокультурный потенциал гуманитарного творчества в науке, искусстве и образовании» (2011) и Васильевой А.С. «Культурно-историческая трансформация властных интенций (от классической к постнеклассической концепции) (2013).

Проведены студенческие мероприятия, имеющие большое воспитательное значение: конкурс эссе: «Студенты-философы о России в XXI веке: путь к себе, путь к миру» (2011), круглый стол: «Философская инноватика и глобальные проблемы современного общества» (2012), конкурс эссе: «Современны ли мораль и нравственность?» (2013). В настоящий сборник вошли лучшие работы последнего конкурса. К юбилею кафедры подготовлен и выпущен словарь-практикум для самостоятельной работы студентов, где представлены крылатые фразы и размышления на нравственные темы как великих мыслителей, так и мудрые пословицы и поговорки.

И. Кант выявил практическую значимость философии следующей фразой: «Если и существует наука, действительно нужная человеку, то это философия, которая учит, как подобающим образом занять указанное человеку место в мире, из которой можно научиться тому, каким быть, чтобы быть человеком». А.К. Гусейнов на XXIII Всемирном философском конгрессе: «Философия как познание и образ жизни», подчеркнул, что философия пронизана моральным пафосом и этика это ее центральное звено.

Данилова М.И.

РАЗДЕЛ 1.

ЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ КУЛЬТУРЫ И

ФИЛОСОФИЯ МОРАЛИ

Гриценко В.П.

О НЕУСТРАНИМОЙ ПРОТИВОРЕЧИВОСТИ

ОНТОЛОГИЧЕСКИХ ОСНОВАНИЙ МОРАЛИ

Аннотация

Рассматривается ситуация культурного многообразия в эпоху глобализации как онтологическая основа неустранимых нравственных антиномий

Ключевые слова: культура, мораль, культурное многообразие, инклюзивная культура, культурная компетентность.

STOP INCONSISTENCY ONTOLOGICAL GROUNDS

OF MORALITY

Abstract

Discusses the situation of cultural diversity in the age of globalization as ontological Foundation fatal ethical antinomies

Key words: culture, morality, cultural diversity and inclusive culture, cultural competence.

Мораль, этика требуют единых норм. В этом проявляется и нравственная культура и компетентность в соблюдении общепринятых единых норм, в их почитании, в их соблюдении. В то же время, этики и морализаторы предпочитают часто не замечать неустранимого онтологического противоречия, лежащего в основе нравственной культуры: ведь культура богата своим многообразием. Богатство человечества развивается через разнообразие национальных, этнических культур.

Как ни парадоксально, но глобализация сделала факт многообразия национальных культур более заметным и значительным. Ведь для культурглобализации характерна [1] унификация деловой и потребительской культур разных регионов, рост межкультурной коммуникации: мировой туризм стал важнейшей формой познавательной активности. Ответной экологической реакцией стал бум этносознания. Реставрация традиционализма и фундаментализма в некоторых регионах, в т.ч. и на Северном Кавказе, говорит, что этноэкономика, этносознание, региональный традиционализм способны оставаться фундаментальным основанием жизни современных социумов и этносов. Подтверждением этого могут быть результаты исследования World Values Survey [2] (охвачены 65 стран и 75 % мирового населения) которые показали, что основные культурные ценности сохраняются и даже восстанавливаются, несмотря на глобализацию [3].

Глобальное культурное пространство стало результатом современного интеграционного процесса во взаимодействии культур и цивилизаций. Это особая стадия развития человечества и общества, когда на основе экономических, торговых и политических связей с помощью ИКТ возникли семиотические коды и механизмы, интегрирующие человечество в глобальное целое. Это новое смысловое единство человечества возникло из – за наличия универсалий культуры, которые нашли свое глобальное проявление благодаря современным техническим средствам. Сформировался новый пространственно-временной континуум человеческой культуры.

Идеи «культурной глобализации» начали активно рассматривать в 1980-90 гг., чему способствовали пионерские труды А. Аппадураи «Pазъединение и различие в глобальной культурэкономике»[4] и «Cовремeнность в полный рост: культурные измерения глобализaции» [5]. Так постепенно в концепциях глобализации стал доминировать культурологический дискурс. Сам А. Аппадураи рассматривает глобализацию как детерриториализацию, связанную с информатизацией и виртуализацией и ведущую к потере привязки социальных и культурных процессов к физическому пространству [6]. Согласно этим моделям, глобализация формируется как символический поток, включающий в себя пять «русел»: виртуальное этнопространство образуют иммигранты, беженцы, гастарбайтеры, туристы; виртуальное технопространство создается функционированием и перемещением технологий; виртуальное финансовое пространство создается движением капиталов; виртуальная область массмедиа является порождающим устройством образов, имиджей и идеологическое пространство – виртуальный мир, создаваемый потоком идеологем, идеологических симулякров. Эти виртуальные символические средства являются основой «воображаемых миров», которые люди создают и с помощью которых идентифицируют себя, других, вступая в символический обмен [7]. В концепции «воображаемых миров» идентичности отнесение себя к локальному или глобальному, к определенной форме религии или партийной принадлежности и все другое порождается интенциональной деятельностью человека [8]. Гендерная, культурная, политическая, религиозная, этноидентичность и пр. конструируется людьми из потоков символических образов и различаются феноменологически [9].

В работе М. Уотерса «Глобализация» (1995) [10] глобализация также рассматривается как результат детерриториализациии симуляции в областях, где доминирует культура над экономикой через средства символизации. Он применяет концепцию симулякров [11] Ж. Бодрийяра и предлагает следующие сферы виртуальной глобализации: сакральное пространство как потоком симулякров религиозности; этнопространство, порождаемое потоком симулякров этнической идентичности; пространство виртуальной экономики, создаваемое движением симулякров стоимости и капитала; медиапространство, как результат симулятивной информации и виртуальное пространство симулякров развлечений.

Таким образом, постмодернизация социогуманитарного сознания привела к выводу, что доминантой глобализации является культура [12], поскольку в ней социальные отношения максимально символизированы и функционируют без привязки к конкретной территории. Глобализация как продукт движения симулякров и виртуализации транслируется в экономику и политику, вызывая тенденцию непосредственной привязки социальных отношений от физической и пространственной референции (полная симуляция возникает в киберпространстве при коммуникации посредством компьютерных сетей). С нашей точки зрения, в этом случае пространственная локализация релятивизируется и каждая локальная точка становится точкой глобального пространства. Рост скорости и интенсивности потоков информации делает в тенденции различие глобального и локального условным, мир становится глобальным, потому что он как бы «сжимается» (Р. Робертсон) вследствие усиления связи его частей.

Части глобального мира, его разноуровневые локальные проявления – это регионы. Именно регионы создают культурное многообразие мира, являются залогом культурного богатства человечества – многообразие языков, диалектов, традиций, обычаев, кодексов, норм, артефактов и пр. Регионы являются локальностями внутри глобальной культуры. Более того, понятия «регион», «региональный» оказываются соотносительными с понятием «глобальный». Концептуальные рассмотрения этих феноменов фиксируют как их противоречия, так и взаимосвязь. В теоретических рассуждениях свободно допускается, что глобализация ведет к подчинению регионов, доминирует над ними, хотя и допускается, что регион является субъектом глобализации. Регионализация противоречит глобализации, но эти две тенденции неразрывны, и придуман ряд терминов, которые фиксируют эту взаимосвязь, например, «глокализация» (Р. Робертсон) [13]. Сам термин «глокализация» включает сочетание двух исходных слов в определенной комбинации и означает, что локальные точки социального и культурного пространства в эпоху глобализации являются точками бытия Универсума, а социальный Универсум в каждой точке своего локального культурного бытия глобален [14]. Глокальная точка конструируется глобальным целым, но имеет локальный колорит. С нравственной точки зрения, глокальная позиция и есть точка мирового бытия в которой сосредоточен некоторый неразрешимый пучок нравственных антиномий.

В эпоху глобализации вопрос бытия локальных общностей приобрел новую постановку, в частности, как вопрос-дилемма: Существует культура как нечто единое или она представляет собой пеструю мозаику локальных культур? Это не сугубо терминологический вопрос или казус. От ответа на него зависят интенции идентификации индивида, сообщества, направление и содержание культурной политики. Дело в том, что современная культурологическая парадигма общественной жизни рассматривает культуру базовой основой воспроизводства общественной жизни, содержащей в себе коды, матрицы и программы социального воспроизводства. Движущей силой прогресса в таком случае считаются субкультурные образования, а многообразие субкультур определяется в качестве предпосылки и фактора социального и общего прогресса.

Культурологическая парадигма порождает и новые политические стратегии, которые включают в себя «развитие межкультурной компетентности субъектов государственного управления и планирования, а также нового гражданского мировоззрения и инициатив (организаций) гражданского общества, которые рассматривали бы инфраструктуру культуры как часть инфраструктуры, обеспечивающей национальное развитие в целом; обновление и/или расширение форм деятельности в сфере культуры с учетом самых современных теоретических подходов и практических шагов в сфере межкультурных и межрелигиозных проблем, развития межкультурных компетенций и диалога, исторической и коллективной памяти, сохранения материального и нематериального культурного наследия, поддержки многообразия форм культурного выражения и др.; создание эффективных механизмов координации на региональном, национальном и местном уровнях с целью облегчения проведения в жизнь инновационных подходов поверх традиционных национальных, институциональных или культурных границ [15].

Одна из главных проблем, которая сложилась на постсоветском, европейском и мировом уровне, – это культурное многообразие и управление им. Ситуация такова, что постиндустриальное общество и соответствующая ему культурная эпоха – Постмодерн создали в конце XX начале XXI века культурный ландшафт с высокой степенью разнообразия [15]. Что касается Центральной и Восточной Европы, то после Второй мировой войны она была включена в советскую централизованную модель государственного, политического, идеологического развития на принципах единства, централизации, однородности, идеологического и государственного контроля. В ходе политической и идеологической деконструкции СССР в 1990 гг. возникли самостоятельные государства: Латвия, Литва и Эстония - в Балтийском регионе, Белоруссия, Молдова, Украина - в Восточной Европе, Грузия, Армения, Азербайджан, Абхазия, Южная Осетия - на Кавказе, Казахстан, Узбекистан, Киргизстан, Таджикистан и Туркмения - в Средней Азии и Российская Федерация. Следствием этих трансформаций стали новые «правила игры», определяемые рынком, глобализацией (вестернизацией, американизацией), вхождением прибалтийских государств в Евросоюз. Если ранее культура этого региона регулировалась и фундировалась, прежде всего, государством, а под культурой понималось культурное наследие и классика, то вестернизированный вариант культуры сместил акценты: на первое место вышли массовая культура, масс-медиа, телевидение, кино с их системой звезд и кумиров. На место идеологических скреп пришли личные связи, новые пристрастия, рыночные механизмы. Возникло культурное пространство, разнообразное по национальной культуре, трансформирующееся и ищущее свое место в глобальном пространстве, как это ни странно, путем борьбы с глобализацией. Поэтому в рамках СНГ четко встала проблема межкультурного диалога как формы утверждения новой идентичности и обретения социального комфорта в новых социокультурных условиях, в условиях интенсивного взаимодействия, миграции, сосуществования. Более того, Постмодернистский проект культуры предложил новую систему ценностей, в которой культура и искусство, в отличие от проекта Модерна (Нового времени), рассматриваются как авангард рыночной экономии, индустрии отдыха, развлечения, индустрии создания нового образа жизни и среды. На место принципов просветительства и начетничества советской идеологической эстетики пришел примат эстетики повседневного, утилитарного и развлекательного.

Если советская культура и мораль строилась на принципах моноцентризма, а советские ценности имели форму метакультурных по отношению к национальным и этническим ценностям, то в 1990 гг. в период деконструкции СССР стали доминировать тенденции суверенизации, регионализации на основе реставрации и актуализации традиционных этнических, национальных, религиозных ценностей. Историческая память и формируемый на ее основе традиционный менталитет привели к новой игре идентичностей, возникли явления национальной и религиозной исключительности, архаизации, традиционализации. На Северном Кавказе после разрушения метакультурной основы в виде советских идеологических ценностей в качестве истинных и основных предстали этническая культура, этноэкономика, этнополитические ценности. Это привело к новым отношениям между местным населением, диаспорами и миллионами трудовых мигрантов, осложненные формированием новых социальных, возрастных и гендерных групп, в то время как некогда существовавшая культурная общность потеряла значение. В регионе реставрировалась этническая ментальность, кланово-семейная форма социальных связей, авторитарно-религиозные и авторитарно-политические формы решения проблем. Во многих республиках Северного Кавказа стала складываться ситуация моноэтничности, а региональная культура превращаться не в провиницальную, а оппозитивную, вступая в тесный контакт через религиозные ценности с исламскими культурными регионами зарубежья. Вряд ли это можно считать эффективной формой модернизации культуры региона в условиях вестернизации, скорее это стихийная защитная форма самосохранения в ситуации кризисности. Глобализация же означает, что этносы Северного Кавказа должны обрести свою идентичность в поле культурного многообразия цивилизованно. Однако культурная модернизация в регионе часто ведет не к секуляризации, а к религиозному традиционализму.

Ситуация Постмодерна в культуре в значительной степени означает смерть универсальных идеологий и переход к принципу многообразия, плюрализма. В правовом аспекте эта ситуация в цивилизованном обществе опирается на культурные права, на равенство всех культур: все культуры, все языки, все народы равноправны с точки зрения принципа культурного разнообразия. С другой стороны, равенство прав означает, что единственным поиском истины, в т.ч. и истинных ценностей, становится межкультурный диалог (полилог) культур. В этом случае общая форма культуры как на глобальном, так и на региональном уровне должна быть податлива этому и приобрести форму инклюзивной культуры [15].

В связи с тем, что в условиях глобализации каждая точка культурного пространства ставит индивида в условия культурного многообразия, возникает потребность в повышении культурной компетентности. Культурная компетентность предполагает широкую культурную включенность и основана на нравственном равноправии культурных статусов всех народов и личностей. Она предполагает отказ от культурной изоляции, культурной исключительности и способствует включенности всех граждан в политику для культуры, означающую развитие культурных потребностей всех граждан через творческое участие. Свобода и сотрудничество также являются важными принципами проявления культурной компетентности. В связи с этим, большую роль в культурной компетентности занимают эстетические и нравственные вкусы, эмоциональная культура, для развития которой большое значение имеет социализация через художественную культуру, искусство. И все это культурное многообразие и свобода культурного потребления не должны нарушать стабильности общества, а способствовать его сплоченности. Это тоже одна из коренных проблем, на которую обратил внимание Совет Европы. Проблема культурного многообразия и единства осложняется в Европе и России этническим многообразием. Совет Европы так определяет единство культурного многообразия в сплоченном обществе: «Социальная сплоченность в понимании Совета Европы характеризует способность общества обеспечить благополучие всех своих членов, минимизируя неравенство и избегая поляризации. Сплоченное общество - это сообщество свободных индивидов, преследующих эти общие цели демократическими методами и ориентированное на взаимную поддержку» [16].

В современных условиях формирование социальной реальности происходит во многом благодаря проективной и конструирующей и манипулятивной роли масс-медиа. Поэтому проблема культурной адаптации применительно к этническим противоречиям и антагонизмам в современных условиях во многом решается за счет формирования, как указывали Аппадураи и Уотерсон, соответствующей образной виртуальной среды, соответствующей картины мира путем воздействия на традиционную ментальность, путем превращения точки локального пространства в глокальное. Дело в том, что большинство локальных культур имеют шанс войти в глобальное пространство лишь через медиасеть. Однако презентация в Сети может происходить очень усеченным способом: так Россия может быть представлены в сети клишированными образами и стереотипами: Распутин, русская водка, Русская душа, Достоевский, Толстой, Марина Шарапова, в лучшем случае из современной культуры – группа Тату. Поэтому создание виртуальных самопрезентаций как страны в целом, ее культуры, так и отдельных ее представителей – это особая сфера деятельности и искусства и даже индустрия в рамках информационно-коммуникативных потоков глобального культурного пространства.

В настоящее время в глобальном культурном потоке доминанта меняется, стрелка компаса мирового вектора развития колеблется между позициями Восток – Запад, так как некоторые прогнозные экономические, демографические, политические, духовные индикаторы таковы, что указывают на смещение доминанты с Запада на Восток. В этих глобальных условиях проблема культурного многообразия, его ассимиляции, культурной компетентности, межкультурного диалога и управления этническим многообразием имеет для России первостепенное значение. Только через развитие межкультурной компетентности и межкультурного диалога может достигаться нравственный компромисс неустранимых нравственных противоречий и коллизий.

Список литературы:

1. См.: Интернет ресурс: глобализация // http:// ru.wikipedia. org/wiki/
2. Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: Последовательность человеческого развития М.: Новое издательство, 2011. - 464 с. - (Библиотека Фонда «Либеральная миссия»).
3. См.: Панкадж Гемават. Мир 3.0: Глобальная интеграция без барьеров. - М.: Альпина Паблишер, 2013. — 415 с. — ISBN 978-5-9614-4438-4. С. 260.
4. Appadurai A. Disjuncture and Difference in the Global Cultural Economy // Global Culture. Ed. by M. Featherstone. – Bristol: Sage Publications Ltd. 1997. P. 195-310.
5. Appadurai, A. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. Minnesota: University of Minnesota Press. 1996. 248 p.
6. Appadurai A. Disjuncture and Difference in the Global Cultural Economy. P. 301.
7. Appadurai A. Там же. P. 296.
8. Appadurai A. Modernity at Large …P. 182.
9. Многие хорошо помнят, что в перестроечный и постперестроечный период стал исчезать феномен политических убеждений и многие бывшие члены КПСС побывали в рядах различных партий, верований и убеждений.
10. Waters, M. Globalization. – London; N. Y.: Routledge, 1995.
11. Симулякры - это пространство ложных знаков, оторванных от соответствующих им реальных объектов и событий.
12. См.: Попов А.В. «Государство» и «власть» в дискурсах глобализации. Автореферат канд. дисс. 09.00.11. Краснодар, 2011.
13. Robertson R. Glocalization: Time - Space and Homogeneity – Heterogeneity // Global Modernities / Ed. By M.Featherstone, S.Lash and R.Robertson. - London: SAGE Publications, 1995. - P.25 - 44. Глокализация как явление мировоззренческого уровня отражает такой слой мирового сознания, для которого характерно одновременно и отстаивание обществами своей самобытности (локальность) и стремление к стиранию прежних пространственных границ, к укреплению внешних связей. В этом смысле глокализация отражает сопряженность между гомогенизацией, которую несет глобализация и гетерогенизацией, как проявлением локального, специфического, традиционного. /См. интернет ресурс: http://dictionary-economics.ru/word/Глокализация
14. Донских, С.В. Теория глокализации и проблема сущности локальной культуры /С.В. Донских// Философия и социальные науки. 2012. № 1/2. С. 4-8.
15. Аналитический доклад «О стратегических направлениях культурной политики в странах СНГ». Подготовлен в соответствии с контрактом между Российским институтом культурологии и Бюро ЮНЕСКО в Москве для региональной конференции Содружества Независимых Государств (СНГ) с участием международных экспертов. «Культурная политика - политика для культуры: новый профиль политики в сфере культуры» 5-8 ноября 2009 г., Армения, г. Ереван. - Москва 2009. //интернет ресурс: http://www.policyforculture.org/texts/analitical_paper_rus.pdf
16. White Paper on Intercultural Dialogue “Living Together As Equals in Dignity”, Launched by the Council of Europe Ministers of Foreign Affairs at their 118th Ministerial Session (Strasbourg, 7 May 2008).

Баранов А.В.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЦЕННОСТИ СОВРЕМЕННЫХ

РОССИЯН (ПО МАТЕРИАЛАМ АНКЕТНЫХ ОПРОСОВ)

В наше время растет актуальность осмысления политических ценностей. Только те новшества, которые не отторгаются обыденным и научным сознанием современников глобализации, могут укореняться в обществе без потрясений.

Цель работы – раскрыть проявления политических ценностей в современном массовом сознании россиян (на основе анкетных опросов).

В философском аспекте ценности – нормативные представления, отражающие положительную либо отрицательную значимость явлений, идей, установок деятельности с точки зрения их соответствия потребностям, интересам и целям общества и группы. В политической социологии ценности изучаются на основе выявления эмпирических ориентаций индивидов и групп.

Сложилось два научных подхода к изучению ценностей. Первый предполагает индуктивный алгоритм, начинается с анализа ценностей как культурного контекста деятельности индивидов (работы Ф. Адлера, У. Каттона, К. Клакхона, С. Морриса). Выделяются ценности базовые и операциональные, усвоенные и внешние. Ценности организуются в многомерное пространство, между отдельными ценностями определяется мера близости. Такой подход сначала выявляет мнения респондентов об экзистенциональных вопросах, а затем на этой основе рассматривает их краткосрочные предпочтения.

Другой научный подход (Дж. Робинсон, Ф. Шейвер) дедуктивен. Вначале изучается повседневное поведение, затем – установки и «надстроенные» над ними ценности. При работе с данными анкетных опросов второй подход более полезен.

Ценности – смысловой и мотивационный компонент политической культуры, концентрированное выражение потребностей и интересов людей. Есть два их основных аспекта: 1) общезначимые свойства реальных и метальных объектов мира; 2) целевые ориентации деятельности людей, «высшие принципы социального действия» (по Т. Парсонсу). Ценности – высшая форма установок, которые определяют структуру личности и воспринимаются как усвоенные (интериоризированные) общественные нормы. Ценности, в отличие от традиций и социальной стратификации, влияют на самосознание людей изнутри. Ценности – основа мотиваций поведения, обеспечивающая ретрансляцию традиции и сплочение людей. В исследовании политических ценностей особо важны работы создателя термина «ценность» Ф. Знанецкого, а также Г. Олпорта, К. Клакхона, М. Мида, Т. Парсонса, Н. Смелзера, Р. Инглхарта.

Ценности производны от мировоззрения («картины мира» по Р. Редфилду), определяемого цивилизационной системой. Ценности организованы иерархическим образом: от базовых (экзистенциальных) до инструментальных. «Духовное ядро» общества включает в себя, согласно Э. Шилзу, следующие компоненты: картину мира; представления о смысле жизни и смерти, добра и зла, успеха и неуспеха; религиозные ценности; осмысление власти и права; понимание соотношения «индивид – группа – общество – человечество» [1]. На основе данной «центральной», осевой совокупности ценностей исторически складываются и передаются от поколения к поколению социокультурные традиции. Повседневно они проявляются в форме менталитета – установок сознания и стереотипов социальной деятельности. «Ядро» цивилизации исторически изменчиво, в каждом конкретном случае оно имеет своеобразное содержание и степень однородности. Самобытность цивилизации – явление историческое, подверженное порой стремительным изменениям. Но «духовное ядро» остается устойчивым, за исключением ситуаций системного кризиса. «Ядро» цивилизации взаимосвязано с «периферийными» подсистемами ценностей, которые обеспечивают возникновение и адаптацию новшеств в пределах «поля притяжения» традиции.

Ядро сообщает определенную преемственность, устойчивость различным подсистемам общества, в т.ч. и политической. Поскольку российская цивилизация сложилась в средневековье, она относится к «ценностным обществам», в которых религиозная компонента «духовного ядра» преобладала над светско-культурной, этической, а тем более экономической, социальной и политической сферами жизни.

Традиционные ценности существуют благодаря постоянным взаимосвязанным и диалектически противоположным процессам: интериоризации (усвоению индивидами и их сообществами социальных ценностей), а также экстериоризации (распространению внутренних убеждений названных субъектов на «внешний» для них мир – общество в целом).

Традиционные ценности выполняют жизненно важные для социума задачи: интегрировать общество, поддерживать его устойчивое бытие и развитие, адаптировать общество к новым реалиям. Задача культурной адаптации, как и другие, включает в себя основные виды деятельности: информационно-коммуникативную, регулятивно-нормативную, аксиологическую, социализирующую, интегрирующую, инновационную.

Поскольку ценности изучаются различными науками подчас изолированно друг от друга, важен и плодотворен междисциплинарный синтез достижений философии, культурологии, истории, этнологии, политических наук. Особо отметим редко замечаемое социологами и политологами явление. Традиционные ценности существуют на двух уровнях сознания и практик общества. «Большая» традиция рефлексируется интеллектуалами и творится ими [2]. Ее формами в повседневности выступают идеологии, концепции и политические учения. Ее пространственный уровень – социум или, по меньшей мере, его регионы как субнациональные структуры, способные к самоорганизации. «Малая» традиция (по Р. Редфилду) – плод массового и эмпирического сознания. Она воплощается в проявлениях менталитета: обычаях, ритуалах, настроениях, мифах, повседневных (часто неосознаваемых) способах действия.

Соотношение статусов отдельных ценностей во всей иерархии своеобразно во времени и пространстве, подвижно и выявляется в социологических опросах. Типы ценностных систем разработал К. Клакхон по признакам: 1) модальности (позитивные и негативные ценности); 2) содержанию; 3) предпочитаемому характеру и стилю действий. Из типологий наиболее важны дуальные оппозиции: 1) индивидуализм – коллективизм; 2) материализм – духовность; 3) автономия – зависимость; 4) активность – приспособление к миру; 5) фатализм – волюнтаризм; 6) традиционализм – инновационность; 7) рационализм – морализм; 8) равенство – неравенство [3].

Определим преобладающие интегративные черты и субкультурное строение российской системы ценностей. Эмпирическую основу выводов дают социологические опросы Фонда «Общественное мнение», проект «Исследование мировых ценностей», опросы Центра «Социоэкспресс» (публикации И.М. Клямкина, В.О. Рукавишникова, М.К. Горшкова, Е.И. Башкировой, И.С. Семененко, Н.И. Лапина). Выяснено, что политика занимала последнее место в иерархии ценностей россиян (на ведущих местах – семья, работа, круг прямого общения). Преобладающий тип ценностей россиян – коллективистский и неэкономический (моралистический), традиционалистский. Сознание россиян «раздвоенное»: один и тот же человек может проявлять полярно противоположные ценности в зависимости от формулировки вопроса анкеты. Е.И. Башкирова установила, что демократические ценности воспринимаются положительно на абстрактном уровне, но крайне скептически оцениваются реальные политические институты, призванные олицетворять демократию и решать проблемы людей. На такой основе распространены разочарованность в демократии, безразличие, упование на сильную персонифицированную власть ради «порядка». Ценностное ядро остаётся идеократичным (а не прагматичным), этатистским, патерналистским.

Современное кризисное состояние российского общества значительно деформирует цивилизационные традиции. Применяя концепцию «рецидивирующей модернизации», можно предположить: многоукладное российское общество откликается на внешний вызов глобализации расслоением. Возникают «островки постиндустриализма» (столицы и крупные города) на фоне нищающей провинции. Обостряется извечный раскол ценностей общества по осям: коллективизм – индивидуализм, равенство – неравенство, безбожие – религиозность, западничество – самобытность.

Ментальное измерение политических ценностей наиболее поддается изменениям, в т.ч. манипулятивным. Социальная аномия, присущая для межсистемных политических ситуаций, породила ярко выраженную «рыхлость» и амбивалентность ценностей. Лонгитюдные исследования общественного мнения, проведенные в начале 2000-х гг. под руководством М.К. Горшкова [4], позволили выделить три ценностные системы россиян: постиндустриальную индивидуалистическую (25-30% респондентов), традиционалистическую коллективистскую (35-40%), противоречиво-аморфную (30-35%). Ранжирование системы ценностных ориентаций показало, что на 1-м месте тезис: «спокойствие совести и душевная гармония» (93,8% опрошенных); на 6-м – «Родина у человека одна, и нехорошо ее покидать» (56,3%); на 7-м: «Жить как все – лучше, чем выделяться среди других» (43,3%); на 13-м: равенство доходов и общественного положения важнее, чем равенство возможностей (28,2%). Вместе с тем, многие ориентации индивидуалистичны. На 2-м месте – суждение «Равенство возможностей важнее, чем равенство доходов и положений» (71,8%); на 3-м – «свобода человека – это возможность быть самому себе хозяином» (66,5%); на 5-м – «только на интересную работу стоит потратить жизнь» (57,6%) и т.д. Согласие с идеями экономической свободы и неравенства слабо сочетается с принятием политических прав и свобод (33,5% - за). Идею «Человек должен стремиться к власти» одобрили только 6,2%. Прослеживалась тенденция роста уравнительных настроений, недоверия к демократическим институтам и действовавшей власти. Сторонники самобытного пути России разделены в политических симпатиях: 31,4% из них – сторонники смешанной республики (опрос 1995 г.); 20,3% - за президентскую республику; 13,7% - за возрождение власти Советов; 11,1% - конституционные монархисты [5].

Субкультурная фрагментация ценностей «по горизонтали» велика. М.К. Горшков в 2000 г. выделил три контрастных модели ценностных систем: западническую индивидуалистическую (25-30% респондентов), традиционалистскую россиецентричную (35-40%) и переходную (30-35%). Причём партийно-идеологические тренды ценностей гораздо сложнее (7 типов), и в обыденном сознании они причудливо переплетаются.

Социологические данные подтверждают вывод: легитимация власти в общественном мнении сохраняет идеократический смысл. В массовом сознании доминирует патерналистская модель отношений между индивидом, обществом и государством [6]. Свыше 20 лет реформ усилили незащищенность, а следовательно, тягу к государственной опеке, что проявляется и в оценке истории страны. Наибольшую популярность получают полководцы-победители, защитники Отечества, осторожные реформаторы. Характерно неприятие в историческом сознании эпох революций, утрат геополитического и экономического влияния [7].

Вертикальная фрагментация ценностей (страна – регион – местность – малая группа) изучена гораздо слабее. Но палитра политических ценностей «окрашена» нелинейно. Российские сообщества проявляют весьма контрастные, а подчас быстро меняющиеся ценностные ориентации. Объяснить это можно с помощью модели диффузии политических нововведений, которые распространяются асимметрично.

В массовом сознании современных россиян выявлен социокультурный раскол, нарастание тенденций безразличия и поверхностного восприятия политики, отчуждение от нее. Одновременно сохраняется весомый (до 30% респондентов) тренд с преобладанием традиционных ценностей. Он неоднороден в оценке преходящих политических событий, но имеет некоторые перспективы мобилизации ввиду кризисности российского общества. Предстоит неотложный выбор политических элит и лидеров: поощрять ли фрагментацию политических ценностей и их смену либо стремиться к творческому развитию самобытных традиций России.

Список литературы:

1. Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия / Сост.Б.С. Ерасов. М., 1998. С. 162-165, 171-175.
2. Редфилд Р. Большая и малая традиции // Великий незнакомец: Крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 200-202; Шамшурин В.И. Консерватизм и свобода. Краснодар, 2003. С. 301-356.
3. Клакхон К. Зеркало для человека. Введение в антропологию. СПб:Евразия, 1998.
4. Горшков М.К. Российское общество в условиях трансформации. 2-е изд. М., 2003. С. 357-363.
5. Там же. С. 122, 222.
6. Седов Л.А. Перемены в стране и в отношении к переменам // Куда идет Россия? М., 1995. С. 194; Грунт З.А. и др. Российская повседневность и политическая культура // Полис. 1996. №4. С. 68.
7. Пихоя Р.Г. Историческая память населения России // Отечественная история. 2002. №3. С. 194-202.

Бойко П.Е.

НРАВСТВЕННАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ ПРАВОСЛАВИЯ

И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ РОССИИ ВО ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ

В настоящее время Россия осознает необходимость единой для всей полиэтничной страны системы духовных ценностей, единой национально-государственной и гражданско-правовой идеи. Крушение советской империи в конце ХХ в. стало катастрофой российского национального самосознания. Неизбежным следствием такого духовного потрясения стали «болезни» всех сфер общественной жизни. Все народы огромной державы оказались перед лицом реальной угрозы прекращения своего исторического бытия, утраты национального самосознания, духовной и культурной самобытности.

На наш взгляд, главная причина русской Голгофы ХХ века – невнимание к философскому осмыслению религиозной идентичности Российского государства. Поскольку религия является субстанциальностью нравственности народного духа, каковая осуществляется в государстве, постольку особенность религиозного мышления народа определяет его культурно-исторический тип.

Представляется весьма актуальной и своевременной мысль ряда современных российских исследователей о том, что глубинные причины неудач России в конце ХХ в. не только в экономике, но и в «слабой или подражательной эпистемологической базе российской гуманитарной науки», в ее одностороннем увлечении англосаксонской инструменталистско-прагматической культурой или постмодернистским эклектизмом и релятивизмом. Все эти дехристианизирующие духовные факторы ведут к разрушению культурно-исторической идентичности России, а следовательно, превращению ее в «отработанный шлак мировой истории».

Однако зададимся вопросом: насколько сегодня в России (и в мировом научном сообществе в целом) адекватен уровень понимания (именно понимания, а не представления, пусть и правильного) действительной духовной сущности православно-христианской, а значит, и русской (российской) культуры и цивилизации? Именно от этого зависит истинность не только постановки вопросов (они сегодня формулируются достаточно точно), но и, самое главное, нахождения логически верных ответов на эти вечные для «загадочной русской души» вопросы. Ведь внутренняя духовная несвобода России заключается в том, что в ней всеобщий принцип христианства еще не получил своего развития в полной мере! Выражаясь поэтическими образами Вл. Соловьева, приходится констатировать, что российский мир, помня об идее Христа, на уровне культурно-исторического явления, тем не менее, тяготеет к Ксерксу. Разрыв между христианской сущностью и «неоязыческим», анти- и / или псевдохристианским явлением до сих пор остается неснятым. И в этом заключается подлинная трагедия русского национального духа.

Таким образом, ключевой вопрос данной статьи: каково философское определение православно-христианской российской культуры?

Отвечая на этот вопрос, многие позитивистски ориентированные исследователи прибегают к сугубо историческим факторам и, например, соотносят православно-русскую культуру с византийским архетипом (в его разнообразных социальных, политико-правовых и экономических составляющих). Доминирует устойчивое убеждение, что подлинное православие или тождественно византизму, или, по крайней мере, имеет в нем свою непреходящую духовную сущность.

Однако культурно-исторический византизм (с его подавлением индивидуально-личностного начала, сильными дохристианскими древнеазиатскими элементами, ветхозаветным «вертикализмом», иерархизмом и архаизмом, боязнью духовных изменений, нравственным и политическим деспотизмом и т.д.) есть исторически пройденная форма православного христианства. Возврат к ней и невозможен, и, что самое главное, духовно опасен, так как грозит разложением самой Идеи Свободы во Христе, подменяет ее архаичностью и духовным деспотизмом ветхозаветного фарисейства, распявшего Христа за проповедь духовного обновления обветшавшей веры в Бога («Я разрушу храм сей рукотворенный, и через три дня воздвигну другой, нерукотворенный» (Мар. 15, 29); «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить» (Мат. 5, 17) и т.д.). Византизм и все его разнообразные современные цивилизационные формы – весьма опасный и тонкий соблазн, который православно-русский мир должен распознать и преодолеть.

По справедливой оценке Н.А. Бердяева, Православие должно выйти из поствизантийского состояния замкнутости и изолированности, должно актуализировать свои сокровенные духовные богатства. «Тогда только оно и приобретет мировое значение» [Бердяев Н.А. Истина Православия // http://lib.ru/HRISTIAN/istina.txt].

Итак, мы возвращаемся к основному вопросу статьи: что же такое современная, православно-христианская культура, каковы ее идейные основания и пути дальнейшего развития? Ответ на поставленный вопрос можно найти в опыте классической философской и богословской мысли. Ее обобщению и было посвящено творчество великих русских христианских философов от Чаадаева до Лосева, сторонников идейного универсализма православного христианства, которое, будучи всеобщим идеализмом, имеет общечеловеческий смысл и возвышается над конфессиональными, этническими и культурно-историческими особенностями отдельных народов и цивилизаций. Русские мыслители категорически не принимали узкое, конфессионально-клерикальное понимание христианства: «Существующие церкви преследуют слишком специальные цели, чтобы с ними можно было связывать всю нашу культуру вообще. Они культивируют особую, вероисповедную религиозность, то, что именуется церковностью, с особой иерархией, особыми обрядами, особыми догматами» [Спекторский Е.В. Христианство и культура. Прага, 1925. С. 17].

По справедливой оценке Н.А. Бердяева, «признание исключительного духовного значения Православия как наиболее чистой формы христианства не должно порождать в нем самодовольства и вести к отрицанию значения западного христианства. Наоборот, мы должны узнать западное христианство и многому учиться у него. Мы должны стремиться к христианскому единению… Христианство не может быть изолировано от мира, и оно продолжает в нем движение, не отделяясь и оставаясь в мире, должно быть победителем мира, а не быть побежденным» [Бердяев Н.А. Истина Православия // http://lib.ru/HRISTIAN/istina.txt].

Очевидно, что всем особенным конфессиональным моментам нужно противопоставить всеобщий критерий подлинно христианского отношения к жизни – приверженность разуму и добродетели как Божественному в человеке. Христианин – это тот, кто живет духовной, т.е. разумной и добродетельной жизнью, органично сочетая теорию (мысль) и практику как соответствующее ей действие. По сути, это и означает, что источником православно-христианской культуры является всеобщая диалектика абсолютного идеализма, в которой совпадают божественное и человеческое духовное бытие.

Итак, классическая христианская философия и теология понимает православно-христианскую культуру как опыт духовно-творческой жизни, снимающей ограниченность природного в человеке и утверждающей его бесконечную свободу в Логосе-Христе. Именно эту всеобщую свободу духовной, социальной и экономической жизни и должна реализовать современная российская цивилизация. Она должна стремиться к подлинному общенациональному единству, гражданской солидарности, диалогу в сфере межконфессиональных и социальных отношений.

Из всего сказанного следует вывод о том, что на сегодняшний день, несмотря на глубочайший кризис нашего социального и духовного бытия, мы не исчерпали себя, но исторически подошли к разумной реальности духа народа России, его цивилизационного, православно-соборного самосознания как основания единой российской нации-государства. От олигархическо-чиновничьей России «мертвых душ» (Гоголь) мы должны прийти к духовно живой, свободной и творческой России.

Тер-Геворкян Н.А.

К ВОПРОСУ О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ

Прошло или проходит время бурных дискуссий и сопротивления авантюрному реформированию всей отечественной системы образования. Пришло время, анализируя уже результаты 20-летнего действа на этой жизненно важной ниве, не открещиваться от объективных данных и, не отвлекаясь на вечный поиск «кто виноват?», намечать более важное – «что делать?»

Поскольку мы подобострастно копировали европейскую систему образования, то к некоторым европейским данным я и обращусь. Ещё в 50-е годы прошлого века, как известно, самые экономически развитые страны с самым высоким ВВП на душу населения оказались в лидерах по цифрам суицида, в том числе среди молодёжи. Хотя сам факт самоубийства анализировался и в более ранние времена, но объективные данные по экономически благополучным странам давали дополнительный материал для понимания этого грустного явления. На поверхность выходили уже не проблемы материального неблагополучия, а скорее проблемы этического характера. Как сообщал австрийский психоаналитик Виктор Франкл в своей работе «Человек в поисках смысла», из опрошенных в США 189 тысяч студентов 360 университетов 73% на вопрос о цели их жизни ответили: «придти к мировоззрению, которое сделало бы жизнь осмысленной». Что вопрос был далеко не праздный, подтверждали и цифры, полученные исследователем уже в Австрии: из 1500 молодых людей 87% сказали, что без идеала жизнь теряет смысл. Это отсутствие смысла В. Франкл назовёт «экзистенциальным вакуумом» и объяснит на его основе многие отрицательные явления общественной жизни – от наркомании до половой неразборчивости, убийств и самоубийств.(1). Чуть позже, в 60-е годы, анализируя эти же процессы, немецкий канцлер Вилли Брандт обозначит их как ПРОБЛЕМУ ОБРАЗА ЖИЗНИ.

Означенную проблему подвергли скрупулёзному исследованию учёные в обоих противоборствующих лагерях. Наши статистические показатели тогда оказались в разы меньше. Даже если отвести в сторону идеологический момент, который особенно муссировался, объективное основание такого результата всё же было определено верно: всеобщая занятость, работа по специальности, провозглашённые высокие общественные идеалы, достижение которых требовало серьёзных усилий, то есть наличие того, чего не доставало европейской молодёжи. Всё это были факторы, выполнявшие роль привязки к жизни, сохранения безусловного интереса к ней.

Обратимся теперь к некоторым современным цифрам. По данным Всемирной организации здравоохранения за 2011 год, Россия относится к странам с высоким и очень высоким уровнем самоубийств – свыше 20 человек на 100 тысяч населения. Число самоубийств среди молодёжи за последнее десятилетие выросло в 3 раза, показатель тот же: 20 на 100 тысяч молодых людей, что превышает средний мировой уровень в 2,7 раза. (Для сравнения: данные по США – 11,8 на 100 тысяч, Германии – 9,5, Израилю – 5,8). Мы, действительно, сегодня не имеем того основания, на котором прежде основывались оптимистические показатели: ни всеобщей занятости молодёжи, ни работы по полученной специальности (в довольно распространённом варианте!), ни тем более высоких идеалов, если не принимать за них ориентир на «цивилизованные страны». Понимая значимость смысла жизни, наше преподавательское сообщество может кое-что сделать, не ожидая высших указаний. Хотя к этому смыслу человек приходит самостоятельно, но подводят к нему всё-таки добрые руки и образованность воспитателей, учителей, вузовских преподавателей. Наша задача: начиная с детсадовского возраста и до студенчества способствовать формированию таких привязок к жизни, которые в трудный момент всё-таки удержат юного человека от опасного шага.

Вероятно, уже в подростковом возрасте можно ребят знакомить с результатами исследования нашего блестящего учёного И.И. Мечникова. Ещё в конце Х1Х века, анализируя данные по молодёжному суициду, в замечательной работе «Этюды оптимизма» он указал на важнейшую объективную особенность: не одновременность развития ТЕЛА и ДУШИ. «Я убеждён, - писал Илья Ильич в Предисловии к третьему изданию «Этюдов оптимизма», - что трагическое решению столь многих молодых сил… зависит в значительной степени от их незнания того основного закона душевного развития, по которому смысл и цель жизни познаются не в ранней молодости, а в более позднем возрасте» (2).

Итак, тело и душа имеют свои этапы развития. Потому Мечников предупреждает о естественной дисгармонии в развитии высших психических функций. «Молодые люди, - отмечает он, - формулируют свои требования от жизни рано, когда ещё не способны судить о реальном соотношении явлений; они не понимают, что силы их далеко не достаточны для осуществления их стремлений, так как воля есть одна из наиболее поздно развивающихся способностей человека (3, - Выделено мною – Н.Т.-Г.). Наконец, его окончательный вывод: «Душевная эволюция в старости совершает значительный шаг вперёд. Даже не принимая гипотезы инстинкта естественной смерти, завершающего нормальную жизнь, нельзя отрицать того, что молодость только подготовительная ступень и что лишь в известном возрасте душа достигает своего полного развития. Признание это должно составлять основной принцип науки жизни и руководить педагогией и практической философией» (4).

Из приведённых высказываний великого учёного выделим 3 понятия: цель жизни, смысл жизни и воля к жизни, содержание которых практика и теория ХХ века смогли основательно дополнить. ВОЗ называет главную причину молодёжных суицидов – депрессию, как результат неразделённой любви, конфликта с родителями, сверстниками, одиночество и т.д. Здесь, действительно, абсолютно необходима педагогическая роль старшего поколения, которое само должно быть достаточно информировано в этом вопросе. Иными словами, сам процесс и характер развития тела и души юные должны узнать от нас. Такое знание в критический момент может оказаться полезным. Значит, именно в этот детский, подростковый и ранний юношеский период встаёт во всю свою огромную значимость задача воспитания души, чтобы, по возможности, сократить разрыв в развитии двух частей – тела и души, не дать человеку остаться только телом, а душу заменить чувствами. (Как у Казановы в описании Ст. Цвейга: «У него, счастливца, есть лишь чувственность и нет души» (5). И здесь постараемся не упустить очень важный момент: естественное развитие тела и чувств может в лучшем случае – с помощью образования – определить цель жизни. Надо признаться, довольно часто юное поколение именно на этот момент ставит основной акцент. Это подсказывают и результаты наших опросов, проводимых на протяжении ряда лет. Не буду останавливаться на ответах, которые однозначно подтверждают мысль Ф.М.Достоевского о том, что «народ переделать очень трудно…Развитие народа совершается веками, уничтожение добытого им может быть задачей тоже одних только веков…»(6). Достаточно сказать в этой связи, что на вопрос об идеале («должен ли быть у человека идеал?») 80-90% отвечали утвердительно (как и у В. Франкла более полувека назад), но само понимание идеала скорее не доходило до уровня смысла жизни, оставаясь в границах цели жизни. Так, отвечая на вопрос «зачем человек живёт?» абсолютное большинство студентов первые места определили следующим образом: «оставить после себя потомство; получать радость от жизни; принести благо близким». Последние 4 места, с небольшими вариациями в процентах, отдавались идеям: «прославиться; принести благо Родине; испытать радость творчества; сделать профессиональную карьеру».

Нельзя не согласиться с утверждением нашего кубанского автора М.А. Беляловой о том, что «цель всегда имела в основе синтетическое мышление, т.е. синтез – анализ, синтез – обобщение в сфере взаимосвязи индивида с окружающим миром. В вузе, естественно, взаимодействуют три подцели – соединение ценностей Я с ценностями профессии, ценностей образования и жизненного самоопределения, ценностей личной жизни и гражданского служения делу»(7). Иными словами, уже к студенческому возрасту должна душа постепенно вырасти до того уровня, когда будет происходить слияние цели и смысла жизни, когда не смысл опустится до цели («оставить после себя потомство…»), а именно смысл станет определяющим моментом в целевом движении человека (быть хорошим врачом, педагогом, инженером, чтобы принести как можно больше блага людям и своей Родине).

В этой связи невольно вспоминается всем хорошо известная притча о трёх каменщиках, делавших одно общее дело и давших три разных ответа на вопрос, что они делают: один сказал: «кирпичи кладу»; другой: «деньги зарабатываю, чтоб семью прокормить»; а третий: «я людям дом строю». Хотя момент истины можно обнаружить в каждом ответе, но именно последний вобрал в себя не только объяснение процесса, не только желание блага малому кругу – семье, но и желание добра как можно большему количеству людей. Именно здесь можно ожидать и добротно выполненную работу, и творческое начало. Здесь происходят два самых важных явления: соединение собственного Я с многозначным, многовариантным Мы и, соответственно, переход от цели жизни, вершиной и пределом которой остаётся второй ответ, к смыслу жизни, который поднимает человека до собственно человеческой сущности, до истинно человеческого Я, кем бы по своим генетическим задаткам не было это Я – то ли великим художником Тицианом, умершим в 99 лет с кистью в руках, то ли тем самым третьим каменщиком, который для людей, не разделяя их по национальным, религиозным или ещё каким признакам, строил дом. Иными словами, этика любви и добра, ставшая основанием человеческого деяния только и может наполнить жизнь человека смыслом, спасти от суеты и бессмыслицы жизни. Современные данные по суициду ведут к одному: без воспитания души, которая вместе с развитием интеллекта помогает определить смысл собственной жизни, с этой бедой не справиться. Именно душа делает человека ответственным перед другими людьми, перед землёй, на которой рождён, душа выводит добро за пределы материальной ценности, делает его ценностью духовной. Имеющиеся на сегодня данные показывают: подготовка «квалифицированного потребителя» современной системой образования, начиная с программ детских садов вкупе с тем, что детям предлагают современные «сказочники» и кончая куцей гуманитарной составляющей школьной программы есть движение в НИКУДА, в бессмыслицу жизни, какую бы буйность спортивного или «музыкально»-развлекательного характера нам не демонстрировали. Чтобы сформировать в человеке творческое начало, ориентированное на поиск гармонии, тот самый один из основных компонентов живой души, надо, начиная с младенчества, пройти все этапы обучения и воспитания, где будут и определённые требования, доведение выполнения этих требований – через усилие! – до навыка, выполнения с удовольствием и, наконец, желания выполнять ту или иную работу, будь то забота о птичках или кошечках, живущих в доме, помощь взрослым, необходимость сделать уроки и т.д., до высшей стадии – желания, той самой воле, о которой писал Илья Ильич Мечников, всё сделать хорошо. Так постепенно и постоянно выдвигаемые и выполняемые требования, становясь требованиями не с чьей-то стороны, а самотребованием способствуют формированию живой души. Взращенные на такой добротной почве интересы становятся смыслом жизни, безусловным желанием принести в этот прекрасный мир как можно больше добра. Этот найденный смысл и может оказаться той важнейшей привязкой к жизни, которая удержит юного человека в трудный момент от опасного шага.

Список литературы:

1. В. Франкл. Человек в поисках смысла. – М., 1990. С. 28, 66, 308.

2. И.И.Мечников. Этюды оптимизма. ­­­– М., 1988. С.16.

3. Там же. С.226.

4. Там же. С. 265.

5. Ст. Цвейг. Три певца своей жизни. Казанова – Стендаль - Толстой. // Собр. соч. Т.УП. Л., 1929. С.52.

6. Ф.М.Достоевский. Искания и размышления. – М., 1983. С.127.

7. Белялова М.А. Формирование профессионально-исследовательской культуры студента. – Краснодар, 2011. С.7.

Билалов М.И.

РЕГИОНАЛИЗАЦИЯ, ПЛЮРАЛИЗАЦИЯ И

ИНДИВИДУАЛИЗАЦИЯ ЦЕННОСТЕЙ КАК АЛЬТЕРНАТИВА КУЛЬТУРНЫМ УГРОЗАМ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Глобализация резко обострила противоречия, веками и тысячелетиями сопровождавшие человечество, она вывела их на качественно и количественно иной уровень, превратив некогда региональные проблемы во всемирные, и в тоже время породив принципиально новые, никогда прежде не существовавшие проблемы и разногласия. Основным противоречием формирующегося нового глобального информационного общества, основанного на сетевых информационных структурах, является противоречие между глобализацией мира и самобытностью (идентичностью) конкретного социума. «В значительной степени острота современных противоречий обусловлена столкновением двух тенденций – процессом интеграции, в том числе и в области культуры, и стремлением национальных, локальных культур отстоять свою самобытность и независимость» [13,12]. И. Лисеев обращает внимание на процессы глокализации (сочетание глобальных процессов с местными локальными особенностями, традициями национальной культуры), «которые, оказывая все возрастающее влияние на мировоззрение людей, вызывают серьезное беспокойство и, прежде всего, у представителей слаборазвитых и развивающихся государств, которые полагают, что результатом глобализации является растворение их самобытных культур в новых экономических и торговых процессах, которые они по этой причине отвергают, считая их опасными для себя» [8,15]. М.Кастельс приводит основные группы сообществ, которые, по его мнению, могут через самобытность сопротивления перейти к самобытности, устремленной в будущее и направленной на преобразование общества в целом с одновременным сохранением ценностей сопротивления доминирующим интересам глобальных потоков капитала и информации. Это, прежде всего, религиозные, национальные и территориальные сообщества. Кастельс подчеркивает особую важность учета этнического фактора, который выступает в качестве ведущего фактора как угнетения, так и освобождения и привлекается в поддержку других форм самобытности сообществ [См.:3].

Настоящая конференция имеет своим предметом вопросы этической культуры. Перспективы сохранения нравственных ценностей неразрывны с сохранением этнонациональных и религиозных ценностей. В своем докладе хочу сослаться на видение этих проблем в основательном обсуждении весьма компетентных специалистов – на Всероссийской научно-теоретической конференции (г. Махачкала, 25-26 сентября 2008 г.) «Этнонациональные ценности в условиях глобализации», на которой многие связывали проблему с гражданскими обществами, строящимися с разной степенью успешности строятся в российских национальных регионах. Но можно согласиться с М.Даниловой: в государствах, строящих гражданское общество по западной модели, ни парламентаризм, ни независимая пресса, ни многочисленные негосударственные организации, ни частная собственность и развитие предпринимательства не означают, что общество действительно восприняло «западную» модель государственного устройства. Она может действовать обособленно, но в случае ее конфликта с «западной» моделью последняя будет обречена [6,17]. Такую угрозу отметили и другие, подчеркивая пагубность глобализации и западного типа гражданских обществ для этноконфессиональных ценностей. «Отсутствие общей идеологической платформы для полиэтнического и поликонфессионального российского общества – важнейший фактор его слабости, открытости для экспансии западных ценностей, представляющих угрозу для целостности государства» [2,26]. Другой автор свою озабоченность самобытностю российских ценностей связывает с европоцентризмом: «стремительные процессы трансформации ценностных оснований современного российского общества имеют своим следствием, с одной стороны, европеизацию (или американизацию), с другой стороны, заметную архаизацию массового сознания. Конечно, при общей тенденции современной культуры к постмодернистской мозаичности и полистилистичности, наивно ожидать возрождения ценностно-смыслового единообразия. Однако и существующая ныне поляризация – явление весьма опасное. Стремление же консолидировать общество на основе одной из этих полярных установок – также вряд ли может иметь перспективу» [11,211 ].

Современные российские философы считают, что в цивилизационных истоках русской национальной традиции есть серьезные основания для выработки такого пути развития, основной ценностью которого являлась бы ориентация не на всевозрастающее материальное производство и потребительство, а на аскетическую умеренность, основанную на приоритете духовных ценностей. Среди духовных же ценностей на первом плане должны быть религиозные ценности, бессердечному рационализму должны противостоять теплота человеческих отношений и христианское самопожертвование, индивидуализму - братская взаимопомощь и коллективизм.

Как известно, Н. Бердяев был глубоко убежден, что русский народ не является народом культуры, основанной на упорядоченных, рациональных началах, а предстает как народ откровений и вдохновений. Несочетаемая, негармонизируемая противоречивость и двойственность (с доминированием восточного) пронизывают все основные характеристики русского духа: деспотизм, гипертрофию государства и анархизм, склонность к насилию и доброте, индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм, национализм и всечеловечность, искание Бога и воинствующее безбожие, смирение и наглость, рабство и бунт. Эти противоречивые цивилизационные черты русского национального характера и предопределили всю сложность и катаклизмы российской истории, в том числе в сфере духовности и политики.

Нетрудно заметить, что глубинные истоки своеобразия ценностей народов лежат в противостоянии рационального и иррационального в национальной ментальности. Выдвигая духовные основы жизни на первый план (своеобразный средневековый вариант социального бытия), ныне постмодернизм заостряет внимание на иррационализации человеческого духа. Тенденция эта, универсальная и вечная для человеческого духа (наряду с рационализацией), набирает новое дыхание еще с конца XIX века. Фрейд, Фромм, Маркузе, Кьеркегор, Хайдеггер, Ясперс и другие выдающиеся философы дают резко отличающееся от традиционно рационалистического представление о природе мышления.

Вместе с этой тенденцией в политике, культуре и духовной жизни развитых стран Запада в конце XIX и в ХХ веке происходит качественный поворот в науке – появляется неклассический ее этап и уже просматриваются признаки постнеклассического знания. Но самое главное следствие поворота науки к неклассике и постнеклассике – это иррационализация культуры. Таким образом, понимание сущности человека видными философами ХХ века как иррациональной, ориентированной на удовлетворение психологических потребностей, на рубеже веков и тысячелетий усиливается иррационализацией человеческого мышления и поведения как мировой тенденцией глобализации.

Отход от прежнего рационализма, так называемого целерационализма (М.Вебер) и сциентизма (абсолютизации роли науки), присущих классическим гражданским обществам, и переход со второй половины ХХ столетия в новую рациональность (ценностную рациональность – М.Вебер) сказались и в истории государственного управления, где модель Вебера-Вильсона, отражавшая классическую рациональность с признаками элементаризма, редукционизма и механицизма, постепенно сменяется «государственным менеджментом», ориентированным на «рациональность не столько как реализацию поставленной цели, сколько как процесс согласования целей различных акторов» - государства, социальных групп, общественности. В целом, новый рационализм, основу которых составляют эти новые рациональности, нацелен на диалог и полилог цивилизаций, умение быть толерантным и воспринимать позицию оппонентов. Он должен содействовать сближению Запада с Востоком [5,141].

Ключевой характер для понимания места России в мировой культуре и цивилизации обретает связка двух пар оппозиций: рационализм и иррационализм – индивидуализм и коллективизм. Это связано с тем, что в мировой политике становится массовым все более болезненное восприятие или даже неприятие таких незыблемых и приоритетных ценностей либеральной демократии, как права человека и свобода личности. Ведь одним из глубинных оснований человека является познавательное отношение человека к миру, о котором он волен в зависимости от среды духовного и природного обитания, индивидуальных и иных интересов составлять собственную систему взглядов, ценностей и т. п. Так оно и происходит, что уже закладывает основу для плюрализма. Множественность равноправных интерпретаций, к которой как факту люди должны относиться терпимо, порождает конфликт различных версий нравственного, политического, религиозного и т. п. поведения.

Следовательно, рационализм и иррационализм обусловливают соперничество в другой паре ценностей – индивидуализме и коллективизме. При этом, теоретики либеральной демократии преподносят индивидуализм как естественное состояние человека, а коллективизм – как навязанную, неестественную жизненную позицию, поскольку он противоречит рациональности. Социализм, коллективизм, солидарность, делающие ставку на массовое движение и иррациональное, якобы несовместимы с рациональностью – таковы доводы апологетов либерального гражданского общества, представляющих его как систему, разумно функционирующую, благодаря не столько рациональным действиям руководителей государства, сколько рациональным действиям составляющих общество индивидов. Выходит, что рационалистический и иррационалистический подходы к миропониманию порождают также весьма заметные различия в выборе стратегий цивилизационного развития.

Все же имеется единодушие в отечественном социальном познании в том, что «кризис культуры этноса в первую очередь означает слом прежних и формирование новых ценностей», и факторами ценностных изменений выступают принятие потребительского стандарта сегодняшнего Запада, изменения в институте нуклеарной семьи, возрастающий развлекательный характер искусства, свойственный массовый культуре, а также рост в пространстве культуры любого этноса числа бинарных оппозиций, что может привести к утрате синтезирующей основы культуры этноса [1, 36-37]. Ведь культура «пронизана разного рода границами». «В философии культуры и в культурологии довольно распространен взгляд на культуру как на систему границ, каждая из которых наделена своей избирательной и пропускной способностью отделять «свое» от «чужого», очищать пространство культуры от внешнего хаоса,«грязи», «шума».Функция культурной границы троякая: отделять свое от «чужого», помещать чужое в «карантин», и преобразовывать «чужое» в свое…Наиболее устойчивыми определителями таких границ являются государственная суверенность и функционирование национального языка. А вот пространства национальной культуры могут выходить сколь угодно далеко за пределы государственно-национального образования» [10, 20].

И в этой связи уместен аргумент регионализации территории России. Необходимо пересмотреть территориальное деление страны на исторически сложившиеся субъекты и перевести его на рельсы объединения и укрупнения с учетом общности или близости языка, традиций, религий и т.п. Регионализация ценностей как позитивная тенденция глобализации в противовес американизации или вестернизации предполагает постоянное разумное обновление иерархии ценностей и в то же время избавляет общество от тщетной мобилизации экономических и политических усилий ради сохранения отжившего и не отвечающего времени – языковых диалектов, наречий, местнических традиций и т.п. локально-ограниченных основ этнического бытия. Прошли времена, когда человечество представляло собой единство самобытных этносов и цивилизаций. Глобализация привело человечество к подлинно целому, хотя и раздираемому противоречивыми тенденциями, в котором быстро сокращается число национальных культур, способных сопротивляться «кошмару» прогресса.

При этом, вместе с В.Г.Федотовой, нам хотелось бы обратить внимание участников конференции на следующее. В последние два десятилетия в России проводится государственная политика на отход от фундаментальных ценностей ее народов, таких, как коллективизм, вера в авторитеты, недостаточная рациональность и т.п. «Идея смены духовной идентичности укоренилась во всех российских реформах» [12, 186]. В то же время, во всем мире уже осознано «усиление вариантности и плюрализма в выборе путей улучшения обществ» и «ценностные подходы и вненаучные представления, связанные с традициями и обычаями, и даже желание людей устроить все по своему произволу, сломав традиции, обычаи и навязываемые сверху научно или политически обоснованные модели, сегодня могут быть реализованы. Это одна из причин роста нестабильности и риска, связанная со стремлением либертаризма победить демократию и расширить возможности человека до пределов всяческих границ» [12,199]. Возможно, агрессивная активность новолибералов уравновесится лелеемой либертаризмом свободой ненасилия и нам удастся отстоять «жесткое ядро» фундаментальных ценностей отечественной культуры, но ручаться за сохранность его «предохранительного пояса» (И.Лакатос) из традиций и обычаев – вряд ли кто осмелится.