Международный союз немецкой культуры

Международная ассоциация исследователей истории и культуры

российских немцев

4-я международная научно-практическая конференция

«Два с половиной века с Россией

(к 250-летию начала массового переселения немцев в Россию)»

Москва, 24-26 августа 2012 года

ТЕЗИСЫ ДОКЛАДОВ,

присланные на конкурс для участия в конференции

ОГЛАВЛЕНИЕ

Немецкая колонизация России: общие проблемы Кригер В. (Гейдельберг. Германия). Значение и роль юбилейных дат в истории поволжских немцев. Венгер Н.В. (Днепропетровск. Украина). Немецкая колонизация и российский национализм: динамика взаимных рефлексий (1760–1917). Черказьянова И.В. (Санкт-Петербург). Д.В. Цветаев и Г.Г. Писаревский (к вопросу о формировании взглядов на иностранную колонизацию в России) Иларионова Т.С. (Москва). Немцы на государственной службе России: национальные особенности профессионального выбора. Кучеренко А.А. (Херсон. Украина). Проблема места немецкой колонизации в историческом развитии России (конца ХVІІІ – ХІХ в.) Ходченко Е.Е. (Днепропетровск. Украина). Сравнительный анализ заселения пограничных территорий России и Северной Америки немецкими поселенцами. Бургарт Л.А. (Усть-Каменогорск. Казахстан). Немецкие поселения в России: моноконфессиональная модель (к вопросу исторической оценки). Малиновский М.Л. (Барнаул).Культуртрегерская миссия немецких колонистов в России(1762-1914 гг.) Немецкая колонизация России: региональные и местные аспекты Ярков А.П. (Тюмень) Сибирский социум (аборигены, коренные, пришлые и иностранцы)в трансформационных процессах 1708-1789 гг.: и в поисках идентичности (к 300-летию первого лютеранского прихода в Сибири) Чернова-Дёке Т. (Берлин. Германия). Немецкий компонент в освоении северокавказского региона в свете политики иностранной колонизации Екатерины II. Зейналова С.М. (Баку. Азербайджан). Немецкая община в контексте формирования европейских этнических общин на Кавказе (XIX - начало XX вв.). Бахарева О.Я. (Оренбург). Поселение немцев в Оренбургской губернии (1743 – октябрь 1917) Кретинин С.В. (Воронеж). Немецкие колонисты в Царстве Польском: проблемы адаптации, интеграции, взаимоотношений с коренным населением. Гентшке В.Л. (Москва). «Немецкий компонент» в жизни Туркестанского общества: специфика формирования (до 1917 г.) Мухамедова (Кох) Л. (Ашхабад. Туркмения). Историяя возникновения немецких посёлков в Туркменистане. Берзиня И. (Рига. Латвия).Отражение процесса колонизации Курляндии немецкими поселенцами из Волынив исторических документах и материалах. Ганкевич В.Ю. (Симферополь. Украина). Возникновение, развитие и продажа Ангальтской колонии на юге Украины: первый период в истории Аскании-Нова (1828-1856 гг.). Черных А.В. (Пермь). Историческая память и исторические предания немцев Урала о формировании немецкого населения региона в конце ХIХ – начале ХХ в. Ананян Е.В. (Волжск). Немцы Поволжья: от иммиграции к эмиграции (1760-е – 1880-е гг.) Российские немцы в дореволюционный период Майорова А.С. (Саратов). Причины участия иностранных колонистов в восстании под предводительством Пугачева. Калинина О.С. (Саратов). Нормы и аномалии поведения немецких поселян Саратовского Правобережья (XIX – начала XX вв.) Бичанина З.И. (Саратов). Социокультурная жизнь немцев Саратова в 1870-х – 1930-х гг. Задерейчук И.А. (Симферополь. Украина). Участие немцев в работе Крымского земства как пример межнационального сотрудничества. Ерохина О.В (Урюпинск).Немецкие католические общины Донской области конца XIX- начала ХХ в. Карсанова Н.В. (Владикавказ). Немецкая колонистская община Михайловское (Михайлсдорф): экономическая история. Гусейнов Г.-Р.А.-К. (Махачкала). Немцы, которых мы потеряли и которые с нами…: новые факты из истории взаимоотношений немцев и кумыков Дагестана. Костюк М.П. (Луцк. Украина). Формирование немецкого землевладения на Волыни(ХІХ – начало ХХ вв.) Кротт И.И. (Омск). Немецкое предпринимательство в Западной Сибири в конце XIX – начале XX вв.: социокультурные условия адаптации Шевченко А.В. (Тольятти). Самарская Евангелическо-лютеранская община и губернские власти: взаимодействие и противоречия (второй половине XIX - начале XX веков). Недзелюк Т. Г. (Новосибирск).Метрические книги немецких католических приходов Сибири в Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга. Плесская Э.Г. (Одесса. Украина). Столкновения националистических и либеральных взглядов в процессе реформирования немецкой национальной школы (1881-1914). Солодова В.В. (Одесса. Украина). Поиски архитектурной образности в творчестве архитекторов немецкого происхождения в Одессе XIX – нач. XX вв. Каковкина О. Н.(Днепропетровск. Украина). Российские немцы на Всероссийских Археологических съездах второй половины XIX – начала XX вв. Шевчук Н.А. (Одесса. Украина). Профессора и сотрудники немецкого происхождения в Императорском Новороссийском университете. Синкевич Е.Г. (Николаев. Украина). Исследование немцев-колонистов в полиэтническом окружении юга Российской империи. Фурман Е.Л. (Волгоград). Немецкие колонии Поволжья и кооперативное движение в России (1906-1917 гг.) Алишина Г.Н. (Томск). Критерии выявления «внутренних врагов» в Российской империи в годы Первой мировой войны Кадол А.Н. (Кривой Рог. Украина). Доктрина немецкой «пятой колонны» в этнополитике царизма в годы Первой мировой войны и роль военно-полицейских властей в «немецком вопросе» (на материалах украинских губерний Российской империи) Российские немцы в советское время Герман А.А. (Саратов). Российские немцы в ХХ веке в контексте трансформаций государства и общества Агасиев И. К. (Баку. Азербайджан). Особенности общественно-политической жизни немецких колонистов в период Азербайджанской демократической республики Алексеенко М.А. (Костанай. Казахстан). Участие немцев в становлении советского и партийного аппарата Кустанайского уезда и губернии. Панга Е.В. (Саратов). Организационные формы кустарно-промыслового производства на территории немецкой автономии в 1920-е годы Нам И.В. (Томск) Лютеранская община Томска в 1920-е годы Пичуков В. П. (Гомель. Беларусь). Сельские немцы Белорусской ССР межвоенного периода в иноэтничной среде. Татаринов И.Е. (Луганск. Украина).«Большой террор» на Украине: некоторые особенности проведения немецкой операции НКВД. Малиновский Л.В. (Барнаул).Журнал «Немецкая жизнь в России»как исторический источник Бобылёва С.И. (Днепропетровск. Украина). Реконструкция психологического состояния немецкого населения Украины в период фашистской оккупации Клец В.К. (Днепропетровск. Украина). Повседневная жизнь немцев Украины в условиях нацистской оккупации 1941-1944 гг. Мартыненко В.Л. (Сумы. Украина). Административные переселения немецкого населения Украины в годы Второй мировой войны (1942-1944). Волкова Т.П. (Алматы. Казахстан). Проблема депортации немцев в Казахстанском научном дискурсе. Кириллов В.М. (Нижний Тагил).Трудмобилизованные немцы в лагерях Урала: формирование контингента, условия жизни и труда (историко-сравнительный анализ) Гонцова М.В. (Нижний Тагил). Условия выживания немцев-трудармейцев в годы Великой Отечественной войны: три ракурса исследовательской перспективы. Маркдорф Н.М. (Кемерово). Интернированные граждане Германии в Западной Сибири: 1945-1950 гг. Разинков С.Л. (Нижний Тагил) Спецпоселение советских немцев на территории Урала (1945 - 1955 гг.): опыт создания электронной базы данных. Конев Е.В.  (Новокузнецк). Городские немцы Западной Сибири во второй половине XX века. Коняева А.В. (Кисловка Томской области). Судьбы российских немцев и их роль в развитии Томского района и Томской области.(1940-е гг.- начало XXI-го века.) Моргунов К.А. (Оренбург). Религиозные традиции немцев-меннонитов Оренбургской области в условиях атеистической пропаганды (1945-1991 гг.) Жидкова Е.М. (Самара). Религиозная ситуация в Куйбышевской области и советские немцы в годы хрущевской антирелигиозной кампании» Дик П.Ф. (Костанай. Казахстан). Специфика мировосприятия немцев в советском Казахстане. Мозговая О.С. (Саратов). Проблема эмиграции советских немцев в 1960-1970 гг.: взгляд из ФРГ (по материалам Политического архива МИД Германии (Politisches Archiv des Auswrtigen Amts) и Бундесархив (Bundesarchiv) Вопросы демографии, этнографии, микроистории российских немцев Мешков Д. (Фрайбург - Дюссельдорф). Демографическое развитие и семья в немецких колониях Причерноморья 1800-1870 гг. (из опыта применения метода реконструкции семей). Фаузер Г.Н. (Сыктывкар). Демографические факторы численности населения российских немцев Славина Л.Н. (Красноярск) Основные итоги социально-демографического развития российских немцев в советский период (на материалах Красноярского края. Мотревич В.П. (Екатеринбург).Немецкое население Урала накануне Второй мировой войны Матвеева Н.В. (Качканар). Трансформация социально-демографических характеристик немцев СССР в 1950-х гг.: общее и особенное в масштабах страны и Урала (по материалам Всесоюзной переписи населения 1959 г.). Смирнова Т.Б.(Омск.). От переписи к переписи: причины изменения численности российских немцев в последнее десятилетие. Буданова Ю.П. (Лисаковск. Казахстан). Планировка и традиции домостроения в немецких переселенческих поселках, основанных в начале ХХ века в Кустанайском уезде Тургайской области. Шнайдер В.Г. (Армавир). Брак у немцев г. Армавира (конец XIX в. – 1941 г.) Вайман Д.И. (Пермь).Весенний период календарных праздников и обрядов немцев Урала в конце ХIХ – начале ХХ в. Курманова С.Р. (Омск). Стабильность системы питания сибирских немцев как результат успешной адаптации. Плохотнюк Т.Н. (Ставрополь). «Cъемки ближним и крупным планом» или «ready-made» немецкого сюжета российской истории: микроистория как направление в исследованиях истории и культуры российских немцев Задерейчук А.А. (Симферополь. Украина). Немецкий род Фальц-Фейнов и его вклад в развитие Юга Российской империи (1807 – 1919 гг). Гунгер Ю.В. (Краснотурьинск). Контрактер Вильгельм Фридрих Штифт: у истоков русской маркшейдерии. Ерина Е.М. (Энгельс). Август Фридрихович (Фёдорович) Лонзингер, учёный лингвист, преподаватель, писатель Проблемы языка и литературного творчества российских немцев Москвина Т.Н. (Барнаул). Язык как составляющая национальной идентичности российских немцев. Байкова О. В.(Киров). К вопросу об истории исследования немецких островных говоров в России Москалюк Л.И. (Барнаул). Диалектная вариативность в островных российско-немецких говорах. Богословская З.М., Костомаров П.И. (Томск). Особенности текстовой организации немецкого народно-разговорного языка индивида. Меркурьева В.Б. (Иркутск). Номинация понятия “Haimat/Родина» российскими немцами. Криворотова К.В. (Томск).Объективация концепта «дом» в речи индивида – представителя российских немцев Александров О.А. (Томск). Языковая биография или «устная история языка» немцев Томской области. Орехова Н.Н., Обухова О.Н. (Глазов). Этносоциологическое направление в исследованиях лингвокультуры немцев Глазова (по материалам полевых исследований) Осипчук О.С. (Омск). Выражение концептуальной составляющей «Verantwortlichkeit/ответственность» в языке российских немцев, проживающих в Азовском немецком национальном районе и других районах Омской области. Сержанова Ж.А. (Красноярск). Лингвистический аспект речевого поведения немцев Красноярского края Смоля М.С.(Барнаул). Демографическая ситуация в михайловском языковом ареале. Трубавина Н.В. (Барнаул). Влияние русского языка на синтаксическую систему островных немецких говоров Алтая Чистюхина Е.А.(Барнаул). Шванк как средство отражения этнической картины мира российских немцев Фитц А. (Мюнхен. Германия). О литературе и самоидентичности российских немцев. Выходцева О.Б. (Веселоярск). Российско-германский исследовательский социально- культурный проект «Андреас Крамер. Для творчества нет границ!». Дискуссионные вопросы современного положения этнических немцев на постсоветском пространстве Иноятова Д.М. (Ташкент. Узбекистан). Немцы в современном Узбекистане: проблемы и перспективы развития. Басалаева Н.В. (Лесосибирск).Психологические особенности молодежи, проживающей в разных социокультурных условиях (на примере российских немцев и русских) Кахаров Н.Н. (Ташкент. Узбекистан). К проблеме характеристик этноса российских немцев. Вынныченко И.И. (Киев. Украина). К вопросу о национальной гордости. Фаузер В.В.(Сыктывкар). Проблемы интеграции российских немцев в германский социум Эйхельберг Е.А. (Дюссельдорф. Германия) Российские немцы в фокусе системы интеграционного мониторинга в немецком обществе. Вольф Э.Л., Беллер А.В. (Томск).О проблеме сохранения этнического у представителей российско-немецкого народа. Степанов В.В. (Екатеринбург).Российские немцы: аспекты социокультурной интеграции и ассимиляции. Сапожников (Кельш) Д.В. (Санкт-Петербург), Курске В.С. (Москва) Немецкие национальные районы: наследие советской национальной политики или реальный вариант сохранения этнической самобытности? Дульзон А.А., Вольф Э.Л. (Томск).Перспективные аспекты в реабилитации немцев – граждан Российской Федерации Валиев И.А. (Москва). Роль диаспор в современной мировой политике. Курске В.С. (Москва). Немецкое меньшинство в России как объект и ресурс внешней политики ФРГ

Немецкая колонизация России: общие проблемы

__________________________________________________________________

В. Кригер

(Гейдельберг. Германия)

Значение и роль юбилейных дат в истории
поволжских немцев

1. Торжественное отмечание годовщин, особенно «круглых» дат появления первых переселенцев на новой родине, играет огромную роль в формировании и укреплении идентичности народов и наций переселенческого типа. До настоящего времени отсутствуют свидетельства того, что немцы, проживавшие в Поволжье, отмечали 50- или 100-летний юбилей переселения в Россию. Эти даты практически не упоминаются в историографии,^[1] в отличии от печатных трудов, посвященных истории колонистов более позднего времени, поселенных в Закавказье и в причерноморских степях в начале 19. века.^[2] Однако в исторической памяти поволжских поселенцев сохранились другие события этого периода, такие как посещение в 1837 г. колоний наследником престола, будущим императором Александром II., и освящение памятника Екатерине II. в селении Ектериненштадт в 1852 г. Такого рода события выливались в массовую манифестацию верноподданнических чувств и лояльности российскому императорскому дому. Особенно впечатляющими были торжества, посвященные открытию пямятника царице, на которые собралось более 16 000 колонистов, что для того времени явилось незаурядным событием.^[3]

2. Приближающаяся 150-летняя годовщина появления немецких крестьян на берегах Волги пришлась на период политической и национальной мобилизации практически всех народов Российской империи. Нарождающаяся национальная элита планировала отметить эту памятную дату целым рядом мероприятий, с целью не только демонстрации лояльности и государственного патриотизма, но и в неменьшей степени для усиления процессов внутриэтнической консолидации и укрепления самосознания более 550 000 поволжских нем-цев, компактно проживавших в регионе.^[4] И хотя разразившаяся война сорвала проведение юбилейных торжеств, была все же проделана значительная подготовительная работа, оставившая заметный след в исторической памяти и национальной историографии.^[5]

3. После захвата власти большевиками в конце 1917 г. в стране произошли кардинальные перемены во всех областях общественно-политической жизни. Символы старой эпохи были заменены на новую советскую атрибутику. Место манифеста императрицы Екатерины II «О дозволении всем иностранцам, въезжающим в Россию, селиться в разных губерниях» от 1763 г. занял декрет Народных Комиссаров РСФСР «О создании области немцев Поволжья» от 1918 г., подписанный Владимиром Лениным, легший в основу легитимации автономии. С большой пропагандистской шумихой отмечались «круглые даты», т.е. 5ти, 10ти и пр. летие образования республики,^[6] в то время как 175-летие манифеста и основания первых поселе-ний на волжских берегах нашло отражение только в эмигрантской прессе.^[7] Новая историчес-кая точка отчета полностью перекрыла колонистское прошлое, характеризуемое отныне практически только с негативной стороны (за исключением утверждения об участии немецких поселенцев в восстании Пугачева), в отличии от значительного пласта русской дореволюционной культуры и истории, реабилитированных во второй половине 1930-х годов.^[8]

4. Период после 1941 г. был отмечен со стороны властей активным неприятием какого бы то ни было упоминания о существовании поволжских немцев и их республики. Не помогали и аппеляции активистов движения за автономию к авторитету основателя советского государства. В ответ на настойчивые просьбы потерпевших в ЦК КПСС было признано «нецелесообразным... отмечать и 200-летие со дня приезда немцев в Россию».^[9] Одним из множества примеров, подтверждающий такой подход, служит опубликованная местным издательством в 1963 г. книга о городах Саратовской области, в которой автор умудрился ни словом ни упомянуть о появлении в этих краях немецких ремесленников и крестьян, основавших такие города как Маркс (Екатериненштадт) или Красноармейск (Бальцер).^[10] Незаживаемая травма депортации, запрет на историческую память и на позитивную национальную идентичность вкупе с продолжающейся дискриминацией создали благоприятную почву для эмигрантских установок.

5. Перестроечный этап был ознаменован новыми надеждами на решение наболевшего национального вопроса. Сторонники восстановления автономии активно использовали и 70-летие ленинского декрета, и 225-летие появление выходцев из германских государств на Волге.^[11] Массовое антинемецкое и антиавтономисткое движение на территории бывшей АССР НП и обструкционистская позиция российской исполнительной и законодательной власти спровоцировали в 1990-е гг. обвальный выезд потомков колонистов екатериненских времен на историческую родину. Приближающейся 250-летний юбилей на фоне практически полной культурной и языковой ассимиляции немногочисленного, дисперсно проживающего немецкого населения современного Поволжья, можно считать реквиемом, лебединой песней по практически исчезнувшему самобытному народу с уникальной культурой, который сто лет назад еще уверенно смотрел в будущее.

Н.В. Венгер

(Днепропетровск. Украина)

Немецкая колонизация и российский национализм: динамика взаимных рефлексий (1760–1917)

Терминология: явления в их взаимодействии. В контексте данной презентации мы рассматриваем колонизацию (к) как пространственно-временную ситуацию, которая не была ограничена временем заселения, а включала последующее развитие отдельных колонизационных потоков, в том числе немецкоязычных колоний Российской империи. Целостность периода и проблемы обеспечивается общностью исторических судеб колонистов. В целом покровительственная политика относительно к. сохранялась до тех пор, пока не набрал достаточной силы и влияния российский национализм – явление, которое, проявилось в России с начала 30-х гг. XIX ст. и эволюционировало от мировоззрения отдельных лиц к идеологии / идеологиям, а в дальнейшем оказывало всё большее влияние на практическую политику. Квинтэссенцией российского национализма(-мов) являлась идея о русской (российской) нации, которая нашла отражение во всех идеологических направлениях и политических движениях того времени и определялась ими по-разному. Отношение национализма к немецкой к. обуславливалось: 1) этапом модернизационного перехода, содержанием предлагаемого проекта единой нации и степенью/возможностью участия немецкого населения в нём; 2)степенью личного влияния составителей проекта и их приближенности к практической политике; 3) консолидированностью отдельных немецкоязычных групп и их политической активностью. Немецкое население являлось объектом мониторинга со стороны националистического дискурса как этническая группа, обладающая сравнительно высоким культурно-экономическим потенциалом, затрагивающая, прежде всего, экономические интересы наиболее влиятельной части титульной нации. Националистическая рефлексия немецкой колонизации развивалась в соответствии с общей эволюцией националистического дискурса и прошло стадии: мониторинг–мониторинг+критика – мониторинг+критика+унификация – мониторинг+критика+ограничение прав. Апогеем/синтезом данного развития стал период Первой мировой войны.

Прото-национализм, ранний национализм и немецкая колонизация. Построенная на системе неравномерной легитимности колонизационная политика провоцировала зачатки негативных настроений относительно к. и переселенцев, включая немцев и меннонитов, являлась источником последующих социальных противоречий. Проблема становилась темой закрытых дискуссий и провоцировала протестные настроения образованных и порой причастных к колонизации представителей российского общества, вызывая к жизни первые антиколонизационные взгляды на этапе, предшествующем национализму. Голоса носителей данных настроений (Карл Габлиц), преимущественно чиновников и возможно дворянства, оставались скрытыми за позитивными отзывами о результатах к. Другим источником протонационалистических настроений также становились сами поселенцы, а именно объективно формируемый ими в российском обществе «презентационный образ группы» (официальный и непосредственный/прямой). Официальная версия образа сформирована властями на этапе к. и носила позитивный характер. Непосредственный образ – рефлексия, вызванная прямыми контактами местного населения с представителями немецкоязычных колоний. Так как данный опыт был в том числе и конфликтным, содержание образа носило ситуативно-индивидуальный характер.

Несмотря на присутствие двух противоположных тенденций в отношении к немецкому населению, официальный образ долгое время оставался доминирующим. До конца первой трети – середины ХІХ ст. национальная политика Российского государства характеризовалась преимущественно толерантностью и прагматизмом по отношению к нерусским народам и национальным окраинам. Первые проявления российского национализма, связанные с польским восстанием 1830–1831 гг., не предусматривали каких-либо мероприятий относительно колонистов, которые оценивались правительством как группы, не представлявшие угрозу внутренней стабильности государства ( указ 1837). Однако уже в 1838 г., обнародован закон, свидетельствующий об изменениях внутренней стратегии государства по отношению к иностранным поселенцам.

Реформы унификации и явление колонистофобии – новой формы презентации немецкоязычных общин. Новый курс в отношении нерусских народов, расширяя этническое поле государственного регулирования и углубляя его, предусматривал меры частичной языковой унификации и последовательной административной интеграции национальных окраин и их населения. Одновременно польский вопрос, который предшествовал немецкому, поставил перед российским обществом проблему социальной справедливости в распределении прав между титульным и иноэтничным населением империи, которая более чем какая-либо другая повлияла на развитие всего российского националистического дискурса.

С тезисом о «неравномерной легитимности» выступали радикально настроенные представители раннего национализма Ю. Ф. Самарин (1819–1876), И.С.Аксаков (1823–1886), М. Н. Катков (1818–1887) – первые идеологи «немецкого вопроса» в России. Начиная с критики остзейских колоний, они экстраполировали её на всё немецкоязычное население России, убеждая общественность в том, что немецкое население империи завоёвывает политическое влияние, формируя из немцев «политическую национальность». Идеологемы, применяемые на этапе Ликвидационного законодательства, были сформированы уже в 40-60-х гг. XIX ст.

Дискуссии, которые разворачивались в системе российского националистического дискурса вокруг статуса немецкого населения Остзейских губерний и колонистов, повлияли как на содержание реформ унификации (1871, 1874)) и их политическое обоснование. Вместе с тем, реформы свидетельствовали о заинтересованности правительства в дальнейших экономических успехах колоний. Экономические успехи немецкого населения становились всё более заметными для российского общества явлением, словно подтверждая лозунги националистов о «неусыпном труде германизации», возбуждая воображение сторонников национализма и вызывая опасение их потенциальных конкурентов. Вместе с тем, на начальном этапе модернизационных преобразований экономические успехи обеспечивали колониям поддержку государства. Ощущая свою слабость и силу «противника», национализм не стремился к наступательным действиям, ограничиваясь тактикой наблюдения и критики.

Несмотря на то, что период реформирования закончился для (бывших) колонистов в целом благоприятно, произошли изменения в системе взаимоотношений колонистов не столько с властями, сколько с российским обществом. Власти впервые использовали элементы «антиколонистской пропаганды», провоцируя тем самым элементы «антиколонистского сознания» (колонистофобии – негативная версия официальной презентации, прежде всего, немецких общин).

Немецкий вопрос и официальный/государственный национализм. Трудности модернизационного перехода привели к постепенному сближению национализма и практической политики (правление Александра ІІІ, Николая ІІ, премьерства С.Ю. Витте, П. А. Столыпина). Тот факт, что немецкое население империи успешно проявило себя в различных направлениях предпринимательской деятельности (включая аграрный и промышленный сектор), существенно расширяло целевые группы воздействия идеологии российского национализма и создавало комплексную социальную базу потенциального конфликта. По мере вступления в процессы модернизации противоречия становились столь сильными, что идеология российского национализма приобретала не консолидирующий, а конфронтационный характер, национальная политика всё определённее превращалась в совокупность мер, разрабатываемых для мониторинга отдельных представителей нетитульной нации, чем в политику, направленную на нациетворчество – позитивную работу формирования общих целей для всего населения.

«Антиколонистское сознание» сохраняло своё значение и стало питательной почвой для «немецкого вопроса» (социального явления и националистической концепции). Генезис «немецкого вопроса» сопровождался растущим противостоянием между набиравшим силу и влияние немецким компонентом в аграрном секторе и промышленности, с одной стороны, и интересами российских помещиков и предпринимателей. Вместе с тем, власти осознавали, что немецкоязычные бывшие колонистские группы, обладали значительной культурной стойкостью. В связи с этим сегмент национальной политики, направленный на мониторинг данных групп поселений, не был столь радикальным и последовательным, носил спонтанный и фрагментарный характер. Мероприятия правительства носили преимущественно административно-правовой характер и имели мало общего с политикой русификации и ассимиляции. Вероятно, власти ожидали такую версию этнического самосознания, которая сочеталась бы с лояльностью к империи и династии. Немцы и меннониты были одной из последних этнических групп, которая попала в русло новой политики. На завершающем этапе унификационной политики проблемы национальной идентичности поднимались в связи с решением вероисповедальных и образовательных проблем. Александр III и его контрреформы свидетельствовали о более консервативной политике (языковая политика, новые требования к организации образования, переименование названий поселений), которая тем не менее, объективно отражала новые модернизационные требования.

Внутриэтнические проблемы государства были вынесены на публичное обсуждение на этапе раннего парламентаризма, во времена премьерства Столыпина. Теперь они затрагивают сферу собственности, земельной собственности, самоуправления. Представления Столыпина о благе связаны с идеей о единой нации, которую он определял как русскую нацию. Будучи поклонником Германии как цивилизованной страны и признавая пользу использования немецкой рациональности (например, в колониях России) с другой, политик всё глубже убеждался в необходимости кардинального решения проблемы русского крестьянина, ликвидации последствий диспропорциональности условий развития сельского населения отдельных этнических групп, которые, как он полагал, были обусловлены прежней надконкурентной ситуацией развития нерусских групп. В связи с этим Столыпин позволил остановить (на практике ограничить) скупку помещичьих земель немцами-колонистами в Сибири, инициировал закон, ограничиющий возможности немецкой колонизации западных губерний. И если его предшественники отстаивали необходимость унификации, то Столыпин продвинулся дальше, требуя урезать права представителей нетитульных этносов в пользу этнических русских. Создавая прецедент «урезания прав», премьер лигитимизировал возможность новых конфликтов, которые проявят себя в 1914–1917 гг. Столыпин заблокировал формирование политической нации – единственно возможной модели нациестроительства в условиях империи. Курс на преимущественную поддержку титульной этнической группы и урезания прав других просвещённых и консолидированных групп, будучи, возможно, объективно необходимым, тем не менее, создавал условия для их обособления, формирования их устойчивой самоидентификации и дифференциации.

Деятельность Столыпина подготовила российское общество к Антинемецкому законодательству (урезанию прав). Кампания приняла официально-государственный характер и вскоре превратилась во внутреннюю экономическую войну против немецкоязычного населения России. Национализм выводил за пределы легитимности наиболее сильные, способные совершить прорыв навстречу прогрессу этнические и социальные группы. В результате государство, как единое целое неделимое сообщество, расплачивалось своим отставанием за амбициозные лозунги и действия националистически настроенных политиков.

И.В. Черказьянова

(Санкт-Петербург. Россия)

Д.В. Цветаев и Г.Г. Писаревский

(к вопросу о формировании взглядов на иностранную колонизацию в России)

Изучение рукописного фонда Российской государственной библиотеки позволило в значительной мере реконструировать биографию Григория Григорьевича Писаревского, автора классического труда «Из истории иностранной колонизации в России XVIII в.», и проследить истоки его научных взглядов, сформировавшихся в значительной мере под влиянием своего учителя, профессора Дмитрия Владимировича Цветаева (1852–1920). Появление книги в 1909 г. некоторые авторы механически соотнесли со столыпинской реформой и сделали выводы о появлении книги под влиянием социально-экономических изменений в стране. Такой упрощенный и одномерный взгляд не выдерживает критики при знакомстве с творческим путем Писаревского.

Особый интерес к истории книги и биографии ее автора связан с тем, что это была первая развернутая научная работа, посвященная иностранной колонизации, 250-летие которой будет отмечаться в 2013 г.

Реконструкция научной биографии Писаревского велась с большим трудом на протяжении нескольких лет. Это было обусловлено рядом причин. Исходные данные об исследователе были чрезвычайно кратки и неверны, поэтому приходилось буквально по крупицам собирать сведения о нем по самым разнообразным опубликованным источникам. После того, как вырисовалась общая линия жизни ученого, появились новые осложнения. Писаревский жил, работал, проводил исследования во многих городах (Пошехонье, Ярославль, Варшава, Москва, Казань, Петербург, Ростов-на-Дону, Смоленск, Баку), что и предопределяло пути дальнейших поисков в архивах.

Работа с личными документами Писаревского в Москве позволила выявить историю подготовки книги «Из истории иностранной колонизации» и роль профессора Варшавского университета Цветаева в формировании научных интересов его студента Григория Писаревского, а в дальнейшем друга и коллеги. Об этом позволяет судить обширная переписка Писаревского со своим учителем на протяжении нескольких лет. Документы до настоящего времени не введены в научный оборот. Они позволяют реконструировать также жизнь историко-филологического факультета Варшавского университета в конце XIX в. в целом.

Д.В. Цветаев – историк и филолог, профессор Варшавского университета, директор Московского коммерческого училища (1909), управляющий Архивом Министерства юстиции (c 1911), один из организаторов и почетный член Московского археологического института, младший брат Федора и Ивана Владимировича Цветаевых. Научные интересы Цветаева по русской истории концентрировались главным образом на «немецком» вопросе в России. Он исследовал жизнь и деятельность представителей протестантского и католического вероисповеданий, отношения русских к этим людям, к западноевропейской культуре и образованности. Писаревский слушал лекции Цветаева, под его руководством готовился к магистерскому экзамену, который сдал в 1896 г. в Варшаве (раньше считалось, что Писаревский был магистром Московского университета), а затем и к защите магистерской диссертации (защита прошла в Казанском университете).

Дальнейшее становление Писаревского как историка шло под мощным влиянием московской исторической школы, лидером которой был В.О. Ключевский. Среди историков, с которыми он сблизился в московский период жизни, были С.А. Белокуров, В.П. Вульфиус, М.П. Довнар-Запольский, А.А. Кизеветтер, П.А. Шафранов. Давние товарищеские отношения связывали Писаревского с профессором Московского университета М.К. Любавским.

В годы Первой мировой войны Писаревский опубликовал несколько новых работ о российских немцах, в том числе книги «Внутренний распорядок в колониях Поволжья при Екатерине II», «Хозяйство и формы землевладения в колониях Поволжья в XVIII и первой четверти XIX века», «Переселение прусских меннонитов в Россию».

Работы Писаревского по истории иностранной колонизации четко вписываются в историографический контекст своего времени. Последняя четверть XIX – начало ХХ века являют такой научный феномен в отечественной историографии как взрыв в исследовании проблем колонизации российских территорий.

Выявление особенностей взаимоотношений Писаревского с Цветаевым позволяет глубже взглянуть на формирование российской историографии на рубеже XIX–ХХ вв., связанной с изучением истории немцев в России.

Т.С. Иларионова

(Москва. Россия))

Немцы на государственной службе России:

национальные особенности профессионального выбора

Национальные особенности проявляются не только в языке, обычаях и традициях, но и в экономическом поведении, в выборе жизненных стратегий, в профессиональных предпочтениях. Об особенностях социального у немцев писали многие исследователи. В частности, Фридрих фон Хайек отметил следующее: «Структура английской нации основана на разграничении богатых и бедных, прусской – на разграничении руководящих и подчиненных»^[12].

Карьера у немцев была общественно поощряемой, представлялась мерилом личного успеха, каждая из сфер была организована таким образом, чтобы человек со ступени на ступень шел наверх. По немецкому образцу строилась и российская общественная жизнь: служба государю (придворная, статская или военная – от чина к чину, от звания к званию, от награды к награде), экономическая (от одной гильдии купцов к другой), духовная (от приходского священника к патриарху), научная (от ассистента к академику) и т.д. Как параллельный мир в германских княжествах укреплялись бизнесы отдельных представителей «третьего сословия», чьи имена затем стали символом национальной экономики (Сименс, Крупп, Маннесманн и т.д.). В России эта практика практически не укоренилась: дореволюционные «олигархи» в сословном обществе все равно оставались на вторых ролях. Служба – вот что открывало путь к общественному признанию и достойной жизни.

Немцы в России не только делали карьеру, они становились потомственными чиновниками. Многие виды государственной службы были «приватизированы» семьями, в том числе и дипломатическая служба, на которой находилось немало потомственных дипломатов. Карьеру делали земляки, помогая друг другу. Преференции были у тех, кто являлся выходцем из Прибалтики – со времен Анны Иоановны.

На многих службах в России в XVIII и XIX веках царями при проведении кадровой политики предпочтение отдавалось немцам вне зависимости от их подданства. Язык и вера не являлись препятствием для карьеры. Более того, немецкий язык был пропуском в тогдашнюю российскую элиту.

Карьеру делали люди с хорошим образованием, и симпатии, важные для служебного продвижения по карьерной лестнице, друг к другу испытывали однокурсники, однокашники. Успешной была карьера у тех, кто входил в масонские ложи.

Распространенной практикой у высших чиновников из немцев было готовить себе замену – чтобы собственный курс и собственные интересы сохранялись при преемнике.

Карьеру делали талантливые люди - те, кто имел склонность к бюрократической работе, кто хорошо адаптировался к условиям административной иерархии. У немцев – государственных служащих современники отмечали такие качества, как инициативность, стремление работать, старательность, исполнительность – все то, что делает человека идеальным служакой. Немцы в России делали карьеру в соответствии с российскими условиями, т.е. стремились к чинам, к наградам, немцы умели служить.

Многим из них было присуще умение мнение начальства принимать за собственное мнение, дружить с теми, с кем можно было дружить, сторониться попавших в немилость. Они женились по расчету – с прицелом на свою карьеру. Большим стимулом было стремление к материальному благополучию, возможности благодаря службе улучшить финансовое положение семьи.

В то же время для части карьер многое значил случай. Россия открывала путь для «безродных» - для тех, кто мог рассчитывать только на собственные силы – в отсутствие знатного имени и состояния. И этому есть множество исторических примеров.

«Назначение Гирса министром иностранных дел с неудовольствием было встречено в кругах сановной бюрократии. Отсутствие знатного имени и крупного состояния, невыразительная внешность и скромное, даже робкое поведение, нерусское происхождение и лютеранское вероисповедание ставилось ему в упрек великосветским общество Петербурга.

…Гибкий характер Гирса, следовавшего девизу «не слыть, но быть», позволил ему не только сохранить свой пост, но и осмотрительной тактикой добиваться результатов. Это драгоценное, по его определению, качество Гирса – осторожность – Александр III весьма ценил и говорил, что это человек, «который никогда не зарвется» ^[13].

В докладе эти общие тезисы будут рассмотрены на примере губернаторов и министров из числа немцев.

А.А. Кучеренко.

(Херсон. Украина)

Проблема немецкой колонизации в историческом развитии России

(конца ХVІІІ – ХІХ в.)

В современной украинской историографии проблема роли и места немецкой колонизации есть малоисследованной. Достаточно часто исследователи попадали под влияние политической конъюнктуры и поэтому отображали лишь отдельные ее фрагменты, акцентируя внимание на обосновании приоритета государственной политики, оставляя в стороне социальные аспекты. Как отметили украинские историки В. Евтух и Б. Чирко – о немецком населении на территории современной Украины не существует всеобъемлющего исследования.

В конце ХVІІІ – начале ХІХ в. вследствие широкомасштабной колонизации малонаселенных регионов Российской империи во многих районах современного Юга Украины возникли многочисленные немецкие колонии. Немцы, вместе с другой немецкоязычной группой населения – менонитами, сыграли значительную роль в экономическом развитии этого региона, его сельского хозяйства и региональной промышленности. Их землевладение постепенно превратилось на влиятельную экономическую силу всего южного региона. Достижения немцев в экономической сфере значительно благоприятствовали ускоренному развитию капиталистических отношений и общему экономическому подъему страны во второй половине ХІХ – начале ХХ века. Необходимо отметить, что термин “немцы” есть обобщающим: мы имеем в виду население, которое разговаривало на немецком языке. К нему относились не только немцы, но и австрийцы, швейцарцы. За религиозной принадлежностью это были лютеране, менониты и католики.

Главной отраслью экономики немецких колоний было сельское хозяйство. Исходя из критерия прибыльности отраслей сельского хозяйства, мы акцентировали внимание на изменениях в его специализации. Первый этап – разведение крупного рогатого скота (конец ХVІІІ – начало ХІХ в.), когда колонисты на первых порах заимствовали специализацию у местных крестьян. Второй этап (20-50-тые гг. ХІХ в.), разведение овец, развитие виноградарства и огородничества. Третий этап (50-тые гг. ХІХ – начало ХХ в.), развитие зернового производства.

Благодаря новым сортам злаков, завезенным немецкими колонистами, Российская империя превратилась на ведущего в Европе товарного производителя хлеба. Одним из направлений переработки аграрной продукции была мукомольная, предприятия которой были достаточно распространены в колониях на Юге. Главными центрами сельскохозяйственного машиностроения в Украине стали Одесса, Николаев, Херсон. Ощутимыми в этой отрасли промышленности были инвестиции немецкого капитала. В акционерном обществе по производству земледельческих орудий и машин в Одессе, которое имело 3 млн. руб. основного капитала и производило в год продукции на сумму 3 млн. руб., немецкий капитал составлял приблизительно 1 млн. руб.

Одним из дополнительных источников получения прибыли у немецких колонистов были промыслы, среди них традиционными были прядение, ловля рыбы, пчеловодство, и новыми стали лесоразведение, садоводство, разведение табака. Деятельность немцев и местного населения привела к залеснению степи и к улучшению ландшафта.

Изучая хозяйственную, общественную и культурную жизнь немецких колонистов замкнутости немцев-колонистов. Проживая рядом с представителями других этносов немцы имели с ними достаточно тесные контакты. Прежде всего это прослеживается в экономической сфере.

Влияние колонистов на развитие сельского хозяйства проявился в создании хуторских хозяйств. Это своеобразные фермерские хозяйства, которые были предшественниками столыпинских реформ в Российской империи. Система хозяйствования немцев была создана путем многолетних экспериментов и была совмещением немецких и местных земледельческих традиций, инноваций.

Этническая традиция долгое время сохранялась в одежде и украшениях. Национальная специфика в костюмах в течении всего ХІХ века – главный этноопределяющий признак немецкого населения Юга.

Правительственные кредиты и льготы, разнообразные меры с целью развития традиционных и новых отраслей хозяйства, стимулировали экономическое развитие немецких колоний. В результате была создана материальная база для развития социальной инфраструктуры в колониях. Однако, государственная поддержка не принесла б результатов, если бы немцы не имели внутренней силы, если бы не воспользовались полученными преимуществами.

Литература

Землевпорядна та переселенська політика в німецьких національних районах Півдня України в 20-30-ті роки ХХ століття // Питання німецької історії: Зб.наук.пр. /Відп.ред. С.Й.Бобилєва. – Дніпропетровськ: РВВ ДНУ, 2006. – С. 92-102.

Євтух В.Б., Чирко Б.В. Німці в Україні (1920-1990-і роки). – К.: Інтел, 1994.

Козырева М.Э. Трансформация сельскохозяйственного производства в Ландауском (Карл-Либкнехтовском) немецком районе в период нэпа // Немцы Одессы и Одесского региона: Сборник докладов, сделанных на международных научных конференциях в Геттингене (Германия). – Одесса: Астропринт, 2003. – С.201-216.

Крестьянинов В.Ф. Меннониты / Виктор Крестьянинов. – М.: Политиздат, 1967. – 223 с.

Малиновский Л.В. Экономическое и социальное развитие колонистской деревни в Южной России в первой половине ХІХ в. [Исторические записки] / Лев Малиновский. – М., 1983. – С. 177-202.

Хрящевська Л.М. Історична доля німецьких колоністів Херсонщини / Людмила Хрящевська // Імена. Історія. Інновації: Зб. наук. пр. – Миколаїв: Миколаївський державний університет ім. В.О. Сухомлинського, 2006. – Випуск 1. – С. 69-73.

Шевчук Н. А. Газета «Odessaer Rundshau» о проблемах немцев Юга Украины в 1918-1919 гг. // Вопросы германской истории. – Днепропетровск, 2008

Штах Я. Очерки из истории и современной жизни южнорусских колонистов / Я. Штах. – М., 1916. – 266 с.

Е.Е.Ходченко

(Днепропетровск. Украина)

Сравнительный анализ заселения пограничных территорий России и Северной Америки немецкими поселенцами

В истории России и Америки были периоды, когда процессы развития государств принимали форму территориального расширения и интенсивного освоения обширных пограничных областей, характерной особенностью которых являлась равнинная степь и редкое оседлое население, укорениться которому препятствовали засушливый континентальный климат, недостаток лесов, набеги кочевников или разбойников, обилие вредителей, уничтожавших посевы. В освоении этих целинных земель России – Поволжья и Новороссии и Северной Америки – Среднего Запада США и Канада активное участие приманили немецкоязычные поселенцы, волею правительств или добровольно объединявшихся в этнические или этнорелигиозные сообщества.

В работе проведен сравнительный анализ приживаемости немецких групп в первые, наиболее тяжелые годы лишений, до достижения экономической самодостаточности, адаптационных условий, создаваемых принимающими государствами, а также политической и хозяйственной роли в освоении этих районов.

В Российской империи освоение пограничных территорий иностранными поселенцами началось с переселенческой политики, инициированной Екатериной II и было вызвано необходимостью укрепления и хозяйственным освоением малоконтролируемых пустующих земель. Привлечение европейцев, умевших ценить и эффективно использовать землю, как представлялось, должно было способствовать выполнению поставленных задач. Проект манифеста 1763 г. содержал привлекательные в тот период права и свободы [6, с. 18-21]. В результате за первые пять лет после издания манифеста численность переселенцев составила 30623 человека [17]. Из них 26509 немцев были направлены на поселение в Поволжские степи. Для реализации проекта было организовано строительство колоний по утвержденному типовому плану, на каждую семью отводилось по 30 десятин в постоянное наследованное пользование [11, с. 103]. После образования Конторы опекунства (1766 г.), занимавшейся координацией обустройства иммигрантов, для переселенцев централизованно закупался инвентарь и скот. Каждый колонист получал «кормовые» до первого урожая.

Освоить целинные земли было сложно из-за более сурового и сухого чем в Западной Европе климата, а следовательно, с необходимостью существенного изменения и усовершенствования агротехнологии, набегами кочевников, пугачевскими бунтами 1773-1775 гг.

Долгое время колонии нуждались в опеке со стороны государства, которая была основой выживания людей в первые годы, однако довольно быстро приняла форму неповоротливой циркулярной регламентации, волокиты, злоупотреблений и стала тормозом развития колоний. Колонисты были лишены инициативы и всецело зависели от воли местных чиновников [4, с. 138-139]. Долгое время результаты хозяйственной деятельности были малоэффективны. К объективным трудностям, добавлялась сложность формирования механизма функционирования колоний, большое количество незнакомых с сельским трудом переселенцев (около 43%) [9]. Необходимо было время для сбалансирования жизни общин, самонастройки управляемости колоний и объединения людей из разных германских земель в функционирующий коллектив. Самодостаточными колонии стали к 1877-1878 гг.

Для освоения степей Новороссии важное значение имел указ 1783 г. о присоединении к Российскому государству Крымского ханства [8, с. 897].

Заселение прилегающих к Крыму степей должно было стать весомым аргументом по утверждению прав России на этот край.

Первые немецкие колонисты (1789 г.) не были обеспеченными людьми. Их привлекали возможности получения земли и обещания материальной поддержки. В новороссийских колониях немцы получали по 60 десятин и меннониты по 65 десятин на один двор и финансовую помощь. Среди немецкоязычных колонистов особое место занимали меннониты. За «трудолюбие» им в 1800 г. «на веки вечные» были предоставлены особые «выгоды» [3, с. 286–287].

Со временем первоначально малоконтролируемый процесс переселения и обустройства был упорядочен. В 1800 г. правительство учредило Новороссийскою контору в функции которой входило управление колониями на Юге России.

Как и у немцев в Поволжье в составе первых групп меннонитов и немцев было немало ремесленников, которые испытывали аналогичные трудности переквалификации. Результаты хозяйственной деятельности немецких и меннонитских колоний к началу XIX в. не были впечатляющими. В рапорте 1803 г. С. Х. Контениус определил основные причины препятствующие росту благосостояния колонистов: 1) недостаточное прилежание в хлебопашестве «от которого отвращали: засухи, свойственные этому краю, а от этого частые неурожаи, множество сусликов, истребляющих хлеб на нивах»; 2) недостаток земледельческих орудий; 3) частые падежи скота; 4) неудовлетворительное отношение к «промыслам и рукоделиям» в свободное от землепашества время «кое могли бы давать прибыль»; 5) «худое повиновение многих из них сельскому начальству» [16, с. 43]. Кроме указанных причин существенную роль играли просчеты и несогласованные действия различных государственных ведомств. Только после прибытия иммигрантов начинались согласования по выделению для колоний участков, поиск подрядчиков для строительства домов. Вынужденное безделье создавало пессимистические настроения [7, с. 93]. Акклиматизация также проходила сложно. Смертность составляла от 3,5 % до 7,6 %, а в немецких колониях под Одессой доходила до 20% [10, с. 158].

В 1804 г. Александром I были утверждены новые правила приема колонистов [2, с. 137-140]. Ставка делалась на состоятельных семейных земледельцев и ограничение количества ремесленников.

Поселения 1804-1807 гг. на реке Молочной обустраивались согласно новым правилам. В 1810 г., когда иностранцы желающие обосноваться в России были лишены финансовой поддержки государства и все издержки ложились на самих иммигрантов.

Результатом хозяйственной адаптации можно считать следующее. Ранние колонии меннонитов стали самодостаточными через 10-12 лет [5, с. 74]. В тоже время по истечению 15 лет и окончании срока льготы не все могли платить долг государству в полном объеме [13, с. 133]. Молочанские колонисты-меннониты стали самодостаточными через 5-6 лет после вселения [12, с. 206], немцы через 7-9 лет [15, с. 226-227], а немецкие переселенцы под Одессой через 11-12 лет [14, с. 310].

В довольно короткий срок произошло не только экономическое, но и культурное обновление обширных регионов.

В середине XIX в. задача по заселению и освоению «диких прерий» Среднего Запада встала перед правительством США, а затем и Канады.

Для реализации этой задачи в США было принято ряд решений. Во-первых, закон о гомстеде 1862 г. Во-вторых, о строительстве трансконтинентальной железной дороги, и в-третьих, о привлечении иммигрантов и их капиталов в страну. Заинтересованные в широком привлечении иммигрантов железнодорожные кампании и администрации штатов предоставляли экономические льготы, в том числе оплату переезда и ссуду для приобретения земли. В Канаде аналогичный закон о гомстеде был принят в 1872 г. [18].

Первые меннонитские и немецкие поселенцы из России прибыли в Северную Америку в 1873 г. До 1880 г. в Соединенные Штаты въехало примерно 10 тыс. меннонитов и столько же немцев из Новороссии и Поволжья [1, с. 154], а в Канаду около 7 тыс. новороссийских меннонитов. Немцы в Канаду (преимущественно из Причерноморья) стали прибывать лишь в середине 1880-х гг.

Немецкие поселенцы в США и Канаде получили общепринятые для иммигрантов права и свободы. Они сами выбирали место жительства и участки земли, предоставляемые государством согласно закону о гомстеде или покупая у железнодорожных кампаний и частных лиц. В США и Канаде, согласно законодательству, получивший гомстед должен был жить именно на своем участке. Поэтому этнических колоний немцев и меннонитов в США и немцев в Канаде создано не было. Исключение в США составили гуттеритские общины, коллективно выкупившие компактные участки земли для осуществления этой цели.

Специфика экономического развития сельскохозяйственных штатов состояла в том, что с самого начала освоения регионы развивались по рыночным законам, которые стимулировали (в отличие от России) инициативу и предприимчивость прибывающих. Немаловажным фактором в США, оживлявшим экономику и темп развития регионов вселения, являлась сравнительно развитая инфраструктура в виде сети железных дорог, позволяющая быстро транспортировать и реализовывать произведенную продукцию и наоборот, доставлять необходимые товары. Однако, полагаться приходилось исключительно на себя и свои способности.

Российские немцы, в особенности с Поволжья, не обладали после переезда достаточными средствами для полноценного освоения полученной земли. Поэтому, довольно часто приходилось кооперироваться с соседями. Целинные участки осваивались не за один год, а поэтапно. Для увеличения оборотных средств, с целью приобретения необходимого сельхозинвентаря и тягловой силы, брали ссуду под залог имущества и земли. Будущее таких ферм зависело от упорства и работоспособности, а главное, от погоды.

Самодостаточными немецкие переселенцы в Канаде и США стали примерно через 5-7 лет [19]. Меннониты в США, как более обеспеченные по сравнению с немцами, самодостаточными стали через 4-6 лет.

Меннонитские поселения в Канаде занимают особое место. Присоединив Манитобу в 1870 г. в качестве провинции, правительство Доминиона неоднократно безуспешно пыталась заселить эту область. Оно было заинтересовано в нескольких тысячах меннонитов, выразивших готовность поселиться на юге территории, а поэтому предоставило им исключительные права и привилегии: 1) освобождение от военной службы; 2) резервирование территории, на которой могли селиться только меннониты; 3) автономное самоуправление в пределах этих территорий; 4) возможность выкупать дополнительно землю по 1 доллару за акр; 5) право самостоятельно формировать школьную программу; 6) право селиться компактными поселениями, а также общедоступные права: бесплатный участок-гомстед на семью; право получить гражданство; свободу вероисповедания [20]. Кроме этого, полностью оплачивался переезд через океан и выдавались дополнительные средства: по 30 долларов на взрослого человека, 15 долларов на подростка и 3 доллара на младенца.

В результате в 1874-1880 гг. около семи тысяч меннонитов из России иммигрировали в Канаду. Они поселились в практически безлюдной местности, образовав две колонии.

Несмотря на тяжелые условия (суровые зимы, заморозки в конце мая и августе) уже в 1878 г. меннонитские хозяйства смогли стать самодостаточными, и производили продукцию на продажу. Этому способствовало то, что меннониты переселились организованно, в составе своих конгрегаций с неизмененными лидерами. Равноправные стартовые условия, введенные старейшинами, стали стимулом повышения коллективной ответственности в результатах общего труда. Оказала помощь и ссуда предоставленная правительством Канады.

Таким образом, меннониты стали первыми, кто доказал прибыльность сельского хозяйства в условиях Манитобы. Своим примером они помогли правительству Канады получить действенный «козырь» в привлечении иммигрантов в этот регион. Позже в 1890-х гг. руководство Канады успешно использовало опыт меннонитов в еще более суровых условиях, при освоении территорий Саскачевана и Альберты, при этом повторно пошло навстречу желаниям меннонитов образовать коллективные колонии, сделав для них исключение в действующем законодательстве. Меннонитские колонии – островки этнической оседлости – впоследствии стали одним из тех элементов, которые сформировали мультикультурное общество Канады. Немецкая составляющая населения в Саскачеване и Альберте составила 14% и 11% от численности населения [21].

Таким образом, в освоении степных пограничных территорий на востоке и юге России, Среднем Западе США и Канады было много общего: континентальный климат, малонаселенная целинная степь, опасность набегов. Одними из первых, кто распахал эти земли были немецкие и меннонитские поселенцы. Иммигранты, наряду с хозяйственным освоением степных районов решали политические задачи – фактическое закрепление пограничных территорий в пользу принявших их государств. Кроме того, они должны были стать образцом рационального хозяйствования и предприимчивости, чтобы на своем примере научить местное население прогрессивной агротехнологии (в России) или привлечь других иммигрантов в малопривлекательные в те времена прерии Канады.

Отличительным, при обосновании в новых местах являлось то, что при переселении из Западной Европы в Поволжье и Новороссию немецкие переселенцы были вынуждены достаточно долго адаптироваться к непривычному для себя континентальному климату и заново осваивать приемы и методы сельского хозяйства в засушливых степях, в то время как климат Среднего Запада Северной Америки был близок к климату прежнего места жительства. Став в России квалифицированными аграриями засушливых степей меннонитские и немецкие группы успешно применили свой опыт в прериях США и Канады. Отличием являлось также то, что развитие поселений в России осуществлялось под строгим надзором и опекой государства, что было положительным на первоначальном этапе, но в дальнейшем ограничивало инициативу, в то время как в США и Канаде переселенцам было предоставлена полная свобода выбора деятельности, которая поощрялась рыночными законами и в тоже время всемерно требующая личной ответственности.

С точки зрения организации жизни и быта сопоставимыми являлись колонистская система и самоуправляемость территориальных образований в России и у меннонитов Канады, где эта система доказала свою высокую эффективность, особенно в первые трудные годы. Немаловажную роль сыграло то обстоятельство, что в Канаду меннониты переселялись всем составом села и конгрегаций. При этом сохранялись вертикаль руководства и привычная солидаризированная структура колоний. Существенно, что в Канаде для меннонитов был создан наиболее привлекательный адаптационный климат – все просимые привилегии и свобода выбора дальнейшего пути саморазвития.

Заметными экономические достижения в Канаде явилось культивирование пшеницы в товарных объемах и, нового для страны продукта – льна.

Литература

1. Богина Ш. А. Американские немцы (последняя треть XIX в.) // Американский ежегодник. – М., 1976. – С. 154.
2. Высочайше утвержденный доклад Министра внутренних дел о правилах для принятия и водворения иностранных колонистов. 21.163 // ПСЗРИ. – Собр. 1. – Т. XХVIII. – С. 137-140.
3. Грамота Павла I колонистам-меннонитам (1800) // ПСЗРИ. – Собр. 1. – Т. XХVI. – С. 286–287.
4. Дитц Я. История поволжских немцев-колонистов. – М.: «Готика», 1997.
5. Живи и помни… История менонитских колоний Екатеринославщины. – Д., 2006. – с. 74.
6. История российских немцев в документах (1763-1992 гг.). – М., 1993. – С. 18-21.
7. Личное письмо С. Х. Контениуса Э. О. Ришелье о плпнах поселения в 1804 году 600 семей колонистов, о его желании видеть Ришелье начальником над иностранными поселениями, о болезни Контениуса //Самуил Хрисианович Контениус об иностранной колонизации Южной России. Сборник документов. 1801-1829 гг. / под. ред. О. В. Айсфельд. – Одесса: «Астропринт», 2003. – С. 93.
8. О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской, под Российскую Державу. 8 апреля 1783 г. Закон 15.708 // ПСЗРИ. – Собр. 1. – Т. XХI. – С. 897-898.
9. Образование и становление немецких колоний в Поволжье // www.sgu.ru/files/nodes/9858/2.pdf
10. Отношение С. Х. Контениуса тайному советнику К. И. Габлицу о результатах, достигнутых в устройстве колонистов в Новороссии к концу 1805 года, и о состоянии новых поселенцев // Самуил Хрисианович Контениус об иностранной колонизации Южной России. Сборник документов. 1801-1829 гг. / под. ред. О. В. Айсфельд. – Одесса: «Астропринт», 2003. – С.158.
11. Плеве И. Р. Немецкие колонии на Волге во второй половине XVIII века. – М.: АОО «Международный союз немецкой культуры», 2008. – 400 с. – С. 103.
12. Предложение С. Х. Контениуса Конторе опекунства о принятии мер для принуждения нерадивых колонистов сеять достаточное количество хлеба, об изготовлении в каждом сельском приказе клейменных контрольных мер веса и обозначении контрольной десятины для составления в колониях достоверных ведомостей посева и урожая хлеба // Самуил Хрисианович Контениус об иностранной колонизации Южной России. Сборник документов. 1801-1829 гг. / под. ред. О. В. Айсфельд. – Одесса: «Астропринт», 2003. – С. 206.
13. Предложения С. Х. Контениуса, данные на время своего отсутствия Конторе опекунства, об управлении Конторой, водворении, устройстве, обзаведении колонистов, по различным хозяйственным вопросам // Самуил Хрисианович Контениус об иностранной колонизации Южной России. Сборник документов. 1801-1829 гг. / под. ред. О. В. Айсфельд. – Одесса: «Астропринт», 2003. – С. 133.
14. Предписание 1-й Экспедиции государственного хозяйства МВД С. Х. Контениусу о ревизии дел и бухгалтерии Конторы опекунства по случаю неприсылки в Экспедицию сведений о состоянии колонистов за 1803 год // Самуил Хрисианович Контениус об иностранной колонизации Южной России. Сборник документов. 1801-1829 гг. / под. ред. О. В. Айсфельд. – Одесса: «Астропринт», 2003. – С. 310.
15. Представление С. Х. Контениуса герцогу Э. О. Ришелье о результатах расследования Контениусом жалоб молочанских, ямбургских и еврейских колонистов, подданных ими чиновнику МВД Е. Ф. Лифанову // Самуил Хрисианович Контениус об иностранной колонизации Южной России. Сборник документов. 1801-1829 гг. / под. ред. О. В. Айсфельд. – Одесса: «Астропринт», 2003. – С. 226-227.
16. Рапорт С. Х. Контениуса в Экспедицию государственного хозяйства о причинах, препятствующих достижению благосостояния в колониях, и мерах по их устранению, с представлением на утверждение дополнений к Инструкции для внутреннего управления в новороссийских колониях // Самуил Хрисианович Контениус об иностранной колонизации Южной России. Сборник документов. 1801-1829 гг. / под. ред. О. В. Айсфельд. – Одесса: «Астропринт», 2003. – С. 43.
17. Становление и развитие сообщества немцев Российской Федерации. Сб. материалов / ред. Г. Бауэр, В. Дизендорф. – М. 1996.
18. Dominion Lands Act (An Act Respecting the Public Lands of the Dominion) [Електронний ресурс]. – Режим доступу: http://en.wikipedia.org/wiki/Dominion_Lands_Act.
19. Opp, Danial D. Early Days of South Dakota, Part 1 // Prairies 8. – No.7: February 1985, 12-20 // library.ndsu.edu/grhc/articles/magazines/articles/early.htm/
20. Privileges granted by the Canadian Government to prospective Mennonite Immigrants in a Letter by the Secretary of Agri­culture dated July 26, 1873 // Sources on Mennonite Immigration from Russia in the 1870’s / [ed. by Dr. Ernst Correll]. – Reprint from Mennonite Quarterly Review October, 1950, Issue. – P. 4–5.
21. The Germans in Western Canada. A Vanishing people / ed. by A. Becker // www.cchahistory.ca/journal/CCHA1975/Becker.html

Л.А. Бургарт

(Усть-Каменогорск. Казахстан)

Немецкие поселения в России: моноконфессиональная модель

(к вопросу исторической оценки).

«... Соизволяем: 1е. Всем прибывшим в Империю Нашу на поселение иметь свободное отправление веры по их уставам и обрядам беспрепятственно; а желающим не в городах, но особыми на порозжих землях поселиться колониями и местечками, строить церкви и колокольни, имея потребное число при этом пасторов и церковнослужителей, исключая одно строение монастырей....»1

^[14], «... а в рассуждение различных вер, населяя каждой религии в особый округ, отвратить всякую вражду и ненависть^[15] - этими словами Манифеста императрицы Екатерины II «О дозволении всем иностранцам, въезжающим в Россию, селиться в разных губерниях по их выбору, их правах и льготах» от 22 июля 1763 г., и «Высочайше утверждённого доклада Правительствующего Сената о размежевании земель...» от 19 марта 1764 г. по сути, была заложена особая модель моноконфессионального поселения немцев в России, определившая дальнейшее развитие их истории на протяжении почти двух столетий.

Каковы причины, побудившие российское правительство селить колонистов не в сплошном порядке, без всякого разбора, а с учётом религиозной принадлежности? Как формировалась и развивалась особая модель поселения? Какова её роль и значение в истории различных групп немецкого населения России в те или иные периоды? Какие оценки давались ей на разных этапах властями, общественным мнением и исторической наукой? Какие проблемы и задачи стоят в этой связи перед современной историографией истории немцев в России? - вот основной ряд вопросов, которые рассматриваются в настоящем исследовании.

Моноконфессиональная модель поселения немцев-колонистов в России сформировалась вследствие целого ряда причин и исторических обстоятельств, среди которых наиболее важными были:

1). Изначально неоднородный конфессиональный состав колонистов^[16]. Религиозный признак выступал в качестве одного из основных принципов классификации немецкого населения^[17]. Конфессиональная неоднородность колонистов, в отличие от их профессиональной и территориальной неоднородности, была принята во внимание русским правительством и при составлении Манифеста 1763 г. и непосредственно при размещении переселенцев.

2). Значительная роль религии в жизни немцев-колонистов. Религиозные причины, наряду с экономическими и политическими, выступали в качестве основных причин переселения немцев в Россию^[18]. У некоторых групп переселенцев религиозный мотив был главным^[19].

3). Наличие устойчивой и строгой традиции моноконфессиональности поселений, сложившейся в немецких землях начиная с середины XVI в., после заключения Аугсбургского религиозного мира^[20], нарушение которой неизбежно вызвало бы вражду и конфликты. Переселявшиеся в Россию колонисты уже несли на себе бремя разделённого западноевропейского христианства^[21].

4). Необходимость выполнения данных в Манифесте обещаний, среди которых свобода вероисповедания являлась одним из самых важных^[22]. Без моноконфессиональной модели поселения правительству вряд ли удалось бы воплотить в жизнь данные колонистам обещания о свободном отправлении веры.

Принятые правительством правила расселения были, таким образом, вполне адекватными, соответствующими требованиям исторических обстоятельств и устремлениям самих колонистов, жить конфессионально обособлено, в соответствии с традицией исторической родины^[23].

Прежде имелся опыт обособленного поселения немцев и других иностранцев в российских городах, т.н. «Иноземные» или «Немецкие слободы»^[24]. Причём в начальный период в слободах поживали представители разных конфессий, лишь позже стало отмечаться размежевание представителей разных вероисповеданий по отдельным городским районам, при этом поселения обычно тяготели к определённым приходам^[25]. Моноконфессиональная сельская модель поселения представляла из себя качественно новое явление, определившее в дальнейшем существенные отличия в положении сельского и городского немецкого населения в России.

Моноконфессиональная модель расселения предполагала расселение колонистов по религиозному признаку не только в пределах колоний, но и округов. Довольно неоднозначным является вопрос воплощения моноконфессиональной модели в реальную жизнь. И здесь, наряду с резкой критикой и утверждениями исследователей о поселении колонистов «как и где, попало» и полном несоблюдении правительством правил размещения колонистов по религиозному принципу^[26], в историографии имеются и более взвешенные оценки^[27].

Обещание, расселять колонистов по однородным округам, не было выполнено в полной мере. Отмечаются факты нарушения принципа моноконфессиональности не только в пределах округов, но и отдельных колоний. Основная причина этого - разновременное прибытие переселенческих партий из-за границы. Чтобы избежать нарушений принципа моноконфессиональности при заселении округов и колоний требовалась более высокая организация переселенческого процесса, а именно: формирование партий переселенцев перед отправкой в Россию или создание переселенческих лагерей в самой России, для учёта и предварительного распределения колонистов по колониям и округам, а также последующего доприселения строго по религиозному принципу. Однако наличие двух линий вербовки колонистов - государственной и частно-вызывательской, а также отсутствие достаточной материальной базы и элементарных санитарно-бытовых норм исключали подобную организацию.

В итоге правительству не удалось сразу добиться 100% дифференциации колоний и округов по религиозному принципу, на это потребовались годы. Всё же моноконфессиональная модель была взята правительством за основу, и к середине 1770-х гг., благодаря расселению колонистов с учётом вероисповедания, в большинстве колоний в Поволжье был обеспечен однородный этноконфессиональный состав^[28]. С учётом исторических условий времени это действительно может считаться достижением. (Что касается проблем и нареканий, то они имели место даже в конце ХХ в. в ходе организации процесса приёма и размещения немцев-«поздних переселенцев» в Германии^[29] ).

Заложенная в процессе возникновения немецких колоний на Волге моноконфессиональная модель стала общепринятой для размещения немцев-колонистов, прибывших в составе последующих переселенческих волн (Украина, Кавказ)^[30]. К середине XIX в. моноконфессиональная модель стала основной моделью расселения сельского немецкого населения в районах первичной колонизации (материнские колонии). Более того, в ходе начавшегося в конце XIX в. процесса массового переселения на Восток: в Сибирь, Казахстан и Среднюю Азию, моноконфессиональная модель материнских колоний была перенесена в колонии дочерние^[31]. Исследователи указывают на наличие в районах массовой немецкой крестьянской колонизации целых «территориальных систем, состоящих из колоний одного вероисповедания», и выделяют хозяйственные, административные и конфессиональные связи, как основные виды связей внутри этих систем^[32]. Этноконфессиональному фактору придаётся существенное значение в процессе формирование компактных районов водворения немецких колонистов в Сибири. Конечно же, не всегда и не везде удавалось создавать округа или своего рода «гнёзда» поселений одной веры^[33], но ядро моноконфессиональной модели - однородная религиозная колония, практически сохранялась всегда. «Основание переселенческих посёлков и доприселение в них происходило строго по конфессиональной принадлежности (лютеране селились с лютеранами, католики с католиками, меннониты с меннонитами), конфессиональные группы вели замкнутый образ жизни не только от иноэтничного окружения, но были обособлены и от немцев – последователей другой конфессиональной принадлежности...»^[34]. При этом у меннонитов совпадали религиозная и территориальная принадлежность жителей одной колонии^[35].

Недостаточно обоснованным на наш взгляд является мнение некоторых исследователей, указывающее на «материальные соображения» (дороговизна строительства 2-3-х церквей в одной колонии), как на «одну из причин образования колоний по моноконфесиональному принципу»^[36]. Преобладающим было стремление самих колонистов жить религиозно обособленно.

Итак, моноконфессиональная модель стала основной формой расселения сельского немецкого населения в России, и фактически определили особенности его дальнейшего развития. Как особая форма существования немецкого населения моноконфессиональные колонии в различные исторические периоды привлекали к себе внимание общества, политиков и исследователей^[37]. В этой связи можно обозначить следующие взаимосвязанные блоки основных дискуссионных вопросов и неоднозначных проблем:

1. Общая оценка изначального выбора правительства в пользу особой модели поселения немцев в России.

Наличествуют две противоположные точки зрения. Сторонники первой точки зрения связывают успех всякой колонизации именно с «обособленным поселением людей одной местности и религии», особенно земледельцев, которые «всегда и везде консервативны и держатся старых обычаев»^[38]. Сторонники второй точки зрения усматривают в поселении немцев отдельными колониями, при поддержании их внутренней обособленности «ошибку правительства, затруднившую слияние пришлого элемента с туземным»^[39]. Однако, как мы видели, объективные причины возникновения моноконфессиональной модели поселения лишают последнюю точку зрения всякого основания.

Одним из изначальных недостатков общественного строя немецких колоний было территориальное разобщение двух колониальных ведомств – гражданского и церковного^[40].

Совершенно необоснованно, выглядят позиции некоторых современных исследователей (скорее напоминающие стереотипы историографии советского периода), утверждающие, что «…разделение одного народа на религиозные группы облегчало деятельность царизма в сфере национальных отношений. Поэтому царские власти всячески поощряли идеи и настроения национального или религиозного недоверия, взаимной отчужденности, подозрительности, замкнутости»^[41].

При оценке выбора моноконфессиональной модели поселения необходимо исходить из реальных исторических обстоятельств момента переселения.

2. Проблема обособленности и замкнутости колоний различных конфессиональных групп немцев.

Прежде всего, следует указать на необходимость разделения двух понятий «обособленности» и «замкнутости». Обособленность выступала в качестве одной из сущностных внутренних характеристик моноконфессиональной модели поселения как таковой. Обособленность немецких колоний была явной, и её замечали и признавали все. Что же касается замкнутости, то здесь требуется дифференциация сфер (областей), ведь далеко не всегда абсолютная замкнутость являлась необходимым условием сохранения неприкосновенности моноконфессиональной модели. Замкнутость была необходимым условием сохранения однородности колоний, религиозной идентичности, но не являлась таковой в проекции на экономические связи или социальную сферу. Замкнутость в этом смысле объясняется недостаточной политикой государства в направление интеграции (не ассимиляции!) немецких колоний и отчасти исторически сложившейся, большей частью под влиянием, как ни странно, внешних условий, традицией самодостаточности колоний. Исследователи справедливо отмечают, что, наряду с конфессиональным фактором, «определённую роль в сохранении замкнутости общин сыграла деятельность попечительных органов и колонистское законодательство»^[42].

Таким образом, обособленность - это изначально присущий моноконфессиональной модели поселения признак, тогда как замкнутость (за исключением религиозной), стала чертой скорее приобретённой, сформировавшейся в процессе истории, как следствие целого ряда факторов внешнего и отчасти внутреннего порядка... Но она не выступает в качестве обязательного следствия моноконфессиональной модели поселения. Обособленность не обязательно предполагает тотальную замкнутость.

Тем не менее, «обособленность и замкнутость» - две черты, которыми наиболее часто встречаются в характеристиках немецких колоний и самих колонистов. Но при этом не всегда верно расставлялись и расставляются акценты. Чётко прослеживается отсутствие в различные исторические периоды последовательной позиции центральных и местных властей в отношении традиционной модели поселения немцев. Особенно ярко это проявилось в процессе переселения немцев-колонистов в Сибирь и Степной край. С одной стороны присутствовало желание отгородиться от немцев как представителей неправославных конфессий, не допустить их влияния на окружающее православное население (что было и в интересах Православной Церкви)^[43]. В тоже время имела место позиция недовольства обособленностью немцев, власти были возмущены «настойчивым стремлением сохранить неприкосновенным свой язык и обычаи» и выдвигали требование допускать только смешанное поселение немцев и русских^[44]. Обособленность и замкнутость немцев ставились им в упрёк как проявление враждебности к русской государственности. Обособленность немцев носила конфессиональный характер, власти же совершенно безосновательно обвиняли их в несуществующей обособленности национальной^[45]. «Стереотип поведения сельских немцев может быть охарактеризован как самодостаточный», но при этом ни «этно - », а конфессионально-изоляционистский. И обусловлен был этот стереотип действительно «далеко не только духовно-психологическими особенностями данной категории немецкого населения, но и комплексом различных внешних факторов по отношению к традициям их проживания в пределах Российской империи. Относительная замкнутость аграрных лютеранских, католических и, особенно, меннонитских общин немецких переселенцев представлялась чрезвычайно подозрительной и опасной местным царским властям, проводившим курс на последовательную унификацию этнокультурных различий многоликих подданных российской короны и их системную аккультурацию по русско-православному образцу»^[46].