Церковно-историческое значение деятельности священномученика Владимира (Богоявленского)

Исповедник православной веры и воин Христов, боровшийся за религиозную нравственность и единство Церкви, священномученик Владимир (1848-1918), в миру Василий Никифорович Богоявленский, родился в семье священника. Будущий святитель Церкви Христовой сформировался как личность в синодальную эпоху, со всеми ее положительными и отрицательными сторонами, историческими фактами, психологическими нюансами, мировоззренческими особенностями, характерными и важными для такой большой страны, как Россия, для отдельных слоев и классов общества, в том числе и религиозного.

Не вижу особой надобности в том, чтобы пересказывать известные события церковно-государственных отношений в XIX-ом веке, хотя сами эти отношения имеют не только свою предысторию, уходящую корнями в предшествующие века (XVII-ый и XVIII-ый), но и политико-каноническую систему власти, социально общественных православных отношений, восходящих к симфонической модели отношений таких разных государств, какими были Киевская Русь или православная Византия.

Более того, существует богатая историография, посвященная как церковной истории, так и отдельным областям православного богословия, а ежегодные конференции, состоящие в различных городах и епархиях Русской Православной Церкви, а так же за рубежом, что свидетельствует о научно-богословском уровне и потенциале православного богословия, церковно-исторических, научных и академических дисциплин, религиозно-нравственном авторитете Церкви и ее институтов.

Высокий научный потенциал духовного образования, высочайший уровень, как преподавания, так и научно-исследовательских работ, особенно, магистерских и докторских, был связан в XIX-ом веке не просто с открытием тех известных четырех академий, но и с тем духовно-психологическим феноменом, который называется церковной святостью, религиозным аскетизмом, православным старчеством-духовничеством и восточно-православной духовностью.

Именно православное богослужение, храмовая живопись и церковно-келейная (домашняя, семейная) молитва способствовали не просто повышению культурного уровня человека, но и возрождению духовности в человеке (в семье, в обществе), миссионерства и монашества.

Будущий священномученик и исповедник Владимир появился на свет в эпоху императора Николая I (1825-1855), а высшее богословское образование получил в КДА, поступив в 1870 г. на церковно-практическое отделение и закончил XXVII курс императорской академии в числе лучших студентов, причем, тема кандидатской диссертации была избрана из области канонического права: «О праве церковного отлучения». В 1874 году, когда господин Богоявленский окончил академию, в Киеве была издана «Логика» Г.Гачемана, которую Василий Никифорович перевел с немецкого на русский язык. Как видим, это уже была другая эпоха, эпоха правления императора Александра II (1855-1881), который вошел в историю, как царь-освободитель и реформатор государства. В конце царствования Александра II, обер-прокурором Святейшего Синода становится известный государственный деятель К. П. Победоносцев (1880 по 1905 гг.), личность выдающаяся, колоритная, хотя и не однозначная. Кстати, родился в Москве, 21/V-1827 г., а почил в Санкт-Петербурге,10/III-1907 г., был внуком православного священника. Как видим с колокольни сегодняшнего дня, по прошествии 100 лет с момента кончины, его роль и значение в русской истории не окрашены в столь мрачные тона и весьма прав и точен современный историк, который говорит следующее: «Консерватор и пессимист, Победоносцев всю жизнь боялся революции, предпочитая сохранять имеющиеся политические институты без каких-либо изменений. В результате обер-прокурор был ославлен либеральными современниками (а вслед за ними и большинством исследователей-потомков) и получил ярлык реакционера и мракобеса, сдерживавшего развитие всего живого и честного. История доказала, что не во всем Победоносцев ошибался, что призрак революции не зря преследовал его в течение многих лет».

^[1] )

Святитель митрополит Владимир был личностью цельной, человеком прямым и честным, стремившимся к реализации в обыденной жизни тех евангельских идеалов и христианских добродетелей, которые были им впитаны с молоком матери, в отрочестве и юности, не смотря на ту печаль смерти и трагедий, которой была запечатлена вся его жизнь. Сначала была смерть его отца свящ. Никифора Богоявленского, который был убит. Затем, смерть жены-матушки от туберкулеза и единственного ребенка. Апогеем и духовно-логическим завершением жизни святителя Божия стала мученическая смерть старца-митрополита и праведника Церкви, причет, г.Киев и Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра стали для Него и «Гефсиманским» борением и личной Голгофой, которые затем повторят в своей жизни все этапы святого пути священномученика Владимира. По далеко не полным статистическим данным, в довоенный период, с 1917 по 1940 годы, исключая 1937 г., 146 православных архиереев «пропали без вести, а в одном только лишь 1937-ом году 59 таких «пропавших».

^[2] )

Есть и другая, более полная статистика, в основу которой положены исследования протопресвитера М. Польского, правда, еще 1949 г. Так вот, в 1922 году, после печально известного декрета ВЦИК «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих» от 23 февраля 1922 г., (какой это порядок, специалистам известно) было расстреляно и замучено 8100 духовных лиц разного звания, т.е. священно- и церковнослужители, монашествующие обоего пола, а если сюда приплюсовать тех мирян, которые открыто выступали против таких новых «порядков», или оказались в поле зрения новой власти в силу своего рождения и социального положения, например, жены и дети священно- и церковнослужителей, профессора, доценты и преподаватели духовных заведений, университетов, красный террор в период Гражданской войны. А сколько пострадало людей в годы коллективизации, «культа личности» и далее, вплоть до 1985 года. Это будет бескрайнее море убитых и изувеченных людских сердец…

Возвращаемся к нашему дорогому священномученику!

Избрав в Духовной Академии научную специализацию и предметы церковно-практического отделения, став по окончании духовной школы преподавателем гомилетики, литургики каноники и пастырского богословия, не считая немецкого языка и географии, он станет, вскоре, не только хорошим преподавателем, но и отличным священником, выдающимся проповедником и заметным архиереем.

Его архипастырское служение начинается 13 июня 1888 года, с должности викария Новгородской епархии, епископом Старорусским. Это был, условно говоря, первый период его епископского служения, куда войдет и служение в Самаре, и экзарх Грузии (18 октября 1892 г. возведен в сан архиепископа Карталинского и Кахетинского).

Затем будет возведение в сан митрополита и назначение на почетную Московскую кафедру (1898-1912).

После смерти 2 ноября знаменитого митрополита Антония Вадковского, его земляка и с детства близкого человека, с похожей жизненной судьбой, владыка Владимир стает не на долго митрополитом Санкт-Петербургским, а по должности первоприсутствующим в Святейшем Синоде, т.е. будет формально главой Русской Церкви, хотя фактически эта роль принадлежала царствующей особе, начиная с Петра I.

Николай II Александрович, будущий страстотерпец, вступивший в права наследника престола и правителя, после смерти отца своего, императора Александра III (+ 20 октября 1894 г.), 14 мая 1896 г., когда было совершено священное коронование императора Николая Александровича и его супруги Александры Феодоровны, в г. Москве, упросил владыку Владимира перейти в столицу, чтобы уже после смерти митрополита Флавиана (Городецкого, г.р. 1840, митрополит Киевский и Галицкий с 1903 по 4 ноября 1915 г.), а перед этим, аудиенции у императора Николая II, на которой не побоялся высказать свой протест против политики Царского Двора, произвольных перемещений архиереев и влияния на церковную политику таких лиц, как Гр. Е. Распутин, 23 ноября последовал царский указ о его переводе в Киев.

Таким образом, святительское служение в Санкт-Петербурге и Петрограде продолжилось с конца 1912 по конец 1915 года, а в Киеве, с декабря 1915 по 25 января 1918 года.

Везде, где проходило служение св. митрополита Владимира, были оставлены религиозно-нравственные и церковно-материальные плоды его успешного и плодотворного служения.

Будучи викарием митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского Исидора (Никольского) и епископом Старорусским (с 13 июня 1888 г.), в Новгороде была открыта епархиальная публичная библиотека (19 августа 1890 г.), а для повышения образовательного уровня священнослужителей им был издан циркуляр с подготовленным списком книг, обязательных для наличествования в библиотеках церковных и введены были воскресные внебогослужебные беседы по вопросам веры и нравственности, чтение проповедей о вреде и искоренении пьянства.

С назначением на Самарскую кафедру 19 января 1891 г., главное внимание владыки было обращено на религиозно-нравственное просвещение паствы, для чего и было основано в Самаре, в феврале 1892 г., религиозно-просветительское братство во имя святителя Алексия, митрополита Московского.

Много сил, средств, инициативных начинаний и деятельной молитвы употребил преосвященный Владимир для борьбы с голодом и эпидемией холеры, которые стали следствием неурожая 1891 года и тяжелым народным бедствием для Самарской губернии. По благословению правящего архиерея, были созданы специальный епархиальный комитет, столовые и чайные для бедняков, при монастырях, богатых приходах, где кормили бесплатно.

Духовно плодотворным и общественно полезным было служене владыки в сане архиепископа Карталинского и Кахетинского, экзарха Грузии (18 октября 1892 г.). За время управления экзархатом, было построено более 100 новых храмов, открылось более 300 церковноприходских школ. В 1897 г. Было учреждено духовно-просветительское миссионерское епархиальное братство, способствовавшее объединению образованного духовенства Тифлиса, талантливой молодежи и простых мирян.

Московский период жизни и деятельности священномученика Владимира был не только самым сложным и самым продолжительным в его архипастырском служении (14,5 лет), но и весьма плодотворным, когда был раскрыт его незаурядный талант церковного организатора, общественного деятеля, учителя Церкви, златоустого проповедника и храмостроителя.

Благодаря духовным усилиям, неиссякаемой энергии, каждодневному труду и горячей любви к Богу, Церкви Христовой и православному народу, святитель Христов способствовал открытию в Москве, в 1903 году, епархиального дома с храмом во имя святого равноапостольного князя Владимира, который стал важным церковно-общественным и религиозно историческим центром духовного просвещения и миссионерской деятельности.

В этом епархиальном доме ум проповедника и деятельные устремления православного миссионера сливались в одном благодатном порыве, когда жизненные невзгоды и житейские проблемы казались мелкими, пустыми и скоропеходящими в сравнении с райскими высотами Богопознания и христианским островом спасения, где веет библейской прохладой и апостольской верностью и в жизни, и в смерти.

Это был христианский дом евангельской чистоты, сердечной молитвы и религиозно-нравственного идеала православных единомышленников, согретых молитвой, кротостью и смирением подлинного архиерея Церкви Христовой, который привлекал к своей персоне не высотой роста, а высотой парения духа и глубиной духовного разума. Священномученик Владимир реализовал в своей духовно-физической ипостаси лучшие черты святителей Древней Церкви, таких как великие святители-каппадокийцы, свв. Афанасий Великий и Иоанн Златоуст, Спиридон Триумфунтский и Амвросий Медиоланский, или его предшественники по кафедре: св. Филарет Дроздов, Макарий Булгаков и множество других, угодивших Богу и прославивших Святую Церковь, Православную Русь и богословскую науку.

Здесь звучала проповедь, читались лекции, проводились беседы и духовные концерты.

Тогда, в епархиальном доме, названном впоследствии Владимирским, говорил свои знаменитые гомилии будущий священномученик, прот. Иоанн Восторгов и многие другие. В стенах этого епархиального дома проходили заседания Поместного собора 1917-18 гг., на одном из которых и было объявлено св. патр. Тихоном об убийстве в Киеве митрополита Владимира (Богоявленского). Об этом, как и о других событиях, оставил нам свои воспоминания один из участников Московского собора, прот. Георгий Голубцов.

Есть еще много добрых дел и замечательных фактов из многотрудной жизни трудолюбивого и одаренного Богом митр. Владимира, писать о которых подробно нет времени, да и не вместить их в одну статью или доклад.

Теперь, как раз уместно и своевременно перейти к последнему периоду жизни и служения священномученика Владимира.

Известно, что революционные события, общественная, социальная и церковная жизнь в 1917-1918 годах бурлила, как в огромном котле, и готова была к тому взрыву недовольства, который вылился сначала в революционный переворот, а затем и в гражданскую войну 1918-1920 гг. Все города бывшей Российской империи окрасились не только в разные цвета флагов, разные мировоззрения и парадоксальные мнения высказывалисьлюдьми, но самое печальное, что безвластие и анархия породили жестокость, безволие, умопомрачение и кровожадность.

Самое время дать слово очевидцам тех страшных дней и ночей, когда сатана правил бал. Послушаем, о чем вспоминал впоследствии доктор права, окончивший юридический факультет Варшавского университета, проф. И.Н.Никодимов (г.р. 1895), в 1919-1923 гг. был юридическим консультантом Киево-Печерской Лавры.

«Одним из трагических происшествий лаврской жизни, представляющих большую важность как для историка, так и для широкой общественности, является убийство митрополита Владимира. Произошло оно 25 января 1918 г. ст. ст. И убийцы, и мотивы этого преступления остались невыясненными. В Киеве это были тревожные дни. Власть Украинской Центральной Рады ушла, появлялись большевистские «штабы» и «коменданты». В городе хозяйничали вооруженные банды, которые безнаказанно грабили и убивали людей. Человеческая жизнь в то темное смутное время ценилась весьма дешево: на улицах можно было видеть валяющиеся трупы, которых никто не спешил убирать. Каждый жил обособленно, радуясь, если день минул благополучно и на завтра был скромный запас еды. Искать защиты, суда и расправы было негде и не у кого.

Понятно, что Лавра для бандитов была весьма соблазнительным объектом. С одной стороны, все знали, какие огромные ценности сосредоточены в монастыре, много говорили о богатстве монахов. С другой стороны, Лавра и монахи были совершенно беззащитны. Их легко можно было напугать, обидеть. В силу своего особого душевного склада далекие от всего мирского, настроенные мирно, они не умели и не могли постоять за себя. Большинство бандитов были настроены сугубо революционно, вполне по-большевистски. Монахов они считали паразитами, которых как представителей буржуазии необходимо безжалостно истреблять, а их имущество грабить. И в материалах дела об убийстве митрополита Владимира мы находим жуткие описания бесчинств, которые производились этими боль­шевиками-бандитами в тихой обители. Является, например, в Лавру вооруженная толпа грабителей.

С издевательствами, глумлениями производят они в мона­шеских кельях обыски, грабят, а затем выстраивают монахов рядами и объясняют, что каждого десятого будут расстрели­вать. И в лозунге «грабьте и уничтожайте попов и буржуев» они находили оправдание своим злодеяниям.

Было ли убийство митрополита Владимира убийством по­литическим? И да, и нет! Прежде всего я отвергаю вариант, квалифицирующий это убийство как расстрел контрреволюционера по официальному приказу большевистских властей. Но идеологическое «оправдание» убийства митрополита Владимира давалось коммунистической программой, объявлявшей своей задачей беспощадную борьбу с духовенством как с реакционной частью населения. Личность митрополита, высшего представителя церковной власти, да еще такого, каким был митрополит Владимир, могла быть как бы образцовой мишенью в кампании расправы с духовенством. Он был, так сказать, «высшим попом», да еще с ярко выраженными монархическими взглядами. С ним и свели счеты. Время было темное, безответственное. Трудно было найти виновных, трудно было распознать мотивы, раскрыть следы преступления, выяснить обстоятельства дела. Из-за этого злодеяние покрыто густым туманом таинственности и неизвестности. Было сделано все, чтобы ослабить интерес к этому делу, чтобы, как говорится, замять его. Однако сохранились кое-какие материалы. Я помню людей, которые были свидетелями этого дела. Это событие произвело сильное впечатление на общественность и братию. Несмотря на то, что обстановка, как было уже описано выше, на Украине и, в частности, в Киеве в то время была тревожной и ко всевозможным грабежам и убийствам люди привыкли, тем не менее, убийство преосвященного Владимира, Священно-архимандрита Киево-Печерской Лавры, митрополита Киевского и Галицкого, постоянного члена Святейшего Синода, в недалеком прошлом митрополита Московского и затем Петроградского, высоко почитаемого иерарха Русской Церкви, всколыхнуло всю общественность и, в первую очередь, весь православный мир как на Украине и в России, так и за границей.

Одновременно с судебным следствием, производившимся в общем порядке, было организовано специальное духовное следствие. Патриарх Тихон для этой цели командировал в Киев особого духовного следователя, умного и сведущего архимандрита, который горячо принялся за порученное ему дело. Я не знакомился с этими материалами, но мне известно, что духовный следователь собрал много важного и существенного по этому делу. Да это и понятно. Некоторые корни этого происшествия уходили в недра самой монастырской жизни и, естественно, духовный следователь, с одной стороны, не связанный формальностями общегражданского следственного процесса, а, с другой стороны, хорошо знающий все винтики монастырского механизма, понимающий все нюансы этого быта, наконец, имеющий неофициальные ходы к раскрытию правды, мог совершеннее проследить некоторые, доступные ему нити преступления, правильнее представить картину события. Все были потрясены кошмарным убийством святителя. Общественное возбуждение и большой интерес к этому делу выразились в ор­ганизации особого расследования, которое производилось параллельно со следствиями гражданским и духовным. Руководил этим расследованием опытный судебный следователь г-н Черток. Обстоятельства военного времени не позволили ему довести дело до конца, однако и тех материалов, которые были собраны, было достаточно, чтобы, по словам Чертока, составить картину злодеяния. В своем распоряжении я, правда недолгое время, имел два тома общегражданского следствия, менее полного, но зато, думаю, более объективного и спокойного. Это дело хранилось в архиве Общих судебных установлений, находившихся в здании присутственных мест на Софийской площади. С приходом новой власти все прежние незаконченные процессы были прекращены. В здании суда были размещены какие-то многочисленные советские учреждения. Наступало зимнее холодное время, дров не было, решили в качестве топлива использовать большой запас архивного материала. Общую участь подчас ценнейших материалов должно было разделить и дело об убийстве митрополита Владимира. Совершенно случайно в тот момент, когда сотрудница учреждения собиралась положить в горящую печь два тома этого дела, мой знакомый присяжный поверенный И.П. Бессарабов заметил по фотографиям, что это дело митрополита Владимира. Он спас от огня эти два тома со всеми приложениями и взял их к себе. Остальные тома были уже объяты пламенем. Зная, что я живо интересуюсь этим делом, он любезно разрешил мне ознакомиться с ним и передал его в мое пользование. Вскоре, однако, это делопроизводство было у меня изъято прокурором республики. Думаю, что материалы эти погибли».

^[3] )

И еще один важный момент в этом историческом свидетельстве, свидетельстве очевидца, который в малой степени, но все же объясняет нам, что же творилось тогда внутри обители, в умах ее некоторых обитателей. «Февральская революция 1917 г. получила какое-то отражение и в Лавре. Ряд оппозиционно настроенных монахов и послушников проявили известную деятельность. Естественно, эта деятельность приняла несколько другие формы, нежели это было в миру: не было плакатов или демонстраций, но внутреннее брожение умов было заметно, и оно проявлялось в собраниях, при обсуждении внутреннего положения Лавры, в частных беседах среди братии и в определенной агитации. Конечно, и содержание подобных настроений отличалось от революционных в миру. Монахи смотрели «со своей колокольни» и рассуждали о революции под своим специфическим углом зрения. Понятно, что в первую очередь мы столкнулись с теми настроениями, которые не оправдывали присутствия митрополита в качестве настоятеля Лавры. Положение осложнялось еще и тем, что в это время во главе Лавры стоял решительный, сильной воли с ярко выраженными правыми убеждениями митрополит Владимир. Он был сторонником твердой, сильной и единоначальной власти как в государстве, так и у себя в обители. Тем не менее, следуя духу времени, митрополит вынужден был сделать ряд уступок. Неза­долго до убийства митрополита, под давлением о. Климента и его сторонников, был удален слепнувший, но прекрасной и чис­той души истый монах, наместник Лавры архимандрит Амвро­сий, и под тем же давлением сочувствующих Клименту группи­ровок был выбран братией в качестве наместника сам о. Кли­мент. По-видимому, перед голосованием о. Климент дал своим избирателям ряд обещаний. Так, известно, что более шестидеся­ти его приверженцев непосредственно после его избрания полу­чили награды и возведение в высшие саны. Об этом откровенно говорили вслух. Отец Макарий, ближайший помощник о. Кли­мента, получил, кроме сана архимандрита, еще и наиболее важ­ный пост келаря Лавры. По-видимому, среди климентовской группировки был намечен план и для дальнейших действий и реформ. Во всяком случае тогда можно было наблюдать в Лавре изоляцию митрополита, общее безвластие, неуверенность и не­способность лаврского руководства противостоять проникнове­нию в стены монастыря преступных элементов и в особенности болыневиствующих бандитов.

В январе 1918 г., в эти кошмарные дни убийств, грабежей, насилий население Киева чувствовало себя совершенно беспомощным, беззащитным, ожидая каждую минуту смерти. Верующие люди, естественно, собирались вокруг своей святыни в Киево-Печерской Лавре. Служили ночные службы, молились до утра. В этот роковой вечер в Великой церкви начали совершать всенощное богослужение рано, около четырех часов, так что в семь часов читали кафизмы. Во время этих чтений обычно садились, многие же богомольцы и даже иногда монахи выходят на двор. На этот раз перед верующими, вышедшими из Великой церкви на лаврский двор, предстала необыкновенная картина. Еще не было совершенно темно, да и снег давал блики, и потому можно было отчетливо различать все окружающее. От митрополичьих покоев двигалась странная процессия: впереди с фонарем шел какой-то неизвестный солдат, а за ним окруженный четырьмя вооруженными людьми шествовал Священноархимандрит Лавры, митрополит Киевский и Галицкий Владимир. На нем была меховая шуба, белый митрополичий клобук, в руках он держал посох, никого из монастырских людей около митрополита не было, стало очевидно, что в такое жуткое время митрополита вели на что-то страшное, тяжелое. Слух о том, что митрополита куда-то увели неизвестные люди, возможно на расстрел, быстро разнесся по Великой церкви, однако, это сообщение не всеми было принято с тревогой за судьбу митрополита.

Через Экономические ворота таинственная процессия вы­шла из Лавры и направилась к валам улицы Цитадель, ведущей в город. Там на площадке, в ста пятидесяти метрах от Лавры был убит ее Священноархимандрит, митрополит Владимир. При судебном вскрытии тела было обнаружено более двадцати колотых и более тридцати огнестрельных ран: митрополит был убит с истязаниями. Рука его была сложена для благословения, что можно было видеть на приложенных к судебному делу фотографиях. Между прочим, в деле имеется важное показание одного жителя Печерска, подтверждающее наше замечание. «Утром рано, часов в пять, я направился из дома, что находится на Никольской улице (продолжение улицы Цитадель) в Лавру, – рассказывает свидетель. – Дома у меня было нечего есть, а я знал, что знакомые монахи дадут мне картошки. Подходя к тому месту, где было совершено убийство, я заметил, что на площадке около вала лежит что-то бесформенное, прикрытое шубой, а рядом с ним на часах стоит какой-то вооруженный человек. Когда я подошел ближе, то увидел, что около тела, покрытого шубой, лежит белый клобук и поломанный посох^[4]. Часовой, заметив меня, сказал: «Вчера высокого попа убили, а он нас еще благословлял». Я сразу понял, что убили митрополита и в ужасе побежал в Лавру, чтобы рассказать о страшном злодеянии»^[5]

Весть о трагическом происшествии разнеслась по всей Лавре и городу. Большинство монахов и население Киева с горечью приняли это известие. Однако, как ни странно, наместником Лавры было отдано распоряжение совершать не панихиды, а молебствия.

Только один помощник благочинного иеромонах Моисей отважился тайно совершить панихиду о новопреставленном убиенном митрополите Владимире. Когда я прочел строки дела, повествующие об этом, я был весьма удивлен и не мог поверить этому. Немедленно я обратился к наместнику о. Клименту и по­просил рассеять мои недоумения. Каково же было мое удивле­ние, когда наместник подтвердил данные дела, не возражая, что им было отдано подобное распоряжение. Он, однако, объяснил это обстоятельство не какой-либо радостью или торжеством по поводу кончины митрополита, а большим удовлетворением, что возбужденное перед советским комендантом ходатайство о разрешении хоронить митрополита по архиерейскому чину погребения со всей полагающейся в таких случаях торжественностью увенчалось полным успехом и таковое разрешение было, в конце концов, получено. Погребли митрополита с почестями на Ближних Пещерах, как и полагалось Священ-но-архимандриту Лавры.

В приобщенном к следствию дневнике Рыбкина (к которому мы еще вернемся, – игум. Нестор), личного келейника митрополита, говорилось, что за несколько дней до убийства к Владыке пришла какая-то делегация монашествующих во главе с наместником Климентом и келарем Макарием, «все горлопаны и головорезы»; они о чем-то громко и горячо говорили, причем в тонах, далеких от пиетета по отношению к митрополиту. Они «наступали» на митрополита и чего-то настойчиво требовали. Когда Рыбкин вошел в залу, где митрополит принимал делегацию, то увидел, что «батюшку», то есть митрополита, «они хватают за горло». Быть может это преувеличение, но бесспорно какая-то делегация из монахов была и с какими-то весьма серьезными и настойчивыми требованиями, которые, возможно, перешли в вымогательство. Можно также предположить, что это были требования об отречении митрополита от власти настоятеля Лавры в пользу Климента и об утверждении, вернее, восстановлении в Лавре ставропигии. Во всяком случае, упомянутый разговор велся в таких тонах, что митрополит, после того как делегация удалилась, сказал: «Видишь, что они делают?», на что Рыбкин посоветовал: «Нечего здесь сидеть и ждать. Поедем отсюда». Митрополит тогда спросил: «Куда же?», на что Рыбкин ответил: «Да хоть в Выселки» (по-видимому, место отдыха митрополита). После этого разговора митрополит и Рыбкин стали собираться и складывать вещи. По материалам следствия преступники появились в Лавре накануне преступления. Их было четверо, и с ними была какая-то сестра милосердия. Одеты они были в солдатские шинели... В покои митрополита убийцы явились после обеда. Епископ Прилукский Феодор, который в это время гостил у митрополита, один из наиболее объективных, спокойных свидетелей по делу, рассказывает приблизительно так. После обеда они с митрополитом поднялись на верхнюю террасу, откуда открывается далекий вид на Заднепровье, и стали наблюдать за сражением, которое в это время разыгрывалось между украинскими частями и большевиками. Митрополит внимательно следил за разрывами снарядов и делал свои меткие замечания. В это время явился келейник и доложил, что пришли какие-то вооруженные люди и спрашивают митрополита. Митрополит вышел в приемную; епископ Феодор также спустился вниз. В это время митрополит с четырьмя вооруженными людьми прошел снова наверх в свои покои. Один часовой продолжал оставаться внизу. В покоях стали производить тщательный обыск, который продолжался довольно долго. Через некоторое время митрополит с вооруженным человеком прошел по лестнице вниз. Минуя епископа Феодора, он бросил: «Грозят расстрелом». Через некоторое время митрополиту было предложено одеться. Он накинул на себя шубу, надел белый клобук, взял в руки посох и в сопровождении упомянутых вооруженных людей вышел на лаврский двор».

^[6] )

И даже, весьма важное свидетельство о монастырской охране внутри Лавры.

«В то время в Лавре была организована внутренняя мона­стырская охрана, состоявшая из одиннадцати вооруженных монахов и послушников и находившаяся в ведении наместника Лавры, поэтому епископ Феодор немедленно позвонил по внутреннему лаврскому телефону о. Клименту и сообщил о том, что у митрополита были вооруженные люди, которые произвели обыск и его куда-то увели, причем угрожали расстрелом. Епископ просил наместника о помощи и защите вверенной ему милиции монастыря. Наместник обещал это выполнить. Однако никто на защиту митрополита не явился. Митрополит был беспрепятственно выведен из Лавры и расстрелян в виду Лавры. Наместник впоследствии утверждал, что. он немедленно после сообщения епископа Феодора позвонил коменданту и будто бы ему ответили, что как раз сейчас на допросе стоит какой-то высокого роста человек. По объяснениям наместника, он решил, что это и есть митрополит, которого вызвали на допрос и немедленно выпустят.

Как видно из сказанного и из материалов гражданского след­ствия, в Лавре существовала внутренняя оппозиция против власти и личности митрополита Владимира. В этом движении участвовал и наместник Лавры. Это внутреннее нестроение не могло не облегчить проникшим на территорию Лавры преступникам их задачи. Тем не менее нет никаких оснований обвинять архимандрита Климента в каком-либо действительном и сознательном соучастии с этими злоумышленниками. Наместник в момент трагического события обнаружил растерянность и оказался беспомощным перед происходившей катастрофой, и естественно его бездеятельность в этот момент вызывала впоследствии недоумения и нарекания. Но не следует забывать, что большевики тогда фактически уже господствовали на Пе-черске, и один из их штабов уже обосновался в здании лаврской типографии. Климент при таких условиях считал себя не в силах противодействовать разнузданным солдатским бандам.»

^[7] )

Знаменитый русский богослов и религиозный философ, окончивший имперааторский Киевский университет им. св. равноап. кн. Владимира, учившийся у знаменитого Г. И. Челпанова (1862-1936)

^[8] ), протопресвитер В.Зеньковский (1881-1962), профессор Свято-Сергиевского Института в Париже, в 1918 г. являлся министром исповеданий в правительстве гетмана П.П. Скоропадского, при котором, кстати, прошел год жизни 1918 митрополита Владимира; большевики уже вошли в Киев, но не властвовали покаместь, тоже оставил нам свои «Воспоминания», в которых пишет следующее по интересующему нас вопросу.

«На другой день по Киеву разнеслась печальная весть, что в ночь вступления большевиков был мученически убит митр. Владимир. Тайна его смерти так и осталась нераскрытой; по одной версии его убили украинцы, ненавидевшие его за его сопротивление украинскому церковному движению, по другой – кажется, более близкой к истине версии он был убит несколькими послушниками из самой же Лавры, которые ограбили митрополита и, полуизбитого, вытащили далеко за пределы Лавры (около 1/2 версты) и там убили (уже во время гетманщины на этом месте поставлен был памятник митр. Владимиру). Это страшное убийство кроткого, хотя и враждебного украинскому церковному движению, архипастыря, не очень умного (в этой характеристике митр. Владимира со стороны о. Василия сквозит явный субъективизм и обида, с гордостью, за то, что митрополит, в своей церковной деятельности, не прислушивался к таким умным лицам, как автор воспоминания, и другим, – игум. Нестор), но очень достойного по своим личным качествам, очень тяжело легло на души всех, кто был связан с церковной жизнью. Но пришли как раз такие дни, когда всем было страшно и жутко».

^[9] )

Взгляд со стороны, а посему и более не зависимый, чем предыдущий, был высказан, уже упоминавшимся нами, настоятелем Сухумского Кафедрального собора протоиереем Г. Голубцовым (Георгием Степановичем, родился в 1860-х годах, умер в Болгарии, в декабре 1947 г.), который оставил своим потомкам, последователям-православным, всем нам, любящим Святую Церковь, Православие, единую Русь и Кирилло-Мефодиевское, святоотеческое славянское наследие и византийско-христианское предание Единой Нераздельной Кафолической Церкви, за идеалы Которой отдал свою жизнь, боролся и был Христовым воином священномученик Владимир, свои воспоминания о. Георгий.

В своем дневнике, посвященном событиям соборных деяний, в которых прот. Георгий участвовал в качестве заместителя епископа Сухумского Сергия (Петрова) на второй сессии, самой продолжительной, в работе собора 1917-1918 годов, в разделе, датированном 3/16 февраля, суббота, он пишет:

«Заседание Собора открылось сегодня в 10 ч. 5 м. под председательством Арсения, митрополита Новгородского. Это был выдающийся архиерей, церковный историк и будущий священномученик. Выпускник КДА, ректор МДА, доктор церковной истории, второй кандидат в патриархи. Родился в Молдавии, в 1862 г. Умер в Ташкенте, в 1936 г. Кстати, за свою святительскую жизнь, митр. Владимир возглавил епископскую хиротонию своих викариев, которые затем станут выдающимися архиереями и церковно-общественными деятелями: архим. Арсений (Стадницкий), епископ Волокамский (с 28 февраля 1899 г.); архим. Трифон (Туркестанов), епископ Дмитровский (с 1 июля 1901 г.); архим. Анастасий (Грибановский), епископ Серпуховский (с 29 июня 1906 г.).

Его ближайшим и верным помощником в Петрограде станет епископ Гдовский Вениамин (Казанский) (1873-1922), будущий митрополит Петроградский и Гдовский, расстрелянный во исполнение декрета ВЦИК об изъятии церковных ценностей и канонизирован в лике священномучеников в 1992 г.

В начале заседания секретарь Собора сообщил, что вместо заболевшего Сухумского епископа Сергия в заседаниях Собора будет участвовать его заместитель, Сухумский кафедральный протоиерей Георгий Степанович Голубцов. Затем Собор приступил к слушанию и постатейному чтению выработанного 2-ым отделом Положения «Об избрании патриарха».

Профессор И. И. Соколов выдвинул вопрос о местоблюстителе русского патриаршего престола, и Собор постановил сдать этот вопрос для всесторонней разработки во 2-й отдел Собора. Вдруг входит патриарх; Собор встречает его вставанием, поклоном и ответным на его благословение пением: «испола эти, деспота». Заняв председательское место, патриарх при гробовой тишине сказал следующее: «К великой скорби слухи об убийстве митрополита Владимира подтвердились. Из верных источников я узнал, что в ночь на 26-е января в Киево-Печерскую лавру пришло несколько солдат с требованием, чтобы их провели к «хозяину» лавры; их провели к настоятелю лавры митрополиту Владимиру, который спал. Солдаты его разбудили и произвели очень длительный обыск, ища, очевидно, денег, но нашли только 100 рублей. Затем заставили его одеться, объявив ему, что поведут его в комиссариат, и вывели его из лавры за ворота. Никто из, очевидно, перетрусившей братии не проявил желания проводить своего владыку. А утром 26 января владыку нашли за лаврой убитого, причем на теле оказалось несколько ран не только пулевых, но и штыковых». Сказав это, патриарх объявил заседание закрытым, предупредив, что сейчас будет отслужена панихида по убиенном святителе, новоявленном священномученике митрополите Владимире. Панихида была отслужена при открытых царских дверях здесь же, в церкви епархиального дома во имя св. равноапостольского князя Владимира, патриархом в сослужении архимандритов и протоиереев – членов Собора, при пении соборян. Должен заметить, что епархиальный дом, в котором происходят занятия Собора, выстроен митрополитом Владимиром в бытность его на Московской кафедре.

Да, великую потерю понесла Русская церковь в лице покойного святителя! Я очень хорошо знал покойного владыку, ибо, прослужив под его начальством около 4-х лет в Сухуме, когда он был экзархом Грузии, я и по перемещении его в Москву всегда являлся к нему во время моих ежегодных отпусков на родину. Это был человек необычайного смирения и скромности и вместе с тем необычайной силы духа. В течение многих лет он был первенствующим иерархом не только по своему общественному положению, но и по тем высоким качествам духа, коими он ярко выделялся среди всех других русских архиереев. «В то время, как другие совершенно изолгались и постоянно изменяли своим убеждениям, м. Владимир не боялся говорить «правду царям» и не «с улыбкой», как наш старинный поэт, но со слезами, сознательно подвергая себя огорчениям и страданиям, и в то же время претерпевая все житейские скорби со смирением и с величайшей твердостью души. Да, это был живой пример нашим владыкам, часто в последние годы переживавшим борьбу между правдой и выгодой, между совестью и честью от людей, – пример тому, как должно предпочитать первое второму!»

^[10] )

Церковная историография, в особенности, посвященная событиям начала ХХ века, в Украине, не всегда дружит с документальными свидетельствами, потому что архивные данные уцелели не все, а свидетельские показания часто захлестывают эмоции и приоритеты нации и родства, а не отдается первенство религиозной Истине, Каноническому праву, соборному разуму Единой Святой Апостольско-Кафолической Церкви и правде объективной истории. Время и обстоятельства сыграли свою главную роль, чтобы убийство священномученика Владимира утонуло во лжи и противоречиях, в которых не смогли разобраться не только церковные деятели того времени, но и суд, который подчинялся политической коньюктуре, следствие заходило в тупик и некому было стоять за правду и человека.

Интереснейшие подробности своей долгой, насыщенной событиями, радостными и тревожными, жизни выдающейся и целеустремленной, дает нам митрополит Евлогий (Георгиевский) (1868-1948) в своих мемуарах. Однако, нас интересует та часть его воспоминаний, которая свидетельствует об убийстве митр. Владимира (Богоявленского) и о некоторых обстоятельствах этого злодеяния. Владыка Евлогий вспоминает впоследствии следующее.

«А к нам вскоре добежала весть о взятии большевиками Киева, о зверствах, учиненных ими в городе; и наконец – весть ужасная... – об убийстве митрополита Владимира.

Впоследствии я узнал, при каких обстоятельствах владыку Владимира убили. В злодействе свою роль сыграл и Алексей Дородицын (бывший Владимирский архиепископ), но кровь его и на монахах Лавры. Дородицын создал для митрополита Владимира тягостное положение, кото­рое дошло до того, что он чувствовал себя в митрополичьих покоях в Лавре, как в осажденной крепости. Когда Киев был взят, командующий большевистскими войсками Муравьев пришел к наместнику Лавры с предупреждением: «Я буду жить в лаврской гостинице, с вами у меня телефон. Если ворвутся к вам банды с обыском, с требованием денег или случится еще что-нибудь — звоните ко мне»,— сказал он. Вскоре днем в трапез­ную Лавры пришла банда матросов и потребовала еды. В то время как монахи их кормили, начались расспросы: довольна ли братия начальством? не имеют ли монахи каких-либо жалоб?.. Послушники, распропагандированные революцией и возбужден­ные агитацией Дородицына, стали жаловаться на притеснения: народ несет в Лавру большие деньги, а поедает их «он»...— и они указали наверх, где находились покои митрополита. Матросы ворвались в его квартиру, отпихнули старика-келейника, пригро­зив ему револьвером,— и бросились в спальню. Там они оставались около двух часов. Что в спальне происходило, неизвестно. Потом они вывели владыку Владимира и направились с ним к черному ходу. «Прощай, Иван...» — успел сказать келейнику митрополит. Вывели владыку из Лавры незаметно. У лаврских валов матросы прикончили его – расстреляли в упор... Он лежал полунагой, когда его нашли. Убийцы сорвали крест, панагию, даже набалдашник с посоха, только шубу не успели унести и бросили тут же... Монахи, видевшие, как уводили их митрополита, не только не подняли тревоги, не ударили в набат, но ни звука никому не сказали. Спустя уже значительное время кто-то спохватился и позвонил Муравьеву. Тот прислал своих солдат. Допросы, расспросы: кто? куда увели? когда? Но было уже поздно, злодеяние совершилось... Убиенного, полураздетого, изуродованного владыку митрополита увидала на рассвете крестьянка, несшая молоко в Лавру. Монахи объясняли свое молчание растерянностью, паникой: «Мы были парализованы...»

Митрополит Владимир был старец чистейшей, прекрасной души. Застенчивый, непоказной, незлобивый, необыкновенно кроткий, он всегда безропотно принимал испытания, которые выпадали на его долю. Его архипастырская жизнь была не из легких: его непрестанно переводили с кафедры на кафедру и тем лишали его возможности сродниться с какой-нибудь паствой. В Киеве в последнее время перед его мученической кончиной мы сблизились. Он меня полюбил. Мы подолгу беседовали. Он любил вспоминать детство, идеализировал семинарию, своих учителей, рассказывал, как, бывало, в ученические годы ватагой мальчуганов пробирались из Тамбова домой, в деревню, на Пасхальные каникулы; шли с котомочками, с палочками, в половодье... Завидев родное село, кричали с торжеством: «Воду прошел, яко сушу, и тамбовского зла избежав!..» На Всероссийском Церковном Соборе митрополита Владимира оттеснили, в Президиум не выбрали, хоть он и был старейший. А в Киеве его обступили украинские нахалы, и, как я уже сказал, архиепископ Алексей совместно с грубыми монахами его унижали».

^[11] )

Митрополит Вениамин (Федченков) (1880-1961), выдающийся иерарх и духовный писатель, в 1918 году, в сане архимандрита и на должности ректора Таврической Духовной семинарии (1917-1919 гг.), принимал участие в работе Украинского Церковного Собора. Главная забота о. Вениамина, его друзей и соратников, состояла в отстаивании самого главного, – мира церковного, в духе братской любви и верности догматам и канонам Православной Церкви.

По интересующей нас теме он пишет следующее.

«Когда большевики взяли власть в Киеве, их приход омрачился кровавым злодейством», т.е. убийством митрополита. И далее: «Так мы тогда и не узнали, кто убийца. Большевики ли? А может быть, украинцы неистовые? Ходили и такие слухи... Отпели мы святителя с честью, при множестве народа и похоронили рядом с митрополитом Флавианом. Мне назначено было говорить слово около гроба усопшего... Доселе храню я любовь к этому простому душой святителю и русскому и патриоту. И ко мне он отнесся с отеческой дружбою. Царство ему небесное! Умер на своем посту».

^[12] )

Выдающийся историк нашей Церкви, заслуженный профессор-протоиерей Ф. Титов (Федор Иванович, 1864-1935), по горячим следам печальных событий, составил весьма ценный сборник статейи проповедей, посвященных жизни и памяти великого страдальца, исповедника и новомученика ХХ-го столетия – святителя Киевского Владимира. Нас интересует факт исторического прошлого.

«Акт медицинского осмотра тела убиенного митрополита показывает, что архипастыря-мученика расстреливали разрывными пулями и кололи холодным острым оружием».

^[13] )

В связи с 90-й годовщиной мученической кончины митр. Владимира, в КДА и С 4 февраля 2008 г. состоялось расширенное заседаниеКиевского Религиозно-философского общества, на котором выступил с докладом член Совета КРФО, доцент Киевского Национального Университета И.В. Назаров. С личного позволения господина Назарова, хочу познакомить досточтимое собрание, с двумя важными моментами, связанными с двумя персонами, засвтившимися в 1918 г.

«Дело о возбуждении следствия об убийстве митрополита Киевского и Галицкого Владимира", имеющееся в Киевском областном госархиве, было начато 6 марта 1918 г. и окончено 5 декабря 1918 г. Оно содержит переписку главного следователя по важным делам Н. И. Лучицкого и прокурора Киевского окружного суда, в основном состоящую из жалоб на то, что розыскной отдел киевской державной варты игнорирует письменные поручения следователя относительно необходимых следственных действий. Наконец 11 ноября 1918 г. прокурору направляется представление об аресте и этапировании в Киев Нетребко Трофима Харитоновича, крестьянина села Ладино Прилукского уезда, подозреваемого в убийстве митрополита на основании косвенных улик. Т. X. Нетребко в 1914 г. при содействии знакомого монаха Рафаила был принят на испытание в Киево-Печерскую Лавру и назначен сторожем в Китаево-Голосеевский лес (что соответствует высказываниям одного из убийц, хваставшегося, что он хорошо знает лаврские порядки, ибо жил в Китаево и Голосеево). Через год, покинув Лавру, он поступил на военную службу в крепостную артиллерию г. Севастополя, где получил отпуск 16 декабря 1917 г., после которого дезертировал и оказался в Киеве, успев послужить и у Петлюры, и у красных. В число подозреваемых попал и его дядя Петр Филиппович Троянчук, арестованный 18 мая 1918 г. германскими войсками якобы за связи с большевиками и этапированный в Германию. Уголовное дело не получило дальнейшего развития в связи с падением режима гетьмана П. Скоропадского в середине декабря 1918 г. Однако в самом конце представления на арест Т. X. Нетребко имеется замечание товарища прокурора: "предстоит исследование настроений среди лаврской братии в декабре и январе и причин недовольства монахов покойным митрополитом Владимиром". Эта концовка увязывается с тем, что никто из братии не поинтересовался, кто и куда уводит Владыку и, даже услышав выстрелы, не пошел за посланными комендантом матросами на его поиски — тело священномученика пролежало на месте преступления до 9 часов утра и было обнаружено прохожими, сообщившими об этом братии.

И, наконец, газета "Киевская мысль" 19 августа (1 сентября) 1918 г. сообщила о задержании на Печерске с вещами покойного митрополита Елизаветы Левит — сиделки Александровской больницы, давшей показания на келейника Владыки, Филиппа Рыбкина. Эта же газета спустя 2 дня 22 августа (4 сентября) 1918 г. сообщила о том, что во время обыска в келье Ф. Рыбкина было обнаружено на 160 000 руб. процентных бумаг, украденных из кассы митрополии, панагия и некоторые другие вещи митрополита. Немногим ранее 18 (31) июля 1918 г. эта же газета сообщила: "В связи с убийством, митрополита Владимира предаются суду члены украинской церковной рады — священники Маричев, Филиппенко и Липеровский, которым ставится в вину их агитация против митрополита».

^[14] )

И в качестве заключения, хотелось бы привести слова Блаженнейшего Митрополита Владимира, Предстоя теля Украинской Православной Церкви.

«Сейчас мы все больше и больше осознаем, что недавнее прошлое свидетельствует не только о массовой гибели невинных людей, не только о богоборчестве и богоотступничестве, но и о величайшем, светлом, побеждающем смерть мученическом подвиге, по своему величию сопоставимым только с мученичеством первых христиан.»

^[15] )

Игум. Нестор (Соменок)

г. Киев

) Фирсов Сергей. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.). М., 2002 г., с. 6.

) Владимир Степанов (Русак). Свидетельство обвинения. М., 1993 г., с. 210-234.

) Никодимов И. Н., проф. Воспоминание о Киево-Печерской Лавре (1918-1943 гг.), Киев, 1999 г., с. 137-141.

^[4] Вещественные доказательства по делу об убийстве митрополита Владимира, в том числе шуба, посох и клобук, хранились вместе с делом в здании киевских присутственных мест. Потом они были похищены.

^[5] На месте убийства митрополита был сооружен мраморный черный крест, обнесенный оградой, который, однако, впоследствии был удален советскими властями.

) Никодимов И. Н., проф. Воспоминание о Киево-Печерской Лавре (1918-1943 гг.), Киев, 1999 г., с. 142-147.

) Цит. соч., с. 148.

) См. статью: Игум. Нестор (Соменок): «Личность и творческий путь Г. И. Челпанова (1862-1936)». // Труды Киевской Духовной Акакдемии, Киев, 2008 г., № 8, с. 255-274.

) Зеньковский В., прот. «Пять месяцев у власти». М., 1995 г., с. 42-43.

) Голубцов Г., прот. «Поездка на Всероссийский церковный Собор». // Российская церковь в годы революции (1917-1918 гг.), М., 1995 г., с. 159-161.

) Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. М., 1994 г., с. 285-286.

) Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. М., 1994 г., с 299.

) Титов Федор, прот. Венок на могилуВысокопреосвященного митрополита Владимира. Киев, 1918. // Памяти священномученика Владимира, 2005 г., с. 50-51.

) Київський обласний Державний архівний фонд С/183, опись 4, справа 185.

) Памяти священномученика Владимира, 2005 г., Обращение к читателю.