WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     | 1 |   ...   | 3 | 4 || 6 | 7 |   ...   | 10 |

«министерство образования российской федерации нижегородский государственный университет ...»

-- [ Страница 5 ] --

Социально-экономическую ситуацию в Нижнем Новгороде и Нижегородской области в достаточной степени репрезентируют заглавия региональных изданий. К примеру, в заголовках нижегородских газет чрезвычайно много сложных окказиональных слов с первым компонентом (в терминологии некоторых авторов – префиксоидом) авто- и метро-, исходя из чего можно сделать вывод о важности для региона транспортной темы: «Автовзвинчивание» (Нижегородские новости, 24.12.2008), «Без спроса столбят ‘автостойла’» (Нижегородские новости, 19.09.2008), «Автодебют метромоста» (Нижегородские новости, 6.11.2009), «Автопереправа раскупорит пробки» (Нижегородские новости, 2.11.2009), «Автохамы» (Московский комсомолец в Нижнем Новгороде, 8-15.09.2010), «Автостарьёвщики» (Нижегородские новости, 17.03.2010), «Автострасти» (Нижегородская правда, 9.09.2010), «Авто-промах» (Новое дело, 9.01.2010), «На улице Горького разбирают метрозабор» (Нижегородский рабочий, 1.04.2009), «Метробоязнь» (Нижегородские новости, 27.06.2008), «Метростройка не по правилам» (Проспект, 14.10.2008), «В горах пробурили метродыру» (Нижегородские новости, 11.09.2009).

Свою активность демонстрируют и сложные окказионализмы с первыми компонентами нарко- и лже-. Семантика таких лексических единиц во многом определяется их словообразовательной структурой. Так, новообразования с элементом нарко- используются для описания лиц и явлений, связанных с распространением наркотических средств: «Наркооборотни» (Нижегородские новости, 28.10.2008), «Наркополицейские хитры на выдумку» (Ленинская смена, 21.08.2008) «Неведомая наркоохрана» (Нижегородские новости, 15.12.2009), «Наркотестирование хотят узаконить» (Нижегородские новости, 6.08.2009), «’Весомый’ наркоменеджер» (Нижегородские новости, 8.07.2010). Окказионализмы с элементом лже-, имеющие в качестве опорного компонента существительное со значением деятеля, номинируют лиц, выдающих себя за кого-то другого с целью обмана других лиц: «В метро поймали лжепенсионерку» (Ленинская смена, 24-30.09.2009), «Лже-Лунтика арестовали в Нижнем» (Комсомольская правда- Нижний Новгород, 10.10.2009), «Лжетеррориста ищут в СИЗО» (Нижегородский рабочий, 19.03.2010), «В Нижнем орудуют лжеследователи» (Московский комсомолец в Нижнем Новгороде, 21-28.04.2010) «Лже-ТСЖ растут как грибы» (Нижегородский рабочий, 20.08.2010), «Лже-Хинштейн и его помощник» (Новое дело, 30.09.2010). На прошедшую в октябре 2010 года перепись населения газеты отреагировали заголовками «Лжепереписчицы обокрали пенсионерку» (Ленинская смена, 14-20.10.2010), «Осторожно: лжепереписчики» (Аргументы и факты – Нижний Новгород, 12.10.2010).

Криминальная хроника может быть представлена с помощью окказиональных слов различных типов. Довольно употребительны для этой цели графодериваты, в которых выделенная часть представляет собой узуальное слово, значимое для понимания содержания публикации. К примеру, статьи об объявленном в розыск за воровство участнике телевизионной передачи «Дом-2» имеют заголовки «ТелеДОМушник» (Нижегородские новости, 16.03.2010) и «ДОМушник-2» (Ленинская смена, 18-24.03.2010). Публикации о банде дальнобойщиков, убивавших своих коллег, называются «ДальноУБОЙщики» (Московский комсомолец в Нижнем Новгороде, 7-14.07.2010) и «ДальноБОЙ»(Проспект, 13.07.2010).

Ироничное наименование преступников, пытавшихся похитить бронзовую козу с центральной улицы города, создано в заголовке «Рогоуносцы» (Новое дело, 7.10.2010). Данный окказионализм был образован путем совмещения слов рогоносцы и уносить. Статья о бывшем начальнике Нижегородской академии МВД, обладающем большим состоянием, остроумно названа «Мультимилиционер» (Новое дело, 7.10.2010). Новообразование возникло в результате междусловного наложения («на конец основы одного слова накладывается начало омонимичного ему другого слова» [2:471]) с усечением конечной части первого слова: мультимилиционер < мультимиллионер + милиционер.

Столь высокая распространённость новообразований в заголовках статей на темы, связанные с преступностью в регионе, может свидетельствовать о том, насколько часто нижегородским газетам приходится освещать эти темы.

«Необычные» слова используются и для обозначения происходящего в политической жизни города. Способом заменительной деривации (когда происходит замена одной из корневых или неформантных частей исходного слова) образован окказионализм в заголовке «Кстовское главакружение» (Новое дело, 4.02.2010) о превышении главой города Кстова должностных полномочий: главакружение < глава + (голово)кружение. Графодериват в заглавии «Навашино не ‘вТюрится’!» (Ленинская смена, 18-24.02.2010) имеет значение ‘избрать Тюрина’ и построен на столкновении разговорного втюриться ‘попасть в какое-нибудь неприятное положение’ [3:918] и Тюрин (фамилия кандидата в депутаты). Смена мэра в Нижнем Новгороде вдохновила журналистов на создание таких заголовков: «Булавинов своё отмэрил» (Нижегородские новости, 26.10.2010) и «В.Е.Б. в камере» (Новое дело, 28.10.2010). В первом случае пишущий префиксально-суффиксальным способом создал глагол, производящим для которого послужило слово мэр. Во втором заголовке начальные буквы имени, отчества и фамилии бывшего мэра использованы, по всей видимости, для актуализации элемента веб- в слове веб-камера (камера, в реальном времени фиксирующая изображения и передающая их по Интернету). Кроме того, журналист обыгрывает многозначность слова камера (‘фотографический, кинематографический или телевизионный аппарат’ и ‘помещение особого назначения в некоторых учреждениях’ [4:255]).



Окказионализмы появляются и в заголовках статей на экономические темы: «Светоперечисление» (Нижегородские новости, 9.04.2010) – о монетизации льгот по оплате электроэнергии; «Инвест-урожай» (Московский комсомолец в Нижнем Новгороде, 25.08-1.09.2010) – об инвестициях в сельское хозяйство Нижегородской области; «Зарубли себе на носу» (Новое дело, 7.10.2010) – о курсе рубля, зарубли < заруби+рубль. Наконец, на резкое повышение цен на гречневую крупу одна из газет откликнулась заголовком «Гречным делом» (Нижегородская правда, 9.09.2010), гречным < грешным+греча. Образование окказионализмов нередко происходит на базе прецедентных текстов (заруби себе на носу, грешным делом), активно используемых в качестве заголовков (как в исходном, так и в трансформированном виде).

Анализ заголовков нижегородских газет показывает, что в статьях социальной тематики наибольшее распространение получают окказионализмы, связанные с транспортом, преступностью и политикой, что служит доказательством актуальности данных тем для региона.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Лыков А.Г. Современная русская лексикология (русское окказиональное слово). – М.: Высшая школа, 1976. – 120 с.
  2. Янко-Триницкая Н.А. Словообразование в современном русском языке. Москва: Индрик, 2001. – 503 с.
  3. Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. – М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1950-1965. – т.2
  4. Лопатин В.В., Лопатина Л.Е. Толковый словарь современного русского языка. – М.: Эксмо, 2009. – 928 с.
  5. Попова Т.В., Рацибурская Л.В., Гугунава Д.В. Неология и неография современного русского языка. – М.:Флинта: Наука, 2005. – 168 с.

Региональная культура в фольклорных, религиозных и этнографических источниках

Е.С. Курзина

КОЛЛЕКЦИЯ РУКОПИСНЫХ КНИГ ФБ ННГУ:

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ

РЕГИОНАЛЬНОГО СОБРАНИЯ

Коллекция рукописных и старопечатных книг Фундаментальной библиотеки ННГУ является частью обширного, но разрозненного «нижегородского собрания». Книги нижегородского происхождения хранятся в столичных (московских и петербургских) библиотеках, университетах и научно-исследовательских центрах, формируя, так называемые, «Нижегородские собрания и коллекции», а также составляют основу региональных собраний (Архива Нижегородской области, Нижегородской областной универсальной научной библиотеки им. В.И. Ленина, коллекций рукописных и старопечатных книг Исторического и Художественного музеев Нижнего Новгорода, собрания Института рукописной и старопечатной книги). Все эти собрания в совокупности содержат уникальный материал по изучению региональной традиции составления и бытования книг в Нижегородской губернии и области, исследованию читательских предпочтений, в особенности – читателя-старообрядца. Нижегородские собрания МГУ, РГБ, ИРЛИ РАН (Пушкинского дома) неоднократно становились объектом пристального внимания и изучения [1]. Этого нельзя сказать о коллекции рукописей и старопечатных книг ФБ ННГУ. За исключением кратких публикаций об археографических экспедициях Горьковского университета [2], содержащих сведения о находках, рукописи из коллекции ФБ ННГУ до сих пор не стали объектом детального изучения, и большинство из них не введено в научный оборот.

По данным предварительных исследований рукописи датируются кон. XVI – XX вв.:

– кон. XVI в. – 1 (фрагмент в конволюте);

– XVII в. – 6 (1 – в конволюте);

– кон. XVII – нач. XVIII вв. – 5;

– XVIII в. – 46 (2 – в конволюте);

– кон. XVIII – нач. XIX вв. – 2;

– XIX в. – 55 (6 – в конволюте);

– кон. XIX – нач. XX вв. – 30 (1 – в конволюте);

– XX в. – 35 (1 – в конволюте).

Таким образом, в коллекции представлены памятники поздние, и преобладают книги, датированные XVIII–XIX вв. В коллекции нет ранних рукописей (до XVI в.), однако в целом она может быть охарактеризована как чрезвычайно интересная для исследователей – филологов, историков языка, литературоведов и историков. Уже сейчас можно сказать, что в сборниках встречаются уникальные и редкие сочинения.

Рукописная часть коллекции представляет собой уникальный объект исследования по нескольким причинам.

  1. Данная региональная коллекция при всем разнообразии ее состава и репертуара едина, однородна и целостна с точки зрения ее собирания, комплектования и бытования. За исключением единичных поступлений конца 1990-х – начала 2000-х годов, все памятники, находящиеся в ее составе, являются археографическими экспедиционными находками, сделанными в Нижегородской области с 1977 по 1994 гг. Все эти книги имели длительную историю бытования в Нижегородской губернии и Нижнем Новгороде. Однородность коллекции продиктована и конфессиональной принадлежностью хранителей и создателей этих книг: также за редким исключением все книги тесно связаны с историей, формированием и развитием нижегородского старообрядчества. Подобная конфессиональная и территориальная однородность рукописного собрания позволяет изучать его целостно, как культурный объект, в рамках как литературоведческих, лингвистических и книговедческих исследований, так и в рамках изучения истории нижегородского старообрядчества, формирования его конфессионального разнообразия, межконфессионального и территориального взаимодействия.
  2. Коллекция рукописных книг, насчитывающая 174 ед. хранения (158 книг и 16 рукописных фрагментов), весьма разнообразна по составу и книжному репертуару, что позволяет рассматривать ее не только как целостный культурный объект, но и как своеобразную «универсальную библиотеку» нижегородского старообрядца, в которой представлены все наиболее значимые для подобного типа читателя жанры книжности:
  1. Книги литургические, служебные. В коллекции есть служебные книги как для общинного, так и для домашнего богослужения. Книги, которые хранились в моленном доме и принадлежали общине (например, Евангелие апракос, Апокалипсис, Минеи, Октоихи, Ирмологионы; в том числе – книги певческие (на крюковой ноте). С другой стороны, книги, которые имелись в каждой старообрядческой семье, передавались из поколения в поколение и сохранили на своих листах не только записи запродажные и владельческие, но и пометы бытового характера, живые свидетельства истории отдельного семейства (записи о днях памяти умерших родственников, детские рисунки, записи о погоде и урожае, учебные пробы пера: «аз, буки, веди, глагол…», «пробую чернила хорошо…»). Это широко представленные в коллекции Каноники, Святцы, Псалтыри. Именно богослужебные рукописные сборники позволяют наиболее отчетливо увидеть уникальность развития книги в старообрядческой среде и изучить феномен так называемой «постпечатной книги» [3]. Термин «постпечатная книга» описывает особую историю развития рукописной книги в среде староверов в период господства и широкого распространения книгопечатания.





    Подобная книга создается с целью восполнить недостаток печатных книг, как список с какого-либо печатного издания. Она копирует не только текст, но и стиль печатной книги, ее орнаментальные украшения, шрифт и даже ошибки печатника. Следование образцам, подражание в форме – это те элементы, которые старообрядческая книга унаследовала от древнерусской книжности, и перенесла практически без изменений в XIX – XX вв.

  2. Сборники четьи устойчивого состава. Эти книги в коллекции немногочисленны и свидетельствуют о постепенном умирании традиции соборного чтения в старообрядческой среде. Так же как и богослужебные сборники, они крайне мало изменяются, то есть воспринимаются переписчиками как авторитетные и универсальные. Однако они интересны с точки зрения изучения читательских предпочтений нижегородского старообрядца, специфического отбора даже не сочинений в составе этих сборников, а самих сборников как макрожанров. В коллекции представлены сборники устойчивого состава славянские и переводные, одноавторские и многоавторские, предназначенные для душеполезного и светского чтения. Причем каждый такой сборник – это, можно сказать, символ времени. Например, переводной Паренесис Ефрема Сирина; Пролог, представленный в коллекции несколькими рукописями, – славянская переработка византийского Синаксаря, пришедшего на Русь в XII в.; Торжественник, представленный двумя рукописями, – сборник устойчивого состава, сформировавшийся на русской почве в XIV–XV вв.; Синопсис Иннокентия Гизеля, «первый учебник по русской истории».
  3. Четьи сборники индивидуального состава: различные цветники, сборники смешанного состава, сборники слов, поучений, житий. Данный тип сборника наиболее характерен для старообрядческих коллекций. Здесь мы не задаемся целью точно классифицировать подобные сборники. Эта группа включает в себя и полемические, и гномологические, и «центонные» сборники (термин И.М. Грицевской). Важно то, что эта группа позволяет фиксировать и наблюдать изменение отношения к книге и чтению, модернизацию функции книги в старообрядческой среде. Такие сборники многофункциональны: помимо выполнения традиционных для древнерусской книги задач, они обеспечивают потребности в домашнем чтении, объединив под одним переплетом излюбленные повести, жития, поучения и фрагменты. В сборниках множество переводных и оригинальных русских произведений, способных украсить любое собрание, в том числе, список Китежского летописца (№ 953805, нач. XX в.), жития русских святых, старообрядческие сочинения (Соловецкие челобитные, 3 послания Аввакума Петрова (№ 933624, нач. XIX в.), послание Аввакума Алексею Михайловичу 1671 г. (№ 933353, 3 четв. XVIII в.) и др. Особую функцию выполняет сборник «полемический»: благодаря малому формату, доступности и легкости перемещения сборники этой группы превращаются в «карманный» справочник-цитатник, который берут с собой на полемические беседы и «прения о вере». Тексты в таких сборниках, сохраняя свою сакральную значимость, в то же время исполняют функцию справочного аппарата, что естественным образом отражается на форме, внешнем оформлении и сохранности книги. Вне всякого сомнения, старообрядческие рукописи из коллекции ФБ ННГУ представляют собой весьма интересный материал и для типологического описания сборников.
  4. Рукописи, содержащие отдельные тексты (Житие Евстафия Плакиды, Повесть о Басарге, Житие Зосимы и Савватия Соловецких), что не характерно для древнерусской книжной традиции, где основной формой бытования произведений был сборник. Подобные рукописи – пример изменившегося отношения к книге и тексту в XIX в.
  5. И, наконец, последняя группа книг – это собственно нижегородские старообрядческие оригинальные сочинения. Самого пристального внимания со стороны исследователей заслуживают «коллекции внутри коллекций». Например, библиотека старообрядческого наставника, собирателя и писателя XX в. Дорофея Никифоровича Уткина. Согласно пометам и вложениям, он являлся владельцем 3 книг (№ 933647. Сборник четий. Кон. XVII – нач. XVIII вв.; № 933648. Цветник. 1808 (1816?) г.; № 933649. Правило от духов нечистых. 2 пол. XIX – нач. XX вв.), и обозначен как писец еще 6 рукописей (№ 933651. Зонарь (с добавлениями). 1900 г.; № 933583. Словарь церковно-славянских терминов. 1 пол. XX в.; № 933652. Хронограф. («Родословие»). 1902 г.; № 933653. Каноник. нач. XX в.; № 933808. Каталог книг библиотеки Д. Н. Уткина. нач. XX в. (не ранее 1917 г.); № 933818. Сборник смешанного состава Д. Н. Уткина. 1917 – 1929 (?) гг.). В последнем читается Автобиография Уткина под названием «Автобиография или аксиома / Жизнь моя, приключение мое и сказание мое и воспоминании (sic!) мои…» (лл. 5–13об, 18–19), а также списки приобретенных книг, выписки из различных книг, беседа с начетчиком Евлампием Яковлевым, беглопоповцем (лл. 531–532об) и письма к разным лицам (л. 474–528об).

Таким образом, рукописные памятники из коллекции ФБ ННГУ без сомнения могут послужить материалом для лингвистических, литературоведческих, исторических исследований и представляют научный интерес, как в отдельности, так и в целом, так как данная коллекция – своеобразный круг чтения, культурный пласт, сохраненный и донесенный до наших дней нижегородскими старообрядцами.

ЛИТЕРАТУРА

  1. См. например: Кудрявцев И.М., Шлихтер Б.А., Щапов Я.Н. Археографические поездки отдела рукописей Государственной библиотеки им. В.И.Ленина в 1953-1956 гг. // Археографический ежегодник за 1957. – М., 1958. С. 266-301; Щапов Я.Н. Археографическая экспедиция в Горьковскую область // ТОДРЛ. – Т. XIV. – М.-Л., 1958. С. 613-619; Бегунов Ю.К., Панченко А.М. Археографическая экспедиция сектора древнерусской литературы в Горьковскую область // ТОДРЛ. – Т. XV. – М.-Л., 1958. С. 387-397; Бударагин В.П. Экспедиция в Горьковскую область // ТОДРЛ. – Т. XXXVII. – Л.: Наука, 1983. – С. 359-361.
  2. Грицевская И.М., Русинов В.Н., Черторицкая Т.В. Археографическая экспедиция Горьковского государственного университета им. Н.И. Лобачевского // ТОДРЛ. – Т. XXXVII. – Л.: Наука, 1983. С. 362-364; Галицкая Е.В., Пудалов Б.М. Археографические экспедиции в Уренский и Тонкинский районы Горьковской области // ТОДРЛ. – Т. XLIII. – Л.: Наука, 1990. С. 401-404.
  3. Бубнов Н.Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в. Источники, типы и эволюция. – СПб.: БАН, 1995.

Л.П. Клименко

КОГНИТИВНЫЕ ФУНКЦИИ

ПОЭТИКИ ВЕТХОЗАВЕТНЫХ ПРОФЕТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ

(НА МАТЕРИАЛЕ КН. ПРОР. АВДИЯ)

Начало богословского и филологического изучения профетических текстов Свящ. Писания Ветхого Завета относится к I пол. XIX в. и связано в первую очередь с работами И.Г. Гердера, братьев Шлегель и других исследователей народной культуры как проявления «народного духа», движущей ее силы. Появившаяся в 1840 году монография Х.Г. Эвальда «Пророки Ветхого Завета» представляла пророков как «провозвестников и толкователей божественного слова, вечных истин, которые должно хранить в памяти человечества» [3:113]. В своей книге «Пророки», вышедшей в свет в 1914 году, Г. Гельшер, опираясь на этнопсихологические положения В. Вундта, выдвинул новые для библеистики положения: 1) об экстатической природе древнееврейских пророчеств, роднящих их с аналогичными явлениями древней ближневосточной культуры и 2) положение о типологии, которое положило начало сравнительному изучению древнееврейского пророчества. В работах этого времени отмечаются некоторые особенности литературной формы, индивидуальные особенности языка пророков, однако филологическое исследование сакральных текстов профетического содержания по-прежнему остается неудовлетворительным. Вне поля зрения остаются вопросы литературного жанра, поэтики, языка и стиля, структуры текста пророчеств и др., которые могут получить всестороннее раскрытие в рамках библейской филологии. Глубокий интерес филологов к сакральным текстам Ветхого Завета опирается на понимание их высокой значимости в истории мировой литературы. По словам акад. С.С. Аверинцева, Свящ. Писание Ветхого Завета построено как «малая литературная вселенная» [1], в которой заложены основы литературных жанров, поэтической системы, символических образов всей мировой литературы. Профетические ветхозаветные тексты представляют собой весьма древний литературный жанр, поэтика которого не получила всестороннего изучения. Между тем язык ветхозаветных пророчеств разнообразен, обладает высокими художественными достоинствами, отражает индивидуальные авторские черты и их эстетические пристрастия.

В статье представлены наблюдения над поэтической системой книги пророка Авдия, самой краткой по объему из книг так называемых «малых пророков», которая состоит из одной главы, включающей 21 стих. Как проницательно заметил блаж. Иероним, «это малый пророк по числу стихов, но не по мыслям» [2:461].

Из 12 «малых пророков» кн. Авдия является одной из наиболее древних и стоит в их ряду на 4-м месте, после пророков Осии, Амоса и Ионы. Датировка этой книги окончательно не установлена, но, по авторитетному мнению проф. П.А. Юнгерова, это сочинение написано в к. IX в. до н.э. Что касается языка книги, он носит черты глубокой древности и даже «превосходит древность книги Иоиля, пророчества которого многие исследователи... ставят в зависимость от пророчеств Авдия». Описания пр. Авдия характеризуются как «поэтические, сильные, что указывает на писателя из древней пророческой эпохи» [5:353]. Язык пр. Авдия проф. А.П. Лопухин характеризует как «живой, одушевленный», а в самом изложении обнаруживается «сила выражения, живость и чистота древнего еврейского языка» [4:204].

Пророчество Авдия относится к числу видений, в котором автор возвещает о правосудии Иеговы над Едомом, врагом Израиля. В известном смысле кн. Авдия представляет собой квинтэссенцию содержания всех пророческих писаний. Видение пр. Авдия имеет историческую основу: враждебные отношения едомитян и братских им израильтян, которые в расширительном, аллегорическом смысле символизируют разлад в человеческом обществе. И эта, по словам Уолтера Л. Бейкера, «двойная нить вплетена во все писания как больших, так и малых пророков» [2:461].

Как и прочие сакральные тексты Ветхого Завета, кн. пр. Авдия построена по принципу «двойного реализма»: духовно-мистического и конкретно-исторического, отражающего сакральную и профанную действительность. Однако с точки зрения соотношения названных смысловых планов изображения пророческое видение Авдия отличается от других профетических текстов. Здесь картина будущих событий не выходит за рамки профанного и вплетается в реальную историю древнего еврейского народа. Вместе с тем визионерная картина не лишена сакральных черт, раскрывающих действие Божественного Промысла в истории «богоизбранного» народа. Сакральный компонент обнаруживает себя в теологических оценках прорицаемых событий и в символическом их смысле. Подобно другим сакральным текстам, пророчество Авдия теоцентрично по своему содержанию, которое раскрывается в аспекте трех оппозиций: Бог – человек, человек – Бог, человек – человек. Все это актуализируется в кн. пр. Авдия через искусное употребление разнообразных поэтических средств. В дискурсе кн. Авдия библеисты различают 4 топоса: I. Весть пророку о гибели Едома (ст. 1-9); II. О преступлениях едомитян (ст. 10-14); III. О суде Божием над врагами Израиля (ст. 15-16); IV. О Божиих благословениях, грядущих на народ Израиля (ст. 17-21). Особо важен с точки зрения профетизма последний стих книги (ст. 21) – об установлении Царства Божия на земле. В пророческом видении Авдия Едом предстает не только врагом Иуды, но является символическим образом «боговраждебного языческого мира». Поэтому пророк практически говорит о Суде Божием над всем языческим миром.

В кн. Авдия представлена система поэтических средств, включающая практически все их виды, известные современной системе поэтики. С точки зрения морфологии в этой системе используются единицы разных уровней языка – лексики, синтаксиса и структуры текста. Приведем примеры из текста пророчества Авдия, подтверждающие высказанное суждение о поэтических средствах.

На уровне лексики зарегестрированы:

– устойчивые словесные комплексы: востаните, и востанемъ на ню ратию (1:1); о Иерусалиме вергоша жребия (1:11);

– плеоназмы: слухъ слышахъ от Господа (1:1); воздаяние твое воздастся на главу твою (1:15); наследятъ домъ Иаковль наследавшихъ я (1:17);

– аллегория и символ: И будетъ домъ Иаковль огнь, домъ же Иосифовъ пламень, а домъ Исавовъ въ тростие, и возгорятся на нихъ и поядятъ я (1:18), – где «огнь» и «пламень» обозначают «народ Божий», а «тростие (солома)» – «противников Бога»;

– контекстуальные синонимы: воры – ночные грабители, обиратели винограда; союзники – ядущие хлеб твой, живущие с тобою в мире; обманут, нанесут удар, одолеют.

На уровне словосочетаний зарегестрированы:

– метафоры и метонимия: бежаша отъ Лица Господа (1:3); презорство сердца твоего воздвиже тя (1:3); глаголаша въ сердце своемъ: кто мя свержетъ на землю (1:3); положиша месть подъ тобою (1:7); покрыетъ тя студь (1:10); о Иерусалиме вергоша жребия (1:11);

– сравнение и гипербола: Аще вознесешися якоже орелъ и аще положиши гнездо твое средь звездъ, и оттуду свергу тя (1:4);

– атрибутивные словосочетания: день Господень (1:15), день скорби, день бедствия, день силы, день помазания, день брата Твоего (1:12), царство Господа (1:21).

Риторические фигуры речи: периоды с единоначатием, конструкции стилистического параллелизма – Аще бы татие влезли къ тебе, или разбойници нощию... еда не украли бы довольныхъ себе; или аще бы объемлющии виноградъ влезли къ тебе, еда бы не оставили гроздия (1:5); якоже сотворилъ еси, сице будетъ ти, воздаяние твое воздастся на главу твою (1:15).

На уровне текста обнаруживается такой принцип его построения, как хиазм: семантически соотнесенные стихи зеркально расположены по отношению к центральному стиху, содержащему концептуально значимую мысль всего текста главы.

Кроме функции изобразительности и выразительности, поэтические средства выполняют когнитивную, то есть смыслообразующую функцию. Это, прежде всего, относится к средствам метафорики и метонимии, символизации и аллегории. Использованием названных средств поэтики формируется высший смысл, формирующий план идеальной, духовно-символической действительности. Сказанное можно иллюстрировать примерами употребления атрибутивных словосочетаний с существительным «день».

В визионерной картине будущего, явленной пророку Авдию, слово «день» имеет особое значение. В понимании дня пророк следует за автором Шестоднева кн. Бытия: «4. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. 5. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один» (1:4-5). Период господства света Творец называет днем, а период господства тьмы – ночью, это, по сути, – сутки. Как полагают библеисты, с точки зрения космогонии, день – это не только светлое время суток, но и период времени неопределенно большой протяженности. Различные картины миротворения предстают в Шестодневе в виде группы явлений, «фактически развивавшихся в течение одного и того же периода, в видении же получившего название того или другого дня» [4:6]. В пророческом видении Авдия слово «день» также означает период времени неопределенной длительности, окрашенный переживаниями, чувствами, событиями и т.д., и, таким образом, кроме темпоральности, относящийся к космогонии, включает в свою характеристику антропоцентрический и теоцентрический компоненты.

Так, в его книге зарегистрирован ряд атрибутивных словосочетаний со словом «день», имеющих по большей части несогласованные определения, в которых содержится качественная характеристика темпорального периода; таковы, например: день брата твоего, день отчуждения его, день гибели их, в день бедствия (ст. 12), день несчастия, день погибели (ст. 13-14) – «Не следовало бы тебе злорадно смотреть на день брата твоего, на день отчуждения его; не следовало бы радоваться о сынах Иуды в день гибели их и расширять рот в день бедствия» (ст. 12). Текст передает напряженность и трагизм ситуации, драматизм чувств и переживаний пророка, взволнованного предстоящими бедствиями своего народа. Весь трагический период истории израильского народа назван «днем брата твоего», так как речь идет о военном столкновении израильского народа и братского ему народа едомитян.

Употребление атрибутивных словосочетаний со словом «день», номинирующих промежуток времени по его отличительному признаку, является традиционным средством библейской поэтики, зарегистрированным в тексте разножанровых книг Ветхого Завета, это – день субботы (Исх. 31:15; 32:28), день приношения, день помазания (Лев. 6:5), день радостной вести, день скорби и наказания и посрамления день (4Цар. 19:3), день силы Твоей, день гнева Своего, день Иерусалима (Пс. 26:5, 49:15, 94:8, 101:3, 109:3,5; Прит. 11:4; Пес. П. 3:11) и др.

Преобладающими в Ветхом Завете и у пр. Авдия являются словосочетания, относящиеся к семантическому полю ‘бедствие, горестные чувства’. Пророк Авдий предрекает наступление «дня Господня», в который едомитяне будут наказаны за жестокость, проявленную к израильтянам: «Ибо близок день Господень... как ты поступал, так поступлено будет с тобою, воздаяние твое обратится на голову твою» (ст. 15-16).

Наиболее часто в книгах великих и малых пророков встречается пророчество о наступлении «дня Господня» как дня грозного и правого Суда Божия: у пр. Иоиля – велик день Господень (2:11,31), у пр. Иезекииля – день Господа, день мрачный (30:3), у пр. Иеремии – день гнева Господня (2:22), у пр. Исаии – день мщения Бога (61:21), у пр. Иеремии – день отмщения Господа (46:10) и др. Подобные выражения встречаются и в Псалтири ц. Давида – день Силы Твоея (Пс. 109:3), день гнева Своего (Пс. 109:5) и т.п. Ожидание судного дня – Дня Суда Божия отвечало эсхатологическим ожиданиям древнего Израиля, и это событие сакральной действительности в изображаемой пророком будущей реальной жизни предвозвещается пророком Авдием всему человечеству. В комментарии к кн. Авдия Уолтер Л. Бейкер обращает внимание на символическое значение описываемых будущих событий, имеющих конкретную предысторию: «Почти не угасавшая враждебность между едомитянами и израильтянами является одним из древнейших примеров разлада в человеческом обществе. Прообразом этого конфликта послужила «борьба» Иакова и Исава (братьев-близнецов, что само по себе символично) во чреве матери их Ревекки (Быт. 25: 21-26)» [2:462].

Используя прием лексической антитезы, пророк предрекает падение некогда гордого и самонадеянного народа, составившего свое богатство войнами и грабежами: «Вот, Я сделал тебя малым между народами, и Вы в большом презрении» (1:2). Это пророчество приобретает обобщающий характер. Обличение гордыни едомитян завершается грозным приговором Иеговы, выраженным в яркой художественной форме с применением сравнений, метафор и гиперболы: «Но хотя бы ты, как орел поднялся высоко и среди звезд устроил гнездо твое, то и оттуда Я низрину тебя, говорит Господь» (1:4).

Рисуя печальную картину будущего разорения Едома, пр. Авдий прибегает к так называемому «пророческому прошедшему» и пользуется синтаксическим повтором как риторическим приемом, усиливающим драматическую ситуацию: «Не воры ли приходили к тебе, не ночные грабители, что ты так разорен?.. Как обобрано все у Исава и обысканы тайники его!..» (1:5). Пророк изображает будущее событие как уже совершившийся факт, и в этом проявляется восприятие темпоральности в сакральном аспекте: все события реального настоящего, прошедшего и будущего пророк видит одновременно совершившимися, не разделенными временным пространством. Это похоже на пермансив – «вечное время».

Отмечаемые в тексте речевые синонимичные слова и словосочетания правильнее было бы назвать полиномами, обозначающими одно и то же понятие по разным его признакам: союзники, живущие с тобою в мире, ядущие хлеб твой. Из области реального они легко трансформируются и переходят в сферу духовного, символического, называя лиц по степени духовной близости.

Ярким примером использования поэтического средства в когнитивной функции может служить ст. 1:18 пророчества Авдия: «И дом Иакова будет огнем и дом Иосифа – пламенем, а дом Исавов – соломою: зажгут его, и истребят его, и никого не останется из дома Исава, ибо Господь сказал это». Сравнивая народ Божий («дом Иакова» и «дом Иосифа») с огнем и пламенем, а едомитян (и в их лице всех противников Бога Иеговы) – с соломой, горящей в огне и пожираемой пламенем, пр. Авдий выражает мысль о силе и превосходстве народа Божия над его противниками.

Словами 18-го стиха «и никого не останется из дома Исава, ибо Господь сказал это» пророк предрекает гибель противников Иеговы и подводит к пророчеству, заключенному в стихе 21-м: «И придут спасители на гору Сион, чтобы судить гору Исава, и будет царство Господа». По изъяснению толковников, выражения «гора Сион» и «гора Исава» метонимически называют соответственно израильтян и едомитян, а под «спасителями подразумеваются Зоровавель, Ездра, Неемия, Маккавеи. Они явились не только спасителями израильского народа, но и теми «чрезвычайными мужами», приготовлявшими царство Божие» [4:213].

В заключение отметим следующее.

Текст книги пророка Авдия, одного из наиболее древних пророков, демонстрирует высокохудожественный язык, насыщенный разнообразными поэтическими средствами. Такая искусность и свобода их использования позволяет предположить существование сложившейся в устном народном творчестве определенной традиции употребления средств поэтики. В книге пророка представлена система таких средств, опирающихся на единицы разных уровней языка.

Образный язык книги не только усиливает эмоциональность восприятия визионерной картины, но и сообщает убедительность и достоверность информации о будущих событиях, провозвещанных пророком Авдием.

В сравнении с другими книгами премудрости, пр. Авдий редко прибегает к символическому употреблению слов. Это определяет преобладание провозвестий в виде визионерных картин конкретного исторического содержания. Вместе с тем, использованные пр. Авдием средства символики носят общебиблейский характер. Они встречаются в Пятикнижии Моисея, однако наиболее свойственны «литературе премудрости». Можно предположить, что пророк, следуя наиболее древним ветхозаветным священнописателям, создает прецедент, закладывает основу поэтического канона профетических текстов последующих авторов.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. – М., 1977.
  2. Бейкер Уолтер Л. Книга пророка Авдия // Толкование Ветхозаветных книг. От книги Исаии по книгу Малахии / Пер. Ирины Череватой. Коннектикут. – США, 1996.
  3. Вейнберг Й. Введение в Танах. Ч. III. Пророки. – М., 2003.
  4. Толковая Библия, или Комментарий на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета / Под ред. А.П. Лопухина. В 3-х тт. Т. II. – Стокгольм, 1987.
  5. Юнгеров П.А. Введение в Ветхий Завет. В 2-х кн. Кн. 2. – М., 2003.

Е.А. Пантелеева,

Д.Н. Фатеев

ТРАНСФОРМАЦИЯ И ОСОБЕННОСТИ БЫТОВАНИЯ

ЖАНРА НАРОДНОЙ БАЛЛАДЫ

(ПО РЕГИОНАЛЬНЫМ МАТЕРИАЛАМ И ЭКСПЕДИЦИОННЫМ ЗАПИСЯМ

2009 – 2010 ГГ., С. КОНСТАНТИНОВО

РЫБНОВСКОГО Р-НА РЯЗАНСКОЙ ОБЛ.)

Во время фольклорных экспедиций в Рязанскую область в 2009 – 2010 гг. в селе Константиново Рыбновского района удалось записать три варианта уникального в жанровом отношении текста (см. примечание). В плане содержания, сюжета и образной системы произведение представляет собой любовную балладу о сестрах-соперницах (цикл «Сестра погубила сестру»), однако формально оно исполнялось в виде цикла частушек на деревенских посиделках. По свидетельству исполнительниц – Зои Ивановны Червонкиной (1936 г.р.), Валентины Васильевны Церковниковой (1937 г.р.) и Анны Константиновны Денисовой (1942 г.р.) – текст был «привезён с торфу»: во второй половине ХХ столетия жители села Константиново принимали участие в разработке залежей торфа в район города Клин. Услышанные «Страдания», как называют балладу исполнительницы, были и по сей день остаются в Константинове одним из любимых произведений на праздниках, вечерах и деревенских посиделках.

Старожилы села именуют представленный текст «страданиями», имея в виду не разновидность частушечного жанра, а трагический тон произведения, что объясняется характерной для баллады тематикой и спецификой сюжета: излюбленный народом жанр традиционно основан на изображении драматических моментов жизни человека, сложных любовных взаимоотношений (измена, ревность, убийство, самоубийство). Известный исследователь жанра частушек Н.П. Колпакова пишет: «Этот термин имеет двойное значение: «страдать» в буквальном смысле этого слова, т.е. переживать тяжелые эмоции («от страданья от лихого нет лекарства никакого»), и «страдать – петь, исполнять частушки «страдания» в паре с подругой или гармонистом...» [1:280]. Оба значения реализованы в записанном тексте. В науке под «страданиями» принято понимать двухстрочные рифмованные частушки главным образом любовно-лирического содержания с характерным ритмическим размером – четырехстопным хореем, исполняемые в замедленном темпе, в напевно-речитативной манере.

Примечательно, что ни одно праздничное событие, связанное с исполнением частушек (семейные торжества, гулянья и т.д.) обычно не ограничивается «выкриком» одной «коротушки», происходит их нанизывание одна на другую, своего рода кумуляция. Иногда между парой двухстрочных «страданий», пропетых подряд, обнаруживается смысловая связь [1:281,282], однако рассматриваемое произведение не является классическим циклом страданий ни с формальной, ни с содержательной точки зрения. В песне ряд оригинальных куплетов, где место первой строки четырёхстрочной частушки с наигрышем «под русского» занимает двухстрочное «страдание», образуя строфы объёмом в пять строк. Данная особенность мелодики произведения отличает его от прочих баллад на тот же сюжет («Жили две сестры Нюра с Манею», «Две сестрёночки да Нюра с Манею» и проч.), исполняющиеся на мотив «Семёновны».

Отличие записанного произведения от «частушечного спева», в котором, по терминологии И.В. Зырянова [2:128], несколько «песенок» внутренне связаны и объединёны либо одним героем (гармонист, «милёнок» и т.д.), либо тематикой (верность, измена, встречи и расставания и т.д.), либо единоначатием («Вспомни, милый…», «Она моя…», «Ой, подружка…»), заключается также в наличии постепенно развивающегося хроникального любовного балладного сюжета о соперничестве сестёр. Героиня выбирает убийство сестры чтобы вернуть любимого, сохранить девичью честь и достоинство. Сюжет представляет классическую для баллады динамичную смену событий: признание в любви, предательство сестры, убийство, суд, самоубийство возлюбленного. При всей очевидности финала постоянные указания в тексте произведения на скорую трагическую развязку, а также описание смутных предчувствий, терзающих героиню баллады («Галю мучил сон проклятый») придают сюжету внутреннее напряжение (например, «Галечка молоденька, // Она с Мишею гуляла // Полтора лишь годика» и др.).

Традиционный для любовных баллад триоцентризм образной системы с характерным антитетическим противопоставлением главных героинь основан на трагическом конфликте между сёстрами. Во втором текстовом варианте внимание акцентируется на мотиве предательства сестры («Галя с Мишею гуляла, // Мать за это не ругала. // Гале Миша был любовь, // Но сестра её любимая // Пошла наперебой»), в первом ярче проявляется параллельный мотив измены возлюбленного («Раз Галина шла рекою, // Ну а Миша шёл с другою»).

В связи с жанровой трансформацией интерес представляет композиция произведения. Баллада как более древний жанр с появлением и популяризацией частушки в конце XIX – начале XX вв. преобразовалась в аналог частушечного цикла, дополнившись характерными для последнего композиционными элементами. Зачин произведения являет собой частушку-вызов, открывающую «цикл» («Давай, Валя с тобой споём, // Ну, конечно, с тобой вдвоём!») и побуждающую подругу-исполнительницу («страдания» чаще исполнялись двумя девушками) вступить в диалог. В данном случае первая строфа, выполняющая роль зачина, имеет дополнительную функцию – не только называет главных героев, обозначает тему произведения, но и, что особенно важно, говорит о трагической развязке: «…А мы о парочке споём, // Как гуляли, как расстались, // Как погибли все втроём». Соответственно видоизменяется итоговая часть: после традиционно краткого, фактологического балладного заключения («После всех его [Мишу] нашли, // Положили вместе с Валей, // Схоронили, как смогли») следует обращение к гармонистам в форме «страдания», обыкновенно завершающего выступление и обозначающего границы циклов (типа «Мы пропели вам частушки…»): «Ох, спасибо и довольно, // Что сыграли добровольно».

Особенности исполнения «страданий» «стенка на стенку» стали причиной осложнения речевой композиции произведения – вкрапления в текст мини-диалогов частушечниц: «– Валя! – Что, Катя?» (имена меняются в зависимости от исполнительниц – ср. первый и второй варианты). «После каждого куплета перекличка и притоптывание ногами», – свидетельствует З.И. Червонкина. Реплики исполнительниц в «куплете» занимают позицию между второй и третьей строками, восполняя недостающую строку (см. первую строфу первого текстового варианта). Таким образом получается шестистишие, звеньями которого являются двух- и четырехстрочная строфы, каждая из них может нести в себе законченное и автономное содержание, однако они связаны между собой в одно целое образование непрерывным актом исполнения.

Заключение содержит в себе наставление, носит дидактический характер: «Не влюбляйтесь в ребят крепко, //Они любят, но очень редко <…>». Данный композиционный элемент сближает произведение с жанром «жестокого романса», для структуры которого характерны подобные завершения (например, «Есть гора, на той горе // Все растут тюльпаны. // Не любите моряков, // Они хулиганы» [3:347]). В основе моралистической тенденции текста лежит мотива суда, прослеживающийся на протяжении всего повествования: Галина назидательно указывает сестре – «Ты неладно делаешь, Валя…» – а совершив самосуд («"…Отомщу!", – сказала Галя»), героиня сама оказывается «на подсудимой на скамье». Канонический балладный мотив Рока, Божьего Суда трансформируется под влиянием исторических изменений социокультурного характера, в связи с чем возникает дополнительный мотив земного суда / тюрьмы, замещающий обязательную для традиционной русской культуры апелляцию к метафизическим силам (Промысла, сакральной воли, небесной кары).

В последней трети ХХ в. в отечественной фольклористике возник термин «новая» или «современная баллада», оценивающаяся «как смежный с романсом и производный по отношению к традиционной балладе жанр» [3:343]. Наиболее характерные для него темы и мотивы (любовь, ревность, убийство) лежат в основе записанного авторами статьи произведения. Несмотря на то, что тексту присущи такие черты «современной баллады», как лубочность описаний, куплетная структура, простота ритмики и т.д., его невозможно безоговорочно отнести к данной группе фольклорных текстов. В рассматриваемом случае отсутствует параллельный литературный вариант народной «песни», существование которой большинством исследователей признаётся обязательным признаком жанра «новой баллады».

Причислению «Страданий» к описанному жанру препятствует специфичность структуры, обусловленная особенностями бытования текста. Традиция деревенских посиделок и вечеров села Константиново предусматривает исполнение «есни» «стенка на стенку», что объясняет появление в тексте дополнительных композиционных элементов, заимствованных у частушечного спева (частушка-зачин, частушка-«исход», реплики-переклички), и яркое проявление синкретичности: исполнение определённых строк каждого куплета сопровождалось соответствующими движениями танца.

Подобное взаимодействие нескольких жанров устного народного творчества (народная баллада, частушка, романс) может быть объяснено историческим и социокультурным развитием русского общества на рубеже XIX-XX вв. Можно предположить, что аналогично былинам, уступившим своё место историческим песням и балладам, в начале ХХ в., в период утверждения и непрерывно возрастающей популярности жанра частушки, баллада смогла трансформироваться в «цикл страданий», а благодаря усилению влияния городских жанров на деревенские – приобрести черты «жестокого романса».

ПРИМЕЧАНИЯ

  1. В.В. Церковникова, 1937 г.р.
  1. А.К. Денисова, 1942 г.р.
Давай, Валя, с тобой споём, Ну, конечно, только вдвоём! – Валя! – Что, Катя? Ой, мы о парочке споём, Как гуляли, как расстались, Как погибли все втроём. Под окном росла рябина, Мише нравилась Галина. (Исполнительница забыла окончание "куплета", вероятно, идентичное второму варианту – прим. авт.) Галя с Мишею гуляла, Мать за это не ругала. Давай, Валя, с тобой споём, Ну, конечно, с тобой вдвоём! – Нюра! – Что, Валя? А мы о парочке споём, Как гуляли, как расстались, Как погибли все втроём. Под окном росла рябина, Мише нравилась Галина. Галечка молоденька, Она с Мишею гуляла Полтора лишь годика. Галя с Мишею гуляла, Мать за это не ругала.
Воля была Галечки, Напролёт ночки сидели Под окном на лавочке. Она ему в любви призналась, Что же дальше оказалось? Говорит она ему: «Если ты мне не изменишь, То и я не изменю». Раз Галина шла рекою, Ну а Миша шёл с другою.
Гале Миша был любовь, Но сестра её любимая Пошла наперебой. Гале Миша был любовь, Но сестра её любимая Пошла наперебой.
Наступает вечер снова, На свиданье Галечка готова. Засыпала Галечка, В это время со свиданья Возвращалась Валечка.
Наступает вечер пятый, Галю мучил сон проклятый. Просыпалась Галечка, А в это время со свиданья Возвращалась Валечка. «Ты неладно делаешь, Валя, Отомщу!», – сказала Галя*. Наступает вечер пятый, Галю мучил сон проклятый, Просыпалась Галечка, В это время со свиданья Возвращалась Валечка. «Ты неправильно делаешь, Валя! Отомщу!» – сказала Галя.
И решила отомстить, Чтоб сестра её любимая Не смела выходить. И решила поскорей Повстречать сестру родную У тесовых у дверей.
Над головой топор поднялся, Крик и стон кругом раздался. Повалилась Валечка, «Куда ж труп теперь девать?» – Испугалась Галечка. Тело в воду погрузила, Галечке тюрьма грозила. Над головой топор поднялся, Крик и стон кругом раздался. Прокричала Валечка. «Куда труп теперь девать?» – Испугалась Галечка. Тело в воду погрузила, Галечке тюрьма грозила.
И пустила по воде, Тело бедное поплыло Задержалось на песке. Народ тело обнаружил, Гале суд, а Миша слушал,
а подсудимой на скамье Сидела Галя. Мать и Миша Объяснялися судье. Говорили судья сразу – Расстрелять таку заразу. А говорила мать судье: «Расстрелять неинтересно, Проморить её в тюрьме!». Миша болен был душою, Долго плакал над рекою, После всех его нашли, Положили вместе с Валей, Схоронили, как смогли. Ой, спасибо и довольно! На подсудимой на скамье Сидела Галя. Мать и Миша Объяснялися судье. Присудили судья сразу Расстрелять эту заразу. Говорила мать судье: «Расстрелять неинтересно, Проморить её в тюрьме!». Миша болен был душою, Долго плакал над рекою, После всех его нашли, Положили вместе с Валей, Схоронили, как смогли. Ох, спасибо и довольно,
Вы сыграли, а мы спели Добровольно. Не влюбляйтесь в ребят крепко, Они любят, но очень редко. Лиходеечки вредят, Ну как только загуляют, Что-нибудь, да сотворят! Что сыграли добровольно. Говори спасибо враз, Мальчики, ваша измена До чего ж доводит нас.


Pages:     | 1 |   ...   | 3 | 4 || 6 | 7 |   ...   | 10 |
 





<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.