«Ответственный редактор:
И.М. Семашко Гендерные проблемы в общественных науках. Отв. ред. И.М. Семашко. М., 2001. 264 с. ...»

Если пытаться рассматривать эти вопросы в социо-экономиче­ском контексте, то прежде всего следует вспомнить, что дети в развивающихся странах часто называются главным богатством. Однако за этим гуманным, почти сентиментальным определением стоят вполне реальные социально-экономические объяснения. В современной западной науке популярен цикл «высокая рождаемость — бедность — высокая рождаемость» и, соответственно, широко распространен тезис о том, что причиной высокой рождаемости является бедность во всей совокупности ее составляющих.

Иными словами, развивающиеся страны «плодовиты потому, что в существующих здесь социальных и экономических условиях значительная часть населения находит свой экономический и социальный интерес в том, чтобы иметь большее количество детей, поскольку они являются продолжателями рода, могут выполнять работы по дому и хозяйству и участвуют в обеспечении экономического и социального благосостояния семьи в незащищенных обществах»4.

Несомненность связи между бедностью и высокой рождаемостью основательно доказана в общественных науках — достаточно обратиться к обширной библиографии по этому вопросу5. Мы же попытаемся, исходя из логики современных экономистов, взглянуть на ситуацию в афро-российских смешанных семьях и прежде всего на родителей «качественных» детей-метисов, учитывая при этом, что характер труда, принадлежность к определенным социально-профессиональным группам создают известную специфику в социальных и психологических установках, в том числе — репродуктивных. Нам не следует забывать, что мужья представляют элитарную часть африканского общества, входящую в группу высокообразованного меньшинства. Отец (а нередко и оба родителя) в таком союзе обладают достаточно высокими возможностями обеспечить семье уровень жизни выше среднеафриканского. Напомним также, что африканские мужья русских женщин в подавляющем своем большинстве — выпускники российских/советских высших учебных заведений или учебных заведений средней специальной ступени. Университетское и в целом высшее образование остается в Африке привилегией очень незначительного числа молодых людей6. Именно из них формируется национальная элита в широком смысле этого слова: творческая и научно-технической интеллигенция, представители будущих пра­вящих коалиций, высшего административно-управленческого эшелона, преподаватели.

Не менее существенным является и материальный фактор, поскольку с получением высшей профессиональной квалификации мо­лодой африканец обретает не только прочное общественное положение, но и стабильный доход, который, по некоторым оценкам, у специалиста-выпускника университета или вуза, в полтора десятка раз может превышать средний заработок африканца без образования. Кроме того, вероятность роста зарплаты в процессе работы у специалиста с университетским дипломом в 20–25 раз выше, чем у необразованного африканца. И разумеется, то обстоятельство, что у выпускника высшего учебного заведения будет возможность (хотя и с каждым годом убывающая — Н.К.) иметь доход, превышающий средний доход на душу населения в 25–100 раз, делает перспективы сегодняшнего африканского студента-выпускника исключительными на шкале социально-эконо­мической престижности7.

Существующая в современной демографии точка зрения на то, что именно уровень образования женщины может решающим об­разом повлиять на снижение числа детей в семье, хорошо коррелирует с нашей статистикой. Русские женщины, вступившие в брак с африканскими студентами в России, достаточно образованы для того, чтобы успешно применять свои профессиональные навыки на местном (африканском) рынке рабочей силы, внося тем самым свой вклад в бюджет семьи (если, конечно, местная социально-экономическая, политическая ситуация или этно-конфессиональ­ная традиция не мешают проявлению ее профессиональных навыков вне дома). И хотя разброс в уровнях образования внутри группы женщин, вступивших в расово-смешанный русско-афри­канский брак, весьма значителен, в целом его можно определить как довольно высокий: из более 200 респонденток-выходцев из бывшего СССР, проживающих ныне в 19 африканских странах, выпускницами вузов и университетов оказались, соответственно, 55,1% и 22,2% от числа учившихся в различных учебных заведениях женщин (они составляли 61,3% от общего числа опрошенных). Среднее специальное образование имели 18,05%; профессиональ­но-техническое — 5,6%. Кроме того, о своем образовании, завершившемся на уровне средней школы, сообщили 2,7% женщин.

Полученные нами данные о занятости русских женщин на современном африканском рынке труда в целом адекватно отражают описанную выше ситуацию. Так, согласно результатам нашего опроса, в 1992/1993 годах 45,1% принявших в нем участие русских женщин работало (из них 57,6 в госсектре, остальные в частном секторе или одновременно в государственном и частном)8.

Очевидно, что в массе своей двадцать тысяч русско-африкан­ских брачных пар не могут быть исключительно элитными. Почти сорокалетний опыт существования афро-русских смешанных браков как самостоятельного явления показывает отчетливую социально-экономическую дифференциацию внутри этого сообщества: первые когорты африканцев-выпускников советских вузов и их русские жены оказывались наиболее благоустроенными и экономически, и социально, чему в немалой степени способствовала в тот период социально-экономическая и политическая ситуация во многих странах континента. Но даже сегодня, оценивая свое материальное положение в расово-смешанном браке, лишь 12,3% опрошенных россиянок утверждали, что экономические условия жизни семьи в последнее время ухудшились; 61,3% определяли их как изменившиеся в лучшую сторону; на прежнем уровне условия жизни сохранились в семьях 24,7% женщин9.

Одновременно социальные службы России все чаще регистрируют, а ряд благотворительных обществ, по возможности, опекает, тех детей-подростков из неблагополучных распавшихся афро-русских семей, что остались без определенного места жительства, которые ведут в столице и ряде российских городов не самую праведную жизнь — крадут, бродяжничают, распространяют наркотики и пр.10

Русско-африканская смешанная семья, как в современной Африке, так и в сегодняшней России, используя все предоставляющиеся ей возможности роста социального статуса, а вместе с ним и повышения уровня материального благосостояния, в силу экономических причин способна к ограниченному производству «качественного» потомства. Вместе с тем, неуклонно расширяется число детей-метисов, живущих за чертой бедности, а вернее на нищенском уровне.

* * *

Детность — это показатель состояния семьи, характеризующий не только отличия в материальных условиях жизни, но и в нематериальных ориентациях различных групп общества. В последние годы большинство исследователей социо-демографиче­ских аспектов семьи, все чаще обращаются в своих изысканиях именно к культурно-бытовым и социо-психологическим факторам рождаемости, осознавая, что ограничиться лишь социально-экономическими показателями в столь сложной и многоплановой проблеме невозможно11. При выявлении факторов влияния на уровень рождаемости наиболее сложными для анализа являются как раз комплексные характеристики образа жизни, культурно-бытовых параметров, поскольку в отличие от социально-эконо­мических, они менее других изучены. В нашем случае, когда речь идет о таком специфическом сообществе, как расово-смешанная русско-африканская семья, помимо необходимости изучения общих параметров, определяющих условия развития и организации семьи, ее воспроизводства на социокультурном уровне, исследовательский путь «отягощается» почти обязательным присутствием проблемы психологического взаимодействия супругов — представителей различных культур. Это прежде всего относится к русским женщинам, попавшим вследствие расово-смешанного брака в иное культурно-цивилизационное пространство и всеми доступными им способами пытающимся в нем освоиться. На путь приспособления к новой культуре они встают фактически в одиночестве, имея лишь собственные социальные навыки и ценности родной, исходной культуры, на которые они с большим или меньшим успехом опираются, интегрируясь в повседневную обыденную жизнь принимающей их страны.

У мужей-африканцев вынужденный отрыв от традиционного семейно-бытового уклада, длительное пребывание в иных, чем африканские, центрах хозяйственно-культурной и общественной жизни, подчас сопряжены с чувством психологической неопределенности своего положения, с неуверенностью, а зачастую и непредсказуемостью в действиях и поведении. Живя в чужой стране, они подвергаются постоянному и активному воздействию со стороны как евразийской (внешней), так и африканской (сосредоточенной главным образом внутри землячества) культур. Несопоставимость (подчас принципиальная) многих ценностей в этих культурах, множественность социокультурных сред, в которых они пребывают и вынуждены действовать, делают поведение молодых африканцев спонтанным, «ситуационным», то есть обусловленным действующими в данной среде законами социального поведения.

Своеобразное, можно сказать, уникальное положение подобной семьи во многом определяет направление и характер воспитания в ней детей, заметно влияя на уровень психологической комфортности бытия детей-метисов.

В процессе изучения этих контингентов стало понятно, что исследование частного случая разнорасовой семьи позволяет осмыслить более общую проблему — каким образом осознание принадлежности к расам матери и отца влияет на судьбу ребенка, как оно формирует мировосприятие подростка-метиса, его жизненные принципы, определяет социально-психологические характеристики личности, эмоциональные импульсы.

Материалы проведенных исследований (анкетирования, интервьюирования родителей и детей в расово-смешанных семьях, неформальное общение с ними в различных жизненных ситуациях и т.п.) показали, что несмотря на различные методы воспитания де­тей, обнаруживается внутреннее единство процессов социокультурного развития, общность культурных схем и способов социализации в рамках внутрисемейных отношений, что, по всей видимости, во многом связано с общностью моделей советской/российской или шире — евразийской — системы воспитания равно как и моделей, «работающих» в семьях элиты африканского общества, откуда, как уже отмечалось, преимущественно происходят отцы обследованных нами детей. В развивающихся регионах современная африканская малая (нуклеарная) семья обладает своей особостью: не атомизированная, не самодавлеющая, но связанная множеством эффективных родственных, земляческих, патронажных и прочих уз с иными родственными группами. Нашей соотечественнице, особенно родом из российской глубинки (а это — до 70% общего числа вышедших замуж за граждан африканских стран), также достаточно близки такие понятия, как «большая семья», «семейная солидарность», «кровно-родственные отношения», несмотря на то, что в африканском контексте они имеют свое особое прочтение12.

Социальная и психологическая специфика смешанных семей и их потомства как в России, так и в странах Африки, по всей видимости, все же накладывает свой отпечаток, мешая современной установке рассматривать этих детей и их родителей как независимые инстанции со своими собственными нуждами и законным статусом, даже в том случае, когда родители осознанно стремятся изолировать детей-метисов, вручив им весь формально необходимый инструментарий для управления будущей жизнью — образование, работу, материальное благополучие и пр.

Исследуя частные случаи можно попытаться осмыслить и более общую проблему — кто (или что) управляет этими процессами — сами индивиды или социально-структурные отношения.

Конечно, на исследованной группе молодых людей лежит печать общих процессов дестандартизации социального поведения, затронувших современную молодежь в целом. Идеалы и нормы, определяющие поведение современного подростка и молодого человека, меняются по сравнению с теми, что исповедывали и разделяли в своем детстве их родители. Однако полностью принять тезис западных исследователей современных детских и юношеских биографий о том, что сегодняшние родители не могут полноценно использовать опыт своего воспитания в качестве модели для воспитания собственных детей13, в нашем случае, как показал анализ жизненных историй обследованной группы метисов, непросто.

Весьма возможно, объяснение этому кроется в атмосфере сохранения некоторых архаичных элементов африканского семейного уклада, неизбежно привносимых отцом-африканцем; не исключено и формирование естественных, инстинктивных реакций, надолго «собирающих» вместе смешанные семьи и их потомство для защиты от окружающей действительности. В любом случае проведенный анализ влияния этого фактора на психологическое и социальное поведение подростка-метиса показывает, что такая тенденция существует, но она не однозначна, тонко структурирована и опосредуется множеством других факторов.

Одновременно дети-метисы, как правило, остаются детьми африканской элиты, «качественными» детьми, на фоне Африки с ее ограниченной социальной мобильностью для основной массы молодежи. Родительские (материальные и интеллектуальные) вложения, а также нынешние преимущества гражданско-правового статуса, как в ряде стран Африки, так и в России, могут оказать некоторым из них определенное подспорье в учебной, брачно-семейной или коммерческой карьере.

Совершенно очевидно, что было бы исследовательски некорректно утверждать, будто в сегодняшнем мире есть те или иные этносоциальные группы, идеально комфортно расположившиеся в том или ином «неродном» социуме. Не составляет исключения и исследуемое сообщество, бытие которого усложнено уже в силу специфики его расовосмешанного происхождения.

С другой стороны, нельзя сказать, что эти дети совершенно не нужны ни в Африке, ни в России. И то, и другое общества пытаются их абсорбировать, причем практика показывает, что африканское общество делает это успешнее, вероятно, благодаря как историко-культурному опыту взаимоотношений колонии и метрополии, так и особенностям африканского менталитета, в частности, отношения африканца к детям как главной жизненной ценности.

Первые поколения детей от русско-африканских смешанных браков могут прагматически рассматриваться обществом как наиболее реальные потенциальные посредники между двумя обществами, двумя культурами, двумя рынками (хотя их матери в этом плане сегодня проявляются активнее, лучше зная, чувствуя или помня свое исходное общество).

Думается также, что пытаясь войти в планетарное общекультурное пространство, мы сами прежде всего должны осознавать, что процесс такого рода адаптации обоюден, ибо нам не только предстоит по возможности облегчать процесс вживания метисов в однорасовый мир, но и учиться у них и через них правилам разнорасового общежития, социальной гармонии и терпимости.

Наконец, наше общество определенно многое потеряет в социокультурном плане, если начнет отторгать от себя группы «расовых гибридов», являющихся тем не менее носителями русской культуры, живущих во многом русскими ценностями и одновременно способных транслировать их в другие цивилизации, владея местными культурно-смысловыми, информационными и поведенческими кодами.

Анализ современного детства и юности потомства от расово-смешанных русско-африканских браков в России показал также, что от него, находящегося под пристальным социальным вниманием общества, практически в любых ситуациях требуется как обязательная по существу выработка контроля над своими эмоциями и действиями, внутреннего самоконтроля, который, кроме всего прочего, является признаком цивилизованного поведения.

Говоря о протекании адаптационных процессов, путей и темпов приспособления к одной из родительских культур, или о феномене гармонии бикультурности, или об эффекте отторжения обеих культур, следует иметь в виду, что этнокультурные различия — характеристика многомерная и к тому же — величина переменная. На примерах национально-смешанной брачности на пространствах бывшего СССР отечественные этнологи и демографы, а также западные специалисты успешно доказывают, что содержание этнокультурных различий между двумя этническими общностями в течение жизни одного-двух поколений может в корне измениться14. Возможно, такая быстрая эволюция будет наблюдаться и в исследуемом случае. Это — лишь вопрос времени, физического и исследовательского.

Что же касается общих пространственно-временных параметров, в границах которых протекают процессы метисации в мире в целом, то в начале ХХІ столетия мы уже наблюдаем неизбежность зарождения в конфликте разных миров общей для всех истины, дающей возможность ощутить единство всего сущего на земле, той истины, которую столь философски просто выразила героиня романа магрибинца А. Диба «Инфанта мавра»: «Всем надо надеяться. И тогда мы все обретем друг друга. И найдем себя. И тогда ни мне, ни другим не надо будет знать: откуда я? И ни одна часть Земли не откажется принадлежать мне. Никто не будет жить во взятой взаймы стране»15.

Е.А. Сорокина

Семья и дети в современной Швеции

(политика государства и изменение
гендерных стереотипов)

На протяжении ХХ столетия институт брака и его традиционные формы претерпели в Швеции сильные изменения. Для понимания всего комплекса проблем семьи и детства в Швеции существенным является то, что само государство проводит целенаправленную политику по поддержанию и развитию этой сферы жизни общества.

В понятие государственной политики по оказанию поддержки и помощи семье (familjepolitik) входит несколько важных составляющих: наличие четко действующей государственной (муниципальной или коммунальной) системы обеспечения детства, успешное функционирование органов социального страхования и выплат разного рода социальных пособий, создание разного вида льгот для семей, имеющих детей, и, прежде всего, для родителей-одиночек. Причем осуществление адресных социальных программ для семей, имеющих детей, происходит в равной мере, независимо от социального, гражданского (речь идет о семьях иммигрантов) и имущественного статуса, Деятельность всей государственной социальной системы реализуется за счет различных фондов на основе принципа перераспределения доходов через налоги и взносов работодателей. Дети и родители имеют право и возможность пользоваться коммунальными детскими учреждениями (детскими садами, яслями, различными формами начальной школы с группами продленного дня и без них, различными детскими центрами досуга и проведения свободного времени). Для всех родителей, имеющих детей до 12 лет, независимо от их имущественного и образовательного уровня, существуют различные льготы, в том числе и дополнительные отпуска, право на установление гибкого графика работы. Кроме того, родители (любой из них) получили в последние годы право на 2 оплаченных дня, используемых на посещения школ, где учатся дети.

Надо отметить, что в Швеции государство контролирует качество и количество социальных услуг, оказываемых гражданам страны здравоохранением, институтами социальной помощи детям, пожилым и семьям в целом, системой государственного страхования, направленной на предоставление экономической помощи и защиты в различных жизненных ситуациях (при рождении детей, болезни, по старости, в связи с беременностью, по поводу безработицы и т. д.).

В государственном секторе шведской экономики работает около трети всего населения трудоспособного возраста и прежде всего — женщины. Швеция конца ХХ века представляет собой высоко развитую индустриальную державу, в которой практически пятую часть населения — 22% (из 9 млн. человек) составляют дети и молодые люди в возрасте до 18 лет.ccxxvi В целом же, на протяжении ХХ века произошло сокращение процентной (относительной) доли числа детей и молодежи в общем населении страны при сохранении абсолютных значений на уровне около 2 млн. человек. Так, если в 1900 году молодежь в возрасте до 18 лет составляла более 35%, а люди старше 65 лет — 7% жителей страны, то к концу 90-х годов доля последних достигла уже 17% населения; через 10 лет, по расчетам демографов, доля молодых и доля пожилых в общем составе населения Швеции сравняется.ccxxvii Налицо тенденция старения населения Швеции (что типично для большинства промышленно развитых стран), хотя по сравнению с другими европейскими странами Швеция имеет средние показатели: около 19% населения — лица моложе 15 лет. Основная часть детей — три четверти — живет с биологическими родителями. По мере взросления детей растет процент разводов и распада первоначальных семей. Около 5% детей живут с мачехой или отчимом, более 15% детей живут только с матерью (ensamstende mor) и около 3% — только с отцом (ensamstende far).ccxxviii

В начале 90-х годов средний возраст вступления в брак для женщин составлял около 24 лет, а для мужчин — 27 лет. Незначительное число молодежи вступает в брак до 19 лет. Как правило, разница в возрасте в семейной паре составляет не более 5 лет, хотя, естественно, бывают и разного рода колебания (разница, превышающая 10 лет в пользу мужа, жена старше мужа и т.д.).ccxxix

В наши дни в Швеции существуют несколько форм семьи. Наиболее распространенной, как и прежде, является простая или нуклеарная семья, состоящая из супругов (или одного из родителей) с детьми (или без детей)ccxxx. В Швеции является нормой, когда дети живут с родителями до 18 лет. После окончания основной школы (или гимназии) и получения базового образования дети «ухо­дят» в самостоятельную жизнь. Как правило, более 50 процентов 16–17-летних молодых людей не только учится, но и работает и имеет собственные доходы. Это, безусловно, способствует большей самостоятельности не только в профессиональной или студенческой жизни молодых людей, но и в их личной жизни. На протяжении последних десятилетий отношения между молодыми людьми стали более свободными, а сексуальные отношения составляют важную часть их общения. Появление и распространение новых или, скажем, иных — по сравнению с традиционными — форм брака и семьи отражает достигнутый обществом новый социальный, культурный, экономический и психологический уровень развития. Вместе с тем, эти новации не исключают и не отменяют традиционного брака с официальной регистрацией отношений.

Раннее приобретение сексуального опыта среди молодежи, в том числе и школьного возраста, привело к появлению и существованию в общественном сознании новых, но уже прочно устоявшихся норм и правил. Общество снисходительно и терпимо относится к тому, что молодые девушки и юноши имеют добрачные сексуальные связи. Думается, что именно этим объясняется такое относительно новое, но получившее широкое распространение явление как «пробные браки». В таком браке молодые люди не только накапливают опыт сексуальной жизни, но и психологически «притираются» друг к другу для последующей жизни. Хотя надо отметить, что приобретение молодыми людьми сексуального опыта возможно и вне рамок стабильных и формализированных отношений.

Близкие отношения молодых людей впоследствии могут привести к заключению официального брака или к так называемому консенсуальному браку ( мы предпочитаем пользоваться распространенным в Швеции термином sammanboende или сокращенно — sambo, т.е. сожительство). Фактически такой брак с юридической точки зрения представляет неоформленный или гражданский брак. Швеция — страна, имеющая наиболее длительную (по сравнению с другими ) историю существования так называемой гражданской формы брака. Получив распространение еще с 60-х годов эта форма брака существует на равных с другими формами брака и семьи. В начале 60-х годов только 5% детей рождались в таких семьях, а к началу 90-х годов — уже около 40% детей имели родителей, не состоящих на момент их рождения в официально зарегистрированном бракеccxxxi. Число детей, родившихся в зарегист­рированных браках сократилось с 90% (60-е годы) до 50% (начало 90-х годов). В начале 90-х годов более 6% детей родилось у матерей-одиночекccxxxii. Необходимо отметить, что в увеличении числа браков sambo сыграло большую роль то, что рожденные в них дети, обладают всеми правами детей из обычных семей. В конце ХІХ — начале ХХ веков дети, рожденные вне зарегистрированного брака, лишались имущественных прав, не имели возможности продолжать на законных основаниях семейное дело по линии отца или матери.

Изменение отношения общества к явлениям, прежде оценивае­мым как сугубо негативные, проявляется и в том,что такого рода новации становятся со временем распространенной и принятой формой жизни. В этом смысле можно говорить об ослаблении и даже изменении норм, характерных, для семейно-брачных отно­шений прошлого века. Понимая под sambo одну из новых и своеобразных форм организации семьи, надо отметить, что это стало возможным в результате социально-экономического и политического развития страны. Появление и распространение новых форм семьи в Швеции отражает изменения, происходящие также и в психологии граждан страны. Это все явилось и результатом осуществления целенаправленной и последовательной политики государства по поддержке семьи и детей.

Важное значение для появления и распространения в обществе новых форм семьи имели изменения в правовом, социальном, экономическом положении женщин, произошедшие на протяжении последней четверти ХХ века. В 70-е годы ХХ века более 30 процентов женщин трудоспособного возраста оставалось домохозяйками, а в 90-е годы они составляли лишь 3%, а 6% женщин были безработными.ccxxxiii Раньше работающие женщины состояли в первую очередь из матерей-одиночек и иммигранток, а в 90-е годы — на рынок труда в массовом порядке вышли замужние женщины (в том числе и состоящие в неофициальных браках). Это также является одним из последствий успешной социальной политики страны — женщинам из менее благополучных слоев общества уже нет острой необходимости искать заработок, для них достаточно получения социальных пособий.

Вовлечение женщин (жен и матерей) в процесс производства, их участие в принятии решений (как в рамках семьи, так и в делах общества) и тем самым — широкий выход женщин на арену общественной жизни имел и другое последствие. Мужчины были вынуждены все в большей степени принимать участие в хозяйственной жизни семьи и в воспитании детей. Этому способствовало и шведское законодательство, в котором определено и установлено право отцов на отпуск по уходу за ребенком и на пользование определенными льготами при появлении маленьких детей. В последние годы отмечается, что шведские отцы стали значительно больше времени и внимания уделять детям и участию в домашних делах семьи. Около 10% молодых отцов уже пользуется разрешенным правом находиться дома с новорожденными малышамиccxxxiv. Шведы отмечают, что хотя проблема ведения домашнего хозяйства перестала быть чисто женской с того момента, как женщины стали активными участниками рынка труда, то есть с 60-х годов, но до равного распределения домашних обязанностей между мужем и женой еще далеко. Более чем в 80 % семей женщина продолжает нести бльшую (по сравнению с мужчиной) нагрузку по хозяйству в домеccxxxv. Практически только в молодых бездетных семьях существует более или менее паритетное распределение домашних обязанностей. Но даже здесь жена, как правило, занимается традиционными сферами деятельности –стиркой, уборкой, шитьем. Мужчина предпочитает традиционно мужские занятия — стрижку газонов, ремонт, уход за машиной и т.д. В семьях с маленькими детьми матери тратят в 2.5 — 3 раза больше времени в неделю на домашний труд по сравнению с отцами.

Экономическая модель семьи, типичная для первой половины ХХ века — муж-кормилец и неработающая жена, ведущая домашнее хозяйство и воспитывающая детей — изменилась. Сегодня преобладает иная модель семьи, — когда оба партнера работают. По этой причине особое значение для полноценного существования семьи имеет хорошо отлаженная государственная система социального обеспечения семьи и оказания помощи родителям в уходе и воспитании детей, выплаты различных пособий. По мере взросления детей основная часть матерей в наши дни работает — полный или неполный рабочий день. Около 90% детей имеют работающих матерей. Для понимания значения и роли «государственной семейной политики», ее влияния на общество представляется важным то обстоятельство, что еще в начале 90-х годов около 70% молодых матерей (состоящих как в официальном браке, так и в неофициальном браке — sambo) считали возможность работать после рождения ребенка (полный или неполный рабочий день) необходимым условием для осознания себя индивидом, членом общества. Работа как источник материального дохода в этом случае не имела существенного значенияccxxxvi.

Упрочение положения женщины как равноправного члена общества приводит к изменениям и в самой общественной психологии. В настоящее время для женщины не является катастрофой остаться одной с детьми (после развода или даже не будучи вообще замужем), быть матерью-одиночкой. В глазах общества такой женщине лишь необходима более ощутимая и существенная помощь. В шведском обществе получила распространение неполная семья, состоящая из одного родителя (чаще — матери) и ребенка. На начало 90-х годов в стране насчитывалось около 1млн. семей, имеющих детей в возрасте до 18 лет, и почти в каждой пятой семье — родители-одиночкиccxxxvii. Отмеченные изменения общественных норм и установок по отношению к матерям-одиночкам отражают общие тенденции социально-экономического развития страны. Общество готово и имеет возможности взять на себя заботы по обеспечению удовлетворительного социального положения наиболее слабых и незащищенных граждан из неполных семей через систему социального страхования и социальной защиты. Это важно, так как согласно специальным исследованиям, дети, выросшие в неполных семьях, при адаптации в обществе имеют больше социально-психологических проблем, чем дети из полных семей.

Государственные и муниципальные органы Швеции активно помогают семьям с детьми (независимо от типа семьи). Отметим такие формы, как создание системы различных детских учреждений, прежде всего муниципальных — детских садов, дошкольных центров, центров свободного времени или семейного досуга, а также реализации социальных программ, выплаты пособий. Среди различных типов пособий назовем некоторые — детское пособие (для 16–17-летних оно исчисляется иначе, чем для остальных детей); пособие на жилье, пособие детям-инвалидам; детям, потерявшим родителей; социальное пособие, обеспечивающее прожиточный уровень и необходимые запросы; пособие на учебу (тем, кто учится в гимназии, до 20 лет); пособия одиноким родителям, если их доход не превышает определенный минимум; пособия по уходу за детьми-инвалидами.

Политика поддержания семьи в Швеции предполагает оказание помощи и содействия работающим родителям в обеспечении и воспитании детей. В качестве главной цели провозглашается предоставление равных стартовых возможностей детям из различных семей (разного социального и имущественного уровня). Одним из наглядных результатов этой социальной политики государства явилось повышение в стране в начале 90-х годов рождаемости, в то время как во многих других европейских странах отмечался ее устойчивый спад. В Германии отмечается «ослабление семьи и ее репродуктивной функции»ccxxxviii. В Швеции же в конце 90-х годов зафиксирован наивысший для Европы показатель рождаемости — в среднем 2.1 ребенка на семью.ccxxxix

На протяжении последних десятилетий в современной Швеции получила распространение такая форма семьи — как styvfamiljer или omdildad familjer, то есть семьи, в которых в результате повторного брака супругов с ними живут дети от предыдущих браков. Такие семьи состоят из сводных братьев и сестер, отца (матери) и отчима или мачехи. Рост числа повторных браков типичен не только для Швеции, но и для других промышленно развитых стран. Это своего рода показатель как роста числа разводов, так и увеличения числа неполных семей, состоящих из одного родителя и ребенка. Эти тенденции являются оборотной стороной происходящих социально-экономических и психологи­ческих процессов в обществе. Разведенные женщины, в том числе и имеющие детей, могут с одной стороны, независимо существовать, (прежде всего в экономическом смысле), опираясь на социальную помощь государства, а с другой стороны общество спокойно вос­принимает такие неполные семьи.

Исследователи современных семейно-брачных отношений в Швеции отмечают широкое распространение феномена одиночек — холостяка или незамужней женщины. Особенно широко это яв­ление существует в крупных промышленных городах и регионах; для сельской и малонаселенной местности оно менее типично, хотя встречается и там.

Наряду с изменениями прежних семейных традиций произошли перемены в системе приоритетов или системе ценностей. В настоящее время шведы значительно терпимее, спокойнее относятся к отклонениям от общепринятых традиций — например гомосексуальным бракам и связям. Первостепенное значение приобретает роль и ценность самого гражданина — индивида. Хотя надо отметить и то, что абсолютизация таких тенденций приводит к другим крайностям — полному абстрагированию от норм и правил общежития и, в итоге, безразличному отношению к окружающим.

Система детского обеспечения дошкольников и школьников существует и широко развивается на коммунальном уровне. (Коммуны — административные образования-единицы, имеющие самоуправление). Как правило, грудные дети в Швеции находятся дома с отцом или матерью (хотя существуют и специальные детские ясли, если родители продолжают работу или учебу). Дети с полутора и до шести лет могут пользоваться муниципальными или частными детскими яслями и садами. Детям 7–9 лет и старше предоставляются более разнообразные возможности для организации жизни — центры досуга, различные спортивные общества, клубы и т. д. В последние годы родители все большее предпочтение отдают муниципальным организациям (разного рода центрам, детским садам), а не семейным и частнымccxl. По мнению родителей, первые в большей степени способствуют успешной адаптации ребенка в обществе, его социализации.

На протяжении последнего десятилетия все большее распространение получает участие (или сотрудничество) родителей в работе детских учреждений. Важной особенностью является то, что работа с детьми и семьями осуществляется по месту жительства семей. Среди форм организации социальной работы с семьями на уровне коммун распространена деятельность mttercenter (центров встреч для семей иммигрантов), специальных центров для отцов, в том числе и для разведенных, где они получают необходимые знания и консультации по воспитанию детей, а также могут встречаться и общаться со своими детьми (pappacenter), центров досуга (fritidsgrden). В этих центрах существуют различные возможности для проведения досуга в том числе и семейного — игровые комнаты, библиотеки, музыкальные развлечения и т. д. В последние годы все более широкое распространение получают так называемые mdra- och barnvrdscentralerna — центры матери и ребенка — дающие молодым родителям основные представления и навыки по уходу за новорожденными. В Швеции существуют различные типы детских организаций — детские ясли и сады, как муниципальные, которых подавляющее большинство, так и семейные, и частные детские сады. Для детей с 6 лет до 7 лет существуют подготовительные школы, затем следуют основные школы, гимназии. При необходимости дети могут оставаться в школьных группах, подобных нашим группам «продленного дня». Коммунальные власти обеспечивают четкое функционирование системы детского здравоохранения и образования (детские сады, дошкольные и школьные учебные заведения с группами продленного дня, центры свободного времени для организации досуга детей самого разного возраста). Наряду с существованием уже традиционных детских садов появляются новые виды и типы детских учреждений, в работе которых, как мы уже отмечали, участвуют и сами родители. Большое внимание уделяется оказанию помощи детям, особо нуждающимся в ней — больным, из неблагополучных семей, семей иммигрантов. Однако исследователи отмечают, что далеко не все проблемы решены. Так, в детских садах и школах растет численность детей в группах и классах, значительная часть учеников нуждается в дополнительном внимании со стороны школы из-за сложностей в семье, безработицы родителей и т.д..

Исследователи отмечают, что в результате успешного функционирования в стране системы социального страхования и «семейной политики» у граждан в качестве нормы формируется стереотип семьи с детьми. В сознании молодых людей такая семья — результат нормального, добровольного и осознанного выбора в жизниccxli.

В 90-е годы новым явлением, во многом определяющим социально-экономический фон страны, стала растущая безработица. Безработица в начале 90-х годов охватила 2% трудоспособного населения и выросла до 8% к середине десятилетия. Наивысших показателей она достигает в молодой возрастной группе. В 1994 г. около 200 000 молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет (или 23% численности этой группы) не имели постоянной работыccxlii.

Прирост числа иммигрантов, живущих в стране, также поставил перед социальными службами новые задачи. В начале 90-х годов было проведено обследование, в результате которого выяснилось, что 12% учеников основной школы и 6% учеников гимназий в качестве родного назвали иной, чем шведский языкccxliii. По данным обследований к концу 90-х годов в Швеции каждый восьмой ребенок имел «нешведские» корни; это дети из семей-иммигрантов, а также приемные дети из стран Азии, Южной и Северной Америки)ccxliv. Однако это обстоятельство никак не сказывалось на их положении среди сверстников.

Следует подчеркнуть, что сложившаяся система социального обеспечения и социальных гарантий была создана в обществе с практически полной трудовой занятостью, в то время как с начала 90-х годов был отмечен довольно сильный рост безработицы. Вследствие этого весьма вероятны в будущем определенные изменения, связанные с сокращением государственных и муниципальных расходов на социальные нужды. Социальная интеграция в обществе — процесс не автоматический, а обусловленный рядом факторов, в том числе уровнем потребления социальных благ и степенью участия граждан в их создании. Другими словами — социальная интеграция граждан содействует экономическому развитию общества с одной стороны, а с другой — развитие социальных институтов общества содействует его развитию в целом.

Особо отметим, что одним из важных последствий осуществле­ния в стране различных социальных программ стало то, что на­ряду с увеличением возраста первородящих матерей и более поз­дним вступлением в официальный брак, молодые женщины имеют больше возможностей для получения образования и повышения профессиональной квалификации.. И лишь после этого заводят детей. Сегодня для многих женщин вопросы реализации ими карьерных устремлений приобретают первостепенное значениеccxlv.

Пристальное внимание исследователей уделяется такому явлению как социализация ребенка. В этом процессе велико значение опыта, моральных установок и ценностей, которые родители передают детям. Большое влияние на формирование детей оказывает и окружение ребенка (в саду, школе, центрах досуга). Необходимо отметить, что молодые родители, которые сами в детстве посещали детский сад, считают необходимым такое же воспитание для своих детейccxlvi

.

Отношение молодых людей к церкви в настоящее время достаточно ровное. Тем не менее, они принимают те моральные ценности и устои, которые пропагандирует церковь, хотя большинство молодежи воспринимает церковные обряды как просто красивые ритуалы. Следует отметить, что поколение, родившееся в 60-е–70-е годы (когда достаточно активно осуществлялись социально-экономические мероприятия по поддержке семьи и ребенка в Швеции) намного благополучнее поколения своих родителей.

В последние годы в Швеции высокие жизненные стандарты становятся общепринятой нормой. Старшее поколение — родители — росло в других условиях, когда основные усилия работающих членов семьи было направлено на улучшение материального положения семьи и достижение более высокого материального уровня семьи. Для нового поколения молодых людей, на первый план вышли иные жизненные критерии и цели такие как, развитие творческих способностей, межличностные отношения, возможности для самореализации.

В заключение необходимо отметить, что осуществление государством твердой и последовательной «семейной политики» приводит в определенном смысле и к изменению традиционных функций семьи. Оставаясь важным интегрирующим элементом современного общества, семья в Швеции сегодня в сфере репродукции имеет большую помощь и поддержку со стороны государства, прежде всего в области здравоохранения, образования. Это приводит в частности и к тому, что дети и родители становятся в определенном смысле более независимы друг от друга.

Изучение теоретического и практического опыта Швеции в вопросах функционирования социальной сферы представляется важным и необходимым для понимания становления современной семьи. Несмотря на то, что государство оказывает гражданам помощь в вопросах семьи, естественно, что остается ответственность родителей за воспитание детей. Помощь государства гражданам, находящая выражение в осуществлении семейной политики решает важную задачу создания равных стартовых возможностей для детей — выходцев из различных семей: полных и неполных, семей иммигрантов, семей с низким уровнем доходов и безработных. Это дает им возможность в равной степени принимать участие в политической, социальной, культурной жизни шведского общества.

И.Г. Остроух

Трансформация института отцовства
в постиндустриальном обществе
на примере ФРГ

Возросшее благосостояние населения во второй половине ХХ ве­ка позволило ФРГ, как и другим развитым странам Западной Европы и Северной Америки, приступить к созданию «государства благосостояния», в котором доходы населения распределяются более равномерно и тем самым сглаживаются социальные различия. Во многих странах Западной Европы после Второй мировой войны вмешательство государства в области распределения доходов, социального обеспечения и трудовых отношений стало особенно существенным. Это произошло в результате переосмысления правительствами большинства стран Европы уроков экономического кризиса, охватившего мир в предвоенное десятилетие. Многие из них прониклись убеждением, что такие деморализующие факторы, как безработица и обнищание населения, никогда не должны повториться. Именно поэтому западноевропейские государства стали принимать на себя заботу о социальном обеспечении населения. Эти меры явились фундаментом в строительстве общества нового типа, так называемого государства благосостояния или государства всеобщего благоденствия (welfare economy или welfare state), в котором все граждане получили бы право на социальное обеспечение. В ФРГ такая стадия постиндустриального развития государства получила название Sozialstaat. Следующие статистические данные, на наш взгляд, наглядно иллюстрируют немецкий вариант «государства благосостояния»: только в сфере здравоохранения ФРГ в 1997 году выплатами различных фондов воспользовались 51 млн. человек, включая пенсионеров. По этим выплатам общие расходы 556 фондов составили 269 млрд. марок. В том же году 3,5 млн. человек получали пособие по безработице; суммы выплат составили 87,2 млрд. марок. Около 8,6 млн. семей получили социальную помощь на детей на общую сумму, превысившую 40 млрд. марокccxlvii. Обязанностью государства стала забота о поддержании занятости трудоспособного населения, образовании, жилье, здоровье и отдыхе граждан. Таким образом нивелировалась зависимость любого индивидуума от его непосредственного окружения, будь то близкие родственники или работодатели.

Последствия государственных мер по социальной защите населения не заставили себя ждать. Число «одиночек» в среднем по стране в 1990 году равнялось 34,6% всего населения, тогда как в послевоенные годы одиноко проживающих насчитывалось лишь 19,4%. Доля одиноких по отношению к остальному населению ФРГ — самая высокая в Европе (Голландия — 30,7%, Великобритания — 26,3%, Франция — 24,4%)ccxlviii. В результате изучения рядом исследователей общественного мнения по вопросам ценностных ориентаций населения, был сделан вывод, что в современном обществе ценность семьи относительна, то есть семья — это «ценность среди прочих ценностей, и не более того». Подчеркивается, что это заключение было сделано в процессе анализа ответов, в первую очередь женщин, на вопросы о значении семьи и брака в их жизниccxlix. Брак для современных женщин ФРГ оказался менее привлекателен, чем для мужчин; по статистике именно женщины легче идут на разрыв отношений. В ФРГ только 47% женщин связывают представление о «счастливой жизни» с браком, и более 57% мужчин стремятся к брачным отношениям и связывают вместе эти понятия. Многочисленные опросы населения подтверждают, что женатые мужчины чаще удовлетворены семейной жизнью в браке, при этом подчеркивается, что они здоровее физически и психически, чем неженатые мужчиныccl.

Государство, частично взяв на себя функции семьи (и, в первую очередь, функцию отца как лица, обеспечивающего благосостояние семьи), отбирает их у самих индивидуумов, членов семьи. Некоторые ученые называют это явление процессом функционального и экономического «растворения семьи в государстве»ccli.

Патерналистская политика государства, в которой делается ак­цент на выделение пособий детям и пенсионное обеспечение по старости, рядом социологов подвергается критикеcclii, а действия государства, направленные на поддержку данных слоев населения, классифицируются ими как вмешательство в дела семьи. Они считают, что в результате такой политики имеет место регламентация государственным законом не только взаимоотношений между семьей и государством, но и отношения в самой семье. Подобная социальная политика сравнивается социологами с политикой государства в оказании преимущественной поддержки женщинам в бракоразводных процессах. Это, по их мнению, привело к воздержанию от заключения браков и к предпочтению альтернативных форм совместного проживания. Подчеркивается, что такие меры носят амбивалентный характер: с одной стороны, они поддерживают определенные слои населения, с другой — умаляют семейные ценности, ставят под сомнение значимость самой семьи для индивидуума.

В современном обществе институт отцовства претерпевает изменения. Функции отца во все обозримые времена сводились, в первую очередь, к материальному обеспечению семьи и к ее защите. Существенным был и тот факт, что отец давал семье имя, тем самым, декларируя свою ответственность за ее членов. Но, несмотря на то, что подавляющее большинство мужчин в ФРГ считает, что именно мужу и отцу надлежит заботиться о «пропитании» и материальном благополучии семьи (причем эту позицию поддерживает и большинство женщин), в современном обществе институт отцовства теряет свой сугубо экономический смысл. Функции отца по материальному обеспечению и защите берут на себя различные государственные учреждения, а в незарегистрированных браках детям дается фамилия матери. Непрерывное уменьшение числа юридически оформленных браков наряду с ростом незарегистрированных, увеличение числа разводов и процента внебрачных детей привели к тому, что в принципе любой мужчина может принять участие в судьбе и воспитании ребенкаccliii. По мнению Х. Хелле, такой тип отношений, сложившийся в некоторых семьях ФРГ, очень близок к авункулату, только в роли дяди — родного брата матери — может выступать как государство, так и новый партнер матери, проживающий совместно с семьейccliv.

Итак, «узаконенный» муж и отец уже не являются обязательными компонентами семьи, а, скорее, принадлежностью к определенному типу культурыcclv. Функции отца по многим параметрам принимает на себя государство, а его биологическая, казалось бы, фундаментальная функция продолжения рода также может быть передана некой организации (государственной, как правило), например, центру планирования семьи, где есть банки репродуктивного материала. Эта проблема — абсолютно новая в семейной тематике, и ее осмысление еще только предстоит.

В обществе происходит деинституализация семьи. Семья теряет автономность, передавая некоторые свои функции другим системам, включая в свой круг связей не родственников, а большое число несемейных институтов; в качестве советчика, например, используются «кабинеты по семейному консультированию», задачи организатора досуга и воспитательного процесса выполняют детские сады и школы и так далееcclvi.

В последние два десятилетия появилось немало работ немецких ученых, пытающихся осмыслить ситуацию противоречий, возникших между государством и институтом родительства, в частности, от­цовства. Рассмотрение феномена семьи в контексте общественной жизни показывает, что новое время принесло с собой значительные перемены в ценностных ориентациях. Прежде всего, это коснулось процесса воспитания детей в семье. Именно процесс воспитания многие исследователи склонны возложить на отца, чьи позиции в качестве защитника и кормильца семьи пошатнулись. Сторонники этой идеи считают, что как социальный фактор институт отцовства в современном мире не ослабевает, а укрепляется за счет освоения новых функций, которые раньше входили исключительно в обязанности матерейcclvii.

Новый тип отца — это отец, который много времени уделяет воспитанию детей.

Еще совсем недавно, 40–50 лет назад, главная цель воспитания в немецких семьях заключалась в том, чтобы с раннего детства приучить ребенка к работе, дисциплине и ответственности за свои поступки и таким образом подготовить его к взрослой жизни, чтобы в зрелом возрасте он заботился о пожилых родителях, обеспечивал им защиту и поддержку.

Методы воспитания в большинстве своем были авторитарными. Они включали в себя идею неоспоримой правоты и власти мужа и отца над женой и детьми. Детей приучали к послушанию, скромности и уважению сильной власти. В семьях крестьян, рабочих, ремесленников или торговцев дети рано привлекались к работе, в процессе которой передавался определенный социальный опытcclviii.

В традиционном мире большинство родителей считали себя компетентными в подготовке своих детей к взрослой жизни. В индустриальном обществе эта традиционная модель взаимоотношений между родителями и детьми претерпела изменения, поскольку родителям предстояло подготовить детей для будущего, о котором ничего нельзя предположить, кроме того, что оно будет отлично от сегодняшнего дня. В результате происходит изменение самой задачи воспитания — она уже не заключается в передаче собственного опыта. Родители стараются развить в детях такие качества, как независимость и способность к достижению цели, сделать их «конкурентоспособными»cclix, что обеспечит их будущее в современном мире.

Процесс активного вовлечения женщины в общественное производство и определенная демократизация на этой основе семейных отношений, а также демократизация школы и воспитания привели к замене авторитарных отношений в семье эгалитарными. Сильно повлиял на отношения в семье и «образовательный бум». Уровень образования детей вырос, и функция отца как покровителя и наставника своих детей усложнилась.

В современном обществе, испытывающем период бурного раз­вития, отцы не всегда могут передать свой социальный опыт детям. Обычаи и традиции в свете изменившихся отношений просто теряют свою практическую силу. В результате осознания обществом принципиального равноправия, которое касается не только мужчин и женщин, но в известной мере и детей, меняются внутрисемейные отношенияcclx.

В чистом виде авторитарный тип отцов сохраняется в ФРГ лишь как исключение. Демократический образ жизни семьи приводит к новым качественным изменениям института отцовства.

Ценность функции отцов как продолжателей рода падает как в сознании общества, так и в представлениях большинства мужчин. Позиция «отец-кормилец» в обществе с сильной социальной поддержкой государства также не является доминирующей.

Прогнозируя развитие института отцовства, исследователи семьи в ФРГ выдвигают гипотезу о том, что в будущем отцы в подавляющем большинстве будут обладать четырьмя главными качествами по отношению к детям: любить, понимать, помогать и давать необходимую для развития свободуcclxi.

Эти изменения института отцовства не умаляют его социальной значимости и статуса. Социологи считают, что он укрепляется за счет освоения новых функций, которые прежде входили в круг обязанностей матери: кормить, купать, пеленать, гулять, беседовать, читать перед сном, помогать при выполнении домашних заданий.

Директор Института по делам молодежи в Мюнхене Х. Берт­рам считает, что в результате изменения методов воспитания (от принуждения к побуждению) и благодаря переоценке взглядов родителей на свою роль в семье отношения между ними и детьми изменились в лучшую сторону. По данным опросов, проведенных Институтом в конце 80-х годов как в крупных, так и в небольших городах ФРГ, от 70 до 80 процентов молодых людей считают отношения между детьми и родителями в своих семьях хорошими. Это — следствие изменения ценностных установок самих родителей.

В 1951 году 25% родителей главной задачей считали воспитание послушания и уважения к старшим; 41% — любовь к порядку; 28% — формирование самостоятельности. В 1983 году показатели по данным параметрам, соответственно, были следующими — 9%, 35%, 49%cclxii.

Однако, как заключает Х. Бертрам, молодые люди в познании окружающего мира все более склонны ориентироваться не на опыт родителей, а на мнение сверстников.

Изменения в общественных структурах промышленно развитых стран в ХХ веке привели к изменениям в семейных отношениях, выражающимся в новом распределении гендерных функций. Традиционное распределение ролей ставится под сомнение, а это означает, что женщина ожидает от мужчины выполнения задач, считавшихся до последнего времени ее прерогативой, а именно заботу о детях и работу по дому.

Материнство и отцовство рассматриваются сегодня как равные и желанные обязанности. К этому, в первую очередь, привели принципы планирования семьи. Все меньше детей рождаются «по воле случая». Дети появляются на свет тогда, когда мать и отец желают этого, соответственно, меняется и отношение родителей к детям, которые сейчас воспринимаются не как опора в старости, а как эмоциональная необходимость.

Возможность предотвращения нежелательной беременности и планирование рождения детей привели к радикальному изменению семейных структур. Все большее число мужчин не согласны с теми ограничениями, которые возлагает на них так называемая «классическая мужская роль». Это выражается не только в их согласии работать по дому, но и в сознательном подходе к выполнению многогранной роли отца.

Носителями принципов нового подхода к отцовству являются большей частью молодые мужчины, проживающие в крупных городах и имеющие, как правило, университетское образование. Развитию данной тенденции способствует и семейная политика государства, предоставляющая отцам, наравне с матерями, право на получение оплачиваемого отпуска по уходу за ребенком. В последние годы в немецких семьях все чаще принимаются решения в пользу того, чтобы матери продолжали работать, а отцы оставались дома с детьми.

Среди совершенно новых явлений, имеющих место в сфере семейной жизни, обозначилась тенденция психологической и эмоциональной вовлеченности мужчины в период беременности и родов. Все чаще отцы присутствуют при родах, морально поддерживая партнершу, хотя следует отметить, что далеко не все мужчины в Германии высказывают желание присутствовать во время родов. Для ФРГ это явление все еще не совсем обычное, хотя в таких странах, как США и Швеция присутствие отца при рождении ребенка уже стало традицией. Впрочем, этот новый «обряд» получил распространение во всех развитых странах Европы и Америки еще 20 лет назад. С нашей точки зрения в постиндустриальном обществе процесс рождения ребенка воспринимается не как сложная медицинская операция, а как праздник начала новой жизни. Присутствие отца при этом событии (часто с видеокамерой) рассматривается как некое ритуальное действие, в котором мужчина является непосредственным участником.

По нашему мнению, подобное непременное присутствие отцов при родах является попыткой компенсировать частичную утрату ими традиционных отцовских функций в современном обществе, в частности, например, функции защитника семьи, а также, возможно, и проявлением видоизмененного обряда кувады.

Заснятые при родах видеокадры демонстрируются родственникам и знакомым. Позднее пленку показывают и самому ребенку — так начинается летопись его жизни. Мужчин в России, по нашим опросам, перспектива участия в родах пока приводит, в основном, в ужас, примерно так же к этому относятся и женщины. Данный пример иллюстрирует различия восприятия и ценностных ориентаций в России и странах Западной Европы и США.

Рождение ребенка изменяет отношения между супругами. Независимо от прежнего распределения домашних обязанностей их ролевые функции приобретают более традиционный характер. В ФРГ до последнего времени мужчины принимали мало участия в воспитании детей. По данным опросов, 3/4 всех отцов продолжают настаивать на традиционном распределении ролейcclxiii. В последние десятилетия наметилась растущая тенденция их включенности в воспитательный процесс. Психологи приходят к выводу, что большее участие отца в воспитании способствует более ускоренному развитию когнитивных способностей у детей, формированию у них большей уверенности в своих силахcclxiv. Опросы супружеских пар показали: чем больше мужья принимают участие в воспитании детей, тем чаще жены выражают удовлетворение бракомcclxv.

Н.С. Гончарова

Татарское население Москвы.
Гендерный аспект

Первые татары, посетившие Москву, были, вероятно, выходцами из Золотой Орды. В 1246 г. в Золотой Орде при хане Берке был принят ислам. В результате взаимодействия кочевого общества и мусульманской религии сформировались специфические отношения между полами: патриархальный тип взаимоотношений, разделение мира на мужской и женский, многодетность, большая семья. Все эти особенности были унаследованы преемниками Золотой Орды.

Первыми татарами в Москве могли быть, вероятно, баскаки, послы Золотой Орды и её многочисленных преемников, торговцы, а также пленные воины, захваченные во время военных столкновений. Скорей всего это были мужчины, т.к. только они могли быть послами и баскаками. Привозили ли они с собой жён, история умалчивает. Мы знаем, что в Золотой Орде было принято многожёнство, а так же то, что ислам не запрещает мусульманам-мужчинам жениться на православных женщинах (для женщин–мусульманок подобное исключается). Поэтому возможны варианты: высокопоставленные татары могли привезти любимую жену из Сарая, а могли взять в жены православную. В это время в Москве были представлены практически все этнографические группы татар, в каком соотношении — оценить сложно.

В распоряжении исследователей есть разнообразные данные о пребывании татар в Москве. Долгое время татарское население Москвы было незначительным. Представители Золотоордынской знати одновременно с присягой принимали православное крещение (в период исламизации Золотой Орды и межклановых распрей), татарские мурзы и эмиры вливались в формирующееся сословие служилого дворянства. В период от Ивана III (1462–1505) до Петра I (1696–1725) образовалось около 120 родов татарского происхождения — 17% дворянcclxvi. Это нашло отражение в семейных родовых преданиях многих дворянских фамилий, которые вели свою историю от различных выходцев из Орды. Об их влиятельности говорит, например, тот факт, что одна из жен Василия III Соломония Сабурова вела свой род от ордынского выходца — мурзы Чета. В 1505 г. в Москве находился сын крымского хана Мегли Гирея царевич Кайдакул, в декабре того же года он выражает желание принять православие и Василий III женит его на собственной сестре Евдокии, как возможного претендента на казанский престол. Составляя во время Псковского похода 1509–1510 гг. первое своё завещание, Василий III, судя по всему, назначил наследником именно Петра (Мегли Гирея), который ос­тавался местоблюстителем царского престола в Москве2. Этот факт интересен тем, что демонстрирует процесс слияния русской и татарской аристократии. Переход на русскую службу в тот период не всегда означал смену вероисповедания (например, Касимовское царство).

Достоверные данные о численности и составе татар в Москве относятся к началу ХІХ века. Согласно данным за 1805 г. в городе числилось 130 татар: 101 человек мужского пола и 29 — женского. В 1866 г. в Москве насчитывалось только 439 лиц «магометанского вероисповедания»; абсолютное большинство их составляли татары. Судя по соотношению полов, это, в основном, было постоянное население. Согласно переписи 1871 г., это население составляло 663 чел. (511 мужчин и 152 женщины). Первая городская перепись 1871 г. содержит только данные о распределении населения по сословиям и позволяет говорить лишь о большом значении торговли у татар Москвы в XIX в, так как доля купцов среди них заметно превосходила долю этого сословия по Москве в целом. По данным городской переписи 1882 г. татарское население насчитывало уже 1831 чел. (1548 мужчин и 283 женщины), то есть увеличилось в 2,7 раза. Наибольшее число татар Москвы было занято в торговле — 38%. Абсолютное их большинство были выходцами из крестьянского сословия, доля которого, кстати, среди московских татар везде выше, чем у окружающего русского населения. В социальном плане основные районы концентрации татарского населения Москвы (Пятницкая, Тверская и Сретенская части) заметно различаются. Пятницкая часть — старинный купеческий район, в котором татарское купечество сосредотачивалось вокруг Большой Татарской улицы и прилегающих переулков. Численность мещан здесь ненамного превышала численность купцов и почетных граждан, а крестьяне как сословие составляли чуть более двух третей татарского населения. Сретенская часть — район татарской бедноты. В Лефортовской части в течение длительного периода существовало овчинно-красильное заве­дение торгового дома «Мусаев А. и К»; за Семеновской заставой в 1905 г. находилась скорняжная мастерская торгового дома «Урманов М., Лаишев X. и К°», где производилась также окраска кожи3.

В целом этническая топография к 1897 г. приобрела дисперсный вид. Расселение по этническому признаку, уменьшилось по сравнению с 1882 г. в 3 раза. Забегая на сто лет вперед, скажем, что по данным переписи 1989 г. расселение отдельных этнических групп по 33 районам Москвы оказалось еще более равномерным4.

Татары, проживающие в Москве длительное время, ассимилировались, но в то же время служили основой для формирования землячества. Для ХІХ века было характерно превышение количества мужчин над количеством женщин более чем в два раза. Резкое увеличение татарского населения в Москве в пореформенный период связано с возросшим значением неземледельческих видов хозяйственной деятельности у татар Поволжья и Приуралья и ростом отходничества. Анализ данных метрической книги Соборной Исторической мечети, хранящейся в Центральном Историческом архиве г. Москвы, позволяет сделать вывод о том, что среди всех мусульман-мигрантов в первом поколении казанские татары составляли 50%, мишари — 35%, касимовские татары — 8%5.

В 1897 г. в Москве среди мужчин-татар грамотность на русском языке была даже выше грамотности на татарском языке: 644 чел. (15,0%,), и 603 чел. (14,1%,). соответственно. Уровень грамотности среди женщин был ниже: 9,5% на русском языке и 7,5% — на татарском. В списке грамотных по-русски среди этнических меньшинств Москвы татары-мужчины занимали пятое место, татарки — двенадцатое6.

В последующие десять лет татарское население возросло еще вдвое: в 1902 г в Москве проживало уже 43003 татар-мужчин и 936 женщин. Данные о соотношении меж­ду полами лишь подтверждают тот факт, что это были типичные мигранты: взрослые мужчины, покинувшие свои семьи ради заработка, и молодые, не успевшие жениться. Первые часто не имели возможности перевести свои семьи, а вторые не имели в Москве достаточного брачного выбора (женщин-мусульманок).

Рис. 1. Распределение татар по полу и сословиям в 1855 г.7

Таким образом, основным постоянным населением в Москве были купцы, мещане и цеховые. Женщин в «низших» сословиях было меньше (кроме категории «служанок»). (Рис 1)

Постоянная «подпитка» Московской общины татарами из других регионов сводила на нет возникающие время от времени зачатки такой обособленности татар-«москвичей». В то же время уже к XIX в. сформировался слой «коренных» московских мусульман, проживавших здесь на протяжении нескольких поколений. Эта прослойка служила «опорной базой» для постоянно прибывающих в Москву мигрантов из различных татарских и прочих мусульманских регионов Российской империи, способствуя их быстрому «укоренению», или «ассимиляции».

В связи с революцией и гражданской войной в 1917–1923 гг. произошло резкое сокращение всего населения Москвы. Татарское население столицы сократилось и в относительном, и в абсолютном отношении. Если в 1912 г. в Москве проживало 8700 татар, что составляло 0,5%, то в 1920 всего 2 300 человек, 0,2% населения Москвы. Однако уже в 1923 г. численность татар увеличилась до 12300 человек (0,8%)8. Новая власть декларировала равноправие всех народов, что вызвало приток в Москву представителей разных народов, в том числе и татар. Большевистские власти поначалу отнеслись к исламу более благожелательно, чем к другим религиям, рассматривая мусульман как «представителей угнетенных национальностей, пострадавших от царского самодержавия». 3 декабря 1917 г. было даже опубликовано обращение Совета Народных Комиссаров «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока», подписанное Лениным. В этом обращении говорилось: «Отныне ваши верования, обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это». До середины 20-х годов крупных антирелигиозных акций против ислама не предпринималось.

Резкое сокращение таких социально-профессиональных групп как прислуга, торговые служащие, хозяева (частный бизнес) в период гражданской войны и, соответственно, благоприятная ситуация для них в годы НЭПа, сказались на состоянии татарского населения. Как нами уже упоминалось, большая часть московских татар была занята в сфере обслуживания и в торговле.

Рис. 2. Социально-профессиональные группы в 1918, 1920, 1923 гг.9

До 1926 г. татарское население увеличилось за счёт мужчин, тогда как у русских и армян население росло достаточно равномерно. Вероятно, это были мужчины — сезонные рабочие. Архивные данные по татарским школам позволяют сделать такой вывод, там прямо указывается, что родители большей части школьников — сезонные рабочие10.

В течение следующего периода, с 1923 по 1929 гг., татарское население столицы продолжало планомерно расти. Значительная доля грамотных на родном языке (рис. 4) косвенно подтверждает наш тезис о большой доле мигрантов среди татарского населения Москвы в этот период. То, что неграмотных женщин меньше, чем мужчин, объясняется тем, что женщин-татарок в этот период проживало примерно в 2 раза меньше. В 1929 г. выразили желание обучаться на татарском языке 32 мужчины и 81 женщина. Видимо, это соотношение связано с большей вовлеченностью та­тар-мужчин в деятельность вне дома.

Сравним эти данные с дореволюционными данными. В 1897 г. грамотность у мужчин-татар на русском языке (15%), была выше, чем на татарском языке (14%). В 1929 г. — 14% грамотных мужчин на русском и 45% на татарском языке. У женщин в 1897 г. 10% грамотных на русском языке и 8% на татарском, а в 1929 г. соответственно 9% на русском и 28% на татарском языке. Увеличение доли грамотных на родном языке связано с большой долей мигрантов среди татарского населения Москвы. Высокий уровень грамотности на русском языке в 1897г. объясняется спецификой социального состава, а так же косвенно подтверждает наш вывод о том, что это было постоянное население. Пятницкая часть была традиционно купеческой с постоянным населением, а в районах татарской бедноты грамотность была выше на родном языке

Рис. 3. Грамотность татар по полу в 1926 г.

В 1933 г. диспропорция по полу существенно сократилась. На сезонные работы приезжали целыми семьями. Косвенно это подтверждают архивные данные по «нацменским» школам за 1931–1932 гг.11 В документах высокий отсев учеников татар (около 30%), их низкая успеваемость и незнание русского языка объясняются тем, что родители татары уезжают в деревню и забирают с собой детей.

1923–1939 гг. — время интенсивного роста татарского населения Москвы. К 1939 г. численность татар достигла 57700 человек, что составляло 1,4% населения Москвы.

Сталинские репрессии не оказали влияния на количественные показатели татарского населения города, но повлияли на его структуру. Были арестованы и осуждены многие татары, проживающие в районе Б. Татарской и М Татарской улиц, их обвиняли в шпионаже в пользу Японии. Был арестован мулла, и остальные аресты производились на основе его данных о московских мусульманах. Аресты производились в местах укоренения татар в Москве. Объективно они были направлены против татар, длительно проживающих в Москве, то есть повлияли на качественный состав населения. К сожалению, мы не можем оценить масштабность репрессий. Но вероятно, они могли повлиять на преемственность татарского населения в Москве, осложнить формирование групп татарской интеллигенции и групп высокого социального ранга12.

К сожалению, статистика населения с середины 30-х по 60-е гг. запутана и, по мнению некоторых исследователей, недостоверна. Война принесла в прямом смысле неисчислимые бедствия стране: до сих пор неизвестна численность погибших людей. Потери были столь велики, что скрывались. Москва не избежала общей участи, хотя и не в таких масштабах, как Ленинград и ряд других городов, тем не менее, и по населению столицы имеются далеко неполные данные. Таким образом, в статистической базе по народонаселению имеется провал за 1941–1958 гг.13

В 1959 г. в Москве проживало 80500 татар, значительно выросла доля женщин. Это возможно связано с последствиями войны. Татары составляли 1,6% населения Москвы. Вероятно, сформировалось постоянное население. Доля женского татарского населения в Москве продолжала расти, и к 1970 г. превысила долю мужского населения. Почти половина женщин-татарок прибыла в Москву из деревни (рис 4). По другим параметрам, миграции русских и татар очень похожи. Но отличаются от мигрантов–армян, которые пребывают в основном из городов14.

Рис. 4. Распределение мигрантов татар, армян, русских в 1970 г. по месту выхода

Рис. 5. Распределение татар по полу и уровню образования 1970 г.

Для анализа демографической ситуации в последней трети 20 в. были использованы данные переписей 1970, 1979, 1989 и 1994 годов. Для сопоставления нами были выбраны русские — основное население города и армяне, которые компактно селятся в Москве, принадлежат в основном к армяно-григорианской церкви. К сожалению, из-за отсутствия данных нам не удалось выдержать сравнение с этими группами по всем параметрам. В сфере образования для татар Москвы было характерно то, что в 1970 г. (учитывая население старше 10 лет) как и в 1979 г., 1989 г., 1994 г. мужчин с высшим образованием было больше, чем женщин. Это верно и для других национальностей. Однако, в возрастной категории 25–29 лет женщин с высшим образованием на 2% больше. Если исходить из предположения, что в1970 г. возраст мигрантов такой же, как в1979, 1989 г., то этот феномен объясняется тем, что в этой возрастной категории превалируют мигранты-мужчины. В среднем 7% мужчин и 5% женщин татарской национальности имеют высшее образование. Те же тенденции можно проследить среди татар с незаконченным высшим образованием. Женщин с незаконченным высшим больше лишь в возрастной категории 20–24 года, видимо, это связано с деторождением. Традиционно женщин со средним специальным образованием больше в течение всего этого периода. Самая большая диспропорция приходится на 25–29 лет, в этой возрастной группе такое образование имеют 16% женщин и только 8% мужчин. 55% татар имеют начальное и незаконченное среднее образование. При этом у мужчин этот показатель 60%, а у женщин 51%. 17% не имеют никакого образования. Женщин без образования больше.

В 1979 г. среди татарского населения старше 15 лет растет образовательный уровень, но сохраняются описанные тенденции в области образования (рис 6).

Рис. 6. Распределение татар по полу и уровню образования в 1979 г.

В 1989 г. около 15% татарского населения (старше 15 лет) имеют высшее образование. Диспропорция по полу невелика — около 2% (диспропорция уменьшилась на 1% по сравнению с 1979 г.). Татар со средним специальным образованием стало 19%, что на 7% больше, чем в 1979 г. Около 21% татар имели начальное и незаконченное среднее образование. Это на 20% меньше, чем в 1979 г. Количество татар, имеющих начальное и незаконченное среднее образование, неуклонно сокращается. В 1994 г. было 23% татар с таким образованием, это на 5% меньше, чем в 1989 и на 19% меньше, чем 1979 г., русских 19% (на 4% меньше), армян 6%, то есть на 1% меньше. Больше всего с таким образованием женщин-татарок (23%) и меньше всего мужчин армян (6%). Диспропорция по полу у татар 1%. Разница между армянами и татарами колоссальная: татар с таким образованием на 17% больше. Итак, на протяжении всего рассматриваемого пе­риода мужчин-татар с высшим и незаконченным высшим образованием больше. Женщин со средним специальным образованием больше, чем мужчин. Изменения характерны для групп с низким уровнем образования и, видимо, связаны с мигрантами, имеющи­ми более низкий образовательный ценз.

Рис. 7. Образование у татар по полу в 1989 г.

Изменения коснулись и семейных отношений. В промежуток между 1979–1989 гг. выросло количество брачных пар без детей и матерей-одиночек. Росло количество семей из 3-х, 4-х человек. Сокращается количество семей из 5 и 6 человек, а из 7 и более человек остается на том же уровне (1%) (рис. 9). К сожалению, имеющийся материал не позволяет точнее определить, какие именно родственники проживали совместно. Можно предположить две тенденции: переход от большой семьи к нуклеарной семье и сокращение детности. Две эти тенденции взаимосвязаны. У татар самая высокая детность отмечена в семьях с брачной парой и родственниками (родителями), проживающими совместно (рис. 8). При сокращении таких семей соответственно сокращается и детность.

Рис. 8. Размер семьи у татар в 1979, 1989 гг.

Рис. 9. Детность по типам семей и национальности матери в 1970 г.

Что касается межнациональных браков, в данном случае русско-татарских семей, то обращает на себя внимание небольшое количество семей из 2-х человек. Возможно, это связано с тем, что не учитываются семьи «мать и ребёнок», так как ребёнок может иметь национальность матери (вне зависимости от национальности отца). По количеству членов такие семьи занимают промежуточное положение между татарскими и русскими. Но больших семей «5 человек и более» среди национально смешанных семей больше, чем среди русских и татарских семей (рис. 10).

Рис. 10. Размер семьи у татар, у русских, в межнациональном браке русские–татары. 1994 г.

Обращает внимание на себя большая доля детей в возрасте 5–9 лет у матерей татарок (рис. 11). Это предположительно связано с возрастной структурой татарского населения города. (рис. 12) Из-за того, что в 1970 г. велика возрастная группа «30–34 г.» (возможно она сформировалась за счет мигрантов), представители этой группы могут выступать как родители детей 5–9 лет.

Рис. 11. Распределение детей по возрасту и национальности матери в 1970 г.

Как отмечалось выше, группа населения в возрастной категории «30–34 года» составляет почти 11%,. Возрастная категория «15–19 лет» достаточно велика, при этом детей такого возраста в семьях зафиксировано значительно меньше, чем у русских и евреев (рис 11). Это может быть связано с тем, что часть молодежи этого возраста жила вне семей, так как это были мигранты из других районов страны. При анализе данных переписей Москвы удалось выяснить, что в 1979 г. основная доля мигрантов приходилась на возрастную группу «20–24 года», а в 1989г. — «25–29 лет». Но и в 1979, и в 1989 гг. отмечена миграция в возрастной категории «15–19 лет».

Рис. 12. Возрастная структура татарского населения в 1970, 1979, 1989 гг. в %

Брачная структура татарского населения города Москвы. В сравнении с русскими, практически тот же процент татарского населения состоит в браке, однако часть населения, не состоящая в браке, распределена иначе. (Рис 15) Татар, не состоящих в браке, больше как среди мужчин, так и среди женщин. Вероятно, это связано с трудностью нахождения брачного партнёра в инонациональном окружении. Об этом говорит и тот факт, что доля женщин в возрасте старше 60 лет, никогда не состоявших в браке, у татар несоизмеримо велика (Рис. 14). Растет количество мужчин, состоящих в браке, с 68% в 1970 г. до 71% в 1989 г. В 1989 г. у татар значительно возрастает доля женщин, состоящих в браке. Анализ семейного положения по возрастным категориям и по полу позволяет выявить некоторые особенности семейного уклада у татар. Татары мужчины вступают в брак несколько позже женщин. Женщин старше 45 лет, никогда не состоявших в браке, примерно в 2 раза больше, чем мужчин. Разведенных женщин во всех возрастных категориях больше, чем мужчин. После 30 лет количество мужчин, состоящих в браке, остается стабильным. Количество женщин, состоящих в браке, после 30 лет меньше, чем мужчин. В возрасте 30–59 лет велика доля разведенных женщин. В возрасте старше 50 лет велика доля вдов. В возрастной категории 60 лет и старше доля вдов в 2 раза больше доли женщин, состоявших в браке. Женщины, как и мужчины обычно вступают в брак в возрасте от 20 до 34 лет. Количество мужчин, никогда не состоявших в браке, продолжает убывать, а количество женщин остается стабильным. Мы упоминали, что в возрасте старше 60 лет почти 29% женщин никогда не состояли в браке. Можно сделать вывод, что ситуация изменилась и теперь женщины чаще находят брачных партнёров. Но им сложно вступить в повторный брак. (17) Рост населения, состоящего в браке, говорит о том, что сформировалось татарское население и его инфраструктура, позволяющая находить брачных партнеров. В начале 90-х гг. в Москве было созданы татарские этнокультурные общества, клубы, дискотеки, студенческие объединения, но лишь некоторые из них функционируют и сейчас. Школы по изучению родного языка, литературы и традиций формировались при мечетях.

По данным 1989 г. 21% татарского населения были родом из Горьковской области, 10% из Татарской АССР, 3% из Башкирской АССР и 47% татар были рождены в Москве.

По данным 1979 г. 28% татар было занято в промышленности, 9,5% приходилось на транспорт, 11,1% строительство, 11,7% торговлю и общественное питание, 8,9% жилищно-коммунальное хозяйство и бытовое обслуживание населения, 9,6% науку и научное обслуживание. (14)

Рис. 13. Состояние в браке русских и татар по полу и в динамике

Рис. 14. Процент женщин старше 70 лет никогда не бывших замужем в 1979 г.