WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 7 |
-- [ Страница 1 ] --

Нижегородское отделение ИРИ РАН

Нижегородский государственный педагогический университет

им. Козьмы Минина

Источник и его роль

в историческом познании

Материалы международной научной конференции

1718 мая 2012 года

Нижний Новгород

2012


УДК 930.2

ББК 63.211

И 91

Редакционная коллегия:

к.и.н. Кауркин Р.В., д.и.н. Сапон В.П., к.и.н. Стряпихина А.А.,
к.и.н. Хазина А.В., к.и.н. Шиженский Р.В.

И 91 Источник и его роль в историческом познании: Материалы международной научной конференции 1718 мая 2012 года. –
Н. Новгород: НГПУ, 2012. 195 с.

В настоящий сборник влючены труды участников международной научной конференции, организованной в Нижегородском государственном педагогическом университете им. Козьмы Минина в мае 2012 года.

Сборник содержит статьи и публикации документов, которые освещают различные аспекты феномена источника как ключевого элемента исторического познания.

Для специалистов, занимающся проблемами истории, культурологии, религиоведения, для студентов гуманитарных факультетов, всех интересующихся историей.

© Коллектив авторов, 2012

© НГПУ им. Козьмы Минина, 2012

«ЧЕРТЫ И РЕЗЫ» ПНЕВИЩИЦКОГО КАМНЯ В КОНТЕКСТЕ

ИСТОРИИ ДРЕВНЕЙ РУСИ

Акашев Ю.Д.

(Московский городской педагогический университет)

Русский народ является одним из древнейших народов Европы. В настоящее время уже ни у кого не вызывает сомнения то, что его история начинается задолго до образования Киевской Руси. И тысячу раз прав доктор исторических наук, профессор Е.В. Кузнецов, заявляющий, что «древняя (докиевская) история славян и руссов в её этногенетическом аспекте заслуживает того, чтобы быть написанной полно и детально» [1].

Среди вопросов, связанных с догосударственным периодом русской истории, одно из важнейших мест занимает вопрос о существовании у славян письменности в языческий период. Без его окончательного решения наши знания о древней Руси будут оставаться неполными.

Уже В.Н. Татищев был глубоко убеждён в том, что «славяне задолго до Христа и славяно-руссы собственно до Владимира письмо имели» [2]. Из советских учёных первым к этой проблеме обратился Л.В. Черепнин, который пришёл к заключению, что восточные славяне ещё задолго до принятия христианства «пользовались какими-то знаками письменности» [3]. П.Я. Черных, обобщив факты, накопленные наукой к середине ХХ столетия, сформулировал принципиально важный вывод о том, что«восточные славяне с древнейшего времени умели писать» и что «можно говорить о непрерывной (с доисторической эпохи) письменной традиции на территории древней Руси» [4]. Болгарский учёный Е. Георгиев обратил внимание на то, что такие слова как «письмо», «писать», «читать», «книга» и некоторые подобные им являются общими для всех славянских языков, что свидетельствует о древности этих слов и, следовательно, подтверждает умение славян читать и писать «очень давно, ещё прежде, чем зажить самостоятельной жизнью в новосозданных славянских державах» [5].

На обширной территории, принадлежавшей некогда древней Руси, и далеко за её пределами учёными и простыми любителями старины обнаружен целый ряд предметов самого разного предназначения с имеющимися на них надписями, о которых мы практически с полной уверенностью можем утверждать, что они принадлежат славянам и написаны по-славянски. Однако их прочтение вызывает очень серьёзные затруднения, поскольку письменные знаки этих надписей не принадлежат ни кириллице, ни глаголице, а какой-то совершенно иной, оригинальной письменности. К тому же, как предполагают учёные, у славян ещё задолго до появления известных нам алфавитов и унифицированной системы письма уже существовало несколько независимых друг от друга письменностей. В научной литературе долгое время держалось мнение о том, что из-за своей фрагментарности и принадлежности к разным системам эти надписи не поддаются расшифровке. И лишь в последние годы отдельные учёные (Г.С. Гриневич, М.Л. Серяков, В.А. Чудинов и некоторые другие) стали публиковать свои результаты прочтения памятников исконной русской письменности. Петербургский учёный М.Л. Серяков отметил её необычайное сходство с древнеиндийской письменностью брахми и выдвинул гипотезу о происхождении брахми и исконной русской письменности из единого источника. В соответствии с этим предположением, корни русской письменности должны уходить, как минимум, во II-е тысячелетие до н.э., а то и в более отдалённые времена [6]. Если гипотеза М.Л. Серякова окажется верна, то это позволит учёным заглянуть в самые глубины общеиндоевропейской истории и поможет дать ответы на многие вопросы, связанные с происхождением индоевропейцев вообще и русского народа, в частности.

Черноризец Храбр в сказании «О письменах», относящемся к IX – началу Х вв., назвал письмо, которым пользовались славяне ещё задолго до принятия христианства, «чертами и резами»: «Прежде убо словене не имеху кънигъ, ну чрьтами и резами чьтяху и гатаху, погани суще» [7]. Видимо, о подобного же рода письменных знаках поведал нам и Абу-л-Фарадж Мухаммед Ибн-аби-Якуб – арабский автор второй половины Х в., более известный под прозвищем эль-Недим (или Ибн-ан-Надим), в своей «Книге росписи наукам»: «Мне рассказывал один, на правдивость коего я полагаюсь, что один из царей горы Кабк (Кавказ. – Ю.А.) послал его к царю Русов; он утверждал, что они имеют письмена, вырезываемые на дереве. Он же показал мне кусок белого дерева, на котором были изображения; не знаю, были ли они слова или отдельные буквы, подобно этому» [8]. Эль-Недим приложил к своему сообщению перерисовку этой записи, которая стала известна русским учёным в 1836 г. и с тех пор неоднократно воспроизводилась в различных изданиях и подвергалась изучению.

Анализируя древнейшие письменные знаки славян, Г.С. Гриневич пришёл к выводу, что письмо типа «черт и резов» принадлежит к слоговому письму. Исследовав 25 надписей, найденных на территории расселения восточных и западных славян, он насчитал 240 знаков, из которых 116 были знаками разными, исключая разделительные и ограничительные, а также знаки веса и иероглифы (рисунчатые знаки). Такое количество письменных знаков слишком велико для фонетического письма и недостаточно для словесно-слогового, но вполне соответствует письму слоговому. Этот вывод он подкрепил обнаруженным в ряде надписей косым штрихом, стоящим обычно в нижней части строки справа от письменного знака и очень напоминающим значок «вирам» из индийского слогового письма, который ставился у последнего знака слова (или слога), показывая, что он оканчивается на согласный, а не на гласный звук. Использование этого значка имеет смысл только в слоговой письменности. Кроме того, наличие «вирама» позволило предположить, что для письма типа «черт и резов» характерны лишь открытые слоги типа СГ (согласный плюс гласный) и Г (гласный), а его расположение справа от письменного знака указало на направление письма – слева направо [9]. Последнее обстоятельство весьма важно, поскольку известны попытки читать подобное письмо наоборот – справа налево.

Следует заметить, что попытки Гриневича прочитать по-славянски многие древнейшие памятники письменности (в частности, знаменитый Фестский диск) получили негативную оценку у специалистов. Однако нельзя не признать, что разработанная им методика прочтения славянского письма типа «черт и резов» заслуживает внимания. В частности, она позволила автору настоящей статьи прочитать надпись на так называемом Пневищинском камне. История Пневищинского камня изложена в сборнике «Полоцко-Витебская старина» за 1916 г. и вкратце сводится к следующему. В 1873 г. в местечке Романове Горецкого уезда Могилёвской губернии строилась каменная церковь. Камни для этой цели привозили из других местностей. И вот в куче камней, привезённых из деревни Пневищи, оказался один гранитный валун с высеченными на нём с двух сторон непонятными знаками. В длину он был около одного метра, в ширину и высоту – по две трети метра, весил около 500 кг. Камнем заинтересовался любитель старины князь А.М. Дондуков-Корсаков, который приобрел его и перевёз в своё имение в г. Смоленск. По его поручению, местность, откуда был доставлен этот камень, была тщательно осмотрена, и оказалось, что в окрестностях деревни, на полях нельзя найти ни одного камня, а те, что были привезены крестьянами, общим весом около 33 тонн, лежали в одной куче, покрытые землёй и кустарником.

Напрашивается вывод, что эти камни были сюда доставлены в очень давние времена специально для сооружения каменного кургана (керна), на веpxу которого и был установлен валун с надписью.

Рис. 1.

Дондуков-Корсаков сделал рисунок этого валуна (рис. 1) и показал его учёным, съехавшимся в 1874 г. в Киев на 3-й археологический съезд. Надпись на камне вызвала интерес у учёного из Моравии, доктора Г. Ванкеля, который специально приехал в Смоленск, в имение князя, осмотрел камень и сделал собственную копию надписи (рис. 2). К великому сожалению, буквально через час после его отъезда в имении произошёл пожар, каретный сарай, в котором стоял камень, сгорел, а сам гранитный валун рассыпался на мелкие кусочки. Так исчез этот памятник старины, от которого остались лишь рисунки, сделанные двумя различными людьми.

Вскоре за расшифровку надписи взялся А. Мюллер – библиотекарь из моравского городка Ольмюц. В Пневищинском камне он увидел следы пребывания близ Смоленска... финикийцев, а надпись посчитал выполненной «семитическим письмом» и часть её прочитал следующим образом: «Памятник Ваала. Здесь мы его выдолбили (высекли)» [10]. Такое «прочтение» нужно признать абсолютной бессмыслицей, поскольку невозможно объяснить, чем обычный камень напомнил господину Мюллеру одного из главных финикийских богов, почему «памятник Ваалу» оказался на славянской территории, почему этот библиотекарь решил читать надпись по-еврейски и, наконец, для чего нужно было выполнять такую трудоёмкую работу, чтобы высечь на камне фразу, лишённую всякой информативности? Что касается надписи на обратной стороне, то она вообще не поддалась его расшифровке.

Рис. 2.

Поскольку камень не сохранился, а сделанное Дондуковым-Корсаковым описание было опубликовано в местном, малоизвестном сборнике, о надписи на долгие годы забыли, и лишь в последние 1,5 десятилетия она вновь стала привлекать к себе внимание учёных и дилетантов.

Так М.Л. Серяков в книге, посвящённой русской дохристианской письменности, приводит свой вариант прочтения этой надписи.: «А граду прави/ть/ наряд Одари теперь род Щека, к/ои/ мог ущити/ть/ роту а//». На другой стороне: «Вот княже речь да/л/». Интерпретируется эта надпись им как княжеское завещание радимичам: «[Когда я умру – ?], граду хранить порядок [вариант: устройство] [Боже – ?] одари теперь род Щека, который мог защитить справедливость [вариант: клятву] а// Вот княже речь дал» [11]. Подобная интерпретация выглядит слишком вольной, надуманной и малопонятной. К тому же, целая строка, состоящая из шести знаков, вообще не поддалась прочтению. Непонятым оказался знак, напоминающий рыбу. Ошибочно прочитав в надписи имя Щека и пойдя у него не поводу, автор так же ошибочно произвёл датировку этого памятника исконного русского письма VI-VII веками.

В.А. Чудинов уверен, что в этой надписи «речь идёт о воровстве заготовленной рыбы, видимо, вяленой». Текст им прочитывается следующим образом: «Въ лете ночь дълога. В ночь же! Въ ночь ты будь вь ево заводи, и его рыбу режь, бери, вози и ешь!» [12]. Весьма сомнительно, чтобы два мелких ночных воришки выбрали для обмена тайной информацией столь оригинальный (и, опять же, невероятно трудоёмкий) способ.

А.А. Бычков вообще склоняется к мысли, что пневищинская надпись написана скандинавскими рунами, которые от времени стёрлись, и поэтому возможность её прочтения сведена к минимуму [13].

Но, тем не менее, надпись на Пневищинском камне поддаётся прочтению и вполне осмысленному историческому и лингвистическому комментарию, если исходить из того, что выполнена она чертами и резами, т.е. русским докириллическим письмом – причём, письмом слоговым (а не фонетическим, как ошибочно посчитали вышеуказанные авторы). Все знаки этой надписи можно найти в «Сводной таблице знаков праславянской письменности», опубликованной Г.С. Гриневичем [14].

Начинать чтение следует с той стороны, которая Серяковым ошибочно определена как задняя. Для этого расположим последовательно все знаки, имеющиеся на рисунках Дондукова-Корсакова и Ванкеля (рис. 3).

 Рис. 3. По всему видно, что надпись была не очень -2

Рис. 3.

По всему видно, что надпись была не очень разборчивой: время, ветер и влага, морозы и солнце сделали своё дело, кое-что стёрлось, кое-где образовались трещинки, которые трудно отличить от знаков, высеченных человеком. Поэтому на обоих рисунках они не всегда одинаковы, а на первом их даже на два меньше, чем на втором.

Первый знак на обоих рисунках чем-то напоминает «единицу» и в таблице Гриневича читается как слог ПО. Горизонтальные чёрточки второго знака у Дондукова-Корсакова можно принять за трещинки, поскольку Ванкель на них не обратил внимания; тогда его можно прочитать как Л'А (ля). Третий знак у Ванкеля полностью соответствует слогу НЬ, четвёртый (особенно на рисунке первого автора) очень похож на слог ЧИ или ЦИ. Таким образом, читается слово «поляньчи». Такой вариант названия полян (с окончанием -чи) вполне допустим, если вспомнить, что камень был найден в Могилёвской губернии, где в древности проживали племена, названия которых тоже оканчивались на -чи: радимичи, дреговичи, а территория расселения их примыкала к полянской земле. Надпись, вероятно, относилась к тем полянам («поляничам»), которые жили среди радимичей и дреговичей.

Пятый знак почти одинаков на обоих рисунках и легко читается как слог НО. Некоторое затруднение вызывает шестой знак. Видимо, на него наслоились трещинки, поэтому Дондуков-Корсаков перерисовал его весьма условно, ограничившись двумя кривыми чертами, а Ванкель, в свою очередь, значительно усложнил. Такого знака ни в одной из таблиц, составленных Гриневичем, нет. Но, если принять нижнюю половинку левой чёрточки и небольшую косую чёрточку справа за образовавшиеся на камне трещинки, то в нём легко узнаются два знака СИ и ТИ, соединённые в лигатуру.

Седьмой знак – простая, почти вертикальная черта – есть у Ванкеля, но напрочь отсутствует у первого автора и, скорее всего, это тоже образовавшаяся от времени трещинка, поэтому его можно не рассматривать. Восьмой знак снова более аккуратно прорисован у Ванкеля и очень похож на два из нескольких вариантов слога РЫ, приведённых Гриневичем. Девятый знак нарисован совершенно одинаково на обоих рисунках и похож на слог БА сводной таблицы и ещё больше – на Б(-) таблицы Гриневича «Линейные знаки типа "черт и резов"» [15]. Знак десятый тоже нарисован абсолютно идентично у обоих авторов и соответствует уже прочитанному пятому знаку - НО. Итак, получилось ещё два слова: «носити рыбно». «Рыбно» – именная форма субстантивированного прилагательного среднего рода единственного числа в винительном падеже. Специалисты в области исторической грамматики считают подобные образования ­результатом «дифференциации первоначально нерасчленённого имени в процессе синтаксической специализации названий предметов и признаков» [16]. В данном случае имеется в виду рыбная продукция.

Пожалуй, самый странный знак на этой стороне камня – последний, одиннадцатый. У Дондукова-Корсакова его нет. Почему? Может быть, он посчитал его тоже за образовавшиеся на камне трещинки и не счёл нужным перерисовывать их? Но тогда почему же Ванкель так тщательно изобразил его на своём рисунке? А если это письменный знак, то какой? У Гриневича ни в одной таблице похожего нет. Единственное решение, позволяющее прочитать этот знак, – признать горизонтальную черту вверху за титло (надстрочный знак, указывающий на сокращённое слово), а основной знак, то есть нижнюю часть, – за первый слог СЬ обстоятельственного наречия «сьдесь», которое в результате действия фонетических законов падения редуцированных гласных и озвончения согласных позднее примет форму «здесь». Вся фраза первой стороны Пневищинского камня читается так: «Поляньчи, носити рыбно сьдесь», то есть поляне, проживавшие на этой территории, должны были приносить сюда, на это место во время полюдья рыбу и рыбную продукцию.

Основные письменные знаки на обратной стороне камня на рисунках обоих авторов практически совпадают. Иx можно разделить на четыре группы. Первую группу составляют знаки, расположенные в левой части. Их, следуя сводной таблице Гриневича, можно прочитать как: «И-НО РА-БИ» («иное – рабы»), – то есть для рабов требования несколько иные. Над этой строчкой имеются eщё две вертикальные искривлённые чёрточки, но это, несомненно, тоже трещинки, которые не следует принимать во внимание (кстати, их не рассматривал и Серяков). Что же требовалось от рабов? Ответ на это даётся во второй и третьей группах знаков.

Знаки второй группы состоят из четырёх частей: шесть знаков - вверху, два – под ними, один (на рисунке Ванкеля) - ещё ниже и самый крупный, напоминающий рыбу, - сбоку. Первую часть упомянутый выше Серяков, идя ошибочным путём, попытался было прочитать как «Ререк» и отождествить с именем знаменитого Рюрика, но отказался и в результате получил набор звуков «раераерок», лишённый какого-либо смысла; в конце концов, он вынужден был констатировать: «Верхняя строчка... не поддается удовлетворительной интерпретации, во всяком случае, в настоящее время»[17]. Однако, если признать это письмо слоговым, то и она прочитывается довольно успешно. В этой строке первый, третий и пятый знаки читаются как И, второй и четвёртый – как ВО (или БО) и шестой – как НЬ. Первый знак второй (средней) части обозначает, несомненно, слог И. Во втором знаке, скорее всего, стёрлось и осталось незамеченным соединение внизу, и, если его восстановить, то он будет соответствовать слогу ДЕ. Нижний знак у Дондукова-Корсакова вообще отсутствует, в то время как у Ванкеля он изображён в виде зигзага и очень похож на слог ТИ. Чёрточки слева принимать во внимание не следует – вероятно, это трещины или царапины (поэтому их и проигнорировал Дондуков-Корсаков). Эти три строки читаются следующим образом: «И ВОИ БОИНЬ, И ДЕТИ». «Вои» – это, понятно, воины (например, в Лаврентьевской летописи написано: «Володимеръ же собра вои многи... и поиде на Рогъволода» [18]). Что же такое «боинь» (или «бойне»)? В академическом «Словаре русского языка XI–XVII вв.» одно из значений слова «бой» объясняется как «оружие, вооружение»; следовательно, слово «боини» нужно понимать как «вооружённые», которое в родительном падеже множественного числа даёт форму «боинь». В словосочетании «и вои боинь» нашло отражение связанное с категорией лица грамматическое явление, заключающееся в совпадении в некоторых случаях форм винительного и родительного падежа (как и в приведённом выше примере из Лаврентьевской летописи: «собра вои»). Слово «дети» вышеуказанный словарь определяет как «молодые слуги, дружинники».

Третья группа знаков расположена в правой части камня. Первый знак в этой группе представляет собой рисунок рыбы – один из вариантов слога РЫ. Над рисунком имеется значок, напоминающий титло, поэтому его (рисунок) можно принять за сокращённое слово «рыба» (или «рыбу»). Два знака, расположенные далее один под другим, обозначают слоги ГА и РЬ, крупный знак справа от них очень напоминает слог ВУ (или БУ). Несколько искривлённая вертикальная черта означает слог И, после неё следует ДИ. Следующий знак, скорее всего, означает мягкий Ш', к которому примыкает вирам – знак, показывающий, что слог оканчивается на согласный. Следовательно, в третьей знаковой группе написано: «РЫБУ ГАРЬВУ И ДИЩ». Гарьва — это одно из названий горчака обыкновенного (наряду с горчанкой, малявкой и др.), небольшой пресноводной рыбы из семейства карповых. В Архангельской губернии под схожим названием «гарвиз», «гарьюз» была известна рыба хариус, в Оренбуржской губернии так называли род пеструшки, форель, лососку. В слове «дищ» (дичь) мы встречаем известное в исторической грамматике явление утраты противопоставления с дифференциальным признаком фрикативности~аффрикатности (ш'~ч'), восходящим к раннему древнерусскому периоду [19].



Четвёртую группу знаков со­ставляют мелкие значки, беспоря­дочно расположенные в нижней части камня справа. Это какие-то неясные пометки, которые, возможно, имели цифровые значения. К тому же, в ниж­ней части камня больше трещин. И количество значков, перерисованных Дондуковым-Корсаковым и Ванкелем, и их внешний вид в этой части очень сильно не совпадают.

Таким образом, пневищинская надпись читается следующим образом: «Поляньчи, носити рыбно сьдесь. Ино раби: и вои бойне, и дети, рыбу гарьву, и дищь». То есть полянам предписывалось приносить во время полюдья сюда, на это место, к керну, рыбу (рыбную продукцию). А рабы, кроме того, должны были поставлять князю вооружённых воинов и молодых слуг, а также рыбу гарьву (гарвиз) и дичь.

Как видно, поляне поставлены в особое, гораздо более лёгкое положение; надпись, обращённая к ним, высечена на одной стороне, а надпись, регламентирующая обязанности «рабов», – на другой. Поляне не включены в понятие «раби», и это понятно: они были представителями господствующего племени. Кто же здесь назван рабами? Для ответа на этот вопрос надо обратиться к истории.

Известно, что русские князья осенью отправлялись с дружинниками к подчинённым племенам на полюдье. Ещё княгиня Ольга установила уроки – обязанности, которые нужно было выполнять к определённому сроку, «будет ли то уплата известной суммы денег, известного количества каких-нибудь вещей или какая-нибудь работа» [20]. Дань доставлялась к определённому месту: «По всей Земле оставила она [Ольга. – Ю.А.] следы свои, повсюду виднелись учреждённые ею погосты» [21]. Видимо, одно из таких мест находилось и близ деревни Пневищи на земле радимичей, которых ещё князь Олег обложил данью. Однако некоторые отдалённые племена со временем перестали платить дань. Например, вятичи, которые попали в зависимость от киевского князя при Святославе, воспользовавшись уходом последнего в Болгарию и последовавшей после его смерти княжеской междоусобицей, перестали платить дань Киеву. Таким же образом, видимо, поступила и часть радимичей. В 981 г. князь Владимир, как сообщает летописец, организовал поход в землю вятичей, победил их «и възложи на нь дань <...>, яко же и (те)ць его имаше» [22], то есть возложил на них такую же дань, какую брал его отец Святослав. В следующем году вятичи восстали, и вновь Владимир пошёл на них и победил их вторично. А в 984 г. он пошёл на радимичей, послав впереди себя своего воеводу по прозвищу Волчий Хвост, и тот встретил радимичей на реке Пищане (Песчаной) и победил их. «Tемь и Русь, – пишет летописец, – корятся Радимичемь, глаголюще: “Пищанци волчья хвоста бегають”» [23], то есть с тех пор на Руси укоряют радимичей, что пищанцы бегают от «волчьего хвоста».

Любопытно, что отголосок этих событий жил в украинском фольклоре ещё во второй половине XIX в., когда Н.И. Костомаров записал весеннюю песню с такими словами:

«Пищано, Пищанiно,

По березi ходило...

Iшов вовк мимо дiвок,

Усiм дiвкам шапку зняв...» [24].

Во времена Костомарова первоначальный смысл предания о покорении радимичей был уже утерян, но всё-таки остались волк («вовк») и название небольшой речки Пищани, протекающей неподалёку от современного города Славгорода (Белоруссия) и впадающей в реку Сожь. Это лишний раз подтверждает мысль о том, что в фольклоре, в том числе и в мифотворчестве, очень многое является отголоском реальных исторических событий.

Радимичи были расселены на очень обширной территории, и немыслимо предположить, что все они отказались платить дань киевскому князю. Если бы это сделали радимичи, жившие по Днепру, они тотчас же были бы наказаны и приведены к послушанию. Очевидно, это могли сделать те, которые жили в глубинке, вдали от главной водной магистрали. В таком случае карательный поход, предпринятый великим киевским князем Владимиром, преследовал важную политическую цель: доказать и этим радимичам, что они должны находиться в зависимости от Киева и покоряться княжеской власти. И именно их и называет Пневищинский камень рабами. Кстати, Дондуков-Корсаков сообщает, что в десяти верстах от деревни Пневищи имеется селение под названием Городец (то есть укрепленное), что может свидетельствовать о пребывании в этом месте русской рати, поскольку во всех покоряемых землях князья оставляли отряд, которому поручалось следить за порядком в той местности и взимать дань. А в одной версте от Пневищ стояла деревня Песочная, что тождественно названию Песчаная (Пищана). Можно предположить, что она некогда составляла центр «пищанцев», о которых писала летопись. Если это действительно так, то воевода Волчий Хвост воздвиг из камней памятник около самого центра мятежных радимичей, которых великий киевский князь назвал своими рабами, и, чтобы впредь не забывались, велел на камне высечь напоминание об их обязанностях по отношению к государственной власти и водрузить его на каменный керн (рис. 4 и 5).

Рис. 4.

Рис. 5.

Датировка надписи на Пневищинском камне концом Х века подтверждается и данными исторической грамматики. Дело в том, что в надписи нашло отражение начало процесса падения редуцированных гласных. Например, в слове «рыбно» уже произошла утрата редуцированного ъ, поэтому знак № 9 (рис. 3), по Гриневичу, означает Б(-) без ъ. В то же время, в слове «сьдесь» ещё не произошло озвончения первого согласного ввиду ещё сохранившегося редуцированного ь, хотя именно в подобных позициях (абсолютно слабых, то есть там, где слабые редуцированные никогда не чередовались с сильными) они перестали звучать раньше всего. Этот факт показывает, что отмеченный процесс ещё только начался и был далёк от завершения. А история утраты редуцированных как самостоятельных гласных фонем живой восточнославянской речью берёт начало в конце Х – начале XI вв [25].

Таким образом, расшифровка надписи, сделанной в конце Х века на Пневищинском камне, позволила проиллюстрировать некоторые страницы не только нашей отечественной истории, но и истории русского языка и русской письменности, продемонстрировала распространённость и удивительную живучесть исконной русской письменности типа «черт и резов», о которой сообщал черноризец Храбр в сказании «О письменах» и начала которой, как и историко-этнические корни русского народа, уходят далеко в глубины тысячелетий.

Примечания

  1. Кузнецов Е.В. Этногенез восточных славян: исторические очерки. 2-е изд., перераб. и доп. Арзамас: АГПИ, 2001. С. 3.

2. Татищев В.Н. История Российская: в 7-ми тт. Т. I. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1962. С. 93.

3. Черепнин Л.В., Чаев Н.С. Русская палеография. М.: Учпедгиз, 1946. С. 58.

4. Черных П.Я. Происхождение русского литературного языка и письма. М.: Учпедгиз, 1950. С. 18.

5. Георгиев Е. Славянская письменность до Кирилла и Мефодия. София: Болг. АН, 1952. С. 37.

6. Серяков М.Л. Русская дохристианская письменность. СПб: Омега, 1997. С. 37–42.

7. Чрьноризьца Храбъра отъвети о письменехъ // Русская азбука в инициалах XI–XVI веков / Сост. и вступит. ст. Г.В. Аксёновой. М.: НИЦ «Скрипторий», 1998. С. 132.

8. Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с половины VII в. до конца Х в. по РХ). СПб.: Изд-во Имп. АН, 1870. С. 243.

9. Гриневич Г.С. Праславянская письменность. Результаты дешифровки. М.: Общественная польза. С. 37–38.

10. Ванкель Г. Эратический валун с финикийскою надписью, найденный близ Смоленска, в России // Полоцко-Витебская старина. Вып. III. – Витебск, 1916. С. 41.

11. Серяков. Указ. соч. С. 60–61.

12. Чудинов В.А. Загадки славянской письменности. М.: Вече, 2002. С. 467–468.

13. Громов Д.В., Бычков А.А. Славянская руническая письменность: факты и домыслы. – М.: ООО Издательский дом «София», 2005. С. 206.

14. Гриневич. Указ. соч. С. 317–320.

15. Там же. С. 273.

16. Горшкова К.В., Хабургаев Г.А. Историческая грамматика русского языка. М.: Высшая школа, 1981. С. 221.

17. Серяков. Указ. соч. С. 58.

18. Летопись по Лаврентьевскому списку. Повесть временных лет // СРЛ. Т. I. М.: Изд-во восточ. лит-ры, 1962. С. 76.

19. Горшкова, Хабургаев. Указ. соч. С. 64.

20. Соловьев С.М. История России с древнейших времён // Сочинения. В 18 кн. Кн. 1. М.: Мысль, 1988. С. 148.

21. Там же. С. 149.

22. Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 81–82.

23. Там же. С. 82.

24. Цит. по: Котляр И.Ф. Древняя Русь и Киев в летописных преданиях и легендах. Киев: Наукова думка, 1986. С. 143.

25. Горшкова К.В., Хабургаев Г.А. Указ. соч. С. 66–67.

ОБРАЗ СЕМЬИ В ДРЕВНЕРУССКОЙ

ЦЕРКОВНО-УЧИТЕЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Омельянчук С.В.

(Владимирский государственный университет им. А.Г. и Н.Г. Столетовых)

С принятием христианства духовенство и светская власть Древней Руси уделяли большое внимание проблеме христианизации брачно-семейных отношении. Учитывая, что грамотность была свойственна в основном представителям высших слоев общества, можно предположить, что произведения церковно-учительной литературы, призванные сформировать христианскую, были рассчитаны именно на них.

Отношение к браку в х ристианском вероучении было неоднозначным. Взгляд на человека, как на существо, изначально греховное, неспособное противостоять земным желаниям и соблазнам, требовал ради спасения души отказаться от любви к миру и посвятить себя служению Богу. Поэтому лучшим путем к спасению души считалось безбрачие и сохранение целомудрия. Как говорилось в грамоте константинопольского патриарха Луки Хрисоверга великому князю владимирскому Андрею Боголюбскому: «Много убо наипаче почтено есть девство; Христосъ бо печати девьства не вреди, отъ Девы родися, да почтетъ девство; Брака убо вышни есть и много честнейши девство; елико убо аггелы вышше суть человековъ и елико небо отъ земли, толико убо не оженивыйся вышши есть женившагося: девство бо есть аггельское житие» [1, стб. 7071].

Однако отказ от супружества и сохранение целомудрия являлись, по мнению многих священнослужителей, идеалом, к которому человеку нужно было стремиться, но не всем дано его достигнуть. Поэтому в древнерусской учительной литературе был представлен и более светский взгляд на брачную жизнь, сочетавший любовь к Богу с супружеской любовью. Большой вклад в его становление внесли те представители духовенства, которые, используя произведение «О спасающихся в миру», доказывали возможность спасения души и вне монастыря, при условии соблюдения Божьих заповедей и совершения добрых дел: «Разумейте убо, яко не спасеть место никого же, но дела спасуть или осудять. Энохъ бо, въ миру живя, спасеся, имея жену и чада. Зри же Адама, како другъ Божии наречеся, имея жену и дети и слуги многи, и имнья бес числа; разумейте же и о блаженнемъ Иеве (Иове) иже царь бе на въсточней стране, богатство и славу имый, жену, рабы и рабыни, села и скоты, и тъ (сей), въ миру живя спасеся. Такъ же Исакъ, Ияковъ, Иосифъ, и инии святии мнози, въ миру живя, спаслися. А место не спасеть, не осудить. Аще хто въ монастири живеть или въ пустыню идеть, а норова зла не останеться – и тамо погубить душю свою. Не спасеть бо чернечьство, аще добрыхъ делъ не будеть» [2, с. 41]. Опираясь на «Слово Иоанна Златоуста о глаголющихъ, яко немощно спастися (живущим) въ миру», священники внушали прихожанам, что «иже кто глаголетъ, немощно спастися въ миру с женою и детми живуще таковый лститъ себе невегластвомъ (неведением): везде бо приимлетъ насъ Богъ, аще заповеди Его сотворимъ, а место не спасеть, не осудеть» [2, с. 45].

А люди, которые, забывая об обязанностях перед своей семьей и детьми, уходили в монастырь не по зову души, а по бедности подвергались суровому осуждению. Как говорилось в «Слове святыхъ отецъ к христианомъ, иже кто оставляетъ жену и дети и отходитъ в монастырь» «аще ли же кто, нищеты деля, отходитъ в монастырь, или детей немногий кормити, отбегаетъ ихъ и немогий печаловати ими; то уже не Божия деля любове отходитъ. Оставленныя бо (им) дети гладомъ измираютъ, и зимою босы и наги изнемогаютъ, плачутъ люте (горько) и клянуще ся глаголють: почто насъ отецъ нашъ и мати родиша, оставиша бо насъ в велицеи беде и велицеи страсти быти» [2, с. 46].

Большое внимание уделяли авторы поучений отношениям между супругами в христианской семье. Опираясь на библейские тексты, пастыри стремились преодолеть существовавший в языческой Руси стереотип неполноценности, нечистоты женщины. «Слово Иоанна Златоустаго о добрых женах» даже допускало равенство супругов в некоторых семейных делах: «Мужи, не лишайте себе совещания женъ своихъ, рекше, егда хощете постъ воздвигнути, или оно чего деля чистоту имети, то все творите по слову с женами своими. Мужъ бо и жена несть два, но плоть едина есть» [2, с. 119120]. Но это равенство, предполагалось только в узком, морально-религиозном смысле, поэтому патриархальная власть главы семьи над домочадцами, в том числе и над женой, по-прежнему сохранялась. Этот же памятник учительной литературы объясняет власть мужа над женой происхождением последней: «От мужа взята еси и той тобою да обладаетъ, ты же в молчании повинися ему» [2, с. 119]. «Слово» так определяет характер отношений между супругами: «Услышите жены заповеди Божия, и научитеся въ молчании повиноватися мужемъ своимъ, да спасете душа своя. И не супротивляйтеся жены мужемъ своимъ, но во всемъ покоряйтеся имъ, и повинуйтеся жены мужни воли. Жена бо мужа ради сотворена бысть, а не мужъ жены ради» [2, с. 119].

Любая попытка главенства жены над мужем решительно осуждалась церковью и обществом. Поэтому в используемом русским духовенством наставлении «Яко не подобает жены звати госпожею», приписываемом Козьме Халкидонскому, говорится: «Не мози сыну взнести главы женьскы выше мужескы, али то Христу ругаешися. Того ради не подобаеть жены своея звати госпожею, но лепо жене звати мужа господиномъ, да имя Божие не хулится в васъ, наипаче славится. Кый волостель подъ со­бой суща зоветъ господою, или кый господинъ зоветъ раба господиномъ, и кая госпожа зоветъ рабу госпожю. Не прельщайтеся в свете семъ, имамъ бо великаго светильника Христа Бога нашего, голову надъ всеми главами. Да не срамляй никто же мужьскыя главы, оли то Христа срамилъ есть» [3, с. 90].

Для того чтобы продемонстрировать мужьям место, которое должны занимать их жены, а женщинам – христианский идеал, к которому они должны стремиться, древнерусские священники используя библейские тексты сформулировали идеальный образ «доброй» жены. Красота не главное ее качество, так как «злоумней бо жене красота яко злата серга у свиньи (в ноздри)» говрится в «Слове Иоанна Златоустаго о добрых женах и злых», поэтому она должна быть, прежде всего разумной, молчаливой и послушной: «Жена бо доба и покорлива венецъ мужу своему есть; обретый бо мужъ жену покорливу износитъ изъ дому своего благая. Украшение бо женам добрый ум паче злата есть; в церквах молчание в домех покорение и послушание» [2, с. 120121]. Еще одно качество необходимое «доброй» жене, если верить «Слову Иоанна Златоустаго о добрых женах» – это трудолюбие и хозяйственность: «Обретши бо лен и волну, строит свиты и пестроты многи различны, и предаст я в куплю гостящим (купцам), а сас облечется в красныя, и в червленыя, и в багряныя одежда. И бысть яко корабль куплю деющи, издалеча имение совокупляющи, и сугубы одияние сотворитъ мужу своему. И таковыя жены муж предъ люди честен есть. Жена бо добра востанеть в нощ и даст доволная брашна рабом своим, и учинить руце свои на полезная, а персты своя на веретено, и всю нощ не угасает светильник ее» [2, с.120]. Такая жена «веселить моужя своего и лета его и спълнить миръмь» [4, стб. 383].

Подобная жена, говорится в «Слове Иоанна Златоустаго о добрых женах», - это благодать, дарованная Господом за праведную жизнь: «Жена бо покорлива и послушлива – честь и дар от Бога», а «зла жена, и ленива и пронырлива дастъ ся мужу неправу за грехи», поэтому «жена добра дражейше есть камения многоценнаго, обрети бо ю мужъ ее радуется о ней, яко обрете честь со славою, и яко сокровище многих благ исполнено» [2, с.120121].

В реальной жизни далеко не все женщины соответствовали христианскому идеалу, поэтому в домонгольской Руси библейская притча о «злой» жене получила не меньшее распространение в учительной литературе, чем притча о жене «доброй». Образ «злой» жены ярко представлен в «Слове Иоанна Златоустаго о добрых женах и злых» и «О злых женах». Такая женщина не только не покоряется мужу, но, наоборот, старается поставить его под свой контроль и заменить на посту главы семьи. «Злая» жена может позволить себе ругать мужа, навязывать ему свое мнение, заставляет исполнять свои желания. Она настолько уверена в себе, что «никого же не усумнится: ни святителя срамляется, ни седин чтит» [2, с. 123]. Именно такая женщина была наиболее опасна для мужа, ибо «якоже бо червь во древе, тако и злая жена мужа погубит, и яко капливая храмина в день дождя изгонит седящая в ней, тако и сварливая жена мужа своего из дому изгонит» [2, с. 121]. «Злая» жена подстрекает мужа только на плохие поступки: «Аще ли муж имати болярина, то всегда поучает его на отнятие и на грабление; аще ли убога имать мужа, то на гнев и на которы (раздоры) учит» [2, с. 123].

Другая категория «злых» жен пытается управлять мужем не силой, а хитростью. Они лукавы, льстивы и потому более опасны: «Не послушай жены, лучше бо есть злоба мужъска, неже лстивыя жены доброта; глаголет бо клюками (лукаво), а не истину» [2, с. 121]. «Жена лукава язва срдечьная», говорится в «Изборнике» 1076 г., оттого лучше «житии съ львомъ неже съ женою лоукавою» [4, стб. 382, 384]. Узнать такую жену, по мнению Даниила Заточника, легко: «Говорит она мужу своему: «Господине мой и свет очей моих! Я на тебя и взглянуть не могу: когда говоришь со мной, тогда смотрю на тебя, и обмираю, и слабеют все члены тела моего, и падаю на землю»» [5, с. 281].

Духовенство настойчиво внедряло в сознание своей паствы мысль о том, что «мала есть вься зълоба противоу зълобе женьскеи» [4, стб. 382], и «лучши в пустыни со зверми жити, неже со злою женою в дому» [2, с. 122], а перевоспитывать такую жену бесполезно: «Лучше железо варити, нежели злая жена научити» [2, с. 124]. «Злая» жена, писал Даниил Заточник, «ни учения не слушает, ни священника не чтит, ни Бога не боится, ни людей не стыдится, но всех укоряет и всех осуждает» [5, с. 281]. Единственно, что может и должен сделать муж в такой ситуации - усилить свою власть над женой и не позволить ей «глаголати на тя, и не опусти ей воли на ся, и не дай же ей на силу свою наступати» [2, с. 123].

Не обошли своим вниманием авторы церковно-учительной литературы и вопрос взаимоотношения родителей и детей. Родителям рекомендовалось с самого раннего детства принимать участие в формировании характера малыша, потому что «как члены телесные наших детей в час рождения повивают, чтобы крепче, прямее были и тверже, так изначала следует нам и детский характер направлять» [6, с. 505].

Опираясь на «Слово к родителем о наказании – научении детей» Иоанна Златоуста духовенство, предупреждало нерадивого родителя о том, что в случае невыполнения им своего долга, он рискует вырастить недостойного сына: «…будет ти досада от него люта и болезнь души, и скорбь не мала, тщета дому и имению погибель, укор от сосед, посмех пред враги, пред властели платеж и зла досада» [2, с. 126]. Но самое страшное, по мнению священников, заключалось в том, что такие дети по вине своих родителей, уклонявшихся от их воспитания, лишатся возможности спасения души. Поэтому в «Слове» такие отец и мать осуждаются наиболее сурово: «Аще кто детей своих не научает воли Божий, то лютее разбойника осудится. Убийца убо тело умертвит, а родитилия, аще не учат чад своих, то и душу погубят» [2, с. 125]. Более того, погубив душу своего ребенка, безответственные родители и сами лишались права на спасение: «Того ради, братие и сестры наказуйте дети своя … да ныне не примете про них от людей срама, а в будущий век с ними муки вечныя» [2, с. 126].

При выборе воспитательных методов предпочтение авторы поучений отдавали наказанию. «Наказывайте измлада дети своя. Глаголит бо премудрость Божия: любяй сына своего, то не щади и наказуй его жезлом во юности, да по старость твою покоить тя; аще из млада не накажеши его, то ожесточав неповинится» [2, с. 124125] говорится в «Слове к родителем о наказании – научении детей».

Рекомендовалось наказывать не только сыновей («любяи же сына, своего, учащай ему раны, да последи возвеселишися о нем и среди знаемых похвалу приемлиши»), но и дочерей («дщери ли имаши, то положи на них грозу свою, да соблюдеши я в телесных и не усрамится лице твое, аще бес порока отдаси дщерь свою, и среди собора похвалишися о ней») [2, с. 125126].

Учительная литература регламентировала объем и виды наказаний применяемых при воспитании детей. Иоанн Златоуст советовал: «Аще ли не слушает дитя твое, то не пощади его: шесть ран или 12 сыну или дщери; аще ли вина зла, то и многи раны дай ему плетию». Так как «аще и жезлом биеши, то не умрет, но паче здраво будет, аще б накажеши, то и душу его спасеши» [2, с. 125].

В свою очередь «Слово Иоанна Златоустаго како чтити детем родителей» предписывало уважительное отношение детей к родителям, что являлось не только залогом земного благополучия, но и спасения души: «…Да любиши отца своего и матерь, да благо ти будет и долголетен будеши на земли. Иже бо кто чтит родителей своих слушает веления их, то сей очистит грехи свои и от Бога прославится; аще ли кто злословит родителя своя, сей пред Богом и грешен есть, и проклят есть от Бога и от людей» [2, с. 126].

Таким образом, можно сделать вывод, что древнерусская церковно-учительная литература формировала образ семьи, в которой главенствующую роль играет отец, несущий отвественность перед Богом за морально-нравственное поведение всех домочадцев, поэтому авторы религиозных поучений наделяли его значительными полномочями в области воспитания жены и детей, а последним предписывали почитание и послушание главы семьи.

Примечания

1. Русская историческая библиотека. Памятники древнерусского канонического права. – СПб. : Типография императорской академии наук, 1880. – Ч. 1 : памятники XIXV вв, т. 6.

2. Памятники древне-русской церковно-учительной литературы.– СПб. : Типография Акцион. общ. печ. дела «Издатель», 1897. – Вып. 3.

3. Дубакин Д. Влияние христианства на семейный быт русского общества в период до времени появления «Домостроя». – СПб.: Типография Ф.Г. Елионского, 1880.

4. Изборник 1076 г. / под ред. С.И. Коткова. – М.: Наука, 1965.

5. Древнерусские повести / предисл., послесл., примеч. А.С. Курилова. – Тула: Приок. кн. изд-во, 1987.

6. Памятники литературы древней Руси XIII в. / сост., общ. ред. Л.А. Дмитриев, Д.С. Лихачев. – М.: Художественная литература, 1981.

МОДРА ГОРА – ЗАБЫТОЕ СЕРБСКОЕ ИМЯ?

Обровски А.М.

(ЕЕКЦ «Сфера», Сербия)

По сей день в южном сербском крае Косово и Метохия, что недалеко от города Печ, окруженного албанскими экстремистами, готовыми его уничтожить либо провозгласить своим [5], держится один из красивейших сербских средневековых монастырей – Дечани. Во время возведения Высоких Дечан, как его Сербы с гордостью называют, тогдашний сербский король Стефан Урош III подарил ему в собственность значительные земли (метохи): села, селения, реки, источники, озера, холмы, горы; людей – налогоплательщиков – скотоводов, рыбаков, земледельцев, ремесленников…

Вся территория, от реки Белый Дрим в Метохийско-призренской низменности до Комов в Черногории, и от города Печ до реки Валбоны в нынешней Албании, принадлежала монастырю Высокие Дечани. Об этом распоряжении о дарственной свидетельствует подлинный документ под названием „Дечанские хривосули (повельи)“, который заверен королевской золотой печатью.

На протяжении последующих веков, и в неблагоприятных для Сербии исторических обстоятельствах (падение Царства и многовековековое османское иго, а также многочисленные бомбардировки в последних двух веках), уничтожено немыслимое количество самых значительных сербских рукописей, которые являлись лучшим свидетельством о сербском имени, самобытности, культуре. Лишь во время бомбардировок Белграда нацисткой Германией, 6 апреля 1941 года, когда дотла сгорела сербская Народная библиотека, уничтожено 350 тысяч книг и средневековых рукописей на кириллице, особенно из периода с 12 по 15 век, т.е. из золотого периода сербской средневековой государственности. Хотя сегодня „Дечанская повельа“ осталась одним из немногочисленных документов.

„Дечанская повельа“ написана старым сербскославянским языком и большей своей частью представляет опись имений и жителей (мужчин!) на указанной территории. Помимо того, что можно многое узнать о существующих в этом крае ремеслах, образе жизни людей в селах и городах, изучать топономастику, „Дечанская повельа“, самый объемный, до сих пор сохраненный именослов у Сербов с Косово и Метохии, представляет собой лучший источник для изучения не только сербской, а славянской ономастики вообще.

Профессор Гркович отмечает, что в „Дечанской повелье“ внесено более 30 тысяч единиц имен [6] – славянского, християнского и гораздо меньше влашско-романского и албанского происхождения.

Помимо того факта, что священиками оказывалось определенное давление на население давать детям християнские имена (библейские, греческие, латинские), бросается в глаза огромное богатство народных сербских / славянских имен, а также тех, которые напрямую связаны с народной религией и мифологией.

Ниже приведенный список сербских / славянских имен написан современной кириллицей, установленной путем реформы Вуком Стефановичем Караджичем в 19 веке, за исключением случаев, когда в сегодняшнем альфавите отсутствует согласие между графемами и фонемами того времени.

Исходя из использованной Милицей Гркович [2] модели, мы сохранили „тонкое ерь“ – ь и „ять“ -.

Антропонимы представлены по альфавиту, а именно:

(1) – в первом абзаце приведены имена, которые Милица Гркович утвердила как сербские / славянские и, вместе с остальными, включила их в „Реестр антропонимов и патронимов“ [2, 156–213]; (2) – во втором – имена, которые мы дополнительно обнаружили в „Дечанских хривосулях“ в издании Милоевича [1]; (3) а в третьем, антропонимы, отреконструированные нами на основании патронимов, записанных в „Дечанской грамоте“ [2, 156–213].

Б - (1) Бабота, Бабуньц, Багреш, Бајальц, Балван, Балија, Балко, Балоје, Баља, Баташ, Батило, Бер, Бера, Берак, Беран, Бере, Беривој, Берило, Берислав, Берихна, Берко, Бероје, Беруј, Бестуд, Биковьц, Блажуј, Бобе, Богавьц, Богдан, Богдаша, Богде, Богдило, Богило, Богина, Богиша, Бого, Богоје, Богослав, Богош, Богужив, Богуј, Богулин, Богун, Богут, Богута, Богушин, Бодин, Божа, Божан, Божета, Божин, Божић, Божлин, Божурин, Боја, Бојадин, Бојак, Бојан, Бојин, Бојиц, Бојица, Бојко, Бојчин, Бокта, Бокша, Бокшин, Бољак, Бољан, Бољерад, Бољеслав, Бољета, Бољин, Бољиц, Бољко, Бољчин, Бољшин, Боре, Борика, Борло, Борислав, Борић, Бориша, Бороје, Боруј, Борхан, Бочан, Бошан, Бошко, Браја, Брајак, Брајан, Брајен, Брајехна, Брајило, Брајимил, Брајислав, Брајић, Брајиша, Брајко, Брајун, Брајуна, Брал, Бране, Бранета, Бранислав, Бранко, Браноје, Брат, Брата, Братан, Братаньц, Братач, Братеша, Бративој, Братијан, Братије, Братило, Братислав, Братица, Братић, Братиш, Братко, Братован, Братоје, Братољуб, Братомил, Братонг, Братослав, Братота, Братохна, Братош, Братуј, Братулко, Братул, Братун, Братуна, Братуш, Братушин, Братушко, Братхан, Братн, Бритва, Брз, Брзота, Брлан, Брлић, Бугарин, Будак, Будан, Буде, Будивој, Будило, Будимир, Будислав, Будица, Будиша, Будља, Будмил, Буднић, Будоје, Буђен, Бујак, Бујан, Бујиша, Бујко, Бујсил, Буковьц, Букур, Булат, Булин, Бульн, Булан, Буљан, Бунцат, Бура, Бутко, Бучије, Бучић, Бушат, Бжан, Блко, Блослав, Блош, Блша, Бльц.

(2) Богдаш, Богша, Болин, Брателин, Братуљ, Бунша.

(3) Балша, Богдич, Богул, Бојета, Бранич, Братијак, Братодраж, Бунило, Блбрад, Бљај.

В - (1) Везилија, Велијан, Велимир, Величко, Велко, Велоје, Веселко, Видоје, Видослав, Видош, Вилчић, Винубрат, Витан, Витица, Витко, Витоје, Витомир, Витош, Вишан, Вишко, Влад, Владило, Владимир, Владислав, Владоје, Влк, Влка, Влкоје, Влкооча, Влкослав, Влкота, Влкохна, Влкша, Влчај, Влчина, Влчинић, Војак, Војан, Војило, Војимил, Војин, Војислав, Војихна, Војица, Војиша, Војко, Војнг, Војсил, Волица, Воша, Врагооча, Вран, Вратислав, Врсајко, Врсал, Вршевьц, Врмьц, Всемил, Всерад.

(2) Влчан.

(3) Велихна, Вратимир, Вк.

Г - (1) Гал, Гален, Гальц, Гали, Гаљен, Гвоздиј, Главатьц, Глеђ, Глкош, Глушьц, Годебрат, Годен, Годеслав, Годеша, Годоје, Годбрат, Годн, Годслав, Годша, Гоја, Гојак, Гојан, Гојило, Гојимир, Гојислав, Гојиша, Гојишин, Гојко, Гојтан, Голклас, Голозло, Голоје, Голуб, Голм, Гоља, Гора, Гороцвт, Горупц, Гослав, Гостан, Гостило, Гостиша, Града, Градан, Граде, Граден, Градило, Градимир, Градислав, Градихна, Градиша, Градоје, Градн, Грађ, Грата, Грдан, Грднос, Грдоман, Грдомил, Грдош, Грлин, Грљак, Грубан, Грубе, Грубьц, Грубша, Губер.

(2) Гој, Гојмир, Гојша.

(3) Гобин, Грбавьц, Грдуса, Гробша, Грубета, Грубина, Грубша, Гурибрад.

Д - (1) Даба, Дабе, Дабижив, Дабиша, Дабоје, Дабьц, Дајич, Дапче, Дарко, Дароје, Дарослав, Деја, Дејак, Дејан, Дејко, Дејчин, Десан, Десивој, Десило, Десимир, Десислав, Десиш, Десиша, Дехоје, Дехут, Деш, Дешко, Див, Дикан, Добравьц, Добран, Добраш, Добрашин, Добре, Добрен, Добренко, Добрета, Добретин, Добретко, Добреч, Добреш, Добрешко, Добријак, Добријан, Добрило, Добрин, Добрислав, Добрић, Добрихна, Добровој, Доброгост, Доброје, Доброман, Добромир, Добромисьл, Добросин, Доброслав, Добросрд, Доброта, Добротић, Доброхвал, Доброхна, Доброш, Добруј, Добрько, Добрьчин, Добрьшан, Добрьшић, Добрј, Добрн, Добртин, Доја, Дојак, Дојан, Дојин, Дојко, Дојан, Дојин, Дојко, Доколн, Доља, Дољак, Дољан, Дољин, Дољић, Дољко, Дом, Доман, Дош, Доша, Драгавьц, Драган, Драганьц, Драгета, Драгетин, Драги, Драгибрат, Драгија, Драгило, Драгина, Драгислав, Драгић, Драгиша, Драгле, Драгља, Драгље, Драгман, Драгмил, Драгмуж, Драгнј, Драгован, Драговин, Драгоје, Драгојло, Драгоман, Драгомил, Драгорад, Драгосин, Драгослав, Драгош, Драгуј, Драгул, Драгулин, Драгуљан, Драгутин, Драгуш, Драђа, Драђе, Драђета, Дража, Дражај, Дражан, Дражен, Дражеслав, Дражета, Дражетин, Дражило, Дражин, Дражинко, Дражмир, Дражоје, Дражут, Дражьц, Драја, Драјак, Драјић, Драјиц, Драјко, Дракчуј, Драља, Драњехна, Драшко, Држихна, Држоје, Друг, Другуј, Дружа, Дружба, Дружехна, Дружило, Дружоје, Дршко, Дубравьц, Дујак, Дујан, Дујин, Душан, Душле, Душул, Ддослав, Ддош.

(2) Дељак, Долин.

(3) Десирад, Десн, Добримир, Добробуд, Доброста, Добрун, Догода, Драгигост, Драгобрат, Драгомир, Дражуј, Драгсин, Драгша, Дван, Двча.

Ж - (1) Живал, Живаљ, Живе, Жиђ, Жуд.

(2) Жлеб (Жлбь).

(3) Жарило.

З - (1) Завида, Збор, Златар, Златоје, Зоран, Зорислав, Зуб, Зубач, Злодраг.

(2) Зора.

(3) Злобрада, Зломан, Змијан.

И - (1) Инослав.

(3) Инош.

Ј - (1) Јакоје, Јакота, Јара, Јарко, Јароје, Јарослав, Јеж, Јунак, Јунота.

К - (1) Калота, Каменар, Клиньц, Кнез, Ковач, Козодер, Копил, Копрьц, Косматьц, Кострева, Котен, Котилко, Крајен, Крајимир, Крајислав, Крајиша, Крајко, Крајник, Крамол, Краса, Крејан, Крецул, Крушевьц, Крушьц, Крнј, Кртеж, Крчелј, Куделин, Кудлин, Куманин, Курикућа, Кьндд.

(2) Китомир, Кожан, Комумил.

(3) Кљун, Костреша, Крагуј(ица), Красило, Красимир, Кртоје, Крпиш, Кујак.

Л - (1) Ладуш, Лале, Лалин, Лалко, Лалоје, Лалош, Лепчин, Лисица, Лихомил, Лоза, Лојеоча, Лишан, Луд, Льжимир, Льшко, Лпорк, Лпотић, Лпчин.

(2) Льжко.

(3) Лвај, Лпота.

Љ - (1) Љубак, Љубан, Љубен, Љубибрат, Љубимир, Љубихна, Љубоје, Љубол, Љубослав, Љубслав, Љубьц, Љубн, Љупко.

М - (1) Малић, Малчић, Мальц, Маља, Манислав, Мацан, Медан, Медвед, Медвд, Медоје, Медош, Мекиња, Мекша, Мећавьц, Мизко, Мил, Милад, Миладин, Милак, Милан, Милатко, Милачин, Милаш, Милбрат, Милгост, Милдраг, Милдруг, Миле, Милен, Миленко, Милета, Милетин, Милетко, Милеш, Милеша, Милко, Милкун, Милкус, Милман, Милобрат, Милован, Милоје, Милослав, Милота, Милотић, Милохна, Милош, Милта, Милтен, Милтош, Милтн, Милуј, Милутин, Милуш, Милчин, Милчић, Милчуј, Милша, Милшић, Мильц, Милј, Милн, Миља, Миљак, Миљан, Миљен, Мира, Мирад, Мирак, Миран, Мире, Миреч, Миреш, Мирко, Мироје, Мирослав, Миротва, Мирош, Мирут, Мирчин, Мирчуј, Мирша, Миш, Младен, Младош, Младн, Модра, Мојан, Мојиша, Мојко, Мрђен, Мрђица, Мршен, Мрмор, Мрша, Мрштен, Мужбрат, Муха, Мьглић, Мьчар, Мхооча, Млтн.

(2) Мамило, Модра Гора, Мрђела.

(3) Малета, Малеша, Малина, Малоје, Малча, Мећава, Милач, Милча, Момко, Мужило.

Н - (1) Наглша, Надиша, Належа, Налшко, Невад, Негоје, Немања, Ненад, Ненада, Ненадеј, Ненадј, Неноје, Нерад, Нине, Нинко, Ниноје, Нинослав, Нинош, Новак, Новша, Нган, Нгач, Нгован, Нгоје, Нгомир, Нгослав, Нгота, Нгош, Нжило, Нја, Нта.

(3) Наглота, Неган, Нешуст, Нгун.

О - (1) Облиз, Обрад, Обрадьц, Оброје, Одоје, Одолн, Одоља, Озрак, Озран, Озрен, Озрило, Озриња, Озрислав, Озроје, Озрн, Окоје, Олица, Отмич, Очиња.

П - (1) Паук, Петан, Петина, Питомьц, Плнош, Побрат, Побратьц, Поброје, Површко, Погнета, Подраг, Позлата, Познан, Полуглав, Пољак, Пољашин, Помен, Пометко, Помил, Порад, Поручен, Пособьц, Почек, Почрња, Пратеж, Прве, Првко, Првоје, Првослав, Првота, Првош, Првчин, Првшић, Пргоје, Прибан, Прибат, Прибач, Прибе, Прибен, Прибетко, Прибил, Прибислав, Прибић, Прибица, Прибиш, Прибиша, Прибле, Прибо, Прибоје, Прибьц, Прибн, Прија, Пријак, Пријан, Пријатељ, Пријезда, Пријко, Прикос, Припко, Припша, Приход, Продан, Продаша, Продоје, Прстьц, Пружен, Прда, Прдак, Прдивој, Прдило, Прдислав, Прдиша, Прдоје, Прдраг, Прја, Прјислав, Прјко, Пркала, Пркочел, Прљуб, Прмил, Путислав.

(2) Прибша, Пријко, Прикан, Прогон.

(3) Пискота, Првша, Прдихна, Прдобар, Прдун, Пнич.

Р - (1) Рад, Рада, Радак, Радан, Раде, Радеља, Раден, Раденко, Радета, Радетко, Радеша, Радешко, Радивој, Радије, Радика, Радило, Радин, Радислав, Радић, Радич, Радиш, Радиша, Радмуж, Радоба, Радобрат, Радов, Радован, Радовин, Радовьц, Радоје, Радојко, Радомир, Радомисьл, Радоња, Радооча, Радосин, Радослав, Радоста, Радота, Радохна, Радош, Радуј, Радул, Радулин, Радуља, Радун, Радут, Радьц, Радј, Радн, Раднко, Рађ, Рађен, Разум, Рај, Раја, Рајак, Рајан, Рајен, Рајин, Рајиша, Рајко, Рајчин, Рајшин, Рако, Ракојко, Растоје, Ратиш, Ратко, Раћко, Рахо, Рахоје, Рахол, Рахул, Рахуљ, Рахун, Рахут, Раш, Раша, Рашанин, Рашин, Рашко, Рашоје, Рашуј, Редило, Репина, Реч, Решето, Рибаш, Рихоје, Роб, Робан, Рогоух, Рошак, Ругља, Руд, Рудан, Рунко, Русин, Рухота.

(2) Радко, Рађко, Разор, Ратиша.

(3) Радогост, Радуш, Редивој, Рогош, Руга, Руђа, Рутеша, Рухоје.

С - (1) Светслав (Светьслав), Свиноглав, Својило, Својко, Свркота, Седраг, Сестроња, Силко, Силоје, Сиљан, Синадин, Сирак, Скориша, Скоровој, Скороје, Скорота, Слав, Славко, Славоје, Славомир, Сладоје, Слађ, Слатко, Служица, Смил, Смол, Смолко, Смољан, Срамко, Срдак, Срдан, Срдило, Стагоје, Стаја, Стајак, Стајило, Стајиша, Стајка, Стајко, Стан, Станило, Станимир, Станислав, Станиша, Станко, Станоје, Станьц, Строја, Стројислав, Стрзимир, Стрзо, Стрја, Сучијак.

(2) Сладко, Ставер, Сумња.

(3) Свирьц, Славиј, Славьц, Словимир, Срмьц, Станета, Сурьц.

Т - (1) Тврдан, Тврде, Тврден, Тврдислав, Тврдиша, Тврдоје, Тврдн, Твртко, Тихан, Тихоје, Тихомир, Тихослав, Тихулин, Тишан, Тођебрат, Тола, Толак, Толан, Толијак, Толило, Толимир, Толин, Толислав, Толиша, Толко, Толоје, Тољен, Трсивлк, Трцало, Туђкрај, Тшемир.

(2) Тануш, Торник, Трилолко, Трошан, Тш'мир.

(3) Тихобрат, Тихул, Трчко.

У - (1) Увратич, Угнд, Узина, Укопај, Уљар, Умн, Утол, Утх, Утша, Утшен, Ухильц, Ушоје.

(3) Утольц.

Х - (1) Хвалислав, Хвалоје, Хинат, Хлап, Хлапьц, Ходак, Ходан, Ходач, Ходивој, Ходислав, Ходоје, Хотило, Храбре, Храбрина, Храја, Храјиша, Хран, Храна, Хране, Хранен, Хранетко, Хранило, Хранимир, Хранислав, Хранић, Храниша, Хранко, Храноје, Хранота, Хранта, Хранча, Хранче, Хранчуј, Храньц, Хранн, Хрватин, Хрс, Хула, Хуља.

(3) Хвалан, Ходимир, Хранета.

Ц - (3) Црљен.

Ч - (1) Чапьц, Чибуд, Чипьц, Чрноглав, Чрнл, Чртало, Чудан.

(2) Чич'вар.

(3) Чапко, Чрнат.

Ш - (1) Шакоје, Шапран, Шарул, Шевј, Ширан, Шиша, Шишат, Шишман, Шишоје, Штрбьц, Шушко.

(3) Шаптј, Штульц, Шьвьц.

Исследователь, проф. др. Милица Гркович, выполнила до сих пор самое значительное и самое объемное исследование „Дечанской повельи“ и результаты представила в книге „Имена в Дечанских хривосулях” [2]. Но, при создании многочисленных, позже написанных именословов, в процессе обработки подтвержденных в среднем веке имен, „Дечанская повельа“ учитывалась посредственно. Мы даже берем на себя смелость порекомендовать рассмотреть, наряду с выше указанными именами в издании Милоевича, существование еще одного редкого, старого сербского имени. Речь идет об имени МОДРА ГОРА.

Приложение: 18 страница (деталь) „Дечанских хривосуль“, напечатанных, в соответствии с подлинником, в 1880 году године [1, 18].

Текст „Милош а сын его Радослав а брат его Модра Гора а сын его Тврдоје'' можно читать двояко: „Милош, а сын его Радослав, а брат его Модра. Гора, а сын его Тврдоје'' и „Милош, а сын его Радослав, а брат его Модра Гора, а сын его Тврдоје'' [7, 90].

К выводу о том, что Модра Гора могла бы быть именем, дополнительно приводит нас и сравнение с одним другим подтвержденным именем. Голо Зло также описано в „Дечанской повелье“, и проф. Гркович его вводит в „Реестр“ [2, 169]. Но, в данном случае существует облегчительное обстоятельство – имя Голо Зло подтверждено также через патроним Голозлович.

Но, существуют еще примеры, в которых не произошло полное слияние, такие как: Леп Чин (Лепчин), Гол Клас (Голклас), Драг Муж (Драгмуж), Муж Брат (Мужбрат) и др. О топониме, однозначно, не может быть и речи, потому, что топоним непосредственно до этого определен – село Улочани (Оулокяни).

Из вышеуказанного могли бы предположить, что в 14 веке, недалеко от Печи (в сторону Комово), в селе Улочани жил человек, которого звали Модра Гора. Брата его звали Милош, племянника – Радослав, а сына Тврдойя. Они, как и большинство населения, были Сербами, и у них были определенные обязательства к монастырю Дечани, как это „Повельей“ наложил Стефан – „король всех сербских и приморских стран“ [1, 3].

Исследование имен имеет еще одну, решительную роль: на основании этих исследований утверждается однозначная этническая принадлежность населения. Если учитывать тот факт, что сербские / славянские и христианские имена были у свыше 90% людей, записанных на территории, переданной во владение монастырью Дечани, легко прийти к выводу какой народ представлял исключительное большинство.

Напоминаем, чято речь идет не только о части территории южного сербского края Косово и Метохия, а и соседней Албании, т.е. о тех селах из северной Албании, которые были охвачены переписью населения, указанной в „Дечанской повелье“. Так, в селах в окрестности Алтина, на южных склонах горы Проклетийе (слив Вальбоны), их 10, имеется общим количеством 91,66 % славянских и 5, 35 % христианских имен, а оставшаяся часть – это имена неславянского и нехристианского происхождения [3]. Только одно село, Грева, не соответствует привычной картине, и в нем отмечено 20% славянских, 65,71 % христианских и 14,29 % албанских имен либо имен другого происхождения [3]. Еще аул Тузи и село Кушево в окрестности Скадарского озера дают похожую на село Грева [3] этническую картину. Все остальные селения – это жители исключительно славянского происхождения, более чем 90%.

Именно поэтому „Дечанска повельа“ является неоспоримым доказательством территориального распространения сербского населения и сербской культуры, и как такова, она представляет неповторимый источник для исследования истории и культуры всех Славян.

Примечания

1. ''Дечанске хрисовуље'' – издатель Милош С. Милојевић. Гласник Српског ученог друштва, штампано у Државној штампарији у Београду, 1880.

2. ''Имена у Дечанским хрисовуљама'' – Милица Грковић. Филозофски факултет у Новом Саду, Институт за јужнословенске језике; Нови Сад, 1983.

3. ''Лична имена у неким насељима северне Албаније и словенско-албанске везе у светлу антропонимије'' – Милица Грковић. Зборник радова са Међународног научног скупа, Цетиње, 21-23.6.1990. Электр. издание: http://www.rastko.rs/rastko-al/zbornik1990/mgrkovic-imena_l.php

4. ''Књига о Косову'' – Димитрије Богдановић. САНУ, Београд, 1986 //

http://www.kosovo.net/sk/rastko-kosovo/istorija/knjiga_o_kosovu/index.html

5. ''Глас јавности'' од 21.01.2009; http://www.glas-javnosti.rs/clanak/tema/glas-javnosti-21-01-2009/nece-proci

6. ''Дан'' од 05.03.2010; http://www.dan.co.me/?nivo=3&rubrika=Feljton&clanak=221992&najdatum=2010-03-03&datum=2010-03-05

7. ''Косово у повељама српских владара“ – ''Беседа“, Бања Лука, „Ars Libri“, Земун, 2000.

8. ''Дечанске хрисовуље'' – Павле Ивић и Милица Грковић. Институт за лингвистику, Нови Сад, 1976.

«ИСТОРИЯ ЖИЗНИ И ДОСТИЖЕНИЙ ГЕНРИХА VII»

БЕРНАРА АНДРЕ И ЕЁ РОЛЬ В СТАНОВЛЕНИИ ПРОПАГАНДЫ НОВОЙ ДИНАСТИИ ТЮДОРОВ

Кирюхин Д.В.

(НГПУ им. Козьмы Минина)

Результатом окончания войны Алой и Белой розы (1455–1485 гг.) в Англии стал приход к власти новой династии Тюдоров во главе с Генрихом Тюдором, бывшим графом Ричмондом. 22 августа 1485 г. в битве при Босворте армия короля Ричарда III Йорка была разбита, а сам он погиб. Генрих был провозглашён королем на поле боя и 30 октября 1485 г. был коронован как король Генрих VII Тюдор. Когда будущий король въехал в Лондон 27 августа 1485 г., слепой францисканский монах из Тулузы по имени Бернар Андре продекламировал ему оду на латыни, сочиненную по случаю его прибытия. Вскоре после этого события Генрих VII назначил Андре своим придворным поэтом (должность, которую тот сохранил и во время правления его сына Генриха VIII). Перед королем стояла непростая задача формирования совершенного нового аппарата пропаганды государственной власти династии Тюдоров, поэтому именно в это время для участия в придворной жизни приглашается большое число авторов: поэтов, историков, художников, актеров, и фигура Бернара Андре несомненно занимает особое место среди них.

Бернар Андре как минимум получил два места при дворе: он был назначен одним из домашних учителей принца Артура в 1496 г. [1, § 2] и также придворным историком (в заглавии «Истории жизни…» он называет себя королевским историографом – «Historiographus Regius») [1, § 2]. Четырьмя годами позже он ушел или был уволен с должности домашнего учителя и стал жить уединённой жизнью, возможно, в мужском монастыре. Вероятно, именно в качестве придворного историка он написал «Историю жизни…» и серию ежегодных исторических записей, сохранившихся только в отрывках.

Записи Бернара Андре, датированные 1504–1505 и 1507 гг. были напечатаны и отредактированы Д. Гардинером под заголовком «Анналы Генриха VII («Annales Henrici Septimi») в одном томе с «Историей жизни…» в 1858 г. [2]. В этом издании отсутствует перевод на английский язык, Гардинер снабдил издание только легкой аннотацией и, хотя он исправил некоторые из ошибок в рукописи «Истории жизни…», многие из них оставил без изменений, и как результат, в нескольких местах напечатанный текст на латыни оказался лишенным смысла. Несмотря на то, что современное переиздание «Истории жизни и достижений Генриха VII» было значительно расширено вступительной статьей, комментариями, а также переводом на современный язык Д. Саттон, необходимо более глубокое вмешательство редактора и исследователя [3].

«История жизни…» охватывает жизнь короля Генриха VII до подавления восстания Перкина Уорбека в 1499 г. Многие исследователи отмечают, что на первый взгляд, труд Андре не содержит какой бы то ни было существенной информации для историка [4], полон множества пробелов, оставленных автором намеренно в надежде позже дополнить свое произведение (носившее в том виде, в котором оно доступно нам, скорее всего характер пробы пера и черновика предстоящего исторического сочинения). Помимо этого, «История жизни…» полна лирических отступлений («Слезное восклицание автора» [1, § 19]) и стихов автора, которые были написаны им на самые важные придворные события (коронация Генриха VII, королевская свадьба, рождение первого сына Артура). Вместе с тем особый интерес в «Истории жизни…» для исследователя представляют ярко изображенные основные темы пропаганды династии Тюдоров, которые вместе с особенностями официального придворного языка наглядно показывают роль Андре как автора в становлении новой машины пропаганды государственной власти. Помимо этого очень интересна индивидуальная интерпретация Андре некоторых событий, о которых также говорят и другие авторы Тюдоровского двора, в первую очередь Полидор Вергилий в своей 27-томной «Истории Англии» [5].

Возможно из-за того, что «История жизни и достижений Генриха VII» так и не была закончена, она не имеет четкой структуры, описание важнейших событий дается автором в хронологическом порядке, часто прерываемое лирическими отступлениями, текст делится на тематически озаглавленные абзацы и имеет 81 параграф. Свой труд Андре традиционно начинает с посвящения Генриху VII, при этом он пишет, что создание этого труда является долгом перед королем, сравнивая его с налогом, который платит каждый житель королевства: «Я стремлюсь представить Вам более или менее ежегодный труд, продиктованный либо изобилием, либо бесплодностью моего ума, как словно бы я был одним из арендаторов Вашей земли, и эти плоды моего маленького надела отражали бы мою добрую волю. И в первую очередь, что бы Вы могли ожидать от меня лучше, чем тему, которую я всегда хранил в своем сердце и на губах, неосвещенность которой колит мне глаза – восхваление Короля Генриха VII, то, о чем я всегда осмеливался писать, особенно сейчас, пока ленность не овладела моими вялыми чувствами, хотя, возможно, это предмет вне моих сил?» [1, § 1]

«История жизни…» обрывается внезапно, и можно лишь предположить, что Андре, желавший написать произведение полностью, не получил одобрения короля и оставил работу над рукописью. В остальном, в тех местах текста, где встречаются лакуны и пропуски, они либо касаются конкретных данных (количество, дата, имена), либо подробно оговорены и объяснены автором: «Хотя я слышал об этой битве своим ушами, в этом деле глаз – лучший свидетель, нежели слух. Поскольку, как я говорил ранее, я слеп, то не так смел, чтобы подтвердить день, место и порядок битвы, и потому пропускаю этот эпизод. И на том месте, где должно быть описание сражения и поля боя, до тех пор, пока я не буду лучше информирован, я оставляю большой отрезок пустого места на бумаге» [1, § 36]. Если судить о работе автора по подобным цитатам, кажется, что Андре делает все для наибольшего соответствия «Истории жизни…» исторической действительности. Однако какой информацией были бы заполнены эти пропуски, можно лишь предполагать, текст же самого Андре скорее близок к придворному художественному произведению. Как придворный поэт он нередко цитирует и размещает свои оды на страницах «Истории жизни…» Вот та самая ода на прибытие Генриха VII в Лондон:

Сафическая ода на первую победу короля

Приди, муза, и расскажи о прекрасных победах Короля Генриха VII. Приди на гибких струнах, о гармоничная Клио, и поведай о его победе и славе.

Пусть твой хор споет об этом звонкими голосами вместе с Фебом, пусть и твои лиры вступят, восхваляя короля до небес.

Пусть радостные юноши и девушки возвестят о его прибытии со счастьем на лицах. Пусть город возрадуется, словно невеста, которую ведут навстречу ее будущему супругу.

Посмотрите, как все ветры утихли, кроме Зефира, теплого в своем шепоте. Он лелеет розы и яркие цветы прекраснейшей весны.

Как затяжной дождь, ливший сквозь разверзшиеся тучи, больше не мешает земледельцам, и печальный пахарь оставил надолго свой плуг,

И затем Аполлон, в своей цветущей повозке уводит тьму черных туч и приносит назад свет, пахарь поет,

И этот день, когда король возвратился, он рассеивает мрачную вражду, и солнечный свет сияет ярче при этом могущественном короле.

Наши моряки снова отправятся в плавание по обширному Каспийскому морю, не боясь штормов. Пусть все английские суда посетят далеких Гелонов.

И пусть вся наша страна ликует сегодня с веселым гомоном и радостными Музами; пусть более не испытывает страха, с тех пор, как наш король обрел свою корону [1, § 40].

Гелоны (греч. Geloni) – древнее племя в «Скифии» Геродота; упоминается также и у древнегреческих и латинских авторов. По Геродоту, гелоны – по происхождению эллины, переселившиеся из греческих городов в землю будинов, где они имели деревянный город Гелоны занимались земледелием, садоводством, участвовали в войне скифов с персидским царём Дарием I. Ольвийские греки считали их местным племенем [6].

Помимо довольно обширных стихотворных отрывков и од Андре очень часто использует прием прямой речи, иногда диалоги тех или иных исторических личностей цитируется им по письмам (или предполагаемым письмам), например, речь матери Генриха VII к графу Пемброку и его ответ [1, § 11, 12]. Подобный прием характерен и для Полидора Вергилия: он, например, в «Истории Англии» полностью приводит речь Ричарда III, которую тот произнес тайно в узком кругу своих сторонников «за закрытыми дверями и с Богом, который был единственным свидетелем» [5, книга XXV, 4.].

Для Бернара Андре Ричард III – скорее охваченный по непонятной причине гневом и яростью узурпатор с садистскими наклонностями, нежели хитрый и коварный тиран, коим он является у Полидора Вергилия. Так Андре приводит речь Ричарда III после высадки Генриха графа Ричмонда в Англии: «Я приказываю вам, командую вами и направляю вас уничтожить их всех огнем и железом, без жалости, без почтительности, без благосклонности. Убейте французов и других иностранцев до последнего, убейте их безжалостно, заставьте их страдать. И убейте Графа Ричмонда без какого-либо уважения к его роду или знатности, или, если сможете, приведите его ко мне, так чтобы я мог применить к нему новое и неслыханное доселе наказание, или хотя бы убить и умертвить его своей собственной рукой» [1, § 35]. Традиционно Ричард III назван убийцей своих племянников, хотя никаких доказательств и подробностей этого убийства Андре не приводит кроме краткого упоминания того, что дети были зарезаны, Ричард III также подготавливает и жестокое убийство короля Генриха VI, «поскольку кровавые убийства, как пишет Андре, доставляли ему наслаждение вплоть до кончиков пальцев» [1, § 16]. Смерть Ричарда III описана автором как избавление для всего государства, поскольку во время его правления, как пишет Андре, «вы могли бы увидеть все королевство в слезах и скорби, величайших лордов в страхе за собственные жизни, и каждого из людей в мыслях о том, как бы он мог поставить под угрозу другого. Люди носили верность на лицах, но в своих сердцах хранили жалобы, далеко скрытые от взгляда тирана» [1, § 24].

Что же касается основных тем пропаганды династии Тюдоров, то одной из главных является происхождение Генриха VII от древних уэльских королей. «И если кратко затронуть происхождение его отца от рода древних королей Британии, – пишет Андре, – то он ведет свой род от Святого Кадвалладра, вслед за кем он правил как законный наследник после длительного периода времени, и от Кадваллона, отца названного Кадвалладра» [1, § 1]. Особенный интерес представляет не столько информация о Кадвалладре и Кадваллоне, сколько оценка автором предыдущего периода истории Англии: «после смерти названного выше Кадваладра до Генриха VII Британская власть была в состоянии неопределенности, Британцы потеряли свое имя и были названы валлийцами по имени их генерала Валло, который находился под командованием Принца Артура Второго…» [1, § 2]

Еще одна важная тема – создание новой династии как союза прежде враждовавших домов Ланкастеров и Йорков путем брака Генриха VII с Елизаветой Йоркской, старшей дочерью короля Эдуарда IV, инициатором этого брака для Андре является вовсе не Генрих, а сама Елизавета: «Когда она услышала, что законный король получил корону, охваченная счастьем она воскликнула: «Наконец, Боже, ты услышал наши смиренные прошения и не отверг наши молитвы. Я помню и никогда не забуду о том, что мой благороднейший отец однажды пожелал выдать меня за этого мужественного принца. О, как бы я хотела быть достойной этого сейчас!» [1, § 44]

Бернар Андре не забывает и о символической составляющей данного брака, сформировавшей впоследствии геральдический символ тюдоровской розы: как соединение герба алой и белой роз вместе, так сын Генриха VII и Екатерины Йоркской является обладателем достоинств обоих из благороднейших дворянских домов: «Сам же Артур, выросший в том знатнейшем роде, был очень похож на эти прелестнейшие и ярчайшие розы, я имею в виду красную и белую, таким образом, что если его благородные добродетели не превзошли славу всех иных принцев, то как минимум были равны им» [1, § 47].

Возможно, Бертран Андре является одним из первых авторов, кто олицетворяет принца с легендарным королем Артуром, а также с небесным созвездием Арктурус, тема, которая была очень популярна в сочинениях сторонников Тюдоров более позднего периода: «Когда яркая звезда Артура воссияла в мире… все Демоны Ада были изгнаны далеко прочь. В момент восхода звезды Арктурус, которое согласно гороскопам пришлось на 12 сентября, Артур также родился» [1, § 48]. Даже если «История жизни…» не была широко известна публике и другим придворным авторам, то оды Андре несомненно могли служить примером для остальных лояльных династии поэтов, в оде на рождение принца Артура Андре пишет: «Этот тот самый день, когда наши современники по всему миру могут созерцать образ великого Артура, воплощенный в маленьком мальчике» [1, § 50]. Как бы то ни было можно с уверенностью утверждать, что в момент написания параграфов, посвященных принцу Артуру, Бернар Андре уже знал о его внезапной смерти, следовательно, это было после 2 апреля 1502 г. и это не послужило причиной прекращения работы над «Историей жизни…»: сам автор в первом параграфе, посвященном принцу Артуру говорит о его скорой и внезапной смерти, а также пишет, что ему была уготована особая судьба [1, § 48].

Было бы неверно гадать, какой вид могла бы приобрести его «История жизни…» – автора надо судить не по тому, что он мог бы сделать, а по тому, что уже сделано. Именно благодаря Бернару Андре и по его пути пошли другие авторы в создании придворных канонов портретной живописи, геральдики, праздничной символики династии Тюдоров. Кроме того, нельзя не сказать о его (и позднее – Д. Скелтона) роли в воспитании наследников престола: так, возможно, именно благодаря влиянию Бертрана Андре, король Генрих VIII сам стал автором многочисленных стихов, песен и прозаических отрывков.

Примечания

  1. Andr B. De Vita atque Gestis Henrici Septimi Historia // The University of California, Irvine [Электронный ресурс] – URL:. http://www.philological.bham.ac.uk/andreas/ (время доступа: 9.02.2012).
  2. Andr B. Historia Regis Henrici Septimi a Bernardo Andrea Tholosate Conscripta, necnon Alia Quaedam ad Eundem Regem Spectantia. London: Gairdner J. 1858. 476 p.
  3. Sutton D.J. Introduction // Andr Bernard. De Vita atque Gestis Henrici Septimi Historia // The University of California, Irvine. [Электронный ресурс] – URL: http://www.philological.bham.ac.uk/andreas/intro.html (время доступа: 9.02.2012).
  4. Кузнецов Е.В. «История Ричарда III» как исторический источник // Эпиграммы. История Ричарда III. Литературные памятники. М., Наука. 1973.
  5. Vergil P. Anglica Historia. Latin text and English translation / Ed. and trans. by Sutton D.J. Library of Humanistic Texts at the Philological Museum of University of Birmingham's Shakespeare Institute, 2005. [Электронный ресурс] – URL: http://www.philological.bham.ac.uk/polverg/ (время доступа 9.02.2012).
  6. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе // Собрал и изд. В.В. Латышев, «Вестник древней истории». 1947–1949. № 1–4.

БИБЛЕЙСКИЙ ТЕКСТ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ АНГЛИЙСКОГО РЕФОРМАТОРА XVI в. У. ТИНДЕЛА

Чугунова Т.Г.

(НГПУ им. Козьмы Минина)

В наше время Библия является одной из самых издаваемых в мире книг, ежедневный тираж которой составляет 32876 экземпляров [2]. Трудно представить, что до Реформации Библия существовала в небольшом количестве экземпляров и была представлена на языках, доступных только для образованных людей (древнееврейском, древнегреческом, латинском). В Новой Британской энциклопедии Библия называется «сборником книг, оказавшим самое большое влияние на историю человечества» [5, р. 194]. Тем не менее, надо признать, что ни одна другая книга в истории человечества не являлась объектом столь жестокого преследования и ненависти, как Библия. Священное Писание сжигалось на кострах, за его чтение и распространение людей сажали в тюрьмы, пытали и казнили.



Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 7 |
 



<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.