valign=middle>«Социалистическое Возрождение: пути, проблемы, перспективы», II Всероссийская научная конференция
Тезисы и стендовые доклады II Всероссийской научной конференции «Социалистическое Возрождение: пути, проблемы, перспективы» 13-14 ноября 2010 г., Дом Плеханова, г. Санкт-Петербург Содержание Абрамсон И.Г. Политический авангард социалистического возрождения. Азаренков А.А., Сахаровский В.С. Исторический опыт российского «демократического социализма» и его уроки. Акимов Е. Экономика - есть материальное воплощение Человеческого Духа. Ацюковский В.А. Социализм как самостоятельная общественно-экономическая формация. Богданов М.Г. Теория социализма и исторический опыт «реального социализма» Бузгалин А. В. Социализм как период нелинейного перехода из «царства необходимости» в «царство свободы» Бузгалин А. В. Феномен «реального социализма» и перспективы социального освобождения в XXI веке Волков В.В. Уйти от идеологического понимания социализма Добродеева А.К. Удовлетворенность рабочего класса политическим представлением его интересов. Исайчиков В.Ф. Нерешенные теоретические проблемы рабочего и коммунистического движений. Конашев М.Б. Социалистический Ренессанс: будущее и настоящее. Косолапов Н.А. Необсуждаемые проблемы советского социализма. Лебедев В. Н. О некоторых (неизвестных) основах политэкономического процесса (междисциплинарный подход) Першин В.Ф. Принципиальная модель социалистической экономики Романов Е. А. Концепция «Общественного капитала» как основа построения коммунизма Рубинчик-Александрова М. Перечитывая главу Сапон В.П. К вопросу о субъективном факторе преобразований в России Славин Б.Ф. Современная Россия в поисках идеологии и модели развития Шагин А.А. Социалистические способы производства Шахин Ю.В. Историческое значение югославского опыта строительства социализма Шульц Э.О. Социализм как неизбежная перспектива общественного развития. Эпштейн Д.Б. Социализм и частная собственность И. Г. Абрамсон Ассоциация марксистских организаций г. Санкт-Петербург [email protected] Политический авангард Социалистического Возрождения Обдумывая сегодня стратегию и тактику выхода из капиталистического тупика, мы располагаем богатством опыта как Великого Октября, так и 74 лет послеоктябрьских побед и поражений. Среди исчерпывающе проанализированных Лениным, Троцким и другими видными марксистами ХХ века объективных и субъективных факторов, обеспечивших сравнительно лёгкую победу Октябрьской революции, наличие у русского пролетариата такого политического авангарда, каким являла собой партия большевиков, стало фактором исключительной, определяющей важности. И, наоборот, как показано многими исследованиями, в том числе в докладах и выступлениях, прозвучавших на ноябрьской конференции 2009 г. «Социалистический идеал и практика его реализации в СССР», ошибки политического руководства, а именно - неадекватные целям социалистической переходной фазы средства и методы управления обусловили реставрационный переворот 1991 г. Прощание с реставрированным капитализмом может быть разным, мирным (что желательно) или немирным, но чтобы оно произошло, помимо объективных, должны сложиться факторы субъективные. И, как и в начале ХХ века, класс пролетариев, наёмных работников умственного и физического труда, более всего заинтересованный в устранении капиталистического строя, нуждается в наличии политической силы, точно выражающей его интересы, хорошо понимающей расстановку и взаимоотношения других социальных и политических сил, подготовленной для внесения в пролетарские ряды классового сознания, умеющей ставить всесторонне продуманные задачи и мобилизовать себя и массы для их решения. Но может ли быть современный политический авангард копией большевистской партии, какой она была до и в период подготовки Октябрьской революции? Опыт большевиков бесценен. Но сегодня он недостаточен. Что необходимо взять из опыта большевиков и какие новые качества требует новое время от коллективного субъекта, возложившего на себя трудное и почётное бремя перевода общества на социалистический путь развития? Всё, что подразумевается под принципами демократического централизма, и вытекающие из них свободное обсуждение на всех уровнях партийной организации теоретических, идеологических, стратегических, тактических, практических вопросов при абсолютно неукоснительном выполнении принятых решений всеми членами партийной организации, желание и совершенствование умения вести в трудовых коллективах агитационно-пропагандистскую работу – здесь огромный арсенал средств можно и должно почерпнуть из исторического опыта большевиков. Далее, умению заключать временные коалиции с временными политическими союзниками для эффективного решения конкретных политических задач также можно и должно учиться у большевиков, опираясь на их опыт предреволюционного и революционного периодов. Но кардинальные изменения ситуации в России и в мире сравнительно с первыми двумя десятилетиями прошлого века требуют от политического авангарда пролетариата, помимо перечисленных, новых качеств. О каких изменениях идёт речь? Во-первых, изменилась, стала более сложной социальная структура общества и структура самого пролетариата. С научно-техническим прогрессом везде в мире усиливается классовая поляризация. Промежуточные слои вымываются. Относительно большая их часть пополняет ряды эксплуатируемых, меньшая – эксплуататоров. Усиливается финансовая мощь мирового капитализма, захватывающего господствующие позиции в непроизводственной сфере и интенсивно использующего СМИ и шоу-бизнес как духовные ОВ против своего классового противника. Усиливается качественно пролетариат, правда, пока ещё как «класс в себе», разобщённый, особенно в России и СНГ. В составе пролетариата произошла смена ведущих отрядов. Если передовым отрядом пролетариата до середины ХХ века являлся индустриальный рабочий класс, то ныне на роль авангарда законно претендуют и это исторически ответственное место занимают научные и инженерно-технические работники, занятые в сфере высоких технологий. Ещё 50-70 лет назад уровень развития металлургии и машиностроения определял уровень экономики той или иной страны, сегодня – это хайтэк. Поэтому если тогда естественно основное внимание революционеров-марксистов обращалось на работу с рабочими крупных заводов индустриальных центров, то сегодня научно-технические и инженерно-технические работники должны занять ведущие позиции перед новыми решительными схватками с мировым капиталом. Кстати, научно-технический и инженерно-технический компоненты пролетариата как социальные субъекты более остальных подготовлены к переходу в «царство свободы». Это люди, как правило, творческого труда, те самые «homo creator», по А.Бузгалину, у кого уже сегодня труд – не только жизненная необходимость, но, действительно, первая жизненная потребность. По характеру труда ведущий отряд современного пролетариата существенно отличается от индустриальных рабочих. Цеховые условия труда индустриальных рабочих повседневно способствуют укреплению изначально присущего заводским рабочим чувства коллективизма, общности интересов, по крайней мере, на уровне цеха или даже завода. Это объективно облегчает партийным пропагандистам формировать у этих пролетариев классовое самосознание. Новые пролетарии, инженерно-технические, особенно же – научные работники, обычно отделены и отдалены друг от друга. Их труд, главным инструментом которого является персональный компьютер и¤или какой-либо приборный комплекс, индивидуализирован. Это объективно затрудняет формирование у новых пролетариев сознания классовой общности. Но, с другой стороны, другая особенность новых пролетариев – высокий образовательный уровень – играет компенсирующую роль, объективно облегчая понимание социалистической перспективы и необходимости целенаправленной классовой борьбы. Выработка умения работать со столь изменившейся социальной базой – новый императив для партии современных революционеров. Во-вторых, принципиально новую ситуацию создало поражение «реального социализма». Если после 74 лет существования «социалистического» гиганта, превратившегося во вторую сверхдержаву, он терпит крах и в нём практически без сопротивления реставрируется капитализм, то вполне понятна глубокая апатия, неверие в возможности избавиться от всеобщей несправедливости, господствующая в сознании, настроениях большинства трудовых масс стран бывшего «реального социализма». Это создаёт колоссальные трудности для современных левых, незнакомые большевикам начала ХХ века. Итак, два новых императива пролетариат начала ХХI века предъявляет своему политическому авангарду. Императив первый. Упомянутое умение работать с кардинально изменившейся социальной базой требует от активистов политического авангарда быть своими людьми в сравнительно малочисленных коллективах пролетариата высокотехнологичных производств, быть не столько агитаторами, сколько пропагандистами марксистского анализа состояния и путей революционного преобразования действительности, организаторами дискуссий на острые темы, не боясь ошибиться в частностях в ответах на вопросы, будучи уверенными в главном; членам партии должны быть свойственны открытость, демократичность, образованность; обязательны систематический контроль руководящих органов со стороны партийной массы и ротация состава этих органов; партия призвана быть мозговым центром пролетариата, иметь в своей структуре квалифицированные информационно-аналитические центры; при свободе критики и дискуссий демократически принятые партийные решения должны безукоризненно выполняться. Императив второй. Всемирно-историческое поражение советской партийно-государственной системы требует исчерпывающего анализа причин краха и ясного языка донесения результатов анализа массам. Это обязывает не только до конца в классовом сознании рассчитаться со сталинизмом, но и уяснить, в первую очередь, самим современным левым, источник его возникновения. И понимание этого должно войти в «дорожную карту» революционного «снятия» капитализма. Намечая эту «дорожную карту», теоретикам и (в том числе им же) практикам Социалистического Возрождения следует исходить из того, что глубокая капиталистическая глобализация изменила мировую ситуацию по сравнению с началом ХХ века. Противоречия, ослабляющие капитализм в странах его ядра, не менее остры, чем в странах периферии. События 1968 г. во Франции и Германии, 1999-2000 – всплеск альтерглобалистского движения, возникшего в Северной Америке и Западной Европе, наконец, начавшийся с декабря 2008 бурными волнениями в Греции, разворачивающийся на наших глазах финансово-экономический и социально-политический кризис Евросоюза – яркие этому свидетельства. Поэтому новая атака пролетариата на мировой капитал может примерно с равной вероятностью начаться как на периферии, скажем, в демонстрирующей левый тренд Латинской Америке, так и в странах капиталистического ядра. Россия на этот раз вряд ли станет очагом прорыва «цепи мирового империализма». Но чтобы достойно подхватить революционный прорыв братьев по классу в других регионах планеты, российскому пролетариату и его политическому авангарду предстоит пройти ответственную стадию идеологической подготовки и самоорганизации. Полагаю, что даже те коллеги, кто не согласен с автором относительно ослабления роли России в мировом революционном процессе, не имеют возражений против того, что в условиях капиталистической глобализации резко возрастает значение международной пролетарской солидарности как фактора успеха революционных преобразований на национальном и – особенно – на мировом уровне. Отсюда крайне важно формирование нового Интернационала. Движение за образование Пятого Интернационала вбирает в себя всё новых сторонников в разных странах. Он не должен копировать Третий или Четвёртый Интернационалы. Они сыграли свою роль в революционной истории прошлого века. И всё лучшее из их опыта, из их теоретических наработок должно войти в арсенал Пятого Интернационала. Но он должен быть организационно другим: стратегическая цель – та же, время другое. Он не должен быть единой мировой партией. Его миссия – быть эффективным координационным центром, оперативно реагирующим на изменения ситуации в различных странах и регионах. Наши пенаты. Вернёмся в наши пенаты. Если пролетариат капиталистического ядра во главе со своим политическим авангардом при наличии революционной ситуации берёт власть и начинает сразу решать задачи сугубо социалистического перехода от свергнутого политически капитализма к коммунизму, то в такой, ставшей периферийной, стране, какой является сегодня Россия, отброшенная за 20 лет реставрационных «реформ» в состояние «дикого» капитализма с элементами феодализма, само политическое свержение строя капиталистической эксплуатации неизбежно будет носить стадийный характер. Надо добиться установления в стране чётко соблюдаемых буржуазно-демократических свобод. В этой обязательной первичной стадии заинтересована и мелкая буржуазия, ныне угнетаемая правящей бюрократией, сросшейся с олигархией. Следовательно, политическая коалиция с партиями, выражающими интересы мелкой буржуазии, не только возможна, но и необходима для политического авангарда пролетариата. И зрелость его определится в немалой степени искусством формирования такой коалиции, когда невозможно уклониться от разумных компромиссов. Следует иметь в виду, что на первых порах и сам политический авангард пролетариата идеологически может быть не вполне однородным. Ядро его должно быть последовательно марксистским. Окружено оно может быть представителями других левых сил: левых социал-демократов, анархистов, анархо-коммунистов. Сосредоточение авангарда на реализации главной цели предполагает безусловное взаимное уважение взглядов всех этих сил. А главная цель - мобилизация многослойного пролетариата России на выполнение второй, решающей стадии революции – установление пролетарской власти. Дальнейшее движение по возрождённому социалистическому переходу к бесклассовому обществу свободного творческого труда в теоретическом плане известно. «Дорожная карта» приготовлена Марксом, Энгельсом, Лениным в «Критике Готской программы», «Анти-Дюринге», «Государстве и революции», последних ленинских работах 1922-23 гг. (ПСС, т.45, с.369-377, 383-406), а также уроками достижений и провалов 1920-1991 гг. Этот массив завоёванного теорией и опытом составляет базу для программы, которую политический авангард примет сразу после завоевания власти. В принципиальных вопросах она будет перекликаться со Второй программой РКП(б). Национализация основных средств производства, сельскохозяйственных земель, лесных угодий, недр, план, хозрасчёт, рабочий контроль, максимальное развёртывание творческой инициативы, научно-технического прогресса, самоуправление, самоорганизация, преодоление индивидуализма и коллективного эгоизма – всё это, разумеется, войдёт в программу. Главное в ней – раскрытие демократической сущности диктатуры пролетариата, высшего и последнего исторического типа демократии, отмирающей вместе с отмиранием государства. Поскольку партия (или партии), являющаяся (являющиеся) пролетарским авангардом, становятся образцом для всевозможных производственных и общественных ассоциаций, то и её (их) организационная структура, уставные принципы должны измениться по сравнению с дореволюционным периодом. Новая программа, которая будет принята после свержения буржуазного государства, потребует и новой организационной структуры самого пролетарского авангарда. То есть то, чего не сделала РКП(б) после принятия новой, Второй программы. Более того, запретив решением Х съезда фракции, она облегчила условия процессу бюрократизации партии, завершившемуся, как известно, сталинистским монстром, что, в конечном счёте и привело к краху СССР. Понимая это, тем более необходимо обеспечить максимальную свободу дискуссий, возможность организации платформ, что ни в коей мере не исключает безусловного исполнения принимаемых решений. Итак, после революционного взятия власти ведущая роль партии (или коалиции партий) сохраняется. Перед ней стоит двоякая миссия: быть политическим организатором и контролёром процесса «засыпания» государственных структур, ни в коем случае не подменяя собой эти структуры, и быть ассоциацией-образцом для всех других развивающихся ассоциаций освобождающихся от отчуждения тружеников. Опираясь на позитивный и негативный опыт советских лет, можно предположить, что первыми сферами, в которых ассоциации свободных тружеников станут полноправными наследниками государства, будут наука, образование, культура, здравоохранение. В производственных ассоциациях в ходе постепенного вытеснения управления людьми управлением технологическими процессами главное внимание бесспорно будет уделяться совершенствованию организации труда. Точно так же уже сегодня можно с высокой вероятностью предположить, что долее всего государство будет бодрствовать в сфере финансовой, т. к. товарно-денежные отношения исчезнут лишь к концу переходного периода. Партийная политика в этой сфере будет, очевидно, направлена на то, чтобы по мере превращения труда из необходимости в первую жизненную потребность в его оплате росла доля общественных фондов, т.е. непосредственно коммунистическая составляющая в распределении результатов труда. С завершением переходного периода, исчерпанием функций диктатуры пролетариата, с завершением социалистической фазы коммунизма и вступлением в фазу бесклассового общества партия «растворяется» в ассоциациях свободно развивающихся людей, «снимается» более высокой формой ассоциации, уходя в предысторию вместе с последними формами государства и демократии. А.А. Азаренков, В.С. Сахаровский Дальневосточная государственная социально- гуманитарная академия г. Биробиджан [email protected][email protected] Исторический опыт российского «демократического социализма» и его уроки Под «демократическим социализмом» в отечественном историческом контексте подразумеваются идеи и организационные структуры, представленные политическими партиями социалистической ориентации (социалистов-революционеров – эсеров (ПСР), социал-демократов – меньшевиков (РСДРП) и народных социалистов – энесов (ТНСП)). Хронологические рамки наиболее активной деятельности движений «демократического социализма» охватывали период революционной смуты – системного кризиса российской государственности (1917 г. – начало 1920-х гг.). Именно смута открыла простор для их легальной деятельности. Преодоление революционного хаоса и утверждение монополии на насилие большевистским режимом привело к организационной ликвидации партий «демократического социализма». Гранью, отделяющей лагерь российского «демократического социализма» от другого лагеря – «недемократического» (авторитарного) социализма, стали принципиальные различия в политических установках. У «демократического социализма» – это парламентаризм, свобода слова, многопартийность, самоуправление народа («народовластие» у эсеров и «трудовластие» у меньшевиков), органическая связь власти и общества, неприятие любой автократии, с какими бы привлекательными лозунгами она не выступала. Политическим идеалом ПСР и РСДРП был эволюционный демократический (т.е. антибюрократический) социализм, возможный лишь благодаря мощному массовому движению. Тогда как для большевиков – революционный социализм, проводимый в форсированном варианте безмерно разросшимся и усиленным бюрократическим аппаратом от лица так называемой «диктатуры пролетариата». Любопытно проследить логику эволюции политической практики «демократического социализма» в российской революционной смуте. После Февраля 1917 г. деятельность социалистов направлялась на сохранение демократических завоеваний и удержание революционного процесса в рамках легитимного пути.
В период внутригражданской междоусобицы они пытались дистанцироваться от диктатур «белых» и «красных», нащупывая так называемый «третий путь». Социалисты поддерживали региональные демократические правительства, как потенциальную основу российского федерализма. С началом нэпа главной заботой стала борьба за выживание самих движений «демократического социализма». В результате своей деятельности при относительно широкой свободе политической борьбы (хотя и в форс-мажорных условиях внутрироссийской смуты) «демократические социалисты» не достигли своих целей. Больше того, они сдавали одну позицию за другой: - утратили авторитет в массах, становящихся всё более аполитичными; - упустили контроль над советами; не смогли противодействовать процессу бюрократизации советов, профсоюзов и других массовых организаций; - потеряли политическую инициативу; - не смогли позиционировать себя в качестве реальной альтернативы двум противоборствующим лагерям «белых» и «красных». Практический опыт российского «демократического социализма» позволяет сделать следующие выводы. В целом социалистическая оппозиция большевизму показала свою политическую неэффективность. Тому комплекс причин объективного характера. Ключевая проблема – в фетишизации легальных методов борьбы (для эсеров, прославившихся при царизме своим экстремизмом, это загадочная метаморфоза). Налицо и некоторые иллюзии в отношении большевистского режима при непоследовательности и противоречивости тактики «демократического социализма». Всё это сковывало деятельность ПСР и РСДРП, ограничивало их тесными рамками определенных методов борьбы. Так, стараясь не поддаваться на провокации правящей партии и карательных структур режима, «демократические социалисты» недооценивали репрессивную сущность большевизма, тем самым позволяя легко расправляться со своими активистами. И всё же нельзя согласиться с официозной оценкой советской историографии, постулировавшей полный идейный и организационный «крах» «демократического социализма». Исторический опыт партий эсеров, меньшевиков и энесов продемонстрировал ментальную слабость демократических ценностей российского социума. Можно говорить о «двухмерности» сознания человека революционной эпохи, настроенного в «красно-белом» диапазоне. Такая особенность исключала подлинный плюрализм, создавала вакуум между различными слоями населения, ещё больше «атомизировала» российский социум. Подобная «самонастройка» налицо и теперь. Потому сегодняшняя задача российского «демократического социализма» – постараться заполнить этот вакуум мощным социально-ориентированным содержанием, создав широкую коалицию социалистически ориентированных сил, опирающуюся на, пусть и неудачный, отечественный исторический опыт, современные мировые реалии, здравый смысл и свободную от доктринёрских крайностей. Е. Акимов [email protected] «Экономика - есть материальное воплощение Человеческого Духа» Предисловие Всякое человеческое «изобретение», чтобы войти в статус «необходимого», предварительно и всегда проходит фазу «потенциально возможного». И это присуще всему, творцом чего является Человек. Причём для такого человеческого «необходимого» - это достаточно стать достоверным, т.е. когда вероятность желаемого потенциально возможного, хотя бы, была заметно отличной от нуля. К чему бы не стремился человек как цели своей деятельности, вероятность её достижения никогда не была и никогда не будет равной единице. Поэтому «достоверность» Цели является достаточным основанием для человеческой деятельности по реализации этой Цели. А опыт этого движения к цели, даже если он и неудачный, всё равно является бесценным вкладом в это движение. Т.е. единственным методом достижения общественных идеальных целей является «метод проб и ошибок», т.е. здесь не и не может быть «отрицательной обратной связи», т.к. нет и не может быть эталонной модели конечного состояния этой идеальной цели. И формируется эта модель только на результатах нашей деятельности при движении к ней, т.е. здесь наши «технологии» реализации этой идеи формируются только посредством «положительной обратной связи». Далее. Понятия «формы движения материи» и «явления» - эквивалентны. И именно, только «явления» отражаются, т.е. один к одному, нашим сознанием, которые, затем, мы воспроизводим нашими операциями, всё остальное мы отображаем, т.е. предварительно перерабатываем. Т.е. операции – это воспроизведённые Человеком формы движения материи. В виде пояснения. Как говорил Ф. Бэкон: «У каждого есть своя ПЕЩЕРА (идолы ума)». Но … «Так то оно так, но когда мы выбираемся из своей пещеры во внешний мир и начинаем действовать, то ОПЕРАЦИИ, для нас всех, одни и те же. Так что и каждая индивидуальная «пещера» стремится к своему универсуму, по требованию универсальности множества самих операций. Т.е. индивидуальный набор операций может быть только подмножеством этого, единого и общего для нас всех, множества открытых Человечеством ОПЕРАЦИЙ. И чем обширнее индивидуальный набор операций, тем ближе его «пещера» к универсуму, тем ближе она к своему ИДЕАЛУ. И нет ни одной «пещеры», где бы отсутствовал хоть какой-нибудь набор операций. Так что, особенность всякой «пещеры» и её «интерьер» определяется набором операций, которыми владеет её «житель».» Что такое Социализм? Сначала надо определится: Социализм - это Сущность (т.е. объект, или: «Что?») языка социального мира? Или Социализм - это некий набор приёмов и способов хозяйствования? (Т.е. набор экономических операций ведения хозяйственной деятельности.) Если Социализм есть Сущность, то он с необходимостью должен обладать и своей онтологией (внутренним содержанием) и своей феноменологией (формой). А, следовательно, он должен принадлежать и к некоторому классу объектов. И иначе он не впишется в понятийный набор языка и не сможет стать операндом его логики. Внутреннее содержание Социализма (т.е. онтологию), как идеального объекта исследования, ещё НИКТО не наблюдал, - не в пример Капитализму, онтология которого представлена «Капиталом» К. Маркса, в составе которого представлена не только феноменология Капитализма, но и весь набор операций ведения капиталистического способа хозяйствования. Тоже самое можно сказать и о Феноменологии Социализма. – Нет Сущности, нет и её явлений. А, следовательно, Социализм, в настоящем, существует для нашего сознания только в форме ИДЕИ и которая не имеет ни своей формы, ни своего содержания. Однако, для Социализма у нас уже имеется некоторый базовый набор приёмов и способов ведения общественного хозяйства и который следует из капиталистического хозяйствования, и эти социалистические приёмы хозяйствования извлечены из капитализма с применением «принципа минимума приведенных затрат» на его способах хозяйствования. А это извлечение базовых способов хозяйствования социализма произведено в «Капитале» и в нём же они и представлены. Из выше сказанного следует, что для нашего сознания РЕАЛЬНЫ ТОЛЬКО СПОСОБЫ и ПРИЁМЫ Социалистической формы хозяйствования. - И всё!!! А у способов и приёмов нет ни онтологии (сущности), ни свойства (субстанции), - они сами по себе являются операциями, т.е. явлениями, а в экономическом пространстве являются формами движения материальных и трудовых ресурсов и формами движения продуктов Труда. И тогда наш вопрос примет формат: «А где та Сущность, которая на теперь являет себя социализмом?» - И ответ становится вполне очевидным: «Источником и Носителем Социализма и всех его явлений является сам Человек и его экономическая мысль.» А экономическая мысль движима «принципом минимума приведенных затрат». И следующим вопросом перед экономистом станет: « В чём изменился состав параметров социальной среды и их иерархия и которые требуют изменения формы хозяйствования, т.к. наличная форма хозяйствования теперь противоречит, а то и противостоит «принципу минимума приведенных затрат»?» Следующим вопросом перед экономистом станет: «В чём могут состоять эти изменения способов хозяйствования, чтобы вновь сформированное экономическое пространство не противоречило этому принципу?» И если ответом на этот вопрос станет: «Отраслевое планирование выпуска продукции», то Социализм как форма общенародного хозяйства станет необходимостью. (А, следовательно, общество откажет в надобности классу капиталистов, а в кормушку буржуа закроют задвижку притока средств их жизни. Ну и естественно, они будут этим возмущены и начнётся борьба за сохранения их стиля жизни. Вот тогда-то и станут уничтожать «буржуинов» и не как класс, а как врагов Общества.) И если Социализм станет общепринятым способом хозяйствования Человечества, а из его глубин появятся явления противоречащие «принципу минимума приведенных затрат», вот тогда то и возникнет необходимость в «Капитале» Социализма, а на основании опыта социалистического хозяйствования вполне и обосновано станет доступным формально представить и онтологию Социализма и его феноменологию, без Знания которых невозможно будет выявить причину этого «порочного» явления, а, следовательно, будут невозможны преобразования Социализма с целью исключения подобных явлений из социалистической экономики. А эти преобразования, возможно, и приведут к осознанию в необходимости нового способа хозяйствования, следующего из Социализма…. И т.д…. А Марксом однозначно указан путь ликвидации капитализма и как способа хозяйствования, так и его квинтэссенции - денежного капитала. И этот путь лежит через глобальную монополизацию отраслей производственного капитала и которые с необходимостью будут с ориентированы на выпуск продукции (т.е. на добывание), а не на «производство» прибыли. Что, в свою очередь, потребует планирования выпуска продукции, а это и есть СОЦИАЛИЗМ. И именно при такой, марксистской форме глобализации экономики (т.е. через глобальные отраслевые монополии) Социализм становится необходимостью, тогда как «социализм в отдельно взятой стране» - есть не более чем потенциальная возможность. В. А. Ацюковский Государственный университет управления г. Москва [email protected] Социализм как самостоятельная общественно-экономическая формация Несмотря на то, что в соответствии с теорией научного коммунизма социализм является всего лишь подготовительным этапом строительства коммунизма, его первой фазой, на самом деле социализм является именно самостоятельной формацией, потому что он качественно отличается от капитализма обобществлением средств производства и от коммунизма – не обобществленной сферой потребления и в связи с этим наличием в этой сфере товарно-денежных отношений. В отличие от досоциалистических формаций, развитие которых происходит хаотически, развитие социализма управляемо, и от целей и качества управления прямо зависит, будет ли социализм развиваться в коммунизм или произойдет реставрация капитализма. Поскольку коммунизм отличается от социализма отсутствием товарно-денежных отношений в сфере потребления, управление развитием социализма должно обязательно предусматривать сокращение сферы, на которую при социализме распространяются товарно-денежные отношения путем последовательного поэтапного вывода из них отдельных сфер потребления с одновременным отстающим пропорциональным сокращением денежных доходов населения. Когда все сферы потребления будут выведены из товарно-денежного оборота и все производство станет не товарным, это и будет означать наступление коммунизма. Только тогда можно будет считать социализм первой фазой коммунизма. Если этого не делать, то социализм, как самостоятельная формация обязательно пройдет три этапа – на первом этапе – бурного развития, на втором этапе – стагнации, на третьем – стагнации с возможностью реставрации предшествующей формации – капитализма, что и произошло в нашей стране. Вместо сокращения товарно-денежных отношений 3-я Программа КПСС в разделе «Руководство народным хозяйством и планирование» главы 1 «Задачи партии…» (стр. 89) взяло курс на расширение товарно-денежных отношений, причем не только в сфере потребления, но и в сфере производства, что было реализовано в экономических реформах 1965 г., в которых в соответствии с учтановкой Программы большую роль сыграло «применение таких инструментов развития как хозяйственный расчет, деньги, цена, себестоимость, прибыль, торговля, кредит, финансы», что и подготовило реставрацию капитализма в его худшей криминальной форме. Это была грубейшая стратегическая ошибка, связанная в первую очередь с тем, что теории развития социализма фактически подготовлено не было, и решения по развитию экономики после сталинским руководством партии и страны принимались, исходя исключительно из сиюминутных интересов без анализа того, к чему они могут привести. В настоящее время есть опасность повторения этой ошибки, поскольку некоторыми теоретиками предлагается расширение товарно-денежных отношений при построении социализма и введение товарно-денежных отношений даже при коммунизме. Следует констатировать также, что до сих пор нет системного анализа экономических ошибок, допущенных при строительстве социализма в советское время, а это значит, что такие ошибки могут быть повторены и в будущем, и это сможет вновь привести к реставрации капитализма. М. Г. Богданов Администратор сайта «Библиотека марксистской литературы» Краснодарский край, г. Анапа, пос. Цибанобалка [email protected] Теория социализма и исторический опыт «реального социализма»
1. В соответствии с теорией научного коммунизма социализм не является самостоятельной общественной формацией, и является всего лишь подготовительным этапом строительства коммунизма. Подготовительный этап состоит в ликвидации частной собственности на средства производства и в устранении эксплуататорских классов. С решением первоочередных задач возникают возможности перехода к непосредственному строительству социализма, который является началом коммунистических преобразований в обществе. Условием коммунистических преобразований является создание собственной политэкономической основы материального производства. Политэкономическая основа создаётся установлением производственных отношений, вытекающих из природы коммунистического производства.
2. Но в процессе опыта строительства социализма с ликвидацией частной собственности и устранением эксплуататорских классов в общественном производстве сохранялась политэкономическая основа старого общества. В общественном производстве на всём протяжении строительства социализма применяются товарные производственные отношения или политэкономической основой общественного производства являлась категория стоимости.
3. В общественном производстве продолжает действовать закон стоимости. Наиболее характерная особенность капиталистических производственных отношений, которая состоит в обмене труда на труд, сохраняется и, тем самым, воспроизводится капиталистический способ производства. Капиталистический способ производства в силу действия объективных экономических законов устанавливает способ организации общественного труда на основе наёмного труда. Общественное производство превращается в гигантскую фабрику с единой конторой управления под названием КПСС. Отчуждение труда достигает крайних пределов.
4. Вместе с этим используемая система производственных отношений содержала материальные условия классообразования. Общественные классы возникают вследствие разделения труда на духовную и материальную сферы деятельности, и духовная сфера деятельности становится частной собственностью господствующего класса, независимо от наличия или отсутствия частной собственности на предметные средства производства. Поскольку на подготовительном этапе коммунистических преобразований господствующим видом собственности стала государственная собственность, и управление государственной собственностью осуществлялось людьми, занятыми управлением общественным производством, то средства управления производством превратились в групповую частную собственность. Общество разделилось на классы управляющих и управляемых с господством класса чиновников. Сформировался способ производства под названием государственный социализм.
5. С решением первоочередных задач социалистической революции общество не приступило к непосредственному строительству социализма и остановилось в своём развитие. Главная задача социалистической революции, которая состоит в ликвидации отживших производственных отношений и в установлении новых производственных отношений, не осознавалась. Установление коммунистических производственных отношений осуществляется применением экономической теории, в основе которой находится категория потребительной стоимости (полезности). В общественном производстве устраняется действие закона стоимости и с устранением стоимости труд приобретает непосредственно-общественный характер.
6. Потребительная стоимость формирует систему производственных отношений и целью производства становится выпуск продукции, посредством которой удовлетворяются определённые потребности образованными полезностями. Продукция, определённая в соответствии с полезностью превращается в продукт, и отношения товарообмена преобразуются в отношения продуктообмена. Вступает в действие закон коммунистического производства – обмен равными полезностями, содержащихся в средствах обмена. На основе полезности устанавливается мера труда, и распределение материальных благ осуществляется по труду.
7. С развитием коммунистических производственных отношений происходит преобразование отношений собственности. Новые производственные отношения преобразуют государственную собственность в общественную собственность. Общественная собственность реализуется в виде индивидуальной собственности на средства производства. Происходит снятие отчуждения труда от продуктов и условий труда и происходит обобществление труда.
8. Коммунистические производственные отношения охватывают все стороны общественного производства, в том числе и интеллектуальную сферу деятельности. С распространением производственных отношений на интеллектуальную деятельность происходит обобществление средств информационного и научного обеспечения производства. Средства производства в составе информационных предметов труда и орудий труда - в виде накопленных научных знаний, преобразуются в общественную собственность. Условием обобществления интеллектуальных средств производства является установление равенства отношений обмена на основе меры полезности между информационной сферой общественного производства и материальным производством. С обобществлением средств производства мера труда или распределение материальных благ по труду устанавливаются в общественном производстве независимо места и роли работника в общественном производстве, выполняемых функциях, вида и формы выпускаемой продукции. С установлением меры труда в интеллектуальной сфере деятельности ликвидируются материальные условия классообразования. А. В. Бузгалин, д.э.н., профессор МГУ им. М.В.Ломоносова, Координатор Общероссийского общественного движения «Альтернативы», Главный редактор журнала «Альтернативы» [1] [email protected] Социализм как период нелинейного перехода из «царства необходимости» в «царство свободы» Кризис и саморазрушение так называемого «реального социализма» в СССР и большинстве других стран мировой социалистической системы привели к глобальным сдвигам в социальной теории. Доминирующие позиции (особенно ярко проявляющие себя в преподавании) заняли неопозитивизм и неолиберализм в странной смеси с постмодернизмом – в философии, неоклассика и неоинституционализм – в экономической теории и т.п. Крах марксизма на постсоветском пространстве стал казаться едва ли не очевидным. Предлагаемые ниже доклады представляют собой краткое изложение некоторых основных идей нашей монографии «Глобальный капитал» (М.: УРСС, 2004, 2007) - одной из немногих в настоящее время в России работ, прямо заявляющих себя как современное марксистское исследование, претендующее на разработку новых аспектов этой теории, отвечающих на вызовы новой эпохи – генезиса информационного общества, глобализации и ростков протоимперии. Следует так же учесть, что на протяжении последнего года в центральной печати появляется целый ряд работ (в том числе – известных либералов) [2], а в научной среде проходит ряд дискуссий, в которых активно обсуждается вопрос о роли и актуальности марксизма в XXI веке.
При этом марксизм обычно отождествляется с его догматически сталинской версией. Между тем наряду с сохраняющимся ортодоксальным марксизмом в нашей стране (как и во всем мире) развивается новое течение, которое мы обозначим как «постсоветская школа критического марксизма». Это имя пока не устоялось, но оно указывает на социопространственное и социовременное позиционирование этой школы, а так же на то, что она выросла из критики как старых догматических версий марксизма и попперовского либерализма ХХ века, так и современных вариантов неосталинизма («философии имперскости», державности и т.п.) и постмодернистских «дискурсов». Отличительными чертами формирующейся постсоветской школы критического марксизма [3] становятся: · критическое наследование достижение классического марксизма и его гуманистических отечественных международных течений второй половины ХХ века [4]; · критика догматических сталинистских версий марксизма и развитие, пересмотр ряда тезисов на основе опыта последних десятилетий; · открытый диалог с другими школами, прежде всего (но не только) экзистенциализмом и другими гуманистическими течениями, классическим институционализмом и т.п.; · акцент на понимании современной (в широком смысле слова, начиная с XX века) реальности как эпохи глобальных, качественных изменений в самих основах общественной жизни, создающих предпосылки для генезиса не только пост-капиталистического, но и постиндустриального, пост-экономического общества («царства свободы»); в этом смысле мы можем назвать наше течение «марксизмом постиндустриальной эпохи»; · диалектическое отношение к опыту «реального социализма» как противоречивому, сочетающему черты тупиковой авторитарно-бюрократической системы – с одной стороны, и прогрессивных ростков социалистических отношений – с другой. Такой подход позволяет нам рассмотреть современную социально-экономическую жизнь целостно, системно-диалектически, в контексте её исторического развития. 1. Революции и реформы Выделяя конкретные, исторически ограниченные общественно-экономические системы мы делаем акцент на том, что они являются различными стадиями развития «царства [экономической] необходимости», мира отчуждения. Соответственно, эпоха рождения новой [социалистической] системы с этой точки зрения является периодом снятия не только капиталистических, но и всех предшествующих форм отчуждения, освобождения Человека не только от вещной, но и от личной зависимости. Мы рассматриваем реальный объективный процесс долгосрочных качественных трансформаций в который мировое сообщество вступило начиная с ХХ века как процесс социального освобождения (этому предмету посвящена IV часть книги «Глобальный капитал»). Эти трансформации затрагивают все пласты общественной жизни. На уровне технологий, как мы уже показали, это переход от доминирования репродуктивного индустриального труда, использующего ограниченные ресурсы (прежде всего, биосферы) для производства утилитарных благ к преимущественно творческой деятельности, в которой общественные культурные блага используются с целью гармоничного развития человека в диалоге с природой. В этом смысле постсоветский марксизм есть теория развития нового общества на базе доминирования творческой деятельности и постиндустриальных технологий и здесь мы в своих разработках сближаемся с теоретиками экологического, гуманистического, постиндустриального течений). На уровне социально-экономических отношений это процесс снятия всех форм отчуждения и зависимости человека (от рабства, крепостничества, других форм личной зависимости и политико-идеологического тоталитаризма до рыночного фундаментализма, вещной зависимости и глобальной гегемонии современного корпоративного капитала). На уровне социо-культурных изменений это переход от господства различных форм духовного производства (идеологий, религий, масс-культуры) к доминированию культурно-творческого диалога (и здесь мы смыкаемся с широким потоком исследователей-культурологов, особенно принадлежащих к школе Сартра). Такой подход позволяет, во-первых, выйти за узкие рамки трактовки социализма лишь как общества, сменяющего частную собственность общественной и позволяющего передать в распоряжение общества (по сути дела – государства) создаваемую наемными рабочими прибавочную стоимость. Проблема разворачивается в задачу формального и реального освобождения труда, т.е. не только преодоления всех (в том числе – свойственных «реальному социализму») форм отчуждения, но и развития реально свободной деятельности (по своему содержанию – творчества), способностью к которой, как показано еще в 60-е гг. и ранее в работах философов и психологов-марксистов (Ильенков, Леонтьев, Выгодский, Лурия и мн. др.), обладает каждый и поле для которой бесконечно – от деятельности новаторов в сфере технологий, ученых, художников до наиболее общественно значимых сфер – труда воспитателя в детском саду, садовника, учителя и врача. Тем самым, во-вторых, переход к новому обществу ставится в зависимость от продвижения к новому типу деятельности (в современной терминологии – постиндустриальной революции), а не только изменения общественных отношений. На индустриальной стадии рождение нового общества становится возможным лишь как первые пробные шаги, почти неизбежно вырождающиеся вследствие недостаточного уровня развития материальных предпосылок и человеческих качеств, подобно тому, как капиталистическая система оставалась фрагментарной и неустойчивой в доиндустриальный период формального подчинения труда капиталу. (В качестве исторической аналогии напомним о кризисе и поражении первых капиталистических «экспериментов» в ренессансной Италии, крестьянской антифеодальной революции в Германии и т.п.). Этот подход развивает идеи самого Маркса и ряда его последователей (акцент на всеобщем труде и свободном гармоничном развитии личности как принципах коммунизма), в то же время критически снимая тезис ряда марксистов об индустриальном производстве как адекватной материально-технической базе нового общества. В-третьих, этот подход позволяет показать, что развивающиеся процессы всемирного перехода «по ту сторону» эпохи господства материального производства и отчуждения (в современной терминологии – переход к постиндустриальному обществу и глобализация) могут идти и идут не только нелинейно и неравномерно, но и в разных общественно-экономических и идеолого-политических формах. Так, мы согласны с неолибералами в том, что глобализация и переход к «обществу знаний» – процессы объективные и при всех их противоречиях прогрессивные. Но, выделяя в соответствии с буквой и духом марксизма, содержание процесса и его особые социальные формы, мы доказываем, что современные неолиберальные (а тем более нарождающиеся протоимперские) формы экспансии глобального постиндустриального левиафана (1) являются не самыми эффективными, социально, гуманитарно и экологически опасными, (2) в историческом смысле тупиковы и реакционны и (3) могут и должны быть сняты другими, социально-ориентированными формами всемирного продвижения к постиндустриальному обществу («царству свободы»). Наконец, в-четвертых, сказанное позволяет высветить в полной мере роль и значение таких слабо акцентировавшихся ортодоксальным марксизмом предпосылок нового общества как (1) развитие и освоение широкими общественными слоями подлинной культуры и (2) их включение в ассоциированное социальное творчество. Первый тезис связан с тем, что прогресс будущего общества как царства свободы объективно может и должен опираться на культурное наследие человечества, постоянно осваиваемое гражданами, ибо последнее есть абсолютно необходимое условие творческой деятельности и прогресса креатосферы как «базиса» царства свободы (отсюда сформулированная выше необходимость освоения подлинной культуры). В то же время базирующаяся на прогрессе технологий и социальном прогрессе «революция знаний» создает возможность такого освоения культуры все более широким кругом членов общества, в той мере, в какой преодолеваются стоящие на этом пути барьеры, создаваемые отношениями отчуждения (а это искусственно сохраняемая нищета 2/3 граждан мира и иные социальные ограничение доступа к образованию и культуре, вытеснение подлинной культуры масс-культурой и, шире, воспроизводство стандартов общества потребления и другие формы духовной гегемонии корпоративного капитала). Второй круг предпосылок – это прогресс ассоциированного социального творчества, имеющего форму реформ и революций, что требует своего специального анализа. При этом для нас особое значение имеют именно революции, не случайно названные «локомотивами истории» и «праздником угнетенных», ибо именно в эти относительно краткие периоды предельно обнажается весь комплекс названных выше проблем. Кстати, именно через реформы и революции, посредством них, в них любой член “глобального человейника” уже сегодня и сейчас, в любой точке планеты Земля может возвыситься до личностного включения в процесс освобождения человечества и тем самым позитивного самоосвобождения. При этом реформы будут общедоступным паллиативом, переходной формой отчуждения/освобождения, тогда как социальная революция есть общедоступный мир (пространство и время) позитивной свободы в рамках царства необходимости. Социальная революция как качественный перелом, смена качественно различных систем отчуждения (способов производства), а уж тем более как грядущее начало перехода из «царства необходимости» в «царство свободы», знаменуется рядом особо важных для нас характеристик процесса социального освобождения. Во-первых, революция ломает старую систему институтов отчуждения и вплоть до момента торжества нового способа производства знаменуется кратковременным торжеством «царства свободы», когда старая система подчинения уже разрушена, а новая еще не возникла, рождая тот самый «праздник угнетенных», когда Вы, кажется, можете своими руками изменять мир как захотите («опьянение свободой»). Это, кстати, порождает хорошо известный философам истории феномен «забегания вперед», когда революции заходят чрезмерно далеко по отношению к объективным возможностям: пока длится этот “праздник”, объективные детерминанты, «ограничители» (в том числе, новые производственные отношения, социально-политические институты и т.п.) уже или еще не действуют. Именно здесь оказывается особенно важна мера «культурности» революции, ибо последняя по идее должна ограничивать претензии революционеров (характерно в этом отношении «отступление» Ленина к нэпу, не принятое сталинистами). Более того, оставляемый как бы “за скобкой” в данном тексте анализ диалектики взаимодействия процессов развития креатосферы и социального освобождения (коротко она была выражена в законе взаимообогащения прогресса культуры и социального освобождения) позволяет показать, что социальные революции являются взрывом не только социального недовольства, но и перенакопленного культурного потенциала общества, сжатого до взрывоопасного состояния “старой” системой отчуждения. Культуре (равно как и производительным силам), развитие которой оказывается особенно необходимо для самосохранения старого, загнивающего общества, с одной стороны, становится тесно в прежних социальных рамках. С другой стороны, культура, креатосфера (нелинейное развитие которой есть инвариант жизни рода Человек) стремится в лице своих лучших представителей как бы к самозащите себя от агрессивно-разрушающего (или застойно-разлагающего) воздействия мира отчуждения, дозревшего до очередной революционной ситуации (я пока веду речь об объективных слагаемых последней). Не случайно поэтому и то, что первоначальный импульс подлинной революции сначала рождается в умах “диссидентской” (и как правило, творчески наиболее продуктивной) интеллигенции. Другим слагаемым этого процесса является протест творческой части общества против разрушения и подавления подлинной культуры. Старая система, одной рукой пытаясь влить в свое дряхлеющее тело “кровь молодых девушек” (развивать культуру), другой тормозит все новое и прогрессивное. Взрывающая это противоречие революция, рождая временное состояние социального освобождения, притягивает к себе наиболее ищущую и творчески открытую часть интеллигенции (в то же время всасывая как мощный вихрь и массу мусора). Революция как мощный энергетический всплеск социального творчества и анти-отчуждения рождает тем самым и мощное поле, генерирующее потенциал для развития креатосферы (отсюда культурные всплески революций). При этом подавляются (и разрушаются) основы жизнедеятельности той части интеллигенции, кто был сращен со “старой” системой отчуждения, чьи творческие качества оказались подчинены ролью привилегированного раба, обслуживающего гегемонию власти. В то же время, всякая социальная революция в рамках царства необходимости, начинаясь как освобождение, заканчивается как торжество новой системы отчуждения и творцам приходится или рисковать утратой общественного положения, или подчиняться новой власти (например, при переходе к капитализму творцы, уйдя от подчинения аристократии, попадают в подчинение рынку, золотому тельцу). Как заметил В.Межуев, интеллигенция в революции ждет Дон Кихота, а попадает в удушающие объятия Санчо Пансы. И все же всякая подлинная революция служит прогрессу культуры. Более того, мы можем сказать, что только тот социальный качественный сдвиг (“взрыв”), который способствует (1) новому скачку в развитии креатосферы, (2) рождению системы отчуждения, относительно менее антагонистичной для прогресса культуры, чем предыдущая, и (3) росту меры социального освобождения, мы можем назвать подлинной социальной революцией (а не бунтом), праздником не только угнетенных, но и культуры. Во-вторых, всякая революция (в отличие от бунта или государственного переворота) поднимает к творчески-преобразовательной, созидательной деятельности широкие слои трудящихся, возвышая их до совместных сознательных, позитивных действий. Причем, чем глубже преобразования, тем более масштабные и организованные действия оказываются востребованы историей. Не случайно поэтому революции поднимают до творческой деятельности (и культурной, и социальной) столь широкий круг новаторов из «низов» (так, например, большая часть культуры Ренессанса, Просвещения и других периодов буржуазных революций была создана именно представителями угнетенного третьего сословия) и оказываются праздником именно угнетенных. В-третьих, революции оказываются теми уникальными периодами “предыстории”, когда люди сами, непосредственно, на глазах у ошеломленных обывателей создают новые общественные отношения и оформляющие их институты: новые отношения собственности и распределения, новые формы организации труда и политической жизни. В течение дней и даже часов создаются общественные феномены, навечно остающиеся в истории – Декларация прав человека, Советы рабочих и крестьянских депутатов и тысячи других. Именно поэтому революции становятся “локомотивами истории”. Суммирование сказанного выше позволяет сделать вывод, что именно социальные революции оказываются пространством и временем максимального (в рамках «царства необходимости») продвижения человечества по пути социального освобождения. Но это происходит только в той мере, в какой эти действия не вырождаются в беспочвенный активизм и волюнтаристическое насилие. Между тем на практике в той или иной мере (а для нас объективно важна именно эта мера) все имевшие место в истории революции «переболели» этой заразой вырождения; все – от крестьянских войн и Войны за независимость до Великой французской и Великой октябрьской революций – и истории еще предстоит рассудить, где была, а где не была перейдена та качественная грань, за которой революция вырождается в бунт, где перегретый пар взрывает «локомотив истории», неся разрушения, жертвы и социальный регресс. Но как угроза взрыва локомотивов не могла остановить объективного хода научно-технического прогресса, так и угроза вырождения революций не может остановить прогрессивных изменений, непосредственно и прямо совершаемых трудящимися на пути к «царству свободы». А что же реформы? Можно ли их квалифицировать как социальное творчество, шаги к освобождению Человека? В рамках «царства необходимости» на этапе, который можно назвать «закатом» этой системы, с необходимостью появляются феномены, которые, с одной стороны, подрывают системное качество мира отчуждения, а с другой, как бы добавляют ему новую, молодую кровь, помогая найти ответ на тот вызов, который бросают старому миру им же самим вызванные к жизни силы научно-технического и социального прогресса. Этой “новой кровью” и становятся элементы ассоциированного социального творчества, которые, «вливаясь в старое тело», приобретают вид реформистских переходных отношений, соединяя черты отчуждения (власть рынка, капитала, бюрократии и т.п.) и социального творчества. Именно такими переходными формами является большинство современных общественных организаций, движений и союзов, несомненно способствующих процессу социального освобождения, но в весьма узких рамках и весьма противоречиво. Суммируя основные тезисы этой части наших размышлений, можно сделать вывод, что основными предпосылками, которые подводят человечество вплотную к великой эпохе перехода из царства необходимости в царство свободы, являющееся прямым наследником и адекватной формой прогресса и креатосферы, и социального творчества становятся: 1. рост производительности труда и материального богатства, создающие необходимые основы для социального освобождения; 2. прогресс креатосферы, являющийся, с одной стороны, импульсом повышения производительности труда, прогресса личностных качеств человека, в конечном счете – прогресса производительных сил, вплотную подводящих к необходимости скачка «по ту сторону» материального производства, к превращению творческого труда в основной фактор развития, а с другой – основой “культурности”, созидательной позитивности будущих социальных преобразований, своеобразной “прививкой” против активизма и чрезмерной гносеологической гордыни, условием адекватного постижения законов истории; 3. борьба за социальное освобождение (идущая через серию реформ и революций к негативной свободе и далее – классовой борьбе пролетариата). Пройдя ряд ступеней, она приводит к образованию переходных форм самоорганизации трудящихся и граждан и, в конечном счете, ведет к формированию субъекта ассоциированного социального творчества, способного на совершение коммунистической социальной революции. Именной в ней – в процессе качественной трансформации “царства необходимости” в “царство свободы”, который займет, возможно, долгие десятилетия, если не более – силам освобождения действительно нечего терять, кроме цепей отчуждения (и не потому, что они бедны, а потому, что они превращают в этой революции материальное богатство из самоцели в средство и предпосылку прогресса Человека). Именно в ней они действительно приобретут весь мир (опять же не потому, что установят всемирную диктатуру, но потому, что откроют дорогу развитию ассоциированного социального творчества, позволяющего Человеку обрести мир подлинной свободы, а значит – мир Добра, Истины и Красоты, наследуя развитие всего мира культуры, накопленного человечеством). И в этом смысле мы можем, перефразируя К.Маркса, сказать, что мир отчуждения в силу своих внутренних противоречий сам создает силы своего снятия, своих «могильщиков» по мере прогресса производительных сил, развития креатосферы и формирования субъекта ассоциированного социального творчества (борьбы за социальное освобождение). 2. Коммунизм и социализм Так складываются предпосылки и основания генезиса нового общества, что касается основных черт последнего, то мы, как и все марксисты, отнюдь не намерены конструировать утопии, а посему ограничимся лишь несколькими ремарками, исследуя лишь объективные тенденции рождения «царства свободы». Первая. Авторам хотелось бы специально подчеркнуть отличие разрабатываемой им теории общества будущего от почерпнутой из примитивных учебников и затем чудовищно вульгаризированной неолиберальной трактовки коммунизма (как общества, напоминающего всеобщую казарму с поголовной уравниловкой и изобилием примитивных материальных благ) и социализма как его первой фазы. Более того, и ортодоксальная марксистская трактовка будущего как прежде всего отрицания капитализма требует существенного развития. Для нас «царство свободы» – это прежде всего снятие, диалектическое отрицание всей предыстории [отчужденной жизни] человечества (в том числе и капитализма), и наследование истории креатосферы и борьбы за социальное освобождение, это мир, где свободные ассоциации становятся адекватной социальной формой для свободной творческой деятельности, а прогресс креатосферы (т.е. диалог, полифонирование субъектов творческой деятельности) становится основным содержанием общественной жизни. Но не менее важно для нас и то, что расцвести это царство свободы может лишь на базе такого материального производства, где уровень производительности труда достаточно высок для того, чтобы свободное время индивидов и общества в целом обеспечивало простор для прогресса креатосферы как основной сферы жизнедеятельности Человека. Вторая. Путь к этому миру будет не менее (а скорее всего – более) сложным и долгим, чем дорога от первых буржуазных революций ХVI века до мирового торжества промышленного капитализма в конце ХIХ. И начинается он в условиях, когда творческая деятельность (а сегодня ее ростки пронизывают труд широкого круга людей массовых профессий – и квалифицированного рабочего, и педагога, и врача, а не только ученых и художников) является уделом лишь относительно небольшой части человечества (даже если мы предположим снятие противоречий глобализации и прекращение паразитических расходов, вызываемых милитаризмом, финансовыми спекуляциями, искусственно раздуваемым массовым потреблением, то ныне это будет около 1/3 занятых [5]). Поэтому мы можем предположить, что на протяжении ближайшей эпохи общедоступной творческой деятельностью окажется только социальное творчество во всем его многообразии: от новаторства на рабочем месте, самоуправления в бригаде или микрорайоне до изменения фундаментальных основ жизни общества [6]. Более того, как бы ни сокращался в дальнейшем удельный вес материального производства и репродуктивного труда, они всегда будут играть роль основы «царства свободы». В силу сказанного, на мой взгляд, правомерно выделение двух фаз в развитии «царства свободы» (они не случайно корреспондируют с идеей двух фаз коммунизма в классическом марксизме) – формального и реального освобождения труда. На первой освобождение и общедоступная творческая деятельность оказываются характерны лишь для социальной сферы, формы; содержание труда основной части членов общества остается репродуктивным. В этом случае мы можем говорить о формальном освобождении труда (по аналогии с формальным подчинением труда капиталу на доиндустриальной стадии). Именно с него, с социального освобождения единственно может начаться дорога к общедоступному творчеству; вне социального освобождения творчество останется уделом меньшинства, которое при этом будет вынуждено в этой своей деятельности постоянно противостоять (или подчиняться) системе отчуждения. И лишь по мере прогресса творческого содержания деятельности вширь и вглубь освобождение будет становиться реальным, когда содержание деятельности и ее общественная форма будут адекватны друг другу, снимаясь в едином качестве диалога, «полифонирования». Но это лишь прогноз далекого будущего... Сформулированный выше подход к проблемам предпосылок будущего общества (коммунизма) и тех задач, которые оно объективно должно решить, позволяет трактовать социализм не как первую фазу коммунизма и не как “социализированный (“шведский” или т.п.) капитализм”, а как единый (имеющий единую природу) интернациональный нелинейный и противоречивый процесс трансформации мира экономической необходимости, отчуждения в “царство свободы”. Такая квалификация социализма позволяет, помимо акцента на преемственности и переходности, выдвинуть достаточно простой критерий «социалистичности» системы: она должна обеспечивать более высокую меру экономической эффективности и свободного гармоничного развития человека, нежели капитализм, пусть даже и «постклассический». В своем развитии социализм проходит, как показывает новейшая история, как минимум следующие этапы. Первый, связанный с потенциальной возможностью начала социалистических преобразований в условиях развитого индустриального, государственно-монополистического капитализма. Его противоречия привели к серии социалистических и национально-освободительных революций, но завершились вследствие ряда объективных причин генезисом «мутантного социализма». Второй этап, ознаменовавшийся кризисом мирового капиталистического хозяйства в первой половине XX века (Великая депрессия, фашизм, 2-я мировая война), был связан с появлением новых предпосылок социализма, прежде всего – с объективной необходимостью социализации и гуманизации (а не только государственного регулирования) мирового капиталистического хозяйства. Ответом на этот вызов XX века стали социал-демократические реформы и переход к «обществу 2/3» в развитых странах после провала попыток разрешить эти противоречия путем фашизации, а не социализации. Третий этап, связанный с новой волной в технологической революции, был ознаменован компьютеризацией, миниатюризацией и гибкостью технологий, возрастанием роли индивидуальных новаторских способностей и инициативы. Постклассический капитализм отреагировал на это возрождением традиции либерализма при одновременном усилении власти крупнейших международных корпораций и институтов (Международный валютный фонд и т.п.). По сути дела это была иррациональная реакция, использующая достижения НТР преимущественно в трансакционном секторе (финансы, фондовый рынок и т.п.) и дающая лишь незначительный прогресс даже в области роста потребления, не говоря уже о культуре. Мутантный социализм предпринял ряд попыток самореформирования. «Перестройка» с ее попытками перехода к модели «гуманного» и «демократического» социализма при помощи реформ сверху (своего рода “бюрократического реформирования бюрократической власти”) провалилась, ибо разложение системы зашло слишком далеко, потенциал социального творчества к началу 80-х выдохся почти окончательно. Представленная выше трактовка социализма позволяет сделать некоторые выводы о роли и месте рынка в условиях социализма. Достаточно общеизвестно, что трактовка социализма как разновидности рыночной системы фактически игнорирует то, что рынок есть форма товарных производственных отношений, порождающих соответствующие механизмы отчуждения (в частности, товарный фетишизм и конкуренцию), тип личности (эгоистический homo economicus), и развивающихся в силу внутренних противоречий в капитализм. Более того, в конце ХХ века рынок как господствующая система не может существовать без всей совокупности своих атрибутов, характерных для “позднего капитализма” (в частности, гигантской надстройки трансакционного сектора – бирж, банков и т.п., съедающих до 1/2 ресурсов). С другой стороны, “нерыночный” социализм до настоящего времени существовал либо как бюрократическая “экономика дефицита”, либо как теоретическая конструкция системы отношений демократического планирования и самоуправления. Разрешение этой дилеммы возможно на пути динамической трактовки социализма как процесса перехода к коммунизму как обществу, лежащему “по ту сторону” и материального производства, и рынка. Следовательно, для социализма характерен процесс отмирания рынка (точнее, форм и механизмов хозяйствования, характерных для “позднего капитализма”) по мере развития более эффективных и прогрессивных (в экономическом, социальном, экологическом и т.п. отношениях) пострыночных отношений регулирования, учета затрат и т.п. Их превратные и переходные формы во множестве давала и дает практика и капитализма и “социализма”; задача за “малым” – очистить эти формы от этих деформаций. Трактовка социализма как переходного процесса, главным “энергетическим потенциалом” которого является ассоциированное социальное творчество, позволяет дополнительно обосновать тезис об отмирании политических форм (в частности, партий, государства и вообще принципа представительной демократии) и развитии базисной демократии и самоуправления как направлениях, характерных для всех трех “потоков” (“русел”) социализма (социалистически ориентированных реформ в “странах капитала”, социалистических движений, социалистических обществ). Слагаемые базисной демократии включают: (1) последовательную и наиболее полную реализацию всех международно признанных прав и свобод человека (свобода слова, совести, митингов, собраний, создания политических и общественных организаций и др.); (2) всеобщее развитие производственного (в разной мере на предприятиях с разными формами собственности) и территориального самоуправления как основных базисных форм ассоциирования населения; (3) превращение массовых демократических организаций и движений (профсоюзных, женских, экологических, потребительских) в полновластных субъектов регулирования общественной жизни; (4) формирование законодательной власти по принципу представительства депутатов от низовых ассоциаций (органов самоуправления) с императивным мандатом (правом отзыва, замены и т.п.), подчинение исполнительной власти (правительства) законодательной; избрание независимой судебной власти при отсутствии президентского или аналогичных институтов; (5) отмирание политических партий (представляющих отмирающие классы), все в большей мере действующих через массовые демократические организации, органы самоуправления и т.п., и постепенно сливающихся с ними. Все размышления о социализме будущего остаются, однако, весьма абстрактными, если мы оставляем без ответа вопрос о природе так называемого «реального социализма». А. В. Бузгалин, д.э.н., профессор МГУ им. М.В.Ломоносова, Координатор Общероссийского общественного движения «Альтернативы», Главный редактор журнала «Альтернативы» [email protected] Феномен «реального социализма» и перспективы социального освобождения в XXI веке В рамках формирующейся школы постсоветского марксизма (о ней кратко было упомянуто в 1-м докладе) вопрос о социально-экономической природе СССР и других стран так называемой Мировой социалистической системы (стоящий, как загадка сфинкса, перед каждым исследователем проблем философии истории) решается по разному, но в рамках единого поля, границы которого относительно строго задаются следующими параметрами. Мы критически относимся к любым вариантам решения проблемы, исходящим из того, что никакая иная социально-экономическая система, кроме рыночно-капиталистической вообще невозможна и потому «коммунистический» строй является исторической случайностью, возникновение которой было обусловлено субъективными факторами, а смерть является совершенно естественным доказательством невозможности существования социализма (коммунизма – либеральные исследователи их, как правило, не различают) вообще. Как было показано выше, мы вслед за нашими учителями и предшественниками исследуем объективные и субъективные предпосылки рождения нового строя и находим достаточно аргументированным доказательство принципиально возможности и закономерности возникновения новой общественной системы, обеспечивающий больший простор развития личности, нежели «царство необходимости» вообще и капитализм, в частности. Столь же малоубедительным, на наш взгляд, является утверждение об однозначной прогрессивности общественно-экономической системы «реального социализма» и, соответственно, случайности его гибели вследствие субъективных причин (отнюдь не странно, что ортодоксальные либералы и ортодоксальные марксисты методологически сталкиваются здесь на одном пятачке апелляций к субъективным флюктуациям, «заговорам» и «предательству», пятясь спинами навстречу друг другу в своем стремлении выдать свою плоскую позицию за истину в последней инстанции). Мы прекрасно видим и стремимся объективно исследовать глубокие внутренние противоречия «реального социализма» и тот мировой контекст, который, с одной стороны, вызвал к жизни этот специфический общественный организм, а с другой – привел к его распаду. Более того, мы исходим из того, что причины возникновения и распада советской системы были в основе своей одни и те же. Рассмотрим эту непростую диалектику подробнее. Для авторского понимания природы социального строя обществ реального социализма ключевым является тезис о наличии общеисторической тенденции нелинейного заката царства необходимости и генезиса царства свободы как общей метаосновы всех конкретных изменений, характерных для ХХ-ХХI веков. Эта гипотеза позволяет сформулировать следующую тезу: противоречия современной эпохи создают достаточные материальные предпосылки для генезиса «царства свободы». В то же время они показывают, что отмирание отношений отчуждения не может не быть длительным нелинейным интернациональным прогрессом. Именно его мы и обозначаем словом "социализм". Весь вопрос, однако, в том, чтобы критически развить традиционное линейное понимание социализма как всего лишь первой стадии коммунистической общественно-экономической формации (ортодоксальный марксизм) или не более чем системы ценностей, которые могут частично реализоваться в рамках "постклассического" буржуазного общества путем реформ (социал-демократия). Если мы поднимаемся до взгляда на процесс рождения нового общества как на интернациональный глобальный сдвиг в истории человечества, то и сам процесс трансформации приобретает новые характеристики. Потому социализм может быть охарактеризован не столько как стадия общественно-экономической формации, сколько как процесс перехода от эпохи отчуждения к "царству свободы" (коммунизму). Этот переход будет включать в себя революции и контрреволюции; первые ростки нового общества в отдельных странах и регионах (они зачастую будут иметь мутантный, деформированный от рождения характер вследствие господства враждебной для них среды – отчуждения, характерного для позднего капитализма), их отмирание и появление вновь; социальные реформы и контрреформы в капиталистических странах; волны прогресса и спада различных социальных и собственно социалистических движений. Нелинейность, противоречивость, интернациональность этих сдвигов составляет специфику социализма как процесса рождения нового общества во всемирном масштабе. Объективные предпосылки и первые шаги социалистических преобразований, связанных с подрывом отношений отчуждения в конце II тысячелетия, оказались существенно изменены глубоким внутренним кризисом, а затем и крахом первоначальных (мутантных) ростков социализма в СССР и странах Восточной Европы. В мире в 90-е годы появилась новая реальность – пост-«социалистическая» (имея в виду под словом «социализм» в кавычках реальные отношения и идеологию странах «мировой социалистической системы» и соответствующих левых организаций в других странах). Именно в этом новом мировом контексте мы можем и должны анализировать перспективы переходных социумов. Ключевым для понимания их природы, таким образом, оказывается вопрос о природе той системы, которая сложилась в странах «реального социализма» в XX веке. Свидетельствами всестороннего кризиса «социализма» стал, как уже было отмечено, не только распад этого строя в странах Восточной Европы и СССР (в основе чего лежала фундаментальная неспособность этой системы – но не социализма в научном смысле слова – обеспечить более высокую, чем капитализм, производительность труда, больший простор для свободного всестороннего развития человека), но и резкое снижение роли левых в мире, застой в теории социализма, резкое снижение его идейного влияния и мн. др. Причиной всего этого является, прежде всего (но не исключительно – не будем забывать о глобальной гегемонии капитала), собственная природа «социализма». В сжатом виде суть прежней системы может быть выражена категорией "мутантного социализма" [7]. Под последним понимается тупиковый в историческом смысле слова вариант общественной системы, находившейся в начале общемирового переходного периода от капитализма к коммунизму. Это общественная система, выходящая за рамки капитализма, но не образующая устойчивой модели, служащей основанием для последующего движения к коммунизму. По-видимому эти тезисы требуют некоторых пояснений. Во-первых, заметим, что исследователю, пишущему работу о социализме на рубеже XX-XXI веков, трудно ответить на мощное возражение критиков, суть которого заключается в констатации кажущегося очевидным положения: никакого иного социализма, кроме того, что был в странах мировой социалистической системы, человечество не знает. Следовательно, у нас нет оснований считать этот строй мутацией. Эта очевидность, однако, является ничем иным, как одной из классических превращенных форм, в которых только и проявляются все глубинные закономерности мира отчуждения. Ум (или, точнее, «здравый смысл» обывателя и его ученых собратьев) хочет и может видеть только эти формы, но не сущность. Между тем в нашем исследовании без выделения сущностных тенденций не обойтись. Эти сущностные тенденции рождения царства свободы, равно как и ростки социализма как интернационального процесса перехода к новому обществу, мы постарались показать выше (рождение постиндустриальных технологий и творческого труда, пострыночного регулирования, освобождения труда). То, что эти сущностные черты рождающегося нового общества (повторим: они выделяются на основе анализа объективных процессов заката царства необходимости и позднего капитализма) не приобрели адекватных форм и не смогли развить присущий им потенциал прогресса (производительных сил, человека как Личности) и позволяет квалифицировать прошлое наших стран как мутантный социализм. Следовательно, мы можем заключить, что в странах «мировой социалистической системы» был искажен не некий «идеал» социализма. Речь идет о том, что реальная общеисторическая тенденция перехода к царству свободы и адекватные ей реальные ростки социализма (элементы пострыночной координации, в частности, успешного и планирования экономики, ассоциированного присвоения общественного богатства, социального равенства, новой мотивации и ценностей, культура) развивались в мутантном, уродливом от рождения виде. Во-вторых, обращение к термину «мутация» неслучайно. Авторы в данном случае пошли по не слишком оригинальному пути аналогий с некоторыми разработками в области естественных наук, чем «грешили» и марксизм («формация» и т.п.), и неоклассики. Категория «мутантный социализм» используется нами для квалификации общественной системы наших стран по аналогии с понятием мутации в эволюционной биологии (организмы, принадлежащие к определенному виду, в том числе – новому, только возникающему, обладают разнообразным набором признаков – «депо мутаций», которые в большей или меньшей степени адекватны «чистому» виду и в зависимости от изменения среды могут стать основой для «естественного отбора», выживания особей с определенным «депо мутаций», для выделения нового вида). В момент генезиса, начиная с революции 1917 года, рождавшееся новое общество обладало набором признаков («депо мутаций»), позволявших ему эволюционировать по разным траекториям (в том числе – существенно отклоняющимся от пути трансформации «царства необходимости» в «царство свободы»). Особенности «среды» – уровень развития производительных сил, социальной базы социалистических преобразований, культуры населения России и международная обстановка – привели к тому, что из имевшихся в «депо мутаций» элементов возникавшей тогда системы наибольшее развитие и закрепление постепенно получили процессы бюрократизации, развития государственного капитализма и другие черты, породившие устойчивую, но крайне жесткую, не приспособленную для дальнейших радикальных изменений систему. В результате возник мутант процесса генезиса царства свободы (коммунизма).
