Е. П. ГРИШИНА
СВЕДУЩИЕ ЛИЦА
В РОССИЙСКОМ УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ:
теоретические проблемы доказывания
и правоприменительная практика
Монография
МОСКВА—2012
УДК 343.13
ББК 67.411я73
Г—85
Гришина, Е. П. Сведущие лица в российском уголовном судопроизводстве: теоретические проблемы доказывания и правоприменительная практика : монография / под ред. Н. А. Духно. — М. : Изд-во Юридического института МИИТа, 2012. — 280 с.
В работе излагаются проблемы использования специальных познаний сведущих лиц в уголовном судопроизводстве России. Исследованию и теоретико-правовой оценке подвергаются процессуальный статус обладателей специальных познаний, процессуальные и непроцессуальные (в том числе нетрадиционные, перспективные) формы участия этих лиц в производстве по уголовным делам. Особое внимание уделяется современным проблемам экспертной деятельности. На основе анализа правовых норм и судебно-следственной практики вносятся предложения по радикальному усовершенствованию действующего законодательства о сведущих лицах.
При работе с монографией использовалась справочная правовая система КонсультантПлюс и Официальный интернет-портал правовой информации (www.pravo.gov.ru).
Рецензенты:
Колотушкин С. М. — доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой «Уголовно-правовые дисциплины» Юридического института МИИТа;
Кустов А. М. — заслуженный юрист РФ, доктор юридических наук, профессор Академии Генеральной прокуратуры РФ;
Глазунова И. В. — кандидат юридических наук, научный сотрудник Российской таможенной академии.
© Гришина Е. П., 2012
© Юридический институт МИИТа, 2012
Светлой памяти
заслуженного деятеля науки,
доктора юридических наук, профессора,
моего учителя
Полины Абрамовны Лупинской
ВВЕДЕНИЕ
Политический курс России на построение правового государства в качестве необходимых условий своего существования предполагающего защиту прав, свобод и интересов личности, верховенство закона и признание государством социальной ценности институтов гражданского общества, находит непосредственное отражение в проводимой судебной реформе, одним из направлений которой является радикальное усовершенствование уголовно-процессуального законодательства и практики его применения.
Реализация целей и задач государственной политики Российской Федерации в области борьбы с преступностью в деятельности правоохранительных органов немыслима без радикальных правовых новаций, отражающих реалии России пореформенного периода, характеризующегося сложной криминогенной обстановкой.
Уголовно-процессуальный кодекс РФ — Федеральный закон от 18.12.2001 № 174-ФЗ (далее — УПК РФ) закрепил обновленную модель состязательного уголовного судопроизводства, «не признающего» истину и имеющую своим назначением защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Целенаправленная деятельность государства, ориентированная на реализацию подобного назначения, в качестве приоритетного направления предполагает расширение перспектив для использования достижений научно-технического прогресса, развития искусства, ремесла в доказывании по уголовным делам. А это достигается посредством использования специальных познаний сведущих лиц.
Повышенный интерес ученых к проблемам участия лиц, обладающих специальными познаниями, в уголовно-процессуальном доказывании предопределяется необходимостью реформирования отечественного уголовного процесса посредством разработки, законодательного закрепления и реализации в деятельности судебно-следственных органов принципиально новых концептуальных, правовых и прикладных начал доказательственной деятельности.
В период глобальных изменений в уголовно-процессуальном законодательстве России, вызванных судебной реформой, институт сведущих лиц нуждается в новых теоретических разработках и законодательном перевоплощении. Результатом научной неопределенности в решении этих проблем становятся допускаемые законодателем просчеты, существенно осложняющие правоприменительную практику.
Разработанные на основе научного анализа, социологического и эмпирического исследования категориальный аппарат, определяющий сентенции специальных познаний и сведущих лиц, исключающий разночтения и терминологическую подмену, а также рекомендации по усовершенствованию нормативных правовых актов могут послужить основой для знаковых законодательных новелл, а также существенно облегчить правоприменительную деятельность, реализацию участниками подлинно состязательного процесса их прав. Подобные же достижения в совокупности зримо повысят культуру уголовного процесса России, послужат сохранению и преумножению его исторических традиций, а также сыграют позитивную роль в деле дальнейшего приобщения нашего государства к мировым стандартам и опыту правоохранительной деятельности.
Изложенное позволяет прийти к однозначному выводу о необходимости качественно нового осмысления и радикального преобразования теоретических, нравственно-этических и организационно-правовых основ института использования специальных познаний в отечественном уголовном судопроизводстве в целом, и в доказательственной деятельности — в частности.
Глава 1
КОНцептуальные и правовые проблемы специальных познаний в российском
уголовном процессе
1.1. Специальные познания в науке
уголовно-процессуального права. Структура,
содержание и виды специальных познаний
Эволюция научных идей, взглядов, концепций от разработки основ до качественно нового, последовательного исследования теоретических и прикладных аспектов деятельности сведущих лиц предполагает в качестве необходимой составляющей определение ряда общетеоретических понятий, прежде всего, таких как: «специальные знания» и «специальные познания».
Понимание сущности, природы и содержания специальных познаний имеет неоценимое значение для их эффективного использования в доказывании: «…оно будет способствовать правильному определению областей знаний, которые могут быть использованы; привлечению к участию в следственном действии соответствующего специалиста; определению оснований и назначения экспертного исследования, его предмета, а также решению других вопросов»[1].
Представляется, что «специальные знания» или «специальные познания» являются первичными по отношению к иным приведенным терминам, поэтому должны быть охарактеризованы в начале.
Прежде всего следует отметить, что «правовой аспект использования достижений научно-технического прогресса в уголовном судопроизводстве длительное время не привлекал к себе должного внимания ученых-процессуалистов и поэтому при всей актуальности оставался недостаточно разработанным»[2]. Результатом этого явилось отсутствие целостного учения об использовании специальных познаний в производстве по уголовным делам.
Ощутимую сложность содержит в себе семантическое определение специальных знаний и специальных познаний (в науке уголовно-процессуального права и действующем законодательстве встречаются обе формулировки), ибо философские и авторские лингвистические трактовки этих понятий не всегда являются полными и тем более не отражают правовой сущности этих терминов.
Философия трактует знание как «проверенный общественно-исторической практикой и удостоверенный логикой результат процесса познания действительности, адекватное ее отражение в сознании человека в виде представлений, понятий, суждений, теорий»[3].
Схожее определение предлагается И. И. Трапезниковой, по мнению которой, «знание» означает продукты общественной и духовной деятельности людей; идеальное выражение в знаковой форме объективных свойств и связей мира, природного и человеческого[4], а В. Копнин усматривает в понятии «знания» совокупность идей человека, в которых выражено теоретическое определение им предметов[5].
На основе анализа приведенных высказываний напрашивается вывод о том, что знание может быть представлено в виде определенной информации, не вызывающей сомнение, непротиворечивой, приемлемой для описания (характеристики) предметов и явлений действительности. Значение практической деятельности людей в формировании подобного знания не усматривается. Но в уголовно-процессуальной деятельности нет места абстрактным идеям и сомнительным положениям, не проверенным и не апробированным в ходе практической деятельности людей, — слишком важные задачи решаются в ходе применения этих знаний. Следовательно — для определения теоретико-правовой парадигмы специальных знаний, используемых в уголовном судопроизводстве, требуются дополнительные критерии.
Существует мнение, что термин «специальные знания»[6] производен от понятия «специальность» (профессия)[7].
При анализе других высказываний с очевидностью определяются и иные свойства специальных знаний. В частности, Е. В. Ломакина утверждает, что специальные знания, используемые в уголовном судопроизводстве, обладают следующими признаками: эти знания не являются общеизвестными, общедоступными и единичными; приобретаются они в процессе теоретической и практической подготовки к конкретной деятельности; неоднократно применяются; применяются не в прямой, а в опосредованной форме; вовлекаются в процесс в установленном законом порядке при наличии у участников процесса потребности в такого рода знаниях; используются в предусмотренных уголовно-процессуальным законом формах; их использование связано с определенным уровнем образования и (или) подготовкой или иным опытом; такие знания способствуют обеспечению вынесения законного и обоснованного акта органов предварительного расследования и суда как органа судебной власти[8].
Приведенный анализ свойств специальных знаний полно отражает их суть, однако эти характеристики можно отнести и к специальным познаниям, следовательно, принципиальное отличие знаний и познаний нужно искать не в содержательной, а в структурной составляющей.
Уголовно-процессуальный кодекс РФ также содержит двойственный подход к названым понятиям: как следует из содержания ч. 1 с.т. 58 УПК РФ, — «специалист — лицо, обладающее специальными знаниями…», в то же время ч. 4 ст. 80 УПК РФ гласит, что показания специалиста — сведения, сообщенные им на допросе об обстоятельствах, требующих специальных познаний. Законодатель проявил очевидную непоследовательность при изложении указанных статей — получается, что для того чтобы быть привлеченным к участию в деле в качестве специалиста, нужно обладать специальными знаниями, а для дачи показаний в качестве специалиста этих знаний уже недостаточно — нужны специальные познания[9]. Представляется, что в УПК РФ и смежных законах (в том числе — регламентирующих деятельность сведущих лиц) должна употребляться однозначная терминология, исключающая разночтения.
В трактовке специальных познаний, приведенной в УПК РФ, налицо сочетание информационного (знание, обладание информацией, способность к особому восприятию окружающей действительности) и прикладного, функционального (умение, навыки, опыт) элементов.
Схоластической может быть названа позиция ученых-юристов, не усматривающих принципиальной разницы между понятиями «специальные знания» и «специальные познания»[10], отрицающих наличие между ними ощутимой корреляционной связи[11] (корреляция — от позднелатинского correlation — взаимозависимость, соотношение, взаимосвязь)[12].
Представляется целесообразным тезис о разграничении понятий «специальные знания» и «специальные познания», поскольку частица «по— « несет в себе определенную усиливающую смысловую нагрузку, усложняя содержание термина.
По мнению В. Д. Арсеньева и В. Г. Заболоцкого, специальные знания в уголовном процессе следует рассматривать как систему сведений, полученных в результате научной и практической деятельности в определенных областях (медицина, бухгалтерия, автотехника) и зарегистрированных в научной литературе, методических пособиях, инструкциях и т.д., а специальные познания — как знания, полученные соответствующими лицами в результате теоретического и практического обучения определенному виду деятельности, при котором они приобрели также необходимые навыки для ее осуществления[13].
Разумно предположить, что основной источник приобретения специальных знаний — образовательная сфера, они не предлагают в качестве необходимого компонента прикладной характеристики (они более просты по содержанию и не имеют структурного разграничения на информационную и прикладную составляющие). Кроме того, отличие в содержании двух этих понятий состоит еще в том, что специальные познания являются неотъемлемым качеством личности, а специальные знания — результат изучения (постижения) каких-либо явлений, их систематизации, анализа, обобщения. Специальные знания могут содержаться в монографиях, научных и методических пособиях, учебниках, справочниках, руководствах.
При анализе высказываний других авторов о сущности и содержании специальных знаний и познаний прослеживается тенденция истолкования первых как объективно существующих сведений, накопленных по данному конкретному предмету и не зависящих от субъекта, ими владеющего; вторые же рассматриваются в качестве субъективного объема знаний[14].
Для обоснования теоретико-прикладной концепции специальных познаний как понятия, производного от «специальных знаний» и как атрибута сведущих лиц в уголовном судопроизводстве, немаловажное значение имеет и лингвистическое разграничение понятий «познание» и «познания».
Познание — активный, целенаправленный процесс постижения действительности. Словарь русского языка С. И. Ожегова определяет познание как «приобретение знания, постижение закономерностей объективного мира»[15].
Попытка представить познание как сложное понятие, отражающее процесс постижения действительности, была предпринята А. А. Давлетовым, по мнению которого познание «может быть представлено в виде системы понятий, положений, раскрывающих сущность и содержание исследуемых явлений»[16].
В уголовно-процессуальной и криминалистической науке встречается трактовка специальных знаний с позиции информационного подхода, а познаний — исключительно функционального, т.е. специальные знания трактуются как знания, необходимые для собирания криминалистически значимой информации и приобретаемые в результате обучения или в результате практической деятельности, а специальные познания — это проводимые на основании специальных знаний исследования[17]. Подобный подход с очевидностью демонстрирует подмену существительного «познания», отражающего результаты познавательной деятельности, существительным «познание», не употребляемым в русском языке в силу собирательного характера во множественном числе, отражающим активную деятельность по постижению закономерностей окружающей действительности. Получается, что в производстве по уголовным делам используются знания в форме познания.
Ю. Г. Торбин в докторской диссертации определяет познание как процесс приобретения новых знаний, а знания как результат процесса познания[18]. Данное определение ближе к философскому, нежели юридическому, поскольку информация, знания «в чистом виде», без прикладного аспекта, т.е. пригодности и реальной возможности использования в целях раскрытия и расследования преступлений, для науки уголовно-процессуального права весомой значимостью не обладают.
Д. А. Сорокотягина и И. Н. Сорокотягин рассматривают познание как «процесс отражения и воспроизведения в человеческом мышлении приобретенных знаний, накопленного жизненного и профессионального опыта, навыков, умений.
Познание — это не только существующие знания, умения, навыки, опыт и т.д., но и прогнозирование способов их получения и цели их использования»[19].
Е. В. Селина в докторском диссертационном исследовании дает достаточно широкое определение специальных познаний, включая в их структуру знания, умения и навыки[20].
На прикладной характер специальных познаний указывает и Е. А. Зайцева, утверждающая, что познания — это совокупность знаний, усвоенных каким-либо субъектом, опосредованных им через свое сознание, вовлеченных им в орбиту своей практической деятельности»[21].
Стремление соединить информационное и прикладное (функциональное) начало в определении специальных познаний свойственно многим современным ученым-процессуалистам и криминалистам. В частности, А. В. Гусев пишет: «Специальные познания …являются неотделимым качеством конкретной личности, а специальные знания — это продукт систематизации и обобщения совокупных умений и навыков определенного вида деятельности»[22].
Психологическая наука позволяет трактовать навыки и умения как компоненты деятельности. Навыки — образующиеся в результате упражнения, тренировки, выучки автоматически выполняемые компоненты сознательной деятельности; умения — освоенный субъектом способ выполнения действия, обеспечиваемый совокупностью приобретенных знаний и навыков, непременный компонент действительности[23].
В. М. Катревич усматривает в прикладной составляющей принципиальное различие между специальными знаниями и специальными познаниями, т.е., по его мнению, специальные знания делятся на два вида: 1) теоретические — знания, полученные в результате образования; 2) практические (познания) — знания, приобретенные в результате профессиональной деятельности[24].
В данном определении усматривается разумный подход к рассмотрению специальных знаний с позиции структурности, т.е. «обременение» знаний практической составляющей превращает их в познания.
Теория уголовного процесса рассматривает специальные познания также под углом информационной и прикладной составляющих. В частности, в структуре специальных познаний выделяются:
1) »собственно знания» (полученные сведения) — структурная часть, соответствующая теоретическому уровню познания, включающая систематизированные научные знания, полученные сведущим лицом в специальном учебном заведении; сведения, черпаемые из научной литературы, методических пособий и руководств; полученные на различных научных и научно-практических семинарах;
2) навыки, т.е. основанные на динамическом стереотипе, иногда врожденные, алгоритмы действий, «совершаемых быстро, экономично, правильно при незначительном напряжении сознания»[25], автоматизированные компоненты мышления, поведения;
3) умения — «знания в их практическом применении», способности «целеустремленно и творчески пользоваться своими специальными познаниями в процессе практической деятельности»[26].
Специальные познания в уголовном судопроизводстве, выступают, таким образом, в виде результата познания действительности, обучения профессии, занятия наукой, ремеслом, промыслом, творчеством; помимо этого они должны обладать не только особым информационным, но и прикладным характером, а также возможностью использования в правовых формах. Последний аспект весьма важен, так как применение специальных познаний в «свободной» форме, не связанной процессуальными и иными законодательными требованиями и ограничениями, делает невозможным придание в дальнейшем полученным сведениям силы доказательств, а в ряде случаев — и использование их в оперативно-розыскной деятельности.
Попытку представить в качестве структурного образования специальные знания (олицетворяя их со специальными познаниями и не допуская возможности разграничения этих понятий) предприняла в своей диссертации И. Трапезникова, по мнению которой, специальные знания составляют следующие взаимосвязанные и взаимодействующие подсистемы:
1. В качестве основы специальных знаний выступают: а) отраслевые знания; б) иные знания, необходимые для использования в доказывании с целью получения доказательств.
2. В качестве внешнего проявления и формы реализации имеющихся у сведущего лица отраслевых и иных знаний выступают специальные умения, которые складываются из: а) специальных навыков; б) операций; в) действий.
3. В качестве условия допустимости и индикатора полноты использования выступают опыт и применение данных знаний и умений[27].
В приведенной трактовке налицо сочетание информационного и функционального, прикладного (деятельностного) элементов в специальных знаниях, однако истолкование понятия через «само себя» или «знания через знания» вряд ли можно признать корректным. Определение же назначения использования специальных знаний исключительно получением доказательств существенно сужает сферу их применения, поскольку не берется в расчет оперативно-розыскная деятельность и другие непроцессуальные формы использования специальных знаний, разработанные криминалистической наукой (например, ревизия, консультационно-справочная деятельность специалиста).
В предложенном структурном определении специальных знаний налицо еще один недостаток — указание на иные знания, используемые в целях получения доказательств, должно уточняться ссылкой на неправовой характер этих знаний, в том смысле, что они не могут олицетворяться со специальными знаниями следователя, дознавателя, прокурора, судьи, необходимыми для принятия ими процессуальных решений в рамках своих полномочий и компетенции. Функциональная составляющая специальных знаний здесь определятся довольно витиевато — как внешнее проявление, к тому же не понятно, в чем принципиальная разница между операциями и действиями в применении специальных знаний.
Анализ приведенных положений с закономерностью порождает вывод о том, что особую структурную составляющую специальных познаний представляет собой практический опыт применения информации, которой обладает сведущее лицо. Для специалиста опыт является основой отграничения от других сведущих лиц (в частности,— экспертов), поскольку специалисты зачастую основывают свое заключение не на научных знаниях, а именно на опыте, например, ремесленники[28]. Само по себе понятие «навыки» презюмируется как «знание профессии, полученное от многократного опыта»[29].
В. В. Плетнев внес предложение о дополнении понятия «специальные познания» компьютерными технологиями, которыми лицо должно обладать для исследования определенных видов преступной деятельности[30]. Данная теоретическая новация имеет право на существование в формулировке «владение компьютерными и информационными технологиями»[31], поскольку в век модернизации компьютерных технологий и усложнения компьютерных программ, используемых для нужд уголовного судопроизводства, без использования этих достижений науки в качестве составляющих специальных познаний не обойтись.
Таким образом, специальные познания, можно представить в виде структурного образования (модели), включающего в себя (рис. 1.1):
а) специальные знания — сведения, которыми обладают сведущие лица (информационный блок);
б) навыки, умения (мастерство), профессиональный опыт применения (функциональный блок);
в) технологии, методики, процедуры применения (нормативно-технический блок).
Специальные знания — комплекс научно-разработанной, достоверной, разнообразной по содержанию, непрерывно обогащающейся информации, представляющей собой содержание и результат теоретической и практической деятельности человека в различных областях, за исключением юридических знаний лиц, осуществляющих производство по уголовному делу, необходимых им для оценки доказательств и принятия решений.
Навыки — действия, алгоритмы поведения, доведенные до совершенства, выполняемые точно с минимальными затратами времени, грамотно, правильно, конструктивно.
Совершенство как характеристика навыков может означать выполнение ряда действий автоматически и с максимальной точностью, при отсутствии сознательного контроля за своей деятельностью.
Навык формируется, закрепляется, оттачивается в ходе многократного совершения определенных действий, технологических операций и фактически становится привычкой[32].
Умения (мастерство) — способности лица творчески, оригинально, в оптимальном временном, пространственном и ином ресурсном режиме, независимо от фактических жизненных условий, обстоятельств и факторов, выполнять определенные действия по использованию специальных знаний.
Д. А. Сорокотягина и И. Н. Сорокотягин определяют умение как способность человека эффективно, быстро и качественно выполнять работу в новых, порой экстремальных условиях[33].
Рис. 1.1. Структурная модель специальных познаний
Умение приобретается посредством приложения усилий, иногда значительных, мобилизацией воли, усердием в определенной деятельности. Так, словарь русского языка под редакцией А. П. Евгеньевой определяет умение как «способность делать что-либо, приобретенное обучением, опытом»[34], причем «большое умение, искусство в какой-либо области»[35] именуется мастерством, а «приобретенное практикой, опытом, умение ловко и быстро справляться с каким-либо делом»[36] — сноровкой. И все-таки «сноровка» — термин в большей степени обыденный, бытовой, объединяющий в себе умения и навыки, «отточенные» в результате многократного повторения отдельных действий, причем, не обязательно с использованием специальных знаний.
В русском языке умение, приобретенное упражнениями, созданное привычкой, рассматривается как состояние, характеризующее навык[37]. Однако правильнее рассматривать их как самостоятельные понятия, поскольку умения олицетворяют собой умственные, психологические способности лица, проектируемые на его деятельность, реализуемую посредством определенных навыков (активных действий).
Профессиональный опыт — сформировавшиеся в результате длительной профессиональной деятельности в определенной области психофизические свойства личности, обеспечивающие оптимальный режим и результативность применения лицом его специальных знаний.
Ранее упомянутый словарь русского языка дает расширительное истолкование опыта как совокупности знаний, навыков, умения, вынесенных из жизни, политической деятельности и т.п.[38]. Такой подход подчеркивает многогранность опыта и продолжительное с точки зрения временных затрат его приобретение.
Другой справочно-лингвистический источник — словарь русского языка С. И. Ожегова содержит следующее определение опыта: «1. Отражение в сознании людей законов объективного мира и общественной практики, полученное в результате их активного практического познания. 2. Совокупность знаний и практически усвоенных навыков, умений»[39].
Опыт сведущего лица может быть не только профессиональным, но и бытовым, однако для уголовного судопроизводства важен опыт по применению его специальных познаний в целях получения доказательств.
Технологии, методики, процедуры применения — основанные на технических нормах правила, а иногда и требования, предъявляемые к деятельности по использованию специальных знаний (фактически именно они «превращают» термин «знания» в «познания»).
На наличие методической составляющей в определении специальных познаний акцентируют внимание не только ученые, исследующие общие закономерности использования этих познаний в производстве по уголовным делам, но и занимающиеся исследованием частных вопросов производства судебных экспертиз, участия специалиста, в том числе — педагога, психолога[40].
Зачастую технологии применения специальных познаний предполагают использование специальных технических средств (приборов, оборудования). Так, по уголовному делу 2-149/2008, находящемуся в производстве прокуратуры Оренбургской области, специалист в области ювелирного дела Ш. пояснил, что дать подробную характеристику прозрачного камня без специального исследования с применением прибора «Diamondsure» американского производства (определяющего принадлежность бриллианта к природной или синтетической группе) не представляется возможным.
Специальные познания как концептуальное понятие уголовно-процессуальной и криминалистической науки должны соответствовать определенным требованиям, которые на основании проведенного выше анализа, могут быть представлены следующим образом.
1. Установленный законом порядок (форма) использования: производство экспертизы (ст. 195—207, 269, 282 и 283 УПК РФ); участие в производстве следственных действий (ст. 164, 168, 178, 179, 182, 183 и др. УПК РФ), производство ревизии (ст. 144 УПК РФ) и т.д.
Данное свойство обусловлено тем обстоятельством, что объективная истина, как справедливо было отмечено З. З. Зинатуллиным, устанавливается лишь специфическими средствами и в специфичной форме[41]. Упразднение в уголовно-процессуальном законодательстве категории истины не исключает, а, наоборот, предполагает включение ее в качестве обязательной составляющей в понятие достоверности, что означает требование установления в процессе доказывания обстоятельств преступной деятельности с максимальным соответствием тому, что имело или имеет место в действительности, при неукоснительном соблюдении закона, в том числе — в процессе применения специальных познаний.
Специальные познания могут быть использованы в процессуальной и непроцессуальной формах. Однако всеми учеными отстаивается тезис о необходимости законодательного закрепления подобных форм[42]. В целом непроцессуальные и смешанные формы использования специальных познаний являются чем-то вроде основ для последующего процессуального применения, поскольку, как отмечает М. М. Михеенко, «…с помощью непроцессуального познания нельзя полностью установить ни одного из обстоятельств, входящих в предмет доказывания по делу»[43].
Справедливости ради следует отметить, что уровень уголовно-процессуальной урегулированности вопроса об использовании специальных познаний существенно отстает от потребностей судебно-следственной практики[44], которая намного сложнее и разнообразнее строгих и весьма лаконичных правовых норм. Ряд ученых именуют такое несоответствие противоречием содержания и формы в диалектическом понимании[45].
Представляется, что подобное отставание обусловлено, с одной стороны, — стремительным развитием науки, приводящим к появлению все новых знаний, и поспешностью, непоследовательностью правового регулирования вопросов привлечения сведущих лиц к раскрытию и расследованию преступлений, — с другой.
2. Неправовой характер. Данный признак означает, что рассматриваемые познания не относятся к специальным познаниям следователя, дознавателя, прокурора, судьи, которые необходимы этим субъектам производства по уголовному делу для принятия процессуальных решений.
Специальные познания, используемые иными субъектами производства по уголовному делу, могут иметь правовую природу (например, специальные криминалистические познания или познания специалиста в области международного или гражданского права, приглашенного для дачи консультаций).
3. Необщедоступность, необщеизвестность — свойства, означающие, что упомянутыми знаниями обладает ограниченный круг субъектов[46].
4. Отраслевой характер. Так, по мнению И. В. Постики, «специальные познания есть совокупность познаний в определенной отрасли на современном этапе ее развития»[47]. Схожее определение дано Г. Е. Морозовым, который именует специальными знания (термин «познания» им не используется) как знания, которыми обладает лицо в какой-то определенной области химии или биологии, математики или физики, естествознания или энергетики.
Развитие науки породило к жизни комплексные познания, но таковые встречаются крайне редко, например, при применении компьютерных технологий для удостоверения в подлинности произведения искусства или определения его истинной стоимости[48].
Эксперт, специалист, использующие свои особые познания, не могут выходить за пределы отрасли знания, которую они представляют. Например, врач-патологоанатом, производящий судебно-медицинскую экспертизу трупа, не вправе решать вопросы, относящиеся к компетенции эксперта-баллиста. Подобный подход, бесспорно, ограничивает инициативу лиц, привлекаемых для участия в деле в качестве эксперта или специалиста, но способствует рациональному, разумному, целенаправленному использованию их познаний[49].
5. Достаточный уровень апробирования, научной разработанности и (или) обоснованности. Подобные познания не должны находиться на стадии освоения, изучения, теоретической доработки, а также быть необъяснимыми с научной точки зрения. Они должны обладать конкретным, достоверным, неоспоримым характером. В противном случае основанные на них выводы не будут иметь удостоверительного или доказательственного значения. К примеру, Н.П. Карабчевский еще в начале XX столетия утверждал: «Экспертиза, построенная на гипотезе, не может служить основанием приговора»[50].
«Научная основа, обеспечивающая достоверность специальных знаний, по мнению И.Л. Корнеевой, важное условие их использования в уголовном процессе. Речь идет о знаниях, разработанных наукой и внедренных в профессиональную деятельность лиц, овладевших ими, как правило, при получении высшего профессионального образования»«»[51].
А. Новиков именует данный признак официальным значением, которое, в свою очередь, является необходимым условием наделения знаний свойством достоверности[52]. Данный подход, скорее, отражает отраслевую принадлежность и научный, а не схоластический и поверхностный характер познаний. К тому же целесообразнее говорить о достоверности доказательств и выводов, основанных на них, нежели о специальных познаниях, используемых для получения, проверки и оценки этих доказательств.
Завершенный в научном плане характер познаний в какой-либо области, однако, вовсе не означает, что их практическое применение не способно поставить задачи качественно нового научного осмысления, доработки, удостоверения, расширения этих знаний, как на теоретическом, так и на практическом уровне.
6. Наличие индивидуальной специализированной методики применения (использования). Названная методика обладает интеграционным, комплексным характером, поскольку «современная профессиональная деятельность специалистов аккумулирует в себе опыт, знания, приемы и методы всех предшествующих поколений работников данной профессии»[53].
Сама по себе системная организация объекта познания по большинству уголовных дел предполагает взаимосвязь, взаимодействие, взаимопроникновение, взаимообусловленность научных интеграционных процессов, лежащих в основе исследования этого объекта, поэтому и большинство методик использования вышеназванных познаний являются комплексными.
7. Отсутствие обстоятельств, исключающих возможность участия их обладателя в уголовном судопроизводстве. Данное свойство закреплено в форме категорического требования в ст. 70, 71 УПК РФ.
8. Доказательственное значение, свидетельствующее о том, что информационная, удостоверительная ценность специальных познаний заключается в возможности установления с их помощью обстоятельств, интересующих следствие, суд. Во всяком случае, именно в целях получения доказательств в большинстве случаев обладатели специальных познаний привлекаются для участия в деле.
Некоторые авторы напрямую связывают специальный характер познаний с возможностью их использования для обнаружения, фиксации и исследования доказательств в ходе следственного действия[54], забывая при этом о непроцессуальных формах использования специальных познаний, что не совсем точно отражает процесс раскрытия и расследования преступлений.
Безусловно, не любое привлечение сведущего лица является самостоятельной формой получения доказательств (участие специалиста в следственном или судебном действии носит вспомогательный характер).
9. Цель использования — установление обстоятельств, входящих в предмет доказывания по уголовному делу. Данный признак логически вытекает из предыдущего и напрямую связан с ним.
10. Ограничение использования для установления обстоятельств совершения конкретного преступления сроком производства по уголовному делу. Лиц, обладающих специальными познаниями, можно привлечь к участию в деле на любой стадии производства. Иногда временные рамки несколько расширяются за счет привлечения специалистов на стадии принятия заявления о готовящемся или совершенном преступлении либо, скажем, при осмотре места происшествия, который возможен до возбуждения уголовного дела. Но на постсудебных стадиях это применение теряет всякий смысл.
11. Структурная организация — специальные познания представляют собой сложное комплексное образование, состоящее из нескольких самостоятельных и взаимосвязанных блоков.
Для определения свойств специальных познаний было проведено интервьюирование и анкетирование 32 судей; 101 следователя органов МВД России; 198 дознавателей органов МВД и ФТС России, 29 сотрудников прокуратуры, 89 экспертов экспертных подразделений МВД и ФТС России, результаты которого приведены в Приложении 1. Большинство респондентов отметили приведенные свойства как характеризующие специальные познания. По собственной инициативе ряд опрашиваемых указали (в схожих формулировках) такие свойства этих познаний как безопасность применения, процессуальная ценность и предназначенность для установления истины по уголовному делу.
Представляется, что безопасность относится, скорее, к научно-техническим средствам (далее — НТС), используемым при производстве следственных действий, а процессуальная ценность — свойство доказательств. Значимость для установления истины по уголовному не может рассматриваться на современном этапе как свойство специальных познаний, поскольку такой подход противоречит назначению уголовного судопроизводства, закрепленному в ст. 6 УПК РФ[55].
Таким образом, в результате компиляции приведенных характеристик и анализа концептуальных разработок других ученых, автор приходит к выводу о том, что специальные познания — это совокупность различных по содержанию, методологически апробированных знаний в различных областях деятельности человека, а также навыков, умений, профессионального опыта, технологий, методик, процедур их использования в процессе производства по уголовным делам, за исключением правовых знаний лиц, осуществляющих производство по этому делу, необходимых им для принятия решений в рамках компетенции и предоставленных полномочий.
Для того чтобы специальные познания из сугубо теоретического понятия могли превратиться в правовое, необходимо дополнить этим понятием УПК РФ. С этой целью вносится предложение о дополнении ст. 5 УПК РФ пунктом 44.1, содержащим приведенную формулировку.
Многообразие специальных познаний, которыми обладают сведущие лица, обусловливает необходимость их классификации, т.е. упорядочивания, разграничения по различным основаниям.
Сами по себе аспекты разграничения специальных познаний могут касаться их содержания, отраслевой принадлежности, стадий судопроизводства, на которых возможно и допустимо применять те или иные познания, статуса их обладателей (субъектов применения), форм использования, характера содержания и источника приобретения.
По содержанию специальные познания можно разграничить на:
а) обладающие исключительно правовой природой (например, судебная медицина, баллистика и т.п.);
б) не являющиеся правовыми (например, искусствоведческие, лингвистические, исторические и т.п.)[56].
По отраслевой принадлежности можно выделить познания:
а) отраслевые;
б) комплексные, содержащие не только положения различных отраслей человеческого знания, в том числе и научного, но и отдельные его институты и положения.
В зависимости от субъекта применения (обладателя) специальные познания можно разграничить на:
а) неправовые познания следователя, дознавателя, прокурора, судьи, т.е. субъектов, осуществляющих производство по уголовному делу;
б) юридические специальные знания (прикладной аспект в данном случае не столь важен, поэтому термин употребляется без частицы «по») следователя, дознавателя, прокурора, судьи, не требующиеся им для принятия процессуальных решений;
в) познания эксперта, специалиста, педагога, переводчика и иного сведущего лица.
Специальные познания по приведенному основанию могут подразделяться на познания коллективного (экспертное учреждение) и индивидуального субъекта.
В зависимости от форм использования специальные познания можно разграничить на:
а) используемые исключительно в процессуальных формах;
б) используемые в смешанных (переходящих) формах (например, консультация специалиста на стадии осуществления оперативно-розыскных мероприятий с последующим его допросом в качестве специалиста после возбуждения уголовного дела);
в) используемые в непроцессуальных формах (консультации, рекомендации, разъяснения, описания; представление справок, информационных сообщений; производство ревизий).
По характеру содержания и источнику приобретения специальные познания могут быть разграничены на:
а) научные, приобретаемые исключительно в специализированном учебном или научно-исследовательском учреждении;
б) национально-этнические — познания в области ремесла, традиционных промыслов жителей определенной местности, не изученного редкого диалекта, национально-этнических традиций (обрядов, обычаев, ритуалов), не имеющих широкого применения;
в) иные специальные познания, содержание которых определяется ментальностью ограниченного контингента их обладателей.
Л. М. Исаева в монографии, посвященной проблемам использования специальных познаний в криминалистике, приводит пример искусствоведческого экспертного исследования 12 монет, проведенного С.М. Мазиным — членом Московского криминалистического общества с 1977 г., образование высшее, кандидат биологически наук, внештатный эксперт Минкультуры России с 2002 г[57].
Разнообразные по содержанию специальные познания, как было отмечено выше, должны обладать научной обоснованностью, исключать элементы необъяснимости, косности, двусмысленного истолкования. Бесспорно, не все они являются научными в общепринятом понимании. В частности, И. А. Цховребова абсолютно справедливо указывает на критерий научности как особое основание вычленения специальных судебно-экспертных знаний[58], а И. Л. Петрухин считал научность признаком специальных знаний применительно к основанию производства экспертизы[59], но столь категоричного критерия не требуется для познаний ремесленника, народного умельца, промысловика, охотника.
В рассматриваемом аспекте показателен следующий пример. Гражданин Д., допрошенный в качестве специалиста по уголовному делу № 2-141/2005, находящемуся в производстве подразделения дознания Московской южной таможни, пояснил, что икра осетровых рыб, в осмотре которой он принимал участие, изготовлена не промышленным, а кустарным способом с грубейшим нарушением санитарных норм и технологии (в содержимом пластиковой емкости визуально определяются частицы пленок, подлежащих удалению при «перекатывании» икры ручным способом, а также внутренностей рыбы, песчинки, мелкие камешки; от икры исходит резкий неприятный запах). При этом Д. не являлся экспертом (при назначении экспертизы были учтены полученные у него сведения) или технологом в области пищевой промышленности, а был рыболовом-любителем с 20-летним стажем, занимавшимся ранее добычей осетровых рыб и имевшим опыт заготовки икры в небольших количествах в домашних условиях. С научно-практической точки зрения познания Д. вполне объяснимы и достоверны.
Бытовые познания не имеют такого широкого применения в уголовном судопроизводстве, как научные и национально-этнические. Они могут касаться ведения домашнего хозяйства, жизнеобеспечения и даже выживания в условиях сурового климата.
К четвертой группе специальных познаний могут относиться специфичные познания криминогенного характера, которыми обладают отдельные представители преступного мира; познания иллюзионистов, фокусников, гипнотизеров и лиц, обладающих особыми способностями, приобретенные и закрепленные ими самостоятельно, а не в результате профессионального обучения. К примеру, в материалах уголовного дела № 2-145/1999 по обвинению О. в преступлении, предусмотренном ст. 103 УК РСФСР, имеется протокол допроса в качестве свидетеля гражданки Ш., отбывающей наказание в местах лишения свободы, содержащий информацию о том, что татуировка на женской груди в виде кормящей младенца матери (а именно такая была у О.) может означать, что «хозяйка» этого рисунка лишена родительских прав и не имеет реальной возможности встречаться со своим ребенком или детьми[60].
При определенном уровне изученности, научного обоснования, введения в программы обучения юриспруденции, социологии, психологии эти познания могут стать научными. В частности, в настоящее время издан ряд атласов традиционных (классических, общепризнанных) татуировок, используемых в качестве особых «визитных карточек» в криминальной среде, словарей жаргонных слов и выражений (для служебного пользования), а результаты исследований особых свойств и возможностей психики человека используются при проведении психолого-психиатрических экспертиз.
Разграничение специальных познаний в зависимости от информационных и содержательных критериев, а также по субъектному составу — теоретико-прикладная новелла, в основе которой лежит задача упрощения (облегчения) процедуры отбора сведущих лиц для участия в производстве по конкретным уголовным делам в зависимости от обстоятельств, которые необходимо установить в процессе раскрытия и расследования преступлений.
1.2. Дифференциация специальных и общеизвестных, общедоступных познаний
Использование познавательного потенциала сведущих лиц существенно повышает эффективность уголовного судопроизводства, в том числе способствует принятию справедливых, законных и обоснованных решений.
Определяя особую значимость специальных познаний, Концепция судебной реформы в Российской Федерации рассматривает их применение в целях реализации уголовного закона как одну из разновидностей деятельности правоохранительных органов[61]. Подобный подход сужает представление о сфере профессиональной деятельности обладателей этих познаний, но подчеркивает незаменимость применения последних в раскрытии и расследовании преступлений.
Р. С. Белкин, характеризуя роль и значение участия лиц, обладающих специальными познаниями, в частных криминалистических методиках, отмечал: «Термин “специальные познания” приобрел такое обыденное звучание, что в теории и практике стал применяться автоматически, аксиоматично, как нечто само собой разумеющееся. Между тем далеко не все бесспорно и ясно и в содержании этого понятия, и в практике его применения, как критерия при решении вопроса о привлечении и участии в фиксации доказательств специалиста или о необходимости назначения экспертизы»[62].
Анализ специфических черт, формирование дефиниции и раскрытие юридической природы специальных познаний, используемых в уголовном судопроизводстве, актуализирует задачу отграничения их от знаний общеизвестных, общедоступных, т.е. более простых по своей содержательно-информационной природе и более досягаемых для использования, а иногда — и отражающих очевидные явления и процессы, для уяснения и разъяснения которых не требуется помощь сведущих лиц.
Понятие общеизвестного, общедоступного знания обязано своим появлением философии. К примеру, видный представитель восточной философии древности Аль-Фараби (Al-Farabi) определял общеизвестное знание как такое, которое возникает из максимальной истинности познания[63].
Современное познание существенно расширяет границы возможности постижения истинного знания — информационный обмен стал фактически неограниченным ввиду глобальной информатизации, распространенности в мировом масштабе сети «Интернет», доступности литературы, программ, фильмов по специальным вопросам, а также издание огромного количества комплексных универсальных изданий (справочников, энциклопедий).
В свете рассматриваемой проблемы представляется оправданным мнение Е. Р. Россинской о том, что «отнесение знаний к общеизвестным, обыденным, общедоступным существенным образом зависит от образовательного и интеллектуального уровня данного субъекта, его жизненного и профессионального опыта. Соотношение специальных и общеизвестных знаний по своей природе изменчиво, определяется уровнем развития социума и интегрированности научных знаний в повседневную жизнь человека. Расширение и углубление знаний о каком-то явлении, процессе, предмете приводит к тому, что знания становятся более дифференцированными, системными, доступными все более широкому кругу лиц… Одновременно идет и обратный процесс. За счет более глубоко научного познания явлений, процессов, предметов вроде бы очевидные обыденные представления о них отвергаются, возникают новые научные обоснования, которые приобретают характер специальных знаний»[64]. Аналогичной позиции придерживаются Е. А. Зайцева и Д. П. Чипура, а также С. В. Матусинский[65].
Классический подход к определению общеизвестных фактов и явлений определяет эти понятия как те, о которых знает широкий круг лиц, в том числе и судьи. «Право признать факты общеизвестными, — пишет С. В. Курылев, — предоставлено суду. Общеизвестность факта может быть признана судом при наличии двух условий: объективном — известность факта широкому кругу лиц, и субъективном — известность факта всем членам суда»[66].
Фактически в подобных ситуациях речь идет об аксиомах, т.е. суждениях, многократно проверяемых на практике и не нуждающихся в доказывании, подтверждении, обосновании. «Причина принятия таких аксиом кроется, — по утверждению А. Мохова, в познавательной способности человека к непосредственному усмотрению очевидных истин»[67]. О. Е. Левченко именует такие истины банальными[68].
В уголовном процессе прослеживается строжайшее требование юриспруденции, т.е. преобладание, абсолютное господство формальной логики». Очевидные, общеизвестные факты, объяснимые с точки зрения разумного человеческого восприятия окружающей действительности, должны согласовываться с формально-логическими требованиями. С. В. Корнакова характеризует подобное положение следующим образом: «Соблюдение логических законов является необходимым условием уголовно-процессуального познания, поскольку этим обеспечивается правильность мышления, которая является необходимым условием гарантированного получения истинных результатов в решении задач, возникающих в процессе познания, что в области применения права имеет особую значимость, поэтому одинаково недопустимы в процессе доказывания по уголовному делу нарушения, как правовых предписаний, так и логических законов»[69].
Специальные познания, используемые в уголовном процессе, имеют особую природу и содержательную сущность. Ю. К. Орлов утверждает, что «специальными являются знания, выходящие за рамки общеобразовательной подготовки и житейского опыта, ими обладает более или менее узкий круг лиц»[70], а задолго до него А. А. Эйсман писал, что это «знания необщеизвестные, не имеющие массового распространения, короче, это знания, которыми располагает ограниченный круг специалистов»[71]. Аналогичной точки зрения придерживаются Э. Б. Мельникова, И. Л. Петрухин[72], И. В. Гецманова[73], а Л. Г. Шапиро в категоричной форме утверждает, что «познания перестают быть специальными, как только они становятся общедоступными, общеизвестными»[74].
Общеизвестные сведения А. Эйсман определял как «такие, которыми могут располагать не только следователь, прокурор, судья, но также понятые, обвиняемый, потерпевший, наконец, присутствующие в зале суда»[75], т.е. неограниченный круг лиц, независимо от профессиональной подготовки, опыта, принадлежности к определенной группе (возрастной, этнической и т.п.).
Некоторые авторы «выводят» специальный характер познаний из двух основных критериев: а) выхождение за рамки житейского опыта; б) получение в результате специальной подготовки[76] в той или иной области науки, техники, искусства, ремесла, профессионального образования и закрепление в результате профессиональной деятельности.
Подобным образом определяют специальные знания (а в некоторых работах — и познания) Н. П. Майлис и А. М. Зинин, по мнению которых к таковым относятся «знания, выходящие за рамки общеобязательной подготовки и простого житейского опыта, приобретаемые в процессе профессиональной деятельности в той или иной области науки, техники, искусства, ремесла, основанные на теоретических, базовых положениях соответствующих областей знаний и подкрепленные полученными в ходе специального обучения или первичной деятельности навыками»[77].
В то же время представляется спорной позиция В. В. Степанова и Л. Г. Шапиро о том, что специальные познания в силу своей необщеизвестности и необщедоступности могут быть получены только в рамках высшего профессионального образования[78]. Если речь идет исключительно об эксперте — с подобным утверждением не поспоришь, а что касается иных сведущих лиц — их образование может быть и средним специальным[79]. Кроме прочего, специальные познания могут быть получены и в специфичной сфере, которую к образовательной можно отнести весьма условно — ремесленная, менталитационно-этническая[80]. Так, по уголовному делу № 2-149/2003 по обвинению Ю. в преступлении, предусмотренном ч. 1 ст. 105 УК РФ, находящемуся в производстве прокуратуры Промышленного района г. Оренбурга, в качестве переводчика участвовал гражданин Г. Г. Фризен, владеющий диалектом жителей немецкого поселения Александровского р-на Оренбургской области (язык отличается от литературного немецкого языка).
Своеобразный подход к определению необщеизвестности и необщедоступности специальных знаний (в качестве критерия отнесения их к специальным) прослеживается в диссертационном исследовании А. Новикова — особая сложность применения[81]. Действительно, следователь или дознаватель могут обладать навыками и опытом использования НТС, специального оборудования, владеть технологиями и методиками исследований с использованием специальных познаний, если ранее их профессиональная деятельность была связана с этим, но совмещать процессуальную деятельность в нынешнем статусе для этих лиц невозможно или затруднительно, не только и не столько в силу прямого законодательного запрета, но и в силу организационно-практических проблем, отсутствия специального оборудования.
Некоторые авторы отнесение специальных познаний к необщедоступным и необщеизвестным связывают с областью применения, которой для них выступают уголовно-процессуальные отношения[82]. Данная персонификация имеет право на существование, поскольку рассмотрение специальных познаний в качестве основополагающей принадлежности сведущих лиц в уголовном судопроизводстве «привязывает» эти познания к правоотношениям, существующим в рамках производства по уголовному делу.
Особый характер специальных познаний вовсе не означает, что они ни при каких обстоятельствах не могут быть известны и доступны следователям и судьям. «Отнесение познаний к специальным не должно находиться в зависимости от того, облает ими или нет следователь или судья»,— справедливо отмечает О. Э. Новак[83].
Сам по себе факт, что подобными знаниями обладает узкий круг лиц, еще не исключает ситуаций, при которых лицо, ставшее юристом, не могло вначале получить иное образование (например, филологическое, медицинское). Однако в уголовном процессе юристам отведена правовая сфера, а сведущим лицам любая иная, обслуживающая ее[84].
Русский ученый-юрист Л. Е. Владимиров в начале XX столетия писал: «Случайное обладание судом специальными знаниями, необходимыми для решения … дела, не может избавить от вызова сведущих лиц: случайное знание судей по специальному вопросу есть знание внесудебное, не может иметь значения судебного факта»[85].
Необщедоступность специальных познаний обусловливает и их необщеизвестность. В. Д. Шундиков обоснованно указывает, что фактические данные об обстоятельствах, имеющих значение для правильного разрешения уголовного дела, не могут подменяться ссылками на их общеизвестность, возможность «видеть своими глазами» или возможным знанием для себя[86], а З. М. Соколовский считает неудачной любую попытку сопоставления специальных познаний и житейского опыта[87].
В рассматриваемом аспекте интересен случай из практики суда присяжных. В Московском областном суде рассматривалось уголовное дело по обвинению Ирюшкина В. в умышленном убийстве, совершенном при отягчающих обстоятельствах, умышленном уничтожении чужого имущества и ряду других статей. Прокурор в своей обвинительной речи утверждал, что подсудимый должен был знать, что маркировка на рукоятке гранаты «У» означает «Универсальная», поскольку это известно любому лицу мужского пола из жизненного опыта. Однако подсудимый настаивал на том, что считал гранату учебной, поскольку не служил в армии по причине нахождения в местах лишения свободы и с оружием не знаком. Присяжные признали доводы обвинения неубедительными[88].
Т. В. Аверьянова в своих суждениях о характере специальных знаний идет еще дальше, утверждая, что термин «необщеизвестность» «не вполне корректен и данный признак специальных знаний не имеет права на существование»[89].
Схожая позиция высказана А. А. Эксархопуло: «Найти критерии, которые объективно отграничивали бы специальное от неспециального невозможно, а невозможно уже потому, что то, что вчера было специальным, … то, чем профессионально не владеет в силу новизны один следователь, другой уже использует вполне квалифицированно, личным примером “преобразуя” знание специальное в общедоступное»[90].
С течением времени образовательный, общекультурный уровень людей будет повышаться. Не исключено, что обычный свидетель в недалеком будущем сможет аргументировать свои доводы ссылками на достижения науки, однако эти аргументы никогда не будут приравнены к общеизвестным фактам типа «день сменяет ночь», «зима — холодное время года, а лето — теплое».
Таким образом, необщеизвестность, необщедоступность специальных познаний, используемых в уголовном судопроизводстве, можно определить как свойства, отвечающие следующим критериям:
а) известность ограниченному кругу лиц;
б) ограниченная распространенность;
в) основной источник получения — специальное образование;
г) закрепление — профессиональная, ремесленная, творческая, промысловая деятельность;
д) условия приобретения — проживание в определенных бытовых, этнических, климатических и иных особых условиях (например, криминогенных);
е) сфера применения — уголовно-процессуальные отношения;
ж) соотношение с социально-бытовой сферой — выход за рамки простого житейского опыта, общесоциального представления;
з) техническая сторона использования — предполагаемая необходимость в специальной подготовке.
Специальные познания, используемые в уголовном процессе, и общеизвестные, общедоступные знания определенным образом соотносятся со здравым смыслом как особым информационно-психологическим состоянием отдельно взятого лица (обладателя знаний и навыков их применения), так и совокупности лиц (этнической группы, граждан государства, жителей определенной местности, специалистов отдельных отраслей знания и т.п.).
Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона трактует здравый смысл как термин неопределенный и большей частью употребляемый во зло. Он (здравый смысл) должен означать нормальное состояние и правильное действие умственных сил человека[91].
Здравомыслие, по определению, приводимому в словаре русского языка С.И. Ожегова, — «1. Способность здраво, толково, мыслить, рассуждать»[92], а смысл — «1. Содержание, знание чего-либо, постигаемое разумом. 2. Цель, разумное основание чего-нибудь. 3. В некоторых сочетаниях разум, разумность. Здравый смысл. Действовать со смыслом»[93].
Значимость здравого смысла как особого состояния духовного мира человека и имеющихся у него познаний об окружающей действительности предопределила истолкование его, с одной стороны, — как элемента обыденного сознания, а с другой — как принципиальной гражданской позиции лица, вовлеченного в область правоприменения, особенно, если речь идет об участии в производстве по уголовному делу.
Здравый смысл в философско-гносеологическом понимании — это «интеллектуальный багаж психически здорового человека, определяющий степень его разумности, сообразительности в практических делах, совокупность его знаний об окружающей действительности, навыков, форм мышления, используемых в его практической повседневной деятельности»[94].
Как элемент обыденного сознания здравый смысл, по справедливому определению М. Миронова, — является важнейшим элементом обыденного сознания, его рациональной сферой, в противоположность всему иррациональному в обыденном сознании: мифам, предрассудкам, суевериями т.д.»[95].
Ф. Энгельс в своей работе «Анти-Дюринг» определяет переход от обыденного сознания, которое он именует здравым рассудком, к научно-практическому знанию следующим образом: «Здравый человеческий рассудок[96], весьма почтенный спутник в четырех стенах домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только отважится выйти на широкий простор исследования»[97].
Уголовно-процессуальная деятельность предполагает применение не простой совокупности знаний, накопленных человечеством и апробированных практикой, она нуждается в особых, сложных по структуре, достоверных, обоснованных и подтвержденных опытом многократного применения знаниях, которые этот опыт преобразует в познания.
Законодатель не имеет возможности строго формализовать уголовно-процессуальные отношения, в которых действуют должностные лица. Поэтому допускает возможность выбора, некую долю усмотрения. Вместе с тем в каждом конкретном случае должны быть приняты наиболее разумные решения. Таким образом, предоставленная свобода в выборе решения ограничивается, с одной стороны, требованиями законности и обоснованности, а с другой стороны, целесообразностью, здравым смыслом[98].
«Судебная, следственная, прокурорская и адвокатская деятельности относятся к высшим формам практической деятельности, протекающей в сложной обстановке и трудных условиях. В этой сфере жизни здравый смысл как форма практического мышления по своему интеллектуальному потенциалу решать сложные практические задачи в трудных условиях, сложной, неопределенной обстановке, превосходит теоретическое мышление», — так определяет роль здравого смысла в деятельности юриста В. В. Мельник[99].
Здравый смысл «роднит» со специальными познаниями превосходство над теоретической мудростью «в смысле способности принимать разумные решения в вопросах практической жизни (житейских или государственных)»[100], поскольку они основываются (и смысл, и познания) на усвоенных ранее общих и частных закономерностях бытия и в той или иной степени апробированы опытом.
Таким образом, здравый смысл лежит в основе выделения специальных познаний, используемых в уголовно-процессуальном доказывании, из общего объема человеческого (обыденного или житейского) знания, схоластических, сомнительных и ненаучных знаний, а также определения наиболее рациональных путей использования специальных познаний при раскрытии, расследовании преступлений и судебном рассмотрении уголовных дел.
1.3. Соотношение специальных познаний
и юридических знаний, используемых
в производстве по уголовным делам
Определение специальных познаний, используемых в уголовном судопроизводстве, предполагает установление их соотношения с юридическими знаниями, без которых невозможно раскрытие и расследование преступлений.
В теории уголовно-процессуального права и криминалистической науке длительное время господствующим являлся тезис о нецелесообразности и даже недопустимости отнесения правовых знаний к специальным. Само определение специальных знаний (познаний) выводилось на основе категоричного требования об их неправовом характере. В частности, М. К. Треушников предложил следующее определение специальных знаний: «Под специальными знаниями в гражданском и арбитражном процессе понимаются такие знания, которые находятся за пределами правовых знаний, общеизвестных обобщений, вытекающих из опыта людей»[101]. Схожую формулировку приводит в докторской диссертации Л. Г. Шапиро[102].
Реалии современного периода свидетельствуют о том, что население России испытывает острую потребность в юридических знаниях. Мошеннические пирамиды, массовый обман и нарушения прав граждан при купле-продаже квартир имели общую причину — юридическую неподготовленность населения и отсутствие гарантий получения высококвалифицированной юридической помощи[103].
Население России все больше проявляет интерес к юриспруденции, многие правовые предписания и общерегулятивные нормы становятся составной частью мировоззрения, знаний обычного гражданина.
Развитие науки уголовно-процессуального права и криминалистики наряду с появлением новых отраслей и интеграцией научного знания «смягчили» подобную категоричную позицию к определению сущности специальных познаний и обозначили следующие подходы к соотношению специальных познаний и юридических знаний среди ученых и практических работников.
Первый подход (классический), безоговорочно исключающий специальные познания из числа правовых. Подобного мнения придерживается абсолютное большинство ученых-юристов, в том числе процессуалистов. Главная идея обозначенного подхода — невозможность и недопустимость производства в гражданском и уголовном судопроизводстве правовых экспертиз. Запрет на постановку перед экспертом правовых вопросов действует в отечественном праве со времен Судебных Уставов 1964 г. Так, И. Я. Фойницкий считал, что «решение правовых вопросов является коренным извращением экспертизы»[104].
А. В. Кудрявцева высказывает опасение, что «…введение правовых экспертиз таит в себе опасность того, что судьи и следователи могут переложить обязанность доказывания всех обстоятельств дела и квалификацию деяния на экспертов в области права, что недопустимо в силу конструкции российского уголовного процесса»[105]. Ю. Корухов, П. Яни и Л. Гаухман считают практику назначения правовых экспертиз порочной[106].
А. Эйсман, характеризуя содержание и назначение специальных познаний в экспертной деятельности, писал: «Общепризнано, что познания в области законодательства и науки права, иначе — юридические знания, не относятся к специальным познаниям в том смысле, в каком это понятие употребляется в законе (ст. 78 УПК РФ)»[107].
О. Е. Евстигнеева относит неправовой характер к основному свойству специальных познаний, используемых в уголовном судопроизводстве, характеризующему их сущность[108].
Р. Д. Рахунов также акцентировал внимание на неправовом характере специальных знаний, используемых в уголовном судопроизводстве. В частности, он выделял следующие признаки этого понятия: 1) научная основа применения специальных знаний; 2) практический опыт в применении знания как неотъемлемый элемент структуры специального знания; 3) исключение из состава специальных знаний, знаний в области права[109].
В любом случае, доказательства, полученные с участием сведущих лиц, оцениваются в совокупности с другими доказательствами, возникающие при этом сомнения и противоречия гносеологически или процессуально должны быть устранены, а во втором случае — еще и истолкованы в пользу обвиняемого.
Для исследования юридических пределов участия сведущих лиц в уголовном судопроизводстве проведено анкетирование 183 сотрудников отдела дознания и оперативно-розыскного отдела таможен Москвы и Московской области. Все опрошенные указали на несовершенство подзаконной, ведомственной базы, регулирующей вопросы участия сведущих лиц в производстве по делам о таможенных преступлениях. К тому же объективная сторона этих преступлений такова, что весьма сложно «совместить» ее с субъективной стороной. Например, что касается контрабанды, то иногда весьма сложно бывает доказать факт незаконного перемещения через государственную границу предмета, имеющего историческую, художественную ценность, если невозможно доказать, что лицо, перемещающее его, имело достоверное представление об этой ценности. Так, сотрудник Шереметьевской таможни пояснил, что такая проблема однажды возникла, когда предметом контрабанды являлся нательный крест; сотрудники Домодедовской таможни отметили, что им довольно часто приходится обращаться за помощью к специалисту или даже назначать экспертизу для определения исторической (реже — художественной) ценности антикварных ювелирных изделий, вывозимых в Израиль.
Представляется, что постановка вопросов правового характера сведущим лицам имеет место по двум причинам: из-за несовершенства нормативно-правовой базы, регулирующей соответствующие вопросы, и из-за низкого уровня профессиональной подготовки лиц, осуществляющих правоохранительную деятельность вообще и производство по уголовным делам — в частности.
О недопустимости постановки перед экспертом вопросов правового характера говорится, в частности, в п. 4 постановления Пленума ВС РФ «О судебной экспертизе по уголовным делам» от 21 декабря 2010 г. № 28. В настоящее время авторы высказываются в пользу разрешения постановки перед экспертом, обладающим юридическими познаниями, правовых вопросов. При этом не всегда ясно, идет ли речь о трактовке действующего закона или это предложения de lege ferenda[110], главное, чтобы эти вопросы не касались виновности лиц, квалификации их действий, применения норм уголовного закона, исключающих уголовную ответственность или наказание[111]. Аналогичную позицию озвучивает в своем диссертационном исследовании А. Петрухина[112].
Думается, что позиция о категоричном исключении специальных познаний из числа правовых не соответствует современному уровню развития науки уголовно-процессуального права и существенно осложняет (в случае безоговорочного следования ей) правоприменительную практику.
Подобное мнение подтверждается и данными социологических исследований. Свое мнение по вопросу о допустимости или целесообразности правовых экспертиз в уголовном процессе выразили 204 респондента (34 начальника (заместителя), 59 начальников подразделений дознания органов ФТС России, проходивших переподготовку в ИПК при Российской таможенной академии; 32 сотрудника прокуратуры; дознаватели и следователи органов МВД России (79 человек). Ни один из опрошенных не высказался против правовой экспертизы, приблизительно четверть респондентов допускают правовую экспертизу в исключительных случаях и такое же количество затруднились ответить на данный вопрос.
Второй подход (смешанный), допускающий признание правовых знаний специальными, но с обязательным исключением из их перечня знаний и профессиональных навыков следователей, дознавателей, прокуроров, судей, необходимых им для реализации своей процессуальной функции[113]. К примеру, Ю. Т. Шуматов характеризует специальные познания в уголовном процессе как «используемые различными видами профессиональной деятельности при расследовании преступлений и рассмотрении уголовных дел в суде, кроме профессиональных познаний следователя и судьи, в целях содействия быстрому и полному раскрытию и расследованию преступлений»[114]. Схожее определение дает А. Ю. Епихин[115].
Аналогичной позиции придерживается Н. А. Бояркина, по мнению которой: «Специальные знания — используемые в раскрытии и расследовании преступлений — это знания, относящиеся к определенной отрасли знаний и сфере их практического приложения, а также профессиональный опыт лиц, задействованных в раскрытии и расследовании преступлений (за исключением профессиональных знаний и опыта судьи), используемые для целей раскрытия и расследования преступлений»[116].
Определение специальных познаний, используемых в уголовном процессе, посредством отмежевания их от специальных юридических знаний лиц, ведущих производство по уголовному делу, которое по праву можно назвать классическим и универсальным, было дано В. М. Маховым: «Специальные знания … в уголовном процессе — это знания, присущие различным видам профессиональной деятельности, за исключением знаний, являющихся профессиональными для следователя и судьи, используемые при расследовании преступлений и рассмотрении уголовных дел в суде в целях содействия установлению истины по делу в случаях, формах и порядке, определенных уголовно-процессуальным законодательством»[117].
Ученым намеренно используется термин «знания», чтобы подчеркнуть их содержательное значение, узкопрофильный, отраслевой, а главное — неправовой характер. Ф. С. Сафуанов видит причину предпочтения названного термина еще и в том, что он более согласуется с категориальным аппаратом современной гносеологии и акцентирует внимание на том, что это «определение не специальных знаний вообще, а только специальных знаний, используемых в уголовном судопроизводстве»[118].
В свете рассматриваемой проблемы представляет определенный интерес высказывание В. И. Шиканова, считавшего, что термин «специальные познания» же своего этимологического значения, поскольку не включает юридические познания, которые также являются специальными»[119].
Е. Р. Россинская, обосновывая целесообразность отнесения юридических знаний к специальным, отмечает, что «никто не оспаривает прерогативу следователя в принятии правовых решений по делу. Специалист или эксперт не принимает решения, а выражает собственное мнение»[120].
Разумное зерно в высказывании Е. Р. Россинской — одного из авторитетнейших ученых в области использования специальных познаний в уголовно-процессуальной и криминалистической деятельности, по нашему мнению, следует искать в правовом статусе сведущих лиц, особенно экспертов. Действительно, этот участник процесса не только должен обладать специальными познаниями, необходимыми для производства соответствующего исследования, но ему также необходимо знать свои права, обязанности, ответственность, а это уже юридическая составляющая компетенции.
Е. Р. Россинская не одинока в своем утверждении о том, что правовые знания следует включать в состав специальных. Подобной позиции придерживается и Н. А. Замараева, утверждающая, что «специальные познания неразрывно связаны с процессуальными полномочиями эксперта как участника процессуальной деятельности, наделенного определенными обязанностями и правами. Процессуальные права и обязанности эксперта составляют другую (юридическую) сторону компетенции судебного эксперта»[121].
Для успешного оказания помощи лицам, ведущим производство по уголовному делу, иногда сведущим лицам просто необходимо знать специальные правила, установленные ведомственными и отраслевыми нормативными актами, в том числе — содержащими технические нормы. Например, О. А. Берзинь указывает, что для участия в производстве следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий по делам о таможенных преступлениях «специалист-криминалист должен обладать определенным комплексом знаний о специфике таможенной деятельности, порядке и условиях осуществления отдельных таможенных процедур для того, чтобы умело и грамотно применить свои знания»[122].
Определенную сложность содержит в себе решение вопроса о прерогативе правовых (юридических) знаний и неправовых (отраслевых) познаний при принятии решения экспертом при наличии разъяснений ВС РФ — по вопросам, поставленным перед экспертом. Так, разъяснения Пленума ВС РФ, данные в постановлении от 12 марта 2002 г. № 5 «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств», дают подробную характеристику предметам, которые могут быть признаны оружием, боеприпасами и взрывчатыми веществами. Эксперт попадает в весьма затруднительное положение уже на стадии исследования. Как формулировать выводы — на основе имеющихся специальных познаний, проведенных исследований или «слепо» повиноваться разъяснениям Пленума ВС РФ?
