Л.С. ВЫГОТСКИЙ
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
В ШЕСТИ
ТОМАХ
Главный редактор А. В. ЗАПОРОЖЕЦ
Члены редакционной коллегии: Т. А. ВЛАСОВА Г.Л.ВЫГОДСКАЯ В. В. ДАВЫДОВ А. Н. ЛЕОНТЬЕВ А. Р. ЛУРИЯ А, В. ПЕТРОВСКИЙ
A.А. СМИРНОВ
B.С. ХЕЛЕМЕНДИК
Д. Б. ЭЛЬКОНИН
М. Г, ЯРОШЕВСКИЙ
Секретарь редакционной коллегии
Л. А. РАДЗИХОВСКИЙ
МОСКВА
ПЕДАГОГИКА
1982
АКАДЕМИЯ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ НАУК СССР
Л.С. ВЫГОТСКИЙ
СОБРАНИЕ
СОЧИНЕНИЙ
том
ПЕРВЫЙ
ВОПРОСЫ
ТЕОРИИ И ИСТОРИИ
ПСИХОЛОГИИ
Под редакцией А.Р. ЛУРИЯ, М.Г. ЯРОШЕВСКОГО
МОСКВА ПЕДАГОГИКА
1982
Рецензент:
член-кор. АПН СССР, доктор психологических наук,
профессор В.П. Зинченко
Автор вступительной статьи доктор психологических наук, профессор А.Н. Леонтьев
Составитель доктор психологических наук, профессор М.Г. Ярошевский
Авторы послесловия и комментариев М.Г. Ярошевский, Л С. Гургенидзе
Выготский Л. С.
Собрание сочинений: В 6-ти т. Т. 1. Вопросы теории и истории психологии/Под ред. А.Р. Лурия, М.Г. Ярошевского.— М.: Педагогика, 1982.— 488 с, ил. (Акад. пед. наук СССР).
Пер. 1 р. 70 к.
Первый том включает ряд работ выдающегося советского психолога Л.С. Выготского, посвященных методологическим основам научной психологии и анализирующих историю развития психологической мысли у нас в стране и за рубежом. Сюда входит и публикуемый впервые труд «Исторический смысл психологического кризиса*, представляющий как бы синтез идей Выготского, касающихся специальной методологии психологического познания.
Книга адресована психологам, педагогам, философам.
Издательство «Педагогика», 1982 р.
ОТ РЕДАКЦИОННОЙ КОЛЛЕГИИ
Настоящий том открывает шеститомное Собрание сочинений Льва Семеновича Выготского — первое систематическое изложение его основных идей.
Несмотря на бесспорную актуальность основных трудов этого выдающегося ученого, все растущий интерес к ним в нашей стране и за рубежом, от последнего издания его работ («Психология искусства») нас отделяет почти 15 лет. Это связано с рядом обстоятельств. Издание произведений Л.С. Выготского — чрезвычайно трудоемкое и сложное дело. Сложность вызвана прежде всего некоторыми особенностями творчества Выготского и состоянием его личного архива.
В начале работы, естественно, встал вопрос об отборе произведений для данного собрания и о принципах комплектования томов. Сразу возникло несколько проблем. Первая касалась идентификации произведений Л.C. Выготского, часть из которых существовала лишь в рукописях. Проблема решалась специально созданной при редакционной коллегии данного издания экспертной комиссией под председательством ученика и соратника Л.G. Выготского члена-корреспондента АПН СССР, проф. Д.Б. Эльконина. Комиссия изучила все рукописное наследие Выготского, идентифицировала его произведения, зафиксировала окончательный текст тех рукописей, которые были признаны принадлежащими перу Л.С. Выготского. Далее, когда границы научного наследия автора удалось четко очертить (что положило конец многочисленным домыслам, ходившим вокрур творчества Выготского, искажению и небрежному использованию его рукописных материалов), можно было приступать к отбору произведений для настоящего издания и комплектованию томов.
Решение этой проблемы оказалось непростым. Во-первых, в работах Выготского много повторов, почти буквальных, и все-таки сокращать и вообще редактировать его труды мы сочли нецелесообразным. Во-вторых, в творчестве Выготского посвященном научной психологии и обнимающем период около 10 лет (1924— 1934), достаточно трудно выделить какие-либо законченные хронологические периоды. С учетом этих обстоятельств и комплектовались тома. Материал для томов подобран так, чтобы дать по возможности полное представление о творчестве Выготского, хотя и не включает всех его работ. Тома организованы по содержательно-хронологическому принципу: в творчестве Выготского мы взяли за исходный не хронологический принцип (выделение законченных временных периодов), а содержательный (выделение определенных смысловых линий). Каждый том имеет соответствующую смысловую линию, но при этом материал внутри тома, как правило, организован по хронологическому принципу.
В первый том вошли методологические, науковедческие и историко-психоло-гические груды Выготского. Во втором томе — его теоретические работы в области психологии. Третий том дает представление о творчестве Выготского в области теории детской психологии. В четвертом гоме также собраны работы по детской психологии, но имеющие более конкретный и экспериментальный характер. В пятый том помещены труды по дефектологии. Наконец, шестой том знакомит читателей с важнейшими материалами из научного архива Выготского.
Труды Л.С. Выготского (как напечатанные ранее, гак и печатаемые впервые), входящие в настоящее Собрание сочинений, публикуются по тексту оригинала без изменений. Все тома снабжены научным аппаратом: послесловием редактора, в котором приводятся библиографические справки относительно соответствующих произведений, а также краткий критико-исторический очерк той роли, которую
7
ОТ РЕДАКЦИОННОЙ КОЛЛЕГИИ
публикуемые произведения Выготского сыграли в последующем развитии психологической науки; комментариями с соответствующими справками; именным и предметным указателями; списком цитируемой литературы. О последнем пункте следует сказать особо. Выготский цитировал весьма своеобразно. Почти все цитаты давались им по памяти, многие при этом иска-жались-. Источники, как правило, или вовсе не названы («один психолог сказал»), или указаны неточно. Это привело к необходимости проведения сложной библиографической работы по розыску подлинных источников литературы, упоминаемой Выготским. В ряде случаев, когда соответствующие источники не удалось обнаружить, редколлегия сочла возможным дать цитаты без кавычек. В последнем томе Собрания сочинений приводится наиболее полный список работ Выготского, иностранных изданий его трудов, а также отечественной и зарубежной литературы о нем. Кроме того, последний том. снабжен алфавитным указателем работ, публикуемых в настоящем издании по томам.
Редакционная коллегия благодарна родственникам Л.С. Выготского — его, ныне уже покойной, жене Р.Н. Выгодской и дочери Г.Л. Выгодской, предоставившим из своего архива имеющиеся у них рукописные материалы Л. С, Выготского,
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
О ТВОРЧЕСКОМ ПУТИ Л. С. ВЫГОТСКОГО
В настоящем Собрании сочинений впервые с достаточной полнотой представлены основные труды выдающегося советского психолога Льва Семеновича Выготского (1896—1934). Продуктивность Л.С. Выготского была исключительно велика: за неполных 10 лет деятельности в качестве профессионального психолога он написал около 180 работ. Из них издано 135 работ, еще 45 произведений ждут публикации. Многие издания Л.С. Выготского стали библиографической редкостью.
Необходимость нового издания трудов Выготского отмечают не только психологи, но и представители целого комплекса гуманитарных наук — философы, лингвисты и т. д. Для всех этих ученых его труды — не история. Они обращаются к работам Выготского и сегодня, более того, сегодня чаще, чем когда-либо. Его идеи так прочно вошли в обиход научной психологии, что упоминаются как общеизвестные, без ссылок на соответствующие работы или вовсе без упоминания имени Выготского.
Таково положение не только в советской, но и в. мировой психологии. За последние годы ряд работ Выготского переведен на английский, французский, немецкий, итальянский, японский и другие языки. И за рубежом он также выступает не как историческая фигура, но как живой, современный исследователь.
Можно констатировать, что научная судьба Выготского сложилась счастливо и необычно для XX в., которому свойственны бурные темпы развития науки, когда многие идеи устаревают на другой день после того, как они были высказаны. Не составляет здесь, конечно, исключения и психология — едва ли в мировой психологии XX в. можно найти конкретные исследования, которые сохранили бы свою актуальность через 45—50 лет после того, как они были впервые опубликованы.
Чтобы понять «феномен Выготского», исключительность его научной судьбы, необходимо в его творчестве выделить два аспекта. С одной стороны, есть конкретные факты, конкретные методики и гипотезы Выготского и его сотрудников. Многие из этих методик и гипотез блестяще подтвердились и получили дальнейшее развитие в работах современных психологов. Методики, разработанные Выготским, факты, найденные им, считаются классическими. Они вошли как важнейшие составные части в фундамент психологической науки. И здесь современная психология, подтвердив мысли Выготского и опираясь на них, пошла вперед в плане фактов, методик,
9
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
гипотез и т. д. Но, с другой стороны, в творчестве Выготского есть еще один важнейший аспект — теоретико-методологический. Как один из крупнейших психологов-теоретиков XX в., он поистине опередил свое время на десятилетия. Именно в теоретико-методологическом плане сегодняшняя актуальность работ Выготского, Поэтому о его концепциях не приходится говорить как о чем-то законченном. Его конкретные исследования были только первым этапом реализации его же теоретико-методологической программы.
I
Творчество Л.С. Выготского определялось в первую очередь временем, в которое он жил и работал, эпохой Великой Октябрьской социалистической революции.
Глубокий, решающий переворот, внесенный революцией в психологическую науку, произошел не сразу. Как известно, несмотря на мощные материалистические и революционно-демократические тенденции, существовавшие в русской философии и психологии, официальная психологическая наука, культивировавшаяся в дореволюционных университетах и гимназиях, была проникнута духом идеализма. При этом в научном отношении она значительно отставала от уровня психологической науки передовых европейских стран (Германия, Франция) и США. Правда, в конце XIX — начале XX в. в России возникло несколько экспериментальных лабораторий, а в 1912 г. в Москве по инициативе Г.И. Челпанова создан первый в стране Психологический институт при Московском университете. Но научная продукция этих центров была незначительной по объему и во многих случаях малооригинальной по содержанию.
В самом деле, в начале XX в. в Европе зарождаются такие новые психологические школы, как фрейдизм, гештальтпсихология, вюрц-бургская школа и т. д. Традиционная субъективно-эмпирическая психология сознания явным образом сходит на нет. В США возникает радикальное по тем временам направление в психологии — бихевиоризм. Мировую психологическую науку лихорадит, она переживает мучительный и напряженный период. В те же самые годы Челпанов и его сотрудники заняты повторением экспериментов, проводимых в вундтовской школе, для них последней новостью являются еще работы У. Джемса. Словом, они находились на периферии мировой психологии, не чувствовали всей остроты охватившего ее кризиса, они отстали от важнейших проблем психологической теории. Психология в России существовала как узкоакадемическая, университетская наука, о практических приложениях которой говорить было немыслимо. И это в то время, когда в Европе и США бурно развивалась прикладная психология — психотехника, первые шаги делала медицинская психология и т. д.
10
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
Революция несла о собой радикальные перемены для психологической науки. Психологии необходимо было полностью переродиться во всех отношениях, в сущности, на месте старой психологии в кратчайший срок должна была развиться новая наука.
Первое требование, которое сама жизнь страны, разрушенной и разоренной войной, поставила перед психологической наукой, было требование перейти к анализу практических прикладных проблем. Сразу после революции в России начинает развиваться новая область психологии — психология труда, психотехника. Это требование жизни было настолько бесспорным, что даже в цитадели академически-интроспективной психологии — Психологическом институте, руководимом Челпановым, возник новый отдел — отдел прикладных проблем.
Но главная задача тех лет для психологов состояла в выработке новой теории вместо культивировавшейся в дореволюционный период интроспективной психологии индивидуального сознания, опиравшейся на философский идеализм. Новая психология должна была исходить из философии диалектического и исторического материализма — ей предстояло стать марксистской психологией.
Необходимость подобной перестройки не сразу осозналась психологами, многие из которых были^учениками Челпанова. Однако уже в 1920 г., а еще более определенное 1921 г. эту проблему начал ставить П.П. Блонский (в книгах «Реформа науки».и «Очерк научной психологии»). Но решающим событием тех лет, когда вполне ясно была сформулирована линия на построение марксистской психологии, послужил известный доклад К.Н. Корнилова «Психология и марксизм» на I Всероссийском съезде по психоневрологии, проходившем в Москве в январе 1923 г. В этом докладе были изложены некоторые принципиальные положения марксизма, имеющие прямое отношение к психологии (о первичности материи по отношению к сознанию, о психике как свойстве высокоорганизованной материи, об общественном характере психики человека и т. д.). В то время для многих психологов, воспитанных в идеалистическом духе, эти положения не только не были самоочевидными, но были просто парадоксальными.
После съезда со всей страстью, отличавшей революционные двадцатые годы, вспыхнула полемика, а вернее — подлинная борьба между психологами-материалистами во главе с Корниловым и психологами-идеалистами во главе с Челпановым. Подавляющее большинство ученых вскоре признали правоту Корнилова в его борьбе за построение марксистской психологии. Внешним выражением победы материалистического направления стало решение, принятое в ноябре 1923 г. Государственным ученым советом, о снятии Челпанова с должности директора Психологического института и о назначении на эту должность Корнилова.
С начала 1924 г. в полную силу развернулась реорганизация ин-
п
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
статута, там появились новые сотрудники. Некоторые из сторонников Челпанова ушли из института. Создавались новые отделы и т. д. В короткий срок Психологический институт существенно изменился. Он представлял очень пеструю картину. Сам Корнилов и его ближайшие сотрудники разрабатывали реактологическую теорию, которая не стала общепризнанным направлением, доминировавшим среди советских психологов тех лет. Многие психологи лишь внешне использовали реактологическую терминологию, облекая в нее результаты своих поисков, весьма далеких от идей Корнилова. Эти поиски шли в самых разных направлениях и не сводились к исследованию скорости, формы и силы реакции, чем интересовался сам Корнилов. Так, Н.А. Бернштейн, в те годы работавший в институте, начинал классические исследования «построения движений». В области психологии труда (психотехники) начали работать С. Г, Геллерштейн и И.Н. Шпильрейн с сотрудниками. Совсем молодые ученые института А.Р. Лурия и А.Н. Леонтьев вели исследования по сопряженной моторной методике. Зоопсихологическими работами занимался В.М. Боровский, стоявший в те годы на позициях бихевиоризма. Психоанализ пытался развивать Б.Д. Фридман, а работавший в области социальной психологии М.А. Рейс-нер в своих построениях причудливо соединял рефлексологию, фрейдизм и марксизм.
При всем том многие психологи, работавшие в разных областях и стоявшие на разных позициях, сходились в главном — в стремлении к построению марксистской психологии, в признании, что это главная задача психологической науки. Но конкретные пути построения марксистской психологии были в тот период еще не ясны. Эта совершенно новая задача не имела аналогов в истории мировой психологии. При этом большинство советских психологов тех лет не были образованными марксистами — они одновременно учились азбуке марксизма и пытались приложить ее к психологической науке. Не удивительно, что в итоге дело порой сводилось у них к иллюстрациям законов диалектики на психологическом материале.
Вставало множество сложных вопросов: в каком отношении к будущей марксистской психологии находятся те или иные конкретные психологические направления, существовавшие в 20-е гг. (рефлексология, реактология, фрейдизм, бихевиоризм и т. д.)? Должна ли марксистская психология изучать проблему сознания? Может ли марксистская психология использовать методы самонаблюдения? Действительно ли марксистская психология должна возникнуть как синтез эмпирически-субъективной психологии («тезис») и психологии поведения, объективной психологии («антитезис»)? Как решать вопрос о социальной обусловленности психики человека и какое место должно принадлежать социальной психологии в системе марксистской психологии?
Возникал ряд других, не менее важных и принципиальных во-
12
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
просов, без разрешения которых было невозможно движение вперед. Положение осложнялось необходимостью борьбы на два фронта: с идеализмом (в частности, с идеей марксистской психологии продолжал бороться Челпанов) и g вульгарным материализмом (механицизм и энергетизм Бехтерева, физиологический редукционизм и биологизаторство психики и т. д.).
И все же главный, решающий шаг был сделан именно тогда: советские психологи сознательно, первыми в мире приступили к строительству новой, марксистской психологии. Именно тогда, в 1924 г., пришел в психологическую науку Лев Семенович Выготский.
II
В январе 1924 г. Л.С. Выготский участвовал во II Всероссийском психоневрологическом съезде, проходившем в Ленинграде. Он выступил с несколькими сообщениями. Его доклад «Методика рефлексологического и психологического исследования» (позже им была написана одноименная статья) произвел сильное впечатление на К.Н. Корнилова, который пригласил Выготского работать в Психологический институт. Приглашение было принято, и в 1924 г. Лев Семенович переехал из Гомеля, где он тогда жил, в Москву и начал работать в Психологическом институте. С этого момента и ведется отсчет собственно психологического творчества Выготского (1924—1934).
Но если в 1924 г. 28-летний Выготский был психологом лишь начинающим, то он уже сложился как мыслитель, прошедший долгий путь духовного развития, логически приведший его к необходимости работать именно в области научной психологии. Это обстоятельство имело первостепенное значение для успеха психологических исследований Выготского.
Научную деятельность он начал, еще будучи студентом юридического факультета Московского университета (одновременно он учился на историко-филологическом факультете университета А.Л. Шанявского). В этот период (1913—1917) его интересы имели ярко выраженный гуманитарный характер. Благодаря исключительным способностям и серьезному образованию Выготский мог с равным успехом работать в нескольких направлениях одновременно: в области театроведения (он писал блестящие театральные рецензии), истории (он вел в родном Гомеле кружок по истории для учениц старших классов гимназии), в области политэкономии (он великолепно выступал на семинарах по политэкономии в Московском университете) и т. д. Особое значение для всего его творчества имели начавшиеся тогда же углубленные занятия философией. Выготский на профессиональном уровне изучил классическую немецкую философию. В студенческие годы началось его знакомство с фило-
13
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
Софией марксизма, которую он изучал главным образом по нелегальным изданиям. В это же время зародился интерес ЛьваСеменовича к философии Спинозы, который на всю жизнь оставался его любимым мыслителем^
При всем разнообразии гуманитарных интересов молодого Выготского главное место для него в тот период занимало литературоведение (окончательно это определилось к 1915 г.). Он с детства страстно любил литературу и очень рано начал относиться к ней профессионально. Первые его литературоведческие работы (к сожалению, рукописи их потеряны) — разбор «Анны Карениной», анализ творчества Достоевского и пр.— прямо вырастали из его читательских интересов. Поэтому, кстати, Выготский и называл свои работы «читательской критикой». Венцом этой линии его творчества стал знаменитый анализ «Гамлета» (существуют два варианта этой работы, написанные соответственно в 1915 и в 1916 г.; второй вариант опубликован в книге Выготского «Психология искусства» в 1968 г.).
Для всех этих работ характерна психологическая направленность. К произведению искусства можно подходить с разных сторон. Можно выяснять вопрос о личности автора, пытаться понять его замысел, изучать объективную направленность произведения (например, его нравственный или социально-политический смысл) и т. д. Выготского интересовало другое: как воспринимает художественное произведение читатель, что в тексте произведения вызывает у читателя те или иные эмоции, т. е. проблема анализа психологии читателя, проблема психологического воздействия искусства. Выготский пытался к этой сложной психологической проблеме с самого начала подойти объективно, предложить некоторые методы анализа объективного факта — текста художественного произведения и вслед за тем идти к его восприятию зрителем..
Данный период творчества Льва Семеновича получил завершение в его большой работе, законченной и защищенной в Москве в 1925 г. как диссертация на тему «Психология искусства». Идеи, которые в 1916 г. при анализе «Гамлета» были высказаны еще «вполголоса», теперь выступали как заявка на построение материалистической психологии искусства.
Л.С. Выготский решал две задачи — дать объективный анализ текста художественного произведения и объективно-материалистический анализ человеческих эмоций, возникающих при чтении этого произведения. Как центральный момент самого произведения он правомерно выделяет внутреннее противоречие, лежащее в его структуре. Но попытка объективного, анализа эмоций, вызываемых подобным противоречием, успехом не увенчалась (и не могла увенчаться при том уровне развития психологической науки). Это предопределило некоторую незаконченность и односторонность «Психологии искусства» (по-видимому, ее чувствовал и сам Выготский,
14
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
который, имея возможность ее опубликовать при жизни, однако, не сделал этого).
Проблемы, открывшиеся при работе в области психологии искусства, и невозможность их решения на уровне психологической науки 20-х гг. делали неизбежным переход Выготского к занятию собственно научной психологией. Переход совершился постепенно в течение 1922—1924 гг. К концу указанного периода Выготский, продолжая в Гомеле работу над «Психологией искусства», уже начал исследования в области научной психологии. Как уже говорилось, этот переход завершился с его переездом в Москву в 1924 г.
III
Придя в психологию, Л.С. Выготский сразу оказался в особом положении по сравнению с большинством советских психологов. С одной стороны, он ясно понимал необходимость построения новой, объективной психологии, так как самостоятельно пришел к этим мыслям, работая над психологией искусства. С другой стороны, именно для Выготского с его изначальным интересом к высшим человеческим эмоциям, вызываемым восприятием произведений искусства, особенно нетерпимы были недостатки реально существовавших объективных направлений в мировой и советской психологии 20-х гг. (бихевиоризм, реактология, рефлексология). Главный их недостаток состоял в упрощенчестве психических явлений, в тенденции к физиологическому редукционизму, неспособности адекватно описывать высшее проявление психики — сознание человека.
Л.С. Выготскому нужно было четко выявить симптомы болезни, которой страдали объективные направления в психологии, а затем искать пути ее лечения. Этим задачам посвящены ранние теоретические работы Выготского: доклад «Методика рефлексологического и психологического исследования», с которым он выступал на II психоневрологическом съезде (1924), статья «Сознание как проблема психологии поведения» (1925) и большая историко-теоретиче-ская работа «Исторический смысл психологического кризиса» (1926—1927), впервые публикуемая в 1-м томе настоящего издания. Отдельные идеи, созвучные этим работам, встречаются и в других его трудах, в том числе и в позднейших. Многие мысли Выготского, являющиеся ключевыми как для его творчества, так во многом и для всей советской психологии, содержатся в его работах имплицитно или высказывались им устно.
Недостаток объективных направлений в психологии — их неспособность адекватно изучать явления сознания — видели многие психологи. Выготский выступал лишь как один из активных, но далеко не единственный участник борьбы за новое понимание сознания в советской психологии 20-х гг.
15
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
Необходимо отметить своеобразие позиции Выготского. Он был первым, кто уже в 1925 г. в статье «Сознание как проблема психологии поведения» поставил вопрос о необходимости конкретно-психологического изучения сознания как конкретной психологической реальности. Он сделал смелое для того времени заявление, что не только «новая» психология — бихевиоризм, игнорировавший проблему сознания, но и «старая», субъективно-эмпирическая психология, объявлявшая себя наукой о сознании, по-настоящему его не изучала. Эта постановка вопроса казалась парадоксальной. Например, для К.Н. Корнилова изучение сознания означало возврат в какой-то смягченной форме к субъективно-эмпирической психологии. Дальше он уже видел конкретную задачу — как соединить интроспективные методы «старой» психологии с объективными методами «новой» психологии. Это он и называл словом «синтез».
«Новая» психология содержательно ничего, по сути дела, не могла добавить к анализу сознания в «старой» психологии. Разница была чисто оценочная. «Старая» психология видела важнейшую задачу в изучении сознания, и ей казалось, что она действительно изучает его. «Новая» психология, не видя никаких новых методов изучения сознания, отдавала эту проблему на откуп «старой» психологии. Представители «новой» психологии могли оценивать проблему сознания как несущественную и игнорировать ее или оценивать ее как важную, но идти на компромисс со «старой» психологией при ее решении (позиция Корнилова).
Для Выготского проблема оборачивалась совершенно по-другому. Ни о каком возвращении к «старой» психологии не могло быть и речи. Изучать сознание надо по-другому, чем это делали (вернее — не делали, а декларировали) представители психологии сознания. Сознание надо рассматривать не как «сцену», на которой выступают психические функции, не как «общего хозяина психических функций» (точка зрения традиционной психологии), но как психологическую реальность, имеющую огромное значение во всей жизнедеятельности человека, которую надо конкретно изучать и анализировать. В отличие от других психологов 20-х гг. Выготский сумел увидеть в проблеме сознания не только вопрос конкретных методик, но прежде всего философско-методологическую проблему колоссального значения, краеугольный камень будущего здания психологической науки.
Та объективная психология, перед которой выступят сложнейшие феномены психической жизни человека, включая сознание, могла возникнуть только на основе марксизма. При таком подходе открывалась перспектива материалистической трактовки сознания и намечались конкретные, а не декларативные задачи марксистской психологии.
Говоря о построении марксистской психологии, Выготский сумел увидеть главную ошибку большинства психологов 20-х гг., ставив-
16
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
ших перед собой ту же задачу. Дело в том, что к этой задаче они подходили лишь как к методической, причем шли от какой-либо конкретной психологической теории, стремясь присоединить к ней с помощью союза «и» основные положения диалектического материализма* О принципиальной неверности такого подхода Выготский прямо писал в работе «Исторический смысл психологического кризиса». Психология, указывал он, конечно, конкретная наука. Каждая психологическая теория имеет философскую основу, иногда явную, иногда скрытую. И в любом случае эта теория определяется своим философским фундаментом. Поэтому, не перестроив фундамент психологии, нельзя брать в готовом виде ее результаты и соединять с положениями диалектического материализма. Марксистскую психологию надо именно строить, т. е. начинать с ее философского фундамента.
Как же конкретно строить марксистскую психологию, исходя из общих положений диалектического материализма? Для ответа на этот вопрос Выготский предлагает обратиться к классическому примеру — марксистской политической экономии, изложенной в «Капитале», где дан образец того, как на основе общих положений диалектического материализма может быть разработана методология конкретной науки. Лишь после того как разработана методологическая основа науки, можно рассматривать конкретные факты, полученные исследователями, стоящими на разных теоретических позициях. Теперь есть возможность органически ассимилировать эти факты, а не плестись в их хвосте, не попасть в их плен, не превратить теорию в эклектический конгломерат различных методик, фактов и гипотез.
Итак, Выготский первым среди советских психологов выделил такой важный этап создания марксистской психологии, как разработка ее философско-методологической теории «среднего уровня».
В тех же работах 1926—1927 гг. Выготский сделал попытку определить конкретный путь построения теоретико-методологической базы марксистской психологии. Так, эпиграфом к работе «Исторический смысл психологического кризиса» он берет известные слова из Евангелия: «Камень, который презрели строители, стал во главу угла» *. Далее он поясняет, что речь идет о строителях психологической науки. «Камень» же этот двояк: с одной стороны, речь идет о философско-методологической теории «среднего уровня», а с другой — о практической деятельности человека.
Положение о чрезвычайном значении для психологии практической деятельности человека парадоксально для мировой и советской психологии 20-х гг. Тогда доминирующим направлением было изучение внешней двигательной активности человека путем раздроб-
* Л.С. Выготский цитирует неточно. В тексте Евангелия: «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла...» (Евангелие от Матфея, гл. 21, строфа 42).— Примеч. ред.
17
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
ления ее на отдельные элементарные поведенческие акты (бихевиоризм), двигательные реакции (реактология) или рефлексы (рефлексология) и т. д. Анализом практической деятельности во всей ее сложности не занимался никто, если не считать специалистов по психологии труда. Но они сами и другие психологи трактовали эту область как чисто прикладную и полагали, что фундаментальные закономерности психической жизни человека при анализе его практической, трудовой деятельности выявлены быть не могут.
Л.С. Выготский придерживался диаметрально противоположного мнения. Он подчеркивал, что ведущая роль в развитии психологической науки принадлежит именно психологии труда, психотехнике *. Правда, он добавлял, что дело тут не в самой психотехнике с ее частными методиками, результатами и конкретными задачами, а в ее общей проблематике, в том, что она первой вышла на психологический анализ практической, трудовой деятельности человека, хотя и не понимая еще всего значения этих проблем для психологической науки.
Мысль Выготского ясна — разработка теоретико-методологических основ марксистской психологии должна начинаться с психологического анализа практической, трудовой деятельности человека на основе марксистских позиций. Именно в этой сфере скрыты главные закономерности и исходные единицы психической жизни человека.
IV
Реализация мыслей, которые в общей форме возникли у Л.С. Выготского, была, конечно, делом исключительно трудным. Но этот замысел перестройки психологии был глубоко созвучен революционной эпохе 20-х гг. Подобные идеи не могли не привлечь к Льву Семеновичу талантливую молодежь. Именно в те годы складывается психологическая школа Выготского, сыгравшая большую роль в истории советской психологии. В 1924 г. первыми его сотрудниками стали А.Н. Леонтьев и А.Р. Лурия. Несколько позднее к ним присоединились Л.И. Божович, А.В. Запорожец, Р.Е. Левина, Н.Г. Морозова, Л.С. Славина. В те же годы активное участие в исследованиях, проводимых под руководством Л.С. Выготского,
* Необходимо отметить, чю уже в 1920 р. в книге «Реформа науки» П.П. Блонский высказал мысль о значении трудовой деятельности для анализа психологии человека. Несколько позднее Выготского глубокие мысли о значении для психологии внешней и трудовой деятельности высказывал М.Я. Басов в «Общих основах педологии» (1927). Однако конкретный анализ деятельности у Выготского и Басова шел по разным линиям. Важно отметить, что оба они прямо связывали значение исследований практической, трудовой деятельности человека с задачами построения марксистской психологии.
Из зарубежных психологов интересные для психологии мысли о значении труда и трудовой деятельности высказывал в 20-е гг. крупнейший французский ученый П, Жана,
18
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
принимали Л.В. Занков, Ю.В. Котелова, Е.И. Пашковская, Л.С. Сахаров, И.М. Соловьев и другие. Затем с Львом Семеновичем начали работать его ленинградские ученики — Д.Б. Эльконин, Ж.И. Шиф и другие.
Базами для работ Выготского и его сотрудников служили в первую очередь Психологический институт при Московском университете и Академия коммунистического воспитания им. Н.К. Крупской, а также основанный Выготским Экспериментальный дефектологический институт. Большое значение для Льва Семеновича имели научные контакты с клиникой нервных болезней 1-го Московского медицинского института (официально он начал работать там с 1929 г.).
Период научной деятельности Выготского и его сотрудников в 1927—1931 гг. исключительный по насыщенности и значению для последующей истории советской психологии. Именно тогда были разработаны основы культурно-исторической теории развития психики. Ее основные положения изложены в работах Выготского: «Инструментальный метод в педологии» (1928), «Проблема культурного развития ребенка» (1928), «Генетические корни мышления и речи» (1929), «Очерк культурного развития нормального ребенка» (1929, рукопись), «Инструментальный метод в психологии» (1930), «Орудие и знак в развитии ребенка» (1930, впервые публикуется в настоящем издании), «Этюды по истории поведения» (1930, совместно с А.Р. Лурия), «История развития высших психических функций» (1930—1931, I часть опубликована в 1960 г. в одноименной книге, II часть публикуется впервые в настоящем издании) и в некоторых других. Многие ключевые идеи культурно-исторической теории изложены в наиболее известной книге Выготского «Мышление и речь» (1933—1934). Кроме того, для понимания культурно-исторической теории важны работы сотрудников Выготского: «О методах исследования понятий» Л.С. Сахарова (1927), «Развитие памяти» А.Н. Леонтьева (1931), «Развитие житейских и научных понятий» Ж.И. Шиф (1931) и др.
В соответствии со своими принципиальными взглядами Выготский обратился не к рассмотрению самих по себе психических явлений, а к анализу трудовой деятельности. Как известно, классики марксизма в этой деятельности выделяли прежде всего ее орудийный характер, опосредованность процесса труда орудиями. Выготский анализ психических процессов решил начать с аналогии. У него возникла гипотеза: нельзя ли найти в психических процессах человека элемент опосредованности своеобразными психическими орудиями? Косвенное подтверждение этой гипотезе он находил в известных словах Ф. Бэкона, которые затем неоднократно цитировал: «Ни голая рука, ни предоставленный сам себе разум не имеют большой силы. Дело совершается орудиями и вспомогательными средствами» (Соч., 1978, т. 2, с. 12). Конечно, мысль Ф. Бэкона далеко
19
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
не однозначна, ее можно трактовать по-разному. Но для Выготского она была важна лишь как одно из подтверждений его собственной гипотезы, опирающейся на теорию К. Маркса о трудовой деятельности.
Согласно мысли Льва Семеновича, в психических процессах человека следует различать два уровня: первый — это разум, предоставленный самому себе; второй — это разум (психический процесс), вооруженный орудиями и вспомогательными средствами. Точно так же следует различать два уровня практической деятельности: первый — это «голая рука», второй — рука, вооруженная орудиями и вспомогательными средствами. При этом как в практической, так и в психической сфере человека решающее значение имеет именно второй, орудийный, уровень. В области психических явлений первый уровень Выготский назвал уровнем «натуральных», а второй уровень — уровнем «культурных» психических процессов. «Культурный» процесс — это «натуральный» процесс, опосредованный своеобразными психическими орудиями и вспомогательными средствами.
Нетрудно заметить, что проводимая Выготским аналогия процессов труда и психики была достаточно приблизительной. Как показали классики марксизма, человеческая рука есть и орган, и продукт труда. Следовательно, противопоставление «голой руки» и руки, вооруженной орудиями, в столь резкой форме не оправданно. Неправомерно также резкое противопоставление «натуральных» и «культурных» психических процессов. Терминология, выбранная Выготским, приводила к недоразумениям, так как возникал справедливый вопрос: разве не все психические процессы современного человека являются процессами культурными?" Эти слабости идей Выготского вызывали оправданную критику как при жизни Льва Семеновича, так и после его смерти.
Вместе g тем необходимо отметить, что подобное противопоставление двух уровней нужно было Выготскому на первом этапе работы для того, чтобы оттенить основное положение своей теории, касающееся решающего значения психологических орудий в протекании психических процессов.
Правда, в 20-е гг. к вопросу о роли орудий в психической жизни совсем с другой стороны подошел В. Келер. В это время были опубликованы результаты его опытов над человекообразными обезьянами. Здесь было, в частности, показано, что внешние материальные объекты — палки, ящики и т. д.— могут играть не пассивно-исполнительную роль в решении задач обезьянами, а активно включаться в структуру их психических процессов (введение в ситуацию палок приводило к переструктурированию оптического поля животного, а для гештальтиста Келера это и значило менять структуру психического процесса).
Опыты Келера произвели сильное впечатление на психологов, и
20
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
в 20-е гг. некоторые ученые пытались перенести их в детскую психологию. Эти опыты оказались созвучными мыслям Выготского. Он был инициатором перевода на русский язык монографии Келера «Исследование интеллекта человекоподобных обезьян» и написал к ней предисловие. Затем Лев Семенович часто («Мышление и речь», «История развития высших психических функций» и т. д.) ссылался на результаты исследования Келера и тех ученых, которые пытались проводить соответствующие опыты в области детской психологии (К. Бюлер, К. Коффка и др.). Выготский, ориентированный на изучение практической, предметной деятельности, видел в опытах Келера (показавшего активную роль внешних орудий в переструктурировании психических функций) подход к изучению одной из проекций этой деятельности.
В. Келер вышел на эту проблематику лишь на экспериментально-методическом уровне. Его исходные теоретико-методологические позиции как крупного гештальтиста были противоположны позициям Выготского. Далекий от понимания важнейшей роли трудовой деятельности, Келер не мог, конечно, выделить орудие как центральный момент опосредования психических функций. Парадоксально, но Келер, впервые описавший переструктурирование психического процесса внешним орудием, не увидел специфики орудия и рассматривал его всего лишь как один из элементов оптического поля. Центральная для Выготского проблема деятельности тем самым была для Келера закрыта. Сам же Лев Семенович подчеркивал именно специфику орудийного уровня опосредования психических процессов, особенно при его социально-исторической детерминации у человека.
Оценивая смысл предложенной Выготским аналогии труда и психических процессов и противопоставления им двух уровней психических процессов, эти его воззрения необходимо сейчас рассматривать не сами по себе, а в контексте предпосылок и дальнейшего развития всей его теории, в зависимости от того, к каким последствиям они приводили.
Что же конкретно давала гипотеза «психологических орудий» и двух уровней психических функций? Этот вопрос, на котором в значительной мере проверялась правомерность гипотезы, заключался в том, каковы реальные аналоги «натуральных» и «культурных» психических процессов. Именно ответ на этот вопрос показал, насколько гипотеза Выготского правомерна и плодотворна для психологической науки. Как известно, исходя из совершенно других параметров (осмысленность, произвольность и т. д.), психологи разделяли все психические функции на высшие (понятийное мышление, логическая память, произвольное внимание и т. д.) и низшие (образное мышление, механическая память, непроизвольное внимание и т. д.). Сам факт такого деления был важным достижением психологической науки. Однако затем возникал ряд вопросов о том,
21
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
в каком отношении находятся между собой высшие и низшие функции, что обеспечивает наличие таких специфических качеств высших психических функций, как их произвольность, осознанность и т. д.
Ответ на эти вопросы в той или иной форме вынуждена была давать каждая крупная теория. Но одни направления (ассоциативная теория, бихевиоризм) фактически теряли качественное различие между высшими и элементарными функциями при попытках перевести их на свой язык, т. е. разложить те и другие на некоторые элементарные составляющие (такой подход Выготский называл атомарным) *. Между тем очевидность качественного различия между низшими и высшими психическими функциями делала очевидной слабость подобных подходов.
Противоположные направления («понимающая психология»), наоборот, рассматривали качественное различие высших и элементарных функций как основополагающий факт. На первое место они выдвигали целостность структуры и целесообразный характер психических процессов. Эти направления категорически выступали против «атомарного подхода». Но у них «вместе с водой выплескивался ребенок» — психологи этой ориентации, стоявшие в философском плане на идеалистических позициях, вообще отрицали возможность причинного объяснения психических явлений, отрицали естественнонаучные методы в психологии. Для них пределом, к которому может стремиться психология, было понимание связей, существующих между психическими явлениями, без попыток включить их в сеть причинно-следственных отношений, покрывающую события реального физического мира. В результате психологи этой ориентации не могли найти связи между высшими и низшими психическими функциями.
Гипотеза, выдвигаемая Выготским, предлагала новое решение проблемы отношения высших и элементарных психических функций. Низшие, элементарные, психические функции он связывал с фазой натуральных, а высшие — с фазой опосредованных, «культурных», психических процессов. Такой подход по-новому объяснял как качественное различие высших и элементарных психических функций (оно состояло в опосредованное™ высших функций «орудиями»), так и связь между ними (высшие функции возникают на основе низших). Наконец, особенности высших психических функций (например, их произвольность) были объяснимы наличием «психологических орудий».
* Л.С. Выготский неоднократно писал о двух методах анализа — по элементам (атомарный анализ) и по единицам. Анализ по элементам — разложение на простейшие составные части, из которых построено целое, но которые сами теряют свойства целого (например, разложение воды на атомы водорода и кислорода). Анализ по единицам — разложение на минимальные составные части, несущие в себе свойства целого (например, разложение воды на молекулы). Применительно к психологии к анализу по элементам Выготский относил разложение психических процессов на рефлексы, а также двучленную систему бихевиористов (S — R),
22
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
Через гипотезу опосредованности психических процессов своеобразными «орудиями» Выготский стремился не декларативно, а конкретно-методически ввести в психологическую науку установки марксистской диалектической методологии. Это составляло главную особенность всего творчества Л.С. Выготского, именно этому он обязан своим успехом.
V
Вопрос о методологии — едва ли не главный вопрос, когда речь «дет о творчестве Л.С. Выготского. В сущности, внутренняя диалектика всегда составляла характерную черту его мышления. Достаточно вспомнить его ранние работы (например, «Психологию искусства»). Так, Лев Семенович не боится выделить как главную черту, определяющую наше восприятие произведений искусства, именно противоречие, внутренне присущее самому произведению. Та же позиция обнаруживалась в его склонности, анализируя явление, выделять в нем две полярные, борющиеся между собой стороны и в этой борьбе видеть движущую силу развития.
Мышлению Выготского присущ историзм в рассмотрении явления (в связи с этим важно помнить о гуманитарных корнях его творчества, в частности о большом влиянии на него школы А.А. Потебни с развивавшимся им историческим методом в литературоведении). Все эти предпосылки облегчали Выготскому постижение марксистской диалектики, овладение марксистским историческим методом. Постижение основ марксистской диалектики подняло мышление Л.С. Выготского на качественно новую ступень.
В гипотезе об опосредованности психических функций имплицитно содержались элементы целостно-исторического подхода. Они были четко выражены и доведены до логического конца самим Выготским в таких работах, как «История развития высших психических функций», «Мышление и речь».
Основополагающая идея Выготского о том, что психические функции опосредуются своеобразными «психологическими орудиями», имела смысл лишь постольку, поскольку сами психические функции рассматривались как целостные образования со сложной внутренней структурой. Такой подход сразу отметал «атомарный анализ», составлявший для Выготского особенно нетерпимый недостаток материалистических направлений в психологии 20-х гг. (бихевиоризм, рефлексология и т. д.). Вместе с тем здесь открывалась перспектива целостно-материалистического и объективного подхода к анализу психического, которое понималось как сложно структурированная незамкнутая система, открытая во внешний мир (в замкнутости психического заключался для Выготского главный недостаток целостно-идеалистических взглядов, развивавшихся, например, в «понимающей психологии»).
23
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
Конечно, в 20—30-е гг. не только Выготский пытался рассматривать психические функции как сложно структурированные образования, открытые внешнему миру. Подобные взгляды проводили и гештальтисты. Их работы, в частности эксперименты В. Келера по исследованию интеллекта человекоподобных обезьян, произвели сильное впечатление на Выготского (см. об этом выше). Но чтобы выявить внутреннее отличие его методологии от позиций гештальт-психологов, важно иметь в виду другой момент развиваемой им теории целостности — ее историзм.
Идея историзма в общем была чужда гештальтпсихологам, стремившимся изучать ситуацию «здесь и теперь». Для Выготского уже в самой его исходной идее об опосредованности натуральных психических функций своеобразными «психологическими орудиями» была заключена необходимость подхода к культурным, высшим, психическим функциям как к историческим образованиям, а значит, необходимость исторического метода их изучения. Выготский видел в принципе три возможных пути исторического исследования формирования высших психических функций: филогенетический, онтогенетический и в патологии (прослеживание на больных процесса распада этих функций). Главное место в его творчестве заняли онтогенетические исследования («История развития высших психических функций», «Мышление и речь»).
Важно отметить, что целостность и историзм у Выготского в принципе неразделимы. Это две проекции одной идеи — идеи опосредованности психических процессов, понятой с диалектических позиций.
Говоря об историзме Выготского, необходимо отличать его от исторических подходов, имевших место в 20—30-е гг. у других психологов. Известно, что одной из отличительных черт психологии в XX в. стало осознание себя как науки исторической, как науки о развитии. Многие психологические школы того времени, стремившиеся охватить всю совокупность психических явлений (глубинная психология, французская школа и т. д.), описывали психику как организованную по системно-уроэневому принципу. Но вопрос заключался в том: что же выступало в разных теориях как детерминанты фило- и онтогенетического развития психики?
Идея развития (в онтогенетическом плане) была центральной для детской психологии, сформировавшейся к концу XIX в. (Ч. Дарвин, В. Прейер и др.). С самого начала она формировалась под определяющим влиянием эволюционной теории, и развитие психики ребенка рассматривалось с точки зрения ее приспособительного значения (в этом же плане проводилось сравнение онто- и филогенетического развития — см. закон рекапитуляции С. Холла, в сущности очень близкий к биогенетическому закону). Идеи развития, также понимаемого в биологически-эволюционном плане, были стержневыми и для сложившейся в тот же период зоопсихологии.
.24
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
Принцип историзма в психологию пытались внести основатель описательной психологии В. Дильтей и его последователи. При этом Дильтей, как известно, стоял на идеалистических позициях и трактовал психическую жизнь как чисто духовную. Говоря же об истории, он, в сущности, имел в виду историю культуры, рассматриваемую также с идеалистических позиций, т. е. только как проявление духовной активности человека. Поэтому, критикуя в своей «Истории развития высших психических функций» последователя Дильтея — Э. Шпрангера, Выготский писал о том, что, сближая историю и психологию, он, в сущности, сближает духовное с духовным (это вполне применимо и к самому Дильтею).
По-своему трактовали принцип историзма французские психологи, тесно увязывавшие его с проблемой социальной обусловленности психики. Так, Э. Дюркгейм, один из основоположников французской школы, рассматривал общество как совокупность коллективных представлений. Л. Леви-Брюль в известных работах по психологии первобытных народов высказал мысль, что не только содержание, но и сами способы человеческого мышления (человеческая логика, точнее — соотношение логических и пралогических моментов в мышлении человека) есть понятие историческое, развивающееся.
К 20-м гг. лидирующее положение во французской школе занял такой крупнейший ученый, как П. Жанэ, пытавшийся сочетать историзм и деятельностный подход. Это позволило Жанэ прийти к ряду глубоких мыслей о природе и развитии психики, оказавших большое влияние на последующее развитие психологической науки. В частности, он выдвинул гипотезу о том, что ребенок в процессе развития интериоризует социальные формы поведения, первоначально применявшиеся к нему взрослыми. Исследователь пытался детально проследить процесс интериоризации на примере памяти и мышления. Но при этом Жанэ, как и вся французская школа, исходил из того, что человек изначально асоциален, что социализация прививается ему извне. При анализе человеческой деятельности и социальной жизни Жанэ был далек от марксизма. Основным социальным отношением он считал отношение сотрудничества, что и естественно для ученого, который видит внешнюю картину социальных связей, но не придает первостепенного значения лежащим в их основе экономическим отношениям.
Историзм Выготского имеет принципиально иной характер по сравнению о рассмотренными выше подходами. Его историзм — это попытка применения в психологии марксова исторического метода. Так, для Выготского детерминантами психического развития человека выступают не биологическое созревание в онтогенезе и биологическое приспособление в ходе борьбы за существование в филогенезе (детская психология и зоопсихология эволюционного направления), не усвоение человеком идей мирового духа, воплощенных в
25
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
творениях культуры («понимающая психология» В. Дильтея), и не отношения социального сотрудничества (теория П. Жанэ), но трудовая, орудийная деятельность человека. Именно такой подход был органически связан с гипотезой опосредования психических процессов орудиями.
Сам метод онтогенетического исследования психики до Выготского можно назвать методом поперечных срезов — в разном возрасте проводился замер уровня развития и поведения ребенка, состояния отдельных психических функций, а затем по результатам отдельных замеров, дающих дискретные точки на возрастной оси, пытались восстановить общую картину развития.
Недостатки такого метода для Выготского очевидны. Он считал, что гипотеза опосредования намечает путь к другому методу исследования психического развития в онтогенезе, когда появится возможность смоделировать (выражаясь в терминах 60-х гг.) этот процесс. И действительно, историко-генетический метод Выготского в ряде случаев дал результаты, принципиально недостижимые для метода поперечных срезов.
Изучение истории формирования высших психических (функций в онтогенезе и филогенезе как образований, складывающихся на основе элементарных психических функций, опосредуемых психологическими орудиями, стало главной темой исследований Выготского и его сотрудников.
VI
При такой постановке задачи центральным становился вопрос о психологических орудиях: что они из себя представляют и каков механизм опосредования?
Вначале, при зарождении идеи опосредованности, Л.С. Выготский иллюстрировал ее на примере больного-паркинсоника, лежавшего в клинике Г.И. Россолимо. Когда к больному обращались с требованием идти, он мог ответить только усилением тремора и идти не мог. После этого перед ним на полу раскладывались белые бумажки и повторялось требование. Теперь тремор у больного уменьшался, и он действительно начинал идти, последовательно наступая на бумажки.
Л.С. Выготский, объясняя эти опыты, говорил, что перед больным находятся два ряда стимулов. Первый ряд — словесные приказы, которые не способны вызвать адекватное поведение больного. Тогда на помощь ему приходит второй ряд стимулов — куски белой бумаги. Первоначальная реакция больного опосредуется этим рядом. Именно второй ряд стимулов выступает как средство управления поведением — поэтому Выготский называл их стимулами-
26
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
средствами *. В этом описании мысль Выготского как будто близка к позициям поведенческой психологии, но скоро выясняется, что эта близость чисто терминологическая. Для бихевиориста исследованием поведения дело и ограничивается, а для Выготского это только пример, главное значение в котором приобрело изучение процесса опосредования стимулами-средствами психических функций, а вовсе не поведенческих реакций. Круг стимулов-средств при этом неизмеримо расширялся. Так, в тезисах доклада «Инструментальный метод в психологии» (1930) Выготский в качестве примеров стимулов-средств (психологических орудий) называет язык, различные формы нумерации и счисления, мнемотехнические приспособления, алгебраическую символику, произведения искусства, письмо, схемы, диаграммы, карты, чертежи, всевозможные условные знаки и т. д. Здесь надо снова отдать должное научной смелости Выготского, решившегося соединить в один ряд внешне будто бы несопоставимые объекты. Общепризнанная точка зрения была тогда такова: о одной стороны, психолог рассматривал второстепенные приспособления, играющие исполнительную роль («завязывание узелка на память» и т. д.), с другой — фундаментальные психологические образования (например, речь).
Что же общего у всех этих разнородных объектов — от слова до «узелка на память»? Прежде всего то, что все они созданы человечеством искусственно и представляют элементы культуры (отсюда название теории Выготского — «культурно-историческая»). К тому же все эти стимулы-средства, или психологические орудия, были первоначально повернуты вовне, к партнеру. Лишь затем психологические орудия оборачиваются на себя, т. е. становятся у человека средством управления собственными психическими процессами. Далее происходит вращивание стимула-средства внутрь. Психическая функция опосредуется изнутри, и отпадает необходимость во внешнем (по отношению к данному человеку) стимуле-средстве. Весь этот процесс от начала до конца Выготский называл «полным кругом культурно-исторического развития психической функции».
В статье «Проблема культурного развития ребенка» (1928) он подробно описал этот процесс на примере опытов по запоминанию слов, которые он и его сотрудники проводили с детьми. В качестве стимулов-средств в этих опытах выступали картинки. Если на первом этапе экспериментатор должен был предъявлять картинки ребенку, то на втором этапе ребенок уже сам выбирал соответствую«
* Следует понимать необычность подобного употребления слова «стимул» — достаточно сравнить его с трактовкой стимула бихевиористами, рефлексологами и т. д. Подобная терминологическая «небрежность» Выготского, составляющая одну из трудностей для правильного понимания работ, объясняется в первую очередь незаконченностью его концепции. Он очень спешил — спешил реализовать свои замыслы, завершить (хотя бы в общих чертах) свою теорию. Терминологическая точность казалась при этом делом второстепенным.
27
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
щие картинки (поворот орудия на себя), а на третьем происходило вращивание внутрь, т. е. необходимость в картинке отпадала. Выготский наметил в этой статье несколько возможных типов вращи-вания внутрь: по типу простой замены внешних стимулов внутренними, по типу шва, соединяющего прежде относительно самостоятельные части процесса в единый акт, по типу усвоения самой структуры (принципа) опосредования (это наиболее совершенный тип вра-щивания).
Таким образом, внутренняя логика развития теории Выготского вплотную подвела его к проблемам интериоризации, подробно разрабатывавшимся в те же годы французской психологической школой. На существовала принципиальная разница понимания интериоризации этой школой и Л.С. Выготским. Первая понимала интерио-ризацию таким образом, что к изначально существующему и изначально асоциальному индивидуальному сознанию извне прививаются некоторые формы общественного сознания (Э. Дюркгейм) или в него вносятся элементы внешней социальной деятельности, социального сотрудничества (П. Жанэ). Для Выготского же сознание только и складывается в процессе интериоризации — никакого изначально асоциального сознания ни филогенетически, ни онтогенетически нет.
В этих опытах нашла экспериментальное подтверждение основная гипотеза Льва Семеновича. Благодаря опосредованию психологическими орудиями менялся сам психический процесс, его структура перестраивалась (например, на основе сенсорной памяти формировалась логическая память). Здесь выступала в зародыше и еще одна мысль Выготского о том, что в процессе опосредования к памяти неизбежно подключается мышление, играющее огромную роль в логической памяти. Это стало впоследствии исходным моментом для развитого им представления о психологических системах (см. ниже).
Принципиальное значение в исследованиях процесса опосредования имел историко-генетический метод Выготского. Здесь на конкретном материале раскрылась большая эвристическая сила этого метода. Факты, обнаруженные Выготским, были частично и раньше известны психологической науке. Сам он в статье «Проблема культурного развития ребенка» упоминает, например, об экспериментах А. Бине по запоминанию, в которых выяснилось, что испытуемый применяет определенные приемы, чтобы увеличить количество запоминаемых цифр. Однако ни Бине, ни другие психологи, прекрасно знавшие подобные факты (существовал хорошо известный термин «мнемотехника»), не могли должным образом их проинтерпретировать. В них видели всего лишь удобный технический прием при запоминании, имеющий в лучшем случае прикладное значение, а то и просто курьез, фокус (Бине писал о симуляции памяти с помощью мнемотехники).
Никто не смог увидеть здесь ключ к раскрытию фундаменталь*
28
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
ных закономерностей психической жизни. При этом надо учесть, что исследования проводились на взрослых людях и экспериментаторы, изучая, например, объем внимания, не задавались вопросом об онто-и филогенетическом развитии соответствующей психической функции. Раскрыть фундаментальный смысл соответствующих фактов можно было лишь выйдя, подобно Выготскому, на путь историко-генетического исследования (именно историко-генетического исследования, позволяющего проводить формирование той или иной функции, а не просто исследования путем поперечных срезов).
Гипотеза опосредования психических функций в сочетании g ис-торико-генетическим методом открывала перед Выготским новые перспективы исследований. Этот подход позволял ему выделить основную единицу психической жизни. Так, в статьях «Инструментальный метод в психологии» и «Проблема культурного развития ребенка» он рассматривает ее на примере процессов запоминания. В первой статье он пишет: «При естественном запоминании устанавливается прямая ассоциативная (условнорефлекторная) связь А — B между стимулами A и B; при искусственном мнемотехническом запоминании того же впечатления при помощи психологического орудия X (узелок на платке, мнемическая схема) вместо этой прямой связи А — В устанавливаются две новые А — X и X — B; каждая из них является таким же естественным условнорефлектор-ным процессом... как и связь А — B; новым, искусственным, инструментальным является факт замещения одной связи А — B двумя: А — X и X — B, ведущими к тому же результату, но другим путем» (см. схему на с. 104 настоящего тома).
Чтобы правильно понять эту мысль Льва Семеновича, надо иметь в виду следующее. Процессы запоминания для него выступали только в качестве модели. Процессы же опосредования имеют, по его гипотезе, первостепенное значение для любой психической функции. Поэтому предлагаемая схема имеет универсальный смысл. Речь идет здесь о замене двучленной схемы анализа, общепринятой в психологии 20-х гг., новой, трехчленной схемой, где между стимулом и реакцией вставляется третий, промежуточный, опосредующий член — стимул-средство, или психологическое орудие. Пафос идеи Выготского в том, что только далее неразложимая трехчленная схема является той минимальной единицей анализа, которая сохраняет в себе основные свойства психических функций.
Итак, возникал решающий вопрос: действительно ли гипотеза опосредования, предложенная Выготским, позволяет выделить новую и адекватную универсальную единицу строения психических функций? Если это так, то Выготский мог бы приступить с позиций историко-генетического метода к решению проблемы сознания. Но прежде следовало проверить эту общую гипотезу. Моделями такой проверки стали сначала память, а затем внимание («Развитие высших форм внимания в детском возрасте», 1925). В ходе эксперимен-
29
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
тов по вниманию гипотеза опосредования получила еще одно подтверждение— структура процессов внимания также перестраивалась благодаря психологическим орудиям.
Дальнейшая программа исследований Выготского и его сотрудников касалась проверки гипотезы опосредования уже на примере такой фундаментальной психической функции, как мышление. Эти исследования, однако, быстро привели к новым и неожиданным результатам.
VII
Известно, что мышление тесно переплетается с речью. Некоторые психологи (например, Дж. Уотсон) делали вывод, что мышление просто сводится к внутренней речи. При этом онтогенез мышления представлялся Уотсону по линии: громкая речь — шепот — внутренняя речь. Однако исследования вюрцбургской школы в начале века показали, что мышление и речь далеко не совпадают.
Таким образом, в этой области существовали две точки зрения: утверждение полного совпадения или столь же полного различия мышления и речи. Односторонность этих позиций приводила к возникновению многочисленных компромиссных и промежуточных теорий. Л.С. Выготский с самого начала был не согласен с методом их построения. Он состоял в том, что процессы речевого мышления рассматривались у взрослого культурного человека и психологи раскладывали их на составные части. Мысль бралась независимо от речи, а речь — независимо от мышления. Затем психологи пытались, по словам Выготского, представить себе связь между тем и другим как чисто внешнюю механическую зависимость между двумя различными процессами («Мышление и речь», глава первая). Здесь в самом ярком виде находил он оба главных недостатка психологии: анализ по элементам и антиисторизм.
Подлинный ответ на вопрос об отношении мышления и речи возможен был, следовательно, только на пути историко-генетичё-ского исследования. Для такого подхода психология уже накопила известный фактический материал. Так, в 20-е гг. новый свет на эти вопросы пролили исследования В. Келера. С одной стороны, он обнаружил у обезьян то, что он называл инструментальным интеллектом. Связь этого инструментального интеллекта с человеческим (в частности, с вербальным) мышлением представлялась вероятной. Его можно было рассматривать как одну из ступеней, филогенетически предшествующих человеческому мышлению. С другой сторо-| ны, у шимпанзе были выявлены некоторые аналоги человекоподоб-J ной речи. Но самое интересное заключалось в том, что сам Келер I и другие исследователи, проверившие его опыт, сходились в мнении об отсутствии связи инструментального интеллекта и зачатков речи | у обезьян. Получалось, следовательно, что генетические корни че-
30
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
ловеческого мышления и человеческой речи были различны и только на каком-то этапе они пересекались.
В свете этих фактов в соответствии с общей логикой своей концепции Выготский пришел к выводу, что речь является психологическим орудием, опосредующим мышление на его ранней стадии (под ранней стадией мышления он имел в виду практическую деятельность). В результате подобного опосредования образуется вербальное мышление. В афористической манере Лев Семенович выражал эту идею, перефразируя крылатое выражение из «Фауста». Вместо библейского «Вначале было слово» Гёте пишет: «Вначале было дело». Для Выготского в проблеме генеза мышления логическое ударение смещается на слово «вначале». Итак, вначале было дело (практическая деятельность), которое опосредовалось словом. Так обстояла, по предположению Выготского, суть проблемы в филогенетическом плане.
В принципе нечто сходное должно иметь место и в онтогенезе. Онтогенетическое исследование мышления и речи провел в 20-е гг. Ж. Пиаже. Оно произвело сильное впечатление на Льва Семеновича. Собственно, книга «Мышление и речь» во многом построена как полемика с Пиаже, хотя, конечно, это не составляет главного содержания его труда. (Интересно, что сам Пиаже прочитал «Мышление и речь» только в конце 50-х гг. и согласился со многими критическими замечаниями Выготского.) Пиаже сумел выделить и описать феномен эгоцентрической речи, которую он истолковывал как проявление якобы изначально присущей ребенку асоциальности. В дальнейшем, по мере социализации ребенка, эгоцентрическая речь постепенно отмирает.
В ходе экспериментов Выготский убедительно показал, что дело обстоит как раз наоборот. Эгоцентрическая речь изначально социальна. Она не отмирает, а становится внутренней речью, интерио-ризуется. При этом она является важнейшим средством мышления, рождающимся во внешней, предметной деятельности ребенка. Вербальное мышление складывается по мере интериоризации деятельности. Здесь была вновь подтверждена гипотеза Выготского: мышление, возникающее из практической деятельности, опосредуется речью, словом.
Но еще более важную проверку эта гипотеза прошла на материале исследований по формированию у детей такого продукта речевого мышления, как обобщение. Задача состояла в том, чтобы проверить, действительно ли слово является тем средством, психологическим орудием, которое опосредует процесс обобщения и образования понятия у детей.
Исследования, о которых идет речь, были начаты в 1927 г. Выготским вместе с его сотрудником Л.С. Сахаровым, а после смерти последнего (1928) продолжены Выготским в 1928—1930 гг. совместно с Ю.В. Котеловой и Е.И. Пашковской (наиболее подробное из-
31
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
ложение методов и результатов этих исследований дано в работе Выготского «Мышление и речь» и в статье Л. С. Сахарова «Ометодах исследования понятий»).
Для исследования процессов обобщения Выготским и Сахаровым была разработана новая разновидность методики двойной стимуляции, представлявшая собой известное видоизменение методики искусственных слов, предложенной в начале века Н. Ахом для изучения понятий. Исследование строилось по той же принципиальной схеме, что и исследования других психических функций. Перед испытуемым стояла задача произвести обобщение по группам признаков ряда трехмерных геометрических фигур, отличающихся друг от друга по величине, форме и цвету. Роль второго ряда стимулов — стимулов-средств должны были выполнять вводившиеся в эксперимент бессмысленные искусственные слова.
В ходе опытов выяснился непредусмотренный результат, повернувший исследование в другую сторону. Оказалось, что для испытуемого задача обобщения фигур с помощью стимулов-средств превращается в другую задачу — открыть значения этих стимулов-средств путем выбора самих геометрических фигур. Таким образом, психологические орудия, стимулы-средства, выступили с новой стороны — они превратились в носителей определенных значений. Эти данные позволили изменить терминологию исследования — психологические орудия, или стимулы-средства, начали называться знаками. Слово знак Выготский начал употреблять в смысле «имеющий значение».
Надо сказать, что вопросом о роли знаков в психической жизни человека Лев Семенович интересовался еще до того, как занялся научной психологией. Впервые этот вопрос встал перед ним еще в годы работы в области психологии искусства. Уже в книге «Психология искусства» он писал, что человеческие эмоции вызываются определенными знаками и что его задача — на основании анализа этих знаков перейти к анализу эмоций. Здесь под знаком также понимается символ, имеющий определенное значение.
Подобная точка зрения, традиционная для литературоведения и искусствознания, была неожиданна для психологии или физиологии (рефлексолог также мог сказать, что знак вызывает эмоцию, только он имел бы в виду, что знак — это условный раздражитель в системе условного рефлекса). Именно гуманитарная (в частности, семантическая и семиотическая) культура, усвоенная Выготским в годы работы над «Психологией искусства», помогла ему не поддаться рефлексологическим схемам в трактовке своих экспериментов на обобщение, а увидеть в них выход к проблеме значения.
В этой связи интересно отметить, что уже в конце 20-х — начале 30-х гг. Лев Семенович возобновил исследование роли знаков в психологии искусства, т. е., говоря современным языком, семиотические исследования (семиотика как наука тогда еще не существовала).
32
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
Им были начаты совместно с С.М. Эйзенштейном работы по теории киноязыка (они прервались из-за смерти Выготского; некоторые материалы их хранятся в архиве Эйзенштейна).
VIII
Таким образом, для Л.С. Выготского изучение проблемы обобщений, развития понятий, проблемы значения слова выступало, как путь исследования онтогенеза мышления, что стало нервным узлом всей его теории.
Опыты, проводившиеся по методике двойной стимуляции, показали, что понятия (вместе с ними и значения слов) проходят в своем развитии несколько этапов.
Первый этап (младший дошкольный возраст) — этап синкретов. На этом этапе слово не имеет для ребенка существенного значения. Фигуры объединялись ребенком по случайному признаку (например, по их пространственной близости или по какому-то внешне яркому признаку и т. п.). Такое объединение, основанное на случайном впечатлении, было, естественно, не стабильным.
Второй этап — комплексы. Обобщение-комплекс имеет несколько различных форм. Сходным для них является то, что ребенок объединяет предметы хотя и на основе непосредственного чувственного опыта, но сообразно фактическим связям. При этом любая связь может служить основанием для включения предмета в комплекс, лишь бы она была наличной. В процессе возникновения комплекса эти связи как основания группировки постоянно меняются, как бы скользят, теряют свои очертания, сохраняя между собой общее лишь в том, что раскрываются через какую-либо единую практическую операцию. На этой ступени дети еще не могут рассматривать какой-либо признак или зависимость предметов вне конкретной, наличной, зримой ситуации, в которой эти предметы обнаруживают обилие взаимопересекающихся признаков, поэтому дети и соскальзывают с одной особенности на другую, третью и т. д.
Все признаки равны в функциональном значении, среди них нет иерархии. Конкретный предмет входит в комплекс как реальная наглядная единица со всеми своими неотъемлемыми фактическими признаками. В образовании такого обобщения первостепенную роль играет словесный знак. Он выступает как фамильное обозначение предметов, объединенных по какому-либо фактическому признаку.
Особое место среди комплексов занимает одна из их форм — псевдопонятие, составляющее, по словам Выготского, «наиболее распространенную, превалирующую над всеми остальными и часто почти исключительную форму комплексного мышления ребенка в дошкольном возрасте» («Избранные психологические исследования», 1956, с. 177). По внешним особенностям производимого ребенком обоб-
33
2 Л.С. Выготский, т. 1
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
щения — это понятие, но по типу процесса, приводящего к обобщению,— это комплекс. Так, ребенок может свободно отобрать и объединить в группу все треугольники независимо от их цвета, размера и т. п. Однако специальный анализ показывает, что это объединение было произведено ребенком на основе зрительного схватывания характерного наглядного признака «треугольное™» (замкнутость, характерное пересечение линий и т. п.) без какого-либо выделения существенных свойств этой фигуры как геометрической, т. е. без идеи треугольника. Поскольку подобная группировка может быть создана человеком, уже владеющим этой идеей, то получается, что по продукту псевдопонятие и понятие совпадают, но за ними лежат разные способы работы, разные интеллектуальные операции.
Третий этап — собственно понятие. Оно образуется на основе отбора группы предметов, объединенных по одному признаку, путем его абстрагирования. Когда выделены абстрактные признаки и отдельные элементы абстрагированы от наглядной ситуации, в которой они даны в опыте,— это первая стадия образования понятия. Само же понятие возникает тогда, когда ряд абстрагированных признаков вновь синтезируется. Решающую роль в образовании понятий играет слово как средство направления внимания на соответствующий признак, как средство абстрагирования. Здесь роль слова (значение словесного знака) совсем другая, чем на уровне комплексов.
Это исследование дало ряд важных результатов и поставило ряд проблем. В контексте общей теории Выготского очень важно открытие того факта, что значение слов-знаков меняется в онтогенезе, меняется их функция от фамильного обозначения до средств абстрагирования. Важно и то, что методика двойной стимуляции вновь оправдала себя, показала, что знак и в процессах обобщения выступает как способ опосредсвания (его роль на разных этапах меняется).
Однако применительно к самой проблеме образования понятий и к проблеме обобщения исследование Выготского поставило больше новых вопросов, чем дало ответы на старые. Важнейшим его достижением здесь стало открытие уровня комплексов и особенно псевдопонятий. Тут естественно возникает вопрос: почему же традиционная психология до Выготского обходила стороной, не выделяла псевдопонятий? Дело в том, что традиционной психологией псевдопонятие принималось за понятие и не имелось способа развести их. Единственным признаком понятия традиционная психология считала обобщение, выделение некоторой общности. При таком подходе к проблеме псевдопонятия и подлинные понятия действительно были, неразличимы.
Важно иметь в виду, что подобная характеристика понятия была не психологической, а формально-логической. Некритическое ее перенесение из формальной логики, где оно действительно работа-
34
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
ло, в психологию, где оно было бессодержательно, наносило психологии вред, не осознаваемый самими психологами. Первый удар по такой трактовке понятия был нанесен в 20-е гг. исследованием Э. Иенша, а работа Выготского подвела под ней черту. Глубоко психологический историко-генетический метод исследований Выготского вскрыл психологическую бессодержательность формальнологического определения понятия, которое объединяло психологически разнородные явления — подлинное понятие и псевдопонятие.
Но парадокс открытия Выготского состоял в том, что сам он в работе над понятиями шел по линии развития обобщений, исходящих из наглядной ситуации, а в итоге исследования благодаря ис-торико-генетическому методу показал психологическую неадекватность такого пути. Конечно, предметная отнесенность остается бесспорным моментом материалистического объяснения понятия, но ее не следует смешивать с ситуативной наглядностью. Даже высшая ступень обобщений наглядной ситуации все-таки не является, как это чувствовал Выготский, высшей ступенью развития самого понятия. Выявленное таким образом понятие при всей его отвлеченности и абстрактности было родственно псевдопонятию и комплексу, образовывало с ними континуум, их роднило содержание лежащего за ними обобщения. Для того чтобы пробиться к высшей ступени понятия, надо было исходить из другого принципа обобщения, подходить к понятию с иной стороны.
В этом направлении и шли дальнейшие поиски Выготского. Многое здесь ему не удалось завершить, но и то, что сделано им (под его руководством по этой проблеме в 1930—1931 гг. работала Ж.И. Шиф), оставило существенный след в психологии и получило в дальнейшем широкое практическое применение.
Л.С. Выготский разводил два вида понятий: житейские и научные. Житейские понятия — это и есть понятия, выявленные в описанных выше экспериментах. Это высшая ступень, до которой может подняться обобщение, идущее от наглядной ситуации, абстрагирование по известному наглядному признаку. Эти понятия — суть общие представления, идущие от конкретного к абстрактному. Это спонтанные понятия. Как образно говорил в работе «Мышление и речь» сам Лев Семенович, это «обобщения вещей».
