БИБЛИОТЕКА ПРАКТИЧЕСКОГО ВРАЧА
В. Е. РОЖНОВ
ГИПНОЗ В МЕДИЦИНЕ
МЕДГИЗ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МЕДИЦИНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
МЕДГИЗ — 1954 — МОСКВА
ВВЕДЕНИЕ
Гипноз как одно из сложных физиологических явлений долгое время оставался неразгаданным, не
освоенным наукой. Отсутствие научного истолкования гипноза лежит в основе всех внешне столь
различных причин, создавших то скептическое, недоверчивое отношение к методу гипнотерапии,
которое сохранялось у некоторой части врачей вплоть до самого последнего времени. К этим
причинам можно отнести и всем известные из истории вопроса факты использования гипноза в
религиозных и шарлатанских целях, и взаимоисключающие противоречивые мнения о гипнозе, и
случаи неудач, постигших некоторых врачей, чрезмерно увлекавшихся целебными свойствами
гипноза, и т. п.
Революционный переворот в понимании гипноза (а, следовательно, и в отношении к нему)
совершил И. П. Павлов и его ученики. Создав свой строго объективный метод изучения высшей
нервной деятельности — метод условных рефлексов, И. П. Павлов сделал доступной глубоко
научному изучению сложнейшую область явлений природы — область психики. С помощью
метода условных рефлексов великий ученый раскрыл главные закономерности высшей нервной
деятельности, показав материальные, физиологические основы психических процессов, и дал
научное истолкование сложным вопросам физиологии и медицины, не находившим своего
разрешения на протяжении многих веков. Одним из таких вопросов и явился вопрос о гипнозе и
связанных с ним явлениях. Павловский строго объективный метод исследования высшей нервной
деятельности рассеял ту густую завесу мрака, таинственности и субъективистско-психологических
представлений, которая так долго окутывала проблему гипноза. В созданном И. П.
Павловым физиологическом учении проблема гипноза получила подлинно научное,
материалистическое освещение.
И. П. Павлов показал, что физиологическую основу гипнотического состояния как у животных,
так и у человека составляет процесс торможения, возникающий в коре больших полушарий
головного мозга под влиянием определенных, поддающихся точному научному исследованию
условий. Изменение экстенсивности и интенсивности этого разливающегося по головному мозгу
тормозного процесса находит свое внешнее выражение в тех различных степенях гипноза,
которые давно уже отмечались многими исследователями этого явления. С точностью и
тщательностью, присущей всем проводившимся в павловских лабораториях исследованиям, были
изучены условия, вызывающие гипнотическое состояние. Исходя из всех этих данных, И. П. Павлов установил некоторые общие физиологические механизмы, лежащие в основе характерных
проявлений гипноза у человека и животных. Вместе с тем И. П. Павлов подчеркивал, что «когда
дело касается более сложных форм 'гипнотического состояния, понятно, что провести полную
параллель между животным и человеком становится трудным или даже сейчас и невозможным по
нескольким причинам» (8, стр. 356). И. П. Павлов установил физиологические основы внушения — явления, наиболее характерного для гипнотического состояния человека.. Данное им
объяснение тесно связано с его учением о второй сигнальной системе в ее взаимодействии с
первой сигнальной системой.
Открытия И. П. Павлова в области гипноза и внушения дали прочную основу для использования
этих явлений в медицинской практике. Однако до Объединенной сессии Академии наук СССР и
Академии медицинских наук СССР, состоявшейся в июне—июле 1950 г., они не находили себе
той широты применения, которой по праву заслуживают. В результате свободно развернувшейся
на сессии критики и самокритики были вскрыты серьезные ошибки, допущенные некоторыми
физиологами в вопросах развития учения И. П. Павлова. В качестве одного из крупных недочетов
сессия отметила также недостаточность использования богатейшего научного наследия И. П.
Павлова в медицине.
На протяжении всей своей творческой деятельности И. П. Павлов стремился применить данные,
полученные им в лабораторных экспериментах, к теории и практике медицины. Эти стремления И. П. Павлова особенно ярко воплотились в созданном им учении о высшей нервной деятельности. И. П. Павлов с неопровержимостью доказал, что во всей жизнедеятельности сложного организма высших животных и человека регулирующая роль принадлежит нервной системе, ведущее значение в которой имеет кора больших полушарий головного мозга. Этим самым была дана руководящая нить для всех разделов медицины и физиологии.
Объединенная сессия двух академий еще раз подчеркнула правильность мысли И. П. Павлова о
том, что «в глубоком смысле понимаемые физиология и медицина неотделимы». В первом пункте
своего постановления сессия записала: «...в кратчайший срок разработать необходимые
организационные и научные мероприятия по дальнейшему развитию теоретических основ и
внедрению учения И. П. Павлова в практику медицины».
А. Г. Иванов-Смоленский, говоря в своем докладе о задачах, стоящих перед медициной в свете
павловского понимания значения коры больших полушарий в патогенезе различных заболеваний,
отмечал: «...Но в особенности это относится к психотерапии, которая, казалось бы, должна быть
заново перестроена с учетом основных закономерностей корковой деятельности и кортико-висцеральных отношений, с учетом павловского учения о сонном торможении, гипнозе, внушении и,
прежде всего, о взаимодействии первой и второй сигнальных систем».
В настоящей книге автор поставил перед собой цель ознакомить врача-практика с тем
объяснением физиологической природы гипноза, которое дано в трудах И. П. Павлова и его
ближайших учеников, а также с 'использованием гипноза и внушения в повседневной лечебной
работе. Автор счел необходимым привести по возможности наиболее полно важнейшие
высказывания И. П. Павлова по этой глубоко интересовавшей его проблеме, доказательством чего
является то большое внимание, которое уделял он в своих трудах гипнозу и внушению.
Глaвa I
КРАТКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
Знакомство человечества с явлениями гипноза восходит к глубокой древности. Уже при храмах
древнего Египта и Индии во время религиозных церемоний жрецы, совершая определенные
обряды и заклинания, приводили отдельных богомольцев в состояние особого оцепенения,
напоминавшего соя, во время которого они автоматически исполняли отдаваемые им приказания:
ходили, разговаривали и т. п. В те времена люди не отдавали себе 'Ясного отчета в происходящем
и связывали все эти явления с «божественной силой» храмов или жрецов, что последние
использовали в своих корыстных личных и кастовых целях.
Для нас совершенно ясно, что в данном случае мы имеем дело с состоянием гипноза и внушения.
Иногда такие действия приводили к исцелению расслабленных, прекращению судорожных
состояний или других болезненных проявлений, что жрецы и верующие объясняли изгнанием
«нечистой силы», снятием «порчи». В действительности это было снятие отдельных проявлений
истерического невроза с помощью внушения, проводившегося в гипнотическом состоянии.
Первая попытка объяснить явления гипноза была предпринята венским врачом А. Месмером. В
докладе, представленном в 1774 г. в Парижскую академию наук, Месмер сводил явления гипноза к
воздействию особой невидимой жидкости — «магнетического флюида», которая будто бы
обладает способностью передаваться от одной личности к другой. По представлению Месмера, эта
жидкость разлита во вселенной и наличием ее объясняется якобы существующее магнетическое
влияние небесных тел друг на друга и на жизнь людей. Некоторые лица, по мнению Месмера (исключительно одаренным в этом отношении он считал себя), обладают способностью к накоплению в себе этой жидкости и к передаче ее другим людям, тем самым оказывая на них целебное воздействие. Месмер допускал возможность передачи этой жидкости и неодушевленным предметам, которые после этого будто бы становятся источником целебной силы. Поэтому он «магнетизировал» своими прикосновениями особые баки, держась за железные стержни которых, больные якобы получали флюид и выздоравливали. Очевидная мистическая сущность этой фантастической теории избавляет от необходимости останавливаться на доказательствах ее ложности и абсолютной научной несостоятельности. Естественно, что эта «теория» не только не способствовала объяснению явлений гипноза, но окружила его еще большей таинственностью и явилась помехой на пути к научному изучению вопроса.
Началом научного подхода к изучению гипнотических явлений можно считать наблюдения и
опыты, производившиеся в 40-х годах прошлого века английским хирургом Брэдом. В это время
по Европе разъезжали разного рода шарлатаны, демонстрировавшие в публичных сеансах
«чудеса» магнетизма. На сеанс, дававшийся в Манчестере одним из таких магнетизеров,
приверженцев Месмера, пришел местный хирург Брэд с определенной целью разоблачить
шарлатанские проделки месмериста. Однако, помимо шарлатанства, он отметил на этих сеансах
некоторые заинтересовавшие его факты, исследованием которых и занялся. В 1843 г. Брэд издал
книгу, в которой полностью отрицал лженаучную теорию Месмера о флюидах. Он объяснял
гипноз как особое сноподобное состояние, которое возникает в результате утомления взора,
фиксирующегося на блестящих предметах, употреблявшихся с целью загипнотизирования. Самое
название этого явления гипноз (otvos), что означает по-гречески сон, было введено в науку
Брэдом. Заслугой Брэда является также и то, что он применил гипноз для лечебных целей и, в
частности, использовал его для обезболивания при хирургических операциях. Вместе с тем
следует отметить, что, стоя на идеалистических позициях, Брэд при трактовке некоторых
гипнотических явлений допустил грубые ошибки. Так, например, он считал, что у
загипнотизированных появляется особая способность к чтению запечатанных писем, отгадыванию мыслей и т. п. Не менее ошибочной является и его попытка теоретически обосновать возможность использования для гипнотерапии лженаучных данных френологии.
Среди первых врачей, занимавшихся гипнотерапией, следует упомянуть имя Льебо,
опубликовавшего в 1866 г. книгу, в которой он изложил свой опыт использования гипноза для
лечебных целей.
Несколько позднее начали изучать гипнотические явления два других французских
исследователя—Шарко и Бернгейм. Их исследования, противоположные по своим выводам, легли
в основу двух направлений в истолковании гипноза, получивших названия парижской, или
сальпетриерской, школы Шарко и нансийской школы Бернгейма. Проводя свои наблюдения по
выяснению природы гипноза на больных истерией, Шарко и его последователи пришли к
совершенно ложному представлению о том, что гипнотическое состояние есть не что иное, как
разновидность истерического припадка, и что вследствие этого оно может быть вызвано только у
выраженных истериков. Своим неправильным представлением о сущности гипноза как об
искусственно вызванном истерическом припадке Шарко способствовал укоренению предрассудка,
сыгравшего тормозящую роль в дальнейшем изучении и практическом использовании гипноза для
лечения. После его работ получило широкое распространение неправильное воззрение о том, что
гипноз есть болезненное состояние, ослабляющее и вообще вредно действующее на нервную
систему. При своих исследованиях Шарко использовал в качестве факторов, вызывающих
гипнотическое состояние, резкие и сильные или продолжительные и слабые агенты,
раздражающие органы чувств. Так, например, перед глазами испытуемого в темноте внезапно
зажигали яркий источник света или неожиданно производили сильный шум. Роль словесного
внушения при этих опытах игнорировалась.
В противоположность Шарко Бернгейм высказал мысль о том, что гипнотические явления
обязаны своим происхождением внушению. Он понимал возникновение гипнотического
состояния как результат того, что один человек (гипнотизируемый) поддается внушающему
влиянию другого (гипнотизера), не обнаруживая при этом выраженной критики к получаемому внушению. По представлениям мансийской школы, «гипноза нет, есть только внушение». Такое положение, при котором понятия «гипноз» и «внушение» смешиваются в одно целое, причем гипнотическое состояние как что-то самостоятельное и независимое от речевого воздействия вообще отрицается, должно быть признано ошибочным. И хотя у человека эти явления часто тесно связаны друг с другом (так, с одной стороны, одним из наиболее употребительных способов вызвать гипноз у человека является словесное внушение, с другой стороны, само гипнотическое состояние в большой степени повышает восприимчивость к внушению, что, как известно, широко используется в
психотерапии), тем не менее гипноз и внушение представляют собой различные явления: в
гипнотическое состояние можно погрузить не только человека, но и животных, способность же
воспринимать словесное внушение присуща лишь человеку.
Иными путями пошло изучение гипноза в России. В противоположность общей идеалистической
направленности исследований иностранных авторов для работ наших отечественных ученых
характерно преобладание материалистических тенденций в подходе к изучаемым явлениям.
Одновременно с исследованиями Шарко профессор физиологии Харьковского университета В. Я.
Данилевский в многочисленных экспериментах изучал гипнотические явления у животных.
Проводя свои исследования на огромном количестве самых разнообразных животных (лягушки,
раки, крабы, различные рыбы, тритоны, змеи, ящерицы, черепахи, крокодилы, некоторые птицы и
млекопитающие), Данилевский дал экспериментальное обоснование единства природы гипноза у
человека и животных. Эти исследования, начавшиеся за несколько лет до того, как оформились
взгляды нансийской школы, уже содержали в себе их экспериментальное опровержение. В. Я.
Данилевский был одним из видных представителей передового направления в русском
естествознании и медицине, основоположником которого явился И. М. Сеченов и которое затем
нашло свое теоретическое развитие в учении С. П. Боткина и И. П. Павлова о нервизме. В своей
речи на IV съезде русских врачей в Москве в 1891 г. «О единстве гипнотизма у человека и
животных» Данилевский, приводя пример благотворного влияния внушения в гипнозе на скорость заживления ожога, говорил:
«Указанные гипнотические воздействия на вегетативную сферу до известной степени
объясняются подобным же влиянием раздражения корки большого мозга на кровообращение,
отделения, гладкую мускулатуру «ит. д.».
На том же съезде с докладом «Терапевтическое применение гипнотизма» выступил психиатр А. А.
Токарский, ученик и последователь основоположника московской психиатрической школы С. С.
Корсакова. Этот доклад, равно как и всю начавшуюся задолго до этого съезда деятельность
Токарского в области психотерапии, с полным основанием следует рассматривать как зарождение
подлинно научных материалистических тенденций в практике отечественной психо- и
гипнотерапии. С воинствующей страстностью боролся А. А. Токаракий за то, чтобы гипноз и
внушение получили равные права с другими методами лечения и заняли заслуженное место в
медицине как средство, могущее оказать существенную помощь при ряде самых разнообразных
болезненных состояний. В упомянутом докладе он говорил: «...смешно было бы думать, что
гипнотизм вырос где-то сбоку за дверьми храма науки, что это подкидыш, воспитанный
невеждами. Можно только сказать, что невежды его достаточно поняньчили и захватали своими
руками». Разрабатывая практические показания к применению гипноза в лечебных целях,
Токарский исходил из того, что гипноз и внушение являются эффективными методами
воздействия на функции нервной системы в смысле ее укрепления и успокоения, так как, по его
глубокому убеждению, «необходимость влияния на нервную систему встречается на каждом шагу,
независимо от болезни», чем и определяются широкие границы применения этих методов.
Отстаивая целебные свойства гипнотического сна, Токарский категорически возражал против
глубоко ошибочного взгляда Шарко о патологической природе гипноза. Особенно подробно
остановился Токарский на критике этих ложных представлений в одной из своих лучших работ,
носящей название «К вопросу о вредном влиянии гипнотизирования» (1889). Токарский был
первым, кто организовал и начал чтение курса гипнотерапии и физиологической психологии в
Московском университете. В своих экспериментальных работах по психологии он с материалистических позиции резко критиковал многие положения идеалистической концепции немецкого психолога Вундта. Токарокий имел ряд учеников и последователей, которые обогатили своей практической работой и научными исследованиями область гипнотерапии. Сюда следует отнести Е. Н. Довбню, П. П. Подъяпольского, В. К. Хорошко, Б. А. Токарского и др. Многие важные практические приемы и указания по вопросам гипнотерапии, содержащиеся в трудах A. А. Токарского, представляют большую ценность и для настоящего времени.
Изучение наследия этого выдающегося психотерапевта обогатит каждого врача, начинающего
работать в этой области.
Несколько позднее Токарского начал свою деятельность в области психотерапии выдающийся
русский психоневролог В. М. Бехтерев. Он уделял очень большое внимание как вопросам;
связанным с практическим применением лечебного внушения и гипноза в медицине, так и научно-экспериментальному изучению особенностей гипнотического состояния человека. В оставленном им огромном литературном наследстве видное место занимает большое количество работ, посвященных психо- и гипнотерапии. В руководимых Бехтеревым научных лабораториях и
институтах непосредственно им самим и его сотрудниками производились экспериментальные
исследования, направленные на выяснение сущности гипнотического состояния и природы
вызывающих его условий.
B. М. Бехтерев считал, что большую роль при наступлении гипнотического сна играет словесное
внушение, а также высказывал мысль о том, что ряд физических раздражителей способствует
погружению человека в гипнотическое состояние. Однако необходимо отметить, что настоящего
проникновения в природу гипнотического состояния В. М. Бехтереву достигнуть не удалось.
Помимо научных трудов и исследований в области гипнотерапии, В. М. Бехтерев написал
большое количество научно-популярных брошюр о гипнозе, способствуя тем самым рассеиванию
многих предрассудков и заблуждений, имевшихся по этим вопросам, а также настойчиво
пропагандируя значение гипноза как лечебного метода.
Дальнейшее развитие учения о гипнозе окончательно пошло по двум противоположным
направлениям.
В то время как на Западе, и особенно за последние десятилетия в Америке, изучение гипноза, а
также его лечебное использование попали в руки рьяных последователей лженаучного
идеалистического учения Фрейда, которые окончательно завели его в тупик субъективистско-психологических гаданий и мистики в России трудами старейшины физиологов мира И. П.
Павлова гипноз был выведен на столбовую дорогу истинной науки, нашел свое
материалистическое истолкование и сделался полноправным и мощным оружием советской
медицины в борьбе с самыми различными заболеваниями.
Глава II
ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ГИПНОЗА И ВНУШЕНИЯ
Сон и торможение
Деятельность нервной системы слагается из противоположных, но тесно взаимно связанных
процессов: возбуждения и торможения. По выражению И. П. Павлова, это есть как бы две
половины одной нервной деятельности.
Для интересующих нас явлений гипноза и внушения наибольшее значение имеют процессы
торможения, разыгрывающиеся в высших отделах головного мозга.
Честь открытия процессов торможения в деятельности центральной нервной системы
принадлежит отцу русской физиологии И. М. Сеченову. До этого открытия считалось, что
центральная нервная система и, в частности, головной мозг могут оказывать лишь возбуждающее,
т. е. побуждающее к деятельности, влияние на органы животного организма. И. М. Сеченов
своими блестящими опытами доказал, что головной мозг способен оказывать также и тормозящее,
задерживающее влияние на работу других органов.
Так, например, в экспериментах И. М. Сеченова при раздражении зрительных бугров головного
мозга лягушки кристалликом поваренной соли задерживались рефлекторные отдергивания ее
лапок, погруженных в раствор кислоты определенной концентрации.
Этот факт был впервые установлен И. М. Сеченовым в 1862 г. В речи на заседании Общества
русских врачей, посвященном памяти И. М. Сеченова, И. П. Павлов назвал это открытие «первой
победой русской мысли в области физиологии».
Гениальное открытие И. М. Сеченова послужило основой для дальнейших успехов, достигнутых
нашей отечественной наукой в познании закономерностей многогранной деятельности нервной
системы. В последующем развитии учения о торможении первое место также принадлежало
русским физиологам.
Исходя из данных И. М. Сеченова, И. П. Павлов изучал главным образом роль торможения в
координации нервной деятельности. Ученик И. М. Сеченова Н. Е. Введенский преимущественно
исследовал интимную природу торможения — взаимоотношение последнего с состоянием
возбуждения. Он установил, что где бы и когда бы не возникло торможение, оно всегда связано с
возбуждением. В зависимости от силы и частоты раздражения и функционального состояния
субстрата эффект от раздражения может быть возбуждением или торможением. Торможение
возникает из самого процесса возбуждения и закономерно протекает через три стадии. Эти стадии
были глубоко изучены Н. Е. Введенским и получили название уравнительной, парадоксальной и
тормозной стадии. Совокупность всех этих трех стадий Н. Е. Введенский обозначил термином
«парабиоз», имея в виду пограничное состояние реагирующей ткани между жизнью и смертью.
Учение о парабиозе, объединяющее взаимными закономерными переходами процессы
возбуждения и торможения, было высоко оценено И. П. Павловым, назвавшим его наиболее
солидным фундаментом для теории торможения. Установленные Н. Е. Введенским парабиотические
стадии оказались сходными с фазами развития торможения в коре больших полушарий
головного мозга, обнаруженными школой И. П. Павлова.
Громадная роль торможения в деятельности головного мозга была ясна уже И. М. Сеченову.
Последующие многочисленные исследования с каждым днем увеличивали число фактов,
говорящих о значении этого процесса в рефлекторной деятельности центральной нервной
системы. Но только И. П. Павлову удалось в полном объеме показать «постоянное непременное» участие тормозного процесса во всех проявлениях высшей нервной деятельности.
В процессе изучения условных рефлексов И. П. Павловым и его учениками было выделено несколько видов торможения. Так, И. П. Павлов различал внешнее торможение (возникающее при действии посторонних, случайных раздражителей) и внутреннее торможение (развивающееся при угасании, запаздывании и диференцировке). Отдельным видом торможения И. П. Павлов считал так
называемое запредельное торможение. В одной из своих самых последних классификаций
торможения И. П. Павлов соединил внешнее и запредельное торможение в один вид —
постоянного, или безусловного, торможения, а внутреннее торможение стал называть временным,
условным торможением. Специально предпринятые исследования привели И. П. Павлова к
заключению, что «...есть основания все эти виды торможения в их физико-химической основе
считать за один и тот же процесс, только возникающий при различных условиях».
Изучая свойства корковых клеток и процессы, происходящие во всей массе больших полушарий,
И. П. Павлов не ограничился установлением управляющих ими физиологических
закономерностей, но всегда стремился уяснить их биологическую ценность для вида и индивида.
Рассматривая высшую нервную деятельность как наиболее совершенную из всех форм
приспособительной деятельности существующих в мире живых существ, И. П. Павлов
экспериментальным путем определил то место, которое занимает в ней процесс торможения.
Участие тормозного процесса в высшей нервной деятельности выступает перед исследователем в
двух формах: с одной стороны, торможение постоянно уточняет, корригирует и совершенствует
сигнальную деятельность коры больших полушарий головного мозга, с другой — охраняет клетки
коры от чрезмерного истощения, разрушения, гибели, делая клетку на время своего действия
невозбудимой.
Проиллюстрируем сказанное отдельными примерами.
В опытах Б. Н. Бирмана у собаки из ряда соседних тонов фисгармонии подкреплялся безусловным
раздражителем (пищей) только один тон в 256 колебаний в одну секунду. В начальный период
образования условного рефлекса, в силу закона генерализации возбуждения, действие любого из
применявшихся тонов вызывало положительную пищевую реакцию. Однако в дальнейшем такую
реакцию стал давать только тон 256 колебаний в одну секунду, остальные тона не вызывали слюноотделения, т. е., по терминологии И. П. Павлова, были отдиференцированы. Образование
диференцировки связано с развитием тормозного процесса в тех клетках коры больших
полушарий, в которые поступает систематически не подкрепляющееся условное раздражение. В
этом случае перед нами факт, когда торможение уточняет, корригирует сигнальную деятельность
коры больших полушарий. Раздражители, первоначально вызывавшие положительную пищевую
реакцию, в дальнейшем, оставаясь постоянно без подкрепления, перестали ее вызывать —
приобрели значение сигнала отсутствия пищи. Собака продолжала давать положительную
условную реакцию только на тот тон, который постоянно сопровождался безусловно-деловым (по
выражению И. П. Павлова) раздражителем.
Итак, первая роль торможения «СОСТОИТ в постоянном корригировании условных рефлексов, как
по существу сигнальных. Когда условный рефлекс не соответствует действительности, т. е. после
условного раздражителя не следует (несколько раз, при определенном условии, наконец, не
тотчас) безусловный раздражитель, то условный рефлекс временно или постоянно (в случае
постоянного условия) тормозится, не обнаруживается».
Процесс торможения обеспечивает точность ответной реакции организма соответственно
конкретно складывающимся условиям его деятельности.
В другом месте, рассматривая это значение тормозного процесса, И. П. Павлов пишет: «Вы
понимаете, конечно, что это имеет грандиознейшую важность в жизни животных и нас, ибо наша
жизнь к тому и сводится, что мы в определенной обстановке и в определенный момент должны
проявитьизвестную деятельность, а в другой — задержать ее.
На этом основывается высшая жизненная ориентировка. Таким образом, из постоянного и
правильного балансирования этих двух процессов складывается нормальная жизнь и человека и
животного».
Вторая биологическая роль торможения — охранительная—наиболее ярко может быть
продемонстрирована на так называемом запредельном торможении, возникающем в корковых клетках под действием сверхсильных раздражителей.
Изучая закономерности уеловнорефлекторной деятельности, И. П. Павлов установил правило
зависимости эффекта раздражения от силы раздражителя, заключающееся в том, что чем сильнее
условный раздражитель, тем больше вызываемая им условная реакция. Так, громкий стук в
качестве положительного условного раздражителя пищевого рефлекса гонит больше слюны, чем
имеющий то же сигнальное значение слабый стук. Условные раздражители, адресующиеся к
разным анализаторам, в свою очередь могут быть поставлены в нарастающий (по силе
вызываемого ими эффекта) ряд раздражителей, причем разница в величине условного эффекта при
агентах из разных анализаторов зависит от количества энергии, посылаемой каждым агентом в
кору полушарий.
Однако, как показали дальнейшие исследования, проведенные в школе И. П. Павлова, это правило
имеет границы своего применения. При переходе силы условного раздражителя за известный
предел (неодинаковый не только для разных животных, но и для одного и того же животного в
различном его состоянии) величина ответной реакции перестает возрастать пропорционально силе
раздражения, но, напротив того, эффект начинает стремительно уменьшаться.
Объясняется это возникающим в корковых клетках в этих условиях процессом торможения,
охраняющим таким образом клетку от чрезмерного для нее функционального истощения.
«Для корковых клеток каждого нашего животного (собак), — писал И. П. Павлов, — есть свой
максимальный раздражитель, есть предел безвредного функционального напряжения, за которым
следует вмешательство торможения (правило предела силы раздражения).
Сверхмаксимальный раздражитель сейчас же вызывает торможение, и этим искажается обычное
правило зависимости величины эффекта от силы раздражения: сильный раздражитель дает равный
или даже меньший эффект, чем слабый...» (10, стр. 115).
Не так быстро, но тем не менее с такой же необходимостью, закономерностью возникает
торможение и в тех случаях, когда кора больших полушарий подвергается воздействию слабых индиферентных (т.е. неимеющих никакого условного значения), но часто повторяющихся раздражителей. Как показали опыты Н. А. Попова, проведенные в лаборатории И. П. Павлова, появляющийся вначале у собаки в ответ на подобные раздражители ориентировочный исследовательский рефлекс при продолжающемся периодическом повторении этих раздражений исчезает. Специально поставленные проверочные эксперименты установили, что это исчезание связано с развитием тормозного процесса в соответствующих клетках коры.
Охранительная роль торможения лишь наиболее наглядно выступает при запредельном
торможении. В действительности же и процесс уточнения, корригирования высшей нервной
деятельности торможением в своей физиологической сущности также представляет собой защиту
высокочувствительных корковых клеток от истощающей их напрасной траты энергии. С
восхищением отзываясь об этом как об одном из наиболее совершенных биологических
приспособлений организма, И. П. Павлов писал: «...высшее проявление жизни, тончайшее
приспособление организма, постоянное корригирование временных связей, непрерывная
установка подвижного равновесия с окружающей средой имеют в своем основании недеятельное
состояние самых дорогих элементов организма—нервных клеток больших полушарий».
Углубленное изучение вопроса о переходе корковых клеток в тормозное состояние показало
всеобщность этих явлений. Оказалось, что торможение развивается и IB случаях, когда условный
раздражитель не превышает предела функциональной работоспособности клетки и при этом
постоянно подкрепляется. Вся разница лишь в том, что в последнем случае оно возникает
относительно не так скоро, постепеннее, медленнее, причем скорость его возникновения зависит
от частоты повторения условного раздражителя и от индивидуальности животного. В «Лекциях о
работе больших полушарий» И. П. Павлов писал: «...корковая клетка под влиянием условных
раздражений непременно рано или поздно, а при частых повторениях их и очень быстро, приходит
в тормозное состояние. А это всего законнее надо было понимать так, что эта клетка, как, так
сказать, сторожевой пункт организма, владеет высшею реактивностью, а следовательно,
стремительною функциональною разрушаемостью, быстрою утомляемостью. Наступающее тогда торможение, не будучи само утомлением, является в роли охранителя клетки, предупреждающего дальнейшее чрезмерное опасное разрушение этой исключительной клетки. За время тормозного периода, оставаясь свободной от работы, клетка восстановляет свой нормальный состав».
Итак, согласно учению И. П. Павлова, торможение есть процесс, не только охраняющий
корковые клетки от чрезмерного истощения, но и активно благоприятствующий скорейшему
восстановлению их работоспособности.
Участие тормозного процесса в высшей нервной деятельности также постоянно и непременно, как
и участие процесса возбуждения. Движение этих процессов по коре — их иррадиация и
концентрация, взаимная последовательная и одновременная индукция (торможения —
возбуждением и возбуждения — торможением) и создают ту сложнейшую мозаику, которую
представляет собой кора больших полушарий головного мозга животных и человека в состоянии
бодрствования.
Каков же физиологический механизм столь же обычного состояния животных и человека — состояния она?
С сонливостью и сном животных в станке во время опытов И. П. Павлов и его сотрудники
встретились уже в самом начальном (периоде изучения условных рефлексов как с одной из
больших помех в этой работе. Было поставлено много исследований с целью разработать методы
борьбы с наступлением сна и сонливости у животных во время опыта. Однако в дальнейшем эти
явления сами по себе стали предметом специального изучения в павловских лабораториях.
В их изучении, как и при исследовании всех других физиологических явлений, И. П. Павлов,
оставаясь верным своему строго объективному методу, стремился прежде всего определить
условия, при которых возникают эти явления. И вот оказалось, что условия, приводящие к
наступлению сонливости и сна, тождественны условиям, вызывающим развитие процессов
внутреннего торможения.
И сон, и внутреннее торможение появляются в тех случаях, когда условное раздражение временно
или постоянно остается без подкрепления безусловным. И сон, и внутреннее торможение особенно легко развиваются под влиянием слабых и средних однообразно повторяющихся раздражителей, из которых первое место по скорости вызывания явлений сна и торможения занимают температурные и кожномеханические раздражения.
Выше уже упоминалось о том, что торможение рано или поздно, но, в конце концов, обязательно
возникает и при постоянном подкреплении условного рефлекса безусловным, если этот рефлекс
более или менее часто и длительно (в зависимости от типа нервной системы животного)
повторяется. То же положение сохраняет свою силу и для явлений сна, а именно: продолжение
опытов с подкрепляемыми, но уже начавшими тормозиться или полностью заторможенными
условными рефлексами приводило через тот или иной промежуток времени (также зависящий от
типа нервной системы животного) к сонливости и сну собаки во время опытов.
Сон, как и торможение, может быть вызван по типу условного рефлекса. Опыты Ю. В. Фольборта,
поставленные в лаборатории И. П. Павлова, показали, что если несколько раз при работе с теми
или иными тормозными рефлексами одновременно пустить в ход действие какого-нибудь
постороннего, индиферентного агента, то в последующем само по себе действие этого агента
будет вызывать тормозное состояние в коре данного животного. То же самое может иметь место и
в случае сна. Посторонний агент, несколько раз действовавший во время опытов, в результате
которых собака засыпала, вступает в условную связь с сонным состоянием и затем может его
вызывать уже сам.
Хорошим примером последнего случая может быть тот наблюдавшийся в лабораториях И. П.
Павлова факт, что собаки, приведенные в экспериментальную комнату, где с ними до этого
неоднократно 'проводились опыты с вызыванием сонного состояния, часто засыпали, едва
переступив ее порог. Здесь сама обстановка опыта стала условным возбудителем сна. Все эти данные, говорящие о тождестве условий, вызывающих сон и торможение, и привели И. П. Павлова к выводу о том, что сон и внутреннее торможение в своей физико-химической основе представляют собой.один и тот же процесс.
Вместе с тем между этими явлениями существует и вполне очевидное различие: сон — состояние покоя, отдыха всего организма, а торможение — постоянный участник состояния бодрствования, способствующий более тонкому и точному соответствованию высшей нервной деятельности беспрестанно меняющимся условиям окружающей среды.
Разница между оном и торможением связана с разной степенью экстенсивности распространенности) этого в сущности своей одного и того же процесса по головному мозгу.
«Торможение есть парциальный, как бы раздробленный, узколокализованный, заключенный в
определенные границы под влиянием противодействующего процесса — раздражения, сон, а сон
есть торможение, распространившееся на большие районы полушарий, на все полушария и даже
ниже — на средний мозг».
Справедливость, правильность этого представления подтверждается многочисленными фактами
перехода торможения в сон и обратно, о которых И. П. Павлов писал, что ими «так переполнена
наша работа с условными рефлексами, что является излишним приводить отдельные примеры».
Переход торможения в сон наблюдался во всех случаях, когда создавались условия, благоприятствующие иррадиации (разлитию) тормозного процесса по массе больших полушарий.
Такими условиями являются как действие однообразных слабых и средних ритмически
повторяющихся раздражений, так и однократное действие резких, сильных (громкий звук, яркий
свет, резкое обездвиживание и др.) раздражителей. Благоприятным условием для широкой
иррадиации торможения по коре может явиться также и устранение сразу многих раздражающих
агентов из окружающей среды. Обычно в состоянии бодрствования, как уже указывалось,
торможение, сосредоточенное в отдельных пунктах коры больших полушарий головного мозга,
ограничивается в своем распространении противоборствующим ему процессом возбуждения,
сконцентрированным в других пунктах. Если же создаются условия, при которых количество
возбужденных пунктов в коре уменьшается, как это и бывает при устранении многих
раздражающих моментов, то процесс торможения получает преобладающую силу и начинает
беспрепятственно разливаться по коре, спускаясь часто и на нижележащие отделы мозга, т. е.
возникает состояние сна.
Исходя из этих фактов, И. П. Павлов предлагал различать — соответственно условиям
возникновения сна — сон активный и сон пассивный. «Сон активный — тот, который исходит из
больших полушарийи который основан наактивном процессе торможения, впервые возникающем
в больших полушариях и отсюда распространяющемся на нижележащие отделы мозга; и сон
пассивный—происходящий вследствие уменьшения, ограничения возбуждающих импульсов,
падающих на высшие отделы головного мозга (не только на большие полушария, но и на
ближайшую к ним подкорку)».
Однако, различая сон активный от пассивного по условиям их возникновения, И. П. Павлов всегда
настаивал на единой их природе: физиологическую основу и того, и другого составляет активный
процесс — процесс торможения, получивший перевес над возбуждением.
Фактором, благоприятствующим иррадиации торможения, является также общее снижение
предела работоспособности клеток коры больших полушарий, которое может быть вызвано
самыми разнообразными причинами: утомлением, истощением, интоксикацией, операцией,
перенесенной инфекцией и т. д.
Так, у человека утомление клеток коры больших полушарий, накопляющееся вследствие
большого числа раздражений, падающих на них в течение дня, является основной причиной
развивающейся к концу его сонливости и пониженной способности восприятия новых
впечатлений. Правда, нельзя забывать и того указанного И. П. Павловым обстоятельства, что
привычное, длительно сохранявшееся неизменным время отхода ко сну может по типу
уелсвнорефлекторной связи само по себе стать возбудителем сонливости и сна, независимо от
того — утомился или нет в течение дня человек. Это обстоятельство указывает, между прочим, на
большое значение поддержания строго заведенного режима смены сна и бодрствования при
воспитании детей. Неотступно соблюдаемое определенное время укладывания ребенка в постель,
способствуя быстрому и спокойному засыпанию, устраняет необходимость укачивания, уговоров
и прочих нередко применяющихся способов, заставляющих ребенка уснуть. На этом же принципе
построено и лечение бессонницы при некоторых нервных болезнях, приводящих к стойким
нарушениям сна. Таким больным даются строгие предписания ложиться спать всегда в одной и той же обстановке и в строго определенный час.
Влияние истощения как фактора, ведущего в первую очередь к ослаблению клеток коры
(предъявляющих, как известно, повышенные требования в отношении питания), было отмечено И.
П. Павловым на материале его лабораторий. «Позволительно сюда же отнести и факт, — писал И.
П. Павлов, — наблюдавшийся в наших лабораториях в тяжелые годы (1918 и 1919), когда
приходилось работать на истощенных, изголодавшихся животных. Даже немного отставленные
рефлексы быстро исчезали, вызывая сон, так, что дальнейшая работа над ними делалась
невозможной (опыты д-ров Н. А. Подкопаева, О. С. Розенталя и Ю. П. Фролова). Очевидно,
общее истощение в особенности резко сказывалось на нервных клетках больших полушарий».
Ослабление функциональных возможностей корковых клеток, вызванное перенесенным
заболеванием, является одной из главных причин повышенной потребности во сне, которая так
характерна для выздоравливающего после тяжелой болезни.
Подобных примеров можно привести очень много. Все они подтверждают павловское положение
о том, что сон есть разлитое торможение и что все условия, ведущие к возникновению и
распространению торможения, являются вместе с тем и факторами, способствующими
наступлению сонливости и сна.
Важнейшее значение для понимания природы сна имеет положение И. П. Павлова, согласно
которому сон и торможение являются одним и тем же процессом. Это позволяет проникнуть в
физиологическую сущность сна как охранительно-восстановительного процесса,
обеспечивающего возвращение нормальной работоспособности высокочувствительным,
обладающим «стремительной функциональной разрушаемостью, быстрой утомляемостью»
корковым клеткам. В состоянии сна разлитое торможение, охватывая всю кору больших
полушарий и спускаясь на нижележащие отделы головного мозга, способствует тем самым
восстановлению функциональных возможностей огромной массы клеток.
Неизменно убежденный в том, что «окончательная победа медицины придет только через
лабораторный эксперимент», что только глубокое познание физиологических закономерностей откроет возможность сознательного управления ими, создаст основу
научной терапии, И. П. Павлов в статье, посвященной условиям бодрого и сонного состояния
больших полушарий, писал, что «полный анализ их (условий деятельного и покойного состояния
— В. Р.) приведет, вероятно, к огромной власти над деятельностью наших больших полушарий и
поведет к большому практическому применению».
Эти пророческие слова И. П. Павлова начали сбываться уже при его жизни. Известный еще до
работ И. П. Павлова метод терапии сном впервые получил свое научное обоснование только в
павловском учении об охранительно-восстановительной природе сна. На принципах этого учения
было построено практическое применение терапии сном для лечения кататонических форм
шизофрении. При этом основное внимание направлялось на углубление охранительного
торможения как защитной меры ослабленных болезненным процессом клеток коры.
Учение И. П. Павлова о сне получило свое дальнейшее развитие и практическое применение в
работах его учеников и последователей.
Исследования М. К. Петровой показали, что болезненные невротические состояния собак
приводят к появлению у них различного рода кожных дистрофий и что применение в этих случаях
длительного сна дает хорошие результаты в смысле устранения как самих невротических
расстройств, так и их последствий.
А. Г. Ивановым-Смоленским и его сотрудниками в экспериментах на морских свинках и белых
крысах был установлен факт возникновения разлитого охранительно-запредельного торможения в
коре больших полушарий при интоксикации и инфекции. Искусственное углубление этого
торможения с помощью наркотических средств (амитал-натрия) ускоряет восстановление
условнорефлекторной деятельности и процесс выздоровления животных.
Э. А. Асратяном и его сотрудниками в опытах на самых различных животных получены данные,
говорящие об охранительном характере длительного торможения, развивающегося в результате
механических, термических и некоторых других повреждений центральной нервной системы, а
также о благотворном влиянии применявшегося при этом метола терапии сном.
Материалы лабораторных экспериментальных исследований на животных, проведенные
вышеперечисленными, как и многими другими авторами, послужили основанием для разработки
методов научно обоснованного применения терапии сном в клинике.
А. Г. Иванов-Смоленский предложил систему мероприятий для всемерного поощрения разлитого
охранительного торможения, развивающегося после тяжелых травм головного мозга. Этой
системой предусматривается обязательный постельный режим, обеспечение больному полного
покоя, искусственное удлинение до 10—15 часов и углубление ежесуточного сна с помощью
наркотических и седативных средств.
Э. А. Аоратян разработал метод лечения сном заболеваний, связанных с травматическими
поражениями центральной и периферической нервной системы.
Ценные работы по практическому применению терапии сном для лечения нервно-психических и
соматических заболеваний принадлежат А. О. Долину, Б. Н. Бирману, М. К. Петровой, Ф. А.
Андрееву, В. А. Гиляровскому, Е. А. Попову, И. В. Стрельчуку и многим другим отечественным
исследователям.
Гипнотические фазы
Важной особенностью как сна, так и торможения, подчеркивающей единую природу этих двух
процессов, является то, что оба они представляют собой, как это уже стало ясньгм из
вышесказанного, процессы движущиеся: возникая в том или ином (или сразу во многих) пункте
или районе больших полушарий, они могут затем распространяться, причем степень их
распространенности (или, как говорил И. П. Павлов, экстенсивности) может быть весьма
различна.
Основу физиологического механизма обычного нормального ежесуточного сна составляет
торможение, охватывающее всю кору больших полушарий мозга и при глубоком сне
опускающееся также на подкорковые образования и даже на средний мозг.
Глубоко спящий человек, как правило, не реагирует на внешние раздражения (шумы,
прикосновения, свет), разумеется, если последние не слишком сильны, ибо в противном случае
они воспринимаются спящим и приводят к его пробуждению. Однако не всегда сон бывает таким полным.
Распространяясь по коре больших полушарий, процесс торможения не всегда охватывает ее всю
целиком. Иногда остается один или несколько бодрствующих, или, как их образно назвал И. П.
Павлов, «сторожевых», «дежурных» пунктов.
Можно привести много примеров из обыденной жизни, когда спящий, не воспринимая
подавляющего большинства падающих на него раздражений, пробуждается от некоторых
определенных раздражений, хотя последние по силе могут значительно уступать
невоспринимавшимся раздражителям. Широко известным примером такого рода может служить
сон матери у постели больного ребенка. Не реагируя на громкий стук и разговор в комнате, она
мгновенно пробуждается при малейшем шорохе, произведенном ребенком. Из литературы
известны случаи, когда дежурящий на железнодорожной станции в ночную смену телефонист,
будучи охвачен подобным сном, не реагировал на свистки и гудки маневрирующих паровозов, в
то время как при относительно слабом дребезжании телефонного аппарата он быстро вскакивал и
вступал в служебный разговор. Всем известны случаи сна солдат на марше, всадников при езде
верхом и многие другие.
Частичный, неполный охват коры торможением наблюдается и в состояниях, переходных от
бодрствования ко сну, и обратно.
Факт постепенного наступления сна общеизвестен, хотя длительность промежуточного состояния
между бодрствованием и сном у различных людей весьма вариабильна. Одни засыпают и
пробуждаются скоро, почти мгновенно, другие — медленно, с трудом.
Исследования павловской школы позволили уловить самые мельчайшие подробности
постепенного распространения торможения в головном мозгу при развитии сонного состояния.
На материале опытов Л. Н. Воскресенского И. П. Павлов выделил несколько строго закономерных
стадий в засыпании и пробуждении собак. Каждая из этих стадий характеризовалась
определенными соотношениями между секреторным и двигательным пищевыми условными
рефлексами. В первой стадии засыпания действие условных раздражителей перестает вызывать слюноотделение, но собака продолжает брать подставляемую ей пищу, т. е. секреторный рефлекс исчезает, а двигательный остается. Во второй стадии сна наблюдается обратная картина: условный раздражитель гонит слюну, однако двигательная реакция на пищу исчезает. Третья стадия характеризуется полным отсутствием обеих реакций — и двигательной, и секреторной. При медленном возвращении собаки в состояние бодрствования отмеченные три стадии следуют в обратном порядке. Приводим соответствующую таблицу из статьи И. П. Павлова (совместно с доктором Л. Н. Воскресенским) «Материалы к физиологии сна».
Позднее аналогичные стадии развития сонного состояния были установлены И. П. Павловым в
совместной работе с М. К. Петровой, причем, кроме разделения двигательной и секреторной
реакции, выяснились также некоторые дальнейшие подробности, а именно: ярко выступил факт
постепенной иррадиации торможения в пределах caiMoro двигательного анализатора, что
выражалось в последовательных, постепенных этапах исчезновения двигательной реакции.
Вначале собака свободно брала в рот пищу, но можно было заметить, что язык у нее начинал
высовываться изо рта и свисал, как парализованный; затем ослаблялась деятельность жевательной
мускулатуры, собака с трудом двигала челюстями, хотя легко наклоняла голову к еде; далее она
начинала поворачиваться к кормушке всем туловищем, так как парализованными оказывались уже
и мышцы шеи; с течением времени собака теряла возможность совершать вообще какие-либо движения, иногда надолго застывала в окаменевшей позе и, наконец, погружалась в полный, глубокий сон, пассивно повиснув на лямках станка.
Такое многообразие состояний, переходных между бодрствованием и сном, обязано своим
происхождением различным степеням экстенсивности разлитого торможения, постепенно
захватывающего вначале одни, затем другие районы и отделы коры больших полушарий и,
наконец, спускающегося на нижележащие части мозга.
Уже в самый начальный период исследований, посвященных изучению закономерностей развития
сна и сонливости, И. П. Павлов отметил глубокое сходство состояний, связанных с различной
распространенностью по коре тормозного процесса, с явлениями гипноза.
В 1910 г., через год после своей знаменитой речи «Естествознание и мозг», в которой И. П. Павлов
дал гениальное обоснование строго объективного метода изучения высшей нервной деятельности,
выступая в Москве на торжественном заседании Общества имени X. С. Ладенцова, И. П. Павлов
продемонстрировал слушателям огромные возможности познания сложнейших форм
деятельности мозга, раскрываемые этим методом. Касаясь работ, посвященных изучению
физиологического механизма сна, И. П. Павлов заявил: «Я убежден, что на этом пути
исследования — и не за горами трудностей — лежит разрешение остающихся до сих пор темными
явлений гипноза и других ему родственных состояний. Если обыкновенный сон есть
задерживание, торможение всей деятельности высшего отдела мозга, то гипноз надо представлять
себе как частичное задерживание различных участков этого отдела».
С накоплением новых данных это представление И. П. Павлова углублялось и уточнялось, но
основа его продолжала оставаться все той же. Гипноз есть состояние, переходное между
бодрствованием и сном, есть частичный сон, частичное торможение больших полушарий
головного мозга. Многие явления, наблюдающиеся в гипнотическом состоянии у животных и
человека, находят свое объяснение в меняющейся экстенсивности этого торможения.
Однако сон и состояния, переходные между бодрствованием и сном, характеризуются не
только разными степенями экстенсивности (распространенности) коркового торможения, но и различной интенсивностью (силой, глубиной) его.
Впервые в опытах сотрудника И. П. Павлова И. П. Разенкова было обнаружено, что и для клеток
коры больших полушарий, подобно тому как это было установлено Н. Е. Введенским для
нервного волокна и спинного мозга, между состоянием нормальной их возбудимости и полным
торможением существует ряд особенных, переходных стадий, каждая из которых отличается
своеобразным нарушением закона силовых отношений, т. е. нарушением прямой зависимости
между силой условного раздражителя и величиной ответной условной реакции.
В опытах И. П. Разенкова такие состояния наблюдались после экспериментально вызванного срыва
высшей нервной деятельности собаки, приведшего вначале к полному исчезновению у нее
всех условных рефлексов. При крайне замедленно протекавшем (в течение нескольких недель)
восстановлении условнорефлекторной деятельности и были отмечены эти промежуточные стадии
между полным тормозным состоянием клеток коры и их нормальной возбудимостью.
Установив наличие этих стадий в случае патологического сдвига в высшей нервной деятельности,
И. П. Павлов высказал предположение, что подобные же явления должны иметь место, только с
большей скоростью протекания, и в норме — при переходе от сна к бодрствованию и обратно.
При нарочито замедленном, достигавшемся специальными приемами, погружении собаки в сон и
столь же постепенном выведении ее из этого состояния (опыты Б. Н. Бирмана, О. С. Розенталя, Н.
В. Зимкина, М. К. Петровой, А. А. Шишло и др.) удалось выявить у здоровых собак в норме
переходные состояния, аналогичные тем, которые были обнаружены впервые в патологическом
случае.
Состояние клеток коры, при котором и слабые, и сильные условные раздражители дают
одинаковый, уравненный по величине эффект, было названо И. П. Павловым уравнительной
фазой. Уравнение эффектов при этом происходит за счет увеличения ответных реакций на слабые раздражения и снижения величины ответа на сильные раздражения.
Тормозная фаза корковых клеток, при которой наблюдается преобладание величины реакции на
слабый раздражитель над величиной реакции на сильный раздражитель, получила наименование
парадоксальной фазы. В некоторых случаях извращение ответной реакции корковых клеток на
условный раздражитель достигает такой степени, что условный положительный раздражитель
полностью теряет свое возбуждающее действие, в то время как условный отрицательный
(тормозной) раздражитель начинает при этом вызывать явный положительный эффект. Это
состояние было названо И. П. Павловым ультрапарадоксальной фазой.
При погружении собак в сон с помощью снотворных средств (уретан, хлоралгидрат и др.)
происходит постепенное равномерное падение величины всех условных рефлексов —
наркотическая фаза.
Состояние коры больших полушарий, в котором отсутствует реакция как на положительные, так и
На отрицательные условные раздражения, И. П. Павлов назвал фазой полного торможения.
И. П. Павлов неоднократно отмечал, что установить какой-либо преемственности в смене одной
фазы другой не удается. В одних случаях уравнительная фаза сменялась парадоксальной, а перед
наступлением полного сна появлялась ультрапарадоксальная фаза, в других случаях обе фазы
сменяли друг друга попеременно, как бы волнообразно: после парадоксальной фазы, сменившей
уравнительную, вновь выступала уравнительная, и тут же вслед за ней снова появлялась
парадоксальная фаза и т. п.
«Таким образом, — писал И. П. Павлов, — остается неясным: есть ли эти состояния строго
последовательные или и параллельные. Мы так же не можем точно указать, почему данная фаза
прямо переходит то в ту, то в другую».
В процессе постепенного развития сонного состояния удалось также обнаружить своеобразные
сочетания определенной экстенсивности иррадиировавшего торможения с той или иной фазой
интенсивности его.
Так, например, в опытах О. С. Розенталя нередко отмечалось, что в одной из стадий сна, когда при
наличии секреторной реакции двигательная отсутствовала, сильные условные пищевые раздражители вызывали меньшее слюноотделение, чем слабые.
Исходя из положения о том, что сон и торможение являются одинаковыми по своей природе
процессами, И. П. Павлов поставил вопрос: нельзя ли обнаружить подобные же фазовые
изменения интенсивности тормозного процесса и при образовании тех или иных видов коркового
торможения?
Поставленные специально с этой целью опыты К. М. Быкова, А. Г. Иванова-Смоленского, П. К.
Анохина, Н. В. Виноградова показали, что действительно при выработке всех видов 'коркового
торможения наблюдаются фазовые изменения возбудимости клеток коры больших полушарий,
аналогичные фазовым состояниям коры, обнаруженным при изучении развития сна. Интересно
отметить, что и здесь выявилась волнообразность в смене одной фазы другой, что говорит о
скрывающейся за этим борьбе процессов возбуждения и торможения, о диалектическом
характере развития этих процессов.
Эти данные явились еще одним неопровержимым доказательством правильности утверждения И.
П. Павлова о том, что сони торможение по своей природе — один и тот же процесс.
Вскрытые И. П. Павловым закономерности изменения интенсивности тормозного процесса
дополнили установленные им ранее данные о торможении как о процессе движущемся, меняющем
свою экстенсивность, что создало основу для еще более глубокого понимания физиологических
механизмов сна и родственных ему явлений.
Заканчивая лекцию, посвященную рассмотрению переходных состояний между бодрствованием и
сном, связанных с различной степенью экстенсивности и интенсивности торможения, И. П.
Павлов писал: «Едва ли можно сомневаться в том, что описанные в этой лекции состояния
полушарий есть то, что называется гипнозом в его разнообразных стадиях и чертах».
Установленные им фазы в изменении интенсивности и экстенсивности коркового торможения И.
П. Павлов назвал гипнотическими фазами.
И. П. Павлов неоднократно отмечал сходство гипнотических фаз как обычных переходных
состояний от нормальной возбудимости корковых клеток к полному торможению с парабиотическими стадиями, обнаруженными Н. Е. Введенским при изучении развития процесса торможения в нервном волокне. Некоторые из гипнотических фаз (уравнительную, парадоксальную) И. П. Павлов назвал так же, как называл подобные стадии парабиоза (в которых имели место аналогичные соотношения между силой раздражителя и величиной ответной реакции) Н. Е. Введенский.
Как показали позднейшие исследования И. П. Павлова и его учеников и последователей,
гипнотические фазы имеют огромное значение не только для объяснения сущности явлений,
связанных со сном и гипнозом, но и для понимания многих патологических состояний, связанных
с нервно-психическими расстройствами. «Теперь мы остановимся более, подробно на
гипнотическом состоянии наших животных, — говорил И. П. Павлов в одном из своих
выступлений перед врачебной аудиторией,— так как изучение его повело к пониманию
симптомов некоторых душевнобольных».
Подвергнув глубокому физиологическому анализу шизофрению, И. П. Павлов установил
общность патофизиологического механизма таких подчас внешне совершенно противоположных
клинических ее проявлений, как мутизм, кататонический ступор, каталепсия, стереотипия,
негативизм, кататоническое возбуждение, гебефреяное поведение, эхолалия, эхопраксия и т. д.
Общим патофизиологическим основанием для всех этих симптомов являются различные
хронические гипнотические фазовые состояния, сосредоточенные в тех или иных пунктах коры и
подкорки. «При наблюдении вышеупомянутых шизофренических симптомов,— писал И. П.
Павлов, — я пришел к заключению, что они есть выражение хронического гипнотического
состояния, что я и буду обосновывать в настоящем моем изложении».
И далее, прибегая к богатому экспериментальному материалу своих лабораторий, И. П. Павлов
доказывает, что неоднократно описанные клиницистами факты, когда больной, абсолютно не
реагировавший на вопросы, заданные ему громким голосом в общей шумной обстановке, отвечал
на те же вопросы, если они произносились тихо, шепотом в условиях окружающего полного
покоя, суть не что иное, как проявления парадоксальной фазы, в которой ослабляется или
полностью отсутствует реакция на сильные раздражения и сохраняется (или даже усиливается) эффект в ответ на воздействия слабых раздражителей.
Вспышки агрессивного возбуждения у кататоников и дурашливость, детская шаловливость
гебефреников, согласно И. П. Павлову, «есть результат начинающегося общего торможений
больших полушарий, в силу чего ближайшая подкорка не только освобождается от постоянного
контроля, постоянного торможения со стороны полушарий при бодром состоянии, а даже, на
основании механизма положительной индукции, приводится в возбужденное хаотическое
состояние со всеми ее центрами».
Мы не будем останавливаться здесь на нейродинамике других гипнотических симптомов
шизофрении, так как павловское понимание физиологического механизма многих из них, таких,
как каталепсия, негативизм, эхопраксия, являющихся характернейшими проявлениями
гипнотического состояния, будет приведено нами в следующем разделе — «Гипноз — частичный
сон».
Установив, что «шизофрения в известных вариациях и фазах действительно представляет собой
хронический гипноз», И. П. Павлов раскрыл также и то, почему возникает это гипнотическое состояние, в чем его физиологический смысл и каковы пути патогенетически обоснованной терапии этого заболевания.
«Конечно, последнее глубокое основание это-то гипноза есть слабая нервная система, специально
слабость корковых клеток. Эта слабость может иметь много разных причин — наследственных и
приобретенных... естественно, что такая нервная система при встрече с трудностями, чаще всего в
критический физиологический и общественно-жизненный период, после непосильного
возбуждения неизбежно приходит в состояние истощения. А истощение есть один из главнейших
физиологических импульсов к возникновению тормозного процесса как охранительного процесса.
Отсюда и хронический гипноз как торможение в различных степенях распространенности и
напряженности. Таким образом, это состояние, с одной стороны—патология, так как оно лишает
пациента возможности нормальной деятельности, с другой — по существу самого механизма, есть
еще физиология, физиологическая мера, потому что оно предохраняет корковые клетки против угрожающего разрушения вследствие непосильной работы. Мы сейчас в лаборатории имеем поразительный пример, как продолжительное торможение возвращает слабым корковым клеткам на некоторый период способность к нормальной деятельности. Есть основания принимать, что, пока действует тормозной процесс, корковая клетка остается неповрежденной глубоко; для нее возможен возврат к полной норме, она еще может оправиться от чрезмерного истощения, ее патологический процесс еще обратим».
И. П. Павловым было показано, что подобный же патофизиологический субстрат лежит в основе
истерии, которая также есть продукт слабой нервной системы. Как проявление гипнотических фаз
И. П. Павлов понимал такие часто отмечающиеся при истерии симптомы, как аналгезия,
анестезия, параличи и т. п.
Отдельные истерические реакции, согласно И. П. Павлову, могут возникать и у представителей
сильного типа нервной системы. Разница при этом состоит в следующем: в то время как у
истериков гипнотические фазы в коре больших полушарий являются хроническими, ибо уже
самые обычные раздражители превышают предел работоспособности слабых корковых клеток и
легко приводят их в состояние защитного охранительного торможения, у людей с сильной
нервной системой такое разлитое торможение (как физиологическая основа истерической
реакции) может возникнуть (и при этом обычно ненадолго) лишь при чрезмерно сильных
раздражениях, «при чрезвычайных ударах жизни» (И. П. Павлов).
Раскрытие И. П. Павловым патофизиологической сущности ряда симптомов нервно-психических
заболеваний как внешнего выражения тормозных гипнотических фаз, разыгрывающихся в
болезненно ослабленной коре больших полушарий головного мозга, позволило ему наметить пути
их патогенетически обоснованной терапии. Основной установкой, данной И. П. Павловым в этом
направлении, является всемерное поощрение и углубление этого коркового торможения как
естественного самоохранительного приспособления организма. Эти теоретические положения
привели к созданию таких методов лечения нервно-психических заболеваний, как длительная
сонная терапия шизофрении, создание охранительного режима в больничных учреждениях, к более широкому внедрению психотерапии и, в частности, гипнотерапии в практику медицины.
Гипноз — частичный сон
В научном творчестве И. П. Павлова исследованиям по изучению гипнотического состояния и
связанных с ним явлений принадлежит видное место. Результатом их явилось материалистическое
объяснение гипноза, составившее один из тех неоценимых вкладов, которыми обогатил науку И.
П. Павлов. О внимании, которое уделял И. П. Павлов этим исследованиям, говорят его
многочисленные статьи и речи. Почти в каждой из них, особенно за последнее десятилетие его
научной деятельности, он в той или иной степени касается гипнотических явлений, анализируя их
с позиций строго объективного метода условных рефлексов. Подлинно научное понимание
сущности гипноза является одним из ярких доказательств плодотворности метода И. П. Павлова,
открывшего неограниченные возможности для познания закономерностей высшей нервной
деятельности.
В противовес лженаучной критике американских реакционных физиологов и психологов, в
бессильной злобе пытавшихся опорочить материалистический метод условных рефлексов, И. П.
Павлов.в своем знаменитом «Ответе физиолога психологам» с большой силой и страстностью, с
огромным количеством неопровержимых фактов в руках отстаивает бесспорную научную
ценность созданного им метода. Важные проблемы не только физиологии и медицины, но и
психологии разрешены им и его сотрудниками в процессе изучения высшей нервной
деятельности. И. П. Павлов упоминает и о достигнутом с помощью метода условных рефлексов
разъяснения физиологического механизма гипноза. Отвечая на беспочвенные утверждения
американского физиолога идеалиста Лешли, И. П. Павлов писал: «Неужели автор рискует сказать,
что моя тридцатилетняя и теперь с успехом продолжаемая работа с моими многочисленными
сотрудниками, проведенная под руководящим влиянием понятия о рефлексе, представила собой
только тормоз для изучения церебральных функций? Нет, этого никто не имеет права сказать. Мы
установили ряд важных правил нормальной деятельности высшего отдела головного мозга,
определили ряд условий бодрого и сонного состояния его, мы выяснили механизмы нормального
сна и гипнотизма, мы произвели экспериментально патологические состояния этого отдела и
нашли средства возвращать норму. Деятельность этого отдела, как мы ее сейчас изучили, нашла и
находит себе немало аналогий с явлениями нашего субъективного мира... И это все благодаря
пользованию при экспериментах над этим отделом „мозга понятием рефлекса».
Как об этом сообщалось выше, И. П. Павлов встретился с гипнотическими явлениями еще в самом
начальном периоде своих исследований по изучению условий развития сна. Тогда же им и была
впервые высказана мысль о том, что гипноз есть частичное задерживание деятельности больших
полушарий, неполный сон, связанный с различными степенями экстенсивности коркового
торможения. Позднее явления, аналогичные тем, которые наблюдаются в гипнозе, были отмечены
И. П. Павловым при исследовании переходных состояний между бодрствованием и оном,
связанных с изменяющейся интенсивностью тормозного процесса в клетках коры больших
полушарий. Последовательное все более углубленное и подробное изучение физиологических
механизмов гипноза привело И. П. Павлова к представлению, кратко сформулированному им так:
гипноз есть частичный сон.
«Гипнотическое состояние, по И. П. Павлову, есть частичный сон высших отделов центральной
нервной системы, частичный по глубине (Переходные, или промежуточные, фазы между бодрым
состоянием и сном) и частичный по локализации, например, то распространяющийся, только на
двигательный анализатор, то опускающийся лишь на определенные уровни и отделы мозгового
ствола».
В опытах И. П. Павлова и его сотрудников гипноз в самых различных его стадиях и формах
проявления наиболее отчетливо наблюдался у животных, когда создавались условия для
медленного, постепенного их засыпания и пробуждения. Таким образом, было установлено, что
для возникновения гипнотического состояния необходимы такие же условия, как и для
наступления сна.
Гипноз, как и естественный сон, наступает под действием условий, вызывающих возникновение
коркового торможения и способствующих его распространению, иррадиации. Такими условиями, как мы уже писали в разделе «Сон и торможение», может быть действие как внезапных, чрезмерно сильных или чрезвычайных раздражителей, так и раздражителей средних и слабых, но длительное время однообразно периодически повторяющихся, Благоприятствующим обстоятельством при этом
является отсутствие в окружающей обстановке излишних возбуждающих агентов, воздействие
которых может привести к образованию в коре больших полушарий пунктов возбуждения,
препятствующих широкому распространению тормозного процесса.
Как и соя, гипноз может возникать и условнорефлекторным путем — под влиянием раздражителей, действие которых ранее несколько раз совпало с условиями, приводившими к гипнотическому состоянию.
Эти исследования И. П. Павлова раскрыли истинный смысл различных способов гипнотизации
человека, облекавшихся прежде в маску таинственности или получавших субъективно-психологическое, идеалистическое истолкование. Лишь строго объективное изучение условий возникновения гипнотического состояния дало возможность понять, в чем именно состоит
гипнотизирующее действие и «магнетических» пассов Месмера, и способа фиксации Брэда, и
приема, заключающегося в использовании резких сильных раздражителей по Шарко, и
получившего наиболее широкое распространение в последнее время метода словесного внушения.
Сопоставляя с изученными им и его сотрудниками условиями наступления гипноза у животных
известные способы гипнотизации человека, И. П. Павлов писал: «Процедура гипнотизирования
людей вполне воспроизводит описанные условия у животных. Ранний классический способ
гипнотизирования — это так называемые пассы, т. е. слабые однообразно повторяющиеся
раздражения кожи, как в наших опытах. Теперь постоянно применяющийся способ —
повторяющиеся слова (к тому же произносимые в минорном, однообразном тоне), описывающие
физиологические акты сонного состояния. Эти слова суть, конечно, условные раздражители, у
всех нас прочно связанные с сонным состоянием и потому его вызывающие. На этом основании
может гипнотизировать и гипнотизирует все, что в прошлом совпадало несколько раз с
сонным состоянием. Это все аналоги цепных отрицательных рефлексов (д-ра Фольборта),
подобных цепным условным положительным рефлексам, т. е. рефлексам разных порядков,
описанным в третьей лекции. Наконец, гипнотизирование истеричных по Шарко достигается
сильными неожиданными раздражителями, как в старом способе гипнотизирования животных.
Конечно, при этом могут действовать также и физически слабые раздражители, сигнализирующие
сильные, т. е. сделавшиеся в силу совпадения во времени условными по отношению к сильным.
Как у животных, так и у людей большинство гипнотизирующих приемов тем скорее и вернее
приходят к цели, чем они чаще применяются».
Метод словесного внушения в гипнозе как один из эффективнейших способов вызвать
гипнотическое состояние у человека, а также оказать на него во время гипноза целенаправленное
психотерапевтическое воздействие получил глубоко научное и верное обоснование в концепции
И. П. Павлова о специфически человеческой второй сигнальной системе, действующей в
постоянном и неразрывном единстве с первой. Забегая несколько вперед, отметим, что, согласно
этому учению И. П. Павлова, слова, которые произносит гипнотизирующий, желая вызвать
гипнотическое состояние у больного, это не просто условные возбудители сна. Слово есть
специфический раздражитель второй сигнальной системы, заменяющий и обобщающий
множество непосредственно действующих на рецепторы человека раздражителей. Мы
ограничимся здесь лишь небольшими попутными замечаниями, ибо краткое изложение учения
Павлова о взаимодействии сигнальных систем составит содержание специального раздела нашей
книги.
Экспериментальные исследования школы И. П. Павлова навсегда развеяли ложные, подчас
мистические, идеалистические и субъективистские представления и о других явлениях, связанных
с гипнозом. Эти неправильные взгляды удерживались в течение столетий только потому, что
подлинное познание долгое время не могло проникнуть в сложнейший мир психических явлений.
Лишь созданный И. П. Павловым строго объективный, а потому и истинно научный метод
изучения высшей нервной деятельности, метод условных рефлексов, дал ключ к глубокому научному исследованию и УГОН области сложнейших физиологических явлений.
Одним из подробных и фундаментальных специальных исследований, посвященных изучению
природы гипнотического сна, была работа одного из учеников и последователей И. П. Павлова —
Б. Н. Бирмана «Экспериментальный сои», в предисловии к изданию которой И. П. Павлов писал:
«Настоящая экспериментальная работа д-ра Б. Н. Бирмана значительно приближает к
окончательному решению вопрос о физиологическом механизме гипноза. Еще две-три
добавочных черты, и в руках физиолога окажется весь этот механизм, так долго остававшийся
загадочным, окруженным даже какою-то таинственностью».
Одной из задач своего исследования Б. Н. Бирман поставил получение у собак
экспериментального сна с избирательной реакцией на определенный раздражитель, т. е.
состояния, сходного с гипнозом человека, в котором, как известно, такая избирательная реакция
сохраняется лишь на слова гипнотизирующего. Явление это носит название раппорта. До изучения
по методу И. П. Павлова оно служило предметом наиболее фантастических и сугубо
«произвольных толкований со стороны гипнологов.
Б. Н. Бирман вырабатывал у двух своих подопытных собак, бодрых и не склонных к сонливости в
обычных условиях опыта, условные пищевые рефлексы на 23 тона фисгармонии; один из этих
тонов — сЬгав — был сделан положительным, активным раздражителем, а остальные 22 тона —
отрицательными, диференцировочными, инактивными.
Многократное повторение диференцировочных тонов погружало собак в глубокий сон.
Уснувшие собаки не реагировали ни на какие, даже новые, раздражители (стук в дверь, свисток,
бульканье), но тотчас же просыпались при действии активного тона do256, давая на него сильную
положительную слюноотделительную и двигательную реакцию.
Таким образом, было показано, что у собак можно вызвать искусственный экспериментальный сон
с частичным бодрствованием отдельного участка коры больших полушарий (корковые клетки,
