Российская академия наук

Владикавказский научный центр

Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных

исследований им. В. И. Абаева

Юго-Осетинский государственный университет

им. А. А. Тибилова

К. Г. ДЗУГАЕВ

Парадигма самоорганизации:

философский,

историко-социальный и

политологический аспекты

Цхинвал, 2006

Научное редактирование:

ПЛИЕВ А. Г., доктор философских наук, ведущий научный
сотрудник Северо-Осетинского института
гуманитарных и социальных исследований

ДЗИДЗОЕВ В. Д., доктор исторических наук, заведующий
кафедрой политологии Северо-Осетинского

государственного университета

В монографии исследуются философские и общенаучные основания современной парадигмы самоорганизации, обосновывается категориальный статус понятия самоорганизации и предлагается его философски выдержанное определение. Показаны применения парадигмы самоорганизации к разрешению различных вопросов Универсальной истории, в частности, к осмыслению «вертикали Панова – Снукса». Приведены примеры историко-политологического рассмотрения конкретно-исторических ситуаций с использованием самоорганизационного подхода.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Вместо предисловия

Предлагаемая вниманию читателя книга посвящена актуальным проблемам философии. Современная философия переживает глубокий системный кризис. Отказ от классической философии, от классических методов исследования объективного мира привёл к тому, что философия превратилась в пустой дискурс (заметьте, не диалог, а дискурс), то есть в пустой трёп. Философия перестала быть образцом строго логического мышления, высокой культуры и мощного когнитивного инструмента. Исчезли исследования по методологическим проблемам философии. А без таких исследований никакая философия не может развиваться и заниматься поисками истины. Кстати, замечу, западные философы это уже стали понимать. Многие из них вернулись к классическим методам познания, в первую очередь к диалектике.

Монография К. Г. Дзугаева – по существу первая работа, освещающая фундаментальные методологиче­ские проблемы на современном уровне. При этом отрадно, что автор опирается на классическую диалектику и вместе с тем идет дальше, особенно когда речь идет о принципах самоорганизации.

Парадигма самоорганизации в последние десятиле­тия активно развивается, вовлекая в свою ор­биту всё новые научные дисциплины и направления. В точных науках она предстаёт в виде синергетики, иссле­дующей нелинейные неравновесные системы и добив­шейся неплохих результатов. Но попытки применить синер­гетические методы к анализу общественных процес­сов и феноменов контрпродуктивны, потому что здесь диалекти­ческий метод давно показал свою эффектив­ность и плодотворность.

Тем не менее, к сожалению, до сих пор предпринимаются усилия расширить область применимости синергетических методов вплоть до объявления синергетики некоей постмодернистской альтернативой диалектики. Такой подход с очевидностью обречён на неудачу, ибо диалектика не может быть "преодолена" каким бы то ни было набором формализаций, пусть даже сугубо синергетического толка.

Обращение к проблеме самоорганизации для К. Г. Дзугаева было вполне естественным, так как и его диссертация на соискание учёной степени кандидата философских наук имела название "Самоорганизация как сущностный механизм прогрессивного развития". Уже тогда К. Г. Дзугаев ставил перед собой цель применения самоорганизационного подхода к исследованию общества. Однако реализации этой исследовательской программы помешал грузино-осетинский конфликт, ибо он как истинный патриот своего народа не мог быть посторонним наблюдателем этого кровавого конфликта.

Но теперь, получив возможность вернуться к научной деятельности в качестве уже не только и, может быть, не столько философа, сколько политолога, К. Г. Дзугаев приступает к научному осмыслению сложного общественно-политического бытия самоопределившейся Республики Южная Осетия, предлагая в данной монографии развёрнутый научный инструментарий в рамках парадигмы самоорганизации.

Основной посыл работы заключается в том, что понятие самоорганизации, по мысли автора, представляет собой вполне сложившуюся и удовлетворяющую всем философским канонам категорию. В этой связи нам представляется интересным и заслуживающим внимания предложенное К. Г. Дзугаевым определение самоорганизации, представляя её как логическое продолжение категориальной линии самодвижения – саморазвития и образующая с этими фундаментальными категориями триаду-рядоположение "самодвижение – саморазвитие – самоорганизация".

Автор считает, что категория самоорганизации может быть использована при анализе новых реалий современного общества. Вначале он рассматривает весьма абстрактные вопросы космического присутствия жизни и разума, а затем закономерно выходит на анализ кардинальных проблем развития земной цивилизации, используя при этом новейшие научные открытия и по-своему их осмысливая: к таковым он относит в первую очередь "вертикаль Панова – Снукса", указывающую на приближение глобального системного кризиса человечества при жизни нынешнего поколения.

Большой политологический и исторический интерес представляют приведённые К. Г. Дзугаевым примеры конкретного самоорганизационного анализа реальных исторических ситуаций. Здесь, безусловно, надо подчеркнуть заслуги Л. В. Лескова, показавшего строгими методами, что исторический сценарий распада СССР был, оказывается, менее вероятен, чем сценарий его сохранения и содержательного реформирования.

Исследование К. Г. Дзугаева, таким образом, представляет собой работу, выполненную на передовом крае научных исследований – работу, в которой автор постарался объединить политологическую историко-ситуативную составляющую с общетеоретической, философской постановкой проблемы. При этом использован большой массив научной информации, автор хорошо ориентируется не только в философских аспектах проблемы, но и на уровне её общенаучных экспликаций. В этом отношении физико-математическое образование К. Г. Дзугаева является, несомненно, подспорьем и преимуществом для самоорганизационного анализа.

Данная монография, несомненно, заслуживает публикации. Она будет интересна не только представителям обществознания, но и естествознания. Вместе с тем она восполнит существующий пробел в освещении методологических проблем философии и политологии. Что же касается научных интересов К. Г. Дзугаева, то уверен, что заявленный им подход найдёт продолжение в его докторском диссертационном исследовании и новых монографиях по данной проблематике.

И. А. Гобозов, доктор философских наук,

академик РАЕН,

профессор кафедры социальной философии

философского факультета МГУ

им. М. В. Ломоносова,
главный редактор журнала «Философия и общество».

Введение.

На протяжении последних десятилетий совершился переход человечества в качественно новое состояние общества, называемое постиндустриальным, информационным, глобализационным и т.п. – описание его сущностных характеристик на слуху не только специалистов, но и всей аудитории средств массовой информации. Эти коренные социальные перемены требуют своего философско-исторического осмысления, и в этом отношении, видимо, можно констатировать некоторое запаздывание в выработке теоретических представлений, методов, подходов, способных адекватно отразить происходящие изменения.

Тем не менее сейчас в нашей стране предпринимаются серьёзные усилия возродить философскую культуру, наработать мыслительную традицию, продолжающую духовные поиски мыслителей нашего прошлого. Вниманию интересующихся предлагаются самые разные философские и исторические школы, концепции, направления – и это есть живительное пространство мысли, та естественная среда, в которой только и может рождаться истинно новое. Выйдя из остывающего пожарища догматизма, научная мысль ведёт поиск, и, видимо, уже можно говорить об определённых результатах.

Одним из активно развивающихся и весьма перспективных духовно-практических способов общественноисторической рефлексии в этом отношении является парадигма самоорганизации, или самоорганизационный подход.

В точных науках этот подход получил название синергетического. Будучи неклассическим, новым направлением в естественных науках, синергетика декларирует своей целью изучение процессов спонтанного изменения организации систем точными методами. Новые возможности для реализации этой цели связаны с идеей численного моделирования сложных процессов на современных ЭВМ пятого поколения.

Становление парадигмы самоорганизации связано с выдвижением на передний план научного поиска базового понятия организации, рассмотрением организации как некоего многоуровневого сущностного отображения природных и социальных систем. Это обстоятельство не осталось незамеченным философами: так, ещё в шестидесятых годах прошлого века П. В. Копнин и М. В. Попович зафиксировали, что в современном естествознании ощущается необходимость дополнения категории «форма движения материи» категориями, описывающими организованность образований (1, с.103). В этом же смысле высказывались С. Б. Крымский и В. И. Кузнецов, говоря о необходимости «выделить универсальные закономерности, которые являются «сквозными» для всех форм движения материи и которые позволяют рассматривать эти формы в их единстве и различных сочетаниях» (2, с.82).

К числу таких закономерностей, безусловно, относятся закономерности изменения организации систем, так как «то, что отличает друг от друга формы движения материи, является не каким-либо субстратом или субстанцией, но способом организации материи и внутренне присущими ему противоречиями...» (3, с.69). Более того, можно со всей определённостью утверждать, что «наряду с положениями: вся материя движима; движение материально; нет никакого движения без материи – так же обоснованны и находятся на такой же ступени положения: вся материя организована; организация... материальна; нет никакой организации... без материи» (4, с.131-132). В процессе научного синтеза, со всей его стохастикой поисков и догадок, постепенно откристаллизовалось понимание того, что самодвижение, саморазвитие как самодетерминирующийся процесс осуществляется в пространстве и времени посредством самоорганизации её конкретных форм.

Научно доказательное использование фундаментального понятия организации началось по меркам истории науки сравнительно недавно: по мнению И. И. Шмальгаузена, первым учёным, применившим понятие организации для исследования процессов упорядочения массовых случайных явлений был, по-видимому, Ч. Дарвин (5, с.84-85). Создателем же первой более или менее цельной и достаточно репрезентативной теории организации по праву следует назвать А. А. Богданова (6), к «тектологии» которого мы в дальнейшем изложении ещё обратимся.

Ныне можно говорить о сложившейся сильной традиции исследований проблем развития, системности и организованности. Из зарубежных учёных отметим таких исследователей, как Р. Акофф, Л. Берталанффи, С. Бир, К. Боулдинг, Н. Винер, Г. Греневский, К. Гёсслер, Л. Задэ, Г. Клаус, О. Ланге, М. Месарович, А. Раппопорт, Т. де Шарден, У. Р. Эшби, Е. Янч и др. В СССР разработкой этого круга проблем занимались Г. Н. Алеексеев, А. К. Астафьев, И. В. Блауберг, Ф. Ф. Вяккерев, В. Н. Барановский, Ю. А. Данилов, Д. П. Горский, А. Я. Ильин, Б. Б. Кадомцев, В. А. Кайдалов, Ю. Л. Климонтович, С. Б. Крымский, А. А. Малиновский, В. В. Орлов, З. М. Оруджев, Л. А. Петрушенко, В. Г. Пушкин, А. П. Руденко, В. И. Свидерский, М. И. Сетров, Н. С. Смирнов, А. И. Уёмов, А. Д. Урсул, Э. Г. Юдин и др.

Исследование организации в ракурсе изучения причин её изменения потребовало формулировки специального понятия «самоорганизующейся системы» (7). Оно явилось одним из основных в логико-кибернетической методологии, оказавшей существенное влияние на становление современной научной, естественно-технической картины мира. Вместе с тем мы считаем необходимым подчеркнуть, что сводить к кибернетическим представлениям философский смысл понятия «самоорганизующаяся система», как это предлагают некоторые авторы (8), было бы методологически неверно; философский анализ процессов самоорганизации систем имеет свою специфику, свои цели, свои методы.

Значение самоорганизационных исследований хорошо осознавалось и философами, и учёными, занимавшимися историей и методологией науки. В естественнонаучном контексте по трудности разрешения и последствиям для научно-практической деятельности проникновение в самоорганизационную проблематику сравнивалось с наступлением на тайну атомного ядра (!) (9). «Загадка активного, относительно самостоятельного повышения организации (самоорганизации) системы, – указывает Л. А. Петрушенко, – стала чрезвычайно острой» (10, с.7). В последние годы в самых разных своих областях познание вышло на такие рубежи, когда отчётливо обнаружилась эффективность использования принципов самоорганизации, начиная от глубокого анализа теоретических проблем и заканчивая непосредственно прикладными применениями. Быстро развивается формальный аппарат представлений о самоорганизации – для этого применяются средства и методы из так называемых нелинейных задач.

В целом это направление исследования процессов самоорганизации получило по предложению Г. Хакена наименование синергетики. Термин прижился и в настоящее время часто используется уже расширительно, охватывая всё новые области применения самоорганизационного подхода, в том числе и в истории. В отличие от «тектологии» А. Богданова, «общей теории систем» Л. Берталанффи, «праксиологии» Т. Котарбиньского, «кибернетики» Н. Винера центр тяжести исследований в синергетике переносится именно на механизмы осуществления процессов самопроизвольного повышения уровня организации, т.е. на процессы с а м о – организации. Г. Хакен, И. Пригожин, Г. Николис, П. Гленсдорф, Э. Лоренц, В. Эбелинг, М. Эйген, М. Фейгенбаум и др. создали фундаментальный задел этой новой научной дисциплины.

Синергетическое описание процессов самоорганизации имеет ряд особенностей, главная из которых, как отмечал Г. Хакен, н е л и н е й н о с т ь всех уравнений синергетики (11, с.42). «Мы приучены мыслить в терминах линейной причинности, но теперь нуждаемся в новых «средствах мышления»», – пишет другой её основоположник, И. Пригожин (12, с.266).

Здесь уместно вспомнить, что в нашей стране (13) ещё в 30-х годах ХХ века в школе академика Л. И. Мандельштама была сформулирована программа выработки нелинейной культуры, понимаемая им как некоторое единство надёжного математического аппарата (общие теоремы теории дифференциальных уравнений, теория предельных циклов, т. наз. теория малого параметра) и физических представлений, адекватных новым задачам; нужно было выработать н е л и н е й н у ю и н т у и ц и ю, пригодную там, где отказывала интуиция, выработанная на линейных задачах (14). Отчётливо ощущая необходимость строгого математического рассмотрения важнейших для практики задач теории нелинейных колебаний, Л. И. Мандельштам ставил цель разработать нелинейные теоретические концепции, которые не только позволили бы разбираться в сложных явлениях, но и способны были предсказывать новые нелинейные явления.

Показательно, что предпосылки для возникновения синергетики сложились почти одновременно в весьма разных областях науки; поэтому синергетика делала первые шаги, существуя сразу в нескольких вариантах (15, с.8). Так, например, И. Пригожин получил свои результаты в ходе исследований по термодинамике неравновесных химических реакций (внимание учёных на этот класс реакций было обращено после открытия знаменитой автоколебательной реакции Белоусова – Жаботинского). Г. Хакен, со своей стороны, считает, что по разным причинам в развитии синергетики решающую роль сыграл лазер (цит., с.27). В биологии синергетические идеи появились как результат понимания, что самоорганизация – это именно фундаментальный механизм эволюции биологических систем; само строение организма, «пространственный план морфогенетической структуры ни в каком виде не содержится и не закодирован в отдельных клетках. Он именно возникает как продукт коллективного процесса самоорганизации» (16, с.115).

Отсюда – важное заключение: синергетика, имея междисплинарный статус, представляет собой п е р в у ю естественнонаучную попытку «описать саморазвитие мира в соответствие с его внутренними законами, опираясь на результаты целого комплекса точных наук» (17, с.60).

Сильный импульс становлению самоорганизационного подхода, парадигмы самоорганизации был дан выдвижением на передний план общественной практики (18) общечеловеческих, т. наз. глобальных проблем. Следует согласиться с мнением Н. Н. Моисеева, что в создании глобалистики выдающуюся, основополагающую роль сыграл В. И. Вернадский, разработавший учение о превращении биосферы в «сферу разума» (Э. Леруа и П. Тейяр де Шарден назвали её ноосферой). Исследовательская деятельность в этом направлении таких международных организаций, как Институт жизни, Римский клуб и др., привела к новому осмыслению закономерностей мирового процесса развития. В нашей стране в 70-х годах прошлого века в Вычислительном центре АН СССР «были начаты исследования, имевшие естественнонаучную направленность. Нами была предпринята попытка дать целостное описание биосферы как единой самоорганизующейся системы и изучить изменение путей её эволюции под действием всё возрастающей активности человека....Нужен был, конечно, специальный инструментарий. И мы начали его разрабатывать» (19, с.223). По прошествии времени Н. Н. Моисеев сделал вывод, что «возникает некая универсальная парадигма, может быть, даже некая общая теория. Одни называют её теорией самоорганизации, другие используют слово «синергетика». Я предпочитаю называть её эволюционизмом, или универсальным эволюционизмом» (20, с.68-69).

Понятие самоорганизации, таким образом, быстро наполнилось научным содержанием и вскоре вышло за пределы той или иной конкретной научной дисциплины, обнаружив свою интегративную природу. Стало ясно, что методологическая сила и научная общность понятия самоорганизации свидетельствует о приобретении им философского статуса, а следовательно, обозначилась необходимость соответствующих специальных философских исследований. Такие исследования были развёрнуты достаточно широким фронтом.

Так, в работе Д. М. Абдулаева показана методологическая и эвристическая роль категории отражения и понятия обратной связи в определении сущности явления самоорганизации (21). Л. А. Няпинен проследил диалектико-логический характер развития знания об организации и самоорганизации в современном математическом естествознании (22). В. С. Бойко на материале биологии трактует в качестве основных принципов самоорганизации активность, уменьшение взаимодействия и эквифинальность (23). Н. Д. Казаков рассмотрел самоорганизацию в связи с биокибернетикой, анализируя в комплексе принципы активности, обратной связи, причинности, оптимальности; значительное место уделено им соотношению управления и самоорганизации, связи последней и понятием необратимости (24). Н. П. Кострубин предпринял попытку выяснения философского содержания понятия «самоорганизация», представляя последнюю как специфическую форму самодвижения, имеющую всеобщий характер (25). М. Н. Матвеев рассмотрел диалектику самоорганизации предбиологических систем, принимая в качестве условий повышения уровня организации оптимальную активность, оптимальную сложность и оптимальный уровень структурности самоорганизаующихся систем (26). Ю. М. Романовский, анализируя процессы самоорганизации в физике, химии и биологии, выделил в качестве ообщих черт самоорганизации механизм возникновения «ведущих центров» складывающейся организации (предполагая при этом элементы, из которых рождаются структуры, вначале равномерно распределёнными в пространстве), а также два варианта самоорганизации – без появления качественно новых элементов и отбор и размножение или возникновение новых (27). В. Г. Пушкин исследовал самоорганизацию с кибернетических позиций, рассматривая её как интегратор факторов активности, внутренней целесообразности, оптимальной надёжности и стохастичности (28). Отдельные фрагменты, посвящённые тем или иным аспектам самоорганизации, её философско-методологической проблематике, содержатся в работах других авторов.

Мы солидарны с указанием Е. Н. Князевой на то, что «мощнейшие идеи о сложных спектрах структур, возникающих в режимах с обострением, о законах нелинейного синтеза сложных структур, о коэволюции как искусстве «жить вместе», результаты, подобных которым нет ни в школе Пригожина, ни в школе Хакена, фактически были получены уже 30 – 40 лет назад и подробно излагались (…) но практически оставались без внимания ив России, и за рубежом. Почему? Это один из парадоксов приживанияв науке. Синергетика в России начала бурно развиваться через именно философию синергетики, когда эти результаты стали излагаться на качественном уровне и в философском контексте (курсив наш, – К. Д.)» (29, с. 29).

Таким образом, если резюмировать причины актуализации исследований по проблемам самоорганизации, то можно выделить следующие составные части, секторы новой парадигмы:

– во-первых, новые средства и методы изучения объективной реальности и наработанный с их помощью естественнонаучный материал, особенно в физике, химии, биологии, космологии, зримо выявляют самоорганизующуюся природу изучамых ими объектов; адекватное объяснение и понимание этой природы – качественно новой для познания – требует философско-методологического исследования парадигмы самоорганизации как таковой, взятой в её целостной определённости;

– во-вторых, развитие производительных сил характеризуется ныне такими обстоятельствами, как появление робототехнических комплексов, вычислительных машин качественно новых возможностей, самообучающихся автоматизированных систем, наконец – ускоряющееся развитие нанотехнологий, что в совокупности означает переход производительных сил на принципиально новый уровень: человечество приступило к созданию таких творений «второй природы» – машинных устройств – способных к самостоятельному изменению своего структурно-функционального порядка в зависимости от целей, ставящихся человеком;

– в-третьих, качественное преобразование основ общественного бытия неразрывно связано с соответствующими преобразованиями самого общества, и особую значимость этот процесс социальной самоорганизации имеет для нашей страны, находящейся на очередном переломе своего исторического пути, и по самой сути вещей нуждающейся в обретении возможности контролируемого преобразования социума, а не стихийного развёртывания имеющегося процесса.

Именно третий пункт является движущей силой данного исследования и, шире, осуществляемой нами исследовательской программы. Мы поддерживаем мнение о том, что «в настоящее время есть все основания полагать, что именно исследования процессов самоорганизации... и являются исходной точкой роста новых образов и представлений в науке» (30, с.59). И в отношении истории как древней и высокоразвитой науки парадигма самоорганизации – если можно так выразиться: как всякая уважающая себя парадигма – также может выступить в качестве принципиально нового средства исследования.

Мы обращаем внимание на давнишний и до последнего времени даже считающийся у серьёзных историков несколько неприличным вопрос «о сослагательном наклонении» в историческом процессе. Результатом социальных преобразований, как известно, является реализация одной из возможных социальных конструкций, но всегда остаётся пресловутый вопрос: а не могло ли быть иначе? Впервые более или менее серьёзно ответить на этот вопрос решился выдающийся английский историк А. Тойнби, опубликовавший – может быть, больше как своеобразную игру интеллекта – свои сценарии альтернативной истории. Вопрос приобретает предельную остроту в ситуации победителей и побеждённых; так, по сей день бытует мнение о том, что большевики при ином повороте событий вполне могли потерять власть и вся история России пошла бы совершенно иным путём. «Поставленный вопрос, – пишет В. П. Бранский, – образует самую сердцевину проблемы исторического детерминизма. Казалось бы, вопрос допускает только два ответа: утвердительный (волюнтаризм) и отрицательный (фатализм). Вопреки ожиданию, синергетическая теория отбора показывает, что существует третий ответ, исключающий эту дилемму» (31, с.121).

Со своей стороны, Г. Г. Малинецкий подчёркивает, что «традиционная история делала акцент на изучении конкретного исторического пути и была обращена в прошлое. Теоретическая история может поставить во главу угла не только реальность, но и возможности, ситуации выбора, точки бифуркации исторического процесса» (32, с.100-101). Исследователь, посвятивший парадигме самоорганизации десятилетия результативных исследований, прямо утверждает, что теоретическая история «должна иметь дело не только с критическим анализом прошедшего, но и с «сослагательным наклонением»» (цит.). Исследования по альтернативной, или теоретической истории Г. Г. Малинецкий определяет как первую сверхзадачу новой универсальной парадигмы, полностью отдавая себе отчёт в её чрезвычайной актуальности для России: «В России сейчас меняется не политическая траектория, не лидеры и партии. Меняется не социальная траектория, в результате чего громадные слои населения становятся «ничем». Речь идёт о большем. Об изменении исторической траектории. И поскольку выбирать приходится между плохим и очень плохим, важно представлять, что нас ждёт в одном, в другом, в третьем случае» (33, с.39). Не фантазировать, не прикидывать «на ощупь», не блуждать «над пропастью во лжи» – а именно рассчитывать, расчислять научно принятыми точными методами.

Зародившись на научном материале естествознания, синергетика «постепенно и всё более уверенно прокладывает себе дорогу и в методологию наук общественных, в том числе в политологию. Всё чаще в философских, политических, юридических, психологических и иных обществоведческих и гуманитарных работах появляются экзотические понятия... составляющие ядро понятийного аппарата синергетики» (34, с.55). Нацеленность подобных исследований очевидна: учёные стараются с использованием нового научного инструментария разобраться в возможностях исторического делания, в том числе, если уж обращаться к грубой прозе текущего политического процесса, и способах выработки и принятия наиболее эффективных управленческих решений – а эта задача (и это хорошо известно всем, кто работал на достаточно ответственных руководящих должностях) отнюдь не сводится к разработке административных механизмов. Не администрирование, и даже, строго говоря, не политика в её расхожем понимании – но именно социогенез, именно видение исторических путей и умение оказывать воздействие для ориентирования процесса в нужном направлении.

Отсюда естественным образом определяются цели данного исследования:

– определение места понятия самоорганизации в категориальной «сети» освоения человеком окружающего мира;

– выделение принципов самоорганизации систем, опираясь на законы диалектики; рассмотрение через призму самоорганизации возникновения, нарастания и разрешения диалектического противоречия;

– рассмотрение взаимосвязи самоорганизации с проблемой направленности развития, проведение с позиций парадигмы самоорганизации анализа телеологических воззрений;

– анализ специфики самоорганизации социальных систем, выявление неразрывной связи понятия самоорганизации с понятиями цели и целеполагания, с понятием социогенеза; политическая самоорганизация общества.

Мы повторяем вслед за коллегами, что нами «движет вовсе не стремление «помочь историкам». Напротив, осознавая, какую богатейшую сокровищницу знаний, методов, идей, проблем представляет собой древнейшая наука история, хотелось бы понять, как что-то из этого можно использовать при решении собственных конкретных теоретических и практических задач, можно ли опереться на помощь и поддержку историков-профессионалов в реализации некоторой исследовательской программы» (32, с.98). Не более и не менее.

Известно, что образование установки на исследование, концептуализация смутных поначалу представлений исследователя об интересующем предмете – один из наиболее ответственных этапов научной работы. Считаем своим приятным долгом выразить признательность учёным, оказавшим автору неоценимую помощь: это доктор философских наук Кедровский Олег Иванович (Киев, Украина), доктор философских наук Кайдалов Вячеслав Андреевич (Пермь), доктор философских наук Кузнецов Владимир Иванович (Киев), доктор философских наук Плиев Алан Григорьевич (Владикавказ), доктор философских наук Гобозов Иван Аршакович (Москва), доктор исторических наук Дзидзоев Валерий Дударович (Владикавказ), доктор исторических наук Тишков Валерий Александрович (Москва), доктор политических наук Дзасохов Александр Сергеевич. Весьма содержательными и полезными были беседы с доктором физико-математических наук, директором Владикавказского научного центра РАН Кусраевым Анатолием Георгиевичем, и кандидатом физико-математических наук, топологом Мумладзе Малхазом Отаровичем (Гори, Грузия). Наконец, нельзя не отметить и плодотворное взаимодействие с Центром исторической конфликтологии Кавказа Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований.

Особая благодарность Залине Агубеевне Цибировой и Иналу Ильичу Плиеву за техническую помощь в подготовке данного издания.

Примечания к введению.

1. Копнин П. В., Попович М. В. Проблемы диалектической логики в их связи с естествознанием // Материалистическая диалектика и методы естественных наук. М., 1968.
2. Крымский С. Б., Кузнецов В. И. Мировоззренческие категории в современном естествознании. Киев, 1983.
3. Гёсслер К. О сущности жизни. М., 1967.
4. Клаус Г. Кибернетика и философия. М., 1963.
5. Шмальгаузен И. И. Кибернетические вопросы биологии. Новосибирск, 1968.
6. Богданов А. А. Всеобщая организационная наука (тектология). Изд.3-е, ч.1-3. М.-Л., 1925-1929. Переиздана Международным институтом А. А. Богданова в 2003 г. под названием «Тектология. Всеобщая организационная наука» в Москве.
7. Ashbe W. R. Principles of the self-organising dinamik sistems. – Jeneral psychology. – 1947. – №37.
8. См., напр.: Пушкин В. Г. Кибернетические принципы самоорганизации. Л., 1974. Эту же характерную (и принципиальную) ошибку допускают и другие авторы, работающие с понятием самоорганизации в своих областях исследований, в своих научных дисциплинах.
9. Лернер А. Я. Введение в кн. «Принципы самоорганизации». М.,1966.
10. Петрушенко Л. А. Самодвижение материи в свете кибернетики. М., 1971.
11. Хакен Г. Синергетика: иерархия неустойчивостей в самоорганизующихся системах и устройствах. М., 1985.
12. Пригожин И., Стенгерс И., Порядок из хаоса. М., 1986. И.Пригожин по происхождению русский, основные научные результаты получил, живя и работая в Бельгии.
13. Под термином «наша страна» мы понимаем историческую Россию, предстающую с течением веков в разных государственно-территориальных формах.
14. См., напр.: Андронов А. А. Мандельштам и теория нелинейных колебаний. // Академик Л. И. Мандельштам. К 100-летию со дня рождения. М., 1979.
15. Данилов Ю. А., Кадомцев Б. Б. Что такое синергетика? // Нелинейные волны. Самоорганизация. М., 1983.
16. Белинцев Б. Н., Лившиц М. А. Диссипативные структуры и проблема биологического формообразования // Синергетика. Таллин, 1983.
17. Курдюмов С. П., Малинецкий Г. Г. Синергетика – теория самоорганизации: идеи, методы, перспективы. М., 1983.
18. Анализ философского наследия Древней Греции показывает, что идея самоорганизации содержится в древнегреческой мысли в свёрнутом виде, как и многие другие. Такое историко-философское рассмотрение, однако, выходит за рамки данной работы.
19. Моисеев Н. Н. Алгоритмы развития. М., 1987.
20. Моисеев Н. Н. Естественнонаучное знание и гуманитарное мышление. // Общественные науки и современность. 1993, №2.
21. Абдулаев Д. М. Проблема самоорганизации и принцип обратной связи. // Философские аспекты учения о времени, пространстве, причинности и детерминизма. М., 1985.
22. Няпинен Л. А. Философский анализ понятий «организация» и «самоорганизация» в современном научном познании. Дис. на соиск. уч. степ. канд. филос. наук. Тарту, 1984.
23. Бойко В. С. Самоорганизация и её эволюция. Автореф. дис. на соиск. уч. степ. канд. филос. наук. Минск, 1972.
24. Казаков Н. Д. Философско-методологический анализ становления концепции самоорганизации в современном научном познании. Автореф. дис. на соиск. уч. степ. канд. филос. наук. М., 1985.
25. Кострубин Н. П. Философское содержание понятия «самоорганизация». Дис. на соис. уч. степ. канд. филос. наук. Л., 1977.
26. Матвеев М. Н. Диалектика самоорганизации предбиологических систем. Казань, 1981.
27. Романовский Ю. М. Процессы самоорганизации в физике, химии и биологии. М., 1981.
28. Пушкин В. Г. Кибернетические принципы самоорганизации. Л., 1974.
29. Синергетика: перспективы, проблемы, трудности (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 2006. №4.
30. Аршинов В. И., Свирский Я. И. Философия самоорганизации. Новые горизонты // Общественные науки и современность. 1993, №3. Через шесть лет В. И. Аршинов выражается ещё более определённо: «Сегодня есть все основания полагать, что именно исследование процессов самоорганизации, осуществляемые в русле становления идей синергетики, её концептуального аппарата, являются исходной точкой роста тех новых образов и представлений, какие в своей совокупности и будут образовывать основу понятийного каркаса, в котором и посредством которого возможно формирование эпистемологического горизонта «постнеклассической науки»» (Аршинов В. И. Событие и смысл в синергетическом измерении // Событие и смысл (синергетический опыт языка). М., 1999. С.9).
31. Бранский В.П. Теоретические основания социальной синергетики // Вопросы философии. 2000, № 4. Мы использовали этот приём – «что было бы, если бы...» – в художественном произведении, посвящённом событиям новейшей истории Южной Осетии, см.: Дзугаев К. Г. Огнестрельное оружие. Владикавказ, 1997.
32. Малинецкий Г. Г. Нелинейная динамика – ключ к теоретической истории? // Общественные науки и современность. 1996, №4.
33. Малинецкий Г.Г. Новый облик нелинейной динамики // Знание – сила. 2005, №3.
34. Венгеров А.Б. Синергетика и политика // Общественные науки и современность. 1993, №4.

Глава I. Самодвижение – саморазвитие – самоорганизация.

§1. Категории самодвижения и саморазвития.

Движение является способом существования материи. Оно абсолютно, так как в мире нет ничего, кроме движущейся материи (1), и относительно, так как движущаяся материя неоднородна и существует в виде множества объектов-процессов. Осознание этой категории, попытки раскрытия её сущности предпринимались с древних времён. «Что движение существует, – писал Аристотель, – это утверждают все писавшие что-нибудь о природе...» (2, с.221). Определяя движение как «осуществление того, что есть в возможности» (цит., с.289), он приходит к выводу: «Так как движение должно существовать всегда и не прекращаться, то неообходимо существует нечто вечное, что движет, как первое, будь оно единым или в большем числе, и должен существовать первый неподвижный двигатель» (цит., с.240-241). Согласно Аристотелю, если «всё движущееся приводится в движение чем-либо, а первый двигатель не приводится в движение /ничем/ другим, то необходимо, чтобы он приводил в движение сам себя» (цит., с.235). «Первоначала вещей сначала движутся сами...», – писал в своей поэме-трактате «О природе вещей» Тит Лукреций Кар (3, с.81).

Древнегреческая философская мысль, при всей натурфилософичности, смогла глубоко и содержательно исследовать движение. Показательна в этом отношении философская система Эпикура – прежде всего такой её момент, как введённое им понятие самопроизвольного, спонтанного отклонения атомов от движения (падения) по прямой. Для Эпикура, как и для других греческих философов, понятие движения отнюдь не было той абстракцией, какой оно стало в средневековой схоластике – наоборот, оно напрямую было связано с мировоззренческими детерминантами, непосредственно затрагивало онтологию человека. И спонтанное отклонение атомов понадобилось Эпикуру для того, чтобы избавить человека от всевластия рока, наделить его свободой действия – которая отсутствовала бы в случае необходимо линейного движения «элементов мироздания». Атом Эпикура, как об этом писал К. Маркс, отнюдь не завершён, пока в нём не проявилось определение отклонения (4, с.173). Характеризуя натурфилософию Эпикура, К. Маркс указывает, что «отклонение атома от прямой линии не есть особое, случайно встречающееся в эпикурейской физике определение. Напротив, закон, который оно выражает, проходит через всю эпикурейскую философию, но таким образом, что – как это само собой разумеется – определённость его применения зависит от той сферы, в которой он применяется» (там же) – то есть выступает как всеобщая закономерность.

Эпикуровское понимание движения, как это видно, онтологизирует случайность, придаёт ей атрибутивный характер, но при этом не отбрасывает и закономерности движения: то есть в диалектике необходимого и случайного в движении мир остаётся у Эпикура космосом, а не хаосом, и человек в таком мире избавлен от неумолимой предопределённости судьбы.

Мысль о необходимости существования объекта, который сам себя приводит в движение, осталась в истории философии как одна из гениальных догадок «детства человечества». На этом античная философия остановилась, сумев тем не менее подвести философию к вопросу о причинах движения; ответ на него был дан по достижении другой вершины философской мысли – идеалистической системы Гегеля.

Имея в руках такое мощное орудие, как диалектический метод, Гегель смог доказательно провозгласить: «Противоречие – вот что на самом деле движет миром» (5, с.206). «Противоречие..., – указывает Гегель, – есть корень всякого движения и жизненности. Лишь поскольку нечто имеет в самом себе противоречие, оно движется, обладает импульсом и деятельностью» (6, с.519-520). В. Ульянов, изучая диалектику с целью применения в революционной практике, подчёркивал, что сама диалектика как таковая есть изучение противоречия в с а м о й с у щ н о с т и п р е д м е т о в (7, с.227).

Уяснение противоречивости мира, противоречия как импульса жизненности, позволило понять движение как самодвижение, как причину себя самоё. «Генезис идеи самодвижения в истории философии (Спиноза, Гегель, К. Маркс) показывает, – пишет В. А. Кайдалов, – что она была сформулирована при изучении особого рода объектов, обладающих, по крайней мере, двумя обязательными признаками: системностью и субстанциональностью» (8, с.6). Категория самодвижения обозначает общую объективную способность материи быть причиной своего движения; при этом абсолютность самодвижения нельзя трактовать как некую «разлитость» атрибутивнного качества в мире – она всегда реализуется в конкретных, относительно самодвижущихся объектах-процессах. Категория самодвижения несёт в себе неотъемлемую от её содержания мировоззренческую составляющую: положение о том, что абсолютность самодвижения не есть особый тип движения, «возникающий» при переходе от конечных объектов к бесконечному и порождающий как бы особый уровень над уровнями движения конечных объектов, означает, что причины всякого движения самодостаточны и не нуждаются в «измышлении гипотез» перводвигателя, первотолчка и т.д. «Бритва Оккама» исправно делает своё дело, отсекая лишние сущности.

Категория самодвижения, как и почти все другие, не избежала полемики. Н. Бердяев, например, вообще считал её выдумкой советской философии для оправдания того, что источником движения является не толчок извне, а внутренне присущая материи свобода (9, с.121): «Смешно называть это материализмом... Почему материя в порождаемых ею процессах должна привести к торжеству смысла, а не бессмыслицы? На чём основан такой оптимизм? Это возможно для марксизма только потому, что в материю вносится разум, смысл, творческая активность», – и делает вывод, что марксистская философия есть «особого рода идеализм» (там же). Оптимизм, как мы постараемся показать ниже, оказался действительно обоснован.

Как и все философские категории, категория самодвижения представляется обманчиво лёгкой для осмысления; между тем для её правильного понимания необходимы серьёзные усилия, достаточный уровень философской культуры и диалектичности мышления: «Это не просто перемещение тел, а их внутренне необходимое, спонтанное изменение, основой которого является постоянное возникновение и одновременно разрешение противоречий» (10, с.60). Оно есть «саморазвёртывание внутренней противоречивости предмета, и эта его детерминация является главной, определяющей» (цит., с.75-76).

Такое понимание движения – как с а м о-движения – представляет собой чётко очерченную фундаментальную ступень отражения человеком окружающего мира; оно показывает мироздание в несравнимо более богатом и верном виде, чем упрощённо-метафизический взгляд на всеобщее изменение (материальных) систем. Это понимание по необходимости сложнее; но ведь с философской точки зрения так называемые простые законы, предметы – это абстракция, сотворённая работой мышления. Познание мира предполагает искусственную, в человеческих интересах фрагментацию объективной реальности, выделение из неё нужных человеку срезов, кусков, огрубление и омертвление попавшей в сферу практической деятельности области бытия. Между тем любой предмет, любое явление по онтологическому своему богатству бесконечно превосходит сиюминутные знания о нём. Мы признаём удачность термина «неисчерпаемость» как точно отражающего понимание единосвязности мира, принципа «всё во всём». К сожалению, он незаслуженно редко используется, хотя даже в чисто эвристическом плане имеет большую силу; в философских исследованиях он может и должен занимать более заметное место. Во всяком случае, в ряде моментов он более эффективен, чем понятия неограниченности, бесконечно и т.п.

Акцентируя внимание на противоречии как источнике самодвижения, недостаточно констатировать, что противоречие является единством и борьбой противоположностей. Закон единства и борьбы противоположностей раскрывает противоречие как взаимополагание и взаимоотрицание сущностно взаимоисключающих качеств систем. Однако для более глубокого понимания противоречия (и в целях данного рассмотрения) необходимо выделить такой его сущностный момент, как неравновесность, асимметрию противоположностей. Во взаимопроникновении противоположностей одна из них занимает ведущее место, и чем ярче выражена эта асимметрия, тем энергичнее, сильнее, активнее самодвижение объекта – до тех пор, пока не нарушается мера его качественной определённости. «Асимметрия противоречия – мера внутренней неравновесности отношения взаимопроникающих противоположностей системы... – указывает М. Н. Матвеев. – Категория (мы бы сказали «понятийная конструкция», – К. Д.) «асимметрия противоречия» выражает активность систем. Выдвинутое положение может быть названо п р и н ц и п о м а к т и в н о с т и» (11, с.50). Равновесие же противоборствующих и неразрывно взаимосвязанных сторон всегда относительно и является не более чем моментом, причём зачастую выражающим кризисный этап борьбы. Именно неравновесность, асимметрия диалектически взаимодействующих противоположностей, разрешаемая в том или ином направлении взаимоснятием (отрицанием отрицания), является изначальной причиной направленности изменений систем, причиной того, что «любой процесс в природе является НЕСИММЕТРИЧНЫМ во времени, причём эта несимметричность обусловлена элементом необратимости в каждом из изменений. В этом заключается один из важнейших законов природы» (12, с.178).

Надо отметить то обстоятельство, что в рамках синергетических исследований уже строгим образом отображено философски очевидное положение, что без неравновесности, без неравновесных процессов Вселенная имела бы совершенно иную структуру (13, с.296), и более того – «источником порядка является неравновесность. Неравновесность есть то, что порождает «порядок из хаоса»», – пишут И. Пригожин и И. Стенгерс (цит., с.357). Глубокий смысл имеют результаты, полученные Ю. Л. Климонтовичем: доказано, что если за начало отсчёта степени хаотичности принять нулевые значения управляющих параметров (некоторое равновесное состояние), то по мере удаления от состояния равновесия из-за изменения управляющего параметра значения энергии, отнесённые к заданному значению средней величины, уменьшаются – то есть, иными словами, в процессе самоорганизации происходит уменьшение энтропии (14, с.1412). Видимо, термину «неравновесность» суждено прочно войти в философскую лексику – по крайней мере, как обозначающему общенаучное понятие.

Определяя активность систем, важное уточнение делает В. И. Кремянский: «...Обычно указывается, что для неё характерны не внешние, а внутренние источники и движущие силы изменений и внешних действий системы. Но точнее было бы говорить о преобладании внутренних компонентов детерминации, не абсолютном, однако достаточно существенном...» (15, с.122). Действительно, самодвижение составляет собой ту меру движения объекта, которая детерминируется его собственной, внутренней противоречивостью; очевидно, эта мера различна для тех или иных объектов в тех или иных условиях, то есть абсолютность самодвижения вообще реализуется, как отмечено выше, в относительно самодвижущихся конкретных объектах. Асимметрия противоречия, выражая активность самодвижения, как раз и является мерой, определяет соотношение внутреннего и внешнего в движении объекта (при данных условиях движения-существования).

Категория РАЗВИТИЯ отражает следующий шаг в проникновении человеческого познания в глубинные, диалектические законы движущейся материи. Становление этой категории стало возможным лишь после достижения определённого уровня общественной практики, с появлением таких принципиально новых гносеологических объектов, как теория возникновения Солнечной системы И. Канта (по известному выражению, пробившая первую брешь в метафизическом способе мышления (1755 год)), или теория эволюции биологических видов Ч. Дарвина. Наконец, это стало возможным после того, как произошло определённое осознание накопленного человечеством исторического опыта собственного развития. Другими словами, термин «развитие» является своеобразной категоризацией самовыявления сущности движения в истории практики.

Творцы «коммунистического проекта» по вполне очевидным идеологическим причинам отдавали себе отчёт в важности разработки теории развития: и К. Маркс, и Ф. Энгельс, и В. Ульянов (Ленин) углубленно занимались этой проблемой. Так, Ленин формулировал предмет следующим образом: «Развитие есть «борьба» противоположностей. Две основные (или две возможные? или две в истории наблюдающиеся?) концепции развития (эволюции) суть: развитие как уменьшение и увеличение, как повторение И развитие как единство противоположностей (раздвоение единого на взаимоисключающие противоположности и взаимоотношения между ними).

При первой концепции движения остаётся в тени САМОдвижение, его Д В И Г А Т Е Л Ь Н А Я сила, его источник, его мотив (или сей источник переносится ВО ВНЕ – бог, субъект etc). При второй концепции главно внимание устремляется именно на познание ИСТОЧНИКА «САМО»движения.

Первая концепция мертва, бледна, суха. Вторая – жизненна. Т О Л Ь К О вторая даёт ключ к «самодвижению» всего сущего; только она даёт ключ к «скачкам», к «перерыву постепенности», к «превращению в противоположность», к уничтожению старого и возникновению нового» (16, с.317).

Он разворачивает представление о категории развития в своём определении: «Развитие, как бы повторяющее пройденные уже ступени, но повторяющее их иначе, на более высокой базе («отрицание отрицания»), развитие, так сказать, по спирали, а не по прямой линии; – развитие скачкообразное, катастрофическое, революционное; – «перерывы постепенности»; превращение количества в качество; – внутренние импульсы к развитию, даваемые противоречием, столкновением различных сил и тенденций, действующих на данное тело или в пределах данного явления или внутри данного общества; – взаимозависимость и теснейшая, неразрывная связь в с е х сторон каждого явления (причём история открывает всё новые и новые стороны), связь, дающая единый, закономерный мировой процесс движения, – таковы некоторые черты диалектики, как более содержательного (чем обычное) учения о развитии» (17, с.55).

Развитие здесь, следовательно, понимается как саморазвитие, то есть наделено мерой самодвижения. Развитие понимается как саморазвитие также с учётом важнейшего положения взаимосвязи всего со всем (трактуемого, разумеется, не механистически) – связь, обращующая единый, закономерный мировой процесс. Развитие каждого отдельного объекта-процесса может рассматриваться как саморазвитие – обретать субстанциональность, лишь при условии соединения принципа развития с принципом единства мира (7, с.229); саморазвитие части, отдельного есть проявление субстанциональности, саморазвития мирового целого. «Целое равно частям и части равны целому, – писал об этом Гегель. – Нет ничего в целом, чего нет в частях, и нет ничего в частях, чего нет в целом» (18, с.154).

Саморазвитие, осуществляющееся в каждой отдельной области, уровне, части движущейся материи, есть отражение в ней неисчерпаемости всей окружающей материи, концентрации, аккумуляции в части неисчерпаемости целого. Всё во всём; образно выражаясь, какую бы точку бытия не взять, она будет столь же неисчерпаемой, как и вся объективная реальность в её единосвязности. Здесь нельзя не согласиться с А. Турсуновым в том, что положение о неисчерпаемости выступает принципом, сущностно связанным с принципами развития и единства мира: «Без такого контекстуального совмещения принцип неисчерпаемости был бы просто иным наименованием принципа многокачественности материи, сформулированного в классическом (домарксовом) материализме» (19, с.78). Именно принцип неисчерпаемости служит в конечном счёте принципом объяснения такого явления, как набирание содержания в ходе подъёма материи по ступеням развития. «Аккумуляция содержания, – пишет Л. А. Мусаелян, – выступает определяющей тенденцией в развитии основных форм материи» (20, с.7); действительно, восходя по физической, химической, биологической, социальной формам движения, материя в каждой очередной форме, снимая содержание предыдущей, сохраняет её в необходимых сущностных моментах, подчиняя высшей форме. Дело здесь в том, что в процессе взаимодействия каждой отдельной части с окружающим её миром всё её окружение п о л а г а е т себя в ней, то есть часть отражает, в части запечатлевается неисчерпаемость универсума как противостоящей ей субстанциональной целостности.

МИР, таким образом, САМОРАЗВИВАЕТСЯ, РАЗВИВАЯ СОБОЙ КАЖДУЮ СВОЮ ЧАСТЬ. Мера же саморазвития каждой части, области, отдельности, процесса детерминируется как раз таки мерой его самодвижения (хотя не совпадает с ней, не исчёрпывается ею).

Разные авторы по-разному представляют соотношение категорий движения (самодвижения) и развития (саморазвития). Например, Ф. Ф. Вяккерев высказывает мнение, что «понятие самодвижения охватывает, естественно, и процессы саморазвития» (21, с.16). Е. Ф. Солопов считает, что «как применительно ко всей материи в целом, так и применительно к каждому отдельному объекту понятия «движение» и «развитие» по своему предмету, по объёму охватываемых ими процессов совпадают полностью» (22, с.97).

Из вышеизложенного видно, что мы исходим из иного понимания: категория развития (саморазвития) может и должна мыслиться как категория, отражающая постижение человеком более глубокой сущности объективной реальности, чем та, которая обозначается категорией движения (самодвижения). Сущностное различие между ними заключается, на наш взгляд, в том, что в исторически сложившемся содержании категории (само)движения отсутствует в о с х о ж д е н и е материи от низшего к высшему, в о з н и к н о в е н и е нового, – тогда как для категории (само)развития это является определяющей характеристой. В Философском энциклопедическом словаре развитие определяется Э. Г. Юдиным как «необратимое, направленное, закономерное» изменение объектов (23, с.561); А. М. Миклин и В. А. Подольский определяют развитие как «устойчивые изменения качественного состояния систем, связанные с переходом к новому уровню целостности и с сохранением их эволюционных возможностей» (24, с.40). В разных контекстах используются свои, отличающиеся друг от друга дефиниции, однако главным должно быть ясное понимание развития как восхождения от низшего к высшему (25).

Современное познание отчётливо различает в восхождении материи от низшего к высшему по крайней мере три ступени: неживую материю, жизнь и материю мыслящую – разум. Восхождение систем по ступеням саморазвития означает устойчивость, сохранение и концентрацию, накопление СОДЕРЖАНИЯ – РЕЗУЛЬТАТА ОТРАЖЕНИЯ ими неисчерпаемого разнообразия всего взаимодействующего с ними мира.

Своё выражение процесс восхождения находит в о р г а н и з а ц и и систем. Именно она является сущностной стороной развития; тем, что сохраняется; в ней проявляется концентрация содержания, и через неё различаются ступени восхождения.

§2. Понятие самоорганизации.

Фундаментальность значения категории организации выявилась в науке Нового времени. Общественно-историческим основанием для этого явился, очевидно, капиталистический способ производства, при котором качественно изменилась роль отношения организации в общественной практике. Соответственно эта категория заняла необходимое место в философских изысканиях; связано это с появлением понимания того, что «природа, предоставленная всеобщим законам, сама в своём развитии стремится от состояния хаоса перейти к порядку...» (26, с.494) (отметим, что в синергетике понятия «возникновение некоторой упорядоченности» и «самоорганизация» синонимичны – см., напр., 27, с.18). Обнаружилось, что то, чем различаются формы движения материи, не есть какой-то субстрат, то или иное их «наполнение», но способ организации материи и имманентные ему противоречия. Постановка категории организации и ассоциированных с ней категориальных структур (изменения организации, уровня организованности и т.д.) в центр внимания философов позволила выработать видение того, что «существуют такие процессы самодвижения, которые ведут к повышению организации системы» (21, с.73). С субстанциональностью как сущностным основанием самодвижущихся объектов связан «анализ закономерных основ организации бытия или так называемого миропорядка. Начиная с античности, – пишут С. Б. Крымский и В. И. Кузнецов, – мир в этом аспекте рассматривался как космос, то есть как закономерно упорядоченная сфера явлений, альтернативная хаосу» (28, с.60-61).

Историческое движение философской мысли в этом направлении отмечено попытками обобщения представлений об организации И. Канта, В. И. Шеллинга, Л. Гендерсена и др. Так, Шеллинг, оперируя категориями притяжения и отталкивания, излагает свою версию об изменении организации мироздания: «Эти две борющиеся силы, представляемые одновременно в единстве и в противоречии, приводят к идее организующего начала, образующего систему мира – быть может, древние и хотели его обозначить термином «мировая душа»» (цит. по 29, с.117).

Интересен анализ истории философии в этом аспекте Л. А. Петрушенко (29). На примере философии И. Канта он показал, как идеализм, уловив всеобщий характер и существенные моменты проблематики изменения организации и своеобразно отразив их в теории познания, не смог понять истинную причину организованности мышления и бытия, и тем более не увидел их взаимосвязи (цит., с.108). Размышляя о целесообразности организации, И. Кант высказывает понимание целесообразности как закономерности случайного, но причины такого порядка выводит за пределы рационального познания (30, с.133). В свою очередь, Шеллинг выделил в проблеме организованности аспект, который с современной точки зрения, в нынешней философско-общенаучной лексике можно было бы назвать информационным, однако «под организованностью он понимает застывшее изменение саморефлексии духа в природу: форму покоя, некогда бывшего движением и несущего на себе его отпечаток» (29, с.119-120).

Ключ к решению проблемы организованности даёт диалектическая логика, диалектическая методология. Пользуясь этим ключём, ясно и содержательно излагает существо проблемы М. Б. Туровский. Задавая систему рефлексивных определений противоречия как порождающего взаимодействия, он формулирует: «...В ситуации взаимодействия каждому действию отвечает сопротивление, потому что иначе оно рассеивалось бы. Именно это элементарное отношение образует основу диалектического отрицания: сопротивление уступает действию, т.е. подвергается деформации, однако по образу действия; не уступает действию, т.е. деформирует последнее по своему образу. Поскольку же указанное отношение взаимно, то в нём происходит обоюдный перенос динамических характеристик контрагентов. Иными словами, взаимодействие имманентно осуществляет спонтанное упорядочивание (выделено нами, – К. Д.)» (31, с.115).

Из имеющихся определений организации можно привести, например, определение Б. Г. Юдиным организации как: 1) внутренней упорядоченности, согласованности взаимодействия более или менее дифференцированных и автономных частей целого, обусловленная его строением; 2) совокупность процессов или действий, ведущих к образованию и совершенствованию взаимосвязей между частями целого... (32, с.463). Л. А. Петрушенко определяет организацию как «способ связи, изменяющийся в общем случае во времени, обратимо протекающий лишь в двух взаимно противоположных направлениях (понижения и повышения) и рассматриваемый по отношению к любой системе (или ко всем системам вообще) и безотносительно какой-либо определённой системы» (33, с.46-47). В интересах нашего исследования и в данном контексте мы принимаем в качестве рабочего, используемого определение М. И. Сетрова: организация – это множество, «совокупность явлений, свойства которых проявляются как функции сохранения и развития этой совокупности» (34, с.16). Данное определение, по нашему мнению, наиболее адекватно раскрывает сущность организации как отношения, порождающего качественную определённость целого, его содержательность и преемственность изменения.

Отсюда естественным образом вытекает постановка вопроса о причинах и способах изменения организации. Результативное философское исследование проблем изменения организации систем, поддающееся проверке практикой, осуществимо только на основе диалектической логики (методологии) и соответственном категориальном анализе: в общем-то ведь очевидно, что вопрос о том, как начинается и чем определяется процесс становления новой организации, не может получить ответа без взаимосвязи с коренными, методологическими (и мировоззренческими) проблемами теории бытия, начиная с теории самодвижения и саморазвития.

Переход к новой организации всегда совершается тогда, когда данная система «оказывается в состоянии неразрешённой активности, когда она выведена из состояния равновесия и в окружающей среде нет необходимых условий для её возврата в исходное состояние» (35, с.4). Исследование соотношения принципа обратной связи и изменения меры организованности систем показывает, что управление по принципу обратной связи, детерминируемое организацией системы, само, в свою очередь, при определённых условиях способствует сохранению и повышению имеющейся организованности системы (33, с.167). Анализ с позиций структурно-функционального подхода показал, что система организована тем выше, чем устойчивей её структура и подвижнее её функция (36). Эти и аналогичные философско-общенаучные (или, если можно так выразиться, философско-прикладные) исследования по проблемам изменения организации стали своего рода вехами на пути формирования нового понимания изменения организации систем как самоорганизации.

Процесс самоорганизации в своём противоречивом существовании подчиняется законам диалектики. Какую из множества пар взаимодействующих противоположностей взять за основу анализа, зависит в немалой степени от целей исследования того или иного автора. В качестве одной из центральных сущностных характеристик самоорганизации в данном случае берётся противоречие между сохранением – не сохранением. Диалектическое понимание этого соотношения заключается в том, что для того, чтобы сохраняться, системе нужно разрешать нарастающие как в ней самой, так и в её отношениях с внешним миром противоречия: система должна изменяться – н е сохраняться; не в смысле разрушения, гибели, исчезновения, а так, что на базе старого, из него прорастает новое, снимая прежнее, старое.

В истории науки это объективное противоречие преломилось в своеобразном виде. А. И. Осипов обращает внимание на часто упускаемый в исторической науковедческой ретроспекции факт, что «эволюционная идея в Х1Х веке возникла в двух прямо противоположных формах – в виде теории «создания структуры» Ч. Дарвина и теории «разрушения структуры», которой, в сущности, является классическая термодинамика» (37, с.3).

Такие пары понятий, как «сохранение (=стабильность) – изменение», «устойчивость – неустойчивость», «создание – разрушение» и пр. конкретизируют категориальную смыслообразующую пару «бытие – небытие» (или же «нечто – ничто»). Это позволяет рассматривать указанные понятия через призму диалектики «бытия и небытия».

Указанный подход широко представлен. Так, А. И. Кумачёв определяет устойчивость как меру внешнего и внутреннего (качественного и количественного) ограничения изменчивости системы (38, с.12), что по смыслу совпадает с её пониманием как меры сохранения системы, за пределами которой она теряет определённость. Н. В. Водопьянов видит проявление устойчивости как положительной черты эволюционного процесса в форме сохранения, удержания старого положительного в новом; благодаря наличию устойчивости появляется возможность усложнения организации и возникновения новых, высших форм (39, с.19).

Напомним, что проблеме устойчивости (сохранения) в науке уделялось и уделяется немало внимания: для различных систем неживой природы известны принцип Ле Шателье – Брауна (термодинамика), закон Ленца (электродинамика), теоремы Ляпунова – Пуанкаре (механика) и т.д. В биологии, по мнению И. И. Шмальгаузена, «увеличение устойчивости организма на всех стадиях этого развития – устойчивости половых клеток и зиготы с их аппаратом передачи наследственных свойств организма, устойчивости механизма индивидуального развития и устойчивости фенотипа организма во всех его возрастах» (40, с.236) следует отнести к генеральной линии эволюции. Используя понятие уровня организации, можно сказать, что чем выше уровень организации, тем выше потенциальная способность систем к самосохранению, тем она значительней для их существования.

Составляя единство с внешним миром, система в своей самоорганизации проходит этап количественного роста сущностных характеристик (некоторыми авторами называемый самоорганизацией «по горизонтали» (см. 41), с неизбежностью нарушающий меру устойчивости организации: в самоорганизующейся системе усиливается противоречие между старой организацией, формой прежнего содержания, и пробивающей себе дорогу нарождающейся новой организацией, выражающей новое содержание.

Непосредственное разрешение противоречия начинается с появления некоторых «активных центров», «инициирующих агентов», в свёрнутом виде содержащих в себе варианты будущей организации всей системы; в подтверждение этого накоплен уже обширный доказательный научный, исторический материал. «Обнаружено, – сообщает А. М. Жаботинский, – что в исходно-однородной среде самопроизвольно появляются точечные источники, в которых период автоколебаний меньше, чем в остальной системе» (42, с.23). Б. С. Кернер и В. В. Осипов пишут о «затравочных возмущениях», из которых затем «диссипативные структуры устанавливаются в режиме самодостройки» (43, с.1675-1697). Аналогичные явления характерны для начального периода зарождения жизни: «Важным событием в докембрийской истории было появление клеток нового типа, у которых генетический материал собран в ясно выраженное ядро и окружён мембраной. Такие ядерные клетки более высоко организованы, чем клетки, не имеющие ядра» (44, с.110). По мнению ряда исследователей, такие процессы имели место и в социогенезе; так, Л. А. Файнберг пишет, что «переходную эпоху, в конце нижнего и начале верхнего палеолита, когда в разных регионах земного шара сосуществовали более сапиентные и более примитивные типы человека, сложившиеся люди – гомо сапиенс – сосуществовали с различными неандерталоидными формами; в более сапиентных популяциях, вероятно, возникали родовые общины; в более примитивных продолжали бытовать дородовые локально-экзогамные или даже эндогамные общины. В последних отсутствовал такой структурообразующий элемент, как родовое ядро. Скорее всего, они были менее устойчивы, чем родовые общины» (45, с.129). Под таким же углом зрения может быть рассмотрена эволюция форм отражения материи; в частности, Н. С. Смирнов делает вывод о том, что «отражение становится активным, когда отражающее и отражаемое образуют такую противоречивую целостную систему, внутри которой можно выделить активный центр и присущую ему соответствующую среду» (46, с.30-31). Наконец, для развития общества завершить это эскизное сопоставление можно цитатой В. И. Ленина: «Механизм пролетарской государственной власти вырастал из маленьких, нелегальных, подпольных кружков в течение четверти века» (47, с.32).

Обобщая вышеизложенное, можно с уверенностью сделать вывод об универсальности рассмотренного организационного механизма, действующего в развёртывании диалектического противоречия. Констатируется, что разрешение противоречия и становление нового противоречия происходит, когда новая организация складывается во взаимодействии указанных структурообразующих ядер. В частном случае после отбора остаётся одно, организующее вокруг себя по-новому всю систему; этап установления новой организации, перехода системы в новую качественную определённость – это этап «вертикальной» самоорганизации (см. 48, с.11; 49, с.19 и др.). Надо сказать, что понимание этого механизма было «абсорбировано» философией не только их синергетики, но и из классической биологии. Первым, по-видимому, обратил на это внимание А. Н. Северцов, который выделил в эволюционном процессе два периода: ароморфоз, являющий собой качественное изменение структуры организма и поднимающий его на следующую ступень развития, и идиоадаптации – усовершенствование частных признаков на основе достигнутого ароморфного уровня (50).

В синергетике этап «вертикального» движения, самоорганизации в целях более подробного анализа разделяют иногда на две фазы. И. Пригожин и И. Стенгерс по этому поводу пишут, что «когда новая структура возникает в результате конечного возмущения, флуктуация, приводящая к смене режимов, не может сразу «одолеть» начальное состояние. Она должна сначала установиться в некоторой конечной области и лишь затем распространиться и «заполнить» всё пространство» (51, с.248).

Таким образом, внутренне противоречие прежней организации системы выражается в противоположном действии двух её подорганизаций, взаимоисключающих и взаимополагающих друг друга: одна из них удерживает старое качество системы, другая, напротив, несёт в себе организационное выражение нового качества – в виде инициирующих ядер. Установление новой организации означает не просто победу одной из сторон, а их взаимное снятие, удерживающее то, что способствовало сохранению, и приобретающее то, что приводит к следующей ступени устойчивости. Только в этом варианте разрешения противоречия осуществляется восхождение системы на новых организационный уровень, её преемственное сохранение. В плане диалектического анализа случаи разрушения системы, её дезорганизации малосущественны, так как в них не происходит отрицания отрицания и диалектика в собственном смысле слова отсутствует. С позиций самоорганизационного подхода нарастание в борьбе противоположностей противоречия и его диалектическое разрешение можно представить как целостный акт самоорганизации, и такое понимание позволяет более содержательно в конкретно-всеобщем виде раскрыть внутреннюю структуру действия закона единства и борьбы противоположностей – центрального закона диалектики.

Рассмотрим теперь некоторые конкретные понятийно-категориальные средства анализа феномена самоорганизации, смысловые связи.

Различные авторы используют при исследовании самоорганизации такие понятия, как информация, обратная связь, сложность и прочие «аксессуары» структурно-функционального подхода. Так, М. Н. Матвеев указывает, что «усложнение качественной организации всегда означает концентрацию информации» (11, с.179). А. К. Астафьев и В. Г. Пушкин характеризуют самоорганизацию в аспекте целостности как «развитие сложности внутренних связей в системе» (52, с.33), причём В. Г. Пушкин прямо называет самоорганизацию способом «управления и переработки информации в системах, которые принципиально не могут быть замкнутыми в обычном смысле слова» (53, с.64). Де-факто именно самоорганизационный подход разделил авторов, пишущих об информации, на две группы: одни считают её сущностной характеристикой лишь самоорганизующихся систем (В. Г. Астафьев, Г. Г. Вдовиченко, И. И. Гришкин, Н. И. Жуков, П. В. Копнин, А. М. Коршунов, Э. С. Маркарян, М. И. Сетров, В. С. Тюхтин, Б. С. Украинцев и др.), другие придерживаются атрибутивной концепции (Б. В. Ахлибинский, Л. Б. Баженов, Б. В. Бирюков, К. Е. Морозов, И. Б. Новик, Л. А. Петрушенко, А. Д. Урсул и др.).

Различные представления приводят к существенно разных выводам. Так, Э. С. Маркарян утверждает, что следует дифференцировать два принципиально отличных друг от друга способа организации материи: один из них характерен для неорганической природы, и основой его являются энергетические, силовые взаимодействия, другой же присущ жизненным процессам в целом, с информационными взаимодействиями (54, с.231). С таким резким разграничением мы не согласны. Значительно более доказательной представляется точка зрения Е. А. Седова. Исследуя взаимосвязь энергии, информации и энтропии в процессах управления и самоорганизации, Е. А. Седов математически строго выводит соотношение F=RU, где F – свободная часть внутренней энергии, U – внутренняя энергия, R – интегральный параметр, определяющий упорядоченность структуры на всех её иерархических уровнях (55, с.188). Анализ полученного соотношения приводит к глубокому, интересному следствию: оказывается, «по мере подъёма на более высокие структурные уровни энергетическая стоимость образования структурных связей уменьшается... стремится к нулю» (цит.). То есть на низших ступенях развития материи процесс самоорганизации требует гигантских энергий, но на высших ступенях, наоборот, роль энергетических взаимодействий сводится к минимуму, зато соответственно возрастает роль более «тонкой» компоненты – информационной; причём естественным образом выделяются уровни организации, восхождение системы по которым имеет ясно выраженный спиральный характер. Отсюда становится наглядно видно, почему, например, такая архи-информационная система, как человеческий мозг, потребляет всего около 25 ватт мощности (как неярко светящая лампочка). Нетрудно представим и интегральный параметр: очевидно, что он выше, например, для выстроенных в ряд костяшек домино, в отличие от расставленных хаотично: чтобы повалить их всех, во втором случае надо опрокинуть каждую костяшку в отдельности, а в первом случае – толкнуть лишь одну в начале ряда – такое воздействие «более информационно», так как учитывает структуру объекта, подвергающегося воздействию с определённой целью. Энергетические затраты в первом случае, скажем так, в 28 раз меньше, чем во втором. Отметим, что один из «отцов-основателей» парадигмы самоорганизации Г. Хакен посвятил проблеме информации специальное исследование (56).

Самоорганизационный подход, следовательно, сущностно связан с информационной проблематикой и имеет на неё прямой выход. Показательно, что наличествует и обратное движение – от информационной подхода к самоорганизационной проблематике (что, впрочем, и должно быть по логике научных исследований). В качестве примера мы приводим работы Д. И. Дубровского – разработанный им «информационный подход к пониманию явлений субъективной реальности используется им для анализа проблем... самопознания и самоорганизации» (57, с.163). Д. И. Дуброский развивает информационный подход к проблеме «сознание и мозг» уже около тридцати лет; мы обратили внимание на его работы в конце 80-х гг. ХХ века, и солидаризуемся с его выводами по проблеме идеального (58).

Весьма полезным и плодотворным оказывается использование для анализа самоорганизации понятия сложности (оно встречалось в ранее приведённых цитатах). На развитие как на движение именно от простого к сложному указывал К. Маркс (59, с.729). А. А. Богданов в своём исследовании установил, что «тектологический прогресс, основанный на пластичности, ведёт к усложнению организационных форм... Чем выше организация, тем она и сложнее...» (60, с.156). Активный поиск математически корректной формализации этого понятия продолжается в естествознании, начавшись в основном с кибернетики; так, А. Н. Колмогоров, применяя теорию рекурсивных функций, представляет сложность как меру структурированности, интуитивно характеризующую количество требуемой на конструирование некоторого объекта работы (61). Известна теорема Дж. фон Неймана – количество наращивания сложности информационной системы производит принципиально непредсказуемые качественные эффекты. В рамках системных исследований Б. С. Флейшман на основе оценочных оптимизационных моделей, применяемых для построения сложных систем, выводит характеризующие сложность принципы дедуктивности, рекуррентности и телеологичности (62). Среди специальных философских работ в качестве одной из пионерных можно назвать работу Б. В. Бирюкова и В. С. Тюхтина (63).

В интересах нашего исследования предлагается к рассмотрению подход к градации сложности системных объектов, разработанный Ю. Г. Марковым (64). Как известно, функциональное представление отражает отношение между входными и выходными характеристиками системы. Отношением первого уровня называется однозначное соответствие во взаимодействии системы со средой (ударяя по какой-то клавише пианино, мы извлекаем звук определённой высоты) (цит., с.68). Тогда отношение второго уровня выражает ряд возможных соответствий, каждое из которых является отношением первого уровня, и из этого множества система посредством некоторого механизма отбора выбирает нужное. Этот механизм называется обратной связью первого порядка, а отношение второго уровня определяется как множество возможных отношений первого уровня вместе с указанным механизмом отбора (например, ЭВМ, выбирающая наиболее эффективную программу для вычислений). Отсюда ясен путь дальнейшего усложнения по принятому критерию: пусть на третьем уровне существует не единственный способ отбора состояний системы, а какое-то их множество, т.е. некоторое множество возможных отношений второй ступени: «И так же, как при описании второго уровня сложности, мы допускаем далее, что в системе третьего уровня сложности должен существовать некий механизм отбора какого-либо отношения второй ступени из указанного множества возможностей в зависимости от результатов функционирования системы, в частности от предшествующих реализаций отношений второй ступени. Этот механизм отбора мы будем называть обратной связью второго порядка» (цит., с.68) (можно привести пример конструкторского бюро, создающего различные ЭВМ; или, например, о биологической эволюции, «создающей» разнообразные виды организмов).

Изложенное представление о шкале сложности систем, несмотря на его качественный характер, существенно проясняет общее понимание самоорганизации и может быть расценено как реальный шаг к созданию строгой, т.е. логически формализованной теории самоорганизующихся систем. В математике известно четыре типа шкал: шкала классификации, шкала порядка, шкала интервалов и шкала отношений. Предложенная Ю. Г. Марковым шкала сложности является шкалой порядка. Возможно ли сделать её шкалой интервалов или, тем более, шкалой отношений? Ответ зависит от того, есть ли возможность ввести математически точную меру сложности – единицу измерения сложности систем. Философски ясно, что её введение зависит от принятых ограничений тех фрагментов объективной реальности, тех её срезов, которые мы собираемся измерять. В противном случае мера сложности теряет смысл, если помнить о диалектике неисчерпаемости части и целого. В каком-то смысле, имея определённым образом поставленные цели, можно, по-видимому, рассчитывать на математизацию меры сложности. Мы не исключаем и того, что в некотором понимании можно допустить возможность существования естественной единицы сложности (наподобие планковского кванта действия), а раз так, то на шкале сложности возможно существование точки начала отсчёта (аналогично нулю на кельвиновской температурной шкале – шкале отношений). В таком случае – с установлением единицы сложности необходимой и достаточной строгости формализации – уровень самоорганизации, её скорость и прочие характеристики станут и з м е р и м ы.

До этого момента рассмотрения всё более-менее прозрачно; ясно, однако, что мы обязаны поставить вопрос более остро: заканчивается ли марковской системой третьего уровня сложности процесс самоорганизации, или же ЕСТЬ И ЧЕТВЁРТЫЙ УРОВЕНЬ? И если да, то позволительно ли задать «детский» вопрос: а дальше? Сей вопрос в истории науки в его эксплицитной форме зафиксирован у С. Лема. В своём популярном футурологическом трактате «Сумма технологии» он словно бы обращается к коллегам-учёным с вопросом-вызовом: «Существует ли потолок сложности систем?» (65, с.239).

Первым порывом хочется дать на этот вопрос столь же по-детски простой ответ: конечно, нет – материя бесконечно поднимается по ступеням, природа не ставит на пути своего развития непреодолимых преград. Тем более, что другой «отец-основатель» И. Пригожин так и ответил (66, с.88). Довольно давно уже, однако, было высказано предостережение не верить первым порывам – ибо они всегда благородны. Так и здесь: при всём почтении к создателю теории диссипативных (неравновесных) систем мы, оставаясь на позиция сугубо философских, сразу обнаруживаем хорошо знакомую философам гегелевскую «дурную бесконечность»; поэтому ответ на брошенный С. Лемом вызов мы отложим до третьей главы, где будет рассматриваться самоорганизация социальной формы движения материи.