КАЗАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИНСТИТУТ НЕПРЕРЫВНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

ЦЕНТР ЕВРАЗИЙСКИХ И МЕЖДУНАРОДНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

ГЕОПОЛИТИКА И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ

ДИНАМИКА ЕВРАЗИИ:

ИСТОРИЯ, СОВРЕМЕННОСТЬ, ПЕРСПЕКТИВЫ

МАТЕРИАЛЫ II ЕВРАЗИЙСКОГО НАУЧНОГО ФОРУМА

(1-3 июля 2009 года)

том I

УДК 327

ББК 66.4

Научный редактор:

кандидат исторических наук, доцент Б.М.Ягудин

Геополитика и экономическая динамика Евразии: история, современность, перспективы: материалы II Евразийского научного форума (1-3 июля 2009 г.) в 2 томах: том I / Под ред. Б.М. Ягудина. – Казань: «Intelpress+», 2010. - 348 с.

В сборнике представлены доклады участников II Евразийского научного форума «Геополитика и экономическая динамика Евразии: история, современность, перспективы», состоявшегося в Казанском государственном университете 1-3 июля 2009 г. Форум продемонстрировал огромный интерес ученых университетских и академических центров России и зарубежных стран, государственных деятелей и общественности к развитию евразийских исследований.

Издание предназначено для научных работников, преподавателей вузов, студентов и аспирантов и всех читателей, кого интересует история и современное положение Евразии.

Ответственный редактор: Р.Р.Сулейманов

© Центр евразийских и международных исследований

© Издательство «Intelpress+»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Центр евразийских и международных исследований Казанского государственного университета с момента своего создания в 2006 году специализируется на изучении истории и современного положения стран Евразии. Одним из направлений своей научно-исследовательской деятельности Центр евразийских и международных исследований видит в развитии комплексного изучения политических, социально-экономических и культурных процессов в Евразии в прошлом и на современном этапе.

Именно по этой причине Центр евразийских и международных исследований Казанского государственного университета взял на себя обязанность ежегодно проводить Евразийский научный форум (I Евразийский научный форум прошел в 2008 году), на который будут приглашаться ведущие российские и зарубежные специалисты в области истории и современного положения стран Евразии. Настоящий сборник статей является итогом работы II Евразийского научного форума «Геополитика и экономическая динамика Евразии: история, современность, перспективы». Силами ученых, преподавателей вузов и общественности России и других стран форум стал площадкой для анализа развития евразийских исследований в XXI веке.

Все это ставит перед научной общественностью вопрос о необходимости дальнейшего обсуждения исторических и современных проблем развития Евразийского континента с целью поиска путей их решения. Поиск этого выхода интеллектуальными силами интеллигенции России и зарубежных стран должен происходить путем публикации аналитических статей, примером которых может служить настоящий сборник статей.

Булат Ягудин

руководитель

Центра евразийских и международных исследований

Казанского государственного университета

РИЯЗ МИНЗАРИПОВ

ПРИВЕТСТВЕННОЕ СЛОВО

ОТ РЕКТОРАТА КАЗАНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО

УНИВЕРСИТЕТА

Проведение усилиями Центра евразийских и международных исследований Института непрерывного образования Казанского государственного университета II Евразийского научного форума по анализу геополитики и экономической динамики Евразии мотивировано целым рядом обстоятельств.

Модерируемая площадка Центра евразийских и международных исследований позволяет осуществить результативный, ретроспективно-объективный и перспективно ориентированный обмен мнениями в контексте максимально толерантного дискурса.

Принципиально значимым является привлечение к обсуждению академических и университетских учреждений (Российская академия наук, Академия наук Республики Татарстан, Московский государственный институт международных отношений, Казанский государственный университет и др.), сочетающих в своей повседневной работе не только академические исследования, свойственные востоковедной школе Казанского университета со времён Восточного разряда, но и осуществляющих педагогическую деятельность, в различных аспектах которой (лекции, семинары, научно-исследовательская работа студентов и аспирантов) весьма значимое место занимают проблемы связанные с евразийскими исследованиями.

Привлечение учреждений культуры (музеи и т. д.) позволяет обрести многомерную глубину взгляда на сегодняшнее состояние научного понимания такого цивилизационного феномена как Евразия, в самых разных его преломлениях и проявлениях. Выставочно-экпозиционная деятельность, очень насыщенная в последние годы, интересна как отражение общественного интереса к проблемам прошлого, способствующего более объективному восприятию современности.

Участие в работе форума представителей медийной, информационной среды (средства массовой информации) даёт возможность получить срез реального положения дел в сфере, во много определяющей общественные настроения. Популяризация научных достижений в области евразийских исследований в средствах массовой информации есть своеобразная прививка против любых форм ксенофобии, протаскивания стереотипов и наклеивания ярлыков. Поэтому возможность живого обмена мнениями между научным, образовательным и медийным сообществами чрезвычайно ценна и значима.

Властные структуры, осуществляющие государственную политику, представляют собой один из важнейших механизмов самоорганизации общества, институционализации цивилизационных реалий. Это и обуславливает практическое значение общения представителей власти и экспертного сообщества. Именно такой ракурс взаимодействия позволяет обсуждать тенденции развития современных процессов в мире и нашей стране как его части, а мировое развитие по множеству параметров взаимоувязано с различными сторонами евразийского пространства, не учитывать которые невозможно.

Таким образом, сочетание различных подходов к анализу сегодняшнего состояния евразийских исследований позволяет не только представить реальное его состояние, но и порождает синергетический эффект, высвечивает пробелы познания и определяет перспективы изучения.

Концепция Евразийского научного форума очень чётко представлена в его основной идее — всестороннее осмысление исторического пути и современного состояния Евразии в контексте общественных настроений и восприятий. Это даёт возможность зафиксировать историческое познание в его преломлении общественным сознанием в конкретное время и в конкретных условиях. Далее, возможно от фиксации перейти к развитию в общественно востребованном направлении, таким образом, форум становится своеобразной и значимой точкой роста не абстрактного научного знания, а востребованного самой жизнью исследования процессов, во многом определяющих эту жизнь.

I. ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

ЗАРУБЕЖНЫХ СТРАН В ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ

ЕКАТЕРИНА ЛИТВИНОВА

«ВОЕННЫЕ МЕМУАРЫ» ДЭВИДА ЛЛОЙДА ДЖОРДЖА

КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ ВЕЛИКОБРИТАНИИ

НАЧАЛА ХХ ВЕКА

В течение многих десятилетий ХХ века Англия преуспевала. Однако вместе с новым веком в политическую жизнь страны ворвался «ветер перемен»: вступили в бой за свои права английские рабочие, не желавшие больше безропотно трудиться на благо хозяев; на борьбу с надменными британскими господами поднимались народы колоний. Канула в небытие промышленная монополия Англии, поколебались ее позиции в мировой торговле, даже вековечная власть над морями оказалась под ударом. Английские правящие классы не собирались расставаться со своими привилегиями. Они взяли курс на подготовку к вооруженной борьбе за мировое преобладание, стремясь не только удержать, но и расширить колониальную империю. В области внутренней политики прослеживалось стремление любыми средствами затормозить развитие массового пролетарского движения, помешать созданию революционной рабочей партии.

Решать эти проблемы пришлось Дэвиду Ллойд Джорджу, одному из лидеров английской либеральной партии, пришедшей к власти в 1905 году. Инициатор и главный организатор социальных реформ, предпринятых либеральным кабинетом в целях предотвращения революции, Ллойд Джордж проявил себя подлинным гроссмейстером компромиссов и политических трюков.

В годы первой мировой войны Ллойд Джордж, обладавший безмерным честолюбием, стремится занять пост главы правительства. Кипучая деятельность в качестве министра вооружения и военного министра, каскад маневров ради поддержания гражданского мира внутри страны, редкостная изобретательность в интригах и закулисных переговорах — все это сделало его самым подходящим, пожалуй, единственным кандидатом на роль национального лидера [5; 2].

Политическая биография Дэвида Ллойд Джорджа как бы отражает главные этапы истории Англии с конца XIX века. А его мемуары представляют особый интерес для изучения данного периода. В особенности это относится к «Военным мемуарам», написанным в 1933 г. В этом шеститомном труде содержится полный анализ происходящих событий внутри самой Великобритании и на международной арене. Однако в контексте моего научного исследования особого внимания удостаивается первый том «Военных мемуаров», охватывающий период с 1904 по 1916 гг.

Большинство политиков, играющих действительно значимую роль в Первой мировой войне записало в своих мемуарах личное восприятие того исторического эпизода, в котором они приняли активное участие. За небольшим исключением это были автобиографичные материалы, написанные самими участниками события, несмотря на то, что сам факт написания книг был делом непривычным для них. Только Браян так и не взял пера в руки, остальные ведущие персонажи рассматриваемого периода тщательно повествовали о том, что было ими сделано и почему было сделано именно это, и именно так. Ллойд Джордж во введении к первому тому мемуаров перечислил всех тех, чьи военные автобиографии входили в его домашнюю библиотеку: и Кайзер, и Принц, и Пуанкаре, Вудро Вильсон, Клемансо, Асквит, Грей, Черчилль, Хофман – это даже неполный список авторов, книги которых Ллойд Джордж бережно хранил. Неудивительно, что он сам колебался в течение долгих лет, стоит ли последовать примеру этих ярких деятелей. Он признает, что роль этих людей была чрезвычайна ярка и заметна, но тут же он говорит, что его позиция была не менее примечательна и значима. Ллойд Джордж констатирует, что с огромным бы удовольствием позволил какому-нибудь третьему лицу описать его вклад в мировую дипломатию, если бы не обстоятельства, которые уверили его в необходимости воспроизвести реальную картину своими словами и своими же силами.

Прежде всего - болезнь. Именно эта неприятность снимала обязанность быть, оставаться лидером политической партии. Она освободила много свободного времени для самого политика и вызвала живые споры внутри его политического объединения. А второе обстоятельство, заставившее Ллойд Джорджа взяться за написание мемуаров – визит старого фронтового друга. Именно этот друг настоял воспользоваться случайно образовавшимся перерывом в делах и в течение выздоровления составить истинный и подробный отчет о событиях той Великой войны. Именно он напомнил политику, что он был единственной официальной фигурой, прошедшей от самого объявления Войны к подписанию Мира.

Именно тогда Ллойд Джордж убедился, что реальная история войны не могла быть и не будет написана, что следующие поколения не смогут узнать всей правды об этих событиях и будут строить гипотезы и теряться в догадках. Было вполне очевидно, что то, что будет написано очевидцами этих событий и должно будет стать в последствии основным материалом для изучения данного конкретного исторического периода. Все уже существующие книги содержали довольно тенденциозные взгляды их авторов. Но Ллойд Джордж был уверен, что представленная им версия событий будет отражать всю сущность Мировой войны. Не раз он акцентирует внимание читателя на том, что именно он прошел весь военный путь от вспышку ссоры до урегулирования послевоенного положения. Стоит отдать должное, что политик все же признает, что были и те, кто был лучше ознакомлен с некоторыми сторонами войны, и те, которые знают намного глубже состояние дел в определенные временные промежутки. Но тут же он уверяет читателя, что только он сам был лично знаком со всем военным руководством и знал военную стратегию всего хода военных действий [4].

«Военные мемуары» не являются чем-то скучным, тяжелым для чтения, осознания и восприятия. Скорее, это красочный рассказ, восхваление своих собственных способностей, восхищение своими способностями. Но это не в укор автору. За яркими метафорами, красноречивыми фразами прослеживается реальная картина событий, рассматриваемого периода. Характерно, что Ллойд Джордж не просто повествует о череде фактов и явлений, но дает качественный анализ политических действий и весьма полные портреты основных политических деятелей.

Ллойд Джордж сравнивает написание мемуаров с еще одной попыткой прожить жизнь. Только здесь уже ничего нельзя изменить, ты готов к предстоящим событиям, видишь все промахи и неточности. Он говорит, что в течение первых лет работы над мемуарами он жил словно в кошмарном сне, вспоминая мельчайшие подробности ужасающих дней. Все четыре с половиной года, пока длилась война, все, и мужчины, и женщины, работали, мечтали, думали, желали разрушения и страдания. А иначе войну и не назовешь [6].

Ллойд Джордж искренно верил в то, что если он расскажет миру всю правду о войне, если покажет всю ее обратную сторону, то ничего подобного уже не повториться.

Ллойд Джордж и не называет себя писателем. Он говорит, что является «свидетелем», «очевидцем» кровавых событий.

Автор признает, что в связи с избирательностью памяти, мог опустить какие-то детали, но он делал это не умышленно. Политик тщательно готовился к написанию своих «Военных мемуаров». Он прочел массу документов того времени, чтобы освежить в памяти всю картину событий.

В начале Первой мировой войны германские лидеры обещали добиться победы «до осеннего листопада». 19 сентября 1914 года Ллойд Джордж, выступая на митинге, напомнил о том, что всю свою политическую жизнь с отвращением относился к перспективе участия в великой войне. Но сейчас он убежден: участие необходимо, ибо затронута национальная честь, поскольку Англия подписала два договора, обязывающие ее защищать независимость, свободу и неприкосновенность «нашего маленького соседа» - Бельгии.

В последние дни войны Ллойд Джордж в своих выступлениях в парламенте делал акцент на крупнейшие военные успехи, перемирия на тех или иных фронтах или свержения правительств в странах враждебной коалиции. Он попытался даже задержать распространение сведений о перемирии с немцами до своего появления в палате.

Ллойд Джордж устроил в Лондоне парад победы, на который прибыли Клемансо, Фош, итальянский премьер В. Орландо. Пресса восторженно писала, что Ллойд Джордж - организатор победы [1]. Он блестяще разыграл эпилог войны: организовал поспешные выборы и во главе обновленной коалиции укрепился в качестве национального лидера.

В Англии и за границей за Ллойд Джорджем со времен англо-бурской войны закрепилась репутация приверженца миролюбивого решения международных споров [3]. Сам канцлер казначейства усердно содействовал распространению такой оценки, повторяя, что намерен целиком посвятить себя проблемам мира, прогресса и социальных реформ.

Работа над «Военными мемуарами» продолжалась в течение трех плодотворных лет – с 1933 по 1936 гг. Ллойд Джордж создал удивительное историческое произведение. Подробно осветив все стороны развития ситуации на мировой арене в начале ХХ века, проанализировав основные направления развития Великобритании, предоставив тщательно продуманные портреты политических деятелей рассматриваемого периода, автор создал глубокий научный труд большой значимости. Выразив личное отношение к происходящим событиям, не скрывая эмоций и впечатлений, Ллойд Джордж внес своего рода художественность в мемуары. Все повествование настолько красноречиво, что описываемые события становятся настолько реалистичными для читателя, что происходит будто единение двух временных пластов – прошлого и современности.

Ллойд Джордж надеялся, что своими «Военными мемуарами» он сможет предупредить человечество о возможной опасности в будущем. Очень жаль, что потомки не сделали тех выводов, которые ждал великий политик начала ХХ столетия.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА:

1. Алексеев Н.А. Палата Лордов Британского парламента. М., 2003
2. Виноградов К.Б. Дэвид Ллойд Джордж. М., 1970
3. Из истории международных отношений и освободительных движений XIX-XX вв. Под ред. Нарочницкого А.Л. М., 1970
4. Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. М., 1934 – 1937
5. Albert J. Sylvester. The Real Lloyd George L.,1947
6. John Grigg. Lloyd George: From Peace to War, 1912-1916. L., 1985

ГРИГОРИЙ КОСАЧ

ПЕРВАЯ ПРОГРАММА

ЕГИПЕТСКОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ

(ЯНВАРЬ 1923 ГОДА)^[1]

Следующий далее документ – первая программа Египетской коммунистической партии (ЕКП), включающая как общеполитические требования этой организации, так и специальный подотдел, касающийся путей решения крестьянского вопроса, хранится в Российском Государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) – Ф. 495, Оп. 85. В свою очередь, сама (написанная по-арабски) программа ЕКП – часть небольшой, изданной на папиросной бумаге брошюры, в которую, кроме нее, включен и один из основополагающих документов Коммунистического Интернационала (Коминтерна), который назван по-арабски «Двадцать одно условие Коммунистического Интернационала». Речь идет о принятых в ходе работы II конгресса (июль-август 1920 г.) этой организации «Условиях приема в Коммунистический Интернационал», которые, вероятно, в том виде, как они были опубликованы в брошюре ЕКП, стали первой попыткой перевода этого основополагающего документа Коминтерна на арабский язык. Иными словами, ЕКП стала первой коммунистической организацией ближневосточного региона и Северной Африки, обратившейся и для составления своей программы и для пропаганды материалов ИККИ к арабскому языку. Это связано и со временем, и с условиями становления других компартий этого региона. Первая коммунистическая группа Сирии и Ливана возникла только в 1925 г., иракская коммунистическая группа стала реальностью лишь в 1934 г. Даже если истоки палестинского коммунистического движения и уходят в 1919 г., местная компартия (в 1924 г. принятая в ряды Коминтерна) в течение длительного времени была еврейской, а ее «рабочим языком» – идиш. Возникшие же в начале 1920-х гг. коммунистические группы Алжира и Туниса (лишь в конце 1930-хх гг. ставшие самостоятельными организациями) создавались представителями местной европейской, а не автохтонной среды и рассматривали себя в качестве секций Французской компартии, естественно, обращаясь к языку метрополии.

Программа ЕКП 1923 г. никогда ранее не публиковалась и лишь частично использовалась автором этой публикации [6, c.84]. Вместе с тем, по многим своим параметрам публикуемый ниже документ представляет собой важное свидетельство того, как, в каких условиях, под влиянием каких причин и обстоятельств формировалось египетское коммунистическое движение (по крайней мере, на его начальном этапе). Равным образом эта же программа может рассматриваться и как показатель генетической связи между первыми сторонниками коммунистической идеи и практики в Египте и национальным движением этой страны, что находило свое отражение, в том числе, в том, что этот документ был не только арабоязычным, но и наглядно демонстрировал развитие арабского языка, его приспособление к потребностям современной жизни, что, в свою очередь, не может не выглядеть как одно из свидетельств модернизации страны, поборниками которой как раз и выступали местные националисты.

В левом верхнем углу титульного листа брошюры, в которую был включен программный документ ЕКП, находится официальная двуязычная печать, в центре которой помещена пятиконечная звезда, а над ней арабское название партии и ее руководящего органа – Аль-Хизб аш-шуюъий аль-масрий, Аль-Ляджна ат-танфизийя, под ней же – соответствующие французские названия – Parti Communiste Egyptien, Comit Excutif^[2]. Иными словами, эта брошюра была опубликована «Исполнительным комитетом Египетской коммунистической партии». В свою очередь, этот «Исполнительный комитет» был сформирован высшим органом партии – ее съездом, что отмечалось и в самом программном документе. Сама же эта брошюра (о чем свидетельствовала русскоязычная печать в ее правом верхнем углу) уже поступила в Москву, в Исполнительный Комитет Коминтерна (ИККИ), став доказательством того, что ЕКП стремится стать членской организацией III Интернационала, - обычно те партии, которые уже стали такими членскими организациями отмечали это в своих официальных печатях (что после получения ИККИ программы стало иметь отношение и к египетской коммунистической организации). Иными словами, эта партия находилась на некоем «переходном» этапе – она уже провозгласила свой коммунистический характер, но все еще не была признана в этом своем статусе высшей по отношению к коммунистическому движению того времени инстанцией – ИККИ. В этой связи встает естественный вопрос, - а что представляла собой эта партия?

Основанные на документах РГАСПИ исследования последнего времени, принадлежащие автору этой публикации, позволяют говорить о том, что программа ЕКП принадлежала работавшей в Александрии секции возникшей ранее, в 1921 г., Социалистической партии Египта (СПЕ) [6, c.38-65]. В январе 1923 г. эта секция, порвав с СПЕ в ходе проведенного ею в окрестностях крупнейшего города-порта Египта съезда, провозгласила себя «Египетской коммунистической партией». Ко времени выхода из рядов египетских социалистов ведущая фигура этой секции – Хусни Аль-Ораби^[3] уже побывал в советской столице, где он принял участие в работе проходивших в ноябре-декабре 1922 г. IV конгресса Коминтерна и II конгресса патронировавшегося ИККИ Красного Интернационала Профсоюзов (Профинтерна). Присутствие Х. Аль-Ораби на форуме Профинтерна было оправдано, - в феврале 1921 г. в Александрии была создана Всеобщая конфедерация труда Египта (Аль-Иттихад аль-амм ли никабат фи Мыср, Confdration gnrale du travail en Egypte – ВКТЕ), объединившая под своими знаменами не менее 40000 рабочих, трудившихся в основном на предприятиях этого города-порта, и сразу же после своего создания установившая контакты с руководством Профинтерна [9, c.535; 4, c.25-26]. ВКТЕ полностью контролировалась александрийскими социалистами. Выступая в ходе работы IV конгресса Коминтерна, Х. Аль-Ораби, которому был предоставлен статус делегата конгресса «с совещательным голосом», говорил: «Мы в Египте ждем того уже недалекого дня, когда красный флаг взовьется над пирамидами, чтобы салютовать красному флагу над Кремлем» [3, c.5-7]^[4]. В подготовленном им же наброске этого выступления та же мысль была выражена еще более ярко: «Совсем близко время, когда египетское [коммунистическое] движение станет саблей (sword) в руках Советской России, сражающейся за мировую революцию» [12, л.54-55].

Патетические слова главы александрийской секции СПЕ, подчеркивавшего в Москве, что эта секция уже «стала коммунистической партией», нашли понимание в ИККИ. Советская внешняя политика (и Коминтерн как одно из орудий ее реализации), важнейшим направлением которой выступало противостояние Великобритании – в то время ведущей внешней силе в пределах геополитического пространства Ближнего Востока, нуждалась в союзниках, опираясь на которых Советский Союз смог бы утвердиться в этом регионе. К моменту приезда Х. Аль-Ораби в советскую столицу в аппарате ИККИ уже были подготовлены «Тезисы по программе и тактике компартии Египта», автором которых был востоковед и сотрудник «восточного отдела» Исполкома Коминтерна К.М. Трояновский [10, л.35-48]. В подготовленном им документе подчеркивалась необходимость создания в Египте «базы для коммунистической работы не только на арабском, но и на всем Ближнем Востоке …, по всему южному и юго-восточному побережью Средиземного моря». Далее К.М. Трояновский писал, что Египет – страна, которая «важна для английского капитализма», поскольку она расположена «на перекрестке главных морских путей, соединяющих западную часть Британской империи (метрополию) с восточной (Индией)». Развивая эту мысль, он подчеркивал: «Чтобы отделить мозг от позвонка империи, необходимо перерезать этот “затылочный нерв”, каковым Египет является для английского империализма». Предлагавшаяся им операция привела бы к «разрыву Британской империи на две части, вместе с тем, к распаду империи». Выдвигавшаяся К.М. Трояновским задача искушала ИККИ столь серьезно, что там отбрасывали все иные точки зрения в связи с александрийской секцией СПЕ, отмечавшие, например (как это делал резидент советской разведки в Египте Адольф Краус^[5] ), что большинство членов этой секции были «далеко не коммунистами и даже не знали азбуки (le premier mot) марксистской теории».

Казалось бы, для движения в направлении отделения «мозга от позвонка империи» в Египте первой половины 1920-х гг. «созрели» все необходимые условия. Там обретал черты реальности «субъективный фактор», - александрийская секция СПЕ привлекала в свои ряды немалое число местных уроженцев, она во все большей мере «египтианизировалась» (что доказывал, в том числе, и арабский язык ее первой программы), к началу 1924 г. в ее рядах было 700 активистов, что превращало ее в крупнейшую после компартии Китая коммунистическую партию Востока^[6], потенциальные возможности которой расширял осуществлявшийся ею контроль над ВКТЕ. Разумеется, такая трансформация определялась политикой ИККИ. В ходе работы IV конгресса Коминтерна была создана «египетская комиссия», поставившая перед Х. Аль-Ораби несколько условий, которые позволили бы Коминтерну окончательно оформить вступление александрийской секции СПЕ в его ряды. Эти условия предполагали исключение из ее состава «нежелательных элементов» – сторонников «эволюционного», а не «революционного» преобразования их страны, как и немедленное проведение съезда, на котором должна была быть принята новая программа партии, а также официально изменено ее название – не «социалистическая», а «коммунистическая» партия. Все эти условия были выполнены во время работы январского 1923 г. теперь уже Египетской коммунистической партии, - «переходный» этап в развитии коммунистического движения Египта завершился.

Однако для того, чтобы нанести смертельный удар Великобритании, требовалось и еще одно обстоятельство, - для этого должна была быть «объективно» готова и внутриегипетская ситуация. Казалось бы, что и эта задача решена всем ходом событий, которые предшествовали появлению ЕКП, и определи саму возможность ее становления. В 1919 г. Египет стал ареной мощного общенационального восстания, предлогом для которого стала насильственно прерванная английской администрацией попытка делегации египетских националистов (аль-вафд аль-мысрий, la dlgation gyptienne) во главе с Саадом Заглулем выехать во французскую столицу для участия в Парижской мирной конференции, где эта делегация должна была поставить вопрос о ликвидации протектората Великобритании и о независимости страны. Это восстание, как считали в Москве (что, конечно же, совпадало и с мнением ЕКП), не только не решило тех задач, которые ставились и самими египетскими националистами, сформировавшими в середине 1923 г. партию Вафд, название которой свидетельствовало о том, что ее основатели, в первую очередь С. Заглул, являются наследниками «египетской делегации», но, более того, открыто продемонстрировало нежелание националистов решать эти задачи, опираясь на методы массовой революционной борьбы.

Однако события 1919 г. едва ли не в решающей степени меняли принципы взаимоотношений между Египтом и державой-метрополией, - Египет быстро продвигался к обретению статуса субъекта международных отношений^[7]. Вместе с тем, время, когда на египетской политической арене появилась коммунистическая партия, было для страны своеобразным периодом «междуцарствия». Обретение независимости вовсе не означало, что в Египте уже стали действовать эффективные органы исполнительной власти. Лишь год спустя, в январе 1924 г., там были проведены парламентские выборы, в ходе которых Вафд (что было предсказуемо) одержал убедительную победу, позволившую С. Заглулу сформировать первое в истории страны национальное правительство. Месяц спустя произошло и открытое столкновение между коммунистами и вафдистами, когда в феврале 1924 г. усилиями активистов ЕКП была организована забастовка на александрийской фабрике «Эголин», переросшая в захват этого предприятия и в попытку под красными флагами распространить это начинание на всю «пролетарскую» Александрию^[8]. Это столкновение завершилось жесткими карательными мерами правительства С. Заглула в отношении активистов ЕКП. Впрочем, личное обращение «отца египетской нации» к египетским рабочим – членам ВКТЕ привело к их переходу на сторону правительства, лишив сторонников теории и практики коммунистического действия их «пролетарской» основы. Удар же, нанесенный по ЕКП, был столь силен, что партия в течение всего времени второй половины 1920-х-1930-х гг., несмотря на помощь Коминтерна, так и не смогла восстановить свои силы, вступив на этап стагнации, постоянных внутренних кризисов– распада на разрозненные кружки и незначительные организации [6, c.95-126]. Ни «объективный фактор» – внутриегипетская ситуация середины 1920-х гг., ни, тем более, «субъективный фактор» – становление ЕКП и попытка превратить ее в альтернативу Вафд не оказались достаточными для того, чтобы осуществить «социалистическую» трансформацию, единственной целью которой выступало решение советских внешнеполитических задач.

Тем не менее, вопрос не может быть сведен только лишь к одной из неудач советской внешней политики эпохи первой половины 1920-х гг., когда сама эта неудача может, конечно же, интерпретироваться, например, в терминах «буржуазной реакции» против сторонников «пролетарского дела», развязанной против них «кампании террора и репрессий». Но насколько такая интерпретация убедительна? Не стоит ли попробовать объяснить эту неудачу, анализируя программный документ египетских коммунистов, на которых и возлагалась задача реализации советских внешнеполитических начинаний.

Этот документ доказывает, прежде всего, что те, кого в Египте называли коммунистами (но это относится и к любой другой коммунистической организации Ближнего Востока), примыкая к Коминтерну, вовсе не порывали с теми национальными движениями, из рядов которого они выходили. Собственно, единственным основанием для размежевания этих людей и создававшихся ими «коммунистических партий» с общим потоком таких движений и было их вступление в состав Коминтерна, становившееся маркером, проводившим (очень условную) грань между ними, с одной стороны, и националистами, с другой [6, c.56-64]. Достаточно сослаться, в этой связи, на программу ЕКП 1923 г., содержавшую все основные лозунги египетского национального движения времени 1920-х гг. (часть которых восходила и к более раннему периоду), включая, прежде всего, идеи, связанные с «единством долины Нила», когда Судан осмыслялся египетскими националистами в качестве продолжения египетской территории, или придания «национального» статуса Суэцкому каналу [7, c.273-276]. Равным образом это относилось к проблеме египетского государственного долга^[9], капитуляций^[10], введения всеобщего начального образования, а также рабочих и крестьянских организаций. Впрочем, список идентичных и для коммунистов, и для националистов требований этим не исчерпывался, включая, например, и общую и для тех, и для других идею парламентаризма.

Эта ситуация едва ли не в полной мере осознавалась и в аппарате ИККИ. Цитировавшиеся выше «Тезисы по программе и тактике компартии Египта» К.М. Трояновского это в полной мере подтверждали. Как он писал: «Судан есть продолжение и дополнение Египта, и он должен являться также и государственной частью последнего». Естественно, что советский коммунист не мог быть националистом, а потому точка зрения автора «Тезисов» получала «пролетарское» обрамление: «Судан должен принадлежать Египту еще потому, что трудящиеся Судана как наиболее слабый, беззащитный и еще не пробудившийся класс, найдет опору в трудящихся классах Египта». Далее он (что также было частью «пролетарского» обрамления все того же положения) писал: «Судан … должен быть … только федеративной частью подлинно независимого государства Египет, в котором господствующее положение должно принадлежать трудящимся Египта и Судана» [10, л.35-48]. Точка зрения советского специалиста по проблемам Ближнего Востока ни в коей мере не была направлена на то, чтобы содействовать изживанию националистических представлений в рядах партии, стремившейся стать членской секцией Коминтерна, оставаясь ничем иным как попыткой придания необходимого налета радикальности этому по-прежнему остававшемуся в своей основе националистическому требованию.

Но равным образом «радикализации» подверглись и все другие требования египетских националистов, включенные в программу ЕКП 1923 г., вне зависимости от того, шла ли речь о национализации Суэцкого канала (когда намеренно подчеркивался «буржуазный» характер этого лозунга), об отмене государственного долга Египта, все еще сохранявшихся в нем капитуляциях для подданных европейских держав или о методах решения аграрного вопроса. Так, в частности, содержащаяся в этом документе идея «экспроприации всей земельной собственности, превышающей сто федданов^[11], а также распределение избыточной земли среди безземельных крестьян в интересах создания народных ферм», как, одновременно, едва ли не все положения «крестьянского» раздела этой программы ЕКП, была практически в полном объеме, но в принципиально новых внутри – и внешнеполитических условиях, реализована Г.А. Насером, став, таким образом, основой для становления в египетской деревне того, что в уже республиканском Египте стали называть «социалистическим кооперированием крестьянства». Впрочем, коммунистическая «радикализация» требований националистов достигала своего апогея в вопросе о парламентаризме, когда в программе ЕКП отмечалось, что присутствие в высшем органе законодательной власти страны депутатов-коммунистов будет содействовать «подрыву» его «основ», а также в требовании «отделения государства от всех религиозных воззрений», представлявшим собой, конечно же, механическое перенесение советских начинаний в вероисповедной сфере на египетскую почву, когда, вместе с тем, коммунисты (осознавали ли они это?) бросали прямой вызов исламу в его качестве важнейшего элемента египетского национализма [7, c.274-277]. Впрочем, столь же механически на египетскую почву переносилась и советская интерпретация российской аграрной истории, что приводило к «радикализированному» искажению египетской реальности, когда составители программы ЕКП (в ее аграрной части) утверждали, что хуторская система (эзба), которая становилась ведущим направлением эволюции все более опиравшегося на производство хлопка египетского сельского хозяйства, «практически не отличается от феодальной собственности».

Однако, наверное, наиболее ярким свидетельством того, что следующий далее документ доказывал, что на самом деле ЕКП, несмотря на ее вступление в Коминтерн, оставалась партией не более чем «крайних» националистов было полное отсутствие в ее программе 1923 г. каких-либо даже минимальных намеков на «высшие» цели «пролетарской борьбы». Даже предлагавшаяся ими «организация советов бедных крестьян» была призвана не революционизировать египетскую деревню, а обеспечить решение вопроса о наделении землей этой, наиболее многочисленной, страты египетского крестьянства. Это была, если использовать обычный термин большевистского дискурса», «программа-минимум», в ней странным образом последовательно игнорировались любые указания на существование у ЕКП «программы-максимум», когда речь шла о «социалистической революции» в ее качестве инструмента создания «диктатуры пролетариата». Провозгласив «коммунистический» характер, ЕКП, которая, конечно же, направляя свой программный документ ИККИ, стремилась доказать руководству Коминтерна, что она следует в фарватере его тактики времени начала 1920-х гг., фиксируя, в частности, в этом документе и линию на создание единого антиимпериалистического фронта в своей стране, на что тогда были направлены все коммунистические организации Востока, все же оставалась тесно связанной с общенациональным движением.

Направляя в феврале 1924 г. (до событий в Александрии) «Открытое письмо» главе уже созданного национального правительства, «отцу нации», как они называли его в этом документе, С. Заглулу, руководство ЕКП подчеркивало в нем, что наиболее принципиальной задачей премьер-министра становится «организация крестьян», которые смогут, таким образом, действовать «в тесной связи с рабочими» [13, л.4]. Иными словами, ЕКП предлагала Вафду (а именно так египетские коммунисты понимали суть тактики Коминтерна) создание коалиции, когда один из ее участников – коммунисты выступают в роли руководителей рабочих профсоюзов, а второй – вафдисты призваны стать защитниками крестьянских интересов, хотя к тому времени Вафд, опиравшийся на опыт общенационального восстания 1919 г., в развитии которого активное участие принимали египетские рабочие Каира, Александрии и других городов, целенаправленно создавал и собственные численно более значимые, чем членские структуры ВКТЕ, рабочие профсоюзы^[12]. Но в рамках предлагавшейся ЕКП Вафду коалиции коммунисты должны были играть роль ведущей силы. Их позиция была понятна и объяснима, - коммунистическая партия – это более высокий, чем «буржуазный» Вафд, уровень развития политической организации.

Советская политика в Египте того времени, которое выше уже было названо «междуцарствием», не могла быть успешна потому, что ее союзник – ЕКП не мог стать альтернативой вафдистской партии. Это определялось, в первую очередь, тем, что организация египетских коммунистов продолжала ощущать себя частью общеегипетского лагеря националистов, ведущая роль в котором принадлежала, конечно же, тем, кого эта организация должна была рассматривать в качестве своего «классового противника» – партии Вафд. Действуя на одном и том же политическом поле, выдвигая равнозначные лозунги, направленные против идентичного противника, которым была внешняя сила, совсем недавно выступавшая в роли державы, осуществлявшей протекторат над Египтом – Великобритания (программа ЕКП дает для этого вывода немало убедительных оснований), и ЕКП, и Вафд превращались в жестко соперничавшие между собой, но, в целом, похожие друг на друга политические структуры. Но между ними, тем не менее, существовало и существенное различие.

В отличие от коммунистов (ни в коей мере не скрывавших их поддержку внешней силой – Советским Союзом) Вафд был реальным руководителем политического процесса, открыто провозглашая свое стремление углубить достигнутый суверенитет через противостояние (но, естественно, на основе длительного процесса переговоров) Великобритании. Эта партия, опираясь на поддерживавшую его и прошедшую через восстание 1919 г. нацию, формировала структуры нового египетского государства, ни на минуту не забывая о том, что вырванная им у Великобритании уступка – признание независимости Египта могла быть в любое мгновение дезавуирована, - в стране, ставшей субъектом международных отношений, все еще были расквартированы английские вооруженные силы, английские же советники держали под своим контролем египетскую армию, финансы и судопроизводство. В этой же стране существовал и продажный королевский двор, который, как и Великобритания, ни в коей мере не собирался мириться с появлением мощной политической партии, намеревавшейся ограничить сферу его полномочий. Нанося в феврале 1924 г. удар по ЕКП, Вафд не только защищал привилегии, обретенные благодаря ему новой буржуазно-помещичьей (и правящей) группой египетской политической элиты, но и хрупкую независимость своей страны, когда удар коммунистов по завоеванным Вафдом позициям мог создать условия для перегруппировки сил в стане противников – Великобритании и монархической реакции. Кровавые (конечно же, «революционные», по мнению коммунистов) события в Александрии с ее многочисленными колониями иностранных подданных стали бы едва ли не самым благодарным поводом для вооруженного вмешательства Великобритании, с одной стороны, и для короля Фуада I, который получил бы «законный» предлог для роспуска вафдистского парламента и смещения правительства С. Заглула. Усмирение «коммунистического мятежа» в Александрии было со стороны Вафда актом подлинного патриотизма. В свою же очередь, сам этот «мятеж» не мог не быть абсолютно далеким от реализации подлинных интересов египетского народа, даже если его инициаторы и апеллировали к «высшим интересам» египетского «пролетариата».

Важно и другое обстоятельство, - единственным проявлением реакции Коминтерна на разгром его египетской секции стало обращение ИККИ «К египетским заключенным»^[13]. События в Александрии вписывались в сложный контекст советско-британских отношений того времени, что заставляло руководство Коминтерна фактически отмежевываться от организованного ЕКП захвата фабрики «Эголин», называвшегося в одном из заявлений ИККИ «недостаточно хорошо продуманной и организованной акцией» [19, p.297-298].

ПРОГРАММА

ЕГИПЕТСКОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ

Египетская коммунистическая партия, действующая в интересах политического, экономического и социального освобождения долины Нила, стремящаяся избавить египетский и суданский народы от препятствий, стоящих на их пути к прогрессу, от преград, замедляющих развитие их экономической жизни, как и в интересах избавления обоих народов от рабства и колониального гнета, выдвигает следующую программу своих практических планов:

1) Полное и безусловное освобождение Египта и Судана, как и реализация тесной связи обоих народов не ради угнетения трудящихся классов Судана, а в целях пользы для обоих народов, единство которых позволит им лучше использовать их природные богатства, содействуя подъему обоих стран. Объединившись, оба народа смогут развернуть наступление против их угнетателей вне зависимости от того, являются ли эти угнетатели уроженцами обеих стран или иностранцами. Это наступление примет форму постоянной борьбы и создания единого фронта с наиболее радикальными^[14] и достойными доверия элементами в рядах национального движения при сохранении коммунистической партией ее лозунгов и принципов.

2) Национализация^[15] (Nationalisation) Суэцкого канала. Хотя это требование с коммунистической точки зрения и окрашено в сугубо буржуазные (выделено в тексте – Г.К.) тона, поскольку реализация этого пожелания не отвечает непосредственным интересам рабочего класса даже в условиях победы национального революционного движения, тем не менее, национализация (выделено в тексте – Г.К.) Суэцкого канала нанесет удар по наиболее чувствительной точке в системе британского колониализма. В силу этого обстоятельства это требование является важным и революционным.

3) Деятельность в рядах профсоюзов, а также среди неорганизованной массы рабочих, направленная на официальное признание профсоюзов и политических организаций рабочих. Защита закона о восьмичасовом рабочем дне, контроль над предприятиями, равенство в оплате труда египетских и иностранных рабочих, занятых в одной профессии. Создание производственных и сбытовых кооперативных обществ, разработка рабочего законодательства, защищающего права пострадавших на производстве, больных и безработных.

4) Отмена государственного долга, эксплуатируемого колониальными силами и, в первую очередь, Францией и Великобританией для укрепления экономического закабаления египетского народа.

5) Отмена капитуляций для иностранцев, являющихся позорным пятном для Египта и катастрофой для египетского народа.

6) Выдвижение кандидатов в парламент, основы которого эти депутаты будут подрывать, укрепляя действующую там оппозицию.

7) Введение обязательного образования для мальчиков и девочек, бесплатного для бедняков, а также реформа нынешних образовательных программ и всесторонняя борьба с неграмотностью.

8) Женщины пользуются всеми политическими, социальными и экономическими правами.

9) Отделение государства от всех религиозных воззрений при гарантии свободы вероисповедания и совершения религиозных обрядов.

10) Свобода собраний, печати, слова. Освобождение политических заключенных.

Крестьянская программа

Миллионы крестьян Египта подвергаются жестокой эксплуатации со стороны иностранного капитала и национальных землевладельцев. Почти половина обрабатываемой земли в Египте принадлежит двенадцати тысячам владельцам, которые вершат судьбами миллионов бедных крестьян, делая их еще более обездоленными. Египетская коммунистическая партия в своем подходе к крестьянскому вопросу не удовлетворяется лишь провозглашением коммунистического лозунга «земля тому, кто ее обрабатывает», а выдвигает четкую программу решения этого вопроса, опирающуюся на программы других сельскохозяйственных стран, а также на опыт русской революции и исходящую из официальных данных египетской статистики. Этой программой является:

1) Ликвидация системы хуторской собственности^[16], которая практически не отличается от феодальной собственности.

2) Ликвидация долгов крестьян, владеющих менее чем тридцатью федданами.

3) Освобождение крестьян, владеющих менее чем десятью федданами от налогов помещикам.

4) Экспроприация всей земельной собственности, превышающей сто федданов, а также распределение избыточной земли среди безземельных крестьян в интересах создания народных ферм.

5) Создание кооперативных банков для мелких крестьян.

6) Организация советов бедных крестьян, с помощью которых, если к тому представится возможность, появится вероятность их подъема на забастовку или захвата земли, которая будет использоваться в их интересах.

Программа Египетской коммунистической партии утверждена на съезде, состоявшемся 2 января 1923 г.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА:

1. Арабские страны в 1880-е – начале 1900-х годов. – История Востока. Т. IV. Восток в новое время (конец XVIII – начало XX в.). Кн. 1. М., 2004
2. Ас-Саид Р. Тарих аль-харака аль-иштиракийя фи Мыср (История социалистического движения в Египте). 1900-1925. Бейрут, 1975
3. Бюллетень № 20 от 29 ноября 1922 г. IV конгресса Коммунистического Интернационала. М., 1922
4. Геллер Л.Н. Профсоюзы на Востоке. Доклад II Международному конгрессу Красного Интернационала профсоюзов. М., 1923
5. Еремеев Д.Е., Мейер М.С. История Турции в средние века и новое время. М., 1992
6. Косач Г.Г. Красный флаг над Ближним Востоком? Компартии Египта, Палестины Сирии и Ливана в 20-30-е годы. М., 2001
7. Косач Г.Г.Арабский национализм или арабские национализмы: доктрина, этноним, варианты дискурса. – В.А. Тишков, В.А. Шнирельман (отв. редакторы). Национализм в мировой истории. М., 2007
8. Кошелев В.С. От Ораби-паши до Саада Заглула. 1879-1924. М., 1987
9. Наши силы. – Красный Интернационал профсоюзом. М., 1921, № 11
10. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 85. Д. 6
11. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 85. Д. 10
12. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 85. Д. 12
13. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 85. Д. 37
14. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 85. Д. 73
15. РГАСПИ. Ф. 534. Оп. 1. Д. 20
16. РГАСПИ. Ф. 539. Оп. 3. Д. 630
17. Сейранян Б.Г. Эволюция социальной структуры стран Арабского Востока. М., 1991
18. Correspondances Internationales, 1922, N 41
19. Correspodances Internationales, 1924, N 26
20. Correspodances Internationales, 1924, N 78
21. Correspondances Internationales, 1924, N 102
22. Couland J. Regards sur l’histoire syndicale et ouvrire gyptienne (1899-1952). – Galissot R. (Ed.). Mouvement ouvrier, communism et nationalisms dans le monde arabe. Cahiers du movement social N 3. P., 1978

ЮЛИЯ САВОСИНА

К ВОПРОСУ О ВЗАИМОСВЯЗИ

ПОЛИТИЧЕСКИХ И ЭКОНОМИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ АНГЛИЕЙ И СССР В НАЧАЛЕ 20-Х ГГ. XX ВЕКА

В начале 20-х гг. XX века Англия была явным лидером не только европейской, но и мировой политики. Главной задачей Британской дипломатии было предотвращение возникновения в Европе центра с более мощным потенциалом, чем у Англии. К таким странам Лондон относил Германию и Россию.

  После капитуляции 1919 году по Версальскому договору, Германия была низведена до одной из слабейших стран в Европе. Ей запретили иметь большую армию, развивать современные виды вооружений и пр. Таким образом, всё своё внимание Лондон переключил на Советскую Россию.

  Премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж в 1919 году отмечал: «Будущее Британской империи может зависеть от того, как будет развиваться ситуация в России, и лично я не могу хладнокровно думать о могучей и единой России со 130-миллионным населением»[6, с. 123].

  Именно поэтому Англия стремилась сформировать антисоветский фронт с целью осуществления военной интервенции.

  В большевистской идеологии все страны капиталистического мира рассматривались лишь как «враждебное капиталистическое окружение». И для капиталистического мира Советская Россия была враждебным государством, опасным хотя бы уже тем, что являлась примером для европейских рабочих [4, c. 117]. К этому можно добавить ещё ряд политических причин, подталкивающих западные страны к непримиримой борьбе с Советами:

• стремление Советской России к развязыванию «мировой революции»;
• национализация иностранной собственности;
• отказ Советской власти признавать царские долги;
• нарушение обязательств перед Антантой в I Мировой войне.

  Но если политические предпосылки делали обе стороны однозначно враждебными друг другу, экономические интересы заставляли искать компромиссы.

  В Москве, с одной стороны, были заинтересованы в обострении европейского экономического кризиса, подталкивающего к революционным движениям. С другой стороны, Советское руководство отлично понимало, что обороноспособность страны зависит от успеха планов индустриализации, для чего необходимы были массовые закупки промышленных товаров в Европе [10, c. 232].

  Запад оказался перед похожим противоречием.

  В период иностранной военной интервенции ка­питалистических стран и экономической блокады Советской страны, осуществляемой капиталистами, англо-советская торговля переживала упадок, а экспорт из Советской стра­ны в Англию равнялся нулю. В 1921 г., со времени заключе­ния торгового соглашения между Советской Россией и Анг­лией, торговля между этими странами значительно возросла.

В 1923 г. в период, когда английские империалисты пытались повторить военно-экономическую интервенцию против СССР, английский экспорт в Советскую страну резко падает.

Установление дипломатических отношений между СССР и Англией в 1924 г. и создание более прочных политических, правовых и экономических основ взаимоот­ношений между двумя странами способствовали быстрому росту англо-советской торговли [5, c. 391]. Торговля между Англией и СССР непрерывно увеличивается вплоть до того момента, когда антисоветская политика «твердолобых» привела к рез­кому ухудшению англо-советских политических отношений и разрыву дипломатических отношений между Великобри­танией и Советской страной.

Следует отметить, что, в начале 20-х гг. XX в. экспорт Англии в СССР превышал советский экспорт в Англию почти на 10 млн. фунтов стерлингов. Торговый баланс был в пользу Англии, что в корне опровергает тезис английской реакции о невы­годности англо-советской торговли для Англии, о том, что торговый договор между СССР и Англией имеет «гораздо большую ценность для России, чем для Англии». Нормаль­ные отношения были необходимыми для обеих сторон.

Торговля с СССР имела для Англии крупное преимуще­ство по сравнению с торговлей с другими капиталистиче­скими странами, например с США. Советский Союз нуждался в промышленном оборудовании, Англия - в сырье и про­довольствии. Наоборот, США не нуждались в ввозе сельско­хозяйственных продуктов из СССР. Кроме того, себестои­мость продукции в СССР была ниже капиталистической, поскольку в стоимость производства, например зерна, не входит земельная рента. В рассматриваемый период стоимость производства зерна в Советском Союзе на 25-30% была дешевле, чем в капиталистических странах. В экспортной торговле СССР отсутствовала накидка на хлеб­ные цены, которую делают частные торговцы. Наконец, транспортные расходы Советского Союза на поставку зерна и других товаров в Англию были значительно меньшими, чем расходы США, в силу большей близости Советской страны к английскому потребителю [4, c. 128]. Все эти и другие факторы давали возможность продавать советские товары на английском рынке дешевле других стран, создавали более благоприятные возможности для англо-советской торговли.

В 1925—1926 гг. торговля Англии с Советским Союзом превосходила ее торговлю с Китаем, была в 2 раза больше торговли с Бразилией и Японией, а также превышала ее торговлю с Италией и другими странами.

Импорт в СССР из Англии и других стран определялся потребностями её промышленности и сельского хозяй­ства.

Благодаря монополии внешней торговли, обеспечивав­шей концентрацию всех советских заказов в руках неболь­шого количества торговых представительств, СССР был способен выступать на рынках Европы и особенно Англии как крупный, а зачастую и как крупнейший покупатель и продавец.

Получение советских заказов и сырья, вывоз оборудо­вания для промышленности Советского Союза могли уси­лить загрузку машиностроительных, угольных, металлур­гических, текстильных, химических и других предприятий Англии, работавших в то время на 60-80% своей мощности.

Развитие англо-советской торговли повело бы к смягчению торгового кризиса в Англии, промышленной депрессии в стране, уменьшило бы безработицу. Наоборот, расторжение Англией торгового соглашения с СССР и разрыв дипломатических отношений привели бы к потере сбыта английских товаров в советскую страну.

Таким образом, укрепление экономического, а, следова­тельно, и политического сотрудничества между СССР и Англией было настоятельно необходимо не только Советскому Союзу, но не в меньшей степени и Англии. В англий­ском парламенте, в прессе, на митингах и собраниях - по всей Англии развертывалась ожесточенная борьба между сторонниками нормализации экономических и политиче­ских взаимоотношений между СССР и Великобританией и сторонниками изоляции Советской страны.

Враждебное отношение консервативного правительства Англии являлось основным препят­ствием к развитию советско-английской торговли, поскольку оно нарушало ту уверенность, которая была необходима для длительных экономических связей.

Так, в одной из своих очередных речей У. Черчилль при­зывал английских промышленников и торговцев не торго­вать с Россией, пугая их тем, что они якобы потеряют там свои деньги и товары и английское правительство не сможет оказать им помощи. Текст речи, как признал позднее Ст. Болдуин, был вы­ражением взглядов английского кабинета [8, c. 76]. Однако, многие представители торгово-промышленной буржуазии Англии, представители отраслей промышленности, работающей на экспорт, и выражавшие их взгляды некоторые деятели в лейбористской и либеральной партиях выступали за рас­ширение торговли с СССР, за использование русских рынков, за улучшение политических отношений между двумя странами. Отражением их взглядов явилось выступление английского дельца Е. Уайза, занимавшего пост экономи­ческого советника Центросоюза в Англии и прекрасно знав­шего выгоды от торговли с СССР. Уайз указывал, что «бри­танская торговля с Россией растет быстрее, чем с любой европейской страной».

Уайз отмечал, что разрыв торговли между двумя странами нанес бы большой ущерб английской торговле, так как Россия начнет сбывать свои товары в другие страны. Англия же будет вынуждена покупать русское сырье и продукты питания через континентальные фирмы, пере­плачивая им значительные суммы [3, c. 284].

Экономическая необходимость, стремление получить мак­симальные прибыли от торговли с Советской страной за­ставили часть дельцов Сити выступать за усиление эко­номических связей с СССР. Заинтересованность торгово-промышленных кругов Англии в экономических связях с Советским Союзом была настолько велика, что и в рядах консервативной партии не было единства в отношении политики к Советской стране. Об этом свидетельствует заявление консервативных членов парламента Фрэнка Нель­сона, Роберта Бутби, подполковника Т. Мура и других, посетивших в апреле - мае 1926 г. СССР [9, c. 234]. Их заявление было помещено в июле этого же года во всей английской прессе.

Авторы меморандума вынуждены были под воздействием фактов отметить серьезные достижения СССР в экономи­ческой и политической областях. Их свиде­тельство было особенно важно потому, что они являлись депутатами парламента от консервативной партии, многие члены которой были настроены против мирных отношений с Советской страной.

Резюмируя выводы о результатах своей поездки, члены делегации настоятельно рекомендовали англий­скому правительству: расширить торговлю между Англией и СССР; обеспечить между СССР и Англией «дипломати­ческое и торговое соглашение, удовлетворительное для обеих сторон».

Для увеличения торговли с СССР, заинтересованные английские промышленники и торговцы должны были стремиться к упрочению нормальных дипло­матических отношений с Советской страной, предоставлять ей долгосрочные кредиты и займы, давать различные тор­говые льготы и поощрения. Чем меньше кредитов и льгот получали советские организации в Англии, тем менее устой­чиво было их положение в деловых кругах. Советская экономика могла обойтись и без иностранных займов, но при получении займов и долгосрочных кредитов из-за гра­ницы она могла развиваться быстрее. И те страны, которые давали СССР кредиты на более длительный срок и на более выгодных условиях, успешнее торговали с ним.

Некоторые лейбористские и либеральные члены парла­мента выражали серьезное беспокойство в связи с растущей германской и американской конкуренцией на советских рынках, умением Германии и США приспосабливаться к потребностям русского рынка.

Так, 9 июня 1926 г. депутат Торн задал министру тор­говли вопрос, обеспокоен ли он ростом торговли Герма­нии с Россией и не следует ли предоставить Советскому Союзу торговые льготы для более успешной торговли? Отвечавший на вопрос заместитель министра иностранных дел Макнейл по существу уклонился от ответа. Позднее лейбористский депутат Персель спросил премьер-министра относительно германского кредита Советскому Союзу в сумме 15 млн. фунтов стерлингов, который немецкие бизнесмены предоставили для «развития германской экспорт­ной торговли с Россией». Персель подчеркнул, что этот кредит даст германским промышленникам преимущества перед английскими промышленниками и экспортерами. «Намерено ли английское правительство, - спрашивал Персель, - предпринять какие-либо шаги, чтобы помочь англий­ским фирмам, которые в настоящее время торгуют или на­мерены торговать с Россией?». Отвечавший за премьер-министра Самуэль подтвердил, что английские промышленники и торговцы льгот от пра­вительства не получат и пусть торгуют с Россией на свой страх и риск. 7 июля 1926 г. депутат Б. Смит обратил внимание министра торговли на то, что ввиду разрыва пере­говоров с фирмами Ланкашира русский текстильный син­дикат решил разместить свои заказы в Германии. «Нельзя ли сохранить эти заказы для Англии, распространив «за­кон о торговых льготах» на русско-британскую торговлю». Самуэль, отвечавший от имени правительства, снова дал отрицательный ответ, несмотря на то что «Федерация ткацких фабрикантов» незадолго перед этим постановила временно прекратить работу всех текстильных фабрик Ланкашира из-за депрессии в текстильной промышлен­ности. В это время текстильный синдикат СССР готов был разместить в Англии заказы на сумму в 14 500 тыс. фунтов стерлингов, что могло значительно улучшить поло­жение во всей ее текстильной промышленности. В августе 1926 г. депутат Дж. Хадсон вновь спросил министра тор­говли, намерено ли английское правительство распростра­нить экспортные льготы на СССР в связи с приездом за­купочной комиссии Советского правительства в Англию. Самуэль опять ответил отрицательно [3, c. 329].

Следует отметить, что консервативное правительство Англии в начале 20-х гг. XX в. вопреки реальным выгодам, извлекаемым английскими деловыми кругами из торговли с СССР, выступало против нормализации экономических и политических связей с советской страной, возлагая свои надежды на успех экономической и военной интервенции против него.

Готовясь к военной интервенции против Страны Советов, английские консерваторы применяли и другие методы борьбы с СССР, в частности экономическую интервенцию, экономическое окружение, замаскированную блокаду [8, c. 157]. Если наиболее агрессивная военно-реакционная клика в Англии и ее представители Черчилль, Биркенхед, Дж. Хикс счи­тали в это время решающими средствами борьбы с Совет­ской страной военную интервенцию, ратовали за полный разрыв с СССР, то часть членов кабинета Ст. Болдуина и другие английские политики выступали за экономические средства борьбы, за методы финансового закабаления Со­ветской страны, пока не началась военная интервенция против Советского Союза. Экономическая интервенция про­тив СССР, по мысли последних, должна была осуществлять­ся путем финансовой блокады, отказа в иностранных кредитах, а также уплаты долгов. О такой попытке повторения экономиче­ской интервенции против СССР говорилось в специально выпущенном манифесте «Ассоциации британских креди­торов в России», в котором содержались «12 доводов против предоставления кредита Советскому правительству» - 12 пунктов, направленных на экономическую блокаду Совет­ской страны.

К концу 1926г. консервативное правительство Англии с удвоенной энергией продолжало вести подготовку к разрыву отношений с СССР, к развязыванию против него интервенции.

Таким образом, к вопросу о взаимосвязи политических и экономических отношений между Англией и СССР в начале 20-х гг. XX века не следует относиться однозначно.

С одной стороны, нужно отметить миролюбивую экономическую политику СССР. С другой стороны, не следует забывать, что правительство Великобритании справедливо опасалось роста влияния социалистического строя на рабочих Англии.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА:

1. Архив внешней политики Российской Федерации (АВПРФ). – Ф.69, оп. 14.
2. Виноградов К.Б. Дэвид Ллойд-Джордж. – М.: Мысль, 1970. – 416 с.
3. Волков Ф.Д. Англо-советские отношения 1924-1929 гг. – М.: Политиздат, 1958. – 464 с.
4. История международных отношений и внешней политики СССР / под ред. проф. И.А. Кирилина. Т. I (1917-1945 гг.). – М.: Межд. отнош., 1976. – 416 с.
5. Лёмин И.Н. Внешняя политика Великобритании от Версаля до Локарно 1919-1925 гг. – М.: Политиздат, 1947. – 488 с.
6. Ллойд-Джордж Д. Правда о мирных договорах. Пер. с английского / под ред. В.Г. Трухановского. Т. I. – М.: Иностр. лит., 1957. – 655 с.
7. Малафеев К.А. Международные отношения и дипломатия капиталистических держав в Европе в 1924-1936 гг. – Рязань: Рязанск. ГПИ., 1988. – 86 с.
8. Никонова С.В. Антисоветская внешняя политика английских консерваторов 1924-1927 гг. – М.: Межд. отнош., 1963. – 244 с.
9. Трухановский В.Г. Внешняя политика Великобритании на первом этапе общего кризиса капитализма 1918-1939 гг. – М.: Мысль, 1962. – 411 с.
10. Шишкин В.А. Власть. Политика. Экономика: Послереволюционная Россия 1917-1928 гг. – СПб.: Дмитрий Буланин, 1997. – 399 с.

АНТОН ШАНДРА

ВЗГЛЯДЫ БРИТАНСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ

НА ПРОБЛЕМУ АРАБО-ЕВРЕЙСКОЙ КОНФРОНТАЦИИ

В ПАЛЕСТИНЕ В НАЧАЛЕ 1920-Х ГОДОВ

Характеризуя причины обострения противоречий между арабами и евреями в Палестине в 1920-е-1930-е годы и возникновения хронического ближневосточного конфликта, следует обратить внимание на оценки уровня конфликтогенности, выставленных британскими правящими кругами. Великобритания, как держава-победитель I мировой войны, изначально принимала на себя обязательства по контролю над ситуацией в стране, вырабатывала основные механизмы управления и была ответственна за последующее развитие Святой Земли. В этой связи необходимо указать на повышенное значение не столько конкретно проводимой политики, сколько на составляющие её идейно-теоретические начала, по сути, содержащиеся в подходах и взглядах представителей политической элиты.

Следует указать на то обстоятельство, что темы, связанные с поиском путей развития Британской империи в целом и политики в отдельных регионах мира, после завершения Первой мировой войны получили особую популярность. Победа в мировой войне стала главным посылом в построении основополагающих концептуальных, а порой и доктринальных положений. В этом плане целесообразно указать на усиление таких компонентов имперской идеи как: исключительность пути развития империи, наличие особой цивилизаторской миссии Великобритании на периферии мира, получение права на переустройство мира с точки зрения национального интереса. На наш взгляд указанные мотивы и предопределили специфику оценок выставляемых развитию арабо-еврейских отношений в Палестине.

А. Бальфур, определяя развитие взаимоотношений между арабами и евреями в Палестине, выступил убеждённым сторонником «цивилизаторской миссии» сионистской организации. Данное положение дел, согласно его концепции, автоматически исключит возможности для начала этноконфессионального конфликта. А. Бальфур полагал, что еврейская иммиграция будет способствовать экономическому и техническому развитию Палестины, процветанию двуединого государства [9, p.94-97].

Впрочем, обострение вопроса о статусе Палестины на Парижской мирной конференции подвигло А. Бальфура к следующему заявление: «сионизм, справедлив он или нет, хорош или плох, коренящийся в очень давней традиции, в нуждах сегодняшнего дня, в надеждах будущего, имеет более серьёзное значение, чем желания и предубеждения семисот тысяч арабов, населяющих Палестину» [4, p.340-349].

Д. Ллойд-Джордж исключал возможность арабо-еврейской конфронтации, указав на соблюдение Великобританией прав арабских народов и чёткое осознание целей политики сионистской организации. Основной аргумент, приводившийся Д. Ллойд-Джорджем, сводился к уверенности в осознанности проводимой политики, в её устойчивости и планомерности. Постоянные контакты Великобритании с мусульманами с одной стороны и иудеями с другой порождали уверенность в том, что Палестина под британским контролем способна развиваться как страна двух наций, без ущемления прав какой-либо из них [13, c.304]. Во многом такой подход может расцениваться как признание премьер-министром политической целесообразности публикации Декларации Бальфура.

Глава Восточного комитета МИД Великобритании Дж. Керзон подходил к вопросу о развитии отношений между арабской и еврейской частями населения весьма скептически. Это объяснялось, во-первых, его отношением к сионизму как идеологии в целом, во-вторых, рассмотрением ситуации с позиции имперской геостратегии, не допускавшей никаких просчётов в реализации политики на периферии мира. Ещё в октябре 1917 г. в своей докладной записке «Будущее Палестины» Дж. Керзон указал на невозможность сосуществования на Святой Земле народов, исповедующих столь различающиеся религии и имеющих совершенно не совместимые системы ценностей. В оценках Дж. Керзона это неизбежно приведёт к началу конфликта, разрешить который будет достаточно сложно [11]. Примечательно, что в своём письме к Э. Монтегю он назвал идею «возвращения» евреев в Палестину абсурдом, особо подчеркнув, что это приведёт к обострению аграрного вопроса и вопроса о статусе Иерусалима. Указанные противоречия по мнению Дж. Керзона сводят к минимуму возможности налаживания конструктивного диалога между арабами и евреями [5, p.60-77].

Интерес представляют также взгляды У. Черчилля, возглавившего в 1921 г. Министерство по делам колоний Великобритании. К примеру, на вопрос обозревателя лондонской «The Times» Т. Майгена об определении ответственности Великобритании в Палестине министр ответил: «Наши действия лишь улучшат нынешнее положение Палестины, поскольку дадут евреям шанс создать национальный очаг самостоятельно». Далее Т. Майген попросил дать комментарии возможности предоставления евреям контроля над Палестиной, и реакции арабов на ситуацию. У. Черчилль парировал: «если они [евреи] будут работать годами, то, естественным образом, станут большинством в стране, и, разумеется, поставят её под контроль. А столкновения с арабами? Мы даём одинаковые обещания, и мы не отбираем у арабов их земли и не посягаем на их политические и социальные права» [12]. В своих публичных выступлениях начала 1920-х годов У. Черчилль ещё не раз укажет на пропорциональность и чёткую продуманность британской политики в отношении арабской и еврейской частей населения Палестины, однако данные заявления будут обладать крайней неоднозначностью и расплывчатостью [8; 3].

В августе 1918 г. У. Ормсби Гор представил МИД Великобритании доклад, в котором уделил внимание будущим отношениям арабов и евреев в Палестине. Его рассуждения базировались на отказе от признания Палестины устойчивым географическим образованием, могущим появиться на политической карте мира только по воле Лондона. Своеобразная идея «ограниченного суверенитета» вселяла уверенность в том, что эта часть Ближнего Востока вполне может включить в себя еврейский национальный очаг, по сути, также не имевшего определённого статуса. Такое положение дел, согласно взглядам У. Ормсби Гора, исключало возможность возрастания угрозы этноконфессиональных противоречий, поскольку и у арабов и у евреев отсутствовала собственная «инстанция суверенитета» [1].

Нужно заметить, что такая оценка противоречила взглядам высокопоставленного сотрудника МИД Великобритании А.Тойнби. К примеру, в середине 1919 г. А. Тойнби в ответ на парламентский запрос об оценке ситуации в Палестине сообщил: «Великобритания и союзники чётко определили границы [Палестины], не затрагивая интересы арабов. Будет создано «Палестинское государство» с палестинским гражданством для всех жителей: как евреев, так и неевреев. Этот метод позволит исключить противоречия между частями населения…» [10].

Р. Сесиль на заседании Восточного комитета МИД 5 декабря 1918 г., заявил следующее: «Говоря об отношениях частей населения в Палестине, я полон уверенности, что только Великобритания сможет удержать мир [и согласие] между арабами и евреями» [2]. В своих выступлениях в Парламенте он не раз обращался к указанной проблеме, и заострял внимание парламентариев и членов правительства на эффективности работы британских органов управления в области поддержания мира между арабской и еврейской частями населения [6]. Примечательно, что Р. Сесиль строил свои рассуждения исходя из понимания сложности положения на Святой Земле, иначе он обошёл бы в своих оценках тему «сдерживания» арабо-еврейской конфронтации.

Директор разведывательной службы Великобритании У. Макдоног был убеждён в способности Великобритании сдержать этноконфессиональную конфронтацию в Палестине, так как сами по себе еврейские иммигранты не представляют никакой опасности для арабов. Основную же угрозу стабильности в стране представляют большевистские идеи, приводящие к радикализации отдельных групп переселенцев [2].

Профессиональный разведчик и политик Т. Э. Лоурэнс, прекрасно знакомый со спецификой Арабского Востока, в марте 1919 г. в одном из своих писем Д. Ллойд- Джорджу отмечал, что арабы никогда не примут идею независимой еврейской Палестины, но могут допустить и даже поддержать еврейскую иммиграцию, осуществляемую под контролем Великобритании. Таким образом, Т. Лоурэнс поддержал идею создания двуединого государства на Святой Земле и исключил возможность серьёзных противоречий между арабами и евреями.

Видный британский дипломат Ф. Берти, прогнозируя развитие ситуации в Палестине, без особого оптимизма рассматривал отношения арабов и евреев. Он считал еврейскую иммиграцию не безопасной для укрепления британского влияния на Арабском Востоке, поскольку это добавит Лондону проблем. Великобритания, по его мнению, не имела достаточно устойчивых позиций в регионе для того, чтобы реализовывать столь масштабный проект как создание и развитие еврейского национального очага.

Аналогичные оценки выставлял и член британского парламента граф Уинтертон, который призывал учитывать религиозный фактор и, в этой связи, настаивал на тщательном изучении ситуации в Палестине. Именно теория конфронтации по линии «одна земля – две нации» была для графа определяющей. Следовательно, Лондон при реализации политики Декларации Бальфура мог оказаться в весьма непростой ситуации и выступить в качестве «генератора» арабо-еврейских противоречий [7].

Таким образом, можно выделить несколько особенностей тех оценок, которые выставлялись британскими политиками перспективам развития арабо-еврейских отношений в Палестине. Во-первых, большинство политиков при подходе к вопросу руководствовались скорее субъективным видением ситуации, нежели исходили из реально существующего положения дел. В этом смысле основания морально-религиозного плана и имперское мышление оказывались сильнее политической целесообразности.

Во-вторых, исключение любых возможностей начала и развития конфликта в Палестине со стороны британских политиков определялось восприятием идеологии сионизма, причём его противники относились к такому убеждению скептически или резко негативно. Такая двойственность закрепила на правительственном уровне неоднозначность и противоречивость при формировании и реализации политики в Святой Земле.

В-третьих, убеждённость части британских политиков в исключительной способности регулировать общественно-политические и религиозные отношения в многонациональных частях империи породили мысль о готовности Великобритании удержать мир между арабской и еврейской частями населения Палестины. Основу подобного подхода составляли расплывчатые обещания, закреплённые Декларацией Бальфура, учитывать в Палестине права нееврейского населения и своеобразная трактовка целей созидания еврейского национального очага.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА:

1. Cabinet papers, 14 June. 1918. PRO CAB 27/27
2. Cabinet papers, 5 December. 1918. PRO CAB 27/ 24
3. Cohen, M.J. Churchill and the Jews - L.: Cass, 1985
4. Documents on British foreign policy. 1919-1939 / ed. by E.L. Woodward & Rohan Butler - Ser. 1. -. - Vol.4. - Doc. 242. P.340-349
5. Gilmour, D. The unregarded prophet: Lord Curzon and the Palestine question / D. Gilmour // Journal of Palestine studies – 1996 - XXV - №3
6. Great Britain. Parliament. House of commons. Parlamentary debates. Official reports. 5 th series. – L, 1920. Vol. 122. № 91
7. Great Britain. Parliament. House of commons. Parliamentary debates. Official reports. 5 th series. – L, 1922. Vol. 143. №83-91
8. Great Britain. Parliament. House of commons. Parlamentary debates. Official reports. 5 th series. – L, 1923. Vol. 168. № 79.
9. Judd, D. Balfour and the British Empire. A study in imperial evolution 1874-1932 / D. Judd. - N.-Y., 1968
10. PRO FO 371/ 3398
11. The Future of Palestine. 26 October, Cabinet papers 112/266
12. The Times. – 1921 - February, 18
13. Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах. - Т.2- М.: Издательство иностранной литературы, 1957

РАИС СУЛЕЙМАНОВ

ИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИЯ ЕВРЕЙСКОГО ИШУВА

В ПЕРИОД БРИТАНСКОГО МАНДАТА В ПАЛЕСТИНЕ

(1922-1948)

С окончанием Первой мировой войны Великобритания овладела обширными территориями бывшей Османской империей. Под власть Лондона попала и Палестина, которая с 1920 года находилась под британским мандатом. Еще в 1917 году министром иностранных дел Артуром Бальфуром была отправлена телеграмма Лайонелу Ротшильду, получившая название декларация Бальфура. Согласно Декларации Бальфура, Великобритания «относится благосклонно к установлению в Палестине национального очага для еврейского народа», что дало мощный толчок, в конечном счете, для формирования в регионе политических институтов будущего еврейского государства (независимость Израиля была провозглашена в мае 1948 года с окончанием британского мандата) [16, c.76].

После установления мандатной администрации в Палестине англичане стали всецело взаимодействовать со структурами еврейской и арабской общин для полноценного управления регионом. Своей задачей еврейская община видела в расширении иммиграции в Палестину максимально большего количества евреев, для того, чтобы создать демографический перевес в свою пользу. В дальнейшем это открывало возможности превращения «национального очага» в национальное государство, чего и не скрывали деятели сионистского движения [1, c.138].