М.С. Яницкий

Ценностные ориентации личности как динамическая система

Глава 1. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ЦЕННОСТНЫХ ОРИЕНТАЦИИ ЛИЧНОСТИ

1.1. Общая характеристика

развития теоретических представлений

о ценностях и ценностных ориентациях личности

Завершающийся XX век вывел проблему осмысления ценно­стей человеческого бытия на первый план научного познания, ознаменовав тем самым современный, аксиологический, этап раз­вития науки. Однако ценности и ценностные ориентации чело­века всегда являлись одним из наиболее важных объектов ис­следования философии, этики, социологии и психологии на всех этапах их становления и развития как отдельных отраслей зна­ния. Г. П. Выжлецов, описывая онтологический, гносеологичес­кий и собственно аксиологический этапы развития философии, выделяет для каждого из них основные анализируемые ценнос­ти и идеалы — благо, счастье и духовную свободу [7, 63-65].

Сократ, считающийся основателем этики, первым из филосо­фов античности пытался найти ответ на вопрос о том, что такое благо, добродетель и красота сами по себе, вне зависимости от поступков или вещей, которые обозначаются этими понятиями. По его мнению, знание, достигаемое посредством определения этих основных жизненных ценностей, лежит в основе нравствен­ного поведения. С точки зрения Сократа, благо («агатом») опре­деляется как таковое при соответствии его поставленной чело­веком цели. Как отмечает Г. П. Выжлецов, «введение Сократом принципа целесообразности, общего для блага и красоты, возво­дит их из оценочных понятий («хорошее», «прекрасное») в ранг идеальных ценностей» [74, 67].

Аристотель, рассматривая в «Большой этике» отдельные виды благ, впервые вводит термин «ценимое» («тимиа»). Он выделяет

ценимые («божественные», такие как душа, ум) и хвалимые (оце­ненные, вызывающие похвалу) блага, а также блага-возможности (власть, богатство, сила, красота), которые могут использоваться как для добра, так и для зла. Таким образом, в отличие от Сокра­та, у Аристотеля, по его собственным словам, «благо может быть целью и может не быть целью» [29, 300 — 307].

По мнению Аристотеля, благо может находиться в душе (та­ковы добродетели), теле (здоровье, красота) либо вне того и дру­гого (богатство, власть, почет). Высшим благом у Аристотеля яв­ляются добродетели («аретэ»), т. е, этические ценности. Добродетели, в свою очередь, разделяются Аристотелем на мыс­лительные (такие как мудрость, сообразительность, рассудитель­ность) и нравственные (щедрость, благоразумие), в соответствии с его противопоставлением разумной и страстной частей души [там же, 77}. По словам Аристотеля, первые могут быть сформи­рованы посредством обучения, вторые — посредством воспита­ния соответствующих привычек. Как справедливо отмечает Б. Расселл, в этике Аристотеля мыслительные добродетели яв­ляются целями личности, а нравственные — только средствами их достижения [208, 199].

Диоген Лаэртский, излагая взгляды стоиков Гекатона, Аполло-дора, Хрисиппа, показывает, что все сущее может быть или благом, или злом, или «безразличным». К благу, в частности, относятся такие добродетели, как справедливость, мужество, здравомыс­лие и пр., к злу — их противоположности. Критерием отнесения к благу или злу в данном случае является, соответственно, спо­собность приносить пользу или вред. «Безразличными» они на­зывают, например, здоровье, красоту, силу, богатство, так как их можно употреблять и во благо, и во вред. Интересно, что и «без­различное», тем не менее, может быть для человека как предпоч­тительным (например здоровье), так и избегаемым (болезнь). С целью обозначения критерия такого разделения стоики впер­вые используют понятие «ценность» («аксиа» — достоинство). В представлении стоиков предпочтительное — это то, что имеет ценность, избегаемое —то, что не имеет ценности. Диоген Лаэр­тский приводит приписываемое им, как мы полагаем, самое пер­вое существующее определение многозначного понятия цен­ности: «...ценность, по их словам, есть, во-первых, свойственное всякому благу содействование согласованной жизни; во-вторых, некоторое посредничество или польза, содействующая жизни, со гласной с природой, —такую пользу, содействующую жизни, со­гласной с природой, приносят и богатство и здоровье; в-треть­их, меновая цена товара, назначаемая опытным оценщиком, —так говорят, что за столько-то пшеницы дают столько же ячменя да вдобавок мула» [87, 278]. Ценности в понимании стоиков, таким образом, носят инструментальный характер, являясь средства­ми, позволяющими достичь блага, которое есть конечная, иде­альная цель.

В отличие от философов европейской античности, при рас­смотрении этических проблем,сосредоточивших свое внимание на различных аспектах соотношения ценностей и целей челове­ка, восточная, и прежде всего конфуцианская, философия особое внимание уделяла вопросам соотношения внутренних и внешних источников происхождения этических ценностей и норм. Важ­нейшей этической категорией китайской философии является добродетель («дэ»), понимаемая как наилучший способ существо­вания индивида [112, 119— 120]. Высшая форма мирового соци­ально-этического порядка («дао») образована иерархизирован-ной гармонией всех индивидуальных добродетелей («дэ»). Важнейшими проявлениями дао и дэ на личностном уровне, их «человеческими ипостасями» в конфуцианстве являются «бла­гопристойность» («ли») и «гуманность» («жэнь»), составляющие вместе двуединую ось конфуцианства, вокруг которой концент­рируются все его остальные этические категории [там же, 753]. Анализ соотношения и взаимодействия внешних социализирую­щих эти ко-ритуальных норм поведения, определяемых категори­ей «ли», и внутренних побуждений и морально-психологических установок человека, охватываемых понятием «жэнь», находится в центре учения Конфуция.

Нормативные принципы «ли», определяемые как благоприс­тойность, этикет, ритуал, церемонии и т. п., представляют собой совокупность детально разработанных правил, обрядов, жестко регламентированных форм поведения, обязательных для тщатель­ного исполнения. По словам И. И. Семененко, в изречениях Кон­фуция нет ориентации на выработку внутренних критериев че­ловеческого поведения, отличных от принятых норм, однако он переводит традиционные нормы внутрь человека, делая их обла­стью личных, глубоко интимных переживаний [220, 175]. Меха­низмом внутреннего принятия этических ценностей выступает «гуманность» («жэнь»), которую сам Конфуций определял, с одной стороны, как «любовь к людям», а с другой — как «преодоле­ние себя и возвращение к ритуальной благопристойности» [126, 57 — 61]. Понятие «жэнь», по словам И. И. Семененко, означает интериоризацию нравственных ценностей и правил этикета, пре­вращение их во внутреннюю природу, естественную и безотчет­ную потребность человека. «Жэнь» интерпретируется им как не­что идентичное человеческой воле, как активность человека [220, 183 — 187]. Конфуцианская философия, таким образом, в извес­тном смысле предвосхитила понимание диалектического харак­тера процессов становления личности и формирования ее цен­ностных ориентации, описываемых современной психологией в полярных понятиях, таких как идентификация и интернализация.

На смену описанной философской традиции, оказавшей вли­яние и на религиозное мировоззрение средневековья с его пред­ставлением об идеальном характере ценностей, в новое время приходит период формирования научных основ знания, ставя­щий под сомнение саму возможность использования ценност­ных категорий.

Т. Гоббс впервые ставит вопрос о субъективности, относи­тельности ценностей, поскольку «то, что один человек называет мудростью, другой называет страхом; один называет жестокос­тью, а другой — справедливостью... и т. п.» [цит. по 74, 65]. По его представлению, ценностные суждения обусловлены челове­ческими интересами и склонностями и поэтому не могут быть истинными в научном смысле. «Хорошее» и «плохое», по его сло­вам, называется таковым, когда является объектом, соответственно, желания либо отвращения [209, 66]. При этом остается неясным, что же, в свою очередь, определяет это желание.

В качестве научной основы определения ценностных понятий Т. Гоббс пытается использовать социально-экономические под­ходы: «... ценность человека, подобно всем другим вещам, есть его цена, то есть она составляет столько, сколько можно дать за пользо­вание его силой, и поэтому является вещью не абсолютной, а за­висящей от нужды в нем и оценки другого» [цит. по 74, 68].

Б. Спиноза еще более критически относится к ценностным понятиям, являющимся, по его словам, лишь «предрассудками», которые только мешают достижению людьми своего счастья. Он полагает очевидным, что «умный человек выберет своей целью свою пользу» [209, 90]. Такой утилитарный подход к этике полу­чил в дальнейшем теоретическое обоснование в трудах основа-

теля деонтологии И. Бентама. По его мнению, польза, выгода — это единственная цель и норма поведения человека, основа че­ловеческого счастья. При этом пользой И. Бентам считает все, что приносит удовольствие, стремление к которому и является источником нравственности. Долгом, целью моральной жизни и высшей ценностью для человека, по его словам, является «наи­большее счастье наибольшего числа людей» [227, 23], которое может быть достигнуто путем «моральной арифметики», т. е. по­средством расчета и накопления пользы по составленной им «шкале удовольствий и страданий».

Попытка придать научное значение этическим ценностям личности была предпринята И. Кантом, для учения которого ха­рактерно представление об «автономии» моральных ценностей от какого-либо высшего источника. В отличие от большинства своих предшественников, признающих религиозное происхожде­ние ценностей, Кант полагает, что мораль и долг существуют в разуме и не нуждаются ни в какой божественной цели. Напро­тив, из морали возникает цель, имеющая сама по себе «абсолют­ную ценность» — личность каждого отдельного человека. Кант утверждает, что любое разумное создание «существует как цель сама по себе, а не только как средство», в отличие от предметов, существование которых хотя зависит не от нашей воли, а от при­роды, которые «имеют тем не менее, если они не наделены разу­мом, только относительную ценность как средства» [110, 269].

Нравственность, моральный закон и долг у Канта противопо­ставляются чувственной природе человека, его склонностям и счастью, которое заключается в их удовлетворении. Так, «именно с благотворения не по склонности, а из чувства долга и начина­ется моральная и вне сравнения высшая ценность». Однако, по его словам, при наличии неудовлетворенных потребностей у че­ловека может возникнуть искушение нарушить долг, из чего он делает вывод, что «обеспечить себе свое счастье есть долг» [там же, 234]. Такое понимание моральных ценностей, по сути возвра­щающееся к утилитаризму, вероятно, и позволило К. Марксу на­зывать Канта «приукрашивающим выразителем интересов не­мецких бюргеров» [110, 52], аналогично своей же характеристике И. Бентама, которого он назвал «трезво-педантичным, тоскливо-болтливым оракулом пошлого буржуазного рассудка» [227, 23].

Начало собственно аксиологического этапа научного знания обычно связывается с работами одного из основоположников медицинской психологии Р. Г. Лотце, который ввел понятие «зна­чимость» как критерий истины в познании и, по аналогии, поня­тие «ценность» как критерий этического в поведении [245, 326], Аксиологический этап характеризуется окончательным разделе­нием понятий реальности и ценности как объекта желаний и устремлений человека. Так, Лотце отдельно описывает место человека в трех сферах: действительности, истинности и ценно­сти [133, 250]. В неокантианстве у В. Виндельбанда, Г. Риккерта, Г. Когена весь мир разделяется на реальное бытие (действи­тельность) и идеальное бытие (ценности), а сознание, соответ­ственно, — на эмпирическое и «нормативное». По словам Г. Рик­керта, сущность ценностей «состоит в их значимости, а не их фактичности» [цит. по 75, 92], они выступают как идеальная все­общая норма, придающая реальности смысл.

М. Шелер разделяет вещи, являющиеся носителями качеств, которые можно постичь посредством интеллектуальных функций, и блага, являющиеся носителями «ценностных качеств». По его словам, благо есть «подобное вещи единство ценностных качеств» [цит. по 157, 254]. Соответственно, ценности, как и вещи, носят объективный характер, представляя собой «особое царство пред­метов». Отличие ценностей заключается в особом характере их познания, осуществляющегося посредством эмоциональных функ­ций, «чувствования». Сам Шелер называет этот процесс «эмоци­ональным интуитивизмом» [там же].

Н. Гартман также пишет об особом «царстве ценностей», носящих неизменный, вечный, абсолютный характер. «Царство цен­ностей» находится за пределами как действительности, так и со­знания человека. В его представлении сознание определяется двумя сферами: реальной действительностью и идеальным долженство­ванием. «Детерминациями» сознания человека в этих сферах явля­ются, соответственно, воля и ценности, при этом ценности выступа­ют в качестве ориентира для волевого усилия, а воля — в качестве средства реализации ценностей. Смысл ценностей заключается в согласовании действительности с должным и утверждении того, что является ценным. Ценности, по его словам, являются «творящи­ми принципами реальности» [цит. по 227, 48].

В русской религиозной философии, в частности в работах В. С. Соловьева, Н. А. Бердяева, Н. О. Лосского, идеальный и абсолютный характер сферы ценностей определяется через понятие духовности, имеющей божественное происхождение. Так, у Н. О. Лосского основа ценностей — это «Бог и Царство Бо-жие». Он дает следующее определение абсолютной ценности: «это — Бог как само Добро, абсолютная полнота бытия, сама в себе имеющая смысл, оправдывающий ее, делающий ее предме­том одобрения, дающий безусловное право на осуществление и предпочтение чему бы то ни было другому» [157, 266]. Относи­тельно абсолютной ценности все остальные носят производный характер. Н. О. Лосский разделяет производные ценности на по­ложительные (добро) и отрицательные (зло) в зависимости от их направленности к осуществлению абсолютной полноты бытия или к удалению от нее. Полярность ценностей связана также и с по­лярностью их внешнего выражения «в чувстве удовольствия и стра­дания». Кроме того, «полярна и реакция воли на ценности, выра­жающаяся во влечении или отвращении». Однако «возможное отношение ценности к чувству и воле не дает права строить пси­хологическую теорию ценности», так как «ценность есть условие определенных чувств и желаний, а не следствие их» [там же, 287],

В резкой противоположности к религиозному пониманию ценностей находятся взгляды Ф. Ницше, которые он сам опреде­лял как «моралистический натурализм». Он последовательно критиковал религиозные представления о морали, полагая, что они лежат в основе утраты подлинных высших ценностей в со­временной культуре, нигилизма. Моральные ценности Ницше считал мнимыми, безнравственными и призывал к их «переоцен­ке», освобождению человека от действующих этических норм. Свою цель он видел в том, чтобы «привести... утратившие свою природу моральные ценности назад к их природе, т. е. к их есте­ственной «имморальности» [186, 127]. В представлении Ницше подлинные ценности можно свести к некой «биологической цен­ности». Так, сострадание интерпретируется им как проявление полового влечения, справедливость— как инстинкт мести. По его словам, «все добродетели суть физиологические состояния, а именно главнейшие из органических функций, которые ощуща­ются как необходимые» [там же, 706]. В ценностях выражается природная «воля к власти» сверхчеловека, который сам их уста­навливает по своему усмотрению. В определении Ницше «цен­ность — это наивысшее количество власти, которое человек в состоянии себе усвоить» [там же, 341].

В работах ряда основоположников социалистической и ре­волюционной идеологии, оппонирующих индивидуализму Ницше, моральные представления также понимаются достаточно нату­ралистически. Так, ведущий теоретик анархо-коммунизма П. А. Кропоткин видел основу морали и нравственности в при­родных особенностях животных, общем для всех живых существ «законе взаимопомощи», способствующем сохранению вида. По его словам, «общественный инстинкт, прирожденный человеку, как и всем общественным животным, — вот источник всех этических понятий и всего последующего развития нравственности» [137, 55]. Соответственно, П. А. Кропоткин в своих произведениях по этике вообще не обращается к ценностям как таковым, оперируя в основном биологическими понятиями.

Как несколько иронически замечает Б. Рассел, общеизвест­но, что «идеалисты добродетельны, а материалисты — безнрав­ственны» [209, 175]. Действительно, К. Маркс в своей статье «Морализирующая критика и критизирующая мораль» отвергает «морализирование», т. е. нравственную оценку тех или иных яв­лений, как не учитывающую «объективную историческую необхо­димость» [227, 167]. В. И. Ленин еще более конкретно связывает мораль с «революционной целесообразностью». Он прямо ука­зывает, что нравственность должна быть «подчинена вполне ин­тересам классовой борьбы пролетариата» [227, 116].

Классики марксизма, рассматривая поведение человека че­рез призму «общественно-исторических условий» и «экономи­ческого базиса», не используют понятие ценности в этико-нор-мативном смысле. К. Маркс в своей «трудовой теории стоимости» сводит понятие ценности к меновой стоимости товара, опреде­ляющегося временем труда, затраченного на его производство [1, 355]. Очевидный этический пробел в учении, которое после­дователями было объявлено «всеобъемлющим» и «единственно верным», послужил основой попыток своеобразной спекулятив­ной «реконструкции» представлений К. Маркса о ценностях лич­ности. Так, М. Фрицханд, А. Хеллер, В. Брожик в своих работах фактически достраивают за Маркса так и не сформулированную им этическую концепцию в искреннем убеждении, что «единственно правильный подход к ценности заключается в приписывании ей характера аксиомы социальной теории марксизма» [68, 148 — 149].

В нашей стране, как пишет Г. П. Выжпецов, «вплоть до начала 60-х годов аксиология находилась под официальным запретом как буржуазная «лженаука» [75, 96]. Среди появившихся в пери­од «оттепели» первых отечественных исследований можно выделить работы В. А. Василенко, понимавшего под ценностями значимость предметов, средство удовлетворения потребностей человека, и И. С. Нарского, интерпретировавшего ценности как идеалы, высшие цели личности [75]. В концепциях В. П. Тугари-нова и О. Г. Дробницкого ценности определяются и как значи­мость, и как идеал одновременно. По мнению В. П. Тугаринова, значимость ценностей опосредована ориентацией человека на других людей, на общество в целом, на существующие в нем иде­алы, представления и нормы. Отдельный человек может пользо­ваться лишь теми ценностями, которые имеются в обществе, по­этому ценности жизни отдельного человека в основе своей являются ценностями окружающей его общественной жизни [239]. Однако, по словам Г. П. Выжлецова, все эти «мономаркси­стские» концепции рассматривали «специфику ценностей с по­зиции марксизма именно как экономического материализма», и, соответственно, «прерванная в 30-е — 50-е годы мировая и, в особенности, русская традиция в развитии ценностной фило­софии так и не была восстановлена» [75, 96 — 97]. Позднее, как пишет С. Ф. Анисимов, «в 70 — 80-е гг. разработка общей фило­софской теории ценностей в нашей стране была свернута» [22, 5].

На Западе положение об общественно-историческом характе­ре ценностей получило дальнейшее развитие в работах классиков социологической традиции, в частности А. Тойнби и П. А. Сорокина, опиравшихся на идеи В. Дильтея о множественности культурно-исторических систем ценностей [86] и типологию «культурных организмов» О. Шпенглера [271]. Так, П. А. Сорокин рассматри­вал историю как процесс циклической смены различных типов культурных систем, подчинив теорию социального развития «цен­ностям как главной побудительной движущей силе в обществе» [цит. по 75, 95].

Э. Дюркгейм в своих произведениях анализировал взаимо­влияние ценностно-нормативных систем личности и общества. По его мнению, система ценностей общества представляет собой совокупность ценностных представлений отдельных индивидов, и, соответственно, «объективна уже благодаря тому, что она коллек­тивна». Дюркгейм полагает, что «шкала ценностей оказывается таким образом свободной от субъективных и изменчивых оценок индивидов. Последние находят вне себя уже устоявшуюся клас­сификацию, к которой они вынуждены приспосабливаться» [92, 290]. Механизмом, регулирующим поведение человека в обществе, является внутреннее принятие им социальных ценностей посредством внешнего принуждения: «мы явственно ощущаем, что не являемся хозяевами наших оценок, что мы связаны и при­нуждаемы. Нас связывает общественное сознание» [92, 290].

В работах М. Вебера, У. Томаса и Ф. Знанецкого, Т. Парсонса принятие личностью ценностей общества выступает уже как пос­ледовательный процесс. М. Вебер, понимающий под ценностя­ми установки той или иной исторической эпохи, выделяет две стадии формирования «культурно-исторической индивидуально­сти». Им разделяются субъективная оценка объекта и «отнесе­ние к ценности», которое превращает индивидуальное впечатле­ние в объективное при соотнесении с исторической системой ценностей [64]. У Томаса и Знанецкого ценности носят «ситуа­тивный» характер. Центральное место в их теории занимает по­нятие «социальная ситуация», включающее как объективно суще­ствующие социальные ценности, так и субъективные установки. Формирование системы ценностей личности происходит при «оп­ределении ситуации» индивидом посредством их взаимодействия и соперничества [232, 357]. Т. Парсонс в своей теории социаль­ного действия оперирует понятием «социальная система», кото­рая в качестве подсистем включает, с одной стороны, потребнос­ти «деятеля», а с другой — ценности социокультурной среды. При «ориентации деятеля на ситуацию» происходит взаимодействие и взаимообмен ценностно-нормативного содержания этих двух подсистем посредством институционализации (узаконения обще­ством в процессе легитимизации) и интернализации (внутренне­го принятия личностью в процессе социализации) [11, 367 — 378].

В отечественной социологии проблема принятия личностью ценностей различных социальных групп также активно разрабаты­валась в работах ряда авторов, среди которых можно выделить прежде всего исследования В. Я. Ядова, И. С. Кона, Н. И. Лапина, С. Г. Климовой, В. П. Вардомацкого и др.

Собственно в психологии проблема ценностей личности и общества с самого начала заняла важное место, став предме­том «высшей» (в терминологии В. Вундта) ее области. По сло­вам В. Дильтея, главным предметом анализа «описательной» или «понимающей» психологии является «душевная жизненная связь», включающая «как основные отношения наших представлений, так и постоянные определения ценностей, навыки нашей воли и гос­подствующие целевые идеи» и содержащая, таким образом, «правила, которым, хотя мы часто это и не сознаем, наши действия подчиняются» [86, 336]. Содержанием душевной жизни, по В. Дильтею, являются эмоции, чувства, представляющие собой личностное выражение ценности: «для нас имеет ценность лишь пережитое в чувствах... ценность не отделима от чувства» [там же, 344]. Критикуя это положение, Э. Шпрангер подчеркивает, что содержание человеческой души не может быть сведено к субъек­тивным ценностям, определяемым как таковые посредством эмо­циональной регуляции. По его словам, душа человека отражает и объективные ценности — «эти ценности, возникшие в истори­ческой жизни, которые по своему смыслу и значению выходят за пределы индивидуальной жизни, мы называем духом, духовной жизнью или объективной культурой» [272, 355 — 356]. Ценностная сфера личности, таким образом, в психологии духа имеет двой­ственный характер, включая как субъективные оценки, так и суще­ствующие в общественном сознании нормы и представления.

В австрийской психологической школе (А. Мейнонг, X. Эрен-фельс, И. Крейбиг) ценности понимаются как исключительно субъективный феномен. По X. Эренфельсу, ценность объекта определяется его желаемостью, которая, в свою очередь, опре­деляется возможностью получения удовольствия. Иерархия ценностей, таким образом, выстраивается исходя из способнос­ти объектов приносить удовольствие либо неудовольствие. А. Мейнонг сводит понятие ценности к возможности пережива­ния некоего субъективного «чувства ценности». По его словам, ценность приписывается какому-либо предмету постольку, по­скольку есть «кто-нибудь, для кого ценность есть ценность» [цит. по 157, 252]. В этом же смысле им используется понятие «лич­ные ценности», т. е. ценности «для кого-нибудь».

Для большинства теорий, которые можно отнести к «биоло­гическому», или «естественнонаучному», «этажу» психологии, цен­ности не являются научными, т. е. эмпирически верифицируе­мыми категориями. Наиболее ярко, по нашему мнению, это формулируется в теории К. Левина, который сознательно исклю­чает ценностные суждения из системы научных психологических понятий. Он справедливо подчеркивает, что «психология выхо­дит за пределы классификации только по ценностному основа­нию» [143, 49]. Однако, отстаивая применительно к психологии принцип объективности в том же смысле, что и М. Вебер, выдви­нувший в социологии тезис «ценностной нейтральности», К. Левин переносит критическое отношение к оценочным суждениям на ценностные представления в целом. Главное преимущество так называемого «галилеевского», эмпирического способа мыш­ления перед спекулятивным «аристотелевским» видится ему в том, что в нем не прослеживается «никаких ценностных концеп­ций» [143, 63].

В бихевиоризме ценности также оказываются полностью исключенными из сферы научного изучения человеческой при­роды. По словам Б. Скиннера, «ценностные суждения лишь там выходят на верный след, где этот след оставила наука. А когда мы научимся планировать и измерять мелкие социальные взаи­модействия и другие явления культуры с такой же точностью, какой мы располагаем в физической технологии, то вопрос о ценностях отпадет сам собой» [цит. по 252, 49]. Для бихевио-ристов «этика, мораль и ценности — не более чем результат ассоциативного научения» [78, 339]. Поведение человека в клас­сическом бихевиоризме сводится к совокупности реакций, вы­раженность которых определяется силой подкрепления на сти­мулы внешней среды. Однако уже Э. Толмен для характеристики силы и направленности реакций человека использует понятие ценности, которую он определяет как привлекательность целе­вого объекта, наряду с потребностью, определяющей нужность цели [257, 207]. Дж. Роттер в своей теории социального научения использует термин «ценность подкрепления», понимающую им как степень, с которой человек при равной вероятности получения предпочитает одно подкрепление другому. Наряду с «ценностью подкрепления» поведение человека определяется и «ценностью потребности», представляющей собой среднюю ценность набора подкреплений, относящихся к основным категориям потребнос­тей. Ожидаемая ценность подкрепления зависит от субъективной оценки внешней социальной ситуации [259, 412 — 425].

Классический психоанализ 3. Фрейда концентрирует внима­ние на внутренних биологических факторах развития личности. Как пишут Дж. Фейдимен и Р. Фрейгер, «все мышление Фрейда покоится на предпосылке, что тело — единственный источник ду­шевного опыта. Он предполагал, что придет время, когда все ду­шевные феномены смогут быть объяснены прямыми ссылками на физиологию мозга» [243, 75]. В основу поведения человека пси­хоанализ ставит неосознаваемые инстинктивные влечения Ид, которые служат импульсом к удовлетворению биологических потребностей в соответствии с принципом удовольствия. По словам Фрейда, «естественно, Ид не знает ценностей, добра и зла, морали» [78, 336]. Однако, вопреки распространенному мне­нию, теория 3. Фрейда все-таки подразумевает определенную ценностно-нормативную регуляцию поведения человека. «Супер-эго» Фрейда представляет собой, по существу, хранилище как бессознательных, так и социально обусловленных моральных ус­тановлений, этических ценностей и норм поведения, которые слу­жат своего рода судьей или цензором деятельности и мыслей Эго, устанавливая для него определенные границы. Фрейд в своих работах указывает на три функции Суперэго: совесть, самонаб­людение и формирование идеалов. По его мнению, задачей со­вести является ограничение, запрещение сознательной деятель­ности; задачей самонаблюдения — оценка деятельности независимо от побуждений и потребностей Ид и Эго. Формиро­вание идеалов связано с развитием самого Суперэго, обуслов­ленного социальными факторами. По словам Фрейда, «Суперэго ребенка в действительности конструируется... по модели Супе­рэго его родителей: оно наполнено тем же содержанием и ста­новится носителем традиции и переживающих время суждений ценности, которые передаются, таким образом, от поколения к поколению» [цит. по 243, 22].

Ряд современных исследователей полагают, что любой эле­мент трехчленной структуры личности 3. Фрейда может служить источником и местом нахождения ценностей. Так, Г. Г. Дилиген-ский пишет, что Суперэго содержит социальные нормы и ценно­сти, а Эго — индивидуальные ценности, являющиеся результатом «окультуривания» бессознательных стимулов Ид. Ценности Эго, по его словам, «сильнее и истиннее» общепринятой системы ценностей [85, 197]. В. Э. Чудновский полагает, что многие сти­мулы сферы бессознательного, в свою очередь, основаны на «со­знательно принятых» нравственных ценностях — «они как бы «опускаются» сверху и настолько глубоко и органично усваива­ются, что могут противостоять не только сознательным намере­ниям, но и инстинктивным влечениям, и даже в гипнотическом состоянии не удается внушить человеку то, что противоречит прочно усвоенным ценностям» [264, 415].

Социальные аспекты развития личности, лишь косвенно зат­рагиваемые 3. Фрейдом, получили дальнейшее развитие в ра­ботах его последователей — А. Адлера, К. Хорни, Э. Фромма, Г. Салливена. В индивидуальной психологии А. Адлера важное место занимает концепция «социального интереса», понимаемо­го как чувство общности, стремление вступать в социальные от­ношения сотрудничества, как источник активности личности, про­тивопоставляемый либидо Фрейда. Социальный интерес формируется в процессе идентификации и является «баромет­ром нормальности». Как отмечают Л. Хьелл и Д. Зиглер, «акцент, сделанный в его теории на социальном интересе как существен­ном критерии психического здоровья, способствовал появлению концепции ценностных ориентации в психотерапии» [259, 764].

По словам Э. Фромма, главной функцией классического пси­хоанализа было «развенчать ценностные суждения и этические нормы, продемонстрировав, что они представляют собой рацио­нализацию иррациональных — и часто неосознаваемых — жела­ний и страхов и, следовательно, не могут претендовать на объек­тивную значимость» [254, 24]. Он полагал, что в попытке утвердить психологию в качестве естественной науки «психоанализ сде­лал ошибку, оторвав психологию от проблем философии и эти­ки» [там же]. Фромм совершенно справедливо замечает, что нельзя игнорировать тот факт, что человеку присуща потребность искать ответы на вопрос о смысле жизни и определять те нормы и ценности, в соответствии с которыми он должен жить. Глав­ным отличием его теории от теории Фрейда было то, что основа характера виделась им не в либидо, а в специфических формах отношения человека к миру. По мнению Фромма, человек оказы­вается связанным с миром посредством процессов ассимиля­ции (приобретая и потребляя вещи) и социализации (устанавли­вая отношения с другими людьми). Особенности проявления и соотношения этих процессов формируют тот или иной тип соци­ального характера, принадлежность к которому и определяет на­правленность личности на соответствующую систему ценностей.

Таким образом, в развитии представлений о личности в при­веденных «биологизаторских» теориях выявляется определенная общая закономерность, которая заключается в постепенном при­нятии идеи о социальной обусловленности поведения человека и, соответственно, обращении к проблеме ценностных ориентации. Однако наибольшее значение ценностные ориентации личности имеют в гуманистической и экзистенциальной психологии.

Центральным понятием теории личности К. Роджерса явля­ется «самость», которая им определяется как «организованная, подвижная, но последовательная концептуальная модель воспри­ятия характеристик и взаимоотношений «Я», или самого себя, и вместе с тем система ценностей, применяемых к этому поня­тию» [212, 46]. По его мнению, в структуру самости входят как «непосредственно переживаемые организмом», так и заимство­ванные, «интроецируемые» ценности, которые человеком ошибоч­но интерпретируются как собственные. Как пишет Роджерс, «именно организм поставляет данные, на основе которых фор­мируются ценностные суждения» [там же, 72]. Он полагает, что и внутренние и внешние ценности формируются или принимают­ся, если воспринимаются «физиологическим аппаратом» как спо­собствующие сохранению и укреплению организма — «именно на этом основании усваиваются взятые из культуры социальные ценности» [там же, 73]. Однако Роджерс упоминает все же и о необходимости осознания возникающих переживаний как осно­ве ценностных представлений.

Как справедливо отмечает А. Маслоу, «здоровые люди на­верняка делают «правильный выбор» в биологическом смысле, но также, вероятно, и в других смыслах» [160, 209]. По его метко­му выражению, «выбранные ценности и есть ценности», при этом действительно правильный выбор — это тот, который ведет к самоактуализации. Выбор человеком высших ценностей предоп­ределен самой его природой, а не божественным началом или чем-либо другим, находящимся за пределом человеческой сущ­ности. При наличии свободного выбора человек сам «инстинк­тивно выбирает истину, а не ложь, добро, а не зло» и т. п. [там же]. Говоря о природности, естественности внутренних «психоби­ологических» ценностей, Маслоу подчеркивает, тем не менее, что «любые инстинктивные склонности человека гораздо слабее сил цивилизации» [там же, 272]. При этом он также, как и К. Роджерс, видит «жизненно необходимую» роль психолога в актуализации, «пробуждении» внутренних ценностей человека.

Г. Оллпорт, полагая, что источником большинства ценностей личности является мораль общества, выделяет также ряд ценно­стных ориентации, не продиктованных моральными нормами, -например, любознательность, эрудиция, общение и т. д. Мораль­ные нормы и ценности формируются и поддерживаются посред­ством внешнего подкрепления. Они выступают скорее в каче­стве средств, условий достижения внутренних ценностей, являющихся целями личности. Преобразование средств в цели,

превращение внешних ценностей в ценности внутренние Олл-порт называет «функциональной автономией», понимаемой им как процесс трансформации «категорий знания» в «категории значимости». «Категории значимости» возникают при самостоя­тельном осознании смысла полученных извне «категорий зна­ния». Как пишет Оллпорт, «ценность, в моем понимании, — это некий личностный смысл. Ребенок осознает ценность всякий раз, когда смысл имеет для него принципиальную важность» [187, 133].

Самого факта осознания ценностей, однако, не вполне дос­таточно для их внутреннего принятия личностью. Осмысленность ценностей, по словам В. Франкла, придает им объективный, уни­версальный характер: «как только я постигаю какую-либо цен­ность, я автоматически осознаю, что эта ценность существует сама по себе, независимо оттого, принимаю я ее или нет» [249, 170]. Франкл понимал под ценностями личности так называемые «уни­версалии смысла», т. е. смыслы, присущие большинству членов общества, всему человечеству на протяжении его исторического развития [там же, 288]. Субъективная значимость ценности, по мнению Франкла, должна сопровождаться принятием ответствен­ности за ее реализацию.

В отечественной психологии, созвучной по многим позициям западной гуманистической традиции и, можно сказать, во многом ее опередившей, аналогичные подходы к пониманию ценностей рассматриваются в различных аспектах изучения свойств лично­сти. По словам Б. Ф. Ломова, несмотря на различие трактовок понятия «личность», во всех отечественных подходах в качестве ее ведущей характеристики выделяется направленность. Направлен­ность, по-разному раскрываемая в работах С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева, Б. Г. Ананьева, Д. Н. Узнадзе, Л. И. Божович и других классиков отечественной психологии, выступает как си­стемообразующее свойство личности, определяющее весь ее пси­хический склад. Б. Ф. Ломов определяет направленность как «от­ношение того, что личность получает и берет от общества (имеются в виду и материальные, и духовные ценности), к тому, что она ему дает, вносит в его развитие» [156, 37/]. Таким обра­зом, в направленности выражаются субъективные ценностные отношения личности к различным сторонам действительности. Подчеркивая психологический характер ценностей как объекта направленности личности, В. П. Тугаринов использует понятие «ценностные ориентации», определяемые им как направленность личности на те или иные ценности [239].

Как замечает В. Н. Мясищев, сам термин «направленность» является очень общим, векторным и «характеристика личности направленностью не только односторонняя и бедная, но она мало подходит для понимания большинства людей, поведение кото­рых определяется внешними моментами» [179, 101]. Обществен­ные условия формируют личность как систему отношений. Со­держанием личности, по В. Н. Мясищеву, является совокупность отношений к предметному содержанию опыта человека и свя­занная с этим система ценностей [там же, 159]. Личность пред­ставляет собой иерархическую динамическую систему субъек­тивных отношений, формирующуюся в процессе развития, воспитания и самовоспитания. «Доминирующее отношение», со­ответствующее у В. Н. Мясищева собственно направленности личности, связано с решением ею вопроса о смысле собствен­ной жизни.

По мнению К. К. Платонова, «отношение более правильно рассматривать не как свойство личности, а как атрибут сознания, наряду с переживанием и познанием, определяющими различ­ные проявления его активности» [199, 126]. Проявления активно­сти человека определяются его убеждениями, которые в струк­туре личности Платонова наряду с мировоззрением, интересами, идеалами, моральными качествами и потребностями объединя­ются в подструктуру «направленность и отношения личности». Направленность личности, занимая наиболее высокое положе­ние в личностной иерархии, носит социально обусловленный характер и формируется в процессе воспитания.

Анализ социальной опосредованности личностных отноше­ний занимает важное место в отечественной психологии, посколь­ку личность не может рассматриваться в отрыве от социальной среды, общества. Еще Л. С. Выготский ввел в психологию поня­тие «социальная ситуация развития». Развитие личности, по Л. С. Выготскому, обусловлено освоением индивидом ценностей культуры, которое опосредовано процессом общения. По его словам, значения и смыслы, зарождаясь в отношениях между людьми, в частности, в прямых социальных контактах ребенка со взрослыми, затем посредством интериоризации «вращиваются» в сознание человека [72]. С. Л. Рубинштейн также пишет, что ценности «производны от соотношения мира и человека, выра­жая то, что в мире, включая и то, что создает человек в процессе истории, значимо для человека» [214, 369]. По мнению Б. Г. Ананьева, исходным моментом индивидуальных характеристик человека как личности является его статус в обществе, равно как и статус общности, в которой складывалась и формирова­лась данная личность. На основе социального статуса личности формируются системы ее социальных ролей и ценностных ори­ентации. Статус, роли и ценностные ориентации, по словам Б. Г. Ананьева, образуя первичный класс личностных свойств, определяют особенности структуры и мотивации поведения и, во взаимодействии с ними, характер и склонности человека [15,210].

Изучение роли общественно-социальных отношений в фор­мировании личности применительно к ее ценностным ориента-циям было продолжено в работах Б. Д. Парыгина, Г. М. Андреевой, А. И. Донцова, Л. И. Анцыферовой, В. С. Мухиной, А. А. Бодалева, Г. Г. Дилигенского, В. Г. Алексеевой и многих других исследова­телей. С точки зрения Л. И. Анцыферовой, направленность лич­ности на определенные ценности — ценностные ориентации — формирует общество. Именно общество предъявляет опреде­ленную систему ценностей, которые человек «чутко улавливает» в процессе постоянного «обследования границ и содержания норм» и формирования их собственных, индивидуально-личност­ных эквивалентов [28]. В. Г. Алексеева формулирует общеприня­тое определение ценностных ориентации, как форму включения общественных ценностей в механизм деятельности и поведения личности, как ступень перехода ценностей общества в деятель­ность субъекта [9, 64].

Необходимо подчеркнуть, что социально-психологический подход к определению ценностей заключается не в рассмотре­нии ценностной системы общества как внешней по отношению к человеку совокупности норм и правил, а в анализе социально обусловленного характера принятия ценностей личностью. Так, С. Л. Рубинштейн видел задачу психологии в том, чтобы «пре­одолеть отчуждение ценностей от человека» [цит. по 5, 211]. В данном контексте как основное средство принятия личностью ценностей общества может рассматриваться понятие «деятель­ность», занимающее ключевое место в теории А. Н. Леонтьева. По его словам, реальным базисом личности человека выступает совокупность общественных по своей природе отношений к миру, которые реализуются его деятельностью [144]. Становление личности заключается в закономерной перестройке системы отношений и иерархии смыслообразующих мотивов в процессе

общения и деятельности, в становлении, тем самым, «связной системы личностных смыслов». Основываясь на концепции А. Н. Леонтьева, В. Ф. Сержантов делает вывод, что всякая цен­ность характеризуется двумя свойствами — значением и лично­стным смыслом. Значение ценности представляет собой сово­купность общественно значимых свойств, функций предмета или идей, которые делают их ценностями в обществе, а личностный смысл ценностей определяется самим человеком [222].

Как пишет Д. Н. Узнадзе, человек реагирует на воздействия внешней действительности в большинстве случаев «лишь после того, как он преломил их в своем сознании, лишь после того, как он осмыслил их» [240, 87-88]. Осмысление, «объективация» явле­ний внешнего мира в процессе индивидуального опыта, приво­дит, по словам Д. Н. Узнадзе, к постоянному расширению облас­ти установок человека. Аналогичная роль смысловых образований в формировании собственно ценностей личности раскрывается в работах Ф. Е. Василюка, Б. С. Братуся, Б. В. Зейгарник, А. Г. Асмолова, В. Э. Чудновского, В. И. Слободчикова, Д. А. Леон­тьева, других отечественных авторов.

Говоря об осознанности, «отрефлексированности» наиболее общих смысловых образований, Б. С. Братусь использует для их обозначения понятие «личностные ценности» [51, 89 — 90]. В со­временных отечественных исследованиях, в частности, в работах Б. С. Братуся, Г. Е. Залесского, Е. И. Головахи, Г. Л. Будинайте и Т. В. Корниловой, Н. И. Непомнящей, С. С. Бубновой и др., лично­стные ценности рассматриваются как сложная иерархическая система, которая занимает место на пересечении мотивационно-потребностной сферы личности и мировоззренческих структур сознания, выполняя функции регулятора активности человека.

Таким образом, теоретические концепции второй полови­ны XX века и, прежде всего, отечественная традиция раскрыва­ют психологическую природу ценностей через введение прак­тически тождественных понятий «ценностные ориентации личности» и «личностные ценности», которые различаются, по существу, лишь отнесением ценностей скорее к мотивацион-ной либо смысловой сферам. Ценностные образования, рас­сматриваемые как важнейший функциональный компонент структуры личности, становятся, тем самым, предметом анали­за общей психологии.

1.2. Место и роль системы ценностных ориентации в структуре личности и ее развитии

Ценностные ориентации личности, как и любое другое мно­гозначное междисциплинарное научное понятие, по-разному ин­терпретируются в произведениях различных авторов. В ряде исследований понятие «ценностные ориентации личности» по существу совпадает с терминами, характеризующими мотива-ционно-потребностную либо смысловую сферу. Так, А. Маслоу фактически не разделяет понятия «ценности», «потребности» и «мотивы», В. Франкл — «ценности» и «личностные смыслы». Во многих отечественных работах ценностные ориентации как бы поглощаются другими, более устоявшимися психологическими понятиями, которые являются основным объектом исследования того или иного автора. Как пишет Ф. Е. Василюк, «когда знако­мишься с попытками психологической науки ответить на вопрос, что есть ценность, часто создается впечатление, что главное стрем­ление этих попыток — отделаться от ценности как самостоятель­ной категории и свести ее к эмоциональной значимости, норме, установке и т. д. Но ценность явно не вмещается в узкие рамки этих понятий» [63, 292]. В этой связи, для определения места ценностных ориентации в общей системе личностных составля­ющих необходимо разграничить ценностные ориентации со смеж­ными понятиями, прежде всего с такими, как «потребность», «мо­тив», «установка», «аттитюд», «диспозиция», «личностный смысл», «убеждение».

По словам Е. И. Головахи, «предметы потребностей, будучи осознанными личностью, становятся ее ведущими жизненными ценностями» [80, 258 — 259]. Однако, по нашему мнению, совер­шенно очевидно, что если бы так происходило на самом деле, не могло бы существовать таких состояний, как внутриличностный конфликт, эго-дистония и т. п., определяемых с использованием метафоры «запретный плод», когда «хочется, а нельзя». В этой связи мы согласны с Ф. Е. Василюком, который считает, что цен­ность не является ни предметом потребности, ни мотивом, по­скольку последние всегда «корыстны» и борются только за «свой» интерес, в отличие от ценности, которая может быть «нашей» и даже в интрапсихическом пространстве выполняет интегрирую­щие, объединяющие функции [63, 292]. Д. А. Леонтьев также ука­зывает на то, что ценности «не эгоистичны». Он справедливо отмечает при этом, что, в отличие от потребностей, ценности не ограничены данным моментом и не влекут к чему-либо изнутри, а «притягивают извне» [148, 40].

При наличии ситуации, в которой возможно удовлетворение определенной потребности, включается особое регулятивное образование, которое Д. Н. Узнадзе называет установкой. Функ­ция установки, по А. С. Прангишвили, состоит в том, что она «ука­зывает» потребности предмет, способный удовлетворить ее в данной ситуации [200]. Установки с ценностными ориентация-ми личности объединяет общее для них состояние готовности. Как пишет О. М. Краснорядцева, «готовность поступить тем или иным образом уже содержит в себе оценку, а оценивание пред­полагает установку как готовность определенным образом реа­лизовать ценности» [132, 26]. В то же время число ценностей, которыми может располагать индивид, значительно меньше, чем число установок, связанных с конкретными ситуациями. Боль­шинство отечественных авторов придерживаются точки зрения, что именно ценности определяют основные качественные ха­рактеристики установки, имея большую субъективную значимость, а не наоборот [268]. По нашему мнению, ценностные ориента­ции как регулятивный механизм охватывают более широкий круг проявлений активности человека, чем установки, которые в гру­зинской психологической школе связываются в основном с био­логическими потребностями.

Для характеристики социальной регуляции поведения чело­века часто используется понятие «социальная установка», или «ат-титюд», который У. Томас и Ф. Знанецкий определяли как «состо­яние сознания индивида относительно некоторой социальной ценности», «психологическое переживание индивидом ценности, значения, смысла социального объекта» [36, 4]. В отличие от уста­новки, имеющей скорее неосознанный характер, аттитюд понима­ется как осознанное явление, которое человек может выразить в языке. Аттитюды, помогая человеку осмыслить явления социаль­ной действительности, выполняют функцию выражения того, что для него является важным, значимым, ценным. Таким образом, ат­титюды представляют собой средство вербализованного выра­жения ценностей как более общих, абстрактных принципов при­менительно к конкретному объекту.

Установки, аттитюды и ценностные ориентации личности ре­гулируют реализацию потребностей человека в различных социальных ситуациях. В. Я. Ядов объединяет все описанные выше регулятивные образования как диспозиции, т. е. «предрасполо­женности». В своей «диспозиционной концепции регуляции со­циального поведения личности» [278] В. Я. Ядов аргументирует иерархическую организацию системы диспозиционных образо­ваний. В разработанной им схеме на низшем уровне системы диспозиций располагаются элементарные фиксированные уста­новки, носящие неосознаваемый характер и связанные с удов­летворением витальных потребностей. Второй уровень состав­ляют социально фиксированные установки, или аттитюды, формирующиеся на основе потребности человека во включении в конкретную социальную среду. Третий уровень системы дис­позиций — базовые социальные установки — отвечает за регу­ляцию общей направленности интересов личности в тех или иных конкретных сферах социальной активности человека. Высший уровень диспозиций личности представляет собой систему ее ценностных ориентации, соответствующую высшим социальным потребностям и отвечающую за отношение человека к жизнен­ным целям и средствам их удовлетворения. Каждый уровень диспозиционной системы оказывается задействованным в раз­личных сферах и соответствующих им ситуациях общения: в бли­жайшем семейном окружении, малой контактной группе, конкрет­ной области деятельности и, наконец, в определенном типе общества в целом. Отдельные уровни диспозиционной системы отвечают при этом за конкретные проявления активности: за отдельные поведенческие акты в актуальной предметной ситуа­ции; за осуществляемые в привычных ситуациях поступки; за поведение как систему поступков; за целостность поведения или деятельность человека. Таким образом, можно сделать вывод, что уровни регуляции поведения в диспозиционной концепции В. Я. Ядова различаются долей биологических и социальных ком­понентов в их содержании и происхождении. Ценностные ори­ентации как высший уровень диспозиционной системы, по В. Я. Ядову, тем самым полностью зависят от ценностей соци­альной общности, с которой себя идентифицирует личность.

Очевидно, что уровни диспозиционной системы личности отличаются также степенью осознанности описанных регулятив­ных образований. Ценностные ориентации, определяющие жиз­ненные цели человека, выражают соответственно то, что являет­ся для него наиболее важным и обладает для него личностным

смыслом. К. А. Абульханова-Славская и А. В. Брушлинский опи­сывают роль смысловых представлений в организации системы ценностных ориентации, которая проявляется в следующих функ­циях: принятии (или отрицании) и реализации определенных ценностей; усилении (или снижении) их значимости; удержании (или потере) этих ценностей во времени [5, 232]. Б. С. Братусь определяет личностные ценности как «осознанные и принятые человеком общие смыслы его жизни» [51, 89]. Он проводит раз­деление личных ценностей как осознанных смыслов жизни и декларируемых, «назывных», внешних по отношению к человеку ценностей, «не обеспеченных «золотым запасом» соответствую­щего смыслового, эмоционально-переживаемого, задевающего личность отношения к жизни, поскольку такого рода ценности не имеют по сути дела прямого касательства к смысловой сфере» [там же]. Г. Л. Будинайте и Т. В. Корнилова также подчеркивают, что «личностными ценностями становятся те смыслы, по отно­шению к которым субъект определился» [55, 99], акцентируя вни­мание на необходимости не только осознания смыслов, но и ре­шения об их принятии или непринятии. Внутреннее принятие осознанных личностью смыслов выступает, таким образом, необ­ходимым условием образования личностных ценностей.

В то же время ряд авторов полагают, что ценностные обра­зования, напротив, являются базой для формирования системы личностных смыслов. Так, по В. Франклу, человек обретает смысл жизни, переживая определенные ценности [249]. Ф. Е. Василюк пишет, что смысл является пограничным образованием, в котором сходятся идеальное и реальное, жизненные ценности и возмож­ности их реализации. Смысл, как целостная совокупность жизнен­ных отношений, у Ф. Е. Василюка является своего рода продуктом ценностной системы личности [62, /22— 725]. Аналогичную точку зрения в своем исследовании отстаивает и А. В. Серый [223]. Мы полагаем, что развитие и функционирование систем личностных смыслов и ценностных ориентации носит взаимосвязанный и вза­имодетерминирующий характер. Как справедливо замечает Д. А. Леонтьев, личностные ценности являются одновременно и ис­точниками, и носителями значимых для человека смыслов [146,372].

Г. Е. Залесский связывает личностные ценности и смыслы через понятие «убеждение». Убеждение, являясь интегрирующим элементом механизма регуляции активности человека, представ­ляет, по его мнению, «осознанные ценности, субъективно готовые к реализации путем их использования в социально-ориентиро­вочной деятельности» [95, 142]. По словам Г. Е. Залесского, убеж­дению присущи одновременно и побуждающая, и когнитивная функции. Убеждение, выступая в качестве эталона, оценивает конкурирующие мотивы с точки зрения их соответствия содер­жанию той ценности, которую оно призвано реализовать, и выби­рает соответствующий способ ее практической реализации. Как пишет Г. Е. Залесский, «убеждение носит как бы двойной харак­тер: принятые личностью социальные ценности «запускают» его, а будучи актуализированным, уже само убеждение вносит лич­ностный смысл, пристрастность в реализацию усвоенной обще­ственной ценности, участвует в актах выбора мотива, цели, по­ступка» [там же]. При этом чем выше в субъективной иерархии находится убеждение, соответствующее той или иной ценности, тем более глубокий смысл придается его реализации, а следо­вательно, и выделенному с его участием мотиву.

Представление о системе ценностей личности как иерархии ее убеждений получило распространение также в американской социальной психологии. Так, М. Рокич определяет ценности как «устойчивое убеждение в том, что определенный способ поведе­ния или конечная цель существования предпочтительнее с лич­ной или социальной точек зрения, чем противоположный или обратный способ поведения, либо конечная цель существования» [291, 5]. По его мнению, ценности личности характеризуются сле­дующими признаками:

— истоки ценностей прослеживаются в культуре, обществе и личности;

— влияние ценностей прослеживается практически во всех социальных феноменах, заслуживающих изучения;

— общее число ценностей, являющихся достоянием челове­ка, сравнительно невелико;

— все люди обладают одними и теми же ценностями, хотя и в различной степени;

— ценности организованы в системы [там же, 3].

Ш. Шварц и У. Билски дают аналогичное концептуальное определение ценностей, включающее следующие формальные признаки:

— ценности — это понятия или убеждения;

— ценности имеют отношение к желательным конечным со­стояниям или поведению;

— ценности имеют надситуативный характер;

— ценности управляют выбором или оценкой поведения и событий;

— ценности упорядочены по относительной важности [292].

Таким образом, ценностные ориентации представляют со­бой особые психологические образования, всегда составляющие иерархическую систему и существующие в структуре личности только в качестве ее элементов. Невозможно представить себе ориентацию личности на ту или иную ценность как некое изоли­рованное образование, не учитывающее ее приоритетность, субъективную важность относительно других ценностей, то есть не включенное в систему.

Понятие «система», имеющее общенаучное значение, опреде­ляется В. Н. Садовским как «совокупность элементов, находящих­ся в отношениях и связях друг с другом, которые образуют опре­деленную целостность, единство» [245, 610]. В качестве наиболее общих принципов организации системы выступают такие ее ха­рактеристики, как целостность (несводимость свойств системы к сумме свойств составляющих ее элементов и невыводимость из свойств последних свойств системы в целом); структурность (обусловленность функционирования системы свойствами ее структуры); иерархичность (элементы системы могут также рас­сматриваться в качестве систем, а сама система — в качестве подсистемы системы более высокого уровня); взаимозависимость системы и среды (их взаимосвязь и взаимовлияние); множествен­ность описания (невозможность учета всех аспектов системы в рамках какой-либо одной модели).

Как справедливо отмечает А. Г. Асмолов, отличительная осо­бенность системного подхода в отечественной психологической науке заключается в том, что «объектом системного анализа преж­де всего являются развивающиеся системы» [32, 50]. В. Д. Шад-риков дает следующее определение динамической системы: «...это система, развивающаяся во времени, изменяющая состав входящих в нее компонентов и связей между ними при сохране­нии функции» [цит. по 199, 121]. Психологические системы так­же обладают, помимо общих характеристик, некоторыми более специфическими особенностями, например целеустремленнос­тью и самоорганизацией, т. е. способностью к самостоятельно­му изменению собственной структуры. В основу разработанной В. Е. Клочко теории самоорганизующихся психологических систем был положен принцип системной детерминации, позволив­ший преодолеть противопоставление внутреннего и внешнего посредством определения особого психологического простран­ства, которое он вслед за А. Н. Леонтьевым обозначает понятием «многомерный мир человека» [119]. По словам В. Е. Клочко, чело­век, понимаемый как целостная психологическая система, «высту­пает не в противопоставлении объективному миру, а в единстве с ним, в своей продленное™ в ту часть этого мира, которая им «ос­воена», т. е. имеет для него значение, смысл, ценность» [118, 709]. Смыслы и ценности, определяющие «поле» сознания, соответствен­но, рассматриваются им как функциональные характеристики мно­гомерной системы «человек», намечающие ее границы.

Систему ценностных ориентации личности, таким образом, можно рассматривать как подсистему более широкой системы, описываемой различными авторами как «жизненный мир чело­века», «образ мира» и т. п., имеющую, в свою очередь, сложный и многоуровневый характер. По словам Б. Ф. Ломова, «ценност­ные ориентации, как и любую психологическую систему, можно представить как многомерное динамическое пространство, каж­дое измерение которого соответствует определенному виду об­щественных отношений и имеет у каждой личности различные веса» [156, 36]. Я. Гудечек полагает, что система ценностей имеет «горизонтально-вертикальную» структуру. Под горизонтальной структурой им подразумевается упорядоченность ценностей «в параллельной последовательности», т. е. иерархия предпочи­таемых и отвергаемых ценностей. Вертикальная структура пони­мается в данном случае как включение индивидуальных систем ценностей в систему ценностей общества в целом [82, 707].

Принцип иерархии ценностей, многоуровневость, является важнейшей характеристикой системы ценностных ориентации личности. По словам В. Франкла, субъективное «переживание определенной ценности включает переживание того, что она выше какой-то другой» [249, 290]. Принятие личностью ценностей, таким образом, автоматически предполагает построение инди­видуальной ценностной иерархии. Ранг той или иной ценности в индивидуальной системе, по мнению Н. Гартмана, может опре­деляться как ее абстрактной «высотой», так и ее «силой», завися­щей от «тягости», возникающей при ее нереализации [157, 307]. В работах современных отечественных авторов, в частности Е. Б. Фанталовой, С. Р. Пантилеева, Д. А. Леонтьева, также указывается на неоднозначность критериев индивидуального ранжи­рования ценностей: их предпочтение может быть обусловлено представлениями об их абсолютной значимости для общества и человечества в целом или же их субъективной актуальной важ­ностью, насущностью [147]. В этой связи представляет интерес концепция С. С. Бубновой, которая наряду с принципом иерар­хичности выделяет принцип нелинейности системы ценностных ориентации. По ее словам, «чрезвычайно важным свойством си­стемы личностных ценностей является ее многомерность, зак­лючающаяся в том, что критерий их иерархии — личностная зна­чимость— включает в себя различные содержательные аспекты, обусловленные влиянием разных типов и форм социальных от­ношений» [54, 39].

Структурный характер системы ценностных ориентации лич­ности, ее многоуровневость и многомерность определяют воз­можность реализации ею целого ряда разноплановых функций. Система ценностных ориентации личности, занимая промежуточ­ное положение между внутренними установками и нормами со­циальной среды, между мотивационно-потребностной сферой и системой личностных смыслов, обеспечивает взаимодействие этих элементов более общей системы «человек». По мнению Ю. А. Шерковина, двойственный характер системы ценностей, обусловленных одновременно индивидуальным и социальным опытом, определяет ее двойное функциональное значение. Во-первых, ценности являются основой формирования и сохране­ния в сознании людей установок, которые помогают индивиду занять определенную позицию, выразить свою точку зрения, дать оценку. Таким образом, они становятся частью сознания. Во-вто­рых, ценности выступают в преобразованном виде в качестве мотивов деятельности и поведения, поскольку ориентация чело­века в мире и стремление к достижению определенных целей неизбежно соотносятся с ценностями, вошедшими в его лично­стную структуру [268, 737].

Как уже отмечалось, система ценностных ориентации явля­ется важным регулятором активности человека, поскольку она позволяет соотносить индивидуальные потребности и мотивы с осознанными и принятыми личностью ценностями и нормами социума. С точки зрения В. Г. Алексеевой, ценностные ориента­ции представляют собой предполагающую индивидуальный сво­бодный выбор форму включения общественных ценностей в механизм деятельности и поведения личности. По ее словам, система ценностных ориентации — это «основной канал усвое­ния духовной культуры общества, превращения культурных цен­ностей в стимулы и мотивы практического поведения людей» [9, 63]. Как справедливо замечает К. Роджерс, потребности могут удовлетворяться лишь теми путями, которые совместимы с сис­темой ценностей личности и концепцией «я» [212, 56]. А. Г. Здра-вомыслов также полагает, что благодаря контрольным функциям ценностных ориентации «действие потребностей любого рода может ограничиваться, задерживаться, преобразовываться» [97, 202]. Механизм действия системы ценностных ориентации, по его словам, связан с разрешением конфликтов и противоречий в мотивационной сфере личности, выражаясь в борьбе между долгом и желанием, т. е. между мотивами нравственного и ути­литарного характера. Как пишет Ф. Е. Василюк, система ценнос­тей выступает в данном случае как «психологический орган» из­мерения и сопоставления меры значимости мотивов, соотнесения индивидуальных устремлений и «надындивидуальной сущности» личности [62, 122— 125].

Регулятивная функция ценностных ориентации личности ох­ватывает все уровни системы побудителей активности челове­ка. Как замечает в этой связи А. Г. Здравомыслов, «специфика действия ценностных ориентации состоит в том, что они функци­онируют не только как способы рационализации поведения, их действие распространяется не только на высшие структуры со­знания, но и на те, которые обозначаются обычно как подсозна­тельные структуры. Они определяют направленность воли, вни­мания, интеллекта» [97, 202 — 203].

Роль ценностных ориентации в регуляции волевых процес­сов рассматривается, в частности, в работе Ш. А. Надирашвили [180]. На основе теории Д. Н. Узнадзе им выделяется три каче­ственно различных уровня регуляции психической активности человека: объективация предмета, объективация социальных тре­бований, объективация собственного «Я». По мнению Ш. А. На­дирашвили, объективация собственного внутреннего состояния приводит к постановке оценочной задачи, в результате чего по­рождается волевой процесс. Таким образом, высший уровень психической активности человека — волевая активность — регу­лируется ценностными ориентациями индивида.

Значение системы ценностных ориентации в регуляции мыс­лительных и познавательных процессов раскрывается, в частно­сти, в трудах О. К. Тихомирова, В. Е. Клочко, О. М. Краснорядце-вой и других отечественных авторов. По образному определению В. Б. Ольшанского, ценности представляют собой «своеобраз­ные маяки, помогающие заметить в потоке информации то, что наиболее важно для жизнедеятельности человека, для его пове­дения. Что противоречит ценностям, будет неизбежно игнориро­вано— либо невниманием, либо невосприятием, либо неразде­лением информации». По его словам, «субъект избирает материал в соответствии с уже имеющейся у него точкой зрения» [189].

В работах В. Ф. Сержантова, В. Д. Шадрикова, Е. А. Климова и др. ценностные ориентации выступают в качестве важного механизма регуляции деятельности. Наиболее ярко эта роль системы ценностных ориентации проявляется применительно к профессиональной деятельности. По мнению Е. А. Климова, для каждой определенной профессиональной группы характерен свой смысл деятельности, своя система ценностей [115]. При этом, как подчеркивает Л. Г. Дикая, сегодня профессионально важные качества «становятся производными от нравственных качеств человека... от иерархии ценностных ориентации» [260, 766]. Роль ценностных ориентации в данном контексте заключается в том, что они, по словам О. М. Краснорядцевой, «детерминируют про­фессиональное поведение, обеспечивая содержание и направ­ленность деятельности и придавая смысл профессиональным действиям» [132, 28]. Особое значение система ценностных ори­ентации занимает в деятельности профессий типа «человек — человек», приобретая в этом случае характер центрального эле­мента в структуре их профессионального образа мира. Рядом авторов в этом контексте рассматривается роль ценностных ори­ентации в профессиональной деятельности педагога (О. М. Крас-норядцева), психолога (А. В. Серый), социального работника (Т. Д. Шевеленкова, Н. Б. Шмелева).

Необходимо отметить, что двойственность системы ценност­ных ориентации личности как высшего регулятивного образова­ния заключается в том, что она не только определяет формы и условия реализации побуждений человека, но и сама становится источником его целей. Как справедливо отмечает А. И. Донцов, ценностные ориентации направляют и корректируют процесс целеполагания человека [89]. Н. Ф. Наумова также выделяет ценностные ориентации как один из механизмов целеполагания, так как они ориентируют человека среди объектов природного и социального мира, создавая упорядоченную и осмысленную, име­ющую для человека значение картину мира. По ее словам, ценно­стные ориентации дают основание для выбора из имеющихся альтернатив целей и средств, для порядка предпочтений отбора и оценки этих альтернатив, определяя «границы действия», т. е. не только регулируют, но и направляют эти действия [181]. По наше­му мнению, тем самым система ценностных ориентации опреде­ляет жизненную перспективу, «вектор» развития личности, являясь важнейшим внутренним его источником и механизмом.

Одновременно с этим система ценностных ориентации лич­ности, являясь отражением ценностей социальной среды, сама может оказывать воздействие на групповые нормы и ценности. Индивидуальные ценностные ориентации отдельных членов груп­пы взаимодействуют и через межличностные взаимоотношения воздействуют на коллективные. В стратометрической концепции коллектива А. В. Петровского ценности выполняют функцию ре­гулятора групповой сплоченности и активности [197]. По его мнению, одним из основных показателей сплоченности группы является «ценностно-ориентационное единство» — фактор, фик­сирующий степень совпадения позиций и оценок ее членов и ценностей, наиболее значимых для группы в целом.

Таким образом, система ценностных ориентации личности является многофункциональным психологическим органом. Сам термин «психологический орган», в том смысле, в котором мы его употребляем, по своему содержанию близок распространен­ным в физиологии понятиям «функциональный орган» (А. А. Ух­томский) и «функциональная система» (П. К. Анохин). В психо­логии понятие функциональных органов широко использовали и развивали Л. С. Выготский, А. В. Запорожец, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, В. П. Зинченко и др. В частности, Л. С. Выготский писал о «психологической функциональной системе». Ф. Е. Ва-силкж, Б. С. Братусь, А. Г. Асмолов используют сегодня сходное понятие «психологический орган». Так, Б. С. Братусь проводит прямую аналогию между понятием «психологический орган» и представлением о «функциональных органах» как средствах решения возникающих перед индивидом задач. Он определяет следующие специфические функции психологических органов: самостоятельное продуцирование самих задач; обеспечение и закрепление определенных, достаточно единообразных спосо­бов их решения; взаимодействие с другими подобными психо­логическими органами [51, 68]. По нашему мнению, система цен­ностных ориентации личности, выполняющая одновременно функции регуляции поведения и определения его цели, связы­вающая в единое целое личность и социальную среду, является именно таким психологическим органом.

По словам Ф. Е. Василюка, «ценность внутренне освещает всю жизнь человека, наполняя ее простотой и подлинной свобо­дой» [62, 125]. Как он отмечает в этой связи, ценности приобре­тают качества реально действующих мотивов и источников ос­мысленности бытия, ведущие к росту и совершенствованию личности в процессе собственного последовательного разви­тия. Ценностные ориентации, являясь, таким образом, психологи­ческим органом, механизмом личностного роста и саморазвития, сами носят развивающийся характер и представляют собой ди­намическую систему.

1.3. Проблема типологии систем ценностных ориентации личности

Сложная и неоднородная структура ценностных ориентации личности, двойственность источников их развития, разноплано­вость выполняемых ими функций определяют и наличие множе­ства классификационных моделей ценностных образований, раз­личающихся критериями, положенными в их основание. Так, в различных философских концепциях разделяются абсолютные и относительные, объективные и субъективные, идеальные и ре­альные, индивидуальные и социальные, внутренние и внешние ценности.

Очевидно, что объектом направленности человека могут вы­ступать различные ценности. Н. А. Бердяев, полагая, что установ­ка иерархии ценностных ориентации является трансцендентной функцией сознания человека, в качестве таких объектов выделя­ет духовные, социальные и материальные ценности [38, 171]. В. П. Тугаринов также делит ценности на три категории: духов­ные (образование, наука, искусство); общественно-политические (свобода, братство, равенство, справедливость); материальные (техника и материальные блага, которые могут выполнять функ­цию стимулятора индивидуально-психического развития лишь в совокупности с общественно-политическими и духовными ценностями) [239]. Д. А. Леонтьев тоже выделяет три формы существования ценностей — общественные идеалы, предметные ценности и личностные ценности [151].

В. Ф. Сержантов, исходя из того, что предметами потребнос­тей человека могут быть как вещи, так и идеи, сводит все ценно­сти в две категории — материальные и духовные. Соответствен­но, под материальными ценностями он понимает орудия и средства труда, вещи непосредственного потребления, под ду­ховными ценностями —политические, правовые, моральные, эс­тетические, философские и религиозные идеи [222].

О. Г. Дробницкий, выделяя два полюса ценностного отноше­ния к миру, противопоставляет предметные ценности, которые выступают как объекты направленных на них потребностей, и ценности сознания, или ценности-представления. Первые явля­ются объектами наших оценок, а вторые — высшими критериями для таких оценок [91]. Я. Гудечек также указывает на два основ­ных значения понятия «ценность»: ценности в смысле объектив­но существующих предметов, событий, идей, свойств материаль­ных и духовных продуктов и т. д., которые существуют независимо от субъективных оценок людей, а также ценности в смысле субъек­тивной значимости, «ценностности» для индивида. Значимость ценности для индивида понимается им, в свою очередь, в трех значениях: как качества вещей, к которым направлены усилия человека или которые удовлетворяют его потребности; как по­ложительно оцениваемые индивидом объекты; как критерий, на основании которого разные объекты подлежат оценке [82, 103].

Ценность, имеющая для индивида наибольшую значимость, т. е. занимающая самое высокое положение в его системе цен­ностных ориентации, определяет ведущую направленность лич­ности. Психологическая классификация доминирующих ценнос­тных ориентации личности является, тем самым, и основанием для дифференциации личностных типов. По словам В. Г. Алек­сеевой, ценностные ориентации могут использоваться в каче­стве главного критерия построения типологии личности [9, 65]. Первой типологией личности, построенной на основе различий ее ценностных ориентации, является классификационная модель Э. Шпрангера. Он выделяет шесть идеальных типов личности: теоретический человек (основная ценность —поиск истины); эко­номический человек (основной акцент делается на полезных и практических ценностях); эстетический человек (наивысшей ценностью считаются стиль и гармония); социальный человек (главная ценность—любовь, стремление к всеобщей любви, любви ко всему человечеству); политический человек (основная ценно­стная направленность — личная власть, влияние, известность, не ограниченные сферой политики); религиозный человек (ценнос­тная ориентация состоит в поиске смысла жизни, высшей духов­ной силы) [273]. Несмотря на ограниченность этой классифика­ции шестью абстрактно-теоретически выделенными типами, разработанный на основе теории Э. Шпрангера тест ценност­ных предпочтений Г. Оллпорта, Ф. Вернона и Г. Линдзи долгое время оставался практически единственной общеупотребитель­ной методикой диагностики ценностных ориентации личности.

Ш. Шварц и У. Билски выдвинули гипотезу о наличии огра­ниченного числа «универсальных мотивационных типов» — «до­менов», различающихся между собой «типом цели», или домини­рующей ценностью. Ими были выделены десять таких «доменов», фактически представляющих собой различные типы ценностных ориентации личности. Каждому «домену» соответствует та или иная ведущая терминальная ценность — саморегуляция, полнота ощущений, гедонизм, достижение успеха, власть, безопасность, конформность, поддержание традиций, благополучие группы, бла­гополучие всех людей в целом. Указанные ценности, определяю­щие соответствующую «мотивационную тенденцию», могут быть противоречащими друг другу. Исходя из этого, Ш. Шварц и У. Билски выделяют следующие дихотомии ценностей:

1. Ценности сохранения (безопасность, конформность, тради­ции)—ценности изменения (полнота ощущений, саморегуляция).

2. Ценности самоопределения (благополучие группы и че­ловечества в целом) — ценности самовозвышения (власть, дос­тижение, гедонизм) [292].

М. Рокич проводит более общее разделение ценностей на основе традиционного противопоставления ценностей-целей и ценностей-средств. Соответственно, он выделяет два класса цен­ностей:

— терминальные ценности — убеждения в том, что какая-то конечная цель индивидуального существования с личной или общественной точек зрения стоит того, чтобы к ней стремиться;

— инструментальные ценности — убеждения в том, что ка­кой-то образ действий является с личной и общественной точек зрения предпочтительным в любых ситуациях. Терминальные ценности носят более устойчивый характер, чем инструментальные, причем для них характерна меньшая меж­индивидуальная вариативность [291].

Как отмечает Д. А. Леонтьев, индивидуальная иерархия цен­ностных ориентации, как правило, представляет собой последо­вательность достаточно хорошо разграничиваемых «блоков». Он приводит возможные группировки ценностей, объединенные в блоки по различным основаниям и представляющие собой сво­его рода полярные ценностные системы [147]. В частности, сре­ди терминальных ценностей противопоставляются:

1. Конкретные жизненные ценности (здоровье, работа, дру­зья, семейная жизнь) — абстрактные ценности (познание, разви­тие, свобода, творчество).

2. Ценности профессиональной самореализации (интерес­ная работа, продуктивная жизнь, творчество, активная деятельная жизнь) — ценности личной жизни (здоровье, любовь, наличие друзей, развлечения, семейная жизнь).

3. Индивидуальные ценности (здоровье, творчество, свобода, активная деятельная жизнь, развлечения, уверенность в себе, ма­териально обеспеченная жизнь) — ценности межличностных от­ношений (наличие друзей, счастливая семейная жизнь, счастье других).

4. Активные ценности (свобода, активная деятельная жизнь, продуктивная жизнь, интересная работа) — пассивные ценности (красота природы и искусства, уверенность в себе, познание, жиз­ненная мудрость).

Среди инструментальных ценностей Д. А. Леонтьев выделя­ет следующие дихотомии:

1. Этические ценности (честность, непримиримость к недо­статкам) — ценности межличностного общения (воспитанность, жизнерадостность, чуткость) — ценности профессиональной са­мореализации (ответственность, эффективность в делах, твер­дая воля, исполнительность).

2. Индивидуалистические ценности (высокие запросы, неза­висимость, твердая воля) — конформистские ценности (испол­нительность, самоконтроль, ответственность) — альтруистичес­кие ценности (терпимость, чуткость, широта взглядов).

3. Ценности самоутверждения (высокие запросы, независи­мость, непримиримость, смелость, твердая воля) — ценности при­нятия других (терпимость, чуткость, широта взглядов).

4. Интеллектуальные ценности (образованность, рационализм, самоконтроль) — ценности непосредственно-эмоционального мироощущения (жизнерадостность, честность, чуткость).

Болгарский исследователь В. Момов противопоставляет цен­ности целевые (или мыслимые — желаемые, возможные) и цен­ности существующие (или наличные — актуальные). При даль­нейшем анализе целевых ценностей он классифицирует их на собственно ценности-цели, ценности-идеалы, ценности-желания и ценности должного (нормативные ценности) [170].

В теории А. Маслоу, в отличие от типологического подхода Ш. Шварца и У. Билски, группы ценностей (как и блоки потреб­ностей) образуют вертикальную иерархию. По его словам, по­требности и ценности «представляют собой не дихотомию, а согласованную иерархию, то есть они зависят друг от друга» [160, 273]. А. Маслоу выделяет две основные группы ценностей: