Ольшанский Д.В. Предисловие
Основы политической психологии
Политическая психология - практически, совершенно новая наука для нашей страны. Фактически, лишь с конца 80-х - начала 90-х годов появились работы, которые стали включать в свои названия эти слова: "Политическая психология". Нужен был определенный уровень развития общества для того. Что новая наука привлекла к себе интерес и завоевала место для достойного существования. Впрочем, этот процесс никак нельзя считать законченным. Он все еще продолжается, и будет продолжаться достаточно долго - пока не появится новое поколение политических психологов, исследователей и практиков.
Данная книга - попытка внести посильный вклад в эту работу. Она построена в жанре монографического учебного пособия. Это не научная монография, но и не просто курс лекций. Это особого типа учебник. В книге отобраны наиболее показавшие себя, "работающие" научные теории. Одновременно, они снабжены достаточным количеством практических иллюстраций, реальных политических и исторических примеров, облегчающих усвоение теоретического знания.
Это учебник для серьезной работы, для поэтапного изучения и усвоения политической психологии как капитальной науки. Соответственно, он снабжен необходимым для этого аппаратом. В книгу включена подробная программа курса "Политическая психология". Каждая глава начинается со своеобразного "программного конспекта" рассматриваемой темы, а завершается основными итогами, выводами данной главы. Естественно, каждая глава снабжена, по крайней мере, кратким списком дополнительно рекомендуемой литературы.
Обратим особое внимание на приводимые в конце каждой главы ее краткие основные итоги. В них дается своеобразное резюме прочитанного, делаются краткие основные выводы в виде готовых конспектов ответов на предстоящих на экзамене вопросы.
За этой книгой стоят вот уже почти 25 лет теоретической, преподавательской и практической работы автора в сфере политической психологии. Читателям известны книги, многочисленные специальные и популярные статьи на эти темы. Накопление и оформление изложенных в книге знаний происходило в процессе преподавательской и научной деятельности на факультете психологии МГУ, Института общественных наук при ЦК КПСС, МГиМО МИД РФ, Института проблем народонаселения РАН, Российской академии образования. Практическая апробация материала осуществлялась посредством работы политическим советником в Афганистане, Анголе, ряде других стран, а так же через участие практически во всех избирательных компаниях в экс-СССР и России, начиная с 1990 г., с выборов первого президента тогда еще РСФСР. Сплав теории и практики осуществлялся во многом благодаря работе в Центре стратегического анализа и прогноза.
За все хорошее - огромное спасибо данным структурам и работавшим в них вместе с автором людям,
Я искренне надеюсь на то, что эта книга найдет своего читателя, а читатель найдет для себя много нового в этой книге. Но еще больше хочется верить в то, что эта книга подвинет читателя на дальнейшее, еще более глубокое, уже самостоятельное изучение политической психологии и, возможно, на практическую работу в данной сфере.
С уважением, Дмитрий Ольшанский,
доктор политических наук, профессор
Введение
Что Вы слышали о политической психологии?
Вы слышали, что Наполеон проиграл битву при Ватерлоо потому, что его замучил насморк? А битву при Бородине так и не смог выиграть потому, что в тот день его замучил геморрой?
А слышали ли Вы, что вообще-то добрый французский король Карл устроил резню гугенотов в Варфоломеевскую ночь потому, что его "достали" желудочные колики и, соответственно, он пребывал в самом скверном настроении?
Неужели вы не слышали и о том, что в ходе одного из зарубежных визитов престарелого Л.И. Брежнева вражеские спецслужбы сняли номер в отеле прямо под номером советского лидера, врезались в канализационную трубу, и в течение всех дней визита тщательно изучали его экскременты? На основании этих исследований враги получили полную информацию о состоянии его здоровья, настроении и даже о его психологии. Все это было использовано в ходе тех переговоров, которые шли во время визита.
Но уж, конечно, Вы точно слышали анекдотец о том, что у Ленина был сифилис, который разложил его Мозг, и потому вся октябрьская революция была полным бредом? Рассказывают, что однажды, в начале 90-х гг., директора крупных российских заводов на встрече с Ельциным долго жаловались на тогдашнего госсекретаря России Г. Бурбулиса. Вот тогда, вроде бы, недовольный Ельцин и буркнул: "Говорят, что Ленин умер от сифилиса, а я вот умру от Бурбулиса".
Если Вы слышали хоть что-нибудь подобное, значит, Вы уже знакомы с политической психологией. Правда, в ее самом худшем, анекдотическом варианте. Мы предлагаем познакомиться с этой наукой всерьез. Но чтобы последующее чтение не показалось сплошным занудством и наукообразием, давайте хотя бы начнем эту книгу короткой серией небольших историй о том, как конкретно иногда проявляет себя политическая психология.
История 1: психологическое моделирование
В один из декабрьских дней 1964 г. Дэвид Брюс, американский посол в Лондоне, был срочно вызван в Вашингтон. Брюс спускался по трапу самолета в глубокой задумчивости - еще бы! Ему предстояло принять участие в игре, правил которой он не знал...
Не знал их до конца и недавно ставший президентом США Линдон Джонсон. Однако перспективы эта игра сулила немалые, и попробовать стоило. Через несколько дней ожидался прилет британского премьера Гарольда Вильсона. Предстояли серьезные переговоры. Причем это должна была быть их первая встреча в президентской практике Л. Джонсона. И вот, готовясь к ней, президент решил воспользоваться советом консультантов-психологов. Он срочно вызвал своего посла в Лондоне для того, что тот "сыграл роль Вильсона" в игре, имитировавшей предстоящие переговоры. Л. Джонсон играл сам себя, а Брюс был именно тем самым нужным человеком, который мог "сыграть" Вильсона. Он досконально знал британский кабинет, его проблемы и трудности и был, вместе с тем, доверенным лицом президента. Больше двух часов они "проигрывали" могущие возникнуть в ходе переговоров ситуации. Играли, "чтобы таким образом можно было лучше ощутить ожидаемые проблемы".
Д. Брюс должен был не только изложить социально-экономические и политические аспекты ситуации. Он должен был суметь перевоплотиться в Вильсона, учитывая его личную мотивацию, личные отношения и с американцами, и со своими министрами, личную склонность к тому или иному типу принятия решения, и т. д., и т. п. Он должен был учесть всю сложнейшую палитру психологических характеристик и британского премьера, и американского президента, и всей ситуации.
После окончания весьма успешных переговоров, Л. Джонсон публично выразил особую удовлетворенность "той большой подготовительной работой, которая весьма способствовала успешности этой встречи".
История 2: психология выбора
Вначале - без политики. В начале б0-х гг. психолог Ф.Д. Горбов создавал специальную психологическую службу работы с космонавтами. Дело было новое, многое приходилось придумывать "с нуля". И вот однажды Ф.Д. Горбову поручили отобрать наиболее вероятного кандидата в космонавты № 1. Он, как и многие другие специалисты, выбрал Ю.А. Гагарина. Спустя годы его много раз спрашивали: почему он сделал именно такой выбор? Ведь никто, никакой психолог еще не мог знать, какие качества понадобятся там, в космосе - отбирали первого в истории космонавта. Горбов признавал: он тоже не знал, по каким качествам надо выбирать. "Так за что же вы выбрали именно Гагарина?" - "За его улыбку. Я понимал, что психология будет важна не в полете, а после него. И задал себе вопрос: каким он должен быть, первый землянин, побывавший в космосе, символ прогресса человечества? Тогда я понял: он должен быть обаятельным и уметь здорово улыбаться".
А вот теперь - о политике. У нас не хватит бумаги на перечисление всех политических лидеров разных стран, которые были избраны лидерами за свои улыбки. Самый яркий пример - президент США Джимми Картер. Слабый президент, мало профессиональный политик. Число провалов в его деятельности (одна неудача с освобождением американских заложников в Иране чего стоит!) многократно превышало число удач. Но как же он умел улыбаться! Помните анекдот? После встречи с одним иностранным политиком, обсуждая ее итоги, Л.И. Брежнев признался помощникам: "Да, конечно, он большой мерзавец. Но как, мерзавец, целуется!".
На первой встрече с президентом США Дж. Кеннеди советский лидер Н.С. Хрущев так увлеченно расписывал преимущества социализма, что под конец не выдержал, и прямо-таки заявил, без всякой дипломатии: "Мы вас закопаем!". И тогда не выдержал Кеннеди: "Мистер Хрущев, вы хотите войну? 0'кей, вы ее получите!". И тут испугался Н.С. Хрущев. С трудом, ситуацию удалось успокоить. Но она не исчерпала себя. Разрядилась ситуация позднее, когда в ответ на выступление американского делегата в ООН Н.С. Хрущев снял башмак и начал, в знак протеста, стучать им по столу: дескать, мы вам не позволим!
После этого Хрущева... полюбила вся Америка. По данным социологических опросов, он сумел сломать стереотип восприятия прежних советских лидеров - "роботов в кителях". Он показал себя человеком, способным на живое, непосредственное, спонтанное поведение. Он умел пугать, но умел и бояться. Значит, с ним можно было разговаривать и договариваться. Вот почему удалось предотвратить и Карибский кризис, и многие другие политические сложности того времени. Потому, что психология умеет корректировать политику.
Много можно было бы рассказать историй подобного рода, однако, дело не в отдельных историях. Их собирает, изучает и обобщает наука, имя которой пока звучит привычно далеко не для всех - политическая психология. Однако дело и не в имени, не в названии науки. В порядке самого краткого введения в курс ее изучения, попробуем ответить всего лишь на три простых вопроса.
Первый вопрос: так чего ждать и чего не ждать от политической психологии? Известно: когда людям (классам, партиям, политическим деятелям) хорошо, они ждут от науки заверений, что им будет еще лучше. Когда плохо, они надеются услышать, что им не станет еще хуже. Так вот, от политической психологии прежде всего не надо ждать вранья. Слишком часто наши политики нанимают себе сотрудников, в том числе и психологов, лишь для того, чтобы каждый день слышать про свою гениальность. Политическая психология - это не политическая психотерапия. И те, кто этого не понимают, опасно заблуждаются. Особенно наглядно это видно у российских политиков в ходе предвыборной компаний. Почему-то каждый кандидат на выборный пост просто-таки уверен, что народ его любит.
Разочарование наступает для большинства наутро после голосования, когда выясняется, что до всенародной любви ой как далеко, а огромные деньги потрачены напрасно. И тогда... тогда нужны либо психотерапевты, либо "козлы отпущения". Так вот, от политической психологии не надо ждать ни того, ни другого. Это - наука. Ее задача - вооружить политика знаниями, дать ему конкретные и реальные рекомендации, А уж как он их реализует, это, в конечном счете, все-таки его, а не наши проблемы. Наука наукой, а политика политикой.
Не надо ждать и, тем более, требовать от политической психологии ответственности за судьбы общества. В конце концов, это всего лишь наука, а не панацея от всех политических бед и неприятностей. Поэтому нет даже смысла говорить о каких-то моральных кодексах, хартиях честности и подобных самоограничениях, которые должна, по мнению некоторых, накладывать на себя политическая психология. "Пояс верности" изжил себя еще в Средневековье. Да и толку от него, говорят, было мало. Наука должна быть честной и объективной - за это ее и называют наукой. И не надо ждать от нее ничего большего.
Второй вопрос тесно связан с первым: чего хотелось бы избежать в политической психологии? Нескольких вещей. Во-первых, откровенного вранья. К сожалению, слишком много вранья идет в последнее время от имени науки под видом так называемого "пи-ара". Во-вторых, шаманства - неуклюжих попыток ответить на те вопросы, ответа на которые наша наука пока еще просто не знает. И, наконец, в-третьих, хотелось бы избежать всякого рода неумелых, но претенциозных попыток предсказаний. Только не надо путать предсказания с прогнозами. Прогнозы политическая психология давать обязана, и чем больше, тем лучше. Прогностический смысл заложен в любой науке, а политическая психология отличается значительным прогностическим ресурсом.
Однако прогноз - никак не гадание на кофейной гуще. И не безудержное тупое, упрямое следование какой-то одной линии в угоду какому-то заказу или собственным заблуждениям. В последнее время, к сожалению, и в политической психологии возросло число странных сочинений двоякого рода, С одной стороны, слишком много ура-оптимистичных сочинений во славу действующей власти и ее лидера. С другой стороны, много сочинений-страшилок, рисующих политические перспективы в самых мрачных тонах и предвещающих всяческие беды, вплоть до осуществления апокалиптических пророчеств. Это по преимуществу голос тех псевдо-прогнозистов, кто умеет только экстраполировать, то есть прочерчивать вперед линию развития, как она сложилась за определенный период. Если такая линия идет вверх, они без колебания продолжат ее до самого неба. Если она поползла вниз, то те же люди столь же неумолимо дотянут ее до дна самой глубокой пропасти. Такие гадальщики на кофейной гуще - самые опасные люди для любой науки.
На этих экстраполяционных принципах было основано пресловутое советское планирование "от достигнутого". Сколько сделали + еще процентов 5-10. И это когда-то выродилось в знаменитое шуточное обращение к корове хрущевских времен: "Удвой удой, утрой удой, а то пойдешь ты на убой!". Вот этого и хотелось бы избежать как в самой политической психологии, так и по отношению к ней.
Наконец, последний, третий вопрос: так кто же такой политический психолог? Прежде всего, это человек, любящий наблюдать за политиками и тем, что они делают. Его девиз - название блестящей книги Ф. Дюрренматта: "Поручение, или О наблюдении наблюдателя за наблюдающими". В известной мере, хороший политический психолог - это, прежде всего, первоклассный наблюдатель. И, разумеется, это глубоко творческий человек, умеющий точно интерпретировать результаты своих наблюдений. Политический психолог - это, к тому же, еще и человек с открытым, не догматизированным мышлением. Это человек, помнящий, что процесс создания политической психологии как науки еще далеко не закончен. Значит, и он - один из строителей этой новой науки.
Это не только ученый. Это еще и, безусловно, практик. На данном этапе новое политико-психологическое знание получается непосредственно из практики. Более того, современная политическая действительность предоставляет огромную зону для практических экспериментов, дающих новое знание. И этим надо уметь пользоваться.
Однако, политическая психология - не курица, автоматически несущая золотые яйца. Мало получить звание "политического психолога", чтобы безбедно жить на ренту с профессии. За право заниматься политической психологией приходится бороться, и подчас это жестокая, конкурентная борьба.
Политическая психология - интереснейшая, хотя и тяжелейшая профессия, Политический психолог все время находится в политической игре или где-то рядом с ней. Одновременно, сам он не игрок. Уметь понимать игроков и "читать игру", при этом сохранять полное хладнокровие и быть абсолютно объективным, холодным аналитиком - нелегкая доля. Трудно сочетать обязательную искренность науки с естественным цинизмом практической политики. Но это и есть удел высококлассного политического психолога. Трудно работать с людьми, которых ты обязан понимать, причем делать это так, чтобы они не чувствовали этого и не раскусили тебя. Тяжело знать все, но не показывать, что ты слишком много знаешь (это может быть опасно). Но тот, кто сможет пройти через это, достигнет больших высот.
Глава 1. Политическая психология как наука
Начнем с самого общего определения, к которому будем еще не раз возвращаться дальше, по ходу книги, для его дальнейшего уточнения и развития. В самом первом приближении, политическая психология - междисциплинарная наука, родившаяся на стыке политологии и социальной психологии. Ее главная задача состоит в анализе психологических механизмов политики и выработке практических рекомендаций по оптимальному осуществлению политической деятельности на всех уровнях. Собственно говоря, именно для этого она и появилась, на этом и стал наращиваться ее ныне уже вполне самостоятельный статус.
Современную политическую психологию надо рассматривать, что называется, с двух концов. С одной стороны, существовала и развивается западная политическая психология, С другой стороны, в 80-е годы начала складываться отечественная психология политики. Сейчас, спустя годы, они естественным путем слились в единую политическую психологию. Однако история и предыстория каждого направления продолжают сказываться. Именно поэтому, для более полного понимания картины, мы рассмотрим и то общее, что сложилось в политической психологии как науке, и то особенное, что в отдельных деталях продолжает их различать между собой.
Формально датой рождения западной политической психологии считается 1968 г., когда при Американской ассоциации политических наук было учреждено отделение политической психологии, а в ряде Университетов США (прежде всего, в Йельском) начали читаться специальные курсы политической психологии. Однако предыстория политико-психологических идей, наблюдений, знаний и даже конкретных исследований имеет значительно более давние истоки, уходящие своими корнями в античность. На Западе и на Востоке, от Аристотеля до наших дней накоплено уже огромное количество теоретических и эмпирических разработок.
Политическая психология - новая и, вместе с тем, очень старая наука. От Аристотеля до наших дней и политики, и ученые интересуются субъективной стороной политических процессов. Их и изучает политическая психология - научная дисциплина, возникшая на пересечении интересов политологии и психологии. Согласно авторитетному мнению Дж. Кнутсон предметом политической психологии являются "психологические компоненты политического поведения человека", социальных групп и целых народов, исследование которых позволяет "применить психологические знания к объяснению политики".
В современных развитых западных странах политическая психология прочно вошла в арсенал практической политики. Без специальной помощи и консультирования экспертов в этой сфере не обходится принятие практически ни одного важного политического решения. К этому привыкли президенты и сенаторы, электорат и кандидаты на выборах, средства массовой информации и общественное мнение. К сожалению, как уже говорилось во введении, и как мы увидим дальше, в нашей стране политическая психология как наука до сих пор делает все еще только первоначальные шаги. Задача данной главы, а затем и всей книги состоит в ознакомлении с достижениями мировой политической психологии, с намечающимися путями ее развития в нашей стране, а также с основными, необходимыми как исследователям, так и, в значительной мере, практикам, конкретными прикладными инструментами политико-психологического анализа.
В основе любой науки лежат некоторые методологические основания - та самая общая логика и метод мышления, которыми руководствуется эта наука, в рамках которой ее можно и нужно рассматривать. Для западной политической психологии такой основой стал поведенческий подход. Не поняв его, трудно понять, что представляет собой политическая психология как наука.
Поведенческий подход - методологическая основа политической психологии
Главной методологической основой современной западной политической психологии принято считать поведенческий (иногда говорят прямо, бихевиористский) подход к пониманию политики. Его суть понятна из самого названия: это рассмотрение политики как особой сферы поведения людей.
История поведенческого подхода ведет отсчет времени его существования с середины 30-х годов XX века, когда стали появляться первые работы, в которых нащупывались иные возможности вместо принятых прежде подходов - в частности, вместо считавшихся "спекулятивно-историческими", в духе расхожих мифологем, "психологии народов", или психоаналитической интерпретации политической истории. В своем развитии поведенческий подход изначально стремился к более "конструктивно-прагматическому" осмыслению политики на основе соединения политического и психологического знания.
Одним из первых необходимость этого понял и попытался осуществить американский исследователь Ч. Мерриам. Обосновав положение о политическом поведении как о центральной концепции политической науки, он предложил выявлять специфические черты политического поведения индивида, тех или иных социальных групп, а также массовых феноменов эмпирическим путем, количественными методами, соединяя в политической науке исследовательские приемы эмпирической социологии и социальной психологии. Однако не все эти абсолютно благие намерения удалось реализовать даже до сих пор. Хотя заслуги Ч. Мерриама в становлении политической психологии, разумеется, бесспорны.
Затем значительный вклад в развитие поведенческого подхода был внесен также американцем Г. Лассуэлом. После этого, под влиянием первых основополагающих работ названных исследователей, число сторонников поведенческого подхода стало стремительно расти. Фактом является то, что в течение долгих последующих лет понятие "поведенческий подход" стало вбирать в себя подавляющее большинство исследований в западной политической науке вообще. На сегодняшний день поведенческий подход к политике, в целом, представляет собой обширный конгломерат различающихся между собой исследовательских тенденций, объединяемых лишь общим вниманием к "человеческому фактору", к поведению людей в политике, которое, однако, трактуется в разных вариантах по-разному.
В содержательном отношении уже с самого начала поведенческий подход поставил в центр внимания не только внешне наблюдаемые аспекты человеческой деятельности (собственно "поведение") в политике, но и внутренние субъективные механизмы такого поведения, В частности, особое место в рамках поведенческого подхода занимали исследования социально-политических установок, сознания, самосознания и стереотипов субъекта политического поведения. Трактовались подобные механизмы, однако, достаточно узко, как производные от внешних условий, в соответствии с базовой схемой психологического бихевиоризма: "S (стимул) ==> R (реакция)". Кратким был и перечень таких механизмов - по сути дела, в большинстве западных исследований до сих пор все сводится к доминированию "установочного акцента", причем наибольшее внимание уделяется нормативным установкам, определяющим поведение, приемлемое с точки зрения господствующей политической системы, и формирующимся в сознании людей стереотипам.
В западной науке поведенческий подход к политике традиционно основывался на своего рода "идеальной" модели "политического человека" - гражданина, существующего внутри некоторой системы политических отношений. Постулировалось, что такой человек заведомо обладает минимально необходимым для жизни в такой системе набором социально-политических качеств. Это означало, что он является высоко моральным (с точки зрения принятых в данном обществе норм), что руководствуется рациональными мотивами поведения, положительно относится к "естественному" (привычному для данного общества) правопорядку. Постулировалось, что обычно он ставит перед собой достаточно четко определенные социально-политические цели, умеет выбирать эффективные средства их достижения, а также способен "правильно" [в соответствии с нормами и ценностями господствующей политической системы) оценивать политические силы и отдельных общественно-политических деятелей - разумеется, с точки зрения их соответствия сформулированным политическим задачам.
Традиции подобной модели, в разных вариантах, восходят еще к философским взглядам Дж. Локка, А. Смита, Ж. Ж. Руссо, А. Фергюссона и др. В прикладном выражении, сторонники поведенческого подхода исходят из достаточно простых соображений: что у избирателя "есть определенные принципы", что он "в какой-то мере разумен", у него "есть собственные интересы", однако, осознает он их далеко не всегда, да и присутствуют они в его сознании далеко не в той "экстремальной и детализированной форме, в какую их унифицированно облекли политические философы". Задачей прикладного, эмпирически ориентированного поведенческого подхода и выступал поиск тех конкретных политико-психологических норм, в которых реально, поведенчески существуют и проявляются названные понятия и категории более высокого, философского порядка.
В других вариантах, поведенческий подход исходит из того, что центральным пунктом рассмотрения политической науки вообще являются любые формы участия человека или групп людей в осуществлении власти (или в противодействии ее осуществлению). Это формы, охватывающие участие в формальных организациях и массовых движениях, включенность в различные элементы политической системы или осознанную отстраненность от них, публичную манифестацию взглядов с целью воздействия на общественное мнение, политические институты и руководящие (правящие) политические группы. В этом варианте поведенческий подход ориентируется на анализ некоторых действий (или уклонение от таковых) некоего субъекта в отношении политической системы. Структура таких действий, как правило, включает субъекта действий, обстоятельства осуществления этого действия, объект действия и соответствующие целевые установки данного действия. Наиболее интересными для анализа при таком подходе с политико-психологической точки зрения являются субъект политического действия и те внутренние субъективные механизмы, которые им движут.
Важнейшим достоинством поведенческого подхода является акцент на субъективные аспекты и состояния политики, внимание к тем политико-психологическим составляющим данной сферы общественной жизни, которые до этого недооценивались, а подчас просто игнорировались иными направлениями политологии, нацеленными на рассмотрение более объективных компонентов политической жизни общества.
Недостатки упрощенных вариантов поведенческого подхода. Основными чертами поведенческого подхода, критически выделяемыми сторонниками иных направлений, считаются несколько основных моментов.
Во-первых, это стремление анализировать политическое поведение прежде всего, а во многих случаях исключительно как поведение на выборах, т.е. абсолютизация без сомнения важной, но лишь одной формы политической жизни. Как правило, статистические и опросные исследования в рамках этого варианта поведенческого подхода дают лишь данные о возможном (вероятном) выборе электората, но не допускают проникновения в политико-психологические механизмы этого выбора. Таким образом, эти сведения не являются - хоть иногда и представляются некоторым политикам и политологам - самодостаточными. В дальнейшем рассмотрении, мы постараемся избежать данного уклона. С нашей точки зрения, содержательный анализ психологических механизмов политического поведения представляется значительно более продуктивным направлением.
Во-вторых, к недостаткам данного варианта часто относится тенденция рассматривать политическое поведение лишь в условиях стабильности политической системы, оставляя за рамками анализа политическое поведение в дестабилизированных ситуациях - например, в условиях разнообразных кризисов. По сути дела, при таком варианте в рамках поведенческого подхода речь идет исключительно об институ-ционализированном политическом поведении. Это прежде всего косвенное изучение политических институтов на основе анализа результатов их влияния на людей и их поведение. При таком подходе исчезает другая сторона: влияние политических процессов, политического поведения людей на политические институты. Нам представляется, что и эта сторона критики вполне справедлива. Реально, возможности поведенческого подхода значительно шире. Более того, в отличие от статично-институционального, именно динамично-процессуальный вариант поведенческого подхода открывает перед политической психологией новые значительные перспективы. В этом, собственно, и состоит ее изюминка; это то, чего не могут делать другие политические науки.
В-третьих, частую критику вызывает некоторая склонность отдельных разновидностей поведенческого подхода к ограничению анализа лишь вербальными оценками поведения (обычно ответами на анкеты с "закрытыми" вопросами, подразумевающими лишь три - "да", "нет", "не знаю" - варианта ответов) без достаточного учета невербальных проявлений политического поведения. И это критическое замечание представляется справедливым. В нашем дальнейшем рассмотрении политической психологии мы будем исходить из прямо противоположного подхода, Главным в политической психологии является анализ невербального поведения людей.
В-четвертых, иногда не выдерживает критики само понимание субъекта политического поведения. Изначально, на первых этапах возникновения и развития, в рамках поведенческого подхода доминировали исследования не человеческих общностсй, а отдельных индивидов и той мотивация их поведения, которая побуждает либо принять участие в голосовании, либо воздержаться от него. Электорат для сторонников такой разновидности поведенческого подхода до сих пор иногда представляется простой совокупностью голосующих или не голосующих индивидов. Даже в тех, уже более современных разновидностях поведенческого подхода, которые сознают индивидуалистическую ограниченность данной традиции и хотят ее преодолеть, пока нет заметного движения дальше, за пределы попыток анализа малой группы в качестве субъекта политического поведения, или, тем более, еще дальше - за пределы проблематики внутри групповых и межгрупповых взаимоотношений.
Современные варианты поведенческого подхода исходят из того, что политическое поведение свойственно, как отдельным индивидам, так и различным социальным группам (так называемые "коллективные" или "групповые" формы" политического поведения), а также большим неструктурированным массам людей (так называемые "внеколлективные формы" или "стихийное поведение"). В рамках этой трактовки считается, что политическое поведение регулируется механизмами двоякого рода.
С одной стороны, оно регулируется объективными факторами, определяющими характер, причины, рамки и направленность политических действий. Эти факторы заданы социально-экономическими условиями жизни людей и политическими институтами. В конечном счете, это вопрос о том, каковы объективные условия производства, материальной жизни, создающие базу всей исторической деятельности людей. С другой стороны, существуют внутренние, субъективные, собственно психологические механизмы политического поведения. Поведение людей в отношении политической системы, как и всякое иное поведение человека, детерминировано их мыслями, чувствами, настроениями и т. п. - в целом, психикой.
В таком контексте, главной задачей поведенческого подхода является изучение диалектики и трансформаций влияния объективных условий на внутреннюю мотивацию и, в обратном порядке, внутренних побудительных сил, через человеческое поведение, на внешние условия.
Политическая психология и психология политики
Психология политики - это направление исследований, достаточно искусственно сконструированное в отечественном, еще советской эпохи общест-вознании, также возникшее на стыке политологии и социальной психологии. Первоначально, под влиянием западной традиции и в силу неразвитости отечественной политической науки, "психология политики" развивалась как сравнительно автономная ветвь социальной психологии. Однако, с течением времени, постепенно она начала обретать статус особого, достаточно независимого научного направления - одной из ветвей политико-психологического анализа в рамках политологии.
Как это теперь уже очевидно, таким образом в отечественном обществознании была предпринята попытка "пойти другим путем" и исследовать близкий по содержанию круг объектов в рамках так называемой "психологии политики". Не стоит забывать о том, что само понятие "психология политики" возникло в качестве откровенного противовеса западной "политической психологии". Подразумевалось, что это будет марксистская наука, построенная на соответствующих методологических началах и принципах. В целом, эта попытка не увенчалась успехом - "придумывать велосипед" не потребовалось. Тем не менее, термин "психология политики" все еще имеет некоторое распространение. подчас внося путаницу в исследовательские работы.
На сегодняшний день психология политики сохраняет во многом маргинальный статус, связанный с ее междисциплинарным происхождением. С одной стороны, продолжается поток прежде всего эмпирических исследований, осуществляемых в русле "политического уклона" социально-психологической науки. С другой же стороны, идет поиск не только эмпирико-методиче-ского, но и, по возможности, теоретико-методологического самоопределения "психологии политики" в системе политологии. Подчеркнем принципиальное различие. Если западная политическая психология изначально претендует на самостоятельный научный статус, то психология политики долгие годы камуфлировалась под одно из направлений политологии, и не претендовала на такой статус.
Онтологические корни психологии политики, разумеется, были связаны с западной политической психологией. Они касались, в первую очередь, общего объекта изучения - психологических аспектов политики, однако с иных методологических позиций. Подчас именно это, наряду с невольным заимствованием исследовательского инструментария у более развитой западной науки, и вело к определенной путанице понятий: "политическая психология" и "психология политики" до сих пор иногда не различаются и, подчас, используются как синонимы.
Однако дело не в простой перестановке слов, а в различии гносеологических истоков этих двух путей изучения одной и той же реальности. В отличие от достаточно диффузного, эмпирически наполняемого, во многом субъективного и произвольно сужаемого или расширяемого круга объектов обобщенно трактуемой западной "политической психологии", "психология политики" пыталась исходить из необходимости более четкого и строгого в методологическом отношении конструирования предмета своего изучения. Предмет "психологии политики" понимался как системно-организованная совокупность особого рода факторов, влияющих на реальные политические институты и процессы со стороны "человеческого фактора" этих институтов и субъекта данных политических процессов. Как видим, вся разница была в методологии и базовом основании: "наша" или "не наша" эта наука. Представляется, что на нынешнем этапе исторического развития эти споры просто утратили всякий смысл.
"Психология политики" упирала на то, что, в конечном счете, у субъекта политики нет какой-то особой "политической психики", для изучения которой была бы необходима специальная дисциплина - "политическая психология". Такая методология, считали сторонники психологии политики, вольно или невольно, несет на себе традиционные недостатки психологизаторских традиций. Лишая, во многом, политику самостоятельного статуса, она как бы неявно настраивает на некоторую абсолютизацию психологических моментов в ней и, как показывает история развития поведенческого подхода к пониманию политики в западной науке, может претендовать на постепенное вытеснение политологии как науки и ее постепенную подмену "политической психологией".
В отличие от последней, "психология политики" пыталась выделять свой предмет внутри политологии как целостной и единой науки, изучающей такое сверхсложное явление, как политическая жизнь общества. Будучи подчиненной политике как генеральному объекту, и политологии как научной дисциплине более высокого порядка, "психология политики" не претендовала на абсолютизацию, а напротив, признавала рядоположенность и, как правило, вторичность, производность психологических факторов по отношению к другим моментам (в первую очередь, экономическим и социальным), более непосредственно влияющим на политику. Подобный, не только и не столько психологически, сколько политически центрированный методологический путь и был основой "психологии политики" и, вместе с тем, водоразделом, гносеологически как бы отделяющим ее от "политической психологии".
"Психология политики" при таком понимании выступала, в первую очередь, в качестве субдисциплины и одновременно, специфического метода анализа в рамках системно-организованной политологии. Постулировалось, что строение и составные части такой системной политологии конституируются политикой как мета-проблемой, как бы "организующей" подобную междисциплинарную, синтетическую науку путем соединения для решения этой мета-проблемы тех или иных отдельных, относительно конкретных и более частных отраслей традиционно существующих научных дисциплин и методов познания. Такое понимание снимало в марксистской науке острые споры о наличии или отсутствии права на существование "психологии политики" как отдельной "делянки" на общем поле общественных наук. Напротив, согласно такой логике, проблемно организованная политология неизбежно включала в себя "психологию политики" в качестве одного из своих уровней, задачей которого и являлось изучение, учет и предвидение субъективных, психологических факторов и механизмов политического развития.
В целом, политология как единая наука, представляющая собой метасистему познания политики, таким образом могла быть представлена в виде многоэтажного здания, где каждому этажу соответствовала та или иная конкретная отрасль знания, находящаяся в положении субдисциплины и изучающая "свои" факторы и аспекты политики. Соответственно, среди многих этажей этого здания, наряду с такими признанными субдисциплинами как "социология политики", "философия политики" и т. п., достаточно правомерным было выделение "этажа", соответствующего "психологии политики". С "комнатами", соответствующими основным разделам этой отрасли знания. Надо признать, что в ту пору, данная трактовка была достаточно позитивной - она отстаивала, в удобных для общественной науки того времени терминах, специфику и право на существование политико-психологического познания.
Занимая определенное место в рамках политологии, в то же самое время, "психология политики" являлась одним из ответвлений социально-психологической науки. Если социальная психология в целом исследует наиболее общие законы и механизмы поведения людей в обществе, то "психология политики" пыталась заниматься той частью вопросов социальной психологии, которая казалась связанной с закономерностями и механизмами сугубо политического поведения людей. Если социальная психология выполняла роль "родовой науки", функцией которой являлось обобщенно-теоретическое рассмотрение наиболее общих зависимостей социального поведения, то "психология политики" выступала в качестве более частной, "видовой" ветви родовой науки, призванной приложить обобщенное знание к конкретно-практической сфере политических процессов и явлений.
"Психология политики" 80-х гг. имела три главных теоретических основания.
Первое основание было связано с политической философией и, в отечественном звучании, восходило к основным положениям марксистской мысли, относящимся к роли человеческого фактора в политической жизни. В рамках материалистического понимания истории, политика, взятая не только в форме объекта или в форме созерцания, а как человеческая чувственная деятельность, практика, безусловно включает в себя влиятельный субъективный компонент. Деятельность же, как известно, немыслима без субъекта. Субъектом политики как особого вида человеческой деятельности являются люди - как отдельные индивиды, так и разнообразные социально-организованные человеческие общности, обладающие специфическими социально-психологическими особенностями. Опираясь на, в целом, весьма здравые положения, "психология политики" не смогла соединить их с давно известным и развиваемым на Западе поведенческим подходом. А именно на таком соединении и возникает понимание политики как деятельности, снимающее все методологические вопросы и кажущиеся противоречия.
Вторым основанием "психологии политики" были социология и социальная психология. Они дали "психологии политики" основные методические приемы исследования, а также конкретно-научную методологию аналитических подходов к политико-психологическим и социально-политическим процессам.
Третьим основанием "психологии политики" была сама марксистская политическая наука, неизбежно базировавшаяся на историческом материализме. Однако, переживая множественные внутренние кризисы, в 80-е гг. он уже был далек от претензий на монополизм и служил, в основном, в качестве своеобразной идеологической "крыши". Помимо определения основных точек приложения исследовательских сил "психологии политики" тогдашняя отечественная политология в целом предоставила ей достаточные возможности самоопределения в рамках комплексного, многомерного изучения политики и нахождения своего, специфического предмета исследования.
Базовым для "психологии политики" уже тогда являлся деятельностный подход, хотя присутствовал он как бы в скрытой форме. Несмотря на недостаточную разработанность деятельно стного понимания политики в то время, даже зачатки этого подхода позволяли соединить на основе единого рассмотрения и политику (как особую деятельность людей), и психологию участвующих в ней людей. Подобный подход, даже в зачаточной форме, позволял вычленить для политико-психологического анализа ряд опорных категорий. Это мотивы участия людей в политике и смысловая структура политической деятельности с точки зрения ее субъекта. Это также потребности, удовлетворяемые такой деятельностью. Это, безусловно, цели, ценности, нормы и идеалы, благодаря которым индивид или группа становятся частью некоего политического целого, идентифицируют себя с ним. Наконец, это человеческие чувства, эмоции и настроения, которые выражаются в такой деятельности. Это знания и мнения, которыми располагает и которые распространяет субъект, а также целый ряд вторичных, производных категорий.
Из всего сказанного понятно, что в конечном счете содержание понятий "психологии политики" и "политическая психология" никак не противоречит друг другу. Напротив, они очень во многом достаточно удачно взаимно дополняют друг друга. Хотя, безусловно, это не синонимы, а достаточно различающиеся термины, возникшие в разных методологических традициях. Имея это в виду, в дальнейшем мы будем использовать единый термин: "политическая психология". Наша методологическая основа в данном случае понятна: нет отдельно "западной" или "восточной" политической лсихологии. Нет политической психологии "марксисткой" и "антимарксистской". Есть единая мировая наука, развитие которой в разных обществах имело ределенные особенности и акценты. До определенной поры они казались непреодолимыми, однако это время прошло. Тем более, что у политической психологии и психологии политики есть скрытая общая методологическая основа. В западной политической психологии она называется "поведенческий подход". В отечественной "психологии политики" - теория социальной предметной деятельности.
Политика как деятельность
Специальный методологический анализ показывает, что зачаточные формы деятельностного понимания политики, содержавшиеся в психологии политики, не противоречат поведенческому подходу, принятому в западной политической психологии. Более того, именно достаточно проработанный деятельностный подход в приложении к политике соединяет эти направления, превращая терминологические различия в малоосмысленную "игру в бисер". Центральной проблемой поведенческого подхода в данном разрезе оказывается проблема субъективных механизмов, обеспечивающих подобные трансформации, инициирующих и регулирующих политическое поведение. Вот тогда при таком понимании ведущими категориями поведенческого подхода становятся категории политического сознания и политической культуры, усваиваемые субъектом в процессе политической социализации, а также такие производные от внешних условий психические переменные, как эмоции, чувства и настроения в их не столько индивидуальном, сколько массовом, социально-типическом выражении. Они же, эти категории, оказываются центральными и для психологии политики.
Остановимся подробнее надеятельностном подходе к политике как на стержневом моменте для синтеза политической психологии и психологии политики, на выработке общей платформы для теперь уже единой политической психологии. Оттолкнемся от общепризнанного как на Западе, так и на Востоке. Как известно, "главный недостаток всего предшествующего материализма - включая и фейербаховский - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно". Отсюда и вытекает смысл трактовки политики именно как особой деятельности людей; "История не делает ничего, она не обладает никаким необъятным богатством", она "не сражается ни в каких битвах!" Не "история", а именно человек, действительно живой человек - вот кто делает все это, всем обладает и за все борется. "История" не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком для достижения своих целей. История - не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека". Можно по разному относиться к авторам приведенных высказываний, однако трудно отказать им в логике и убедительности проведенного анализа.
Отсюда, собственно, и вытекает предельно поведенческое (бихевиористское) понимание политики как определенной сферы человеческой деятельности, которую осуществляет и которой управляет человек. Деятельность немыслима без субъекта. Субъект же не может действовать без мотивационных факторов, то есть без психологических составляющих этой самой своей деятельности.
В свое время Г.В. Плеханов писал: "Нет ни одного исторического факта, которому не предшествовало бы... и за которым не следовало бы известное состояние сознания... Отсюда - огромная важность общественной психологии... с нею надо считаться в истории права и политических учреждений". Прав он был, или не прав - трудно не считаться с такой убежденной позицией. Кроме того, трудно привести и убедительные противоположные примеры, опровергающие подобные утверждения - если, конечно, совсем не разувериться в способности человека влиять на происходящее вокруг него.
Реконструируя и обобщая прошлое, можно считать, что в истории существовало три основных подхода к роли психологии в изучении политики.
Во-первых, максималистская позиция. Она проявлялась в разное время, однако наиболее яркий пример в научной литературе - труды профессора А. Этциони второй половины XX века, с его совершенно однозначным взглядом. Поскольку политику "делают" люди, считал А. Этциони, то возможности психологии в изучении политики и влиянии на нее "практически безграничны". Это, так сказать, супер-психологизаторский подход, которого иногда побаиваются даже сами психологи. И хотя классик психо- и социодрамы Дж. Морено когда-то запальчиво заявил, что дескать, пройдет время, и когда-нибудь, в следующем веке, "верховным ментором в белом доме" (имелся в виду президент США) должен будет стать "психолог или врач, хорошо знающий человеческую психологию", пока до этого еще далеко.
Во-вторых, позиция минималистов. Ее сторонники, а их до сих пор еще немало, напротив, на перь место ставили и продолжают ставить иные, значительно более объективные факторы: социальные, экономические и другие, не признавая за психологическими факторами практически никакого значения. Однако и эта позиция в политической истории также показала свою несостоятельность. Максимум, к чему она приводила - это к стремлению решать все политические вопросы с "позиции силы", используя исключительно объективистские силовые аргументы и "наращивание мускул". Однако в очень многих случаях это оказывалось достаточно плохой политикой. Возникали конфликты, для урегулирования которых, опять-таки требовались психологи. Что, безусловно, опровергало позиции "минималистов", но до сих пор не уменьшает число их рядов.
В-третьих, был, есть и продолжает развиваться компромиссный, синтетический подход. Его сторонники, осознавая и признавая серьезную роль психологии, однако, понимали, что психология - лишь один из голосов в общем хоре многих факторов влияния на политику. Политика представляет собой настолько сложный феномен общественной жизни, что нет и не может быть некой единой науки, которая будет в состоянии объяснить все аспекты политики - как, впрочем, и любой иной человеческой деятельности. Значит, возможно и необходимо построение сложных моделей политики, включая и политико-психологические модели.
В конечном счете, с этой точки зрения политика и есть, прежде всего, определенная человеческая деятельность с определенными мотивами, целями и, естественно, результатами. Главным мотивом и, в случае успеха, результатом этой деятельности является согласование интересов разных человеческих групп и отдельных индивидов. Обретая эти результаты и свой формы в тех или иных политических институтах, политика как особая деятельность наполняет собой политические процессы - как содержание, наполняя форму, как бы "застывает" в ней, принося определенные итоги.
Соответственно, можно говорить о двух базовых подходах к изучению политики как деятельности. Во-первых, об институциональном подходе - с его выраженным акцентом на политические институты, то есть, на результаты определенной деятельности людей. Во-вторых, о процессуальном подходе - с его не менее выраженным акцентом на политические процессы, то есть, на сам процесс этой деятельности. Согласно известному польскому социологу Я. Щепаньскому, социальные процессы, включая процессы политические - "это единые серии изменений в социальных системах, то есть в отношениях, институтах, группах и других видах социальных систем". Это "серия явлений взаимодействия людей друг с другом или серия явлений, происходящих в организации и структуре групп, изменяющих отношения между людьми или отношения между составными элементами общности".
В конечном счете, каждый из выше обозначенных подходов к роли психологии в политике был хорош для своего времени, и для того состояния, в котором находилось то или иное общество. Иногда психология выходила на первое место - особенно это было характерно для кризисного и "смутного" времен, когда трансформируются или рушатся политические институты и, соответственно, на первое место выходят политические процессы. Тогда и повышается роль политической психологии по сравнению с достаточно стабильным, "институциональным" временем. Иногда, напротив, психология как бы "пряталась" внутрь общественной жизни, будучи жестко подавленной институциональными структурами, особенно в тоталитарных общественных системах и организациях. Тем не менее, общее понимание политики как особого вида человеческой деятельности, смыслом которой является управление людьми через согласование различных интересов групп и индивидов, позволяет соизмерять эти подходы, рассматривая их как разные стороны проявления политики, как особой человеческой деятельности.
Предмет и задачи политической психологии
Таким образом, предмет политической психологии в целом - это политика как особая человеческая деятельность, обладающая собственной структурой, субъектом и побудительными силами. Как особая человеческая деятельность, с психологической точки зрения, политика поддается специальному анализу в рамках общей концепции социальной предметной деятельности, разработанной академиком А.Н. Леонтьевым. С точки зрения внутренней структуры, политика как деятельность разлагается на конкретные действия, а последние - на отдельные операции. Деятельности в целом соответствует мотив, действиям - отдельные конкретные цели, операциям - задачи, данные в определенных условиях. Соответственно, всей политике как деятельности соответствует обобщенный мотив управления человеческим поведением (его "оптимизации"). Конкретным политическим действиям соответствуют определенные цели согласования (или отстаивания) интересов групп или отдельных индивидов. Наконец, частным политическим операциям соответствуют отдельные акции разного типа, от переговоров до войн или восстаний.
Субъектом политики как деятельности могут выступать отдельные индивиды (отдельные политики), малые и большие социальные группы, а также стихийные массы. Политика как деятельность в целом, как и ее отдельные составляющие, может носить организованный или неорганизованный, структурированный или неструктурированный характер.
История, теория и практика применения политико-психологических знаний позволяет вычленить три основные задачи, решаемые политической психологией как наукой. В определенной степени, эти задачи развивались исторически, и соответствуют трем этапам развития политической психологии. Первой задачей был и до сих пор остается анализ психологических компонентов в политике, понимание роли "человеческого фактора" в политических процессах. Второй основной задачей, как бы надстроившейся над первой, стало и остается прогнозирование роли этого фактора и, в целом, психологических аспектов в политике. Наконец, третьей главной задачей, которая вытекала из первых двух, стало и остается управленческое влияние на политическую деятельность со стороны ее психологического обеспечения, т.е. со стороны субъективного фактора.
Как уже говорилось выше, политическая психология - достаточно молодая наука. Формально время ее конституирования датируется 1968 годом, -только тогда в рамках Американской ассоциации политической науки было создано отделение политической психологии и, одновременно, в ряде университетов ввели специальную программу углубленной подготовки политологов в области психологических знаний. До этого политическая психология в значительной мере представляла собой набор отдельных, подчас случайных, несистематизированных фактов, наблюдений, догадок, часто не имевших под собой общей основы. Соответственно, во многом случайными, часто несопоставимыми были ее конкретные задачи. Мешала нерешенность методологических проблем.
Хотя описанный выше деятельностно-поведенче-ский подход сейчас уже предоставляет достаточно удобные и широкие рамки для этого, его все-таки трудно считать адекватной методологической основой конкретной науки. Это слишком общая, слишком широкая основа. С конкретной же методологической точки зрения, политическая психология до сих пор отличается выраженным эклектизмом прагматической направленности: особенности того или иного изучаемого политическим психологом объекта и соображения практического удобства исследователя (включая его субъективные предпочтения) диктуют выбор способа теоретической интерпретации получаемых результатов.
Будучи с самого начала своего развития лишена собственной адекватной концептуально-методологической базы, политическая психология, особенно в западном варианте, долгие годы шла по пути непрерывного самоформирования основ такого рода за счет синтетического соединения, а подчас и просто эклектического заимствования самых разных концепций и методов из разных школ и направлений западной психологии. Начиная от ортодоксального психоанализа и кончая самыми современными вариантами бихевиоризма и когнитивных теорий, все они на разных этапах легко обнаруживаются в западной политической психологии. С точки же зрения непосредственной конкретно-научной методологии, в современной западной политической психологии можно выделить две основные тенденции.
Первая тенденция представлена в исследованиях, исходящих из идей структурного функционализма и системной теории политики как одной из его разновидностей. Наиболее активно данная тенденция развертывалась в теориях "политической поддержки", с одной стороны, и в ролевых теориях - с другой стороны. Сюда же следует отнести также идеи критического рационализма и бихевиоризма (включая такие направления, которые исследовали политику с позиций "конвенционального", радикального и социального бихевиоризма), отражая запросы той части практической политики, которая стремится "отладить" современный западный политический механизм в целом, считая его достаточно гомогенным и вполне устойчивым. Психология участников политического процесса интересует их в связи с тем, что они стремятся оптимизировать адаптацию человека к наличному, существующему социально-политическому порядку. Для этого направления характерна определенная заданность исследовательских подходов и, соответственно, получаемых результатов - в частности, прежде всего в силу явной акцентировки социально-охранительной функции политической психологии. Политико-психологическое знание используется данным направлением исключительно для оправдания существующего политического устройства, подчас даже без учета перспектив его развития. Философские основания большинства частно-научных концепций этого рода относятся к сциентизму и технократизму, опираясь на веру в возможность чисто инженерного подхода к человеку в политике на основе применения новейших научных достижений ("новых технологий") в плане управления им. Эти внешне новейшие, а на деле давно используемые модификации позитивистско-утилитаристской политической теории являются продолжением той классической традиции, у истоков которой стоял еще Т. Гоббс.
Вторая тенденция представлена антипозитивистским направлением, в русле которого активно разрабатываются теоретические конструкции когнитивиз-ма, "гуманистической психологии", неофрейдизма и символического интеракционизма. Основой данных течений является антисциентистская, часто иррацио-налистическая философия антропологического толка. В эмпирические политико-психологические исследования эти идеи проникли из культурной антропологии, психоанализа и социального бихевиоризма Дж. Мида и Ч. Кули. В настоящее время в этой части политической психологии в качестве методологической основы достаточно серьезно укоренился инстинктивизм фрейдистского понимания человека, идеи подсознательной идентификации личности со "своей" политической партией, а также общее иррационалистическое видение природы человека. Данные методологические постулаты дают неоднозначные результаты в зависимости от политических установок исследователей. Так, например, психоанализ в истории политической психологии представлен, как в откровенно правых идеях Г. Лассуэлла, так и в радикальных построениях "новых левых". В конечном счете, и здесь политические психологи часто поступают по принципу "что нашли, то и сгодилось". Увлеченность конкретными исследованиями и прикладными заказами часто как бы избавляет их от необходимости специальной проработки методологических задач. В соответствии с личными пристрастиями и симпатиями исследователя, выбирается та или иная, удобная лично ему теоретическая схема. Причина такой методологической "всеядности" все та же - это отсутствие собственной методологической базы, отсутствие собственного понимания политики и ее психологических механизмов. Именно поэтому методологические вопросы были и продолжают оставаться в центре внимания наиболее серьезных политических психологов. Хотя, безусловно, они никак не могут закрыть собой яркость и многообразие изучения конкретных объектов политической психологии.
В поисках "менталитета"
Обобщенно, предметом политической психологии часто называют политический "менталитет". Менталитет (от англ. Mentality - сознание) - обобщенное понятие отчасти образно-метафорического, политико-публицистического плана, обозначающее в широком смысле совокупность и специфическую форму организации, своеобразный склад разнообразных психических свойств и качеств, особенностей и проявлений. Используется, главным образом, для обозначения своеобразного, оригинального способа мышления, склада ума или даже умонастроений. Например, иногда в литературе упоминается национальный менталитет - "грузинский", "русский", "немецкий" и др. Встречается и региональный менталитет- "скандинавский", "латиноамериканский" и др. Иногда говорят о менталитете социальной группы, слоя, класса - "мелкобуржуазный", "интеллигентский", "маргинальный" и др. Подчас это понятие несет в себе квалификационно-оценочный оттенок, отражая способности мышления и уровень интеллекта его носителей (особенно в сочетании с прилагательными типа "высокий", "низкий", "богатый", "бедный" и т. п.). Может нести и содержательно-идентификационную нагрузку политико-идеологического характера (например, "либеральный", "тоталитарный", "демократический", или же, скажем, "пролетарский", "революционный", а также, напротив, "контрреволюционный", "реакционный" и т. п. менталитет).
В свое время в обществознание понятие менталитет было введено представителями историко-психологического и культурно-антропологического направлений Л. Леви-Брюлем, Л. Февром, М. Блоком и некоторыми другими. В первоначально использовавшемся контексте менталитет означал наличие у представителей того или иного общества, трактуемого, прежде всего, как национально-этническая и социо-культурная общность людей, принадлежащих к одной и той же исторически сложившейся системе культуры, некоего определенного общего "умственного инструментария", своего рода "психологической оснастки", которая дает им возможность по-своему воспринимать и осознавать свое природное и социальное окружение, а также самих себя. Со временем понятие менталитет стало использоваться и для описания в обобщенном виде свойств и особенностей организации социальной и политической психологии людей, принадлежащих к такой общности, в частности, политического сознания и самосознания членов той или иной достаточно обособленной общности не только национально этнического и историко-культурного, но и социально-политического характера.
В узком политико-психологическом смысле менталитет представляет собой определенный, общий для членов социально-политической группы или организации своеобразный политико-психологический тезаурус ("словарь", "лексикон", призму восприятия и осмысления мира). Именно он и позволяет достаточно единообразно воспринимать окружающую социально-политическую реальность, оценивать ее и действовать в ней в соответствии с определенными устоявшимися в общности нормами и образцами поведения, гарантированно адекватно воспринимая и понимая при этом друг друга. В этом случае общий менталитет сам по себе является организующим фактором, образующим особую политико-психологическую общность людей на основе такого единого для всех ее членов менталитета.
С функциональной социально-политической точки зрения, общий для той или иной группы менталитет способствует поддержанию преемственности ее существования и устойчивости поведения входящих в нее членов, прежде всего, в относительно стабильных, но особенно - в кризисных ситуациях. Главной особенностью последних является такое разрушающее воздействие на менталитет, которое подвергает опасности его целостность и сплачивающе-унифицирующий поведение людей характер, а в случае экстремального, критического воздействия может приводить к дестабилизации, расслоению и нарушению общности менталитета членов группы вплоть до полного разрушения такой политико-психологической общности. Возникающая в результате подобных ситуаций аномия ведет к появлению многочисленных форм девиантного поведения и острым психологическим кризисам у представителей данной общности, что влечет за собой и социально-политические последствия: в таких случаях общность становится способной прежде всего (а иногда и исключительно) к деструктивному в социально-политическом плане поведению, подчас чреватому не только разрушением социального окружения, но и саморазрушением такой общности.
В подобных случаях возникает особый, "кризисный менталитет" (или анемическое, "дезинтегрированное сознание") как выражение определенного этапа распада устойчивых прежде социально-политических образований, определявших поведение людей, в структуре сознания и психики в целом. Главными его особенностями являются своеобразная мозаичность (конфликтное сосуществование, с одной стороны, отмирающих, уже неадекватных прежних и, с другой стороны, нарождающихся, но еще не стойких новых компонентов), несистематизированность, отсутствие целостности и устойчивости, ситуативность и непрерывная изменчивость. В отличие от докризисного, достаточно устойчивого и структурированного менталитета, кризисный носит потокообразный, лабильный характер. Менталитет такого типа, например, появляется в ситуациях резкого перехода от тоталитаризма к демократии, характеризующихся появлением целого ряда новых форм общественной жизни - в частности, социально-политического плюрализма, многоукладной экономики, многопартийности и т. п. на этапе возникновения и становления этих явлений. Примером такого рода, в частности, служат попытки разнообразных реформ в советском обществе, связанных с периодом перестройки: главным фактором этих реформ должен был стать "человеческий фактор", то есть, новый, изменившийся менталитет всего общества. Развитие событий показало, однако, что трансформация менталитета является достаточно длительным и болезненным процессом. Это связано, во-первых, с трудностями отказа от прежней "психологической оснастки" - со значительной инерционностью и особого рода "сопротивляемостью" прежнего менталитета. Во-вторых, с опасностью деструктивных последствий в результате его слишком быстрого разрушения. В-третьих, со сложностью формирования нового менталитета в процессе, по сути дела, принудительной адаптации людей не столько к новым условиям (их еще нет и не может быть на этапе начала реформ), сколько к предстоящему длительному периоду реформирования. Трудности такого рода ведут к тому, что общественные преобразования оказываются лишенными поддержки со стороны массового менталитета общества и, напротив, вынуждены преодолевать дополнительное сопротивление со стороны политической психологии членов общества.
Основные объекты политической психологии
Сфера конкретных объектов, изучением которых занимается политическая психология, крайне широка, если не сказать, безгранична. Практически, к ней относится все в политике, что так или иначе содержит хоть какие-то "психологические аспекты" и к чему причастен столь модный в последние десятилетия "человеческий фактор". От психологии лидерства до поведения толпы; от интриг в малой группе руководящего органа страны до стихийного панического поведения; от партийной принадлежности до полной аполитичности, и т. д., и т. п. Таков далеко не полный перечень только основных, наиболее ярких и известных объектов внимания политической психологии.
Многообразие объектов подразумевает обилие межпредметных и междисциплинарных связей политической психологии. По характеру целого ряда изучаемых объектов и своему конкретному содержанию политическая психология на конкретно-практическом уровне тесно смыкается с рядом близких психологических дисциплин - прежде всего, с психологией пропаганды и с психологией организации и управления. С первой ее объединяют проблемы социальных установок, общественного мнения, массового поведения и т. п. Со второй - теоретические и практические аспекты проблематики конфликтов и лидерства, особенностей психологии малых и больших социальных групп.
Политическая психология достаточно тесно связана с социологической наукой, в особенности с таким ее разделом, как политическая социология. Используя результаты, получаемые с помощью социологических методов (прежде всего, массовых социологических опросов, методов демоскопии и т.д.), политическая психология обеспечивает их более углубленную интерпретацию, качественный анализ. Это удачно взаимно обогащает обе научные дисциплины, хотя и не снимает извечных споров психологов и социологов о роли и значении каждой из этих наук.
Разумеется, политическая психология обладает и развитыми междисциплинарными связями с различными направлениями политологии. Так или иначе, в целом, они имеют общий объект изучения, политику, а значит, и общие корни. Несмотря на постоянно возрастающую, особенно в последнее время, самостоятельность политической психологии, во многих случаях политология выступает в качестве заказчика перед ней, выдвигая те или иные функциональные проблемы. Соответственно, происходит и взаимообмен методами, обогащающий обе науки. Обратим внимание, что между их представителями, в отличие от предыдущего случая, практически нет споров и противоречий. Это свидетельствует о достаточном разграничении предметов изучения и наличии достаточно различных собственных научных "языков" у каждой из этих дисциплин.
Задачи, выдвигаемые политологией и самой полической практикой, сказываются на динамике развития политической психологии, выдвигая на первое место то одну, то другую функциональную проблему. Соответственно, по функциональной направленности, заданной политологией и политической практикой, современную политическую психологию можно разделить на два основных раздела. Проблематику первого раздела составляют вопросы внутренней политики, проблематика второго раздела - сфера международных отношений и внешней политики. Помимо этих достаточно очевидных разделов, в последнее время за счет запросов практики и инвестирования очень серьезных средств, активно развивается еще один раздел - военно-политическая психология, в последние годы весьма активно претендующая на функциональную автономию.
В рамках политической психологии во внутренней политике стержнем исследований является психология личности "политического человека", а также проблемы политической социализации и социальных установок как психологических характеристик, через которые раскрывается личность в политике. Формы связи "интрапсихических детерминант с политическими процессами" прослеживаются путем анализа проблем лидерства, проявлений политического недовольства, антиправительственных выступлений, поведения на выборах, расовых волнений и т. д. Психология личности "политического человека" рассматривается в двух аспектах. В одном из них эпицентром выступает личность лидера - исследуются психологические особенности конкретных государственных, политических и общественных деятелей. Основоположником данной линии был, как известно, еще З.Фрейд, создавший первый в науке психобиографический портрет "28-го президента США" В. Вильсона. Трансформировавшись в психоисторию, эта линия обогатилась и иными, не только психоаналитическими подходами. В ее рамках активно исследуются механизмы мотивации политического поведения в широком плане; способы принятия политических решений; особенности политического мышления; политико-психологические механизмы влияния на различные социальные группы и слои населения; особенности "обаяния" лидеров и т. д.
В другом аспекте, личность рассматривается в качестве рядового участника политических процессов или члена определенных социальных групп. Таким образом исследуется целый ряд проблем. Сюда относится, в первую очередь, степень вовлеченности "среднего человека" в политику - например, "апатичность", "конформность" или, напротив, "политическая активность". Здесь же исследуются конкретные типы такой политической вовлеченности (например, "лидер", "присоединившийся", "принимающий решения" или простой "исполнитель"). Отдельные разделы - "качество" участия в политической деятельности (гибкость, ригидность позиций, творческий подход), ролевые ориентации личности, механизмы "привязанности" к политической системе (так, например, западными политическими психологами выделяются "сентиментальный" и "инструментальный" виды лояльности) и т. д.
Социальные установки и стереотипы изучаются политической психологией в качестве ведущих механизмов политического поведения и рассматриваются как организованная предрасположенность личности к определенному восприятию ситуации, ее оценке и последующим действиям. Установка включает в себя когнитивную ориентацию, эмоциональное отношение и готовность к некоему действию, т.е. активно-действенное отношение субъекта к политическим объектам - к партиям, движениям, деятелям, проблемам и т. д. Отличительной особенностью изучения установок в рамках политической психологии в последние годы стало стремление не просто описать их, но раскрыть механизмы их формирования, предсказать направленность их изменений, и выработать методы целенаправленного воздействия на эти изменения.
Политическая психология во внешней политике и международных отношениях исходит из того, что психологическая наука имеет хотя и ограниченное, но достаточно важное значение в теории и практике международных отношений. Поскольку в наше время невозможно игнорировать или принижать роль в политике лидеров государств, общественного мнения разных стран, пропаганды, ситуативных факторов и вызываемых ими психологических последствий, все они в большей или меньшей степени стали объектами политико-психологического анализа. В центре данной проблематики находится изучение политической элиты разных стран (личностей и групп, принимающих решения, имеющих международное значение), а также "общественность", большие социальные и национально-этнические группы, массы в целом как силы, пособные оказать влияние на элиту. Детально исследуются проблемы конфликтов как в теоретическом, так и в прикладном планах, механизмы принятия внешнеполитических решений, процессы влияния тех или иных акций элиты на общественное мнение и, наоборот, воздействия общественного мнения на позиции элиты, психологические механизмы ведения переговоров и урегулирования противоречий и т. д, В общем виде, предметом этого направления является "человеческий фактор международных отношений".
Исследования данного рода носят прежде всего прикладной характер. Предполагается, что знание "психополитических дисциплин" позволяет прогнозировать проявления человеческого фактора во внешней политике. Наиболее известным примером такого рода является работа группы американских психологов, удачно прогнозировавших в свое время поведение Дж. Кеннеди и Н.С. Хрущева в период урегулирования "карибского кризиса" (в частности, ход прямых переговоров лидеров двух стран по так называемой "горячей линии" между московским Кремлем и вашингтонским Белым Домом) и давших ценные рекомендации, способствовавшие урегулированию ядерного противостояния между двумя сверхдержавами прежде всего на политико-психологическом уровне.
Помимо использования такого рода политико-психологического моделирования, часто используемым подходом является так называемая психологика. Это изучение искажений логического хода мысли, которые часто возникают под влиянием эмоциональных факторов, стереотипов, а также ситуативных факторов. В число последних может входить множество разных моментов - от межличностных отношений представителей элиты и обстановки в помещении, где ведутся, например, переговоры, до особенностей отношений между странами, вариантов "группового мышления" элиты, национальных особенностей в восприятии тех или иных ситуативных акций пропаганды и т. д. Практическая ценность данного направления состоит в возможности политико-психологического моделирования всех изучаемых моментов и учета их влияния во внешнеполитической деятельности.
В рамках военно-политического использования политической психологии акценты обычно делаются на вопросы борьбы с армиями реальных и потенциальных противников, с партизанами и "мятежниками". Это включает в себя изучение целого ряда моментов: например, особенностей личности их лидеров. Сюда же относится практическая разработка психологических механизмов предательства, отработка подрывных психологических мероприятий, разработка специальных операций, совершенствование тактики допросов, механизмов ведения психологической войны в разных форматах.
В целом, как мы видим на примере достаточно беглого обзора основных объектов нашей науки, современная западная политическая психология представляет собой разрозненный конгломераттеоретиче-ских представлений и разнообразных прикладных исследований, носящих, однако, достаточно спорадический характер, В отличие от более привычных нам подходов, когда складывающаяся наука сама предлагает своеобразный "прейскурант" своих возможностей и доступных ей объектов исследования, здесь мы видим иной подход. Для западной науки вообще более привычно, когда практика ставит некоторые конкретные задачи, а решающие их ученые, обобщая, формируют за счет этого новую науку.
Основные принципы политической психологии
Современная политическая психология вбирает в себя все лучшие достижения как западной науки, так и отечественной "психологии политики". В качестве самостоятельного, междисциплинарного по генезису, но достаточно автономного направления конкретных исследований, она исходит из пяти основных, теперь уже общепринятых, специфических для нее частно-научных принципов. Обратим на них особое внимание и подчеркнем их значение. Это, в первую очередь, не только и не столько собственно научные, исследовательские принципы, а некоторые этические постулаты, которые приняла на себя политическая психология. Опыт показывает, насколько велико практическое, прикладное значение политической психологии. Образно говоря, она может быть использована как особое, психологическое "оружие" в реальной политике. Подчас так и происходит. Однако именно в этот момент исчезает политическая психология как объективная наука, как набор знаний, которыми могут пользоваться все без исключения нуждающиеся в них люди и силы. Для того, чтобы этого не происходило, и был выработан набор следующих базовых принципов - своего рода "клятва Гиппократа" для политических психологов. Разумеется, не будем абсолютизировать их значение - и врачи не всегда свято соблюдают свою клятву. Данные принципы следует рассматривать, прежде всего, как некоторые рамки, которых желательно придерживаться политическому психологу в своей работе для того, чтобы политическая психология продолжала развиваться как серьезная объективная наука. Всего их пять, этих основных принципов.
Во-первых, это принцип взвешенности и научного объективизма. Считается, что эпицентром политико-психологического исследования должна быть "зона взаимодействия политических и психологических явлений". Попытки уклона в ту или иную стороны чреваты методологической опасностью редукционизма, то есть сведения сложных политико-психологических реалий либо к узко-политическому, либо к упрощенно-психологическому объяснению.
Во-вторых, принцип гласности и публичности. Утверждается, что центральное место в политико-психологических исследованиях должны занимать "наиболее значимые и актуальные политические проблемы", к которым "привлечено внимание общественности". Помимо того, что именно в решении таких проблем политическая психология оказывается наиболее полезной, гласность и публичность результатов таких исследований служит дополнительным препятствием для их использования в социально-эгоистических, антиобщественных, а иногда и просто криминальных целях.
