ПАВЛОДАРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ
С. ТОРАЙГЫРОВА
На правах рукописи
УДК 94(47)»17/19»(=512.1):930.1
КУЗЕМБАЕВ НУРКЕН ЕРБОЛОВИЧ
ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ КИПЧАКСКИХ ПЛЕМЕН В РОССИИ
(XVIII – ХХ вв.)
07.00.09 – Историография, источниковедение и методы исторического исследования
ДИССЕРТАЦИЯ НА СОИСКАНИЕ УЧЕНОЙ СТЕПЕНИ КАНДИДАТА ИСТОРИЧЕСКИХ НАУК
Научный руководитель
академик НАН РК, д.и.н. Б.Е. Кумеков
Республика Казахстан
Павлодар
2008
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ 3
- ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ КИПЧАКСКИХ ПЛЕМЕН В
XVIII – НАЧАЛЕ XX вв.
- Проблемы кипчаковедения в русской историографии 22
- Этнополитическая история 29
- География расселения племен 45
- Общий вывод 52
2 ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ КИПЧАКСКИХ ПЛЕМЕН (1917-1960 гг.).
2.1 Этногенез и политическая история 54
2.2 Историческая география 69
2.3 Материальная и духовная культура, хозяйство 75
2.4 Общий вывод 84
3 ИСТОРИОГРАФИЯ ИЗУЧЕНИЯ КИПЧАКСКИХ ПЛЕМЕН
(1960-е – 1991 гг.).
3.1 Этнополитическая история и политогенез 85
3.2 Расселение кимеков и кипчаков-половцев 108
3.3 Материальная и духовная культура, хозяйство 115
3.4 Общий вывод 128
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 130
ОБОЗНАЧЕНИЯ И СОКРАЩЕНИЯ 137
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ 138
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы исследования. Кипчаковедение как научное направление в общественных и гуманитарных науках Республики Казахстан занимает приоритетное место. Это связано с тем, что кипчакский язык лег в основу казахского языка, кипчакский этнический компонент составил основное ядро в образовании казахской народности, культура кипчакских племен составила единый фундамент с культурой казахского народа. Поэтому изучение историографии кипчаковедения в нашей стране имеет огромное значение и в силу этого необходимо параллельно изучать исторический опыт других государств с целью его использования в отечественных исследованиях. Кипчаковедение концептуальное научное направление евразийского масштаба. Средневековые кипчакские племена оставили заметный след в истории народов Восточной Европы, прежде всего Руси.
На современном этапе неуклонно возрастает роль и значение историографии как отрасли исторической науки. Эта отрасль, как известно, развивается главным образом в двух взаимосвязанных и взаимозависимых направлениях: разработка теоретических и методологических проблем истории науки, и изучение истории познания отдельных проблем исторической действительности. В исторической науке всегда ощущалась потребность в изучении истории исторической мысли, это помогало понять вехи развития науки, по достоинству оценить научные достижения и научные открытия, отдать дань уважения ученым внесших особый вклад в раскрытии тех или иных проблем науки.
Актуальность темы диссертации в большей мере обусловлена степенью ее научной разработанности. Несмотря на то, что в отечественной и российской историографии есть опыт рассмотрения отдельных вопросов истории изучения кипчакской тематики, до сих пор не было проведено специальных монографических и диссертационных исследований по историографии кипчаковедения в России в период XVIII – ХХ вв.
Исторические исследования дореволюционного периода в целом отражают степень интереса российской общественности и научных деятелей к истории и культуре народов включенных в состав Российской империи. Назрела насущная необходимость в изучении исторического прошлого тюркских народов с целью проведения колониальной политики, необходимо было сформировать точное представление о традиционной культуре и менталитете народов. С этой целью и предпринимались исследования дореволюционного периода.
С приходом к власти большевиков историческая наука была поставлена на методологические «рельсы» марксизма-ленинизма, требовался пересмотр всех достижений имперского периода, было необходимо обосновать верность новой методологии, правильность избранного пути. В связи с этим все военно-политические события истории кочевников стали трактоваться как проявления социальной деятельности народных масс, классовая борьба была признана основным локомотивом общественного прогресса. Естественно в таких условиях не могла идти речь о свободе научной мысли и выборе методологических установок, что порождало однотипные, похожие результаты в области изучения кипчаковедения. В советский период изучение проблем историографии проходило в курсе разработки и внедрения в научные исследования марксистко-ленинской методологии. Признание формационного пути в развитии человеческого общества, а классовая борьба становится основным «двигателем» истории человечества.
В связи с национальным размежеванием республик и автономий потребовалось написание национальных историй, в эту работу были вовлечены крупные научные силы советской интеллигенции. В дальнейшем установка на закрепление и усиление тоталитарной и административно-командной системы на слияние всех народов в единый советский народ отразилась на общем развитии кипчаковедческих работ по истории и этнографии.
Кипчаковедение всегда развивалось в тесной связи с развитием исторических наук, общественно-политические изменения в стране, методологические позиции и установки верхних эшелонов власти также оказали существенное влияние на формирование и развитие данного научного направления. Историографические материалы позволяют проследить эти связи, понять степень влияния этих факторов на дисциплину и в некоторых случаях прогнозировать развитие отрасли научного знания в будущем. Только в видении прошлого, настоящего и будущего возможно полное раскрытие истории исторической мысли, в нашем случае изучение кипчакской проблематики.
Актуальность историографического исследования высока еще в связи с тем, что оно позволяет увидеть слабые стороны в развитии исторических исследований, однобокость, субъективность в представлениях ученых, впрочем, как и возможность выделить сильные, позитивные стороны работ. Вкупе это позволит охарактеризовать исторические процессы в историографии, дать точную оценку, как отдельным исследованиям, так и целым группам историографических источников.
Особо хотелось бы подчеркнуть, что на современном этапе в казахстанской науке проводится активная интеграция гуманитарных наук с мировыми научными центрами, в числе которых Россия занимает одно из первых мест, в данной связи необходимо изучить опыт этой страны в области кипчаковедения. Это будет способствовать интеграции казахстанского и российского кипчаковедения, проведению совместных научно-исследовательских проектов и в конечном итоге будет направлено на взаимное обогащение наших научных представлений и знаний. В перспективе это позволит провести сравнительный анализ уровня развития кипчаковедения в Казахстане и России, что благотворно скажется на выделении кипчаковедения как концептуального научного направления исторической науки.
Цель и задачи. Основной целью настоящего исследования является рассмотрение истории изучения кипчаковедения в России XVIII – ХХ вв.
Для решения поставленной цели необходимо решить конкретные научно-исследовательские задачи:
- выделить и дать историографический анализ этапов развития кипчаковедения в России XVIII – ХХ вв.
- оценить значение русской историографии в деле истории изучения кипчаков и кимеков;
- провести сравнительный анализ этапов изучения этнополитической истории и политогенеза кипчакских племен на материалах дореволюционной и советской исторической науки;
- выявить особенности и ход изучения исторической географии кипчаков в русском и советском кипчаковедении;
- рассмотреть вклад дореволюционных и советских ученых в изучение культурного наследия кипчакских племен.
Объектом исследования выступает историография кипчаковедения в России в период XVIII в. – 1991 г., степень изученности этнической и политической истории, общественной организации, государственности, исторической географии, материальной и духовной культуры кипчакских племен.
Предметом диссертационного исследования служат научно-исследовательские работы по истории, археологии и этнографии кипчаков, а также работы по историографии истории изучения кипчакских племен в русской и советской исторической науке.
Хронологические рамки диссертации ограничены периодом XVIII в. – 1991 г. Фактически это время охватывает дореволюционный и советский периоды в исторической науке России. Выбор хронологических рамок диссертационного исследования является следствием ряда объективных факторов. Исторические сведения по кипчакским племенам в древнекитайских, древнетюркских, мусульманских, древнерусских, западноевропейских письменных источниках составляют предмет источниковедческого анализа. Первые научные исследования, в которых фигурируют сведения по кипчакам, приходятся на XVIII век. Период XIX – начало ХХ вв. это время распространения сведений о кипчакских племенах в исследованиях по истории России, археологии и этнографии. Советский период (1917 – 1991 гг.) выделяется крупными изменениями в методологии научных исследований оказавший огромное влияние на развитие кипчаковедческих исследований в Советской России. В 1991 году в связи с распадом СССР происходят коренные изменения в исторической науке, наблюдается плюрализм во мнениях, свобода научной мысли и выбора методологической платформы исследований, что означает наступление нового периода в этапе развития кипчаковедения в России.
Территориальные рамки диссертационного исследования охватывают территорию в границах современной России. В то же время необходимо заметить, что кипчаковедческие исследования имеют исторические традиции в республиках СНГ, в частности в Республике Казахстан, и в странах дальнего зарубежья, например в Венгрии, Египте, Турции, США, Германии. Это указывает на дальнейшую территориальную перспективу историографических трудов по кипчаковедению не только отдельных государств, но также мирового кипчаковедения.
Методология и методы исследования. Методологическую основу диссертационного исследования составляет цивилизационный подход к истории с главенствующей идеей равноценности всех культур в независимости от рас, религиозных убеждений и способов хозяйственной деятельности. Это позволяет выйти на совершенно новый уровень в изучении проблем кипчаковедения, а именно объективно рассмотреть историографические этапы, научно-исследовательские проблемы исторической науки.
Подчеркнем, что мы сознательно отказались от позиций европоцентризма, оседлоцентризма и формационного подхода к исторической действительности. Так как это способствовало бы искажению объекта исследования и в некоторой степени предсказуемости конечного результата. Согласно этим позициям и подходам кочевое общество было признано примитивным и неравноценным по отношению к оседлым цивилизациям, не способным к общественно-политическому и культурному прогрессу, что не дало возможность изучить феномен кипчакского общества в его многообразии. Особый акцент и упор нами делается на мысли о том, что кипчакские племена взаимодействовали и подвергались влиянию оседлых и кочевых соседей с эпохи древности до современности, как в области этнополитической истории, так и в области культуры. Если в дореволюционной и советской историографии эти проблемы рассматривались отдельно, без прослеживания взаимосвязей и параллелей, что порождало порой непонимание основных закономерностей и общих явлений, то в настоящем исследовании будет сделана попытка преодолеть этот серьезный недостаток.
При историографическом анализе применялся проблемно-хронологический метод, что позволяет одновременно рассматривать проблематику научных исследований и определить этапы в изучении тем.
Из общенаучных методов были использованы методы анализа и синтеза. Из специально-исторических методов – сравнительный исторический и историко-генетический.
При написании диссертации мы часто пользуемся терминами «кипчакские племена» и «кимеки», которые нуждаются в некоторых пояснениях. Под кипчакскими племенами мы подразумеваем, племена собственно кипчаков, кимеков и куманов входивших в Восточнокипчакское и Западнокипчакское этнополитические объединения [1]. Под кимеками разумеются кипчакоязычные кимаки проживавшие на Иртыше. В исторической науке России существует традиция употребления транслитерации этнонима – «кимаки», между тем самоназвание этнонима звучит как «кимеки» [2, с. 33]. В настоящей работе мы приняли транскрипцию этнонима – кимеки, что является более правильным с научной точки зрения.
Источниковую базу диссертационного исследования составляет историографический источник, в который входят научные труды по истории, источниковедению, археологии, этнографии и филологии дореволюционной и советской исторической науки в России.
В дореволюционный период (XVIII в. – 1917 г.) развитие источниковой базы шло по пути преобладания эмпирических исследований, накопления богатого фактического материала, заложения основы в научном изучении кипчакской проблематики. В области истории это труды русских историографов В.Н. Татищева, Н.М. Карамзина, Н.И. Костомарова, Д.И. Иловайского, С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова и А.Е. Преснякова [3-12]. Крупный вклад в разработку тематики внесли исторические труды П.В. Голубовского и В.В. Бартольда [13-26]. Этнографические труды П.И. Рычкова, И.Г. Андреева, А.И. Левшина, Л. Мейера, Н.И. Красовского, Н.И. Гродекова, А.Н. Харузина, Н.А. Аристова, позволили установить родоплеменной состав кипчакских родов в составе тюркских народов [27-36]. Источниковедческие работы китаиста Н.Я. Бичурина, латиниста А.М. Малеина, арабиста В.Г. Тизенгаузена, дали возможность на прочной источниковой основе рассматривать историю, культуру и географию кипчаков с эпохи древности по средневековье [37-39]. Археологические изыскания А.С. Уварова, А.И. Кельсиева, Н.И. Веселовского, Н.Е. Бранденбурга, обратили внимание исследователей на проблему археологических памятников кочевников южнорусских степей [40-42]. Филологические исследования В.В. Радлова, П.М. Мелиоранского, Вл. Каллаша, поставили проблемы тюркской лексики в древнерусском языке и литературе, и кипчакского языкознания [43-46].
В период с 1917 по 1960 гг. наблюдается отход от общей эмпирической направленности работ, научные исследования встают на прочную методологическую основу формационного подхода, повсеместно проводится идея классовой борьбы, первоочередное значение приобретают исследования в области социальной истории, социальный аспект становится подавляющим в исторических исследованиях. В этот же период происходит сложение сильной научной школы советской истории, археологии, этнографии, языкознания. Среди исторических работ можно выделить труды по истории В.В. Бартольда, А.Ю. Якубовского, П.П. Иванова, А. Пономарева, К.В. Кудряшова, Б.Д. Грекова [15-26; 47-55]. В этих работах утвердилась подлинная научная основа изучения кипчакской проблематики, были освещены проблемы военно-политической истории, этнической истории, географии и экономики кипчакских племен в России, Казахстане и Средней Азии. Археологические публикации А.Н. Бернштама, С.В. Киселева, Л.А. Евтюховой заметно расширяют горизонты археологических поисков кипчакских древностей в Казахстане, Средней и Центральной Азии [56-62]. Источниковедческие исследования арабистов И. Умнякова, С.Л. Волина, ираниста А.А. Ромаскевича, тюрколога А.Н. Кононова, китаиста Н.В. Кюнера, слависта М.Д. Приселкова, позволяют выйти на новый научный уровень в изучении проблем кипчаковедения, ввести в научный оборот неизвестные и малоисследованные памятники письменности Запада и Востока [63-70]. Труды филологов В.А. Пархоменко и В.А. Гордлевского позволяют взглянуть другими глазами на лингвистические связи русских и кипчаков, что позволяет говорить о многосторонних связях между кочевниками и оседлым народом [71-72]. Вл. Гордлевский при описании истории сельджуков повествует о ранних этапах этнической истории огузских племен и их взаимоотношениях с кипчакскими племенами [73]. Этнографические экспедиции предоставили обширный материал по этногенезу и культуре современных тюркских народов, в составе которых присутствует кипчакский этнический компонент. На основе этнографических материалов создали свои труды советские этнографы С.П. Толстов, К.Л. Задыхина, Л.П. Потапов, в которых уделено внимание кипчакской тематике [74-79]. Все это, в совокупности, позволяет высоко оценить развитие научных исследований в кипчаковедении. Вместе с тем следует констатировать, что настоящее научное изучение кипчаков было начато с трудов востоковеда В.В. Бартольда. В трудах академика нашли свое отражение история, историография, источниковедение, историческая география, филология, археология и этнография кипчаковедения.
С 1960 по 1991 гг. наступает новый период в разработке проблем кипчаковедения. Крупные успехи, достигнутые предшественниками, способствовали активному изучению проблематики, дали возможность к расширению и углублению исследований исторического, источниковедческого, историографического, филологического, археологического и этнографического характера. Этому процессу способствовали региональные изучения вопросов истории и культуры кипчаков в республиках и автономиях, интеграция гуманитарных наук, комплексные изыскания.
Советские историки В.В. Каргалов, Б.А. Рыбаков, В.Т. Пашуто, Л.Н. Гумилев активно включились в работу по изучению кипчакской тематики, в поле зрения авторов попадают проблемы взаимоотношений Киевской Руси и половцев, прослеживаются положения о равноправности в отношениях соседей и многосторонности международных отношений [80-86]. Благодаря изысканиям тюркологов А.Н. Кононова и С.Г. Кляшторного, востоковеда Б.Н. Заходера, ираниста В.А. Ромодина, были уточнены, и в некоторых случаях исправлены, гипотезы этнической истории кипчаков, выявлен пласт письменных сведений памятников мусульманского круга о пребывании кипчакских племен в Поволжье, Средней Азии и на Алтае, изучена этимология кипчакских этнонимов [87-90].
Филологи Н.А. Баскаков и И.Г. Добродомов сделали предметом своих изысканий тюркскую лексику в древнерусском языке, литературе и фольклоре [91-103]. При этом были сделаны интересные выводы о степени и значении влияния кипчакского языка на древнерусскую культуру. Огромных успехов в изучении кипчакских археологических памятников добились археологи С.А. Плетнева, Г.А. Федоров-Давыдов, А.Ф. Шоков, Н.А. Мажитов, В.А. Иванов, В.А. Кригер, Я.А. Федоров, Г.С. Федоров, Т.М. Минаева, Д.Г. Савинов, В.А. Могильников, Ю.С. Худяков [104-132]. Это важные исследования по материальной культуре кочевников, исторической географии половецких кочевий и орд, систематизация и классификация каменных изваяний кипчаков, военного дела и искусства, этногенетической истории кипчаков и кимеков и т.д.
Неподдельный интерес вызывают работы этнографов Р.Г. Кузеева и Г.Е. Маркова посвященные родоплеменному составу кипчаков у башкир, структуре родоплеменной организации, прослеживанию этапов заселения и освоения территории, материальной и духовной культуре кочевников, экономике кочевого хозяйства [133-141]. Так, труды Г.Е. Маркова положили прочную основу для выделения специфики кочевого скотоводства, что оказало существенное влияние на представления ученых об общественном строе и культуре кипчакского общества.
Таким образом, отмечается новый качественный переход в исследованиях, проявившийся в привлечении данных гуманитарных наук, появлению работ теоретического характера в обобщающих трудах, в которых подводятся итоги и намечаются перспективы кипчаковедческих исследований.
Из всего вышеуказанного можно прийти к выводу о том, что сведений историографических источников вполне достаточно для развернутого историографического анализа темы истории изучения кипчаков и кимеков в России XVIII – ХХ вв.
Степень научной разработанности темы. История изучения кипчакских племен в России в XVIII – XX вв. прошла в своем развитии три историографических периода связанных с развитием исторической мысли и методологии исторического исследования. Первый этап, дореволюционный период, можно охарактеризовать как период сбора и накопления исторических фактов и сведений о кипчакских племенах, написания и публикации первых научных трудов посвященных кипчакской проблематике. Интерес к истории кипчаков был обусловлен изучением исторического прошлого Российской империи, особенно периода Киевской Руси, вплоть до монгольского нашествия, когда кипчакские племена господствовали в южнорусских степях. Другим немаловажным фактором интереса к кипчакам в исторической науке России было вхождение в состав Российской империи башкир, казахов, татар, узбеков, каракалпаков, алтайцев, народов Кавказа, требовавшее проведение реформирования традиционных обществ посредством введения институтов гражданского общества, юридического права, европейского просвещения и культуры. Для этого было необходимо изучить историю, традиции, обычаи, родоплеменной состав, родовой быт и хозяйство народов.
В дореволюционной исторической науке выделяются два основных направления в области изучения кипчакских племен. Представители первого направления занимались историей Киевской Руси и кочевников, преимущественно кипчаков-половцев. Представители второго направления интересовались историей тюркских народов, в составе которых имелись кипчаки. Проведенная градация направлений в науке достаточно условна, так как имелись исследования, посвященные как истории кипчаков в составе тюркоязычных народов, так и их связям с историей Древнерусского государства. Но все же она позволяет понять основную характерную особенность дореволюционной исторической науки в области кипчаковедения.
Труды русских историографов В.Н. Татищева, Н.М. Карамзина, Н.И. Костомарова, Д.И. Иловайского, С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова и А.Е. Преснякова, посвящены истории России [3-12]. В связи с изучением истории Древнерусского государства историки рассматривают политические взаимоотношения русских и половцев. Односторонность в рассмотрении проблемы, негативизм в отношении кочевников, привели к отрицательной оценке роли половцев в истории Киевской Руси. По мнению историков, половцы негативно влияли на развитие внутриполитических, экономических и социальных процессов государства.
Односторонность в исследованиях и негативное отношение к кипчакам-половцам не позволили исследователям увидеть положительных моментов в истории и культуре соседей. Это заключение брачных союзов, способствовавших появлению политических союзов и родственных связей, взаимовлияние в материальной и духовной культуре, например, в сфере военного дела, языка, фольклора.
Параллельно с развитием русской историографии наблюдается зарождение и стремительный рост истории, этнографии, филологии и археологии. В этих областях исторического знания интересовались проблемами этногенеза, военно-политической истории, родоплеменного состава, материальной и духовной культуры тюркских народов, в составе которых находились кипчаки.
Одним из первых исследователем историком и этнографом был П.И. Рычков служивший в Оренбургском ведомстве. В своей известной работе «Топография Оренбургской губернии», ученый приводит данные по родоплеменному составу кипчаков в составе башкирского народа, здесь же говорится о присутствии кипчаков у казахов [27, с. 56, 80-81]. Подробные сведения о родоплеменном составе кипчаков у казахов приводятся в трудах И.Г. Андреева, А.И. Левшина, Н.И. Красовского, А.Н. Харузина и Н.И. Гродекова [28, с. 28; 29, с. 290; 31, с. 364-365; 32, 33, с. 19-20; с. 62, 72]. Этнографы А.Н. Харузин, Н.Н. Харузин и Н.А. Аристов фиксируют наличие кипчаков среди казахов, узбеков, башкир, киргизов, туркмен и алтайцев [33, с. 76; 142, с. 161; 36, с. 428-429, 432-433, 435, 436, 473]. Эти сведения стали базой для дальнейших исследований по этногенезу тюркских народов, как в дореволюционный, так и в советский периоды.
В деле освещения истории кипчаков первоочередное значение приобретают исследования источникового характера. Труды Н.Я. Бичурина и А.М. Малеина позволили ввести в научный оборот сведения о кипчакских племенах из древнекитайских и западноевропейских письменных источников [37; 143; 38].
Весомый вклад в разработку кипчакской проблематики внесли работы археологов, позволившие обратить внимание исследователей на материальную и духовную культуру кипчаков. Это работы А.С. Уварова, А.И. Кельсиева, Н.Е. Бранденбурга и Н.И. Веселовского [40, с. 516-517; 41, с. 76; 42 с. 15-16]. Археологические исследования проводились в местах прошлого кочевания кипчаков-половцев, большое внимание уделялось проблемам каменных изваяний и погребальному обряду кочевников. Однако несовершенство методики археологических раскопок, отсутствие сильного координирующего центра, отсутствие ведения отчетной документации, и системы хранения и обработки археологических артефактов, не позволили решить проблемы археологического изучения кипчакских древностей.
Параллельно с выявлением памятников на юге России и в Казахстане, выявляются новые памятники на Алтае и в Монголии. Так, Г.Н. Потанин в Северо-Западной Монголии обнаружил и зарисовал несколько экземпляров каменных статуй [144]. Многочисленные памятники на Алтае были обнаружены и описаны Н.М. Ядринцевым [145]. В итоге Н.М. Ядринцев пришел к выводу, что «…здесь обитали племена, представляющие довольно высокую степень культуры и обладавшие весьма совершенным искусством» [145, с. 201].
Параллельно с успехами этнографии и археологии широко развивалась история. Особенно крупные достижения приходятся на последнюю четверть XIX – начало XX вв. Это время публикации научных работ Н.А. Аристова, посвященных этнической истории тюркоязычных народов: казахов, киргизов, татар, в составе которых имеются кипчаки. Арабист В.Г. Тизенгаузен публикует свой фундаментальный труд по истории Золотой Орды, В.В. Радлов поднимает проблему кипчакского языка в словаре «Кодекс Куманикус», П.В. Голубовский исследует историю кочевников южнорусских степей до монгольского нашествия [39; 43; 13].
В.В. Радлов и А.А. Куник написали рецензию на работу П.В. Голубовского. В ней было указано, что главный недостаток работы автора составляет отсутствие «строгого историко-филологического метода по части исторической этнографии», т.е. методики исторического исследования. Все же востоковеды дали благоприятный отзыв, указав на сложность избранной темы и невозможность одному человеку в полной мере рассмотреть объект исследования [146].
Научное творчество Н.А. Аристова стало предметом исследования в рецензиях Н.Н. Харузина и В.В. Бартольда. Этнограф Н.Н. Харузин подчеркивает успехи, достигнутые ученым в деле изучения этнической истории казахского народа, вместе с тем указывает на общность казахов, киргиз, башкир, узбеков, туркмен и алтайцев, в составе которых присутствуют кипчаки [142]. Востоковед В.В. Бартольд проанализировал материалы другой работы историка «Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности» [147]. В рецензии были рассмотрены кипчакские сюжеты, отмечено родство куманов, кипчаков и канглов, т.к. последние весьма часто фигурировали в мусульманских источниках.
Возрастающая роль востоковедения в изучении проблем кипчаковедения становится очевидной после издания ряда работ В.В. Бартольда, востоковеда широкого профиля – историка, филолога, этнографа, фольклориста и археолога. Роль ученого в становлении кипчаковедения как научной дисциплины бесспорна, им были заложены теоретические основы кипчаковедения, расширены масштабы научных исследований и разработана методика исторического исследования, базировавшаяся на комплексном источниковедении и верифицировании предоставляемых данных.
Список проблем имеющих отношение к кипчакской проблематике в трудах В.В. Бартольда обширен. Это проблемы этногенеза народов, в состав которых вошел кипчакский компонент, история взаимоотношений кипчакских племен с Хорезмом, история кипчакских племен: кипчаков и кимеков, погребальный обряд, переводы мусульманских письменных памятников.
Крупное научное значение имеет рецензия В.В. Бартольда на труд Й. Маркварта «О народности половцев»[1]. Этот отзыв позволяет оценить одну из лучших работ в области кипчаковедения немецкой исторической науки [23]. Обширная эрудиция ученого, богатая палитра тем исследования, подробное изучение отношений кипчаков, кимеков, куманов, канглов, татар, кунов, огузов, рассмотрение глобальных процессов движения кочевых народов с востока на запад, по мнению В.В. Бартольда, составляют положительные стороны труда историка. Не скрылись от внимательного взора академика недостатки и упущения в виде слабой разработки проблем религиозных учений в среде кочевников, слабые историко-географические познания ученого, отношение кипчаков к белокурой расе на основании китайских источников, опора в основном на источники китайские в урон мусульманским сочинениям, что заметно отразилось на аналитической части исследования Й. Маркварта. К этому можно добавить бессистемность, разбросанность материалов, отсутствие четкой концепции истории кочевых народов, в частности кипчаков.
С легкой руки В.В. Бартольда в русском, а затем в советском, востоковедении утвердились положения о тюркоязычности кипчакских племен, о едином этническом происхождении кипчаков, кимеков, куманов и половцев, а также о том, что кипчаки составили ядро казахского народа и сыграли выдающуюся роль в образовании современных тюркоязычных народов.
Одним из ярких представителей тюркологии конца XIX – начала XX вв. был Платон Мелиоранский. Лингвист обратил внимание на «Слово о полку Игореве» и исследовал его на предмет тюркских заимствований в древнерусском языке [44-45]. Это положение стало основой для последующих филологических исследований в тюркологии.
Небольшая заметка В. Каллаша исправляет ошибку русских историков смешивавших этнонимы куман и половцы с татарами, и указывает, что это оплошность «перекочевала» из былевого эпоса и, по-видимому, в летописи [46].
Таким образом, в дореволюционной русской историографии сложилось два основных направления: первое, основанное на данных свода письменных источников и второе, опиравшееся на сведения, полученные этнографами, историками, военными, чиновниками экономистами и демографами, во время полевых экспедиций и на местах службы. Представители первого направления в основном занимались раннесредневековыми, частично позднесредневековыми, кипчаками. Представители второго направления соответственно кипчаками нового и новейшего времени.
В дореволюционный период ученые преимущественно интересовались проблемами этнической истории кипчакских племен и взаимоотношениями кочевников с Киевской Русью, а также археологическими древностями кипчаков-половцев.
Дореволюционный период был временем заложения фундамента для развития советской науки, многие советские ученые были воспитанниками русской исторической школы и продолжили традиции русского востоковедения и тюркологии, археологии и этнографии. Также был намечен ряд направлений в исследованиях по кипчаковедению.
С возникновением Советского Союза на огромной территории бывшей Российской империи происходят глубокие, грандиозные по своим масштабам изменения. Этот процесс коренным образом раз и навсегда изменил парадигму исторической науки и методологию научных исследований. На смену «буржуазной» методологии приходит марксистко-ленинская, с присущей ей теорией формаций и постулатом классовой борьбы в обществе.
Кипчакская проблематика нашла свое развитие в трудах дореволюционных ученых продолживших свои исследования в советский период. Одним из крупных ученых дореволюционного периода был В.В. Бартольд. Ученому удалось аккумулировать опыт русского востоковедения и передать его своим ученикам. Прямым образом это отразилось на развитии кипчаковедения, академик В.В. Бартольд был первым ученым, с которого следует начинать научное изучение кипчакской проблематики в России.
Востоковед локализует центр кимеков на реке Иртыш, говорит о подчинении кипчаков кимекам, которые впоследствии утратили свой политический статус. Академик прямо указывал на кипчаков как ядро казахской народности. Это положение ученого было активно воспринято в научной среде и стало основой для научного изучения этнического состава казахов [16; 20].
Участвуя в написании истории отдельных народов вошедших в состав СССР, казахов, туркмен, киргизов, узбеков, таджиков и азербайджанцев, В.В. Бартольд способствует пониманию исторической роли кимеко-кипчакских племен в этногенезе и истории тюркских народов, это стало фундаментом для дальнейшего развития кипчаковедческих исследований в СССР.
Советские востоковеды активно способствовали введению в научный оборот исторических источников, изучение которых в целом позволило реконструировать этапы древней и средневековой истории кипчакских племен. Арабист И. Умняков посвятил исследование анализу карты М. Кашгарского на которой локализованы племена периода раннего средневековья, среди них отмечены йемеки и кипчаки [66]. Составители сборника источников «Материалы по истории туркмен и Туркмении» С.Л. Волин, А.А. Ромаскевич и А.Ю. Якубовский, проделали кропотливую и уникальную работу по поиску, переводу и комментированию ценных мусульманских источников [67]. Востоковедом Л.А. Хетагуровым был осуществлен перевод персидского источника «Сборник летописей» Рашид-ад-Дина [148]. Тюрколог А.Н. Кононов подготовил к изданию труд хивинского историка «Родословная туркмен» Абулгази-Бахадур-хана, имеющего большое научное значение [68].
Эти источники имеют крупное научное значение в разработке проблем кипчаковедения. Информация источников позволила восстановить исторический фон событий происходивших в Дешт-и Кипчаке, дала основания для локализации кипчакских племен и выявления кипчакского компонента в этногенезе тюркских народностей СССР.
Источниковедческая работа стала основой для научных открытий в кипчаковедении. Китаист Н.В. Кюнер обращает внимание на этнонимы, упоминаемые в китайских источниках у Н.Я. Бичурина, а именно «Цзюйше» и «Кюеше», которые восстанавливает, как этноним «кипчак» [149, с. LLV, 51]. Эта гипотеза стала основой для реконструкции раннего этапа древней истории кипчаков в Центральной Азии. Исследователь А. Пономарев проводит анализ этнических названий кипчакских племен фигурирующих в разноязычных письменных памятниках и поднимает проблему внешнего, антропологического, облика кипчаков [51].
Наблюдается постепенный отход от взгляда на кипчаков-половцев как врагов Киевской Руси. В.А. Пархоменко ставит под сомнение идею принципиального противостояния половцев как кочевников и русских как оседлых народов. Летописи, по мнению автора, предоставляют богатейший материал о дружественных отношениях между представителями верхушки народов. Эти отношения в форме совместных съездов, династийных браков и военных походов против общих неприятелей демонстрируют симпатию между народами [71, с. 391]. Востоковед В.А. Гордлевский выделяет две исторические тенденции, с одной стороны это ненависть к половцам навязываемая православной церковью, с другой тяга народов, выражавшаяся в торговле, браках и культурном обмене. Тем самым ученый подчеркивает искусственно созданный церковью фантом вечного врага Руси – кочевника [72, с. 487].
Историк Б.Д. Греков считал, что военные действия половцев и русских носили взаимный характер, русские, как и половцы, ходили в походы, разоряя кочевья и угоняя людей в плен [55, с. 470].
Однако большинство исследователей по-прежнему считали кипчаков врагами русского народа, негативно повлиявшими на развитие православия и культуры Киевского государства.
Профессора К.В. Кудряшова интересовали проблемы реконструкции маршрутов походов русских князей на половцев, местонахождение городов и территориальных групп половецких родов, и отдельных географических названий Половецкого поля [52; 54].
Большие успехи делает историческая наука в разработке проблем кипчаковедения в республиках Средней Азии, Западной и Южной Сибири. Многолетние этнографические, археологические и антропологические экспедиции начинают давать плодотворные результаты.
Этнограф С.П. Толстов для казахов признал основным этническим компонентом «восточнокипчакские (половецкие) политические объединения XI – XII вв.». Тем самым ученый поддержал точку зрения В.В. Бартольда на теорию этногенеза казахского народа [75, с. 304].
С.П. Толстову удалось выяснить исторические причины движения кыпчакских племен в южнорусские степи в XI веке, этот процесс он связывает с падением государства янгикентских ябгу и как вследствие этого ослабления печенежско-огузских племен, которые не смогли сдержать напор кипчаков на Сырдарью и в Восточную Европу [76, с. 93].
Исследователь К.Л. Задыхина на основе имеющихся данных по истории и этнографии выявляет тесную связь ктай-кипчаков, кипчаков с канглы, а также кипчаков с конратами [77]. Здесь же отмечается наличие кипчакских родов у ногайцев, каракалпаков, казахов, башкир, южных алтайцев, узбеков [77, с. 767-768]. Сведения этнографа позволяют конкретизировать, уточнить отдельные моменты в этнических контактах средневековых кочевников.
Л.П. Потапов при изучении истории и этногенеза алтайцев пришел к важному заключению о роли кыпчакского племенного объединения в судьбе тюркского мира Евразии: «Временное объединение тюркоязычных кочевников под гегемонией кыпчаков содействовало созданию культурно-бытовой общности между этими племенами, находившимися на более или менее одинаковом уровне общественно-экономического развития» [78, с. 33]. Из этого следует, что кипчаки своими завоеваниями создали конгломерат племен и родов, это способствовало претворению в жизнь традиций государственности и привело к появлению Кипчакского ханства.
Исследователи всерьез интересуются не только этнической принадлежностью каменных изваяний, но и вопросами их социальной интерпретации, этнографическими особенностями и т.д. [19; 61, с. 297; 62, с. 116; 79, с. 144; 78, с. 28].
Таким образом, оценивая период 1917-1960 гг. в исторической науке, можно выделить крупные позитивные сдвиги в изучении наследия кипчаков, была разработана и апробирована на практике методология научных исследований, основанная на методах истории, археологии, этнографии, лингвистики, географии и других научных дисциплин. Были созданы необходимые условия для роста научных кадров и поставлены основные задачи в научных исследованиях, написаны фундаментальные работы по истории отдельных республик, в которых были освещены вопросы влияния кипчакского компонента на их этническую историю.
Советская историография 1917-1960 гг. в изучении русско-половецких отношений фактически оставалась на позициях русской историографии дореволюционного периода. Половцы представлялись по-прежнему неизбежным злом, агрессорами и поработителями, разрушителями ценностей славянской культуры. В этот период становятся актуальными исследования по этнической и политической истории народов, в состав которых вошел кипчакский этнический элемент. Обращено внимание на проблемы исторической географии, культуры и общественного строя кипчаков.
Необходимо заметить, что с 1917 по 1960 годы в исторической науке не проводились историографические исследования по кипчаковедению. По-видимому, это было связано с развитием собственно исторических, этнографических, археологических исследований, с подготовкой и развитием фундамента советской исторической науки.
С начала 1960-х годов в советской исторической науке сложилась благоприятная ситуация когда накопленный опыт и знания в области кипчаковедения позволили совершить ряд крупных научных достижений в области археологии, истории, источниковедении, филологии и этнографии. Выходит в печать ряд специальных фундаментальных трудов посвященных кипчакской проблематике. Активно развиваются кипчаковедческие исследования в республиках и автономиях СССР. Все это позволяет говорить о начале нового периода в изучении кипчакской проблематики.
Актуальными остаются проблемы взаимоотношений Киевской Руси и половцев. Историк В.В. Каргалов поднимает проблему половецких набегов на Древнерусское государство, отмечает организованность половецких веж [80, с. 72]. Н.А. Баскаков указывает на родственные отношение между русской и половецкой знатью как важный фактор во взаимоотношениях соседей [96, с. 92-98]. С.А. Плетнева выделяет пять «внешних» периодов в истории половцев, говорит о взаимных потерях сторон в ходе военных действий [104, с. 220-226].
Историк Л.Н. Гумилев подчеркивает равноправный характер взаимоотношений русских и половцев [86]. С.А. Плетнева предлагает собственную классификацию взаимоотношений между кочевниками и земледельцами: 1) враждебные; 2) союзнические; 3) даннические; 4) вассальные [150, с. 150].
Археолог Г.А. Федоров-Давыдов выявил памятники и проследил исторические судьбы кипчаков-половцев в истории и культуре Золотой Орды [108, с. 8]. Этнограф Р.Г. Кузеев отмечает кипчакскую миграцию в Башкирии в XIII – XIV вв., кипчаки заняли юго-восточную и южную Башкирию [137, с. 170-171]. Археологи Н.А. Мажитов, В.А. Иванов и В.А. Кригер обращают внимание на кипчакские древности в предмонгольский и монгольский периоды, отмечают распространение кипчакских памятников на всем Южном Урале [112; 113; 116]. Эти исследования позволили на научной основе доказать существование кипчакских племен в составе Золотой Орды и более того, показать территории распространения кипчаков, тем самым дополнить данные письменных источников.
Исследования Я.А. Федорова и Г.С. Федорова на Северном Кавказе, А.Ф. Шокова и Т.М. Минаевой на в Подонье и на Ставрополье подтверждают наличие крупного половецкого центра в северокавказских степях и на Дону [118; 109; 119].
Тюрколог С.Г. Кляшторный основываясь на прочтении Г.И. Рамстедом рунической надписи «Селенгинского камня», находит кипчаков в истории древних тюрков, отождествляет кыпчаков с сирами, тем самым заполняет «белое» пятно в раннесредневековой истории кипчаков [88, с. 154-155].
С.А. Плетнева выделяет восемь самостоятельных объединений половцев по местам концентрации их кочевий и погребальных памятников [106, с. 19, 23]. Г.А. Федоров-Давыдов выделяет шесть центров кочевий [108, с. 147-150]. Если С.А. Плетнева считает эти объединения союзами орд и только приднепровское и донецкое объединение определяет как ханства, то Г.А. Федоров-Давыдов считает их союзами племен, не достигших уровня государственных образований [106, с. 23; 108, с. 222-223]. Из этого следует, что, по мнению советских ученых, кипчакские племена не имели единого государства и не достигли высокого уровня развития государства с присущими ему централизованной властью, аппаратами управления и подчинения, юридическим правом и другими отличительными признаками.
Д.Г. Савинов полагает, что кипчаки постоянно проживали на юге Западной Сибири [126]. Кимеки, по мнению археолога, создали сросткинскую культуру, которую распространили на все кимеко-кипчакское объединение и эту культуру следует считать государственной [127, с. 118].
Одной из сложных проблем кипчаковедения является этимология этнонимов кипчакских племен. И.Г. Добродомов критикует несостоятельные версии этимологии этнонима «половцы» как производного от «полон», «полог», «поле». Выражает сомнение о тождестве китайского «цюйше» и тюркского «кыпчак» [101, с. 110-111]. Тюрколог А.Н. Кононов приходит к выводу, что «этноним «куман», «кыпчак», «кумык» – генетически родственных племенных образований – восходит к одному корню (куб) и представляет собою различные формы фонетико-морфологического развития этого корня уменьшительно-ласкательные формы + показатель собирательности» [87, с. 166].
В процессе работы Г.Е. Маркова и Б.В. Андрианова была выработана теория хозяйственно-культурных типов. По мнению авторов: «Номадизм – это не только способ ведения пастбищного скотоводческого хозяйства, но и целостная хозяйственная социально-экономическая и территориально-географическая система со свойственными ей строго определенным уровнем разделения труда, характером собственности на средства производства, патриархально-общественными социальными отношениями и соответственными общественными институтами, племенной общественной организацией» [151, с. 9]. Тем самым ученые признают наличие номадизма как хозяйственно-культурного феномена, что представляет большие эвристические возможности в области кочевниковедения.
Особым интересом у археологов пользуются кипчакские каменные изваяния, на основе изучения, которых они локализуют кочевья кипчаков, судят об уровне развития материальной и духовной культуры [106; 108].
Среди специальных историографических исследований можно выделить труды археологов С.А. Плетневой и Г.А. Федорова-Давыдова, посвященных истории археологического изучения кипчакских памятников предшественниками. В этих работах была дана объективная оценка археологических исследований. Интерес представляет вывод С.А. Плетневой, что в русской и советской исторической литературе нет ни одного труда посвященного изучению истории кочевников с привлечением письменных и археологических источников [104, с. 151-153].
Г.А. Федорова-Давыдов анализирует достижения западноевропейской исторической науки, трудов русских и советских ученых посвященных проблемам монгольской истории и государственности. Вместе с тем рассматривает вопросы социополитической организации кочевников вошедших в состав Золотой Орды. В поле зрения автора оказались взгляды ученых на общественный строй кочевых обществ: древних тюрок, казахов, турков и монголов. По мнению археолога в Золотой Орде был создан синтез общественно-политических систем монголов и кипчакских племен, который исследователь именует особым вариантом «кочевого феодализма» [152, с. 3-25]. Историографический анализ, проделанный корифеем археологии, является одним из лучших исследований в этой области.
Объектом историографического исследования Р.М. Мавродиной стала история взаимоотношений кочевников – печенегов, торков и половцев. В исследовании ученого подводятся итоги изучения сложной темы в исторической науке России дореволюционного и советского периодов, вплоть до 1960-х годов [153]. Историк добросовестно отнесся к поставленной задаче и проработал обширный круг историко-археологических, фольклорных произведений, подспудно привлекая работы по этнографии и антропологии. Структура историографического обзора выдержана в соответствии с принципами историографии – выделены два этапа и периоды в развитии истории изучения.
Первый этап связан с дореволюционной русской историографией с двумя периодами дворянской и буржуазной, и марксисткой историографией. Второй этап связан с советским периодом и доведен до 60-х годов ХХ века, с периодами 20-х – середины 30-х гг., середины 30-х – середины 50-х гг. и середины 50-60-х гг. На наш взгляд автор неверно выделил в дореволюционном этапе два периода дворянский и буржуазный, а также марксистский, основываясь на учении о формациях, т. к. это не соответствует реальной историографической ситуации в XVII – XIX вв. Так, мы не считаем возможным выделение марксистского периода, на основе выделения историографической ценности работы Г.В. Плеханова в области кочевниковедения. Впрочем, обозначение дворянского или буржуазного периода, т.е. по классовой принадлежности авторов того времени, также считаем некорректным, необходимо учитывать закономерности в развитии исторической науки и определять периоды исходя из внутренних, содержательных характеристик исследований, а не руководствоваться идеологическими убеждениями своего времени [154, с. 39-40].
Период 1960-1991 гг. в советской историографии отмечен качественными изменениями в изучении кипчакской проблематики. Созидательная многолетняя работа целых поколений ученых дала свои положительные результаты. Это позволило выйти на качественно новый уровень в гуманитарных исследованиях.
Кипчаки по-прежнему рассматривались как в положительном, так и в отрицательном ключе. Все же в области русско-половецких взаимоотношений кочевники предстают равноправным партнером. Отношения между земледельцами и кочевниками имеют сложный характер от родственных и даннических до союзнических и вассальных. При чем эти отношения могут носить ярко выраженный враждебный характер. Это позволило увидеть динамику отношений не только в области политики, но также в культуре и экономике. Изучение круга письменных источников подвигло ученых на мысль о высоком уровне социально-политического развития. Хотя по-прежнему считалось, что кипчаки не имели единого государства, лишь отдельные государственные образования. Исследователи на основе обширной источниковой базы с привлечением данных новых письменных, археологических и фольклорных источников, приблизились к изучению истории кипчакских племен.
Из материалов исследований ученых следует, что монгольское нашествие уничтожило заключительный процесс формирования кипчакской народности, который пошел по пути участия кипчакского этнического компонента в образовании современных тюркоязычных народов.
В конечном итоге в исторической науке России намечается тенденция уделения внимания на выявление специфики средневекового кипчакского общества, без учета которой невозможна объективная оценка развития кипчакских племен.
Специальные историографические исследования по истории изучения кипчакских племен охватывали археологическое изучение кипчакских древностей и проблему взаимоотношений Древнерусского государства и кипчаков южнорусских степей.
Подводя общий итог можно прийти к заключению, что история изучения кипчакских племен в России до 1991 г. прошла три последовательных этапа: 1) XVIII в. – 1917 г.; 2) 1917 – 1960 гг.; 3) 1960 – 1991 гг. Этапы были определены посредством анализа историографических источников по истории, археологии, этнографии и филологии. Как видно из историографического анализа советского периода разработка кипчакской проблематики происходила в трех основных направлениях: а) этнополитическая история и политогенез; б) историческая география; в) материальная и духовная культура, хозяйство.
Историографические исследования, посвященные истории изучения кипчакской проблематики в дореволюционной и советской исторической науке состояли из нескольких рецензий на крупные монографии, либо представляли собой историографические очерки археологического изучения кипчаков и взаимоотношений кипчакских племен с Киевской Русью. Однако в исторической науке России нет ни одного историографического исследования охватывавшего историографию российского кипчаковедения в таких обширных хронологических и проблемных рамках как настоящее диссертационное исследование.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что проблема истории изучения кипчакских племен в России XVIII в. – 1991 г. поднимается и рассматривается впервые в отечественной и мировой исторической науке. Именно в такой постановке проблемы охватывающей хронологические и территориальные рамки – Россия периода XVIII в. – 1991 г. Историографический анализ был проведен на базе цивилизационного подхода, что также составляет научную новизну настоящей диссертации. Вместе с тем новизна и значимость историографического исследования состоит в следующем:
- сделана попытка рассмотрения и обоснования выделения кипчаковедения в России как научного направления;
- на основе анализа широкого круга научной литературы была дана периодизация истории изучения кипчакских племен в России;
- определен круг проблем, это этнополитическая история, историческая география, материальная и духовная культура, хозяйство, в рамках, которых идет изучение кипчакских племен в российской исторической науке;
- определена эволюция представлений дореволюционных и советских авторов о роли и значении кипчаков в истории России;
- обозначены перспективы дальнейших исследований в области изучения кипчакских племен в российской историографии.
Научно-практическое значение диссертационного исследования состоит в том, что в работе впервые предпринят историографический обзор и анализ работ в области кипчаковедения на материалах российской исторической науки. В рамках диссертации обработан обширный круг исторических исследований и трудов по историографии кипчаковедения. Основные положения диссертации могут послужить основой для разработки теории кипчаковедения, конкретно историографии дисциплины. Вместе с тем материалы исследования пригодны для научно-исследовательских трудов в сфере этнополитической истории, исторической географии и культуры кимеко-кипчакских племен, шире племен вошедших в состав кипчакского этнополитического объединения Восточного и Западного Дешт-и Кипчака. Возможно применение диссертационных материалов при разработке учебных пособий, учебников и учебных спецкурсов для студентов, магистрантов и аспирантов историков, археологов, этнографов, филологов.
Положения, выносимые на защиту:
- история изучения кипчакских племен в России с XVIII в. по 1991 г. прошла три последовательных этапа: 1) XVIII в. – 1917 г.; 2) 1917 – 1960 гг.; 3) 1960 – 1991 гг.. Этапы были определены посредством анализа историографических источников по истории, археологии, этнографии и филологии;
- кипчаковедение в России с XVIII в. по 1991 г. развивалось по пути изменений в методологии и методике гуманитарных наук, все большей специализации научных исследований;
- разработка кипчакской проблематики происходила в трех основных направлениях: а) этнополитическая история и политогенез; б) историческая география; в) материальная и духовная культура, хозяйство;
- русская дореволюционная историография односторонне подходила к рассмотрению кипчаков-половцев как негативного фактора в истории Древнерусского государства, препятствовавшего развитию культуры, экономики и государственности;
- подлинное научное изучение кипчакских племен начинается с трудов академика В.В. Бартольда, востоковед был связующим звеном между поколениями дореволюционных и советских ученых;
- по мнению дореволюционных и советских ученых, кипчаки в своем политическом развитии не достигли уровня государства, только уровня отдельных государственных образований;
- кипчакский компонент вошел в этнический состав многих тюркоязычных народов – казахов, киргизов, узбеков, каракалпаков, туркмен, алтайцев, башкир, ногайцев, татаров Крыма и Поволжья. Все это демонстрирует не только этнические, но и культурные связи этих народов. Указывает, на ту огромную роль и значение, которое сыграли кипчаки в формировании современных тюркских народов;
- после монгольского нашествия был прерван завершающий процесс образования кипчакской народности, кипчаки продолжили свое развитие в рамках новых государственных объединений и приняли самое деятельное участие в этногенезе, политогенезе и культурогенезе современных тюркских народов;
- география расселение кипчаков, по трудам русских и советских ученых России, в различные исторические периоды была обширна, это территория Казахстана, Узбекистана, Киргизии, Башкорстана, Татарстана, Туркменистана, России, Венгрии, Армении, Украины, Египта.
Апробация результатов исследования: Основные результаты исследования нашли отражение в 8 публикациях, среди которых 4 в материалах международных научных конференций, а также 4 статьи опубликованы в научных журналах, рекомендованных КНАСОН МОН РК. Отдельные положения исследования были изложены в докладах на научных и научно-практических конференциях международного уровня. Работа обсуждена на заседании кафедры этнологии, культурологи и археологии ПГУ им. С.Торайгырова.
Структура диссертации состоит из введения, трех разделов, заключения, обозначений и сокращений, списка использованных источников.
1 История изучения кипчакских племен в начале XVIII – начале XX вв.
- Проблемы кипчаковедения в русской историографии
Первые успехи в научном изучении половецкой проблематики были достигнуты представителями исторической науки, которых сегодня именуют русскими историографами. Это течение исторической мысли было призвано воссоздать историю Российского государства, ответить на злободневные вопросы своего времени. Их исследования служили показателем уровня развития исторической науки, они оказывали большое влияние на становление и расцвет других отраслей гуманитарного знания.
Одним из первых в русской историографии на историю южнорусских кочевников обратил серьезное внимание В.Н. Татищев (1686 – 1750 гг.). В его капитальном труде «История Российская» мы находим пласт сведений по истории кипчакских племен [3, с. 271-274]. Так, по ошибочному мнению историографа, половцы они же куманы были одним народом с печенегами, этимология слова «половцы» есть производное от слова «поле», «степь». Частое использование в труде информации летописных сводов было характерно для многих русских историографов, в этом ряду В.Н. Татищев не был исключением. Но было бы ошибочно представлять «Историю» Татищева как переложение информации летописей, чем немало «грешили» русские историки, уникальность труда состоит в том, что подспудно историк привлекал данные по этнографии народов вошедших в состав Российской империи[2].
В.Н. Татищев отмечал распространенность кипчаков во многих регионах и, особенно в Крыму, на Поволжье в районе Астрахани, у казахов и башкир. По нашему мнению, интерес к кипчакам был не случаен, являясь одним из распространенных племен у тюркоязычных народов, они сыграли выдающуюся роль в истории этих народов. В.Н. Татищев пытался выяснить это значение на материалах истории и этнографии. Поэтому он просил П.И. Рычкова выяснить значение слова «кипчак». В «Истории Российской» он также упомянул кипчаков, отметив, что они известное племя среди казахов, но по прошествии стольких веков не утратили свои родоплеменные черты (уран, тамгу, счет родства, самоназвание) [155, с. 222].
Ученый В.Н. Татищев, отмечая в целом вред, наносимый набегами половцев на русские земли, справедливо заметил активную роль в этом русских князей открыто использовавших кочевников в своих распрях и междоусобицах [3, с. 274].
Вероятно, с В.Н. Татищева пошла в исторической литературе традиция восхваления антиполовецкой политики князя Владимира Мономаха и в целом его роли в истории Киевской Руси. Эта политика выражалась в инициировании и организации походов русских князей против половцев. Попытки мирных договоров и подкупов не всегда оправдывали себя, впрочем как и попытки выдавать княжеских дочерей за половецких ханов, но в общем способствовали культурному общению народов [3, с. 274].
Отдельного внимания заслуживает описание истории взаимоотношений половецких и русских князей в труде историка. Военные столкновения сопровождались соглашениями о мире и нередко созданием брачных союзов. Политические интриги, в которых половцам отводилась роль наемников, все это не ускользало от взгляда исследователя [4, с. 82-137]. В.Н. Татищев привел множество сведений по половецкой истории сведя их в стройную хронологию. Следует заметить, что сведения почерпнутые историком из письменных источников можно считать уникальными. В его распоряжении была солидная историческая библиотека книг и рукописей, многие из которых были безвозвратно утеряны вследствие пожара.
В целом, отмечая вклад историка в постановку и разработку проблем кипчаковедения, можно заметить, что он был одним из первопроходцев, им были заложены основы использования письменных источников – русских летописных сводов. Красной нитью через его работы проходит мысль об этническом родстве кипчаков средневековых и современных, к сожалению эта мысль ученого не получила своего развития в дальнейших трудах русских историографов. Попытки привлечения в своих работах сведений античных, западноевропейских и восточных, преимущественно мусульманских источников, а также этнографических сведений было в новинку для исторической литературы XVIII – XIX вв., но и эта положительная черта не была воспринята последующими авторами. Негативизм в отношении половцев, как врагов Киевской Руси был воспринят его последователями и активно проявлялся во всех последующих работах исследователей вплоть до современности.
Дальнейшее изучение половецкой проблематики на фоне российской истории было продолжено Н.М. Карамзиным (1766 – 1826 гг.). Известный русский историк сумел создать систематизированный курс истории России.
На наш взгляд, ученому не удалось преодолеть сильного влияния русских летописей и избежать некоторых досадных ошибок своих предшественников. Не было объективного подхода в научных исследованиях, доминировала односторонняя интерпретация источников.
По словам Н.Л. Рубинштейна «история для Карамзина служит нравоучению, политическому наставлению, а не научному познанию» [156, с. 173]. Сам историк писал об этом: «История в некотором смысле есть священная книга народов: главная, необходимая; зерцало их бытия и деятельности; скрижаль откровений и правил; завет предков к потомству; дополнение, изъяснение настоящего и пример будущего» [6, с. IX].
Оставив подробные хроники с обширными описаниями исторических событий, Н.М. Карамзин показал половцев, как «варваров», зло, которое угрожало благополучию и жизни зарождавшегося Российского государства. Далее отмечается: «Мир с такими варварами мог быть только опасным перемирием…» [6, с. 40-41]. Подобная позиция историка приводит нас к мысли о субъективном отношении к кочевникам-половцам. Сказывается европоцентризм историка при оценке места и роли кочевых обществ в истории Руси.
Характеризуя общую картину этнополитической истории половцев историк говорит о родстве половцев с печенегами повторяя ошибку допущенную В.Н. Татищевым, но верно замечает родство половцев-кипчаков с казахами. Далее историк рисует картину разгрома печенегов и торков азиатскими кипчаками и занятию ими территории от Черного моря до Молдавии по соседству с Венгрией, Византийской империей и собственно Киевской Русью [6, с. 40-41].
По нашему мнению, походы русских князей в Половецкое поле сопровождались не менее разрушительными последствиями. Коварство и интриги русских князей нередко порождают месть князей половцев.
Владимир Мономах заключил мир с половецкими ханами Итларем и Китаном, когда последние находились в гостях у князя, он дал приказ умертвить их, а затем русские впервые пошли в поход на половцев, ограбили их кочевья и благополучно вернулись [6, с. 66]. Продолжением этой цепочки событий была война с половцами в ходе которой погибает знаменитый хан Тугорхан, тесть Святополка, и его сподвижники [5, с. 71]. Мы полагаем, эти примеры показывают, что половцы не всегда были зачинщиками военных действий и нарушителями мирных договоров какими их пытались представить русские историки.
Династические браки, родственные связи половецких ханов и русских князей, длительные периоды мирного сосуществования соседей, упоминаемые самим Н.М. Карамзиным не стали предметом специального анализа исследователя и не повлияли на отрицательную оценку роли и значения половцев на становление и развитие Руси.
Вместе с тем историографу удалось проследить русско-половецкие отношения до и частично после монгольского нашествия. Насколько интенсивными были эти взаимоотношения можно судить по «Поучению» Владимира Мономаха оставленное потомкам: «всех походов моих было 83; а других маловажных не упомню. Я заключил с Половцами 19 мирных договоров, взял в плен более ста лучших их Князей и выпустил из неволи, а более двух сот казнил и потопил в реках» [6, с. 97].
Большой интерес для понимания отношения Н.М. Карамзина к половецкой истории представляет анализ деятельности князя Владимира Мономаха. Н.М. Карамзин попытался оправдать проступок знаменитого князя в глазах современников: «Если Мономах один раз в жизни не усомнился нарушить Права Народнаго и вероломным образом умертвить Князей Половецких, то можем отнести к нему слова Цицероновы: «век извиняет человека». Считая Половцев врагами христианства и Неба (ибо они жгли церкви). Россияне думали, что истреблять их, каким бы то образом ни было, есть богоугодное дело (разрядка наша. – Н.К.) [6, с. 98].
Обобщая все вышеуказанное заметим, что Н.М. Карамзин пытался не только описать исторические события, но и понять, оправдать, людей рассматриваемой эпохи, психологию, образ мышления и мировоззрение, исходя из исторической обстановки рассматриваемой эпохи. Это заметно выделяет труды известного историка среди трудов других авторов.
Русская историография продолжила изучение половецких мотивов в русской истории в лице С.М. Соловьева. В отличие от своих известных предшественников занимавшихся больше историей повествовательной историограф стремился анализировать материалы летописей, делать теоретические выкладки и поднимать ряд проблем, на которые ранее не обращали серьезного внимания. Ему принадлежит первенство в создании теории противостояния «леса» и «степи» 20-30-х гг. XX в. [156, с. 323].
«Краеугольным камнем» концепции взаимоотношений Киевской Руси и Половецкого поля была география расселения русских и половцев [9, с. 650-65]. Половцы, по С.М. Соловьеву, способствовали объединению русских князей, они же повлияли на заселение русскими свободных земель на севере страны, вследствие этого произошло активное заселение Московских земель и последующего перемещения государственного центра из Киева в Москву [9, с. 650-651].
Если рассматривать историческое наследие С.М. Соловьева в целом, то, на наш взгляд, половецко-русские отношения при всем своем многообразии не укладываются в историко-географическую концепцию «борьбы леса и степи». В то же время не лишен оснований факт концентрации населения на Москве-реке под влиянием половецкой угрозы.
Исследователя интересовала проблема происхождения половцев, но к сожалению он ограничился только справкой из летописи, в которой куманы, т.е. кипчаки и половцы названы одним кочевым народом, отдельно упомянуты торки и печенеги [9, с. 120]. Из этого же видно, что С.М. Соловьев не отождествляет половцев с кипчаками как предшествовавшие исследователи.
По-прежнему, любимым сюжетом в сочинении ученого выступает антиполовецкая политика князя Владимира Мономаха [9, с. 90]. Как В.Н. Татищев и Н.М. Карамзин – С.М. Соловьев в целом отрицательно оценивает роль и значение половцев в русской истории.
Крупным историком, современником С.М. Соловьева, был Н.И. Костомаров. По его мнению южнорусские кочевники печенеги и половцы, как и междоусобицы князей, препятствовали развитию христианства и византийского культурного влияния на Руси [7, с. 41]. Историк справедливо указывал на причины неспособности народа справиться с половцами, это политическая раздробленность и княжеские междоусобицы, участие половцев в распрях князей [7, с. 41].
Историк специально не останавливался на этническом происхождении кипчаков-половцев, но считал их тюрками [7, с. 42]. Особенно много сведений о половцах исследователь представил при жизнеописании Владимира Мономаха, в связи с борьбой последнего с половцами [7, с. 39-70]. Подробно, на основе русских летописей им описываются походы князя на половцев и половцев на русские земли, отмечаются неоднократные попытки князя объединить князей для отпора и разгрома половцев на их собственной территории.
Русская историография по-прежнему не признавала никаких положительных заслуг за половцами, это положение, как мы увидим далее, сохранялось и в советское время. Необходимо признать, что русские историки внесли определенный вклад в изучение истории кипчаков-половцев. Это публикации имеющихся в наличии данных из источников, часть которых была впоследствии безвозвратно утеряна. Попытки последовательного изложения политических событий и социальной стратификации, географии расселения кочевников и т.д. К тому же это способствовало разработке летописных сводов, сохранению памятников письменности, в которых отражались хроники русско-половецкой истории.
Современником Н.И. Костомарова был популярный историк Д.И. Илловайский[3]. Ему удалось собрать разрозненные в исторических источниках сведения о половцах и проследить на их основе перипетии русско-половецких отношений вплоть до известного похода монгольского хана Батыя на Киевскую Русь 1237 – 1238 гг. Особое место в его работе занимает деятельность Владимира Мономаха – его походы на половцев. Историк упоминает о появлении в Киевской и Переяславской областях торков или черных клобуков, которые появились там вследствие походов русских князей на причерноморские степи и поражений нанесенные им половцами [8, с. 91-93, 108-114, 536-543].
Большой интерес представляет освещение похода Джебе-нойона и Субудэй-багатура. Попав в незнакомую горную местность на Кавказе, окруженные аланами и черкесами с половцами, они заслали послов к последним с убеждением в мирных намерениях и родстве кочевых кипчаков и монголов. После этого половцы покинули своих союзников и этим предрешили их судьбу. Последующие погромы половецких кочевий монголами убедили последних в обмане и принятию активных действий по созданию антимонгольской коалиции в лице половцев и русских. Битва на реке Калка показала неспособность противостоять монгольскому нашествию ввиду разрозненности союзников[4]. Ученый верно осветил ход исторических событий и в целом верно расставил акценты. Но исследователь повторяет ошибку предшественников по поводу единого происхождения печенегов и половцев, хотя и верно указывает на родственность куманов, половцев и кипчаков [8, с. 91-93, 537].
Одной из причин отставания развития Киевской Руси от стран Западной Европы, по мнению историографа В.О. Ключевского служила половецкая угроза [153, с. 17].
По мнению В.О. Ключевского «Чем больше размножался княжеский род и чем сильнее разгоралась борьба со степью, тем больше увеличивался численно служилый дружинный класс» [10, с. 73]. Историк обращает внимание на проблему обороны Руси от половцев путем создания линии укреплений и заселением на приграничных землях разноэтничного населения [10, с. 54-55; 84-85].
Большой интерес вызывает мнение В.О. Ключевского по поводу роли Руси в борьбе с половцами, которая по мнению автора «прикрывала левый фланг европейского наступления» и это в конечном итоге повлияло на ход исторических процессов в государстве [10, с. 86].
Из всего вышеуказанного следует, что соседство с половцами по словам В.О. Ключевского не только задерживало развитие России, но и служило оправданием ее отсталости в сравнении с западноевропейскими державами.
Русский историк С.Ф. Платонов односторонне подходил к рассмотрению русско-половецких отношений. Так он насчитал около пятидесяти крупных походов половцев на Русь в течение полутора веков, в то же время он не приводит фактов обратного наступления или контрнаступления русских на половцев [11, с. 54].
Историк отмечает три особенности в создании линии укреплений от половцев. Первое, укрепления строились на границах с кочевыми племенами, второе, в «пограничники» стремились «записать» печенегов и торков, способных вести боевые действия с половцами и знакомых с их тактикой. И третье, русские князья, особенно Владимир Мономах, стремились перенести военные действия на территории половецких кочевий [11, с. 54].
По мнению С.Ф. Платонова половцы были повинны в угасании торговли Руси с Византийской империей, утере русских владений на Азовском море (Тмутаракань), вследствие чего наблюдается политический и экономический кризис Киевской Руси, и заселению северных земель [11, с. 55].
Точка зрения В.О. Ключевского видевшего в кочевниках половцах одну из причин отставания в развитии Руси и тем самым оправдывавшей ее уровень в сравнении со странами Европы, была поддержана А.Е. Пресняковым «Велико общеисторическое значение Киевщины в истории тех веков: она стоит на рубеже европейского и азиатского мира, принимая на себя и упорно отражая удары турецких орд на север от Черного моря… Но за свое служение делу европейской культуры Киевщина заплатила ранним надрывом своих сил…» [12, с. 145].
В целом это перекликается с мыслью В.О. Ключевского о причинах отставания России от развитых стран Западной Европы, более того, А.Е. Пресняков стремится «облагородить» причины такого состояния Киевской Руси, придать ореол «жертвенности» страны остановившей центральноазиатских кочевников. Эта позиция будет очень популярна в советской историографии, особенно в период Второй Мировой войны, когда фашистов уподобят половецким и монгольским ордам окончательно утвердив тем самым негативизм в отношении кочевников и кочевой культуры.
Положения историка о «давлении» «половецкой опасности» и «служении делу европейской культуры» Киевской Руси не позволили обратить внимание исследователя на культурное взаимодействие, экономическое и дипломатическое сотрудничество в русско-половецких отношениях.
А.Е. Пресняков выделяет важную особенность обороны от кочевников-половцев, а именно создание воинского контингента равного по силе и умению воевать кочевым народам. Он приводит названия этнонимов этих кочевников – черные клобуки (кара-калпаки), торки, ковуи, берендеи, печенеги и половцы, то есть те народы, против которых ранее велись военные действия [12, с. 144; Ср. 11, с. 54].
Историк А.Е. Пресняков, один из последних представителей дореволюционной русской историографии, несмотря на многочисленность сведений по кипчакам-половцам в письменных источниках, этнографических и фольклорных данных о кипчакских племенах, так и не смог шире раскрыть тему этнополитических, экономических и культурных связей между Киевской Русью и Половецким полем. Как и не смог преодолеть многие недостатки своих предшественников ученых-историографов. На наш взгляд, на то есть две причины. Первая, это предмет изучения – русская история, следовательно, история соседних народов излагается попутно и только в контексте истории России. Вторая причина кроется в слабом привлечении в работе данных историков, филологов и этнографов, достижений в области востоковедения (тюркологии, монголистике, египтологии, арабистике, иранистике), византиеведения и других областей исторической науки[5].
История изучения кипчаков-половцев в русской историографии в целом показывает, что, несомненно, русские историографы внесли весомый вклад в разработку половецкой проблематики в исторической науке. Этот вклад видится, прежде всего, в активном привлечении материалов летописных сводов в исследования, в представлении хронологии политических событий и оценке роли и значения половцев в истории России.
Ученые следовали односторонней оценке русских летописей на половцев, как источника постоянной угрозы для мирной жизни, «вечного» врага Руси и христианства, завоевателей и грабителей. Не брались во внимание походы русских князей на половцев, не уступавшие последним в «жестокости» и количестве совершенных набегов. Не было критического подхода к русским летописям. Это не позволило исследователям объективно подойти к вопросам кипчаковедения. Так, остались без внимания династийные браки элиты русских и половцев, дипломатия, торговля, военное сотрудничество против врагов Киевской Руси, взаимовлияние в области материальной и духовной культуры.
Историки преувеличивали угрозу со стороны Половецкого поля, как основной причины застойности в развитии Руси, упадок политической и экономической роли Киевского и Московского княжеств. Причины в неутихающих княжеских распрях на Руси, которые были тормозом к единению сил и централизованной политической власти.
1.2 Этнополитическая история
Большой вклад в изучение этнографии и истории кипчаков внесли труды чиновников и военных[6], которые на местах своей службы вплотную ознакомились с современными тюркоязычными народами. Кроме выполнения служебных обязанностей они активно собирали сведения историко-этнографического, археологического и статистического характера. Среди них одно из первых мест по праву принадлежит П.И. Рычкову (1712-1777 гг.), государственному служащему Оренбургского ведомства, автору работы «Топография Оренбургской губернии»[7]. В его сочинении представлены данные западноевропейских источников Плано Карпини, Гильомо Рубрука и Асцелина (Ансельма), о территории кипчаков-куманов и кипчаков-половцев включавшей междуречья Днепра, Дона, Волги и Яика (Урала), здесь же ученый соглашается с Пьером Бержероном[8] о тождестве куманов и половцев, при этом отмечая, что куманы в числе 40 тысяч потерпев поражение от татар бежали в Венгрию [27, с. 38-39]. Уникальные сведения автор приводит об этническом, родоплеменном составе кипчаков в составе башкирского и казахского народов[9] [27, с. 56, 80-81].
Более подробные сведения о составе кипчакских родов у казахов собрал и привел в своей «Описании Средней Орды» от 1785 года И.Г. Андреев[10]. При этом описал родоплеменную группу кипчаков на территории Павлодарской области: «Волость кипчацкая, которая начинается кочевьем своим от крепости Ямышевской вниз по реке Иртышу по займищам и островам, даже до крепости Железинской и ниже оной. Главным старинной сей волости Султамамет-султан почитается. Подвластных самых лучших людей кроме жен и детей до 5000» [28, с. 101]. Этнографические заметки позволяют проследить историю и расселение кипчакских родов в Новое время, возможно, помочь в реконструкции средневековой истории кипчаков.
А.И. Левшин перечисляя кипчакские роды у казахов замечает «Каждый из всех вычисленных родов разделяется, на отделения; отделения состоят из частей; сии последние опять имеют свои подразделения и все под особыми наименованиями»[11] [29, с. 291]. Эта особенность генеалогического разветвления племен и родов неоднократно отмечаемая этнографами у современных тюркоязычных народов была характерна и для древних и средневековых племен и народов.
Существенный вклад в сбор этнографических данных по кипчакским родам внесли офицеры Генерального Штаба России. Производя сбор сведений по топонимии, топографии, экономике, этнографии, истории, культуре изучаемых народов, они попутно собирали интересующие нас сведения. Среди когорты этих офицеров особо можно выделить Л. Мейера и Н.И. Красовского.
Подполковник Л. Мейер привел информацию по кочевкам, урану (родовому кличу), тамги (знаку рода) и занятию хлебопашеством с элементами оседлости казахских кипчаков [30, с. 92-93]. Сведения о кипчакских родах Н.И. Красовский обобщил в параграфе «Кипчакское поколение», в нем он дал подробный список родов и родоподразделений с территориями кочевания[12] [31, с. 364-365].
Весь этот богатейший материал был востребован в работах советских и современных исследователей, но почти не использовался русскими историографами.
