WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     || 2 | 3 |
-- [ Страница 1 ] --

Московский государственный университет

имени М.В.Ломоносова


Экономический факультет


Кафедра политической экономии










Мировой экономический кризис и тенденции развития российской экономики

(электронный текст)



Под редакцией К.А.Хубиева






















Москва

2010


Предисловие


На рубеже первых двух десятилетия XXI века мировой экономический кризис продолжает оставаться главной проблемой обсуждения в научных и политических кругах на национальном и международном уровнях. Об этом свидетельствуют научные форумы и саммиты руководителей стран, определяющих мировое экономическое развитие, включая собрание стран глав G-20 в июне 2010 года.

Результатом широкомасштабных обсуждений в России явился ряд принципиальных выводов, получивших широкое признание.

Во-первых: от первоначальных утверждений об исключительно зарубежном происхождении причин кризиса пришли к признанию наличия внутренних причин. Воспринятая и внедряемая модель рыночной экономики содержит в своем основании закономерности циклического развития. В этой связи довольно архаичной выглядит точка зрения, в соответствии с которой национальные причины кризиса устраиваются в деформированной отраслевой структуре, унаследованной от плановой экономики. Подобная точка зрения лишь на первый взгляд переносит причины кризиса на национальную почву. На самом деле современная экономическая модель России радикально отличается от экономической системы двадцатилетней давности. Рыночная экономика радикально внедрялась на национальную почву, разрушив основы прежней системы: плановое хозяйство и общественную собственности на основные экономические ресурсы. Что же касается отраслевой структуры плановой экономики, то, во-первых: она была бескризисна в рамках своей имманентной системы; во-вторых: двадцать лет – достаточный срок для её измерения. Прежняя система за двадцать лет создала принципиально новую материально-техническую базу экономического развития и новую отраслевую структуру, позволившую выйти на передовые позиции мировой экономики и одержать победу в Великой Отечественной войне.

Если новой экономической системе не удается изменить унаследованную отраслевую структуру, которая считается неэффективной, да еще и кризисоопасной, то возникает очень серьезный вопрос и её эффективности, требующий особого обсуждения.

Во-вторых: от первоначальных утверждений о финансовом характере кризиса пришли к признанию циклического характера нынешнего кризиса. На этой основе развернулись исследования общих основ и специфических особенностей нынешнего кризиса.

В-третьих: широкое признание получила оценка автономного развития финансового сектора, который по капитализации многократно превысил реальный сектор. За признанием деформации современных систем национальных экономик развитых стран и международных финансовых институтов последовали призывы к необходимости существенных изменений. Но навряд ли они произойдут, поскольку именно финансовая сфера притягивает личные интересы экономических элит.

В-четвертых: в экономической науке возобновился интерес к политической экономии, поскольку воспроизводственный подход оказался наиболее продуктивным в анализе причин и закономерностей протекания кризиса. Появилось осознание необходимости более широкого представления данного подхода в учебном процессе.

Затронутые и ряд других проблем, связанных с кризисом (моральных, социальных, культурных), явились предметом рассмотрения в данной книге. Несмотря на разнообразие вопросов, и точек зрения мы решили представить материал в виде монографии, поскольку он пронизан единой проблематикой экономического кризиса и соответственно структурирован.

В книге содержатся попытки анализа и прогноза посткризисного развития. Однако круг вопросов, связанных с формированием нового экономического миропорядка, мы считаем предметом будущих исследований, обсуждений и публикаций.



Раздел I. ГЛОБАЛЬНЫЕ ЧЕРТЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА


Глава 1. Уроки кризиса и императивы посткризисного развития.

Глобальные проблемы кризиса.


Глобальный характер нынешнего экономического кризиса актуализировал глобальные вопросы о целях, средствах и перспективах общественного развития. Усилились сомнения относительно всеобщности и глобальности перспектив рыночно-капиталистической модели, в основе которой лежат ценности методологического индивидуализма и безграничного расширения потребления и увеличения накопленного богатства. Оппонентами целей и средств данной модели оказались: ограниченность ресурсов и провалы механизма их интернализации. Остро встал вопрос: что ожидает человечество, а не каждую страну в отдельности, в уже обозримой перспективе при исчерпании невоспроизводимых ресурсов и необратимых экологических изменениях. Либо продолжится борьба за большую долю ресурсного пирога и среды обитания, либо произойдет объединение интересов и усилий по их планомерному использованию в рамках разумных потребительских ограничений и совместной выработке альтернатив по истощающимся ресурсам. Вторая из альтернатив требует парадигмальных изменений, как в общественном развитии, так и в научных исследованиях по разработке и обоснованию новых целей и ценностей глобального экономического развития. Первая, основанная на методологическом индивидуализме, ведет в тупик с драматическими последствиями, которые будут нарастать. По мере исчерпания ресурсов борьба за обладание ими будет вестись с позиции силы на индивидуальном и становом уровнях, как это уже было неоднократно в совсем еще недавней истории человечества. Глобальный характер кризиса оказался дополнительным напоминанием о том, что среда обитания человечества едина и связана с ограничениями и опасностями. Подан еще один сигнал человечеству о том, что его деятельность по воспроизводству жизни должна быть единой и согласованной в глобальном масштабе. Но приступить к реализации новых целей и созданию новых механизмов глобального экономического развития мешает господство и инерционность старой парадигмы и основанных на ней экономических ценностей моделей и механизмов. Например, Копенгагенская встреча участников Киотского протокола и 15-я конференция участников Рамочной конвенции ООН по изменению климата (декабрь 2009 г.), завершились без существенных нормативных результатов. Заметим, что на данной конференции обсуждались не только вопросы климатических изменений. Были поставлены вопросы коренной трансформации экономик стран с целью «обеспечить для нынешних и будущих поколений долгосрочный и устойчивый рост с низким уровнем выбросов» [1]. Решение актуальных проблем глобального развития невозможно в рамках старых парадигм, несмотря даже на то, что в рамках Киотского протокола мир осознает свое единство и общность проблем. Опираясь на это единство, надо двигаться дальше, к выработке и реализации новой парадигмы глобального развития.

Нынешний кризис выявил структурную деформацию мировой и национальной экономик. Гипертрофированно развитый финансовый сектор, на порядок опережающий реальный сектор по своей капитализации, явился одной из главных причин кризиса. В противоречивых функциях капитала (созидательная и спекулятивная) – созидательная обеспечивается преимущественно реальным сектором, а спекулятивная-финансовым. Бурное развитие финансового сектора сопровождалось возрастанием спекулятивной нагрузки на экономическую систему. Вторичные и производные активы принято называть фиктивным капиталом. Но он присваивает реальные доходы. Более того, он выработал инструменты гарантированной и высокой доходности. Кризис оказался стихийной реакцией рыночной экономики на наслаивание и «размножение» фиктивных инструментов присвоения общественного богатства, созданного в реальном секторе. Теоретический вывод о необходимости ограничения фиктивного капитала, давно сделанный класссичекой теорией, не доведен до практических действий. В реальной практике наблюдается странная эклектичность: с одной стороны, правительства ведущих стран в приоритетном порядке оказывали помощь финансовому сектору, а лишь потом структурам реального сектора. С другой стороны, на излете рецессионной фазы кризиса с публичной громкостью Президент США усиливает фискальную нагрузку на банковскую систему. С точки зрения политической – это эффектная мера, но с научной, а затем и практической точки зрения, это и непоследовательно и неэффективно. За многочисленными декларациями о необходимости изменения финансовой системы нет научного обоснования характера и масштабов необходимых перемен. Для этого необходимо определить границы эффективного влияния финансового сектора на реальный и блокировать все «игровое», спекулятивно-паразитическое пространство. Если сохранится и усилится доминирование фиктивного капитала, угроза кризисов сохранится, а их последствия не вполне предсказуемы.

Для совершенствования структуры экономической системы необходимо разграничить финансовый и реальный секторы. Здесь возникают практические и теоретические трудности. Статистическая практика многих стран разграничивают финансовый и нефинансовый сектора. При этом разделение ведется по институционально - организационному признаку. Капитал финансовых организаций относится к финансовому сектору, а капитал организаций производящих реальные блага относится к нефинансовому сектору. Нам представляется, что более точное разграничение достигается при использовании воспроизводственного подхода, опираясь на кругооборот промышленного капитала. Если стартовому движению денежного капитала противостоят товарный и производительный капитал, то процесс находится в рамках реального сектора, какая бы организационная форма за этим не стояла. Можно расширить рамки анализа и определить, что на втором шаге денежный капитал превратится в производительный, например, при ипотечном кредите. Если стоимость в денежной форме превращается в товарно-производительную форму, то функционирует в реальном секторе и там должна быть учтена, если даже она институционально принадлежит финансовой организации. Если же движение денег превращается во вторичные активы и там оказываются связанными в бумажно (фондовом) – денежном кругообороте ( Д-В-Д), то стоимость пребывает в финансовом секторе, независимо от того, кому она организационно принадлежит. Например, если химический завод приобрел акции или деревативы, то его капитал (в данной части) принадлежит финансовому сектору, хотя сам он организационно относится к реальному. Таким образом, не ведомственная принадлежность, а кругооборот капитала служит основой разграничения двух секторов. Данный подход поможет лучше понять структуру экономики и принимать решения по ее оптимизации с точки зрения соотношения секторов.[1]

Кризис вновь выявил деформированную структуру производства и распределения дохода. Резко сократившиеся во время кризиса продажи товаров и услуг свидетельствуют не о том, что в них престали нуждаться, а о том, что производительной силе общества не соответствует его потребительная сила. Сумма стоимости товаров и услуг, сконцентрированных на стороне предложения, превышает стоимость, сконцентрированную в виде доходов на стороне спроса. Для ликвидации данного разрыва используется финансовые инструменты в виде разных форм кредита. Но источником погашения кредита также являются доходы, деформированно распределенные. С макроэкономической точки зрения образуется пирамида, которая рушится во время кризиса и происходит восстановление равновесия (разрешение противоречия) между производством и потреблением. Названое противоречие обостряется и тем, что во время кризиса из процесса создания благ выключается часть производительной силы общества в виде безработицы и простаивающей части производительного капитала. Отсюда можно сделать вывод, что для устойчивого и равновесного развития экономики производительная сила общества должна развиваться симметрично его потребительной силе.

Императивом посткризисного развития является изменение отраслевой структуры. Каковы тенденции в этом направлении? Часто упоминаются новейшие технологии (био-, нано- и т.д.). Но эти технологии и образованные на их основе отрасли не создадут техническую основу завершения данного цикла, а в лучшем случае составят технологический уклад в обозримом будущем. На постсоветском пространстве еще предстоит довершить индустриализацию и завершить освоение информационных технологий и лишь в более поздней перспективе можно рассчитывать на распространение новейших технологий. В рамках данного цикла основу инновационного обновления основного капитала составят: производство альтернативных видов энергии, энергосберегающие технологии и производство благ, направленных на развитие человека, его физических и креативных способностей. Отраслевой сердцевиной данного направления являются здравоохранение и образование. В этой связи, реформа образования, в особенности университетского, должна быть направлена на подготовку выпускников инновационно мыслящих и действующих. Достичь данный результат можно единством фундаментальной подготовки и использования информационных технологий. Определяющими компетенциями при этом должны быть: аналитическая, научно-исследовательская, инновационная и антикризисная.

Какая проблема является центральной для постсоветских государств, на какой основной вызов современности они должны ответить? Это, – с каким технологическим багажом им удастся выйти из кризиса. Либо мы вновь пройдем путь восстановительного роста на старой, уже изрядно обветшалой технической основе, либо подчинимся закономерному процессу массового обновления основного капитала. Естественным для циклического развития в рыночной экономике является второй путь. Но мы уже проскочили мимо данного процесса в 90-е годы прошлого столетия и нет убедительных признаков того, что это не повторится. Разобраться в причинах выпадения наших страны из этой закономерности необходимо доя того, чтобы приложить целенаправленные усилия для преодоления негативной тенденции. Историческая уникальность ситуации состоит в том, что нынешний экономический цикл наложился на большой трансформационный цикл (БТЦ), который длится уже два десятилетия. Разрушительные факторы БТЦ были столь сильными, что они не позволяют проявиться созидательным тенденциям нынешнего экономического цикла. Поэтому выход из кризиса для наших стран с обновленным и инновационно насыщенным капиталом значительно труднее, чем для тех стран, которые не проходили через потрясения радикальных трансформаций, включая экономику Китая. Данная проблема является ключевой и заслуживает основательной разработки с целью выработки логически последовательных шагов с целью выхода из кризиса с багажом инновационно обновленного капитала.

Особенности большого трансформационного цикл.


Протекание макроэкономических процессов в Российской Федерации и постсоветском пространстве в течение последних двух десятилетий уникально в историческом плане. В современной экономической науке нет разработанных моделей и теорий, с помощью которых можно адекватно описать нынешнее состояние российской экономики и выявить её тенденции.

Образовавшийся пробел в экономической теории, в определенной мере, можно преодолеть, используя воспроизводственный подход, разработанный в рамках классической экономической теории. В соответствии с этим подходом экономика России за последние два десятилетия проходит особый экономический цикл с некоторыми историческими аномалиями.

Во-первых: это исторический беспрецедентный цикл по своей продолжительности. Он охватывает почти два десятилетия и не укладывается в рамки закономерностей обычных циклов. В этой связи возникает вопрос о специфических причинах данного цикла. К его рассмотрению мы будем еще возвращаться. Но уже здесь необходимо отметить, что природа и основные причины данного цикла имеют не только и не столько экономическое содержание. Политические цели и установки зарубежных и отечественных политических сил, заинтересованных в разрушении государства, являются главным фактором длительного разрушительного цикла. В конце 80-х годов в СССР не было никаких ресурсных ограничений для наступления кризиса: сырьевых, трудовых, технологических и др. Постепенно реформируемая экономика не допускала возможностей разобщения трудовых и технологических ресурсов, а тем более их деградации и разрушения. Демонтаж плановой экономики был необходимым условием расстройства всей экономической и политической системы, что и было сделано. Другим генеральным направлением разрушения экономической системы в СССР было расчленение общенародной собственности в ее государственной форме. Что также было осуществлено в радикальном исполнении. Но разрушение экономической системы, складывавшейся десятилетиями, не могло оказаться краткосрочным процессом. Оно заняло два десятилетия. Таким образом, политика оказалась концентрированным угнетением экономики и этим объясняется разрушительность и длительность российского экономического цикла.

Во-вторых: описываемый российский экономический цикл оказался беспрецедентным по глубине спада. Сокращение ВВП к 1997 году составило около 50%. Такого сокращения основного макроэкономического показателя не было даже в самый тяжелый для страны 1942 год, когда немецкими войсками были захвачены экономически развитые территории на Западе и Юге страны. Такого глубокого спада не было в США во времена Великой депрессии. Подобный уровень сокращения производства был зафиксирован в полностью оккупированной и основательно разрушенной Германии в 1945 году. Разрушение экономики станы по политическим мотивам и целям оказалось сопоставимым только с военными разрушениями разгромленной и оккупированной страны. Аналогов столь масштабного спада производства в двадцатом веке можно обнаружить по результатам первой мировой войны. Таким образом, последствия спада производства по политическим причинам (сюда же можно отнести и военные причины) глубже, чем в периоды циклов, возникающих по сугубо экономическим закономерностям.

В-третьих: драматической особенностью описываемого цикла является то, что в нем нарушена одна из важнейших закономерностей, характерных для циклов, имеющих экономическую природу. А именно: на фазе оживления и подъема происходит массовое обновление основного капитала на новой технологической основе. В этом состоит главный позитивный результат цикла. Массовые технологические обновления основного капитала служит главным оправданием трудностей, которые переживают во время кризиса население и предприятия, поскольку массовым обновлением основного капитала создается технологическая основа для более высокой производительности труда, экономического роста и роста уровня жизни. Российский цикл выпал из этой закономерности. Десятилетний рост производства с 1999 года по 2008 год носил восстановительный характер. Он происходил, в основном, за счет загрузки старых производительных мощностей, высвободившихся во время спада производства. По данным Госкомстата обновление основного капитала составляет в среднем 3% (2000-2005г.) в условиях, когда его износ по самым скромным оценкам составляет 44,5% [2, 330, 340] этом, удельный вес полностью выбывших основных фондов в 2006 г. составил 13,3%. Фаза оживления и подъема происходили в основном на базе изношенных основных фондов, созданных в советский период. Социально-экономические жертвы, растянутые на два десятилетия, оказались напрасными. Выходя с самым ущербным результатом из двадцатилетнего цикла, экономика России вползла в новый финансово-экономический кризис. Консервация технологической отсталости обрекает экономику России на неустранимую отсталость, и сырьевая направленность её экономики может оказаться не временным качеством трансформационного периода, а приобретенным свойством с наследственными перспективами. Такая судьба экономики России полностью соответствует меморандуму международных финансовых организаций, предписывавшим в начале 90-х годов прошлого столетия уничтожить «не эффективную», с их точки зрения, промышленность России, обремененную военно-промышленным комплексом, а высвободившиеся при этом ресурсы переключить на более «эффективную» западную экономику. Содержание подобных предписаний соответствовало мнению, которое высказывалось некоторыми высокопоставленными зарубежными политиками о том, что Россия не заслуживает занимаемых обширных территорий с богатыми запасами сырьевых ресурсов. Если США были заинтересованы в разрушении СССР как великой державы, то страны Западной Европы были заинтересованы в ресурсах, главным образом сырьевых. К этим двум политическим силам прибавилась третья, внутренняя сила. Это социальная прослойка, устремленная к частному захвату государственной собственности и финансовых потоков. Слияние этих трех основных сил с массированной манипуляцией общественным сознанием дало свои разрушительные результаты, а каждая из названных сил ценой этих разрушений удовлетворила свои интересы. В этом состояла суть политического угнетения экономики.

В-четвертых: на большой трансформационный цикл наложились два кризиса 1998 года и 2008 года. Это обстоятельства тоже составляют уникальное экономическое явление. Страны Запада (включая США) фрагментировано пережили кризис 1998 года и вступили в новый кризис после десятилетнего подъема с результатами технологического прогресса. В России оба кризиса (1998, 2008) были «вмонтированы» в один большой трансформационный цикл. Такие ситуации, когда на один большой цикл накладывается два кризиса, наукой не исследованы. Причем, как уже отмечалось, ни сам большой цикл, встроенный в него кризис 1998 года не дали импульса к технологическому процессу и массовому обновлению основного капитала. Кризис в 2010 году перешел в фазу стагнации, но тенденция еще неустойчивая. Поэтому трудно определить потенциал технологического обновления российской экономики на фазе оживления и подъема. Для оптимистических ожиданий нет предпосылок. Негативный фон большого трансформационного цикла продолжает довлеть над перспективами технологического развития.

Итак, двадцатилетний период (1990-2010) мы определяем как большой трансформационный цикл (БТЦ). Трансформационный потому, что он охватывает период коренных межсистемных преобразований в социально-экономическом и политическом устройстве общества. Цикл потому, что в нем содержатся все фазы цикла: спад, депрессия, оживление, подъем. [2]

Текущий кризис это часть современного экономического цикла, который вмонтирован в БТЦ и испытывает на себе еще не растраченный разрушительный потенциал БТЦ, который не позволяет перейти на позиции системного обновления основного капитала.

Макроэкономические тенденции, обнаружившиеся при прохождении фаз большого цикла


Либерализация цен в начале января 1992 года дала взрывную инфляцию в 2700 % в год. В 1993 году цены выросли еще на 1900 %. Производство резко сокращалось, опережающими темпами сокращались инвестиции. Социальными последствиями были: рост безработицы, снижение доходов, физическое сокращение населения России. Как общий социальный итог: снижение уровня и ухудшение качества жизни. Исключительно драматический период был пережит в первой половине 90-х годов.

До 1997 года шел непрерывный спад производства, хотя и замедляющимися темпами. Сокращалась инфляция. В 1997 году сформировались ожидания достижения дна экономического цикла в депрессионной фазе и переход к фазе оживления. Для подобных ожиданий были следующие основания. ВВП показал прекращение спада и даже рост в пределах статистической погрешности 0,4 %. Инфляция составила 11% и опустилась до психологического минимума, меньше одного процента в среднегодовом исчислении. Но ожидаемое оживление после длительной рецессии не началось. Мировой финансовый кризис 1998 года прервал процесс стабилизации российской экономики. Кризис был непродолжительным, но сильным. Он вызвал новое сокращение производства в 4,8% и краткосрочное усиление инфляции 84%. По своей природе это был финансовый кризис, и основные последствия для экономики России тоже были финансовые – обвал фондового рынка и девальвация национальной валюты. Кризис не затронул глубоко реальный сектор, и в 1999 году началось оживление и рост относительно высокими темпами. За 10 лет с 1999 по 2008 гг. ВВП вырос в 2 раза и по оценкам Госкомстата и Минэкономразвития, к 2008 году экономика России восстановила докризисный уровень 1990 года.

Официальные сведения о том, что экономика России удвоила ВВП за последние 10 лет и восстановила докризисный уровень, вызывает большие сомнения. Эти оценки не соответствуют сопоставительным показателям производства в натуральном выражении даже по относительно благополучным отраслям.

Если же от относительно благополучно развивавшихся по конъюнктурным причинам отраслей перейти к анализу технологически сложных производств с высокой добавленной стоимостью, то обнаружившаяся картина глубокого отставания. Анализ другого крупного блока промышленного производства – транспортных средств и оборудования дает противоречивую картину. Выросло производство легковых автомобилей на 6,7%; автобусов – на 70%; грузовых и пассажирских вагонов, соответственно на 34% и 27% (но производство вагонов метрополитена сократилось на 18%). Вместе с тем, сократилось производство грузовых автомобилей на 36,8%; прицепов на 91%; мотоциклов и мотороллеров – на 99%.В сельском хозяйстве поголовье крупного рогатого сократилось на 77% [3].

По производству зерна Россия в 2008 году приблизилось к уровню 1990 года. В целом сельскохозяйственное производство еще не восстановило утраченные позиции.

Есть методические трудности сопоставления взвешенных по физическим объемам и стоимости величин. И тем не менее анализ динамики натуральных величин не оставляет сомнений в том, что уровень производства 1990 года по сопоставимой товарной структуре еще не восстановлен.

Состав ВВП 1990 года значительно отличался от состава ВВП, по которому оценивались результаты экономического развития за указанный период. В докризисный период в ВВП не учитывался ряд услуг, в особенности финансового характера (например, страховые), хотя в этот период эти услуги тоже оказывались. Сопоставимая статистика докризисного и нынешнего периода отсутствует, а по оценкам ВВП 2008 года в сопоставительной товарной структуре составляет около 80% от докризисного уровня. На основе манипуляций составом ВВП выводятся официальные данные об удвоении ВВП за 10 лет, что означает преодоление 50% спада на рецессионной фазе большого цикла. За указанный период менялась и товарная структура ВВП. Опережающими темпами росли отрасли сырьевого состава, производства алкоголя и т.д. Резко сократилось производство в отраслях с высокой добавленной стоимостью.

Качественная оценка факторов восстановительного роста


Сомнения относительно восстановления докризисного уровня производства не служат поводом для отрицания восстановительного роста, который происходит с 1999 года по 2008 годы. Актуализируется вопрос об оценке, который необходим и полезен для определения перспектив послекризисного экономического развития.

Существенно важно провести качественный анализ фазы оживления и подъема с учетом факторов роста.

  1. Это был отложенный и восстановительный рост. Отложенный рост потому, что основные индикаторы роста сформировались в 1997 г. Начало роста было «отложено» из-за внешнего фактора – финансового кризиса 1998 года, который возник в Юго-восточной Азии и по каналам мировой финансовой системы перекинулся на Россию. Восстановительный рост потому, что он восстанавливал докризисный уровень на прежней технологической основе. Необходимо отметить, что за два десятилетия не восстановлено то, что разрушено. Эти годы потрачены зря, поскольку восстановление осуществлялось на прежней докризисной технической и ресурсной базе, которая высвободилась в период спада. Как отмечалось выше, фаза подъема не сопровождалась технологическими обновлениями производства. Поэтому отмечается рост ВВП без развития экономики. В макроэкономической оценке за указанный период не происходил рост потенциального уровня экономики (потенциальный ВВП). Конечно, эти оценки относятся к экономике в целом, хотя в отдельных отраслях была высокая инвестиционная активность даже в период спада. Например, предприятия алкогольной отрасли активно перевооружали производство зарубежными технологиями. Но оценивая экономику в целом, нельзя утверждать, что из развалин кризиса экономика России вышла технологически обновленной. Наоборот, она увеличила свое отставание от технологически развитых стран. Уже здесь напрашивается вопрос: удастся экономике России выйти из кризиса 2008 года с технологически обновлением производства? На этот вопрос мы попытаемся ответить позже. Здесь же необходимо констатировать, что отсутствие технологического фактора роста в послекризисный период требует тщательного анализа иных факторов десятилетнего экономического благополучия, которое вдохновляло идеологов и исполнителей радикальных реформ. По их мнению, двукратным ростом ВВП, доходов населения и другими позитивными результатами страна и население обязаны именно радикальным рыночным реформам.

1. Очевидным фактором роста была конъюнктура роста цен на мировых рынках сырьевых товаров, нефть, газ, металл, лес и др. Этот фактор достаточно широко освещен не только в экономической литературе, но и в средствах массовой информации, поэтому на нем мы подробно останавливаться не будем.

  1. Не совсем ожиданным фактором восстановительного роста оказалась девальвация национальной валюты. В четыре раза в среднем повысились цены на импортные товары и услуги. Спрос переключился на отечественный рынок, и российские производители получили возможность для увеличения предложения своей продукции. Например, до 1998 года, в том числе и в, Сочи, избранном в качестве столицы предстоящих Олимпийских игр, не были заняты огромные возможности для организации отдыха и лечения. Зато иностранные курорты были заполнены российскими отдыхающими. Но после девальвации рубля уже в 1999 году курорты России оказались переполненными. В Сочи, например, наполненность оказалась более 100%. На полную мощность заработали курорты Кавказских Минеральных вод. Оживилось отечественное производство продуктов питания. Отечественными производителями оперативно внедрились в импортозамещающее производство товаров и услуг. Оперативность оказалась возможной потому, что были использованы ресурсы, высвобожденные рецессией. В этом суть восстановительного роста. Оживление экономики по данному фактору носило ситуационный характер. Конкурентоспособность российской экономики не повысилась, производственную базу составляли устаревшие фонды. Поэтому фактор импортозамещения на основе девальвации национальной валюты не мог быть долгосрочным, и он исчерпал себя по мере перестройки цен и их адаптации к мировым ценам на основе нового валютного курса. Помимо краткосрочности у данного фактора есть еще одна негативная черта. Оборотной стороной импортозамещающего роста оказалось снижение реальных доходов населения. Рост производства дался ценой снижения уровня жизни. В силу изложенного данный фактор не может быть отнесен к качественным факторам роста. Его суть: краткосрочность, ситуационность, противоречивость.
  2. В указанный период образовался еще один фактор. Он касается уровня монетизации экономики. Одной из особенностей рецесионного периода была, как уже отмечалось, высокая инфляция. Борьба с ней велась сжатием денежной массы. В экономике образовался недостаток денежной массы для обслуживания нормального обращения товаров и услуг. Низкий уровень монетизации экономики привел к распространению бартерной торговли (натурального обмена), что также служило тормозящим фактором для всей экономики. Конец 90-х годов обеспечил деньгами каналы денежного обращения. Центральный банк скупал валютную выручку экспортеров через межбанковскую валютную биржу и свои обязательства покрывал выпуском рублевой массы. Повышался уровень монетизации, нормальное товарно-денежное обращение вытесняло бартерные сделки, ускорялись сделки, стимулировались долгосрочные проекты и т.д. Таким образом, повышение уровня монетизации явилось еще одним фактором оживления и роста экономики.
  3. В последние годы все чаще стал отмечаться такой фактор как рост внутреннего спроса как стимула для роста предложения.

Перечисленные факторы в их качественной оценке нельзя отнести к позитивным по следующим основаниям.

Они не являются результатом целенаправленного действия правительства. Отложенный и восстановительный рост не обозначались как специальная правительственная программа. Мировая конъюнктура цен на сырьевые товары и энергоносители формируются стихийно, а не по воле правительств отдельных стран. Девальвация национальной валюты не ставилась как задача в правительственных программах. Повышение монетизации экономики является следствием роста валютной выручки экспортеров. Лишь политику роста доходов как фактора стимулирования предложения в какой-то мере можно отнести в заслугу правительства. Итак, перечисленные факторы оживления нельзя отнеси к заслугам правительства. Они сформировались стихийно, выступили как внешний дар, а правительство скорее паразитировало на этом, не прилагая существенных усилий по выработке и реализации масштабной программы экономического развития. Себе в заслугу правительство относит формирование стабилизационного фонда за счет бюджетного профицита. Эта заслуга особенно сильно пропагандировалась в 2009 году, в год кризиса, с указанием на то, что стаб. фонд служит запасом прочности экономики России перед вызовами и угрозами мирового финансового кризиса. Немного позже мы дадим оценку данным заслугам правительства.

Рассмотренные факторы явились конъюнктурными недолгосрочными и противоречивыми. Конъюнктурность объясняется состоянием мировых рынков, которые имеют как повышательные, так и понижательные тенденции, в своем циклическом развитии. Конец 80-х годов XX века продемонстрировал понижательные тенденции. Конец первого десятилетия XXI столетия тоже демонстрирует понижательную тенденцию. Зависимыми от конъюнктуры оказались факторы: импортозамещения, монетизации и рост доходов.

Противоречивость перечисленных факторов не стала еще предметом специального исследования среди экономистов, соответственно она не учитывается правительством в выработке и реализации экономической политики. Между тем, важность подобного анализа трудно переоценить. Начнем с доходов населения. Они действительно опережали рост ВВП. Рост доходов также опережал рост производительности труда. На самом деле это негативная тенденция роста незаработанных доходов. Их прямым следствием является усиление инфляционных или паразитических тенденций. Либо сочетания двух негативных тенденций одновременно. Качественно и инновационно развивающуюся экономику за счет технологического прогресса характеризует опережение производительностью труда роста доходов. Тогда и рост ВВП обеспечивается преобладанием интенсивного фактора. Противоречивым был и фактор импортозамещения, поскольку он как уже отмечалось, достался ценой высокой инфляции, девальвации национальной валюты и снижения реальных доходов населения. Противоречивым был и исходный фактор, превосходящий остальные факторы по важности – рост цен на экспортные ресурсы. Поскольку экспортные товары были включены в мировые тенденции роста цен на исходные сырьевые ресурсы, то несложно было прогнозировать, что по технологическим цепочкам этот процесс приводит к удорожанию конечных товаров и услуг, а это, в свою очередь, приведет к трудностям реализации и в итоге к рецессии. Истоки кризиса нельзя сводить только к трудностям ипотечного кредитования и иным финансовым причинам. Многолетний рост цен на исходные ресурсы должен был обернуться ростом цен на конечные товары и услуги: продовольствие, недвижимость и др. Взрыв цен на продовольственные товары, беспрецедентный рост цен на недвижимость – это обратный результат устойчивого роста цен на исходные ресурсы и это одна из причин экономического кризиса. Возможно это более существенная причина, чем кризис ипотечного кредитования и причин затруднения на финансовых рынках.

Россия относится к числу стран, получивших выгоду от роста цен на ресурсы и она имела финансовые возможности для противостояния экономическому кризису. При этом следует иметь в виду, что данный кризис не только финансовый, а финансово-экономический, затрагивающий реальный сектор экономики. Противостоять такому кризису можно упреждающим инновационным развитием. Все ресурсы и накопления должны быть направлены на новые технологии: ресурсосберегающие, высокопроизводительные. Накопление профицита бюджета, полученного от конъюнктурных факторов – это самая пассивная форма использования средств. С одной стороны, накопления складывались в стабилизационный фонд. Для смягчения финансового кризиса стаб. фонд служит хорошим инструментом. Активами в форме финансов легко поддержать затруднения на финансовом секторе. Но если это кризис не только и не столько финансовый, а финансово экономический, с рецессией в реальном секторе, то стратегия стаб. фонда ошибочна. Активной позицией правительства в данном случае было бы использование всех накоплений и даже привлеченных средств на инновационное развитие и технологическое обновление. Именно такую политику проводили другие страны, например США, где не только накопления, но и бюджетный дефицит использовался для политики, стимулирующей инновационный тип развития. Поэтому Россия и развитые западные страны вступили в кризис с разными технологическими позициями. Соответственно и выйдут они из кризиса в разном состоянии. В этой связи встает судьбоносный вопрос для экономики России – состоящий в следующем: из большого цикла 1990-2009 года и финансового кризиса 1998 года Россия вышла без обновления основного капитала, без инновационного составляющего. Удастся ли ей из кризиса 2009 года выйти с технологически обновленной производственной базой? Без активной позиции правительства, направленной на достижение данной цели и с надеждой на инновационное могущество стихии рынка достижение подобной цели нереально.

А это самый важный вопрос для экономики России. Более важных вопросов, в обозримом будущем, нет. Следует заметить, что в академических и университетских кругах развивались идеи существенной корректировки экономической политики, направленной на активную поддержку реального сектора и технологическое обновление. Предлагалась даже политика инвестиционной экспансии. Лишь после наступления кризиса правительство стало обращать серьезное внимание на поддержку реального сектора, да и то после заботы о поддержке финансового сектора.

Инновационная риторика на фоне кризиса

Схожесть социально экономических систем на постсоветском пространстве проявляется в почти что синхронной риторике в области экономической политики. Инновационная риторика сменяется модернизационной. Причем, Республика Казахстан опережает других, в том числе и Россию.

Незадолго до наступления кризиса на уровне руководства РФ развернулась инновационная риторика, сопровождаемая отдельными мероприятиями по поддержке новые исследовательских направлений и перспективных технологий. Любая активность в данном направлении, поддерживаемая ресурсами и средствами заслуживает поддержки. Но, к сожалению, два обстоятельства не позволяют рассчитывать на плодотворные результаты. Во-первых: это несколько запоздалые действия. Наступивший кризис вызвал судорожную деятельность по противостоянию его разрушительным последствиям. Во-вторых: разноплановая действительность по инновационному развитию не носит системный характер. Даже создание отдельных госкорпораций не объединено единой инновационной идеологией и программой межотраслевых и народнохозяйственных диверсификаций. Риторика преобладает над реальной деятельностью. Следует заметить, что в рамках СНГ уже накоплен более продвинутый опыт создания институтов развития.

Чем объясняется инновационный провал в России? Помимо объективных причин, связанных с кризисом и спадом производства (что тоже связано с субъективными принципами выбора модели реформ, имеющих гетерогенную природу и разрушительные последствия) имеются и локально субъективные причины. В плотных околоправительственных кругах экономических советников господствовала идея саморазвития экономики, ее самомодернизация, «снизу». Логическим завершением данной позиции явилась формула «чем меньше государственное участие, тем выше темпы экономического развития». Данная формула распространялась не модернизацию, инновации и все лучшее, что может произойти в экономике и обществе. Беспрецедентное участие государств развитых стран в судьбе частного бизнеса, демонстрируемый в последнее время приглушил тон неолиберального оптимизма. Если брендовые фирмы США (Форд, Крайслер…) жизненно нуждаются в государственной помощи, а государство не может он них отмахнуться неолиберальной риторикой, надо думать об иных парадигмах. Заявления лидеров ЕС о том, что мировая экономика нуждается в новой финансовой и экономической системе, свидетельствует не о конъюнктурном восприятии происходящих событий, в том числе и связанных с государственным участием. Назрел существенный вопрос об изменении характера взаимодействия реального и финансового секторов экономики, и роли фондового рынка.

Кризис – не лучший фон для обсуждения теоретических вопросов инновационного развития. С другой стороны, именно кризис высветил актуальность данной проблемы с несколько неожиданной стороны. Экономической теорией доказано и практикой подтверждено, что упреждающее инновационной развитие экономики является самым эффективным способом противостояния экономическим кризисам. А если кризис неумолимо наступил, то массовое обновление основного капитала (аналог массовой инновации) является основным позитивным результатом, оправдывающим лишения кризисной поры, и самым эффективным способом выхода на траекторию качественного нового этапа экономического развития.

Экономика решительно отклонилась от закономерностей циклического развития, старательно коллекционируя все негативные ее черты и обходя позитивные тенденции. Из беспрецедентно глубокого цикла, растянувшегося на полтора десятилетия, мы выходили с незначительным по масштабам и глубине обновлением основного капитала, т.е. технологическое обновление обошло нас стороной. Неоправданными, с точки зрения исторического развития, оказались жертвы российского народа, а экономика России еще больше отстала от мирового развития.

Подобная ситуация могла быть хоть как-то оправдана на фазе спада и депрессии, хотя их характер и глубина были в существенной мере вызваны безоглядно выбранной и радикально проводимой политики экономического либерализма. Можно было оправдать положение технологической стагнации отсутствием благоприятной среды для инновационного рывка народнохозяйственного масштаба. Но с 1999 года накапливались источники инвестиций, но процесс массового технологического обновления не наступал. Центральный банк накапливал резервы, правительство копило профицит бюджета в самых пассивных для инновационного развития формах (инструментах), которые оказались в огне финансового кризиса. Предстоит еще подсчет потерь результатов политики примитивного накопительства. Сегодня эта политика выдается за мудрое предвидение. Дескать, подушки безопасности были приготовлены специально для такого случая, чтобы смягчить удары очередного кризиса. Пожалуй, это самой существенное, что выдает отечественная либеральная экономическая мысль, продемонстрировавшая сове очевидное банкротство. Беда еще в том, что она, получив в свое время реальные рычаги экономической власти, увлекла российскую экономику в бездну технологической стагнации и отставания от мирового развития.

Экономический кризис породил довольно забавную оправдательную риторику. На нее можно было не обращать серьезного внимания, если бы она была невинной и не касалась бы причин кризиса, ответственности за ее результаты и оценки экономической политики. Ее суть состоит в том, чтобы далеко за океан отвести причины финансово-экономического кризиса, а отечественную экономику представить в виде невинной жертвы. По этой логике – раз причины кризиса далеко за океаном, то и виновные там же. Позиция предусмотрительной жертвы, накопившей рисковые резервы, куда предпочтительнее положения хотя бы соучастника. Но ведь отечественная экономическая модель выкраивалась по заокеанским лекалам и именно поэтому так синхронно лихорадит наши экономики. Критика персон, олицетворяющих зарубежную экономическую политику, признанной первопричиной мирового финансово-экономического кризиса, должна продолжиться в критическом анализе модели экономического устройства, основы которой были созданы по их же рецептам.

Достаточно убедительно звучали иные голоса, высказывавшие альтернативные взгляды. Еще в середине 90-х годов предлагались политика «инвестиционной экспансии» в качестве национально экономической идеи. В новых условиях предполагалось реализовать народнохозяйственную инвестиционную стратегию, соизмеримую с довоенной индустриализацией в СССР. Подробная идея, в разных вариантах с разными подходами и обоснованиями развивалась в академических и вузовских кругах, в том, числе научных конференциях и публикациях в московском университете. Но иные кумиры властвовали умами политиков. Оказавшись у разбитого инновационного корыта, идеологам проводимой экономической политики остается забота о припасенных амортизаторах кризиса, над которым висит дамоклов меч обесценения в водоворотах финансового кризиса.

Заслуживает специального внимания еще одно противоречие глобальной экономики, всосавшей в воронку кризиса и нашу – отечественную. Страны, которые принято назвать развитыми, озабочены поддержкой финансового сектора экономики, в том числе и за счет бюджетных денег. Существует мнение, достаточно обоснованное и признаваемое многими экономистами и политиками, что причиной современного и предыдущего (1998 г.) кризиса является гипертрофированное развитие финансового сектора за счет клонирования вторичных активов и деревативов. И, тем не менее, именно в сторону финансового сектора обращена помощь этих стран. Реальный сектор, создающий реальные блага остается в лучшем случае на втором плане. Развитые страны, будучи лидерами в области технологий могут себе это позволить, хотя и там имеются альтернативные мнения. Но российская экономика, пристраивающаяся им в затылок по части направлений финансовой помощи, находится в ином технологическом состоянии и ей следует решать другие задачи как текущего, так и стратегического порядка.

Даже в Западной Европе часто звучат голоса довольно влиятельных политиков о необходимости существенного переустройства, как финансовой системы, так и экономического мироустройства. Одним из назревших направлений в этом отношении является изменение пропорций и механизмов функционирования финансового и реального секторов в пользу последнего. Необходимо определиться в приоритетности сектора экономики, несущего главную нагрузку по жизнеобеспечению общества. Но именно на финансовом секторе сосредоточены интересы владельцев всеобщей формы денежного богатства. Имея экономически обеспеченное влияние на власть, они едва ли позволят посягнуть на область своих интересов. Мировой кризис и политика властей по смягчению его последствий обнажили и социальные противоречия. Налогоплательщики США и Западной Европы справедливо ставят вопрос о том, почему за счет бюджетных средств оказывается помощь финансовым магнатом и спекулянтам, звучат голоса в пользу изменения направлений антикризисных мер. Например, предлагается на суммы, эквивалентные финансовой помощи, снизить налоги с тем, чтобы стимулировать спрос со стороны покупателей и уменьшить издержки со стороны производителей. Эти меры направлены на поддержку реального сектора. Несмотря на экономическую обоснованность данной позиции, за ней не стоит влиятельная институционализированная сила.

Мобильность и сила влияния заинтересованных представителей финансового сектора оказались сильней как в мире, так и в нашей стране.

Из глубочайшего кризиса девяностых годов Россия вышла ни с чем, в смысле технологического обновления, нарушив, тем самым, закономерность циклического развития. Необычная с точки зрения теории и истории реальность еще не стала предметом глубокого анализа и прогностических оценок. Возникла новая проблема, точнее та же проблема, только в новом издании: с чем мы выйдем (в том же смысле технологического обновления) из очередного кризиса. Заявления политиков и некоторых экономистов о том, что экономика России выйдет из кризиса еще более сильной можно лишь по форме оценить как перспективные. Но нигде не излагается суть экономической политики, отторгающей инновационное развитие. Почему именно этот кризис должен усилить экономику, если этого не сделали другие кризисы. Ответы на эти вопросы не предполагаются, они не ищутся активно, поскольку в этом случае придется оценивать суть проводимой политики. К этому правящая элита и обслуживающая ее экономическая теория не готовы. Преобладают настроения переждать экономический кризис ничего, по сути, не меняя в модели экономической политики в сторону реального сектора экономики с сильным акцентом на технологические инновации, усугубится технологическая маргинализация российской экономики, обреченная на еще большую зависимость от конъюнктуры мирового сырьевого рынка.

Инновационная риторика сменилась модернизационной. Речь идет лишь об уровне осознания важности проблемы на уровне высшего руководства России. Ее практическая реализация, вылившаяся в перетягивание бюджетного каната между Минфином и Минэкономразвития, свидетельствует о сетной заурядности практических действий. Самым значительным оказался «Сколковский проект». Он показал, что риторика модернизации «снизу» завершилась учредительством и финансированием «сверху». Проблема нынешней модернизации сопоставима с довоенной индустриализацией. Соответствующей должна быть политическая воля, ресурсы, научно-технические разработки и механизмы. Главный вопрос – ресурсы, которые должны соответствовать масштабам изменений.

Заключительная часть


Россия оказалась в числе стран, получившей большие доходы от конъюнктурного роста цен на товары ее сырьевой группы. Она имела уникальный исторический шанс использовать «золотой дождь» для упреждающего технологического рывка при определенной политике. Это не запоздалое прозрение. Такая точка зрения активно излагалась экономистами академического и университетского базирования. (Мы предлагали политику инвестиционной экспансии, соизмеримой в историческом масштабе с довоенной индустриализацией, превратить в национальную экономическую идею). Но были более значимые фигуры, занимавшие те же позиции (академик РАН Д.С.Львов, чл-корр РАН С.Ю.Глазьев и др.) Но эти идеи не могли пробиться через плотные слои околоправительственных экономистов «толпою жадною теснящихся у трона», монополизировавшие все правительственные заказы и гранты. На государственные деньги они развивали идеи «модернизации снизу», «либерализации внешнеэкономической деятельности». Был даже «выведен» закон – чем меньше государственное участие в экономике, тем выше темпы экономического роста (это плоды интеллектуальных усилий бывшего экономического советника главы государства и его единомышленников). Здесь наступает момент истины: эффективна та экономика, которая поглощает все свои накопления на нужды технологического прогресса. А еще эффективней экономика, заимствующая на эти же цели, поскольку при этом происходит накопление конкурентоспособности и экономической эффективности. Всевозможные накопления при устаревших фондах – это изъятие из активного оборота ресурсов реальной экономики в пользу финансового сектора, да еще и содержащихся в зарубежных активах. По этим основанием мы оцениваем проводившуюся в России экономическую политику, как стратегически неэффективную. Она инерционна, безрискова и удобна для правительства, ибо под рукой на случай кризиса оказалась финансовая соломка, которую на случай кризиса и подстелить можно.

Наверное, здесь наступило время высказать свои рекомендации. Нам видятся два варианта активной экономической политики, имеющих стратегическое значение. Они зависят от глубины проникновения кризиса в реальный сектор. Если оправдываются неблагоприятные прогнозы, сравнивающие спад с Великой Депрессией, то надо поддержать экономику развертыванием широкого фронта работ по созданию производственной и социальной инфраструктуры и стимулировать реальный сектор расширением внутреннего спроса. В соответствующую программу может быть включено строительство дорог, портов, мостов, жилья, инфраструктуры ЖКХ, городских хозяйств, объектов социального назначения. На эти цели потребуется расходование не только государственных, но и частных и корпоративных накоплений, поскольку речь идет о программе поддержки и развития всей национальной экономики. Вспомним, что подобными методами Рузвельт выводил американскую экономику из той самой Великой Депрессии, причем, не имея накоплений. Он пошел на расширение бюджетного дефицита для стимулирования спроса; стимулировал инвестиции регулированием предельной процентной ставки; вводил государственные гарантии для страхования частных инвестиций и т.д. (Очевидным образом элементы «Нового курса» Рузвельта присутствуют в политике Б.Абамы). Если же метастазы проникновения кризиса в реальный сектор удастся купировать методами монетарной и фискальной политики, не прибегая к чрезвычайным мерам, то надо реализовать, как уже упоминалось, политику инвестиционной технологической экспансии, как общенациональной экономической идеи. По историческому значению она должна быть соизмерима с довоенной индустриализацией, вывести страну на уровень мирового технологического развития, с созданием десятков новых отраслей, изменивших весь экономический облик страны в тот исторический период. Заметим, что и при советской индустриализации не было государственных накоплений. Поэтому индустриализация потребовала ограничений в потреблении ради промышленного накопления. Теперь таких ограничений не требуется. Необходимо мобилизовать государственные накопления, стимулировать частные и корпоративные инвестиции, а для технологий национального экономического значения можно прибегнуть к заемным ресурсам (как внешним, так и внутренним) и бюджетному дефициту. Конечно, это масштабные задачи, но они, как свидетельствует исторический опыт, реализуемы. Альтернативой является вялотекущая политика расходования государственных накоплений. Нельзя считать стратегической политику финансовой подпитки экономики, без ясной промышленной и инновационной программы, да еще и за счет урезания важных расходных статей бюджета, например, на образование.

Остается рассмотреть еще один общий вопрос, который иногда обсуждается в связи с нынешним кризисом, окажет ли влияние нынешний кризис на экономическое мировоззрение и миропорядок? Судя по материалам декларациям G-20, существенных перемен не будет. Там говориться о незыблемости рыночных принципов, хотя и допускается эффективное регулирование финансовых рынков. Но часто высказывались и иные точки зрения, в том числе и руководителями Европейских стран о том, что необходимо фундаментальное реформирование финансовой системы и даже мирового экономического порядка.

Дух и содержание декларации «двадцати» свидетельствует о том, что и данный кризис рассматривается как исключительно финансовый. Но если признать его мировым циклическим кризисом, а это уже признается большинством экономистов, то и выводы должны быть иными.

Заслуживают внимания неофициальные мировые форумы ученых и политиков, которые можно назвать альтернативными и даже оппозиционными по отношению к позиции ведущей двадцатки в оценке причин кризиса и перспектив мировой экономики. VI мировой общественный форум «Диалог цивилизаций» (2008 г.). Форум был посвящен развернутой критике либеральной теории и идеологии. Но по части позитивных предложений отличается мнение канцлера Австрии Альфреда Гузенбаура, который считает необходимым создать международный финансовый институт (организацию) наподобие ВТО для регулирования финансовых рынков. Основная идея состоит в том, чтобы освободиться от мировой долларовой экспансии. Идея выстрадана мировой (неамериканской) экономикой. Но нет пока определенных реальных способов ее реализации. Возврат к аналогам Бреттонвудской системе невозможен в условиях нынешней глобализации экономики. На освобождение от долларовой экспансии направлены и попытки торговать экспортными российскими товарами за рубли, в том числе и созданием специальных товарных бирж в России. Правильная, но очень запоздалая идея. Она высказывалась отечественными экономистами на начальной стадии повышения цен на энергоносители. Самый благотворный период упущен.

И все-таки контроль над мировой финансовой системой и даже создание новой финансовой системы – это очень важная проблема, но для мировой экономики она носит частный характер. При всей ее важности она не соответствует уровню нового мирового экономического порядка. Исходя из нашего анализа и оценок, рискнем сделать выводы, которые носят скорее концептуальный, нежели экономически технологический характер.

  1. Альтернативой либеральной модели рыночной экономики можно признать социально ориентированную экономику, высшей целью, которой является рост благосостояния и развитие личности каждого гражданина, а не концентрация сверхбогатства у узкой прослойки группы людей, получивших власть над ресурсами.
  2. Если социально персонифицированным субъектом нынешнего кризиса является финансовый олигархизм (власть и контроль сверхбогатства), то ему может быть противопоставлен социальный субъект массовой самоорганизации производителей реальных благ способный влиять на власть и управление.
  3. Стихийным регуляторам рыночной экономики должно быть противопоставлено регулирование, основанное на современных информационных технологиях.
  4. Глобальному финансовому контролю олигархических групп должна быть противопоставлена политика финансового полицентризма, укрепление и конвертируемость национальных валют.
  5. Идея модернизации России на инновационной основе важная, хотя и запоздалая. Но она еще не конкретизирована до определения комплекса отраслей, стратегически важных для решения данной задачи, определения объема средств, необходимых для реализации данной задачи, и самого механизма реализации. Принципиальным является вопрос о субъекте реализации данной задачи. До сих пор в экономической политике преобладала идея «модернизации снизу». Она подпитывается определенными кругами экономистов.[3]
  6. На наш взгляд, основным противоречием стратегии модернизации является то, что субъект, инициирующий модернизацию (высшее руководство страны), не обладает достаточными ресурсами, а субъекты, в чьи руки перешли основные ресурсы и денежные потоки, уже давно позаботились о системной модернизации условий своего бытия и едва ли они заинтересованы в системном изменении условий жизни общества.

Если признать в качестве главной цели экономического развития России модернизацию как системное изменение среды обитания, уровня и качества жизни, то в качестве главного выдвигается вопрос о субъекте. Экономические ресурсы в результате радикальных реформ распределены в пользу тех субъектов, которые коренную модернизацию условий своего обитания уже произвели. Насколько их может волновать судьба экономики в целом? Сторонники модернизации «снизу» не отвечают на вопрос о том, почему до сих пор этого не происходит. Ведь краеугольным камнем приватизации было положение о том, будто негосударственные (частная) формы собственности по определению обладают сильным мотивом прогрессивного развития. Общество вправе выдвинуть «модернизационные» требования к тем, кому были отданы государственные (природные и созданные трудом народа) ресурсы. Именно их обладатели ответственны за выполнение поставленной задачи. Конечно, ресурсами обладает и государство, которое должно их использовать для поддержки инновационно мотивированных субъектов. Но они ограничены. Средства эти должны быть расширены за счет дополнительных источников рентного и монопольного происхождения. Государство, выдвинувшее идею модернизации как общенациональную задачу, должно иметь средства, ресурсы и механизм реализации. Однако, это не разрешение указанного выше противоречия. Предстоят институциональные изменения, которые должны соединить ресурсы инновации с инновационно мотивированными субъектами. Пути и способы решения данной, социально острой проблемы, подлежат дополнительному изучению и обсуждению.

Литература

  1. Экология и жизнь № 11-12 2009г.
  2. Российский статистический ежегодник. 2007 г. с. 333, 340
  3. Российский статистический ежегодник. 2007 г.



]Глава 2. К ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ ВИРТУАЛИЗАЦИИ: ИНФОРМАЦИОННЫЕ СИГНАЛЫ НОВОЙ ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ ФУНКЦИИ

Кризисные явления в сегодняшней экономике связаны с изменением роли «виртуальной» ее части - финансовых рынков, под влиянием непредсказуемых факторов информационного характера. Сильнейшие потрясения испытывают и традиционные отрасли экономики. В экономической теории есть понимание причин кризисных явлений, основанное на анализе роли факторов, обобщенно называемых «знания» и «инновации». Их можно трактовать как обобщенный фактор виртуализации, который должен быть учтен в экономических моделях. Востребованность для теории новых моделей с включением дополнительных факторов активно обсуждается. Причем, запросы и пути развития теории в определенной степени уже намечены серьезным сравнительно-аналитическим дискурсом, в котором можно отметить два принципа, важные для дальнейшего изложения наших материалов. Так, академик В.Л.Макаров определил принципиальную особенность новой экономической системы - экономики знаний, как типично нелинейное явление [1]. В гл. 12 (стр.366-367) коллективной монографии [2] отмечено, что экономика знаний «требует переосмысления всей аксиоматики, присущей всей смитианской экономике» (хотя перечень сомнительных постулатов, проистекающих из этого вывода, не является бесспорным, а отражает исследовательские интересы авторов).

Но моделей с политэкономической интерпретацией, облаченных в достаточно строгую форму, и тем более - с функциональным представлением, допускающим анализ экономического смысла результатов, подобно классическим моделям, пока нет. Хотя, известны предпринимавшиеся попытки подходов во второй половине XX века к построению производственных функций близких к спецификации Кобба-Дугласа, учитывающих инновационные составляющие, отмеченные в [3].

В исследовании [4] нами показаны возможности построения адекватных производственных функций (полезности), содержащих показатели роли новых социальных и инфраструктурных факторов виртуального характера. Экономические аспекты построения и анализа сигналов таких функций были выделены в докладах [5, 6]. Модель строится как производственная функция типа Кобба-Дугласа (КД-функция) с заведомо нелинейными характеристиками; что в следствиях дает принципиальную двойственность экономических показателей и позволяет интерпретировать высокую эффективность и кризисность, оценивать макроэкономические риски.

Социальные ожидания виртуализированной экономики таковы, что общество при накоплении огромных капиталов не хочет ограничиваться минимальным потреблением, тратя силы на поддержание капитала в рабочем состоянии - поэтому вклад инновационных ресурсов в функции полезности должен быть нелинейным и неоднозначным в последствиях. Как следствие можно ожидать, что в виртуализированной экономике могут быть уточнены или станут несправедливыми постулаты (законы) предельной полезности. Интересны также возможности увидеть эффекты «ресурсного проклятия», перехода на нециклические схемы или коллапса.

Все имеющиеся возможности - общие ресурсы R0 - разделяются нами на две, в принципе взаимозаменяемые, традиционные группы - на труд и на капитал. Внутри каждой из этих групп мы выделяем особые слагаемые - инновационный труд l и инновационный (интеллектуальный) капитал k, которые позволяют учитывать уровень виртуализации производственной деятельности Y. Составляющие затрат на традиционный труд и капитал, соответственно, обозначим L и K. Индексом i обозначается доля инновационных ресурсов во всех ресурсах R0. Для построения наглядной Yi считаем, что общая эластичность вложений в традиционные ресурсы T=K+L равна параметру ( 1), а по влиянию на эффективность вложений инновационные составляющие k и l не будут разделяться. Тогда, допустимо введение единой эластичности суммарных инновационных составляющих z=k+l для Yi, которую будем далее обозначать как еще один параметр . Формально базовое представление для выяснения и описания роли общих инновационных ресурсов в некотором показателе Yi нами вводится следующей формулой:

, (1)

где С – некоторый коэффициент, роль которого будет обсуждаться.

Очевидно, что этот вариант подхода близок к идеям классического конструирования производственной функции. Поэтому, в нашем построении Yi мы будем исходить из принципа предельного перехода, то есть из того, что при k+l0 (без эффектов экономики знаний) из Yi должна получаться функция Кобба-Дугласа. Рассматривая, как основную составляющую, ресурсы R0, преобразуем выражение (1) к новой производственной функции Yi с вкладом виртуальности, которая выражается следующей формулой

, (2)

где .

Дополнительный коэффициент p(,,i) в преобразованном выражении (2) подобен переменному коэффициенту в аналогичной форме спецификации Кобба-Дугласа.

Однако, формально выписанные соотношения (1) и (2) используют только один класс функциональных зависимостей, существенно ограниченных в своей гибкости отражения внешних требований. И без специального экономически обоснованного исследования возможностей нелинейных соотношений между параметрами , и i эти соотношения не могли дать никаких новых результатов. Интересно, что глубокие практические исследования экономики знаний отделения «Knowledge Products and Outreach» Всемирного банка, в которых формально выделена особая роль знаний, признаваемая равной труду и капиталу, при попытках теоретического осмысления останавливаются на некотором аналоге функции (1), и далее забывают об объявленной роли знаний [7].

Экономические и математические требования к производственным функциям данного класса

При построении Yi принцип предельного перехода к КД-функции выражался в требовании, что при k+l=0 эластичность Эi=+ должна быть равной единице (100%), причем на интервале 0<i<1 эластичность Эi должна иметь максимум (соответствующий концепции наличия оптимального баланса экономики знаний и традиционной экономики).

Второе принципиальное положение к построению возможной Yi заключается в следующем. При постоянных значениях и коэффициент p(,,i) будет равен 0 как при i=1, так и при i=0, что не является экономически допустимым для знаний, в отличие от принципа «труд без капитала, и капитал без труда мертвы», использованного в спецификации Кобба-Дугласа. Тогда степенные показатели и должны зависеть от i, то есть не являются независимыми переменными. В наших моделях они вводятся в виде: (i)=1-i, (i)=mi(1-i), где степенной показатель (i) – можно назвать по его структуре «гармонизатором» инновационной и традиционных составляющих. Предложенные формы для переменных степеней (i) и (i) математически означают, что выбран простейший характер нелинейности с максимумом – параболическая зависимость, а m есть числовой показатель при второй степени индекса инновационности, отвечающего за нелинейность.

Однако, переменная величина эластичности Эi по общим ресурсам R0 означает, что если R0 будет иметь экономическую размерность, то переменна будет и размерность производственной функции Yi. Устранить это принципиальное противоречие можно только в том случае, когда общий ресурс выражается безразмерным числом. Это ограничение не используется в традиционной теории КД-функции, когда эластичность Э принимается за единицу. Но без введения такой осмысленной безразмерной переменной R0 дальнейшее построение спецификации экономики знаний потеряет смысл. Единственный же оправданный безразмерный показатель R0 может быть в том случае, когда задан ограниченный интервал его изменения, например, от 0 до 1 (до 100%). Наличие такого максимального показателя max(R0)=1 означает, что наша спецификация экономики знаний представляет собой модель, в которой возможность наращивания любых реальных ресурсов для производственной деятельности принципиально ограничена некоторым пределом (относительный показатель использованных ресурсов от максимального и есть R0).

Характеры изменения эластичности Эi(i) и коэффициента p(,,i) в полном виде производственной функции Yi показаны на рис.1 и 2 для двух значений параметра m:

 Расчетный характер изменения эластичности производственной функции -3

Рис.1. Расчетный характер изменения эластичности производственной функции

 Расчетный характер изменения коэффициента производственной функции -4

Рис.2. Расчетный характер изменения коэффициента производственной функции

Нелинейные эффекты виртуальности

Заметим, что построенная функция (2) может предсказывать значительные эффекты от виртуализации по Эi(i) до определенных границ i, и показывает, что общий ценностный показатель Yi может при этом резко падать за счет уменьшения p(,,i). Результаты можно интерпретировать как возможность оценки рискованности высокой эластичности виртуализации, то есть можно ввести коэффициент риска как произведение минимума p(i) на максимум Эi(i). Отметим также резкий спад p(,,i) при малых i - этот эффект интерпретируется нами как «ресурсное проклятие» в широком смысле.

Кроме исследования эластичности и относительного значения производственной функции, рассмотрим также исследование такого традиционного показателя для теоретических экономических моделей как «предельная полезность», то есть частную производную от производственной функции по величине одного из переменных показателей. Поскольку основным теоретическим вопросом в экономике знаний является вопрос об эффективности инновационных вложений, найдем и исследуем =.

Вычисление производной для степенных функций с переменным основанием удобно провести после их предварительного логарифмирования. Опуская вычисления, приведем получаемое выражение

. (3)

Отсюда находится аналитическое выражение для предельной полезности (эффективности) по инновационным ресурсам . Исследуя численно его параметры, можно увидеть другие особенности экономики знаний, демонстрируемые моделью.

 Расчетный характер предельной полезности в зависимости от увеличения-9

Рис.3. Расчетный характер предельной полезности в зависимости от увеличения инновационности для производственной функции (2) при большом коэффициенте нелинейности

 редельная полезность в зависимости от увеличения инновационности для-10

Рис.4 Предельная полезность в зависимости от увеличения инновационности для производственной функции (2) при малом коэффициенте нелинейности

Отметим те важные особенности, которые показывают последние иллюстрации.

Производственная функция может не быть возрастающей на всей области определения (хорошо видно при малых i на рис.3 и 4, где производная отрицательна, если начальная доля T велика – в примерах при 85%). Это означает, в экономической трактовке, что в областях с очень большой долей традиционных ресурсов увеличение доли инновационных составляющих может поначалу привести к уменьшению полезности.

Производственная функция не является всюду выпуклой, так как предельная полезность не является всюду убывающей в области определения. Это означает, что для явлений, описываемых такими функциями, не могут быть использованы традиционные методы оптимизации, разработанные для выпуклых функций.



Pages:     || 2 | 3 |
 




<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.