КАЗАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра новой и новейшей истории

И.К. Калимонов

ОСНОВЫ НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

(ЗАРУБЕЖНАЯ ИСТОРИЯ)

Практикум

(Тексты для самостоятельного изучения)

Казань

2006

Введение.

Практика работы со студентами показывает, что многие студенты-историки не владеют в достаточной мере системой методологических и методических знаний, необходимых для самостоятельного написания научного сочинения по зарубежной истории. Сказываются слабое знание современного состояния западноевропейской социальной философии и философии истории, ограниченный доступ к литературе и источникам по зарубежной истории.

Осложняет дело и то, что в отечественной науке слабо разработаны логико-гносеологические процедуры исторических исследований. Преподавание истории во многих университетах России часто ведётся в отрыве от рассмотрения гносеологии и логики истории, т.е. тех познавательных процедур и логических средств, которые используются в исторической науке и отличают её от других наук.

К. В. Хвостова (известный историк-византинист, руководитель центра теоретических проблем исторического познания ИВИ РАН) пишет: «в основе исторических исследований лежит огромный труд. При этом его результат зависит не только от анализа исторических источников, о чём знает каждый историк-профессионал, но и от так называемого «предзнания» и его интерпретации ^[1] исследователем. Эта последняя зависит от мировоззренческого, социологического и культурологического контекста того времени, в котором живет и работает данный историк» ^[2]

Без знания об этих аспектах исследовательской деятельности историка трудно рассчитывать на успех.

Кроме того, распространены два прямо противоположных заблуждения. Одно состоит в том, что история вообще не рассматривается как наука. Она будто бы представляет собой нечто среднее между искусством и наукой. Поэтому в историческом сочинении главное – это литературная форма изложения материала, образный язык, но бессмысленно требовать от такого сочинения точности и адекватности понимания прошлого, согласованности историков в их интерпретации источников, т.е. всего того, что называется в науке объективностью. Другое заблуждение заключается в том, что историю рассматривают как науку, близкую к точному знанию, и сравнивают, например с физикой.

История не может соответствовать идеалу математического или естественнонаучного знания. У истории – другой объект изучения. Человек и человеческое общество не знают такой повторяемости, которая позволяет говорить о возможности точного прогноза. Человек – существо, наделённое воображением, то есть обладающее свободой выбора. Поэтому нельзя точно предсказать его поведение. Можно лишь установить границы, которые ограничивают его воображение, установить возможные направления общественного развития в тех или иных условиях. Границы, в которых возможны альтернативы, устанавливаются исходя из опыта приобретённого человечеством к тому моменту, когда за работу берётся историк. Историк исходит из потребностей общества, в котором он сам живёт: он применяет теоретические представления об обществе и человеке своего времени к прошлому для того, чтобы решать современные ему проблемы. Он не может вывести эти теории из прошлого: историк берёт их из современной ему системы представлений об обществе. Они то и могут быть проверены на практике.

Изучение исторического прошлого означает реконструкцию событий, процессов, отношений, ценностных установок, институтов, постижение их исторического содержания и оценку этих явлений с точки зрения современного знания.

Историк – такой же человек, как и те, кого он изучает. Историк не может не быть субъективным. Потому он никогда не приблизится к той степени объективности знания, которая присуща математике или физике. Но субъективность субъективности рознь. Проверить историка можно эпистемологически. Выдающийся французский философ П. Рикёр писал по этому поводу: «Объективность должна браться здесь в строго эпистемологическом смысле: объективно то, что разработано, приведено в порядок и методически осмыслено мышлением, то, что, в конечном счёте, оно делает понятным. Это истинно для физических и биологических наук, это истинно также и для истории. Следовательно, мы ждём от истории, что она найдёт доступ к прошлому человеческих обществ, обладающему таким достоинством объективности. Это не означает, что её объективность та же, что у физики или биологии: существует столько уровней объективности, сколько существует методических подходов. Стало быть, мы ожидаем, что история прибавит новую область к меняющей свои границы империи объективности» ^[3].

Проверка историка на «хорошую» субъективность осуществляется по принципу соответствия применяемых им приёмов и методов требованиям научной программы, в рамках которой он осуществляет исследование.

В любом случае историк должен помнить, что его труд основан на двух принципах ^[4]. Первый принцип – «возвратное вопрошание». Историк не может поставить эксперимент с прошлым человечества. Он вынужден пользоваться следами, которые остались от прошлого. Поэтому в исторической дисциплине на первом месте стоит теория, а на втором месте – конкретные исследования. Связано это со спецификой исторического знания: историческую теорию можно разработать только на основе современного исторического опыта, здесь мы в состоянии наблюдать и проверять действенность теории. Данная теория приспосабливается затем для изучения прошлого в зависимости от того, какие следы оставила изучаемая историком эпоха и в зависимости от предмета изучения. Второй принцип – «единичное причиновменение». Этот принцип основан на утверждении, что история как наука имеет смысл только в том случае, если позволяет создавать цельное, связное представление о прошлом. Только в таком виде она может исполнять свою дидактическую и социальную функции как способ рационализации исторической памяти. Однако создать цельный рассказ можно только при наличии единого сюжета. Эта черта сближает историю и литературу. В зависимости от выбора сюжета (жанра) историк будет излагать историю определённым образом, отражая при этом интересы определённой социальной группы. Принимая этот факт в расчёт можно чётко определять направленность исторического сочинения, его обусловленность историческим контекстом, что позволяет говорить о вариативности исторического познания в определённых границах, называемых в историографии историографическими школами. Следовательно, ни один историк не может быть свободен от мироощущения своего времени. Подсознательно или осознанно он ориентируется на достижения своего времени как в сфере теоретического, так и сфере практического опыта, не забывая при этом об опасности модернизации прошлого, которая подстерегает историка на каждом шагу. Избежать этой опасности помогает только жёсткое соблюдение привил предписанных теоретической моделью исследования. Таким образом, историк проверяется на возможность искажения исторических фактов в первую очередь с точки зрения соблюдения им правил познания и методов исследования, присущих современным ему уровнем развития философии, родственных исторической науке гуманитарных и социальных дисциплин, принадлежностью к той или иной группе интересов в обществе. Следовательно, прежде чем заниматься историей, желательно иметь представление о теориях, объясняющих современное общество, иметь представление о направленности его развития, иметь представление о развитии современного философского и научного знания.

К.В. Хвостова выделяет в данном случае два уровня, по которым можно судить о качестве проделанной историком работы. «Первый из… уровней исследования предполагает реконструкцию изучаемых явлений прошлого путем вхождения исследователя в знаковую ситуацию изучаемой эпохи, т.е. благодаря восстановлению свойственного этой эпохе понятийно-категориального аппарата (в зарубежной историографии этот процесс обозначается как понимание). Второй связан с выявлением исторической роли изучаемых феноменов, их места в системе других явлений с учётом исторической перспективы, неизвестной современникам, но определяющей их оценку с точки зрения последующей истории. Оценка осуществляется с помощью высказываний, в которых используются категории и понятия науки, современной авторам исторических исследований (в историографии этот метод назывался по-разному. Мы определим его как системный)». ^[5]

Собственно говоря, мы имеем два конкурирующих подхода к объяснению и рационализации исторического опыта человечества: онтологический и гносеологический (объяснение или понимание). Разобраться в этих подходах, осмыслить их – одна из приоритетных целей для студента-историка.

По выражению историка-германиста И.Я. Биска, студент должен уяснить кажущуюся на первый взгляд парадоксальной формулу: образование – это то, что остаётся, когда выученное забыто. Остаться же должен, прежде всего (наряду с базовыми вопросами) метод изучения, дающий возможность студенту расти самостоятельно и всегда быть на уровне современных требований науки ^[6].

Сделать это без самостоятельной научно-исследовательской работы невозможно. Поэтому сейчас на первый план в подготовке специалистов выдвигается задача усиления компонента самостоятельной работы в общей учебной нагрузке. Данная работа призвана ознакомить студентов с базовыми принципами самостоятельного научного поиска и написания научного сочинения, нацелить на освоение методов исторического исследования, применяемых в западноевропейской и отечественной науке, изучающей историю стран Запада в новое и новейшее время.

Спецкурс «Основы научных исследований», рассчитанный на 34 часа изучения состоит из 3 частей. Данное учебно-методическое пособие представляет собой парафраз или прямое изложение текстов различных работ по теории и методологии истории, систематизированных по темам изучения. Это позволяет составить общее представление о предмете изучение и облегчает дальнейшее освоение литературы. Желающие ознакомиться с той или иной темой подробно могут обратиться к первоисточникам, указываемым в сносках. Первая часть непосредственно связана с курсом философии: данные тексты раскрывают принципы философии и методологии науки, необходимые для наработки навыков научно – исследовательской деятельности студентов. Вторая часть знакомит с правилами поиска информации, обоснования цели и задач, научного анализа, систематизации и обобщения данных, знакомит с основными действиями в ходе проведения исследования на основе обобщения опыта западноевропейской историографии XX века. Третья часть предоставляет возможность ознакомиться с правилами оформления научного сочинения, требованиями, предъявляемыми к постановке цели научной работы, введению и основному содержанию научной работы. Здесь же даётся представление о логико-методологических требованиях к обоснованию результатов научной работы.

В силу того, что полученные выводы надо аргументировано изложить, а затем отстоять свою точку зрения, пособие завершается изложением правил подготовки устного выступления, его обсуждения и последующей защиты.

СОВРЕМЕННОЕ НАУКОВЕДЕНИЕ И ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА.

Ключевые слова

Индукция и дедукция, анализ и синтез, абстрагирование и обобщение, идеализация, аналогия, описание, объяснение, предсказание, обоснование, гипотеза, подтверждение и опровержение, систематизированность, обоснованность, доказательность, проверяемость, идеал научной рациональности. Теоретические методы. Аксиоматический метод. Конструктивистский метод. Гипотетико-дедуктивный метод. Прагматический метод. Номотетический и идеографический подходы. Необходимое и случайное в истории. Научные революции, парадигмы и сообщества. Мировоззренческий, социологический и культурологический контекст. Исторический контекст. Предзнание и интерпретация. Конкуренция научно-исследовательских программ.

Вопросы для обсуждения

1. Что такое наука?
2. Как возникла наука?
3. Основные характеристики «большой науки» ХХ века.
4. Эмпирический и теоретический уровни научного познания.
5. Особенности процесса научного познания.
6. Научные революции, парадигмы и сообщества.
7. Традиции и новации в развитии науки.
8. Теоретические методы. Аксиоматический метод, конструктивистский метод, гипотетико-дедуктивный метод, прагматический метод.
9. Можно ли всё-таки считать гуманитарные науки науками в полном смысле слова?
10. Чем отличаются собственно гуманитарные науки от социальных наук?
11. Почему парадигма истории – это, прежде всего, парадигма историографии?
12. Почему историк проверяется на объективность эпистемологически?
13. Нагружено ли эмпирическое знание теоретическим?
14. Каковы характерные черты прагматического метода?
15. Почему историческая наука не может сравняться по результативности с естественнонаучными дисциплинами?
16. Можно ли считать гуманитарные науки науками в полном смысле слова?
17. Кризисы общества и кризисы исторической науки. Почему происходит смена парадигм?

При изучении этой темы рекомендуется обратиться к учебнику В.А. Канке ^[7]. Желающие составить более глубокое представление о предмете методологии науки могут воспользоваться книгой «Философия и методология науки» ^[8], а также другими произведениями ^[9].

Прежде всего, надо определиться с понятиями и терминологией. В противном случае будет трудно понять, о чём идёт речь.

Наука – это деятельность человека по выработке, систематизации и проверке знаний.

В упрощённом виде, на уровне бытового сознания, люди пользуются научными методами бессознательно. Мы рассматриваем объект, мысленно делим его на части, соотносим с определённой классификацией, устанавливаем назначение частей и существенные связи между ними, на практике проверяем достоверность наших представлений. В науке используются, по сути дела, обычные приёмы рассуждений, которые характерны для любого рода человеческой деятельности и широко применяются людьми в обыденной жизни.

Что мы имеем в виду, когда говорим о приёмах научного исследования? Речь идёт об индукции и дедукции, анализе и синтезе, абстрагировании и обобщении, идеализации, аналогии, описании, объяснении, предсказании, обосновании, гипотезе, подтверждении и опровержении.

Задача студента: овладеть этими приёмами, научиться применять их в своей учебной деятельности, самостоятельно решать научные проблемы, отличать необходимое от случайного, выделять общее и особенное, выявлять тенденции развития общественных явлений.

Какие качества характеризуют научное знание?

Систематизированность, обоснованность, доказательность, проверяемость, стремление к идеалу научной рациональности – принципы науки, которые сложились исторически в процессе развития научного знания. Несоблюдение их ведёт к ошибочным выводам и заблуждениям. Соблюдение этих принципов – залог эффективности исследовательской работы.

Как возникла наука?

Наука зародилась в древности в разных регионах мира. Для Европы начало научного знания связано с именами древнегреческих мыслителей Аристотеля, Архимеда, Пифагора, Евклида. Наука становится достоянием большинства образованных людей в 16 – 17 веках. Она стала одним из главных факторов индустриальной революции в странах Западной Европы в Новое время. В наши дни наука имеет весьма разветвлённую структуру, в которую входят философские, логико-математические, естественнонаучные и гуманитарные науки ^[10].

Существуют разные взгляды на историю возникновения науки. Первая точка зрения связывает возникновение науки с практической и познавательной деятельностью человека: вся наша цивилизация развилась из материальной техники и социальных институтов далёкого прошлого, другими словами, из ремёсел и обычаев наших предков. Вторая точка зрения связывает рождение естествознания, а стало быть, и современной науки, с появлением эмпирического (опытного) знания в 16 – 17 веках. Соответственно, в этом случае развитие современного типа научного мышления следует начинать с Ф.Бэкона и Р.Декарта, Г.Галилея и И.Ньютона. Однако до 19 века наука была уделом любителей, только после реформ Берлинского университета под руководством знаменитого естествоиспытателя В.Гумбольдта появился новый тип учёного: исследователя – профессионала, а университеты стали одновременно базой для проведения исследований и местом подготовки научных кадров. Действительно с появлением новой модели образования связана индустриальная революция коренным образом преобразившая весь мир.

В 20 веке наука стала одним из главных факторов развития человечества. Человек создал «вторую природу» – искусственную, которая для его жизни не менее значима, чем первая. Соответственно растёт роль учёных в жизни общества.

Основные характеристики «большой науки» ХХ века:

Резко возросшее количество учёных.

Число учёных в мире, человек.

На рубеже 18 –19 веков около 1000

В середине 19 века 10000

В 1900 году 100000

Конец 20 столетия 5000000

Рост научной информации.

Если в 1900 году было около 10000 научных журналов, то в настоящее время их уже несколько сот тысяч. Ситуация такова, что ни в одной отрасли знаний не осталось людей имеющих полное представление о состоянии развития даже одной научной дисциплины в полном объёме.

Изменение мира науки.

Наука сегодня охватывает огромную область знаний. Она включает 15000 дисциплин, которые всё теснее взаимодействуют друг с другом. Особые надежды возлагаются на науки о живом, человеке, обществе. По мнению многих учёных, достижения именно в этих науках и широкое использование их в реальной практической деятельности будут во многом определять особенности развития в 21 веке.

Превращение научной деятельности в особую профессию.

Результаты научной деятельности сегодня востребованы в политике, бизнесе, производстве. Над решением многих проблем работают научно – исследовательские центры, разработки которых используются при принятии решений. Научное творчество приобрело коллективный характер и стало больше зависеть от запросов общества, стала приоритетным направлением в деятельности индустриально – развитых государств. Наука требует сегодня больших затрат. Она не может сегодня обойтись без помощи общества и государства. Следовательно, возросла зависимость учёных от отдельных людей и общества в целом. Поэтому невозможна полная свобода исследований с одной стороны, а с другой стороны резко возрастает ответственность учёных перед обществом.

Эмпирический и теоретический уровни научного познания.

Различают эмпирический и теоретический уровни научного познания. Эмпирическое исследование направлено непосредственно на изучаемый объект и реализуется посредством наблюдения и эксперимента. Теоретическое исследование концентрируется вокруг обобщающих идей, гипотез, законов, принципов. Данные как эмпирического, так и теоретического исследования фиксируются в виде высказываний, содержащих эмпирические и теоретические термины. Эмпирические термины входят в высказывания, истинность которых может быть проверена в эксперименте. В принципе невозможно абсолютным образом разделить эмпирические и теоретические факты. Невозможно проводить наблюдение объекта, если нельзя, исходя из теоретических представлений, сформулировать задачу на решение (прежде чем наблюдать, надо знать, что наблюдать). С другой стороны любая теория проверяется практикой, то есть через деятельность. Теория имеет дело с общим. Общее отражает связи между частями целого. Если связи постоянны, мы обращаем на них внимание, ищем причинно – следственные связи и в случае успеха называем их закономерностями ^[11].

Можно ли всё-таки считать гуманитарные науки науками в полном смысле слова? ^[12]

Очевидно, что вердикт о научности гуманитарных наук в немалой степени зависит от толкования категории теоретического закона и процедуры объяснения в научном познании ^[13].

В последнее время в философии науки всё более очевидным становится невозможность механического переноса математических и естественнонаучных принципов познания на социальные и гуманитарные исследования. Именно в этой перспективе переоценивается эпистемологический статус гуманитарных наук. По мнению О.А. Вышегородцевой: поиск новой модели научного объяснения проводится в русле неонатурализма, разрабатывающего гибкую модель научной рациональности, ядром которой, тем не менее, является методология естественной науки. Неонатурализм предлагает в качестве базисной модели объяснения каузальное объяснение, дополняя её смягченными требованиями к степени генерализации знания. Это облегчает проведение эмпирической проверки знания. Здесь налицо явное ослабление понятия номотетичности, что позволяет считать гуманитарную науку «хорошей наукой хотя бы в перспективе ^[14].

Неокантианство выявило два направления для хода эпистемологических исследований: либо мы признаем за образец научности естественные науки, и тогда гуманитаристика заведомо ненаучна, либо пытаемся построить особый канон научности, отличный от естественнонаучного, и таким образом обосновываем научность гуманитаристики ^[15].

Основная задача любой науки – познание объективных законов исследуемого предмета. Между тем в обществе, поскольку его функционирование и развитие есть результат деятельности людей, в предмет исследования полагалось бы включить сознание, волю, настроения, капризы и т.п., которыми непосредственно побуждается деятельность людей. Но можно ли тогда говорить применительно к обществу об объективных законах как специфическом предмете научного исследования? Сегодня мы отчетливо понимаем, что в данном обстоятельстве заключается принципиальная особенность и трудность социального познания ^[16].

Реальная эмпирическая история людей – это история тысяч и тысяч конкретных различных стран, народов и государств, короче говоря, она многообразна. Внутреннего единства в этом многообразии непосредственно не наблюдается, а без установления такого единства не может быть и научного подхода к истории, ибо последний опирается на признание объективных закономерностей. Закономерность же присутствует лишь там, где есть общее, повторяющееся. Абсолютной повторяемости нет и в природе, но все же подметить общее в различающихся природных процессах и явлениях сравнительно просто. Исследуя повторяющееся в явлениях природы – в естественных ли условиях или в лаборатории, – учёные рано или поздно приходят к открытию законов данных явлений, то есть необходимого, существенного, устойчивого в них.

Конкретная история не только многообразна, но и сугубо индивидуализирована. Реальная история отдельных стран, народов и государств уникальна. События, происходящие в той или иной стране, нигде и никогда потом в точности не повторяются. В связи с этим, казалось бы, напрашивается вывод, что в развитии общества нет законов, а, следовательно, не может быть и наук об обществе.

Все формы движения и развития в природе, будь то эволюция звездных систем или движение в микромире, геологические процессы или развитие растительных и животных видов, имеют относительно устойчивые состояния, поддающиеся разграничению, сравнению и измерению. Иное дело общество, его история. Миллионы и миллиарды людей живут и действуют, и из их индивидуальных действий складывается история человечества. Смерть и рождение постоянно обновляют человеческое море, здесь все и всегда изменяется. Кажется, нет никакой возможности остановить этот поток и как-то в нем разобраться. Это постоянное движение истории ставит перед исследователем не только проблему выявления относительно устойчивых исторических состояний и выработки критериев их выделения, но и задачу выяснения связи и преемственности, отдельных состояний исторической эволюции ^[17].

Необходимо провести различение собственно гуманитарных наук и социальных наук. Если объектом гуманитаристики в собственном смысле (литературоведения, искусствоведения) является индивидуальное и конкретное, то социальные науки (экономика, социология, история) ориентированы на открытие всеобщего – законов социальной действительности. А значит, для них остается в принципе возможным путь использования методологии естественных наук. Это корректирует неокантианскую дилемму: «не науки или особые науки», добавляя к ней третий вариант – науки по образцу естественных наук ^[18].

Теория строится таким образом, что она описывает непосредственно не окружающую реальность, а идеальные объекты. Идеальные объекты в отличие от реальных характеризуются не бесконечным, а вполне определённым числом свойств. В теории задаются не только идеальные объекты, но и взаимоотношения между ними. В итоге теория, которая описывает свойства идеальных объектов, взаимоотношения между ними, а также свойства конструкций, образованных из идеальных первичных объектов, способна описать всё то многообразие данных, с которыми учёный сталкивается на эмпирическом уровне. Именно в этом заключается смысл идеализации. Научная идеализация есть форма выделения общего.

Например, механика как научная дисциплина имеет дело не с реальными объектами, а с идеальными. Исследователь в данном случае измеряет только массу предмета и его возможность находиться в пространстве и времени, не обращая внимания на другие свойства. Понятно, что ни одна теория не может охватить всё многообразие мира.

Однако любая дисциплина, стремящаяся быть научным знанием, должна стремится к точности выражения мыслей. У истории в данном случае возможности значительно ограничены в сравнении с дисциплинами математическими и естественнонаучными. Есть мнения, что история в принципе не может оперировать понятиями, так как понятия – абстракции присущие только математическим и естественнонаучным дисциплинам. Другая точка зрения высказывается немецким исследователем – Р. Козеллеком в работе «История понятийная и история социальная» ^[19]. Он солидарен с мыслью Марка Блока о том, что ещё до всякой истории надо было бы поставить историю понятий ^[20].

Любая научная дисциплина состоит из нескольких научных областей, специфика которых отображается относительно замкнутыми системами понятий, представляющих собой теории. Именно они объединяют вокруг себя соответствующий эмпирический материал.

Ограниченность позитивизма с его идеалом методологии, построенной по образу и подобию точных естественных наук, и неопозитивизма с его жесткими логическими требованиями к языку, вызвали интерес к проблемам априорных оснований научного знания. Данные основания рассматриваются в качестве социально-исторического контекста, совокупности социокультурных предпосылок, которые определяют возможности научного опыта в каждую конкретно-историческую эпоху ^[21]. Эти же предпосылки детерминируют и характер теоретического поиска, определяя выбор фундаментальных принципов науки и стратегий формирования научных теорий на соответствующем этапе ее исторического развития.

Свое концептуальное воплощение эти идеи нашли в работах таких ведущих представителей исторического направления в философии науки как Т. Кун ^[22], И. Лакатос ^[23], П. Фейерабенд и других. Этих учёных объединяло убеждение, что развитие науки зависит от воздействия социальных и психологических факторов, поэтому философия науки должна опираться на историко-научные исследования, учитывать исторические изменения науки.

Особенности процесса научного познания.

Функции научного исследования можно свести к фразе «Знать, чтобы предвидеть». Другими словами надо давать причинное объяснение события, исходя из теоретических представлений. Если же теория не позволяет дать более или менее правдоподобное объяснение, значит, теория не совершенна и нуждается в переработке.

Такое противоречие между теорией и практикой – научная проблема, научно – поисковая ситуация с которой начинается, как правило, научное исследование. Подобная ситуация возникает также при столкновении различных точек зрения. Исследователь стремится разрешить противоречие: достичь понимания. Его назначение состоит в том, чтобы снять отчуждённость понимаемых объектов, событий, явлений, создать у человека ощущение их естественности (описать, чтобы объяснить и понять) ^[24].

Предвидение или научный прогноз рождаются путём выведения законов из уже существующей теории, либо выводятся путём наблюдения из множества однотипных эмпирических данных. Однако надо помнить, что наблюдение всегда носит избирательный характер (можно смотреть и многого не видеть). Прежде чем наблюдать, надо избрать объект, определенную задачу, иметь некоторый интерес, точку зрения, проблему. Кроме того, надо уточнить значение слов, с помощью которых будет производиться описание, а они в своё время возникли как отражение, чьих то интересов и точек зрения. Следовательно, исследователь всегда зависит от умонастроений своего времени, от накопленного до него опыта, от технических возможностей, которыми он располагает. Как правило, рост теоретического знания связан с общим историческим процессом^[25].

Научные революции, парадигмы и сообщества.

В истории любой науки можно выделить периоды «нормальной науки» и научные революции (подробнее см. книги: Кун Т. Структура научных революций; Поппер К. Логика и рост научного знания; Канке В.А.Основные философские направления и концепции науки; Томпсон М. Философия науки.) ^[26]

Период «нормальной науки» – время, когда учёные проводят исследования в пределах одной парадигмы. Под парадигмами подразумевают признанные всеми научные достижения, которые в течение определённого времени дают модель постановки проблем и их решений научному сообществу. На этом этапе выявляется весь познавательный потенциал, который заложен в новых идеях, определяющих видение реальности и способов её постижения. Но рано или поздно оказывается, что появилась масса вопросов, на которые теория не даёт ответа. В этих условиях начинается поиск новых подходов к решению проблем.

Подходы вступают в конфликт друг с другом. Конкурирующие варианты растут в количественном выражении. Наступает кризис. Создается иллюзия краха основ. Начинается обсуждение фундаментальных положений, которое приводит к возникновению новой парадигмы: происходит научная революция.

Научные сообщества, вступая в спор, защищают ту или иную парадигму. Научная революция оканчивается победой одного из двух противоборствующих лагерей. Наука в целом получает импульс к развитию, а побеждённые переходят на точку зрения победителей. Таким образом, постоянная научная критика есть нормальное состояние любой развивающейся научной дисциплины. Конкуренция научно – исследовательских программ составляет основу развития науки ^[27].

Исследовательская программа включает в себя неопровергаемые для сторонников одной парадигмы фундаментальные положения. В неё включается набор гипотез, не противоречащих фундаментальным положениям. Программа приводит либо к предсказанию новых фактов, либо к объяснению со своих позиций фактов, открытых конкурентами.

Парадигма исторической науки рассматривается как вид научной парадигмы, обладающий своими особыми характеристиками по отношению к естественнонаучной парадигме Куна.

Парадигма в исторической науке.

Историческая парадигма может быть представлена на методологическом уровне как образец для интерпретации исторических фактов и исторических текстов, а на онтологическом – как совокупность опредёленных элементов, к числу которых относятся общественные идеи, теории ^[28].

Анализируя проявление исторической парадигмы на перцептивном уровне понимания, её представляют в качестве своеобразной предпосылки понимания. Это – мнение Е.К. Быстрицкого и В.П. Филатова о проблеме понимания на его первичных уровнях ^[29] – сегодня становится чрезвычайно актуальным дл понимания процессов происходящих в исторической науке. Изменения исследовательской парадигмы связаны с изменением самого общества, того языка и символов, с помощью которых осуществляется социокультурная коммуникация. Историческая парадигма сочетает в себе субъективный и интерсубъективный предпосылочный контексты. При этом первый может рассматриваться как условие понимания субъектом окружающего мира. Второй выступает как поле деятельности людей, изучаемых историком, и область, в которой определяются духовные продукты этой деятельности.

В процессе восприятия воспроизводится соотношение между явным знанием и неявным пониманием. В виде знания фиксируется наличие определённых объектов, закономерностей их поведения и т.п. Однако знание, получаемое в опыте восприятия, опирается на уже осуществленное действие неявного понимания. Последнее представляет собой определённую структуру восприятия, которая преподносит субъекту предметно-смысловую организацию какого-либо фрагмента действительности. И элементом неявного понимания является интерпретация. Таким образом, явное знание исходит из неявного понимания, имеющегося у субъекта.

Е.В. Кароннова считает, что заключённое в парадигме неявное понимание является исторически изменяющимся, объективно применяемым, но субъективно не представленным ^[30]

Она выделяет уровни действия парадигмы. На первичном уровне происходит восприятие учёными определённых предметов, фрагментов исторической действительности, и интерпретация исторических явлений, событий реальности, иными словами, интерпретация первичных текстов. Результатом данной интерпретации, т.е. результатом действия парадигмы на первичном уровне, является возникновение новых исторических источников, нового знания.

На втором уровне интерпретируется знание о реальности, заключённое в исторических текстах, т.е. дается интерпретация вторичных текстов как знания о знании. Её особенностью является не только определение достоверности приводимых данных, но и выяснение исторического смысла текста, того, что и зачем автор хотел сказать. При этом особенно важным является сохранение роли самого автора как окончательного определителя значений и смыслов текста.

Данные цели достигаются при помощи соотнесения исследуемого текста с другими работами этого же автора, либо с работами других авторов. Кроме того, перед исследователем стоит задача выявления неявного знания, т.е. концептуальных предпосылок, определяющих скрытую цель, мотив, как написания самого текста, так и описания и анализа исторических событий, приводимых в нем.

В связи с этим, исторический смысл текста невозможно обнаружить без знания об общем, объединяющем, что является гносеологической предпосылкой понимания индивидуального в истории. И в конечном итоге, именно неявное знание, заключённое в парадигме, позволяет отличить науку от ненауки. В этом как раз и состоит результат проявления парадигмы на втором уровне и её значение как демаркационной линии для исторической науки.

Поскольку, парадигма истории – это, прежде всего, парадигма историографии, то можно прийти к выводу о том, что на всем протяжении истории историографией всегда руководила какая-либо определённая парадигма, которая объективно задавала историку цели и средства воссоздания прошлого, пределы видения настоящего и способы его выражения, перспективы будущего. Именно поэтому различаются взгляды на историю исследователей, руководствующихся разными парадигмами ^[31].

Историческая парадигма содержит основополагающие и конкретно-исторические идеи, исторические теории и соответствующие им познавательные средства. Основополагающими идеями рассматриваемых исторических парадигм являются идеи движения общества, общности человечества. Они имеют свое конкретно-историческое воплощение в каждом типе парадигм. Эти конкретно-исторические идеи, в свою очередь, определяют проблемы историографических исследований, опирающихся на определенную парадигму, которая включает в себя и единую ментальность, объединяющую историков ^[32]

Выполняя познавательную функцию, парадигма указывает историку, в каких формах проявляются такие основные общественные феномены, как язык, культура, практика, наука, мораль. Они представляют собой исторические формы национального, классового, государственного, политического, экономического, демографического, профессионального и иного содержания. Нормативная функция парадигмы характеризует способы определения ею форм научной жизни и перспектив развития исторической науки, в соответствии с формами тех сущностей, которые присутствуют в обществе.

Парадигма выступает образцом для интерпретации исторических текстов и определяет границы видения исторических событий. Именно этим объясняются различия в истолковании одних и тех же явлений историками, руководствующимися разными парадигмами. Каждая историческая парадигма, являясь предпосылкой понимания, позволяет изучать лишь определенный набор фактов и источников. Любая историческая парадигма может быть выявлена в науке лишь ретроспективно.

Традиции и новации в развитии науки.

Традиции образуют скелет науки: они определяют характер деятельности учёного. Наша свобода в выборе проблем не очень велика. Мы привязаны к движению нашей истории, наша жизнь есть частица общего движения, а наша свобода выбора ограничена волей решать, хотим мы или не хотим участвовать в развитии, которое совершается в нашей современности независимо от того вносим ли мы в него какой то свой вклад или нет.

В рамках «нормальной науки» никто не ставит себе цели создания новых теорий. Здесь мы имеем дело с фактом жёсткой запрограммированности. когда новое просто не замечают, да и не стремятся найти.

Новые фундаментальные факты и теории чаще всего создаются непреднамеренно в ходе игры по одному набору правил, но их восприятие требует разработки другого набора правил. Однако они также будут стремиться к унификации, как необходимому условию взаимопонимания в научном сообществе ^[33].

Начало исторической науки, связано с развитием такой особенности научного знания вообще, как рефлексия (т.е. самообоснование и внутренний анализ процесса получения знания), под которой, применительно к истории, понимается осмысление исторической реальности при помощи изучения, сравнения элементов данного процесса^[34]

Уровень рефлексии и её эффективность различны на разных стадиях развития историографии. Но уже со времен Геродота и Фукидида элементы рефлексии (по мнению М.А. Барга) ^[35] являлись инструментом, при помощи которого историк производил отбор и группировку фактов, определял место каждого из них в системе значений, находил способ их сцепления. Кроме того, именно древние греки стали относиться к истории как к науке о прошлом, о событиях, отстоящих от настоящего не менее чем на одно поколение.

Развитие исторической парадигмы, как никакой другой, тесно связано с социальными и культурными процессами исторической эпохи. У греков появляется первый в истории человечества алфавит, возникший из финикийского полуалфавитного слогового письма, первая историческая литература. В социально-политической области этот период античной истории был отмечен потрясениями, сломавшими господство родовой аристократии и положившими начало развитию рабовладельческой демократии, превращению рабства в самостоятельный способ производства. На развитии древнегреческой экономики сказалось вхождение Греции в систему мировой торговли и появление монет.

Зарождение исторической парадигмы связано с именами Геродота и Фукидида, её развитие – с трудами Аристотеля, а становление парадигмы – с трудами Полибия. Основными идеями, положенными в основу циклической парадигмы можно считать идею биологической целесообразности Аристотеля, возникшую в результате его наблюдений над строением живых организмов, идею «вечного возврата» и идею полезности истории Геродота. Кроме того, циклическая парадигма может быть представлена несколькими теориями: во-первых, концепцией античного прагматизма Фукидида; во-вторых, учением Аристотеля о закономерности общественного развития и его теорией политических форм, в основе которой лежал анализ исторически существовавших государств древности. И, наконец, политической теорией Полибия.

Рассматриваемая парадигма определяет способ установления фактической основы исторического повествования, его истинности при помощи метода «перекрёстного допроса». Она указывает на такую своеобразную форму научной жизни как историописание, представляющую собой переход истории из области художественного творчества в научное исследование. Циклическая парадигма предполагает план развития исторической науки в направлении расширения границ повествования путем увеличения количества описываемых событий. Кроме того, историческое повествование свидетельствует о появлении у историков установки на чтение текста, его анализ, а не на запоминание. Данная установка, требующая четко сформулированных критериев, эталонов свидетельствует о появлении систематизированных знаний о прошлом, правил, принимаемых большинством историков. Все это является еще одним показателем становления истории как науки, а вместе с тем и исторической парадигмы ^[36].

Дальнейшее развитие исторической науки приводит к зарождению линейно-поступательной парадигмы, и выделяются четыре этапа её становления и развития. Первый этап (V – XIII вв.) заключался в оформлении линейного (христианского) мировидения, второй (XIV – ХVП вв.) представлял собой распространение парадигмы, третий (XVIII в.) характеризовался её утверждением. Последний этап (30 – е гг. XX в.) связан с вступлением парадигмы в фазу кризиса.

Свое первоначальное оформление линейно-поступательная парадигма получила в трудах Августина Блаженного. Отвергая античную концепцию циклического времени, он является сторонником линейной концепции развития истории. В его трудах нашли свое первоначальное воплощение основные идеи линейно-поступательной парадигмы – идеи линейности времени, развития и исторического единства человечества, которые в дальнейшем были развиты и дополнены в трудах мыслителей XVI – XVIII вв. Данные идеи являются конкретизацией основополагающих идей рассматриваемых исторических парадигм-идей движения и общности человечества.

Обращение к трудам философов и историков XVI – XVIII вв. позволяет отметить, что представления авторов об историческом процессе, так или иначе, опирались на все идеи и теории линейно-поступательной парадигмы. Однако в своих работах авторы подчеркивали лишь некоторые из них, под особым влиянием которых они находились.

Данная парадигма может рассматриваться как совокупность идей линейности времени, единого развития человечества, закономерного развертывания исторического процесса, влияния географической среды на историю и идеи о том, что движущей силой истории являются разум и просвещение. Теориями данной парадигмы можно считать теории прогресса, естественного права и общественного договора, революций и классовой борьбы.

Методом историографии периода господства линейно-поступательной парадигмы, помимо критического анализа фактической стороны источников, следует считать метод филологической критики, берущий свое начало от Гердера ^[37]. Данный метод предполагает анализ составных частей источников с целью выявления в них ранних и поздних элементов, что даёт возможность в той или иной степени различать достоверное. Критика даже наиболее достоверных частей позволяет историку учитывать возможные искажения изложенных фактов, возникшие под влиянием точки зрения автора источника.

Линейно-поступательная парадигма определяла в качестве формы научной жизни труд и монографию, а перспективы развития науки видела в росте конкретного исторического знания, основанного на беспрецедентном по своей точности и критичности исследовании источников, и в открытии законов исторического процесса. Данная парадигма как образец для интерпретации очерчивала историку определённые границы рассмотрения исторического процесса как поступательного восхождения по линии прогресса от прошлого через настоящее к будущему.

Со второй трети XX в., с момента вступления линейно-поступательной парадигмы в кризисный период стала подвергаться критике концепция линейного развития. Возникновение новых перспектив в объяснении истории развития человечества в это время связывалось с именами О. Шпенглера и А.Дж. Тойнби. Их теории, в основу которых положена концептуальная схема «генезис – рост – упадок», можно считать своеобразным возвратом в 30-е гг. XX в. к циклической парадигме истории ^[38].

В историографии этого периода не исключалась возможность и дальнейшего применения линейно-поступательной парадигмы к анализу развития истории. В 40 – е гг. XX в., в противовес концепциям Шпенглера^[39] и Тойнби ^[40], К. Ясперс выдвигает линейную теорию «осевого времени». Рассмотрение идеи единства человечества в качестве фундаментальной для своей теории, являлось попыткой развития Ясперсом линейно-поступательной парадигмы в период её кризиса ^[41].

Опыт развития науки и истории свидетельствует, что изменения парадигмы связаны с общественными катаклизмами. Так, 30-е годы XX века характеризуются не только концептуальным поиском в историографии, но и вступлением стран Запада в полосу кризиса. Мировой экономический кризис 1929 – 1933 гг., укрепление фашизма и подготовка новой мировой войны – эти социально-политические процессы оказывали значительное влияние на развитие науки, в том числе историографии. Историографические тенденции этого периода характеризовались распадом традиционных школ и направлений, обращением ученых к узким и частным темам исследования, усилением «политизации» науки, распространением неверия в общественный прогресс, отказом от идеи закономерности в развитии человечества.

Существенной чертой кризиса в историографии был усиливающийся разрыв между количественными и качественными показателями западной исторической науки, который проявлялся в растущей научной специализации, совершенствовании исследовательской техники, укреплении организационных основ и расширении издательского дела. Также наблюдались сужение познавательных возможностей историографии, ее методологический эклектизм, субъективность и пессимизм общих построений.

Вместе с тем, продолжалось накопление фактического материала, расширение источниковедческой базы исторических исследований. Группы учёных, стремясь преодолеть методологический вакуум, обратились к детальному изучению социально-экономической истории, разработке вопросов развития рабочего движения. Предпринимались попытки по-новому посмотреть на некоторые проблемы прошлого, главным образом за счёт расширения предмета и совершенствования методики исторического исследования.

Кризис линейно-поступательной парадигмы привнёс в философскую и историческую мысль необходимость дальнейшего поиска путей выхода из него. Помимо вышеперечисленных взглядов Шпенглера, Тойнби, Ясперса, данный поиск вылился в ряд социолого-политологических концепций развития человечества 50 – 90-х. гг., таких как теории «индустриального общества», «стадий экономического роста», «согласованных интересов (консенсуса)», «постиндустриального общества» и других ^[42].

В конце XX в. актуализировалась тематика нелинейного развития общества и науки, подверглась критике концепция прогресса. Широкое распространение вновь получили схемы культурного плюрализма О. Шпенглера, А.Дж. Тойнби. С обострением глобальных экологических, демографических, экономических проблем современности в конце столетия история стала представляться многовариантной.

Кризисы общества и кризисы исторической науки. Почему происходит смена парадигм на рубеже XX – XXI веков?

Развитие науки сопровождается кризисными ситуациями, которые имеют сложную природу, включая в себя и кризис господствующей парадигмы. Разрешение кризисов в науке необходимо связано с зарождением новой парадигмы. Её появление свидетельствует не об ошибочности предыдущей парадигмы, а о движении научного знания.

XX век породил новые противоречия. Мир утратил устойчивость, жизнь меняется слишком быстро для человека: люди оказались не готовы к тем изменениям, которые принёс научно-технический прогресс. Резко возросла роль случая и роль личности в общественной жизни.

Сегодня многие ставят вопрос о том, насколько психологически приспособлен человек к ситуации быстроменяющегося мира. В прошлом социальный цикл зачастую соотносился с культурным. Сегодня на жизни одного поколения окружающая культура может измениться несколько раз в связи с резким сокращением сроков от изобретения до массового внедрения достижений техники. Человек не чувствует себя уверено ни в культурном, ни в профессиональном плане. В мире всё больше становится людей вырванных из лона семьи, из привычного ландшафта, утративших привязанности и ощущение стабильности. С одной стороны становится больше степеней индивидуальной свободы, с другой – становится всё больше неврастеников, потерявших способность ориентироваться в окружающей жизни, способность разумно управлять событиями. Преображается социальное и культурное бытиё.

Оторвите человека от родной культуры и бросьте в совершенно новое окружение, где ему придётся мгновенно реагировать на множество совершенно новых представлений о времени, пространстве, труде, сексе и т.п., и вы увидите, какая поразительная растерянность овладеет им. А если вы ещё отнимите у него всякую надежду на возвращение в знакомую социальную действительность, растерянность перерастёт в депрессию. Психологическое онемение – жуткий синдром нашего времени. ^[43]

Пример тому – Россия в 90-е годы XX века, когда за кратчайшее время кардинально изменилась и культурная среда и система ценностей: молодёжь резко отличается от старшего поколения. Мы имеем противоречия не только социальные, но и противоречия между поколениями. Подобные изменения происходят во многих странах мира. Нормой становится, когда вчера ещё респектабельный индивид вдруг становится изгоем. Тот, кто привык к земле предков, оказывается беженцем. Православный попадает в исламское окружение. Человек, который всю жизнь взращивал в себе нравственность, неожиданно обнаруживает, что выжить можно, только придерживаясь, правил поведения воровской шайки. Человеку, который впал в нищету, предлагают оплачивать жильё по западным стандартам. За десять лет либеральных реформ либеральная модель потускнела. События 11. 09. 2004 года показали, что нет никакого конца истории: конфликты приобрели другой характер и другую форму, западная либеральная модель оказалась неприемлемой для значительной части человечества. Надежды на то, что Запад поможет создать условия для сытой и безмятежной жизни рассеялись. Любовь ко всему западному сменилась национализмом в разных формах, подаваемого как патриотизм. Страх перед будущим, как правило, порождает стремление искать защиты в родном стаде.

История как наука прямо связана с проблемой самоидентификации общества. Всё, что происходит в обществе отражается в сознании историков, которые сознательно или бессознательно ищут способы налаживания коммуникативной функции общества. Изменение социальной дифференциации и способов накопления и передачи информации становится исходной позицией для смены теоретической модели. В сложных дифференцированных обществах огромные количества информации должны ещё быстрее течь между официальными организациями субкультурами, которые образуют целое, и между слоями и подструктурами внутри них.

В западных обществах такие изменения приобрели лавинообразный характер во второй половине XX века.

Как писал Э. Тоффлер: «Политическая демократия, вовлекая всё больше и больше людей в принятие социальных решений, облегчает обратную связь. И это именно та обратная связь, которая существенна для контроля. Чтобы взять на себя контроль над ускоренными переменами, нам понадобятся ещё более передовые – и более демократичные – механизмы обратной связи»^[44].

Этим определяются революционные изменения в исторической науке последней трети XX века. Они направлены на исследование максимально широкого спектра механизмов межчеловеческой коммуникации, которым ранее просто не придавали значения. Но сегодня они становятся определяющими для сохранения стабильного развития общества.

Главная задача исторической науки – обеспечить самоидентификацию общества и через это – его консолидацию. В XIX веке средством консолидации общества была линейная память, основанная на общей для большинства населения социальной памяти. В исторической науке проявлением линейного восприятия исторического опыта был исторический метарассказ, основанный на единых правилах изложения и аргументации. У человека того времени ещё было ощущение могущества человеческого разума способного понять историю человечества как единый процесс. Поэтому люди того времени могли уверенно глядеть в будущее, будучи уверены в возможности понять, объяснить и предсказать развитие общественных процессов. Современный человек постоянно сталкивается с многообразием, а это вызывает психологический стресс, чувство неуверенности в собственных силах, сомнение в способности понять то, что происходит в обществе. Отдельные истории, которыми пичкает человека телевидение и другие средства массовой информации, не связанные в одну систему, – благоприятная среда для манипуляции единичными воспоминаниями (проверить их с точки зрения единой теории нельзя, а знать всё попросту невозможно). Это стало возможным в результате отказа от метарассказа в ситуации постмодерна. Произошёл отказ от линейных и стадиальных построений истории.

Мобильность современного человека порождает необходимость самоопределения: «найти себя в череде поколений». Современный человек идентифицирует себя не в определённой временной точке, а в определённой культуре. Отсюда возникает ощущение прекращения движения, отсутствия в истории смысла. С концом идеологического противостояния и распадом СССР возникло ощущение «конца истории» (Ф. Фукуяма). Действительно складывается такая ситуация, в которой исчезли многие привычные ориентиры. Это произошло не только в политической жизни; начиная с середины 1960-х годов распространяются качественно новые явления повседневной жизни, основанные на протесте против устоявшихся норм поведения, определяющие повседневное поведение людей: общение через Интернет, стиль «унисекс» в моде, хиппи, экологическое движение и движение антиглобалистов и т.п. Все эти явления сопровождались стремлением к отрицанию предшествующей модели межчеловеческой коммуникации. Россия тоже переживала нечто подобное после революции 1917 года. В своё время Маркс говорил о конце предыстории человечества. Может быть, его пророчество начинает сбываться? Пока ясно одно: человечество переходит из стадии, в которой главным ограничителем свободы воли были условия окружающей среды, в стадию, в которой основным фактором, создающим границы воображения человека, становится искусственная среда обитания.

Кризис любой исторической парадигмы выражается в её неспособности на современном уровне дать понимание как «вечных» проблем, связанных с основополагающими идеями парадигмы – идеями движения, общности человечества, так и специфических, связанных с конкретно-историческим воплощением данных идей, например, идеями цикличности, изменения для циклической парадигмы, идеями линейности, развития для линейно-поступательной. Методологическими причинами кризиса являются устаревшие гносеологические основания господствующей парадигмы: циклизм для циклической парадигмы, стадиально-линейное развитие для линейно-поступательной парадигмы.

Предпосылками качественных преобразований в парадигме выступают аномалии. Аномалия появляется обязательно на фоне существующей парадигмы и подвергает сомнению суть ее фундаментальных идей. Так, в недрах циклической парадигмы появилась идея линейного развития, которая явилась своеобразным усложнением идеи изменения, существующей в рамках этой парадигмы. Под развитием подразумевается приобретение нового качества при достижении определенного предела и переходе на следующую ступень своего развития. А в рамках линейно-поступательной парадигмы вызревает идея нелинейности, усложняющая идею линейного развития возможностью многовариантной истории ^[45].

При смене исторических парадигм не утрачивается их преемственность. Её легче выявить на втором уровне проявления данных парадигм, где явно действуют идеи, теории, подходы, методы, формы исследования, применяемые для интерпретации вторичных текстов. Данная преемственность заключается в существовании основополагающих идей любой из рассматриваемых парадигм - идей движения общности человечества. Они имеют свое конкретно-историческое содержание в каждом типе парадигм. Так, идея движения в циклической парадигме отражает простое изменение, круговорот, «полезность» истории, помогающую потомкам избежать ошибок предшествующих поколений, в линейно-поступательной парадигме – развитие, качественное изменение, прогресс истории. Идея общности человечества в циклической парадигме включает представление только о географическом единстве отдельных народов и стран, в линейно-поступательной парадигме – также и об историческом единстве всего человечества в циклической парадигме сводился, в основном, к «перекрестному допросу» очевидцев, а в линейно-поступательной – к фактологической логической, филологической и другим экспертизам источников.

В содержание хронологического, субстанциального, рационального подходов к предмету историографического исследования каждая парадигма также вносила свои особенности. Так, циклическая парадигма ограничивала применение хронологического подхода определённым периодом времени. Историки не пытались проследить историю какого-либо общества за довольно длительный период. Подобное ограничение (с точки зрения Коллингвуда) объяснялось тем, что ретроспективная граница поля видения историка определялась границами человеческой памяти.

В период господства циклической парадигмы субстанциальный подход заключался в рассмотрении конкретных тем, вопросов, явлений. Для историков, руководствующихся данной парадигмой, не существовало проблемы развития предметов исследования. Последние представлялись неизменными, раз и навсегда данными. Область истории (согласно Коллингвуду) ограничивалась только описанием того, как действуют люди и объекты, природа же их самих оставалась вне поля видения историка ^[46].

В основу рационального подхода к прошлому была положена вера силу интеллекта и воли человека, тенденция искать причину всех исторических событий в личности, действующей в истории. Особенности, вносимые каждым типом парадигмы, были связаны с пространственно временными границами применения данного подхода. Циклическая парадигма ограничивалась рассмотрением событий времени и места, ближайших к историку. Линейно-поступательная парадигма, в свою очередь, распространяла данный подход на явления всемирно исторического масштаба.

Появление новой парадигмы не приводит к отбрасыванию старой, лишь ограничивает её. Появление алгебры не отменило арифметику и таблицу умножения.

Так, в период становления и господства линейно поступательной парадигмы в историческом знании циклическая парадигма утрачивает статус доминирующей и определяющей облик науки, образца для интерпретации. Сфера её деятельности ограничивается в этом случае уровнем рассмотрения малых общественных систем – конкретных наций и государств. Их развитие представляется как циклическое движение от зарождения через расцвет к упадку. Вместе с тем, общество как совокупность множества культур рассматривается развивающимся поступательно прогрессивно. В свою очередь, парадигма, складывающаяся вслед за линейно-поступательной, уже не трактует как, безусловно, прогрессивный процесс развития человечества в целом. Новая парадигма позволяет говорить о прогрессе в развитии лишь отдельных культур, причём в определённых временных границах. А развитие всего человечества она представляет как процесс, характеризующийся многовариантностью ^[47].

Теоретические методы

Реализация теоретического знания – это процесс, который осуществляется шаг за шагом в соответствии с определённым методом. Метод теории – это способ достижения цели теоретическим путем.

Метод (греч. methodos – буквально «путь к чему-либо») в самом общем значении – способ достижения цели, определённым образом упорядоченная деятельность. Метод как средство познания есть способ воспроизведения в мышлении изучаемого предмета. Сознательное применение научно обоснованных методов является существенным условие получения новых знаний

Главнейшими среди теоретических методов являются: аксиоматический, конструктивистский, гипотетико-дедуктивный и прагматический.

Карл Поппер объяснял стремление к построению теорий как попытку найти правдоподобное объяснение происходящим событиям и явлениям: «Дать причинное объяснение некоторого события – значит, дедуцировать описывающее его высказывание, используя в качестве посылок один или несколько универсальных законов» ^[48].

Аксиома – это положение, принимаемое без логического доказательства. При аксиоматическом методе теория строится в виде системы аксиом и правил вывода, позволяющих путём логической дедукции получить утверждения (теоремы) данной теории. Метод используется в математических науках.

Конструктивистский метод используется в логико-математических науках и информатике. Здесь развёртку теории начинают не с аксиом, а с понятий, правомерность использования которых считается интуитивно оправданной. Задаются правила построения новых теоретических конструктов. Статус научности придают лишь тем конструктам, которые действительно удалось построить.

В естествознании широко применяется гипотетико-дедуктивный метод. При этом используются гипотезы обобщающей силы, из которых выводится всё остальное знание. В отличие от аксиом математики и логики гипотезы из арсенала естествознания нуждаются в эмпирическом подтверждении.

Специфику технических и гуманитарных наук наиболее полно выражает прагматический метод. Суть прагматического метода составляет логика так называемого практического вывода. Если при гипотетико-дедуктивном выводе информация о факте «подводится» под закон, то при практическом выводе информация о средстве должна соответствовать поставленной цели, которая в свою очередь, согласуется с некоторыми ценностями ^[49].

В истории доля описания гораздо выше, чем в естественных и даже многих социальных науках. Перед историком возникает огромное количество помех на пути воссоздания эмпирической основы знания. Историк испытывает непрерывное воздействие со стороны общества, государства и научного сообщества. Историческое исследование предполагает элемент игры, вживания в объект, необходимость оперировать понятиями изучаемого времени. Кроме того, историки мало занимаются собственными теоретическими построениями, они поддаются бытующему среди представителей других социальных наук мнению, что история существует только для того, чтобы давать материал для их теоретических построений, то есть теория – дело социологии, философии, политической науки и экономической теории. Ещё одна особенность истории заключается в том, что представления историков не носят универсального характера, историкам присуща некоторая размытость понятийного аппарата. То есть: история – особая форма теоретизирования. Теории, которыми руководствуются историки, как правило, выстраиваются на основе современной им общественно-исторической практики. Поэтому их всегда много: столько же, сколько точек зрения на окружающую их социокультурную действительность. Историческое познание осуществляется как бесконечный поиск метода, адекватного природе объекта, то есть способного доставить истинное знание об объекте. Движение к истинному знанию происходит как постепенное устранение несоответствия метода (и знания, получаемого с помощью этого метода) объекту.

В соответствии с вышеуказанными методами можно выделить ведущие классические идеалы научности: математический, физический, гуманитарный. Каждый из них имеет в своей основе определённую познавательную базисную ориентацию, определяющую характер задаваемых бытию вопросов, особую комбинацию методов, приёмов и процедур для получения ответов на эти вопросы и, что самое главное, определяющую, в конечном счете, специфическую интерпретацию требований научности, их иерархию в этом идеале:

• математический идеал ориентирован на изучение возможных миров,
• физический идеал – на постижение объективного мира,
• гуманитарный идеал – исследует реальность в аспекте норм, идеалов и ценностей.

Каждая из познавательных базисных ориентаций прочно укоренена в самой структуре человеческой деятельности:

– первая имеет своим истоком универсальные свойства человеческой деятельности, как материальной, так и идеальной;

– вторая вытекает преимущественно из интересов предметной практической деятельности;

– третья коренится в потребностях расширения и укрепления межчеловеческого общения ^[50].

Историческая наука имеет иные критерии объективности, нежели естественные науки. Объясняется это другим объектом исследования и невозможностью наблюдать непосредственно или воспроизвести исторические события. Историк судит об историческом событии только по следам прошедшей эпохи. История не может не быть субъективной, так как она изучает человека – субъекта истории, и пишется людьми – субъектами истории:

Поль Рикёр: «Мы ждём от историка определённой субъективности, не субъективности вообще, а такой субъективности, которая могла бы в точности соответствовать объективности, в свою очередь соответствующей истории. Таким образом, речь идет о вовлечённой субъективности, вовлечённой благодаря ожидаемой объективности. Следовательно, мы предполагаем, что существует хорошая и плохая субъективность, и мы ждём, что историк, занимаясь своим ремеслом, отделит хорошую субъективность от плохой.

И это ещё не всё: под словом «субъективность» мы понимаем нечто более важное, чем просто хорошая субъективность историка; мы ждем, что история будет историей людей и что эта история людей поможет читателю, воспитанному на истории историков, построить субъективность более высокого уровня, не только субъективность «я», но и субъективность человека вообще».

Ссылаясь на труды Марка Блока, Поль Рикёр обосновал новый взгляд на соотношение естественнонаучных и исторических методов познания: «Блок показывает, что эта очевидная зависимость историка не от прошлого объекта, а от оставленных им следов нисколько не умаляет значения истории как науки: постижение прошлого по его отразившимся в документах следам есть наблюдение в подлинном смысле этого слова; ведь наблюдение ни в коей мере не означает регистрации грубого факта. Воссоздавать, опираясь на документы, событие или, скорее, цепь событий, либо ситуацию, либо институт, значит, следовать объективности особого рода, впрочем, от этого не менее неопровержимой, чем любая другая: ведь такое воссоздание предполагает, что документ подвергается вопрошанию, его заставляют говорить; что историк, окрыленный тем, что сталкивается лицом к лицу с его смыслом, вырабатывает собственную рабочую гипотезу; такое исследование одновременно поднимает след до уровня документа, обладающего означивающей силой, и прошлое – до уровня исторического факта. Документ не является таковым до тех пор, пока историк не озаботится тем, чтобы задать ему вопрос и тем самым, если так можно выразиться, обосновать его предшествование, опираясь на собственное наблюдение; действуя так, он созидает исторические факты. С этой точки зрения, исторический факт не отличается радикальным образом от других научных фактов…научный факт – это то, что создаёт наука, созидая саму себя. Здесь также речь идёт об объективности – о деятельности, имеющей характер методической активности. Вот почему такая активность удачно называется «критикой». ^[51]

В содержание исторического познания входит не только изучение прошлого развития общества самого по себе. Историческое познание является познанием субъекта исторического процесса и его деятельности. Одновременно, это и познание субъекта познания в его истории, Историческое познание, таким образом, выступает как самопознание субъекта. Кроме того, историческое познание представляет собой рефлексию, осознание познание прошлого исторического познания, поскольку одним из важнейших исторических источников являются труды историков, хронистов и т.п. прошлых эпох. Наконец, само историческое познание может быть рассмотрено как историческая деятельность, как проявление бытия; субъект исторического познания участвует в исторической деятельности, участвует и одновременно осознает её. Познавательный процесс подобен процессу социально-историческому, поэтому изучение истории есть и изучение познавательной деятельности, когда обеспечивается и сохраняется связь прошлого познания с настоящим и прокладываются пути и направления будущего познания.

Определение необходимого и случайного в истории – основная задача историка. Специфика исторического исследования состоит в применении исторического метода, когда надо установить связь между событиями, выстроенными во временной последовательности.

По этому поводу Поль Лакомб высказал следующее мнение:

«Причиной одного явления является другое явление, которое по необходимости ему предшествует. Если бы последующему явлению для того, чтобы произойти, не требовалось бы предшествование другого, мы бы и не подумали считать это последнее причиной.…Следование не всегда бывает неумолимо заданным. Мы наблюдаем, бесконечное множество ступеней в том своего рода принуждении, которое антецедент осуществляет над консеквентом ^[52]  – от совершенно неизбежного до вероятного и возможного. Когда нам кажется, что следствие с неумолимостью вытекает из вызвавшей его причины, мы говорим, что оно необходимо; когда же, несмотря на наличие причины, нам кажется, что следствия может и не быть, мы говорим, что оно случайно. Эти два субъективных термина, которые имеют отношение к нам самим и выражают некое интеллектуальное и вместе с тем моральное впечатление… в этих терминах нет ничего абсолютного; не в природе имеются две отчётливо различные вещи – необходимое и случайное, но в нас самих присутствует некое градуированное впечатление; мы противопоставляем необходимое случайному, как говорим: холодное и горячее.…До сих пор мы употребляли слово «причина». Но можно употреблять и слово «условие». Всё, что называют причинами некоего следствия, представляет условия наступления этого следствия. Условие может быть абсолютно обязательным для наступления следствия: пока оно не выполнено, следствие невозможно. Но с другой стороны, даже когда условие выполнено, бывает, что следствие не наступает ещё неопределённое время. Оно, таким образом, его настоятельно обуславливает, но при этом вовсе не предопределяет» ^[53].

Существование различия между науками объясняется наличием двух видов мышления – номотетического и идеографического (В. Виндельбанд), двумя способами образования понятий – генерализующим и индивидуализирующим (Г. Риккерт) ^[54]. История немыслима без понятий, но они не могут быть выражены формулой и часто требуют наглядных пояснений, иллюстраций, история не исключает и разной степени обобщений, которые определяются соответствующей культурной ценностью. У Г. Риккерта ценности выступают как предпосылки познания, значимость их устанавливается философией, тем самым философия соединяется с историей. Риккерт фактически ставит вопрос о социокультурной детерминации познания, когда признает ценности как условия общения, понимания не только в науке, но и во вненаучной деятельности, о ценностной природе истины (истинно то, что может быть отнесено к ценности). Подчеркивая, что главное в истории – понимание, Риккерт ставит онтологически и гносеологически проблему смысла, в связи, с решением которой выделяет три метода познания: объяснение (ориентировано на действительность), понимание (отнесение к ценности), истолкование (постижение смысла). Указанные положения, безусловно, повлияли на развитие исторического познания, так же, как идеи М. Вебера ^[55] об идеальной типизации, о социальном действии, о предпосылках исторического познания.

Все названные направления не были и не являются однородными течениями мысли, но их представителей объединял новый взгляд на принципиальные вопросы исторического познания – для истории нужно, прежде всего, выяснить отношение человека к миру, чтобы через него понять смысл действий, реального поведения людей.

Историческое бытие как способ существования, жизнедеятельности человека и общества взятый в единстве материальных и духовных процессов, представляет собой становление и развитие социальности, историческое бытие представляет собой не только взаимодействие человека, общества и природы, но и становление, и развитие сознания и самосознания, становление человека и общества как целостности ^[56].

В наше время происходит пересмотр и расширение границ классической доктрины рациональности, отождествлявшей рациональное и рассудочное, с позиций которой невозможно понять и объяснить многие культурные феномены, фетишизация методов естественнонаучного познания определенного этапа развития (господства в нем механицизма и позитивизма), превращение их в нормативы и для исторического исследования приводит к утрате собственно исторической, человеческой реальности. «Классическое» естественнонаучное мышление характеризуется стремлением к устранению всех субъективных факторов, то есть мир берется «без человека». Бессубъективность, игнорирование философских, мировоззренческих предпосылок исторического познания вытекают из утверждения, что история изучает факты, «как они есть», что накопление фактов само по себе ведёт к открытию исторических законов. Историческое мышление, предполагающее исследование людей и их деятельности, не может считать адекватным научный метод, созданный для изучения неодушевленной природы. Схематизация истории, исторического исследования в так называемой «стандартной» науке фактически исключает субъективное, духовно-психологическую компоненту истории, ментальность из сферы научного внимания историка.

Открытия современного естествознания, его обновление, открытость, отход от концепции жёсткого детерминизма и независимого субъекта, господствующего над миром, фиксация необратимости, вероятности, «свободы выбора», альтернативы обогащают и трансформируют само понимание наук «о духе», о человеке, об обществе. Те идеи, которые получили физико-математическое обоснование в естествознании, с необходимостью входят в социальную философию истории, социально-гуманитарное знание, в результате чего человек и человеческая история уже не могут рассматриваться с позиций жесткого детерминизма, единой модели развития, однолинейности, отказа от выбора, альтернативы, случайности, непредсказуемости, а система ценностей, наработанная в рамках социальной философии, становится неотъемлемой шкалой и точкой отсчета в естественнонаучном поиске ^[57].

Недостатки попыток объяснить действия человека только с позиций применения методов естественных наук показал Г. Буркхардт в работе вышедшей в свет в 1975 году: «Всякий авторитет должен каждый день становиться под вопрос, всякие сконструированные жизненные порядки должны не только создаваться, но и поддаваться отмене. Грубо говоря, западная цветовая слепота по отношению к чувственному мешает социологам различных направлений видеть достаточно ясно то, что за общественными порядками, которые люди конструируют для себя – должны конструировать, поскольку их положение в мире, их жизненные основы (а также, разумеется, производственные отношения) являются совершенно иными, чем у животных, – что за этими порядками везде действуют совершенно иные, непринужденные связи, которые имеют своей основой чувственное взаимодействие живых существ. Лишь осознав это, человек начинает понимать, что окончательных конструкций не может и не должно быть, что нужны лишь вспомогательные конструкции, служащие для обеспечения необходимого равновесия. Идеальным случаем являются наиболее свето- и воздухопроницаемые модели и институции. Без потребности в стабилизации, несмотря на связанную с этим ложь, нет человеческого бытия. Однако на Западе эта потребность развивается так односторонне, что люди почти забыли о том, что они устроены совсем не так, как это представлено в учебниках, в теоретических и прикладных науках. Бытие всех нас, возможно, гораздо более бесцельно; но, может быть, в то же время гораздо более полно смысла, чем нам говорят, могут сказать и хотят сказать» ^[58].

В связи с критикой такого рода в современной науке происходит переосмысление теоретико-методологических подходов к решению проблемы соотношения гуманитарного и естественнонаучного знания. Концепция, разработанная Штарнбергской группой методологов в конце XX века, выдвигает в качестве эталонного особый тип научного познания, в котором интегрированы как внутренние, объективные закономерности развития науки, так и социальные цели и потребности. Черты нового идеала научности сводятся в первую очередь:

– к способности научных теорий решать проблемы;

– к допустимости множественности относительно частных идеалов научности;

– к смягчению ригоризма^[59] в отношении независимости науки от социокультурных ценностей и даже специальная социально-практическая ориентированность определённого слоя фундаментальных научных исследований ^[60].