А.Г.Чеснокова

Детерминизм, историзм

и принцип восхождения от абстрактного к конкретному

в психологической теории С.Л.Рубинштейна

Психологическая теория С.Л.Рубинштейна анализируется в контексте целостной системы его взглядов, онтологии и этики. Автор выделяет центральную проблему концепции С.Л.Рубинштейна это проблема детерминации психического. В статье реконструируются методологическая стратегия решения Рубинштейном проблемы детерминации, а также основные положения его конкретно-психологического анализа. Рассматриваются объяснительные возможности теории отражения в психологии в сопоставлении с конструктивизмом и экзистенциализмом.

Ключевые слова: детерминизм, историзм, теория отражения, метод восхождения от абстрактного к конкретному, принцип единства сознания и деятельности.

Второе десятилетие существования отечественной психологии в условиях идеологического и научного плюрализма, на наш взгляд, вполне можно было бы назвать историко-методологическим в виду очевидно возросшего интереса научного сообщества к вопросам методологии и истории психологии.^[1] Одним из наиболее острых вопросов последних дискуссий является проблема осмысления методологических принципов современной отечественной психологии. Актуальность этой проблемы породила своеобразную «ревизию» существующих принципов, откристаллизовавшихся в психологической науке за советский период. Эта «ревизия» находит выражение в различных формах: отрицания, конструктивной критики, систематизации, содержательного развития известных принципов.

В основе первой тенденции лежит прямое отрицание объяснительных возможностей того или иного принципа применительно к психологии. Так сторонники гуманитарного подхода в психологии отвергают принцип детерминизма, а приверженцы конструктивистской парадигмы принцип отражения. Конструктивная критика связана с выявлением диапазона объяснительных возможностей методологического принципа и дополнением его при необходимости действенной оппозицией. Так В.П.Зинченко ставит вопрос о дополнении принципа отражения принципом порождения, а принципа единства сознания и деятельности принципом асимметрии сознания и деятельности [5].

Широкое распространение имеет поуровневая систематизация методологических принципов: философский, общенаучный, специально-научный и конкретно-научный уровни. Применительно к истории психологии В.А.Кольцовой была предпринята попытка показать возможность непротиворечивого соотнесения принципов гуманитарного знания (специально-научный уровень) и принципов детерминизма и объективности исследования (конкретно-научный уровень). В свое время мы обратили внимание на определенную непоследовательность автора в определении конкретно-научных принципов истории психологии, к каковым в числе прочих были отнесены принцип детерминизма, принцип единства логического и исторического, принцип развития и преемственности научного знания. Часть из них, в соответствии с предложенной схемой, следовало бы отнести к общенаучным или даже философским. В связи с этим мы высказали предположение о возможности перехода методологических принципов с одного уровня на другой: с философского на общенаучный (принцип детерминизма), с конкретно-научного на философский (трансформация частной объяснительной идеи в мировоззрение, по Л.С.Выготскому) и т.д. [14]. Альтернативную сетевую модель соотнесения методологических принципов и исследовательских парадигм отстаивает М.С.Гусельцева [3].

Ряд исследователей выступает за содержательное развитие методологических принципов [5],[17],[14]. В частности, В.П.Зинченко [5] говорит о необходимости изменения самого подхода к методологическим принципам в психологии превращении их из формальных постулатов, ограничивающих схематизмов профессионального мышления в проблемы научного исследования.

С этим невозможно не согласиться. Научные принципы сохраняют свою действенность до тех пор, пока они не превращаются в постулат. Догматизация принципа порождает ложные методологические проблемы. Одной из таких ложных проблем, на наш взгляд, является спор между сторонниками естественнонаучной и гуманитарной парадигмы в психологии. Противопоставление естественнонаучного подхода гуманитарному имеет давнюю традицию, идущую от В.Дильтея и неокантианцев. В контексте психологического исследования противопоставление естественнонаучной парадигмы гуманитарной ведет к абстрагированию и абсолютизации, в одном случае, природного, в другом, общественно-исторического начала в человеке. О снятии оппозиции объяснительной и понимающей психологии, хотя и в несколько ином аспекте, пишет и А.В.Юревич [16]. Между тем выход за пределы дихотомии «естественнонаучного» «гуманитарного» был давно уже намечен отечественными психологами (Л.С.Выготским, С.Л.Рубинштейном, А.Н.Леонтьевым, М.Г.Ярошевским)^[2] и заключается в должном соотнесении трех методологических принципов: детерминизма, историзма и целостности (как единства и многообразия психического, не сводимого к какому-то одному феномену). Теоретическая реконструкция этого единства в многообразии достигается у перечисленных авторов различными путями. Один из них метод восхождения от абстрактного к конкретному. Этот принцип использовался Рубинштейном: «В процессе этого восхождения научное познание шаг за шагом восстанавливает непосредственно видимую картину явлений, но уже в проанализированном виде» [11, с. 121]. Он присутствует и у Ярошевского при обосновании системы категорий психологии [9]. Однако уже Выготский использовал другую стратегию системный принцип. А Леонтьев принцип деятельности. Видимость противоположности естественнонаучного и гуманитарного подходов обусловлена антиисторизмом в трактовке проблемы детерминации человеческой психики, с одной стороны, и антидетерминизмом в понимании высших форм психического (в том числе, смыслов и ценностей личности), с другой. Именно неоднозначность в понимании методологических принципов в современной психологии побудила нас обратиться к истории отечественной науки, к творчеству одного из наиболее методологически мыслящих ученых недавнего прошлого С.Л.Рубинштейна.

Проведенный нами анализ показал, что методологическое ядро психологической теории С.Л.Рубинштейна образует три базовых принципа: принцип детерминизма, принцип историзма и принцип восхождения от абстрактного к конкретному, которые определяют стратегию исследования по выявлению сущности психического и реконструкции многообразия форм психики. При этом принцип детерминизма является центральным. Он обеспечивает преемственность различных уровней исследования философского, научно-методологического и конкретно-психологического, объединяя их в единую концептуальную систему. Значительное место в этой системе занимает онтологическая проблематика. Философское образование наложило определенный отпечаток на стиль научного мышления Рубинштейна – психолога: корни основных вопросов психологии он ищет в самом бытии. Так принцип детерминизма в психологии обосновывается у Рубинштейна онтологическими аргументами. Существовать значит действовать и подвергаться воздействиям, «участвовать в бесконечном процессе взаимодействия как процессе самоопределения сущих, взаимного определения одного сущего другим» [12, с. 279-280]. Существование, таким образом, неразрывно связано с процессом детерминации. Последний входит в само понятие существования.

В составе сущего выделяются различные уровни бытия. Детерминация каждого уровня имеет свою качественную специфику. Признание детерминации существенной характеристикой бытия с необходимостью требует введения принципа детерминизма в качестве методологического принципа построения научного знания. Проблема «конструирования» отдельных научных областей связана с выявлением специфического для данной области типа детерминации. Психология как наука имеет дело с особой областью бытия. Это мир «общающаяся друг с другом совокупность людей и вещей, точнее, совокупность вещей и явлений, соотнесенных с людьми» [там же, с. 264]. Бытие человека представляет собой высший уровень бытия, включающий в себя другие, низшие уровни в снятом виде. Отсюда следует, что психологическая детерминация по необходимости оказывается нелинейной, а иерархически организованной, системной.

Основное свойство бытия в мире заключается в том, чтобы являться человеку, выступать в чувственной данности в ходе восприятия и действия. Явление представляет собой внешний план сущего, итоговый результат происходящих в нем глубинных процессов. Соответственно, в отношении к человеку бытие не только обнаруживает себя является, но и скрывается [там же, с. 308]. Отсюда возникает специальная задача: понять, что «скрывается» за явлением и лишь проявляется в нем определить его сущность. Это и составляет задачу научного познания. В основе научного познания лежит переход от чувственного восприятия к абстрактному мышлению, от непосредственного познания к опосредованному, от суммарного эффекта взаимодействия объектов, данному в восприятии, к разделению внешних воздействий и внутренних свойств вещей в мышлении. Высшая ступень познания связана с раскрытием действительности как «взаимосвязи явлений, опосредствованных сущностью» [там же, с. 327]. Это и есть проблема детерминации. Рубинштейн формулирует общий принцип детерминации явлений: внешние причины действуют опосредствованно через внутренние условия^[3].

В психологии проблема научного познания (в рубинштейновском его понимании) долгое время по существу не стояла. Так интроспективная психология, оторвав образ от вещи, от процесса и условий восприятия, абсолютизировала субъективность образа, превратила его в «кажимость», якобы никак не связанную с сущностью. Феноменология настаивала на том, что бытие непосредственно раскрывает себя в феноменах сознания. Описательная психология призывала к интуитивному пониманию душевной жизни. Во всех этих подходах процесс познания оказывался по существу излишним. Рубинштейн вернул психологию в лоно науки. «Не все то, что человек переживает, он адекватно осознает, потому что не все отношения, выражающиеся в переживаниях и определяющие его, сами даны в сознании как отношения. Именно поэтому встает задача отличного от простого переживания познания психического посредством раскрытия тех объективных связей, которыми оно объективно определяется. Это и есть задача психологии» [10, с. 21-22]. Добавим также, это есть проблема детерминации психического.

Принцип детерминизма и понятие сущности

Выше мы показали, что проблема детерминации явлений неразрывно связана у Рубинштейна с понятием сущности. Анализу этой категории Рубинштейн уделяет весьма существенное внимание.

Сущность есть основа качественной определенности объекта. Это структурный закон, обеспечивающий структурное единство внутренних свойств вещей. С этой точки зрения, сущность вещи выступает в качестве внутреннего условия, преломляющего внешние воздействия.

С другой стороны, сущность есть процесс, внутреннее движение, в котором объект воспроизводит сам себя. В этом отношении сущность выступает как причина существования объекта. В свою очередь внутренняя причина всегда действует опосредствованно через внешние условия.

Сущность как внутреннее сама формируется под влиянием внешних воздействий, которые как бы откладываются в ней. Сущность это всегда определенный итог прошлого развития, опосредствующее звено между существующим на разных этапах процесса становления. В этом смысле можно говорить о сущностях разного порядка в рамках единого субъекта развития.

Таким образом, сущность выступает как противоречивое единство структуры и процесса, причины и условия, внешнего и внутреннего, конца и начала процесса развития. В этой исходной неуравновешенности и противоречивости заложен источник ее дальнейшего развития.

Философский анализ категории сущности дал Рубинштейну возможность по-новому взглянуть на многие, казавшиеся неразрешимыми, проблемы психологической науки. В частности, поставить под сомнение традиционное противопоставление внешнего и внутреннего в психологии. Не существует ни чисто внешнего, ни чисто внутреннего, утверждает Рубинштейн. Всякий внутренний процесс в своем предметном содержании представляет внешнее, объективную реальность. С другой стороны, деятельность, поведение, реализуя ту или иную задачу, то или иное отношение, всегда несет определенный внутренний смысл.^[4] Таким образом, единство внешнего и внутреннего бытия человека раскрывается в самом их содержании. Одно и то же отношение к объекту обусловливает и сознание, и поведение, одно в идеальном, другое в материальном плане. И поведение человека также нуждается в интерпретации (раскрытии его содержания), как и данные сознания. Противоположность внешнего и внутреннего не абсолютна еще и в другом плане в смысле их взаимной обратимости. «Внешнее по отношению к ситуации связано с внутренним по отношению к человеку» [12, с. 341]. Столь же обратимы отношения между различными частными самосознаниями: «Я» для себя есть внутреннее, другой выступает для меня как внешнее, однако, для себя он внутреннее, в то время, как я для него только внешнее [там же, с. 336]. Исходя из этого, Рубинштейн делает вывод, что психология должна изучать психику личности «в единстве ее внутренних и внешних проявлений» [10, с. 25].

Категория сущности оказывается у Рубинштейна ключом к решению проблемы общего в философии и психологии, позволив ему преодолеть ставшую уже классической эмпирическую трактовку общего как «абстрактного тождества» (одинакового, присутствующего во всех явлениях данной области). Будучи более или менее устойчивым итогом предшествующего развития, сущность всегда есть некоторого рода обобщение прошлого опыта. Существенное «необходимо выступает как общее для данной категории явлений» [11, с. 146]. При этом «нечто не потому является существенным, что оно оказывается общим для ряда явлений оно потому оказывается общим, что существенно для них» [там же, с. 142]. В соответствии с пониманием сущности как единства внешнего и внутреннего, Рубинштейн ищет общее не внутри единичных явлений (как это, начиная с Дж.Локка, делала вся эмпирическая психология), а в сфере отношений единичных явлений друг к другу. «Общее проявляется в единичном через отношение единичного к единичному…Категория рода осуществляется через категорию отношения…» [12, с. 333].

С.Л.Рубинштейн намечает основные этапы исследования по выделению существенно общего. От конкретного, данного в созерцании, через абстракцию к воспроизведению конкретного в мышлении.

Существенное в явлении по определению означает инвариантное в нем (то есть сохраняющееся неизменным при разного рода преобразованиях). Отсюда поиск существенного в явлении по необходимости оказывается связан с преобразованием. «Обобщение посредством абстракции не сводится к простому отбору общих свойств из числа непосредственно, эмпирически, чувственно данных. Обобщение это всегда не только отбор, но и преобразование» [11, с. 143]. Преобразование осуществляется путем включения явления в новые связи, в результате оно начинает выступать в новых качествах (порождать новые явления). Подобный анализ через синтез позволяет получить в итоге целый ряд определений данного явления, каждое из которых (взятое в отдельности) представляет собой неполное, абстрактное его определение. Остановившись на этом этапе, мы будем иметь различные «точки зрения» о предмете, произвольные в своей односторонности, не сопоставимые и не сводимые друг к другу (известный плюрализм!). Для его преодоления требуется следующий шаг перейти от многочисленных определений явления к новому единству. Это есть диалектический путь восхождения от абстрактного к конкретному.

Его осуществление требует соотнести полученные на предыдущем этапе исследования определения. Внешнее непосредственное их соотнесение с необходимостью выявит между ними логические противоречия. Снятие последних становится возможным путем выявления существующих между ними опосредствующих звеньев. В результате формальные логические противоречия вскрываются как внутренние противоречия в самом бытии. С раскрытием внутреннего противоречия сущности явления одновременно открывается точка и путь дальнейшего развития данного явления (см. [12, с. 323]). Внутреннее противоречие, сущность, или общий закон далее вводится в более широкий контекст: общий принцип соотносится с конкретными условиями его функционирования. Это позволяет теоретически восстановить непосредственно видимую картину явлений, а также проследить механизм превращения общего закона, скрытого за внешними явлениями, в видимые, эмпирически фиксируемые закономерности, проследить путь его специализации. На этом круг исследования замыкается: конкретное в созерцании получает полное (конкретное же) теоретическое осмысление.

В завершении данного раздела отметим следующее. Концепция С.Л.Рубинштейна имеет глубокий и весьма детально проработанный философский и научно-методологический инструментарий. Анализ работ Рубинштейна позволил нам:

1. Определить центральную проблему психологической теории С.Л.Рубинштейна. Это проблема детерминации психического.
2. Выделить основные объяснительные категории, используемые Рубинштейном: сущность, противоречие, общий закон, принцип восхождения от абстрактного к конкретному.
3. Реконструировать стратегическую линию конкретно-психологических исследований Рубинштейна: от конкретного в созерцании через выделение существенно общего (на основе метода от абстрактного к конкретному) к конкретному в мышлении.

Рассмотрим реализацию этих принципов в конкретно-психологической теории С.Л.Рубинштейна на примере решения им проблемы детерминации психического.

Первое из чего исходит Рубинштейн это отказ от абстрактно-всеобщего понятия психического [11, с. 4], односторонне фиксирующего его в том качестве, в каком оно выступает только в определенном ракурсе, в какой-то одной системе отношений (психика это либо рефлекс, либо сознание, либо поведение и т.д.). Рубинштейн требует рассматривать психические явления во всем многообразии их существенных связей и отношений, то есть конкретно. Сознание человека, как и сам человек, для Рубинштейна есть «продукт истории». Реконструкция же истории предмета предполагает выявление принципа его детерминации. В работах Рубинштейна понятие историзма выступает в трех различных значениях.

1. как история общества, его материальной и духовной культуры;
2. как история предмета исследования история развития психики;
3. как история самого механизма психического развития в смысле конкретно-исторического характера детерминации на каждом исторически значимом этапе развития психической деятельности.

Следует различать историю как объект изучения и историзм как методологический принцип исследования. Первое не обязательно предполагает второе. Важно, с каких методологических позиций ведется анализ истории предмета. Это может быть абстрактный историзм, который воспроизводит факты истории в последовательности, соответствующей эмпирически констатируемому порядку развития предмета, без анализа их объективной роли (как необходимых или случайных) в становлении предмета. Такой историзм есть по сути антиисторизм. Он не в состоянии вычленить историю данного конкретного предмета из более широкого исторического контекста: разграничить исторические предпосылки возникновения предмета и момент зарождения новой системы, исторически преходящие обстоятельства и исторически необходимые условия его развития. Напротив, конкретный историзм ставит задачей строго объективно установить тот пункт, с которого начинается действительная история анализируемого предмета, подлинное начало его становления. Он рассматривает конкретную историю конкретного предмета, четко фиксируя границы его существования как субъекта развития^[5]. Конкретно-исторический анализ предмета предполагает выделение всеобщей основы его развития. Это конкретно-всеобщее есть одновременно и отправная точка, и ядро, и источник дальнейшей дифференциации системы. Позиция конкретного историзма как раз и превращает историзм из простой констатации факта развития предмета в принцип его научного исследования. Этой позиции придерживался и С.Л.Рубинштейн.

Для Рубинштейна история общества выступает необходимым условием развития психики. Это и означает, что человеческое сознание исторично. При этом «исторически изменяющиеся психические свойства людей реально формируются в процессе индивидуального онтогенетического развития» [11, с. 241]. То есть, история общества преломляется в истории жизни индивида.

Внешняя история формирует внутреннюю историю психического развития индивида. Последняя в свою очередь начинает выступать внутренним условием, определяющим эффект внешних воздействий. Внутренняя история начинает оказывать обратное влияние на внешнюю.

История общества существует не сама по себе, но является частью истории природы в целом. Отталкиваясь от этого, Рубинштейн выступал принципиальным противником теории двух факторов, рассматривающей природу и общество как две независимые детерминанты развития сознания. По этой причине он не принимал и культурно-историческую теорию Л.С.Выготского с ее делением психических функций на натуральные и культурные. Преодоление дуалистического противопоставления природы и общества и нахождение монистического принципа детерминации психического С.Л.Рубинштейн искал на путях конкретно-исторического подхода к этому вопросу с акцентом на выявлении устойчивого ядра, общей основы всех явлений психического. «Таким образом, ясно: совершенно невозможно разрешить вопрос о детерминированности психической деятельности условиями жизни, если ставить его метафизически, не конкретно…необходимо подойти конкретно, дифференцированно к выяснению детерминированности психического, выявить и учесть зависимость различных сторон психического от различных условий жизни…», писал он [11, с.237].

Первичным способом существования психического, по С.Л.Рубинштейну, является рефлекторная отражательная деятельность мозга. Это психическая деятельность в собственном смысле слова. «Психическая деятельность это деятельность мозга, являющаяся вместе с тем отражением, познанием мира» [11, с. 4].Как таковая она является врожденной и включает в себя деятельность воспринимающих органов, элементарные процессы аналитико-синтетической деятельности, некоторые психофизиологические закономерности.^[6] Психическая деятельность это отражательная деятельность. В этом своем качестве она составляет сущность, общую основу и отправную точку развития всего многообразия явлений психического. Восприятие, мышление, чувства, мотивация, характер, несмотря на качественное своеобразие этих феноменов, имеют в своей основе нечто общее. И это общее заключается в том, что все они суть различные формы психического отражения действительности. «Закономерности психического ощущения, мышления и т.д. как функции мозга, как отражения есть закономерности общие для всех людей; они определяют наиболее устойчивое ядро психической деятельности и составляют наиболее общие законы психологии как науки» [11, с. 237-238].

Развитие психической деятельности обусловлено ее внутренней противоречивостью. Психическая деятельность представляет собой единство биологического и исторического, внешнего и внутреннего, объективного и субъективного, общего и специфического. Являясь продуктом биологической эволюции человека как вида, рефлекторная деятельность мозга одновременно выступает отправным пунктом исторического развития психической деятельности. Актуализируясь под влиянием внешних воздействий, психическая деятельность отражает их в форме внутренних, субъективных переживаний. Воздействия первоначально внешние по отношению к субъекту, откладываясь в нем, формируют его собственную внутреннюю природу (элементарные воздействия преломляются в ощущения, логика бытия в логику мысли, повторяющиеся жизненные ситуации в устойчивые черты характера). «Процесс осознания бытия есть переход бытия вне человека в идеальную форму сущности субъекта» [12, с. 344].

Психическая деятельность возникает на определенном уровне развития бытия. Непосредственной предпосылкой ее возникновения является выделение в структуре бытия субъекта активности, в результате чего бытие (включающее и самого субъекта) впервые выступает в форме объекта его познания и деятельности, в форме объективной реальности. Психическое отражение это объективный процесс, основу которого составляет взаимодействие субъекта с миром, а содержание отражение объективной реальности в форме субъективности. Субъективное переживание имеет вполне объективную функцию функцию регуляции этого взаимодействия. Наконец, отражение объекта в субъекте составляет не только общую основу всех явлений психического, но и их специфику относительно других явлений бытия.

Таким образом, сущность психического отождествляется Рубинштейном с рефлекторной, отражательной природой психики. Неслучайно в своих работах Рубинштейн необычайно высоко оценивал научный вклад И.М.Сеченова и даже подчеркивал, что советская психология своими средствами и своими путями продолжает дело Сеченова и решает поставленную им задачу преодоления «обособления» психического и его методологической основы декартовского дуализма души и тела [12, с.168]. Заслуга Рубинштейна заключается в том, что он превратил рефлекторный принцип в принцип психологии, успешно разрешая на его основе целый ряд исконно психологических проблем (объективного и субъективного, внешнего и внутреннего, обусловленного и обуславливающего и др.).

Психическая деятельность как рефлекторная деятельность мозга всегда детерминирована извне. В силу этого особое значение для психологического исследования приобретает анализ внешних условий психической деятельности. В этой связи Рубинштейн вносит существенное уточнение. «Говоря о детерминированной жизни организмов и тем более жизни и деятельности людей, надо различать внешние обстоятельства, среду, в которой протекает их жизнь и деятельность, и собственно условия жизни…Условия жизни…это не среда сама по себе, а та же система реальных отношений, в которые включается человек» [11, с. 227] (выдел. мной А.Ч.). Объективные отношения человека определяют его субъективное отношение к тому, что его окружает. Последнее в свою очередь опосредствует зависимость поведения и деятельности человека от внешних условий. Таким образом, среда не детерминирует психическую деятельность и поведение непосредственно (как утверждала эмпирическая психология, опиравшаяся на постулат непосредственности). Детерминирующая роль среды сама определяется активностью и избирательностью человека как субъекта жизни, выделяющего из нее то, что отвечает его «требованиям». «То, какой стороной своей предмет повернется к субъекту, какие его свойства и как выступят в образе, зависит от того, какие жизненные отношения сложатся у субъекта с отображаемым предметом или лицом», замечает Рубинштейн [11, с. 230]. Таким образом, рефлекторно-отражательная функция психики возможна только на основе активного, избирательного отношения индивида к миру.

Объективные, жизненные отношения человека с миром составляют общие условия психического отражения. Наряду с общими условиями отражения существуют специфические условия конкретной отражательной деятельности (восприятия, памяти, мышления и т.д.). Так запоминание, согласно Рубинштейну, зависит от объема запоминаемого материала и его качественных особенностей. Все прочие свойства материала, а также объективные условия жизни и деятельности человека обусловливают содержание запоминаемого, но не касаются собственно законов запоминания [11, с. 229].

Развитие психической деятельности связано с изменением условий ее функционирования условий отражения. Развитая психика неоднородна по своему составу. Она включает в себя компоненты различной степени общности и изменчивости. Именно поэтому любое абстрактно-всеобщее понятие психического в психологии неприемлемо. Изменение условий функционирования ведет к специализации законов психической деятельности, при этом общие законы психического отражения сохраняются в частных в «снятом» виде. Понимание этой диалектики общего и частного в психике человека чрезвычайно актуально и сегодня, поскольку предостерегает от крайностей универсализации психических законов, с одной стороны, и растворения общих законов в частных закономерностях, с другой. Согласно Рубинштейну, устойчивость различных компонентов психической деятельности определяется стабильностью тех конкретных условий, которые они отражают. Наибольшей стабильностью обладают природные и физические условия существования человека. Так свойства зрения, поскольку они детерминированы свойствами солнечного света и условиями его распространения на земле, не изменяются сколько-нибудь существенно в ходе исторического развития. К стабильным факторам следует отнести также общественный образ жизни человека. Эти категории условий определяют психические свойства общие всем людям, важнейшим из которых является сознание. Вместе с тем не существует абстрактного «общечеловека», психология которого состояла бы только из одних общечеловеческих черт или свойств. В психологии каждого человека есть специфические черты, порожденные определенным общественным строем или эпохой. К свойствам, обнаруживающим наибольшую зависимость от конкретно-исторических условий жизни людей, Рубинштейн относит характер, мотивацию, чувства, особенности личности. Одновременно он подчеркивает, что частные, специфические свойства психической деятельности присутствуют в человеке не наряду с общими, а представляют собой их конкретизацию применительно к определенным условиям жизни. Именно поэтому Рубинштейн считал абсолютно неправомерным противопоставлять «историческую психологию», изучающую психический склад людей определенной эпохи, общей психологии. Общее всегда присутствует в частном и раскрывается через него.

Особо следует остановиться на месте и роли деятельности в рубинштейновской концепции детерминации психического. Критики деятельностного принципа в психологии утверждают, что у Рубинштейна сознание выступило «сколком» с деятельности, ее дериватом [4], [2]. Сами “притязания и претензии на основе категории деятельности объяснить все и вся оказались чрезмерными» [5, с. 107]. По мнению А.В.Брушлинского, этот упрек скорее следует отнести к теории деятельности А.Н.Леонтьева, утверждавшего тождество строения внешней и внутренней деятельности и определявшего возникновение сознания на основе механизма интериоризации. СЛ.Рубинштейн говорил о развитии психики в деятельности, но не о возникновении психики из деятельности [1].^[7]

Анализ текстов самого Рубинштейна убеждает нас в том, что их автор вовсе не абсолютизировал принцип деятельности в качестве детерминанты психического, как то пытаются представить его оппоненты. Так, в «Бытии и сознании» он писал: «Деятельность человека не исходит из субъекта, взятого безотносительно к объективному миру, и не является сама по себе конечной инстанцией, определяющей сознание» [11, с. 230]. Позднее в монографии «Человек и мир» Рубинштейн скажет: «Здесь же должна быть указана опасность утрирования роли деятельности…При таком утрировании справедливое подчеркивание преобразования природы превращается в ее снятие: то, что дано первично, естественно, в мире вокруг человека и в нем самом, все превращается в нечто «сделанное», сфабрикованное, как будто мир действительно является продуктом производства» [12, с. 342].

Чтобы понять всю ошибочность обвинений Рубинштейна в выведении всей психики из деятельности, еще раз напомним специфику его методологического подхода к вопросу о детерминации психического. Это был конкретно-исторический подход, рассматривавший психику человека как дифференцированное целое, различные аспекты которого определяются разными условиями (природными и физическими факторами, общественным образом жизни, конкретной исторической эпохой). Деятельность это основной способ существования человека в мире в условиях общественного образа жизни. Основной, подчеркивал Рубинштейн, но не единственный. Существуют и другие способы отношения и приобщения человека к миру. Это познание и созерцание [12, с. 343]. Кроме того, сама деятельность как способ существования человека не есть некий абстрактный принцип. В каждой общественной формации (феодальной, капиталистической и т.д.) этот общий принцип имеет свое специфическое выражение. В этом смысле, считал Рубинштейн, можно и нужно говорить не только об общем, но и о конкретно-исторических способах существования человека как частных исторических «онтологиях» [там же, с. 279]. К сожалению, этот конкретно-исторический аспект анализа развития деятельности и сознания не получил у Рубинштейна должного раскрытия. Однако незавершенность концепции не дает оснований для упрощения его взглядов.

Говоря о проблеме личности, Рубинштейн указывал, что понятие личности в психологии не может быть сведено к «Я» как субъекту сознательной и произвольной деятельности. «Я» как субъект это верхушечное образование. Психическое содержание личности включает в себя многообразие неосознанных тенденций побуждений его непроизвольной деятельности, а также его «идеологию» (идеи, принимаемые человеком в качестве основополагающих жизненных принципов). Таким образом, и в данном случае личность у Рубинштейна никак не сводится к деятельности.

Вместе с тем среди многообразия условий, детерминирующих психику, деятельность занимает особое место, позволяющее рассматривать ее в качестве основополагающего принципа развития сознания (неслучайно принцип единства сознания и деятельности занимает центральное место в конкретно-психологической теории Рубинштейна). Будучи основным способом существования человека как общественного существа, практическая деятельность перестраивает его психику, подчиняя, вовлекая, переливая ее в качественно новые формы.

Психическая деятельность как таковая непосредственно относится к природному миру [11, с.259]. Она есть функция мозга, актуализирующаяся под влиянием внешних воздействий. С этой точки зрения психическая деятельность не есть еще деятельность субъекта. Иначе говоря, человек не производит образы, аффекты, первичные обобщения, они возникают непроизвольно в процессе контакта с внешним миром на основе психофизиологических механизмов. Деятельность человека как субъекта это его практическая и теоретическая деятельность. Когда человек включается в практическую деятельность, его психическая деятельность вступает в новое качество: она начинает выполнять функцию регуляции этой деятельности. Причем исполнительская регуляция связана преимущественно с познавательными процессами, а побудительная с аффективными. У животных психика также регулирует взаимоотношения организма со средой. Однако регуляция практической деятельности человека представляет собой совершенно особый тип регуляции. Это регуляция, опосредствованная осознанным образом–целью и подчиняющая все психические процессы достижению этой цели. Конкретный характер деятельности определяет «подбор» соответствующих психических процессов. Так формируются более или менее устойчивые «функциональные органы», составляющие физиологическую основу психических свойств и способностей человека.

Следующий этап в развитии психической деятельности связан с превращением отдельных психических процессов в форму выражения отношения человека к миру. Тем самым психическая деятельность переходит в статус собственно деятельности. Она уже не просто «обслуживает» какую-то практическую деятельность, но сама решает определенные задачи. Мышление решает познавательные задачи. Восприятие может выступать в форме эстетической деятельности или научного наблюдения.

Когда задачей такой теоретической деятельности становится усвоение, воспроизводство и развитие идей, психическая деятельность выходит на новый уровень духовной деятельности.

Таким образом, Рубинштейн выделяет три уровня развития психической деятельности, в основе которого лежит переход общественного человека к практическому, деятельностному отношению к действительности (то есть в данном случае речь идет именно о деятельностно-обусловленном аспекте развития психики). Это

1. уровень психической деятельности (как рефлекторной деятельности мозга);
2. уровень «душевной» деятельности (выполняющей функцию регуляции практической деятельности и далее перерастающей в теоретическую деятельность);
3. уровень духовной деятельности (как деятельности, имеющей то или иное идейное содержание) [11, с. 259-260].

Когда Рубинштейн говорит о том, что практическая деятельность не является единственной формой отношения человека к миру, он соотносит ее с развитыми формами психической деятельности познанием и созерцанием. Последние не сводятся к практической деятельности, а в эмпирическом плане даже противостоят ей, однако, исторически являются ее порождением и сохраняют с ней генетическую связь. Как писал Э.В.Ильенков, «именно исторический подход требует понимать «всеобщее» как понятие, отражающее вполне особую объективную реальность, могущую существовать до, вне и независимо от остальных явлений развитого целого» [6, с. 275]. В понимании детерминирующей роли практической деятельности Рубинштейн проявил себя как подлинный диалектик, осознающий границы действия этой детерминанты (специфична для человека), ее конкретно-исторический характер (имеет свои особенности при переходе от одной общественной формации к другой). Деятельность выступила для Рубинштейна не как абстрактно-всеобщее, одинаково присущее всем явлениям психического (в этом случае вся психика действительно была бы только «сколком» с деятельности), а как генетическая основа, основополагающий принцип, на базе которого вырастает все многообразие столь не похожих друг на друга явлений. Э,В.Ильенков подчеркивал, что подлинно диалектическое мышление «стоит не на точке зрения «сведения», а на точке зрения «выведения» [там же, с. 182]. Так и в концепции С.Л.Рубинштейна сознание и другие специфически человеческие психические образования (способности, теоретическая и духовная деятельность) не сводятся к деятельности, а выводятся из нее. Это и есть воплощение в психологическом исследовании диалектического способа познания восхождения от абстрактного к конкретному.

Мотивация как единство внешней и внутренней детерминации

С.Л.Рубинштейн неоднократно подчеркивал, что проблема детерминации психического не может быть до конца понята, если рассматривать ее исключительно в контексте субъект–объектных отношений. Здесь требуется выход в более широкий контекст бытия в целом, в котором субъект является не только неотъемлемой частью, но и необходимым звеном в детерминации событий. «Самоопределение субъекта по отношению к действительности является необходимым звеном в процессе детерминации действия. Пока оно не совершилось, нет всех условий, детерминирующих действие, значит, до этого оно и не детерминировано» [11, с. 285]. Детерминация явлений действительности осуществляется не минуя субъекта, а через него.

До сих пор мы рассматривали преимущественно внешний аспект детерминации психического. В действительности же, как отмечал Рубинштейн, детерминация всегда есть единство определения внешним и самоопределения [12, с.358]. Высшим уровнем иерархии этих соотношений в структуре бытия выступает самоопределение человека, обладающего сознанием. Именно наличие психики, сознания делает акт самоопределения человека в принципе возможным.

Тайна человеческой свободы заложена в самой природе психического. Первыми это поняли идеалистически мыслящие философы. Однако поняли превратно. Власть сознания над поведением человека, начиная с Декарта, они объясняли принципиальной индетерминированностью психики. В результате проблема свободы человека была подменена вопросом о свободе воли.

Свободу человека Рубинштейн понимает не абстрактно (как ничем не ограниченный произвол), а вполне конкретно, как возможность самому определять свое поведение, выбирая одно и отвергая другое, в определенных обстоятельствах. В этом смысле свободу человека он противопоставляет не детерминированности, а принуждению. Свобода и необходимость (как детерминированность) в жизни человека взаимосвязаны. С одной стороны, обстоятельства определяют жизнь человека, с другой, сам человек изменяет обстоятельства своей жизни. При этом человек достигает подлинной свободы именно тогда, когда действует в русле объективной необходимости. Эту-то возможность (свободу, по Рубинштейну) действия в определенных условиях и дает психическое отражение. Психика управляет поведением постольку, поскольку она отражает объективные условия его осуществления. «Обусловленная объективными обстоятельствами жизни человека и в свою очередь обусловливающая его поведение психическая деятельность двусторонне в качестве обусловленного и обусловливающего включается во всеобщую взаимосвязь явлений» [11, с. 253] (выдел. мной А.Ч.).

В современной отечественной психологии теория отражения не находит поддержки у большей части психологов. Главный аргумент противников этой теории заключается в утверждении ими принципиальной невозможности решения проблемы человеческой свободы и порождающей функции сознания на основе принципа отражения. Большую популярность в этой связи получили такие научно-философские направления, как экзистенциализм и конструктивизм.

Общей чертой этих учений является неприятие ими теории отражения и отрицание понятия объективной реальности. Мир выступает для них как осуществленное сознание: как артикуляция «проекта» (экзистенциализм), как модель познавательной деятельности субъекта, которая всегда субъективна (конструктивизм). По Рубинштейну, познание как форма отношения человека к миру не отрицает существования объективной реальности, но, напротив, усиливает его (в этом усилении существования состоит этический смысл познания) [12, с. 380]. В истинном, адекватном познании объективная реальность обретает новое существование. В действительности, «всякое научное понятие это и конструкция мысли и отражение бытия» [11, с. 45].^[8] Конструктивизм мистифицирует преобразовательную деятельность человека в мире, подменяя ее конструирующей функцией сознания. Сознание преобразует действительность не непосредственно, как идеальное, а опосредствованно, по мере того, как его образы (модели, объяснительные схемы) становятся ориентирами и целями практической деятельности человека.

Вопреки утверждениям противников теории отражения, признание отражательной природы психики не только не противоречит ее творческому, созидательному характеру, но впервые делает возможным объяснение того факта, как зависимость человека от обстоятельств трансформируется в свободу от них. Опосредствуя детерминацию жизни человека внешним миром, объективными условиями, «психическое отражение бесконечно увеличивает их детерминирующие возможности» [там же, с. 243]. Посредством психического отражения в форме знаний о мире поведение людей начинает детерминироваться не только наличным, но и отсутствующим, не только настоящим и прошлым, но и будущим (там же). Каждый акт познания мира становится одновременно введением в действие новых детерминант. При этом каждое отраженное явление приобретает для человека мотивационное значение, поскольку отражает не только его свойства, но его значение для индивида. Значение предметов (их смысл) детерминирует поведение. Таким образом, мотивация оказывается тем пластом реальности, где происходит «встреча» внешнего и внутреннего, трансформация внешних условий во внутренние причины. Мотивация предстает как «опосредствованная процессом отражения субъективная детерминация поведения человека миром» [12, с. 368] (выдел. мной А.Ч.). А учение о мотивации как неотъемлемая часть общего учения о детерминации. «Учение о мотивации выступает как конкретизация учения о детерминации» [12, с. 367].

Преодоление «обособления» психического и рассмотрение его в контексте общей взаимосвязи явлений выявляет в нем новые качества, полностью перечеркивающие представление о психике как чисто субъективном явлении. В этом контексте психика предстает не просто как субъективное отражение объективной реальности, но как самосознание мира [11, с. 321], не только как внешне обусловленная миром, но как реально обусловливающая все то, на что распространяется деятельность человека в мире, не только как механизм регуляции поведения человека, но как механизм регуляции самого мира. Признание объективной функции психического отражения не только по отношению к субъекту, но и по отношению к миру в целом имеет важное практическое, а по сути жизненное значение. Абсолютизация духовного при одновременном обесценивании чувственного аспекта отношений человека с миром таит в себе «моральную опасность несовершения реальной жизни людьми» [12, с. 383]. Чистое познание в отрыве от реального действия не несет движения. В лучшем случае им достигается «идеальное снятие» при фактическом сохранении существующего положения вещей [там же, с. 306]. Стагнация же противоречит самому принципу жизни.

Подводя итоги, выделим наиболее важные (узловые) моменты учения С.Л.Рубинштейна о детерминации психического.

1. Связь сущности психического с рефлекторной отражательной функцией мозга. Психическое отражение выступает как единство внешнего и внутреннего, как механизм преобразования внешнего во внутреннее, как всеобщая основа возникновения всего многообразия явлений психического.
2. Конкретно-исторический подход к проблеме детерминации психического. Различение уровней и условий детерминации психики как различных этапов специализации общего в частном:

органический уровень связан с природными и физическими условиями существования;

общечеловеческий уровень связан с общественным образом жизни человека;

конкретно-исторический уровень обусловлен конкретным историческим периодом, эпохой, формацией;

индивидуальный уровень обусловлен условиями жизни данного конкретного индивида.

3. Определение деятельности как основного способа существования общественного человека. Выделение уровней развития психики, обусловленных действием именно этого фактора:

собственно психическая деятельность;

«душевная» деятельность;

духовная деятельность;

4. Определение психического как единства обусловленного и обусловливающего. Представление о мотивации как субъективном отражении внешней детерминации, механизме преобразования внешней детерминации во внутреннюю.

Сам Рубинштейн принципиальную новизну своей концепции детерминации связывал с акцентом на роли внутренних условий в общей схеме детерминации явлений: внешние причины действуют опосредствованно через внутренние условия. В этом внимании к внутренним условиям Рубинштейн видел особый этический смысл. «В этом отношении открывается огромный этический смысл принципа детерминизма, который является основным при объяснении природы человека, подчеркивает Рубинштейн. Смысл его заключается в подчеркивании роли внешнего момента самоопределения, верности себе, не одностороннего подчинения внешнему. Только внешняя детерминация влечет за собой пустоту, отсутствие сопротивляемости, избирательности по отношению к внешним воздействиям или простое приспособление к ним» [12, с. 382].

Таким образом, принцип детерминизма как стержень проходит через всю систему взглядов С.Л.Рубинштейна от его онтологии через психологию к этике. Методологическая роль принципа детерминизма в концепции Рубинштейна несомненна: он не просто провозглашается, но реально работает в его психологических исследованиях. Это вынуждает еще и еще раз задуматься над тем, стоит ли отказываться от принципа детерминизма в психологии и каковы могут быть последствия этого отказа не только для науки, но и для практики. Как писал С.Л.Рубинштейн, «небольшое вначале отклонение от верного пути в теории неизбежно разрастается по мере продвижения от исходных вопросов теории в жизнь, в практику. Поэтому отстаивание верной линии в коренных вопросах теории становится делом не только научной добросовестности, но, в конечном счете, и моральной, политической ответственности за судьбы людей» [11, с. 3-4]. По нашему мнению, ни один из методологических принципов, разрабатывавшихся С.Л.Рубинштейном: принцип детерминизма, принцип историзма, принцип отражения, принцип восхождения от абстрактного к конкретному, принцип единства и многообразия психического, не может быть отвергнут современной психологией. Они уже доказали свою продуктивность и их возможности далеко не исчерпаны.

1. Брушлинский А.В. Самая читаемая отечественная книга по психологии : триумфы, трагедии, парадоксы // Психологический журнал. 2001. № 6.
2. Гордеева О.В. О некоторых ограничениях разработки проблемы сознания в марксистской психологии (на материале трудов С.Л.Рубинштейна) // Вестник Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1996. № 3.
3. Гусельцева М.С. Типы методологических установок в психологии // Вопросы психологии. 2005. № 6.
4. Зинченко В.П. Психологическая теория деятельности // Вопросы философии. 2001. № 2.
5. Зинченко В.П. Преходящие и вечные проблемы психологии // Труды Ярославского методологического семинара. Том 1. Методология психологии. Ярославль, 2003.
6. Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении. М.: РОССПЭН, 1997.
7. Кольцова В.А. Теоретико-методологические основы историко-психологического исследования. Автореферат докт. дис. М., 2004.
8. Петренко В.Ф. Теория отражения, конструктивизм, интуитивизм как методологические парадигмы психологии // Труды Ярославского методологического семинара. Том 3. Метод психологии. Ярославль, 2005.
9. Петровский А.В., Ярошевский М.Г. Теоретическая психология. М.: ACADEMA, 2003.
10. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство министерства просвещения РСФСР, 1946.
11. Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. М.: Издательство Академии наук СССР, 1957.
12. Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, 1973.
13. Соколова Е.Е. Плюрализм или методологическое единство? // Ежегодник Российского психологического общества. Спец. Вып. Т. 1. М., 2005.
14. Чеснокова А.Г. О методологических принципах психологической науки // Материалы 2-й межрегиональной научной конференции по истории психологии. Нижний Новгород, 2006.
15. Чеснокова А.Г. Принцип единства сознания и деятельности и перспективы марксистской методологии в психологии // Ученые записки кафедры общей психологии МГУ имени М.В.Ломоносова. Выпуск 2. М.: Смысл, 2006.
16. Юревич А.В. Интерпретативные традиции и параметры развития психологической науки // Вопросы психологии. 2005. № 5.
17. Юревич А.В. Объяснение в психологии // Психологический журнал. 2006. № 1.

^[1] Прямым свидетельством этого является создание журнала «Методология и история психологии» и выход в свет данного тематического выпуска.

^[2] О преодолении дихотомии «естественнонаучного»«гуманитарного» в психологической теории деятельности А.Н.Леонтьева см., в частности, публикацию Е.Е.Соколовой [13].

^[3] В исследовательской и учебной литературе о С.Л.Рубинштейне для иллюстрации его взглядов обычно используется именно эта формула. Однако она представляет позицию Рубинштейна по этому вопросу в несколько усеченном виде. Полная реконструкция представлений Рубинштейна о детерминации психического будет представлена ниже.

^[4] В связи с этим С.Л.Рубинштейн вводит даже понятие «семантика» поведения [12, с. 366].

^[5] Различение абстрактного и конкретного историзма мы находим, в частности, в работах Э.В.Ильенкова [6, с. 289].

^[6] Примером психофизиологической закономерности может служить так называемая первосигнальная генерализация, осуществляющаяся физиологически посредством иррадиации возбуждения [11, с. 140].

^[7] Подробнее о принципе единства сознания и деятельности в концепции С.Л.Рубинштейна см. [15].

^[8] С учетом всего вышесказанного мы не можем согласиться с утверждением В.Ф.Петренко, что Рубинштейн в своих последних работах «Бытие и сознание» и «Человек и мир» «вышел за жесткие рамки «теории отражения» [8, с. 293]. Рефлекторной теории посвящена отдельная глава в «Бытии и сознании» [11, с. 174-225]. Мы не можем также согласиться с мнением, что Рубинштейн ввел в психологическую теорию категорию бытия под влиянием М.Хайдеггера. То, что Рубинштейн был знаком с работами Хайдеггера не вызывает сомнений. Однако имя Хайдеггера упоминается в текстах Рубинштейна в основном в критическом ключе (см. [11, с. 133-135], [12, с. 174, 280]). Философскому понятию бытия у Рубинштейна посвящена целая глава, где он рассматривает развитие этой категории от Платона до Б.Рассела. То, что категория бытия была введена Рубинштейном независимо от Хайдеггера и имеет у него иное содержание, подтверждает следующее высказывание самого Рубинштейна: «Мир, в котором живет человек, это только шатер, который он сам над собой сооружает. Именно поэтому экзистенциалист М.Хайдеггер, создав онтологию человеческого бытия, не может создать второй том онтологии онтологии бытия как такового» [12, с. 274]. Скорее можно было бы предположить, что понятие мир (как бытие, соотносимое с людьми) было введено Рубинштейном под влиянием «здесь-бытие» Хайдеггера. Но и это будет только предположением.