Раздел 4. Историографические, источниковедческие и историко-правовые исследования проблем аграрного сектора России

PART 4. HISTORIOGRAPHICAL, SOURCE STUDIED, HISTORICAL AND

LEGAL RESEARCHES OF THE AGRARIAN SECTOR PROBLEMS IN RUSSIA

УДК 930.221:947(470.343)

И.В. Алметева

Источники по истории крестьянской грамотности и образования Козьмодемьянского уезда Казанской губернии

во второй половине XIX – начале XX вв.

Аннотация: В статье анализируются источники по истории крестьянской грамотности и образования во второй половине XIX – начале XX вв.

Ключевые слова: грамотность, начальное школьное образование, источники.

I.V. Almeteva

The sources for the history of peasant literacy and education in

Kozmodemyansk Area of the Kazan province in the second half

of the XIX – beginning of XX centuries

Summary: The author gives a review of the works on history of peasants‘ literacy and education in the second half of the XIX and early XX centuries.

Key words: literacy, primary school education, sources.

Система начального школьного образования в Марийском крае, в том числе в Козьмодемьянском уезде Казанской губернии, сложилась во второй половине XIX – начале XX вв. Она включала начальные школы светского (земские школы, воскресно-повторительные классы, училища Министерства народного просвещения, школы начального профессионального обучения) и духовного (церковно-приходские, миссионерские, «братские», монастырские школы, школы грамоты) ведомств. Исторические корни системы начального образования восходят к первой «новокрещенской» школе и первому уездному малому училищу.

Источники по истории крестьянской грамотности и образования Козьмодемьянского уезда Казанской губернии во второй половине XIX – начале XX вв. можно разделить на следующие группы: актовые материалы, делопроизводственные документы, статистические материалы, периодическая печать, источники личного происхождения.

Актовые материалы, составляющие комплекс законодательных и нормативных документов центральных органов власти и управления, позволяют определить основные направления государственной образовательной политики. Эти документы опубликованы в Полном собрании законов Российской империи и в ряде сборников, среди которых особый интерес представляют «Положения» о начальных народных училищах 1864 и 1874 гг., «Правила» о мерах к образованию населя­ющих Россию «инородцев» 1870 г., о церковно-приходских школах 1884 г., о школах грамоты 1891 г. и другие законодательные акты начала XX в. [27;28; 29; 30].

Отложившиеся в различных учреждениях делопроизводственные документы, относящиеся к начальному образованию, дают представление о функционировании различных типов начальных школ, в них приводятся сведения об управлении, финансовом и хозяйственном обеспечении школ, о составе учителей и учащихся, об организации учебного процесса, что позволяет проследить основные этапы развития школы.

Основная часть документов этой группы сохранилась в фондах Государственного архива Республики Марий Эл. Среди них особую ценность представляет фонд инспектора народных училищ Козьмодемьянского уезда (ф.57). Содержащиеся в нем ежегодные отчеты, протоколы испытательных комиссий, различные ведомости и другие материалы позволяют определить по каждой отдельно взятой школе дату открытия, месторасположение; состояние помещений с оценкой их стоимости; охарактеризовать финансовое и хозяйственно-материальное положение школы и учителей. В них также представлены сведения, касающиеся штатного состава училищ с конкретными персоналиями учителей, и другие данные. Немаловажное значение имеют сведения о составе учащихся с указанием их социальной принадлежности и национальности, о возрасте поступавших в училище, их местожительстве и расположении конкретных сельских школ, об организации учебного процесса с указанием перечня дисциплин, о наличии учебных и методических указаний, форм проведения обучения. В этих документах отразилась и внеклассная работа учителей различных типов школ с детьми и их родителями (народные чтения, вечерние занятия, народные библиотеки, распространение литературы и т.п.). Находящиеся в фонде Козьмодемьянского училищного совета (ф.96) материалы содержат сведения об открытии начальных школ и состоянии системы народного образования.

В фонде Козьмодемьянской уездной земской управы (ф.49) отложились журналы и постановления уездных земских собраний, на которых решались основные проблемы народного образования, рассматривались различные ходатайства, прошения, жалобы, проекты по открытию училищ, циркуляры Министерства народного просвещения и директоров народных училищ Казанского учебного округа.

Ежегодно уездная земская управа готовила для земских собраний отчеты о состоянии начальных народных школ. С 70-х гг. XIX в. эти отчеты стали публиковаться. Первоначально в них давалась краткая справка о состоянии грамотности и образования в уезде, с 80-х гг. Козьмодемьянская земская управа начала предоставлять отчеты, отличающиеся большой информативностью, к началу XX в. были выработаны определенные пункты отчетов.

На начальном этапе в отчетах указывалось количество школ, с добавлением вновь открывшихся и закрывшихся учебных заведений. Например, в 188081 учебном году Козьмодемьянская уездная управа в своем отчете привела следующие данные: «В отчетном году на счет земства содержались училища: в городе 2 женских, в уезде 27» [23, с. 30]. Более подробные сведения содержатся в отчете за 190102 учебный год: «К 1-му июля 1902 г. в Козьмодемьянском уезде состоит 50 начальных училищ, находящихся в ведении Министерства народного просвещения. Из них одно двухклассное министерское, одно городское мужское приходское с ремесленным при нем классом и 48 земских, считая в их числе и Козьмодемьянское женское, содержимое главным образом на средства земства. Если к указанному числу присоединить еще 69 школ, находящихся в ведении епархиального училищного совета (48 церковно-приходских, 20 школ грамоты и одну школу Братства святителя Гурия), то общее число начальных училищ было 119. Впрочем, в отчетном году число училищ значительно увеличилось, ибо в этом году вновь было открыто пять земских училищ: Актаюжское, Акчеринское, Больше-Рут­кинское, Адабай-Касинское и Ювановское женское» [9, д. 1060, л. 78].

В некоторых отчетах, например за 190708 учебный год, присутствуют сведения «о национальной принадлежности» учебных заведений. Из 68 училищ Козьмодемьянского уезда русских училищ всего 10... Остальные 58 училищ инородческие, из них 51 училище чисто инородческое (22 марийские и 29 чувашские) и 7 училищ смешанные: 5 марийско-русские … и 1 марийско-чувашское» [26, с.5051].

Приводилась информация о том, в каких помещениях располагались школы – в собственных зданиях или наемных помещениях; какую сумму тратит земство «на наем зданий». Школы распределялись в соответствии с состоянием помещений. Из 123 начальных училищ Козьмодемьянского уезда в собственных зданиях в 1916-17 учебном году помещались 43 училища (34,9%) и в наемных 80 (или 65,1%). Собственные школьные здания подразделялись на «наилучшие в гигиеническом отношении, лучшие, удовлетворительные, вовсе неудовлетворительные, а наемные – на довольно хорошие, удовлетворительные и мало удовлетворительные» [9, д.1667, л. 1212 об.].

Предоставлялись подробнейшие сведения о преподавателях: о количестве учителей, учительниц и законоучителей; о том, какое образование они получили, размер их жалованья. В начале XX в. в некоторых отчетах указывался национальный состав преподавателей: «Из 33 учителей: 14 русских (12 человек состоят учителями в инородческих школах – 7 человек в черемисском, 5 человек в чувашском, 2 человека в русских школах). Остальные 19 человек инородцы: 15 из чуваш… 4 человека из черемис… Из общего числа учительниц русских 46 человек и 16 человек из инородцев (8 черемис и 8 чувашек). По национальностям: учителя и учительницы из русских составляют 63,1%, из инородцев 36,9%» [26, с. 5556].

Значительная часть отчета содержала сведения об учащихся: указывалось, какое количество детей учится, сколько из них мальчиков и девочек, их вероисповедание, национальность, иногда возраст учеников, число окончивших курс обучения, число выбывших из школ. Например, в 188586 учебном году Козьмодемьянская уездная управа предоставила следующие данные: «… в Козьмодемьянском уезде в 32 земских училищах обучалось 1488 человека (1082 м. и 406 д.), во Второ-Пихтулинской школе Братства святителя Гурия – 32 человека (26 м. и 6 д.), в 20 церковно-приходских школах – 677 человек (586 м. и 91 д.), в пяти воскресно-повторительных – 87 человек (83 м. и 4 д.). Всего 2284 человека (1777 м. и 507 д.). Из них 394 русские, 995 марийцы, 808 чуваши» [24, с. 29, 6569]. Сведения о сословной принадлежности детей стали появляться в конце XIX в. В 189596 учебном году в земских училищах Козьмодемьянского уезда «учились 1861 человек (1385 м. и 476 д.). Из них детей дворян – 7 человек, духовного звания – 29 человек, городских сословий – 158 человек, крестьян – 1667 человек, дети крестьян – 89%» [25, с. 78].

В отчетах земских управ подробно описывался учебный процесс: предметы и методы их преподавания, учебники и пособия, успехи учащихся. Немаловажную часть в отчетах составляли финансовые данные. Указывалось, откуда поступали деньги в течение учебного года и на что они были израсходованы.

В начале XX в. в отчетах обязательно присутствовала «врачебно-санитарная часть», где давались сведения о санитарном состоянии школьных помещений, о физическом состоянии учащихся и их здоровье, предлагались меры по улучшению физической подготовки учащихся.

Таким образом, отчеты уездных земских управ содержат подробную информацию и являются важным источником для анализа состояния школьного образования уезда в тот или иной учебный год.

Делопроизводственные документы школ духовного ведомства представлены в фонде Козьмодемьянского отделения Казанского епархиального училищного совета (ф.93), фонде Козьмодемьянского духовного правления Казанской епархии (ф.172). В них содержатся циркуляры, распоряжения, предписания губернатора, училищного совета при Синоде, епархиальных училищных советов, уездных наблюдателей церковно-приходских школ. Представлены протоколы заседаний епархиальных училищных советов, журналы экзаменационных комиссий и списки воспитанников, «подвергнутых испытаниям при окончании курса обучения» в церковно-приходских школах. Годовые отчеты, школьные листки о состоянии церковно-приходских школ по уезду освещают некоторые стороны деятельности церковных начальных школ. Однако эти данные уступают земским материалам как по количественным, так и качественным характеристикам.

Архивные документы в известной мере дополняются опубликованными материалами, содержащими сведения по истории конкретных школ и о состоянии народного образования в рассматриваемый период в Козьмодемьянском уезде Казанской губернии [14].

Опубликованные статистические материалы позволяют определить по уездам «количественный и качественный состав различных типов начальных школ», учителей, учеников, финансовое и материальное обеспечение школ [15; 16; 17]. К ним же примыкает статистический материал «о расселении марийского населения в Казанской губернии» [7; 13].

Развитие начальной школы и ее повседневная жизнь нашли отражение в периодической печати. На страницах таких общероссийских и региональных изданий, как «Журнал Министерства народного просвещения», «Волжско-Камское слово», «Народное образование», «Православный благовестник», «Православное обозрение», «Православный собеседник», «Известия по Казанской епархии» публиковались различные официальные постановления о начальной школе, обзорные статьи о школах светского и духовного ведомств, заметки об отдельных школах, учителях и т.д. [4; 5, с. 209; 6, с. 402421; 8; 11, с. 136141; 19, с. 561; 20, с. 201226, 273286].

Среди документов личного происхождения следует отметить переписку Н.И.Ильмин­ского и Г.Я.Яковлева, представленную в личном фонде Н.И.Ильминского (ф.968) из Национального архива Республики Татарстан [18].

Перечисленные группы источников в известной мере дополняются документальными материалами, опубликованными в последние годы в различных периодических изданиях и сборниках документов по истории Марийского края дореволюционного периода [1, с. 128133; 2, с. 184200; 3, с. 128138; 10, с. 161178; 12 ].

Привлеченный нами комплекс опубликованных и неопубликованных источников позволяет рассмотреть процесс школьного строительства и распространения грамотности среди населения Козьмодемьянского уезда Казанской губернии во второй половине XIX – начале XX вв.

Примечания

1. Алметева И.В. Открытие первой марийской сельской школы в Козьмодемьянском уезде в начале XIX века (документальные материалы) // Марийский археографический вестник. Йошкар-Ола, 2002. Вып.12.
2. Алметева И.В. Архивные материалы о стипендиатках Козьмодемьянского земства Казанской женской учительской школы конца XIX века (документальная публикация) // Марийский археографический вестник. Йошкар-Ола, 2010. Вып.20.
3. Алметева И.В. Козьмодемьянское уездное земское хозяйство в 19111912 гг. // Марийский археографический вестник. Йошкар-Ола, 2012. Вып.22.
4. Афанасьев П.О. Школы среди инородцев Казанского края до Н.И.Ильминского // Журнал министерства народного просвещения. 1913. №12.
5. Беседа с черемисами Кузнецовского прихода кузнецовского школьного учителя Ивана Яковлева Молярова // Известия по Казанской епархии. 1873. №8. С.209.
6. Бобровников Н. Народное образование в Казанской губернии // Народное образование. 1901. №4.
7. Волости и важнейшие селения Европейской России, по данным обследования, произведенного статистическими учреждениями МВД. СПб., 1883. Вып.4.
8. Годовой отчет о деятельности совета Братства святителя Гурия за 18711872 год // Известия по Казанской епархии. 1872. №17. С.564-566; №16. С.540-549; №10. С.516-517 (521).
9. Государственный архив Республики Марий Эл (ГА РМЭ), ф.49, оп. 1.
10. Иванов А.Г. Мало-Сундырской школе – 175 лет (документы и материалы к истории народного образования) // Марийский археографический вестник. Йошкар-Ола, 1997. Вып.7.
11. Ильминский Н.И. Об образовании инородцев посредством книг, переведенных на их родной язык // Православное обозрение. 1863. Т.10.
12. История Марийского края в документах и материалах / Сост.: Г.Н.Айплатов, А.Г.Ива­нов. Йошкар-Ола, 1992.
13. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Казанская губерния. Составил М. Лаптев. СПб., 1861.
14. Народные училища в Казанской губернии, Козьмодемьянского уезда. Материалы для истории народного образования. Казань, 1888.
15. Народное образование в Казанской губернии. Школы и учащиеся в них. Школьные помещения. Классные комнаты. Вып. I. Казань, 1905.
16. Народное образование в Казанской губернии. Вопросы преподавания и школьный бюджет. Казань, 1908.
17. Народное образование в Казанской губернии. Попечители и учащие сельских школ. Казань, 1907.
18. Национальный архив Республики Татарстан (НА РТ), ф.968, оп.1, д.16.
19. Нисский Г. Из воспоминаний учителя (черемисина) // Православный благовестник. 1910. №8.
20. Нурминский С.А. Инородческие школы // Православное обозрение. Т.14. М., 1864.
21. Обзор главнейших результатов деятельности Козмодемьянских земских учреждений с 1865 года по настоящее время. Козмодемьянск, 1900.
22. Общие сведения о школах Казанской губернии. Количественный учет школ, продуктивность школ, школьные здания и классные комнаты. Казань, 1905.
23. Отчет Козмодемьянской уездной земской управы за 18801881 год и постановления XVII очередного и экстренного Козмодемьянских уездных земских собраний, состоявшихся 2, 3 и 4 октября 1881 года и 28 января 1882 год, со сметами и раскладками на 1882 год. Казань, 1882.
24. Отчет Козмодемьянской уездной земской управы за 18851886 и 1885 годы и постановления XXII очередного Козмодемьянского уездного земского собрания, состоявшиеся 27-29 сентября 1886 года, со сметами и раскладками земского сбора и натуральных повинностей на 1887 год. Казань, 1887.
25. Отчет Козмодемьянской уездной земской управы за 18951896 год. Казань, 1897.
26. Отчет Козмодемьянской уездной земской управы о деятельности ея по управлению делами, подлежащими ведению земства и о состоянии уездного земского хозяйства за время с 1-го сентября 1907 г. по 1-е сентября 1908 г. Козмодемьянск. 1909.
27. Полное собрание законов Российской империи. Т.XXXIX. №41068. 1864. Отд.I. СПб., 1867. С.613-617; Т.XLIX. 1874. Отд.1. № 53574. СПб.,1876. С.834-840.
28. Сборник документов и статей по вопросу об образовании инородцев. СПб.,1869.
29. Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1878. Т.3, 6.
30. Свод законов Российской империи. Т. IV. СПб., 1906.

УДК 94(47+57):334.73

О.А. Безгина

Аспекты источниковедческого анализа истории

кооперативного движения в России

Аннотация: Статья посвящена проблеме систематизации источников по истории кооперативного движения России в первой трети ХХ в. Автор выделяет семь групп источников по происхождению, видам и научной ценности.

Ключевые слова: кооперативное движение, источники, архивы, законодательные и нормативные акты, мемуары, художественная литература.

O.A. Bezgina

The aspects of the source-study analysis of the cooperative

movement history in Russia

Summary: The article is devoted to systematization of the works on the cooperative movement history in Russia the first third of the XX century. The author identifies seven groups of works by origin, species, and scientific value.

Key words: co-operative movement, works, archives, laws and regulations, memoirs, fiction.

Отечественное кооперативное движение первой трети ХХ в. является одной из важнейших страниц социально-экономической и, в частности, аграрной истории России. Корпус исторических источников, привлеченных для исследования этой темы состоит из разнотипных по происхождению и видам документов. Разнообразны они и по времени создания и по своей научной ценности. По степени информативности и значимости этих источников целесообразным представляется условное разделение их на семь групп.

К первой группе отнесены основные законодательные и другие нормативные акты Российской империи, Временного правительства и Советской власти, регламентировавшие деятельность всех типов кооперативных организаций первой трети ХХ в. В рамках нашей темы их роль выполняют документы законодательных и исполнительных государственных органов, помогающие отследить динамику политики власти по отношению к рассматриваемой сфере, выявить реакцию государственных органов на процессы, происходившие внутри ведущих звеньев кооперативного движения [38; 41; 28]. К этой группе источников примыкают и документы коммунистической партии. Эти источники позволяют не только воссоздать картину формирования официального партийно-государственного курса в рассматриваемой сфере, но и проследить его направленность и динамику развития на общесоюзном и региональном уровнях. Основная масса нормативных документов содержится в опубликованных сборниках. Обращает на себя внимание большая численность и разбросанность по различным изданиям «нормативно-политического» кооперативного материала, а также постепенное «размывание» кооперации как объекта регулирования по отраслям народного хозяйства к концу 1920-х гг. [29, с. 65].

Ко второй группе источников следует отнести труды и официальные речи руководителей партии и Советского правительства по вопросам кооперативной политики страны и деятельности кооперации, а также руководителей кооперативных органов, отраженные в стенограммах и протоколах съездов, конференций, пленумов и в современных переизданиях подобных текстов. Конечно, особое место занимают работы партийных и советских руководителей [2; 22; 23; 24; 35].

Третья, основная, наиболее важная и многочисленная группа источников извлечена из архивных фондов 12 центральных и местных государственных архивов и центров хранения документации новой и новейшей истории. Ценность этих фондов заключается в том, что в них сосредоточены статистические данные по динамике развития кооперативных организаций. Здесь же отложился большой массив делопроизводственной документации собственно кооперативных организаций: уставы, бюллетени, материалы к очередным собраниям и съездам, балансовые ведомости. Эти документы отражают повседневную жизнь кооперативной сети. Особый интерес представляют протоколы заседаний правлений кооперативов и кооперативных съездов: в них можно услышать «живые» голоса людей, оценки и мнения, большинство из которых не принято было включать в официальные отчеты.

К наиболее редким и поэтому особенно ценным документам относится частная переписка. Найти такого рода документы – большая удача для историка. Специфика материалов частной переписки заключается в том, что зачастую они, если и не уничтожались самим автором или адресатом, то хранились небрежно и гибли, и даже если бережно сохранялись потомками, то системы их приема на государственное хранение не существовало да и не существует до сих пор. Попасть в архив они могли, как правило, в составе личных фондов, а еще чаще – коллекций, что затрудняет их поиск и использование. В частности, в нашем случае такой находкой стали письма унтер-офицера Е.П.Микулина, который, находясь в 19171918 гг. в г.Чистополь Казанской губернии, описывал происходящие там события, связанные с установлением новой власти [36, л.1–14 ]. Это дело состоит из девяти писем, написанных размашистым, неразборчивым почерком, практически без знаков препинания. Письма интересны тем, что позволяют понять чувства так называемых «экспроприируемых», но, прежде всего, ценность их заключается в изложении фактической стороны описываемых событий. Непосредственно по истории кооперативного движения эти письма сведений не содержат, но они дают ценнейший материал по воссозданию картины исторического фона, что опосредованно помогает лучше понять и положение кооперативных организаций.

Результаты развития кооперативного движения как в целом по стране, так и в условиях Поволжья позволили проследить привлечение статистических материалов, составивших еще одну – четвертую группу источников. Большая часть статистических сборников по развитию народного хозяйства страны и непосредственно кооперации была издана в первое десятилетие Советской власти [11; 15; 17; 18; 19; 20; 26; 34; 37]. Ценность данного вида источников заключается, прежде всего, в том, что они отражают основные тенденции развития кооперативного движения. Статистические материалы позволили проанализировать основные показатели развития кооперативного движения, определить темпы его роста, показать динамику аналогичных процессов в стране и в регионе. Однако статистические данные нельзя абсолютизировать, поскольку в исследуемый период, и особенно в советское время, имело место искажение цифрового материала, в результате различные источники давали разные цифры по одним и тем же показателям. Официальная статистика не всегда совпадает с региональными материалами.

Многогранным источником по изучаемой теме послужили периодические издания, составившие пятую группу источников. К 1917 г. российская кооперация создала систему периодической печати, освещавшую как общие проблемы движения, так и потребности всех ее видов. С каждым годом число кооперативных изданий — журналов, газет, бюллетеней возрастало. Если ко времени Февральской революции отечественная кооперация насчитывала до 40 своих журналов, то к маю 1918 г. кооперативных изданий насчитывалось уже 125 [10. л.7]. Кооперативная печать исследуемого периода чрезвычайно многообразна, включает в себя как центральные, так и региональные издания. Специфика большинства кооперативных изданий заключалась в том, что они не были узкопрофессиональными. Помимо вопросов развития кооперативного движения в них освещались также и общественно-политические события, что позволяет судить о политических пристрастиях и позиции кооператоров на различных этапах исследуемого периода. Характерно, что в 1918 г. кооператоры начали издавать не только узкокооперативные, но и общественно-политические газеты. Член Совета Всероссийских кооперативных съездов, историк и статистик А.В.Меркулов писал: «И по количеству, и по качеству нашей литературы мы можем уже претендовать на первое место в ряду других стран» [10, л.4]. В губернских кооперативных журналах и газетах освещались вопросы местного кооперативного движения в целом по стране. Публиковались как специальные, так и общественно-политические материалы, печатались короткие рассказы, подборки стихов, частушки.

Шестую группу источников составили тематические циклы документальных публикаций различного содержания и качества, характеризующие разные стороны развития кооперативного движения. Особенно активно они публикуются в последние два десятилетия. Одно из достоинств новых документальных публикаций их «синтетический, обобщающий характер». Среди них можно выделить: 1) сводки ОГПУ о политическом и хозяйственном положении в стране; 2) тематические сборники о кооперативном строительстве; 3) письма населения «во власть» [1; 4; 6; 9; 12; 16; 21; 32; 39; 40; 42].

В работе нашли отражение и данные, содержащиеся в так называемых «эго-документах» мемуарной литературе [3; 5; 7; 8; 14; 43]. Они составили седьмую группу источников. Мемуары содержат ценный материал, способный оказать большую помощь в деле воссоздания реалий исследуемого периода. В особом ряду стоят мемуары и дневники, написанные в чрезвычайных условиях. По определению В.В.Кабанова, в таких документах «руку автора направляет сам Бог», поскольку здесь ощущается «потребность, продиктованная осознанием своей якобы большой ответственности перед обществом: фиксировать существенные события времени, создавать своеобразный документ эпохи» [13, с. 67].

На наш взгляд, к этой группе источников примыкает и художественная литература, в качестве своеобразного историко-психологического источника, отражающего настроение эпохи [25; 27; 30; 31; 33]. Историки, стремясь к объективности, избегают эмоций, но без них нет полноты исторической картины. Художественная литература, напротив, эмоциональна и чувственна. Она сохраняет настроение и характер эпохи, создает яркие социально-психологические образы реальности, иллюстрирующие и дополняющие исторические исследования. О значимости, достоверности (иначе говоря, репрезентативности) художественной литературы как исторического источника говорил еще А.В.Луначарский. Отвечая критикам Б.Пильняка, он заметил: «Быть может, вам не нравятся романы Пильняка, он, может быть, несимпатичен вам, но если вы до такой степени ослепли, какой огромный он дает материал реальных наблюдений и в каком реальном сочетании, как он позволяет за самый нерв ухватить целый ряд событий, целую серию явлений...» [31, с. 22]. В полной мере эти слова могут быть отнесены и к творчеству многих других писателей. Так, при исследовании деятельности кооперативных организаций в период голода 19211922 гг. в Поволжье яркой иллюстрацией к сухим сводкам стали картины, описанные А.Неверовым в повести «Ташкент – город хлебный».

О точности художественных произведений свидетельствует их удивительная созвучность текстам документальным. Сочетание исторических и литературно-художественных источников в исследовании позволяет осуществить историко-психологический подход, отражающий особенности восприятия событий их непосредственными участниками.

Таким образом, при исследовании избранной темы использовались разные группы исторических источников. Каждая из этих групп имеет свою специфику, свой угол отражения исторической реальности, вместе они дополняют друг друга. Содержащийся в них фактический, статистический, психологический материал позволил исследовать разные аспекты развития кооперативного движения в системе «власть – общество кооперация» в первой трети ХХ в.

Примечания

1. 150 лет Самарской губернии (цифры и факты): Стат. сборник. Самара, 2000.
2. Бухарин Н.И. О новой экономической политике и наших задачах. Доклад на собрании актива Московской организации 17 апреля 1925 г.
3. Бунин И.А. Окаянные дни. М., 1991.
4. Большевистское руководство. Переписка, 19121927. М., 1995.
5. Великий князь Александр Михайлович: Книга воспоминаний. М., 1991.
6. Высылка вместо расстрела. Депортация интеллигенции в документах ВЧК-ГПУ. 19211923. М., 2005.
7. Гиппиус З. Дневники. Воспоминания. Мемуары. Мн., 2004.
8. Голицына И.Д., княгиня. Воспоминания о России (1900-1932). М., 2005.
9. Голос народа: письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 гг. М., 1998.
10. Государственное учреждение Самарской области «Центральный государственный архив Самарской области», ф. Р-172, оп.1, д. 12.
11. Деятельность Совета Всероссийских кооперативных съездов в 1918 году. Москва, 1919.
12. Закупсбыт: хронико-документальная летопись первого общесибирского потребительского союза (1916–1923) / Ред.-сост. А.А. Николаев. Новосибирск, 1999.
13. Кабанов В.В. Между правдой и ложью. Отечественные мемуары ХХ века. М., 2004.
14. Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары. М.,1993.
15. Контрольные цифры народного хозяйства и культуры Нижне-Волжского края на 19281929 гг. Саратов, 1929.
16. Кооперативно-колхозное строительство в СССР, 19231927: Документы и материалы. М.,1991.
17. Кооперативный аппарат в Советской России в 19201921 году. Москва, 1921.
18. Кооперация в СССР за десять лет / Под ред. А.Н. Лозового, В.П. Милютина и др. М., 1928.
19. Кооперация к ХV съезду ВКП(б). М., 1927.
20. Кооперация Татреспублики к десятой годовщине Октябрьской революции. Казань, 1927.
21. Крестьянские истории: Российская деревня 20-х годов в письмах и документах. М., 2001.
22. Куйбышев В. Задачи внутренней торговли и кооперация: Доклад на собрании активных работников Московской организации РКП (б) 21 апреля 1924 г.
23. Ленин В.И. Доклад о новой экономической политике на VII Московской губпартконференции 29–31 октября 1921 г.
24. Ленин В.И. О кооперации.
25. Мариенгоф А. Циники. М., 1991.
26. Народное хозяйство СССР / Под ред. Н.Д. Кондратьева. М.,1928.
27. Неверов А. Ташкент – город хлебный. Куйбышев, 1986.
28. Новые законы о кооперации. Систематический сборник декретов, постановлений, инструкций, примерных уставов и пр. / Сост. А.М.Долматовский. М., 1925.
29. Парамонова Р.Н. Развитие системы кооперации Среднего Поволжья в условиях новой экономической политики. 1921-1928 гг.: Дис. …канд. ист. наук. Самара, 2001.
30. Пастернак Б. Доктор Живаго. М., 1989.
31. Пильняк Б. Голый год; Волга впадает в Каспийское море; Повесть непогашенной луны. М., 1990.
32. Письма во власть, 19171927. М., 1998.
33. Платонов А. Чевенгур. М., 1990.
34. Потребительская кооперация Татреспублики в 19281929 гг., Казань, 1930.
35. Прокопович С.Н. Речь на кооперативном съезде в Москве 11 сентября 1917 г. // Народное хозяйство в дни революции. М., 1918.
36. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1102, оп.1, д.632.
37. Самарский Губсоюз за три года. Самара, 1923.
38. Сборник важнейших действующих декретов и распоряжений правительства об организации и деятельности разного рода обществ, союзов, артелей, товариществ, религиозных, кооперативных и сельскохозяйственных объединений. М., 1922.
39. «Совершенно секретно»: Лубянка - Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.). М., 2002.
40. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. М., 1998.
41. СССР в период восстановления народного хозяйства (19211925). Обращения, протоколы, приказы и др. М., 1926.
42. Трагедия советской деревни. М., 1999.
43. Фриш С.Э. Сквозь призму времени. Воспоминания. М., 1992.

УДК 947(470.41)

Д.В. Давыдов

«Сам Ленин шел по пути Мухаммеда»: религиозные трансформации

в повседневной жизи крестьянства

Аннотация: В статье рассматривается проблема изменений традиционных религиозных ценностей в крестьянской среде, происходивших в 1920-е гг. в Татарской республике (ТАССР). В это время крестьянство стремилось осознать происходившие перемены, используя традиционный инструментарий религиозных воззрений. Это сопровождалось активизацией деятельности духовенства, язычников, а также многочисленных сектантских групп.

Ключевые слова: ТАССР, крестьянство, религиозные воззрения, секты, молодежь.

D.V. Davydov

«Lenin himself was walking along the path of Muhammad»: religious transformation in the everyday life of the peasantry

Summary: The work tells about the problem of changes of traditional religious values in a peasant environment, which took place in the 1920s in the Tatar Republic (Tatarstan). At that time the peasantry sought to understand the taking place changes by using the traditional tools of religious beliefs. This was accompanied by intensification of the activity of the clergy, of the Gentiles, and also of numerous sectarian groups.

Key words: The TASSR, peasantry, religious beliefs, sects, young people.

Как известно, период 1920-х гг. сопровождался значительными переменами в повседневной жизни. Сложность и многосторонность происходящих изменений создавала серьезные препятствия для их понимания большинством населения. Оторванное от источников формальных информационных каналов, крестьянство все больше замыкалось в себе. Использование репрессивных механизмов для «модернизации сознания» сельских жителей лишь усиливало их стремление укрепить основы традиционного мировоззрения. Укреплению религиозного сознания, в частности, способствовала практика раскола церкви путем поддержки обновленческого направления и прочих нововведений. В ответ крестьянство в массовом порядке составляло прошения об отказе принятия нового стиля [6, л. 17, 28, 33, 40, 41, 4648], отказывалось от посещения служб, которые вели священники-обновленцы, порой выгоняя их из деревень [8, л. 118 об.].

В таких условиях определяющую роль играл авторитет самих служителей культа, их нравственный облик. В этом случае крестьяне охотнее посещали церкви, среди прихожан чаще оказывалась молодежь (села Тихоновка Бугульминского кантона, Спиридоновка Бугульминского кантона, Старые Кутуши Чистопольского кантона) [11, д.1495, л.27, 33 об., 35]. В противном случае прихожане прекращали посещать службы, видя вражду духовенства между собой либо наблюдая их неблаговидные поступки (села Черемшан, Афонькино, Мордовская Карманка Бугульминского кантона) [11, д.1495, л.30 об., 31, 32].

Вместе с тем некоторая часть крестьянства отнеслась к расколу довольно пассивно, что дало основания для выводов о развитии в крестьянской среде атеистических взглядов [11, д. 1378, л. 36, 43]. Однако это было далеко не так. В некоторых случаях крестьяне готовы были вместо посещения церкви организовать молитвенный дом, как это было объявлено, например, в селе Верхний Услон Свияжского кантона [6, л. 35]. Приведенный пример, скорее, подтверждает точку зрения, высказанную М.Левиным: «крестьяне вполне могут обходиться и без официальной церкви, когда она переживает кризис или преследуется и запрещается» [4, c. 107].

Характерной особенностью трансформаций религиозного сознания местного крестьянства стало распространение дохристианских культов среди народов республики, исповедовавших ранее язычество. Трагические события голода и разрухи хозяйств начала 1920-х гг. заметно ускорили данный процесс. Примером может послужить чувашское население ТАССР. Достаточно отметить, что даже в относительно спокойные времена обыденная жизнь среднего жителя чувашской деревни сопровождалась бесконечным количеством молитв, заклинаний и примет [8, д.41, л.12]. Особенно заметно отходило от православия чувашское население Бугульминского и Чистопольского кантонов, где сохранялись целые селения «чистых язычников». Именно здесь прослеживался массовый отход от христианских праздников и обрядов, наблюдалось даже сжигание икон [8, д.41, л.12], возобновились ранее забытые обычаи полевых жертвоприношений. Для покупки жертвенного скота в складчину собирались значительные средства, при этом инициаторами подобных мероприятий нередко становились местные сельсоветы [8, д.14, л. 20].

В язычество возвращалось и марийское население, возобновляя обряды жертвоприношения, причем материалы отчетов Марийской секции республиканского обкома РКП(б) подчеркивали массовый характер распространения языческих обрядов [11, д.447, л.42]. Марийцы практиковали жертвоприношения «Куго кюсё», в качестве жертв использовали крупный и средний рогатый скот. Для проведения жертвоприношений собирались довольно крупные денежные суммы (свыше 500 руб.). Кроме того, проводились обряды семейного характера с целью защиты от злых сил, сопровождавшиеся различными заклинаниями и магическими действиями [8, д.14, л.20].

Достаточно интересный факт отмечал И.С.Михеев. Он подчеркивал, что в 1920­е гг. жители русских сел, проживавших по соседству с удмуртами, приняли «самое деятельное участие» в организации и проведении языческих обрядов. В условиях голода, когда активизировались языческие культы, именно русское население активно участвовало в сборе средств на проведение обрядов, а также в самих обрядах, в некоторых случаях становясь его инициатором [5, c.9]. Приведенные примеры – иллюстрация того, что в сознании русского крестьянина усилилось понимание необходимости установления контактов с теми силами, от которых зависело нормальное протекание хозяйственных процессов, обеспечивающих коллективное выживание общины. Таким образом, шла активизация прежних до­христианских культов [4, c. 103108].

В процессе восстановления хозяйств и возвращения к нормальным условиям жизни в сознании крестьянства происходила своеобразная увязка прежних духовных ценностей с новыми политическими реалиями. Этот процесс способствовал укреплению влияния тех лиц, которые, сохраняя авторитет среди крестьян, по-своему старались объяснить им происходящие в стране изменения. Нередко этими лицами оказывались сами священнослужители. Так, в Альметьевской волости Мензелинского кантона мулла провел в мечети беседу о значении Октябрьской революции [8, д.13, л.18]. Мулла из Мамадышского кантона, работавший избачом и имевший обширную библиотеку духовной литературы, утверждал, что ислам и третий интернационал – это одно и то же [8, д.4, л.17]. В деревне Сулюково Челнинского кантона на собрании жителей мусульманский активист Сулейманов говорил о том, что следует идти ленинским курсом, поскольку сам Ленин шел по пути Мухаммеда [12, д.92, л.228].

Кризис в религиозном крестьянском мировоззрении, связанный с падением авторитета священнослужителей, стремление сохранить чистоту религиозных взглядов объясняли популярность многочисленных религиозных сект, чья деятельность в 1920-е гг. охватила территорию всей республики. По данным И. Тарадина, основной состав сектантов представляли собой крестьяне-середняки следующих возрастных групп: от 25 до 30 лет – 36,7%, от 30 до 40 лет – 27,6%. Объясняя данный факт, И.Тарадин подчеркивал активность молодого середняка «в поисках новых форм жизни» [24, c. 115116].

Успех популярности различных сект отчасти заключался в том, что они не вели никакой политической агитации, что признавали представители властных структур [8, д.23, л.16]. Более того, сектанты демонстрировали свою лояльность власти, вели беседы о том, что сам Христос являлся «первым коммунистом» [2, c. 3435]. Этой же цели служили воскресные проповеди о Ленине [1, c. 31]. Развитию популярности сект способствовала сама политика центральных и местных органов власти, которая в начале 1920-х гг. не была враждебной. Секретная директива ЦК РКП(б), направленная на места в 1921 г., предписывала воздерживаться от применения чрезвычайных мер против представителей сект, если их деятельность «не носила враждебной Советской власти характера» [11, д.110, л.55]. Основное внимание уделялось классовому подходу: подчеркивалась недопустимость организации сектантских собраний и съездов по причине возможного наличия среди сектантов представителей «буржуазных и антисоветских организаций» [11, д.110, л.55].

Появление в селах сектантов вызывало у крестьян интерес, а иногда ироничное отношение. Однако через какое-то время некоторые секты укрепили свое влияние. Так, в деревне Угрюмовке Калининской волости Арского кантона участник войны 43-летний Андрей Юдин организовал секту евангелистов-христиан около 14 человек [7]. Нередко сектанты занимались вопросами культурного развития населения. В селе Старое Ильдеряково Аксубаевской волости Чистопольского кантона члены евангелистского общества регулярно устраивали художественные вечера, концерты, проповеди, читали лекции по вопросам агрономии, санитарии и гигиены. Проводились коллективные чтения Библии, большое внимание уделялось работе с молодежью. Аналогичная ситуация прослеживалась и в других кантонах [8, д.11, л.42]. Материалы работы антирелигиозных ячеек союза безбожников отмечали случаи роста сектантского движения в Ново-Шешминской, Кутушской волостях Чистопольского кантона ТАССР, которые успешно конкурировали с местными священниками в борьбе за прихожан [8, д.35, л.89, 13]. Однако главной причиной успеха деятельности некоторых сект стало, пожалуй, то, что им удавалось на деле показывать крестьянам примеры успешной организации сельского хозяйства. Например, из села Старые Савруши Чистопольского кантона в 1925 г. часть жителей-баптистов выселилась в отдельный поселок. В складчину были приобретены молотилка и жнейка, использовались улучшенные семена для сева. В скором времени к 27 членам баптистского общества присоединилось еще 107 [8, д.14, л.20]. В селе Старое Мокшино Чистопольского кантона баптисты оказывали материальную помощь крестьянам, помогали им покупать коров и строить дома [8, д.35, л.19].

Укрепляя влияние в молодежной среде, сектанты успешно конкуририровали с комсомольскими ячейками. По признанию официальных органов, сектантским организациям удавалось «притягивать к себе… далеко не самые плохие элементы среди молодежи и в особенности… среди женской части» [2, c. 3839]. В Арском кантоне были созданы религиозные крестьянские комитеты молодежи [3]. Будучи свидетелями успешной работы сектантов, комсомольцы сами часто попадали под их влияние. Материалы обследований различных деревень в 1920-е гг. подчеркивали факты участия комсомольцев в религиозных обрядах [12, д.187, л.74].

Относительный плюрализм религиозного и светского мировоззрения, наблюдавшийся в условиях 1920-х гг. в сельской местности, накладывал свой отпечаток на специфику работы низовых органов управления. В сельской местности наблюдалось своеобразное переплетение функций религиозных и светских структур. Сектантские ячейки, будучи организациями религиозного характера, нередко решали хозяйственные вопросы. В то же время существовавшие на местах сельсоветы оказывались втянутыми в решение религиозных проблем. Иногда религиозные общества создавались работниками местных органов власти или сектанты проходили в низовые властные структуры. Нередко сектанты проникали в сельсоветы (села Старо-Шешминское, Красный Яр Чистопольского кантона) [23, c.13]. В деревне Чувашская Бездна зимой 1928 г. была организована сектантская организация под руководством заместителя председателя местного сельсовета Николая Полякова [8, д.14, л.26 об.]. Здесь же в мае 1928 г. было проведено районное совещание сектантов, где приняло участие около 50 человек [8, д.14, л.26 об.]. В деревне Березовка Тиганской волости в сельсовет был избран организатор секты толстовцев, в ревизионную комиссию – член этой же секции [12, д.92, л.18]. Практика привлечения аппарата сельсоветов для решения религиозных вопросов в 1920-е гг. оказывалась довольно распространенной. Например, жители села Тоншерины Буинского кантона в июне 1927 г. устроили торжественные проводы местного священника. Местный сельсовет принял решение нанять на эту должность нового человека [8, д.11, л.41 об.].

Священнослужители сами оказывали помощь представителям местных властей. Пример тому приводится в докладе инструктора обкома ВКП(б) Мухутдинова, который, проводя проверку состояния работы партячеек Чистопольского и Мензелинского кантонов в июне 1926 г., обратил свое внимание на подобные случаи. По словам инструктора, председатель одного из сельсоветов обратился за помощью к мулле. Последний помог собрать людей для починки моста. Другой мулла помог местной учительнице написать заявление для вступления в партию, он же помогал местным партийцам составлять тезисы для докладов, проводил среди крестьян беседы о сельском хозяйстве [12, д.69, л.46]. Во время советско-английского конфликта 1927 г. сводки ГПУ отмечали факты повсеместного обращения мусульманского духовенства к партийным и советским организациям с просьбами разрешить им в мечети делать доклады верующим «о недопустимых выходках со стороны английского правительства по отношению к советским учреждениям, находящимся в Англии» [12, д.317, л.9].

В целом, всплеск активности «альтернативных» и традиционных религиозных течений был вызван состоянием самого общества, отразившего перестройку идеологической сферы. Эти перестройка проявилась и в русле официальных религиозных учений, допускавших ряд изменений и послаблений, ранее считавшихся незыблемыми. Антирелигиозный курс, взятый правительством, лишь способствовал развитию подобных взглядов и настроений. В то же время попытки проведения «модернизации» традиционного крестьянского мировоззрения активизировали решение, по крайней мере, двух проблем. В первую очередь сохранялись и в определенной мере укреплялись основы религиозного миропонимания. Кроме того, обращение к религиозным «новациям» отражало общее стремление крестьянства найти ответы на вопросы о том, как жить дальше, с чем связывать свои надежды. В конечном итоге, этот путь приводил к оправданию легитимности новой власти в сознании сельского человека. Решению этой задачи отчасти способствовала практика терпимого отношения властных структур к существованию на местах различных языческих и сектантских групп. Таким образом, общественно-политическая ситуация 1920-х гг. предоставила широкие возможности для проявления плюрализма во взглядах и религиозных воззрениях крестьянства.

Примечания

1. Адамович О. За культурный рост деревни. Л., 1928.
2. Бобрышев И. Мелкобуржуазные влияния среди молодежи. М.-Л., 1928.
3. Голосовский С., Круль Г. На Маныче «Священном». Сектантское движение среди молодежи. М.-Л., 1928.
4. Левин М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи // Крестьяноведение. 1997.
5. Михеев И.С. Кумышка. Казань, 1928.
6. Национальный архив Республики Татарстан (НА РТ), ф. Р-1172, оп.3, д.405.
7. НА РТ, ф. Р-1901, оп.1, д.17, л. 7.
8. НА РТ, ф. Р-5263, оп.1.
9. Путинцев Ф. Сектанты и перевыборы Советов. М., 1931.
10. Тарадин И. Воронежская деревня. Слобода Ровеньки. Воронеж, 1926.
11. Центральный государственный архив историко-политической документации Республики Татарстан (ЦГА ИПД РТ), ф. 15, оп.1.
12. ЦГА ИПД РТ, ф.15, оп.2.

УДК 94(47).063

Э.Л. Дубман

Мобилизация крестьян Среднего Поволжья на строительство

оборонительных линий в XVII – 30-е гг. XVIII вв.

Аннотация: В статье рассматриваются вопросы мобилизации и использования на строительстве оборонительных линий крестьян и других категорий населения Среднего Поволжья в XVII – 30-е гг. XVIII вв.

Ключевые слова: Среднее Поволжье, Казанская губерния, оборонительные сооружения, Новая Закамская линия, крестьяне, ландмилиция, строительные работы.

E.L. Dubman

The mobilization of the peasants of the Central Volga region for the construction of defensive lines in the XVII – the 30-ies of the XVIII century

Summary: The article is devoted to the questions of the mobilization of peasants and othes categories of the Central Volga Region population and the usage of their labor force for the construction of the defensive lines from the XVII century till the 1730s.

Key words: the Central Volga region, the Kazan province, defenses, New Trans-Kama Line, peasantry, landmilitia, construction works.

Конец XVI – первая половина XVIII вв. – время строительства протяженных укрепленных линий, опоясавших все южное и юго-восточное пограничье России. Московское царство, защищаясь от нападений кочевников и отвоевывая у них плодородную лесостепь, вынуждено было тратить огромные средства и заниматься мобилизацией значительных групп населения для возведения этих «циклопических сооружений». Если технология строительных работ, формирование гарнизонов и расселение служилых людей вдоль засечных черт достаточно подробно проанализированы в отечественной литературе, то особенности мобилизации и использования рабочей силы при их возведении изучены в недостаточной степени. В предлагаемой статье рассматриваются отдельные аспекты этой большой темы, в основном на примере сооружения в 17311735 гг. Новой Закамской линии.

Документальную основу для изучения истории создания укрепленной линии составляют, прежде всего, неопубликованные источники. Для реконструкции общей картины ее строительства [3; 4] нами использовались материалы архивохранилищ Москвы (Российский государственный архив древних актов [11], Российский государственный военно-исторический архив) [13] и Санкт-Петербурга (Архив Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи) [1]. Изучены фонды, содержащие делопроизводство Закамской экспедиции, Кабинета министров, Сената, Военной коллегии, Канцелярии главной артиллерии и фортификации, администрации Казанской губернии и т.д.

Сведений об использовании рабочей силы в строительстве засечных черт сохранилось не так уж много. К тому же по разным регионам и хронологическим периодам они содержат зачастую противоречивую информацию. На юге, в пограничье с Диким Полем, основной рабочей силой при строительстве были низшие категории служилых людей. В.П.Загоровский писал о возведении Белгородской линии: «Как и при строительстве козловских укреплений, новые города и земляные валы решено было строить силами мелких служилых людей. Новым было лишь привлечение к работе московских стрельцов» [6, с. 96]. Разумеется, использовались также крестьяне и бобыли, но их доля была невелика [6, с. 124125].

При сооружении Изюмской черты в начале 1680-х гг. работали служилые люди юга, а также крестьяне ряда уездов, набираемые по одному с десяти дворов [7, с. 104, 106107]. При этом основной рабочей силой являлись служилые люди [7, с. 127, 140, 153]. Например, в 1682 г. на участке между Царевым-Борисовым и Валуйками предполагалось занять в строительстве 3298 чел.: среди них черкасы Сумского и Ахтырского полков – 1250 чел., рейтары, солдаты и служилые люди ряда городов, а также донские и яицкие казаки [7, с. 216].

Е.А.Гукова, изучавшая Украинскую линию, солидарна с мнением крупнейшего исследователя фортификационного искусства России Ф.Ф.Ласковского о том, что оборонительные сооружения возводили местное население (казаки и крестьяне) и солдаты ландмилицкого корпуса [2, с. 5; 14, с. 1920].

Характерной особенностью строительства подобных оборонительных сооружений на юге являлось то, что основную часть рабочей силы составляло военизированное население.

Иначе обстояло дело в Среднем Поволжье. При сооружении Симбирско-Карсунской линии строителями (дельцами) черты выступали подымовные люди с «Курмышских и с иных городов с уездов» по одному человеку с 5 дворов со всех сел и деревень, примыкавших непосредственно к строящимся участкам черты, которые «за Сурою рекою на Карсунской стороне» и «с тех сел и деревень, которые расположены в пределах 50 верст по Карсунской засеке» [8, с. 17]. Из русских сел и деревень строителей собирали по переписным книгам 1646 г., с пяти дворов по одному человеку. Татары и чуваши по старым писцовым, ясачным и оброчным книгам набирались по одному человеку с десяти дворов [9, с. 93]. Линия строилась около 6 лет, и «работных людей у валов его острожного дела было … во всякое лето по 3326 и по 4 898 человек» [8, с. 16, 18, 20, 3233]. Известны случаи, когда для строительства использовали и посадских людей [10, с. 92–93], о работе служилых людей сведений нет.

Для сооружения Сызранской линии в 1686 г. (от ее возведения отказались в самый последний момент, накануне начала строительства) предполагалось использовать не только русских, но и коренных жителей Среднего Поволжья [5, с. 329330]. Согласно указу, «… к тому городовому и острожному и засечному и валовому делу взять тех же городов работных посошных людей, деловцов, которыми городы преж сего строена старая Синбирская и Корсунская черта Казанского уезду с митрополичьих, и с монастырских, и с помещиковых, и с вотчинниковых, и с мурзенских ж, и с татарских дворов, да из Свияжска, и с Чебоксар, и с Цивильска, и с Кузьмодемьянска, и с Василь города, и с Кокшаска, с Курмыша, из Ядрина, с Олаторя, с Уржума, и с Царево Кокшаска, и с Царева Санчюрска, из Яранска, и с Темникова, и с Кадома, из Шацкого, с Ынсар, из Саранска, и с Касимова, из Нижнего Новагороде, и с Арзамаса патриарших, митрополичьих ж и с монастырских, и с посацких, и уездных, с помещиковых, и с вотчинниковых, с крестьянских и з бобыльских, с русских и с ясашных з десяти дворов человека да с пятнатцети дворов лошадь…» [12, л.488–492]. Общая численность крестьян, бобылей и посадских людей, намеченных к мобилизации на строительство весной 1686 г., составляла, с учетом погрешностей до 85009000 чел. [5, с. 329].

Крестьянство Среднего Поволжья оставалось основной рабочей силой при создании оборонительных линий в регионе и в первой половине XVIII в. Это совершенно очевидно показывает пример сооружения Новой Закамской линии. Ее возводили в 1731 – 1735 гг., и важнейшей технологической особенностью этого грандиозного сооружения, протянувшегося на 240 км (с недостроенным участком ее протяженность должна была составить около 400 км), была высокая трудозатратность. Новая Закамская линия (наряду с Украинской на юге) являлась одной из последних непрерывных систем укреплений (позднее начали строить так называемые «живые линии», основу которых составляли отдельные локальные оборонительные сооружения, пространство между которыми защищали крутые берега рек, лесные массивы и т.д.). Ее сооружения – крепости, фельдшанцы, редуты, валы  возводились в основном из земли по западноевропейским правилам фортификационного искусства. Неукоснительное следование этим правилам вынуждало использовать при строительстве гораздо большее количество рабочей силы.

Возведение линии началось сразу же после обследования территории ее прохождения и составления предварительного проекта. В указе от 26 июля 1731 г. содержалось требование срочно, «не упуская лета», начать строительство [11, ф.248, оп.8, д.478, л.141]. На «линейную работу» (т.е. земляную) было мобилизовано 3000 крестьян Казанской губернии (явилось 2916), на «лесную» (заготовка леса, строительство сооружений из дерева и т.д.) 1600 солдат из закамских пригородов, так называемых «пригородочных» [11, ф.248, оп.8, д.478, л.328]. Осенние работы продолжались всего три недели – с 20 сентября до 10 октября и завершились ранее намеченного срока из-за плохой погоды.

Для руководителей экспедиции Ф.В.Наумова и И.А.Бибкова – это был первый опыт проведения объемных строительных работ в экстремальных погодных условиях; налаживания взаимодействия с администрацией Казанской губернии и руководством вооруженных сил на ее территории; урегулирования всей системы взаимоотношений с центральными учреждениями. Этот опыт позволил в последующие годы приступить к более масштабным и продолжительным работам, приобрести навыки организации и управления большими массами людей, мобилизованных на строительство.

Новую линию предполагалось возвести к концу 1733 г. Однако уложиться в эти сроки не удалось, строительство затянулось на 1734 и 1735 гг. Строительный сезон 1734 г. был менее напряженным, чем два предшествующих. В каждую из смен намечалось мобилизовать по 5 тыс. крестьян (в 1732 г. в первую смену 5000 чел., во вторую – 10000 чел.; в 1733 г. соответственно по 7500 чел.). В 1735 г. строительные работы велись только на отдельных участках черты с использованием значительно меньшего количества рабочей силы.

Многолетняя практика строительства способствовала формированию устойчивой системы мобилизации и использования крестьян и солдат на строительстве линии. Осенью, после завершения строительного сезона, руководство экспедиции подавало в Военную коллегию отчет о проделанных работах и предлагало меры, необходимые для успешной их организации на следующий год. Военная коллегия, Сенат и Кабинет министров обычно в целом одобряли полученные предложения, но при этом вносили в них определенные коррективы. Например, на 1732 г. Ф.В.Наумов просил прислать на работы в каждую из двух смен по 10000 крестьян [11, ф. 248, оп. 8, д. 478, л.3853, 8285]. Однако руководство Военной коллегии посчитало, что в первую смену следует использовать только 5 тыс. крестьян и лишь во вторую – 10 тыс. Кроме того, в добавок к ним следовало задействовать на строительстве не менее половины из наличного состава пригородочных солдат [11, ф.248, оп.8, д.478, л.89–90 об.].

В вопросе мобилизации рабочей силы руководство Закамской экспедиции и администрация Казанской губернии четко разграничили сферы своей деятельности. Первое должно было обеспечить направление в район строительства пригородочных солдат (с 1733 г. их записали в полки ландмилиции). Второе проводило мобилизацию уездных крестьян и обеспечивало им денежное жалованье. Продукты для пропитания крестьяне должны были приносить с собой или покупать из экспедиционных припасов. Продовольствие, необходимое для прокорма всей этой огромной армии работных людей, заготавливали власти Казанской губернии.

Все строительные работы в весенне–летний период должны были проводиться в две смены: первая с 1 мая (с 15 мая в 1732 г.) и до 15 июля; вторая с 16 июля до 1 октября.

Однако начальные и конечные сроки каждой смены приходилось серьезно корректировать. Начинать строительство в указанный срок не удавалось. Крестьяне начинали прибывать к месту строительства небольшими партиями к концу мая–началу июня. Да и пригородочных солдат удавалось собирать с большим опозданием.

Провальной оказалась весенняя мобилизация 1732 г. 1007 пригородочных солдат удалось собрать к 16 июня, а достаточное количество крестьян подошло только к концу первой декады июля. В результате, работы первой смены на линии начались только 17 июня, а завершились 19 августа [4, с. 70, 75]. К тому же, с 26 июня по 7 июля строительство было приостановлено из-за опасности эпидемии. Отметим, что руководство экспедиции приняло все необходимые в тех условиях противоэпидемические меры [11, ф. 248, оп. 8, д. 481, л.253].

Поденные сведения о состоянии работающих крестьян показывают, как к концу первой смены накапливалась усталость, увеличивалось число больных и даже умерших. Если в первый месяц работ (до 18 июня) ежедневное количество больных не превышало 100 чел., то во второй месяц оно резко возросло со 115 – 120 чел. до 300 в последние дни работы. В августе начались «первые смертные случаи» (всего 8) [4, с. 7172]. Вторая смена оказалась сдвинутой по срокам. Из 10 тыс. крестьян к работе явилось только 5635, да еще около 1000 солдат [11, ф.248, оп.8, д.484, л.25 об.]. Несмотря на то, что строительство продолжалось до 20 октября, выполнить весь запланированный на этот год объем работ не удалось.

В 1733 г. и в последующие годы удалось несколько снизить сроки опоздания к строительству крестьян. Как сообщали сами руководители экспедиции, максимальное количество одновременно работающих на линии людей в отдельные моменты достигало 14 тыс. чел. Численность крестьян в одну смену могла колебаться от 5 до 10 и более тысяч человек. К ним прибавлялись те мобилизованные, кого губернские и уездные власти обязывали отработать за неявку в предшествующие годы. По отчетным документам, на отдельных стадиях строительства их число могло превышать 3 – 3,5 тыс. чел. Кроме того, в строительных работах принимали участие от 1 до 1,5 тыс. и более пригородочных солдат. И все равно потери рабочего времени оказались весьма значительными [4, с. 80]. В 1733 г. за вторую смену только за счет тех, кто опоздал на строительство из наряда этого года, было потеряно 62724 человеко-дня, да из набора прошлых лет еще 17864 человеко-дня [4, с. 85].

Итоги рабочего сезона 1734 г. были изложены в донесении Ф.В.Наумова от 8 декабря 1734 г. Для характеристики производственного процесса был использован такой показатель, как суммарное количество, говоря современным языком, «трудодней», отработанных в течение всего сезона строительных работ. Использование подобной методики отчетности позволило более наглядно и определенно представить организацию рабочего процесса в Заволжье. Ландмилицией был отработан с 3 мая по 1 октября 101 день на посадке леса и починке линии. Общее количество трудодней составило 11102. Соответственно, в среднем каждый день на работах было занято по 110 чел. Мобилизованные крестьяне были задействованы 133 рабочих дня с 17 мая по 30 октября. Количество отработанного времени достигло 539540 трудодней. В среднем каждый день на строительстве работало по 4057 чел. Всего же общее количество трудодней в сезоне этого года с учетом ряда дополнительных работ составило 554962 [11, ф.248, оп.8, д.487, л.1, 5 5 об.].

Если учесть, что в каждую смену на строительных работах предполагалось занять по 7,5 тысяч чел. (и условно посчитать, что отрабатывавшие в этом году крестьяне, не приходившие к строительству в предшествующие годы, компенсировали лишний месяц дополнительных работ в октябре), то можно сказать, что за сезон было потеряно не менее 40% трудодней.

Мобилизованные крестьяне использовались прежде всего на производстве линейных земляных работ, наиболее тяжелых и малоквалифицированных. Пригородочные солдаты (которые позднее вошли в два полка ландмилиции) были заняты на валке леса и его вывозке, строительстве деревянных сооружений, строений ландмилицких слобод и т.д. Но иногда и их использовали на земляных работах. Практически полностью отсутствуют сведения об условиях размещения всей этой армии рабочей силы. Если командный состав экспедиции жил в более–менее комфортных условиях, то для остальных, и прежде всего крестьян, строились шалаши, землянки и другие временные жилища.

Вся эта огромная масса рабочей силы была малоквалифицированной, могла выполнять только относительно простые задания под командованием инженеров. Лишь небольшую группу мобилизованных можно отнести к ремесленникам: каменщиков, кузнецов, минеров и т.д.

Приведенные нами данные лишь частично раскрывают экономическую составляющую создания в Среднем Поволжье гигантских укрепленных линий. Но все же они дают определенное представление о мобилизации и использовании в их возведении людских ресурсов региона.

Примечания

1. Архив военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи (А ВИМАИВиВС), ф. 2 (Канцелярия главной артиллерии и фортификации.).
2. Гукова Е.А. Оборона южных рубежей России в XVIII в.: Украинская линия и Украинский ландмилицкий корпус (1710 – 1780 гг.): Автореф. …дис. канд. ист. наук. М., 2009.
3. Дубман Э.Л. Новая Закамская линия: проект, строительство, судьба. Самара, 2004.
4. Дубман Э.Л. Новая Закамская линия: судьба, проект, строительство. Изд. 2­е, испр. и доп. Самара, 2005.
5. Дубман Э.Л. Проект Сызранской линии: предыстория, создание и судьба // Известия Самарского научного центра РАН.  2011. Т. 13. № 3(2).
6. Загоровский В.П. Белгородская черта. Воронеж, 1969.
7. Загоровский В.П. Изюмская черта. Воронеж, 1980.
8. Зерцалов А.Н. Материалы по истории Симбирского края XVIIXVIII вв. Симбирск, 1900.
9. Известны и другие случаи. См., напр.: «И в прошлых во 160 и в 161 годах, по Государеву указу, у Государева острожнаго дела подымовных людей было русских с пяти дворов, а с ясашных с трех дворов по человеку 4898 человек». Книга строельная города Симбирска. 161162 гг. (16531654 г.), Симбирск, 1897.
10. Книга строельная города Симбирска.
11. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 248 (Сенат), ф.1209 (Архив прежних вотчинных дел), ф. 1354 (Планы дач Генерального и Специального межевания).
12. РГАДА, ф. 210. Московский стол. Столбцы, д. 674.
13. Российкий государственный военно-исторический архив, ф. 349 (Главное инженерное отделение), ф. ВУА и др.
14. Сводку данных о рабочей силе приводит Г.П. Зака. См.: Зака Г.П. Укранська лiнiя. Кив; Полтава, 2001.

УДК 94 (470) 16/18

Г.В.Ибнеева

Екатерина II и развитие законодательства по отношению к государственным крестьянам в конце 80-х гг. XVIII в.

Аннотация: В статье анализируется «Установление сельского порядка в казенных Екатеринославского наместничества селениях, Директору Домоводства подведомственных», которое стало важным результатом пребывания Екатерины II в Крыму (1787) и этапом в развитии законодательства о государственных крестьянах.

Ключевые слова: законодательство, государственные крестьяне, однодворцы, переселенцы, империя, община, самоуправление.

G.V. Ibneyeva

Catherine II and the development of legislation in relation

to the state peasants in the late 80-ies of the XVIII century

Summary: This articles examines the work «The establishment of rural order in state-owned settlements of the Ekaterinoslav’ vicegerency, who are subordinated to the Director of Housekeeping», which was the important result of Catherine’s II staying in Crimea and the stage in the development of state peasants’s legislation.

Key words: legislation, state peasants, odnodvortsy, immigrants, empire, community, selfgovernment.

Путешествуя по стране, Екатерина II имела возможность ознакомиться с различными аспектами жизнедеятельности населения. Одним из значимых аспектов этого ознакомления с империей стало развитие законодательства по отношению к различным сословиям Российского государства.

Рассматривая поездки Екатерины II как импульс к ее дальнейшей законотворческой деятельности, отметим то внимание, которое она уделяла различным категориям государственных крестьян. В статье анализируется «Установление сельского порядка в казенных Екатеринославского наместничества селениях, Директору Домоводства подведомственных», которое стало важным результатом пребывания императрицы в Крыму (1787 г.) и этапом в развитии законодательства о государственных крестьянах.

Известно, что Екатерина II была озабочена проблемой людских ресурсов вообще и на землях Екатеринославского наместничества и в области Таврической в частности. Находясь в Крыму в 1787 г., императрица удостоверилась «в плодоносии пространных земель в наместничестве Екатеринославском и области Таврической и в разных выгодах для обывателей …от местного положения проистекающих» [2, с. 877]. Возвратившись в Петербург, она обратила внимание на экономических поселян, не имевших достаточного количества земли. Указом от 3 августа 1787 г. генерал-губернаторам повелевалось объявить поселянам разного звания ведомства домоводства (экономическим поселянам), особенно тем, кто имел нужду в земле, что они могут переселиться на плодоносные земли Екатеринославского наместничества и области Таврической. Надлежащие распоряжения по случаю переселения отдавались под наблюдение генерал-губернаторов, которые и производили необходимые предварительные переговоры с Екатеринославским, Таврическим и Харьковским генерал-губернатором [3].

Данный указ быстро возымел действие. Так, Курская казенная палата доносила Сенату, что в Екатеринославскую губернию переводятся 784 души однодворцев и казенных малороссийских крестьян не имеющих земли, на чьё переселение уже последовало дозволение. Однако, как сообщала Курская палата, было еще 762 души, «имеющих недостаток в земле» и потому пожелавших отправиться в Екатеринославскую губернию. Относительно этих крестьян она испрашивала указа на переселение. Сенат разрешил переселение этих 762 однодворцев. Впредь разрешалось отпускать и государственных крестьян [4, с. 890–891]. Таким образом, наблюдалось расширение контингента переселенцев за счет внутренних «колонистов».

Важным следствием пребывания Екатерины II в Крыму было то, что она увидела территорию с минимальным распространением крепостнических отношений. Это был край, где владение землей не было исключительной прерогативой дворянства. Специфика этих земель позволила Екатерине реализовать здесь некоторые из своих замыслов по организации вольного крестьянства, отраженные в «Установлении сельского порядка в казенных Екатеринославского наместничества селениях, Директору Домоводства подведомственных». Этот документ, опубликованный в декабре 1787 г., не являлся объектом пристального внимания историков [8]. Советские исследователи рассматривали данное постановление исключительно с точки зрения его классово-дворянского характера [1].

Эта обстоятельная инструкция предусматривала значительный уровень крестьянского самоуправления на территории Екатеринославского наместничества. Важным правом сельского общества являлось позволение делать представления губернатору и директору экономии о своих общественных «нуждах и пользах» [8, с. 988]. Утверждались выборные должностные лица от крестьянства: сельские старшины, старосты, выборные и сборщики. Выборные, как казаки и крестьяне казенного ведомства по Указу от 3 мая 1783 г., осуществляли раскладку податей и их сбор. Сотские и десятские контролировали экономическую деятельность деревень; занимались общественным призрением; следили за нравственным и гражданским состоянием населения; участвовали в правосудии: их компетенции подлежали маловажные споры и жалобы, ссоры и драки, поношения [8, с. 988]. В обязанности сельской администрации входила борьба с пожарами, падежом скота, эпидемиями. В этом документе отражены элементы доктрины «регулярного» полицейского государства, исповедуемой Екатериной II.

Были прописаны различные аспекты бытия крестьян. Власть пыталась привить им определенную агрокультуру. Так, крестьянам было предписано 4 десятины из каждых 60 отводить под лесные посадки. Свои дворы и дороги они должны были обсаживать деревьями.

Одной из функций общины являлась регистрация прибывших жителей и новорожденных. В ее обязанность входило осуществление контроля: не только десятские и сотские, но и рядовые жители общины должны были следить за соседями и извещать старосту или сотского о чьем-либо намерении к побегу. В инструкции даже прописывались признаки намечаемого побега: «когда осенью и весной кто земли не пашет, огородов не починяет и не копает, летом хлеба не жнет, сена не косит, продает скот свой, не исправляет хлебов, зимой забор около двора жжет и не исправляет орудий земледельческих…» [8, с.982]. Закон предупреждал поселян, что если они не донесут о намерении соседа бежать, то тот «десяток», где жил беглец, будет платить за него подати до следующей ревизии. Поскольку в южных областях часто появлялись беглые помещичьи крестьяне под видом заграничных выходцев, обращалось внимание на соблюдение паспортного режима. При въезде в деревни устраивались посты с караульными для фиксации вновь прибывших. Они должны были задерживать «беспаспортных».

В обязанности государственных крестьян Екатеринославского наместничества по-прежнему входило комплектование воинских частей. Этому вопросу был посвящен 18 отдел данной инструкции. Подтверждая Закон от 24 декабря 1776 г., «Установление» определяло их повинности. Из воинских поселян комплектовались поселенные полки: 9 гусарских и 6 пикинерных, из которых формировались и комплектовались 9 легкоконных и 10-й кирасирский Екатеринославский полки. По распоряжению Екатеринославского наместника во всех казенных селениях Екатеринославской губернии воинские поселяне должны были платить поземельную рублевую (с хат) и сорокаалтынную (с душ) подать. Она распределялась по «дистриктам» и на «тридцатидушные номера», в каждом «один указных лет и росту назначен военнослужащим» [8, с.992].

В «Установлении» обосновывалось преимущество «30-душного порядка» комплектования войск по сравнению с рекрутским набором: назначаемые на военную службу лица не все сразу отправлялись на службу, поэтому и изъятие людей было менее ощутимо. Основное же облегчение для крестьян заключалось в том, что поступившие на службу через 15 лет возвращались домой [8, с. 992]. Учитывая каторжное положение обычных солдат, которые служили 25 лет, следует отметить, что это все же был сокращенный срок службы.

В.И.Вешняков, издавший проект Екатерины II об устройстве сельских обывателей, долженствующий стать ее третьей жалованной грамотой [6] (наряду с Жалованными грамотами дворянства и городам), отмечал сходство этого документа с «Установлением для казенных селений для Екатеринославского наместничества» [7, с.450]. Действительно, сравнительный анализ этих документов позволяет выделить некоторые общие черты. Прежде всего следует отметить наличие крестьянской корпорации, имеющей определенный законом статус. Корпоративность крестьянской общины реализуется в выборе должностных лиц каждые три года (О селах, деревнях…, с. 458) [6]. Укрепление правового положения сельского общества подчеркивается в обоих документах его привилегией подавать губернатору и Директору экономии представления о своих общественных нуждах и пользах (О селах, деревнях…, с. 458). Близость пунктов видна и в разрешении сельскому обществу осуществлять сборы для своих собственных нужд (О селах, деревнях…, с. 458).

Важным сходством являлось осуществление крестьянской общиной функций сословного суда, что было принципиально важным при создании всех жалованных грамот (О селах, деревнях…С. 458) [7, с.430]. Итак, Екатерина, не опубликовав жалованную грамоту сельским обывателям, все же отчасти реализовала ее в «Установлении для казенных селений Екатеринославского наместничества». Крестьянский «мир», прописанный в указе от 1787 г., также представлял собой модель крестьянского общества, самоуправляющегося в своей основе. Следует признать цельность данного документа, где нашло отражение видение российской императрицей жизни общины в разных ее проявлениях.

Опыт устройства сельского управления в Екатеринославском наместничестве не был единственным. Три года спустя был издан Именной указ от 2 марта 1790 г. генерал-поручику Кашкину. Из его текста следует, что Кашкин ранее, будучи генерал-губернатором Пермской и Тобольской губерний, по дозволению Екатерины II разделил и реорганизовал волости крестьян ведомства Директора экономии в соответствии с устройством казенных сельских поселений Екатеринославского наместничества. Этим указом Екатерина повелевала Кашкину провести такую же реорганизацию по Вологодскому и Ярославскому наместничествам [5].

Политика Екатерины II по отношению к различным категориям крестьян была дифференцированной. Вопросы, касающиеся взаимоотношений дворянства и крепостного крестьянства во внутренней России, императрица предпочитала не затрагивать: она следовала существующему законодательству. Опыт ее проектов преобразований, в том числе по крестьянскому вопросу, накладывался на реальную политику. Знание расстановки сил в российском дворянстве по отношению к проблеме крепостного права не придавало ей отваги решить эту социальную проблему.

Отношение же власти к государственным и вольным крестьянам обусловливалось тем направлением преобразований, которое определилось в 70–80-е гг. К этому времени, поняв, что в отмене крепостного права нет ни политической, ни государственной необходимости (крепостная Россия при Екатерине процветала, и крепостное право придавало значительную силу государственному устройству), российская императрица в 70–80-гг. предпочла другой вектор реформирования: направленный не на улучшение положения крепостного крестьянства, а на институционализацию «свободных» сословий дворянства, городских состояний и государственных крестьян. Прагматичное отношение к колонизации новороссийских земель позволило Екатерине реализовать то, что она хотела изменить в жизни вольного крестьянства, и то, что ей не удалось воплотить ранее.

Примечания

1. См. Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д.Киселева. М.; Л., 1946. С. 52–69; Дружинина Е.И. Северное Причерноморье 1775–1800. М., 1959. С. 172.
2. О дозволении экономическим поселянам, по недостатку земли, переселяться в другие места, 3 августа 1787 г. // ПСЗ. Т. 22. № 16559.
3. О дозволении экономическим поселянам … ПСЗ. Т. 16. № 16559.
4. О позволении Курской Казенной палате отпускать однодворцев для поселения в Екатеринославское наместничество, 11 сентября 1787 г. // ПСЗ. Т. 22. № 16572. С. 890–891.
5. ПСЗ. Т. 22. № 16840.
6. Пакет документов состоял из трёх частей. О селах, деревнях, селениях и жилищах ведомства директора экономии // Сб. РИО. Т. 20. С. 456–473; Наставление для сочинения и продолжения десятинной описи земли, села, деревни, селения или жилища ведомства Директора Экономии // Сб. РИО. Т. 20. С. 473–477; О сельской управе // Сб. РИО. Т. 20. С. 478–498.
7. Проект императрицы Екатерины II об устройстве свободных сельских обывателей // Сб. РИО. Т. 20.
8. Установление сельского порядка в казенных Екатеринославского наместничества селениях, Директору Домоводства подведомственных, декабрь 1787 г. (без точной датировки) // ПСЗ. Т. 22. № 16603. С. 974–993.

УДК 930.2(470.4/.5)

А.А. Иванов

Документальные публикации по истории аграрных преобразований в деревне Среднего Поволжья и Приуралья в 1917 – начале 1920-х гг. в отечественной исторической периодике^[1]

Аннотация: В статье анализируются состав и содержание исторических источников, опубликованных в журналах, ежегодниках и сборниках, по истории одного из этапов крестьянской революции 1902–1922 гг. в России по материалам Среднего Поволжья и Приуралья.