Ver. 1.2
Екатерина Шварцбраун
Schwartzbrown
Куда убегает ваш утренний кофе?
Демона, из-за которого есть смысл оставлять книгу, которую читаешь, открытой, зовут ЭЛИЭЗЕР САР А-ДАПИМ, по-простому именуемый ДАФ (лист). Когда человек читает какую-нибудь книгу, а потом покидает комнату, оставив книгу открытой, то к книге подкрадывается ЭЛИЭЗЕР САР А-ДАПИМ, прочитывает все то, что человек читал перед этим, - и человек тотчас же забывает прочитанное.
ASCI-графика Винни Иуды Лужина
ОГЛАВЛЕНИЕ
1. Путь к спасению 3
2. Ненависть к норме 9
3. Игра в доктора. 15
4. Эффект топора 20
5. Почему я сошла с ума 25
6. Есть добровольцы с мясом хорошего качества? 29
7. ROSD.ORG.RU 41
8. Мягкие руки аметистовых мучителей 43
9. Магия против чайников 52
10. Как мне явился ангел 58
11. Компетентные сведения о бесах и ангелах 64
12. Сексуальная магия и Бусидо 70
13. Цветы просвещения 78
14. Тренировка языка 87
15. Великий рабочий полдень 94
16. Деревенские менструации 99
17. Вальпургиева ночь 107
18. Конец Света 113
19. Куда убегает утренний кофе? 123
20. Прекрасный ядерный взрыв 127
21. Жажда слышаний слов Господних 132
22. Группа древних магов 141
23. Песчинка с плеча Нечистой Девы 148
24. Апофеоз 169
Список психологической литературы: 178
Именной алфавитный указатель 179
Посвящается АЧ,
благодаря которому
я начала писать о том,
как сошла с ума,
потому что он больше не мог
про это слушать.
1. Путь к спасению
Я стою перед эскалатором. Наверх подняться нельзя. Возвращаться тоже нельзя.
Нужно что-то придумать.
Тут кошка говорит, что ей надо в туалет. Нужно срочно что-то придумать.
Вдруг до меня доходит. Вот же - раскрытая шахта. Третий путь. Больше не раздумывая, прыгаю вниз.
Тут довольно глубоко.
Кошка сразу находит подходящее место. Я пока осматриваюсь. Вот это действительно - совсем другое место. Как задник сцены. Тут видны все зубчатые колёса, поворачивающие полотно. Вверх уходит, теряясь в дымке наверху, очень узкая каменная лестница с крутыми ступенями. Над ней вращаются шестерёнки. Дорога идёт вверх. Попрощавшись с кошкой, я начинаю подниматься. Я думаю что может быть теперь, раз я уже освободилась от многих вещей - от друзей, от работы, от документов, удостоверяющих личность, то теперь, налегке, может я и выйду отсюда.
Случилось так, что голодные духи, дети противоположных стремлений, шатали, шатали и расшатали основу мира наконец. Потом они испортили вещи и людей. Мир весь покрылся какой-то порчей. Повсюду раскрылись хляби и слизь, и началось беспорядочное мельтешение картин. Время перестало течь, как положено.. То обширный простор, охватывающий сегодня, завтра и послезавтра, а потом всё сворачивается и остаётся только данный момент. А дальше - неизвестность.. Так вот испортились и стали ненадёжными все вещи, а от людей осталась одна видимость - голодные духи постепенно овладели всеми людьми, и стало всё равно, кого слушать. Тела для них стали как шелуха. Все равно, что за человек передо мной, потому что из тела любого человека ко мне обращаются всё те же знакомые существа. Они составляют мою семью. Вот один из голодных духов, а ещё хорошего происхождения, с лёгкостью зажигает людей, одного за другим, пробегая по ним как бенгальский огонь. Это мой возлюбленный, я вижу как блестит его взгляд из глаз почти что каждого встречного, и даже из женщин он говорит со мной. Отвернёшься от него, а он уже смотрит многими глазами из других тел. Это - противоестественные вещи. Так не бывает в том мире, в котором я раньше жила. Там остались обычные люди, которых я знала прежде. Теперь я оказалась где-то ещё.
Когда лестница кончается, я оказываюсь в большом зале, где полно каких-то неуклюжих механизмов, и нет никого. Я медленно хожу вдоль этих машин и с удовольствием их рассматриваю. Потом я замечаю небольшую комнату, в которой горит свет, в узком коридоре. Я заглядываю туда. В комнатке я вижу дружественного духа в образе человечка в сером комбинезоне.
- Здравствуйте!- говорю я.
- Здравствуй - отвечает он.
- Как ты сюда попала?
Я объясняю: я прыгнула в шахту.
- В шахту! - значительно говорит он.
- А зачем же ты прыгнула в шахту?
Я начинаю думать, зачем я прыгнула в шахту. Надо самое главное.
Я говорю: я искала выход.
- Так, так, - говорит человек.
- Выход куда?
Я говорю: наверно, к Сергею Дацюку?
- Вот оно что! - отвечает человек.
Мне всё время кажется, что ещё немного и я пойму, что он имеет в в виду.
- Значит ты вообще-то шла к Сергею Дацюку! - торжествующе заключает он.
Вообще-то это не совсем так.
- Он больше не хочет меня видеть - говорю я.
- А кто он тебе, девочка?
Я не знаю. Я никогда не думала об этом.
- Может, муж? - спрашиваю я человека в комбинезоне.
Первое, что приходит в голову.
Может, может, - отвечает он. - Ну, давай-ка позвоним ему. Помиритесь. Всё будет хорошо.
Я в этом сомневаюсь. Он набирает номер, который я сказала. Мне становится страшно. Кто там теперь? С тех пор как он не хочет меня видеть, в этом мире его нет. Вместо него повсюду его тошнотворные подобия. Все напоминает его, но все не то, не то.
Кто-то там отвечает.
- Здравствуйте.. Это вам звонят из технической службы метрополитена. У нас тут обнаружилась девушка, потому что она прыгнула в шахту. Возможно, ваша жена. Такая вот ситуация.
Человек ласково смотрит на меня, а слушает трубку.
- Странно! - говорит человек. - У него нет жены.
Он спрашивает, как её зовут?
Я говорю. Мое имя очень расстраивает меня. Я потеряла все документы, но всё равно меня зовут по-прежнему!
- Знаете вы такую? - спрашивает смешной человек.
- Ах, ну что же, что же, понятно, извините.
Он кладет трубку. Смотрит на меня задумчиво и говорит
- Знакомая. Он говорит, ты его знакомая.
Я поражена.
- Вот так вот, девочка.
Я думаю: надо сосредоточиться: в чём тут урок? Но не могу никак сообразить потому что плачу.
- Не плачь, девочка, говорит человек в комбинезоне. Я тебя отведу куда положено, раз такие дела.
Мы идём куда положено, и я думаю, что это напоминает хождения от одной сестры к другой, из сказки. Кто-то из них должен помочь выбраться из этого кошмара! Куда положено оказывается комната с решёткой посередине. За решёткой лавка, перед решёткой два стола. За столом сидит очень молодой человек в форме. Вот, сообщает комбинезонный - эта девушка появилась в техническом зале, говорит что прыгнула в шахту, и поднялась после наверх. Что-то у неё случилось, наверно, такое. Да вот...Так я вам её оставляю вообщем, и пошёл.
Молодой человек говорит стеснительным голосом : пройдите сюда. Потом он говорит : ваши документы. Я говорю - потеряла. Паспорт и сумку тоже. Сажусь на скамейку за решётку. Здесь как-то уютно - думаю я, и спокойно. Сижу, жду что будет дальше. Кажется дела налаживаются, инстанции разбираются. Входит старший военный. Младший пересказывает ему историю про шахту. Документы потеряла.
Так, говорит старший, ма-де-муазель, зачем прыгали в шахту?
Про кошку я молчу. Я говорю - вы знаете, я захотела в туалет.
- Шахта это что, туалет? - Спрашивает старший.
- Нет - отвечаю.
- Вас, между прочим, в этой шахте могло раздавить механизмами - говорит милиционер. Недавно здесь один бросился в шахту, нарочно, и ему отрезало ногу. Совсем. Понимаете? Это называется хулиганство!
Я думаю - кто же был этот человек которому отрезало ногу. Знаю ли я его? Может это и был Сергей Дацюк?
- Так, давай пиши, - командует старший младшему. Старший диктует:
- Протокол Задержания. Гражданки. Как зовут?
Я говорю.
- Да, говорит старший, просто интересно. А что, нельзя было подняться наверх и там уже, на улице, найти туалет? - Нет, - говорю. На улицу я не могла пойти. И назад тоже. Я же ехала в одну семью. Клана наших врагов. Третьего рода. Но машину пустили по кругу, и я больше не знала, как их искать. А сюда я приехала автоматически. Но теперь наверх по этому эскалатору никакого выхода нет. Потом у меня нет денег и ничего. И я поняла что надо прыгнуть в шахту.
- Какие документы и где потеряли?
- В машине потеряла. Я ехала в машине. Но шофер назло стал ехать всё время по кругу. По кольцу, по МКАДу. Я ударила его и он меня выкинул из машины. А документы остались в машине.
- Так….. - говорит старший.
- Всё ясно.
Потом младшему: Рви протокол. Бери новый лист и пиши.
Я понимаю что это произошла какая-то важная перемена, но какая и от чего это загадка. Он диктует, а я стараюсь сидеть красиво. Я думаю - похоже на даму, которую охраняют рыцари.
Потом старший коротко говорит по телефону, и уходит. Младший иногда поглядывает в мою сторону. Я думаю, что военные вообще-то хорошо относятся к дамам. Военные представляют иерархию, думаю я. Поэтому они имеют представление о чести.
Через какое то время в комнату влетает круглый человек в белом халате, весёлый, за ним старший военный.
- Ну что, и поехали, и поехали, - весело говорит доктор. Они подписывают какие-то бумаги. Я думаю - зачем доктор-то? Всё равно - я очень благодарна всем сразу - к доктору, к военным, за то что они заботятся обо мне и разбираются, в чём тут дело.. Мне уже гораздо лучше. Доктор ласково говорит - пойдём, пойдём, тут скорая на улице, сейчас придём, - и подталкивает меня вперёд.
Я говорю военным: спасибо, досвидания.
- Полезай в кузов, говорит доктор. Я влезаю вовнутрь, рядом садится ещё один доктор. Вдруг машина резко трогается и в этот момент на меня сзади нападают оба доктора, скручивают руки и привязывают к спинке. Я снова начинаю плакать от неожиданной обиды. Куда они везут меня насильно? Неужели к Сергею Дацюку? Я не хочу! Я боюсь! Отпустите меня!
- Тихо, тихо скоро приедем уже, - говорят врачи. В больницу.
- В больницу - это что же, у него теперь больница? - думаю я со страхом.
- А руки зачем связали?
- Ну, ты же вырываться будешь - объясняет один.
Вот приехали..Меня вводят в большой круглый зал. Руки развязали. Я сажусь на стул. В нишах помещаются фигуры людей, они не шевелятся. В одной из ниш сидит старый доктор. Он что-то пишет. Тишина. Через какое-то время я говорю всем собравшимся, чтобы разбить принуждённое молчание:
- Всё-таки хотелось бы узнать, для чего мы все здесь сегодня собрались?
Никто не отвечает. Доктор поднимает голову, смотрит на меня.
- Это больница говорит он. Вы понимаете?
- Да, говорю я. Где-то здесь поблизости, я чувствую, может быть Сергей Дацюк. Я очень боюсь, что он выйдет сейчас, строгий и непреклонный, из высокой двустворчатой двери напротив доктора - и осудит меня окончательно.
Двери открываются, из них, один за другим выходят двое мужчин. Доктор говорит
- Сергей ! Берите вот эту девушку.
- Хорошо, - отвечает Сергей. Он очень здоровый. Я с почтением разглядываю его. Конечно не похож, но никто теперь не похож. Он поворачивается ко мне, и я узнаю грозный взгляд.
- Пойдёмте - говорит он.
Я чувствую облегчение - он по-крайней мере знает, что надо делать - а я понятия не имею. Второй несёт следом какие-то тряпки. Мы заходим в маленькую комнату, все трое.
Сергей вдруг говорит мне: раздевайся!
Как это? - я не понимаю. Оба смотрят на меня с угрозой.
- Я не буду! Не успеваю я договорить, как они скручивают меня с двух сторон и начинают срывать одежду. Я кричу, дерусь и царапаюсь, меня кидают в ванну и неожиданно на голову льётся холодная вода. Я дико визжу. Как следует намочив меня холодной водой, они быстро суют тряпки мне в руки:
- Одевайся!
Я не могу опомниться - за что они так оскорбили меня? Это возмездие? Я горько плачу потому что Сергей так поступил со мной. Но Сергей уже исчез, и я начинаю мелко дрожать, натянув на себя какую-то длинную рубашку и халат.
Входит дух старичка с тулупом в руках.
- Вот, говорит, на-ка одень, на улице - мороз!
- Пойдём.
Он такой добрый, что я повинуюсь ему беспрекословно.
Мы выходим в яркий свет, и он командует –
А-ну, побежали! А то простудишься!
Мы бежим по узкой тропинке, снег весело хрустит под ногами.
Тропинка приводит к приземистому зданию, и мы входим внутрь.
- Ну, вот, и дома, - говорит старичок открывая дверь ключом.
- Заходи!
Я захожу в длинную комнату, кругом цветы, цветы и кружева. Очень жарко. И очень много каких-то ленивых женщин в халатах. Они подходят ко мне и говорят всякие мелочи, например "Привет!"
Я стою в этом месте и думаю: боже мой, неужели это правда.....гарем? Одни женщины. Цветочки. Это же приговор! Я с ужасом догадываюсь, кто тут хозяин...
Меня подводят к кровати, я сажусь и какое-то время наблюдаю за комнатой. Женщины в халатах сидят и лежат на кроватях, но вот у двери есть женщина в белом халате. Я подхожу к ней.
- Что тебе? - Спрашивает она.
Я не знаю.
- Я хочу выйти отсюда - говорю я.
- Все хотят - отвечает женщина - Нельзя отсюда выйти.
Я снова сажусь на кровать. Женщина рядом со мной бормочет : - мёртвая я, мёртвая..
Я думаю: надо уйти отсюда. Здесь плохо. Может быть попробовать магию?
Странная женщина, похожая на грузного немолодого мужчину многозначительно смотрит на меня. Она напоминает мне демона Айвасса. Я медленно начинаю подбираться к её кровати. Она что-то однообразно говорит своей соседке. Я подхожу ещё ближе, так, чтобы она заметила мои глаза. Она внимательно смотрит на меня. Я молча кричу «Айвас!» - глядя ей в глаза. Взглядом я изо всех сил прошу его помочь. Женщина начинает неожиданно смеяться и что-то спрашивать другую соседку. Та подсаживается рядом на кровать. Старуха в углу тоже что-то быстро говорит сидящей рядом девушке. Постепенно, один за другим, закипают уголки оживлённых разговоров. Это вселяет в меня надежду - я думаю, что злую женщину в халате у двери отвлечет бурление вокруг и она волшебным образом не заметит меня. Дождавшись, когда гомон вокруг нарастет, я резко кидаюсь к выходу. Мне кажется, что я уже свободна! Но стражница хватает меня и грубо толкает обратно.
- Я сказала - сиди! - кричит она.
Я выжидаю, и снова начинаю подбираться к выходу. Кто-то напевает песенку, другие чему-то ахают, мне кажется, я вижу как закручивается в спираль всеобщее оживление. Я двигаюсь как тень, ведь от успеха зависит все на свете - и даже успеваю сделать пару шагов в коридор, но и всё. Бабища зовёт ещё одну, и вдвоём они кидают меня на кровать, привязывают руки, привязвают ноги и даже плечи так, что я совсем не могу пошевелиться. Одна из них приносит шприц, и от укола мне кажется, что я умираю.
Всё пропадает.
Я прихожу в себя от того что кто-то слабо дёргает за верёвку, которой привязана моя затекшая рука. Это высохшая седая старуха. Она долго и неумело развязывает мне руки, потом ноги.
Она говорит
- У меня была дочка, как ты. Она умерла. Как ты. Вот так.
Я сажусь на кровати. Эта комната – в ней почти все старухи. Что значат старухи? Я прыгнула в шахту, потом меня привезли сюда. Старухи начинают медленно подниматься с кроватей и подходить к длинному деревянному столу, который стоит в углу комнаты. Та, что меня развязала, говорит садиться за стол.В скорбном молчании перед каждой ставят оловянную миску. Раздают хлеб. Как двенадцать траурных апостолов, страшнее едоков картофеля, они разламывают хлеб и начинают медленно жевать. Я чувствую глубокое горе - лица у всех опустошенные, позы застывшие, глаза потухшие. Я догадываюсь, что произошло что-то ужасное, непоправимое, почему мы все оказались здесь.
Потом никто не останавливает меня, и я выхожу из комнаты. Из коридора с цветами никуда выхода нет. В соседней комнате лежат скрюченные существа, которые не могут вставать с постели. Все эти существа лысые. Но все они - женщины. Пахнет мочой. Около одной стоит девушка и вставляет ей время от времени в рот сигарету.
Я замечаю, что каждая женщина тут представляет аллегорию горькой мысли. Одна непрерывно повторяет: «господи господи господи», очень тихо. Никто не откликается. Некоторые просто смотрят перед собой. Кто-то плачет, кто-то качается. Старуха, которая меня развязала, жуёт, как автомат.
Неожиданно какая-то высокая надменная женщина спрашивает меня как я себя чувствую и где нахожусь. Пока я пытаюсь ответить, она отвечает сама : «вы находитесь в больнице, поняли?» И не дождавшись моего ответа уходит.
Мысли стали вялые, и я думаю - это странная больница..а...может быть и не больница вовсе...
Мне кажется, что так безнадежно должна выглядеть страна мертвых.
Что видит человек когда уже умер?
Ко мне подходит девушка, кудрявая и с маленькими усиками, и что-то быстро говорит, но ничего не понятно. У неё дефект речи. Она улыбается загадочно и я улыбаюсь ей в ответ. Спрашиваю её имя. Она говорит – «Виктория Сергеева». Это, конечно, аллегория. Такая вот, значит, виктория у Сергея, думаю я. У Виктории на ногах сандалии с тремя пряжками. Я запоминаю эти пряжки на долгие годы. Я спрашиваю -
- Мы выйдём отсюда?
- Скоро - говорит она радостно.
- Когда скоро?
- В конце света - беспечно отвечает она.
Виктория Сергеева - слабоумная.
Время как будто остановилось. Я чувствую сильное горе и оцепенение. Я уже больше не пытаюсь бежать. Трапеза следует за трапезой, мне делают уколы, и больше не происходит ничего. Мое отчаяние настолько полное, что я не могу двигаться. Не знаю почему, вдруг какая-то женщина в белом подходит ко мне и спрашивает: - у тебя родственники-то есть?
Мне сильно плохеет, потому что я вспоминаю звонок из метро. Может быть, думаю я, у меня нет никаких родственников.
Я говорю: - У меня есть муж. По паспорту, но паспорт я потеряла. Он мой родственник.
- Телефон-то помнишь? - спрашивает она. Телефон я помню. Неужели ему можно позвонить? - думаю я - ведь его не стало еще раньше!
- Пошли-ка. Открывает какую-то комнату, в ней ковры и кресло, а на столике телефон.
- Ну, набирай.
Услышав голос в трубке, я кричу:
- Здравствуте! Это я! Вы нашлись!
- Это ты нашлась! Мы тебя по моргам ищем третий день! Ты где?
Я говорю:
- Я точно не знаю, сейчас передам трубку, тут скажут.
Девушка говорит - это психиатрическая больница имени Ганнушкина, я сейчас продиктую адрес.
Потом она говорит мне: - к тебе приедут.
Я говорю: - Большое спасибо!
Это не вечный ад, а всего-навсего психиатрическая больница!
Что же, теперь может оно и так, - думаю я. Нельзя было выбраться оттуда, где я была, без потерь. Путь спасения оказался через дурдом.
Правда, которую я узнала, никак не отменяется, – если только не объвить это всё бредом сумасшедшего.
Таким образом порядок в мире восстановливается.
Другой мир мне показался - это было психическое расстройство.
Все люди не только стали прежними, но даже никогда и не превращались ни в какие в стаи голодных духов.
Это гораздо унизительнее, чем изганание – для демонов – они получают самый низший онтологический статус – никогда даже и не существоваших.
Это, конечно, не может быть правдой – думаю я. Надо обязательно называть прочие условия - для кого они никогда не существовали, и как именно должно быть проявлено качество существования, для признания его наличия.
Рассудив таким образом, я легко выпрашиваю разрешения позвонить: я объясняю что мне необходимо сообщить родственникам, что я здесь. Начальница уже другая, и это срабатывает.
Я набираю тот номер, который сказала техническому духу метрополитена.
- Алё! - Кричу я радостно. Это ты! А это я ! Я - в сумасшедшем доме!
- Ну и как, ты довольна?
Суть дела в том, что я действительно довольна.
2. Ненависть к норме
"Моей задачей было и остается сохранить в себе достаточно рассудка, чтобы иметь возможность вежливо уклоняться от внимания неравнодушных ко мне людей, раз за разом избегая их помощи - вплоть до госпитализации и принудительного лечения."
NAMI (National Alliance for the Mentally Ill, Национальный Альянс помощи душевнобольным)
17 мая 2003 года
Марк Воннегут, доктор медицины
Много суровых не по-детски поступков можно сделать, чтобы стать хорошим. Некоторые вещи из этого списка могут выглядеть очень странно. Например, прыжок в шахту эскалатора - или в обледеневший канал, как сделал один знакомый, который после жил в подъездах и работал грузчиком. Это был, наверно, единственный грузчик-еврей на всей овощной базе.
Так сразу трудно понять, что тут настолько хорошего, но если как следует погрузиться в материал, я уверяю вас, вы убедитесь, что это совершенно естественно.
Раньше считалось, что в действиях сумасшедших нет никакого смысла. Сочувственное отношение к психам, которое, как следует, расцвело на волне революции 60-х потребовало найти веские, понятные и потому извинительные причины их неприятного поведения. Антипсихиатрия сделала акцент на том факте, что сумасшедший ведет себя странно только на первый взгляд, а на самом деле, вникнув в его ситуацию, каждый поймет, что в ней нельзя было поступить иначе. Он так нелюбезен лишь потому, что это единственный для него способ избежать страдания. Экзистенциальная психология пыталась посмотреть наружу трезвым взглядом сумасшедшего. Проблемы душевнобольных неожиданно оказались проблемами высшего философского свойства, достойными лучших мыслителей, что должно было бы вызвать некоторое уважение к психам, недостаток которого болезненно ощущали их добровольные защитники.
К сожалению, эти приятные взгляды не получили широкого распространения в обществе,
и позор, в общем, так и остался позором - рассказывать о том, как попал в сумасшедший дом - это табу. Сумасшедшему дому нет никаких извинений. Нет ни одной причины, которая бы могла реабилитировать сумасшедшего. Теперь, как бы он не мимикрировал под нормального, он никого не сможет обмануть. Все понимают, что он в любой момент может перестать притворяться, и сделает что-нибудь неприятное, хотя может быть и смешное, но очень возможно - опасное. В принципе, псих в любой момент может всех вокруг, например, порезать ножом – потому им и не дают острых предметов, там, в дурдоме. Но если психа даже уже и выпустили из дурдома, нормальным он от этого не становится. Только теперь у него есть острые предметы.
Опекунам необходимо внушить больному, что тот, потеряв статус нормального человека (разумеется, безвозвратно, и смолоду, как честь) должен вести себя соответственно своему положению, а именно: по первому требованию отчитываться всем нормальным людям, которые решат его проконтролировать, во всех своих действиях, намерениях, и планах. Все эти вещи больше не находятся в его личной ответственности, так как он доказал что сам не может контролировать себя. Поэтому он не должен самостоятельно принимать решений о своем будущем, но ему следует слушать совета нормальных людей, более компетентных в таких вопросах. Не соглашаться с мнением нормальных людей с его стороны является ничем иным как наглостью и неблагодарностью. Ему самому должно быть отлично известно, что другие люди адекватнее его и заведомо лучше знают, как на самом деле обстоят дела. Пациенту необходимо прежде всего внушить, что проявления скрытности, упрямства, агрессии и нежелания сотрудничать – это характерные признаки ухудшения и потери контроля, о которых вы обязаны сообщить непосредственно в приемный покой. Также, как неадекватность, следует расценивать слишком тихую или слишком громкую речь, подозрительное оживление или уныние, беспричинные смех и слёзы, странное выражение лица, слишком раскованные, вычурные или неудобные позы, которые он принимает, чрезмерный интерес к чему бы то ни было, лихорадочное воодушевление, демонстративную апатию, стремление обратить на себя внимание опекуна, скрытое игнорирование собеседников, любые требования и упреки (как проявление агресии), немотивированную физическая активность (как проявление агрессии), а так же проявление агрессии и скрытый интерес или выраженное стремление к запрещенным, вредным или не получившим одобрения опекунов формам поведения, предметам искусства и памятникам архитектуры, а также политическим взглядам, знакомствам и моделям нижней одежды.
Если поведение вашего подопечного не подходит ни под одну из перечисленных категорий, но все же выглядит странным – скорее всего, он неадекватен.
Не откладывайте, сразу же сообщите лечащему врачу и выездной бригаде скорой помощи.
Ваша бдительность – залог чистоты общества и личного спокойствия граждан!
Все эти гипотетические рассуждения выводятся из пары-тройки очевидных фактов:
- Мы все говорим что сумасшедшие – такие же люди, как и мы, потому что этого требуют наши принципы милосердия и гуманизма.
- Но это не значит что сумасшедший имеет право требовать от нормальных людей, чтобы к нему относились как к равному. Он не равен нормальным, потому что он ненормален. Это – научный факт, который зафиксирован в его диагнозе. Его диагноз ясен всем, кому известно, что санитары забрали его в психушку.
- У нормальных людей не может быть такого диагноза, с каким забирают в сумасшедший дом, поэтому их никто никогда и не забирает в сумасшедший дом. Их просто не за что забирать в сумасшедший дом, потому что они всегда следят за собой и отвечают за свои поступки. А сумасшедший не способен всегда следить за собой, и когда он прекращает следить, то его бесконтрольные поступки становятся опасны для общества или для него самого.
Я преувеличиваю. Я согласна, я преувеличиваю, да. Но не так уж сильно.
Разве что, наш социум несколько повеселее на самом деле - тут будут показывать пальцем и умиляться, заметив психа, и пока он окончательно не достанет конкретных людей, никто не станет сажать его на цепь. Разве что поводят немного на веревочке на радость публики. Благо публика сейчас благосклонна ко всякому фрику, потому что фрики смешные и так не похожи на нас, людей! Так что есть ещё опасность, что зацелуют и затискают, как отряд биологов – шестиногую крысу. Что примерно и произошло со знаменитым фриком atheist4’ом, который принципиально носит только юбки, и обязательно без трусов. Это он делает, чтобы не будить понапрасну похоть, поскольку придерживается убеждения, что секс может быть оправдан только зачатием ребенка, и ищет девушку одних с ним взглядов на жизнь. Он написал ряд философских эссе, выказав себя сторонником радикального материализма ( которые оценили только специалисты) и опубликовал массу собственных фотографий - (ню и в повседневной одежде – платье в горошек, кофточке и сарафане). Описывая свою жизнь, он неоднократно вспоминал случаи унижения его человеческого достоинства и даже мордобоя со стороны гопников, но ни один из них не заставил его сменить убеждения относительно повседневного ношения юбки. В маленьком городке, знаменитостью которого он служит, атеист не находит должного применения своих сил, вот почему он активно принялся осваивать интернет и озвучивать на разных площадках свою философскую и гражданскую позицию. Неудивительно, что его сетевая деятельность получала пачки восторженных откликов от почитателей силы и красоты духа - что было, вообщем-то вполне банально. Только одна преподавательница с Филфака МГУ поступила в этой ситуации неадекватно – она взялась распутывать с атеистом ошибки формальной логики в его эссе. Завязался конструктивный диалог. Говорят, она даже была в этом городке и видалась с философом лично. О чем говорит публике ее странное поведение? Разумеется, козе понятно о чем. Эта старательная сотрудница Филфака МГУ, местный философский энтузиаст и ценный сотрудник кафедры – ненормальная. Ну, не настолько больная, как ее подопечный, но конкретно неадекватна.
Серьезно разговаривать с таким фриком, как атеист, не станет ни один нормальный человек. Почему не станет – это очевидно. Атеист вызывает у него неудержимый смех. Относиться к такой нелепой патологии серьезно – это само по себе патология.
Между прочим, я это не к тому что тексты на самом деле оказались гениальные, меня бы они тоже насмешили если бы из некоторой солидарности мне не стало грустно. И преподавательница филфака действительно поступила необычно, хотя мотив ее мне показался совершенно понятным и скорее прагматичным, чем безумным:
Во-первых, как христианка она обязательно должна любить убогих, и совершенно без шуток подарить нищему священное знание формальной логики. И если он даже не воспримет формальное знание, (но это ещё не факт) то непременно ощутит достоинство научной дискуссии на равных, и собственное достоинство, как результат. Милосердная философ достаточно хорошо понимает фриков, чтобы не сомневаться в том, как отчаянно он нуждается в этом достоинстве, которое она вложила в свой разбор эссе. Это, думаю я, прекрасная сторона дела, которую созерцает милосердная христианка. В другой стороне тоже нет ничего ужасного, но почему-то мне кажется что на этой части добрая самаритянка не слишком фокусировалась. Вы понимаете, ее тоже часто воспринимают как фрика – конечно совсем не такого смешного как атеист, скорее как дамочку ученую, но со странностями, но всё равно она ощущает на себе проклятие фриков – вечная белая ворона, которую не принимают в курятник. А ещё чувство гордости и стыда за те свои поступки, которые почему-то так радостно будоражат социум. Ощущение собственной исключительности, и непохожести, которыми остается только гордиться, раз уж не судьба быть своей волчицей в стае, такой же как другие. Все фрики втайне мечтают об этом - стать такими как все, и выглядеть в глазах социума совершенно нормальными и полностью адекватными, чтобы самим определять норму и отклонения, в качестве эталона.
Уже понятно к чему я веду? Может быть, на фоне менеджеров среднего звена философ-христианка из МГУ и выглядит немного странно, зато на фоне бескомпромиссного любителя юбок и духовной чистоты её адекватность становится несомненной, и она невольно занимает позицию нормы по отношению к отклонению, с которым имеет дело. Дело не в том, что вместе они смотрятся как вообщем то нормальная тетка и псих – ей скорее всего не так важно, как они смотрятся со стороны, ей важно само взаимодействие с этим конченным психом, для которого она выступает представителем нормы. Она излагает ему критерии адекватности (в данном случае логического высказывания, но это не так важно), которые для нее так же несомненны, как для него темны и таинственны. Но мало того, что она становится самой нормой, она становится чем-то ещё большим – она становится милосердной нормой. Все уроды под этим прессом просят когда-нибудь милосердия – чтобы им простили и забыли их уродство, и взяли к себе, в семью. Их мольбы неисполнимы: уродство - это непростительно, и все нормальные существа сразу же замечают отклонения и после уже никогда о них не забывают.
Норма никогда не будет доброй - тогда ее толерантность ее же и убъет.
Только одинокая, странноватая философ- христианка оказалась способна настолько нежно поддерживать судороги безумного дискурса, что атеист сумел развить выбранную мысль и не развалить всю конструкцию в пыль. Её критика логических несоответствий в этом эссе была такой кристально ясной, что осветила сумрак сложного разума атеиста, и он переписал свои посылки таким образом, что в них больше не было логических противоречий. Норма, которую представляла на этой сцене доброжелательная преподавательница из МГУ, была настолько внимательна к отклонению, что учила сумасшедшего философа правилам, по которым он мог бы корректно опровергнуть ее превосходство. Речь шла о норме философии. Невежество атеиста нисколько не помешало его учительнице действовать в предположении, что тот пытается описать некоторую малоисследованную, но любопытную и совершенно адекватную позицию. Остается только уточнить эту позицию, и их спор становится совершенно нормальной философской дискуссией. Тут не только она сама представляет норму (философской дискуссии), но и ненормальный атеист становится совершенно нормальным оппонентом, совершенно так же, как ее студенты на семинарах!
Триумф доброй воли, конечно, не был долгим – всё естественным образом свалилось в свои потенциальные ямы. Атеист опять начал заговариваться и путать понятия, дискуссия свернулась, а больше у учительницы не было настолько ненормальных учеников, чтобы она решилась учить их адекватности на своем примере.
С тех пор никто никогда не говорил с атеистом серьезно. Он этого, впрочем, не заметил.
Некоторым странностям его учительницы, которые сразу насторожили бы любого читателя про падонкафф, нашлось довольно ценителей и почитателей, которые охотно развивают интересные идеи философа, не всегда, кстати, философские - она же пишет и о человеческих чувствах, и так живо, что многие откликаются, тоже пишут о чувствах и вообще стараются быть такими же хорошими, как и она. Почему-то у многих людей (определенного типа) сложилось такое мнение, что этот женский философ – очень хороший человек. Они так и пишут в ее журнал, как хорошему человеку. Должно быть приятно – написал хорошему человеку. Ей пишут так много, что иногда она не успевает отвечать. Она полагает, что каждый выдвинутый тезис заслуживает серьезного и тщательного рассмотрения, как будто никто никогда не говорит чепухи. Собеседники такое отношение очень ценят. Круг ее друзей достаточно велик, и там она совершенно нормальна, исключительно вменяема – и на редкость адекватна. Некоторые странности ее биографии для друзей свидетельствуют лишь о ее смелости, достаточной, чтобы пренебречь общественным порицанием. Например когда-то она вступила в маргинальный союз лесбиянок и гомосексуалистов в связи с некоторыми идейными соображениями. Членство в союзе она так и указывает в биографии, хотя прошло сто лет, и она давно разочаровалась в движении, найдя участников слишком неразборчивыми, а в конце концов вообще стала христианкой. Не каждый станет смеяться на этом месте.
А даже и те, кто станет, ненормальной ее не назовут – что же тут ненормального, если христианка. Это как раз совершенно нормально и даже очень актуально. Более-менее приличные люди ее ненормальной не назовут только из одного уважения к ее трудам и электронной философской библиотеке. Ее будут уважать ее за принадлежность к академической среде. И так далее. Вобщем, выясняется, что ненормальной ее могут назвать только тупые падонки, которые плохо умеют читать, и смеются от слова «эпистема». Эти благословенные светочи и мерила нормы один за другим изучают ее биографию и поражаются, что в этом лучшем из миров наряду с ними и их великолепными друзьями оказывается попадаются ещё и такие тяжелые формы извращений. Они обмениваются этой потрясающей новостью. Ты только посмотри на ЭТО! Я просто офигел! Дружно работают санитары социума, стражи стандартов, рыцари среднего уровня и ниже. Они предназначены не столько для отбраковки тяжелобольных, сколько для поддержания порядка среди скромных ученых и астрономов с легкими странностями, а также литературоведов и специалистов по неоплатоникам - которые, так часто бывает, олицетворяют собой племя уродов для честных менеджеров по продажам и служащих автосервисов. Задача этих санитаров социума – донести до потерявших понятия обо всем настоящем, (например - о настоящем мужике, но это не принципиально), донести до потерявших всякое понятие важную истину: они – уроды. Так в обществе восстанавливается примордиальный порядок. Вы можете сказать, что ведь и с точки зрения специалиста по Ямвлиху – гопники-уроды. Это, конечно, так. Но позвольте вас спросить, потрудился ли наш специалист сообщить об этом гопникам? Разумеется, нет. Он не сообщает истину. У него нет такого задания. Такое задание есть у гопников. Поэтому истину сообщают они, а не эти чмошные уроды, которых наши всегда чморили, чморят и будут чморить.
И это вот чмошное уродство - был бы ослепительно высокий статус для сумасшедшего, но он его не получит! Потому что против чмошников – одни только санитары леса, а против сумасшедших – все сознательные граждане, от детей до стариков. Причем если к легким отклонениям на границе нормы разрешено испытывать всего лишь ненависть и презрение, то для носителей фатальных отклонений в социуме действует правило «отрицания существования».
Отклонения настолько велики что их носители уже не рассматриваются как члены социума. Пусть даже и презираемые, но всё-таки люди. Когда наши уроды говорят что-нибудь, хотя и говноеды, но в их словах мы всё-таки уважительно предполагаем наличие смысла.
Мы страемся принять то сообщение, что они нам отправляют, даже если и пошлем потом и их и ихнее сообщение на хер. И даже если мы сразу пошлем их нахер, это будет адресное сообщение. Мы по краней мере достаточно их уважаем для того, чтобы что-то сказать именно им, потому что мы признаем, что они тоже существуют.
Это потрясающая картина уважения человека-человеком, как членов единого социума. Что касается сумасшедших – то это уже не члены социума, в отличие например от заключенных, которые остались таковыми, и считаются людьми, как и все остальные. Сумасшедшие не являются людьми, как все остальные, и не имеют прав человека - например, когда они говорят, мы не предполагаем в их словах наличие смысла, и, следовательно, не принимаем никакого сообщения от них. Также их не рассматривают как адресатов для сообщений, которые делают люди друг другу, потому что в сумасшедшем отсуствует принимающая инстанция, вроде личности в человеке, а также разрушены приемник и передатчик. Практически, вся управляющая начинка сумасшедшего настолько повреждена, что больше не в состоянии ничем управлять самостоятельно, или осуществлять обратную связь, чтобы ею управляли снаружи. Сломанная деталь помещается в соответствующее ей гнездо, смотрите как легко это делается:
Голубые ангелы
Не успела Екатерина войти в дом, как зазвенел телефон:
"Знаешь, кто ко мне приходил, только ты уехала?" - спросил он
"Голубые ангелы!"
"Голубые ангелы!" - воскликнула Екатерина
"И кого они искали, как ты думаешь? Угадай."
...
"Они искали тебя. Посмотрели даже под кроватью".
"И знаешь, кто их послал? Я их спросил: "Кто вас послал? Они сказали "Нас послал Господин" "Может, вас послал Мертвяков?" "Да, Господин Мертвяков"
Лиза поморщилась. Мертвяков не был никаким господином.
"Так что имей в виду. Они ищут тебя. Ты поняла?"
"Я поняла" - ответила Екатерина. "Спасибо".
"Я тебя предупредил" - сказал телефон.
"Да" - сказала Екатерина.
"И что ты будешь делать?"
"Для начала", - сказала Екатерина - "Я пожалуй приму ванну".
Выйдя из ванны, Екатерина прилегла мокрыми волосами на подушку, и только собралась заснуть, как зазвенел дверной звонок.
"Здравствуйте!" - сказала Екатерина. Она удивилась, не неприятно.
"Здравствуй!" - сказал её муж.
"Что у тебя мокрая голова?"
"Я только что из ванны"
"Давно приехала?"
"Да с час уже где-то. Хотите кофе?"
"Пожалуй".
Екатерина аккуратно высыпала ложку за ложкой в турку и поглядывала боком на мужа. Выглядел он молодцом. Она поухаживала за ним немножко, и села на диван.
"Что у тебя с работой?" - спросил он.
"Поработаю пока дома" - отвечала Екатерина. "Вот, дали с собой книжки".
"Понятно" - отвечал муж. Екатерина успела сделать ему пару комплиментов, когда снова зазвонил звонок.
"Я открою" - сказал он. Екатерина потихоньку возилась на кухне, слушала голоса.
"Где она?" - спрашивал густой бас. На кухню вошли два голубых ангела.
"Здравствуйте!" - сказала вежливо Екатерина.
"Здравствуйте!" - страшно деловито отвечали ангелы. Дальше повисла какая-то неловкость.
"Хотите кофе?" - спросила Екатерина, чтобы разрядить обстановку.
"Нет, спасибо" - многозначительно отвечали ангелы. Они подняли крылья и как-то придвинулись:
"Вы пойдёте с нами!"
"Минуточку" - непринуждённо сказала она - "Дело в том, что тут вышла небольшая ошибка. Я сейчас всё объясню. Вас ведь послал Мертвяков?"
"Нет", - отвечали ангелы.
"Нас вызвал вот этот человек" - и указали перстом на предателя.
"Ах, этот человек!", - делая вид, что всё разрешилось, отвечала Екатерина. "Да ведь этот человек - мой бывший муж! Он параноик. Видите ли, он крайне подозрительно вообще относится к людям. Он их презирает. И постоянно подозревает, что против него что-то замышляют. Он очень раздражительный. Мы поссорились, и вот, ничего удивительного, он заподозрил меня..." - продолжала сочинять Екатерина - "Хотя, по сути, подозрителен он, а не я. Посмотрите сами!" И Екатерина указала на мужа. Он страшно покраснел и голова у него тряслась, а глаза дико горели. Ангелов отнесло от Лизы и стало притягивать к нему. "Спасена!" - подумала было Екатерина.
"Не слушайте её!" - наконец закричал он - "Она вас запутает! Делайте, зачем вас вызвали!" И добавил формулу вызова.
Ангелы повернулись обратно, вперили в неё горячие очи и угрожающе выросли в размерах.
"Проиграла" - поняла Екатерина.
"Позвольте, я хотя бы переоденусь. На мне только халат, как я так на улицу!"
"Одежда вам больше не понадобится" - ласково сказали ангелы и завернули её руки назад. Щёлкнули наручники. Предатель смотрел блестящими глазами из комнаты, когда они выходили. Её завели в лифт. Это был последний шанс. Когда они вышли из подъезда, она закричала "Помогите!" бабушкам на скамеечке, но те посмотрели мимо неё, словно её там не было. Екатерину затолкнули в машину, двери захлопнулись. Проехав несколько метров по песку детской площадки, голубые жигули бесшумно поднялись в воздух и стали набирать высоту.
***
3. Игра в доктора.
Эта игра, знаете ли, ужасно привлекательна для серьезных, основательно состоявшихся пациентов – таких как я, которых лечат и лечат и лечат опять - пока они наконец не перестанут этому сопротивляться, и поневоле не начнут выздоравливать. Это так же увлекательно как дочки-матери для жертв родительского насилия. Эти жертвы предполагают – раз могущественные существа, их родители, занимаются тем, что принуждают и распоряжаются - значит принуждать и распоряжаться должно быть очень приятно. Так усваивается внутрь и воспроизводится властный родительский паттерн. Вы можете вырасти и потерять всякую зависимость от ваших реальных родителей, вы можете, в конце концов, начать заботиться о них, почти так же как они заботились о вас – но внутренний родитель никогда не перестанет распоряжаться вами. Если же вам вздумается протестовать против заложенных в вас с самого начала основ, сформировавших вас таким, какой вы есть, правил и аксиом, то вы непременно убедитесь, что этот бунт никогда не остается безнаказанным. Не видать вам ни силы, ни покоя, пока не поумнеете настолько, чтобы понять, каким образом вы можете ладить с родителем. Избавиться от тюрьмы его диктата, оказывается, всё-таки возможно. Надо только построить ещё одну тюрьму внутри той, в которой вы заключены. Это универсальный рецепт.
Поэтому усерднее всего препарирует себя сам пациент.
Выйдя из дурдома, долгими зимними вечерами я сочиняла по паре слов или предложений, и складывала их, как кирпичи, в объяснительную записку. Я выучила ее наизусть задолго до того, как появилась возможность запустить ее в сеть. Это был плод мрачных размышлений, тяжелый, как свинец.
На домашней странице у меня была колонка «Сестра милосердия», с позитивным девизом :
«Болей и умирай!» и анимированной разворачивающейся красной розой. Вот что там сообщалось:
«Болезни, так же как и смерть, непременно придут к вам, не зависимо от того, хотите вы их или нет. Люди часто боятся и пытаются избегать болезней, не понимая, что болезни - это великое благо, духовный экспириенс, необходимая стадия очищения и возвышения перед долгожданной Смертью. На страницах альманаха :СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ: мы будем давать обзоры наиболее интересных и поучительных болезней человеческого организма, с которыми вам, несомненно, еще предстоит столкнуться. Если вы уже болеете чем-нибудь, присылайте свои описания, :СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ: с удовольствием их опубликует.».
У меня уже были опубликованы отличные простатит, кандидоз, мигрень, лирическое эссе о старости и кожные заболевания. Я работала над психическими расстройствами.
"Сестра Милосердия" была популярна в очень узком кругу. Она консультировала одного студента из Гейдельберга, который никак не мог заняться математикой. Но безо всякого прогресса - студент так и не смог этим заниматься, хотя очень хотел. Чего же он хотел на самом деле неизвестно, он не сознавался. Он был слишком текуч. Поэтому сестре ничего не оставалось, как решить за него самой, и она порекомендовала ему сойти с ума. "Ваш диагноз таков: вам не хватает боли. Но не отчаивайтесь, скоро вы ее получите вволю - столько, сколько нужно." Так и вышло. Студент сошел с ума: он бросил Гейдельберг чтобы поступить содатом в Российскую Армию. Это был очень храбрый человек. Он совершил много опасных вещей, потому что считал евреев трусами, а он как раз был еврей. Из армии его через полгода комиссовали по дурке, здраво рассудив вероятно, что пойти в солддаты мог только сумасшедший еврей. Он по-прежнему искал рекомендаций "Сестры милосердия". Эта мифическая сестра представлялась ему неким сверхъестественным существом. Иногда он получал таинственные письма, или читал сообщения на форумах, в которых содержались для него специальные указания. Например, зависая в Питере, он получил спам с предложением работы грузчиком в Москве и понял, что это «от нее». Тогда он поехал в Москву и стал грузчиком. В другой раз он получил предложение о сексе с собакой за 500 долларов. Почти наверняка это прислала она, проблема лишь в том, как расшифровать смысл сообщения. Он постоянно обнаруживал присутствие "Сестры Милосердия" где-нибудь поблизости.
Не так давно он рассказал, что разъяснение "Сестры Милосердия" о психических расстройствах оказало на него огромное влияние. Он считает, что эти разъяснения нужно знать каждому сумасшедшему, чтобы он смог понять, на каком он свете, и что ему делать. Действительно, эти чугунные методические указания разработаны сумасшедшим для сумасшедших - сумасшедшим посрамленным и испившем позора - для сумасшедших неузнанных, свободных, и вольных словно птицы - настоящих шпионов, алмазных космонавтов, которых никто никогда не раскроет. На всякий случай - вдруг вам пригодится – вот они:
ПСИХИЧЕСКИЕ РАССТРОЙСТВА
- А что это у вас в горле, цветок?
- Цветок.
- А над ним что за диск?
- Это огонь пламени.
- Аах огонь пламени. Понятно. Четвертый, четвертый, седьмой.
Приветствую. У нас тут в горле огонь пламени. Да, да, да. Жду.
Некоторое время назад, на одной из медицинских консультаций Сестра Милосердия рекомендовала пациенту симулировать острое психическое расстройство. Последовавшие за тем события заставили нас задуматься о том, насколько уместна была эта рекомендация и даже провести практические исследования данного вопроса. Основываясь на проведенных испытаниях, Сестра Милосердия вносит поправку в приведенную выше рекомендацию: практиковать следует не симуляцию психического расстройства, но его эмуляцию.
Что же такое психическое расстройство и зачем его эмулировать?
По определению современной психиатрии, психоз есть психическое нарушение, связанное с серьезной деформацией восприятия действительности. Мы не знаем, что подразумевается под действительностью в этом емком определении, да это и не важно. Главное, что здесь подразумевается наличие диагноста, т.е. эксперта, способного зафиксировать деформацию. Иначе говоря, о психическом расстройстве можно говорить в тот момент, когда в действительности носителя расстройства появляется некоторая внешняя инстанция, утверждающая деформированное восприятие носителя, сила, не принадлежащая к его действительности и им не учтенная.
Откуда же в действительности может оказаться эта внешняя инстанция, и как она приобретает силу?
Внешнюю действительность можно рассматривать как набор метафор или знаков, отсылающих нас к тому, что находится за ними. Структурирует ли сознание этот хаос в соответствии со своим актуальным состоянием или природа открывает наблюдателю ту свою часть, которую он может воспринять - совершенно не важно. Сознательно ли или бессознательно - человек совершает ритуал, соответствующий окружающим его знакам. Переживая трагическое несоответствие проявленного во-вне, реализованного - проявляющему и реализующему, сознание непрерывно стремится к установлению между ними тождества. Чем больше власти испытатель делегирует внешнему, чем большую сообщает ему силу, тем ближе такое приближение. Конечно это опасный процесс - мы рискуем потерять контроль над ситуацией и попасть под влияние тех сил, которые освободили. Установление непрерывного тождества - выстраивание многообразия вдоль силовых линий не имеет отношения к текущему времени, в которое погружен испытатель. Сознание, интерпретируя метафоры, прибегает к тысяче уловок, желая остановить, оставить в "сейчас" то, что ему не принадлежит. Движение в непрерывно деформирующемся пространстве интерпретаций похоже на хождение по болоту - остановиться на текущем нельзя, необходимо делать следующий шаг. Отворачиваясь, мы всегда оставляем за спиной чудовищные вещи.
Смешивая знак и то, на что он указывает, носитель расстройства с готовностью принимает метафоры за чистую монету, что дает ему несравненное ощущение ежесекундного соответствия. Субъект растворяется, отдается во власть играющих внешних сил. Такая практика может быть методом исследования этих сил - если ее целью является их исследование. Опасность заключается в том, что подпадая под их чары исследователь может забыть об исследовании - а сирены все будут петь. Если исследователь контролирует процесс, то, как бы далеко он ни зашел, не найдется такой внешней силы, которая зарегистрировала бы "деформацию" его мира. Если контроль утерян - такая сила непременно так или иначе появится. Здесь способ борьбы с нежелательным заключается в его правильном усвоении - такая внешняя инстанция должна быть утверждена в сознании исследователя и выполнять функции контролера и учетчика.
Эмуляция психического расстройства может быть рекомендована как полезное и познавательное упражнение, без особых противопоказаний.
Следовать этим простым и ясным рекомендациям оказалось не так-то просто. Я объяснила, что надо делать, чтобы опять не попасть в сумасшедший дом, но всё равно опять туда попала. Наш Гейдельбегский друг добился аналогичного результата.
Очевидно, что-то я не учла. Я думала год или два. Затем рекомендации по практике безумия были переписаны заново, как это принято говорить, кровью сердца. Скрытая несущая в конструкции дискурса, и его тайная болезнь, господствовала как фигура умолчания. Эта благородная химера именовалась истинной причиной заблуждения ума. Тот, кто ее узнает, навечно потеряет чувствительность к искушениям, и соблазнить его станет невозможно.
Итак, я объяснила, что надо делать, чтобы больше не соблазняться фальшивыми обещаниями безумия, но всё равно опять соблазнилась и опять попала в сумасшедший дом
Дело в том, что я каждый раз бросала пить нейролептики месяца через 2-3 после выхода из больницы. Объяснить, почему, человеку, который их не пробовал, практически невозможно. Могу сказать только, что на них было очень плохо. Человек, который пытался устроить меня на работу, когда я ещё пила таблетки, рассказывал знакомым примерно так: "Я привел ее в фирму. Все были очень рады, очень дружелюбны. Проблема была только в том, что она молчала. Я имею в виду, что за весь визит она не сказала ни слова. Если бы она хотя бы подняла палец кверху и сказала, например,: "Вот лампа!", ее бы взяли на работу. Но она молчала." Так получалась, что пока я пила таблетки, то не могла найти работу. Пока их не бросала. И так бы и продолжалось до сих пор, если бы, наконец, мой дорогой доктор не нашел таблетки, которые хоть как-то, но можно было терпеть. Какие-то два года тяжелой депрессии, и я выкарабкалась. Нейролептик называется рисполепт.
Ничего не бывает задаром: за эти годы я стала унылой теткой с любовным романом в метро, вы видели такое сто раз, и растолстела на 20 килограмм.
Елена Косилова в своем замечательном культурологическом анализе истории психиатрии, пишет о нашей физиологической, "таблеточной" психиатрии:
Несмотря на методологически очевидную беспомощность теоретической психофизиологии, физиологическая психиатрия занимает практически господствующее положение среди других ветвей психиатрии. В некоторых странах (США) с ней конкурирует психоанализ, в других, таких как Россия, она долгое время не имела никакой альтернативы. Причины ее торжества, очевидно, в том, что частные открытия этой науки сокрушительно эффективны. Лекарства для терапии тяжелых психических расстройств встретились почти случайно, но они позволили снять тяжесть почти любых тяжелых состояний. (Нужно обратить внимание в этой связи, что, хотя лекарства в случае разных диагнозов имеют на первый взгляд разные названия, по происхождению почти все они - нейролептики, т.е сильнодействующие успокоительные, снимающие все симптомы простым уменьшением активности мозга).
Простым уменьшением активности мозга.
Закрывая тему управления безумием, достоверно можно сказать только одно: как показала практика, все известные мне здоровые сумасшедшие (все два), которые следовали методикам контролируемого безумия, снова сошли с ума. Это интересный факт, но он совершенно ничего не значит. Практикуя эти упражнения, сумасшедшие заведомо не соблюдали необходимую дисциплину - потому что они вообще никогда не соблюдают дисциплину.
Кстати, это довольно распространенный способ лечить сумасшедших, который приходит в голову людям с воображением: надо просто, чтобы они дисциплинировались. Дисциплинированный сумасшедший - это отличная идея, вам не кажется? Странность этого конструкта станет понятнее, если мы поточнее определим, что такое дисциплинированность: должно быть это наличие в психике ответственного контролера/руководителя - защитника, способного успокоить и научить выполнять правила любого смертника-камикадзе из клубка змей, составляющих его «я». В сущности, он должен поддерживать психическое равновесие. Которого как раз с самого начала нет у сумасшедшего.
Когда психотику является его контролер-защитник, очень вероятно, что это что-то вроде палача-садиста в кожаной фуражке и с шипованным хлыстиком. Он умело приводит эго в состояние скулящего и визжащего куска мяса. Всё в крови, но жертва созналась, кто она на самом деле - самое гнусное, омерзительное и презренное чмо на свете. И может быть это как раз тот самый, непереносимый случай. Благородное горделиво-небесное существо, которым иногда вы себя щущали, отвернулось от вас. Вы - самозванец. Ваш идеал презирает вас. И вы верите ему всем своим существом. Тут кому-то становится понятно, что сейчас происходит то, чего не должно быть никогда - ни сейчас, ни потом, и даже в прошлом этого не должно быть. Привычные защиты - вытеснение и проекция - уже не работают. Внутренний конфликт затмевает любые внешние опасности, так что для защиты от терзаний оказывается целесообразным отменить реальность. Психотическая защита жертвует внешним - обратной связью, инстинктом самосохранения, чтобы погасить внутренний конфликт. Если может помочь только волшебство - то начинается волшебство! Например, чудесным образом всё устраивается, внутренний конфликт снимается, когда исчезает целостность, и внутренние персонажи обретают автономность, становятся самостоятельными существами, среди которых теряется в метаморфозах исчезающий след вашего "я". Цель достигнута - вас нет - и нет конфликта.
Вот как кажется, что происходило, когда пациенты «Сестры Милосердия» укрепляли внутреннюю дисциплину, пытаясь достичь контролируемого сумасшествия: они пытались усилить супер-эго, которое было и так уже чересчур сильное, и в обоих известных случаях одинаково садистическое. В результате давление усиливалось настолько, что в целях самозащиты сознание переставало тестировать реальность.
В результате, я поняла, что советовать сумасшедшему, как это делают поклонники сильной воли и преодоления, поменять только что-нибудь одно в его конструкции - совершенно бесполезно. Не может быть так, чтобы какие-то части были кривыми, а другие - прямыми и ровными. Кривая вся конструкция целиком.
И уж тем более, не следует психотику советовать повысить дисциплину с помощью усиления суровости и требовательности к себе. У него эта суровость и так усилена настолько, что имеет патологический характер, и не исполняет своей функции. А по большому счету, не стоит надеятся выдернуть одну спичку из-под завала - надо разбирать всю груду.
С другой стороны, Дональд Калшед, «Внутренний мир травмы» юнгианец, пишет об "архетипическом расщеплении психики", когда на очень раннем этапе для того, чтобы разбить невыносимое переживание на части, появлется некое "дьявольское имаго", "демон". Он приводит пример пациентки с таким "тоскующим демоном самоублажения" Калшед отмечает, что Винникотт назвал "фантазированием", которое становится заменой символической активности творческого воображения в некоем "переходном пространстве", особой области, где ребенок учится игре и использованию символов (неразличение мета-коммуникаций по Бейтсону) Фантазирование по Винникотту - это диссоциативное состояние, меланхолическое самоублажение - защитное использование способности к воображению на службе у тревожного избегания.
Учитывая это, говорит Калшед, терапевт в таком случае должен быть очень осторожен в различении самоублажения, исходящего от демона и подлинного воображения. "Это самоублажение, на самом деле, равносильно гипнотическому трансу - бессознательное соскальзывание в состояние недифференцированности, бегство от осознания своих чувств. В данном случае работа сепарации, необходимая для достижения "целостности", подменяется уходом в "одиночество". Это не защитная регрессия, обслуживающая эго, это "злокачественная регрессия"(Майкл Балинт), которая удерживает часть "я" пациента в аутогипнотическом сумеречном состоянии. Леонард Шенгольд называет самогипноз защитой от невосимой тревоги. Он пишет, что эти пациенты становятся виртуозами в гипнотизировании самих себя. Джеймс Мастерсон по словам Калшеда, отмечает что слабое эго в таком случае сохраняется, поскольку все импульсы, связанные с индивидуацией, направляются внутренним поощряющим объектом (демоном) на самоублажающее регрессивное удовлетворение.
Это интересный момент, я вижу тут некоторые параллели. Во -первых меня всегда интересовал феномен ауто-транса, в который я постоянно входила (и могу входить до сих пор, в неблагоприятных состояниях), перечитывая по сто раз одни и те же тексты значимых для меня людей. Я могла повторять их слова наизусть, раз за разом, долгое время, и постепенно у меня формировалось устойчивое ощущение правильности, слова подкрепляли его - так я могла проводить часы, всё свое свободное время. Этот самогипноз напоминает то, что описывает Калшед. Во-вторых, насчет самоублажения - это буквально именно то самое слово, которое употребляла мама, описывая мое поведение. Действительно, если мне не ставить искуственных границ, я никогда ни в чем не знала удержу - если есть конфеты то всю коробку, кетчупа - бутылку, марихуану - курить через день, всё, сразу и побольше, и так далее. Именно это имели в виду мои знакомые под моей "слабой волей". Меня можно охарактеризовать как жадную или алчную. Один начальник даже так и называл меня на работе "Алчная Полина". Мама называла меня эгоцентричной. Возможно, эту ипостась психики, которая кстати и тянула меня вперед, всё дальше и выше, к самому психозу, можно назвать такого рода демоном, как описывает Калшед, из разряда потакающих разносу демонов.
4. Эффект топора
