REVISED EDITIN IN NE VLUME
1955
THE MACMILLAN CMPANY NEW YHK
ЛИТЕРАТУРНАЯ
ИСТОРИЯ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ
том II
Русский текст печатается с переработанного издания в одном томе на английском языке
Под редакцией Р, Спиллера, У. Торпа, Т. Н. Джонсона, Г. С. Кэнби
МОСКВА, «ПРОГРЕСС» 1978
Автор предисловия Я. Н. ЗАСУРСКИЙ Перевод с английского Н. Анастасьева (48—51, 54), А. Ващенко (41—43) А. Зверева и А. КругловоЙ (55), Г. Злобина (30, 31, 40, 47, 56), А. Николюкина (35, 37, 39, 46, 52), В. Олейника (38, 53), В. Харитонова (32—34), Т. Шишкиной (44), А., Шишкина (45)
Переводы стихов, за исключением особо указанных случаев,
В. Топорова Редактор М. Тугушева
II том данного издания рассматривает развитие литературного процесса в США накануне, во время и после Гражданской войны Севера и Юга. Большинство авторов исследует совершающийся процесс в связи с социальной жизнью страны, о чем свидетельствуют главы «Жизнь и характеры», «Литература и конфликт», «Литературная культура на фронтире». В книге рассказывается о творчестве ведущих писателей второй половины XIX века: в частности, П. Бичер Стоу, У. Д. Хоуэллса, Эмили Дйкинсон, Марка Твена.
© Предисловие, комментарий и перевод на русский язык с изменениями.
«Прогресс» 1977
Редакция литературоведения и искусстиоэишшя
70202-344 Л 006(01)-78 Ш"78
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие. Я. Н. Засурский................. 5
V. КРИЗИС
30. Диксон Уэктер. Дом распавшийся и воссозданный........ 23
31. Уильям Чарват. Под эгидой народа.............. 37
32. Эрик Ф. Голдмен. Историки................ 52
33. Хэролд Ф. Хардинг, Эверетт Л. Хант и Уиллард Торп. Ораторы... 68
34. Джордж Ф. Уичер. Литература и конфликт.......... 92
35. Оделл Шепард. Новоанглийский триумвират: Лонгфелло, Холмс, Лоуэлл......................... 117
36. Генри Нэш Смит. Традиции Старого Юга: взгляд меньшинства.,. 139
37. Хэролд Блодгетт. Вести из Нового Света........... 150
VI. ЭКСПАНСИЯ
38. Генри Нэш Смит. Горизонты раздвигаются...........173
39. Диксон Уэктер. Литературная культура на фронтире.......188
\ 40. Генри Лыоис Менкен. Американский язык...........201
41. Генри А, Почманн (при участии Джозефа Росси и других). Смешение языков.......................216
42. Стит Томпсон. Индейское наследие..............235
43. Артур Палмер Хадсон. Фольклор.............,. 244
44. Хэролд У. Томпсон (при участии Генри Сейдела Кэнби). Юмор... 271
45. Генри Нэш Смит. Хроникеры Запада и литературные пионеры... 307
- 46. Джордж Р. Стюарт. Запад с точки зрения Востока.......321
.47. Карл Сэндберг. Авраам Линкольн: почва и посев........329
VII. ПРОВИНЦИИ
- 48. Генри Нэш Смит. Второе открытие Америки..........341
49. Диксон Уэктер. Образование для простого человека.......351
50. Уиллард Торп. Защитники идеального.............364
51. Уиллард Торп. Возвращение пилигримов............384
52. Карлос Бейкер. Жизнь и характеры..............403
53. Уоллес Стегнер. Документальная и художественная литература Запада 424
54. Гордон С. Хейт. Определение реализма: Уильям Дин Хоуэллс.... 443
55. Стэнли Т. Уильяме. Эксперимент в поэзии: Сидни Лэнир и Эмили Дикинсон........................468
56. Диксон Уэктер. Марк Твен.................487
Комментарий А. Ващенко, А. Николюкина, В. Олейника, А. Шишкина.,. 514
ПРЕДИСЛОВИЕ
Второй том «Литературной истории Соединенных Штатов» на русском языке охватывает период от начцла Гражданской войны в США и до конца 90-х годов XIX века. Три раздела, составляющие настоящий том: «Кризис», «Экспансия» и «Провинции», состоят из 26 глав и рассматривают в первую очередь перемены, которые происходят в американской литературе под воздействием Гражданской войны и тех глубоких социальных, экономических и политических процессов, которые были ускорены разгромом южного рабовладения.
Основное место здесь занимают главы, характеризующие литературную атмосферу эпохи. В этом отношении настоящий том ярче демонстрирует достоинства «Литературной истории Соединенных Штатов», ее сильные стороны. В то же время здесь относительно мало глав, посвященных собственно художественному творчеству,— на три раздела приходится лишь одна монографическая глава о писателе — Марке Твене. С этой точки зрения настоящий том выявляет слабое место всего труда — недостаточное внимание к художественным завоеваниям американской литературы. Вместе с тем. главы, где анализируются литературный процесс и атмосфера развития художественной литературы в США в целом, написаны очень интересно, что делает данный том особенно полезным для советских читателей.
Пятый раздел настоящего исследования, открывающий этот том,— «Кризис» — посвящен Гражданской войне и в основном состоит из глав, рассматривающих различные моменты политической, литературной, культурной и экономической жизни Америки. Взятые вместе, восемь глав этого раздела дают очень широкое и разностороннее представление о переломном периоде в истории Соединенных Штатов и американской литературы,
В разделе последовательно анализируются политическая жизнь Америки накануне Гражданской войны и события, которые привели к началу военных действий. От анализа меняющейся политической обстановки в Соединенных Штатах — на Юге и на Севере, а также на Западе — авторы переходят к рассмотрению развивающейся культурной жизни США в эти годы
5
— речь идет о развитии образования, библиотек, о книгоиздательском деле, о торговле книгами и распространении литературы среди населения в различных регионах страны.
Атмосферу политической и культурной жизни помогает понять анализ творчества выдающихся историков американской нации Он проводится достаточно подробно и позволяет увидеть не только характерные особенности становления национальной исторической науки, но и важные стороны и направления формирующейся национальной культуры и концепции американской нации как таковой, ее истории и судеб Американского континента. Одновременно эта глава показывает процесс развития публицистики в США и тот уровень осмысления исторического процесса, который во многом определял взгляды американских литераторов, на общественную жизнь и исторический прогресс.
Специальная глава, посвященная американским ораторам и роли ораторского искусства в политической жизни страны, способствует более полному представлению о литературной культуре Америки XIX века.
Четыре первых главы раздела, взятые вместе, дают достаточно широкую панораму той общественно-политической и литературно-культурной обстановки, в которой происходило развитие американской литературы в эти переломные для Соединенных Штатов годы.
К сожалению, при кажущейся полноте и широте охвата ис-торико-экономического и культурно-политического материала в этих главах имеются и существенные пробелы, обусловленные узостью и предвзятостью политических позиций авторов —они практически игнорируют развитие рабочего движения и замалчивают деятельность первых марксистских организаций в США. Это придает известную односторонность данному разделу при всем широко разрекламированном авторами универсализме их подхода к изучению литературной истории США.
Следующие три главы рассматривают собственно литературный процесс, в котором после начала Гражданской войны наметились новые и очень важные для его развития тенденции.
Анализируя проблему отношения литературы к конфликту между плантаторским Югом и индустриальным Севером, авторы очень последовательно и обстоятельно характеризуют творчество писателей, выступивших против рабства и против рабовладельческой идеологии. К сожалению, здесь соединены фигуры разного калибра, и в результате наиболее выдающиеся произведения, созданные в годы Гражданской войны, не получают должного внимания, хоти и упоминаются в ряду других, менее значительных. Конечно, н при ном настоящая часть раздела «Кризис» чрезвычайно богат малоизвестным и вместе с тем очень важным для понимания литературного процесса материалом.
6
Следом за обзорной главой о литературе Гражданской войны идет анализ творчества трех известных писателей Америки XIX века — Лонгфелло, Холмса и Лоуэлла. Естественно, что при этом достаточно много внимания уделено их выступлениям третий рабства, но само по себе появление главы оо эша писателях в данном разделе мало оправданно, гораздо уместнее она была бы в более ранних разделах: самые крупные произведения этих писателей, на которых базировались их позднейшая известность и литературная слава, были созданы до Гражданской войны. В тот же раздел целесообразнее было бы включить и главу об Уитмене, который создал особенно значительные поэтические произведения в годы Гражданской войны. К сожалению, важный и весомый вклад великого американского поэта в литературу Гражданской войны оказался, по сути дела, не оцененным авторами настоящего, труда.
Дополняет анализ литературного творчества этого периода глава о литературе Старого Юга, в которой, однако, отрицательным образом сказывается объективизм по отношению к рабовладельческим концепциям, господствовавшим в южных штатах и не утратившим, к сожалению, влияния на Юге и сегодня.
Завершает пятый раздел глава о распространении американской литературы в Европе — авторы приводят очень интересные и поучительные данные об отношении европейцев к американской литературе. К сожалению, здесь не получает достаточно точной оценки позиция прогрессивной европейской общественности, которая не только выступала в поддержку литераторов — борцов против рабства, но и решительным образом осуждала дух стяжательства и меркантилизма, характерный для американского общества уже в ту эпоху.
Таким образом, в целом раздел «Кризис» дает широкую и разнообразную картину перелома в истории американской литературы, расширяя наше представление об огромном воздействии победоносной борьбы против рабства на рост общественного самосознания американцев и на развитие передовых тенденций в американской литературе.
Следующий, шестой, раздел «Литературной истории Соединенных Штатов» «Экспансия», отправляясь от тех новых импульсов, которые дала развитию американской литературы Грвжданскаи война, характеризует важные особенности литературного процесса в обновленном американском обществе. Глины, входящие в данный раздел, носят в основном нестандартный для настоящего исследования характер. Поскольку гражданская война во многом изменила направление и характер литературного процесса в США они выявляют многие моменты литературной истории, имеющие большое значение не только для литературного процесса второй половины XIX века, но и для всего развития америкнской литратуры
7
в последнее столетие. Эти главы помогают также понять многие отличительные особенности современного литературного процесса в США. Все это позволяет данный раздел отнести к наиболее удачным во всей «Литературной истории Соединенных Штатов».
Раздел открывается главой, характеризующей общие тенденции развития литературы в США в период Реконструкции и в последующие годы. В целом дается весьма обстоятельная и разнрсторбнняя характеристика литературного процесса, уотя и здесь сказывается нежелание автора принять во внимание воздействие на литературу поднимающегося рабочего движения.
Очень интересны главы, посвященные литературной культуре фронтира и американскому варианту английского языка середины XIX века, определившему важнейшие качественные особенности стилевой культуры американских писателей. Интересно прослежено здесь и взаимодействие английского языка с языками иммигрантов, приехавших из различных стран континентальной Европы.
Па:новому помогает понять становление американской литературы исследование роли индейцев в американской культуре.
Большую концептуальную нагрузку в «Литературной истории Соединенных Штатов» несут главы, посвященные американскому фольклору и юмору, так как именно с влиянием фольклора, которое в значительной степени осуществлялось в творчестве юмористов, связаны важнейшие особенности формирования национальной американской литературы.
Две главы, рассматривающие творчество документалистов и освещение жизни американского Запада писателями американского Востока, помогают представить; как расширялся кругозор американских писателей, как возрастали масштабы американской литературы.
Заключает раздел глава о Линкольне, дающая возможность понять становление демократических традиций в современной американской литературе США и роль в этом процессе прогрессивных идеалов борьбы против рабства.
Таким образом, раздел, о котором идет речь, является по материалу центральным.для «Литературной истории Соединенных Штатов» и чрезвычайно важным для понимания фундаментальных проблем развития американской литературы, ее наиболее плодотворных и значимых сторон.
Завершает том раздел «Провинции», который расширяет географию американской литературы второй половины XIX века. В основном он посвящен региональной литературе и становлению реализма в США. Раздел открывается главой, рассказывающей, как изменялись представления об Америке не только у американцев, но и американских писателей. Характеризуя эти перемены, являвшиеся следствием юридического уничтожения рабства, глава показывает и трансформацию героя
8
американской литературы, который приходит на страницы ро-мннов, поэм и рассказов из старательских лагерей, из поселении пионеров, осваивавших западные земли, с просторов пол-новодной Миссисипи.
Особое место в разделе уделяется формированию системы американского образования и американской культуры в послевоенные годы, что помогает понять условия, в которых создавали свои произведения американские писатели, представить ту аудиторию, на которую их произведения были рассчитаны.
Последующие главы рассматриваю! важнейшие аспекты литературного процесса в 60—90-е годы, в связи с чем обстоятельно исследуется, отрицательное влияние на американскую литературу школы изысканной традиции и таких ее представителей, как Томас Дейли Олдрич.
Специальное внимание авторы уделяют появлению множества книг о поездках американцев в Европу. Отношение американцев и американских писателей прежде всего к Европе и европейской культуре, конечно, очень важно для понимания национальной американской литературы и культуры. К сожалению, и здесь некоторые моменты европейской истории, нашедшие в Америке "широкий и существенный для литературы отклик, не нашли отражения — авторы умалчивают о восторженном восприятии Парижской Коммуны Уитменом, об интересе и внимании американцев к деятельности европейских социалистов.
Охарактеризовав региональную американскую литературу, авторы седьмого раздела особо выделяют творчество писателей Среднего и Дальнего Запада, обозначая тем самым новые, расширяющиеся горизонты литературы США.
Принципиальное значение для концепции литературного процесса, принятой авторами «Литературной истории Соединенных Штатов», имеет глава об американском реализме в литературе США второй половины XIX века. Подчеркивая прогрессивность развития реалистических тенденций в американской литературе в противовес бесплодной изысканной традиции, авторы раздела не учитывают, однако, в полной мере значения не только умозрительных концепций Хоуэллса, но прежде всего полнокровного реалистического творчества таких писателей, как великий Марк Твен. Несколько выбивается из общего плана глава об эксперименте в поэзии. Помогая понять многие отличительные особенности развития поэтического мышления в США, но игнорируя" поэтическое новаторство Уитмена, она выглядит несколько искусственно сконструированной.
Заключает седьмой раздел и второй том издания «Литературной истории Соединенных Штатов» на русском языке глава о Марке Твене, что закономерно, ибо тем самым подчеркивается гигантская роль Твена в развитии современной американской литературы.
9
Таким образом, в целом разделы, составляющие второй том настоящего издания, относятся к числу наиболее интересных в «Литературной истории Соединенных Штатов» и существенным образом способствуют углублению нашего понимания корней и важнейших компонентов современной американской литературы.
Если говорить о концепции литературного процесса в США во время Гражданской, войны и после ее окончания, то авторы «Литературной истории Соединенных Штатов» ее четко не формулируют. Суть их позиции состоит в том, что Гражданская война внесла глубокие изменения в американское общество, в развитие культуры, в распространение образования, изменила соотношение сил в американском обществе в пользу противников рабовладения и демократических традиций, расширила кругозор американских писателей и привела к кризису романтических тенденций в литературе, что наиболее полно проявилось в творчестве представителей изысканной традиции. Отвергнув романтические каноны, они, как известно, выдвинули неоклассицистическую умозрительную концепцию литературного творчества, противопоставленного «прозе» жизни и оторванного от реальной жизни общества. Возникновение новых проблем в Америке после Гражданской войны, связанных с грубым вторжением в повседневную жизнь американцев духа бессердечного чистогана, представленного нарождающимися концернами и монополиями, способствовало росту критических настроений и формированию концепции реалистического творчества. Его развитие было в немалой мере стимулировано и произведениями европейских реалистов — Флобера, Золя, Ибсена и блестящих представителей русского реализма — Тургенева, Толстого, Достоевского.
К сожалению, в этой концепции отсутствует более или менее углубленная трактовка развития реалистического метода в американской литературе — сказывается культурно-исторический подход авторов к творчеству американских писателей и прежде всего крупнейших представителей американской литературы. Так, творчество Уитмена рассматривается в контексте романтизма, а Марк Твен анализируется в основном в связи с литературными боями сугубо местного значения и в плане его эволюции как юмориста. В результате концепция становления реализма обеднена. В ней не учитывается опыт народного творчества и стихии устной ораторской традиции, важных для понимания специфики реалистического стиля этих крупнейших американских писателей, стоящих у истоков современной американской литературы. Вот почему интереснейшие материалы о развитии фольклора, юмора, американского варианта английского языка, которые собраны в этих разделах «Литературной истории Соединенных Штатов», органически не входят в общую структуру книги, остаются как бы чужеродным
10
телом при всей их важности и значимости для реального процесса развития американской литературы. Их присутствие в труде в известной степени формально — хотя, разумеется, отсутствие их было бы неоправданно.. Более того, эти главы украшают книгу, но их значение было бы еще весомее, если бы они подкреплялись определенной концепцией их места в общем литературном процессе, в создании и формировании крупней-, in их достижений американской литературы, в определении того перелома в ее развитии, который наступил после Гражданской ноймы и проложил магистральные пути развития литературы и конце XIX века и в XX веке.
Достоинством книги является обилие социально-исторического материала, но зачастую он мало систематизирован. В результате главы, посвященные истории страны и ее культуре, оставляют иногда впечатление известной легковесности. В исследуемых разделах сказывается та сторона концепции, о которой уже шла речь в связи с первым томом русского издания «Литературной истории», — стремление придать историческому процессу г» Соединенных Штатах характер некоей исключительности. Здесь i) угоду своим посылкам авторы игнорируют крупнейшие исторические события в жизни Соединенных Штатов, связанные с развитием социалистического и рабочего движения,— например, мощные забастовочные выступления американских рабочих в 1877 и 1886 годах, которые нашли отражение и в произведениях многих американских писателей и, конечно же, оказали воздействие на умонастроения многих вы-д1ншцнхсн художников.
Тргбуег специального рассмотрения и то, как ставятся и разрешаются проблемы американского историко-литературного процесса. В этом смысле показательна глава «Дом распавшийся и воссозданный», написанная Диксоном Уэктером, и открывающая данный том. Автор рассматривает предысторию Гражданской войны с 1850 года, события Гражданской войны и Последовавшей за ней Реконструкции, но при этом сразу же пытается отгородиться не вполне серьезной аргументацией от проблемы распространения марксизма в Соединенных Штатах. Вступая сам с собой в противоречие, он сначала противопоставляет марксизму роль благотворительного патернализма, но затем признает, что американские рабочие подвергались интенсивной эксплуатации. Хотя в целом глава содержит обширный и нужный для исследователя американской литературы и культуры материал, он не получает адекватной исторической интерпретации.
Уильям Чарват в главе «Под эгидой народа» продолжает рассмотрение общих проблем развития Америки этого периода. Здесь собраны очень интересные, разнообразные и во многом поучительные сведения о том, как развивалась культура американского народа в эти же годы. Автор рассказывает о роли
11
„слезных дорог в распространении культуры и обмена между различными районами Соединенных Штатов, о развитии школ, издательств и журналистики. Особенно следует выделить разделы, посвященные печати, — они помогают точнее представить картину литературной жизни и условий труда американских писателей, характер и пути распространения их книг среди разных слоев населения.
Оценивая «Нью-Йорк трибюн», Чарват считает ее, и вполне справедливо, самой значительной газетой США этого периода, но говоря об ее авторах и причинах популярности, он даже не упоминает.о Карле Марксе, хотя широко известно, что корреспонденции Маркса из Европы придавали этой газете огромную значимость и глубину. Здесь предвзятость классовых позиций автора проявляется особенно отчетливо.
Не получает в этой"главе научной оценки и публикация дешевых беллетристических изданий, рассчитанных на коммерческий успех. Автор практически обходит проблему развития бульварной беллетристики, которая была представлена Хорей-шо Элджером — родоначальником традиций массовой апологетической книги. В конечном счете, если судить по статье, дело сводилось к необходимости учитывать вкусы массовой аудитории и научиться говорить на ее языке. Здесь серьезная проблема коммерциализации литературного творчества, по существу, даже не названа, а подменена другой проблемой — проблемой отношения писателя к языку и доступности его творчества для широкого читателя. При всем богатстве культурно-исторического материала глава не учитывает важность проблемы, которая приобрела особенно серьезное значение в наши дни в США, где массовая культура — один из важнейших компонентов идеологической обработки населения.
Весьма специальный характер носит глава «Историки», написанная Эриком Голдменом. Подробное и обстоятельное изложение складывавшихся исторических концепций, конечно, чрезвычайно важно для понимания истории литературы и той философии истории, под влиянием которой формировались творческие принципы многих американских писателей. К сожалению, автор уходит r оценки идеалистической концепции истории Прескотта, Мотли и Паркмена, что объясняется прежде всего его сочувствием этой концепции.
Большой интерес для понимания многих аспектов американской литературной традиции имеет глава «Ораторы», написанная Хэролдом Гардингом, Эвереттом Хантом и Уиллардом Торпом. Она особенно полезна для советского читателя, потому что других работ по истории ораторского искусства в нашем.распоряжении на русском языке нет. Между тем устная народная традиция в США тесно связана с ораторским искусством, которое было чрезвычайно важной частью деятельности многих видных литераторов. Главу несколько обедняет ее оторванность
12
от общих процессов американской литературы и тот объективистский подход к южным политическим деятелям, о которых уже говорилось выше.
Рассматривая ораторское искусство, авторы очень много внимания уделяют проблемам риторики, однако, как правило, уклоняясь от анализа политической сути выступлений тех или иных деятелей. В результате не всегда проводится грань между ораторским искусством и искусной демагогией, которой особенно отличались оракулы рабовладельческого Юга. Между тем характерная для американской политической жизни приверженность многих ораторов политической демагогии оказала известное воздействие на литературу, вызвав в ряде случаев критическую реакцию со стороны крупнейших художников Америки.
Одна из центральных глав книги, «Литература и конфликт», написана Джорджем Уичером, который очень подробно рассматривает отношение американских писателей к конфликту Севера И Юга. Особенно интересно рассматривается в главе творчество Хилдрета и Дефореста, но Уитьеру и Бичер Стоу повезло значительно меньше. Автор весьма бесцеремонно обходится с антирабовладельческими стихами Уитьера, а что касается Бичер Стоу, то Уичер опирается в оценке ее творчества на весьма шаткие критерии, утверждая, например, что «Хижина дяди Тома» великое общественное, а не литературное явление. Он игнорирует сложную диалектику художественного творчества, которая сделала «Хижину дяди Тома» одним из крупнейших достижений американской литературы. И уж совсем неоправданна попытка автора анализировать личность писательницы с позиций фрейдизма. Недостойны серьезного труда и заключительные страницы главы, где автор подменяет рассказ о личности и творчестве писательницы анекдотическими историями.
Глава «Новоанглийский триумвират: Лонгфелло, Холмс, Лоуэлл», написанная Оделлом Шепардом, знакомит с творчеством интересных и своеобразных художников. Советского читателя особенно заинтересует раздел о Джеймсе Расселе Лоуэлле, творчество которого ему мало известно, хотя оно чрезвычайно важно для понимания развития американской литературы в XIX веке и особенно поэзии. К сожалению, автор без должного уважения пишет о творчестве широко известного в Нашей стране замечательного американского поэта Лонгфелло и не способен поэтому объяснить, почему при жизни Лонгфелло стал «самым популярным поэтом в Америке и в мире». Здесь сказывается общая недооценка значимости художественного вклада американских писателей и неточность в определении их места в истории литературы, что характерно для «Литературной истории Соединенных Штатов».
Безусловно, малоизвестный нашему читателю материал главы «Традиции Старого Юга: взгляд меньшинства», принадлежащей Генри Нэшу Смиту, заслуживает внимательного изучения.
13
Справедливо суждение автора о том, что Юг проиграл литературную битву до начала военных действий. Несомненно, представляют интерес и соображения автора о критике южными писателями стяжательского духа, свойственного американскому капитализму. Автор, однако, слишком расширительно трактует понятие южной литературы, включая в нее даже творчество Твена. Нельзя согласиться и с объективистским подходом автора к рабовладельческим симпатиям многих авторов-южан.
Завершающая раздел «Кризис» глава «Вести из Нового Света», написанная Хэролдом Блодгеттом, чрезвычайно богата информацией о распространении американской литературы в европейских странах и о связях литератур Европы и США.
Автор, к сожалению, недостаточно осведомлен о распространении американской литературы в России. Утверждая, например, что Мелвилла в Европе игнорировали, он не учитывает, что на русском языке Мелвилл был известен уже в середине XIX века, о нем писали в журналах русских революционных демократов, как, впрочем, и о многих других американских писателях. Этот пробел наш читатель может восполнить, обратившись к работам советских исследователей.
Более существенно то, что автор недостаточно точен в оценке причин интереса к американской литературе в Европе. Его утверждение, что «американская литература привлекла внимание Европы и Англии прежде всего как выражение демократических устремлений», не соответствует действительности. Для русских читателей от Пушкина до Чернышевского американская литература была еще и свидетельством дегуманизирующего воздействия на развитие культуры и всей духовной жизни кредо успеха, предпринимательства и личного обогащения.
Одна из наиболее интересных глав книги — «Горизонты раздвигаются» Генри Нэша Смита, рассказывающая о главных особенностях американской литературы в период Второй республики — так автор называет Соединенные Штаты Америки после Гражданской войны. Автор рассматривает различные аспекты социально-экономической и культурной жизни США во второй половине XIX века. Начиная свой обзор с констатации роста Соединенных Штатов Америки за счет захвата новых земель, он затем говорит о развитии экономики, роли иммиграции в культурной жизни страны, об изменениях в историческом мышлении американцев, раскрывает значение естественных наук для формирования мироощущения американских писателей. Особенно важно, что в этой главе предпринята достаточно удачная попытка соединить рассмотренные ранее в разделе «Кризис» аспекты историко-культурного развития Америки с.анализом общих направлений развития литературного. Автор умело вводит читателя в круг.новых проблем, с которыми столкнулась американская литература в середине XIX века,—
14
проблем, которым посвящены последующие главы этого разделе,-7 о литературе фронтира, американском языке, о фольклоре и юморе.
Так, в главе «Литературная культура на фронтире» Диксон Уэктер рассматривает особенности развития литературы в странах Среднего и Дальнего Запада. Несмотря на присущую главе некоторую поверхностность и иллюстративность, характеристика литературной жизни далеких от Новой Англии и Старого Юга районов США помогает уяснить чрезвычайно многозначительные аспекты литературной истерии Америки, связанные с динамикой формирования и развития американской нации и национального характера.
Глава «Американский язык» принадлежит перу выдающегося американского литератора Генри Льюиса Менкена, автора фундаментальных исследований на эту тему. Глава дает возможность представить специфику формирования американского варианта английского языка и важнейшие этапы его развития в творчестве писателей США.
Своеобразие позиции Менкена сказывается и в некотором преувеличении достоинств американского языка, который, по его мнению, более энергичен и мужествен, чем английский.
Тема развития литературного языка в США продолжена в главе «Смешение языков», написанной Генр# Почманном в соавторстве с Джозефом Росси и другими специалистами. Рассматривая воздействие на стихию американской речи языков, па которых говорили иммигранты, автор не всегда удерживается в пределах собственно лингвистических интересов и подчас дает весьма субъективные оценки по далеким от языковых проблем моментам. Особенно странным и необоснованным кажется апологетическое рассмотрение проблем американского сионизма, которое выходит по существу за рамки, объявленные в названии главы.
Заслуживает положительной оценки глава «Индейское наследие» »Стита Томпсона, которая углубляет наши представления о роли индейской культуры в формировании литературных традиций США. Говоря о роли ритуальных песнопений индейских племен, автор оценивает их весьма высоко, подчеркивая художественную ценность. В то же время довольно непоследовательно он пытается снизить это значение, подвергая сомнению их влияние на ритмику американской поэзии. Можно пожалеть, что в книге нет аналогичной главы о литературе негритянского народа, хотя о ее роли, в формировании национальной литературы США в книге говорится неоднократно.
К лучшим главам книги относятся «Фольклор» Артура Палмера Хадсона и «Юмор», написанный Хэролдом Томпсоном в сотрудничестве с Генри Сейделом Кэнби. Эти главы раскрывают важнейшие элементы литературной истории Америки, определяющие многие ее специфические национальные черты
15
и помогающие понять не только величие вклада Уолта Уитмена и Марка Твена в американскую литературу, но и причины, определившие их роль родоначальников современной американской поэзии и прозы.
В главе «Фольклор» интересно обращение к английскому устному творчеству и его судьбе в Америке, где произведения английского фольклора обрели новую жизнь.
Однако анализ «Истории плохого мальчика» Томаса Бейли Олдрича выглядит здесь чужеродным элементом. Не говоря о том, что этой повести дается неправомерно высокая оценка, она бея должного основания включается в главу о юморе, который не так уж характерен для повести, написанной в традициях благопристойности. Главы «Американский язык», «Фольклор», «Юмор» занимают центральное место по своей значимости во втором томе «Литературной истории Америки» и относятся к числу самых интересных и полезных для наших историков литературы разделов всего исследования.
Две главы рассматривают различные аспекты роли западных штатов в развитии американской литературы. Генри Нэш Смит в главе «Хроникеры Запада и литературные пионеры», продолжая в известном смысле главу 3, посвящает свое исследование хроникальной литературе, зафиксировавшей освоение западных земель не только американскими, но и европейскими исследователями и путешественниками. А в главе «Запад с точки зрения Востока» Джорджа Стюарта рассматривается тем-а Среднего и Дальнего Запада в творчестве американских писателей.
Материал этих глав собран с большой скрупулезностью, хотя и не исчерпывает тему. В частности, Г. Н. Смит обходит молчанием сообщения о русских исследованиях Западного побережья Америки, хотя русские путешественники пришли туда значительно раньше, чем американские пионеры.
Несколько неожиданно Джордж Стюарт обращается к творчеству Купера и Ирвинга, которым были посвящены специальные монографические главы в одном из предыдущих разделов «Литературной истории». Это неоправданное дублирование сопровождается еще и несколько иной интерпретацией творчества писателей.. «
Одна из ярких глав в настоящем томе написана выдающимся американским поэтом Карлом Сэндбергом и посвящена Линкольну. Мы с интересом узнаем о дружеском отношении, Линкольна к юмористам Артимесу Уорду, Петролеуму Везу-виусу Нэсби и Орфеусу С. Керру, которые были известны острой критикой южных рабовладельцев и их приспешников на Севере. Сэндберг в отличие от многих других авторов «Литературной истории Соединенных Штатов» чужд объективистского подхода к борьбе против рабства и поэтому особенно убедительно и доказательно выявляет те демократические иде влы, которые связаны с именем Лийкольна и которые сыграли Ведущую роль в творчестве передовых американских художников.
Состоянию умов в американском обществе, американской литературе после Гражданской войны посвящена глава Генри Нэша Смита «Второе открытие Америки». В этот период рабочее движение в США становится важнейшим фактором всей Политической, социальной и экономической жизни нации, оно Привлекает всеобщее внимание не только в Америке, но и\ мирового общественного мнения — не случайно праздник 1 Мая был установлен в честь выступлений американских рабочих б мае 1886 года. Автор игнорирует эти факты и попросту умалчивает и о забастовках, и о профсоюзах, и о социалистических организациях. Его внимание сосредоточено прежде всего на различного рода популистских и реформаторских движениях. Эти сведения, конечно, важны, но не могут заменить факт борьбы рабочего класса Америки.
ч Более серьезный характер носит трактовка Смитом перемен в отношении к рабству на Севере. В главе утверждается, что нация приняла южный взгляд на расовую проблему, то.есть победители приняли взгляды побежденных— здесь Смит прав В том смысле, что Гражданская война не покончила с расизмом, а его влияние даже возросло среди американской буржуазии И обывателей. Однако едва ли можно согласиться с тем, что вся американская нация была в этом повинна — передовые люди Америки и прежде всего представители рабочего.-движения решительно активизировали в этот период борьбу -против дискриминации негров. Здесь снова в полной мере выявляется, к насколько ложным результатам приводит исследователя игнорирование деятельности наиболее прогрессивных сил американского народа, попытка выдать взгляды американ»ской буржуазии за общенациональные.
Проблема различных форм образования специально рассматривается в главе, написанной Диксоном Уэктером и в известной степени связанной с принадлежащей его же перу главой «Дом распавшийся и воссозданный». Детализируя проблемы развития американской культуры в 70, 80 и 90-е годы IX века, автор возвращается к вопросам книгоиздательства и Книготорговли и даже посвящает абзац творчеству Хорейшо Элджера, сводя смысл его произведений к созданию литературы, пропагандирующей религию успеха. Таким образом, роль йммерции и ее связь со стремлением использовать литературу целях пропаганды буржуазных ценностей ускользает из поля зрения Диксона Уэктера.
В главе рассматриваются и важные для понимания мировоззрения американских писателей проблемы развития различав философских концепций в этот период, но они сведены актически к позитивизму Огюста Конта. Проявившийся в
17
16
этот период интерес к социализму, захвативший и ряд видных американских писателей, не попадает в поле зрения автора.
Глава «Защитники идеального» Уилларда Торпа очень обоснованно и убедительно показывает несостоятельность литературной школы изысканной традиции. Этот анализ был бы еще убедительнее, если бы полнее выявилось авторское понимание реализма, против которого ополчились Томас Бейли Олдрич и другие бостонские брамины.
Торп — автор и следующей главы «Возвращение пилигримов»; в которой рассматривается одна из важнейших проблем развития американской литературы в конце века — отношение американских писателей к Европе и европейской культуре. Осуждая чванство американских путешественников по Европе, Торп достаточно аргументированно показывает неоднозначность восприятия европейской культуры демократически настроенными американскими писателями, неприятие феодальных пережитков и обычаев, сохранившихся во многих европейских странах, с одной стороны, а с другой — восхищение достижениями европейской культуры, характерное, правда, далеко не для всех побывавших в Европе американцев. Как крайности различного отношения к Европе приводятся «Простаки за границей» Марка Твена и Генри Джеймс с его апологией монархической Англии. В этой главе нет даже упоминания о Парижской Коммуне, хотя она нашла живейший отклик у передовых представителей американской литературы.
Две последующие главы посвящены литературе местного колорита. В главе «Жизнь и характеры» Карлос Бейкер рассматривает прежде всего литературу Новой Англии и южных штатов; Уоллес Стегнер главу «Документальная и художественная литература Запада» посвящает литературе Среднего и Дальнего Запада. Разрабатывая южную тему, Карлос Бейкер излагает интереснейшие данные о первых негритянских писателях, хотя довольно бесстрастно анализирует творчество поклонников рабовладельческих нравов. В главе Уоллеса; Стегнера внимательно рассматривается тема простого человека в произведениях писателей Среднего Запада. Хотелось бы, однако, увидеть более глубокий анализ творчества Френсиса Брет Гарта, которое не может быть истолковано на уровне региональной или областнической литературы, так как оставило глубокий след в развитии американской прозы второй половины XIX века. Его вклад — это и собственные прекрасные произведения, и воздействие на становление многих других видных писателей, и прежде всего Марка Твена, несмотря на все их позднейшие расхождения.
В главе «Определение реализма: Уильям Дин Хоуэллс», подготовленной Гордоном Хейтом, основное внимание уделено становлению реализма в американской литературе 70 — 90-х годов. Интересно соображение автора о значении жизненного
18
опыта американских писателей для их творчества — он подчеркивает, что известные своей ученостью американские писатели Хоуэллс и ГенриДжеймс и никогда не кичившийся эрудицией Марк Твен, как, впрочем, и Дефорест и Эгглстон, не имели традиционного высшего образования, но - были людьми в высшей степени образованными благодаря обширному кругу чтения и путешествий.
Но с концепцией развития реализма в США, которую предлагает Хейт, согласиться нельзя. По его мнению, «реализм, каким он сложился в Америке 70 — 80-х годов, был в своих исконных чертах связан с литературой по ту сторону Атлантики». Конечно, справедливость требует подчеркнуть важную роль европейских писателей и особенно русских мастеров в процессе формирования реалистического метода в Соединенных Штатах, но основные его факторы были связаны х. развитием американского общества, с национальным литературным процессом вС Соединенных Штатах и прежде всего с ростом осознания художниками иллюзорности американских буржуазных ценностей, пресловутой американской мечты, понимания социальных противоречий американского общества. ч
Из. поля зрения Хейта выпадает и вклад в развитие реализма Марка Твена, который соединил реалистическое видение I мира с коренной трансформацией изобразительных средств на : основе традиций американского фольклора и юмора и наследия американских романтиков, который выработал реалистический литературный стиль, базирующийся на стихии американской народной речи. В известной степени Хейт наследует несколько отвлеченные и недостаточно жизненные представления о реализме У. Д. Хоуэллса, значение творчества которого завышено автором этой главы.
В написанной Стэнли Уильямсом главе «Эксперимент в поэзии: Сидни Лэнир и Эмили Дикинсон» содержатся обоснованные и довольно ценные соображения о разв-итии американского стиха в творчестве этих поэтов, хотя соединение Лэнира и Дикинсон не совсемоправданно, поскольку поэтическое наследие Эмили Дикинсон гораздо значительнее и по своей художественной ценности, и по своему воздействию на последующие традиции поэтического творчества в Америке. При всем том особенно неоправданно сопоставление Уитмена не только с Лэниром, но и с Дикинсон — воздействие Уитмена на американскую и на мировую поэзию несопоставимо с ролью любого другого аме- риканского поэта в развитии американской поэзии.
Заключающая том глава «Марк Твен» Диксона Уэктера обстоятельно рассматривает творческий путь Твена, но, к сожалению, обходит молчанием вклад Твена в развитие реалистической американской прозы. Автор малообоснованно сопоставляет.«Тома Сойера» с повестью Олдрича, о которой уже шла речь, тем самым несколько снижая значение замечательного романа
19
Твена. И совсем неоправданно он сводит значение Твена только к роли величайшего комического гения Америки. Здесь сказывается недооценка и реализма Твена, и недостатки общей концепции «Литературной истории Соединенных Штатов», где чрезвычайно скрупулезно разработанный социально-исторический фон и картина литературной жизни, иногда вытесняют собственно литературоведческий анализ творчества крупнейших писателей.
Таким образом, собрав богатейший материал о многих социально-экономических и историко-культурных факторах развития литературы в США, рассмотрев в историческом ракурсе многие ранее выпадавшие из поля зрения историков литературы аспекты литературной жизни, авторы «Литературной истории Соединенных Штатов» существенно расширили наши представления об обстановке, в которой творили крупнейшие. мастера американской литературы. В результате подобного подхода мало места оказалось уделено самим шедеврам американской литературы, но в этом и состоит замысел книги — как уже отмечалось в предисловии, к первому тому настоящего издания,— авторы видят свою задачу не в том, чтобы писать историю литературы Соединенных Штатов.
Видный литературовед из ГДР Роберт Вейман усматривает в...самом названии исследования «хорошо продуманную литературную программу, она стремится быть не более и не менее как литературной историей Соединенных Штатов, то есть историей литературы в ее взаимодействии с историей нации»К сожалению,,этот замысел тоже не полностью выполнен и из-за буржуазно-либеральной ограниченности авторских представлений об истории Соединенных Штатов, и из-за недостаточного Понимания значимости крупнейших американских художников слова. Именно поэтому Р. Вейман справедливо отмечает, что «Литературную историю Соединенных Штатов» нельзя рассматривать как цельный труд по истории литературы. Ее значение состоит лишь в стремлении (методологически весьма противоречиво реализованном) углубленно осознать литературу как, составную часть литературного процесса»2.
В целом же второй том «Литературной истории Соединенных Штатов», выходящей на русском языке, несомненно является ценным материалом для всех, кто интересуется историей американской литературы. Книга позволяет по-новому осмыслить переломную эпоху в истории американской литературы, связанную с Гражданской войной, с победой в ней демократических сил, и глубже понять истоки демократических и революционных традиций в американской литературе.
Я. Н. Засурский
1 Вейман Р. История литературы и мифология. М., «Прогресс», 1975, с. 176. >.
Там же, с. 179.
...борьба, стремление к
совершенству, успех
V
КРИЗИС
30. ДОМ РАСПАВШИЙСЯ И ВОССОЗДАННЫЙ
1
В 1850 году рядовой американец считал некоторые истины самоочевидными. Он почти машинально аплодировал, когда они изрекались с украшенных флагами трибун или слышались в гулких залах незаконченного пока еще федерального Капитолия. Он верил, что бог наделил человека определенными правами и достоинствами и дал ему для руководства моральный закон — то, что в 1854 году Эмерсон назвал «Конституцией Вселенной». Положенный в основу нашей Конституции, он превращает ее в документ почти такой же святости, как сама Библия, и дает нам, американцам, возможность иметь самую лучшую форму правления. По сути дела, все человечество следило за нашим экспериментом в области демократии, ожидая, пока он успешно завершится или провалится. Именно форма правления, а не наши запасы угля и железа и не необъятные поля пшеницы и хлопка сделала нас великой нацией. Свобода порождала самостоятельность и возможность развития. Свобода была больше, чем Равенство, ибо она включала его, давая каждому шанс подняться и стать вровень с любым другим.
Это был прекрасный символ веры, если скромность при этом ограждала американца от самодовольства, а искренность не подменялась пустой болтовней. Если же случалось, что поведение рядовых граждан противоречило этим правилам — когда они сталкивались, к примеру, с иммигрантами, прибывающими в эту землю обетованную, или с неграми, которые давно укоренились в стране свободных, — то это противоречие показывало, что человек, как и целая нация, может быть «распавшимся домом». В таких случаях, как бывало всегда, раздвоение личности означало напряженность, разочарование, несчастье.
Убежденность, что американской нации открыт свет высшей истины, позволяла некоторым гражданам свысока взирать на «старые, траченные молью системы Европы», как они виделись молодому Уитмену с его наблюдательного поста в Бруклине. Гордость иллинойсских демократов сенатор Стивен А. Дуглас говорил, что Европа в сравнении с Америкой просто «огромное кладбище». Наиболее громко, пожалуй, выражали эту самонадеянность коренники в колеснице материализма — громадный
23
коммерческий центр Нью-Йорк и новая столица прерий Чикаго. Умеренно богатая Филадельфия и тем более Бостон с его европеизированной культурой взирали на их чванливость с едва скрываемым презрением. Признавая национальный гений в предпринимательской и прикладной областях, здешние землевладельцы и ученые пальму первенства в искусствах и словесности отдавали тем не менее Старому Свету. Наслаждаясь беззаботным пребыванием в Европе в 1851—1852 годах, Джеймс Рассел Лоуэлл посчитал наши наклонности скорее римскими,, нежели- греческими. «Я не могу удержаться от мысли, что мы более других народов воплощаем древнеримскую силу и дух, — писал он своему другу Джону Холмсу. — Наша литература и искусство, так же как и у них, носят, в определенной мере экзотический характер, зато наша одаренность в политике, праве и особенно в колонизации, наше инстинктивное стремление к накопле* нию и торговле — все это черты римские». Примирившись, как с fait accompli1, с доктриной высшего предначертания, с Мексиканской войной и захватом Калифорнии, Лоуэлл не мог не воздать должное экспансионизму великой Республики, подобному тому, который когда-то связал Европу, Северную Африку и Малую Азию в Pax Romana 2. Некоторые американцы равно презирали культ вульгарного самодовольства и противоположную манию культурного низкопоклонства. Надменный брамин Френсис Паркмен раздраженно отзывался о коммерции, которая в 50-х годах создавала мощь Америки, сетовал, что не может найти «убежища от американского предпринимательства», и в то же время никак не желал пасть жертвой «преклонения перед Джоном Булем — этой самой опасной болезнью в бостонском свете и низах».
Лишь после начала Гражданской войны, когда французский император и двор королевы Виктории откровенно встали на защиту Юга, а Карл Маркс, Джон Брайт и текстильщики Манчестера и Лиона выступили в поддержку Союза, американцы стали яснее понимать, что существуют две Англии, две Европы — одна аристократическая, абсолютистская, другая пролетарская, либеральная. В 50-х годах разграничительные линии между ними уже наметились, но не были столь очевидны. Если состоятельные, праздные слои восточного побережья все больше проникались социальными условностями Лондона и изяществом "Парижа, приходили в восхищение перед стариной и блестящей жизнью пэров, американцы в массе своей были склонны симпатизировать Кубе, томившейся под испанской пятой, и восторженно приветствовали Лайоша Кошута, символизировавшего восстание против Габсбургов, когда он в качестве официального гостя посетил в 1851 году наши берега. Сосредоточенное в ста
24
рых штатах меньшинство могло,.пожалуй, разделять ностальгию бабки Лоуэлла, которая имела обыкновение Четвертого июля облачаться в траур и «громко оплакивала наше несчастное расхождение с Его Всемилостивейшим Величеством», однако большинство американцев аплодировало революциям, которые совершались во имя Конституции, революциям наподобие той, в которой сражались их предки.
Отношение же к экономической революции было гораздо более сдержанное. Зачем что-то свергать, разрушать, уравнивать, если каждый надеялся рано или поздно стать собственником? Поэтому и появившийся в 50-х годах с приездом некоторых немецких иммигрантов марксистский социализм не получил особой поддержки. Более того, наличие радикальных настроений в среде новых иммигрантов в сочетании с предрассудками по отношению к ирландским католикам подогревало чувство превосходства над пришлыми. Из подозрительности и страха возникла партия «ничего-не-знающих», которая набрала такую силу, что в 1854 году победила на выборах в Массачусетсе и чуть не получила большинство в Нью-Йорке. Два или три года эта партия угрожала традиционным гражданским свободам в Америке. «Если партия «ничего-не-знающих» придет к власти, — писал в августе 1855 года Линкольн своему другу, — то Декларацию независимости будут читать так: все люди созданы равными, кроме негров, иностранцев и католиков. Если дойдет до этого я предпочту эмигрировать куда-нибудь, где не притворяются, будто любят свободу». Линкольн дает понять, что «ничего-незнающие» пытались соединить собственные- расовые предрассудки с предрассудками рабовладельческого Юга. Эта попытка стоила им поддержки северных штатов, столь необходимой любой третьей партии для победы, и после этого движение распалось.
Тем временем умы дальновидных американцев были заняты тем, как добиться улучшения участи трудящихся, причем способами менее революционными, нежели те, что содержались в «Коммунистическом манифесте». Развитие фабричной системы в Новой Англии положило конец благотворительному патернализму, довольно распространенному в то время, когда в Фолл-Ривер только начинали подниматься хлопчатобумажные предприятия. На смену ему пришли толпы иммигрантов, ищущие работу, низкие из-за конкуренции^ заработки, потогонная система труда, быстрый рост доходов. Длительное замораживание низкого уровня жизни трудящихся классов подрывало староамериканскую доктрину широких возможностей. Линкольн выступал против теории «лежачего бревна», утверждающей будто «тот, кто стал наемным рабочим, обречен пожизненно пребывать в этом состоянии». Для того чтобы защитить свои права, американские трудящиеся начали объединяться, хотя результаты были незначительные вплоть до Гражданской войны, когда
25
нехватка мужчин позволила ставить более высокие требования при найме на работу. Сколько иронии заключено в том, что до самого начала войны наиболее резкими критиками северной потогонной системы выступали, как будет показано ниже, апологеты рабства.
Вообще же 50-е годы — это время расцвета разнообразных движений и программ, увлечения противоречивыми лозунгами, иногда устаревшими. Проект «брачной реформы», направленной на смягчение законов о разводе и определение прав сторон на собственность, и требование предоставить избирательные права женщинам, за которые ратовали Люси Стоун, Лукреция Мотт и Элизабет Кэди Стэнтон, снискали симпатии лишь у слабого пола. Характер возражений консерваторов-мужчин лучше всего можно проследить на типичном примере Паркмена. Преклоняясь перед средневековьем за его религиозность и почитание рыцарственности, он язвительно замечал, однако, что благодаря американской вульгарности вера в Америке возрождается лишь как столоверчение, а идея рыцарского отношения к даме — в форме «женского равноправия, отчего избави нас боже». И все же феминизм имел горячую поддержку таких людей, как Джеймс Рассел Лоуэлл, муж поэтессы и умеренного реформатора Марии Уайт, и Генри Уорд Бичер, церковнослужитель и брат Гарриет Бичер Стоу. Выдвигая в журнале «Атлантик» в 1859 году идею совместного обучения, литератор и аболиционист Томас Уэнтворт Хиггинсон писал: «Женщина может быть либо подчиненным существом, либо равной — третьего не дано». Возникло движение за ограничение потребления спиртных напитков. В 1851 году в штате Мэн был принят первый сухой закон, и к 1855 году законы всех северных штатов, за исключением Нью-Джерси, предусматривали ту или иную форму ограничения спиртного, хотя механизм контроля и вмешательство судов часто оказывались недостаточными, и в течение.следующего десятилетия эксперимент отошел на второй план. Пока же Уэнделл Филлипс и миссис Стоу призывали бойкотировать вино, подаваемое к столу в общественных местах. В 50-х годах участники «Армии холодной воды» занимались пропагандой воздержания по всей долине Миссисипи и даже совершали вылазки «в страну Дикси и виски». Как правило, южане относились высокомерно к подозрительным причудам янки и с немалым опасением — к самому мощному «изму».— аболиционизму.
2
В первые годы столетия на родине Джефферсона склонны были еще извиняться за существование рабства— этого неизбежного зла, которое непременно отомрет со временем. Но начиная примерно с 1830 года в связи с межпартийными схватками джексоновгской эры и раздражением, которое вызывали на Юге
26
аболиционисты вроде Уэнделла Филлипса и Уильяма Ллойда, Гаррисона, по мере того, как экономика южных штатов все более подпадала под власть Короля хлопка, а дань, собираемая им на мировых рынках, росла, на рабство все реже смотрели как I1 на временное явление. Оказалось, что это «самобытное установление» Юга представляет собой непреходящее благо и оно подкреплено авторитетом истории — вспомним величие Древней Греции — и освящено мудростью господней, так как бог сотворил черных Для того, чтобы служить белым господам. На Юге не уставали твердить, что Джефферсон превозносил сельское хозяйство, однако все чаще забывали его преданность идеям естественного права и общественного просвещения, его веру в чело-
веческий прогресс. В то время как в Западной Европе и Севериных штатах — то есть областях, где невыгодно строить экономику на труде рабов,,что" не упускали случая подчеркнуть южане, — росла озабоченность положением черных, дух Дикси, устремлялся в прошлое, находя безопасное прибежище в средневековой рыцарственности, расовых мифах и культурном изо-
.. ляционизме. Прославляя свое англосаксонское первородство над смешанной кровью и неассимилированными иммигрантами Севера, утверждая свое происхождение от кавалеров, а не пуритан, Юг все упорнее считал себя особой, неповторимой цивилизацией, а собственный образ жизни — истинно американским. А Другие, разумеется, придерживались противоположных взглядов на смысл истинного американизма и выдвигали весомые «доводы. Однако южане словно бы затыкали уши, они пресекали распространение южнее линии Мэсон — Диксон антирабовлаельческой литературы, как это случилось с книжкой Хинтона Р. Хелпера «Надвигающийся кризис» (1857), и в 50-х годах стали отзывать свою молодежь из Принстона, Гарварда, Йеля и д других учебных заведений, направляя ее в «ортодоксальные» колледжи дома». Юг старательно отгораживался от всяких споров, дискуссий, разногласий, опасаясь измены со стороны белых
и восстаний рабов. Верность нации у населения стала подменяться верностью штату, региону. Заколдованные собственной.логикой, многие южане в 50-х годах стали требовать возрождения работорговли и более того — распространения рабства на Тихий океан. Становилось ясно, что Юг с его аграрной системой хозяйства и неподвижным населением (из которого четыре, миллиона черных не имело избирательного права) отстает в развитии от Севера, который набирал силы благодаря промышленности, иммиграции и продвижению на запад. Если не считать войну, оставалось только два способа укрепить позиции Юга. Первый заключался в том, чтобы предоставить права меньшинствам, другой — в установлении рабства на новых землях с тем, чтобы иметь перевес в голосах на землях новых штатов.
Таким образом, давняя распря из-за тарифов уступила место разногласию по вопросу о рабстве, которое неумолимо грозило
27
расколоть Союз по тридцать девятой параллели и реке Огайо. Древнейшая экономика в мире (монокультурное сельское хозяйство на базе труда рабов) столкнулась с наиновейшей (промышленный капитализм, основанный на системе.наемного труда) в рамках одного демократического государства.
Компромисс 1850 года вызвал чувство всеобщего облегченния, похожее на то, что возникло после Мюнхена в 1938 году, и оно сохранялось достаточно долго, чтобы обеспечить избрание в Белый дом добродушных демократов — Франклина Пипся s 1852 году и Джеймса Бьюкенена в 1856 —эти «подлые президентства» привели в ярость разочаровавшегося в демократах Уолта Уитмена. Билль «Канзас — Небраска» 1854 года, которым конгресс предоставил населению этих территорий на Великих равнинах самому решать, быть ли этим новым штатам свободными или рабовладельческими («местный суверенитет»), выглядел как еще один шаг к умиротворению, хотя вскоре после его принятия благодаря бурному потоку переселенцев с Севера в Канзасе победили противники рабства. Само собой разумеется, решение по делу негра Дреда Скотта, распространявшее про победу, южан, захватившую даже августейший символ власти — Верховный суд. На следующий год Авраам Линкольн был выдвинут кандидатом в сенат от Иллинойса по списку новой республиканской партии — коалиции противников рабства, сбросивших тесные одежды вигизма и исполненных идеалистического рвения, которое, правда, умерялось участием нескольких ловких политиков. После серии дебатов со своим оппонентом Стивеном А. Дугласом, которые прошли в ряде городов Запада, Линкольн потерпел поражение при незначительном недоборе голосов. Хотя он не был избран, эти речи помогли Линкольну встать во главе новой партии.
Несмотря на компромиссы и политические победы южного блока, сила оппозиции неуклонно росла. В 1852 году был опубликован самый действенный во всей истории роман — «Хижина дяди Тома» миссис Бичер Стоу; в первый же год было распродано 300 000 экземпляров. К своему сожалению, Юг не нашел писателя, который мог бы служить его делу с такой же силой убежденности, которой обладал Север в лице миссис" Стоу — а ведь у Севера был еще Лоуэлл и его «Записки Биглоу», аболиционистская поэзия Уитьера и гневные высказывания Эмерсона и Торо в конце 1859 года, когда прямо с виселицы Джон Браун ступил в сонм святых ив боевые марши недалекого будущего.
Война и в самом деле была неизбежна. Теперь уже стало очевидно, что партия и лидер, которые окажутся способными объединить Запад и Север —чего были не в силах достигнуть деятели прибрежных штатов, — выиграют следующие выборы, и тогда, как предсказывали горячие головы среди южан, неизбе
28
жен раскол Союза штатов. Умеренный республиканец из Нью-Йорка Уильям Г. Сьюард обронил фразу о «неразрешимости конфликта». Она эхом отдалась по всей нации вместе с высказыванием другого умеренного, Авраама Линкольна, о распавшемся доме в его пророческом выступлении 1858 года, когда он сказал, что «наше правление не может долго оставаться полу-рабовладельческим и полу-свободным». Ни тогда, ни после назначения и избрания его президентом в I860 году (очевидно, без единого голоса со стороны Юга) Линкольн не предлагал насильственного освобождения черных в рабовладельческих штатах. Но на двух вещах новый президент и его партия стояли твердо. Рабство не должно распространяться дальше на Запад, ибо пионеры, по образному выражению Линкольна, заслуживали «чистую постель, без копошащихся там гадов». И Союз штатов должен быть сохранен. Из-за этого и разгорелась Гражданская война —после того как в качестве обещанной ответной меры на избрание Линкольна несколько штатов, начиная с Южной Каролины, зимой 186061 года отделились от Союза, а 12 апреля федеральные войска, посланные для спасения осажденного гарнизона форта Самтер, вызвали огонь береговых батарей Чарльстона.
3
Лидеры Севера и Юга, большинство писателей и ученых, масса рядовых граждан обеих сторон с особой силой чувствовали справедливость именно того дела, которое они защищали.
Южанин, отражая нападение из-за Потомака, сражался за свой дом и очаг, за право на свободу и самоуправление, за расовое превосходство и против,„как считалось на Юге, угрозы бунта, грабежей и убийств. Волнующие песни вроде «Мэриленд, мой Мэриленд», такие стихи, как «Юный Гиффен из Теннесси» доктора Френсиса Тикнора и «Ода на могиле солдата Конфедерации» Генри Тимрода, восхваляли дух самопожертвования, нередко подлинного героизма простых людей. Самый утонченный поэт на Юге Сидни Лэнир надел мундир и служил всю войну, а к концу ее был захвачен в плен и водворен в тюрьму. И все же в условиях этого смертельного кризиса духовная и художественная жизнь, казалось, совсем остановилась. «Сперва спасите свою страну, а потом становитесь проповедниками и учеными,—говорил полковник Джеймс Чеснат некоторым студентам-: богословам, добивавшимся освобождения от воинской повинности.— Когда отстоите страну, тогда будет предостаточно священников, студентов и ученых, чтобы облагораживать и украшать ее». Задолго до Аппоматокса многие лучшие библиотеки были растасканы и сожжены, большинство колледжей закрыто, те зародыши общественного образования, которые были на Юге, уничтожены. В пылу войны южные землевладельцы часто про
29
возглашали.идеалы не только аристократии, но и автократии. В Бостонской речи 1863 года Оливер Уэнделл Холмс «проехался» по недавней передовой из ричмондского «Игзэми-нер», где признавалось, что сражающаяся Конфедерация «сошла с ошибочного пути цивилизации века. Ибо лозунгу «Свобода, Равенство, Братство» мы намеренно противопоставили Рабство, Подчинение, Власть». По мере того как война затягивалась и множились поражения, появилось чувство разочарования и противоречия не только среди белых бедняков и обитателей горных деревень, но и r среде тех, кто пс имел рабов (перепись 1860 года показала, что из восьми миллионов белых на Юге только четыреста тысяч были рабовладельцами). Начали поговаривать, что «богатые затеяли войну, а сражаться бедным». К последнему акту трагедии—сражению при Аппоматоксе— Юг уже истекал кровью, был расколот географически и духовно, хотя сохранял гордость и величие даже в падении.
По сравнению с речами Линкольна о целях войны и идеалах Союза высказывания Джефферсона Дэвиса кажутся раздражительными и односторонними. Несомненно, человек из Иллинойса был выразителем самых определенных взглядов и здравых суждений Севера, рупором идеалистов по всему земному шару. Люди меньшего масштаба поначалу часто не соглашались с Линкольном, но в конце концов вставали на его точку зрения. Моральный дух Севера в период войны — это, можно сказать, история растущего влияния Линкольна по мере того, как он сам добирался до сути вещей и просто, ясно выражал свои взгляды. Он не обращал внимания на неприязнь и действовал с помощью демократического механизма, терпеливо дожидаясь, пока созреет общественное мнение, искусно выбирая подходящий момент.
На ряде примеров можно было бы показать, что литераторы не оставались в стороне и подкрепляли своим искусством аргументы Линкольна. С самого начала войны Север был гораздо богаче литературой убеждения. Пацифизм, которым Новая Англия продемонстрировала свое неприятие Мексиканской войны, быстро уступил место священной кампании шестьдесят первого, как о том свидетельствуют высказывания Торо, Лоуэлла и даже квакера Уитьера. Под влиянием споров, предвещавших войну, журналисты и ученые покинули уютные кабинеты и приветствовали начало военных действий как значительный поворот к возрождению. И ветераны, подобные Эмерсону, и новые люди вроде Генри Адамса одинаково радовались этому испытанию, силой. Типичной для умонастроения Новой Англии была вторая серия «Записок Биглоу» Лоуэлла, которые в эту тяжёлую годину простым, обыденным слогом выражали любовь к родине и гордость за нее. То же самое можно сказать о новоанглийском Обществе патриотических публикаций, которым руководили
30
Чарльз Элиот Нортон и другие литераторы и ученые, поставившие целью формировать общественное мнение в пользу Союза, распространяя плакаты и другие средства пропаганды, рассчитанные на провинциальные газеты и обитателей прилегающих к Югу штатов. Подобная организация в Нью-Йорке под тем же названием распространяла тонны брошюр, критикующих пацифизм. Ее духовным вождем был Френсис Л ибер, который в 1856 году покинул чуждый ему Юг, занял должность профессора в Колумбийском университете и отдал свое перо прославлению органического единства Соединенных Штатов и мудрости их конституционной формы правления.
И в самом деле, единство нации, его значение в глазах всего человечества было первейшей заботой Линкольна и людей, работавших под его руководством. Сохранение Союза было главным доводом в пользу войны. Еще до того, как заговорила первая пушка, Линкольн именно так толковал борьбу. Направляясь на акт инаугурации, Линкольн выступил в филадельфийском Индепенденс-холл и апеллировал к Декларации независимости, которая «содержала обещание в соответствующее время снять с плеч всех людей всякое бремя и дать каждому равную возможность». Мировая демократия делала жизненно важную ставку на спасение Союза. Если внутренние распри погубят страну, говорил Линкольн конгрессу и народу на протяжении всей войны, то учение о народном самоуправлении будет дискредитировано навсегда. На нас с тревогой устремлены глаза всех наций и всех людей — и крепостных, и королей. Последняя и самая лучшая надежда земного шара висела на ниточке.
Разумеется, даже после Геттисбергской речи Линкольна находились инакомыслящие, смотревшие на войну не с той высокой точки зрения, какой она требовала. Некоторые юнионисты, как, например, большой друг Лонгфелло Чарльз Самнер, сводили войну к злобному местничеству, такому же узколобому, как и у многих южан. Другие же восторженно прославляли войну как таковую. Сожалея, что слабые глаза и нервы вынуждают его остаться дома, Паркмен рассылал в газеты письма, напоминая американцам, что «Рим достиг величия столетиями войн». Кое-кто руководствовался единственно чувством мести и совсем потерял голову, как, скажем, теннессийский пастор Браунлоу или ожесточенный пенсильванский конгрессмен Тэд Стивене. Но более мудрые и умеренные граждане на Севере все чаще были, склонны согласиться с Линкольном, что эта война не только за Союз штатов, но и за мировую демократию и что ее оправдание в ее гуманизме и духе милосердия.
Вторая цель войны, о которой было объявлено позднее и которая наиболее эффективно соединяла стремления Союза с надеждами мирового либерализма, состояла в освобождении рабов. Если бы в воссозданном среди крови и слез Союзе
31
сохранился такой анахронизм, как институт рабства, то были бы обмануты надежды тех, кто многим пожертвовал ради победы, и страна не завоевала бы симпатий мировой общественности. Одно время Линкольн склонялся к постепенному освобождению и выплате компенсации рабовладельцам, но в пламени и страстях войны эта мера оказалась несостоятельной. С каждым днем возможности компромисса уменьшались. «Настал час,— говорил Линкольн,— когда я понял, что рабство должно умереть, чтобы нация могла жить». 22 июля 1862 года Линкольн внес на рассмотрение кабинета свой проект Прокламации об осьибождении и предложил в сентябре объявить о предстоящем акте. Ни на йоту не сбавляя усилий по спасению Союза, Линкольн понимал, что такое новое «вливание» идеализма наилучшим образом оживит либеральные настроения на Севере и за океаном. Пришел конец молчаливому приятию федеральной администрацией южных теорий о природном превосходстве белых над черными. (В том же 1863 году, когда была подписана Прокламация, общественный деятель-новатор, друг Эмерсона и Дарвина Чарльз Лоринг Брейс в книге «Расы Старого Света» дал научное опровержение теории раздельного происхождения рас.) Прокламация получила поистине мировой резонанс. Чарльзу Френсису Адамсу, американскому посланнику в Лондоне, пришлось долгое время сдерживать симпатии аристократических кругов к Конфедерации; теперь же он почувствовал, как сильно изменились настроения в пользу Линкольна и Севера. 26 марта 1863 года в Лондоне состоялся организованный Карлом Марксом для консолидации общественного мнения гигантский рабочий митинг, на котором выступил Джон Брайт. Молодой Генри Адаме, сын посланника, писал после посещения митинга: «Я не мог оценить силу морального влияния американской демократии и понять причины страха привилегированных классов Европы перед нами, пока собственными глазами не увидел ее в действии».
После Геттисберга и провала летнего наступления генерала Ли в 1863 году в Мэриленде и Пенсильвании, после падения мощного речного форта конфедератов у Виксбурга и беспощадного броска Шермана через Джорджию в 1864 году, разрезавшего Конфедерацию надвое, исход войны становился все более очевидным. Несмотря на попытки «медянок» умиротворить Юг и призывы радикалов применить карательные меры против них в ноябре 1864 года, в обстановке растущей любви миллионов к «отцу Аврааму», подавляющим большинством голосов Линкольн был переизбран президентом. Наступление северян продолжалось: Грант наносил тяжелейшие удары по армии Ли в Северной Виргинии. Уже за несколько месяцев до капитуляции Ли в Аппоматоксе победа Севера была предрешена. С чисто американской импульсивностью на Севере заранее праздновали
32
победу, повсюду распространялись мирные настроения—особенно в крупных городах побережья, где снова воцарялись процветание, излишества, эгоизм. Напрасно моралисты с газетных полос и церковных кафедр напоминали согражданам, что молодежь Севера еще сражается и умирает: пылкий дух причастности к святому делу начал угасать. Что до Юга, то почти фанатическая восторженность — традиция «твердокаменного» Джексона, которую всячески поддерживал Ли, — уступила наконец место мрачному отчаянию, которое после 9 апреля 1865 годя, когда Ли капитулировал, вылилось в усталое равнодушие.
На Севере победа принесла всеобщее ликование и подъем патриотизма. 13 апреля Лоуэлл писал своему другу Чарльзу Элиоту Нортону, что при вести о победе ему одновременно хотелось и смеяться, и плакать, но «в конце концов возобладало чувство покоя и благоговейной благодарности. Есть что-то величественное в любви к родине. Почти то же самое испытываешь, когда любишь женщину. Может быть, не столь нежно, но столь же полно и самозабвенно». (Совсем иное, разумеется,1 чувствовал измученный Джонни Реб, который после сражения при Аппоматоксе отбросил ружье и, по преданию, сказал: «Будь я проклят, если еще раз полюблю какую-нибудь.страну».) На другой день, после того как Лоуэлл написал эти слова, убийство Линкольна повергло массы американцев в такую глубокую печаль, какой они никогда не знали. Для Уитмена, барда этой трагедии, смерть Линкольна была катастрофой на сцене вечности, которая «завершила громадный акт в долгой драме творческой мысли, придав ей свет и яркость изображения, неведомый вымыслу».
4
Память о Линкольне и полумиллионе погибших на Севере и Юге какое-то время жила как святыня. Проповеди, речи, стихи, устные сказания словно бы слились в едином мистическом благоговении перед жертвами самой жестокой в истории нации войны и гибелью величайшего американца столетия. Это чувство еще владело-и Лоуэллом, когда летом 1865 года его попросили написать поминальную оду гарвардцам, погибшим в войне, среди которых были и три его любимых племянника. «Так пламенно захваченный замыслом, как не был лет десять», по его собственным словам, Лоуэлл прочитал это благородное стихотворение 21 июля и перед публикацией его. в сентябре добавил самую знаменитую строфу, восхваляющую умершего вождя:
Рожденного на нашей новой почве — первого американца.
Восторженность Лоуэлла в этой оде, содержащей строки а «земле обетованной, где реки» текут молоком и медом Свободы»,
33
через несколько лет сникла ив одном из стихотворений уступила место горькой насмешке над «страной обманутых обещаний». (Эти строки были сняты по настоянию друзей.) После войны снова распространился дух себялюбия, который пробудился уже в последние месяцы войны. Попытки президента Эндрю Джонсона выполнить обещание Линкольна — быть милосердным по отношению к поверженному Югу — натолкнулись на решительное сопротивление радикальных республиканцев, и сам Джонсон едва не потерял пост из-за предъявленных ему беспочвенных обвинений.
Одна цель была достигнута: Союз стал более прочным, но его властью стали злоупотреблять, когда на потерпевшие поражение штаты были надеты оковы военной администрации. Действия «саквояжников» и их антиподов — куклуксклановцев в конце 60-х годов добавили омуты и насилия. Медленно и болезненно поверженный Юг вступал на каменистый путь воссоединения с Союзом. Крайняя нищета как среди негров, так и среди белых, уничтожений средств производства, разруха рождали, всепоглощающее чувство катастрофы. Говоря об экономических трудностях, больной чахоткой Сидни Лэнир, который как бы символизировал лишения, выпавшие на долю художника в те годы, однажды заметил: «Для нас, на Юге, почти вся жизнь заключалась в том, чтобы не умереть».
Другая цель — освобождение негров —тоже была достигнута, но расовая проблема осталась. Может быть, самым обнадеживающим знамением того периода было рвение, с каким федеральное Бюро по делам освобожденных негров и филантропы с Севера принялись за просвещение негров. На протяжении короткого промежутка времени самым насущным и реальным послевоенным делом считалось всеобщее образование белых и черных. Некоторым наблюдателям казалось, что идеализм, который прежде вдохновлял аболиционистов, теперь нашел выход в массовом просвещении по всей стране. Через несколько месяцев после Аппоматокса кумир Юга генерал Ли занял пост президента Вашингтонского колледжа, расположенного среди пред-горьев Виргинии, так как считал, что образование —самая важная задача мирного времени в восстановлении разорванных нитей южного образа жизни и деловой предприимчивости. В 1867 году массачусетский банкир Джордж Пибоди пожертвовал 3,5 миллиона долларов на просвещение всех слоев населения Юга.
Над угасшим идеалом плантаторской аристократии с ее изящными манерами, но нелиберальным мировоззрением, с ее тонким, но стерильным гуманизмом постепенно брала верх философия успеха и культ бизнесмена. В первые же послевоенные годы, когда торговая необходимость восстанавливала мосты общения через линию Мэсон — Диксон, эта философия начала
- 34
проникать и на Юг. Но, конечно же, ее постоянным местожительством оставался Северо-Восток, громадные центры промышленного капитализма. Перепись 1870 года показала, что за десять лет богатство Севера, приходящееся на душу населения, удвоилось. Иные припоминали массачусетского адвоката-диссидента Лисандера Спунера, который утверждал, что война ведется за экономическое влияние, что северный капитализм намерен контролировать рынки Юга. Ирония состояла в том, что Четырнадцатая поправка к Конституции, предусматривающая необходимость законного судебного разбирательства в конечном счете больше помогала проповедникам евангелия преуспеяния, нежели бедному негритянскому ребенку; благодаря словесным фокусам иногда казалось, что Линкольн жили умер не ради того чтобы негр стал личностью, но ради возвышения какой-нибудь гигантской корпорации. Хотя все по-прежнему клялись демократией, требование военного времени и послевоенное развитие техники породили корпоративную промышленность: железные дороги, заводы, огромные нефтяные и угледобывающие компании. Из-за потока демобилизованных и короткого, но острого периода депрессии в 1866—1867 годах заметно ослабли позиции рабочих организаций. На расширяющихся заводах Севера и Запада, где позарез нужны были рабочие руки, с распростертыми объятиями принимали иммигрантов, так что призрак «ничего-не-знающих» пока покоился в могиле. Однако другое направление предвоенного либерализма, требовавшее равноправия для женщин, развивалось неважно, хотя и добилось определенных завоеваний в области высшего образования. Несмотря на значительную помощь, которую они оказали во время войны в таких, в частности, группах, как санитарные комиссии, женщинам не удалось в качестве награды получить право голоса, и им пришлось дожидаться своего часа вплоть до окончания первой мировой войны.