WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 17 |
-- [ Страница 1 ] --

REVISED EDITIN IN NE VLUME

1955

THE MACMILLAN CMPANY NEW YHK

ЛИТЕРАТУРНАЯ

ИСТОРИЯ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ

том II

Русский текст печатается с переработанного издания в одном томе на английском языке

Под редакцией Р, Спиллера, У. Торпа, Т. Н. Джонсона, Г. С. Кэнби

МОСКВА, «ПРОГРЕСС» 1978

Автор предисловия Я. Н. ЗАСУРСКИЙ Перевод с английского Н. Анастасьева (48—51, 54), А. Ващенко (41—43) А. Зверева и А. КругловоЙ (55), Г. Злобина (30, 31, 40, 47, 56), А. Николюкина (35, 37, 39, 46, 52), В. Олейника (38, 53), В. Харитонова (32—34), Т. Шишки­ной (44), А., Шишкина (45)

Переводы стихов, за исключением особо указанных случаев,

В. Топорова Редактор М. Тугушева

II том данного издания рассматривает развитие литературного процесса в США накануне, во время и после Гражданской войны Севера и Юга. Боль­шинство авторов исследует совершающийся процесс в связи с социальной жизнью страны, о чем свидетельствуют главы «Жизнь и характеры», «Лите­ратура и конфликт», «Литературная культура на фронтире». В книге расска­зывается о творчестве ведущих писателей второй половины XIX века: в част­ности, П. Бичер Стоу, У. Д. Хоуэллса, Эмили Дйкинсон, Марка Твена.

© Предисловие, комментарий и перевод на русский язык с изменениями.

«Прогресс» 1977

Редакция литературоведения и искусстиоэишшя

70202-344 Л 006(01)-78 Ш"78

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие. Я. Н. Засурский................. 5

V. КРИЗИС

30. Диксон Уэктер. Дом распавшийся и воссозданный........ 23

31. Уильям Чарват. Под эгидой народа.............. 37

32. Эрик Ф. Голдмен. Историки................ 52

33. Хэролд Ф. Хардинг, Эверетт Л. Хант и Уиллард Торп. Ораторы... 68

34. Джордж Ф. Уичер. Литература и конфликт.......... 92

35. Оделл Шепард. Новоанглийский триумвират: Лонгфелло, Холмс, Лоуэлл......................... 117

36. Генри Нэш Смит. Традиции Старого Юга: взгляд меньшинства.,. 139

37. Хэролд Блодгетт. Вести из Нового Света........... 150

VI. ЭКСПАНСИЯ

38. Генри Нэш Смит. Горизонты раздвигаются...........173

39. Диксон Уэктер. Литературная культура на фронтире.......188

\ 40. Генри Лыоис Менкен. Американский язык...........201

41. Генри А, Почманн (при участии Джозефа Росси и других). Смеше­ние языков.......................216

42. Стит Томпсон. Индейское наследие..............235

43. Артур Палмер Хадсон. Фольклор.............,. 244

44. Хэролд У. Томпсон (при участии Генри Сейдела Кэнби). Юмор... 271

45. Генри Нэш Смит. Хроникеры Запада и литературные пионеры... 307

- 46. Джордж Р. Стюарт. Запад с точки зрения Востока.......321

.47. Карл Сэндберг. Авраам Линкольн: почва и посев........329

VII. ПРОВИНЦИИ

- 48. Генри Нэш Смит. Второе открытие Америки..........341

49. Диксон Уэктер. Образование для простого человека.......351

50. Уиллард Торп. Защитники идеального.............364

51. Уиллард Торп. Возвращение пилигримов............384

52. Карлос Бейкер. Жизнь и характеры..............403

53. Уоллес Стегнер. Документальная и художественная литература Запада 424

54. Гордон С. Хейт. Определение реализма: Уильям Дин Хоуэллс.... 443

55. Стэнли Т. Уильяме. Эксперимент в поэзии: Сидни Лэнир и Эмили Дикинсон........................468

56. Диксон Уэктер. Марк Твен.................487

Комментарий А. Ващенко, А. Николюкина, В. Олейника, А. Шишкина.,. 514

ПРЕДИСЛОВИЕ

Второй том «Литературной истории Соединенных Штатов» на русском языке охватывает период от начцла Гражданской войны в США и до конца 90-х годов XIX века. Три раздела, составляющие настоящий том: «Кризис», «Экспансия» и «Про­винции», состоят из 26 глав и рассматривают в первую очередь перемены, которые происходят в американской литературе под воздействием Гражданской войны и тех глубоких социальных, экономических и политических процессов, которые были уско­рены разгромом южного рабовладения.

Основное место здесь занимают главы, характеризующие литературную атмосферу эпохи. В этом отношении насто­ящий том ярче демонстрирует достоинства «Литературной истории Соединенных Штатов», ее сильные стороны. В то же время здесь относительно мало глав, посвященных собственно художественному творчеству,— на три раздела приходится лишь одна монографическая глава о писателе — Марке Твене. С этой точки зрения настоящий том выявляет слабое место всего труда — недостаточное внимание к художественным за­воеваниям американской литературы. Вместе с тем. главы, где анализируются литературный процесс и атмосфера развития художественной литературы в США в целом, написаны очень интересно, что делает данный том особенно полезным для со­ветских читателей.

Пятый раздел настоящего исследования, открывающий этот том,— «Кризис» — посвящен Гражданской войне и в основном состоит из глав, рассматривающих различные моменты поли­тической, литературной, культурной и экономической жизни Америки. Взятые вместе, восемь глав этого раздела дают очень широкое и разностороннее представление о переломном перио­де в истории Соединенных Штатов и американской литературы,

В разделе последовательно анализируются политическая жизнь Америки накануне Гражданской войны и события, кото­рые привели к началу военных действий. От анализа меняю­щейся политической обстановки в Соединенных Штатах — на Юге и на Севере, а также на Западе — авторы переходят к рас­смотрению развивающейся культурной жизни США в эти го­ды

5

— речь идет о развитии образования, библиотек, о книгоиз­дательском деле, о торговле книгами и распространении лите­ратуры среди населения в различных регионах страны.

Атмосферу политической и культурной жизни помогает по­нять анализ творчества выдающихся историков американской нации Он проводится достаточно подробно и позволяет увидеть не только характерные особенности становления национальной исторической науки, но и важные стороны и направления фор­мирующейся национальной культуры и концепции американ­ской нации как таковой, ее истории и судеб Американского континента. Одновременно эта глава показывает процесс раз­вития публицистики в США и тот уровень осмысления истори­ческого процесса, который во многом определял взгляды аме­риканских литераторов, на общественную жизнь и историче­ский прогресс.

Специальная глава, посвященная американским ораторам и роли ораторского искусства в политической жизни страны, спо­собствует более полному представлению о литературной куль­туре Америки XIX века.

Четыре первых главы раздела, взятые вместе, дают доста­точно широкую панораму той общественно-политической и ли­тературно-культурной обстановки, в которой происходило раз­витие американской литературы в эти переломные для Соеди­ненных Штатов годы.

К сожалению, при кажущейся полноте и широте охвата ис-торико-экономического и культурно-политического материала в этих главах имеются и существенные пробелы, обусловленные узостью и предвзятостью политических позиций авторов —они практически игнорируют развитие рабочего движения и замал­чивают деятельность первых марксистских организаций в США. Это придает известную односторонность данному разделу при всем широко разрекламированном авторами универсализме их подхода к изучению литературной истории США.

Следующие три главы рассматривают собственно литера­турный процесс, в котором после начала Гражданской войны наметились новые и очень важные для его развития тенденции.

Анализируя проблему отношения литературы к конфликту между плантаторским Югом и индустриальным Севером, авто­ры очень последовательно и обстоятельно характеризуют твор­чество писателей, выступивших против рабства и против рабо­владельческой идеологии. К сожалению, здесь соединены фи­гуры разного калибра, и в результате наиболее выдающиеся произведения, созданные в годы Гражданской войны, не полу­чают должного внимания, хоти и упоминаются в ряду других, менее значительных. Конечно, н при ном настоящая часть раздела «Кризис» чрезвычайно богат малоизвестным и вместе с тем очень важным для понимания литературного процесса материалом.

6

Следом за обзорной главой о литературе Гражданской вой­ны идет анализ творчества трех известных писателей Америки XIX века — Лонгфелло, Холмса и Лоуэлла. Естественно, что при этом достаточно много внимания уделено их выступлениям третий рабства, но само по себе появление главы оо эша пи­сателях в данном разделе мало оправданно, гораздо уместнее она была бы в более ранних разделах: самые крупные произ­ведения этих писателей, на которых базировались их позд­нейшая известность и литературная слава, были созданы до Гражданской войны. В тот же раздел целесообразнее было бы включить и главу об Уитмене, который создал особенно значи­тельные поэтические произведения в годы Гражданской войны. К сожалению, важный и весомый вклад великого американско­го поэта в литературу Гражданской войны оказался, по сути дела, не оцененным авторами настоящего, труда.

Дополняет анализ литературного творчества этого периода глава о литературе Старого Юга, в которой, однако, отрица­тельным образом сказывается объективизм по отношению к рабовладельческим концепциям, господствовавшим в южных штатах и не утратившим, к сожалению, влияния на Юге и се­годня.

Завершает пятый раздел глава о распространении амери­канской литературы в Европе — авторы приводят очень инте­ресные и поучительные данные об отношении европейцев к американской литературе. К сожалению, здесь не получает до­статочно точной оценки позиция прогрессивной европейской общественности, которая не только выступала в поддержку лите­раторов — борцов против рабства, но и решительным образом осуждала дух стяжательства и меркантилизма, характерный для американского общества уже в ту эпоху.

Таким образом, в целом раздел «Кризис» дает широкую и разнообразную картину перелома в истории американской ли­тературы, расширяя наше представление об огромном воздей­ствии победоносной борьбы против рабства на рост обществен­ного самосознания американцев и на развитие передовых тен­денций в американской литературе.

Следующий, шестой, раздел «Литературной истории Соеди­ненных Штатов» «Экспансия», отправляясь от тех новых им­пульсов, которые дала развитию американской литературы Грвжданскаи война, характеризует важные особенности ли­тературного процесса в обновленном американском обществе. Глины, входящие в данный раздел, носят в основном нестандартный для настоящего исследования характер. Поскольку гражданская война во многом изменила направление и характер литературного процесса в США они выявляют многие моменты литературной истории, имеющие большое значение не только для литературного процесса второй половины XIX века, но и для всего развития америкнской литратуры

7

в последнее столетие. Эти главы помогают также понять мно­гие отличительные особенности современного литературного процесса в США. Все это позволяет данный раздел отнести к наиболее удачным во всей «Литературной истории Соединен­ных Штатов».

Раздел открывается главой, характеризующей общие тен­денции развития литературы в США в период Реконструкции и в последующие годы. В целом дается весьма обстоятельная и разнрсторбнняя характеристика литературного процесса, уотя и здесь сказывается нежелание автора принять во внимание воздействие на литературу поднимающегося рабочего движения.

Очень интересны главы, посвященные литературной культу­ре фронтира и американскому варианту английского языка се­редины XIX века, определившему важнейшие качественные особенности стилевой культуры американских писателей. Ин­тересно прослежено здесь и взаимодействие английского языка с языками иммигрантов, приехавших из различных стран кон­тинентальной Европы.

Па:новому помогает понять становление американской ли­тературы исследование роли индейцев в американской культуре.

Большую концептуальную нагрузку в «Литературной исто­рии Соединенных Штатов» несут главы, посвященные амери­канскому фольклору и юмору, так как именно с влиянием фольклора, которое в значительной степени осуществлялось в творчестве юмористов, связаны важнейшие особенности фор­мирования национальной американской литературы.

Две главы, рассматривающие творчество документалистов и освещение жизни американского Запада писателями амери­канского Востока, помогают представить; как расширялся кругозор американских писателей, как возрастали масштабы американской литературы.

Заключает раздел глава о Линкольне, дающая возможность понять становление демократических традиций в современной американской литературе США и роль в этом процессе прог­рессивных идеалов борьбы против рабства.

Таким образом, раздел, о котором идет речь, является по материалу центральным.для «Литературной истории Соединен­ных Штатов» и чрезвычайно важным для понимания фунда­ментальных проблем развития американской литературы, ее наиболее плодотворных и значимых сторон.

Завершает том раздел «Провинции», который расширяет географию американской литературы второй половины XIX ве­ка. В основном он посвящен региональной литературе и ста­новлению реализма в США. Раздел открывается главой, рас­сказывающей, как изменялись представления об Америке не только у американцев, но и американских писателей. Характе­ризуя эти перемены, являвшиеся следствием юридического уни­чтожения рабства, глава показывает и трансформацию героя

8

американской литературы, который приходит на страницы ро-мннов, поэм и рассказов из старательских лагерей, из поселе­нии пионеров, осваивавших западные земли, с просторов пол-новодной Миссисипи.

Особое место в разделе уделяется формированию системы американского образования и американской культуры в после­военные годы, что помогает понять условия, в которых созда­вали свои произведения американские писатели, представить ту аудиторию, на которую их произведения были рассчитаны.

Последующие главы рассматриваю! важнейшие аспекты литературного процесса в 60—90-е годы, в связи с чем обстоя­тельно исследуется, отрицательное влияние на американскую литературу школы изысканной традиции и таких ее представи­телей, как Томас Дейли Олдрич.

Специальное внимание авторы уделяют появлению множе­ства книг о поездках американцев в Европу. Отношение аме­риканцев и американских писателей прежде всего к Европе и европейской культуре, конечно, очень важно для понимания национальной американской литературы и культуры. К сожале­нию, и здесь некоторые моменты европейской истории, нашед­шие в Америке "широкий и существенный для литературы отк­лик, не нашли отражения — авторы умалчивают о восторженном восприятии Парижской Коммуны Уитменом, об интересе и вни­мании американцев к деятельности европейских социалистов.

Охарактеризовав региональную американскую литературу, авторы седьмого раздела особо выделяют творчество писате­лей Среднего и Дальнего Запада, обозначая тем самым новые, расширяющиеся горизонты литературы США.

Принципиальное значение для концепции литературного процесса, принятой авторами «Литературной истории Соеди­ненных Штатов», имеет глава об американском реализме в литературе США второй половины XIX века. Подчеркивая прог­рессивность развития реалистических тенденций в американ­ской литературе в противовес бесплодной изысканной тради­ции, авторы раздела не учитывают, однако, в полной мере зна­чения не только умозрительных концепций Хоуэллса, но прежде всего полнокровного реалистического творчества таких писате­лей, как великий Марк Твен. Несколько выбивается из общего плана глава об эксперименте в поэзии. Помогая понять многие отличительные особен­ности развития поэтического мышления в США, но игнорируя" поэтическое новаторство Уитмена, она выглядит несколько ис­кусственно сконструированной.

Заключает седьмой раздел и второй том издания «Литератур­ной истории Соединенных Штатов» на русском языке глава о Марке Твене, что закономерно, ибо тем самым подчеркивается гигантская роль Твена в развитии современной американской литературы.

9

Таким образом, в целом разделы, составляющие второй том настоящего издания, относятся к числу наиболее интересных в «Литературной истории Соединенных Штатов» и существен­ным образом способствуют углублению нашего понимания кор­ней и важнейших компонентов современной американской ли­тературы.

Если говорить о концепции литературного процесса в США во время Гражданской, войны и после ее окончания, то авторы «Литературной истории Соединенных Штатов» ее четко не формулируют. Суть их позиции состоит в том, что Граждан­ская война внесла глубокие изменения в американское обще­ство, в развитие культуры, в распространение образования, из­менила соотношение сил в американском обществе в пользу противников рабовладения и демократических традиций, рас­ширила кругозор американских писателей и привела к кризису романтических тенденций в литературе, что наиболее полно проявилось в творчестве представителей изысканной традиции. Отвергнув романтические каноны, они, как известно, выдвину­ли неоклассицистическую умозрительную концепцию литера­турного творчества, противопоставленного «прозе» жизни и оторванного от реальной жизни общества. Возникновение но­вых проблем в Америке после Гражданской войны, связанных с грубым вторжением в повседневную жизнь американцев ду­ха бессердечного чистогана, представленного нарождающимися концернами и монополиями, способствовало росту критических настроений и формированию концепции реалистического твор­чества. Его развитие было в немалой мере стимулировано и произведениями европейских реалистов — Флобера, Золя, Иб­сена и блестящих представителей русского реализма — Турге­нева, Толстого, Достоевского.

К сожалению, в этой концепции отсутствует более или ме­нее углубленная трактовка развития реалистического метода в американской литературе — сказывается культурно-историче­ский подход авторов к творчеству американских писателей и прежде всего крупнейших представителей американской лите­ратуры. Так, творчество Уитмена рассматривается в контексте романтизма, а Марк Твен анализируется в основном в связи с литературными боями сугубо местного значения и в плане его эволюции как юмориста. В результате концепция станов­ления реализма обеднена. В ней не учитывается опыт народно­го творчества и стихии устной ораторской традиции, важных для понимания специфики реалистического стиля этих крупней­ших американских писателей, стоящих у истоков современной американской литературы. Вот почему интереснейшие матери­алы о развитии фольклора, юмора, американского варианта английского языка, которые собраны в этих разделах «Лите­ратурной истории Соединенных Штатов», органически не вхо­дят в общую структуру книги, остаются как бы чужеродным

10

телом при всей их важности и значимости для реального про­цесса развития американской литературы. Их присутствие в труде в известной степени формально — хотя, разумеется, от­сутствие их было бы неоправданно.. Более того, эти главы ук­рашают книгу, но их значение было бы еще весомее, если бы они подкреплялись определенной концепцией их места в общем литературном процессе, в создании и формировании крупней-, in их достижений американской литературы, в определении того перелома в ее развитии, который наступил после Гражданской ноймы и проложил магистральные пути развития литературы и конце XIX века и в XX веке.

Достоинством книги является обилие социально-историче­ского материала, но зачастую он мало систематизирован. В ре­зультате главы, посвященные истории страны и ее культуре, оставляют иногда впечатление известной легковесности. В ис­следуемых разделах сказывается та сторона концепции, о кото­рой уже шла речь в связи с первым томом русского издания «Литературной истории», — стремление придать историческому процессу г» Соединенных Штатах характер некоей исключитель­ности. Здесь i) угоду своим посылкам авторы игнорируют круп­нейшие исторические события в жизни Соединенных Штатов, связанные с развитием социалистического и рабочего движе­ния,— например, мощные забастовочные выступления амери­канских рабочих в 1877 и 1886 годах, которые нашли отраже­ние и в произведениях многих американских писателей и, ко­нечно же, оказали воздействие на умонастроения многих вы-д1ншцнхсн художников.

Тргбуег специального рассмотрения и то, как ставятся и разрешаются проблемы американского историко-литературного процесса. В этом смысле показательна глава «Дом распавший­ся и воссозданный», написанная Диксоном Уэктером, и откры­вающая данный том. Автор рассматривает предысторию Граж­данской войны с 1850 года, события Гражданской войны и Последовавшей за ней Реконструкции, но при этом сразу же пы­тается отгородиться не вполне серьезной аргументацией от про­блемы распространения марксизма в Соединенных Штатах. Вступая сам с собой в противоречие, он сначала противопостав­ляет марксизму роль благотворительного патернализма, но за­тем признает, что американские рабочие подвергались интен­сивной эксплуатации. Хотя в целом глава содержит обширный и нужный для исследователя американской литературы и куль­туры материал, он не получает адекватной исторической интер­претации.

Уильям Чарват в главе «Под эгидой народа» продолжает рассмотрение общих проблем развития Америки этого периода. Здесь собраны очень интересные, разнообразные и во многом поучительные сведения о том, как развивалась культура амери­канского народа в эти же годы. Автор рассказывает о роли

11

„слезных дорог в распространении культуры и обмена между различными районами Соединенных Штатов, о развитии школ, издательств и журналистики. Особенно следует выделить разде­лы, посвященные печати, — они помогают точнее представить картину литературной жизни и условий труда американских писателей, характер и пути распространения их книг среди раз­ных слоев населения.

Оценивая «Нью-Йорк трибюн», Чарват считает ее, и вполне справедливо, самой значительной газетой США этого периода, но говоря об ее авторах и причинах популярности, он даже не упоминает.о Карле Марксе, хотя широко известно, что коррес­понденции Маркса из Европы придавали этой газете огромную значимость и глубину. Здесь предвзятость классовых позиций автора проявляется особенно отчетливо.

Не получает в этой"главе научной оценки и публикация де­шевых беллетристических изданий, рассчитанных на коммерче­ский успех. Автор практически обходит проблему развития бульварной беллетристики, которая была представлена Хорей-шо Элджером — родоначальником традиций массовой апологе­тической книги. В конечном счете, если судить по статье, дело сводилось к необходимости учитывать вкусы массовой аудитории и научиться говорить на ее языке. Здесь серьезная проблема коммерциализации литературного творчества, по существу, даже не названа, а подменена другой проблемой — проблемой отно­шения писателя к языку и доступности его творчества для ши­рокого читателя. При всем богатстве культурно-исторического материала глава не учитывает важность проблемы, которая приобрела особенно серьезное значение в наши дни в США, где массовая культура — один из важнейших компонентов идеоло­гической обработки населения.

Весьма специальный характер носит глава «Историки», на­писанная Эриком Голдменом. Подробное и обстоятельное изло­жение складывавшихся исторических концепций, конечно, чрез­вычайно важно для понимания истории литературы и той фило­софии истории, под влиянием которой формировались творче­ские принципы многих американских писателей. К сожалению, автор уходит r оценки идеалистической концепции истории Прескотта, Мотли и Паркмена, что объясняется прежде всего его сочувствием этой концепции.

Большой интерес для понимания многих аспектов американ­ской литературной традиции имеет глава «Ораторы», написан­ная Хэролдом Гардингом, Эвереттом Хантом и Уиллардом Торпом. Она особенно полезна для советского читателя, потому что других работ по истории ораторского искусства в нашем.распоряжении на русском языке нет. Между тем устная народ­ная традиция в США тесно связана с ораторским искусством, которое было чрезвычайно важной частью деятельности многих видных литераторов. Главу несколько обедняет ее оторванность

12

от общих процессов американской литературы и тот объекти­вистский подход к южным политическим деятелям, о которых уже говорилось выше.

Рассматривая ораторское искусство, авторы очень много вни­мания уделяют проблемам риторики, однако, как правило, укло­няясь от анализа политической сути выступлений тех или иных деятелей. В результате не всегда проводится грань между ора­торским искусством и искусной демагогией, которой особенно отличались оракулы рабовладельческого Юга. Между тем ха­рактерная для американской политической жизни привержен­ность многих ораторов политической демагогии оказала извест­ное воздействие на литературу, вызвав в ряде случаев критиче­скую реакцию со стороны крупнейших художников Америки.

Одна из центральных глав книги, «Литература и конфликт», написана Джорджем Уичером, который очень подробно рассмат­ривает отношение американских писателей к конфликту Севера И Юга. Особенно интересно рассматривается в главе творчество Хилдрета и Дефореста, но Уитьеру и Бичер Стоу повезло зна­чительно меньше. Автор весьма бесцеремонно обходится с анти­рабовладельческими стихами Уитьера, а что касается Бичер Стоу, то Уичер опирается в оценке ее творчества на весьма шаткие критерии, утверждая, например, что «Хижина дяди То­ма» великое общественное, а не литературное явление. Он игно­рирует сложную диалектику художественного творчества, кото­рая сделала «Хижину дяди Тома» одним из крупнейших дости­жений американской литературы. И уж совсем неоправданна попытка автора анализировать личность писательницы с пози­ций фрейдизма. Недостойны серьезного труда и заключитель­ные страницы главы, где автор подменяет рассказ о личности и творчестве писательницы анекдотическими историями.

Глава «Новоанглийский триумвират: Лонгфелло, Холмс, Лоуэлл», написанная Оделлом Шепардом, знакомит с творче­ством интересных и своеобразных художников. Советского читателя особенно заинтересует раздел о Джеймсе Расселе Лоу­элле, творчество которого ему мало известно, хотя оно чрезвы­чайно важно для понимания развития американской литературы в XIX веке и особенно поэзии. К сожалению, автор без должного уважения пишет о творчестве широко известного в Нашей стране замечательного американского поэта Лонгфелло и не способен поэтому объяснить, почему при жизни Лонгфелло стал «самым популярным поэтом в Америке и в мире». Здесь сказывается общая недооценка значимости художественного вклада американских писателей и неточность в определении их места в истории литературы, что характерно для «Литератур­ной истории Соединенных Штатов».

Безусловно, малоизвестный нашему читателю материал гла­вы «Традиции Старого Юга: взгляд меньшинства», принадле­жащей Генри Нэшу Смиту, заслуживает внимательного изучения.

13

Справедливо суждение автора о том, что Юг проиграл лите­ратурную битву до начала военных действий. Несомненно, представляют интерес и соображения автора о критике южны­ми писателями стяжательского духа, свойственного американ­скому капитализму. Автор, однако, слишком расширительно трактует понятие южной литературы, включая в нее даже творчество Твена. Нельзя согласиться и с объективистским под­ходом автора к рабовладельческим симпатиям многих авторов-южан.

Завершающая раздел «Кризис» глава «Вести из Нового Света», написанная Хэролдом Блодгеттом, чрезвычайно богата информацией о распространении американской литературы в европейских странах и о связях литератур Европы и США.

Автор, к сожалению, недостаточно осведомлен о распрост­ранении американской литературы в России. Утверждая, на­пример, что Мелвилла в Европе игнорировали, он не учитыва­ет, что на русском языке Мелвилл был известен уже в середине XIX века, о нем писали в журналах русских революционных демократов, как, впрочем, и о многих других американских пи­сателях. Этот пробел наш читатель может восполнить, обратив­шись к работам советских исследователей.

Более существенно то, что автор недостаточно точен в оцен­ке причин интереса к американской литературе в Европе. Его утверждение, что «американская литература привлекла внима­ние Европы и Англии прежде всего как выражение демократи­ческих устремлений», не соответствует действительности. Для русских читателей от Пушкина до Чернышевского американская литература была еще и свидетельством дегуманизирующего воздействия на развитие культуры и всей духовной жиз­ни кредо успеха, предпринимательства и личного обогащения.

Одна из наиболее интересных глав книги — «Горизонты раздвигаются» Генри Нэша Смита, рассказывающая о глав­ных особенностях американской литературы в период Второй республики — так автор называет Соединенные Штаты Амери­ки после Гражданской войны. Автор рассматривает различные аспекты социально-экономической и культурной жизни США во второй половине XIX века. Начиная свой обзор с констата­ции роста Соединенных Штатов Америки за счет захвата новых земель, он затем говорит о развитии экономики, роли иммигра­ции в культурной жизни страны, об изменениях в историче­ском мышлении американцев, раскрывает значение естествен­ных наук для формирования мироощущения американских писателей. Особенно важно, что в этой главе предпринята до­статочно удачная попытка соединить рассмотренные ранее в раз­деле «Кризис» аспекты историко-культурного развития Амери­ки с.анализом общих направлений развития литературного. Ав­тор умело вводит читателя в круг.новых проблем, с которыми столкнулась американская литература в середине XIX века,—

14

проблем, которым посвящены последующие главы этого разде­ле,-7 о литературе фронтира, американском языке, о фолькло­ре и юморе.

Так, в главе «Литературная культура на фронтире» Диксон Уэктер рассматривает особенности развития литературы в странах Среднего и Дальнего Запада. Несмотря на присущую главе некоторую поверхностность и иллюстративность, характе­ристика литературной жизни далеких от Новой Англии и Старо­го Юга районов США помогает уяснить чрезвычайно много­значительные аспекты литературной истерии Америки, связан­ные с динамикой формирования и развития американской нации и национального характера.

Глава «Американский язык» принадлежит перу выдающе­гося американского литератора Генри Льюиса Менкена, автора фундаментальных исследований на эту тему. Глава дает воз­можность представить специфику формирования американско­го варианта английского языка и важнейшие этапы его разви­тия в творчестве писателей США.

Своеобразие позиции Менкена сказывается и в некотором преувеличении достоинств американского языка, который, по его мнению, более энергичен и мужествен, чем английский.

Тема развития литературного языка в США продолжена в главе «Смешение языков», написанной Генр# Почманном в со­авторстве с Джозефом Росси и другими специалистами. Рас­сматривая воздействие на стихию американской речи языков, па которых говорили иммигранты, автор не всегда удержи­вается в пределах собственно лингвистических интересов и подчас дает весьма субъективные оценки по далеким от языко­вых проблем моментам. Особенно странным и необоснованным кажется апологетическое рассмотрение проблем американского сионизма, которое выходит по существу за рамки, объявленные в названии главы.

Заслуживает положительной оценки глава «Индейское на­следие» »Стита Томпсона, которая углубляет наши представ­ления о роли индейской культуры в формировании литератур­ных традиций США. Говоря о роли ритуальных песнопений индейских племен, автор оценивает их весьма высоко, подчер­кивая художественную ценность. В то же время довольно не­последовательно он пытается снизить это значение, подвергая сомнению их влияние на ритмику американской поэзии. Можно пожалеть, что в книге нет аналогичной главы о литературе негритянского народа, хотя о ее роли, в формировании нацио­нальной литературы США в книге говорится неоднократно.

К лучшим главам книги относятся «Фольклор» Артура Палмера Хадсона и «Юмор», написанный Хэролдом Томпсо­ном в сотрудничестве с Генри Сейделом Кэнби. Эти главы раскрывают важнейшие элементы литературной истории Америки, определяющие многие ее специфические национальные черты

15

и помогающие понять не только величие вклада Уолта Уитмена и Марка Твена в американскую литературу, но и причины, оп­ределившие их роль родоначальников современной американ­ской поэзии и прозы.

В главе «Фольклор» интересно обращение к английскому устному творчеству и его судьбе в Америке, где произведения английского фольклора обрели новую жизнь.

Однако анализ «Истории плохого мальчика» Томаса Бейли Олдрича выглядит здесь чужеродным элементом. Не говоря о том, что этой повести дается неправомерно высокая оценка, она бея должного основания включается в главу о юморе, ко­торый не так уж характерен для повести, написанной в тради­циях благопристойности. Главы «Американский язык», «Фольк­лор», «Юмор» занимают центральное место по своей значимости во втором томе «Литературной истории Америки» и относятся к числу самых интересных и полезных для наших историков литературы разделов всего исследования.

Две главы рассматривают различные аспекты роли запад­ных штатов в развитии американской литературы. Генри Нэш Смит в главе «Хроникеры Запада и литературные пионеры», продолжая в известном смысле главу 3, посвящает свое иссле­дование хроникальной литературе, зафиксировавшей освоение западных земель не только американскими, но и европейскими исследователями и путешественниками. А в главе «Запад с точки зрения Востока» Джорджа Стюарта рассматривается тем-а Среднего и Дальнего Запада в творчестве американских писателей.

Материал этих глав собран с большой скрупулезностью, хотя и не исчерпывает тему. В частности, Г. Н. Смит обходит молчанием сообщения о русских исследованиях Западного по­бережья Америки, хотя русские путешественники пришли туда значительно раньше, чем американские пионеры.

Несколько неожиданно Джордж Стюарт обращается к творчеству Купера и Ирвинга, которым были посвящены спе­циальные монографические главы в одном из предыдущих раз­делов «Литературной истории». Это неоправданное дублирова­ние сопровождается еще и несколько иной интерпретацией творчества писателей.. «

Одна из ярких глав в настоящем томе написана выдаю­щимся американским поэтом Карлом Сэндбергом и посвящена Линкольну. Мы с интересом узнаем о дружеском отношении, Линкольна к юмористам Артимесу Уорду, Петролеуму Везу-виусу Нэсби и Орфеусу С. Керру, которые были известны ост­рой критикой южных рабовладельцев и их приспешников на Севере. Сэндберг в отличие от многих других авторов «Лите­ратурной истории Соединенных Штатов» чужд объективист­ского подхода к борьбе против рабства и поэтому особенно убедительно и доказательно выявляет те демократические иде влы, которые связаны с именем Лийкольна и которые сыграли Ведущую роль в творчестве передовых американских худож­ников.

Состоянию умов в американском обществе, американской литературе после Гражданской войны посвящена глава Генри Нэша Смита «Второе открытие Америки». В этот период рабо­чее движение в США становится важнейшим фактором всей Политической, социальной и экономической жизни нации, оно Привлекает всеобщее внимание не только в Америке, но и\ ми­рового общественного мнения — не случайно праздник 1 Мая был установлен в честь выступлений американских рабочих б мае 1886 года. Автор игнорирует эти факты и попросту умал­чивает и о забастовках, и о профсоюзах, и о социалистических организациях. Его внимание сосредоточено прежде всего на раз­личного рода популистских и реформаторских движениях. Эти сведения, конечно, важны, но не могут заменить факт борьбы рабочего класса Америки.

ч Более серьезный характер носит трактовка Смитом перемен в отношении к рабству на Севере. В главе утверждается, что нация приняла южный взгляд на расовую проблему, то.есть победители приняли взгляды побежденных— здесь Смит прав В том смысле, что Гражданская война не покончила с расизмом, а его влияние даже возросло среди американской бур­жуазии И обывателей. Однако едва ли можно согласиться с тем, что вся американская нация была в этом повинна — пере­довые люди Америки и прежде всего представители рабочего.-движения решительно активизировали в этот период борьбу -против дискриминации негров. Здесь снова в полной мере вы­является, к насколько ложным результатам приводит исследователя игнорирование деятельности наиболее прогрессивных сил американского народа, попытка выдать взгляды американ»ской буржуазии за общенациональные.

Проблема различных форм образования специально рас­сматривается в главе, написанной Диксоном Уэктером и в из­вестной степени связанной с принадлежащей его же перу главой «Дом распавшийся и воссозданный». Детализируя пробле­мы развития американской культуры в 70, 80 и 90-е годы IX века, автор возвращается к вопросам книгоиздательства и Книготорговли и даже посвящает абзац творчеству Хорейшо Элджера, сводя смысл его произведений к созданию литературы, пропагандирующей религию успеха. Таким образом, роль йммерции и ее связь со стремлением использовать литературу целях пропаганды буржуазных ценностей ускользает из поля зрения Диксона Уэктера.

В главе рассматриваются и важные для понимания мировоззрения американских писателей проблемы развития различ­ав философских концепций в этот период, но они сведены актически к позитивизму Огюста Конта. Проявившийся в

17

16

этот период интерес к социализму, захвативший и ряд видных американских писателей, не попадает в поле зрения автора.

Глава «Защитники идеального» Уилларда Торпа очень обо­снованно и убедительно показывает несостоятельность лите­ратурной школы изысканной традиции. Этот анализ был бы еще убедительнее, если бы полнее выявилось авторское пони­мание реализма, против которого ополчились Томас Бейли Олд­рич и другие бостонские брамины.

Торп — автор и следующей главы «Возвращение пилигри­мов»; в которой рассматривается одна из важнейших проблем развития американской литературы в конце века — отношение американских писателей к Европе и европейской культуре. Осуждая чванство американских путешественников по Европе, Торп достаточно аргументированно показывает неоднозначность восприятия европейской культуры демократически настроенными американскими писателями, неприятие феодальных пере­житков и обычаев, сохранившихся во многих европейских стра­нах, с одной стороны, а с другой — восхищение достижениями европейской культуры, характерное, правда, далеко не для всех побывавших в Европе американцев. Как крайности различного отношения к Европе приводятся «Простаки за границей» Марка Твена и Генри Джеймс с его апологией монархической Англии. В этой главе нет даже упоминания о Парижской Коммуне, хотя она нашла живейший отклик у передовых представителей американской литературы.

Две последующие главы посвящены литературе местного колорита. В главе «Жизнь и характеры» Карлос Бейкер рас­сматривает прежде всего литературу Новой Англии и южных штатов; Уоллес Стегнер главу «Документальная и художест­венная литература Запада» посвящает литературе Среднего и Дальнего Запада. Разрабатывая южную тему, Карлос Бейкер излагает интереснейшие данные о первых негритянских писа­телях, хотя довольно бесстрастно анализирует творчество по­клонников рабовладельческих нравов. В главе Уоллеса; Стегнера внимательно рассматривается тема простого человека в произведениях писателей Среднего Запада. Хотелось бы, однако, увидеть более глубокий анализ творчества Френсиса Брет Гарта, которое не может быть истолковано на уровне региональной или областнической литературы, так как оставило глубокий след в развитии американской прозы второй половины XIX ве­ка. Его вклад — это и собственные прекрасные произведения, и воздействие на становление многих других видных писателей, и прежде всего Марка Твена, несмотря на все их позднейшие расхождения.

В главе «Определение реализма: Уильям Дин Хоуэллс», подготовленной Гордоном Хейтом, основное внимание уделено становлению реализма в американской литературе 70 — 90-х годов. Интересно соображение автора о значении жизненного

18

опыта американских писателей для их творчества — он подчер­кивает, что известные своей ученостью американские писатели Хоуэллс и ГенриДжеймс и никогда не кичившийся эрудицией Марк Твен, как, впрочем, и Дефорест и Эгглстон, не имели тра­диционного высшего образования, но - были людьми в высшей степени образованными благодаря обширному кругу чтения и путешествий.

Но с концепцией развития реализма в США, которую пред­лагает Хейт, согласиться нельзя. По его мнению, «реализм, каким он сложился в Америке 70 — 80-х годов, был в своих исконных чертах связан с литературой по ту сторону Атлантики». Конечно, справедливость требует подчеркнуть важную роль европейских писателей и особенно русских мастеров в процессе формирования реалистического метода в Соединенных Штатах, но основные его факторы были связаны х. развитием американ­ского общества, с национальным литературным процессом вС Соединенных Штатах и прежде всего с ростом осознания ху­дожниками иллюзорности американских буржуазных ценно­стей, пресловутой американской мечты, понимания социальных противоречий американского общества. ч

Из. поля зрения Хейта выпадает и вклад в развитие реа­лизма Марка Твена, который соединил реалистическое видение I мира с коренной трансформацией изобразительных средств на : основе традиций американского фольклора и юмора и насле­дия американских романтиков, который выработал реалистиче­ский литературный стиль, базирующийся на стихии американ­ской народной речи. В известной степени Хейт наследует не­сколько отвлеченные и недостаточно жизненные представления о реализме У. Д. Хоуэллса, значение творчества которого завы­шено автором этой главы.

В написанной Стэнли Уильямсом главе «Эксперимент в по­эзии: Сидни Лэнир и Эмили Дикинсон» содержатся обоснован­ные и довольно ценные соображения о разв-итии американского стиха в творчестве этих поэтов, хотя соединение Лэнира и Ди­кинсон не совсемоправданно, поскольку поэтическое наследие Эмили Дикинсон гораздо значительнее и по своей художествен­ной ценности, и по своему воздействию на последующие тради­ции поэтического творчества в Америке. При всем том особенно неоправданно сопоставление Уитмена не только с Лэниром, но и с Дикинсон — воздействие Уитмена на американскую и на мировую поэзию несопоставимо с ролью любого другого аме- риканского поэта в развитии американской поэзии.

Заключающая том глава «Марк Твен» Диксона Уэктера об­стоятельно рассматривает творческий путь Твена, но, к сожале­нию, обходит молчанием вклад Твена в развитие реалистиче­ской американской прозы. Автор малообоснованно сопоставляет.«Тома Сойера» с повестью Олдрича, о которой уже шла речь, тем самым несколько снижая значение замечательного романа

19

Твена. И совсем неоправданно он сводит значение Твена только к роли величайшего комического гения Америки. Здесь сказы­вается недооценка и реализма Твена, и недостатки общей кон­цепции «Литературной истории Соединенных Штатов», где чрезвычайно скрупулезно разработанный социально-историче­ский фон и картина литературной жизни, иногда вытесняют собственно литературоведческий анализ творчества крупнейших писателей.

Таким образом, собрав богатейший материал о многих со­циально-экономических и историко-культурных факторах раз­вития литературы в США, рассмотрев в историческом ракурсе многие ранее выпадавшие из поля зрения историков литера­туры аспекты литературной жизни, авторы «Литературной ис­тории Соединенных Штатов» существенно расширили наши представления об обстановке, в которой творили крупнейшие. мастера американской литературы. В результате подобного подхода мало места оказалось уделено самим шедеврам аме­риканской литературы, но в этом и состоит замысел книги — как уже отмечалось в предисловии, к первому тому настоящего издания,— авторы видят свою задачу не в том, чтобы писать историю литературы Соединенных Штатов.

Видный литературовед из ГДР Роберт Вейман усматривает в...самом названии исследования «хорошо продуманную лите­ратурную программу, она стремится быть не более и не менее как литературной историей Соединенных Штатов, то есть исто­рией литературы в ее взаимодействии с историей нации»К со­жалению,,этот замысел тоже не полностью выполнен и из-за буржуазно-либеральной ограниченности авторских представле­ний об истории Соединенных Штатов, и из-за недостаточного Понимания значимости крупнейших американских художников слова. Именно поэтому Р. Вейман справедливо отмечает, что «Литературную историю Соединенных Штатов» нельзя рассмат­ривать как цельный труд по истории литературы. Ее значение состоит лишь в стремлении (методологически весьма противоре­чиво реализованном) углубленно осознать литературу как, со­ставную часть литературного процесса»2.

В целом же второй том «Литературной истории Соединен­ных Штатов», выходящей на русском языке, несомненно яв­ляется ценным материалом для всех, кто интересуется историей американской литературы. Книга позволяет по-новому осмыс­лить переломную эпоху в истории американской литературы, связанную с Гражданской войной, с победой в ней демократи­ческих сил, и глубже понять истоки демократических и револю­ционных традиций в американской литературе.

Я. Н. Засурский

1 Вейман Р. История литературы и мифология. М., «Прогресс», 1975, с. 176. >.

Там же, с. 179.

...борьба, стремление к

совершенству, успех

V

КРИЗИС

30. ДОМ РАСПАВШИЙСЯ И ВОССОЗДАННЫЙ

1

В 1850 году рядовой американец считал некоторые истины самоочевидными. Он почти машинально аплодировал, когда они изрекались с украшенных флагами трибун или слышались в гул­ких залах незаконченного пока еще федерального Капитолия. Он верил, что бог наделил человека определенными правами и достоинствами и дал ему для руководства моральный закон — то, что в 1854 году Эмерсон назвал «Конституцией Вселенной». Положенный в основу нашей Конституции, он превращает ее в документ почти такой же святости, как сама Библия, и дает нам, американцам, возможность иметь самую лучшую форму правле­ния. По сути дела, все человечество следило за нашим экспери­ментом в области демократии, ожидая, пока он успешно завер­шится или провалится. Именно форма правления, а не наши за­пасы угля и железа и не необъятные поля пшеницы и хлопка сделала нас великой нацией. Свобода порождала самостоятель­ность и возможность развития. Свобода была больше, чем Равенство, ибо она включала его, давая каждому шанс поднять­ся и стать вровень с любым другим.

Это был прекрасный символ веры, если скромность при этом ограждала американца от самодовольства, а искренность не под­менялась пустой болтовней. Если же случалось, что поведение рядовых граждан противоречило этим правилам — когда они сталкивались, к примеру, с иммигрантами, прибывающими в эту землю обетованную, или с неграми, которые давно укоренились в стране свободных, — то это противоречие показывало, что че­ловек, как и целая нация, может быть «распавшимся домом». В таких случаях, как бывало всегда, раздвоение личности озна­чало напряженность, разочарование, несчастье.

Убежденность, что американской нации открыт свет высшей истины, позволяла некоторым гражданам свысока взирать на «старые, траченные молью системы Европы», как они виделись молодому Уитмену с его наблюдательного поста в Бруклине. Гордость иллинойсских демократов сенатор Стивен А. Дуглас говорил, что Европа в сравнении с Америкой просто «огромное кладбище». Наиболее громко, пожалуй, выражали эту самона­деянность коренники в колеснице материализма — громадный

23

коммерческий центр Нью-Йорк и новая столица прерий Чикаго. Умеренно богатая Филадельфия и тем более Бостон с его евро­пеизированной культурой взирали на их чванливость с едва скрываемым презрением. Признавая национальный гений в предпринимательской и прикладной областях, здешние земле­владельцы и ученые пальму первенства в искусствах и словес­ности отдавали тем не менее Старому Свету. Наслаждаясь без­заботным пребыванием в Европе в 1851—1852 годах, Джеймс Рассел Лоуэлл посчитал наши наклонности скорее римскими,, нежели- греческими. «Я не могу удержаться от мысли, что мы более других народов воплощаем древнеримскую силу и дух, — писал он своему другу Джону Холмсу. — Наша литература и ис­кусство, так же как и у них, носят, в определенной мере экзоти­ческий характер, зато наша одаренность в политике, праве и осо­бенно в колонизации, наше инстинктивное стремление к накопле* нию и торговле — все это черты римские». Примирившись, как с fait accompli1, с доктриной высшего предначертания, с Мекси­канской войной и захватом Калифорнии, Лоуэлл не мог не воз­дать должное экспансионизму великой Республики, подобному тому, который когда-то связал Европу, Северную Африку и Ма­лую Азию в Pax Romana 2. Некоторые американцы равно прези­рали культ вульгарного самодовольства и противоположную ма­нию культурного низкопоклонства. Надменный брамин Френсис Паркмен раздраженно отзывался о коммерции, которая в 50-х годах создавала мощь Америки, сетовал, что не может найти «убежища от американского предпринимательства», и в то же время никак не желал пасть жертвой «преклонения перед Джо­ном Булем — этой самой опасной болезнью в бостонском свете и низах».

Лишь после начала Гражданской войны, когда французский император и двор королевы Виктории откровенно встали на за­щиту Юга, а Карл Маркс, Джон Брайт и текстильщики Ман­честера и Лиона выступили в поддержку Союза, американцы стали яснее понимать, что существуют две Англии, две Евро­пы — одна аристократическая, абсолютистская, другая пролетар­ская, либеральная. В 50-х годах разграничительные линии меж­ду ними уже наметились, но не были столь очевидны. Если состоятельные, праздные слои восточного побережья все больше проникались социальными условностями Лондона и изяществом "Парижа, приходили в восхищение перед стариной и блестящей жизнью пэров, американцы в массе своей были склонны симпа­тизировать Кубе, томившейся под испанской пятой, и востор­женно приветствовали Лайоша Кошута, символизировавшего восстание против Габсбургов, когда он в качестве официального гостя посетил в 1851 году наши берега. Сосредоточенное в ста­

24

рых штатах меньшинство могло,.пожалуй, разделять ностальгию бабки Лоуэлла, которая имела обыкновение Четвертого июля облачаться в траур и «громко оплакивала наше несчастное рас­хождение с Его Всемилостивейшим Величеством», однако большинство американцев аплодировало революциям, которые совершались во имя Конституции, революциям наподобие той, в которой сражались их предки.

Отношение же к экономической революции было гораздо более сдержанное. Зачем что-то свергать, разрушать, уравни­вать, если каждый надеялся рано или поздно стать собственни­ком? Поэтому и появившийся в 50-х годах с приездом некоторых немецких иммигрантов марксистский социализм не получил осо­бой поддержки. Более того, наличие радикальных настроений в среде новых иммигрантов в сочетании с предрассудками по от­ношению к ирландским католикам подогревало чувство превос­ходства над пришлыми. Из подозрительности и страха возникла партия «ничего-не-знающих», которая набрала такую силу, что в 1854 году победила на выборах в Массачусетсе и чуть не полу­чила большинство в Нью-Йорке. Два или три года эта партия угрожала традиционным гражданским свободам в Америке. «Если партия «ничего-не-знающих» придет к власти, — писал в августе 1855 года Линкольн своему другу, — то Декларацию независимости будут читать так: все люди созданы равными, кроме негров, иностранцев и католиков. Если дойдет до этого я предпочту эмигрировать куда-нибудь, где не притворяются, будто любят свободу». Линкольн дает понять, что «ничего-не­знающие» пытались соединить собственные- расовые предрассуд­ки с предрассудками рабовладельческого Юга. Эта попытка стоила им поддержки северных штатов, столь необходимой лю­бой третьей партии для победы, и после этого движение распа­лось.

Тем временем умы дальновидных американцев были заняты тем, как добиться улучшения участи трудящихся, причем спосо­бами менее революционными, нежели те, что содержались в «Коммунистическом манифесте». Развитие фабричной системы в Новой Англии положило конец благотворительному патерна­лизму, довольно распространенному в то время, когда в Фолл-Ривер только начинали подниматься хлопчатобумажные пред­приятия. На смену ему пришли толпы иммигрантов, ищущие работу, низкие из-за конкуренции^ заработки, потогонная систе­ма труда, быстрый рост доходов. Длительное замораживание низкого уровня жизни трудящихся классов подрывало старо­американскую доктрину широких возможностей. Линкольн вы­ступал против теории «лежачего бревна», утверждающей будто «тот, кто стал наемным рабочим, обречен пожизненно пребы­вать в этом состоянии». Для того чтобы защитить свои права, американские трудящиеся начали объединяться, хотя результаты были незначительные вплоть до Гражданской войны, когда

25

нехватка мужчин позволила ставить более высокие требования при найме на работу. Сколько иронии заключено в том, что до самого начала войны наиболее резкими критиками северной потогонной системы выступали, как будет показано ниже, аполо­геты рабства.

Вообще же 50-е годы — это время расцвета разнообразных движений и программ, увлечения противоречивыми лозунгами, иногда устаревшими. Проект «брачной реформы», направленной на смягчение законов о разводе и определение прав сторон на собственность, и требование предоставить избирательные права женщинам, за которые ратовали Люси Стоун, Лукреция Мотт и Элизабет Кэди Стэнтон, снискали симпатии лишь у слабого пола. Характер возражений консерваторов-мужчин лучше всего можно проследить на типичном примере Паркмена. Прекло­няясь перед средневековьем за его религиозность и почитание рыцарственности, он язвительно замечал, однако, что благодаря американской вульгарности вера в Америке возрождается лишь как столоверчение, а идея рыцарского отношения к даме — в форме «женского равноправия, отчего избави нас боже». И все же феминизм имел горячую поддержку таких людей, как Джеймс Рассел Лоуэлл, муж поэтессы и умеренного реформато­ра Марии Уайт, и Генри Уорд Бичер, церковнослужитель и брат Гарриет Бичер Стоу. Выдвигая в журнале «Атлантик» в 1859 году идею совместного обучения, литератор и аболиционист Томас Уэнтворт Хиггинсон писал: «Женщина может быть либо подчиненным существом, либо равной — третьего не дано». Воз­никло движение за ограничение потребления спиртных напит­ков. В 1851 году в штате Мэн был принят первый сухой закон, и к 1855 году законы всех северных штатов, за исключением Нью-Джерси, предусматривали ту или иную форму ограничения спиртного, хотя механизм контроля и вмешательство судов час­то оказывались недостаточными, и в течение.следующего деся­тилетия эксперимент отошел на второй план. Пока же Уэнделл Филлипс и миссис Стоу призывали бойкотировать вино, пода­ваемое к столу в общественных местах. В 50-х годах участники «Армии холодной воды» занимались пропагандой воздержания по всей долине Миссисипи и даже совершали вылазки «в стра­ну Дикси и виски». Как правило, южане относились высоко­мерно к подозрительным причудам янки и с немалым опасе­нием — к самому мощному «изму».— аболиционизму.

2

В первые годы столетия на родине Джефферсона склонны были еще извиняться за существование рабства— этого неиз­бежного зла, которое непременно отомрет со временем. Но начи­ная примерно с 1830 года в связи с межпартийными схватками джексоновгской эры и раздражением, которое вызывали на Юге

26

аболиционисты вроде Уэнделла Филлипса и Уильяма Ллойда, Гаррисона, по мере того, как экономика южных штатов все бо­лее подпадала под власть Короля хлопка, а дань, собираемая им на мировых рынках, росла, на рабство все реже смотрели как I1 на временное явление. Оказалось, что это «самобытное установ­ление» Юга представляет собой непреходящее благо и оно под­креплено авторитетом истории — вспомним величие Древней Греции — и освящено мудростью господней, так как бог сотворил черных Для того, чтобы служить белым господам. На Юге не уставали твердить, что Джефферсон превозносил сельское хозяйство, однако все чаще забывали его преданность идеям естественного права и общественного просвещения, его веру в чело-

веческий прогресс. В то время как в Западной Европе и Север­иных штатах — то есть областях, где невыгодно строить экономику на труде рабов,,что" не упускали случая подчеркнуть южане, — росла озабоченность положением черных, дух Дикси, устремлялся в прошлое, находя безопасное прибежище в сред­невековой рыцарственности, расовых мифах и культурном изо-

.. ляционизме. Прославляя свое англосаксонское первородство над смешанной кровью и неассимилированными иммигрантами Се­вера, утверждая свое происхождение от кавалеров, а не пуритан, Юг все упорнее считал себя особой, неповторимой цивили­зацией, а собственный образ жизни — истинно американским. А Другие, разумеется, придерживались противоположных взглядов на смысл истинного американизма и выдвигали весомые «доводы. Однако южане словно бы затыкали уши, они пресекали распространение южнее линии Мэсон — Диксон антирабовлаельческой литературы, как это случилось с книжкой Хинтона Р. Хелпера «Надвигающийся кризис» (1857), и в 50-х годах стали отзывать свою молодежь из Принстона, Гарварда, Йеля и д других учебных заведений, направляя ее в «ортодоксальные» колледжи дома». Юг старательно отгораживался от всяких споров, дискуссий, разногласий, опасаясь измены со стороны белых

и восстаний рабов. Верность нации у населения стала подме­няться верностью штату, региону. Заколдованные собственной.логикой, многие южане в 50-х годах стали требовать возрожде­ния работорговли и более того — распространения рабства на Тихий океан. Становилось ясно, что Юг с его аграрной систе­мой хозяйства и неподвижным населением (из которого четыре, миллиона черных не имело избирательного права) отстает в развитии от Севера, который набирал силы благодаря промыш­ленности, иммиграции и продвижению на запад. Если не считать войну, оставалось только два способа укрепить позиции Юга. Первый заключался в том, чтобы предоставить права меньшин­ствам, другой — в установлении рабства на новых землях с тем, чтобы иметь перевес в голосах на землях новых штатов.

Таким образом, давняя распря из-за тарифов уступила место разногласию по вопросу о рабстве, которое неумолимо грозило

27

расколоть Союз по тридцать девятой параллели и реке Огайо. Древнейшая экономика в мире (монокультурное сельское хо­зяйство на базе труда рабов) столкнулась с наиновейшей (промышленный капитализм, основанный на системе.наемного тру­да) в рамках одного демократического государства.

Компромисс 1850 года вызвал чувство всеобщего облегченния, похожее на то, что возникло после Мюнхена в 1938 году, и оно сохранялось достаточно долго, чтобы обеспечить избрание в Белый дом добродушных демократов — Франклина Пипся s 1852 году и Джеймса Бьюкенена в 1856 —эти «подлые пре­зидентства» привели в ярость разочаровавшегося в демократах Уолта Уитмена. Билль «Канзас — Небраска» 1854 года, которым конгресс предоставил населению этих территорий на Великих равнинах самому решать, быть ли этим новым штатам свобод­ными или рабовладельческими («местный суверенитет»), выгля­дел как еще один шаг к умиротворению, хотя вскоре после его принятия благодаря бурному потоку переселенцев с Севера в Канзасе победили противники рабства. Само собой разуме­ется, решение по делу негра Дреда Скотта, распространявшее про победу, южан, захватившую даже августейший символ власти — Верховный суд. На следую­щий год Авраам Линкольн был выдвинут кандидатом в сенат от Иллинойса по списку новой республиканской партии — коали­ции противников рабства, сбросивших тесные одежды вигизма и исполненных идеалистического рвения, которое, правда, уме­рялось участием нескольких ловких политиков. После серии де­батов со своим оппонентом Стивеном А. Дугласом, которые про­шли в ряде городов Запада, Линкольн потерпел поражение при незначительном недоборе голосов. Хотя он не был избран, эти речи помогли Линкольну встать во главе новой партии.

Несмотря на компромиссы и политические победы южного блока, сила оппозиции неуклонно росла. В 1852 году был опуб­ликован самый действенный во всей истории роман — «Хижина дяди Тома» миссис Бичер Стоу; в первый же год было распро­дано 300 000 экземпляров. К своему сожалению, Юг не нашел писателя, который мог бы служить его делу с такой же силой убежденности, которой обладал Север в лице миссис" Стоу — а ведь у Севера был еще Лоуэлл и его «Записки Биглоу», або­лиционистская поэзия Уитьера и гневные высказывания Эмер­сона и Торо в конце 1859 года, когда прямо с виселицы Джон Браун ступил в сонм святых ив боевые марши недалекого бу­дущего.

Война и в самом деле была неизбежна. Теперь уже стало очевидно, что партия и лидер, которые окажутся способными объединить Запад и Север —чего были не в силах достигнуть деятели прибрежных штатов, — выиграют следующие выборы, и тогда, как предсказывали горячие головы среди южан, неизбе­

28

жен раскол Союза штатов. Умеренный республиканец из Нью-Йорка Уильям Г. Сьюард обронил фразу о «неразрешимости конфликта». Она эхом отдалась по всей нации вместе с выска­зыванием другого умеренного, Авраама Линкольна, о распав­шемся доме в его пророческом выступлении 1858 года, когда он сказал, что «наше правление не может долго оставаться полу-ра­бовладельческим и полу-свободным». Ни тогда, ни после назна­чения и избрания его президентом в I860 году (очевидно, без единого голоса со стороны Юга) Линкольн не предлагал на­сильственного освобождения черных в рабовладельческих шта­тах. Но на двух вещах новый президент и его партия стояли твердо. Рабство не должно распространяться дальше на Запад, ибо пионеры, по образному выражению Линкольна, заслужи­вали «чистую постель, без копошащихся там гадов». И Союз штатов должен быть сохранен. Из-за этого и разгорелась Граж­данская война —после того как в качестве обещанной ответной меры на избрание Линкольна несколько штатов, начиная с Юж­ной Каролины, зимой 186061 года отделились от Союза, а 12 апреля федеральные войска, посланные для спасения осаж­денного гарнизона форта Самтер, вызвали огонь береговых ба­тарей Чарльстона.

3

Лидеры Севера и Юга, большинство писателей и ученых, масса рядовых граждан обеих сторон с особой силой чувство­вали справедливость именно того дела, которое они защищали.

Южанин, отражая нападение из-за Потомака, сражался за свой дом и очаг, за право на свободу и самоуправление, за ра­совое превосходство и против,„как считалось на Юге, угрозы бунта, грабежей и убийств. Волнующие песни вроде «Мэриленд, мой Мэриленд», такие стихи, как «Юный Гиффен из Теннесси» доктора Френсиса Тикнора и «Ода на могиле солдата Конфеде­рации» Генри Тимрода, восхваляли дух самопожертвования, не­редко подлинного героизма простых людей. Самый утонченный поэт на Юге Сидни Лэнир надел мундир и служил всю войну, а к концу ее был захвачен в плен и водворен в тюрьму. И все же в условиях этого смертельного кризиса духовная и художе­ственная жизнь, казалось, совсем остановилась. «Сперва спа­сите свою страну, а потом становитесь проповедниками и учены­ми,—говорил полковник Джеймс Чеснат некоторым студентам-: богословам, добивавшимся освобождения от воинской повинно­сти.— Когда отстоите страну, тогда будет предостаточно свя­щенников, студентов и ученых, чтобы облагораживать и укра­шать ее». Задолго до Аппоматокса многие лучшие библиотеки были растасканы и сожжены, большинство колледжей закрыто, те зародыши общественного образования, которые были на Юге, уничтожены. В пылу войны южные землевладельцы часто про

29

возглашали.идеалы не только аристократии, но и автократии. В Бостонской речи 1863 года Оливер Уэнделл Холмс «про­ехался» по недавней передовой из ричмондского «Игзэми-нер», где признавалось, что сражающаяся Конфедерация «со­шла с ошибочного пути цивилизации века. Ибо лозунгу «Сво­бода, Равенство, Братство» мы намеренно противопоставили Рабство, Подчинение, Власть». По мере того как война затяги­валась и множились поражения, появилось чувство разочарова­ния и противоречия не только среди белых бедняков и обитате­лей горных деревень, но и r среде тех, кто пс имел рабов (пере­пись 1860 года показала, что из восьми миллионов белых на Юге только четыреста тысяч были рабовладельцами). Начали поговаривать, что «богатые затеяли войну, а сражаться бед­ным». К последнему акту трагедии—сражению при Аппоматоксе— Юг уже истекал кровью, был расколот географиче­ски и духовно, хотя сохранял гордость и величие даже в па­дении.

По сравнению с речами Линкольна о целях войны и идеалах Союза высказывания Джефферсона Дэвиса кажутся раздражи­тельными и односторонними. Несомненно, человек из Иллиной­са был выразителем самых определенных взглядов и здравых суждений Севера, рупором идеалистов по всему земному шару. Люди меньшего масштаба поначалу часто не соглашались с Линкольном, но в конце концов вставали на его точку зрения. Моральный дух Севера в период войны — это, можно сказать, история растущего влияния Линкольна по мере того, как он сам добирался до сути вещей и просто, ясно выражал свои взгляды. Он не обращал внимания на неприязнь и действовал с помощью демократического механизма, терпеливо дожидаясь, пока созре­ет общественное мнение, искусно выбирая подходящий момент.

На ряде примеров можно было бы показать, что литераторы не оставались в стороне и подкрепляли своим искусством аргу­менты Линкольна. С самого начала войны Север был гораздо богаче литературой убеждения. Пацифизм, которым Новая Анг­лия продемонстрировала свое неприятие Мексиканской войны, быстро уступил место священной кампании шестьдесят первого, как о том свидетельствуют высказывания Торо, Лоуэлла и даже квакера Уитьера. Под влиянием споров, предвещавших войну, журналисты и ученые покинули уютные кабинеты и приветство­вали начало военных действий как значительный поворот к возрождению. И ветераны, подобные Эмерсону, и новые люди вроде Генри Адамса одинаково радовались этому испытанию, силой. Типичной для умонастроения Новой Англии была вторая серия «Записок Биглоу» Лоуэлла, которые в эту тяжёлую го­дину простым, обыденным слогом выражали любовь к родине и гордость за нее. То же самое можно сказать о новоанглийском Обществе патриотических публикаций, которым руководили

30

Чарльз Элиот Нортон и другие литераторы и ученые, поставив­шие целью формировать общественное мнение в пользу Союза, распространяя плакаты и другие средства пропаганды, рассчи­танные на провинциальные газеты и обитателей прилегающих к Югу штатов. Подобная организация в Нью-Йорке под тем же названием распространяла тонны брошюр, критикующих паци­физм. Ее духовным вождем был Френсис Л ибер, который в 1856 году покинул чуждый ему Юг, занял должность профессора в Колумбийском университете и отдал свое перо прославлению органического единства Соединенных Штатов и мудрости их конституционной формы правления.

И в самом деле, единство нации, его значение в глазах всего человечества было первейшей заботой Линкольна и людей, рабо­тавших под его руководством. Сохранение Союза было главным доводом в пользу войны. Еще до того, как заговорила первая пушка, Линкольн именно так толковал борьбу. Направляясь на акт инаугурации, Линкольн выступил в филадельфийском Инде­пенденс-холл и апеллировал к Декларации независимости, которая «содержала обещание в соответствующее время снять с плеч всех людей всякое бремя и дать каждому равную воз­можность». Мировая демократия делала жизненно важную ставку на спасение Союза. Если внутренние распри погубят страну, говорил Линкольн конгрессу и народу на протяжении всей войны, то учение о народном самоуправлении будет дис­кредитировано навсегда. На нас с тревогой устремлены глаза всех наций и всех людей — и крепостных, и королей. Послед­няя и самая лучшая надежда земного шара висела на ни­точке.

Разумеется, даже после Геттисбергской речи Линкольна на­ходились инакомыслящие, смотревшие на войну не с той высо­кой точки зрения, какой она требовала. Некоторые юнионисты, как, например, большой друг Лонгфелло Чарльз Самнер, сво­дили войну к злобному местничеству, такому же узколобому, как и у многих южан. Другие же восторженно прославляли войну как таковую. Сожалея, что слабые глаза и нервы вынуж­дают его остаться дома, Паркмен рассылал в газеты письма, на­поминая американцам, что «Рим достиг величия столетиями войн». Кое-кто руководствовался единственно чувством мести и совсем потерял голову, как, скажем, теннессийский пастор Браунлоу или ожесточенный пенсильванский конгрессмен Тэд Сти­вене. Но более мудрые и умеренные граждане на Севере все чаще были, склонны согласиться с Линкольном, что эта война не только за Союз штатов, но и за мировую демократию и что ее оправдание в ее гуманизме и духе милосердия.

Вторая цель войны, о которой было объявлено позднее и ко­торая наиболее эффективно соединяла стремления Союза с на­деждами мирового либерализма, состояла в освобождении ра­бов. Если бы в воссозданном среди крови и слез Союзе

31

сохранился такой анахронизм, как институт рабства, то были бы обмануты надежды тех, кто многим пожертвовал ради победы, и страна не завоевала бы симпатий мировой общественности. Одно время Линкольн склонялся к постепенному освобождению и выплате компенсации рабовладельцам, но в пламени и страс­тях войны эта мера оказалась несостоятельной. С каждым днем возможности компромисса уменьшались. «Настал час,— говорил Линкольн,— когда я понял, что рабство должно умереть, чтобы нация могла жить». 22 июля 1862 года Линкольн внес на рас­смотрение кабинета свой проект Прокламации об осьибождении и предложил в сентябре объявить о предстоящем акте. Ни на йоту не сбавляя усилий по спасению Союза, Линкольн понимал, что такое новое «вливание» идеализма наилучшим образом ожи­вит либеральные настроения на Севере и за океаном. Пришел конец молчаливому приятию федеральной администрацией юж­ных теорий о природном превосходстве белых над черными. (В том же 1863 году, когда была подписана Прокламация, об­щественный деятель-новатор, друг Эмерсона и Дарвина Чарльз Лоринг Брейс в книге «Расы Старого Света» дал научное опро­вержение теории раздельного происхождения рас.) Проклама­ция получила поистине мировой резонанс. Чарльзу Френсису Адамсу, американскому посланнику в Лондоне, пришлось дол­гое время сдерживать симпатии аристократических кругов к Конфедерации; теперь же он почувствовал, как сильно изме­нились настроения в пользу Линкольна и Севера. 26 марта 1863 года в Лондоне состоялся организованный Карлом Марк­сом для консолидации общественного мнения гигантский рабо­чий митинг, на котором выступил Джон Брайт. Молодой Генри Адаме, сын посланника, писал после посещения митинга: «Я не мог оценить силу морального влияния американской демокра­тии и понять причины страха привилегированных классов Ев­ропы перед нами, пока собственными глазами не увидел ее в действии».

После Геттисберга и провала летнего наступления генерала Ли в 1863 году в Мэриленде и Пенсильвании, после падения мощного речного форта конфедератов у Виксбурга и беспощад­ного броска Шермана через Джорджию в 1864 году, разрезав­шего Конфедерацию надвое, исход войны становился все более очевидным. Несмотря на попытки «медянок» умиротворить Юг и призывы радикалов применить карательные меры против них в ноябре 1864 года, в обстановке растущей любви миллионов к «отцу Аврааму», подавляющим большинством голосов Лин­кольн был переизбран президентом. Наступление северян про­должалось: Грант наносил тяжелейшие удары по армии Ли в Северной Виргинии. Уже за несколько месяцев до капитуля­ции Ли в Аппоматоксе победа Севера была предрешена. С чисто американской импульсивностью на Севере заранее праздновали

32

победу, повсюду распространялись мирные настроения—осо­бенно в крупных городах побережья, где снова воцарялись про­цветание, излишества, эгоизм. Напрасно моралисты с газетных полос и церковных кафедр напоминали согражданам, что моло­дежь Севера еще сражается и умирает: пылкий дух причаст­ности к святому делу начал угасать. Что до Юга, то почти фа­натическая восторженность — традиция «твердокаменного» Джексона, которую всячески поддерживал Ли, — уступила на­конец место мрачному отчаянию, которое после 9 апреля 1865 го­дя, когда Ли капитулировал, вылилось в усталое равнодушие.

На Севере победа принесла всеобщее ликование и подъем патриотизма. 13 апреля Лоуэлл писал своему другу Чарльзу Элиоту Нортону, что при вести о победе ему одновременно хо­телось и смеяться, и плакать, но «в конце концов возобладало чувство покоя и благоговейной благодарности. Есть что-то вели­чественное в любви к родине. Почти то же самое испытываешь, когда любишь женщину. Может быть, не столь нежно, но столь же полно и самозабвенно». (Совсем иное, разумеется,1 чувство­вал измученный Джонни Реб, который после сражения при Ап­поматоксе отбросил ружье и, по преданию, сказал: «Будь я проклят, если еще раз полюблю какую-нибудь.страну».) На другой день, после того как Лоуэлл написал эти слова, убий­ство Линкольна повергло массы американцев в такую глубокую печаль, какой они никогда не знали. Для Уитмена, барда этой трагедии, смерть Линкольна была катастрофой на сцене веч­ности, которая «завершила громадный акт в долгой драме твор­ческой мысли, придав ей свет и яркость изображения, неведо­мый вымыслу».

4

Память о Линкольне и полумиллионе погибших на Севере и Юге какое-то время жила как святыня. Проповеди, речи, сти­хи, устные сказания словно бы слились в едином мистическом благоговении перед жертвами самой жестокой в истории нации войны и гибелью величайшего американца столетия. Это чувст­во еще владело-и Лоуэллом, когда летом 1865 года его попро­сили написать поминальную оду гарвардцам, погибшим в войне, среди которых были и три его любимых племянника. «Так пла­менно захваченный замыслом, как не был лет десять», по его собственным словам, Лоуэлл прочитал это благородное стихо­творение 21 июля и перед публикацией его. в сентябре добавил самую знаменитую строфу, восхваляющую умершего вождя:

Рожденного на нашей новой почве — первого американца.

Восторженность Лоуэлла в этой оде, содержащей строки а «земле обетованной, где реки» текут молоком и медом Свободы»,

33

через несколько лет сникла ив одном из стихотворений уступила место горькой насмешке над «страной обманутых обещаний». (Эти строки были сняты по настоянию друзей.) После войны снова распространился дух себялюбия, который пробудился уже в последние месяцы войны. Попытки президента Эндрю Джон­сона выполнить обещание Линкольна — быть милосердным по отношению к поверженному Югу — натолкнулись на решитель­ное сопротивление радикальных республиканцев, и сам Джон­сон едва не потерял пост из-за предъявленных ему беспочвен­ных обвинений.

Одна цель была достигнута: Союз стал более прочным, но его властью стали злоупотреблять, когда на потерпевшие пора­жение штаты были надеты оковы военной администрации. Дей­ствия «саквояжников» и их антиподов — куклуксклановцев в конце 60-х годов добавили омуты и насилия. Медленно и бо­лезненно поверженный Юг вступал на каменистый путь воссо­единения с Союзом. Крайняя нищета как среди негров, так и среди белых, уничтожений средств производства, разруха рож­дали, всепоглощающее чувство катастрофы. Говоря об экономи­ческих трудностях, больной чахоткой Сидни Лэнир, который как бы символизировал лишения, выпавшие на долю художника в те годы, однажды заметил: «Для нас, на Юге, почти вся жизнь заключалась в том, чтобы не умереть».

Другая цель — освобождение негров —тоже была достигну­та, но расовая проблема осталась. Может быть, самым обнаде­живающим знамением того периода было рвение, с каким феде­ральное Бюро по делам освобожденных негров и филантропы с Севера принялись за просвещение негров. На протяжении ко­роткого промежутка времени самым насущным и реальным по­слевоенным делом считалось всеобщее образование белых и чер­ных. Некоторым наблюдателям казалось, что идеализм, кото­рый прежде вдохновлял аболиционистов, теперь нашел выход в массовом просвещении по всей стране. Через несколько меся­цев после Аппоматокса кумир Юга генерал Ли занял пост пре­зидента Вашингтонского колледжа, расположенного среди пред-горьев Виргинии, так как считал, что образование —самая важ­ная задача мирного времени в восстановлении разорванных нитей южного образа жизни и деловой предприимчивости. В 1867 году массачусетский банкир Джордж Пибоди пожертво­вал 3,5 миллиона долларов на просвещение всех слоев населе­ния Юга.

Над угасшим идеалом плантаторской аристократии с ее изящными манерами, но нелиберальным мировоззрением, с ее тонким, но стерильным гуманизмом постепенно брала верх фи­лософия успеха и культ бизнесмена. В первые же послевоенные годы, когда торговая необходимость восстанавливала мосты об­щения через линию Мэсон — Диксон, эта философия начала

- 34

проникать и на Юг. Но, конечно же, ее постоянным местожи­тельством оставался Северо-Восток, громадные центры промыш­ленного капитализма. Перепись 1870 года показала, что за десять лет богатство Севера, приходящееся на душу населения, удвоилось. Иные припоминали массачусетского адвоката-дисси­дента Лисандера Спунера, который утверждал, что война ве­дется за экономическое влияние, что северный капитализм на­мерен контролировать рынки Юга. Ирония состояла в том, что Четырнадцатая поправка к Конституции, предусматривающая необходимость законного судебного разбирательства в конечном счете больше помогала проповедникам евангелия преуспея­ния, нежели бедному негритянскому ребенку; благодаря словес­ным фокусам иногда казалось, что Линкольн жили умер не ради того чтобы негр стал личностью, но ради возвышения ка­кой-нибудь гигантской корпорации. Хотя все по-прежнему кля­лись демократией, требование военного времени и послевоенное развитие техники породили корпоративную промышленность: железные дороги, заводы, огромные нефтяные и угледобываю­щие компании. Из-за потока демобилизованных и короткого, но острого периода депрессии в 1866—1867 годах заметно ослабли позиции рабочих организаций. На расширяющихся заводах Се­вера и Запада, где позарез нужны были рабочие руки, с распро­стертыми объятиями принимали иммигрантов, так что призрак «ничего-не-знающих» пока покоился в могиле. Однако другое направление предвоенного либерализма, требовавшее равнопра­вия для женщин, развивалось неважно, хотя и добилось опре­деленных завоеваний в области высшего образования. Не­смотря на значительную помощь, которую они оказали во время войны в таких, в частности, группах, как санитарные комиссии, женщинам не удалось в качестве награды получить право го­лоса, и им пришлось дожидаться своего часа вплоть до оконча­ния первой мировой войны.



Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 17 |
 




<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.