WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 12 |
-- [ Страница 1 ] --

ББК63.3(5Кит) С 47

Посвящаю моему другу Елизавете Сте-

пановне Сладковской и дочери Татьяне Котовой

0504000000-030 004(01)-84

РЕДАКЦИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Рецензенты: «доктор философских наук М. Л. Титаренко Член Союза писателей СССР М. И. Басманов

84

© Издательство «Мысль». 1984

ОТ АВТОРА

Предлагаемая книга посвящена моему знакомству с Китаем и китайцами начиная с раннего детства и до 1949 года, что в летописи китайской истории соответствует периоду от Синьхайской революции 1911 —1912 годов до победы народно-демокра­тической революции и провозглашения КНР.

Со времени переселения моих родителей в Приамурье и на протяжении всей своей последующей жизни мне приходилось общаться с китайцами, неоднократно бывать в Китае. Наряду с практической работой в различных советских организациях с 1935 года я стал заниматься научной деятельностью. Моя первая книга о женьшене и других лекарственных растениях со­ветского Дальнего Востока была посвящена целебным травам, применяемым китайской (тибетской) народной медициной, в экспорте которых в Китай мне довелось участвовать.

Затем я окончил аспирантуру Института китаеведения в Мос­кве и начал преподавать в том же институте экономическую историю стран Дальнего Востока. Итоги моих научных исследо­ваний изложены в ряде публикаций. Назову некоторые из них: «Очерки развития внешнеэкономических отношений Китая» (1953 год), представленные для защиты диссертации на степень кандидата экономических наук, «Очерки экономических отноше­ний СССР с Китаем» (1958 год) — на степень доктора экономи­ческих наук, «Китай и Япония» (1971 год), «История торгово-экономических отношений народов России с Китаем до 1917 г.» (1974 год), «История торгово-экономических ^отношений СССР с Китаем 1917—1974 гг.» (1977 год), «Китай и Англия» (1980 год) и др.

Данная книга служит своеобразным дополнением к ранним исследованиям. Автор выступает здесь в новом качестве — как очевидец или участник тех или иных событий, отражающих ре­альную историю первой половины XX века, теперь уже далекого от нас времени.

В связи с появляющимися в зарубежной прессе фальсифика­циями истории советско-китайских отношений представляется необходимым поделиться личными наблюдениями, рассказать с объективной достоверностью о конкретных условиях, определяв­ших эти отношения.

Еще в детские годы автор имел возможность познакомиться с различными социальными группами китайцев, проживавших в Приамурье. То были либо рабочие, завербованные китайски-Ми фирмами, которые занимались экспортом рабочей силы из

глубинных провинций Китая на русский Дальний Восток по кон­трактам с русскими строительными организациями, либо китай­ские торговцы, занимавшиеся скупкой золота и пушнины. Авто­ру кажется, что было бы полезно ознакомить читателя с этими социальными группами, рассказать об изменениях в их жизни и поведении под влиянием Великой Октябрьской социалистиче­ской революции.

В главах, посвященных учебе на Восточном факультете Го­сударственного Дальневосточного университета во Владивосто­ке, читатель найдет сведения о развитии русского китаеведения на Дальнем Востоке, о роли студентов-китаистов в образовании различных китайских общественных организаций на советской земле (комсомольские ячейки, пионерский отряд, совпарт­школа).

Во время пребывания в командировках в Шанхае и Харбине в 1926 и 1927 годах автор имел возможность воочию наблюдать революционную жизнь пролетарского Шанхая, сложную ситуа­цию в Маньчжурии в связи с провокациями китайских милита­ристов на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД).

В процессе трудовой деятельности мне пришлось участвовать в разнообразных формах советско-китайских контактов — выез­жать в Китай в качестве уполномоченного Всесоюзного объедине­ния Лектехсырье, принимать непосредственное участие в меж­правительственных советско-китайских переговорах и в осущест­влении советско-китайских договоров и соглашений в качестве начальника Дальневосточного сектора, начальника Восточного управления Наркомата внешней торговли СССР, члена коллегии Министерства внешней торговли СССР.

Одна из глав посвящена службе в пограничных войсках в начале 30-х годов, когда на Дальнем Востоке образовался в результате японской агрессии против Китая очаг новой мировой войны.

В главе, посвященной периоду Великой Отечественной вой­ны советского народа против фашистской Германии 1941—1945 годов, автор рассказывает о трудностях, возникших в междуна­родных отношениях Советского Союза, об антисоветской дея­тельности реакционных правогоминьдановских кругов Китая, за­нявших вопреки национальным интересам своей страны антисо­ветскую позицию, о том, как под влиянием побед Красной Армии на Волге и на Курской дуге радикально менялась обста­новка в Китае, укреплялись позиции китайских демократических сил, нарастало народно-демократическое движение под руковод­ством китайских коммунистов.

В заключительной, двенадцатой главе автор описывает свое пребывание в качестве начальника Восточного управления Ми­нистерства внешней торговли СССР и экономического советника командующего советскими войсками маршала Р. Я. Малиновско­го в освобожденной Маньчжурии, рассказывает об участии в

различных переговорах и мероприятиях по установлению доб­рососедских отношений с Китаем, о сотрудничестве с народно-демократическими организациями Северо-Восточного Китая, о встречах с руководящими деятелями КПК, о роли и значении во­енно-экономического плацдарма Народно-освободительной армии Китая, созданного в Маньчжурии при содействии Советского Союза и сыгравшего решающую роль в победоносном завер­шении народно-демократической революции в Китае.

В Заключении изложены суждения по ряду новых проблем, вставших перед китайским обществом после победы народно-демократической революции.

Автор выражает признательность всем товарищам, работав­шим с ним в отдельные периоды, беседы с которыми и их сове­ты были весьма ценными при подготовке данной книги: бывшим торговым советникам НКВТ в Синьцзяне Я. С. Марголину и К. В. Бружесу, находившимся вместе с автором в Маньчжурии работникам Наркомвнешторга СССР В. П. Бойко, Т. В. Нови­кову, И. М. Саратовскому, И. И. Абрамову, Т. И. Стенину и др.

Автор выражает также благодарность референтам Институ­та Дальнего Востока АН СССР Н. Н. Ерофеевой и Т. А. Тыр-ловой за участие в проверке фактического материала.

Во всей практической и научной деятельности мне оказывала постоянное содействие вся моя семья: жена Елизавета Степа­новна Сладковская, дети Владимир, Татьяна, Галина и Юрий. Особую признательность я выражаю своей жене, которую по праву должен считать соавтором этой книги.

4

«'«И

.''''""

Глава первая ИЗ ПРОШЛОГО

Первые встречи

Мои первые встречи с китайцами относятся к раннему детству, когда мне было около шести лет. В начале июня 1912 года мой отец, работавший на Сибирской железной дороге, вместе с семь­ей переселялся в Амурскую область, где ему предложили рабо­ту на строительстве Амурской магистрали. С нами следовали другие трудовые семьи железнодорожников, законтрактованных, как и мой отец, для работ на строительстве среднего участка дороги *. Конечным пунктом нашего следования по Сибирской железной дороге был город Сретенск, расположенный на берегу реки Шилка. Оттуда нам предстоял путь по Шилке до ее слия­ния с Аргунью и далее'по великой водной магистрали Амуру.

Еще на пути к Сретенску переселенцы часто упоминали о соседнем с Россией государстве — Китае, о китайцах. Увидеть же впервые китайца мне довелось на сретенской пристани. Это был мелкий торговец — лоточник, продававший сигареты, спички, жареные земляные орехи (арахис), сладости. Пересе­ленцы, впервые прибывшие в эти места, окружили лоточника и с любопытством рассматривали его одеяние. Вид китайца был действительно необычным: казалось, что он похож скорее на ря­женого шутника, обычно развлекающего соседей в рождествен­ские праздники, нежели на загадочного чужеземца.

Одет он был в длинный, с разрезами по бокам черный, за­саленный халат; на голове, вернее, на макушке — черная шапоч­ка, из-под которой, и это было особенно примечательно, свисала длинная коса — символ покорности китайцев маньчжурским бог­дыханам **. Матерчатые туфли делали поступь китайца легкой, вкрадчивой, спокойной. Он задорно хихикал и на ломаном рус­ском языке приглашал прохожих отведать яства, покурить аро­матные сигареты — «двадцать штук камышовый мундштук» (так рекламировались харбинские сигареты марки «Каска»).

* Строительство Амурской железной дороги от разъезда Куенги до Ха­баровска протяженностью свыше 2 тысяч километров осуществлялось в 1908— 1914 годах. Оно проводилось раздельно, на четырех самостоятельных участ­ках: главном (от Куенги до Урюмчи) —с 1908 года; западном (от Урюма до Керака) —с 1910 года; среднем (от Керака до реки Бурей) —с 1911 года и восточном (от Бурей до Хабаровска)—с 1912 года. Строительство Уссурий­ской железной дороги (от Хабаровска до Владивостока) началось в 1891 го­ду и было завершено в 1899-м.

** Обычай носить косу был установлен для китайцев маньчжурами в се­редине XVII века, после воцарения на китайском престоле маньчжурской династии.

1912 год. Вблизи станции Клюквенная Красноярской железной дороги, ртель железнодорожных рабочих, направляющихся на строительство муреной железной дороги. Первый справа — И. Е. Сладковский

1«тец автора), артельный староста

6

1Ш';. аВ111Шр1ШШ1й Город Сретенск в начале века

В путь по Шилке мы отправились на небольшом судне Амур­ского товарищества пароходства и торговли. На одной из оста­новок, кажется в Толбузинке *, к нам подсела группа китайцев, среди которых были, видимо, скупщики золота и пушнины, на­правлявшиеся в ближайшие города на маньчжурском правобе­режье. Несколько китайцев напоминали простых рудокопов, как говорили в старину, золотоискателей, и они сели вместе с ехав­шими на пароходе русскими золотоискателями. Наши попутчики говорили друг с другом на каком-то особом жаргоне, чередуя ломаные русские и китайские слова и размашисто жестикули­руя. Позднее я узнал, что в верховьях Амура имелись совмест­ные русско-китайские артели золотоискателей, называвшиеся желтугинцами **.

В группе китайцев выделялись два-три человека. Они держа­лись степенно, чванливо, были одеты в нарядные парчовые ха­латы, а поверх шелковые жилеты или куртки.

* Селение было названо по имени Алексея Толбузина —"воеводы русско­го городка Албазина. В 1686—1687 годах под руководством Толбузина мало­численный русский гарнизон (около 450 человек) героически отражал натиск маньчжурского войска (56 тысяч пехоты и 3 тысячи кавалерии), имевшего 140 полевых и 50 осадных пушек. В 1688 году после потери большей части защитников Толбузин вышел с отрядом из осады и отступил к Нерчинску. ** В начале 80-х годов XIX века в верховьях Амура, в районе реки Мо­хе, русские и китайские золотопромышленники образовали так называемую желтугинскую республику. В «республике» существовало особое самоуправле­ние, имелись охранные отряды.

8

Наше путешествие по Амуру закончилось в местечке Черняево. Отсюда начиналась временная железнодорожная ветка (про­тяженностью около 30 верст), простиравшаяся до станции Ушу-мун и служившая в то время главной транспортной артерией в снабжении строительства дороги материалами, механизмами и рабочей силой.

В Черняеве скопилось много семей переселенцев, направляв­шихся либо на строительство железной дороги, либо на освое­ние новых земель. На пристани и в станице щеголевато разгу­ливали амурские казаки * — страж русских границ и фактиче­ская военно-пограничная власть.

Наш поезд следовал до разъезда Красная Падь, близ стан­ции Магдагачи. Там уже были выстроены несколько домов и око­ло десятка пирамидообразных бараков, крытых дерном или про­сто землей. Дома предназначались для администрации и офице­ров охраны, а остальное население размещалось в бараках.

К нашему прибытию на разъезде Красная Падь уже находи­лась большая партия рабочих; в одном из бараков, на окраине поселка, жили рабочие-китайцы. Они были одинокими, без се­мей, вели замкнутый образ жизни, почти не общались с мест­ными жителями. Их связи с администрацией и местным населе­нием осуществлялись через «чжангуйду» — подрядчика-стар-шинку.

Подрядчик по фамилии Цюй Боши получал от железнодо­рожного начальства зарплату китайских рабочих и раздавал им ее по своему усмотрению. Он организовывал и питание рабочих, поставляя в «общий котел» продовольствие: муку, пшено, лап­шу, овощи, растительное масло и изредка, под праздники, мясо. Стоимость продуктов вычиталась из заработка рабочих в раз­мерах, которые определял сам «чжангуйда». Китайцы-рабочие не скрывали своей ненависти к старшинке, называли его «ван-бадань» ** — фальшивый человек, жаловались русскому артель­ному старосте на то, что получают от «чжангуйды» ничтожный заработок. В присутствии же Цюй Боши китайские рабочие не роптали, показывали готовность выполнять все его требования. Боязнь лишиться даже скромного заработка заставляла их ми­риться с тяжелыми поборами старшинки.

Китайцы относились с искренней симпатией к русским де­тям. В свободное время они играли с ними, приглашали в свой барак, угощали пампушками — булочками из пшеничной муки, показывали различные фокусы, мастерили для них игрушки из цветной бумаги.

натопя^УРСКОе»К?.за«?ество было образовано по инициативе генерал-губер-
седення В°СТ"0И СибиРи Н- н- Муравьева в 1855-1856 годах путем пере­
счет пр„=л Ур час,т,и забайкальских казаков, а позднее пополнялось за
Л Рзеселенцев из Центральной России.

ФальптипГба»ДаНЬ — ]?ерепашье яйцо' внешне похожее на куриное, то есть фальшивое яйцо,— обвинение в нечестности, фальши.

9

Состав китайских рабочих часто обновлялся. Отъезд рабочих и приезд новых обычно происходил весной или поздней осенью, т. е. в начале или в конце навигации на Амуре. Сам Цюй Боши и его агент сопровождали уезжавших до ближайшей пристани и там же встречали вновь прибывших.

Более двух лет наша семья вместе с рабочей артелью пере­двигалась по трассе на восток по мере строительства железно­дорожной линии. В середине 1914 года, когда было открыто регулярное движение на Амурской железной дороге, отец и ос­тальные рабочие артели были зачислены на постоянную службу по эксплуатации и обслуживанию железной дороги на станции Гондатти * (ныне город Шимановск) **.

Станция Гондатти — крупный железнодорожный узел строя­щейся дороги — была примечательна тем, что ее начальником был князь Гантимуров, потомок князя Гантимура — в прошлом знатного правителя Даурии ***. Гантимуров обладал недюжин­ной физической силой: легко поднимал скаты вагонетки. В празд­ничные дни любители острых зрелищ собирались на привокзаль­ной площади посмотреть на силищу князя. Рассказывали, что на его «бычьей» шее (а шея у него была чуть ли не в ширину плеч) четыре человека, взявшись за концы железного лома, сгибали его. Гантимурова побаивались даже железнодорожные жандар­мы. Он, как рассказывала моя старшая сестра Оля, служившая телеграфисткой, был суров с подчиненными, но справедлив, лю­бил напомнить сослуживцам о своем знатном происхождении.

К станции прилегали два поселка: сельский — в северной и северо-восточной части, разделяемой речкой Пирой, и южный — городского типа, где располагались местные органы власти, лес­ничество и другие организации. В поселках велась оживленная торговля. Недалеко от станции находился универсальный мага­зин русского купца Виноградова, славившийся богатым выбо­ром вин, бакалейно-гастрономических товаров, тканей, одежды и т. д. В поселке имелись также магазины татарских купцов Алинбековых, торговавших тканями и одеждой. Мелкая, лавоч­ная торговля находилась преимущественно в руках китайцев. Они продавали муку, крупы, сахар, соль, овощи, галантерейные

* Станция была названа в честь Гондатти, генерал-губернатора Амур­ской области; после Февральской революции 1917 года в России он эмигри­ровал в Маньчжурию и умер в Харбине в 1946 году.

** Город Шимановск назван в честь революционера-большевика, началь­ника железнодорожного депо инженера Шимановского, расстрелянного япон­цами в 1918 году.

*** Гантимур — князь рода эвенков, влиятельный правитель Даурии, вла­девший обширными землями по берегам Шилки. После возвращения в 1667 году из района маньчжурской реки Наун, куда он с большой группой дау-ров был насильственно выселен маньчжурскими властями, Гантимур принял русское подданство и христианское вероисповедание; правительство России сохранило княжеский титул за Гантимуром и его сыновьями, и они были возведены в дворянское звание.

товары, китайские хлопчатобумажные и шелковые ткани, метал­лические изделия. Хозяевами лавок номинально считались не­сколько китайских «компаньонов», как они себя называли, хотя на самом деле «компаньоны» были не хозяевами, а лишь слу­жащими именитых купцов, компаний, скрывавшихся от налого­вого обложения русской администрации. Лавочная торговля, как правило, была лишь составной частью обширных спекулятивных и нелегальных операций крупных китайских фирм, находивших­ся в городах Маньчжурии.

Эти фирмы имели в приграничных маньчжурских селениях торговые базы, с которых направлялись в русские города и по­селки небольшие группы контрабандистов. Летом контрабанди­сты скрытно, а иногда и при содействии подкупленных таможен­ных чиновников и пограничной стражи переправлялись на лодках через Амур и далее по тропам и проселочным дорогам про­бирались не только в ближайшие селения, но и в отдаленные зо­лотодобывающие районы и на охотничьи промыслы. Наиболее активно контрабандисты проникали в зимнее время по замерз­шему Амуру, когда граница фактически оказывалась незащи­щенной.

Контрабандисты группами по 8—12 человек перетаскивали на себе довольно тяжелые грузы: спирт (в жестяных банках), шелковые (преимущественно чесуча — ткань из шелковых оче­сов) и шерстяные ткани, галантерейные и ценные кустарно-ху­дожественные изделия и др. Близ населенных пунктов они при­прятывали товар (зимой зарывали в снег), а затем незаметно проникали в селения. Здесь агенты китайских фирм помогали им распродавать товары либо через лавки, либо непосредствен­но местным жителям.

Особенно много контрабандистов появлялось накануне рож­дества и пасхи. В это время местные русские жители выходили в окрестности поселков на поиски китайской контрабанды. Лег­че всего было отыскивать спирт. Перед весенними праздниками, когда снег с полей уже сходил, искатели поджигали обнажив­шуюся сухую траву, и, если банки со спиртом не протекали, их легко обнаруживали на обуглившейся почве. Эти операции бы­ли небезопасными. Контрабандисты и их агенты старались най­ти «виновников» и нередко прибегали к мести или, угрожая ору­жием, заставляли оплачивать «находки».

На обратном пути, при возвращении в Маньчжурию, агенты китайских фирм нагружали контрабандистов ценной пушниной, пантами (неокостеневшие рога изюбра), а наиболее доверенным поручали перевозить и золото *. Китайские торговцы скупали и

* Русские исследователи золотых запасов Амурско-Приморского района Л. Тове и Л. Иванов контрабандную утечку золота с русской территории в Маньчжурию на рубеже XX века оценивали в 100 пудов (см. Сладков-ский М. И. История торгово-экономических отношений народов России с Ки­таем (до 1917 г). М., 1974, с. 284).

10

11

вывозили контрабандно также русские золотые монеты, изъятые из обращения в 1914 году (были заменены бумажными деньга­ми). Они ходили по домам, выпрашивали золотые «пятерки» и «десятки», обещая за это дешевые шелковые ткани, украшения и т. д. Дело доходило и до вымогательств. Нередко такие «ви­зиты» кончались потасовками.

По-иному вел себя китайский трудовой люд: рабочие, ого­родники, лоточники. Большая его часть попадала в Россию че­рез различных китайских подрядчиков, компрадоров. Последние принимали-подряды администрации железной дороги или других русских организаций и поставляли для них рабочую силу либо вербовали китайских парней в качестве переносчиков контра­бандных товаров, охранников, приказчиков и т. д. Часть из них находили затем самостоятельные занятия: мелкую торговлю, вы­ращивание овощей, ремонт обуви и т. д.

На нашей железнодорожной станции, так же как и в других местах Приамурья, китайцы жили без семей либо обзаводились ими на месте — женились на «луская бабушка». Однако это бы­ли единичные и, как правило, неустойчивые браки. Значительная часть китайцев, отработав положенный срок, возвращалась на родину.

Китайские рабочие были заняты главным образом на желез­ной дороге, в каменных карьерах, на лесоразработках. Все они работали под началом китайских подрядчиков, старшинок (типа Цюй Боши) и жили в рабочих поселках. Отношение к ним со стороны русских было благожелательным, дружественным. В праздничные дни китайцы охотно помогали русским семьям на огородах, в заготовке дров на зиму. Китайцев-ветеранов, проработавших по нескольку лет в совместных артелях, русские приглашали на семейные праздники. В свою очередь и китайцы любили угощать русских своими яствами.

Китайский Новый год

Наиболее сильное впечатление сохранилось у меня от праздно­вания китайского Нового года по лунному календарю *. Непре­менным правилом для каждого китайца является обязанность уплатить все долги до Нового года — в противном случае долж-

* Лунный, или крестьянский (нунли), календарь основывается на законо­мерности обращения Луны вокруг Земли (учитывается также обращение Земли вокруг Солнца). Продолжительность месяца по этому календарю со­ставляет 29 или 30 дней, причем каждый 15-й и 16-й день должен совпа­дать с полнолунием. В действительности такого совпадения не бывает, и по­этому в календаре допускаются пропуски отдельных дней или повторение одних и тех же дней. Лунный год имеет 355 дней, и для корректировки ка­лендаря по обращению Солнца прибавляется 13-й месяц (в течение 19 лет вводится 7 дополнительных месяцев). Новый год по лунному календарю при­ходится на разные числа: 24 января по солнечному календарю — начало ран­него Нового года и первые числа февраля — начало позднего Нового года.

ник не может спокойно праздновать. Этот обычай выполняется с особой тщательностью, причем, уплатив долги, китаец непре­менно спросит у своих кредиторов, полностью ли он отдал долг, все ли оплатил. При всех невзгодах, бедности китайцы строго соблюдают ритуал, заблаговременно готовятся к празднику.

В китайских лавках в это время шла бойкая торговля: про­давали красные бумажные фонарики, разноцветные ленты, при­чудливые игрушки и самое главное — хлопушки. У китайского народа существует поверье, что спокойно праздновать Новый год можно лишь тогда, когда из дому будут изгнаны «злые ду­хи». Хлопушки продавались двоякого вида: маленькие, одноза­рядные (один взрыв), вделанные в одну ленту (как пулеметная лента), взрывающиеся от огня поочередно в течение одной-двух минут, и крупные, двухзарядные, взлетающие высоко от силы первого взрыва и затем на высоте 20—30 метров взрывающиеся второй раз, разбрасывая по сторонам бенгальские огни. Ночью хлопушки создают эффектное зрелище и, так же как и наши праздничные фейерверки, привлекают множество зрителей. Как нам говорили китайцы, в дом можно входить только после окончания салюта хлопушек.

Новогоднее угощение у трудовых китайцев довольно скром­ное, вовсе не похожее на те сорокаблюдные обеды, которыми славятся богатые китайские рестораны. Главное блюдо новогод­него стола китайского простолюдина — свинина или курица, при­готовленная на пару либо жареная. Китайцы рассказывали, что у себя на родине они эти блюда изрядно сдабривают перцем: перченая свинина (ладэжоу), перченая курица (ладэцзи). Бо­лее изысканным мясным блюдом считаются новогодние пельме­ни (цзяоцзы) довольно крупных размеров. В китайских лавках к Новому году продавали и дорогие деликатесы: хайшен (тре­панги), хайцай (морская капуста), хэймуэр (черный древесный гриб), но они были недоступны трудовым китайцам. В Китае, как мне позднее довелось увидеть, в деревнях итородах в ново­годние дни проводятся веселые народные гулянья — дети и под­ростки ходят на ходулях, устраивают забавные игры. Новый год — большой народный праздник в Китае.

На китайской земле

Первая мировая война привела к полному расстройству эконо­мики царской России, распаду хозяйственных связей между от­дельными районами страны. Обстановка особенно обострилась после крушения царского самодержавия в феврале 1917 года.

Февральская революция вызвала всеобщее ликование трудо­вого народа России. Помню, как у нас в рабочей казарме муж­чины и женщины плакали от радости, обнимались, незнакомые Л}оди на улицах поздравляли друг друга с наступившим счасть­ем. Мы, подростки, выражали свое настроение криками, шумом,

12

13

с восторгом встречали первых народных милиционеров с крас­ными повязками на рукавах; на вокзале мы видели, что в про­ходящих поездах солдаты срывали-с себя погоны, расправлялись с жандармами.

На станции и в поселках образовалась новая власть — Сове­ты рабочих и солдатских депутатов. Революционно настроенные рабочие группировались вокруг большевика Шимановского и его товарищей. Люди ждали радикальных изменений. В то же время распространялись различные тревожные слухи. Стало известно, что сбежал местный пристав, носивший запоминающуюся фами­лию Римский-Корсаков; бросили насиженные места крупные тор­говцы, китайские подрядчики; закрылся пристанционный мага­зин купца Виноградова, а его винный погреб был разграблен; прекратилась торговля и в других магазинах, в том числе в не­которых китайских.

Рабочие семьи испытывали трудности. Не хватало обуви, одежды и других промышленных товаров, которыми раньше их снабжали в кредит сбежавшие купцы Алимбековы. В этой об­становке в рабочей артели зародилась идея поездки в Маньчжу­рию, где, как уверяли знатоки, «множество дешевых товаров», за которые можно рассчитываться русскими деньгами, и не только «романовками», но и появившимися в обращении «керен­ками». К тому же ходили слухи, что граница открыта.

В один из июльских вечеров 1917 года я узнал из разговора моих родителей о принятом артелью решении направить дво-их-троих рабочих в ближайший крупный приграничный город Сахалян *, где предполагалось купить по дешевке обувь, ткани и кое-что другое. Эта миссия выпала на долю моего отца и пу­тевого сторожа Василия Ивановича Вдовина. Дабы избежать придирок со стороны таможенников и доказать, что рабочие не контрабандисты, было решено взять с собой детей — меня и мо­его приятеля Сережу, сына Вдовина. Давно вынашиваемая меч­та, то ли навеянная сказками о «неведомом государстве», то ли запавшая мне в душу из рассказов китайцев об их большой, древней, казавшейся мне тогда фантастической стране, станови­лась реальностью. Закончив сборы, наша экспедиция направи­лась в приграничный город'Благовещенск**.

Наш путь от станции Гондатти к границе пролегал по глав­ной Амурской магистрали до станции Бочкарево ***, откуда на Благовещенск отходила железнодорожная ветка протяжен­ностью около 100 километров. В поезде взрослые оживленно бе­седовали между собой о революции и о том, что она даст рабо-

* Сахалин (по китайски Хэйхэ — «черная река») — небольшой торговый городок на правом берегу Амура напротив Благовещенска.

** Благовещенск был главным городом Амурской области. Первое по­селение на этом месте возникло в 1856 году, и называлось оно Устьзейском; в 1858 году было переименовано в город Благовещенск.

*** Ныне Белогорск. •...

чим, какая утвердится власть. Одни высказывали тревогу, пере­давали слухи о том, что иностранные государства вмешиваются в русские дела, чтобы восстановить старые царские порядки. Другие, а это были железнодорожники, не допускали и мысли о том, что революция отступит. Говорили, что повсюду создается Красная гвардия, что ею руководят истинные революционеры во главе с В. И. Лениным, что и у нас, на Амуре, тоже есть опыт­ные революционеры-большевики. Чаще других в разговорах упоминалось имя хорошо известного железнодорожникам боль­шевика Мухина *, возглавлявшего первые красногвардейские рабочие отряды. О Благовещенске собеседники говорили с тре­вогой: их пугали казачьи атаманы, близость границы, за кото­рой укрылись царские ставленники.

Вечером того же дня мы прибыли в Благовещенск. Нас с Се­режей манили неизвестность, граница, неведомая земля. Боль­шое каменное здание вокзала, освещенное яркими фонарями, толпы снующих пассажиров, среди которых мы видели и китай­цев, произвели на нас большое впечатление. У вокзала стояли рядами легковые и ломовые извозчики, наперебой призывавшие пассажиров воспользоваться их услугами.

На извозчике мы покатили к городскому базару, где, по све­дениям родителей, можно было найти дешевую гостиницу. Мы ехали по пыльной, немощеной улице. По обеим ее сторонам сто­яли деревянные дома крестьянского типа с разноцветными на­личниками, ставнями, воротами. Это был пригород. Ближе к центру пыли стало меньше, дорога была вымощена булыжни­ком, улицы освещены редкими фонарями и выглядели нарядно. Двух- и трехэтажные каменные дома казались нам небоскреба­ми, витрины магазинов были освещены, привлекательно выгля­дели расписные вывески. Особенно выделялся магазин на цент­ральной площади, принадлежавший известной на всем Даль­нем Востоке русской фирме «И. Я. Чурин и К0»**узеркальные витрины которого соблазняли затейливыми игрушками, сладо­стями, украшениями.

Настроение упало, когда мы прибыли в гостиницу. Это был двухэтажный деревянный дом, напоминавший постоялый двор. Нас поселили в неуютной комнате, освещенной «12-линейной»

* Федор Никанорович Мухин родился в 1878 году в семье крестьянина в Тюменской области; с 1902 года работал машинистом на станции Петров­ский Завод, а затем на станции Ульмин (ныне Мухино); член партии боль­шевиков с 1904 года, участник революции 1905—1907 годов.

1 февраля 1918 года Ф. Н. Мухин был избран председателем исполкома Амурской области; в 1919 году расстрелян белогвардейцами.

** Торговый дом «И Я. Чурин и К°» был основан в 1868 году иркутским купцом Иваном Яковлевичем Чуриным при участии братьев Бабинцевых. Эта торговая компания имела крупные универсальные магазины в Иркутске, Чите, Владивостоке, Хабаровске, Благовещенске, а также на территории Маньчжу­рии: в Харбине, Мукдене и на крупных железнодорожных станциях Китай-ско Восточной железной дороги (КВЖД).

14

15

керосиновой лампой «чудо». В комнате стояли две железные кровати, и нам с Сережей пришлось спать на полу.

С утра, после легкого завтрака (чайная колбаса, белая бул­ка, чай), родители занялись расспросами о порядках в городе, о возможности и целесообразности поездки на китайский берег, в Сахалян. Советы нашим родителям давали служащие гости­ницы, хорошо осведомленные и в политических делах города, и в обстановке на границе и на китайской стороне. К обеду в на­шу комнату был приглашен один из таких информаторов, по имени Степан, который обошелся родителям дороговато. Его обильно потчевали, но сверх того он потребовал еще пять руб­лей романовским серебром, уверяя, что три серебряных рубля он должен отдать таможенному чиновнику, который будет про­водить наш досмотр при переходе границы и возвращении. Торг был долгим: родители уверяли, что такой суммы серебром у них нет, и, кажется, сошлись на трех рублях.

Как рассказывал Степан, в городе нет прочной власти, гра­ница и таможенный контроль фактически остаются в руках ка­зачьих атаманов, которые с гражданской властью не считаются, самоуправствуют.

На следующий день утром в сопровождении Степана и его приятеля мы пошли на набережную Амура к зданию «рогат­ки» *. Около половины десятого родителей пригласили в конт­рольно-пропускной пункт за получением пропусков на выезд в Сахалян и возвращение в тот же день в Благовещенск. Их пре­дупредили, что, если они не вернутся к вечеру, им придется уп­латить 5 рублей штрафа.

После получения пропусков мы должны были пройти через «рогатку». Там два таможенных контролера и один полицейский приграничный офицер проверяли документы, осматривали вещи, а в некоторых случаях производили и личный досмотр: пассажи­ров раздевали, ощупывали их одежду, обувь и т. д.

В 10 часов утра на небольшом пассажирском пароходе мы отплыли в сторону Сахаляна. Амур в этих местах не похож на ту сравнительно небольшую реку, какой он запомнился мне при путешествии от Сретенска до пристани Черняево. Там у истоков, у слияния Шилки с Аргунью, Амур пробивался меж высоких скалистых гор, покрытых густым хвойным лесом, а ширина его едва достигала 200—250 метров. Здесь же перед нами простира­лась могучая, полноводная река, раздвинувшая свои невысокие берега более чем на километр, и ее глубина позволял^ плавать по ней крупным пароходам и буксирам с тяжеловесными бар­жами. С левого борта парохода на востоке мы видели, как, пе­реливаясь в отблесках утреннего солнца, серебрилась Зея — один из главных притоков Амура в его среднем течении, река полноводная, капризная, приносившая хлеборобным местам Зей-

* Так назывался контрольно-пропускной пункт и таможенный пост.

16,

ской долины много бед. Отсюда, вобрав зейские воды, Амур ста­новился еще шире, еще грандиознее. Берега его, накрываемые рябью небольших волн, как бы исчезали, и казалось, что на го­ризонте Амур, сливаясь с синевой безоблачного неба, превра­щается в необъятный океан.

Наше путешествие по Амуру подходило к концу. Пароход, притормаживая, сделал крутой разворот и стал медленно при­швартовываться к китайскому берегу. Сойдя по трапу на прис­тань, наши родители предъявили пропуска пограничнику-поли­цейскому. Процедура проверки была несложной. Создавалось впечатление, что полицейский даже не проверял наши докумен­ты, а лишь делал вид «строгого пограничного стража».

И вот мы на чужой земле, которую в ту пору называли не китайской, а маньчжурской, как это трактовалось в учебниках географии. Первый китайский город огорчил меня до слез. Я не увидел здесь ни причудливых «лунов» (драконов), ни фокусни­ков, ни разноцветных фонариков, что, как утверждали «кавеже-динцы» (работавшие на КВЖД русские рабочие и служащие), являлось обязательным украшением китайских городов. Са­халян был, в нашем представлении, не похож даже на обычный город. Только на главной улице, тянувшейся вдоль набережной, стояло несколько домов городского типа, а основными построй­ками города были саманные, глинобитные фанзы. Мощеных улиц в городе не было, и после каждой проезжавшей арбы под­нималась туча пыли.

В городе работало несколько мелких полукустарных пред­приятий: спиртоводочный завод (возможно, два), маслобойни, жестяные мастерские, изготовлявшие банки для спирта, слесар­ные и столярные мастерские, обслуживавшие речной порт и местное население. Сахалян служил по существу перевалочной торговой базой. Сюда доставлялись пароходами из Харбина по рекам Сунгари и Амуру всевозможные промышленные товары. Китайские фирмы пользовались и пароходами, принадлежавши­ми Сунгарийскому пароходству КВЖД, которые по'пути захо­дили в русские и китайские города. У сахалянского причала мы видели один из таких пароходов, капитан и механик на котором были русскими.

Наша прогулка по городу началась с посещения магазинов, тянувшихся непрерывными рядами по обеим сторонам улиц.

Судя по количеству магазинов и обилию в них товаров, тор­говля города обслуживала не только население Сахаляна, но и приезжих из приграничных селений, с золотых приисков, в том числе и с русского берега. Наличие многочисленных мастерских по поделке ящиков, бидонов, банок, расположенных в глубин­ных улицах, за торговой частью города, указывало на то, что торговцы готовили свои товары для дальних и, видимо, необы­чайно трудных перевозок в глухие таежные районы.

I Благовещенская-

ГОРОДСКАЯ ЦБС j АМУРСКОИЮВЛАСТИ

При первом же знакомстве с ценами на китайские товары наши родители пришли в неописуемый восторг. Оказалось, что за три серебряных рубля можно было приобрести целый кусок чесучи в 36—40 метров, т. е. такое количество, которое позволя­ло обшить всю семью! Или, например, пачка сигарет марки «Каска» с бамбуковым мундштуком стоила всего три ко­пейки!

Несмотря на то что цены были низкими, мой отец и Василий Иванович не спешили начать покупки. Им казалось, что в со­седней лавке они смогут купить еще дешевле, еще выгоднее. Так в течение двух-трех часов мы ходили от одной лавки к дру­гой, приценивались, но ничего не покупали. Мы, кажется, избо­роздили все улицы, обошли все магазины. Родители наконец убедились, что цены на одноименные товары были приблизи­тельно одинаковыми во всех магазинах и, следовательно, они на­прасно тратили время. К тому же мы изрядно устали, и мой отец решился произвести первую покупку. Это были черные ко­жаные туфли для матери, купленные, если я не ошибаюсь, за два рубля.

Вслед за тем наши дорожные сумки начали наполняться свертками чесучи, детской обувью, хлопчатобумажными тканями и многими другими товарами. Причем всякий раз перед тем, как совершить очередную покупку, отец и Василий Иванович внимательно просматривали список вещей, разрешавшихся рус­ской таможней к беспошлинному ввозу, а также список заказов наших семей или артельных соседей.

Китайские лавочники, видимо, уже знали слабинки русских покупателей да и таможенные правила. Они выбрасывали на при­лавок прежде всего куски чесучи: белой, бело-желтоватой или кремовой — и на ломаном русском языке убеждали родителей не бояться таможни, а если будет необходимо, то и припрятать часть ткани.

К трем часам дня мы закончили странствования по магази­нам. Оставалось несколько часов до отплытия парохода на рус­ский берег, и утомившиеся родители решили зайти в небольшой ресторан, расположенный тут же, на набережной. В ресторане было много людей, в том числе несколько русских, видимо, как и мы, прибывших с левобережья, или харбинских пассажиров.

О посетителях-китайцах было трудно составить впечатле­ние, настолько они были не похожи друг на друга и по внеш­нему облику, и по одежде, и по говору. Бросалось в глаза и то, что большая часть мужчин по-прежнему отдавали дань маньч­журскому обряду — носили косу, прикрывая затылок шапочкой с разноцветными шариками, что уже редко встречалось в китай­ских общинах на русской стороне.

Другие совсем были не похожи на китайцев в нашем пред­ставлении. На них были соломенные шляпы, чесучовые костюмы и модная кожаная обувь. Наконец, тут были и китайцы в рабо-

чих блузах, без головных уборов, видимо из числа служащих речного пароходства.

Здесь же я впервые увидел китаянку в окружении своей семьи. На ней была серая шелковая куртка и такого же цвета панта­лоны чуть ниже колен. Ее волосы были туго стянуты роговыми шпильками и лоснились от ароматичной помады и масел. Са­мым же удивительным качеством женщины были ее маленькие ножки, размером не больше ножки трехлетнего ребенка. Не­обычность ее ног обнаружилась, как только женщина поднялась со скамьи у двери и направилась к дальнему столу. Она пере­двигалась медленно, осторожно, так, словно каждый шаг вызы­вал у нее нестерпимую боль и страдания. Дорогая шелковая одежда и маленькие изуродованные ножки, как мне стало из­вестно позднее, свидетельствовали о знатном происхождении женщины *. Женщина с изуродованными ногами вызывала у меня сострадание к ней, как человеку неполноценному, обижен­ному судьбой. По-другому, кажется, относились к ней сопро­вождавшие ее китайские мужчины и дети, да и сама она дер­жалась весело, непринужденно.

Наш обед в ресторане был скромным: суп с лапшой, жаре­ная рыба (кажется, белый амур) и чай. Вся трапеза стоила око­ло одного юаньшикаевского даяна **. В тот же день около шес­ти часов вечера мы вернулись в Благовещенск.

Первое пребывание на китайской земле, хотя увиденное и не отвечало моим представлениям о «сказочной стране», оставило большое впечатление. Знатоки Китая, а ими мы считали «каве-жединцев», побывавших в Харбине и в других городах Маньч­журии, поясняли, что Сахалян — далекая окраина огромной страны, к тому же расположенная на исконной маньчжурской земле, где сохранялось еще много маньчжуров,— вовсе не ти­пичный китайский городок и «Китай нужно еще увидеть». И все же эта поездка оказалась очень полезной: я увидел разных ки­тайцев, заметно отличавшихся друг от друга, а служилый люд был больше похож на наших трудовых людей, чем на тех ку­кольных китайцев, которых я встретил в Сретенске пять лет на­зад.

* В Китае еще в древности был введен обычай бинтования ног девочек в возрасте до двух лет, в результате чего пальцы, подогнутые под ступню, болезненно врастали в подошву ноги и рост ступни прекращался, а изуро­дованная ступня превращалась в копытообразную кочерыжку. Женщина с такими ножками не могла работать в поле, была по существу привязана к дому, домашнему ремеслу. Такой обычай соблюдался преимущественно в зажиточных семьях, особенно в Северном Китае. Маленькая ножка считалась признаком женского изящества.

** В Китае в обращении был серебряный китайский доллар — даян с изо­бражением президента Юань Шикая; в 1917 году один даян был примерно равен одному американскому доллару.

19

Китайцы меняются

Все мы, русские, взрослые и дети, замечали изменения и во внешнем облике, и в поведении китайцев, живших на русской земле. Очевидцы рассказывали, что прибывшим из Маньчжурии новичкам в рабочих казармах китайцы-старожилы обрезали косы, причем, что особенно удивляло русских, делалось это с ведома «чжангуйдов», которые сами были стрижеными и вос­хваляли президента Юань Шикая. Замечали также, что некото­рые китайцы-поденщики, обычно по истечении срока их найма охотно возвращавшиеся домой, к семьям, сейчас "изъявляли же­лание остаться на постоянной работе в России, так как в Китае, говорили они, «большая война и работы нет».

Что мне стало известно позднее об этих годах жизни китай­ского народа? Что происходило в Китае в 1912—1917 годах? И какие это имело политические последствия?

Главным событием, положившим начало новому периоду в истории Китая, была Синьхайская революция 1911—1912 годов, приведшая к свержению маньчжурской династии Цин и провоз­глашению Китайской Республики, объективные задачи которой сводились к созданию буржуазно-демократического строя.

Китайский народ в это время испытывал двойной гнет: фео­дально-монархический— чужеземной династии Цин, утвердив­шейся на китайском престоле еще в XVII веке*, и империали­стических держав, поделивших Китай на «сферы влияния» и ведущих между собой борьбу за превращение Китая в свою ко­лонию **. С конца XIX века в Китае возникло антиманьчжурское демократическое движение под руководством выдающегося ре­волюционного демократа Сунь Ятсена, ставившего своей зада­чей свержение цинской монархии и создание Китайской Респуб­лики на основе «трех принципов» ***. Это было время, когда под влиянием революции 1905—1907 годов в России не только в Ки­тае, но и во всей Азии угнетенные народы поднимались на борь­бу за национальное и социальное освобождение,— время, кото­рое В. И. Ленин назвал «пробуждением Азии».

* С начала XVII века велась длительная борьба между племенным сою­зом маньчжуров, стремившихся освободиться от господства Китая, и правя­щей китайской династией Мин. В 1644 году ослабленный крестьянскими восстаниями минский Китай оказался не в состоянии сдержать наступление маньчжурских войск, минский император покончил жизнь самоубийством, и на китайском престоле воцарилась маньчжурская династия Цин.

** В конце 90-х годов XIX века Англия, Германия, Франция и царская Россия по договорам с цинским правительством получили право на строитель­ство железных дорог в Китае и установление в зонах этого строительства «сфер влияния» соответствующего государства.

*** В 1906 году Сунь Ятсен изложил свое учение о «трех принципах»: первый принцип — национализм — свержение маньчжурской династии; второй принцип — народовластие — политическая задача революции; третий прин­цип — народное благосостояние.

Сунь Ятсену и его сторонникам, образовавшим партию «Объ­единенного союза» (Тунмэнхуэй), удалось объединить прогрес­сивную общественность, привлечь на свою сторону часть армии, в результате чего 11 октября 1911 года революционные войска заняли город Учан, а затем Ханькоу и Ханьян, положив начало Синьхайской революции *. 29 декабря в Нанкине открылось собрание делегатов, представлявших 17 провинций, на котором было принято решение о создании республики. 1 января 1912 го­да была официально провозглашена Китайская Республика, и Сунь Ятсен вступил в обязанности временного президента.

Это была большая победа, вызвавшая ликование китайской и мировой демократической общественности, но воспользоваться ею китайскому народу не удалось. Престола лишился лишь ма­лолетний император Пу И, который, однако, получил крупное пенсионное обеспечение (4 миллиона юаней в год), тогда как военно-бюрократическое управление страной сохранилось, а один из ведущих цинских военачальников, Юань Шикай, пере­нял верховную власть от цинского императора и стал фактиче ским главой правительства.

Хитроумный царедворец Юань Шикай выдавал себя за при­верженца демократического строя и добился с согласия Сунь Ятсена избрания постоянным президентом Китайской Респуб­лики. Измена Юань Шикая демократическим принципам и пре­следование им революционных демократов привели к образова­нию на юге Китая, в Кантоне, народно-республиканского пра­вительства во главе с Сунь Ятсеном. На севере же, в Пекине, утвердилось реакционное феодально-милитаристское правитель­ство, возглавляемое Юань Шикаем.

Начавшаяся между революционным Югом и реакционным Севером война приводила к размежеванию китайского общества не только по национальному (борьба против маньчжурской ди­настии), но и по социальному признаку. Эта борьба оказала большое политическое влияние на формирование сознания ки­тайского народа — пробуждение его от многовекового низкопо­клонства перед императором, унизительного раболепия перед эксплуататорами, власть имущими.

Эти великие перемены сказались и на китайцах, проживав­ших на русской земле, с которыми мы соприкасались. По-друго­му стали вести себя китайские рабочие-железнодорожники, ко­торых обирали китайские подрядчики. Китайские рабочие вы­ходили из артелей, руководимых «чжангуйдами», и самостоя­тельно нанимались у русской администрации на строительстве железной дороги и других сооружений, иные бросали работу по контрактам и становились огородниками либо служащими ки­тайских торговых фирм.

* Синьхайская революция получила свое название по наименованию Циклического периода по лунному календарю — «синьхай» (период с 30 янва­ря по 17 февраля 1912 года).

20

21

Были и другие факты, свидетельствовавшие об изменениях в поведении китайцев, о пробуждении их самосознания. В годы первой мировой войны до наших земляков-китайцев стали до­ходить тревожные слухи о бесчинствах японцев в Китае, в про­винции Шаньдун. Начав без согласия китайского правительства военные операции против Германии, Япония захватила немец­кие концессии в провинции Шаньдун и, воспользовавшись ослаб­лением позиций европейских государств в Китае, отвлеченных войной в Европе, ультимативно предъявила Китаю «21 требо­вание», обрекавшее его на колониальную зависимость от Япо­нии.

Вероломство Японии вызвало бурный протест в Китае. В стране был объявлен всеобщий бойкот японским товарам, а день принятия правительством Юань Шикая унизительных япон­ских требований — 25 мая 1915 года — был назван «днем на­ционального позора».

Негодование униженного Китая разделяли и китайцы, про­живавшие в России. «Жибэнь ши хэнь бу хаоды жэнь» (япон­цы— очень плохие люди),— говорили китайцы, а русские рабо­чие— участники русско-японской войны 1904—1905 годов поль­зовались у них симпатией. Происходившие в Китае события оказывали большое влияние на китайцев. Китайцы-шаньдунцы получали от своих семей сообщения о жестокостях японских окку­пантов, о разорении ими китайских деревень, и это вызывало возмущение всех остальных, близко к сердцу принимавших тя­готы родины. Русские рабочие, бывшие солдаты — участники русско-японской войны рассказывали китайцам о коварстве японцев, о том, что и войну против России в 1904 году они на­чали «по-воровски», без объявления войны. Китайцы с интере­сом слушали эти рассказы и находили в них подтверждение со­общениям, поступавшим с родины.

Гражданская война между революционным Югом и реак­ционным Севером, покушение Японии на суверенитет Китая за­ставляли китайцев призадуматься, и это сказывалось прежде всего на их отношениях с «чжангуйдами». Китайцы менялись, они уже не были такими отчужденными от русских, как прежде.

Знакомство с китайцами в детские годы, все то, что было из­вестно мне из книг, из рассказов очевидцев о Китае, не могло дать ясного представления о стране и ее народе. Может быть, это и пробудило у меня интерес к Китаю, к его истории.

Глава вторая

ПОСЛЕ ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ

Великая Октябрьская социалистическая революция явилась вы­дающейся исторической вехой в судьбах нашей Родины, всего мира. Дыхание Октября, воздействие его преобразующих идей сказалось на всех сторонах жизни и деятельности людей, их об­щественных и личных отношениях.

Советская власть, возглавляемая великим Лениным, начала свою деятельность с провозглашения мира, прекращения войны, приведшей страну к катастрофе. Декрет о мире, изданный 8 но­ября 1917 года, принес счастье миллионам людей. В полной ме­ре ощутили это и жители нашей железнодорожной станции. Ста­ли возвращаться домой солдаты-фронтовики, и их появление не только приносило радость семьям и родным, но и способствова­ло установлению новых порядков, созданию Совдепов, как тог­да называли Советы рабочих, крестьянских и солдатских депу­татов.

В артели путевых рабочих начал работать вернувшийся с фронта солдат Андрей Кошуба — большевик, сыгравший боль­шую роль в общественной жизни железнодорожников и в моей последующей жизни *. Товарищ Кошуба собирал рабочих, мест­ных жителей и обстоятельно разъяснял им политику больше­вистской партии. К нему тянулись и китайские рабочие, кото­рым он рассказывал о новой внешней политике Советского пра­вительства, о поддержке Советской Россией угнетенного китай­ского народа.

Позднее мне стало известно, что беседы товарища Кошубы подтверждались конкретной политикой Советского правительст­ва и в отношении Китая. В «Обращении к трудящимся мусуль­манам Востока», опубликованном 3 декабря 1917 года, Совет­ское правительство изложило свою внешнюю политику, основан­ную на принципах равенства, свободы и полной независимости больших и малых народов. Уже в первые месяцы после револю­ции Советское правительство обратилось через китайского посла в России к правительству Китая с предложением об установле­нии равноправных отношений, об отказе от привилегий, экстер­риториальности, полученных царской Россией в Китае по догово­рам, заключенным в 1896—1916 годах, в которых затрагивались суверенные права Китая.

* В 20-х годах А. Кошуба был секретарем уездного комитета партии большевиков в городе Свободном (бывший Алексеевск) Амурской губернии, гДе я вступил в комсомол и затем был рекомендован в партию.

23

Великая Октябрьская социалистическая революция встрети­ла широкую поддержку у прогрессивной китайской обществен­ности. «Революция в России,— писал Сунь Ятсен,— породила у всего человечества великую надежду» *. Однако в те годы Ки­тай не мог воспользоваться благами социалистической политики Советской России. Империалистические государства, господство­вавшие в Китае, старались изолировать китайский народ от вли­яния революционных идей и организовать поход против Совет­ской России.

Гражданская война

Преодолевая сопротивление внутренней реакции и ее империа­листических покровителей, трудовой народ России твердо ста­новился на сторону большевиков, создавал и укреплял органы Советской власти, в том числе и у нас на Дальнем Востоке.

В декабре 1917 года проходил краевой съезд Советов под председательством видного большевика А. М. Краснощекова **. Съезд избрал Исполнительный комитет Советов, который был объявлен единственным представителем центрального Советско­го правительства. Съезд призвал укреплять местные Советы по всему Дальневосточному краю.

Весной 1918 года, после подавления в Благовещенске восста­ния атамана Гамова ***, законной народной властью в Амурской области стал Исполнительный комитет Советов, возглавляемый Ф. Н. Мухиным. Укрепление Советов сказывалось и на жизни нашей станции. Чуть ли не ежедневно проводились различные собрания, возникла организация революционной молодежи, тех­ническим секретарем которой была моя восемнадцатилетняя се­стра Оля; в клубе начались выступления кружка любителей те­атра. Осталась в памяти торжественная встреча красногвардей­цев, принимавших участие в подавлении белогвардейского вос­стания атамана Гамова. Запомнились и мрачные картинки тех лет. Появились «революционеры-максималисты», занимавшиеся «подавлением буржуазии», а точнее, грабежами и разбоями. С ни-. ми вели решительную борьбу красногвардейцы, состоявшие пре­имущественно из железнодорожников. Они поддерживали об­щественный порядок, несли охрану станции и предприятий.

*Цит. по: Крылов А. Г. Общественная мысль и идедлогическая борьба в Китае (1900—1917 гг.). М., 1972, с. 331.

** Александр Михайлович Краснощеков (1880—1937)—член РКП(б) с августа 1917 года, один из руководителей борьбы за установление Советской власти на Дальнем Востоке.

*** В феврале 1918 года, после проведения четвертого Амурского област­ного крестьянского съезда и перехода власти в руки Советов, в Благовещен­ске белогвардейцы во главе с казачьим атаманом Гамовым подняли мятеж. В марте мятеж был подавлен, и Гамов бежал в Сахалян (см. Гражданская война на Дальнем Востоке (1918—1922). М., 1973, с. 91—94).

Распространялись слухи о том, что в соседней Маньчжурии создаются контрреволюционные армии из белогвардейского офи­церства и казачества, которые при поддержке иностранных го­сударств готовят поход против Советской России. В августе 1918 года стало известно, что красногвардейцы потерпели пора­жение в Забайкалье от белоказаков атамана Семенова, вторг­шегося из Маньчжурии. Тревога еще более возросла, когда с востока и запада на станцию начали прибывать эшелоны с отступающими частями Красной гвардии. Рабочие создавали боевые отряды и уходили в тайгу, а другие во избежание мести со стороны контрреволюционных торгашей и царских чиновни­ков укрывались в ближайших селениях, на маленьких станциях, разъездах. Разгоралась гражданская война.

Летом 1918 года дошли слухи о высадке во Владивостоке японских войск *. Говорили также, что атаман Семенов ведет вооруженную борьбу в Забайкалье против Красной Армии по планам, согласованным с японским командованием. Первый эшелон с японскими войсками прибыл на нашу станцию позд­ней осенью. Здесь он держался недолго и двинулся в путь на запад, оставив в Гондатти небольшой японский гарнизон.

Пребывание непрошеных гостей жители станции почувство­вали в тот же день. Оккупанты превратили железнодорожную школу в солдатскую казарму, вокруг нее устроили загражде­ние из колючей проволоки, на крыше соорудили наблюдатель­ный пункт; ввели комендантский час.

Оккупанты проявляли крайнюю безжалостность и жестокость к местному населению. Любого незнакомого, показавшегося им подозрительным человека они могли избить и даже застрелить. Вспоминается, как на станции Селиктан, куда переселились мои родители, японские солдаты застрелили путевого сторожа лишь за то, что он, проезжая на лошади с возом сена мимо японского часового, не поняв его окрика, не остановился..Каждую распра­ву, каждое зверство японская солдатня «оправдывала» перед русской администрацией тем, что пострадавший — «бурсувика» (большевик).

С особой жестокостью оккупанты относились к китайцам. Они просто не считали их за людей. Японские часовые, желая поразвлечься и испробовать винтовку, без всякого повода стре­ляли в прохожих-китайцев и нередко убивали их. На улицах можно было часто видеть, как японские солдаты, отобрав у ки­тайского лоточника сигареты, спички, избивали его, топтали но-

* Первый морской десант японцы высадили во Владивостоке 4 апреля 1918 года якобы в связи с убийством двух японцев.

В начале августа началась массовая высадка японцев, небольших отря­дов американцев, англичан и французов. По соглашению стран Антанты главная роль в интервенции на советском Дальнем Востоке была отведена Японии.

24

25

гами, показывая бешеную злобу, ненависть и как бы брезгли­вость к китайцу.

В то же время японское командование привлекало китайских торговцев к интендантским операциям в качестве скупщиков и поставщиков различных продовольственных товаров. Угодниче­ство, раболепие перед японскими милитаристами китайские ре­акционеры демонстрировали, как показали события, и в боль­ших политических делах. Вскоре в эшелонах вместе с японцами на нашей станции появились какие-то новые солдаты в сером, мышиного цвета хлопчатобумажном обмундировании. Это были китайцы, принимавшие вместе с японскими войсками участие в интервенции империалистических государств на советском Даль­нем Востоке на основе соглашения между японским и китайским правительствами *. Разгрузка и размещение китайских солдат происходили под руководством японских офицеров, что, как мне стало известно позднее, было обусловлено соглашением, предоп­ределявшим полную подчиненность китайских войск японскому командованию. Вид китайских солдат был жалкий. В измятом, грязном обмундировании они были больше похожи на огород­ные пугала. Китайские войска оставались на нашей станции не­долго и вскоре были отправлены в другие пункты.

Появление китайских интервентов, пособничество заклятым врагам, относившимся к китайскому народу как к неполноцен­ному роду человечества, как к рабам, вызвало у местных ки­тайцев, особенно у работавших на железной дороге, негодова­ние. Они говорили, что это не солдаты, а хунхузы ** — бродяги, которые обычно наводняют армии китайских генералов, при­хвостни, готовые служить за деньги любому хозяину. Китайские солдаты в свою очередь даже не пытались устанавливать кон­такты с местными китайцами, хотя, возможно, виной тому бы­ли японские солдаты, запрещавшие им общаться с населением.

В эти годы бурных потрясений, когда даже подростки ясно понимали причины политического размежевания у нас на Ро­дине, нельзя было не заметить, что аналогичная общественная дифференциация началась и среди китайцев: подрядчики, торга­ши и милитаристы оказывались по одну сторону баррикад и склонялись к союзу с международным империализмом, тогда как китайский трудовой народ, прогрессивная интеллигенция яв-

* 25 марта 1918 года между правительствами Японии и Китая путем об­мена нотами состоялось соглашение о совместных действиям их войск в За­байкальской и Амурской областях, чтобы предотвратить «проникновение враждебного влияния на русскую территорию... и принять свою долю участия в деле союзников по ведению настоящей войны». Соглашением предусматри­валось, что китайские войска в Забайкальской и Амурской областях будут проводить операции под японским командованием (см. Грим Э. Д. Сборник договоров и других документов. М., 1927, с. 195).

** Хунхузы (краснобородые) — синоним вооруженных разбойников, осо­бенно известных в Маньчжурии, отряды которых обычно создавались из бег­лых солдат китайской армии.

но симпатизировали русской революции. Нам было известно, что несколько китайских рабочих депо станции Гондатти ушли вме­сте с нашими рабочими в партизанские отряды. Несколько пар­тизан-китайцев сражались в отряде дальневосточного партизан­ского вожака В. А. Бородавкина.

При выходе из лесов отряда В. А. Бородавкина весной 1920 го­да я встретил на станции Бочкарево юного партизана Костю Поседко, отец которого — сельский учитель был, как говорили тогда, «идейным человеком», поддерживал связи с рабочими профсоюзными организациями и находился в добрых отношени­ях с моим отцом. Костя-кавалерист был бойцом «подрывной команды» отряда, на рукаве его партизанского пиджака красо­валась красная нашивка — «гаечный ключ-молоток». Костя при­гласил меня с товарищем в партизанскую казарму и пообещал угостить вкусным обедом, что для нас в ту голодную пору было большой приманкой. В казарме мы увидели партизан-китайцев. На вид им было лет 30—35, выглядели они залихватскими воя^ ками — в черных папахах с красными лентами, у пояса сабля, гранаты, револьверы. Партизаны называли их русскими имена­ми, одного — Ваней, так как его китайская фамилия была Ван, а другого — Мишей, видимо по тому же признаку. Партизаны шутили с нами, говорили, что это будущие красные командиры Китая. Китайцы дружелюбно смеялись.

Тяжелые годы

Уход японских оккупантов из Приамурья весной 1920 года и восстановление власти Советов еще не были концом граждан­ской войны на Дальнем Востоке. В ночь с 4 на 5 апреля 1920 го­да коварные японские хищники предприняли внезапное нападе­ние на советские партизанские войска во Владивостоке, Хаба­ровске, Никольск-Уссурийске и в других пунктах Приморья и нанесли им тяжелые потери.

Под крылышком японцев в середине 1921 года во Владиво­стоке было создано контрреволюционное «приморское прави­тельство», возглавляемое купцами—братьями Меркуловыми, ко­торые приветствовали японскую оккупацию Приморья. Перешли в наступление каппелевские и семеновские белогвардейские ар­мии. 22 декабря 1921 года белогвардейцы заняли Хабаровск. Над всем Дальним Востоком нависла новая опасность.

Созданная по указанию В. И. Ленина в 1920 году Дальнево­сточная республика * как «буферное государство» приняла ре­шительные меры по укреплению армии республики (Красной Армии). Из центра прибыли видные партийные руководители,

* Дальневосточная республика была провозглашена 6 апреля 1920 года На Учредительном съезде в Верхнеудинске (Улан-Удэ) в условиях продолжав­шейся японской интервенции как «буферная республика» под руководством Дальбюро РКП (б).

26

27

военачальники П. П. Постышев, В. К. Блюхер, И. П. Уборевич, С. М. Серышев и др. Началась всеобщая подготовка для реша­ющих битв и изгнания белогвардейских банд и японских ин­тервентов.

Новая вспышка гражданской войны коснулась и нашей семьи. Старший брат Ваня был зачислен в команду бронепоез­да, а отец как опытный железнодорожник — в «Головной восста­новительный поезд», призванный обеспечивать ремонтные и стро­ительные железнодорожные работы армии ДВР. Я, пятнадцати­летний.юноша, остался кормильцем семьи — болезненная мать, четырехлетний брат Валя и двухлетняя сестра Нина. Старшая замужняя сестра Оля работала далеко от нас — на станции Уруша, и при отсутствии регулярного железнодорожного дви­жения связи с ней не было.

Напряженность обстановки активизировала общественную деятельность населения, прежде всего молодежи. В школе вто­рой ступени, которую я, чередуя с черновой работой на мельни­це и в железнодорожной мастерской, нерегулярно посещал в ве­черние часы, было несколько активистов. Среди них особенно выделялся Миша Барышников — вместе с железнодорожной ра­бочей молодежью он создал комсомольскую ячейку при посел­ковом клубе. Молодежь потянулась к общественной работе. Та­кие стремления были присущи и мне. Я стал часто бывать на собраниях. В Железнодорожном собрании (так называли желез­нодорожный клуб) для молодежи устраивались лекции. Там вы­ступали военные политработники, как правило коммунисты, сре­ди которых мне особенно запомнился комиссар бронепоезда в красных брюках галифе. В своем выступлении он рассказывал о жизни в Центральной России, о продовольственных затрудне­ниях в связи с сильной засухой в Поволжье и убеждал нас, что все это будет скоро преодолено, «так как в Советской России уже научились управлять тучами, умеют искусственно вызывать дождь». Мы этому верили. Запомнилось также выступление анархиста Колесникова. Речь его нам была непонятна: он ругал и царскую и новую, Советскую власть, говорил, что всякая власть — враг свободы, но на вопросы о будущем государстве, о народной власти давал неясные ответы. Тем не менее выступле­ния анархиста собирали много народа. Публике нравилось его красноречие, «революционная» запальчивость.

Комсомольская ячейка уделяла большое внимание военному делу — владению оружием, строевой подготовке" и т. д. Интерес перерос в энтузиазм, когда комсомольцам выдали оружие и они стали бойцами ЧОН — части особого назначения. Однако секре­тарь ячейки считал нас, нескольких друзей-единомышленников, еще не подготовленными для вступления в комсомол. Мы были объявлены «сочувствующими комсомолу», нам рекомендовали посещать собрания ячейки и зубрить учебник «Политграмоты» Коваленко (так сохранилось в памяти).

Конец 1921 года и особенно 1922 год были тяжелыми для нашей семьи. Если в первые месяцы отец и брат, служившие в воинских частях, находились недалеко от нас и кое-что из своих продовольственных пайков пересылали нам, то после занятия армией ДВР Хабаровска (14 февраля 1922 года) и продвиже­ния ее в сторону Владивостока мы лишились такой поддержки.

Мне пришлось зарабатывать на хлеб насущный. В Бочкаре-ве было много богатеев, имевших крупные кулацкие хозяйства и привлекавших наемную рабочую силу. К одному из таких ку­лаков, по фамилии Юрченко, мы, группа подростков, и устрои­лись побатрачить на заимках, отстоявших в 20—30 километрах от Бочкарева в направлении к Благовещенску.

Здесь, на сельской земле, мне вновь пришлось соприкоснуть­ся с китайцами и увидеть их, но уже в ином качестве. Недалеко от заимок Юрченко мы часто встречали китайцев на крестьян­ских подводах, либо едущих из Бочкарева, либо возвращавшихся туда. В Бочкарево они направлялись к вечеру, и их подводы были загружены маленькими ящиками, свертками, пакетами. Мы недоумевали, что же это за китайцы? Обычно мы привыкли видеть их на станциях и в поселках как торговцев, ремеслен­ников, рабочих или огородников. Здесь же поблизости селений не было, вокруг простирались необъятные степи Зейско-Бур-еинской долины, поля зерновых и масличных культур. Тайну занятий китайцев открыл нам сын кулака Юрченко, учивший­ся с нами в школе второй ступени. Он рассказал, что китай­цы занимаются запрещенным делом — они разводят опийный мак, делают из него опий и отсюда контрабандно переправляют его в Маньчжурию. Китайцы просят русских держать их промысел в строгом секрете. Они платят владельцам земель высокую арендную плату и за «молчание» раздают подарки.

Позднее нам удалось побывать на опийных полях и позна­комиться с запрещенным китайским промыслом. Опийное поле располагалось в глубине пшеничных полей и было густо засея­но опийным маком, который к середине лета уже отцветал. Именно в таком незрелом состоянии на маковых головках де­лаются ножевые прорезы, через которые выступает белый сок, составляющий основу для приготовления опиума. Надрезы на опийной головке производятся несколько раз, и после каждого надреза сборщик тщательно соскабливает выступивший сок в специальные жестяные банки.

Мы видели на опийной плантации человек 15 китайцев раз­личного возраста, живших в летних соломенных шалашах. Как и на любом китайском предприятии того времени, два-три чело­века принадлежали к нерабочему сословию. Это были все те же старшинки — представители торговых фирм, организаторы кон­трабандного вывоза опиума в Китай. От Кости Поседко, кото­рый к этому времени был уже членом РКП (б) и после кратко­временного учительства на селе работал в ЧОПе, я слышал, что

28

29

чоновцы вместе с работниками уголовного розыска делали не­однократные налеты на китайские опийные плантации, конфис­ковывали продукцию, но сами хозяева плантаций оставались не­уловимыми, им удавалось скрываться.

Богатые заработки на опийных плантациях намного превы­шали *аши скудные «доходы» на кулацких землях. За все лето я смог заработать лишь около двух пудов пшеничной муки гру­бого помола. Для содержания семьи нужны были дополнитель­ные средства. Пришлось заняться сбором ягоды голубики, ко­торую продавали китайским перекупщикам, отправлявшим яго­ду в Благовещенск и Сахалян, где из нее изготовляли варенье и различные водочные настойки.

Однако с первых же дней мы убедились, что китайцы нас безжалостно обирают: за ведро ягод нам давали три-четыре пачки сигарет, тогда как в Благовещенске за такое же количе­ство ягод можно было получить до 10 фунтов чумизы — мелко­го проса. Это побудило меня осенью 1922 года с компанией ре­бят направиться в Благовещенск. На благовещенском рынке мы увидели обилие продуктов, в частности чумизы, китайского бо­бового масла и даже муки «крупчатки». Продавцами этих товаров почти исключительно были китайцы. Они либо продавали свои товары на золотые «романовские» пятерки или десятки (в 1922—1923 годах на Амурской железной дороге служащим иног­да частично выплачивали зарплату золотыми «романовками»), либо обменивали их на русские товары. Большим спросом у ки­тайцев пользовалась и голубика. За два ведра ягод можно бы­ло выменять более пуда чумизы. С такой «коммерцией» мне пришлось побывать в Благовещенске два раза.

Но вот наступил сентябрь 1922 года. Красная Армия завер­шила изгнание белогвардейцев и интервентов с Дальнего Вос­тока. Домой вернулся и мой отец. Он как работник военного «восстановительного поезда» получил от управления дороги разрешение на устройство меня, а затем и вернувшегося позд­нее брата в железнодорожный интернат на станции Михайло-Чесноковская.

Комсомольская юность

Учеба в интернате стала новым этапом в моей жизни. Я прибыл в школу уже «сочувствующим комсомолу» и от комсомольской организации станции Бочкарево имел положительную характе-. ристику. В конце года я вступил в комсомол в ячейке станции Михайло-Чесноковская, секретарем которой был Леня Вижай-кин *, а в декабре 1922 года секретарь уездного комитета ком-

* Леонид Алексеевич Вижайкин в 1923 году был направлен на учебу на рабфак при Государственном Дальневосточном университете (ГДУ); после рабфака он окончил технический факультет ГДУ; в 50—60-х годах работал директором железнодорожного техникума в Хабаровске. Умер в 1981 г.

сомола города Свободного Тищенко торжественно вручил мне комсомольский билет. В начале 1923 года меня избрали пред­седателем ученического комитета, и по существовавшему тогда положению я стал членом педагогического совета школы.

Учительский состав школы выглядел довольно пестро. Ди­ректор школы А. П. Акимов был передовым, революционно на­строенным, но очень болезненным человеком. Энтузиаст, ора­тор и поэт, любимец молодежи — таким запечатлелся в моей памяти преподаватель литературы, «вечный студент», как его называли другие учителя, Е. П. Козлов. Сохранился в воспоми­наниях и образ преподавателя геометрии, бывшего артиллерий­ского офицера, кажется Кравчука, который не скрывал своего недоброжелательного отношения к нам.

Центром нашей комсомольской жизни была, однако, не шко­ла, а рабочий клуб. Здесь устраивались общественные суды над грабителями, ставились спектакли (особенно запомнилась пос­тановка «Разбойников» Ф. Шиллера, «На дне» М. Горького и др.), проводились «политбои» — состязания в политических знаниях, различные доклады и т. д. По поручению уездного ко­митета партии мы ездили в ближайшие деревни для организа­ции «изб-читален», проведения бесед с крестьянской молодежью и вовлечения ее в комсомол.

Совершенно новые обязанности возложили на нас после за­числения в ЧОН. В течение одного-полутора месяцев по три ра­за в неделю мы проходили в городе Свободном (четыре-пять километров от станции Михайло-Чесноковская) обучение воен­ному делу — овладению винтовкой, гранатой, револьвером и т. д. По окончании военного обучения нас стали привлекать и для «оперативных» дел, чаще всего для охраны городской тюрьмы, где мы вместе со взрослыми несли охранную службу.

То было время, когда в окрестностях еще орудовали контр­революционные банды, вспыхивали кулацкие и казацкие восста­ния, население терроризировали банды, воры-и т. д. Вспомина­ется курьезный случай из нашей «тюремной практики». Как-то при выводе арестованных на прогулку я встретил своего школь­ного друга по гондаттовской школе — Кольку Соколова, слыв­шего парнем сорвиголова. Он, как выяснилось, был арестован за участие в ограблении железнодорожного киоска. Заключен­ный слезно просил нас помочь ему «высвободиться» из тюрьмы, обещал навеки бросить «поганое» ремесло Не скрою, наши чо-новские сердца размякли, и как знать, чем бы все это кончи­лось, если бы ча выручку не пришел начальник караула -— электромонтер коммунист Беляев, не поскупившийся на крепкие слова и обстоятельно разъяснивший нам долг «:стражей рево­люции».

Нам, комсомольцам, пришлось побывать и в чоновских от­рядах по борьбе с китайцами-контрабандистами, которые зани-1' лись не только нелегальным провозом маньчжурского спирта

30

31

1923 год. Комсомольская организация станции Михайло-Чесноковская Амурской области (автор — во втором ряду четвертый слева, его брат — И. И. Сладковский — во втором ряду первый справа)

и скупкой ценной сибирской пушнины, но и более «прибыль­ным» делом — поддержанием связей между русскими белоэми­грантами, обосновавшимися в Маньчжурии, и их агентурой на советской территории. Помнится, что большая часть задержан­ных контрабандистов не упорствовала и охотно выдавала тайные адреса. Были среди них и такие, которые разделяли антисовет­ские настроения и сознательно шли на борьбу с красными, дабы вернуть утраченные барыши от скупки золота, пушнины, от спаивания маньчжурским спиртом аборигенов-охотников.

Выпавшие на нашу долю невзгоды, однако, отступали. На­чиналась новая, мирная жизнь. Мы, комсомольская молодежь, свое будущее связывали с активной общественной работой и не­пременно с учебой.

Встреча с бывшим хунхузом

С весны 1923 года уездные и губернские комитеты партии, ком­сомола, железнодорожные профессиональные союзы (дорпроф-сожи) стали направлять молодежных активистов на учебу на рабфаки, в университеты и на различные курсы. Мне выпала доля по окончании весной 1924 года школы второй ступени на-

правиться на краевые учительские курсы в Хабаровск. Нужно было готовиться к новому, самому благородному и умному по­прищу — стать народным учителем. Беда, однако, состояла в том, что мне было стыдно появляться на людях: у меня не было ни сапог, ни ботинок, ходил я в старых опорках, на брюках и ру­башках уже не находилось места для заплат.

С ранней весны 1923 года и до лета 1924 года я совмещал учебу в школе с черновой работой в железнодорожных мастер­ских, на вокзалах. Но это давало очень скудный заработок. В феврале или марте 1924 года я получил письмо от отца, кото­рый работал в путевой железнодорожной артели на разъезде Ольгохта, в 30—35 километрах от прославленной Волочаевки, и настойчиво приглашал меня поработать в их артели, где пла­тили «золотыми червонцами» (твердыми советскими деньгами).

В апреле 1924 года я досрочно закончил школу. Амурский дорпрофсож выдал мне путевку на месячные учительские курсы в Хабаровске, после чего я должен был учительствовать в млад­ших классах школы второй ступени на Первой Речке, в окрест­ностях Владивостока.

В рабочей артели я начал работать в последней декаде ап­реля. В артели, состоящей из 12—15 человек, были два «гура­на» (так называли амурских казаков-метисов) и китаец лет со­рока по фамилии Ван, которого рабочие величали Василием. Ван принадлежал к одному из часто встречавшихся и харак­терных типов трудовых слоев китайского общества. Он был вы­сокого для китайца роста (170—175 сантиметров), плотного телосложения, с добродушным, улыбающимся лицом.

В Китае обычно по внешнему облику определяют родную провинцию китайца. В Ване было нетрудно угадать шаньдун-ца — уроженца провинции Шаньдун, в которой обычно «чжан-гуйды» вербовали трудовых жителей на тяжелые работы, в по­лицию (в том числе в гонконгскую), для различного рода сто­рожевых дел. В городе Чифу (провинция Шаньдун) в конце прошлого столетия существовал и русский вербовочный консуль­ский пункт, откуда шаньдунцы направлялись в Россию на стро­ительство Владивостокского порта, Уссурийской железной доро­ги, на горнорудные и другие работы.

Ван был нанят в возрасте 16—17 лет богатым китайским торговцем и направлен в Маньчжурию. Здесь его включили в группу контрабандистов для переноса контрабандных грузов в приграничные русские города и при возвращении в Маньчжу­рию. Ван рассказывал, что среди контрабандистов было много «непослушных» хозяину; они обосабливались и создавали бан­ды хунхузов, занимавшихся грабежами. Грабили они и китай­ских контрабандистов, нападали на русских охотников, золото­искателей, жителей таежных поселков.

В одну из таких банд был вовлечен и молодой Ван. Из его рассказов можно было понять, что банды хунхузов не возникали

2 М. И. Сладковский ЧЧ

самостийно, по воле отдельных буянов. Они обычно создавались самими же торговцами — руководителями контрабандистов и зачастую использовались одной организацией контрабандистов против другой, конкурирующей. Ван провел среди хунхузов око­ло 10 лет. Бандиты орудовали в верховьях Зеи, в низовьях Аму­ра и других районах Приамурья. Грабежи сопровождались убий­ствами, а награбленные товары сбывались, как правило, на зо­лотых приисках в обмен на золото. Ван покинул банду из-за страха, сознавая, что рано или поздно его убьют сами же хун­хузы, как это часто случалось с его друзьями. Более веской причиной для Вана, видимо, было и то, что с укреплением Со­ветской власти и пограничной охраны в Дальневосточном крае поле деятельности хунхузов сузилось и перед ними встала за­дача либо бежать в Маньчжурию, либо переключаться на мир­ную жизнь в советском Приамурье. Ван убеждал нас (он при­лично говорил на ломаном русском языке), что хунхузом он был поневоле, в дележах добычи ему и другим парням ничего су­щественного не доставалось, что он уже более двух лет бросил хунхузничество и пристраивался на временные работы на ма­леньких железнодорожных станциях, разъездах. «Возвращаться в Маньчжурию и попадаться на глаза хунхузам мне нельзя,— говорил Ван,— меня убьют». В самом деле, он боялся каждого незнакомого китайца и прятался.

Ван всегда тянулся к русским рабочим семьям, помогал им заготавливать дрова, работал на их огородах. Особое, любов­ное внимание он проявлял к детям. Никто в рабочих семьях не допускал и мысли, что Ван — «страшный разбойник», хунхуз, какими пугали бабушки внучат.



Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 12 |
 




<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.