А.Конан-Дойль

Н О В О Е О Т К Р О В Е Н И Е

перевод с английского

Йога Рманантты

Конан-Дойль, Артур

Настоящая публикация подготовлена к печати Йогом Раманантатой.

В издании сохранены характерные особенности

авторской орфографии, пунктуации и стиля.

КД 62

Новое Откровение. Составление, редакция, перевод с английского Йога Раманантаты., 2004. – стр.

Сэр Артур Конан-Дойль (1859 – 1930) – крупнейший английский писатель, тонкий мыслитель, общественный деятель, публицист, доктор медицины и доктор права – почти 50 лет жизни посвятил изучению Спиритизма – учения, разрешающего загадку жизни и смерти, а также – все трудности философии и религии и кладущего конец противостоянию науки и религии.

Эта книга открывает русскому читателю совершенно неведомую ему сторону жизни и творчества Артура Конан-Дойля. На её страницах Конан-Дойль предстаёт как тонкий мыслитель, которого глубоко волнуют фундаментальные проблемы Бытия: душа, бессмертие, Бог, религия, психические исследования, прогресс человечества, его судьба и предназначение.

© Йог Рманантта: составление, редакция, перевод с английского и немецкого, комментарии, 2004г.

ДЕТЕКТИВНЫЙ РОМАН

АВТОРА ШЕРЛОКА ХОЛМСА

О СПИРИТИЗМЕ

ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ

«Человек, посвятивший себя этим исследованиям, занят в жизни делом, не заставляющим раскаиваться».

Платон

Наверное, нет человека, который бы не читал Конан-Дойля, но нет и человека, который бы прочитал всего Конан-Дойля. Это, при всём желании, невозможно даже в Англии.

Так уж повелось, что большинство российских читателей, заслышав имя Конан-Дойля, про себя радостно отметит: «А, это автор знаменитого Шерлока Холмса!» И только. Таким образом оказывается, что чуть ли не самая важная сторона духовной жизни писателя – его научные и философские искания, его бурная общественная деятельность – остаётся неведомой русскоязычному читателю. И действительно, произведения эти в русском переводе никогда не издавались, а в статье «брежневской» Б.С.Э., посвящённой Конан-Дойлю, об этом не сказано ни слова. И только в «сталинской» энциклопедии говорится, что он «в последние годы жизни проповедовал мистицизм и спиритизм». Причём сказано это таким тоном, который подразумевает, что на старости лет почтенный писатель «несколько умом тронулся». Оставим это смещение акцентов на совести авторов энциклопедии, ныне покойных, и поговорим об этой стороне жизни и творчества сэра Артура Конан-Дойля – человека, мыслителя, учёного и писателя.

Читатель, возможно, недоумевает: Конан-Дойль – тот самый Конан-Дойль, отец Шерлока Холмса, этого педантичного, скрупулёзно-точного детектива, который не верит ни во что, кроме анализа и доказательства, наблюдательности и дедукции, который соединяет материальные улики с логикой и здравым смыслом и преобразует в научное исследование романтическую погоню за ворами и убийцами? И это он-то вдруг поверил в спиритические сказки и принялся их популяризировать; возможно ли такое? Однако не будем спешить с выводами Да, это тот самый Конан-Дойль, который, подобно своему герою, прежде чем притти к окончательному решению (т.е. примкнуть к спиритическому движению), накапливал и накапливал доказательства и улики в течение терпеливого и кропотливого расследования, гораздо более длительного, чем самое сложное дело сыщика с Бейкер-стрит, поскольку расследование это продолжалось без малого пятьдесят лет.

Сэр Артур Конан-Дойль обладал блестящим, дедуктивным умом, острым, как бритва. Именно эти качества своего ума он использовал при критическом исследовании Спиритизма, а также, убедившись в его истинности и во всеуслышание заявив о своей горячей ему приверженности, – при дальнейшем его развитии. Сила анализа, тонкость и глубина его мыслей поражают современного исследователя своей актуальностью и всесторонним проникновением в предмет.

В целом же недоумение иных читателей вполне можно понять, ведь если они воспитывались и выросли в лоне материалистической и марксистской идеологии, то многие вещи должны были выпасть из круга их внимания или выглядеть суевериями. Поэтому вначале, по необходимости, немного коснёмся вопроса о том, что, собственно, такое «спиритизм».

«Спиритизмом» в XIX веке назвали религиозно-философско-научное движение, которое возникло в результате ознакомления людей с особого рода феноменами, так называемыми «спиритическими манифестациями». Надо однако признать, что такой взгляд весьма поверхностен и отдаёт марксистским подходом, который всякое возникшее в обществе явление пытается объяснить историческими причинами и вписать его во временной поток. По отношению к Спиритизму такой подход был бы совершенно неверен. Дело в том, что движение, возникшее в XIX веке, правильнее было бы именовать не «спиритизмом», а «неоспиритизмом», «новейшим спиритизмом», ибо «спиритизм» не есть какое-то изобретение XIX века, с ним же и закончившееся. Спиритизм, строго говоря, существовал всегда по той простой причине, что природа человека всегда была тою же и, стало быть, связанные с нею явления и законы существовали всё то время, что существует человечество. Сведения об этих явлениях доносят дошедшие до нас древнейшие, древние и средневековые памятники письменности. Все эти явления естественным образом вписывались в жизнь людей и были одной из её естественных составляющих. Но понимание их природы было вотчиной магов, мистиков, оккультистов, жрецов и духовенства (вернее сказать, той части последнего, которая ещё владела эзотерическим знанием). Когда же наступил так называемый «век просвещения», то человечество просто почувствовало и осознало себя в совершенно новом качестве. Но одной из особенностей этого ощущения и самосознания было нежелание со стороны передовых умов эпохи признать реальность, стоящую за мистикой и оккультизмом. Так им тогда было удобнее, и это ограничение, действительно, в какой-то мере было необходимо. Но тем не менее, из-за одного только игнорирования, явления, существующие объективно, исчезнуть не могли. И вот, когда они вновь заявили о себе, а случилось это в 1847 году, в Соединённых Штатах (феномен сестёр Фокс), тогда началось их рационалистическое осмысление и освоение, получившее название «спиритизма», от латинского слова «spiritus», что значит «дух».

В двадцатом веке к вещам этим изменился подход и сдвинулась точка отсчёта (как раз это обстоятельство вполне можно объяснить историко-социологическими причинами), однако явления изучаются – и это называется уже «парапсихологией». Сейчас, по завершении этого века механического суеверия, мы переживаем такую пору, когда всё становится на свои места и возможно будет также понята ошибочность парапсихологии и её методов, и тогда Спиритизм снова станет называться «спиритизмом» и наконец займёт в жизни человечества подобающее ему место. Такова история вопроса.

Сэр Артур Конан-Дойль впервые публично заявил о своей вере в общение с умершими в статье, которая появилась в журнале «Light» от 21 октября 1916 года. Это заявление для многих прозвучало тогда как гром среди ясного неба. Но первый спиритический сеанс, на котором он присутствовал – надо сказать, с сильно скептичным настроем ума – состоялся в конце 1886 года, когда Конан-Дойль был ещё только начинающим практиковать врачом. Интерес же его к психическим феноменам обозначился за несколько лет до этого первого опыта.

«Когда в 1882 году я закончил своё медицинское образование, то, как и большинство врачей, я оказался убеждённым материалистом во всём, что касалось нашей участи. И в то же время я никогда не переставал быть ревностным теистом, поскольку, на мой взгляд, никто ещё не дал ответа на вопрос, заданный звёздной ночью Наполеоном профессорам-атеистам во время его египетского похода: «Скажите-ка, господа, кто создал эти звёзды?»... Но когда я подходил к вопросу о наших хрупких личностях, переживающих смерть, мне казалось, что многие аналогии, наличествующие в природе, отвергали сохранение личности после смерти тела. Так, когда свеча догорает, свет гаснет; когда провод обрывается, прекращается ток; и когда гибнет тело, сознание исчезает».* Чтобы объяснить это противоречие между верой в Бога и отрицанием выживания души после смерти тела, он пользуется поэтическим образом: «Разбитая скрипка не издаст ни звука, хотя бы музыкант и остался прежним».**

* “The New Revelation”, New York, George H.Doran Company, 1918.

** “Memories and Adventures”, Boston, Little, Secker&Warburg, 1926.

Однако природа его ума – научного по складу – была далека от того, чтобы замкнуть этот ум в пределах проторенных путей; она, напротив того, постоянно направляла и подстёгивала его любопытство и наблюдательность. И вместо того, чтобы отрицать пока для себя непонятное,- он всегда стремится его понять и объяснить. Среди психических феноменов, которыми в ту пору увлекаются в Англии, он выделяет один, который считает нужным изучить лично. Речь идёт о телепатии. Можно вспомнить, что эта форма общения равным образом была близка и жильцу с Бейкер-стрит, 221Б, который как бы читал мысли своего собеседника с притворным равнодушием, только подчёркивавшим его мастерство.

«Помогать мне в моих исследованиях вызвался г-н Болл, весьма известный в городе архитектор. Множество раз, сидя позади него, я чертил графики, тогда как он, со своей стороны, чертил почти то же самое; так я констатировал, что, без сомнения, могу передавать свою мысль без посредства слов».*

* “Memories and Adventures”.

Это открытие несколько пошатнёт материалистические убеждения Конан-Дойля, и когда к концу 1886 года семья одного из пациентов предложит ему принять участие в «сеансе столоверчения», он это приглашение примет. И всё же против такого рода опытов он пока что останется весьма предубеждён. Тем более что проводились они в полумраке – условие, как понятно, способное облегчить медиумам любую мистификацию, а надо сказать, что некоторые из них к тому времени уже были пойманы на месте преступления с поличным.* Феномены наблюдавшегося телекинеза повергают Конан-Дойля в смущение: он опасается, как бы его партнёры не приписали их его вмешательству, тогда как у него те же подозрения возникают в отношении их. По окончании этих первых попыток он весьма близок к тому, чтобы думать, как то впоследствии напишет его друг д-р Эдмонд Локард: «Мир загробный, если рассматривать его только как пляску мебели, выглядит весьма похожим на детскую или на дом умалишённых».

* Однако в действительности, при манифестации спиритических явлений ни полумрак, ни время и место проведения сеанса, ни количество его участников или их позы не играют сколько-нибудь значительной роли. (Й.Р.)

Конан-Дойля, в частности, удручает незначительность, ничтожность получаемых сообщений, но он понимает, что это зачастую вызвано настроем ума участников сеанса. В этой связи он признаёт, что получил достойный урок в тот день, когда, спросив у стола, сколько у него с собой денег, в ответ услышал: «Мы приходим сюда, чтобы просвещать и возвышать души, а не за тем, чтоб решать детские загадки».

Он делится своими сомнениями с одним из знакомых, генералом Дрейсоном, страстно увлечённым астрономией и психическими исследованиями. Конан-Дойль восхищается им, но, уточняет он, не в связи с блестящими результатами, которых тот добился в ходе своих спиритических опытов, а в связи со смелостью его астрономических теорий, касающихся центра описываемого Землёю круга. Авторитет учёного – это единственный авторитет, который признаётся молодым врачом. Дрейсон, который в ту пору при содействии сильного медиума* проводил удивительные опыты, объясняет бедность результатов, полученных Конан-Дойлем, неэффективностью его метода. «Заниматься психизмом без медиума – всё равно что заниматься астрономией без телескопа», – сурово изрекает он.

* Читателю не следует пугаться слова «медиум». В переводе на современный язык это значит «экстрасенс». Так, например, пресловутая Ванга – типичный медиум. (Й.Р.)

Заручившись услугами профессионального медиума Хорстеда, молодой врач и начинающий писатель организует у себя на дому, с 24 января по конец июня 1887 года, 6 сеансов. Здесь ему снова ассистирует архитектор Болл. На одном из них Конан-Дойль получает интересное сообщение, которое затем в избытке энтузиазма публикует в журнале «Лайт». Эта публикация от 2 июля 1887 года позволяет датировать первое публичное выражение интереса создателя Шерлока Холмса к Спиритизму. Сообщение, им полученное, давало ему совет: «Не читайте книгу Лея Ханта» – как раз в то самое время, когда он спрашивал себя, стоит ли ему браться за одну из работ этого автора, посвящённую комическому театру периода Реставрации.

Однако, сбитый с толку хаотическим положением дел в Спиритизме и кажущейся неопределённостью его доктрины, поскольку в ту пору ему ещё не были известны работы Аллана Кардека и Леона Дени, Конан-Дойль на несколько лет предпочтёт ему структурно хорошо организованную систему теософии. Её основательница, русский медиум Е.П.Блаватская, учредила символический Ватикан теософии в Индии, в Адьяре. Но опровержения, вскоре последовавшие в адрес госпожи Блаватской даже из стана её друзей, побуждают Конан-Дойля искать доказательств, которые он надеялся у неё найти, в другом месте.

Всегда ведомый духом научности и критичности, широко открытым сомнению, но мало склонным преобразоваться в уверенность без наличия на то осязаемых и весомых доказательств, Конан-Дойль вступает в 1891 году в Общество Психических Исследований, организацию, возможно более досконально изучающую все «случаи, касающиеся проявления потусторонних сил». Анализ материалов, собранных О.П.И., открывает перед ним значительное количество случаев, не имеющих объяснения, и лишь довольно ничтожное число тех, которые оказались мистификацией.* Получив полномочия от О.П.И., он выезжает изучать события на место происшествия и в компании с двумя другими наблюдателями проводит ночь в «непокойном доме», чтобы изучить очередное проявление полтергейста. Некоторое время спустя в подвале того дома будет найден человеческий скелет.

* Что касается мистификаций и обманов, то любой род человеческой деятельности платит свою долю дани людской непорядочности. Разве не профанировались людьми, корысти или тщеславия ради, самые святые вещи? И всё это с самых незапамятных времён. То же самое и здесь. (Й.Р.)

В 1893 году, в качестве руководителя Аппер-Норвудского литературного Общества, он приглашает Вильяма Баррэта, «пионера английского спиритизма», выступить с лекцией о психических явлениях. Хотя в данном случае Конан-Дойль и исполняет приятную и пассивную роль председателя собрания, тем не менее эта встреча оказывается прелюдией бесчисленных конференций по Спиритизму, в которых он позднее выступит в куда более активной роли лектора и рассказчика.

С терпением и настойчивостью Конан-Дойль продолжает собирать доказательства. Одно из наиболее интересных свидетельств было доставлено ему в ходе сеанса в 1896 году духом путешественника, встреченного им когда-то в Каире за несколько недель до смерти этого человека Подробности их последнего разговора, сообщённые в ходе этого сеанса, как подчёркивает Конан-Дойль, не могли быть известны другим его участникам. В том же году дух одной женщины связным и точным образом описывает ему жизнь в потустороннем мире. Накопившиеся свидетельства, а также работы Мейерса и Крукса, подтверждающие реальность определённых психических явлений, укрепляют его симпатии, но всё ещё не могут создать в нём убеждённости, и ещё менее – обратить его в новую веру.

Конан-Дойль полагает, что убедить и обратить его сможет какое-либо решительное событие интимного характера. Этого события он долго ждал. И вот, наконец, оно происходит где-то в период между январём 1916 года и публикацией его статьи в журнале «Лайт» от 21 октября того же года, в которой изложено его спиритическое кредо. К этой дате бесследно исчезла Лили Лодер-Саймондс, близкая подруга его жены, с которой он сотрудничал в опытах по криптестезии и автоматическому письму. Конан-Дойль остаётся весьма сдержан и немногословен по поводу природы этого события, послужившего ему толчком и ставшего причиной его уверенности в реальности потустороннего.

Спиритизм, если верить его хулителям, находит себе сторонников лишь среди людей, жестоко истерзанных разрывом сердечной привязанности и стремящихся найти компенсацию своей слабости в неясном мистицизме. Иначе говоря, он надежда тех, у кого более нет надежды. Есть и другой упрёк, быть может, ещё более серьёзный: Спиритизм, якобы, ущемляет, обедняет личность своих сторонников, которые, утратив всякую предприимчивость и инициативность, вверяют руководство своей жизнью тем, кто уже прожили собственную.

Так вот, едва ли можно найти какого иного человека, который был бы более ярким и впечатляющим опровержением этим расхожим обвинениям, нежели сэр Артур Конан-Дойль. Человек счастливый в личной жизни, имевший множество друзей, достигший благодаря своему писательскому таланту мировой известности, он ни в коей мере не искал в Спиритизме компенсации внутренним драмам. И та рациональность и определённость, с которыми он вступил в ряды его сторонников, никак не были у него продиктованы внезапным разрывом сердечной привязанности, но, напротив, зрели в нём в течение тридцати лет. Тем самым мы желаем сказать всем доморощенным и титулованно-дипломированным скептикам: если уж столь логичный, взыскательный и методичный ум в результате своих многолетних исследований и размышлений признал реальность спиритических фактов и стал сторонником философии Спиритизма, то, значит, всё это не может быть «чудовищным суеверием» и бабушкиными сказками, но, напротив того, является выражением действительной природы вещей.

Спиритизм, по всей видимости, удесятерил, а не ослабил предприимчивость и инициативность этого великана, за благодушным обликом которого скрывалась кипучая энергия, неустанно ищущая себе выражения и предпочитающая дела трудные или безнадёжные. Если большинство знаменитостей, ушедших на покой, купаются в лучах славы и только и помышляют о том, как бы не позволить ей угаснуть, ревностно оберегая её от всего, что могло бы ей повредить, то Конан-Дойль в эту самую пору дополняет свой труд писателя апостольской деятельностью, которой он посвящает все минуты досуга, весь свой престиж, значительную долю состояния – порядка 750.000 фунтов стерлингов – и многие свои сочинения. Беря на себя ответственность за эти действия, вплоть до самых крайних последствий их, он не может избежать и того, что связано с примыканием к спиритическому движению. Обращённый в новую веру, он не может довольствоваться ролью простого сторонника, ему необходимо броситься ещё и на передний край борьбы, которую вело движение, подвергавшееся после мировой войны всё более резким нападкам. Сделавшись проповедником, он объезжает мир с апостольской миссией, содействуя делу как устным словом, так и пером.

В это время претерпевает серьёзные изменения и его художественное творчество. Отныне он не стремится пользоваться фантастическим, чтобы удивить, но лишь за тем, чтобы созидать. Он более не рассматривает фантастическое как повод, дабы рассказать чудесные сказки и блеснуть игрой воображения, но, напротив, силится включить сверхъестественное в реальность в том виде, в каком оно открывается ему новой верой.* Постепенно он лишает сверхъестественное драматических и легкомысленных аксессуаров, чтобы зримее проступило его религиозное и нравственное содержание. Этот долгий путь от тревоги к миру, от сказки к аргументированной вере естественным образом выводит его к «Стране туманов»** – последней уступке издателям, которые умоляют его продолжить приключения старых героев. Напрасные мольбы. Слишком поздно. «Мне бы очень хотелось сделать то, о чём Вы просите, но, как Вам известно, моя жизнь отныне посвящена одной-единственной цели, и в настоящее время у меня не предвидится никаких литературных замыслов, которые могли бы представлять для вас малейший интерес. Я могу писать только то, что выходит у меня из-под пера». Да, другое время, другие нужды. Единственный мир, который он теперь желает описывать, – это мир иной. Единственные голоса, которые он слушает, – это голоса умерших, ибо они помогают ему услышать музыку разбитой скрипки.

* Термин «вера» мы используем здесь лишь по аналогии. На самом деле речь не идёт о вере, но о знании. (Й.Р.)

** «The Land of Mist» – роман, завершающий серию приключений профессора Челленджера. Другой вариант для перевода его названия – «Земля Туманная». Пропагандистский роман о Спиритизме. (Й.Р.)

В июне 1917 года, менее чем через десять месяцев после заявления в «Лайт», появляется первая его книга, посвящённая данной теме, – «Новое Откровение», заглавие которой, не любя (как и все англичане) термина «спиритизм», Конан-Дойль заимствует у почитаемого им французского автора, одного из апостолов учения – Леона Дени. В «Христианстве и Спиритизме» (1898г.) Дени анализирует проблему в четырёх ракурсах: «Неясности и искажения в Евангелии», «Эзотерическое учение Христианства», «Общение с духами умерших» и «Новое Откровение». Конан-Дойль, прекрасно сознавая важность темы, остановил свой выбор на последнем, объясняя в своей книге, как это откровение к нему пришло и как он его принял. Он излагает перед читателем свои сомнения и колебания, как бы приглашая его, в свою очередь, преодолеть их, как это сделал он сам.

«Жизненноважное Послание», появившееся в августе 1919 года, пронизано тоном убеждённости и намеренно полемично. Оно раскрывает достаточно широкое видение спиритического учения, которое противополагается летаргии общественного сознания, позволившей человечеству докатиться до жестокости, бреда и безразличия, в каковые мир был ввергнут катаклизмом 1914-18гг., оказавшимся лишь логическим её итогом. Конан-Дойль обличает коррупцию и грубость русской аристократии накануне большевицкой революции, непристойность и эгоизм британского империализма, заносчивость и хищность германской империи и колониализм в лице Леопольда Бельгийского, «этого демона во плоти, скаредность и алчность которого плодили убийства и пытки на значительной части африканского материка и который, тем не менее, был принят при всех дворах мира и погребён после панегирика, произнесённого кардиналом католической церкви – церкви, ни разу не возвысившей голоса, чтобы осудить его дьявольские деяния».* И прежде чем говорить о духовном возрождении, совершаемом Спиритизмом, Конан-Дойль восклицает: «Взгляните на всё это и скажите: представлялось ли когда человечество в более неприглядном виде?»*

* Ibidem.

Между двумя этими произведениями, всё возрастающее воодушевление в которых позволяет судить о степени самоотдачи автора делу Спиритизма, он проводит ряд конференций в высшей степени успешных, средства от которых поступают в спиритические общества. Первая конференция состоялась 7 октября 1917 года. 25 числа того же месяца в Лондоне прошла вторая. Летом 1918 года Конан-Дойль выступает на юге Англии, затем в центральной Англии, осенью в Ноттингэме и Лидсе. С осени 1918 по весну 1919 он проводит не менее 60 встреч-бесед в различных городах Объединённого Королевства. Начиная с 1920 года Конан-Дойль старается вести проповедническую деятельность и в других странах. Объехав Австралию с сентября 1920 по февраль 1921 года, он предпринимает поездку по С.Ш.А. – с апреля по июль 1922 года. Для него эта поездка является своего рода паломничеством к первоистокам. Приезд на родину неоспиритизма наводит его на мысль воздвигнуть монумент в память сестёр Фокс. Он высказывается на эту тему в статье, появившейся в «Прогрессив синкер» от 24 мая 1922 года. Эта идея была тут же с энтузиазмом воспринята. В итоге же было построено здание спиритической церкви, открытое в 1928 году. В её строительстве Конан-Дойль оказывает внушительную финансовую помощь.

В 1923 году он возвращается в С.Ш.А. для чтения нового ряда лекций и посещает также Канаду. Когда к концу 1923 года он на несколько лет прерывает свои поездки за границу, то оказывается, что к этому времени им с проповедью спиритического учения проезжено порядка 80.000 км, а это то же самое, что дважды объехать земной экватор. Но и отложив на некоторое время поездки за границу, Конан-Дойль не перестаёт служить делу духовного возрождения человечества, только теперь он делает это не столько голосом, сколько пером.

Восхищённый новой и смелой интерпретацией исторической легенды, которую Леон Дени предлагает в своей «Правде о Жанне д’Арк», он решает сделать перевод этой замечательной книги на английский. Его перевод появляется в 1924 году под заглавием «The Mystery of Joan of Arc» и сопровождается предисловием, в котором он воздаёт должное автору и святой врагине англичан в выражениях, благородство коих далеко выходит за рамки традиционной британской fair play. «Я настолько люблю эту книгу и ей восхищаюсь, что мне бы очень хотелось следовать её тексту как можно ближе. Изложение темы в ней настолько полно и совершенно, что мне ничего не остаётся добавить от себя, кроме разве только того, что, на мой взгляд, – и я совершенно в этом убеждён, – непосредственно после Христа, Жанна д’Арк является на этой земле наиболее высоким духовным существом, о котором у нас имеются достоверные сведения. Пред ней чувствуешь потребность преклонить колена».

В 1925 году Конан-Дойль открывает на Виктория-стрит спиритическую библиотеку, предназначенную также для издания его собственных работ в этой области. Он сам руководит библиотекой вместе с дочерью Мэри, и друзья нередко застают его там за переносом кипы книг или изготовлением пакетов для их пересылки.

Два тома его монументальной «Истории Спиритизма» появляются в 1926 и 1927 годах между двумя Международными спиритическими Конгрессами, на которых представители 27 стран всякий раз избирают его председателем. «История Спиритизма» – изумительная книга, свежесть её никак не померкла за годы, прошедшие со времени её написания. По свидетельству одного английского критика, «немногие книги, посвящённые исследованию оккультизма, могут выдержать сравнение с захватывающим повествованием, начертанным вдохновенным пером Конан-Дойля».

Во время Парижского Конгресса (6-13 сентября 1925 года) Конан-Дойль, по словам очевидца, был неразлучен с Леоном Дени, французским патриархом Спиритизма, для которого это публичное появление оказалось уже последним. «Добрый великан склонялся к почти слепому старцу, с трогательной заботливостью вёл его по лабиринту коридоров Зала учёных обществ, помогая занять место в президиуме. Добрейший учитель наш был этим сильно тронут: «Конан-Дойль, каков он из себя? Я плохо его вижу...» – «О, он очень высокий, – отвечали мы, – у него прекрасная большая голова, серые глаза и усы a la gauloise. Это не англосакс. Взять хотя бы его имя. Конан – «вождь», ведь это бретонское имя!»*

* Gaston Luce, «Lon Denis, l’aptre du Spiritisme», Paris, Jean Meyer dit., 1928. (Й.Р.)

И Конан-Дойль был совершенно очарован превосходным приёмом, который Париж оказывал знаменитому писателю, равно как и блестящим успехом, какой он имел у парижан. Нет, то был не приём, не успех, – это был триумф. В тот день, когда создатель Шерлока Холмса и доктора Ватсона попросил слова, зал, в котором шло заседание, хотя организаторы и постарались выбрать достаточно просторное помещение, не смог вместить всех желающих, и тысячи людей стояли в дверях. Оратор энергично обрисовал научные основы спиритической веры, каковая, на его взгляд, является верой, подтверждённой ещё и фактами. «Есть нечто более сильное, чем просто вера, – это знание... Так вот, я утверждаю эти вещи, потому что у меня есть знание о них. Я не верю, я знаю».*

* «Compte rendu du Congres spirite international de 1925», Paris, Jean Meyer dit., 1928.

Тремя годами позже, 13 сентября 1928 года, произнося заключительную речь на Лондонском конгрессе, Конан-Дойль выказывает ту же твёрдость, но теперь она направлена не против скептиков, но против политических деятелей и властей, преследующих Спиритизм. «От своего имени я написал главам некоторых политических групп в Англии и сказал им, что если всё это не прекратится к полному нашему удовлетворению, то я сделаю и невозможное для того, чтобы добиться восстановления справедливости. Если то будет нужно, я публично предстану перед какой угодно партией, которая вздумает творить над нами суд. (Аплодисменты). У нас пятьсот церквей в Англии, из которых четыреста объединены внутри Лондонского спиритического Альянса, а остальные сто – независимы. Пятьсот церквей! мы сможем преобразовать каждую из них в политический центр, мы прекрасным образом организованы, и я не знаю никакой другой группы, которая была бы способна объявить забастовку лучше, чем то можем сделать мы. (Аплодисменты). Я уверяю вас, что если только вы пожелаете это осуществить, вы добьётесь отмены преследующего нас законодательства. (Смех и аплодисменты)».*

* «Compte rendu du Congres spirite international de 1928», Paris, Jean Meyer dit., 1929.

Конечно же, никто не стоял в дверях зала, как то было в Париже – ведь никто не пророк в своём отечестве, – но вечернюю конференцию в рамках Лондонского Конгресса Конан-Дойль посвящает психофотографии. И в конце концов конференция буквально завораживает его слушателей. Среди супранормальных снимков, которые проецирует сэр Артур, некоторые сделаны им самим, а другие присланы его корреспондентами и отобраны им после удостоверения в их подлинности. По большей части это были обычные фотоснимки эктоплазмы. Самым удивительным из всех показанных им снимков был тот, автором которого являлся фотограф из «Морнинг пост», бывший, кстати сказать, скептиком. Свой снимок он сделал по ходу сеанса у лондонского медиума миссис Дин в присутствии множества свидетелей, часть которых составляли журналисты; вслед за этим он сам же этот негатив проявил. «На данном снимке, – поясняет докладчик, – видно характерное лицо старика». Нам интересно было узнать, что единственный человек, которому можно было приписать это лицо, – это старый профессор, д-р Белл, тот самый, с которого Конан-Дойлем были срисованы некоторые черты его знаменитого детективного персонажа.* Образ на экране являл характерные черты Джо Белла, всегда походившего на вождя краснокожих, но теперь он выглядел так, как должен был бы смотреться в старости».**

* Речь, разумеется, идёт о Шерлоке Холмсе. (Й.Р.)

** «Compte rendu du Congres spirite international de 1928», Paris, Jean Meyer dit., 1929.

На Конгрессе Конан-Дойль, как почётный Председатель, произнёс речь в память о Леоне Дени, где прославил его кельтскую духовность. «Это был, по моему мнению, отважный воин, настоящий борец. При взгляде на его прекрасную голову, я тут же представлял её себе увенчанной двурогим воинским шлемом. Когда-то прежде он сражался на поле брани, принося свою жизнь в жертву великому и чистому идеалу. В наши же дни он бился силою просвещения за самое благородное дело, какое только есть на земле. Работа над переводом его книги о великой французской героине, медиуме и мученице Жанне д’Арк была для меня почётной миссией. Я полагаю, что его понимание Жанны д’Арк более здраво, наконец, более истинно, чем те, что даны Бернардом Шоу или Анатолем Франсом».*

* Ibidem.

Переводчик «Правды о Жанне д’Арк», одарённый мягким юмором в той же мере, что и великодушием, проявил в ту пору незаурядную интуицию, питая мало симпатии к знаменитому английскому драматургу из-за ироничного и резкого скептицизма последнего. Так, некоторое время спустя, Шоу хвалился тем, что ему удалось на одном из спиритических сеансов устроить мистификацию, которая оказалась неразоблачённой. Тем самым он подрывал доверие и ко всем остальным зарегистрированным феноменам. Конан-Дойль обрушил на него своё негодование в предпоследнем своём произведении, «Наша африканская зима», появившемся в 1930 году. «Не приходится сомневаться, что я, в присутствии свидетелей, видел свою мать также и после её кончины. Но, похоже, люди уже не верят моему слову, поскольку Бернард Шоу обманул своих друзей. Можно ли придумать софизм более бессовестный?» Его реплика в адрес Шоу вписывается в ряд бесчисленных полемик, в которых Конан-Дойлю приходилось принимать участие: его миссионерская деятельность не всегда вызывала любопытство, соединённое с симпатией. Так с сентября 1921 по март 1922гг. в колонках «Санди экспресс» он ведёт долгую и жёсткую полемику с Джоном Дугласом по поводу статьи последнего, озаглавленной «А не сошёл ли Конан-Дойль с ума?»

Если тон сэра Артура остаётся учтивым в споре с его другом Джеромом К.Джеромом в июле 1921 года в «Каммен сенс» или с Бертраном Расселом в «Санди экспресс», то он делается резким и почти саркастическим, когда противником Конан-Дойля оказывается с 1928 по 1930гг. Г.Дж.Уэллс. Автор «Человека-невидимки» и «Войны миров» в своём новом романе, «Самовластье мистера Пархема», вообразил, будто эктоплазмическое порождение одного персонажа, возникшее в ходе спиритического сеанса, приходит к власти в Великобритании, для того чтобы ввергнуть мир в войну. Статья «Чем раздражён Г.Дж.Уэллс?» говорит о всё возрастающем отчаянии Конан-Дойля перед непрекращающимися нападками и атаками, объектом которых служит Спиритизм. «Одно из двух: либо наблюдатели все суть лжецы и глупцы, либо же их наблюдения истинны. Если я, без тени сомнения, утверждаю, что в присутствии свидетелей одновременно видел свою мать и племянника, когда их обоих уже не было в живых, то вполне ясно, что я принадлежу или к той, или к другой из этих двух категорий. Заботу решать это я предоставляю тем, кто меня знают и могут судить обо всём сделанном мною».*

* “Sunday Express”, January, 8, 1928.

Как Парижский Конгресс стал последним, где появился Леон Дени, так и Лондонский Конгресс оказался последним, на котором присутствовал сэр Артур Конан-Дойль. Его «земная миссия», если говорить спиритическим языком, завершилась 7 июля 1930 года, но он исполнил её до конца. Едва закончился Лондонский Конгресс, как сэр Артур вновь взял в руки свой страннический посох: в 1928 году он проповедует в Южной Африке, Родезии и Кении, в 1929 объезжает Голландию, Бельгию, Данию, Норвегию и Швецию. Незадолго перед кончиной он намеревался отправиться в Рим, Афины и Константинополь, дабы принести в три великих духовных столицы мира свет Нового Откровения.

Спиритическое кредо сэра Артура Конан-Дойля покоилось на трёх главнейших постулатах.

Прежде всего, на необходимости этого Нового Откровения в связи с крушением религий и их беспомощностью перед бесчинствами материализма. Конан-Дойль обвиняет религии, и в особенности христианство, в том, что оне обращаются к изношенным и оскорбительным символам, не способным удовлетворить своих приверженцев. «Оне потеряли всякое соприкосновение с живой духовной реальностью и довольствуются тем, что увязывают всё с далёкой античностью, воздавая сугубо формальную дань уважения отмирающей системе, связанной с теологией настолько невероятной, что порядочный человек не может помышлять о ней без содрогания».*

* “History of the Spiritualism”, (2 vols.), Cassell, 1926,1927.

Во-вторых, спиритическое Откровение даёт ясный и простой ответ на вопросы, связанные с выживанием души после смерти тела и человеческим бессмертием. Оно принимает в расчёт необходимость искупления, ибо указывает, что духам дозволено очищаться, переходя из низших миров в миры высшие, но при этом оно исключает понятие «ада», «уже давно исчезнувшее из мыслей всякого разумного человека. Это одиозное представление, столь клевещущее на Создателя, возникло из-за сгущения красок цветистой восточной фразеологии и могло быть уместно только в первобытную эпоху, когда люди пугались огня так же, как дикие звери пугаются путешественника».* В спиритическом видении, потусторонний мир не отдаёт никакого предпочтения одной религии перед другой. Умершие, какова бы ни была их прежняя вера, проходят через те же испытания и оказываются в том же самом положении, которое они принимают с чувством братской солидарности. Таким образом, Спиритизм, а именно этим он и привлёк к себе столь великодушного человека, каким был Конан-Дойль, осуществляет единство веры, которого никогда не удавалось добиться в мире материальном.

* “The New Revelation”.

Наконец, согласно последнему постулату, Спиритизм – это единственная вера, примиряющая религию и науку. Через общение с умершими Спиритизм доказал выживание души после смерти тела и тем рассеял сумерки и мрак потустороннего мира. Откровения Спиритизма не приписываются древним пророкам или каким-либо очевидцам, жившим в глубокой древности и само существование которых представляется мифом и может быть законно взято под сомнение. Нет, его откровения даны нам самими нашими современниками. Его откровения были удостоверены не мистиками или поэтами, но учёными, чей авторитет не подлежит обсуждению. Единственная возможность стать убеждённым спиритом – это самому получить доказательства реальности тех явлений, на которых Спиритизм основывается и которые он утверждает. И если именно на собирание этих доказательств столь требовательный, строгий и педантичный ум, как сэр Артур Конан-Дойль, потратил более сорока лет своей жизни, то после этого всякому серьёзному человеку сомневаться в реальности этих явлений недозволительно. Во всяком случае, он может позволить себе это лишь в той же мере, в какой будет сомневаться в твёрдо установленных законах и истинах математики, физики, химии и других наук. «Тот, кто видел, хотя бы смутно, сквозь покров, руки, протянутые ему из загробного мира, и кто касался их, хотя бы слегка, тот действительно победил смерть».*

* “The New Revelation”.

Удостоверившись в реальности духовных истин, Конан-Дойль перестал интересоваться научной стороной психических явлений, для того чтобы целиком сосредоточиться на их религиозной и моральной стороне. Он говорит, что «время научных исследований прошло и наступила пора религиозного строительства». По его глубокому убеждению, психические явления были важны лишь постольку, поскольку они служили основанием «великому множеству знаний, призванных коренным образом изменить наши старые религиозные представления. При верном понимании и усвоении эти знания должны превратить религию в явление в высшей степени действенное, которое, однако, более не будет иметь предметом своим веру, но действительный опыт и истину».*

* “The New Revelation”.

Говоря о духовной эволюции и прогрессе, которые возможны для человечества лишь благодаря закону перевоплощения, Конан-Дойль предвещает, что «если предки наши смогли найти прибежище в теле обезьяны, то наши потомки смогут облачиться в тело ангелов».*

* “History of the Spiritualism”.

Настоящим переводом* мы надеемся привлечь внимание русской читающей публики к этой не известной ей ранее стороне творчества замечательного английского писателя. Основу нашей книги «Записки о Спиритизме» составляют случайно попавшие в поле нашего зрения разрозненные статьи-письма писателя, напечатанные при его жизни в различных газетных изданиях. Стало быть, данная подборка никоим образом не является лучшим, что им было написано по этому поводу. А значит, очень может быть, что как раз самые интересные из его коротких публикаций на эту тему и не попались нам на глаза.

* Речь идёт о публикации книг «Новое Откровение» и «Записки о Спиритизме» в 1993г.

Надо сказать, что публицистическое наследие Конан-Дойля невероятно велико. Оно охватывает собой широчайшую тематику, отражающую весь круг незаурядных интересов этого выдающегося человека в самых различных областях науки, общественной жизни и духовных исканий: от медицины до оккультных явлений. Между этими двумя полюсами помещаются история, политика, право, военное дело, криминалистика, религия. философия, искусство и многое другое. Во всех этих своих публикациях он снова и снова выступает как человек, наделённый могучим здравым смыслом и самостоятельностью суждения, как человек, чьи взгляды и идеи, направленные на совершенствование его соотечественников, вполне заслуживают того, чтобы быть услышанными и нами. Полное издание его работ в этом жанре, насколько нам известно, в самой Англии всё ещё не было осуществлено, и тем более оно ждёт своего издателя и переводчика у нас, в России. Мы, таким образом, закладываем здесь лишь первый камень той интересной литературоведческой и философской работы, которую нашим филологам предстоит ещё совершить в будущем.

В публикуемых нами повестях и рассказах о мистическом и таинственном читатель сможет познакомиться с малоизвестными сторонами творчества замечательного английского писателя. Значительная часть из них публикуется на русском языке впервые. Вещи, издававшиеся ранее, тщательно сверены издателем-составителем с текстом оригинала и отредактированы заново. Читатель сборника несомненно сможет вновь насладиться талантом мастера детективного рассказа, искусно вычерченной интригой.

Свой рассказ о спиритуалистических изысканиях сэра Артура Конан-Дойля мы не могли бы, на наш взгляд, завершить лучше, нежели приведя слова итальянского писателя Курцио Малапарте:

«Chi ritorna vivo da quello straordinario viaggio nell’al di l, non pu pi guardare il mondo con gli occhi di prima. Non vede pi le cose nei loro mutevoli aspetti, ma nella loro segreta natura. Torner mutato: torner libero, un uomo libero, nel senso pi profondo. Poiche la libert non altro che la conoscenza del rapporto fra la vita e la morte, fra il mondo dei vivi e quello dei morti.»*

* Обрусим сказанное, дабы мысли эти ни для кого не оказались потерянными: «Кто возвращается живым из поразительного путешествия в мир потусторонний, тот не может уже взирать на мир физический прежними глазами. Ему становится зрима не изменчивая видимость вещей, но их сокровенная природа. Он вернётся из путешествия этого совершенно преображённым: он станет свободен, сделается свободным человеком в самом глубоком смысле слова. Потому что свобода – это не что иное, как знание взаимосвязи между жизнью и смертью, между миром живых и миром умерших». (Й.Р.)

Йог Раманантата

04.06.92.

Н О В О Е О Т К Р О В Е Н И Е,

ИЛИ

ЧТО ТАКОЕ СПИРИТИЗМ

Всем отважным мужчинам и женщинам,

смиренным и просвещённым, у кото-

рых хватило нравственного муже-

ства в течение семидесяти лет

противостоять насмешкам и

пренебрежению света во

имя торжества

наиважнейшей

истины

Март, 1918

ПРЕДИСЛОВИЕ

Многие умы, гораздо более филозофичные, нежели мой, уже размышляли над религиозной стороной этого предмета, и многие куда более научно устроенные головы обратили своё внимание на физические проявления его. Однако, насколько известно мне, не было сделано ещё ни одной попытки показать взаимосвязь, что существует между той и другой сторонами этой проблемы. И я чувствую, что если б мне удалось хоть в какой-то мере прояснить её, то тем самым я сильно посодействовал бы раскрытию самой важной, как мне представляется, тайны, касающейся всего рода человеческого.

Знаменитый медиум г-жа Пайпер произнесла в 1899 году слова, которые были тогда записаны д-ром Ходсоном. Говоря в состоянии транса о будущности духовной религии, она заявила: «В следующем столетии вещи эти сделаются удивительным образом доступны человеческому уму. Я предскажу ещё и то, осуществление чего вы, несомненно, увидите. Прежде, чем людям ясно откроется возможность их сообщения с потусторонним миром, произойдёт ужасная война, которая охватит различные части земного шара. Весь мир должен быть обновлён и очищен, прежде чем смертный своим духовным зрением сможет рядом с собой увидеть друзей из мира иного, и работа именно в этом направлении позволит человечеству достичь совершенства. Поразмысли же над этим, друг».

«Ужасную войну, которая охватит различные части земного шара», мы уже пережили. Остаётся ждать исполнения лишь второй части пророчества.

А.К.Д.

1918 г.

Глава Первая

ИСКАНИЯ

Психические исследования – это предмет, над которым я всего более размышлял и по поводу которого я всё же куда медленнее составил себе мнение, нежели по поводу какого-либо иного. По мере того, как продвигаешься по жизни, происходят определённые события, которые вынуждают человека признать тот факт, что время безвозвратно проходит и что молодость и даже зрелые годы уже давно миновали. Именно это и произошло на днях со мной. В одном из свежих номеров превосходнейшего журнала, который называется «Лайт»*, появилась колонка, посвящённая событию тридцатилетней давности, что в среднем соответствует длине жизни одного поколения. Пробегая взглядом текст, я буквально вздрогнул, когда увидел внизу своё имя и узнал, что читаю перепечатку письма, написанного мною в 1887 году, в котором сообщаются некоторые интересные подробности, касающиеся опытов, проведённых во время спиритического сеанса.** Отсюда явствует, что предмет этот интересует меня довольно давно и что я не был слишком уж поспешен в намерении составить себе о нём собственное мнение, поскольку заявление о том, что реальность этих явлений представляется мне несомненной, было сделано мною всего лишь пару лет назад.

* «Лайт» – знаменитый английский журнал, специализировавшийся на публикации материалов, посвящённых «психическим» и спиритическим исследованиям. Выходил в течение нескольких десятков лет. Среди прочих авторитетов этой области на его страницах часто публиковался и А.Конан-Дойль. «Лайт» (англ. light) значит «свет». (Й.Р.)

** См. «Записки о Спиритизме», статья «Неожиданное подтверждение». (Й.Р.)

Если я и говорю здесь о некоторых своих опытах и встретившихся на моём пути трудностях, читатели, надеюсь, не воспримут это как некое ячество, но согласятся с тем, что это самый лучший способ дать ответ именно на те вопросы, которые скорее всего возникнут в уме читателя. Придерживаясь такой линии, я смогу дать ответ более общий и одновременно, по природе своей, более безличный.

Когда в 1882 году я завершил своё медицинское образование, то, как и большинство молодых врачей, оказался убеждённым материалистом во всём, что касалося человеческой участи. Но в то же время я никогда не переставал быть и ревностным теистом, поскольку, на мой взгляд, никто ещё не дал ответа на вопрос, заданный Наполеоном звёздной ночью во время египетского похода профессорам-атеистам: «Скажите-ка, господа, кто создал эти звёзды?» Ведь если сказать, что Вселенная была создана непреложными законами, то это лишь вызовет другой вопрос: «Кто же создал эти законы?» Я, конечно же, не верю и никогда не верил в человекоподобного Бога, но верю в Разумную Силу по ту сторону всей деятельности природы – Разум столь бесконечно сложный и великий, что мой ограниченный ум не может постичь о нём ничего, кроме самого факта его существования. Добро и зло представлялись мне столь неоспоримыми, что для обоснования их я не видел нужды ни в каком Божественном откровении. Но когда я подходил к вопросу о наших хрупких личностях, якобы переживающих смерть, мне казалось, что многие аналогии, наличествующие в природе, отвергают сохранение личности после смерти тела. Так, когда догорает свеча, исчезает свет; когда обрывается провод, исчезает ток. И когда гибнет тело, исчезает сознание. Каждый человек в эгоизме своём может чувствовать, будто его «я» бессмертно, но пусть он взглянет, скажем, на среднего бездельника, принадлежащего к высшему или низшему классу общества – возникнет ли у него тогда в самом деле мысль, будто есть какая-то явная причина к тому, чтобы и такая личность продолжала жить после смерти тела? Это представляется иллюзией, и я был убеждён, что смерть действительно есть конец всего, хотя и не видел причин, чтобы это как-то должно было отражаться на наших обязанностях по отношению к человечеству во время нашего преходящего существования.

Таково было состояние моего ума в ту пору, когда я впервые столкнулся со спиритическими явлениями. Я всегда смотрел на эту тему как на величайшую глупость на свете; к тому времени я прочитал кое-какие рассказы о скандальных разоблачениях медиумов и поражался тому, как человек, будучи в здравом уме, мог вообще в такое поверить. Однако некоторые из моих друзей интересовались спиритуализмом, и я вместе с ними принял участие в сеансах с верчением стола. Мы получили связные сообщения. Боюсь, единственным результатом этих посланий для меня стало то, что теперь я смотрел на своих друзей с некоторым подозрением. Очень часто сообщения были пространными, слова в них составлялись по слогам за счёт приподнимания и опускания ножки стола, и мне казалось совершенно невозможным, чтобы всё это было случайностью. Стало быть, что-то должно было двигать столом. И я решил, что тут не обошлось без кого-то из моих друзей. Возможно, и они думали обо мне то же самое. Я был озадачен и обеспокоен этим, ибо они были не теми людьми, которых можно заподозрить в мошенничестве. И всё же я не видел иного объяснения этим сообщениям, кроме сознательных манипуляций со столом.

В это же самое время – приблизительно в году 1886 – мне попалась книга, озаглавленная «Воспоминания судьи Эдмондса». Её автор был членом Верховного Суда С.Ш.А., человеком высокой репутации. В своей книге он рассказывает о том, как после смерти жены продолжал общаться с ней в течение многих лет. Эдмондс приводит разного рода подробности. Я прочитал его книгу с интересом и полнейшим скептицизмом. Мне она показалась примером того, что и в уме людей практического склада могут быть слабые стороны, своеобразная реакция, думалось мне, на плоские факты жизни, с коими они вынуждены постоянно иметь дело. Где, спрашивается, находился тот дух, тот ум, о котором он говорил? Предположим, с человеком произошёл несчастный случай, повлёкший за собой повреждение черепной коробки, – в результате изменится весь его характер, ум высокого порядка опустится до самого низкого уровня. Наконец, под влиянием спирта, опиума и других наркотических веществ характер человека может совершенно перемениться. Это должно доказывать, что дух зависит от материи.

Таковы были доводы, которыми я располагал в те дни. Я был не в состоянии понять, что не сам дух меняется в подобных случаях, но тело, через которое дух действует и которое служит ему способом выражения. Это всё равно как повредить скрипку: она издаст лишь нестройные звуки, но сам музыкант, взявший её в руки, не утратит от того своей способности быть виртуозом.

Любопытство моё было достаточно подстёгнуто, для того чтобы у меня возникло желание и впредь при всяком удобном случае читать литературу подобного рода. Я был весьма удивлён, обнаружив, что многие великие люди, коих имена стали символом науки, целиком и полностью верили в то, что дух независим от материи и может существовать без неё. Когда я рассматривал спиритизм просто как вульгарные домыслы невежд, я склонен был относиться к нему с презрением; но, узнав, что его отстаивают такие учёные, как Крукс, известный мне как величайший английский химик, Уоллес, соперник Дарвина, и Фламмарион, крупнейший астроном, я уже не мог позволить себе подобное пренебрежение. Было бы слишком легко отмахнуться от их трудов, исполненных самого тщательного и кропотливого анализа предмета и вытекающих из него выводов, сказав себе: «Пусть их! Видно, в голове у них есть прореха». Надо, однако, обладать большим запасом самодовольства и самоуверенности, для того чтобы ни на минуту не предположить, что такая «прореха» имеется как раз в собственной голове. Некоторое время скептицизм мой поддерживало то соображение, что другие авторитетные учёные – сам Дарвин, Гексли, Тиндаль и Герберт Спенсер – потешались над этой новой ветвью исследований. Но когда я узнал, что их пренебрежение достигло такой степени, что они даже не пожелали ознакомиться с предметом, что Спенсер многократно заявил о своём априорном неприятии подобных исследований, тогда как Гексли признался, что его это попросту не интересует, то я был вынужден допустить, что, как ни были они велики каждый в своей области, в данном вопросе они выказали непростительную слабость, поскольку их подход в данном случае крайне догматичен и всего менее научен. Напротив, по-моему, те исследователи, которые не почли за труд изучить спиритические явления и попытаться вывести управляющие ими законы, пошли по истинно научному пути, пути знания и прогресса. И тогда логика моего рассуждения поколебала мой скептицизм.

Однако мои собственные опыты его вновь несколько укрепили. Стоит напомнить, что я работал тогда без медиума, а это всё равно что уподобиться астроному, не пользующемуся телескопом. Сам я не обладаю медиумической способностью, или «психической силою», и те, кто работали со мною обладали ею ещё в меньшей мере. Всех нас, вместе взятых, едва хватало на то, чтоб собрать минимум магнетической силы (можете назвать это как-то иначе), необходимой для получения движений стола, в итоге которых получаются сомнительные и зачастую глупые послания. У меня до сих пор сохранились записи тех сеансов и копии, по крайней мере, некоторых из этих посланий. Они не всегда были совершенно глупыми; например, когда, задавая контрольный вопрос, я спросил, сколько мелочи у меня с собой в кармане, стол по буквам ответил: «Мы приходим сюда, чтобы наставлять и возвышать души, а не за тем, чтоб отгадывать детские загадки». И вслед за этим: «Религиозный склад ума, а не критический желаем развить мы в людях». Никто, думаю, не расценит такое послание как ребяческую шутку. С другой стороны, я постоянно опасался, не объясняется ли всё это невольным надавливанием на поверхность стола, которое производят участники сеанса. Именно тогда произошёл случай, сильно меня разочаровавший и заставивший надолго потерять интерес к этим явлениям. В тот вечер условия были очень хорошие, и мы получили длинную серию движений, которые, как казалось, совершенно не зависели от нашего влияния. Из них выстраивались длинные и подробные послания, исходившие от духа, назвавшего своё имя и сказавшего, что он был коммивояжёром и погиб недавно во время пожара театра в Эксетере. Все детали выглядели точными, и он умолял нас написать его семье, которая проживала, как он сказал, в местечке под названием Слэттенмир, графство Камберленд. Я так и сделал, но письмо пришло назад как высланное по неверному адресу. До сего дня я так и не знаю, было ли то розыгрышем, или произошла какая-то ошибка в написании адреса; но таковы факты, и на какое-то время они породили у меня отвращение ко всему роду этой деятельности. Одно дело было изучать предмет, но когда предмет этот начал устраивать изощрённые шутки, то, показалось, пришло время сделать перерыв. Если есть на свете такое место как Слэттенмир, то я даже и сейчас был бы рад узнать об этом.

В то время я занимался врачебной практикой в Саутси, где и познакомился с генералом Дрейсоном, человеком весьма выдающегося характера. Он был одним из британских первопроходцев в области Спиритизма. К нему обратился я со своими трудностями, и он очень терпеливо меня выслушал. Он уделил весьма мало внимания моей критике в том, что касалось нелепости большинства посланий и совершенной ложности некоторых из них. «Просто по поводу этих явлений у вас в голове пока не сложилось фундаментальной истины», – сказал он. – «А истина эта состоит в том, что всякий дух во плоти переходит в следующий мир точно таким, каков он есть, без каких-либо изменений. В нашем мире куда как хватает людей слабохарактерных и глупых. То же самое, стало быть, должно иметь место и в мире следующем. И вам нет надобности вступать в общение с подобными людьми там, точно так же как вы не делаете этого здесь. Следует выбирать себе собеседников, попутчиков и друзей. Попробуйте представить, что человек из нашего с вами мира, который прожил всю жизнь в собственном доме, никогда не выходил из него и не общался с себе подобными, однажды высовывает голову из окна, чтобы посмотреть, где он, собственно, находится и что это за место, в котором он живёт. Что из этого может получиться? Какие-то грубые мальчишки могут наговорить ему кучу глупостей. И он, таким образом, ничего не узнает ни о мудрости, ни о величии этого мира. Он тогда всунет голову назад, решив про себя, что мир этот – весьма ничтожное место. Именно это и произошло с вами. Во время сумбурного сеанса, лишённого определённой цели, вы заглянули в тот мир и натолкнулись там на каких-то вздорных мальчишек. Не останавливайтесь на этом, идите дальше и постарайтесь увидеть нечто лучшее». Таково было объяснение генерала Дрейсона, хотя и не могу сказать, что оно тогда меня удовлетворило. Но сегодня я думаю, что оно было всего ближе к истине.

Такими были мои первые шаги в Спиритизме. Я всё ещё был скептиком, но по крайней мере стал и исследователем, и когда слышал, как какой-нибудь старомодный критик заявлял, будто объяснять в этой области, собственно, нечего и что всё это мошенничество, или что все необходимые пояснения может дать хороший фокусник, то я уже хотя бы знал, что такая критика – вздор. Правда, опыта, которым я к тому времени располагал, не хватало, чтоб убедить меня самого, но я не переставал читать литературу и мог видеть, сколь глубоко другие люди проникли в этот предмет, и я признавал, что свидетельства в пользу Спиритизма столь неопровержимы, что никакое другое религиозное движение на свете не может с ним сравниться. Это, правда, ещё не доказывало его истинности, но по крайней мере свидетельствовало, что он вполне заслуживает уважения и что от него нельзя просто отмахнуться.

Возьмите странное происшествие, которое Уоллес справедливо назвал «современным чудом». Я предпочитаю говорить именно о нём, потому что событие это кажется всего более невероятным. Я имею в виду утверждение, что Д.Д.Хоум (который, кстати сказать, никоим образом не был, как полагают некоторые, платным медиумом, ибо он племянник графа Хоума), выпрыгнув при свидетелях из окна дома, вместо того чтобы упасть, поднялся по воздуху и влетел в другое окно того же дома на высоте 70 футов над землёй.* Я не мог в это поверить. И всё же, когда я узнал, что факт этот подтверждён тремя свидетелями, присутствовавшими при сём: лордом Данрэйвеном, лордом Линдсеем и капитаном Уинном – все трое люди чести, пользующиеся большим уважением, – и что впоследствии они пожелали удостоверить свои показания под присягой, то мне оставалось только признать, что очевидность факта была здесь гораздо лучше удостоверена, нежели в отношении многих удалённых от нас во времени событий, которые весь мир согласился рассматривать как истинные и действительно имевшие место.**

* Приблизительно 21 м. (Й.Р.)

** Намёк на библейские мифы. (Й.Р.)

Все эти годы я продолжал участвовать в сеансах со столами, порой совершенно безрезультатными, а иногда дававших результаты тривиальные. Но всё же время от времени мы получали и результаты совершенно удивительные. У меня до сих пор сохранились записи тех сеансов, и я приведу фрагменты одного из них, которые позволили сделать вполне определённые выводы, но вместе с тем это настолько не соответствовало моим тогдашним представлениям о загробной жизни, что в те дни скорее лишь позабавило меня, чем убедило. Но теперь, когда я вижу, что те результаты очень во многом согласуются с откровениями, приведёнными в «Рэймонде»,* и с другими более поздними рассказами, я смотрю на них иными глазами. Я вполне сознаю, что все сообщения о потусторонней жизни разнятся между собой в подробностях; я полагаю, однако, что и большинство рассказов о нашей жизни на земле в подробностях согласуются друг с другом ничуть не больше, но всё же в главном между ними есть большое сходство, которое в данном случае изрядно далеко от тех представлений, какие были об этом у меня или тех двух дам, что участвовали со мною в сеансе. В общение с нами, один вслед за другим, вступили два духа. Первый по буквам назвал своё имя: «Дороти Потлетуэйт» – имя, никому из нас не известное. Она сказала, что умерла пять лет назад в Мельбурне в возрасте шестнадцати лет, что теперь она счастлива, что у неё есть дело, которым она занимается, и что она училась в школе вместе с одною из присутствующих дам. По моей просьбе эта дама отняла от стола руки и назвала ряд фамилий; при произнесении имени и фамилии директрисы школы стол слегка приподнялся. Это выглядело как подтверждение предыдущего заявления. Далее дух этой девушки сказал нам, что мир, в котором она теперь живёт, располагается вокруг Земли. Ей знакомы также и другие планеты. Так, на Марсе живёт раса гораздо более продвинутая, чем мы, и что каналы на этой планете искусственного происхождения. В их мире нет физической боли, но могут быть душевные муки. Ими правят. Они питаются пищей. При жизни на земле она была католичкой и осталась ею и сейчас, но у неё нет никаких преимуществ перед протестантами. Среди её окружения есть также буддисты и магометане, но все живут в одинаковых условиях. Она ни разу не видела Христа и знает о нём не больше, чем на земле, но верит в его влияние.** Духи молятся. Они умирают в своём мире прежде, чем вступить в другой. У них есть удовольствия – музыка среди них. Это царство света и веселья. Она добавила, что у них нет ни богатых, ни бедных и что общие условия жизни несравненно счастливее, чем на земле.

* «Рэймонд» – название книги Оливера Лоджа, выдающегося английского физика и проповедника Спиритизма. Рэймонд – имя сына учёного, который был военным инженером и погиб во время Первой мировой войны. В книге содержится большой объём фактического и теоретического материала, касающегося проблем Спиритизма. Особенность книги заключается в том, что основу её составляют спиритические послания Рэймонда Лоджа своим родителям. (Й.Р.)

** По нормам русского правописания, говоря о Христе в 3-м лице, пишут Он, Его, и т.д. Мы же в книгах спиритов пишем эти местоимения со строчной буквы, прописная употребляется только тогда, когда речь идёт о Боге. К этому нас обязывает спиритическая идеология: спириты не считают Христа Богом или даже «Сыном Божьим» в буквальном смысле. С точки зрения Спиритизма, каждый человек – точно такой же сын Божий и имеет право заявить о себе: «Я есмь сын Божий». Для спиритов Иисус Христос – не божество, но дух, стоящий на самой вершине Духовной Иерархии и представляющий для нас, Землян, самого Бога. (Й.Р.)

Девушка пожелала нам доброй ночи, и стол тут же оказался во власти гораздо более энергичного влияния, так как движения его стали значительно резче. На мои вопросы последовал ответ, что со мной общается дух человека, которого я здесь назову «Доддом». Он прославился как замечательный игрок в крикет, и мы с ним довольно серьёзно беседовали в Каире незадолго до его отъезда на Нил в составе Донголезской экспедиции, где его и настигла смерть. Обращаю внимание читателя, что этот период моих исследований приходится на 1896 год. Ни одна из дам о Додде ничего не знала. Я начал задавать ему вопросы точно так же, как если бы он сидел передо мной, и он отвечал мне быстро и уверенно. Ответы часто были совершенно противоположны тому, что я ожидал услышать, так что невозможно подумать, будто я как-то влиял на них. Он сказал мне, что счастлив и не желает возвращаться на землю. Живя среди нас, он был «вольнодумцем» (т.е. не верил в Бога), но не страдает из-за того в этой следующей своей жизни. Молитва, однако, великолепная вещь, так как она поддерживает нас в соприкосновении с миром духов. Если бы он молился прежде, то достиг бы в духовном мире более высокого положения.

Это, я должен заметить, представляется противоречащим его утверждению о том, что он не пострадал там от земного «вольнодумства», хотя, конечно, молитвой пренебрегают и многие из тех, кто не являются вольнодумцами.

Его смерть была безболезненна. Он рассказал о смерти Полуэлла, молодого офицера, погибшего раньше него. Когда он (Додд) умер, то увидел людей, пришедших встретить его, но Полуэлла среди них не оказалось.

Додд был занят в том новом мире, но ему стало известно о падении Донголы. Он, однако, не присутствовал в духе на званом обеде, состоявшемся вскоре после этого в Каире. Ему теперь известно больше, чем при жизни. Он напомнил мне о нашем разговоре в Каире. Продолжительность жизни в следующем мире короче, чем на земле. Он не видел ни генерала Гордона, ни духов других знаменитых людей. Духи в их мире живут семьями и общинами. Мужья и жёны необязательно встречаются, но те, кто действительно любили друг друга, непременно встречаются вновь.

Я дал этот краткий обзор сообщений, с тем чтобы показать, какого характера материал мы получали, хотя надо признать, что образцы, приведённые мною, весьма выигрышны как с точки зрения пространности, так и смысловой цельности. Из этого обзора следует, что несправедливо уподобляться критикам, которые утверждают, будто на таких сеансах ничего, кроме глупостей, не получается. В данных случаях речь не идёт о глупостях, если только «глупостью» мы не называем всё то, что не согласуется с нашими предвзятыми и поверхностными идеями. С другой стороны, какое доказательство было тому, что сообщения эти соответствовали действительности? Я подобных доказательств увидеть не смог, так что мне оставалось только удивляться. Сейчас, когда опыт мой значительно расширился, когда я знаю, что аналогичного рода информация была получена слишком многими людьми независимо друг от друга и во многих странах, я думаю, что такое согласование свидетельств по всем законам здравого смысла составляет своеобразный довод в пользу того, что все эти сообщения истинны. Но в то время я не мог вписать подобную концепцию о будущей жизни в свою философскую схему, я только отметил её и прошёл мимо.

Я продолжал читать множество книг о данном предмете и всё более и более ценил то, какая тьма тьмущая существует о нём свидетельств и с какой тщательностью проведены подобные наблюдения. Всё это производило на меня гораздо большее впечатление, нежели те ограниченные феномены, что находились в пределах моего собственного практического достижения. Тогда или несколько позднее я прочитал книгу г-на Жаколио об оккультных явлениях в Индии. Жаколио был председателем трибунала во французской колонии Чандернагор; у него довольно юридический склад ума, и при этом он был скорее предубеждён против Спиритизма. Жаколио принял участие в ряде опытов с йогами, которые оказали ему доверие, потому что он был человеком, располагавшим к себе, а также говорил на их языке. В своей работе он подробно расписывает всевозможные меры предосторожности, которые ему пришлось принять, дабы оградить себя от всякой попытки обмана. Чтобы сократить его изрядно длинный рассказ, скажу лишь, что ему довелось наблюдать там все явления, которые мы получаем с медиумами высокого класса; например, всё то, что проделывал Хоум. Жаколио был приобщён к эфирному зависанию тел, управлению огнём, к передвижению предметов на расстоянии, к ускоренному проращиванию растений, к левитации столов. Сами йоги объясняли свои способности тем, что они обладают ими от питри (духов); единственное различие между их способами и нашими состояло, повидимому, в том, что они больше пользовались прямым вызыванием. При этом они утверждали, что способности эти были переданы им ещё в незапамятные времена и восходят к халдеям.* Всё это произвело на меня сильное впечатление, ведь оказывалось, что у йогов и у нас, хотя мы ничего и не знали друг о друге, были совершенно одинаковые результаты. И здесь речь не шла об «американских подлогах и подделках» или о «современной вульгарности», в чём столь часто Спиритизм обвиняют в Европе.

* Louis Jacolliot, «Le Spiritisme dans le Monde», Paris, A.Lacroix, 1875. (Й.Р.)

В ту пору я испытывал также влияние отчёта Диалектического общества, хотя он и появился на свет в далёком 1869 году. Это весьма убедительный документ. Встретив лишь хор насмешек со стороны невежественных и материалистических газет тех дней, он тем не менее являлся свидетельством, обладавшим исключительной ценностью. Членами Общества были люди с хорошей репутацией и открытым умом, пожелавшие исследовать физическую сторону феноменов Спиритизма. Они приводят полный отчёт о своих опытах и о разработанной ими системе предосторожностей против подлога. По прочтении составленного ими отчёта трудно увидеть, к какому иному выводу могли ещё притти его авторы помимо того, что провозглашается ими, а именно: описанные явления, без всякого сомнения, действительно существуют и указывают на законы и силы, ещё не изученные наукой. Наиболее примечательно в данном случае то, что если бы учёная комиссия вынесла вердикт против Спиритизма, то тот определённо был бы воспринят как смертельный удар спиритуалистскому движению, но поскольку их вывод явился подтверждением феноменов, то и не встретил ничего, кроме насмешек. Такая же участь постигла и множество иных исследований, начиная с тех, что состоялись в 1848 г. в Гайдсвилле, и вплоть до произошедших после того, как профессор Хэйр из Филадельфии устремился, подобно Св.Павлу, чтобы воспротивиться истине, но был вынужден почтительно склониться перед нею.

Где-то к 1891 году я стал членом Общества психических исследований и получил возможность читать все его отчёты. Мир многим обязан методичной, неутомимой работе этого Общества и трезвости суждения, которою пронизаны все его труды. Но всё же я позволю себе заметить, что эта же трезвость иногда выводит из терпения – чувствуешь, что в своём желании избежать сенсационности составители отчётов сами отбивают у людей всякую охоту узнать о великолепной работе, ими проделанной, и извлечь пользу из её результатов. Полунаучная терминология, используемая ими, также отпугивает обычного читателя, и, когда я читаю их статьи, мне порой вспоминаются слова американского траппера из Роки-Маунтинз. Рассказывая мне об одном человеке из университета, у которого охотник был проводником, он охарактеризовал его следующим образом: «Он такой умный, что никогда не поймёшь, о чём он там говорит». Но, несмотря на эти мелкие странности, те из нас, кто жаждали света во тьме, смогли обрести его именно благодаря методичной, неустанной работе Общества. И её влияние также является одной из тех сил, что и сейчас помогают мне оформить собственные мысли. Но есть ещё и другая сила, оказавшая на меня глубокое воздействие.

Хотя я и читал обо всех опытах, проделанных великими исследователями, но мне ни разу не встретилось с их стороны ни малейшей попытки создать такую систему взглядов, которая бы вместила в себя их все. И вот я познакомился с монументальной книгой Мейерса «Человеческая личность»,* книгой, которая является как бы корнем, из коего в своё время вырастет всё древо знания. Автор не мог в этой книге создать системы, которая бы включила в себя все феномены, называемые «спиритическими»; но, обсуждая действие ума на ум, которое он сам назвал «телепатией», Мейерс высказал своё мнение с такой ясностью и тщательно проработал его с таким множеством примеров, что все, за исключением только тех, кто сами не пожелали видеть и признавать очевидность, рассматривают теперь его труд как научный факт.** И это было огромным шагом вперёд. Если ум может действовать на ум на расстоянии, то это означает, что в человеке есть силы совершенно отличные от материи, как мы её всегда понимали. Почва у материализма, таким образом, уходила из-под ног, и мои старые принципы оказывались разрушенными. Я утверждал прежде, что пламени не может быть, если свеча догорела. Но здесь пламя оказывалось никак не связанным со свечой и действовало совершенно самостоятельно. Аналогия, стало быть, оказалась ложной. Если мысль, дух, разум человека могут действовать в отдалении от тела, то, значит, они, до известной степени, есть нечто отдельное, отличное от тела. Почему же в таком случае дух не может существовать сам собой даже тогда, когда тело уже погибло? С теми, кто недавно умер, проявления эти выражаются не только в виде действия мысли на расстоянии, но и приобретают внешность умерших, доказывая тем, что данные проявления осуществляются чем-то в точности таким же, как тело, но всё же действующим вне его и его переживающим. Такие явления, как простейшие случаи чтения мыслей, с одной стороны, и деятельное проявление духа независимое от тела, с другой, представляют собой звенья одной сплошной цепи доказательств, связанных между собой и друг в друга переходящих. Это обстоятельство представилось мне первым из признаков, слагающих научную систему, а система вносит строй и порядок в то, что до этого выглядело всего лишь нагромождением невероятных и более или менее разрозненных фактов.

* “Human Personality and its Survival of Bodily Death” by F.W.H.Meyers. «Человеческая Личность и её Сохранение после Смерти Тела». Помимо английского оригинала существует переработанный французский перевод, который во многих отношениях предпочительней своего прототипа: Frederic Meyers, «La Personnalit humaine; sa survivance; ses manifestations supranormales». (Й.Р.)

** Это фундаментальное исследование издано Фредериком Мейерсом, профессором из Кембриджа, в 1903 году. В том же году профессор Ф.Флурнуа из Женевского Университета, известный скептик в такого рода вопросах, о важности этого сочинения высказался в следующих выражениях: «Доказательства и рассуждения, выдвинутые Мейерсом в пользу сверхъестественных психических феноменов, представляют собой, по численности своей и весомости, слишком серьёзное и объёмное досье для того, чтобы теперь можно было его игнорировать, если только нарочно не закрывать на него глаза, и было бы явным сумасбродством пытаться ныне отрицать его всё целиком под тем фальшивым предлогом, будто подобный предмет не заслуживает внимания науки». (Й.Р.)

Примерно в то же время мне представилась возможность принять участие в интересном эксперименте, ибо я был одним из трёх членов Психического общества, которых оно направило на место событий в «непокойный» дом. Это оказался один из тех случаев полтергейста, когда разного рода звуки и глупые проделки продолжаются в течение многих лет, что очень похоже на классический случай семьи Джона Уэсли в Эпуорте в 1726 году, или на то, что произошло с семьёй Фокс в Гайдсвилле возле Рочестера в 1848 году и дало начало современному Спиритизму. Из нашей поездки не вышло ничего сенсационного, и всё же она не оказалась совершенно бесплодной. В первую ночь ничего не произошло. Во вторую мы услышали сильный шум: звуки напоминали сильные удары палкой по столу. Мы, разумеется, приняли все меры предосторожности, но нам не удалось найти объяснения этому шуму, однако, мы не могли бы поручиться, что с нами не сыграли какой-то замысловатой дурной шутки. На этом дело пока и кончилось. Тем не менее, несколькими годами позже я встретил одного из жильцов этого дома, и он сказал мне, что уже после нашего посещения в саду при доме были отрыты останки ребёнка, закопанные, повидимому, довольно давно. Согласитесь, что это весьма примечательно. «Непокойные» дома – это редкость, и дома, в садах которых зарыты человеческие останки, надеюсь, тоже. То, что оба этих исключительных обстоятельства объединены относительно одного и того же дома, определённо является доводом в пользу подлинности феномена. Интересно напомнить, что и в случае с семьёй Фокс также есть упоминание о человеческих останках и признаки того, что в подвале дома когда-то произошло убийство, хотя преступление как таковое никогда установлено и не было. У меня нет особых сомнений в том, что если бы Уэсли смогли вступить в словесный контакт со своим преследователем, то они бы узнали, что могло послужить причиной подобной назойливости. Похоже на то, что если жизнь прерывается внезапно и резко, то у человека ещё сохраняется некий неизрасходованный запас жизненности, которая может находить себе выход, проявляясь таким необычным и злонамеренным образом. Позднее я ещё раз столкнулся с подобным явлением, рассказ о чём помещён в конце этой книги.*

* См. приложение III, «Черитонское бомбоубежище». (Й.Р.)

С тех пор, вплоть до начала войны, в редкие часы досуга посреди своей весьма занятой жизни, я продолжал уделять внимание избранной теме. Я присутствовал на целой серии сеансов, давших удивительные результаты, включая множество материализаций, видимых в полумраке. Однако, поскольку медиум некоторое время спустя был уличён в трюкачестве, я был вынужден отказаться от этих результатов как доказательства. В то же время крайне важно уберечься от предубеждённости, и я думаю, что медиумы, вроде Эвзапии Палладино, могут поддаться искусу трюкачества, если им изменяет их природный медиумический дар, тогда как в другое время достоверность их дара не может быть подвергнута никакому сомнению. Медиумичество в низших своих формах является даром чисто физическим и никак не связано с нравственностью наделённого им лица; помимо того, эта способность обладает свойством то появляться, то исчезать и не зависит от воли её носителя. Эвзапия была по меньшей мере дважды уличена в грубом и глупом обмане, и в то же время она многажды выдерживала всевозможные тестирования и проверки в условиях самого жёсткого контроля со стороны учёных комиссий, в состав которых входили лучшие имена Франции, Италии и Англии. Тем не менее, что касается меня, я предпочитаю напрочь исключить из своего учёта эксперименты, проведённые с хотя бы единожды скомпрометировавшим себя медиумом, и считаю, что все физические феномены, произведённые в темноте, необходимым образом много тем потеряли в собственной значимости, если они не сопровождались при этом какими-то побочными явлениями.

Наши критики обычно утверждают, что если исключить из всего объёма полученных нами свидетельств те результаты, которые доставлены скомпрометированными медиумами, то никаких свидетельств уже, собственно, и не останется. Это, однако, совершенно не так. До только что упомянутого инцидента я никогда ранее не прибегал к услугам профессионального медиума, и всё же у меня накопились определённые свидетельства. Самый величайший из всех медиумов – Д.Д.Хоум – демонстрировал свои способности средь бела дня и всегда был готов подвергнуться любому контролю, но обвинение в трюкачестве на него ни разу не возводилось. Так же было и со многими другими. Было бы только полезным добавить, что титул публичного медиума является притягательной вывеской, настоящей приманкой для разного рода охотников за известностью, для любителей разоблачений и жадных до сенсаций журналистов; и когда такой искатель сомнительной популярности производит в темноте некие подозрительные операции и должен к тому же оправдываться перед жюри и судьями (каковые, как правило, также ничего не смыслят в условиях, влияющих на проявление феноменов), то было бы чудом, если бы такой самозванец выбрался из всего этого без соответствующего скандала. В то же время сама по себе система оплаты медиума по результатам, которой практически только и придерживаются устроители сеансов и предполагающая, что если медиум не произвёл явлений, то он и не получит жалованья, есть система глубоко порочная. Лишь в том случае, если профессиональный медиум будет гарантирован в своих доходах, мы сможем устранить сильное для него искушение возместить собственным искусством то, в чём на данный миг ему может быть отказано его природой.