Игорь Иванович Акимушкин Серия: Эврика – 1967
Занимательная биология
«Занимательная биология»:
Молодая гвардия; Москва; 1967;
Аннотация
Почему, питаясь одной и той же пищей, дыша одним и тем же воздухом, живя примерно в одних и тех же условиях, развиваются совершенно разные животные и растения?
Как из одной-единственной клетки возникает, например, человек?
Когда, где и как зародилась жизнь на Земле?
Как появился на Земле человек?
Над этими и многими другими подобными вопросами, конечно, не раз задумывался каждый.
Предлагаемая книга в занимательной форме не только по возможности ответит на все эти вопросы, но и расскажет о многих замечательных, а порой и неожиданных открытиях в биологии.
Увлекательное изложение, многочисленные рисунки и оригинальные фотографии, несомненно, помогут читать эту книгу.
Игорь Иванович Акимушкин
Занимательная биология
Художники А. Колли и И. Чураков
От автора
В этой книге не рассказано обо всем даже понемногу. Ведь нельзя объять необъятное. Поэтому я старался не писать о том, что так или иначе всем известно, что можно узнать из учебников и справочников. Я избегал анатомии, биохимии, даже физиологии – всего слишком специального и того, что уже не ново (если без этого можно было обойтись).
Зато о генетике, о которой у нас долго не писали, я рассказал подробно, рискуя наскучить однообразным повторением генетических терминов, без знания которых, впрочем, теперь невозможна никакая культурная деятельность человека.
Предпочтение было отдано тем исследованиям последних десятилетий, которые меня поразили, чего я сам не знал до недавнего времени и что интересно.
В работе над книгой мне помогали друзья, которым я хочу сказать здесь большое спасибо!
Жене моей Алине – за умные идеи, которые она так щедро дарила и за главу «Вечная слава воде!».
Моей сестре (и кандидату медицинских наук) Л. И. Приваловой – об аллергии и конец главы о крови написала она.
Н. М. Пожарицкой – за веселый рассказ о том, «Чем люди думают» и «Как это случилось?».
Н. В. Лысогорову (кандидату наук и писателю) – за оптимизм, с которым он уверяет, что «Никто еще не умер от старости».
Поверим ему без спора. Ведь истинная мудрость, говорит философ, состоит в том, чтобы рассуждать о жизни, а не о смерти. Поэтому переверните страницу – в каждой главе вас ждут рассуждения о жизни.
Глава I
Великий пролог
«Откуда есть пошла Земля»
Десять миллиардов лет назад нам дали основательного пинка, и с тех пор мы летим, «в звезды врезываясь». Летим со скоростью сверхкосмической.
Астрофизики обнаружили, что в спектрах видимых галактик линии поглощения смещены в их красные концы. Это значит, что галактики разлетаются во все стороны. И чем дальше они от нас, тем быстрее летят и тем больше в красный край спектра сдвинуты линии поглощения их газов. Самые далекие мчатся почти так же быстро, как фотоны![1]
А ведь быстрее фотонов (а проще говоря, света) нет ничего во вселенной.
Это значит также, что когда-то, по-видимому, все галактики толпились в одном центре, и плотность вещества здесь была сверхогромной. Потом взрыв, равного которому мир не знал с тех пор, разбросал материю во все концы. Случилось такое, как полагают, 10–13 миллиардов лет назад. Это, утверждают некоторые наши астрономы, «экспериментальный факт, который нельзя игнорировать». Другие же говорят, что никакого взрыва сверхплотного вещества не было: откуда и куда летят галактики, нам неведомо.
С одного или с разных стартов начала звездная материя свой вечный круговорот, не так уж и важно. Важно, что она существует.
В каком же виде существует?
Силовые поля, плазма, протоны, нейтроны, электроны, фотоны, атомы…
Среди атомов – две трети водородных, почти треть гелия и лишь сотая часть всех других элементов, известных на Земле. Значит, мир, в котором мы вращаемся, в основном водородно-гелиевый.
Мир занят синтезом: при жарище в сотни миллионов градусов и под давлением в миллиарды атмосфер в недрах звезд (а их миллионы миллиардов!) из ядер легких элементов «куются» ядра тяжелых.
Но на Солнце, которое так жарко светит в летний полдень, созидается лишь гелий: из водорода. Почему? Да потому, что температура там – увы! – слишком мала для синтеза тяжелых элементов. Так почему же они все-таки есть в атмосфере солнца и в недрах его спутников? Железо, свинец, уран? А потому, что когда-то очень давно вещество, из которого теперь сложена вся солнечная система, было «телом» гигантской звезды. В ее утробе тяжелые элементы и родились. Потом звезда взорвалась, и из осколков «слиплось» Солнце и планеты. Значит, все мы состоим из атомов, бывших уже в употреблении.
Итак, 5 миллиардов лет назад Солнце светило ярко и жарко. Но светило, можно сказать, попусту, никого не радовало: ведь Земли тогда еще не было. Не было и других планет. Только пыль космическая кружилась вокруг одинокого желтого карлика (так непочтительно называют астрономы наше Солнце).
Пыль была холодная: минус 200 градусов! Все плотнее сжималась она и плотнее. Медленно сгущалась. А затем расслоилась, и каждый слой слипся в твердый, бешено вертящийся шар. Родились планеты.
На третьем вертящемся шарике мы с вами и живем. Сначала он был очень холодный. Но радиоактивные вещества – уран да радий, – распадаясь, разогрели земные породы. Шар начал плавиться. А потом снова остыл, но только с поверхности.
Когда шар плавился, более легкие минералы всплывали на поверхность, тяжелые погружались в глубины. Поэтому, когда новоиспеченная Земля покрылась корочкой, оказалось, что затвердевшие на ее поверхности горные породы сложены из двух слоев – легкого верхнего и тяжелого нижнего[2]
. Их называют «сиалем» и «симой». Слова эти ввел в науку известный австрийский геолог Эдуард Зюсс. Первый слог обоих терминов «си» образован от принятого в химии обозначения кремния – «Si». Последние слоги «аль» и «ма» – от «Al» и «Ma», начальных букв в названии алюминия и магния.
Легкие породы земной коры сложены, оказывается, преимущественно из кремния и алюминия. (Легкие они весьма относительно, так как удельный вес сиаля равен приблизительно 2,67, а симы – 3,27.) Нижний тяжелый слой – сима – из кремния и магния.
Сиаль называют также гранитной оболочкой, потому что его образуют в основном граниты и гранодиориты. Толщина сиаля – 10–30 километров, но местами тоньше: например, на северо-западе Германии – 3–5 километров.
Верхний слой симы (до глубины примерно в 30–60 километров) составляет базальт. Здесь встречаются уже расплавленные породы, которые называют магмой. Под базальтом залегает еще более плотный перидотит (удельный вес его 3,6–4)[3]
– это царство магмы: температура здесь уже так высока[4]
, что все минералы и породы расплавлены. Но они не жидкие! Колоссальные давления, которые здесь господствуют, пишет советский геолог С. Кузнецов, «удерживают вещества магмы в пластическом, а местами твердом состоянии». Магма в переводе с греческого означает «густая мазь, тесто».
Это природный силикатный, то есть каменный, раствор. Он нагрет выше точки плавления, и, если давление в земных недрах по какой-либо причине ослабевает, магма сейчас же переходит в жидкое состояние, ее объем увеличивается и она с чудовищной силой прорывается в верхние слои земной коры, а иногда и на ее поверхность. Так происходят извержения вулканов. Излившуюся магму называют лавой.
Рождение люльки
Вернемся к сиалю. Казалось бы, толщина его всюду на поверхности Земли должна быть одинаковой. На самом деле это не так. Сиаль наиболее толст там, где континенты. Чем ближе к их краям, тем тоньше, а на дне океанов почти совсем его нет. Ложе Тихого океана (а как показали работы советских ученых, возможно, также и Северного Ледовитого) выстлано фактически только симой. Поэтому говорят иногда, что континенты – это гигантские блоки легких пород, всплывшие на поверхность более тяжелой, но менее твердой массы минералов. Сима, как я уже говорил, очень пластична.
Многие даже очень твердые вещества при больших давлениях переходят в особое, так называемое «текучее» состояние. Жар земных недр[5]
плавит камни и металлы, но чудовищное давление (в 3 миллиона атмосфер!) действует в обратном направлении, заставляя вновь сгущаться раскаленные пары и лавы. Оттого, по-видимому, материя в утробе нашей планеты пребывает в странном состоянии – ни жидком, ни твердом. Ее можно было бы сравнить со стеклом: оно ведь тоже пластично и течет, если на него медленно и сильно нажимать, но обладает большим внутренним трением, свойственным твердым телам.
На этой-то «текучей» массе покоится земная кора. Все ее части находятся, как говорят, в изостатическом равновесии, нулевой уровень которого лежит приблизительно на глубине 120 километров. Это значит, что, чем легче какая-нибудь область земной коры, тем выше она будет подниматься над этим уровнем. Напротив, более тяжелые ее части погружены глубже. Вот почему дно океанских бассейнов, выложенное в основном тяжелой симой, менее возвышается над уровнем изостатического равновесия, чем те области земной коры, которые сложены преимущественно из толстых слоев легкого сиаля и тонких – симы, то есть материки.
Если эта гипотеза верна, то глыбы континентов плавают в подземном пластике, словно айсберги в море. Можно сравнить их и с чурками, брошенными в густой деготь.
Бросим туда и щепки: увязнув в дегте, они будут изображать ложа Атлантического и Индийского океанов, покрытые тонким слоем сиаля, а затвердевшая корочка дегтя вокруг – «голая» сима, выстилающая дно Тихого океана. Нальем теперь немного соленой воды, и полученный «ландшафт» довершит сходство.
Блуждающие континенты
Когда говорят о плавании континентов в симе, предполагают обычно, что эти сверхгигантские глыбы камня способны лишь к медленным вертикальным перемещениям – вверх и вниз. Вдоль по симе они не плавают, так как разнокалиберные блоки сиаля плотно прилегают друг к другу и как бы взаимно друг друга заклинивают.
Но, может быть, они не настолько уж прочно связаны между собой и могут порой перемещаться и горизонтально – скользят по плотной и гладкой симе, словно мебель по паркету?
Идея эта, которая многим специалистам кажется фантастической, около пятидесяти лет назад пришла в голову одному немецкому геофизику.
Геофизика звали Альфред Вегенер, позднее он погиб в снегах Гренландии, изучая ее ледники. В 1913 году вышла книга Вегенера «Происхождение континентов и океанов», которая уже в ближайшие 20 лет выдержала пять изданий. В ней изложил он знаменитую миграционную гипотезу, которая получила также название теории перемещения, мобилизма, или теории дрейфующих континентов. Не много найдется научных гипотез, о которых столько спорили и к которым так часто прибегали бы за помощью специалисты других наук, пытаясь объяснить досадные неувязки в своих изысканиях. Сначала геологи почти единодушно выступили против Вегенера. Сейчас другая картина: у некоторых исследователей он нашел полное признание, другие лишь в исправленном виде принимают его гипотезу, основные положения которой, модернизированные и дополненные, были использованы в построении многих новейших, более совершенных геотектонических теорий.
Вегенер был поражен, как точно соответствуют друг другу края континентов (вы тоже можете это заметить, если посмотрите на карту). Береговые линии некоторых материков дополняют друг друга, как соприкасавшиеся поверхности двух половинок лопнувшего стекла. Например, северо-восточный угол Южной Америки и Гвинейский залив Африки: первый словно вырезан из второго. Восточный край Северной Америки тоже, если мысленно приложить его к западному побережью Европы, составит с ним единый монолит.
В Южной Атлантике есть заливы и бухты, которые словно специально выкроены по размерам береговых мысов континента-антипода, раскинувшего свои земли по ту сторону океана.
Наблюдая эти и другие странные факты, Вегенер пришел к выводу, что первоначально сиаль покрывал Землю сплошным и всюду примерно одинаковой толщины слоем – до 30 километров. Над сиалем плескались волны первобытного, или первичного, океана – Панталасса. Он тоже сплошь покрывал всю Землю, но глубина его была невелика: не больше 2,6 километра. Затем силы, вызванные вращением Земли и приливами в магме – ее притягивала Луна, – взломали корку сиаля, сбили его куски в кучу, в одну гранитную глыбу: единый суперматерик Пангею. Вокруг на освободившейся от сиаля симе плескались безбрежные воды вторичного океана, который мы называем теперь Тихим.
Позднее суперматерик раскололся и его обломки расползлись в разные стороны: Южная и Северная Америка «уплывали» на запад, Австралия – на восток, Антарктида – на юг. В книге своей Вегенер поместил даже карты, на которых были изображены последовательные этапы расхождения материков.
Континенты начали свой грандиозный дрейф, по подсчетам Вегенера, приблизительно 130 миллионов лет назад и продолжают будто бы свое движение и сейчас. Например, расстояние между Норвегией и Гренландией увеличилось за последние 60 лет на 600 метров – значит, Америка уплывает от нас со скоростью 10 метров в год. Впрочем, некоторые ученые полагают, что дистанция между Старым и Новым Светом удлинилась не за счет материкового дрейфа, а из-за ошибок, допущенных в прежних измерениях.
Обломки сиаля, вырванные трением из подошвы материков, падали в образующиеся за «кормой» дрейфующих континентов пропасти на симу, иначе говоря, на дно заполняющих межконтинентальные «щели» океанов – Атлантического и Индийского. Вот почему, писал позднее Вегенер, ложе этих бассейнов содержит более или менее значительные отложения сиаля. На дне Тихого океана его нет, так как по Тихому океану еще не проплыл ни один континент.
Перед фронтом плывущего материка, как перед носом корабля, вздымались «волны» сиаля.
Америка плыла на запад, и поэтому наибольшее сопротивление от трения о ложе океана испытывал ее западный берег. Он стал сминаться, по краю поднялись длинными буграми складки (как на молочной пенке, если подуть на нее) – так образовались Кордильеры, опоясывающие Американский континент со стороны Тихого океана.
С помощью теории Вегенера можно объяснить и некоторые другие геологические, палеонтологические, палеоклиматические и даже зоологические загадки. Например, происхождение оледенения, древние следы которого в большей или меньшей степени носят все континенты, даже южные – Африка, Южная Америка и Австралия. Раз континенты «плавают», очевидно, временами некоторые из них приближались к полюсу (Северному или Южному) – наступало оледенение, затем материки удалялись от полюса, льды таяли, и вновь теплый климат вступал в свои права. Случалось, что и полярные страны «подплывали» к экватору, тогда тропические животные и растения заселяли земли, освободившиеся от растаявших льдов.
Некоторые современные геофизики считают даже, что материки периодически то движутся от полюсов к экватору (под действием, так сказать, «полюсобежной» силы, вызванной вращением Земли), то, столкнувшись «лбами», приблизительно в районе Средиземноморья, устремляются в обратный путь (под действием «полюсостремительных» сил, возникающих в магме, когда северные и южные материки сближаются).
Другие же полагают, что материки не дрейфуют в симе, а лишь растягиваются по ее поверхности под влиянием сил, стремящихся распределить легкий сиаль равномерно по всей земной коре. Согласно этой теории Америка не оторвалась от Африки, а только удалилась от нее: между ними на дне Атлантического океана существует будто бы перемычка из сильно растянувшегося (а потому и тонкого!) сиаля.
Хотя теория Вегенера и пользуется сейчас у представителей науки большим вниманием, чем прежде, однако полностью признают ее немногие. Большинство ученых считает, что континенты не способны к столь дальним «плаваниям», как считал Вегенер. Однако небольшие горизонтальные перемещения они, безусловно, совершают. Наука обязана Вегенеру тем, что он первый это заметил.
Лунная гипотеза
Почему, однако, ложе Тихого океана выстилают только тяжелые породы? Почему там нет сиаля?
Чтобы объяснить этот странный факт, придуманы разные гипотезы, и одна из них (самая поэтическая, хотя и не самая правдоподобная) предполагает, что образованию Тихого океана предшествовало следующее драматическое событие.
Тихоокеанская впадина, говорят сторонники этой гипотезы, – гигантский рубец на теле Земли, старая рана, залитая целительной примочкой из морской воды. Предполагается, что когда-то очень давно космические силы вырвали из бока нашей планеты довольно увесистый кусок плоти и он вертится сейчас вокруг нас в виде спутника, всем хорошо известного: это Луна. (Какие именно силы, автор этой гипотезы Джордж Дарвин, сын Чарлза Дарвина, объяснял с помощью математических вычислений, которые слишком сложны, чтобы мы могли их здесь привести.) Вырваны были в основном поверхностные слои земной коры, то есть сиаль, сима осталась на месте.
Исследования Луны действительно показали, что сложена она преимущественно из легких пород (вес которых составляет лишь 0,6 среднего веса Земли), а размеры ее приблизительно соответствуют дыре, оставшейся на поверхности Земли в том месте, где от нее «отпочковалась» Луна, то есть величине Тихого океана.
Океаны рождены огненными реками подземного царства
Есть и другие гипотезы, которые с большим или меньшим успехом пытаются объяснить происхождение «люльки», в которой природа вынянчила своих первенцев. Ведь океан, это теперь всем известно, колыбель жизни.
В последнее время немало сторонников приобрела так называемая конвекционная теория.
От распада радиоактивных веществ в недрах Земли отдельные участки магмы разогреваются больше других. Подчиняясь физическим законам конвекции, они устремляются вверх (антициклонические восходящие течения), достигают твердых пород коры и растекаются под ними горизонтальными потоками в разные стороны (скорость их невелика, по-видимому, всего несколько сантиметров в год). Там, где эти потоки расходятся, образуются как бы области пониженного давления. Там же, где сходятся встречные течения двух (или большего числа) разных антициклонических центров, давление магмы повышается: кора в этой области поднимается (за счет давления и принесенного из недр Земли встречными потоками пластического материала). В области расхождения потоков и пониженного магматического давления кора опускается. Здесь, возможно, и образовались океанские впадины, заполненные ныне мегатоннами соленой воды.
Четыре океана – это четыре центра антициклонического (вертикального) течения расплавленных подкорковых пород Земли. Материки – районы, где сходятся эти потоки и выносят на поверхность подогретый материал, слагающий континенты.
Исследования показали, что наиболее древние породы располагаются обычно ближе к центру материка. «Это подтверждает, – пишет океанолог Ательстан Спилхауз, – гипотезу о том, что края материков медленно нарастали и что океанские бассейны слагаются из „более молодого“, или нового, материала, принесенного из недр Земли».
Как тропики попали в Заполярье?
Не многие, очевидно, знают, что в своих ежедневных прогулках мы попираем ногами миллиарды микроскопических компасов. Они «замурованы» в камнях и скалах. Камни содержат мельчайшие гранулы железа, иные из них в 100 тысяч раз меньше стрелки обычного компаса.
В минувшие геологические эпохи, когда формировались древние горные породы, эти частички железа в неотвердевших еще донных отложениях морей и озер (или в незастывших лавах) под действием магнитного поля Земли располагались подобно стрелке компаса: одним концом длинной оси в сторону Северного полюса, другим – в сторону Южного. Когда породы затвердели, миниатюрные компасы навеки застыли в том положении, в котором до последней минуты, пока располагали они еще свободой перемещения, заставлял их держаться земной магнетизм.
Ожидали, что они и поныне сохраняют меридиональное направление. Но оказалось, что во многих странах мира – на островах Тихого океана и в Южной Африке, на западе США и в десятках других мест – на обширных площадях палеомагнитные поля Земли ориентированы не с севера на юг, а в разных других направлениях.
Чем объяснить этот странный факт?
Очевидно, тем, что материки не стояли на месте, а, дрейфуя по поверхности земного шара, повернулись сейчас к магнитному полюсу не теми сторонами, которыми были обращены к нему, когда формировались исследованные породы.
Впрочем, не всех ученых устраивает подобная точка зрения. Есть и другие гипотезы, которые неплохо объясняют смещение палеомагнитных полей. Например, изменение местоположения самих магнитных и даже географических полюсов.
Во всяком случае, факты, добытые совсем еще молодой наукой, изучающей палеомагнетизм, предлагают лишь одно из двух решений альтернативы: либо материки дрейфуют, а полюса Земли неподвижны, либо материки неподвижны, а полюса путешествуют.
А может быть, происходит одновременно и то и другое?
Плавают ли материки или только растягиваются, либо меняют свои географические координаты другим способом – предстоит еще решить исследователям: пока это лишь более или менее вероятные гипотезы. Но, несомненно, на обоих полюсах нашей планеты не раз, оказывается, в течение ее истории климат был совсем не полярным – очень теплым и мягким.
Там, где застыли сейчас громады антарктических льдов, миллионы лет назад плескались теплые воды тропического моря, и в море этом жили кораллы. А вокруг Северного полюса росли пышные леса. Их вечнозеленая листва отражалась в синеве заросших лилиями озер. Найдена неопровержимая «документация», которая это подтверждает.
Полярный исследователь капитан Нейрис откопал, например, на севере Гренландии каменноугольный пласт толщиной около 7 метров. Значит: более 200 миллионов лет назад здесь росли огромные деревья. Умирая, они падали в болото. Полусгнившие стволы, спрессованные навалившимися на них другими отложениями, образовали со временем этот уголь.
Каменноугольные залежи есть и на Шпицбергене. Некоторые плиты угля сохранили отчетливые отпечатки водяных лилий, что растут на много тысяч километров южнее Шпицбергена.
Среди каменноугольных пластов уцелели и пни, оставшиеся от деревьев, поваленных доисторическими ураганами 200 миллионов лет назад. И что удивительно: на пнях не обнаружили годовых колец! Росли они, видно, в субтропическом климате: не было тогда в Заполярье зимы. Круглый год стояла теплая погода, как сейчас в тропиках, где у деревьев тоже нет годовых колец. Средняя температура на Шпицбергене была, по-видимому, на 30 градусов выше, чем теперь.
Может быть, в те далекие времена Шпицберген и в самом деле «плавал» в тропических морях. Он не сразу покрылся льдами: еще 50 миллионов лет назад на Шпицбергене было довольно тепло – примерно как сейчас во Франции. На его земле красовались южные деревья – пальмы, грецкие орехи, каштаны, клен. Даже виноград!
И в Антарктиде росли деревья, которые и сейчас еще покрывают склоны Патагонских Кордильер – араукарии и буки нотафагусы. Это в начале третичного периода – 50 миллионов лет назад.
Но если, так сказать, копнуть глубже: обратиться за документацией к слоям Земли, образовавшимся в юрскую эпоху, 150 миллионов лет назад, то мы найдем на Южном полюсе ископаемые остатки тропических растений!
А еще на 50 миллионов лет раньше, в пермскую эпоху, Антарктида была большим болотом. Погода стояла влажная и жаркая. Свидетельство тому – крупные залежи каменного угля с отпечатками глоссоитериса, хорошо известного палеонтологам растения пермского периода. Пласты угля толщиной до 4 метров, и в них найдены семиметровые обломки окаменевших деревьев!
Палеоботаники сделали в Антарктиде и еще более поразительное открытие: явные следы древнего оледенения под тропическими отложениями пермского периода! Значит, Антарктида, до того как посетить тропики, успела побывать на полюсе…
Итак, много странного и непонятного свершилось на Земле в первых актах биологической эры.
Ученые разных профессий собрали тысячи поразительных, необъяснимых и уже объяснимых фактов. Наука сейчас пытается связать в одну логическую цепь, выбросив ненужное, разрозненные звенья идей, догадок, ошибок, фактов, артефактов и парадоксов. Скоро перед нами предстанет потрясающая картина самосотворения мира.
Но пока ее нет.
Упрощенная схема происхождения люльки
Пока есть только гипотезы, и их больше двадцати. Обо всех рассказать невозможно, да и не нужно. Пожалуй, самая простая и общая схема происхождения океанов и материков такова. Многие ученые согласны между собой в том, что история нашей планеты развивалась по следующей (упрощенной мной) схеме.
Первоначально, по-видимому, все материки Земли были соединены в один конгломерат континентов. Этот гипотетический суперматерик называют Мегагеей. Современные Африка, Европа, Азия, обе Америки и Антарктида составляли единый массив суши. С востока и запада его омывали воды единственного в ту пору Тихого океана.
На континенте было несколько внутренних морей: Северная Атлантика и Южная Атлантика, Скандинавское море и древняя Арктика.
Затем случилось первое в истории Земли опускание земной коры. Море залило многие области древнего континента. Уцелевшие участки суши, так называемые континентальные щиты, никогда полностью не затоплявшиеся морем глыбы сиаля, послужили основой нынешним материкам.
Щитов было семь:
1. Канадский, объединявший древний материк Лавренцию[6]
, Гренландию и большую часть Северной Америки.
2. Фенносарматия, включавшая современную Скандинавию и большую часть Русской равнины – на восток до Урала, на юг до Черного моря.
3. Ангария, или Восточносибирский щит.
4. Очень небольшой по размерам Китайский щит, или Синия.
5. На месте нынешних Филиппинских островов тоже возвышался в ту пору небольшой материк Филиппиния; позднее его почти целиком поглотило море.
6. Самый южный щит – Антарктида. Возникнув на заре истории Земли, Антарктида, по-видимому, до конца дней останется единым материком.
7. Гондвана, или Гондвания, – величайший из континентов мира, равного которому никогда не было в истории Земли. Названный так по малоизвестной местности в Индии, этот гигантский массив суши через миллиард лет после рождения и через 100 миллионов после смерти прославил свое имя, правда – увы! – пока лишь в узком кругу представителей науки. Но давно пора, мне кажется, познакомить с великой Гондванией и широкую публику.
Материк Гондвана покоился на нескольких щитах – Бразильском, Африканском (включавшем и Переднюю Индию) и Западноавстралийском, объединяя земли этих ныне далеких друг от друга стран в единый континентальный массив.
Позднее в течение сотен миллионов лет географическая, или, вернее, палеогеографическая, карта мира не раз меняла свой вид и пестрела многими названиями новых материков и морей. Только великая Гондвана благополучно переживала все геологические потрясения и сохраняла в целости свои границы. Она была ареной титанических битв между динозаврами, ее попирали ноги величайших из великанов – бронтозавров и диплодоков и с ее просторов поднялись в небо первые авиаторы – птеродактили. Лишь за 100, а может быть, за 70 миллионов лет до наших дней этот гигантский конгломерат стран распался и континенты приобрели свои нынешние очертания.
Началась новая эра в истории океанов и материков и жизни, их населяющей.
Из тверди небесной или из недр земных?
Тем или иным способом: с помощью блуждающих континентов, круговорота магмы, эмигрировавшей Луны или еще как-нибудь, но впадины океанов и морей все-таки образовались. Все было готово к принятию «рассола», в котором позднее зародилась жизнь. Оставалось лишь наполнить океанские чаши водой.
Возможно, это случилось так.
Когда земной шар покрывался «корочкой», водяные пары, выброшенные из его недр, сгущаясь в атмосфере, заслонили небо черными тучами. Вся планета от полюсов и до экватора укутана была, словно ватой, сплошной оболочкой из облаков, приблизительно такой, как сейчас у Венеры.
И вот из этих туч полил дождь. Никогда мир не знал такого ливня. Проходили годы, а дождь все лил и лил. Может быть, шел он сто лет, а может, и тысячу. Воды, затопившие континенты, хлынули в низины, бушующими каскадами низвергались с плоскогорий в пропасти, наполнили до краев котлованы между материками. И образовались океаны и моря.
В последние годы, впрочем, многим ученым нарисованная мной драматическая картина всемирного потопа не кажется достаточно реальной. Они полагают, что океанские впадины могли наполниться водой и не из грозовых туч[7]
.
Вероятно, «четвертая часть океанской воды, – пишет Ательстан Спилхауз, американский океанолог, – была выделена на поверхность планеты внутренними взрывными процессами в последнюю сороковую часть существования Земли».
Извержения вулканов и выход на поверхность магматических пород происходили и в предыдущие миллионы лет (не только в последнюю сороковую часть истории Земли), и у нас нет оснований считать, что в ту богатую событиями эпоху вулканы извергали меньше воды, чем сейчас.
Поэтому полагают: за 2 миллиарда лет из недр земли выделилось столько ювенильной, то есть новорожденной, еще не поднимавшейся на поверхность воды, что ее вполне хватило, чтобы до краев наполнить океаны и моря.
Если вулканическая деятельность будет продолжаться и впредь, то через несколько сот миллионов лет вся суша нашей планеты может оказаться под водой – так много выделяется ее при извержениях[8]
.
Кроме того, ветры и реки ежегодно сносят в море миллионы тонн образующих сушу пород, что, конечно, тоже расширяет владения Нептуна.
Однако в ногу с этим, очевидно, идет и обратный процесс: море все время становится глубже. Океанское дно опускается. В бездне моря господствуют ведь очень низкие температуры – около нуля градусов. На глубине, например, уже 4000 метров температура в среднем около 6 градусов. А на суше на такой же глубине – 135 градусов.
Поэтому, думают некоторые ученые, под холодным морским дном земная кора охлаждается значительно быстрее, чем под континентальными массивами, оттого она здесь и сильнее сжимается. Сжимаясь, прогибается вниз, и океан становится глубже.
Всем известно, что морская вода соленая, но почему она соленая, толком не знает никто. А давно ли море стало соленым? И на вопрос этот у науки пока два ответа: первый – очень давно, второй – не очень.
Одни ученые пришли к выводу, что океан еще до появления жизни на Земле стал соленым и с той поры его соленость ни качественно, ни количественно по существу не менялась.
Другие полагают, что жизнь развилась в океане, который был не очень соленым. Осолонение наступало постепенно: соль приносили реки. Ведь в реках вода хотя и пресная, но тоже, конечно, содержит растворенные соли, только их в речной воде в 70 раз меньше, чем в морской (всего 0,05 процента), и поэтому она не кажется нам соленой.
Если солей в реках так мало, то могут ли они осолонить море? Они скорее опресняют его.
Реки и опресняют море и осолоняют его. Опреснение – явление, так сказать, местного порядка, оно захватывает только те районы моря, которые прилегают к устьям больших рек.
Затем речная вода смешивается с морской и часть ее, испаряясь на Солнце, улетучивается в облака, а соли, принесенные реками, остаются в море. Подсчитано, что ежегодно реки континентов несут в Мировой океан более 2 834 000 тысяч тонн всевозможных веществ – одну шестнадцатимиллионную часть всего количества солей, растворенных в нем[9]
.
Доля небольшая, но нужно учесть, что реки приносят в море свой соляной груз уже очень давно: без перерыва 2 миллиарда лет! Срок вполне достаточный, чтобы даже по капле «засолить» море.
Правда, бльшая часть речных солей, попадая в море, быстро выпадает в осадок, откладывается на дне, и под чудовищным прессом из водных толщ формируются здесь из осадков новые горные породы.
Есть и еще одно серьезное возражение против гипотезы о постепенном осолонении моря реками. Речная вода и вода морская содержат не одни и те же растворенные вещества.
В морской воде преобладают хлориды – соли соляной кислоты – и особенно поваренная (на ее долю приходится три четверти морских солей). В речной же воде поваренной соли в десять раз меньше, зато больше соды и извести, так называемых карбонатов – солей угольной кислоты. Кроме того, в морской воде много натрия, а в речной – кальция.
Значит, разница между солями морскими и речными не только в количестве, но и в качестве.
Однако сторонники «речной» теории, чтобы подкрепить ее, придумали довольно остроумную гипотезу. Вначале, говорят они, вода в море была такая же, как сейчас в реках, только чуть солонее. Животные, которые затем расплодились в океане, изменили соотношение солей в морской воде. Ведь почти все обитатели моря «выуживают» из него карбонаты и кальций, из которых строят свои скелеты, раковины и домики. Жизнь существует на Земле по крайней мере 2–3 миллиарда лет. За это время морскую воду «обработали» бесчисленные легионы живых организмов: вылавливали из нее карбонаты и всячески избегали хлоридов. Оттого и стала она слишком хлорированной и малокарбонированной.
Но у этой гипотезы сейчас больше противников, чем преданных защитников.
По-видимому, все-таки море еще до бурного развития жизни в океане, во всяком случае уже в кембрии, геологическом периоде, которым начинается древняя эра истории Земли, было таким же соленым, как сейчас. С тех пор реки ненамного изменили качество морской воды. «Правильнее присоединиться к взглядам тех ученых, – пишет большой знаток моря, советский океанолог Лев Александрович Зенкевич, – которые считают, что за время, протекшее с кембрия, океан не претерпел в своей солености существенных изменений».
Но почему все-таки море стало соленым? Надо полагать, не оттого, что на дне его погребены кучи поваренной соли, хотя одно время и так думали.
Современная наука считает, что вещества, растворенные в морской воде, были вымыты текучими водами из магматических пород (частично принесены также и из атмосферы). Каждый литр воды «обработал» приблизительно 600 граммов изверженных пород, составлявший первоначально земную кору, и получился морской «рассол».
Где стояла люлька?
Наша планета и все предметы, существа, минералы, воды, леса, горы, то есть вся земная материя во всей ее многоликости, сложены из одних и тех же основных веществ, или элементов. Их уже известно сто четыре. Но многие из элементов настолько редки, что совершенно неприметны и мало проявляют себя в творческих актах природы. И если Землю и облепившие ее со всех сторон песчинки – горы, леса, города – разобрать на самые мелкие части, до молекул и атомов, мы увидим, что состоят они в основном из одного-двух десятков наиболее многочисленных под Солнцем элементов. Химики давно проделали этот опыт… Взяли пробы из разных мест и сфер жизни. После многих анализов убедились, что и человек, и древесный пень, и гора Эльбрус сделаны из одинакового вещества. Правда, в человеке много, например, кислорода и азота, а в Эльбрусе – кислорода и кремния, но и в том и другом есть и водород, и сера, и железо, и кальций, и магний и многие другие элементы. Если судить по материалам, из которых изготовлены оба эти чуда природы, можно сказать, что человек и кавказская гора в некотором роде братья – дети Земли.
В то же время они не во всем похожи – это заметит даже слепой. Ведь качества материала, из которого сложены человек и Эльбрус, разные: у одного вещество живое, у другого неживое.
Живых организмов на Земле великое множество, а их разнообразие безгранично (много ли сходства между кораллом и львом?) и все-таки все они живые: и лев, и губка, и мухомор составляют единый и особый мир нашей планеты.
Ясная граница, разделяющая живое и неживое, отчетливо обозначена в природе всюду. Кто провел ее? Как вещество перешло грань, разделяющую ныне два мира вселенной?
Религия и мифы говорят, что бог был первым нарушителем этой границы: он из неживого создал живое. Как, когда и, главное, для чего? – о том изобретатели бога рассказывают лишь сказки.
Человеку, который хочет знать правду, эта «гипотеза» ничего не дает. Даже если оставим все попытки докопаться до сути вещей и признаем безропотно (и бесхлопотно), что жизнь создана богом, капитуляция эта перед самой большой на Земле тайной совсем напрасна: она ничего не объясняет. Ведь главный вопрос о начальных истоках жизни все равно остается без ответа: откуда взялся в таком случае сам демиург? Кто создал бога?
Наука давно отказалась от бога как рабочей гипотезы.
Научные теории по-разному объясняют происхождение жизни на Земле.
Одни, не доверяя особенно местным творческим силам, приглашают варягов издалека: жизнь, говорят они, принесена на Землю из космоса, где она существует вечно. Как только какая-нибудь планета создаст у себя достаточно сносные условия для жизни, на нее прилетают из космоса «семена жизни» – споры бактерий и другие зародыши вроде гипотетических «космозоад». Переносят их с места на место по всей вселенной световые лучи, которые, как доказал наш знаменитый соотечественник, обладают давлением. Давление, конечно, мизерное, но ведь и бактерия – микроб в сравнении даже и с песчинкой.
Эта гипотеза привлекает больше своей поэтичностью, чем научной достоверностью, хотя недавние открытия органического вещества и, по-видимому, бактериальных клеток в метеоритах, бесспорно, привлекут к ней более серьезное внимание.
Другие ученые считают, что жизнь возникла на Земле, но как результат чрезвычайно редкого и неповторимого больше взаимодействия химических, физических и космических сил. Как в игре в кости, вдруг случайно выпало благоприятное сочетание всех костяшек-стихий, и жизнь получила шанс на выигрыш.
При тысяче других вариантов выигрыша могло и не быть.
Наконец, в третью группу можно объединить теории, которые считают, что жизнь – это логический и закономерный процесс совершенствования природы. Неживая материя на определенном уровне своего развития неизбежно становится живой, ведь живое вещество – более организованная часть вселенной. То есть обладает, как говорят физики, минимумом энтропии. А все во вселенной, как по наклонной плоскости, катится к максимуму энтропии. Одна лишь жизнь противодействует этому. Она возвращает миру свободную энергию – неэнтропированную.
Сейчас мало кто из ученых сомневается в том, что пролог космической эры человечества начался в море. Здесь неживая материя в неудержимом развитии перешагнула таинственный рубеж и приобрела новое неоценимое качество – одушевленность. Здесь зародилась жизнь.
Из аминокислот, растворенных в первобытном океане, сначала образовались белковые коацерваты, сгустки белка. Они-то и сделали первый шаг на пути жизненного прогресса – начали обмениваться веществами с окружающей средой. Разрываясь пополам, стали размножаться, постепенно приобрели и другие жизненно важные качества и превратились в миниатюрнейших одноклеточных созданий[10]
. Белковым каплям удалось сохранить в первородном хаосе свою индивидуальность только потому, что приобрели они удивительное свойство – наследственность. Живая материя обрела истинное бессмертие. Отныне каждое существо, умирая, продолжало жить в своих потомках. Из миллионов индивидуальных вариантов выживали самые удачные, лучше приспособленные ко всему, что их окружало. Они сохраняли и дарили детям лучшие свои качества. А те, усовершенствовав их, как эстафету, передавали дальше из поколения в поколение.
Очень рано морская слизь (не вся, а часть ее) приобрела зеленое чудо-вещество – хлорофилл, а с ним не только зеленый цвет, но и способность ловить энергию Солнца и, обратя ее себе на пользу, творить с помощью фотонов сахар и другие вещества, необходимые для жизни. Так произошли растения.
Начало было сделано. Дальше развитие жизни пошло ударными темпами.
Случилось это приблизительно 3 миллиарда лет назад на мелководьях древнего океана в теплой, хорошо прогретой солнцем воде. Здесь и стояла люлька. Здесь море вынашивало своих первенцев.
Отсюда, набравшись сил, устремились они позднее на завоевание суши.
Первое на земле разделение труда
Некоторые простейшие одноклеточные существа имеют обыкновение соединяться вместе, в одну, как говорят биологи, колонию, которая сложена уже из многих однородных клеток. По-видимому, из таких вот первобытных союзов и развились животные многоклеточные, тела которых представляют, по сути дела, тоже «колонию» клеток, но не однородных, а разнородных: ведь каждая группа специализированных клеток, именуемая тканью, имеет свою особую структуру и выполняет в организме определенное назначение. Одни клетки питают общую «колонию», другие защищают ее, третьи передвигают, четвертые заботятся о продлении рода и т. д.
Некоторые биологи, впрочем, полагают, что многоклеточные животные развились из союзов не однородных, а первоначально уже разнородных клеток неодинакового происхождения, которым легче было приспособиться к несению разной службы в организме.
Эмпедокл, древний грек и мыслитель, первый, по-видимому, из людей всерьез задумался над трудными проблемами эволюции. Он решил, что сначала, очевидно, произошли разного сорта и размера глаза, уши, волосы, пальцы и руки, а потом срослись они в одно существо. Объединялись как попало, по воле случая, а не закона, и поэтому в первозданном хаосе получались самые фантастические сочетания: глаза, приросшие к рукам, ноги, сросшиеся с головой, уши на руках вместо пальцев! Все эти нелепые сочетания погибли. Выжили только нормальные организмы, сложенные по всем правилам из мозаики органов.
Теория, конечно, очень наивная, но она ценна заложенной в ней идеей эволюционного развития и естественного отбора.
Так или иначе, но к началу палеозойской эры, в первом геологическом периоде, который ее открывает, в кембрии, приблизительно 600 миллионов лет назад[11]
, в море уже бок о бок с одноклеточными животными обитали многоклеточные: губки, полипы, медузы, морские звезды, голотурии, черви, моллюски, крабы и странные, похожие на римские лампы существа – брахиоподы, или плеченогие. По-видимому, представители всех известных науке типов беспозвоночных животных уже бороздили моря кембрия[12]
(даже хордовые, хотя их остатки не найдены в кембрии, так как, по-видимому, не могли сохраниться, оказались недостаточно твердыми).
Но рыб еще не было.
Лишь в следующем периоде, в силуре, появились первые предрыбы. Еще очень несовершенные, по существу без парных плавников, без челюстей (рот – простая беззубая щель), покрытые костяной, или «зубастой», броней. Их и назвали, этих первых похожих на рыб созданий, щитковыми, или остракодермами, то есть буквально «раковиношкурыми».
Эволюция произвела панцирных бесчелюстных рыбообразных от примитивных хордовых животных вроде ланцетника. Это странное создание и поныне еще роется в песке на мелководьях тропических морей. Особенно много ланцетников у берегов южного Китая. В Тайванском проливе их ловят тоннами и продают на рынках. Китайцы едят ланцетников.
Ланцетник напоминает рыбу лишь своими овальными очертаниями. Но у него нет ни настоящих плавников, ни челюстей, ни скелета, ни глаз, ни ушей (хотя он и чувствует свет поверхностью своего полупрозрачного тела). Большую часть жизни он проводит, зарывшись хвостом в песок. Лишь голова торчит наружу. Разевая рот, ланцетник глотает воду, процеживает ее, пропуская через щели по бокам головы, и выуживает из нее разных микроскопических созданий.
Вот из этих-то щелей, выполнявших вначале роль простой цедилки, и развились рыбьи жабры (и рыбьи челюсти! Позднее).
А хорда – хрящевая струна, протянутая природой внутри тела ланцетника от головы к хвосту, – дала начало позвоночнику[13]
.
Это значит, что животные, близкие к ланцетнику, были прародителями не только рыб, но и всех вообще позвоночных – и птиц, и гадов, и зверей, и человека, конечно. Это не вызывает сомнения. Но от кого произошли первые хордовые? Вот вопрос, который породил очень горячие споры.
За исключением моллюсков, которые никогда всерьез не принимались в расчет, все другие беспозвоночные животные фигурировали в разное время и в разных теориях в качестве наших далеких предков.
Правы, по-видимому, ученые, которые производят ланцетников и их родичей от морских червей аннелид. А те, в свою очередь, происходят, вероятно, от каких-то кишечнополостных животных. К ним зоологи относят медуз, полипов и кораллы.
Правда, в последнее время некоторые биологи, отклонив претензии червей, отдают иглокожим животным лестное право именоваться прародителями создателей космических ракет. Хотя взрослые иглокожие ни на кого из других обитателей нашей планеты не похожи, их личинки, как утверждают специалисты, наделены некоторыми чертами, сближающими их с позвоночными.
Если это так, то морские ежи, звезды и голотурии – наши кузены в мире безмолвия.
И по планете зашагал человек!
У многих бесчелюстных перворыб, потомков нежнотелого ланцетника, вся кожа была покрыта… зубами. Знаменательный момент: природа изобретает зубы! Зубастым панцирем, кольчугой из мелких острых зубов, одела она с головы до хвоста первых своих позвоночных детей. Потом часть зубов, которым тесно было на коже, переместилась в рот, на челюсти. (К тому времени у древних перворыб уже появились челюсти. Из первой жаберной дуги).
Мир стал кусаться! Зубы на панцире преобразовались затем в чешую. Но акулы сохранили их и на коже. Она у них до сих пор зубастая, плакоидная: сплошь обросла зубами.
Тут случилось великое переселение рыб из морей в реки. Возможно, что в пресные воды бежали они от хищных ракоскорпионов, предков и родичей мечехвостов, живущих еще и поныне в некоторых океанах.
Из рек и озер вышли на сушу первые четвероногие. Рыбы, обитавшие здесь 350 миллионов лет назад, дышали и жабрами и легкими. Оттого и назвали их двоякодышащими. Без легких они бы задохнулись в затхлой, бедной кислородом воде первобытных озер.
Одни из них зубами-жерновами жевали растения (так называемые настоящие двоякодышащие). Другие, кистеперые, ели всех, кого могли поймать. Нападали из засады и, хватая добычу, отравляли ее ядом. Он стекал из небной железы вниз по канальцам на зубах. (Если только ихтиологи не ошиблись, решив, что межчелюстная железа кистеперых рыб была ядовитой.)
Позднее кистеперые рыбы из группы целакантов переселились опять в море. Но им там не повезло: они все неожиданно вымерли (все, кроме знаменитой латимерии, открытие которой недавно наделало столько шуму).
Тех же кистеперых, которые сохранили верность пресным водам, ожидало великое будущее: судьбой суждено им было породить всех четвероногих и пернатых обитателей суши.
У древних рыб с легкими были удивительные лапоподобные плавники с членистым скелетом, похожим на кисть, очень подвижные и мускулистые. На этих плавниках они ползали по дну. Наверное, вылезали и на берег, чтобы спокойно здесь подышать и отдохнуть. (Суша в ту пору была пустынна – идеальное место для ищущих уединения.) Постепенно плавники-ходули превратились в настоящие лапы. Рыбы вышли из воды и стали жить на суше. Но что же, какая причина побудила рыб, которые, надо полагать, чувствовали себя в воде совсем неплохо, покинуть родную стихию?
Недостаток кислорода? Нет, кислорода хватало. Когда в затхлой воде его становилось мало, они могли подняться на поверхность и подышать чистым воздухом.
Итак, недостаток кислорода в воде не мог служить причиной, заставившей рыб переменить свое местожительство. Может быть, их выгнал на сушу голод? Тоже нет, потому что суша в то время была более пустынна и беднее пищей, чем моря и озера.
Может быть, опасность?
Нет, и не опасность, так как кистеперые рыбы были самыми крупными и сильными хищниками в первобытных озерах той эпохи.
Стремление остаться в воде – вот что побудило рыб покинуть воду! Это звучит парадоксально, но именно к такому заключению пришли ученые, внимательно исследовав возможные причины. В ту далекую эпоху неглубокие сухопутные водоемы часто пересыхали. Озера превращались в болота, болота – в лужи. Наконец под палящими лучами солнца высыхали и лужи. Кистеперые рыбы, которые на своих удивительных плавниках умели неплохо ползать по дну, чтобы не погибнуть, должны были искать новые убежища, новые лужи, наполненные водой.
В поисках воды рыбам приходилось переползать по берегу значительные расстояния. И выживали те, кто хорошо ползал, кто лучше смог приспособиться к сухопутному образу жизни. Так постепенно благодаря суровому отбору рыбы, искавшие воду, обрели новую родину. Они стали обитателями двух стихий – и воды и суши. Произошли земноводные животные, или амфибии, а от них – пресмыкающиеся, затем млекопитающие и птицы. И наконец, по планете быстро зашагал человек!
Как это случилось?
Летом 1925 года в американском городе Дейтоне судили Джона Скопса. Он был преподавателем колледжа и рассказал ученикам о том, как по Земле зашагал человек. Но рассказал не по библии, а по Дарвину. Оскорбленные верующие подали на него в суд. Это был знаменитый «обезьяний» процесс, который принес Америке бесчестие.
Проходил он по всем правилам. Выступали обвинитель, свидетели, защита. Адвокат Скопса настаивал на том, чтобы в зал заседаний пригласили ученых, которые разъяснили бы высокому суду сущность эволюционного учения Дарвина. Просьбу отклонили. А преподавателя колледжа Джона Скопса признали виновным в нарушении законов штата и приговорили к денежному штрафу.
Правда, кажется, всего в 100 долларов.
Что же это за эволюционное учение, о котором не захотели узнать судьи Скопса?
Если верить библии, всего пять дней пришлось потрудиться богу, чтобы сотворить и Землю, и светила «на тверди небесной», и все растения, и всех тварей живых. А на шестой день господь решил, что еще не все хорошо, еще не все сделано. «Я создам теперь человека», – сказал он. И за один день сотворил его по образу своему и подобию.
Случилось же это будто бы семь с половиной тысяч лет назад.
Рассчитывая возраст мира, «немного» ошиблись в библии: на 5 миллионов тысячелетий.
Геологи доказали, что столько лет нашей планете. А палеонтологи нашли в земле тьму тьмущую остатков разных растении и животных. Когда-то все они жили и здравствовали. Потом одни вымерли. От других «пошли» по Земле новые виды.
Значит, природа не стоит на месте, а развивается? Как ни странно, но даже ученые додумались до этой всем теперь известной истины немногим больше 100 лет назад. Некоторые, правда, догадывались и раньше, но доказать не могли.
В 1859 году в Лондоне была напечатана книга естествоиспытателя Чарлза Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора, или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь». В ней и была изложена знаменитая эволюционная теория. Суть ее ясна уже из названия книги.
Главный распорядитель на Земле – естественный отбор. Это ему обязана наша планета многоликостью своих обитателей. Он же виновник их удивительной приспособленности и целесообразия, царящего в живом мире.
Одного английского лорда, знаменитого своими собаками, спросили однажды, как это ему удается получать таких великолепных псов. «Очень просто, – сказал лорд. – Я их много развожу и много вешаю».
Приблизительно так же действует и природа.
Экспериментируя, она тоже много всяких тварей «разводит» на Земле. Но остаются жить лишь те, кто пройдет сквозь сито естественного отбора. Самые сильные. Самые приспособленные. Неудачники гибнут. Природа тщеславна и живые доказательства своих ошибок и неудач оставлять не любит.
У всего сущего на Земле есть два отличных свойства: изменчивость и наследственность. На них и «играет» естественный отбор. По словам Дарвина, он «ежедневно и ежечасно расследует по всему свету мельчайшие изменения, отбрасывая дурные, сохраняя хорошие, работая неслышно, невидимо над усовершенствованием каждого существа…»
Так идет миллионолетняя эволюция, и природа развивается.
Вот какую «возмутительную» теорию доказал Дарвин. Правда, возмущались только те, кто верил в господа бога – создателя. А естествоиспытатели были счастливы. Особенно палеонтологи. Наконец-то они разобрались в хаосе своих ископаемых коллекций. Эволюционная теория помогла внести в них логический порядок и установить родословные многих теперешних обитателей Земли. Здесь больше всего повезло, кажется, слону и лошади. Палеонтологи нашли в земле остатки их эволюционных предков в буквальном смысле чуть ли не до седьмого колена.
А самому Дарвину его же собственная теория помогла объяснить происхождение человека.
«Высшее существо, созданное богом по образу своему и подобию», он уличил в родстве… с обезьяной.
Доказательств самого что ни на есть земного и самого что ни на есть животного происхождения человека он собрал множество. Рудименты – органы, нужные нашим предкам – зверям, а теперь недоразвитые за ненадобностью: волоски на теле, аппендикс, мышца, настораживающая ухо. Атавизмы. История знает их немало. В Музее антропологии в Москве есть, например, манекен волосатого человека Адриана Евтихиева. Все его тело, уши, лоб, нос, щеки заросли длинными волосами. И сын у него родился такой же волосатый. Мексиканка Юлия Пастрана тоже вся сплошь была волосатая. Но это не помешало, а может, и помогло ей стать знаменитой танцовщицей.
Словом, примеров, случаев, доказательств набралось у Дарвина целый том. И основной вывод из них: человек родом из зверей. Где-то в глубинах веков затерялись следы его предка, древней человекообразной обезьяны.
Но почему же обезьяны, а не другого животного?
Кровные родственники
Какое может быть сомнение: взгляните на фотографии – очень похожи на человека. Стоит посмотреть хотя бы на обезьяньи руки. Руки, а не лапы. На них, как и у человека, пять пальцев. А на пальцах не когти, а ногти. Обезьянья ладонь исчерчена почти так же, как и человеческая.
И если бы еще у обезьян большой палец был побольше, совсем бы отлично. Ведь это он, по существу, обезьяну в люди вывел. Трудиться без него наши дальние предки не смогли бы. А ведь, по словам Энгельса, именно «труд создал самого человека».
Человечьего в обезьянах хоть отбавляй. Одна мимика чего стоит. Шимпанзе, например, грустят и веселятся так же грустно и весело, как человек. И сердятся они похоже. И волнуются. А о любопытстве и «обезьянничанье» обезьян написаны сотни рассказов.
Наверно, уже этого было достаточно, чтобы решить: «Действительно родственники».
Но это еще не все. Мозг обезьян и ум их – вот, пожалуй, самые главные доказательства родства их с человеком. Правда, мозг шимпанзе раза в три меньше человеческого (самый крупный 700 кубических сантиметров), но борозд и извилин на нем уже немало. Ничего удивительного – обезьяна существо умное. И «шевелить мозгами» ей приходится часто. Ну какое другое животное догадалось бы соорудить пирамиду из ящиков, чтобы достать высоко подвешенный банан? Или сообразило бы подстеречь служителя, когда он проходит под бананом, вскочить ему на плечи и достать лакомство. А шимпанзе исследователя Келлера еще и не такое вытворяли.
Но это все, так сказать, «косвенные улики» родства. А есть и прямые. Перелили раз человеческую кровь голубю. Голубь погиб. Перелили кролику – он заболел. Перелили шимпанзе – ему от этого плохо не стало. Значит, правильно сделали ученые, что поместили человека и человекоподобных обезьян в одну, так сказать, зоологическую ячейку – отряд приматов. Ведь переливание крови кончается благополучно, только когда донор и реципиент связаны близким родством.
А недавно (когда уже хорошо изучили кровь человекообразных обезьян) рискнули даже перелить ее человеку. Уже сделали несколько десятков таких переливаний, и все удачные.
Так что мы с шимпанзе кровные родственники в буквальном смысле.
И паразиты нас донимают одинаковые. И одни и те же болезни: туберкулез, рак, инфаркт, дизентерия, гипертония, атеросклероз – самые из них распространенные.
Но вы ошибетесь, если решите, что современные человекоподобные обезьяны и есть наши предки.
Это не так. Много еще неясного в вопросе о предках человеческих, но в одном ученые согласны и не спорят: искать их среди современных обезьян не стоит. Потому что хоть мы с ними и родственники, но не по прямой линии. Просто у нас были общие прапредки.
Древняя обезьяна – праматерь рода человеческого вымерла почти 2 миллиона лет назад.
Но ученые с достойным упорством искали в земле и над землей – всюду, где только природа сохранила о них память, дорогие нашему сердцу фамильные черты обезьяны-прапрапрабабушки и восстановили ее предполагаемый портрет.
Конкурс предков
«…Нам кажется, что ребенок умер насильственной смертью. На левой теменной кости явственно видны следы удара. Хорошо виден пролом в черепе и трещины, расходящиеся от него. Остается предположить, что причиной смерти ребенка было то, что полиция называет „ударом, нанесенным тупым предметом“».
Так писал английский палеонтолог Луис Лики о новом кандидате на звание Самого Первого Человека на Земле.
«Конкурс» ученые объявили вскоре после того, как на весь мир заявил о своих великих идеях Дарвин. Рассуждали они так: если, эволюционируя, некая двуногая обезьяна превратилась в человека, то наверняка земля сохранила следы этого превращения.
Слово было за палеонтологами. Они, копаясь в земле, должны найти промежуточные звенья между человеком и обезьяной и представить своих кандидатов, отвечающих всем условиям конкурса предков. А условия были жесткие.
Первое. Существо, претендующее на звание нашего предка, должно стоять на задних ногах (то есть, говорят ученые, освоить прямохождение).
Второе. Освободившиеся руки его должны уметь не только хватать камни, палки, но выполнять и всякие другие движения.
Третье. Мозг этого существа по размерам и развитию должен быть близок к человеческому.
Четвертое, и самое главное. (Кстати, добавили это условие совсем недавно.) Существо это должно было быть man tool marker – делателем орудий.
Все ученые считают сейчас, что обезьяна стала человеком, когда сделала первое орудие.
И начались поиски.
Недостатка в кандидатах не было.
В 1848 году впервые нашли кости неандертальца.
В 1856-м появился дриопитек. В 1891 году на Яве открыли питекантропа.
1911 год – парапитек и проплиопитек. 1918-й – синантроп. 1924-й – австралопитек. 1933-й – проконсул, 1934–1935 годы – рамапитек. Находки извлекали из земли одну за другой. Надо было рассортировать их. Найти каждой место в эволюции человека. И кроме того, отыскать среди них Самого Первого Человека на Земле.
Сначала разобрались в питеках.
На звание Первых Человеков они не претендовали, так как были чистокровными обезьянами. Древними. Ископаемыми. Человекообразными.
Первой поставили маленькую обезьянку парапитека. Это самая древняя на Земле человекообразная обезьяна вообще. Из найденных, конечно.
Следующую ступеньку на эволюционной лестнице отвели проплиопитеку. Считают, что он и есть общий прапредок – и современных человекообразных обезьян и человека.
Потом (чуть повыше) поставили дриопитеков – основателей трех родов: шимпанзе, гориллы и человека. Каждый из них пошел от своего дриопитека. Правда, некоторые ученые пытаются низложить дриопитеков и отдать все прерогативы родоначальников проконсулу африканскому, рамапитеку или кениапитеку, полагая, что у этих обезьян больше прав считать себя предками гориллы, шимпанзе и человека.
Но это вопрос лишь научного убеждения. Ведь точно составить цепочку из человеческих предков немыслимо.
Находки все случайны. И установить родство можно только между целыми кланами древних существ и их потомками.
Дальше… Дальше пошли люди. Древнейшие – питекантропы и синантропы. Древние – неандертальцы. И современные – кроманьонцы. Неандертальцы и кроманьонцы тоже не принимали участия в конкурсе: вполне люди и далеко не Самые Первые на Земле.
А вот питекантроп одно время был очень серьезным претендентом на почетное звание первого человеческого патриарха. Он еще очень походил на обезьяну, но уже твердо стоял на ногах (об этом рассказали ученым кости его бедер). Объем мозга питекантропа почти 900 кубических сантиметров: намного больше обезьяньего. И все-таки ему было отказано в чести первородства. Уж слишком много в нем человеческого. Нет, решили ученые, хоть и назвали мы питекантропа питекантропом[14]
, но не он долгожданное missing link, то есть связующее звено, между последней обезьяной и первым человеком.
И они с надеждой принялись изучать австралопитека. Это тоже очень подходящий кандидат. На двух ногах держался прилично. Палками (чем не орудие!) выкапывал коренья, дубинками убивал животных. Правда, мозг у него был маловат – всего 600 кубических сантиметров.
Но все-таки ученые почти договорились считать его Последней Обезьяной – Первым Человеком.
Правда, некоторые протестовали: африканские австралопитеки (сейчас их уже откопали более трех сотен) – всего-навсего весьма способные человекообразные обезьяны. И место им среди питеков.
Английский палеонтолог Луис Лики тоже так полагает. Право называться Последней Обезьяной – Первым Человеком он твердо отстаивает за своим «парнем» – презинджантропом.
Откопал его Лики в 1960 году в Африке. В Олдовайском ущелье, что в 500 километрах от Найроби. Чего только не находил Лики в этой «гигантской пыльной яме», неутомимо роясь в ней 30 лет! Рогатого жирафа. Слона с бивнями в нижней челюсти.
И вот в 1939 году – о удача! – почерневший череп зинджантропа вытащили рабочие из земли. Это он, Самый Первый Человек на планете! – сгоряча решил было Лики. Но ошибся. Оказалось, что зинджантроп всего лишь один из австралопитеков.
Через год нашли «в пыльной яме» презинджантропа. И это действительно, пожалуй, Самый Первый.
Давайте вспомним условия конкурса.
Двуногое хождение. «Нога презинджантропа весьма близка к ноге современного человека, хотя и не так совершенна, как она». Это пишет Дж. Напьер, коллега Лики. Стало быть, ходил презинджантроп на двух ногах.
Второе условие. Рука, способная хватать камни и палки. Кисть презинджантропа не очень похожа ни на человеческую, ни на обезьянью, но есть в ней кое-что интересное: кончики пальцев плоские – это признак руки, привыкшей трудиться.
Третье условие: мозг. Да… это, пожалуй самое уязвимое место презинджантропа: 680 кубических сантиметров. Маловато для существа, которое уже man tool marker. Презинджантроп ведь даже укрытия от ветра строил. Дело в том, что в земле рядом с костями презинджантропа лежали горы галек. Расколотых и чуть-чуть заостренных. Лики думает, что это орудия презинджантропа. А широкие круги из булыжников, найденные здесь же, по его мнению, остатки ветрозащитных стен.
Каменные строения древностью почти в 2 миллиона лет! Этот первый строитель, конечно, – Самый Первый Человек на Земле! Имя ему – презинджантроп. Антропологи Л. Лики, Дж. Напьер и Ф. Тобайас назвали его по-латыни Homo habilis – человек умелый.
Так было найдено переходное звено между обезьяной и человеком.
На этом и мы могли бы подвести итоги «конкурса». Но… Редко бывает среди членов жюри полное единодушие. Разделились мнения о презинджантропе и среди антропологов.
Презинджантроп – человек? Да еще умелый? Это с таким-то мозгом и такой грубой кистью? Ветроломные стены? Как же хомо хабилис умудрился сложить их из булыжников так, что они не развалились? Может, это вода нагромоздила их. Орудия? Нужно еще доказать, что это орудия и что презинджантроп приложил к ним руку.
Скорее всего презинджантроп тоже один из австралопитеков, считают скептики. Да и темпы эволюции презинджантропа – чисто обезьяньи. Объявился он в Олдовае 1 миллион 750 тысяч лет назад. Бродил по нему целый миллион лет и ничуть не изменился за это время.
А «человек» после него всего за 500 тысяч лет успел побывать и питекантропом и неандертальцем и стал, наконец, самим собой. Правда, сторонники Лики и презинджантропа говорят, что на первых порах темпы эволюции могли быть много медленнее.
В общем спор продолжается.
Конкурс тоже.
Глава II
Парад природы
Сколько весит жизнь?
Вертящийся шарик, на котором мы живем, заключен в пять разносортных оболочек: сверху легкая, газовая – атмосфера, затем водная – гидросфера (моря, озера, реки, грунтовые воды и ледники), каменная – литосфера (почва, земная кора и горные породы до глубины в 1200 километров). Все, что скрыто под земной корой, в недоступной «утробе» планеты, называют центросферой.
Пятая оболочка – биосфера, зона жизни. Под ней подразумеваются те части трех верхних оболочек, которые населены живыми существами.
Владения жизни не очень обширны (если сравнить их со всей массой Земли). В недра литосферы живые создания проникают, по-видимому, до глубины лишь 3 километров: здесь обнаружены поселения особых бактерий. Они жароустойчивы, способны переносить температуры до 100 градусов, и анаэробны, то есть извлекают кислород не из воздуха или воды, а из различных окислов.
Гидросферу (моря, океаны и пресные воды) жизнь пронизывает сверху донизу, от поверхности и до самой бездны океанской, мрачной, холодной, безмолвной.
Еще недавно думали, будто глубины моря необитаемы. Сейчас говорят, что суша безжизненная пустыня в сравнении с морем.
Наибольшая глубина, на которой были найдены живые существа, – 10 236 метров[15]
. А максимальная известная пока глубина океана – 11 030 метров (Марианская впадина Тихого океана). Как видно, жизнь до самого дна наполняет соленые воды нашей планеты.
В атмосфере верхняя граница биосферы с точностью не установлена. Протяженность ее зависит от двух главных лимитов: воды (без нее жизнь невозможна) и космического излучения, большие дозы которого все убивают. Предполагают, что даже наименее оптимальные условия, при которых может существовать жизнь, кончаются в так называемой озоносфере, на высоте примерно 20–25 километров. Однако у низшего предела этого рубежа (в 20 километрах над землей) еще парят в разреженном воздухе некоторые бактерии и споры грибов.
Чтобы ответить на вопрос, сколько же весит биосфера, иначе говоря, все живое вещество нашей планеты, нам придется немного поупражняться в арифметике.
Некоторые океанологи полагают, что все морские рыбы, киты, моллюски, крабы, губки – весь бентос, пенктон и планктон, то есть все ползающие по дну, плавающие и парящие в волнах обитатели океана – весят, должно быть, около 60 миллиардов тонн[16]
. Биомасса (живой вес) обитателей суши равна, по-видимому, еще 10 миллиардам тонн.
Значит, если положить на весы (мысленно, конечно) все животное население нашей планеты, то, чтобы уравновесить его, потребуется гиря в 70 миллиардов тонн. Надо полагать, что растений в море и на суше раз в сто тридцать больше: около 10 триллионов тонн. (Цифры эти, конечно, лишь приблизительны. Они говорят только о примерном порядке величин, да и тот у разных авторов весьма неодинаков.)
Если живое вещество биосферы распределить равномерно по поверхности Земли, то на каждый квадратный метр ее площади придется около 18 килограммов растительной и 140 граммов животной массы.
В море арена жизни наиболее обширна, биосфера здесь, так сказать, самая «толстая», потому что океан обитаем от поверхности до дна и животные (иногда до 77 миллионов на кубометр!) наполняют водные толщи в 3, 6, а местами и 10 километров глубиной.
В зоне литосферы «глубина» ареалов жизни совсем незначительна. Здесь одни лишь бактерии, как мы знаем, забрались в недра земли на несколько километров. Но и на суше обитает великое множество всевозможных существ. Они кишат здесь всюду. Подсчитали, например, что на маленькой (размером с носовой платок) площадке луга под Ленинградом, борются за жизнь три тысячи всевозможных животных, главным образом насекомых.
На скалах Новой Земли выводят птенцов 4 миллиона одних только кайр. А в Финляндии гнездится около 32 миллионов птичьих пар.
В Англии же птиц раза в два больше. В США лишь воробьев (по весьма приблизительным подсчетам) не менее 150 миллионов. Всех же гнездящихся в Соединенных Штатах птиц около пяти с половиной миллиардов.
Специалисты полагают, что на земном шаре обитает сейчас не менее 100 миллиардов всевозможных птиц. Если принять средний вес каждой птицы в 20 граммов (так как это главным образом мелкие певчие пташки), получим биомассу, равную 2 миллионам тонн.
Как многочисленны порой бывают птичьи стаи, рассказывает история странствующих голубей Северной Америки, которые, появляясь в небе, буквально заслоняли солнце. Становилось сумрачно, как при затмении. Голубиный помет падал с неба, подобно хлопьям снега, гудение крыльев напоминало свист штормового ветра. В одной такой стае насчитали как-то 2 230 272 000 голубей!
Однако птицы далеко не самые многочисленные из обитателей суши: основную массу ее живого вещества составляют, по-видимому, насекомые, клещи, пауки и земляные черви. Дождевых червей, например, под каждым квадратным метром почвы живет от 16 (сосновый лес) до 600 (огороды). Если учесть, что дождевые черви встречаются во всех странах, кроме самых засушливых и холодных (хотя некоторые виды обнаружены даже в районе устья Лены), и принять их среднее число под квадратным метром почвы за двадцать, получится, что на всем земном шаре (за вычетом Антарктиды, арктических островов и территорий, занятых пустынями, тундрой и покрытых оледенением) обитает около 2 квадрильонов (2 · 1015) червей.
Допустив, что каждый из них весит хотя бы полграмма, получим, что биомасса всех дождевых червей на Земле равна миллиарду тонн, то есть одной семидесятой всего предполагаемого животного вещества нашей планеты. Их в тысячу раз больше, чем птиц (по весу, а не по числу экземпляров).
Цифра эта, по-видимому, близка к истине, так как многие ученые считают, что дождевые черви и их более мелкие родичи – другие почвенные олигохеты и нематоды[17]
– самые многочисленные на Земле живые существа. Не считая, конечно, микроорганизмов, которых даже в грамме лесной почвы до 25 миллионов, а в море в каждом кубическом сантиметре планктона только бактерий 20 миллионов!
Некоторые насекомые в благоприятные для них годы появляются на арене жизни полчищами, которые мало уступают своей многочисленностью легионам червей, неутомимо роющих под нашими ногами землю. Примером может служить саранча. Стаи ее затмевают небо и весят нередко тысячи, а порой и миллионы тонн!
Другой пример – тли. Зоологи не первоклассные математики, но сумели, однако, подсчитать, что потомство всего одной тли в течение года покрыло бы Землю сплошной копошащейся массой: каждая тля в течение десяти месяцев может породить 17 000 000 000 000 000 col1¦1¦ (17 тысяч октильонов) тлей!
Нам повезло, что у этих насекомых в природе много врагов, они их истребляют без счета, и, сколько бы тли ни плодились, им никогда не удается и на полдистанции приблизиться к страшной цифре.
«Образцы» жизни
Основная масса живого вещества нашей планеты сложена из 20–23 химических элементов. Главных из них шесть. Углерод, водород, кислород, азот, сера, фосфор. Затем калий, натрий, литий, кальций, магний, барий, железо, никель, медь, цинк, алюминий, кремний, хлор, йод, бор и фтор.
Комбинируя по-разному эти и некоторые другие элементарные «кирпичики», природа создала все разнообразие животного и растительного царства – полтора миллиона различных видов живых организмов. Около трети из них принадлежит к растительному царству, оставшийся миллион – животные[18]
.
Никогда и никем не будет собрана, по-видимому, достаточно полная коллекция жуков: их слишком много – более 100 тысяч разных видов. На втором месте моллюски и бабочки, затем осы, пчелы, муравьи, мухи, раки и пауки. Рыб тоже немало – 20 тысяч видов, а птиц поменьше – около 9 тысяч.
Познакомимся теперь поближе с некоторыми наиболее типичными, так сказать, «образцами» живых созданий.
Все живые организмы, населяющие Землю, представляют собой либо растения, либо животных, либо и растения и животных одновременно, либо, наконец, ни растения, ни животных, а вирусы.
Растения отличаются от животных главным образом тем, что их ткани содержат особое чудо-вещество: хлорофилл. Оно зеленого цвета[19]
и способно, улавливая энергию солнечных лучей, из неорганических веществ творить органические. Из шести молекул углекислого газа и шести молекул воды создают одну молекулу сахара и шесть молекул кислорода. Процесс этот именуют фотосинтезом, то есть созиданием с помощью света.
Затем растения преобразуют сахар в разного рода органические кислоты, добавляют к ним азот и другие вещества, добытые из почвы, и создают в своих тканях белки и жиры.
Водоросли (их 18 тысяч видов) – самые примитивные и древние из растений. Они бывают одноклеточные микроскопические и многоклеточные очень крупные, порой метров до 70 длиной. Все многоклеточные водоросли – растения талломические. Они сложены из одного нерасчлененного куска плоти – таллома, который, правда, нередко бывает причудливо рассечен, но никогда не развиваются на нем ни цветы, ни настоящие листья, ветки и корни. Размножаются водоросли спорами, то есть неоплодотворенными «семенами».
Из спор вырастают маленькие растеньица – детища «непорочного зачатия». Одни из них развивают яйцеклетки, другие подвижные сперматозоиды, и те устремляются к яйцеклеткам. Вот слились они, и из оплодотворенной теперь яйцеклетки вырастает сама водоросль. Высшие же, цветковые, растения развиваются из семян, оплодотворенных еще в цветках. Они, следовательно, размножаются после оплодотворения, а водоросли – до него.
В этом главное отличие семени от споры.
Грибы – особая, близкая к водорослям группа тоже талломических спороносных, но, увы, потерявших хлорофилл растений.
У мхов есть уже стебли и листья, а у папоротников корни, но нет ни цветков, ни семян. Мхи и папоротники размножаются тоже спорами.
Хвойные деревья представляют следующую ступень развития растительного царства: у них есть уже семена, но нет цветков и плодов. Поэтому и называют их голосемянными: ведь семена хвойных деревьев не покрыты мякотью и оболочками плодов.
И наконец, цветковые растения своими совершенными формами венчают растительное царство, как человек завершает развитие животного мира. Древнейшим из цветковых растений считается тополь: его ископаемые остатки найдены в Гренландии, в слоях земли, образовавшихся 100–130 миллионов лет назад. Некоторые ботаники оспаривают, однако, право тополя называться патриархом всех цветоносов и отдают пальму первенства прекрасной магнолии.
У животных нет хлорофилла, и поэтому они питаются только теми органическими веществами, которые заготовляют растения. Кроме того, животные обычно бегают, прыгают, ползают, летают и плавают – одним словом, не сидят на месте, а передвигаются. Растения же неподвижны. Но признак этот не постоянен: есть ведь совершенно неподвижные животные, иные из них не могут даже шевелиться. Губки, например. А с другой стороны, некоторые низшие грибы и водоросли способны медленно скользить в воде или в соках собственного тела, которыми предварительно выстилают свой путь.
Говорят, что, создавая животный мир, природа проявила неумеренную страсть к разнообразию. Зоологи разделяют всех обитающих на Земле существ по меньшей мере на десять разных типов. Тип – наивысшая категория в научной классификации животного царства, а вид (и подвид) – наинизшая. Это как в войсках: армия здесь равноценна типу, а взвод – виду (отделение будет подвидом).
У каждого типа свой план строения. Чтобы пояснить это, сравним, например, тип членистоногих (это раки, пауки и насекомые) с позвоночными: рыбы, лягушки, гады, птицы и звери.
И у тех и у других есть голова, глаза и другие органы чувств, желудок, кишечник, нервная система, мускулатура, скелет. Но порядок, вернее – план, по которому перечисленные выше «детали» живой машины соединены в единый, так сказать, агрегат, у них разный. У позвоночных скелет – опора всех органов – спрятан под мускулатурой, а осевой ствол нервной системы тянется вдоль позвоночника по спинной стороне животного, поэтому и называют его спинным мозгом. А у членистоногих ведь не так: их скелет прочным панцирем покрывает все тело. Мускулатура лежит под ним, прирастая к внутренней поверхности брони, а вдоль тела по брюшной его стороне тянется нервная цепочка – ее можно было бы назвать брюшным мозгом.
Животные, объединенные в тип моллюсков, то есть мягкотелых (улитки, осьминоги, каракатицы), обходятся вообще без скелета.
Но у моллюсков и членистоногих, у позвоночных и червей тело, как говорят, билатерально симметричное: через него можно провести только одну плоскость, рассекающую его на симметричные, во всем подобные половины, потому что у этих животных есть брюшная и спинная стороны тела, его задний и передний концы.
