ВОРОН VII
ИСКУШЕНИЕ ВОРОНА
Дмитрий ВЕРЕСОВ
OCR: Sergius - s_sergius
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://www.bestlibrary.ru |
Анонс
Перед вами седьмая книга из поистине народного сериала "ЧЕРНЫЙ ВОРОН", полюбившегося миллионам читателей и телезрителей.
Шлейф чужих и своих грехов тянется за блистательной леди Морвен, когда-то бывшей Таней Захаржевской. Судьба уже назначила ей час предстать перед Судом, а пока Татьяна должна исправить ошибки прошлого. Оказалось, что творить благие дела - тяжкий труд, ведь для начала леди Морвен нужно перешагнуть через гордость и спасти от верной смерти собственного палача...
Татьяне Лариной в который раз предстоит воскреснуть из пепла, как птице феникс и начать все заново. Но жизнь и успех любят стойких, щедро осыпая их своими милостями. Перед Татьяной распахнул свои двери вечно молодой Голливуд, нравы в котором едва ли сильно изменились еще со времен Мерилин Монро. Чтобы выжить в этой ярмарке тщеславия, Татьяне необходимо превзойти саму себя.
Законно молить Бога, чтобы он не
Дал нам впасть в искушение; но
Незаконно избегать тех искушений,
Которые нас посещают.
Р.Л.Стивенсон
И увидел я вдали смертное ложе. И
Что умирают победители как побежденные,
А побежденные как победители.
И что идет снег и земля пуста.
Тогда я сказал: Боже, отведи это.
Боже, задержи.
И победа побледнела в моей душе.
Потому что побледнела душа.
В.В.Розанов
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВЕСНА ТРЕВОГИ НАШЕЙ
Генри Смит - Хэмфри Ли Берн
Вашингтон, округ Колумбия
Февраль 1996
Пронизывающий ветер дул с Капитолийского холма. Невысокий субтильный старичок зябко съежился, покряхтывая, поднялся со скамейки, поднял воротник меховой парки и опустил уши нелепой куцей шапчонки, вроде тех, что носили дворники в старых советских фильмах. Отражательный Пруд ничего не отражал - на его подернутой льдом поверхности лежал густой снежок.
- Конец февраля, а погодка как на Рождество в штате Мэн. Гусей вон до сих пор на пруд не выпустить, а ведь гуси то... - проворчал старичок. - Хотя этот Рим не спасут никакие гуси. Куда катится страна?..
Он на мгновение обнажил тощее, узловатое запястье, посмотрел на часы. Запаздывает старина Хэм, запаздывает. А вот Уоррен - тот не опоздает, позвонит ровно в пол-одиннадцатого, как и договаривались. Обидно будет, если пропадет эффектная сцена...
- Руки вверх, это ограбление! - услышал он сзади и, вздрогнув от неожиданности, застыл с поднятыми руками. Потом опустил руки и медленно повернулся.
- Шуточки у тебя, Хэм!.. Я же все-таки не мальчик, вот помер бы сейчас от разрыва сердца, так мои адвокаты тебя по судам затаскали бы.
- Да ладно, не прибедняйся, ты еще крепок, старый Хэнк, всех переживешь!
Хэм улыбнулся во весь свой белозубый рот и плюхнулся на скамейку.
Был он крупнее, несколько моложе собеседника и головным убором пренебрегал, демонстрируя миру густой ежик серебристой седины.
- Присаживайтесь, сэр! - Хэм похлопал по скамейке рядом с собой. - Ну-с, какие проблемы? Чем садовод-любитель на пенсии может помочь сенатору Соединенных Штатов?
Хэнк вздохнул и страдальчески поморщился.
- Сенатору, который со дня на день станет бывшим сенатором. После той выволочки, что мне устроили на закрытой сенатской комиссии... Чертов Фэрфакс! До сих пор в голове не укладывается, что это серое насекомое оказалось способно на такую подлянку!
- Хэнк, Хэнк, о покойниках - или хорошо, или ничего...
- Даже если покойник подставил тебя по всем статьям? Даже если покойник за твоей спиной проворачивал делишки, которые иначе как государственную измену не квалифицируешь? Даже если по вине покойника пострадали репутации лучших людей Америки?
- Кого ты имеешь в виду? Кроме себя, естественно? - с легкой усмешкой осведомился Хэм.
- Этот негодяй замарал всех! Джиму пришлось уйти с поста председателя правления, Алекс подает в отставку! Все оправдываются и доказывают свою полнейшую непричастность!
Хэм вновь усмехнулся, остро-проницательно глянул на кипятящегося Хэнка.
- Полнейшую?
Хэнк смутился - но лишь на какую-то долю секунды.
- Нечего сравнивать! Уж ты-то знаешь, что мы всего лишь грамотно использовали имеющиеся возможности, соблюдали правила, делились с кем надо, не выносили сор из избы... Бизнес, не более того... А этот кретин не только надумал поработать на собственный карман, за что в конце концов и получил пулю, так еще и за каким-то чертом вбил в свой компьютер всю информацию, вплоть до имен посредников и номеров банковских счетов.
- Ай-яй-яй...
- Ничего смешного, Хэм, уверяю тебя, ничего смешного... Не говоря уж о прямых материальных потерях. Если хотя бы малая часть сведений просочится наружу, будет покруче Уотергейта, гарантирую. Это поняли все. Видел бы ты, как светилась рожа ублюдка Томми, когда он излагал условия сделки...
- Сделки?
- Ну да... Ты же знаешь, какой у нас нынче год.
- Високосный.
- Да в этом ли дело, что високосный! Предвыборный год у нас, дорогой сад овод-любитель, предвыборный!.. Короче, ни Джиму, ни Алексу о выдвижении и думать нечего, в нашей колоде остаются только маразматик Бобби да бесноватый Пэт. Понимаешь, что сие значит?
- Триумфальный марш на саксофоне?
- Именно. Так что Овальный кабинет остается оральным еще на четыре года. Как раз хватит, чтобы долететь до дна пропасти...
- Хэнк, старина, по мне что саксофонист из Арканзаса, что техасский рейнджер, что ковбой из Калифорнии... А вот тебя я знаю не первый год и никогда не поверю, чтобы ты пригласил меня сюда, чтобы на дружеском плече поплакаться о судьбах страны. Выкладывай, старый лис, что у тебя на уме.
- Да я, собственно... Видишь ли, Хэм, чем больше я думаю о том дерьме, в которое мы все вляпались, тем меньше у меня уверенности, что такую кучу Фэрфакс навалил в одиночку. Да, жук он был тот еще, временами бывал и жаден, и туп, любил погреть руки у чужого огонька, не сомневаюсь, что за сходную цену мог и продать, и предать...
- Кто не мог бы - за сходную цену?.. Я так понимаю, ты вознамерился искать сообщников?
- Боюсь, не просто сообщников. Кто-то играл с ним в кошки-мышки, прикармливал, накачивал информацией, добыть которую самостоятельно он не имел никакой возможности. Ну, а в нужное время его попросту устранили. Руками несчастного турка, которого потом тоже убрали. И сделал это кто-то из своих. Кто-то очень сильный и могущественный. - Хэнк повел рукой, как бы случайно обозначив направление на невидимый отсюда Белый Дом. - Тот, кому это было выгодно.
- Хэнк, дорогой, ты переутомился. Могу посоветовать хорошего специалиста, миссис Берч от него в восторге.
- Я же и не утверждаю, что это саксофонист или кто то из его оркестра. Операцию мог организовать кто угодно и где угодно. В Москве, в Пекине, в Тель-Авиве, наконец. У Америки много врагов, и все они заодно!.. Одно я знаю точно - это гнусное преступление не должно остаться безнаказанным! Главные злодеи должны быть найдены и разоблачены! Дело должно быть пересмотрено!
- Какое дело? Убийство Фэрфакса?
- Да если бы дело было только в Фэрфаксе! В конце концов, он сам нарвался! Но мириться с тем, что оболганы, опорочены лучшие люди страны, единственная ее надежда!.. Ты вспомни, разве не мы вытащили тебя из под удара, когда лопнула твоя операция "Иран-контрас" и Рейган отдал на съедение вас с Оливером Нортом?
- Старина, не заставляй меня лишний раз рассыпаться в благодарностях - добро я не за бываю и без напоминаний. Поверь, я рад был бы помочь старым друзьям, но что я могу? Все мои ребята давно не у дел, а кто остался - не может принимать такие решения.
- Но если бы мог, ты не отказался бы выполнить мою просьбу?
- Хэнк, я не люблю сослагательного наклонения.
- И все-таки?
- Ну, разумеется, разумеется. Приложил бы все силы. Только к чему пустой разговор?
Хэнк посмотрел на часы.
- Что ж, будем считать, что слово свое ты дал... Это, случайно, не у тебя телефон звонит?
Хэм прислушался, кивнул, достал из внутреннего кармана куртки миниатюрный телефон.
- Берч!.. Уоррен? Неожиданно... Так... Так... Что?! И это не розыгрыш?.. Что ж, считай, что согласие получено, от таких предложений не отказываются... Да, жду официального письма... И передай мою благодарность господину президенту... До встречи!
Хэм спрятал телефон и, покачивая головой, поглядел на Хэнка.
- Ты знал... Ты знал, чертяка!
- Я же говорил - сделка. Мы им - четыре года спокойной рулежки, они нам - правильных людей на ключевые посты.
Хэнк извлек из кармана плоскую серебряную фляжку, свинтил крышечку, глотнул.
- За нового директора Бюро, - сказал он, протягивая фляжку Хэму. - За его твердую руку и твердое слово.
Таня Розен - Григорий Орловский
Сан-Франциско, Калифорния - Лос-Анджелес, Калифорния
Февраль 1996
Кондиционеры работали на максимуме, но все равно сырой холод просачивался во все уголки дома. Лизавета тяжело переносила слякотный калифорнийский февраль, видать, Африка навсегда перестроила ее организм. Сколько раз она там с грусть-тоской вспоминала матушку-зиму, да не здешнюю, не пойми какую, а настоящую, русскую, морозную, а теперь, надо же, тоскует по кенийской жаре. Ах, как домой хочется! Но деваться некуда. Надо жить на чужбине и семью поднимать. Лизавете к трудностям не привыкать даже после жизни в африканском раю, за мужем с бесконечным счетом в банке. Но теперь все в прошлом, красивом, любимом, но прошлом. Не пришла пора прощать, да и придет ли...
Лизавета уже покормила мальчишек и отправила в бассейн. Таня так и не спустилась вниз, но Лизавету трудно было провести. Она сложила посуду в машину, нажала кнопку. Чудо-посудомойка начала трудиться, а Лизавета поднялась к сестре.
- Ну что? Не притворяйся, уже два часа дня. Я же знаю, что ты не спишь. Вставай, я сегодня щи с грибами приготовила, настоящие, капустку-скороспелку сама заквасила накануне. Правда, мальчишкам не понравилась, а вот Фимка за милую душу стрескал. Сразу видно русскую породу, даром что мулат. - Лизавета взяла за плечи Таню и повернула к себе. - Кошмар какой-то! Ты посмотри, на кого ты похожа! Лицо как первый блин, который комом!
- Оставь, Лизка. Ничего я не хочу и видеть никого не могу. Все кончилось. Ты не понимаешь, я даже детей видеть не могу: они мне его напоминают и когда говорят, как он, и когда молчат, как он. Как жить с этим? - Таня закрыла лицо простыней и разрыдалась.
- Ну, все, надоела мне твоя слякоть псковская! Не хватало мне на старости лет твоих мальчишек поднимать в одиночку. Что случилось, то случилось и назад не воротишь. Да и не верю я в эту темную историю, ну, не верю, и все. В тридцатых годах у нас и не такие истории сочиняли на людей. Забыла? А здесь, может, почище чем у нас умеют расписать человека. Время покажет кто прав. А пока надо о себе подумать. Ты детям нужна, мне, себе самой, а может и ему. Все одному Богу известно. Для русского человека только два лечения от хандры - водка или работа. Поскольку первое отменяется по причине мерзости, то остается второе. Так что давай в душ мигом. Я из тебя человека делать буду.
Лизавета чуть не пинками затолкала сестру в ванную. Включила душ на полную мощность с холодной водой и, крепко прижав Танину спину к стенке, направила струю на вялое тело. Не обращая внимания на визг и уговоры прекратить экзекуцию, Лизавета растерла Таню жесткой губкой, потом пустила теплую воду, добавила морской соли и заставила валяться в "рассоле". Потом опять вымыла, не экономя душевого геля. А под конец, встав на табурет, облила из ведра опять холодной водой.
- Дай хоть полотенце! - взмолилась Таня. Через полчаса она осторожно отправляла в рот ложку за ложкой щи, боясь смазать крем с лица.
- Ну, вот теперь совсем другое дело. - Лизавета скрепила Танины волосы заколкой и улыбнулась отражению родного лица. - Ну что, актриса, будем репетировать счастье. Или ты профнепригодна? Главное, как у вас там говорят: надо только в роль войти, может и прирастет.
Таня распрямила плечи и слабо улыбнулась зеркалу.
- Репетировать, так репетировать. Придется играть саму себя, а сценарий пока не написан.
- Главное, чтобы не трагедию, а с остальным ты справишься. Вот, звони, там тебе скучать не придется. - Лизавета протянула сестре листок.
- "Мунлайт Пикчерз"... Да ну их... не хочу я... не могу...
Таня попыталась откинуть листок в сторону, но Лизавета твердо вложила сестре в руку телефонную трубку.
***
С мальчишками рассталась на удивление легко. Старший, тот даже с трудом отлепился от компьютерной игрушки, когда Лизавета его три раза настойчиво звала спуститься вниз и пойти проститься с матерью. Что бы она делала без сестрицы? Пропала бы, ей богу, пропала! А мальчишки так и носятся с Лизаветой везде, уцепившись за теткин подол. Не была бы она сестрой, Татьяна бы и заревновала, наверное, к такой сопернице. И разве не Лизавета придумала теперь обратиться в "Мунлайт Пикчерз"? Верно Лизка говорила: иди Таня работать, а не то мхом покроешься. Даром что ли англичане говорят: rolling stone gathers no moss? Иди, растряси задницу, ты же актриса, а бабий век... А кому не знать, как короток бабий век, как не ей - старшей сестрице? И какой-то особенно волнующий и кружащий голову кислород вдыхала Таня сегодня по пути в аэропорт. Как тогда, когда впервые выезжала из Союза в Чехословакию на первые свои зарубежные съемки. И все же долог он, бабий век - бабий век актрисы, если Таня еще не позабыла пьянящего головокружения, волнующей суеты гримерок, жара софитов и тонких запахов киношной славы... Она летит в Голливуд. Она летит в Голливуд. И она еще совсем-совсем не старуха... Да что там! Она еще прима-любовница на первые роли! Разве не так? И разве не к ней пару месяцев назад присватывались двое молоденьких морячков?
Таня погляделась в зеркальное отражение тонированной двери аэропорта... Хороша! И фигура, и волосы... Как тогда, как тогда...
И даже навязчиво-развязный бавардаж двух ее соседок в самолете, семнадцатилетних полухиппи в фенечках, с глупыми татуировками по юным плечикам, по ладным спинкам и по едва прикрытым вырезами смелых ти-шорток бесстыдно торчащим титькам - даже их навязчиво громкая болтовня не испортила Татьяне праздника ожидания скорых перемен.
Девчонки болтали о Голливуде. Они тоже летели в Эл-Эй с надеждой пробиться в звезды. Но, слушая развязные рассуждения, изобилующие едва понятными жаргонными словечками, она не ревновала к их молодости. Никого не стыдясь, отчаянно жуя чуингам, девчонки громко обсуждали стратегию предстоящей борьбы за место на голливудском небосклоне.
- Главное, если будут прикалываться на предмет секса, - надо разобраться для начала кто есть кто, а то можно пролететь. Там любой может себя за крутого выдать, а найдем влиялу, можно и подмазать. Я укомплектована на случай заразы. Даже спецовок прикупила. Закачаешься! Если у тебя фартить будет, я тебе выдам на раз-другой. А лучше вообще без всего ходить. Если что, можно по-быстрому: и ему приятно и тебе без хлопот. Потом эффект неожиданности тоже сильно их долбит. - Красноволосая девчонка уверенно инструктировала коротко остриженную худенькую блондинку, похожую на девочку из секции спортивной гимнастики. - И запомни! Держаться надо вместе. Мы с тобой на контрасте клево смотримся! Типажи разные, понимаешь? А главное - дуэт. Прикид можно будет и напрокат брать.
- Я боюсь, на меня никто не клюнет. У тебя груди хоть есть, а мне хоть силикон закачивай! - грустно отозвалась стриженая.
- Да плюнь ты. Вон у мужиков вообще грудей нет, но они же трахаются, и это для них не помеха.
- Так то педики.
- Да в Голливуде все би. А может даже еще круче. Раз уж решилась, готовься к секслэнду. Будь проще, не погружайся, а то свихнешься или на геру подсядешь, и полиэтиленовый пакет на молнии будет твоим последним прикидом.
- Я со стариками не очень могу. Тошнит. Попадется какое-нибудь лет за сорок ископаемое. У них дряхлое тело, как у моего деда. А уж про член и говорить нечего.
- Ну и что? Если что, можно и прикусить, главное потом джином прополоскать и порядок. Ты думаешь, на тебя сразу Ромео бросится? Это еще отработать надо. Зато потом, если сфартит, ты уже сама выбирать будешь как по каталогу. Еще очередь встанет. Запомни. Главное - имидж создать. Надо только выбрать какой. Можно под школьницу-праведницу, можно под Лолитку.
- Я ее не знаю, твою Лолитку.
- Дура, кино такое было, ну про школьницу гипер-секси, которая старика соблазнила.
- А-а, въехала. Страшновато мне что-то. Может лучше музоном пробьемся, там проще: спел, подрыгался и в постельку.
- Во-во в постельку к потному менеджеру, тихому садисту-одиночке.
- Не, я садистов терпеть не могу. Даже не понимаю этого кайфа.
- А я бы попробовала... Особенно мне нравятся их примочки всякие: плетки, наручники, цепки разные. Ради Голливуда я и пострадать готова. Зато потом! - красноголовая закатила глазки и зачмокала губами.
"Ах, ничего они дурочки не смыслят! - думала Таня, краем уха прислушиваясь к непристойной болтовне соседок, - вообразили, что смогут через секс пробиться на первые роли? Не знают, не ведают дурочки, что кино - бешеная круговерть, где режиссеры и продюсеры прежде всего заняты деланием денег. А искать на съемочной площадке сексуальных развлечений - удел околокиношной тусовки, а не тех, кто реально имеет власть и кто реально принимает решения..."
Татьяне так и хотелось сказать этим несмышленым девчонкам, что они в плену стереотипного заблуждения.... Такие, как они - юные татуированные хипповочки, - обычно заканчивают свою голливудскую карьеру в посудомоечной каморке задрипанного ресторанчика или за стойкой в хот-дог-стэнде...
Но Таня промолчала - ничего не сказала наивным соискательницам голливудского счастья. "Еще скажут, дескать, ты, старая тетка, из зависти к нашей молодости со своими сентенциями пристаешь! - подумала Таня, с легкой улыбкой глядя в иллюминатор на облака, - но разве я им завидую? Я в самом расцвете лет, я в самом соку, я на пике удачи!"
Но как-то странно подействовала болтовня девчонок на Таню. Откровенное отношение к сексу, без привычного ложного стыда вызвало у нее ненужное возбуждение. Павел не так уж и давно был с ней, а показалось, что она не была с мужчиной целую вечность. И острое желание пронзило ее тело.
"Пашка, Пашка, что ты натворил.. Как я теперь буду одна? С кем? Может и мне придется ублажать потного менеджера..."
С этими мыслями она и не заметила, как заснула.
И Тане приснился сон. Она идет по красной дорожке под ручку с самим Колином Фитцсиммонсом... На ней черное с красным платье с от крытой спиной, на шее и на запястьях бриллианты... И папарацци щелкают затворами своих "никонов"... Она идет по нескончаемой красной дорожке по коридору воплощенной славы... Публика истошно вопит, простирая руки, желая потрогать, прикоснуться к своим кумирам... А впереди идет парочка - Арнольд Шварценеггер с дамой... Таня не могла различить с какой... Но вдруг Арнольд натолкнулся на откуда-то, словно черт из коробочки, выскочившего Клода Ван Дамма... И тут они принялись толкаться. И принялись по-русски говорить друг дружке: ну ты, мол, чего? А ты чего? А я ничего! Ну и отвали, если ничего... А эта дама, что была со Шварценеггером... Она вдруг обернулась к Татьяне лицом и тоже как толкнет ее!.. Ты чего? И Таня испугалась. В подруге Арнольда она узнала ту женщину... Ту, с которой давным-давно не виделась...
Самолет встряхнуло... Шасси коснулись бетона...
"Дамы и господа! Мы прибыли в Лос-Анджелес... Температура воздуха - восемьдесят градусов по Фаренгейту".
Восемьдесят, по-нашему, больше двадцати... Здесь, на юге штата зимы, наверное, вообще не бывает, так, ранняя осень, переходящая в позднюю весну...
В конце самодвижущейся дорожки, по которой из терминала пассажиры Пан-Америкэн попадают в главный вестибюль, среди плотной группы встречающих, Таня стала высматривать своего... А вот и он. Парнишка лет восемнадцати, с мелированными косичками, гирляндой сережек в розовых ушах и крашеной в рыжее жиденькой бородкой. В руках парень держал табличку "Мунлайт Пикчерз - миссис Розен".
- Хай, миссис Розен это я, - сказала Таня, протягивая парню руку.
Он как-то вяло пожал ее, и вопреки Таниному ожиданию, не взял у нее чемодана, буркнул что-то неразборчивое и бодрым, достойным собачьих бегов пэйсмэйкерским шагом засеменил к паркингу... Таня со своей сумкой и чемоданом на колесиках еле поспевала, думая про себя: пареньку поручили ее встретить, и он выполняет строго "от сих - до сих", по воспитанию своему полагая, что все политесы - от лукавого. И Таня не сердилась на этого паренька, хотя от быстрого шага ее с чемоданом заносило на поворотах. Она с улыбкой подумала, что если расплести его косички, повынимать сережки из ушей и отмыть от краски бороду, получится тип этакого сердитого студента конца XIX века, в чистом виде народоволец, которому впору Родю Раскольникова играть.
Стью, как звали сердитого студента, доиграл свою роль до конца, когда буквально добежав до своего "плимута" и раскрыв багажник, и не подумал помочь ей закинуть в него тяжелый чемодан.
По дороге в гостиницу сердитый студент все же разговорился.
Оказалось, что Стью год как в Лос-Анджелесе, приехал завоевывать Голливуд с Восточного побережья. Поступал в актерскую школу, не поступил, но пристроился на киностудии администратором. Снимался в массовках, работал декоратором. Теперь снова будет поступать на курсы, всю зиму брал уроки актерского мастерства. Разговорившись, Стью немного оттаял и по прибытии в "Маджестик-Отель" даже помог Тане выгрузить из багажника чемодан.
В общем-то Стью оказался милым парнем, и за то, что он терпеливо ждал ее на паркинге, покуда Таня совершала гостиничные формальности, она решила угостить сердитого студента завтраком.
Стью взял себе омлет, кофе и кусок яблочного пирога.
"Стопроцентный американец", - подумала она, глядя, как одной вилкой, обходясь без ножа, Стью терзает омлет, прихлебывая кофе из фаянсовой кружки. Сама же ограничилась тостами и чашкой зеленого чая без сахара. Надо следить за фигурой: назвалась груздем - полезай в кузов!
Актриса должна страдать. Так что ли великая Анна Павлова про балерин говорила, про сладкую каторгу?
И тосты и чай показались отвратительно-пресными. Это вам не Париж, это Америка! Здесь вкусно покормить никто не умеет!
Таня смотрела, как он ест, и вдруг поймала себя на мысли, что ей очень нравилось смотреть, как ест Павел. Ее ослик - Пашка... И что теперь ей так не хватает любимого мужчины, хотя бы сидеть утром на кухне и смотреть, как он пьет апельсиновый сок... Наверное, в тюрьме сок не дают, да и вообще не понятно, чем их там кормят. Надо Лизку попросить передачу собрать. Хотя нет, нет, и думать о нем сейчас нельзя, а то опять все рухнет. Надо собраться и не раскисать - и никаких воспоминаний!..
Сразу после завтрака поехали на студию, которая оказалась совсем недалеко...
А в приемной у кастинг-директора Аарона Фридляндера Таня расстроилась.
Актрис собралось там что-то около дюжины. Татьяна такого не любила. Не любила ревнивых оценивающих взглядов, высокомерно поджатых губ и умело скрытого хамства секретарш.
В приемной работал телевизор, стояла кофи-машин с разовыми стаканчиками, навалом лежали иллюстрированные журналы.
Таня представилась секретарше, сказав, что ее приглашали на кинопробы именно на сегодня, и уже приготовилась скучать минимум час или два, как из-за дверей матового стекла вихрем выскочил всклокоченный худой еврей, сильно напоминавший Арта Гарфункеля в самом начала его сценической карьеры...
- Вы Таня Розен? - выпалил похожий на Арта Гарфункеля.
- Да, я, - приветливо ответила Таня, не успев отхлебнуть кофе.
- Тогда пойдемте скорее!
И похожий на Гарфункеля потащил ее через бесконечные коридоры, мимо немыслимых декораций и гор всяческих упаковок с самыми фантастическими надписями, вроде "багрового океана" или "кровавой погони"...
Наконец, пришли.
- Это Майк - он наш главный оператор, - махнув в сторону бородатого типа, сказал похожий на Гарфункеля, - а я Эрон, помощник Колина по кастингу...
Теперь все встало на свои места. И Таня успокоилась.
Ей все понятно. Вот вокруг Майка крутятся две девчонки с фотокамерами - ассистентки, будут делать фотопробы в декорациях и в костюмах... Через это она уже много раз проходила. И в этом смысле "Мосфильм" и чешская студия "Баррандов" ничем не отличаются от "Мунлайт Пикчерз".
- Вы читали сценарий? - спросил Эрон.
- Только "скрипт-ин-бриф", короткую версию, которую вы мне присылали, - ответила Таня.
- О’кэй, - сказал Майк, - давайте подберем что-нибудь из реквизита для пробы.
Он указал на длиннющий подвесной монорельс, по замкнутому кругу которого медленно крутились бесчисленные вешалки с платьями, кителями, костюмами, юбками, блузками, форменными и цивильными портками и прочими предметами верхней и нижней одежды... Были тут и индейские пончо... И русские сарафаны... Богатый выбор! Танин опытный глаз приметил и черные гестаповские кителя, от них прямо-таки исходила энергия артистов Тихонова и Броневого и всех семнадцати мгновений родного фильма.
- Подберите и наденьте что-нибудь русское для пикника, - посоветовал Майк, - надеюсь, вы знаете, как жены русских моряков на пикник одеваются.
Майк удовлетворенно цокал языком и пристально разглядывал Таню, ходя вокруг нее и в творческой задумчивости теребя свой подбородок.
- Все хорошо, все хорошо, - повторял он, кивая, - все о’кэй, все о’кэй...
Ассистенты просили Таню садиться и вставать, поворачиваться к свету, четко выполнять их указания и - самое утомительное - постоянно переодеваться и гримироваться. Часа через три фотосъемка закончилась, и оператор взял в руки видеокамеру. Таня с непривычки устала, хотя виду не показывала.
- Так, теперь свободные интерпретации на нашу тему. Прошу приготовиться! Через три минуты продолжим.
Ассистенты потянулись к бутылкам с водой, не подумав об актрисе. Таня сама взяла непочатую бутылку и жадно выпила половину. Силы вернулись, а давно забытые азарт и кураж закружили голову.
Памятуя, что форма, особенно черная, да еще и с золотыми погонами ей очень к лицу, Татьяна, взяла с монорельса вешалку с парадным двубортным кителем, точно таким, какой был у Леньки Рафаловича, и, накинув его на плечи, прошлась туда-сюда перед Майком и ассистентками.
Да, безусловно, военно-морская форма красит русскую женщину. Поверх легкого белого шелкового платьица в горошек - стиля конца пятидесятых, что она выбрала, Таня накинула на плечи этот китель, как холодными вечерами у костра делали на пикниках молодые офицерские жены или невесты... А на голову нацепила капитанскую фуражку с белым верхом и золотой капустой по черному козырьку.
Красотка из Мурманска, да и только!
Молодая жена капитана... из тех девушек, что учились в Ленинградском педагогическом институте и ходили на танцы в училище имени Ленинского Комсомола...
Потом выбрала из нескольких гитар цыганскую, потертую, но с перламутровой отделкой. Майк захлопал в ладоши. Эрон причмокнул губами и щелкнул пальцами.
- То что надо! - сказал Майк. - Эрон, дай миссис Розен текст, снимем пару тэйков именно с гитарой.
Майк взял камеру.
- А можно, я лучше спою, - спросила Таня, - там по сценарию жена капитана на пикнике поет романс, это очень по-русски, будьте уверены!
- О’кэй, давайте петь, - согласился Майк, - Колину может понравиться.
Таня слегка подкрутила колки и взяла аккорд. Инструмент был старый, но исправный. Кивнув Майку, что готова, присела на высокий стул, и старая цыганская помощница, послушная Таниным рукам, отворила калитку, пропуская всех в американской студии в прекрасный и таинственный мир русского романса.
Майк показал оттопыренный большой палец, а Эрон и ассистенты захлопали в ладоши.
- Отлично! - сказал Майк, не выключая камеру.
- А это что, "Калинка" на другой мотив? - спросил "посвященный" ассистент.
- Не калинка, а калитка, дверца, ведущая в сад, - искренно рассмеялась Таня, немного откинув голову назад.
- Вот, вот, это то и надо! Натурально, с искрой! Снято! Все свободны. - Майк опустил камеру и немедленно направился к мониторам, даже не взглянув на Таню.
- Поезжайте теперь спокойненько домой, - добавил Эрон, - мы с вами сами свяжемся. Стью отвезет вас.
По дороге они совсем по-приятельски болтали о том о сем.
Стью рассказывал смешные истории про Эрона. И про то, что Майк сильно пил, но Колин его подшил и записал в Организацию анонимных алкоголиков. Прощались почти друзьями. Но в какой-то момент Тане показалось, что парень слишком заискивает, вероятно, рассчитывая на повтор бесплатного омлета. Нет, не жалко, конечно, но напряжение и усталость навалилась, и желание упасть на подушку было единственным в этот вечер.
Действительно, работа - лучший доктор. Таня не смогла принять душ и провалилась в спасительный здоровый сон.
Какое наслаждение порой приносит сон человеку... Неразгаданное состояние. В снах, нет невозможного, мы не в силах управлять ими или отменить... Как хочется порой увидеть и пережить хотя бы во сне то, что уже невозможно в жизни или о чем только мечтаешь. Но сны беспощадны и непредсказуемы, и приносят не только наслаждения, но и страдания, которые ошибочно считают украшением жизни...
Они шли по пустыне и сильно хотели пить, но нигде не было и намека на оазис. Павел ни на минуту не отпускал ее руку и успокаивал. Как всегда, голос его звучал уверенно и твердо. Потом появились деревья, и идти по песку стало легко. Павел нашел родник, и они, упав на землю, жадно пили голубую воду, потом смеялись, руки Павла касались ее лица, волос, губы целовали ее всю, а крона ветвистого дерева закрывала их от жгучих лучей солнца. Неожиданно он встал и направился вглубь рощи, а она никак не могла подняться и только кричала, чтобы он вернулся, но он не оборачивался и пропал за густыми кустарниками. Потом у родника мелькнула тень, и громадная змея с тремя головами двинулась в рощу, стирая гибким телом следы Павла на песке. Таня кричала и звала любимого, но деревья сплелись ветвями в непроходимую стену, и крик услышала только она сама, когда проснулась...
Дурной сон портит утро, главное - поскорее его забыть. Таня решила клин клином вышибить и, забывшись в душе, стала думать о другом.
"А если не пройду кастинг, если у них свои понятия о профессии актрисы и возьмут смазливую соплячку, которая в приемной нагло рассматривала меня и усмехалась, что-то гадкое нашептывая омерзительному спутнику. Ладно, посмотрим - кто кого, а пока надо узнать расписание самолетов, утренним рейсом надо бы улететь. Нечего тут без дела болтаться..." - думала Таня, приводя себя в порядок... Взяв чемодан с так и не пригодившимися нарядами, она спустилась в холл отеля сдать ключи.
Уже в лифте вспомнила, что собиралась съездить в Беверли Хиллз. Потом прогуляться по магазинам, купить что-то Лизке, ребятишкам... И тут снова поймала себя на том, что, думая о сувенирах для близких, она думает и о Пашке. О своем ослике Пашке. Что и ему неплохо бы присмотреть моднющий галстук, или золотые запонки, или какую-нибудь милую безделицу...
- Миссис Розен! Для вас есть корреспонденция...
Таня удивленно поджала губки.
Какая еще корреспонденция? Из дома что ли? От Лизаветы? Так ей легче позвонить, чем письма посылать... Да и какие письма могут быть в наши времена? Интернетный мейл, разве что!
С нескрываемым интересом она приняла из рук дежурного розовый конверт. Розовый! Как это претенциозно, однако. Конверт был не заклеен. Тут же возле стойки Таня вынула из розовой оболочки скрывавшуюся там красивую открытку... По белому мелованному глянцу черной вязью было каллиграфически выведено:
"Колин Фитцсиммонс имеет честь и удовольствие пригласить госпожу Розен на дружескую вечеринку по поводу завершения кастинг-отбора. Вечеринка состоится по адресу Оушен Бульвар, 431. Прибытие гостей ожидается в 8 часов вечера. Господин Фитцсиммонс надеется, что госпожа Розен почтит эту вечеринку своим участием, что несомненно послужит укреплению корпоративного духа его команды, девизом которой станет боевой клич русских моряков - на абордаж, вперед за "Оскарами"".
Под текстом стояла размашистая подпись, сделанная синим шариком. "Как на автограф фанату расписался", - подумала Таня и улыбнулась. А почему бы и не пойти? Надо обязательно пойти! Как же пропустить такое событие?! "Все? Я принята?" - спрашивала себя Татьяна. Она даже не могла дать себе ответ - счастлива ли она? У нее будет маленькая роль. Маленькая роль. Но как говорил астронавт Армстронг про свой первый маленький шажок по Луне? Вот то-то и оно! Кверху нос, Танька! Все только начинается! Ах... Как бы Паша порадовался за нее!
Паша. Пашенька...
***
Таня не могла знать, что, прилетев вчера поздно вечером, Колин встречался с Эроном Фридляндером и Майком. Они приезжали к Колину в его ранчо на Оушн Бульвар и показывали материалы кино - и фотопроб.
Колину понравились Танины фотографии. Но когда Майк прокрутил ему пленку, где Таня пела романс, сама себе аккомпанируя на гитаре, Колин не удержался и воскликнул:
- Марика Рёкк! Девушка моей мечты, только десять лет спустя!.. А пригласи-ка ты ее на завтрашнюю пати, - сказал Колин Эрону.
- Правильно, - кивнул Майк, - поглядим на нее еще разок.
- Верно, только приглашение ты сам напиши, - добавил Эрон.
***
Таня была почти счастлива. Она в команде. У нее роль... Она снимается в большом кино у большого продюсера. Начинается новая жизнь. Вот он сон в руку... Красная дорожка, и она идет по ней с Колином Фитцсиммонсом... Идет за "Оскаром"? Идет к славе?
Но кто та женщина? Кто та женщина, с которой она подралась во сне? Таня вновь напрягла память... "Нет! Не могу вспомнить. Не могу..."
Вечеринка начиналась в восемь.
Истинно калифорнийская вечеринка с изначальным идейным зарядом на всю ночь!
Давно уже Таня так не заботилась о том, как одеться и какую сделать прическу. Номер в гостинице мгновенно превратился в тряпочный развал, но ничего из привезенного из дома не нравилось. Город Ангелов диктовал свою моду и свое, только ему присущее настроение. Таня сидела на полу номера и уныло смотрела на разбросанные вещи... Почему-то вспомнились дурочки из самолета.
"А ведь они правы, можно напрокат взять, все равно ничего купить не успеваю. Но я же не начинающая шлюшка, а профессиональная русская актриса. Надо выбрать по высшему разряду", - Таня уверенно отыскала нужный телефон и через полчаса открыла дверь престижного салона.
Худой, с глазами изможденными кокаином и однополой любовью, весь в цветных наколках стилист, минут пятнадцать разглядывал ее. Тер свою крашеную в зеленый с оранжевым густую шевелюру, чесал в задумчивости крашеную в лиловое бородку "а-ля Троцкий", мычал, цокал языком, щелкал пальцами, крутил лилово-зеленые усы и наконец принялся активно ее преображать...
Ах, Голливуд! Здесь нет необходимости покупать платья от Армани... Здесь все можно на один вечер взять напрокат!
- И я в этом пойду на вечеринку? - ахнула Таня, поглядевшись в зеркало, - ведь там соберутся известные люди!
- Это Голливуд, мэм, здесь нет неизвестных людей, - отвечал стилист, - и я вообще не зря ем свой хлеб, у меня берут советы и Роки Валентин, и Сузи Ли, и Брэнда Кармен, я обещаю, вы будете на вечеринке лучше всех!
- Но мне не семнадцать лет, как вы вероятно заметили, - робко возразила Таня.
- И не девяносто, правда ведь?! Мадам, вы приехали откуда? Из Фриско? - усмехнулся стилист. - Вы не видали голливудских вечеринок, здесь и шестидесятилетние бабки заголяются смелее, чем тинэйджерки в Оклахоме. Это Голливуд!
И все-таки Таня не решилась. Слишком смело!
Заплатила крашеному двести долларов за консультацию, потом взяла такси, поехала в "Нина Риччи" и купила себе черное petit robe за тысячу долларов. В гардеробе каждой женщины должно быть черное платье с вырезом. Если есть бюст - вырез спереди, если бюста нет - сзади. Таня взяла платье с вырезом на груди. Долго думала - брать ли напрокат колье с бриллиантами, но посчитала слишком претенциозным и решила, что тонкой золотой цепочки с православным крестиком будет вполне достаточно.
"Что-то молнию заедает, - недовольно подумала Таня, когда умелая рука застегивала молнию. - А! Сойдет для одного вечера!"
Парикмахер, очевидный француз, которому Таня доверила свои волосы, превзошел самого себя. А главное, он с истинно французским шармом похвалил ее платье. От такого комплимента просто закружилась голова!. Значит, все правильно, все в точку! Настроение поднялось на Эйфелеву башню за считанные секунды. Таня была довольна собой как никогда, а это значило: все вокруг будут чувствовать то, что чувствует она - счастье быть и уверенность стать...
В полдесятого Таня подъехала на Оушн Бульвар, 431.
Она правильно рассчитала, и приехала когда все уже собрались, но еще не сильно нализались и нанюхались...
В дверях типичного южнокалифорнийского миллионерского бунгало ее встретили Эрон Фридляндер и Майкл с какими-то сильно поддатыми цветными девчонками.
- А вот и Таня! Хай, дорогая...
Обязательные в артистической среде поцелуи...
- Хай!
- Бонсуар!
- Буэнос ночес!
А стилист-то был прав! Прав на все свои двести баксов!
Женщины здесь были одеты оч-чень смело. С какой то остервенелой лихостью...
И то, что крашеный давеча предлагал, было еще не самым крайним экстремумом в ряду оголтелых калифорнийских модниц, собравшихся в доме Колина Фитцсиммонса.
У Тани разбежались глаза...
Гитарист Джон Бон Джови, обладательница прошлогоднего "Оскара" за женскую роль Рита Иолович, режиссер Спилберг, битловский продюсер Джордж Мартин. Все были здесь! И она была здесь... И все говорили ей "хай", и со всеми она терлась щечками cheek-to-cheek в формальностях артистически-братско-сестринских поцелуев...
Она выпила бокал шампанского.
- Я хочу познакомить тебя с одним русским, он прекрасно поет и играет на гитаре, как Юл Бриннер в молодости, - сказал Эрон, беря Таню за локоток и подводя ее к гостям, рассевшимся вокруг ярко-сочного брюнета с гитарой.
Брюнет был, словно из сказки про тысячу и одну ночь, - классический злодей-любовник... Колдун Сакура из Седьмого путешествия Синдбада-морехода. Огромные черные глаза, сочные, обрамленные черными усиками и бородкой красные губы... И удивительно проникновенный бархатный баритон...
Когда она подошла, брюнет пел романс Пилата из оперы Ллойда-Вебера... Пел очень хорошо. В голосе, как и на пластинке семидесятых годов, звучали боль и страдание бесконечно... бесконечно русского человека, не римлянина... Но русского.
- Это Гриша... Познакомься, Гриша, это Таня, - сказал Фридляндер, когда брюнет щипнул гитару в последнем угасающем аккорде.
- Я слышал о вас и слышал, что вы тоже поете, - сказал Гриша, подавая ей руку для пожатия, но не поднимая зада от дивана.
- Поет-поет! - ответил Фридляндер за Таню...
- Тогда, может, споем дуэтом? - спросил Гриша, раздевая Татьяну красноречивым взглядом.
- Потом, не теперь, - ответила Таня, слегка смутившись, - мне надо сперва адаптироваться, что ли...
Поболтала с оператором Майком. О том о сем и ни о чем.
Таня все еще чувствовала себя немного скованной. Практически никого тут не знает. И неужели все присутствующие - члены команды? Их команды, в которой ей, Тане, теперь предстоит работать?
Майка окликнули, он извинился и отошел, оставив Таню одну. Она автоматически стала искать взглядом знакомые лица. Вот мелькнул Эрон в проеме дверей, ведущих в смежную гостиную. Татьяна бессознательно двинулась туда, где играла музыка.
В соседней гостиной танцевали. Крутился подвешенный к потолку зеркальный шар, бросая на стены снежные блики. Так забавно! Совсем как на танцевальном вечере в их общежитии строительного треста двадцать лет тому назад.
Она обернулась, спиною почувствовав взгляд. Их глаза встретились. Это был тот, что давеча пел романс. Гриша! Он смотрел на нее и улыбался. Таня опустила глаза. Машинально протянула руку к фуршетному столику, так, дабы движением замаскировать свою скованность... Протянула руку и тут же внутренне похолодела.
Тонким, едва различимым только для ее уха писком предательски расстегнулась молния на спине!
Катастрофа! Это была катастрофа...
Плотно обтягивающее платье, освободившись от зацепа ненадежных пластмассовых зубчиков, разошлось, обнажая тело своей хозяйки.
Беспомощно окинув гостиную взглядом тонущей в омуте девочки, Таня быстро засеменила к свободному креслу, заведенной за спину рукой пытаясь как-то свести разошедшиеся края платья.
Она села в кресло и, оглядевшись, перевела дух. Теперь ее самопроизвольно образовавшийся вырез был прикрыт высокой спинкой.
Кто видел ее беду?
И снова ее взгляд встретился с его взглядом. Улыбаясь, Григорий подошел именно к ней.
- Вы разрешите пригласить вас на танец?
Она не на шутку рассердилась. Как? Он нарочно! Он хочет выставить ее на посмешище. Он ведь видел, как разошлась молния на спине.
- Я не хочу танцевать, - мрачно ответила Татьяна.
А он снова улыбался. И она не могла понять: это улыбка наглого самодовольного хама-шутника - или улыбка совсем иного свойства?
- Вы не поняли меня, Танечка...
Он назвал ее Танечкой...
- Вы не поняли меня, Танюша, я хочу быть вам полезным, потому что вы мне бесконечно симпатичны....
И тут он, словно фокусник, вынул из-за спины свернутую русскую шаль, и развернув ее, накинул Тане на плечи. "Спасена! - возликовала она. - Ах, какой он милый, все же!"
- Спасибо, Григорий, - только и вымолвила она.
- Я счастлив, если могу хоть чем-то пригодиться, хоть чем-то помочь...
Прикрыв разорванную застежку любезно поданной ей шалью, Таня поднялась из кресла и собралась было в дамскую комнату, но Гриша ее не отпускал.
- Давайте уж помогу до конца, - сказал он с доброй улыбкой.
Таня поняла теперь, что улыбка у Гриши была не самодовольной и не хамской. А совсем иного свойства!
- Давайте я помогу вам отремонтировать вашу поломку, а то иначе это будет помощь полупроводника...
- Полупроводника? - удивилась Таня, позволяя своему спасителю увлечь себя в какие-то коридоры, в какие-то двери...
- Именно полупроводника, - со смехом подтвердил Гриша, - потому как проводник провожает девушку до самого дома, а полупроводник, только до первой опасности, до первого встречного хулигана...
Они пришли на открытый паркинг.
- Вот сюда, Танечка, - Гриша указал на представительский "Кадиллак" и открыл заднюю дверцу.
Таня послушно вошла в полумрак просторного салона.
- Это ваша машина? - спросила она.
- Не совсем, но на сегодня вполне моя, - неопределенно ответил Гриша, - показывайте доктору свою спинку, не бойтесь, доктор вылечит...
Смеясь, Гриша рассказал Тане, что у него, как у хорошего солдата, всегда с собою есть иголка и нитка.
И пока он дотрагивался до ее спины... Пока он прикасался к ней своими тонкими пальцами... Пока он трогал ее... Она вдруг почувствовала необыкновенную радость и свободу.
Он... Он стал ее Тристаном. Он стал ее избавителем... И он прикасался к ней. К ее спине.
Тонкими частыми стежками схватывая разошедшуюся молнию.
- Вы из службы спасения? - шепотом спросила она...
- Почти, - ответил Гриша...
И тут она почувствовала, как он наклонился к ее спине губами.
Закончив стежки, чисто по-русски решил перекусить тонкие ниточки...
Он перекусил нитку, но не отвел губ, запечатлев на ее шее нежный, едва влажный поцелуй.
- Спасибо вам, - сказала Таня, - вы мой спаситель...
Когда они вернулись из гаража к гостям, вечеринка была в самом разгаре.
- Гриша, спой нам! - попросила одна из вчерашних ассистенток, та, что щелкала давеча своим "никоном", а теперь вместо фотоаппарата держала в руках бокал шампанского.
- Гриша, спой! - вторили ей гости.
- Спойте, Гриша! - попросила своего нового друга Татьяна.
- Ну, если только Таня мне подпоет, - сказал Гриша, беря в руки гитару.
- Точно-точно! - подхватил оказавшийся тут Эрон, - дуэтом, дуэтом, пожалуйста...
И когда Таня, слегка откашлявшись, попробовала голос, Эрон крикнул куда-то в глубь гостиной:
- Колин, Колин, подойди к нам сюда, ты хотел на это посмотреть...
И они спели.
Они спели "Яблоньку". Причем спели так, как будто репетировали вчера весь день. Гриша даже знал два куплета на цыганском, и спел их один своим мягким, словно черный бархат, баритоном.
Спели "Шумэн-шумэн" по-цыгански, Гриша прекрасно подтягивал вторым голосом, а когда он сыграл сложное, исполненное звучными пас сажами гитарное соло, Таня не удержалась и прошлась цыганочкой по вмиг освободившемуся проходу.
Все их обступили. Обступили и хлопали в такт Гришиным аккордам.
- Ай да Таня Розен, ай да молодец, - громче всех хлопал Колин Фитцсиммонс, - с такой актрисой разве мы не снимем приличный фильм? - обернувшись к какому-то важному мужчине громко, чтобы все слышали, спросил он...
***
Их первая ночь была прекрасна.
Но она все же поплакала.
Поплакала, прошептав сама себе: "Прости меня, прости меня, мой ослик! Прости меня, Пашка..."
А когда они завтракали с Гришей, завтракали в постели в его номере, Гриша вдруг предложил ей записаться на студии "Юнайтед Артистс".
- Давай запишем альбом цыганских романсов!
- С тобой - все что угодно, - сказала Таня и снова раскрыла ему свои объятия.
Леди Морвен - Гейл Блитс
Морвен-хаус, Лондон, Великобритания
Март 1996
Интересным образом на смерть лорда Морвена отреагировал журнал "Форбс". Американец Дэвид Лоусон, экстравагантный секретарь короля Иллюминатов, который достался Тане в наследство вместе со всем движимым и недвижимым, во время утреннего доклада сообщил, что "Форбс" включил ее, леди Морвен, в десятку самых богатых женщин Англии. Сразу на почетное шестое место, между госпожой Аль-Файед и принцессой Анной.
- Боюсь, это нескромно, - сказала Татьяна Лоусону.
- Увы, мадам, но это теперь неотъемлемая компонента вашего имиджа, - ответил Лоусон с легким поклоном головы, - таковы неизбежные издержки гласности в демократическом обществе, мадам...
Татьяна фыркнула и укорила Лоусона в том, что он говорит банальности... Но журнал взяла, и несколько раз внимательно просмотрела форбсовские чарты вдоль и поперек.
Отметила в списке мировых лидеров знакомые фамилии людей из Ордена... Петти, Макмиллан, Хаммонд, Джейкоб Цорес...
Обратила внимание на впервые появившиеся в списках русские имена... Тополинский, Черновыдрин...
Но каков Гейл Блитс!
Он обогнал их всех и стоит на первой позиции.
"Наверное, это нехорошо", - подумала Татьяна и, резким, почти каратистским движением хлопнув ладошкой по рычажку сигарных ножниц, закурила длинную ароматную "Ромео и Джульетту"...
Разбирая почту, Лоусон напомнил ей, что целесообразно было бы откликнуться на приглашение и посетить благотворительную выставку Королевского общества садоводов, потому что там обязательно будут и Королева-мать, и сама Председательница общества - королева Елизавета. У леди Морвен появится прекрасный повод напомнить Ее Величеству о намерении покойного тринадцатого лорда и Кавалера орденов Подвязки и МБИ участвовать во вновь создаваемых благотворительных фондах Ее Величества...
- Увы, Лоусон, боюсь, это выглядело бы некорректно, ведь мы все еще в трауре.
Ох уж этот траур...
Хотя черные шляпки с вуальками от Нина Риччи ей были очень к лицу.
Таня не без удовольствия целых три дня потом разглядывала фотографии похорон, опубликованные и в "Ньюсуик", и в "Сан" и в "Пари-Матч", где крупным планом из-под черной вуали видны только бледная щека и подбородок... Белая-белая кожа... И красные-красные губы самой ярко-красной помады! Черное, белое и красное!..
И желтые розы, которые так изысканно смотрятся на черном...
На выставке будет море желтых роз...
Ах, и все-таки она женщина! Ей оч-чень хотелось поехать на выставку. Как маленькой девочке хотелось когда-то поехать в парк и покататься на карусели...
- А что, Лоусон, - спросила Татьяна, - ко дню Дерби мы еще будем в трауре?
Лоусон поглядел в календарь, беззвучно пошевелил губами и утвердительно кивнул:
- Да, мадам, все еще будем...
- Ах! - тягостно вздохнула леди Морвен, - и на скачки в Эскоте мы тоже не поедем!
И не то чтобы ей нужны были скачки, просто хотелось на люди, в суету, хоть на несколько часов избавиться от гнетущего одиночества.
Ах, как она теперь была одинока!
Родители?
Мамочка Адочка, насколько известно, все еще хороша, несмотря на свои шестьдесят пять, по-прежнему беззаботна и убеждена, что ежемесячные две тысячи долларов ей выплачивает ваучерный фонд "Августина".
Тот, кто по документам числился ее отцом, академик Захаржевский Всеволод Иванович, семь лет назад скончался в глубокой старости и глубочайшем маразме. Про истинного отца Таня в свое время не спросила, а теперь поздно - мать, как и все, кроме немногих посвященных, убеждена, что ее самой давно нет в живых.
Брат Никита? Одно название, что брат, а так... Да и брат-то наполовину условный.
Павел, когда-то любимый муж? Твердый, цельный, прозрачный, как его любимые алмазы, - и вчистую проигранный ею судьбе-злодейке. А был ли шанс сохранить его? Не было... Наверное, так оно и лучше, какая у них могла бы быть общая жизнь, с их-то несовместимыми векторами? Зато теперь он определенно счастлив, достаточно вспомнить, каким взглядом он смотрел на ту, другую Татьяну, тогда, в аэропорту, после...
А вот этого лучше не вспоминать. Но и забывать нельзя.
Нюта? Нюточка-разлучница? Девочка не может не знать, что Татьяна Ларина - не родная мать ей, с Павлом бывшая Ванькина жена сошлась всяко позже того, как нынешняя леди Морвен стала на время миссис Дарлинг, Нютка тогда была уже в сознательном возрасте. Но что знает она про свою родную мать? Скорее всего, ничего... Взрослая, двадцатый пошел... "Нюточка, где ты, доченька моя, кровиночка? Где ты теперь? Хоть и не умею молиться, а за тебя помолилась бы, да только вряд ли молитвы мои будут услышаны..."
Нил-Ро?
Как же он мал!
Как же он недосягаем!
И наконец...
Это имя она не произнесла даже про себя.
Единственный, желанный... Отвергший ее любовь и отобравший самое дорогое...
И вот теперь одна...
Неожиданно для себя леди Морвен почувствовала тупую, саднящую боль необъяснимой словами тоски по покойному супругу.
Любовь - не любовь, но, как ни крути, два сапога пара. Когда-то он взял ее, как берут крепость: осадой, измором, хитроумным обходным маневром. Странно, но она так и не успела спросить его светлость, знал ли он, что ее первый муж жив, когда через Фахри подписал ее на убийство Шерова. И чем только старый упырь так досадил... другому старому упырю? Правда, в отличие от Вадима Ахметовича, его светлость до последних своих денечков был, что называется, мужчина в соку... До семидесяти одного не дотянул всего-то двух месяцев. Ах, какие у них были ночи! А блеск его лысины в лучах полной луны!
"Да, Эндрю, я полюбила другого, я хотела расстаться с тобой, и мне казалось, что за свободу я готова была заплатить любую цену. Оказалось - не любую. Такого я не хотела и не могла предвидеть... Надеюсь, боль не была долгой..."
Она прошла по просторному, гулкому в своей пустоте Морвен-хаусу, непроизвольно притрагиваясь к вещам, хранившим прикосновение его рук, теребила на пальце ничего уже не означающее обручальное кольцо, вышла на навесную террасу, подолгу глядя вниз, на освещенные аллеи Риджент-парка. Под косым мартовским дождем статуи казались бесприютными сиротами...
Прерывая меланхолические раздумья, за спиной леди Морвен вежливо кашлянул Лоусон.
- Мадам, на проводе мистер Гейл Блитс. Возьмете трубочку?
- Скажите, что меня нет, и узнайте, что ему надо.
Самый богатый человек планеты просил выделить ему полчаса на следующей неделе.
Через день после звонка Блитса последовал звонок от Уильяма Петти.
Тот просил об аудиенции для себя и Макмиллана в любое удобное для ее светлости время.
Пауки в банке зашевелились...
По установленным в Ордене специальным правилам все переговоры, касающиеся Ордена, могли вестись только в специально проверенных местах. Именно поэтому за двести лет своего существования иллюминаты не допустили ни одной существенной утечки информации. Кабинет лорда в его лондонском Морвен-хаусе входил в список тех мест, где переговоры могли вестись открытым текстом без каких-либо опасений быть подслушанными.
Татьяна решила принимать Петти и Макмиллана по орденскому протоколу.
Так было политически правильнее.
Им надо сразу дать почувствовать, что она, леди Морвен, не просто наследница и правопреемница... Что она - Королева иллюминатов, чей брак с почившим в бозе Королем пять лет назад освящен таинством обряда Великого Ордена... Что она теперь Бетрибс-Тиранозавр, она теперь самка, кладущая яйца, она матка улья... Неужели они, зная все тонкости Орденского Устава, не предполагали тогда, пять лет назад, что лорд не вечен, и что у них рано или поздно могут возникнуть проблемы с формальностями управления Капитулом?
Или, можно предположить, что это кого-то устраивало?
Как некогда на российский трон была посажена заведомо недалекая и ожидаемо-управляемая племянница Петра - Елизавета? Но ведь Елизавета и задала им потом жару!
Тем, кто ожидал, что будут дергать ее за ниточки...
Татьяна думала, что давить на нее начнут сразу после похорон.
Но не начали.
Выжидали.
Вернее, договаривались между собой, кто именно будет регентствовать...
И в предстоящей борьбе опереться ей не на кого. Правда, интуиция подсказала, что прежде Петти и Макмиллана следует принять Гейла Блитса. И Петти с Макмилланом будут обязательно информированы о том...
***
- Леди Морвен, позвольте мне представить вам моего русского друга Вадима Барковского, - сказал Гей л Блитс, жестом руки указывая на высокого блондина в превосходном темно-сером костюме, едва Лоусон пропустил их в кабинет.
Поднявшись из-за стола, Таня вышла им навстречу...
Барковский учтиво принял протянутую ею руку, но не склонился, как принято, для поцелуя, а резко поднял к своим губам... "Все-таки русские еще остаются увальнями и медведями", - подумала Татьяна и тут же поймала себя на том, что русские - это, в некотором роде, ее соотечественники.
- Мы в трауре, господа, поэтому я не приглашаю вас к обеду и принимаю здесь в кабинете, а не в гостиной, извините...
Гейл Блитс и его русский друг понимающе кивнули.
- Виски? Шерри? - спросила Татьяна, показывая гостям на диван и два кресла, разделенные журнальным столиком...
Здесь в огромном, отделанном дубовыми панелями кабинете, лорд устроил как бы две зоны, одна из которых была официально-деловой, другая же носила оттенок некой интимной доверительности.
Прошли в зону "дружеского взаимопонимания".
Присели - она на диван, а они в кресла напротив.
Таня взяла паузу, понимая, что без ее сигнала, что она готова слушать, гости не начнут.
- Как погода в Москве? - спросила Татьяна. Ее так и подмывало задать этот вопрос по-русски, но она сдержалась.
- В Москве отличная погода, спасибо, - ответил Барковский со сносным среднеатлантическим произношением.
- Ну и замечательно, тогда я попрошу вас, дорогой мистер Блитс, изложить суть...
Гейл Блитс начал с того, что Барковский совсем не из тех замшелых русских динозавров, с которыми невозможно договариваться, а представляет новую плеяду русских, с которыми очень приятно вести дела, он хорошо понимает, какую именно выгоду можно извлечь обеим сторонам в союзе Восток Запад - Запад Восток, когда в сырьевой России начались столь качественные изменения...
Пропуская мимо ушей переливы Гейловских интродукций, Татьяна тут же сообразила, что в лице Вадима Барковского она видит перед собой тот тип новых русских, что за три доллара мать родную продаст. И тем опаснее этот тип, чем выше он в общественно-политической иерархии России. Мэр уездного городка - будучи таким же негодяем, как и этот Вадим, - что он украдет? Ну, половину достояния уезда или района. Не больше! А этот... а этот... У него в глазах ясно читалось: вы только цену назначьте, а я вам всю страну вагонами и пароходами вывезу!.. Интересно, за каким лешим Гейл притащил с собой этого красавчика?
И снова, отбрасывая пустословия, ей через три минуты все было ясно...
- Итак, вашим главным ресурсом, господин Барковский, является то, что в данный момент вы занимаете пост первого помощника вице-премьера правительства России по вопросам финансовой политики, так? - Таня взяла властный, не позволяющий возражения тон. - Отбросив эвфемизмы и называя вещи своими именами, вы просто используете свое положение с целью получения комиссионных и в этом ваш бизнес, так? То есть, вы предлагаете прокрутить спекулятивную операцию, где вы напрямую окажете нам, вкладчикам проекта, преференции, заведомо невыгодные вашей стране, так?
Барковский покраснел и что-то запыхтел в ответ, но, по-видимому, не ожидая от Татьяны такого оборота, напрочь позабыл английские слова...
- Но, леди Морвен, господин Барковский представляет определенную группу людей, и наши интересы в сделке тоже весьма интригующие, - вступился Гейл Блитс, - ведь таких быстрых денег, какие предлагает делать господин Барковский на Государственных облигациях Центрального банка России, мы нигде не сделаем! Три доллара за один вложенный доллар в течение года в объемах, соизмеримых с бюджетом такой страны как Россия. И если вы, леди Морвен, сомневаетесь в... - Гейл запнулся, подыскивая необходимое ело во, - сомневаетесь в...
- Искренности господина Барковского? - с озорным огоньком в глазах переспросила Таня.
- Да, именно, - кивнул Гейл Блитс, - в искренности господина Барковского, то тогда, если мы откажемся, то на этих ГКО заработаем не мы, а заработают японцы или арабские шейхи, то есть, мы упустим наш шанс...
- А господин Барковский своего шанса не упустит, так? - спросила Таня.
- Я вас что-то не понимаю, - сказал Барковский, совладав с собой, - вы, по-моему, тестируете ситуацию на индекс морали, мне так показалось, но мне непонятно, зачем вам это? Я предлагаю верный бизнес, а что касается моего участия в этом бизнесе ресурсом моей компетенции, то...
- То это называется коррупцией, - отрезала леди Морвен.
За столом повисла напряженная пауза.
Гейл Блитс был явно не готов к такому повороту разговора. Его план не срабатывал, что для богатейшего человека планеты было полной неожиданностью. В задачи сегодняшнего визита входило увлечь леди Морвен не только самой беспроигрышной спекуляцией, но и ее инициатором. Отчего бы, в самом деле, эксцентричной тоскующей вдовушке не заинтересоваться славянским красавцем - и не подать свой веский голос в пользу его кандидатуры на вакантное, после лорда Морвена, место в числе двенадцати Магов. Иметь верного сторонника в Капитуле - уже немало, а учитывая, что Вадим мальчик перспективный и правильно мыслящий, со временем вполне возможно заполучить ручного премьер-министра, а то и - чем черт не шутит! - президента России... Похоже, лично господин Барковский нашу леди-королеву не сильно вдохновил. А деньги? Какая позиция скрывается за декларированным ею безжалостным определением преступной сути сделки?
Но еще больше испугался Барковский.
Эта Морвен ничем не рискует.
И если назавтра в газетах появятся материалы о переговорах чиновника Барковского с финансовыми кругами в Лондоне... То ему впору просить политического убежища.
Ах, как подставил его Гей л Блитс, а ведь говорил, что леди Морвен исключительно деловой человек и очаровательная женщина, советовал присмотреться и на сей предмет...
Предмет! С такой пираньей в два счета вообще без предмета останешься!
Выдержав хорошую паузу, Татьяна сочла нужным разрядить ситуацию.
- Да, господа, мы будем участвовать в этих финансовых операциях. Я просто хотела поставить акценты: кто есть кто в этом бизнесе... Вы меня понимаете?
Гейл Блитс облегченно вздохнул.
Барковскому тоже стало гораздо легче дышать.
- Выпьем за наш бизнес, господа, чтобы эти Гэ-Ке-О принесли нам всем ощутимое удовлетворение, - сказала Таня, поднимая стаканы...
Когда ее гости были уже почти в дверях, Татьяна окликнула Барковского:
- Один момент, господин первый помощник вице-премьера правительства, я хочу вам кое-что прочитать из моего русского урока... Чтобы вы оценили мое произношение...
Татьяна взяла наобум первую попавшуюся книжку из тех, что лежали у Морвена на столе, открыла ее и, сделав вид, что по складам читает по-русски, сказала:
- Хоть зцы в класа, фсо пожья роса...
Таня улыбнулась невинно-детской улыбкой и уже по-английски спросила:
- Ну как, господин Барковский, как мой русский язык?
Павел Розен
Ред-Рок, Аризона
Март 1996
Как там было у поэта Маяковского? Поехал на десять тысяч верст вперед, а приехал на десять лет назад?.. А вот у Павла получилось даже не на десять, на все тридцать, а то и пятьдесят. То ли послевоенная бериевская шарашка, то ли закрытый военно-промышленный городок конца шестидесятых. Плюс комфорт, конечно, но, не в обиду гостеприимным хозяевам будь сказано, комфорт - дело относительное. Разве в "Круге первом" у Солженицына не радовались зэки хлебушку с маслом, белым простыням, книгам? Разве сам Павел, еще школьником увязавшись в геофизическую экспедицию, после двухмесячной вахты в дикой, непролазной тайге не радовался горячему душу и пирогам с палтусом в рабочей столовке такого вот секретного городка с номером вместо названия?
А вспомнить, как он сам кайфовал здесь первые два дня, после тюремных-то порядков и харчей?
Пирогов с палтусом здесь, правда, не подавали. Зато было многое другое. Блиставший, несмотря на компактность, широким ассортиментом качественных товаров, магазинчик, где не брали денег, а только делали какие-то пометки в компьютере. Ресторанчик со шведским столом на завтрак и ланч и с многонациональным меню на обед. Спутниковое телевидение с каналами на любой вкус - от "Ти-Эн-Ти" с голливудской классикой до "Блумбергс" с новейшими биржевыми сводками. Даже "НТВ-Плюс" с российскими предвыборными страстями.
Но судьбы родины и перспективы коммунистического реванша Павла не особенно волновали, не тосковал он и по пирогам с палтусом. Даже по свободе, понимаемой в смысле свободы перемещений и выбора занятий, не тосковал.
Но мальчишки, Нютка, Таня... Таня, Таня! Как же ему было тяжело врать ей там, на свидании в тюрьме. Как же тяжело было глядеть в ее полные горя и отчаяния глаза!
И Павел весь, с головой, уходил в работу...
***
Глядя на то, как Эдди Бронштейн картинно вертит перед своим носом сжимаемый двумя холеными, с наманикюренными ноготками, пальцами шарик импактита, Павел вспомнил старинный научный анекдот, бытовавший на ленинградском геофаке в конце шестидесятых. Даже и не анекдот, а самую настоящую быль, потому как в "Известиях" случаю тому был посвящен целый подвал фельетона, который горячо обсуждался потом и дома, и в институте.
В фельетоне талантливый автор живописал, как некий ученый картинно, как теперь Эдди Бронштейн, вертел перед носами изумленной научной публики неким металлическим предметом. Суть фельетона состояла в том, что один проходимец, проживавший в Харькове, приехал в гости к своему родному брату в Киев погостить. А был киевский брат ни больше - ни меньше, как доктором физико-математических наук. Харьковский же родственничек по профессии был сварщиком. Но случилось так, что брату-сварщику в доме брата-доктора наук попались на глаза небрежно оставленные на столе дипломы и удостоверения. Братец-сварщик, не долго думая, взял да и слямзил у ученого братца корочки доктора наук, мол, вряд ли братец сразу хватится... А в Харькове родном братец-сварщик наткнулся в вечерней газете на объявление: дескать, харьковский физический НИИ объявляет конкурс на замещение вакантной должности заведующего лабораторией экспериментальной физики, где как раз и требуется ученая степень доктора наук. Не долго думая - подал сварщик документы на конкурс. И что же? Приняли его на работу заведующим лабораторией! И более того, через год назначили заместителем директора НИИ по науке...
А дальше в фельетоне образно описывалось, как неким сомневающимся особам, которые пытались выведать у братца-сварщика, в чем же суть его научных заслуг и достижений, он показывал сваренную им железную коробочку с дырочкой и назидательно говорил, вертя ею перед изумленными учеными носами: это, дорогие коллеги, ни что иное, как память... Я, мол, занимаюсь секретными исследованиями в области памяти... А был тогда на Украине шестьдесят второй год. И не было тогда американских персональных компьютеров не только на Украине, но и в самой Америке. Поэтому глядели украинские ученые на коробочку с дырочкой, вздыхали и разбредались по лабораториям. А научный их руководитель, по утрам обходя экспериментальные стенды с приборами, заботливо спрашивал подчиненных: работаете? И когда коллеги отвечали, работаем, мол, он им по-отечески давал совет - работайте-работайте, ученье и труд все перетрут...
И так руководил сварщик учеными в своем НИИ целых шесть лет, покуда не попался из-за жадности своей. Решил по совместительству еще и в Харьковский университет устроиться - физику преподавать... Там в отделе кадров его и разоблачили...
И вот, глядя на Эдди Бронштейна, как тот вертит перед носом железоникелевым шариком, повторяя в задумчивости, что это идеальный природный гироскоп, Павел и припомнил фельетон в "Известиях", что мама с папой так горячо обсуждали в те времена, когда они с Елкой еще были совсем маленькими.
Павел даже удивился, с чего это вдруг вспомнился ему старинный фельетон. Исследовательский Центр Ред-Рок имел мало сходства с советским провинциальным НИИ, да и Эдди Бронштейн, обладатель высшей и редкой для Америки ученой степени "ди-эс-си", не очень смахивал на сварщика...
Эдди Бронштейн был здесь главным по науке и непосредственным руководителем Павла. Именно он поставил перед Павлом научную задачу.
Задача формулировалась кратко: вот есть природный феномен идеального гироскопа, и мы теперь желаем получить технологию промышленного их производства. Иными словами - вот в руках у Эдди Бронштейна шарик, полученный в результате падения на землю железного метеорита. Таков исходный посыл. В результате же мы желаем наладить промышленное производство этих чрезвычайно редких звездных брызг. На вопрос: как это сделать? - должен ответить доктор Павел Розен. И ему для этого откроют щедрое финансирование, предоставят самых квалифицированных помощников, дадут дорогие и новейшие приборы и оборудование.
Павел Розен, единственный в мире специалист, который ближе всех подобрался к разгадке феномена астроблем или "звездных ран" - новых геологических образований, возникших на месте падения метеоритов. Все ясно и понятно: есть задача, есть средства, есть человек. Непонятно только - как они выловили в человеческом океане именно его? Когда? На каком этапе его жизни? И как подвели к тому, что он оказался здесь в Ред-Рок?
Как им удалось узнать, что именно он, Павел Розен, не имеющий, согласно документам, специального образования и лишь стараниями профессора Вилаи получивший в университете Колорадо степень доктора honoris causa, - является пионером в разработках и изучении импактитов? Такой термин для обозначения по род, образовавшихся в результате метеоритного удара, он придумал двадцать лет назад, после памирской экспедиции, едва не стоившей ему жизни. Именно таковыми младший научный сотрудник Павел Дмитриевич Чернов посчитал открытые им тогда чудо-алмазы, связывая их уникальные свойства с особенностями генезиса. За что и подвергся критике академика Изергина. "Не увлекайтесь, юноша, - сказал Андрей Викторович. - Это всего лишь гипотеза на грани научной фантастики. А вот лабораторно подтвержденная сверхпроводимость - уже не гипотеза, а факт. На нем и сосредоточьтесь"...
По совету академика Павел исключил тогда из диссертации не очень доказательную главу об импактитах, решив отложить эту проблему на потом. А потом оказалось не до того... И лишь совсем недавно Павел вновь вернулся к заброшенной теме. Анализировал литературу, делал выписки, просчитывал, прикидывал, кое-какие выводы и гипотезы вносил в компьютер. Обсуждал тему только со стариком Джорджем Вилаи и один раз - с четой ученых Кайфов - Аланной и Шуркой...
А потом... Потом внезапно разорился "Информед". Кому это было надо? И разве не вытекало из тех документов, которые он подсмотрел в ноутбуке Изи Гольдмана, что хищная щука "Блю Спирит", за спиной которой маячила еще более хищная акула "Свитчкрафт", намеренно проглотила маленького карасика "Информед"?
А для чего? А не для того ли, чтобы, в конце концов, Паша Розен попал именно сюда в Ред-Рок заниматься именно тем, чем теперь занимается?
В том, что его жизнь в последние месяцы представляет собой цепь чьих то манипуляций, Павел не сомневался. Ему еще при аресте через адвокатов Саймонов дали однозначно понять, что уголовное дело против него специально сфабриковано, но ради сохранения жизней Тани и детей от него требуется подчиниться воле судьбы и принять условия игры, которые диктовал закулисный режиссер.
И он принял эти условия, признавшись в несовершенных преступлениях не только в суде, но и жене... Татьяне...
Тогда, лежа на жесткой койке в камере предварительного следственного изолятора, Павел думал, что его злоключения - результат того, что он стал свидетелем тайны фирмы "Блю Спирит", заглянув в ноутбук Изи Гольдмана... Его, Павла, упрятали в тюрьму как опасного свидетеля... И припугнули здоровьем жены и детей, чтобы не рыпался и не болтал... Как того парня, про которого в дешевых шпионских детективах говорилось: он слишком много знал....
Но теперь, когда ни с того ни с сего он угодил в Центр Ред-Рок и занимается исследованиями, о которых так давно мечтал?..
"Стоп-стоп, - думал Павел, - а не паранойя ли это? Не приступ ли больного эгоцентризма? "
Нет - не паранойя!
Таких совпадений в жизни не бывает.
Тогда возникает другой вопрос - зачем и кому это надо? И почему избран путь провокаций, подставок? Кто на сей раз взял на себя право ломать жизнь ему и его близким? На кого он, в конечном счете, теперь работает?..
Работать, между прочим, можно по-всякому. И не случайно, ох, не случайно, вспомнился ему фельетон в "Известиях". Хороший специалист, пускай и сварщик, удачно сварив однажды коробочку с дырочкой, сможет обвести потом вокруг пальца не только харьковский НИИ, но и кое-кого покруче. Хоть бы даже и ребят из Ред-Рок...
Интересно - администрация не стала возражать против того, чтобы Павел общался с семьей. И стоило Павлу обронить в разговоре с Эдди, что помимо новых барокамер и электронной пушки надо бы было создать и моральные предпосылки успеха, то бишь простимулировать его, Павла, послаблением режима, как его вызвали к главному шефу в знаменитый кабинет с океанским аквариумом.
- Вам разрешают общение с близкими по Интернет-связи, - сказал босс, - вы сможете раз в неделю по полчаса говорить в режиме реального времени со своей семьей, видеть свою семью на экране монитора, и они будут видеть вас. За собой мы оставляем только право кнопочной цензуры, если вы нарушите правила, и станете говорить о недозволенных вещах, о том, чем занимаетесь по работе, где географически находитесь, - тогда мы прервем ваш разговор...
Павел был почти счастлив. Он увидит Таню и детей!
Таня...Танечка...
Первый сеанс связи оказался, однако, совсем не таким, как он ожидал. Вместо Тани и мальчишек на экране монитора он увидел Лизавету. Она сидела в незнакомом интерьере какой-то гостиной, на ней была черная шелковая блузка... Но это несомненно была Лизавета, Танечкина сестра.
- Привет, Павел, как ты живешь?
- Привет, живу хорошо, а где Таня, где мальчики?
Лизавета ответила, что Таня в курсе, что из Министерства юстиции звонили еще позавчера и сказали, что теперь с Павлом можно будет общаться по видео раз в неделю, но Таня как бы не совсем готова к этому, по известным Павлу причинам... И после этих слов Лизавета взяла долгую паузу. Потом она скороговоркой рассказала, что Таня теперь, как и раньше, много времени уделяет детям, и что в настоящий момент они все вместе поехали в аквапарк и дельфинарий. Лизавета пообещала рассказывать Павлу обо всем, что его интересует, и, кроме того, она будет уговаривать Татьяну, чтобы та сменила гнев на милость.
Они немного поболтали о разных пустяках, вроде еды, здоровья и спортивного образа жизни, и потом попрощались друг с дружкой до следующей связи.
Павел был слегка расстроен. Но Лизавета вселила в него надежду. Она как старшая сестра вразумит Таню. Она ее уговорит.
Таня обязательно оттает. Он же знает ее сердце!
Хэмфри Ли Берч
Штаб-квартира ФБР, Вашингтон, округ Колумбия
Март 1996
Хэмфри Ли Берч был не из числа тех рефлексирующих интеллектуалов, что всегда находятся в плену созданной ими самими сложной системы ограничивающих движение фишек и флажков. Он не любил формальностей, и поэтому, едва получив назначение, буквально на следующий день занял кабинет директора ФБР, не по трудившись выждать паузу приличия, покуда его предшественник совершит формальности прощания с кабинетом и заберет все свои silly little things - портреты внуков с рабочего стола и старые любовные письма из личного сейфа...
Впрочем, Хэмфри Ли Берч знал, что в кабинете у его предшественника никогда и не было ничего из личной жизни... Такова их работа, она по сути своей не подпускает к себе людей сентиментальных, справедливо полагая такое качество характера признаком слабости.
Правда, сам Хэмфри Ли, едва въехав в новые рабочие апартаменты, перетащил-таки из дома увеличенную фотографию, на которой ему, юному выпускнику Гарварда Хэмфри Ли Берчу, пожимает руку сам старина Гувер. Берч не однажды удостаивался чести стоять рядом с великими людьми Америки, но в кабинет он велел повесить именно это фото. Хэмфри Берч и Эдгар Гувер. Пусть пораскинут мозгами, пусть поразмышляют его недоброжелатели и те замшелые ленивцы, что окопались в отделах, какую политику он будет проводить, получив под свое начало самую сильную изо всех силовых структур мира...
Демонстрируя полное небрежение антуражем, Берч не давал распоряжения менять мебель и сидел в привычных для Гребински и Макгвайера декорациях.
- Мебель в кабинете прежняя, новые только шеф и его фотка с Гувером, - шепнул Гребински на ухо своему коллеге, когда выйдя из лифта на двенадцатом этаже, они шли по бесконечно длинному коридору.
В кабинете же ни Гребински, ни Макгвайер таких вольностей позволить себе уже не могли.
- Я хочу дать вам послушать две магнитных записи, господа, - начал Берч, подчеркнуто избегая формальных рукопожатий...
Гребински и Макгвайер изобразили на лицах готовность обратиться в слух.
- Первая сделана несколько дней назад, мужской голос принадлежит известному вам лицу, владельцу корпорации "Свитчкрафт", мистеру Гейлу Блитсу, а женский - Дарлин Морвен, вдове также известного вам англичанина, лорда Эндрю Морвена...
Берч нажал кнопку магнитофона.
- Вы помните роман Марио Пьюзо "Крестный отец"? - спросил мужской голос.
- Конечно, и роман, и превосходный фильм с Марлоном Брандо, - ответил голос женский.
- Так вот, там в самом начале романа в семейном бизнесе клана Корлеоне означился конфликт, старые члены семьи, включая самого дона, считали целесообразным продолжать строить бизнес на трех прежних китах - на крышевании профсоюзов, азартных игр и проституции. Но молодые силы в семье видели будущее за быстрыми деньгами наркотиков. И эти разные видения будущего породили кровавую интригу...
- И вы полагаете, что у нас в Ордене нынче складывается похожая ситуация?
- У вас превосходные чутье и интуиция.
- Это одно и то же.
- Тем не менее, надеюсь, у нас здесь никто не хочет такого же развития событий, как в романе?
- Вы угрожаете или констатируете?
- Из двух названных мотивов - безусловно второй... Мне по сути моей профессии полагается функционировать по цепочке: анализ - детерминация - констатация...
- Разве ваши миллиарды и первая позиция в списке Форбса - это деньги за работу врача-диагноста?
- Разумеется, не только! Я не закончил цепочку. Как и в любой науке - а я все же полагаю себя прежде всего именно ученым, а потом бизнесменом, - полная цепочка, выражающая задачи моей деятельности выглядит таким образом: анализ - детерминация - и... и постановка, обращение явления или ситуации себе в утилитарную пользу.
- Да, эта достаточно циничная парадигма современной науки в обществе мне знакома, но вернемся к вашим баранам, вы говорили о ситуации в Ордене и аналогиях с Марио Пьюзо.
- Да, в Ордене тоже есть два явных течения, это представители традиционного воззрения на мировые процессы и проблемы, где деньги олицетворяются исключительно нефтью...
- Петти, Хаммонд и Макмиллан?
