Министерство образования Российской Федерации
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ЛЕСОТЕХНИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ
МЕЖВУЗОВСКИЙ УЧЕБНО-НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЦЕНТР “ЭДУКОЛОГ” –
ФИЛИАЛ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ЦЕНТРА
ПРОБЛЕМ КАЧЕСТВА ПОДГОТОВКИ СПЕЦИАЛИСТОВ
В.И. Прокопцов
ЭДУКОЛОГИЯ:
ПРИНЦИПИАЛЬНО НОВАЯ НАУКА ОБРАЗОВАНИЯ
ФРАКТАЛ 1
ЭДУКОЛОГИЯ: ОРИЕНТИРОВОЧНАЯ ОСНОВА
КОЛЛЕКТИВНО-ИНТЕРСУБЪЕКТНОЙ
СИСТЕМОМЫСЛЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ
СОЗИДАТЕЛЕЙ И ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ ЭДУКОЛОГИИ
Санкт-Петербург
2002
ББК 74 Э1
П 13
Рассмотрено и рекомендовано к изданию
Научно-методическим советом Санкт-Петербургской
государственной лесотехнической академии 20 июня 2002 г.
А в т о р
В.И. Прокопцов, научный руководитель Межвузовского учебно-
научно-методического центра «Эдуколог» – филиала Исследовательского центра
проблем качества подготовки специалистов при СПб ЛТА,
академик Академии акмеологических наук, член Петровской академии наук и искусств
Н а у ч н ы й р е д а к т о р
В.А. Извозчиков, доктор физико-математических наук, профессор (РГПУ им. А.И. Герцена)
Р е ц е н з е н т ы :
Р.Ф. Жуков, доктор технических наук, профессор (СПб ГИЭУ),
В.И. Спицнадель, доктор экономических наук, профессор (БГТУ)
П 13 П р о к о п ц о в В.И. Эдукология: принципиально новая наука образования. В 4 фракталах. Фрактал 1. Эдукология: Ориентировочная основа коллективно-интерсубъектной системомыследеятельности созидателей и пользователей эдукологии. (Авторская версия-навигация). СПб.: СПб ЛТА, 2002. 344 с.
Работа посвящена «пространственно-объемному», синтагмоинтегративному представлению, концептуализации, рассмотрению, обсуждению и в первом приближении решению проблемных вопросов развития современных образовательных наук в целом и проблемной сверхзадачи созидания принципиально новой науки образования – эдукологии, в частности.
В многозначном контексте изложены результаты авторского многолетнего опыта осуществления инициативного и участия в выполнении коллективного (в частности, по программе и планам работы МУНМЦ «Эдуколог» – филиала ИЦ ПКПС) «перманентного» Комплексно-Системного Интердисциплинарного Исследования и Разработки (КСИИР) оснований и приложений названных наук. Базальную основу этих результатов составляют следующие новации (ноу-хау автора): концептуальная модель теории эргопедагогических систем (теоретических оснований эргопедагогики); СИМПТОМ: Педагогики; Симптомология; концепция «тройного опережения»; эдукологическая картина мира и диалектическая и/или созидательная эклектика как целокупные философско-логико-методолого-теоретические основания последней; позитивный ноумен «бесконечно-бесконечнозначное разнообразие» – ББР, диалектический партнер «бесконечно-бесконечнозначного соответствия» – ББС; фрактально-диалектическая и/или фронтально-диатропическая Авторская Концептуальная Модель Эдукологии – АКМЭ и ее ФУНИКУЛЕР; эдукологический гипертекст.
Работа составлена в форме проблемоориентированного гипержурнала. Адресована специалистам образования и в первую очередь магистрантам, адъюнктам и аспирантам, начинающим со-исследователям, со-разработчикам и пользователям эдукологии.
ББК 74 Э1
П 13
© В.И. Прокопцов, 2002
© Санкт-Петербургская государственная
Темплан 2002 г. Изд. № 130. лесотехническая академия (СПбЛТА), 2002
ISBN 5–9239–0039–4 © МУНМЦ «Эдуколог» – филиал ИЦ ПКПС, 2002
Дорогому и любимому правнуку
Евгению Викторовичу
посвящается
МАНИФЕСТ ВЕЛИКОЙ И/ИЛИ ВСЕЕДИНОЙ ЭДУКОЛОГИИ
(Вместо предисловия-введения)
1. Если вы хотите, чтобы дерево приносило больше плодов, чем обычно, вам нечего делать с его ветвями, а нужно взрыхлить землю и подложить новую почву под корни.
Ф.Бэкон (1561–1626)
2. Предисловия и послесловия как своеобразные политические манифесты широко применялись древнерусскими писателями начиная с XI в. Массовое распространение они получили с введением книгопечатания, становясь непременным элементом старопечатных книг, при этом часто сохраняющим самостоятельное значение.
А.С. Елеонская (1990)
3.... как написано в одном старом учебнике, «предметом для введения в науку обыкновенно назначают предварительные о ней понятия, то есть такие понятия, которые не могут войти в состав науки, однакож существенно к ней относятся и необходимо ею предполагаются».
В.А. Успенский (1965)
4. Есть много способов скомпрометировать какое-либо новое направление в науке. И один из самых эффективных – непомерное преувеличение его возможностей. Со временем обязательно обнаруживается, что многие надежды это направление не оправдало. И тогда вступает в силу закон обывательской логики: «Если вы не можете всего, вы не можете ничего»…
А.А. Зиновьев (1967)
I. Космос–Общество–Природа–Человек–Образование–Культура.
II. Образование за рубежом. III. Наша страна и образование. IV. Подготовка специалистов образования. V. МУНМЦ «Эдуколог» как: структурное подразделение вуза, филиал Исследовательского центра проблем качества подготовки специалистов и... виртуальное ассоциированное подразделение Университета ООН. VI. Формула «понятиетеориянаука», -модель «полной» самоорганизующейся эргатической и эргопедагогической системы, концептуальная модель теории эргопедагогических систем, полный инновационный цикл (ПИЦ) эргопедагогики, СИМПТОМ: ПЕД, концепция «тройного опережения», ТЭОРОС: неклассические научно-теоретические основания эдукологии, ФУНИКУЛЕР: Эдукологии, Симптомология, образовательное общество суть эдукологическая система, непрерывное образование как эдукологическая система, ПЕРУНистика (аналог «кентавристики»), диалектическая и/или созидательная эклектика как синтагмо-интегративная конституента пост-неклассического эклектизма, эдукологический гипертекст – основные когнитивно-семантические пятна «жесткого ядра» концептуальных оснований настоящей работы; архитектоника работы.
Настоящая работа, повторяю, адресована в первую очередь и главным образам молодым специалистам образования, начинающим ученым данной области знания – магистрантам, адъюнктам и аспирантам. То есть тем неофитам, кому историей ближайшего будущего предписано не только потреблять принципиально новую науку образования – эдукологию, но с «тройным опережением» и созидать ее. Естественно, при одном главном условии, что... «будущее, если оно еще возможно в современной эволюции Земли» ([1]. С. 161).
В этой связи предназначение данного манифеста – М, как соответствующего предисловия-введения, по замыслу и исполнению автора, гибридно-разноаспектно и многофункционально. А чтобы это предназначение продемонстрировать в наиболее эффективном, многозначном контексте, М составлен в форме аванпроектного эдукологического гипертекста.
Что конкретно означает все отмеченное выше?
Чтобы более или менее содержательно и вместе с тем предельно кратко и наглядно ответить на поставленный вопрос, как говорят, сходу начнем составление упомянутого гипертекста*
[1], притом в качестве «начала начал» последнего (хотя таковой, по определению, в принципе нелинейный, т.е. без начала и без конца) воспользуемся одним из существующего в литературе множества толкований понятия «научная
проблема»:
ОСР-PO: M-I. Экспликация структуры научных проблем
в интеллектуальной деятельности ученого
В основе всякого научного исследования и всей науки в целом, независимо от способа изложения полученных результатов, лежит желание нечто выяснить, структурированная тем или иным способом любознательность (В.П.). Это обстоятельство отмечалось неоднократно многими авторами, так же как и разнообразие норм проявления любознательности: прагматические дилеммы,..., установление недостающих фактов, выяснение истинного значения некоторого данного суждения, предсказание будущих событий и тому подобные формы научной деятельности представляют собой одновременно и формы любознательности. Уже Аристотель, осознавая первичность проблемы по отношению к знанию, говорил, что «любознательность является источником знания».
Вместе с тем, несмотря на важность этой проблематики, анализу вопросно-ответной ситуации в науке уделяется еще явно недостаточное внимание, о чем свидетельствуют высказывания самих представителей методологии науки. Так, один из них пишет: «В исследованиях по теории познания, логике, а также психологии только в сравнительно недавнее время обращено внимание на первое звено мышления вообще и научного в особенности – на саму постановку проблемы. Аристотель был первым и, к сожалению, долгое время единственным мыслителем, который в своих исследованиях отводил этому вопросу должное место. После него предпочитали изучать мышление безотносительно к характеру постановки проблем». (Цацковский З. Проблемы, вопросы и общие принципы их постановки // Вопр. философии. 1968. № 7. С. 34).
Проблема, как исходный пункт научного исследования, попала в сферу внимания современной методологии науки впервые в связи с анализом смысла и значения научных утверждений, предпринятым в методологической программе неопозитивизма (логического эмпиризма). Неразрешимость некоторых проблем объяснялась методологами логического эмпиризма неправильной постановкой самой проблемы. С учетом этого было предложено различать подлинные и мнимые проблемы. Однако нельзя отрицать того, что сопоставление подлинных и мнимых проблем в логико-эмпирической «философии науки» не имело серьезных методологических следствий, поскольку само предпринималось ради решения другой методологической проблемы – разработки критериев эмпирической значимости и смысла научных утверждений (См.: Ледников Е.Е. Критический анализ номиналистических и платонических тенденций в современной логике. Киев, 1973). Эта последняя методологическая проблема в логическом эмпиризме считалась главной, а методологический анализ вопросов и проблем – производной, вторичной задачей методологии науки.
Влияние методологической программы логического эмпиризма приводит к тому, что и сторонники, и критики этого философского направления явным и неявным образом ограничивают виды и формы проблем, возникающих в рамках «собственно» научной деятельности. Научное знание трактуется как совокупность ответов на достаточно узкий, вполне определенный класс вопросов, что и ограничивает формы познавательной деятельности и формы существования знания. В качестве примера ограничений на якобы подлинную научную вопросно-ответную ситуацию можно привести следующие высказывания видных методологов Запада: «Научное объяснение можно считать ответом на почему-вопросы» (N. Resher, 1970); «Я отвергаю все что такое-вопросы: вопросы о том, что есть вещь, в чем ее сущность или истинная природа»
(K. Popper, 1972).
Приводимые высказывания взяты вне обосновывающего их контекста, но именно поэтому они отчетливо показывают маскируемое контекстом ограничение на допустимые в науке виды проблем. Наука при таком подходе выглядит как особый класс вопросов или проблем, согласующихся не с разнообразием проблемных ситуаций, а с особой формой существования знаний – неинтерпретированной знаковой структурой, соединяемой с интерпретированным языком наблюдения посредством правил соответствия. Фактически то, что наиболее изучено в логическом анализе науки, объявляется основанием для отказа рассматривать некоторые виды проблем в качестве научных. Обращение к этому приему хотя и оправдано тем, что он позволяет использовать полученные результаты в некоторой новой области, но в качестве общего принципа методологического анализа вопросно-ответных ситуаций в науке он совершенно неприемлем. Ограничение одним типом вопросов приемлемо лишь в качестве временной меры в методологическом исследовании науки, и нельзя забывать, что оно связано с ограничениями на используемый в науке язык и структуру возможных утверждений, входящих в корпус научного знания. Общие принципы вопросно-ответной методологии науки должны строиться без всяких ограничений, которые не вытекают из сущности проблемной ситуации как исходного пункта научного исследования.
Основную идею вопросно-ответной программы в методологии науки можно выразить следующим образом: 1) в основе научного исследования лежат проблемная ситуация и стремление к пополнению знания, формы выражения которых в вопросе нельзя ограничивать в угоду гносеологическим или техническим соображениям, – скорее следует допускать возможность различных видов вопросов и различных способов их языкового выражения; 2) задача методологического анализа научного исследования в аспекте вопросно-ответной ситуации заключается не в обосновании различного рода ограничений на допустимые типы вопросов, а в описании действующих в науке правил установления корретности формы вопроса и описании методов обнаружения удовлетворительных ответов на поставленные вопросы. Следует не отвергать некоторые виды научной деятельности как «незаконные», а выявлять основания, по которым они допускаются в научной практике вместе с соответствующими им способами поиска ответов...
... Задача вопросно-ответного анализа науки, таким образом, сводится к технической реализации в логическом языке давно отмеченной в методологической литературе зависимости научного знания от некоторого предшествующего ему вопроса.
Необходимость построения принципиально новой методологической схемы анализа науки, ориентированной на естественный порядок построения научного исследования на основе некоторой предваряющей его проблемы (В.П.), была не только осознана в методологической литературе; были предприняты и попытки технически реализовать эту методологическую установку...
… Наиболее полной и разработанной является формальная имитация ли-вопросов и какой-вопросов, в то время как почему-вопросы не имеют еще достаточно убедительных логических экспликаций... Наука, будучи разновидностью творческой деятельности, имеет дело с вопросами, на которые еще нет ответов; если в ней и идет речь о решении проблемы, то в совершенно ином смысле по сравнению с поиском ответов на вопросы обыденной практики и информационно-поисковые запросы. По сути дела, в науке происходит поиск теоретического контекста, в котором вопрос должен стать достаточно осмысленным, чтобы превратиться в научную проблему.
В науке как особом виде деятельности проблемы всегда возникают лишь в рамках некоторого знания, причем существующего в явном виде. Другими словами, прежде чем вопросительное предложение будет трактоваться как научная проблема, необходимы соответствующие объективные предпосылки, включающие в себя разработанный логический и математический аппарат и некоторый категориальный аппарат содержательного знания. Все эти предпосылки составляют контекст постановки научной проблемы, и при различии контекстов одно и то же вопросительное предложение может представлять различные научные
проблемы.
Исходя из этой идеи зависимости смысла вопросительного предложения от контекста, в общем виде проблему можно определить как четверку объектов:
Q = <, (?) S, A, P>,
где < – некоторая фиксированная логика; (?) S – вопросительное предложение; А – принятый математический аппарат; Р – некоторые модальные и содержательные характеристики предлагаемых ответов.
Грамматическая структура вопросительного предложения (?) S определяется традиционно как содержащая оператор вопроса (?), основание вопроса В (х), предпосылку вопроса xВ(х) и переменную вопроса х. Все эти элементы обычно выделяются в какой-вопросах...
... Дальнейшая характеристика вопросно-ответных систем в науке предполагает определение того, что считается ответом. Будем считать ответом последовательность из n+4 элементов М следующего вида:
M = <<, A, T>, <U, R1,…,Rn>>.
Здесь и А определяются точно так же, как и в соответствующем вопросе, и зависят от экспликации вопросительного предложения; Т – множество утверждений, являющихся возможными ответами на вопрос; <U, R1,…,Rn > – реляционная система, состоящая из некоторой области U и определенных на ней отношений R1,…,Rn … Подведем итог. Расширение существовавших рамок вопросно-ответного методологического анализа науки предполагает в общем случае традиционную концепцию вопросно-ответной системы как тройки z = <Q, M, G>, где Q – вопрос, М – ответ, a G – связывающая их процедура. Специфика рассмотрения именно научных ввпросов проявляется в особом определении вопроса Q, ответа М и процедуры G, которое всегда связывается с предварительным выбором достаточно богатой логики для выражения разнообразных типов вопросов и их отношения к ответам, некоторого математического аппарата и с фиксацией контекста вопроса.
В.Н. Карпович [2]
ОСР-РО: M-I.I.... нельзя всерьез думать, что цель науки заключается в умножении проблем, хотя проблемность, безусловна, необходимый компонент развивающегося знания. Исходным звеном в цикле развития знания является не проблема, а теория плюс проблема (В.П.), и аналогичным образом на выходе цикла также должна быть новая теория с новыми проблемами (В.П.)...
А.В. Панин. Диалектический материализм и постпозитивизм. М., 1981
ОСР-Б: M-2.... Искусство исследователя в значительной степени состоит в том, чтобы, учитывая конкретные условия обстановки, места и времени, ставить вопросы таким образом, чтобы к ним были применимы законы формальной логики и чтобы ответы на них освещали самые существенные стороны исследуемого предмета. Недаром говорят, что правильная постановка вопроса иногда не менее ценна, чем решение его...
С. Яновская. Предисловие // Тарский А. Введение в логику
и методологию дедуктивных наук. М., 1948
ОСР-Б: M-3.... Формирование проблемы часто более существенно, чем ее решение, которое может быть делом лишь математического и экспериментального искусства...
А. Энштейн, Л. Инфельд. Эволюция физики. М., 1948. С. 15
ОСР-Б: M-4. Принцип системности и единство «физикалистского» и информационно-семиотического подходов
... «Логика расплывчатости», отображающая механизм формирования «нежестких» объектов, приводит к новой постановке проблемы абстракций (абстрагирования, обобщения), что вместе с разработкой теории нечетких предписаний к деятельности (расплывчатые алгоритмы) вносит новое содержание в традиционную проблематику научной методологии...
Б.В. Бирюков, И.Б. Новик [3]
ОСР-PО: M-5. Проблемология
... науку о решении задач человеком с использованием ЭВМ назовем проблемологией...
В.М. Глушков и др. [4]
ОСР-Б: M-6. Наука не мыслит
…170
До сих пор ментальность совершенно не орефлексировала то, что должно менталитетоизироваться, а то, что произносится, адекватно лишь звеньям определенных верификаций; считая, что только в этом случае мы сможем сохранить ту дистанцию, согласно которой мы и совершаем скачок в ментальность и во все то, что требует орефлексирования, вот что является достоверным: все то, что говорилось нами выше, вряд ли имеет нечто общее с наукой, если оно не будет репродуцироваться в предикате ментальных актов; этот тезис доказывает то, что наука не в состоянии мыслить (В.П.), она не мыслит, потому что модусы и средства и действия не дают ей возможности мыслить, адекватно тому, как мыслят истинные философы, а то, что наука не в состоянии менталитетоизировать, это не есть негативное свойство, а скорее всего это приоритетный феномен; вот почему такая постановка вопроса дает возможность исследователю транспонироваться в предметный континуум и бытийствовать в данной атмосфере, но мы можем также ратифицировать, что хотя наука не мыслит, но она инвариантна и зависит от актов человеческой ментальности.
М. Хайдеггер. [5] C. 106 – 107
ОСР-PО: M-7. Наука (греч. episteme, лат. Scientia) – сфера человеческой деятельности, функцией которой является выработка и теоретическая схематизация объективных знаний о действительности; отрасль культуры, которая существовала не во все времена и не у всех народов. Родоначальниками науки как отрасли культуры, выполняющей самостоятельную функцию, были греки, передавшие затем ее, в качестве особого идеала культурной жизни, европейским народам. Наука образует сущность человеческого знания; по Канту, она есть совокупность знаний, упорядоченная согласно некоторым принципам; реальная упорядоченная связь истинных суждений, предложений (см. Гипотеза, Теория) и проблем, относящихся к действительности в целом и отдельным областям или сторонам ее. В отличие от опытного знания (эмпирии) наука не довольствуется запросом «что», но спрашивает также и «почему», вопрошает об основах и причинах вещей (Аристотель). В анализе она переходит от «целого» к «частям», а в синтезе – наоборот; посредством индукции наука от опыта и наблюдений обращается к понятиям, суждениям и умозаключениям, от отдельного, особенного – к общему, а при помощи дедукции – от общего к частному, всегда проверяя одно другим (см. Метод). Прогресс науки заключается в том, что она все более систематически проникает вглубь и вширь (см. Система.) в действительность, в элементы бытия, событий, т.е. во все более глубоком познании их связей, всеобщей связи действительности вообще, которую мы называем миром. Смысл этой связи исходит от нас самих, из нашего существования с другими и из роли, которую играет в этом событии реальность сущего. Наукой в истинном смысле является наука о мире. По отношению к частным наукам задача философии заключается в том, что она намечает области реально связанных друг с другом объектов. Но наметить предметные области – значит дать не простую схему деления на специальные области, но «вместе с тем и проект, на котором основывается вся конкретная работа мысли и постановка научных вопросов... При этом особенно важно, что этот намечающий области проект реальности и ее строения может сделать видимым лишь то сущее, которое он определяет» (Хайдеггер). И именно потому, что философия в первую очередь должна выработать инструменты мышления, прежде чем вообще сможет обнаружиться какая-нибудь определенная и соответственно новая область реальности (напр., техника стала возможной только тогда, когда уже были налицо метафизические предпосылки господства над природой в современном смысле этого слова; см. Рационализм). Такие проекты возникают постепенно, являясь результатом взаимодействия философии с частными науками. В Западной Европе наука представляет собой продукт развития мысли древних греков, которая, возникнув из мифологического рассмотрения мира, перешла к постижению его в понятиях (см. Европейская философия). Наука в древнегреческой культуре представляла собой целостную науку, и зачатки мышления, идущие в плане частных наук, появившиеся в особенности под влиянием Аристотеля и его школы, таких великих врачей, как Гиппократ, Гален и т.д., а также атомистов, не нарушали целостности науки и картины мира. В эпоху христианского средневековья наука разрабатывалась (и с успехом) как гармоническое целое. Только в конце средних веков произошла (замеченная только немногими мыслителями) подмена понятия «наука» понятием «естествознание». Эта «новая наука» начала свое триумфальное шествие с эпохи Возрождения, когда была признана возможность математического описания результатов, полученных экспериментальным путем, и обнаружена и точно исследована закономерность природы. Эта новая форма приобрела столь большое значение, что Кант оценивал частные науки в зависимости от степени их применения в математике. Под влиянием экспериментально-математической науки коренным образом изменилось мировоззрение европейца и усилилось его влияние на духовную жизнь остальных стран мира... С развитием новой науки возникла необходимость более глубокого разделения ее на специальные. В результате этого часто утрачивалось понимание истинной цели науки как науки о мире в целом, а действительности – как единого целого. Рационализм также превратился в единственно господствующую форму образования и воспитания, что привело к переоценке интеллектуального образования. Это, в свою очередь, отразилось на науке и повлекло за собой все большее и большее превращение ученого в специалиста, а высших учебных заведений – в места по подготовке специалистов.
Из-за отсутствия со стороны частных наук достаточного внимания к этой общей для них всех цели наступил «кризис» науки, который был не только кризисом доверия в отношении вещей, но главным образом кризисом самих ученых... Некоторые мыслители (напр., такие, как Фр. Бэкон, Лейбниц, Даламбер, Кант, В.Вундт, Б.Эрдман, Освальд и др.) пытались объединить частные науки в систему, основанную на единых принципах. Не только возврат к метафизике и применение целостного способа рассмотрения во всех областях науки преодолевают ее «кризис» и способствуют в наше время срастанию частных наук и философии в единую науку в собственном смысле этого слова (см. Studium generale)…
[6]. С. 287 – 289
ОСР-PО: M-7.1. Глобальные революции и смена типов
научной рациональности
В развитии науки можно выделить такие периоды, когда преобразовывались все компоненты ее оснований. Смена научных картин мира сопровождалась коренным изменением нормативных структур исследователя, а также философских оснований науки. Эти периоды правомерно рассматривать как глобальные революции, которые могут приводить к изменению типа научной рациональности... Итак, в историческом развитии науки, начиная с XVII столетия, возникли три типа научной рациональности и соответственно три крупных этапа эволюции науки, сменявшие друг друга в рамках развития техногенной цивилизации: 1) классическая наука (в двух ее стадиях, додисциплинарная и дисциплинарно организованная наука); 2) неклассическая наука; 3) постнеклассическая наука. Между этими этапами существуют своеобразные «перекрытия», причем появление каждого нового этапа не отбрасывало предшествующих достижений, а только очерчивало сферу их действия, их применимость к определенным типам задач.
Каждый этап характеризуется особым состоянием научной деятельности, направленной на постоянный рост объективно-истинного знания. Если схематично представить эту деятельность как отношения «субъект – средства – объект» (включая в понимание субъекта ценностно-целевые структуры деятельности, знания и навыки применения методов и средств), то описанные этапы эволюции науки выступают в качестве разных типов научной рациональности, характеризующихся различной глубиной рефлексии по отношению к самой научной деятельности.
Классический тип научной рациональности, центрируя внимание на объекте, стремится при теоретическом объяснении и описании элиминировать все, что относится к субъекту, средствам и операциям его деятельности. Такая элиминация рассматривается как необходимое условие получения объективно-истинного знания о мире. Цели и ценности науки, определяющие стратегии исследования и способы фрагментации мира, на этом этапе, как и на всех остальных, детермированы доминирующими в культуре мировоззренческими установками и ценностными ориентациями. Но классическая наука не осмысливает этих детерминаций...
Неклассический тип научной рациональности учитывает связи между знаниями об объекте и характером средств и операций деятельности. Экспликация этих связей рассматривается в качестве условий объективно-истинного описания и объяснения мира. Но связи между внутринаучными и социальными ценностями и целями по-прежнему не являются предметом научной рефлексии, хотя имплицитно они определяют характер знаний (определяют, что именно и каким способом мы выделяем и осмысливаем в мире)...
Постнеклассический тип рациональности расширяет поле рефлексии над деятельностью. Он учитывает соотнесенность получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций деятельности, но и с ценностно-целевыми структурами. Причем эксплицируется связь внутринаучных целей с вненаучными, социальными ценностями и целями...
... Каждый новый тип научной рациональности характеризуется особыми, свойственными ему основаниями науки, которые позволяют выделять в мире и исследовать соответствующие типы системных объектов (простые, сложные, саморазвивающиеся системы). При этом возникновение нового типа рациональности и нового образа науки не следует понимать упрощенно в том смысле, что каждый новый этап приводит к полному исчезновению представлений и методологических установок предшествующего этапа. Напротив, между ними существует преемственность. Неклассическая наука вовсе не уничтожила классическую рациональность, а только ограничила сферу ее деятельности... Точно так же становление постнеклассической науки не приводит к уничтожению всех представлений и познавательных установок неклассического и классического исследования. Они будут использоваться в некоторых познавательных ситуациях, но только утратят статус доминирующих и определяющих облик науки...
В.С. Степин [7]. С. 177 – 189
ОСР-РО: М-7.2. Модель вместо закона
Модель – это весьма многозначное понятие. Чжао-Юань-Жень (1965) приводит список 30 синонимов, или характеристик, «модели»,
9 несинонимов, или понятий, противопоставляемых модели... Вряд ли тут стоит давать скрупулезное определение понятия модели. Читатель получит ясное представление о нем из рассмотренных ниже примеров. Обратим внимание лишь на то, что понятию математической модели, существующему сейчас в кибернетике, можно противопоставить понятие закона в науке. Такое противопоставление потребовалось, когда пришлась снизить требования, предъявляемые к математическому описанию наблюдаемых явлений. Закон в науке имеет характер некоторой абсолютной категории на данном уровне знаний. Он может быть либо безусловно верен, либо безусловно неверен, и тогда просто отвергается. Нельзя говорить о хороших и о плохих законах – такое утверждение просто лишено смысла. Точно так же нельзя говорить о том, что одно и то же явление можно объяснить двумя или несколькими слегка различными законами …
... Совсем иные требования предъявляются к математической модели, применяемой для описания диффузной системы. Здесь уже не идет речь об абсолютной категории. Математическая модель может давать лишь какое-то представление о поведении плохо организованной системы (ПOC). Одни и те же аспекты изучаемой ПОС можно описывать различными моделями, одновременно имеющими право на существование. Можно говорить о том, что одни из этих моделей в каком-то смысле хороши, другие – плохи. Всегда можно специально оговорить, как и с помощью каких критериев производится оценка модели...
В.В. Налимов [8]
ОСР-РО: М-7.3. От наукоучения – к логике культуры
... В XX веке стало необходимым – для Шпенглера и Тойнби, для Леви-Стросса и Бахтина, для подспудного сознания каждого мыслящего человека – осознать и осмыслить какое-то странное и резкое отщепление идеи «культуры» от идей «образования», «цивилизации», «формации»...
... Думаю, что именно в соотношении с идеей «образования» (этой исходной отправной точки логики Гегеля) всеобщий смысл культуры может быть очерчен наиболее сжато и – для начала – образно.
В истории человеческого духа и вообще в истории человеческих свершений существует два типа, две формы «исторической наследственности». Одна форма укладывается в схематизм восхождения по лестнице «прогресса», или – пусть даже мягче – развития. Так, в образовании, в движении по схематизму науки (но науки, понятой не как один из феноменов целостной культуры, а как единственно всеобщее, всеохватывающее определение деятельности нашего ума) каждая следующая ступень выше предыдущей, вбирает ее в себя, развивает все положительное, что было достигнуто на той ступеньке, которую уже прошел наш ум (все глубже проникая в единственную истину), наши ноги и руки (создавая все более совершенные орудия труда), наше социальное общение (восходя к все более и более «настоящей» «формации», оставляя внизу до- и предысторическое бытие человека). В этом восхождении все предшествующее: знания, старые орудия труда, пережившие себя «формации»... конечно, не исчезает «в никуда», оно «уплотняется», «снимается», перестраивается, теряет свое собственное бытие – в знании и умении высшем, более истинном, более систематизированном и т.д. Образованный человек – это тот, кто сумел «перемотать» в свой ум и в свое умение все то, что достигнуто на «пройденных ступенях», причем «перемотал» в единственно возможном (иначе всего не освоить!) виде: в той самой уплотненности, снятости, упрощенности, что лучше всего реализуется в «последнем слове» Учебника. В самом деле, какой чудак будет изучать механику по трудам Галилея или Ньютона; математику – по «началам» Евклида, даже квантовую механику – по работам Бора или Гейзенберга (a не по современным толковым учебникам или – сделаем уступку – по самым последним научным трудам).
Это – об «образовании».
Культура строится и «развивается» совсем по-другому, по противоположному схематизму. Здесь возможно оттолкнуться от одного особенного феномена.
Существует одна сфера человеческих свершений, что никак не укладывается в схематизм восхождения (Ньютоново: «Я карлик, стоящий на плечах гиганта» – предшествующих поколений...). Эта сфера – искусство. Здесь даже на «глазок» – все иначе. Во-первых, здесь нельзя сказать, что, допустим, Софокл «снят» Шекспиром, что подлинник Пикассо сделал ненужным открывать подлинник (обязательно подлинник) Рембрандта.
Даже резче: здесь не только Шекспир невозможен (ну конечно же) без Софокла или Брехт – без Шекспира, без внутренней переклички, отталкивания, переосмысления, но и – обязательно – обратно: Софокл невозможен без Шекспира; Софокл иначе – но более уникально – понимается и иначе формируется в сопряжении с Шекспиром. В искусстве «раньше» и «позже» соотносительны, одновременны, предшествуют друг другу, наконец, это есть корни друг друга. Не только в нашем понимании, но и именно во все большей уникальности, «уплотненности», всеобщности собственного, особенного, неповторимого бытия.
В искусстве явно действует не схематизм «восходящей лестницы с преодоленными ступенями», но схематизм драматичecкoгo произведения (В.П.)...
... Такой схематизм художественной наследственности всегда сохраняет свои основные особенности, и схематизм этот коренным образом отличается от схематизма «образования», «цивилизации», формационного развития, как бы их ни понимать...
... Но в XX веке с особой силой обнаруживается, что такой схематизм истории искусства есть лишь особый и особенно наглядный случай некоего всеобщего феномена – бытия в культуре. Причем, в том же едином ключе – и скажу определеннее – в ключе культуры – необходимо сейчас понимать и развитие самой науки, еще недавно породившей схему «восходящего развития», уплотнения знания и т.д. «Принцип соответствия», идея «предельного» перехода, соотношение дополнительности, парадоксы теории множеств в математике, вообще – парадоксы обоснования начал математики – все это заставляет утверждать: наука также может и должна быть понята и развиваема как феномен культуры, то есть... как форма общения античных – средневековых – нововременных форм ответа на вопрос: что есть «элементарность», «число», «множество» и т.д.?
Снова тот же культурологический парадокс: не обобщение, но общение различных форм понимания – вот формула движения к всеобщности в современных позитивных науках...
В.С. Библер [9]. С. 281 – 285
ОСР-РО: М-7.3.1. Драматургия творчества. Святая сила
вдохновения
Высшее совершенство человека не только в том, что он
действует свободно, но и в том, что действует разумно;
пожалуй, это даже одно и то же...
Г. Лейбниц
Творчество без разума?
«Кого боги хотят наказать, того они лишают разума», – гласит старинная пословица, ведь человек без разума – уже не человек. Рациональная деятельность является главным условием и средством существования и развития как отдельной личности, так и всего человечества. Наши надежды на будущее связаны с возникновением ноосферы – эпохи разума на Земле. Но странное дело, во многих рассказах о творчестве – художественном, техническом, научном – разуму, рациональности, логике отводится весьма скромная роль.
Если верить таким рассказам, драма творчества разыгрывается примерно по следующему сюжету: труженик разум методично, старательно и добросовестно работает, но его преследуют неудачи. И тут на авансцене внезапно, откуда ни возьмись, появляется дружная пара главных персонажей творческого действия – его величество случай, счастливый и неожиданный, и ее высочество интуиция, непостижимая и таинственная. Это, наверное, волшебники. А может быть, просто фокусники, бродячие факиры. Оттеснив беспомощный разум куда-то за кулисы, они быстро и легко производят на свет искомый результат. И так ловко, что не только зрители с галерки (мы с Вами, читатель), но и само сознание (которое как будто является режиссером спектакля) не могут понять, как он родился. Сделав свое дело, волшебники подбрасывают новорожденное дитя вызванному снова из-за кулис разуму, который усыновляет подкидыша, заботливо взращивает его и находит ему должное место в храме культуры.
Удивительно, но факт: нерациональные, не имеющие никакого отношения к разуму и неподвластные ему обстоятельства объявляются главными движущими силами творчества, а разум предстает как бестолковый упрямец, который не способен к подлинному творчеству, а то и мешает ему. Тогда, может быть, боги, лишая человека разума, не наказывают его, а, наоборот, награждают высшим даром – способностью к творчеству? Утверждал же Платон, что бывает такого рода безумие, которое должно считаться скорее благом, чем злом. «Безумству храбрых поем мы песню...» Но все-таки – творчество без разума! – что тут можно натворить? Нет, в конце концов такая награда вce равно обернется для человечества наказанием божьим...
Представление о том, что плоды творчества созревают не на древе разума, что они попадают в сознание человека невесть откуда, имеет длинную историю. Здесь можно обнаружить несколько вариантов...
... Конечно, мнения самих творцов заслуживают того, чтобы к ним прислушаться. Как-никак это свидетельства «из первых рук». Но все же они – не более чем мнения. Творческий процесс в них описывается лишь на феноменологическом уровне, то есть они фиксируют некоторые явления в том виде, в каком эти явления представляются в сознании творческой личности. Но стоит задуматься, что стоит за подобными описаниями.
Миф о непостижимой интуиции
Прежде всего, нужно обратить внимание на смысл, который вкладывается в понятие «разум». Сводится ли деятельность разума к одним только сознательно выполняемым процессам логического рассуждения? Нет, не сводится – хотя бы потому, что разум оперирует не только абстрактными логическими понятиями, но и наглядными образами, чувственными представлениями. Он обитает в обоих полушариях головного мозга, и правое из них является его жилищем не в меньшей мере, чем левее. Стройные шеренги силлогизмов, вереницы логических умозаключений, непрерывно следующих друг за другом, – не единственные продукты разумного мышления, ими не исчерпывается его содержание. Оно способно и к различного рода внелогическим операциям – смелой игре воображения, подключению эмоций к оценке и выбору тех или иных решений, комбинированию и синтезу отдаленных, лишенных какой-либо логической связи представлений. Именно включение в процесс мышления таких «нелогичных» ходов мысли и питает его творческий потенциал.
Мышление разумно тогда, когда оно не нарушает логику. Но одно соблюдение логики еще не делает его разумным. Более того, только перестройка привычной логики рассуждений может привести к рождению принципиально новой идеи. И в этом случае разумным является как раз то мышление, которое совершает такую перестройку. Если она удачна, то нарушение старых логических канонов здесь в конце концов оправдывается нахождением новых. Нелогичные действия разума получают (хотя и задним числом) рациональное логическое обоснование.
Итак, творческое мышление наряжу с логически упорядоченными мыслительными процессами включает в себя также и внелогическую (или «экстралогическую», как говорил Эйнштейн) деятельность разума. Она-то и играет важнейшую роль в создании новых идей.
Но ведь нелогическая деятельность разума – это же ее высочество интуиция! Та самая – таинственная и непостижимая, которая непонятно как рождает искомый результат. Оказывается, эта фея-волшебница – вовсе не постороннее разуму действующее лицо, а тот же самый разум, вернее одна из его ипостасей... Интуиция, хотя и берет на себя в творческом действии роль более важную, чем разум, но это всего лишь маскарад. На самом деле она не более чем замаскированная часть разума.
Вся драматургия творчества теперь выглядит иначе, чем рисовалась раньше. Не столь уж бестолков разум, как казалось. И не без его участия появился на свет искомый результат. Это не усыновленный им подкидыш, а его родной сын.
Неразумная интуиция – это иллюзия. Но почему она возникает? Почему творцу кажется, что результат творчества рождается как-то помимо его разума и лишь подкидывается ему? Попробуем в этом разобраться. Как протекает внелогическая, или, как теперь мы можем сказать, интуитивная, деятельность разума? Ответ сопряжен с большими трудностями. Дело в том, что «творческая кухня», в которой разум обрабатывает «исходное сырье» и создает из него свои шедевры, закрыт для посторонних. На свет подается только «готовое блюдо»...
Миф о счастливом случае
Обратимся теперь к другому персонажу, который претендует на главную роль в творчестве, – его величеству случаю. Когда он – главный герой творческого акта, все выглядит совсем просто. На голову Ньютона упало яблоко, и... Сотни подобных рассказов можно прочитать на страницах книг о творчестве выдающихся ученых, писателей, художников, изобретателей. Меняются имена и обстоятельства, но неизменно повторяется один и тот же сюжет: однажды ученый N (инженер, поэт, скульптор...) случайно увидел (услышал, ушибся о..., натолкнулся на...) предмет X, и вдруг у него родилась идея У...
... Вот ведь как везло людям! Не ждали, не гадали – и пожалуйста: вдруг привалило счастье. Вдруг! Как выигрыш в лотерее. Он может достаться каждому, независимо от его личных качеств, знаний и усилий. Вдруг – это значит, что у всех равные возможности. Любому может повезти...
В лотерее – да. Но в творчестве – любому ли?... Несомненно, наука и техника действительно изобилуют счастливыми случайностями. Однако счастливыми-то они становятся только для тех, кто умеет их использовать. «Случай помогает лишь умам, подготовленным к открытиям путем усидчивых занятий и упорных трудов», – сказал Пастер...
... Нет, ход творческой деятельности людей и ее результаты определяет все же не его величество случай. Роль главного героя в драме творчества ему явно не по плечу. Такое представление о нем – это миф, иллюзия...
... Однако пора делать выводы. Главные герои творческой деятельности – не случай и не интуиция. На сцене перед нами один главный герой – разум. Он-то и является подлинным властителем и повелителем в царстве творчества. Его величество Разум!
Пять шагов к творческому успеху
Гораздо более сложен творческий процесс и драматичен, чем это может показаться при чтении занимательных историй о счастливых случайностях и внезапных вспышках интуитивного «прозрения». Он идет по другому сценарию. Примерно так.
Акт первый. Постановка задачи…
Акт второй. Поиск решения…
Акт третий. Рождение идеи…
Акт четвертый. Разработка концепции...
Акт пятый. Материализация результата...
... Несомненно, наше описание творческого процесса, схематизирует его. Живая творческая деятельность бесконечно разнообразна, и ее, вероятно, в принципе невозможно уложить раз и навсегда в прокрустово ложе той или иной схемы. Каждый из пяти актов творческого процесса может иметь тысячи вариаций, эти акты могут по-разному сочетаться и переплетаться, некоторые из них могут совпадать друг с другом или отсутствовать вообще. Но воля, знания, талант, рассудок, мастерство нужны во всякой творческой деятельности. Для достижения успеха надо хотеть, искать, догадаться, сделать. Из всех этих действий, совершаемых под руководством Разума, и складываются будни и праздники творческого труда.
А. Кармин [10]
ОСР-PO: M-7.3.1.1.1. Возможно ли построение логики научного
открытия?
... Для подлинно научных открытий единой, всеохватывающей логики быть не может. Но различные логические методы плюс талант – вот тот путь, который дает открытие.
Г.И. Рузавин [11]
ОСР-PO: M-7.3.1.2. Креативные гении – в чем их отличие?
У меня нет особого таланта, я просто очень любопытен.
Альберт Эйнштейн
Надо, чтобы даже глухие это услышали.
Томас Эдисон
Искусство – это не истина, искусство – это ложь, которая помогает нам понять истину.
Пабло Пикассо
Чем определяются творческие способности личности? Врожденными качествами или талантом, как принято считать? Действительно ли природа важнее воспитания, а наследственность преобладает над социальными факторами? Может показаться, что нет, если вы изучите историю жизни таких великих гениев как Эдисон, Пикассо, Эйнштейн и еще 13 личностей, исследуемых в этой работе. Согласно Фрейду, формирование личности происходит между 5 и 8 годами. Несомненно, большинство наших особенностей и поведенческих идиосинкразий сформировались под воздействием полученного в детстве опыта, но есть все основания полагать, что сформированная в детстве сущность является скрытой и проявляется опосредовано.
Альберт Эйнштейн был гениальным ученым ядерной эры, Пабло Пикассо – самым культовым художником XX века, а Томас Эдисон – наиболее плодовитым в истории изобретателей. По нашему мнению, сравнительный анализ мотивов, побудивших их к деятельности, – истоков столь невероятных созидательных и инновационных способностей, позволяет выделить основополагающие факторы креативного таланта. Сходство жизненного опыта и поведенческих характеристик этих трех титанов прогресса поразительно. Кроме того, удивительное совпадение этих параметров было обнаружено и у 13 современных инноваторов, рассмотренных в этой работе. Эта обособленная группа индивидуумов, имеющая кроме общих черт и различия, которые и будут рассматриваться в дальнейшем.
В результате перемены места жительства
в детстве формируется независимость
Ирония в том, что многие факторы, определяющие будущее креативное поведение, происходят из раннего опыта духовного соприкосновения с окружающим миром. Изменение места жительства в раннем возрасте является одним из этих факторов. Он обнаружен практически у всех героев данного исследования...
Отцы-предприниматели
Отец Эдисона торговал лесоматериалами, зерном и другими видами товаров. Успехи и неудачи чередовались и служили причиной частных смен места жительства. Именно это определило принятое Томасом в 12 лет решение начать карьеру предпринимателя. Отец Пикассо работал в качестве репетитора, учителя, художника и куратора в разные периоды своей полной взлетов и падений жизни в Испании XIX века. Ему постоянно предлагали новую работу или увольняли, что создавало массу неудобств для семьи. Отец Эйнштейна был управляющим магазина технологического оборудования в Германии XIX века. Он специализировался на инженерных проектах с применением электричества, и, по меньшей мере, трижды терпел полный провал. Он настаивал, чтобы сын стал инженером-электриком, но Альберт сопротивлялся.
Первенцы
Эйнштейн и Пикассо были первенцами, равно как и 9 из 13 современных инноваторов, исследуемых в данной работе...
Необычное женское влияние на воспитание ребенка
В доме Пикассо было пять женщин, которые пестовали его до 5 лет. Мать говорила ему: «Если выберешь карьеру военного, то обязательно станешь генералом, а если пойдешь в монахи, то в будущем станешь папой» (Хаффингтон, I988). О неординарном влиянии этой женщины свидетельствует и то, что Пабло взял фамилию матери – Пикассо, а не отца – Руиз. Согласно утверждениям биографа у Пикассо «на протяжении всей жизни было особое отношение к женщинам. Свой страх перед властью женщин он прикрывал презрением».
Томас Эдисон говорил: «Мать создала меня, понимала меня, потакала моим увлечениям»... Эйнштейн был объектом удвоенного внимания – со стороны матери – еврейки и сестры, которые боготворили его. Он был гораздо больше предан своей сестре, чем женщинам, которые были в его жизни. Его биограф Кларк сказал: «Он предпочитал, чтобы его окружали женщины, нежели мужчины».
Бунт против традиций
В еврейской семье Эйнштейна бытовали настолько нетрадиционные и независимые взгляды, что родители отдали Альберта учиться в Католическую начальную школу. Альберт Эйнштейн всегда имел «устойчивое непочтение к властям», как писал Рональд Кларк. Он питал отвращение к германскому авторитаризму и отказался от немецкого гражданства в пятнадцать лет. Пикассо, со своей стороны, отрицал любую власть. «У него было всепоглащающее желание оспаривать, шокировать, разрушать и переделывать мир», – писал Матисс. Пикассо заявлял: «Я категорически против всего, я абсолютно уверен, что все неизвестно, что все враждебно». (Хаффингтон, 1988). В начальной школе он сознательно нарушал правила, чтобы попасть в карцер и заняться любимым делом – рисованием. Эдисон всегда был сам по себе и поступал по собственному разумению. Его никогда не признавал научный истеблишмент, а он, в свою очередь, не признавал их. Средства массовой информации характеризовали его как «эксцентрика и иконоборца». Он получал удовольствие от того, что его высказывания удивляли, ошеломляли, раздражали слушателей.
Отстающие ученики в детстве
У обоих, и у Пикассо и у Эйнштейна, наблюдалась дизлексия. Эдисон поступил в школу лишь в восемь лет и проучился всего три месяца. Позже он говорил: «Вы думаете, я чему-нибудь научился в школе? Преподаватели, обученные в университете, объясняли нам формальные вещи и упускали из виду великие тайны природы». (Джозефсон, 1959). Пикассо не сдал экзамена за начальную школу, и отцу пришлось дать взятку, чтобы ему разрешили продолжить обучение. Чтение и правописание были для него непостижимыми тайнами. Эйнштейн научился говорить очень поздно, а к девяти годам его речь была довольно медленной. Его исключили из Мюнхенской гимназии за неуспеваемость, и на вопрос отца, какая профессия подошла бы Альберту, директор гимназии ответил: «Неважно, чем он будет заниматься, он ни в чем не добьется успеха». (Кларк, 1988). Все трое страстно ненавидели школу, также как и другие герои этой книги. Многим из них было предложено покинуть учебные заведения из-за неуспеваемости (в частности, Тернеру
и Монагену).
Раннее проявление любознательности
У Эдисона в 10 лет была собственная лаборатория, а в двенадцать собственный бизнес – торговал продуктами на железнодорожной станции. Подростком он отправился путешествовать по стране и подрабатывал телеграфистом, чернорабочим и механиком. В этот период начал производить эксперименты и сделал первые изобретения. К 20 годам руководил собственным конструкторским бюро. Пикассо научился рисовать раньше, чем говорить и писать. Его первые слова были «грифель для карандаша» и «рисовать». Он познавал волшебное удовольствие от творчества, когда начал передавать свои внутренние ощущения родителям и близким посредством рисунка. В семь лет он изобразил портрет Малаги, а в восемь написал маслом бой быков. Позже он говорил: «У меня никогда не было детских рисунков. Никогда. Даже, когда я был совсем маленьким мальчиком». Эйнштейн аналитически установил, что нечто в космосе должно быть причиной того, что компас его отца всегда однонаправлен. Альберт стал самостоятельно распоряжаться своим образованием и собой в возрасте пятнадцати лет. Он стал хозяином своей судьбы очень рано.
Работа превыше всего
Эдисон работал по восемнадцать часов в сутки большую часть своей жизни, а в 75 лет сократил это время до шестнадцати часов – двух рабочих смен в день... Работа была для него элексиром жизни, также как и для других креативных гениев, включая Пикассо и Эйнштейна...
Непоколебимый оптимизм и вера в себя
Все великие инноваторы настолько верили в свои возможности, что воспринимались как излишне самонадеянные. Учителя Эйнштейна скептически отнеслись к ранним проявлениям его таланта, задетые его самоуверенностью... У Эйнштейна была причина для самоуверенности, он был действительно одним из тех, кто «знал». Он верил в себя настолько, что подвергал сомнению физику Ньютона и все научные доктрины того времени. Его оптимизм был порождением пытливого ума, способного перешагнуть через общепринятые догмы.
У Эдисона была непоколебимая вера в каждое свое изобретение. Он говорил: «Проблема других изобретателей в том, что после нескольких неудач они бросают начатое. Я же никогда не сдаюсь, пока не добьюсь желаемого» (Джозефсон, 1959)... Самоуверенность сквозит и в словах Пикассо: «Я не пишу, я нахожу»... В восемнадцать лет Пикассо написал автопортрет под названием «Я – король». Это еще одно свидетельство его безмерной самоуверенности.
Жадные до чтения в детстве
Книги часто становятся наставниками, друзьями, спутниками жизни гениев. Эдисон погрузился в литературу в очень раннем возрасте. В 10 лет он прочел «Отверженные» Виктора Гюго, а немного позже – «Принципы» Ньютона. Известно высказывание двенадцатилетнего Эдисона: «Моим домом была Публичная библиотека Детройта. Я начал с первой книги на нижней полке и одну за одной прочел их все. Я прочел не несколько книг, я прочел целую библиотеку». Его метод постижения новых истин был таков: он покупал книгу по интересующему вопросу и изучал ее. Эйнштейн в 13 лет прочел «Критику чистого разума» Иммануила Канта и понял ее. В качестве развлечения он читал Дарвина и научные труды других авторов... Жажда чтения и поиск кумиров неотъемлемы для большинства новаторов и креативных гениев. Литература оказывает неизгладимое влияние на психику молодой личности и формирует позитивные модели поведения, воплощаемые в дальнейшей жизни.
Харизматический шоумен
Способность очаровать и увлечь последователей является фундаментальным качеством великого лидера. На первый взгляд, интроверты Эдисон и Пикассо не ассоциируются с понятием харизматической личности и шоумена. Биограф Эйнштейна Р.Кларк говорил: «Если харизму рассматривать в современном контексте отдельно от общественных отношений, то Эйнштейн обладал ею»... Харизматическое влияние Пикассо было легендарным... Его близкий друг поэт Жан Кокто считал, что Пикассо был присущ электрический заряд, вызывающий... озноб, страсть. Он безраздельно владел аудиторией, излучал магнетическое сияние и буквально космическую непоколебимую уверенность в себе...... Эдисон обладал непоколебимым и заразительным энтузиазмом...
Заключение
Мы достаточно полно рассмотрели факторы, играющие основную роль в формировании креативной личности. Они оказываются практически неизменны как для выросших в XIX веке – Эйнштейна, Эдисона и Пикассо, так и для поколения второй половины XX века – Тернера, Гейтса, Смита и др. Все они обладают громадной работоспособностью и новаторским духом. Это доказывает, что успех приходит к тому, кто, используя всю свою энергию, неуклонно движется к заветной цели, черпая силы в неиссякаемой вере в себя, и воплощает мечты в реальность независимо от обстоятельств...
Джин Н. Ландрам [12]. С. 8 – 20
ОСР-PO: М-7.3.1.3. Стать гением: От инстинкта к разуму
Наша страна, покончив с царизмом, по уровню интеллектуализации молодежи сумела за короткий период времени выйти на третье место в мире, но за последние 40 лет была отброшена на пятьдесят седьмое. В книге рассказывается об исследованиях ученых, пытающихся выяснить, какая часть интеллектуального потенциала человеческого мозга дается нам в наследство от родителей, а какая является плодом его индивидуального развития, осуществляющегося под воздействием социальной среды и воспитания в самом широком значении этого слова.
Автор – доктор биологических наук – адресует свою работу тем читателям, которым приходилось задумываться над вопросом, обречены ли мы ограничиваться лишь врожденными задатками нашего мозга вынуждены ли довольствоваться полученным наследством или способны приумножать его, усовершенствовать и развивать свой интеллект. Книга – гимн скрытым возможностям нашего мозга, призыв как можно полнее использовать его неисчерпаемый материал...
С.Ф. Сергеев [13]
ОСР-РО: М-7.3.1.4. Мое мировоззрение
Мозг – внеестественное создание; по своей природе – шире космоса.
Мозг – не имеет аналогов в природе.
Мозг – самая надежная сложная структура, самая выживаемая.
Мозг – любит трудиться; клетки мозга работают всегда, но им нужен сигнал.
Человек, который работает на уровне сознания и подсознания, самый творческий человек...
Н.П. Бехтерева // Телепередача, от 02.10.94
ОСР-PO: M-7. 3.1.5. Эмпирическая «Формула творчества»
... Данный принцип отражает известный из опыта прошлого факт, что в творческой личности содержатся компоненты как порожденных, так и приобретенных способностей. При этом феномен научно-технического творчества обусловлен не только наличием необходимых специалисту знаний, умений и навыков, которые, конечно, необходимы, но недостаточны. В подтверждение этого можно привести эмпирическую «формулу творчества» Л.И. Филипова, качественно отражающую характер имеющихся взаимообусловленностей:
Т = (З + Сс) [(Л + Н + В)НсЭ + lg Ск].
Здесь: З – знания; Сс – способность к самообразованию; Л – любознательность; Н – наблюдательность; В – воображение; Ск – скептицизм; Нс – настойчивость; Э – энтузиазм; П – память; Ф – физическое
здоровье.
Следует обратить внимание на то, что если множитель (З + Сс) равен нулю, то и творчество Т равно нулю. При этом Т слабо зависит от Ск (логарифмический рост) и, наоборот, аргументы Нс и Э входят в показатель степенной зависимости, которая, как известно, растет очень быстро...
А.А. Добряков [14]
ОСР-Б: М-8. На грани третьего тысячелетия: что осмыслили
мы, приближаясь к XXI веку
Введение
Двадцатый век движется к своему закату. Естественно оценить то, что мы пережили за время его развития. Отчаяние. Войны невиданной силы – только Вторая мировая унесла 60 миллионов человек (из них 27 миллионов в нашей тогдашней стране). Репрессии невиданного масштаба. Эпидемия наркомании. Нестерпимый бандитизм и безумный
терроризм.
И в то же время расцвет интеллектуальной деятельности. И безудержный технический прогресс, сметающий жизнь на Земле, покоряющий самого человека.
Все смешалось, все спуталось.
Прощаясь с XX веком, мы вместе с ним прощаемся и со вторым тысячелетием нашей культуры. Это обстоятельство надо также суметь оценить. Оглядываясь, мы обращаемся преимущественно к маргиналиям нашей культуры, поскольку именно там появляются ростки будущего...
... Заключение
Ожидание космического вмешательства
Гораздо важнее видеть целостный смысл, а не то, что преобладает в каждом отдельном мнении...
Д. Бом
На что же мы можем надеяться, всматриваясь в XXI век – или еще дальше, в III тысячелетие?
Конечно, сегодняшняя человеческая мысль – как бы она ни была отточена – все же будет еще не достаточна для создания новой, радикально иной Культуры.
Строго говоря, мы не знаем тех сил, под влиянием которых возникают новые культуры. Нам легче понять причины их гибели. Возможен негативный прогноз, когда происходит распад замкнутой системы. Но невозможен прогноз творчески развивающейся системы, так как «творчески» – значит спонтанно.
В чем же смысл философских размышлений о будущем? Ответ на этот вопрос звучит достаточно просто. Философски мыслящие люди, озабоченные судьбами жизни на планете, должны готовить общество к предстоящей вспышке новых идей глобального масштаба. Вспышка идей – и соответственно готовность к новой суровой борьбе.
В нынешней планетарной ситуации можно надеяться только на вмешательство космических сил. Здесь перед нами Тайна.
Мы не знаем, как новые творческие идеи осеняют человека. Культура – более сложный организм, чем человек, но природа творческого процесса, по-видимому, в обоих случаях одинакова. Уверенно мы знаем только то, что человек может воспользоваться новыми смыслами, если он оказывается подготовленным к ним (Налимов, 1993).
И мы живем сейчас, кажется, в такой период, когда мыслящие люди должны напряженно и незамедлительно начать готовить общество к восприятию новых смыслов...
... Нужен новый ментальный потенциал.
Нужны и харизматические личности, готовые его воплотить.
В.В. Налимов [15]
ОСР-Б: М-8.I. Философия и проблема типологии культуры
Появление философии датируется серединой I тыс. до н.э., хронологически совпадает с эпохой «железной революции» археологов, «осевой» революции К.Ясперса и появлением европейской (западной) культурно-исторической традиции в типологических схемах. «Пространственные» параметры генезиса философии более сложны. Если исключить из рассмотрения различные формы так называемой «предфилософии», то остаются два вопроса:
• о возникновении философии в трех культурных регионах (из пяти «осевых» цивилизаций Ясперса), а именно: в Китае, Индии, Греции;
• о возникновении философии лишь в западном (греческом) культурном бассейне.
Последнюю точку зрения обычно оценивают как «европоцентрическую». Особняком стоит взгляд о религиозных корнях и религиозном происхождении философии (который – в данном отношении – смыкается с идеей «вечности» философских исканий и философского мировоззрения). Не отвергая этого подхода (даже в такой его крайней форме, как у Генона), присмотримся внимательнее к двум обозначенным выше проблемам, наиболее рельефно представленным в концепциях Гегеля,
Б.Н. Чичерина, Р.Дж. Коллингвуда, К.Ясперса и М.К. Петрова.
Что объединяет обе позиции? Представление об автономии философии в качестве культурного феномена, о возможности – при определенных условиях – ее самостоятельного и относительно независимого существования. Существования за пределами необходимости. При этом, оказывается, такое самодостаточное существование как раз и обнаруживает уникальность философии (и философствования) в мире культуры.
Спросим: может ли обходиться человек или человеческое общество без философии? Ответ лежит на поверхности, разумеется, может. Больше того, именно таким образом (без особой нужды в философствованиях и философии) они чаще всего и существуют. Такова обычная, нормальная жизнь большинства людей и большинства человеческих обществ. Все первобытные культуры, а также «доосевые» общества –цивилизации древности вполне обходились без философии (а это охватывает хронологически почти весь 40-тысячелетний отрезок существования «человека разумного», исключая лишь последние 2,5 тысячелетия). Но, спросим себя, сильно ли изменилась ситуация в данном отношении теперь, на последнем отрезке исторической дистанции, даже здесь, в обществах и культурах, где родилась и в той или той мере привилась тяга к философствованию? Не является ли она даже в этих «теперь» и «здесь» не столько правилом (необходимостью), сколько исключением из него (т.е. какой-то странной, свободной от необходимости)?
Думается, что и на эти вопросы – без особого риска ошибиться – можно ответить просто: нет, ситуация почти не изменилась; да, философия – это странность, это исключение из правила, что-то выходящее за пределы нормы.
Для обоснования этих простых ответов на обыденном уровне достаточно сказать, что даже в обществах, системы образования в которых культивируют изучение «философии» (как учебной дисциплины), она вводится в общекультурный обиход весьма дозированно и чисто внешне, да и рассчитана лишь на узкий слой выпускников высшей школы. Психологически же ни сами эти дипломированные специалисты, ни тем более остальная часть общества саму эту затею (обучать людей философии в школе и при этом – в качестве факультатива – добавки к основным предметам) всерьез не принимают. И если в средневековых университетах философская подготовка еще могла как-то мотивироваться в качестве необходимой (в силу убеждения: «философия есть служанка богословия»), то, начиная с нового времени, с века науки и научно-технического прогресса, ее в лучшем случае можно было только терпеть как неизбежную дань традиции, а всерьез (вслед за Галилеем) считать: «Физика, бойся метафизики....»
На теоретическом уровне – уровне постижения сущности и основных закономерностей существования человеческих обществ – нарисованная картина становится понятной и еще более убедительной. Согласно материалистической концепции Маркса, человек, чтобы жить, должен есть, пить и делать все остальное, что для этого необходимо. Применительно к обществу это выглядит следующим образом: «способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще». Он, как экономическая сфера общественной жизни, мыслится в этой схеме как базис, фундамент, а социальная, политическая и духовная сферы – как необходимые, но вторичные, производные структуры социального целого. Причем в рамках последней без особого разбора поставлены в ряд «юридические, политические, религиозные, художественные или философские», короче – «идеологические» формы общественного сознания. Понятно, что в этой материалистической схеме вопрос об уникальности и самодостаточности философии как культурного образования не только не стоит, но даже и не может быть поставлен. Не случайно, что марксистским историкам философии не удалось решить проблему генезиса и специфики философии. Больше того, связав себя формационным инструментарием и указав на переход от родового строя к рабовладенческому как на причину появления философии в Древней Греции, они оказались в тупике: с одной стороны, во всех других случаях (в древних цивилизациях Востока) данный переход не сопровождался возникновением философии, а с другой стороны, потребовало объяснения существование философии в феодальных и капиталистических обществах Западной Европы.
Согласно идеалистической концепции Гегеля, сущность человека и человеческого общества – в их «духовности», лежащей (как свобода) за пределами природной необходимости. Сам «дух» выступает при этом в троякой форме: субъективной (личность), объективной (общество и государство) и абсолютной (культура). Философия занимает в последней сфере высшее место – вслед за искусством и религией. Но реальная историческая характеристика обществ – цивилизаций показала, что духовным фундаментом на Востоке является, по Гегелю, именно религия, а не философия (она обнаруживает свое верховенство лишь в античной и христианско-германской Европе, а следовательно, – можно утверждать – теряет свою универсальность). С другой стороны, философия, по Гегелю, приходит в мир слишком поздно, когда он совсем «постарел», подошел к своему завершению («сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек»). Маркс иронизировал по этому поводу: «Философ – сам абстрактный образ отчужденного человека – делает себя масштабом отчужденного мира».
Вместе с тем именно гегелевская постановка вопроса о специфике и назначении философии впервые приоткрывает перед теоретическим мышлением возможность его решения. И это потому, что Гегель, во-первых, возвращает мысль к наивной в своей простоте истине Аристотеля: «когда оказалось в наличии почти все необходимое, равно как и то, что облегчает жизнь и доставляет удовольствие, тогда стали искать такого рода разумение» (т.е. философию), а во-вторых, сама мысль о философствовании как свободе от необходимости поставлена у него в цивилизационно-исторический контекст, наглядно свидетельствующий об уникальности философствования в духовной культуре.
В критицизме Ницше по отношению к философии эта сторона дела уже явственно воспринимается как свидетельство «искусственности» (отклонения от нормы), перерастая (особенно в XX в.) в критицизм по отношению к европейскому способу мышления и европейской культурно-исторической традиции вообще. И если у Гуссерля данное мироощущение выразилось в традиционных академических формах (хотя одновременно привело к построению «неклассического» фундамента феноменологии, ставшей самым мощным идейно-философским движением XX в.), то в цивилизационно-исторических концепциях Генона, Ясперса и Петрова оно уже прямо стало осознанной фиксацией парадокса: философия, являясь универсальным способом мышления (и жизни), не обладает универсальностью в самих мышлении и жизни реальных людей и реальных обществ и культур.
По Генону, истины метафизики скрыты и недоступны для большинства (удовлетворяющего лишь суррогатом массовых мировоззренческих ферм). С другой стороны, европейская философия (попытка внедрения метафизики в массовое сознание) – это лишь отпадение, отклонение от истинного познания.
В противоположность этому Петров считает именно европейскую философию (впервые возникшую у греков) единственной формой универсалистского мировоззрения в общечеловеческой культуре.
Концепция Ясперса строится на предпосылке: наука (уникальное европейское изобретение) возможна лишь в культуре, обладающей философией (такова лишь китайская, индийская и древнегреческая культуры), но и второе звено имеет свое более глубокое основание, представленное спектром пяти «осевых» культур (китайской, индийской, древнегреческой, персидской и иудейской). Истинным универсализмом при этом обладают лишь они, в мировоззренческих формах которых впервые произошло «открытие человека»...
[16]. С. 108 – 112
ОСР-Б: М-8.2. Мы обречены быть философами – считает профессор гуманитарных наук Эрнест Патридж. Причем философствовать нужно грамотно и профессионально, иначе нам просто не выжить. Вот уже четверть века в философии существует особая область: энвайронментальная этика – этика отношений к окружающей среде. Сам Эрнест Патридж, стоявший у истоков этой науки, предпочитает другое определение: ответственность человечества перед природой и будущим...
«Невское время», от 02.11.95
ОСР-Б: М-8.3. Исторические судьбы плюрализма философских
учений
Античный скептицизм утверждал, что философы, поскольку они обосновывают несовместимые друг с другом воззрения, которые в равной мере оказываются опровержимыми, никогда не достигают истины и тем самым демонстрируют несостоятельность любых философских положений. Противники скептицизма..., отвергая тезис о равноценности всех философских высказываний, стремились создать истинную философию, которая покончила бы с разнообразием несовместимых воззрений, с этим, как полагали они, перманентным философским скандалом...
Абсолютное отрицание правомерности плюрализма философских учений было связано также с отсутствием диалектического понимания исторической преемственности в развитии научного и в особенности философского познания. Отношение преемственности представлялось несовместимым с наличием противоположных философских учений. Так, например, Шопенгауэр саркастически отмечал, что «каждый вновь появляющийся философ поступает так же, как каждый новый султан, первым делом обрекающий своих братьев на казнь»...
... Ныне экзистенциализм, персонализм, философская антропология, «критический рационализм», неотомизм и другие философские течения нашего времени теоретически выражают, осознают, осмысливают существенно иные объективные социальные условия, общественные потребности, особенности культуры, противоречия развивающегося общества, чем, например, марксизм. А то обстоятельство, что все эти течения сосуществуют в рамках одной и той же исторической эпохи, свидетельствует, что социальная почва для философского плюрализма не исчезает.
Я понимаю, что этот вывод, хотя он является лишь констатацией факта, который философы-марксисты совершенно недостаточно анализировали, вызывает у марксистски образованного читателя вопрос, выражающий, по меньшей мере, его недоумение: имеет ли право на существование в эпоху научно-технической революции ненаучная философия? На этот вопрос следует ответить, что ненаучная философия не запрашивает права на существование. Она просто существует, как существуют отнюдь ненаучные эмоции, обыденный опыт и другие ненаучные феномены духовной жизни общества... Марксизм в отличие от экзистенциализма, персонализма и других течений, выражающих антисциентические тенденции в современной философии, отмежевывается не только от этих тенденций, но и от их упрощенного, одностороннего отрицания, является мировоззрением, отвергающим противопоставление философствования научному исследованию. Громадное значение этой программной ориентации философии невозможно переоценить...
... Таким образом, я прихожу к выводу, который существенно отличается от тех воззрений, которые я, как и другие философы-марксисты, неоднократно излагал, обосновывая в моих прежних работах. Наряду с научно-философским мировоззрением, теоретически обобщающим достижения наук и общественной практики, будут, по-видимому, существовать и философские учения, не ориентированные на результаты научных исследований, но отражающие многообразие интересов, потребностей, культур различных народов, социальных групп и т.д. С этой точки зрения и необходимо, на мой взгляд, разрабатывать адекватное понимание плюрализма философских учений.
Единство и плюрализм – отношение противоположностей, которые обусловливают друг друга, это – объективное противоречие историко-философского процесса, внутренне присущая ему движущая сила. Отношения между идеалистическими учениями, несмотря на общность ряда постулатов, несомненно, характеризуются не только различиями, но и противоположностью, противоречиями, борьбой. То же относится и к различным материалистическим учениям, школам, течениям. Таким образом, плюрализм наличествует и в рамках каждого из основных философских направлений – материализма и идеализма...
* * *
Смыслонесущая вставка
ОСР-РО: М-8.3.1. Материализм: учение, по которому существует лишь одна субстанция – материя. Противостоит спиритуализму, для которого дух образует вполне реальную субстанцию. Материализм и спиритуализм – «онтологические» учения о природе «бытия» и реальности; их противостояние не следует путать с противостоянием идеализма и реализма – «гносеологических» учений об основаниях
познания...
... Идеализм: установка живущего ради идеала. Философская доктрина, отрицающая существование внешнего мира, сводящая его к имеющимся у нас о нем представлениям… Идеализм – философия, оправдывающая все данные сознания, «объяснительная» философия. Но реальный человек здесь остается за рамками философии: современная философия, чрезвычайно конкретная и не отрешенная от жизни, отражает чисто реалистические тенденции. Идеализм в его отношении к границам нашего познания противостоит реализму (согласно которому мы познаем вещи именно такими, какими они реально являются в себе); не стоит путать его со спиритуализмом – теорией, относящейся к природе бытия (например, Лейбниц: природа реальных вещей духовна), – который противостоит материализму (вся реальность, и даже дух, по природе своей материальны).
Д.Жюлиа [18]. С. 237; 147 – 148
ОСР-PO: M-8.3.1.1. Реальность – термин, с помощью которого русская философия обозначает безусловно всеобъемлющее бытие. Реальность не есть бытие «само по себе» и «независимо от нас». Она вмещает в себя не только все, что дано, но и того, кому дано, а также само отношение этой данности. Реальность дана нам лишь постольку, поскольку мы сами вмещены в нее. Она не есть внешнее для нас предметное бытие: она – единство сознания и сознаваемого, переживания и переживаемого. Например, вид ночного неба, чувство моей ничтожности перед его космической тайной и одновременно моего сродства с ним – это и есть реальность, т.е. нераздельное единство переживания и его содержания. Небо как «астрономическая действительность», представленное в астрономических теориях, не исчерпывает всего содержания нашего опыта (С.Л. Франк).
[19]. С. 157
Конец смыслонесущей вставки
* * *
... Развитие философии, которое автор характеризует такими понятиями, как дифференциация, дивергенция, поляризация учений, течений, направлений, есть вместе с тем процесс интеграции философских идей (см. Богомолов А.С., Ойзерман Т.И. Основы теории историко-философского прогресса. М., 1983). Интеграционный процесс развертывается, прежде всего, внутри каждого из двух основных, противоположных друг другу направлений. Однако материализм и идеализм отнюдь не абсолютные противоположности, лишенные каких-либо общих черт. Между ними, как свидетельствуют факты, нередко имеются отношения исторической преемственности.
Таким образом, плюрализация философских учений и их интеграция – две стороны единого противоречивого процесса поступательного развития философии. Следовательно, философский плюрализм не имеет ничего общего с самоизоляцией философских систем, их взаимным отчуждением... Для марксиста-философа, естественно, возникает вопрос: в какой мере возможен, необходим, неизбежен плюрализм внутри философии марксизма? Мне думается, что история уже ответила на этот вопрос, но мы сплошь и рядом игнорируем это обстоятельство (примеры несхожести позиций В.И. Ленина и Г.В. Плеханова – хотя оба они «выдающиеся марксисты»; примеры позиций Грамши, Лукача и т.д.)...
... Разумеется у этих мыслителей были заблуждения... Но разве существовали когда-либо ученые-естествоиспытатели, математики, историки, философы, у которых не было каких-либо заблуждений? Такие чудеса не известны истории наук... Почему же мы должны исключать марксистов, в том числе К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И. Ленина, из общего правила, приписывая им непогрешимость?...
