РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ имени А. И. ГЕРЦЕНА
На правах рукописи
Бахтин Максим Вячеславович
ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЙ СТАТУС ВАРИАТИВНОГО МОДЕЛИРОВАНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ
В ИСТОРИЧЕСКОМ ПОЗНАНИИ
Специальность 09. 00. 01. — онтология и теория познания
Диссертация на соискание ученой степени
кандидата философских наук
Научный руководитель
доктор философских наук
профессор Стрельченко В. И.
Санкт - Петербург
2001
СОДЕРЖАНИЕ
Введение……………………………………………………………...……..3
ГЛАВА I. ПРИНЦИП ИСТОРИЗМА И МОДЕЛИ ИСТОРИИ:
ИСТОРИКО - КРИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ …......................……11
§ 1. Специфика метода вариативного моделирования истории….….11
§ 2. Историческое мышление в переходные периоды………………..26
§ 3. Натуралистическая модель истории в античной философии…...32
§ 4. Теолого - историческая доктрина христианства…………………46
§ 5. Историческое мышление в Новое и новейшее время:
между историзмом и антиисторизмом……………………………72
Глава II. МОДЕЛИ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ В
СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: ДУХОВНЫЕ
ОСНОВАНИЯ И ИСТОРИЧЕСКИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ……86
§ 1. Экклезиология и историософия ранних славянофилов………….89
§ 2. Моделирование перспектив развития России в свете анализа
духовно-нравственного состояния российского общества……101
§ 3. Православие и модель современной российской
государственности..........................……………………………….118
ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………….….134
БИБЛИОГРАФИЯ.............................................................................….136
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность исследования
Продолжающееся усиление процессов дегуманизации культуры мотивирует концентрацию усилий на изучении вопросов природы и познавательного значения методологических, концептуальных и терминологических средств наук о человеке и обществе. Осуществление такой работы представляется особенно важным, если учитывать факты, свидетельствующие о превращении познавательного аппарата гумани-тарных наук в систему чисто технических, "инструментальных" средств организации жизнедеятельности человека для достижения целей частного, сугубо эгоистического или группового интереса.
Преодоление очевидного кризиса в развитии современного социо-гуманитарного познания немыслимо, если оно не опирается на изучение теоретико-познавательных условий методов исторического исследования. Основная задача диссертации заключается в том, чтобы дать оценку эвристической роли и выявить границы применимости методов "вариативного моделирования исторического процесса", являющегося неотъемлемой составной частью исторического познания.
Развитие философских и исторических наук на современном этапе их эволюции мотивирует потребность разработки новых и переосмысления традиционных методов познания. Распространение в современном корпусе гуманитарного знания западной традиции рациональности является частью общего процесса глобализации западного опыта культурно - цивилизационной модели. Переживаемое нашим Отечеством переломное время выдвигает на первый план задачи моделирования различных вариантов развития современной цивилизации и повышает актуальность данного метода исследования, придает ему большую практическую значимость.
За последние годы в российской социальной науке и философии назрела настоятельная потребность осмыслить, с одной стороны, фундаментальные «стратегические», с другой стороны, конкретные, в том числе тактические, вопросы социально-политической жизни России в общем контексте как русской, так и мировой истории.
Социальные науки, возникшие на Западе, отвечали уровню западной рациональности и служили целям западной модернизации как в концептуально-мировозренческом смысле (источники легитимации социального развития), так и в социально-технологическом (обеспечение функционирования социальной системы). Распространение этих наук и их развитие в других странах явилось частью распространения западного опыта или процесса модернизации в целом. Российскому общественному сознанию и, в частности, философии, как одной из его форм, в отличие от западного, присуще преобладание мировоззренческого знания над научным, что уже наглядно проявлялось в социально-философском учении славянофилов в XIX веке.
Сопоставление моделей исторического развития в отечественной и зарубежной традиции, интенций духовного развития на Западе и в России составляет, в сущности, центральную смысловую часть нашего исследования.
Степень разработанности проблемы
Уже более ста лет не прекращаются споры о роли моделей в теории познания вообще и исторического познания в частности. Для XIX века характерно было гносеологическое освоение данного метода, который стал применяться не только в духовной сфере научного творчества, но и в его практической области. В. Томсон (Кельвин) в своих "Балтиморских лекциях", провозгласил, что понять явление — значит построить его механическую модель. В 1946 г. вышла статья Н.Винера и А. Розенблюта "Роль моделей в науке". В 1958 - 1964 гг. обсуждение проблемы моделирования имело место на страницах журнала "Вопросы философии". Следствием этой дискуссии стало появление ряда интересных работ, посвященных гносеологическому статусу моделей и моделирования в теории познания, например, книги А. А. Зиновьева и И. И. Ревзина "Логическая модель как средство научного исследования" (М., 1960) и А. Н. Кочергина "Роль моделирования в процессе познания" (М., 1964). В известной монографии "Логика научного исследования" (М., 1965) была опубликована работа Ю. А. Гастева, раскрывающая некоторые гносеологические аспекты моделирования. В 1966 г. вышла в свет монография известного ленинградского ученого В.А. Штоффа "Моделирование и философия" — одно из самых фундаментальных исследований в данной области. Здесь автор дает наиболее полную классификацию моделей и анализирует их роль в познании явлений природного и социального мира. С 60-х годов в работах Р. Фогеля разрабатывалась методология контрфактического моделирования, привлекшая внимание историков различных школ.
В 1970 - 1980-х гг. появляется ряд публикаций, где речь идет непосредственно о моделировании социальных процессов, поднимается проблема альтернативности истории. Прежде всего, это работы И.Д.Ковальченко, например, "О моделировании исторических явлений и процессов" (1978), а также монография "Возможное и действительное и проблема альтернативности в историческом развитии" (М, 1986). Своего рода обобщающим исследованием по проблеме моделирования стала вышедшая в начале 80-х гг. в США монография М. Вартофского "Модели" (превод, М., 1988). Здесь автор довольно четко определят границы применимости моделей в науке, приводит интересную классификацию моделей.
В 90-х гг. вышли в свет несколько любопытных работ, в которых обосновывается проблема вариативности истории: Г. С. Померанц "История в сослагательном наклонении" (М., 1990), С. Экштут ("Новорожденная свобода", 1996), И. Бестужев-Лада "Что было бы, если бы…", и другие. В 1997 г. появилась монография В. В. Балахонского "Объяснение истории: историко-философский, методологический и гносеологический аспекты". В ней осуществлен системный анализ объяснения истории, в частности, разработаны основы вариативного подхода к объяснению истории, позволяющего, по мнению автора, развертывать его динамическую структуру как базу повышения обоснованности объяснительной процедуры. В 2000 г. вышла в свет работа А. К. Гуца "Многовариантная история России", посвященная критике традиционного варианта истории России, знакомого нам по учебникам. Свое понимание многовариантности истории автор основывает на своеобразном понимании законов времени.
В последние годы появились несколько работ, посвященных анализу специфики отечественной социально-философской, религиозной и, в целом, культурной традиции. Таковы монографии Л.А.Гордон "Область возможного: варианты социально-политического развития России" (М., 1995), Лебедева С. В. "Альтернатива справа" (СПб., 1999), кандидатские диссертации Синева Е. Н. "Социально - философские принципы ранних славянофилов в классической и современной модели общества" (Пенза, 2000) и Абласямовой И. Н. "Европоцентризм и проблема самобытности русской культуры" (СПб., 2001).
Однако, несмотря на довольно-таки обширный круг литературы по вопросам исторического моделирования, сегодня вряд ли можно обнаружить сколько-нибудь целостное и завершенное исследование, посвященное системному анализу возможных перспектив исторического развития России в XXI столетии.
Целью диссертационного исследования является обоснование гносеологического статуса метода вариативного моделирования, определение его эвристических возможностей и границ применимости в исторической науке.
В соответствии с целями исследования в диссертации поставлены следующие задачи:
1) определение теоретических предпосылок метода моделирования в развитии европейской и отечественной социально - философской мысли;
2) изучения онтологических и теоретико-познавательных оснований вариативного понимания истории в античной, средневековой и новоевропейской традиции;
3) социально - философский анализ вариативности исторического процесса в переходные периоды развития общества;
4) исследование метода вариативного моделирования как специфической формы выражения свободы творческой деятельности человека в истории и процессах ее познания;
5) сравнительный анализ опыта вариативного моделирования истории в отечественной и западно - европейской социально - философской традициях;
6) использование метода вариативного моделирования социальных процессов при осмыслении кризисных явлений в развитии современного российского общества.
Методологическая основа работы
Методологической основой диссертации выступает междисципли-нарный историко-культурный подход. Разработка теоретико - познава-тельного статуса метода вариативного моделирования истории базируется на диалектических принципах детерминизма, а также системного, комплексного подхода к познанию социальных явлений. Кроме этого, основу исследования составляют метод восхождения от абстрактного к конкретному в познании социальных явлений и метод соответствия логического и исторического.
Научная новизна исследования состоит в следующем:
- выявлены теоретические предпосылки метода моделирования в развитии европейской и отечественной социально - философской мысли;
- определены онтологические и теоретико-познавательные основания вариативного понимания истории в античной, средневековой и новоевропейской традиции;
- осуществлен социально - философский анализ проблемы вариативности исторического процесса в переходные периоды развития общества;
- исследован метод вариативного моделирования как специфическая форма выражения свободы творческой деятельности человека в истории и процессах ее познания;
- проанализирован опыт вариативного моделирования истории в отечественной и западно - европейской социально - философской традициях;
- на основе использования метода вариативного моделирования социальных процессов исследуются кризисные явления в развитии современного российского общества.
Основные положения исследования, выносимые на защиту:
- метод вариативного моделирования является конкретизацией принципа историзма;
- онтологическим основанием вариативного моделирования является множественность возможностей, заложенных в исторической действительности;
- гносеологическим содержанием вариативного моделирования является выдвижение и обоснование нескольких гипотез - моделей объяснения одного и того же исторического факта или явления;
- вариативное моделирование социальных процессов позволяет ввести элемент аксиологического осмысления общественного бытия;
- построение моделей исторического процесса, как правило, связано с кризисными точками развития истории;
- построение моделей историко - культурного развития России в XXI столетии, идентичной внутреннему укладу традиционной российской культуры, религии и нравственной жизни народа, должно базироваться на использовании метода вариативного моделирования социальных процессов.
Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в том, что полученные результаты могут быть использованы в педагогической и научно - просветительской деятельности для разработки лекционных курсов и спецкурсов по социальной философии и философии истории. Выводы исследования могут быть учтены органами российской власти различных уровней в законотворческой и управленческой деятельности.
Структура диссертационного исследования
Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии. Первая глава состоит из пяти, а вторая — из трех параграфов.
ГЛАВА I. ПРИНЦИП ИСТОРИЗМА И МОДЕЛИ ИСТОРИИ: ИСТОРИКО - КРИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
§1. Специфика метода вариативного моделирования истории
Моделирование является одним из традиционных и универсальных методов теории познания. Вряд ли можно найти сегодня отрасль научного знания, где бы этот метод не использовался в том или ином варианте. Метод моделирования широко распространен в кибернетике, математике, логике, физике, химии, астрономии, биологии, экономике, языкознании и т. д. В сущности, моделирование так или иначе присутствует практически во всех сферах человеческой жизнедеятельности: в качестве одного из видов моделирования можно рассматривать сюжетно - ролевую игру ребенка 3 - 5 лет, когда персонажи и приемы данной игры служат для него образами, моделями отношений с людьми во взрослой жизни. В целом, взаимоотношения супругов служат для детей моделью их будущих отношений в семье и т. д. Сегодня говорят о различных моделях семьи, воспитания; выстраивают всевозмолжные модели экономических и политических систем. По большому счету, тот или иной тип мировоззрения также можно рассматривать в виде той или иной модели отношения человека к миру.
Моделирование как метод постижения объективной реальности становится в современной науке одним из наиболее действенных путей приближения к истине в самых различных ее измерениях. О необходимости использования моделирования в гуманитарных и социальных науках говорит вице-президент РАН академик В.Н.Кудрявцев: "Надо использовать и те современные методы познания, которые уже применяются естествоиспытателями. Это прежде всего моделирование, которое столь же возможно в социальных и гуманитарных науках, сколь и в науках естественных. Сейчас техническая база, применяемая в научных исследованиях (я имею в виду современные компьютеры), дает возможность создавать модели социальных процессов".[1] Однако к этому нужно относиться осторожно: эта идея вызывает сомнения, поскольку компьютерное моделирование грозит свести модель исторического прошлого к некоторой формализованной схеме. По мнению профессора Московской Духовной Академии А.И.Осипова, «современная наука при всех ее громадных достижениях, а точнее, благодаря им, является более скромной, чем наука недавнего прошлого. Ученые теперь реже, чем в прошлом, говорят о безусловных законах и чаще о теориях и гипотезах, меньше — о детерминизме и больше — о вероятности, меньше — об «истине» и больше — о «моделях». А модели эти понимаются не как умственные или наглядные копии реальности, а как эффективные методы размышления над проблемами реальности для достижения поставленных человеком целей».[2]
Похожее мнение мы обнаруживаем и в западной методологии науки. Английский философ Карл Поппер (1902-1996), рассуждая о методах познания в современной науке, отдает предпочтение именно моделям (теоретическим конструкциям): "…большинство объектов социальной науки, а может быть, и все её объекты — это объекты абстрактные, теоретические конструкции… Эти объекты, эти теоретические конструкции, используемые в интерпретации нашего опыта, являются результатом построения определённых моделей. Последнее — известный теоретический метод, распространённый в естественных науках (где мы конструируем модели атомов, молекул, твёрдых тел, жидкостей и т. д.) и представляющий собой часть метода объяснения через редукцию, или метода дедукции из гипотез".[3]
В современной науке моделирование рассматривается "в качестве метода опосредованного познания, основанного на научной аналогии и направленного на обретение новых знаний об изучаемом объекте по находящимся с ним в подобии моделям только в свете данных об их так называемой информационной среде, иначе говоря, с учетом всех объективных и субъективных факторов, предопределяющих структурное содержание и функционирование этих моделей".[4]
В. А. Штофф в своей монографии «Моделирование и философия» определяет модель как промежуточное звено между теорией и действительностью и дает полную классификацию научных моделей:
- Материальные:
- Пространственно-подобные (макеты, компоновки, муляжи).
- Физически подобные (модели, обладающие механическим, динами-ческим, кинематическим и другими видами подобия с оригиналом).
- Математически подобные (аналоговые модели, структурные модели, цифровые машины, функциональные кибернетические устройства).
- Идеальные (мысленные):
- Образные (иконические) (гипотетические модели, модели - аналоги,
модели-идеализации и т. д.).
- Смешанные (образно-знаковые) (схемы, карты, структурные
формулы химии, чертежи, графики).
- Знаковые (символические) системы.[5]
Поскольку исследуемый нами в данной работе метод вариативного моделирования имеет дело с гипотетичным осмыслением социальных процессов, то его можно отнести во вторую группу, то есть к мысленным (идеальным) моделям, а более конкретно — к образным (иконическим).
Метод моделирования имплицитно, интуитивно присутствует уже в античной и христианской традиции: там мы можем найти самые различные модели истории (этому посвящена первая глава исследования).
Современной гносеологии известны самые разнообразные типы моделирования: математическое (аналитическое), статистическое, экономическое, имитационное и др. Большинство этих разновидностей моделирования используется и в историческом познании. Одним из видов моделирования, получившим довольно широкое распространение в современной науке, является метод контрфактического, виртуального или вариативного моделирования. "Контрфактическое" означает то, что исследователь конструирует модель, отличную от той, которая имела место в реальной действительности. "Виртуальное" — еще одни оттенок того же самого смысла. Под этим понимается то, что данная модель принадлежит к виртуальному, умозрительному, а не реальному миру явлений. Наконец, термин "вариативное" говорит о том, что таких моделей ученый создает не один, а несколько вариантов, которые сравниваются между собой.
Метод вариативного моделирования — довольно-таки новое явление в исторической науке. Осознанно он начинает применяться только во второй половине XX столетия. Однако сегодня, в начале XXI столетия, метод вариативного моделирования уже рассматривается как одно из передовых достижений методологии науки. Включение данного подхода в практику научных исследований представляется многим ученым все более необходимым. Например, академик В.Н.Кудрявцев полагает, что "в сфере методологии надо опираться также на многофакторность сценариев развития, строить прогнозы, которые предусматривали бы не один, а несколько путей возможного изменения социальных процессов и событий. И здесь тоже есть новое научное направление, которое мало нами изучено и используется, — так называемая виртуалистика (от лат. virtual — возможный)".[6]
Отказ от принципа теоретического монизма в объяснении социальных процессов и все большее распространение принципа теоретического плюрализма с необходимостью ставит вопрос о потребности в новых, ранее не использовавшихся или малораспространенных методах исследования истории. Одним из таких методов и является метод вариативного моделирования.
В самом общем виде метод вариативного моделирования состоит в том, что историческое прошлое рассматривается как один из потенциально возможных путей развертывания ситуации. Допуская наряду с реализованным вариантом возможность рассмотрения альтернативных путей развития, используя метод вариативного моделирования, исследователь конструирует модели тех вариантов развития конкретной ситуации, которые не реализовались в реальности, но были потенциально заложены в ситуации и могли бы развернуться при необходимых условиях.
Реальная история всегда беднее событиями, явлениями, фактами, чем мыслимые ее варианты, в ней реализуются далеко не все из потенциальных возможностей. Выявляя определенные линии развития событий в прошлом, философ стремится продолжить их в будущее. Представления не только о прошлом, но и о будущем, важным образом определяют рамки философско-исторического познания. Исторические модели как составные части действительности, безусловно, содержат элемент фантазии философа, но в то же время, должны быть ограничены историческими фактами, хронологией, наблюдениями и т.д. Метод вариативного моделирования используется современной исторической наукой: А. Тойнби, И. Д. Ковальченко, Р.Г.Скрынников, И.Бестужев Лада, С. Экштут и др.)
Например, И. Бестужев-Лада в одной из своих работ обосновывает необходимость рассмотрения альтернативных вариантов развития событий Отечественной войны 1812 г. Базовая аргументация исследователя состоит в следующем: "Тогда история предстает не как цепь фатально предопределенных фактов, а как совокупность причинно-следственных процессов, которые при иных условиях вполне могли быть тоже иными. Главный урок истории в данном случае заключается в том, чтобы не допустить возникновения причин, ведущих к национальным катастрофам". Далее И. Бестужев-Лада строит несколько альтернатино-виртуальных сценариев, по которым победа досталась бы Наполеону[7].
Другой современный историк и философ, Семен Экштут в одной из своих статей рассматривает варианты развития ситуации после восстания декабристов в случае их победы (контр-фактическое моделирование). В результате подробного анализа автор приходит к убеждению, что успех восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. с неизбежностью повлек бы за собой расстройство всей государственной, общественной и культурной жизни России. Он убеждает читателя, что республиканские прожекты Временного правления непременно привели бы Отечество к "краю бездны". В заключение С. Экштут рисует безрадостную картину того, что ожидало бы страну в том случае, если бы декабристы задержались у власти: "Выхода не было. Военная диктатура становилась единственным средством обуздать безначалие, положить конец смуте и предотвратить гибель государства".[8] Автор ничего не говорит о сопоставлении своего гипотетического виртуального варианта развития событий с тем реальным вариантом, который воплотился в действительности после подавления восстания 14 декабря 1825 г. Получается, что самодержавный режим Николая I был более либеральным, чем тот режим, который сулили "Русская Правда" П.Пестеля и Конституция Н.Муравьева. Однако это противоречит, на мой взгляд, всякой здравой логике: ведь известно, что режим Николая I в сущности и являлся диктатурой, об опасности которой со стороны декабристов размышляет автор.
Как известно, всякое познание представляет собой движение мысли от наблюдения явления к постижению сущности того или иного объекта. Ремесло историка в этой связи состоит, по большей части, в том, чтобы за внешней, феноменальной стороной человеческой истории постараться увидеть и понять ее сущность: движущие силы, законы, причины тех или иных событий и, наконец, цели субъектов исторического процесса.
По мнению В. В. Балахонского, "моделирующая вариативность проявляется в мысленном конструировании и анализе возможного хода развития событий и оценке, на основании этого, реально свершившегося процесса".[9]
Метод вариативного моделирования представляется перспективным в силу того, что такой гносеологический подход дает возможность исследователю абстрагироваться от конкретной реальности и подняться над данным нам в опыте онтологическим уровнем осмысления истории, то есть уровнем конкретного реального бытия, до уровня аксиологического осмысления всех вариантов, как реализовавшихся, так и не реализовавшихся в бытии, как ставших, так и не ставших бытием. Иными словами, данный метод позволяет сопоставить реализовавшийся вариант истории с гипотетическими, альтернативными вариантами. Ведь для того, чтобы лучше узнать то или иное явление, факт и т.д., необходимо иметь возможность сравнить это с имеющимися альтернативами, пусть даже умозрительными модельными альтернативами. Следовательно, анализ исторических событий с позиции их возможного вариативного развития повышает возможности объяснения фактически свершившихся действий.
Как справедливо отмечает современный исследователь истории И.А.Гобозов, "аксиологический аспект… из всех аспектов… самый трудный и сложный, так как надо объективно, независимо от собственных симпатий и антипатий оценивать исторические факты". Сложность эта, по его мнению, состоит в том, что "всякий исследователь имеет определенные мировоззренческие позиции. Он живет в обществе, получает соответствующее образование, в котором ценностный подход играет важнейшую роль; он как человек и гражданин сочувствует одним, критикует других и т.д. Итак, оценочный момент неизбежно присутствует в исторических исследованиях, и именно с аксиологией… связана в большой степени плюралистичность интерпретаций в историческом познании".[10] Важное аксиологическое значение контрфактического моделирования подчеркивал выдающийся советский историк И.Д.Ковальченко: "имитация того или иного из возможных исходов позволит более глубоко понять реальный ход исторического развития и объективный смысл и значение борьбы общественных сил за тот или иной вариант этого развития".[11]
Более того, развитие способности к самостоятельному конструированию различных альтернативных вариантов хода исторического процесса неизбежно стимулирует творческую активность исследователя, преподавателя и учащихся. Формирование умения подобного анализа исторических фактов, событий, и их интерпретации может стать действенным средством на пути превращения имеющихся исторических знаний в историческое сознание.
В диссертации рассматривается возможность применения метода вариативного моделирования и при анализе современного состояния общества. На мой взгляд, рассматривая различные варианты моделей современных направлений в идеологии (в частности, либерально - демократического и государственно - патриотического), сравнивая их, мы повышаем возможность объективной оценки каждой модели.
Чем обусловлена возможность такого метода и одновременно процедуры познания, что дает нам основание подходить к исследованию исторических событий с таким гносеологическим взглядом? Прежде всего, основания такого подхода укоренены в многоплановости и многоуровневости самого общественного бытия. Каждое историческое событие есть сплетение сотен и тысяч самых различных экономических, социальных, политических, духовных причин, есть одна картина из тысяч возможных комбинаций в калейдоскопе истории. Известный современный историк Н. И. Смоленский, говоря о предпосылках теоретического плюрализма мышления историка, подчеркивает, что "исторический процесс, то есть свершившаяся история, характеризуются инвариантностью в том смысле, что в нем скрыты своя логика и свой смысл, своя последовательность событий и своя уникальность и неповторимость. История как наука может быть лишь более или менее приблизительным отображением этой инвариантности и уникальности. Плюрализм конкурирующих интерпретаций, если речь идет о научном плюрализме, представляет собой как бы совокупность потоков, впадающих в одно общее русло, — движение познания к приблизительно верному в каждый данный момент отображению инвариантности истории".[12]
К сожалению, как указывает известный исследователь данного вопроса В.В. Балахонский, в исторической науке данная познавательная процедура не получила какого-либо заметного применения и является практически неразработанной ни в методологическом, ни в методическом аспектах, что резко снижает корректность и обоснованность оценок многих исторических явлений, так как не позволяет сравнить свершившиеся события с их возможными альтернативами.[13]
Естественно, что данный метод не может претендовать на исключительность и полноту охвата всего исторического объяснения. Как пишет В. А. Штофф, «интерпретация явления при помощи модели не претендует на окончательность, на абсолютную истинность; модельная интерпретация есть способ гипотетического объяснения, то есть способ указания одного из возможных объяснений. Поэтому интерпретация может заключаться в построении разных моделей, относительно которых затем уже следует решать, какая из них ближе к истине…»[14]
По мнению Е. П. Никитина, объяснительная функция модели состоит в том, что объяснение, осуществляемое посредством модели, представляет особый вид объяснения. «Объективной основой возможности осуществления модельного объяснения является то, что сходство объектов… как правило, обусловлено сходством законов, управляющих этими объектами».[15]
В. А. Штофф, в свою очередь, утверждает, что модельное объяснение не является особым типом объяснения; опирается оно на различия в способах отражения, в методах построения, в процедуре объяснения. Его можно сопоставить, например, с дедуктивным объяс-нением, состоящим в выведении эксплананда по законам логики из объяс-няющих посылок.[16] Главную роль в модельном объяснении, по его мне-нию, играют аналогия и построение моделей; дедукция же занимает под-чиненное положение. В силу этого данный вид объяснения является неод-нозначным (возможным), гипотетическим и косвенным. Оно является:
1) неоднозначным, поскольку допускает другие возможные варианты объяснения, основанные на других аналогиях;
2) гипотетичным, так как в модели, на которую оно опирается, воплощена используемая при этом основная гипотеза;
3) косвенным – в том смысле, что модель является посредником, с помощью которого законы, причины, условия, структуры и проч. содержания объясняющих посылок переносятся с соответствующими модификациями на изоморфную модели область, к которой принадлежит объясняемое явление.[17]
В модельном объяснении, в отличие от дедуктивной схемы, выражен любой из вышеперечисленных типов объяснения, так как создаваемая или выбираемая модель может выражать причинные связи, законы, структуры и структурно-функциональные зависимости, функции и динамику (историю), сходные с соответствующими характеристиками объясняемого явления.
Таким образом, принцип модельного объяснения основан на том, что теория содержит причинное, закономерное, структурное и другие объяснения одной области фактов, которые требуется объяснить. Это становится возможным благодаря тому, что модель выступает как член отношения, которое является аналогией, гомоморфизмом или изоморфизмом.
Мысленное конструирование альтернативных, контр-фактических моделей социальных процессов можно рассмотреть в связи с мысленным экспериментом. Построение мысленной модели является необходимой, но не единственной операцией, входящей в структуру мысленного эксперимента. Основными операциями мысленного эксперимента В.А.Штофф называет:
- Построение по определенным правилам мысленной модели (идеализированного «квазиобъекта») подлинного объекта изучения.
- Построение по таким же правилам идеализированных условий, воздействующих на модели, включая создание идеализированных «приборов», «инструментов».
- Сознательное и планомерное изменение и относительно свободное и произвольное комбинирование условий и их воздействия на модель.
- Сознательное и точное применение на всех стадиях мысленного эксперимента объективных законов и использование фактов, установленных в науке, благодаря чему исключается абсолютный произвол, необузданная и необоснованная фантазия.[18]
Наглядное изображение сущности посредством модели означает мысленное воспроизведение некоторого явления, подвергшегося при этом значительной переделке, преобразованию, очищению от случайного, несущественного, мелкого, второстепенного… В результате перед мысленным взором возникает типизированное, аналитически очищенное, синтетически переработанное явление, которое, однако, уже не есть только явление, но также нечто существенное. В таком мысленно преобразованном явлении, которое выступает уже в качестве модели, сущность как бы «просвечивается», и в этом смысле можно говорить, что при помощи модели можно приблизиться к постижению сущности.
Гипотетичность метода вариативного моделирования является одной из рамок, ограничивающих его применение в исторической науке. По мнению В. В. Балахонского, теоретическое моделирование возможного варианта развития событий представляет определенную разновидность ретросказания, то есть процедуры теоретической реконструкции прошлого состояния объекта. В отличие от других видов ретросказания, непосредственно ориентирующихся на получение достоверного исторического знания о прошлом и обладающих реальными возможностями для этого, данный вид изначально не может претендовать на достоверность описываемых событий, поскольку они никогда не происходили. Он всегда носит гипотетический характер и о его корректности можно судить по соответствию элементов ретросказания исторической реальности… Этот вид ретросказания условно можно назвать гипотетико-вариативным.[19]
Таким образом, второй границей настоящего гносеологического подхода является обращенность его в прошлое: поскольку объектом познания исторической, как и всякой иной науки, являются события, имевшие место в реальной действительности, метод вариативного моделирования используется в ретросказании, но не в предсказании.
Историки редко делают прогнозы и заглядывают в будущее. Историк смотрит в прошлое из настоящего, и это во многом определяет горизонт и рамки рассмотрения событий, имевших место много лет назад. Прошлое и настоящее тесно связаны друг с другом, причем связь эта имеет двусторонний характер. Во-первых, настоящее детерминировано прошлым, поскольку оно вырастает из него, является его продуктом. Во-вторых, прошлое – это во многом то, что мы, современные люди, о нем думаем. И в определенном отношении можно сказать, что прошлое есть продукт современности. Каждое последующее поколение творит историю заново, переписывая старые учебники и меняя методологию исследования. Каждая книга по истории — это книга определенной эпохи и определенного более конкретного настоящего. С изменением настоящего меняется и прошлое, то есть меняется та перспектива видения прошлого, которую оно определяет. Каждый конкретный историк, живя в ту или иную эпоху, неизбежно несет на себе вериги этой эпохи, соответствующую программу действия, принадлежность к той или иной социальной или политической группе и т. д., и в этом смысле абсолютно объективная история в смысле науки невозможна.
Что же касается использования метода вариативного моделирования в связи с предсказанием, то подобное использование такого подхода мы находим в философском и религиозном сознании. Философия истории, как и история, исходит из «настоящего», но оно существенно шире, чем «настоящее» историка. В частности, историк вообще избегает вербализации своих представлений о настоящем, стремясь максимально отстраниться от него. Философия истории открыто высказывается о «настоящем» как моменте между прошлым и будущем. Ее представления о настоящем вырастают в первую очередь из системы гуманитарного знания, далее — из целостной системы всей современной культуры. Наука история, как говорил Гегель, ничему не учит, точнее — стремится не учить современников, усматривая в этом — и не без основания — один из залогов своей объективности. Философия истории, связывающая прошлое с будущим через настоящее, учит уже самим фактом установления такой связи.
Например, французский просветитель Ж. Кондорсе писал: "Если существует наука, с помощью которой можно предвидеть прогресс человеческого рода, направлять и ускорять его, то история того, что было совершено, должна быть фундаментом этой науки".[20] Аналогично высказывался и О. Шпенглер в работе "Закат Европы": "Если человек может с почти полной уверенностью предсказать явления, законы которых он знает, если даже тогда, когда они ему неизвестны, он может на основании опыта прошедшего предвидеть с большой вероятностью события будущего, то зачем считать химерическим предприятием желание начертать с некоторой правдоподобностью картину будущих судеб человеческого рода по результатам его истории?"[21]
Наконец, еще одной ограничительной рамкой метода вариативного моделирования является адекватность конструируемых мысленных вариантов объективной истории. Иными словами, размышления исследователя должны находиться в пределах реалий того времени, о котором идет речь.
Применение метода вариативного моделирования можно найти и в области психологии: если мы моделируем некоторую жизненную ситуацию или даже жизненный план в качестве единственно возможных, то реальные жизненные условия, которые всегда неизмеримо богаче намеченного плана, могут поставить нас в тупик, если они не совпадают с заданной нами моделью развития событий. В результате мы впадаем в противоречие между первым и вторым. Как известно же, способность реагировать на противоречия, способность разрешить его — основная проверка способности мышления. Такая способность к реагированию на противоречие, способность разрешить его — есть способность к гибкому контр-моделированию, что может спасти положение дел.
Таким образом, метод вариативного моделирования социальных процессов можно признать перспективным и многообещающим исторической науке инструментом получения новых знаний об историческом объекте и субъекте. Гносеологический статус данного метода тесно связан с онтологической природой и аксиологическим значением для исторического познания. Границы применимости такого подхода изучения истории пролегают, прежде всего, в области соприкосновения гипотетичности и достоверности; во-вторых, в области ретросказания и, в-третьих, еще одной границей метода вариативного моделирования является адекватность конструируемых мысленных вариантов реалиям конкретного этапа истории: социально-экономическому, политико - идеологическому и духовно-нравственному состоянию общества в тот или иной период развития.
§ 2. Историческое мышление в переходные периоды
В истории народов, как и в жизни каждого человека, бывают, как известно, периоды длительного, относительно спокойного поступательного развития в избранном направлении и пункты переломов, исторические перекрестки и развилки чаще всего небольшие по длительности фазы смены вектора движения, периоды кризисов и катастроф.
В периоды медленного, мирного движения истории горизонт обозримости будущего предельно далек и возможность прогнозирования довольно-таки велика. Так, когда мы идем по прямой широкой дороге, мы видим далеко впереди себя. Иное дело время перелома. Горизонт обозримости будущего и возможность его прогнозирования здесь сжимается до минимума в силу множества крутых поворотов. Поэтому, раз будущее страшит своей неизвестностью и уверенность в завтрашнем дне резко снижается, возникает жизненная необходимость постоянного обращения к пройденному, прожитому и поиску в нем фундаментальных оснований существования. Следовательно, одной из характерных черт таких периодов всегда является обращение к историко-культурной традиции и поиск новых ценностных ориентиров исторического движения вперед.
Невозможно понять сущность того или иного события человеческой истории, феномена мысли, если не изучить это событие, феномен во всей его полноте, становлении, развитии. Каждый в отдельности элемент, черточка той или иной философской теории, идеи, принципа возникает не на пустом месте, а определяется всем предшествующим движением философской мысли. Это относится в равной степени и к тому фундаментальному принципу наук об обществе, который избран в данном случае объектом нашего рассмотрения — принципу историзма.
Под историзмом чаще всего понимается живой интерес к прошлому как хранилищу полезного или назидательного, причем интерес не музейный, не эрудитско – эстетический, а такой, который стремится мобилизовать прошлое в качестве ценностно – нормативного ресурса или стремится утвердить настоящее как достойный итог прошлого развития. Для ученых, стоящих на позициях историзма, историческая жизнь значима в своем прошлом, причем значима и сама по себе, и для настоящего и для будущего.[22]
Обострение исторического мышления, одним из проявлений которого является принцип историзма, всегда было связано с катастрофическими этапами развития истории. Н. А. Бердяев (1874 - 1948) в своей работе "Смысл истории" отмечал, что "Исторические катастрофы и переломы, которые достигали особой остроты в известные моменты всемирной истории, всегда располагали к размышлениям в области философии истории, к попыткам осмыслить исторический процесс, построить ту или иную философию истории".[23] Момент философско-исторической рефлексии всегда есть следствие завершения того или иного этапа развития истории, следствие возможности абстрагироваться, дистанцироваться от него. История философской мысли предоставляет нам достаточное количество примеров, подтверждающих этот вывод.
Так, модель истории Гесиода — одна из первых попыток осмысления исторического процесса средствами философского анализа, относится к переломному этапу в истории Древней Греции, переходу от родового строя к рабовладельческому. Книга пророка Даниила, "эта первая философия истории, которую знает человечество", по мысли Н.А.Бердяева, также связана с исключительно катастрофическими событиями в судьбе еврейского народа. Геродот, Фукидид, Ксенофонт, Платон создали свои исторические труды и конструкции в эпоху развала античного полиса, рабовладения. Теолого-историческая модель Блаженного Августина относится ко времени крушения античного мира и падения Рима. Освальд Шпенглер написал свой эпохальный труд "Закат Европы" в 1918 г., в период крушения старого, монархического мира. Русская философия истории эпохи Духовного Ренессанса, рубежа XIX и XX столетий — не менее яркое подтверждение обозначенного тезиса. Такой же момент переживает русская философско-историческая мысль и сегодня.
Рассматривая принцип историзма как преломление в учении об обществе одного из важнейших философских принципов — принципа единства бытия, мы будем стремиться анализировать онтологические и антропологические основания историзма. Более того, историю общества мы будем понимать как высший уровень бытия вообще, уровень, вырастающий из предыдущих, но имеющий и свои специфические черты. Н.А. Бердяев писал, что "в "историческом" в подлинном смысле раскрывается сущность бытия, раскрывается внутренняя духовная сущность мира, а не только внешнее явление, внутренняя духовная сущность человека. "Историческое" глубоко онтологично по своему существу, а не феноменально… Для того, чтобы проникнуть в эту тайну "исторического", я должен прежде всего постигнуть это историческое и историю как до глубины мое, как до глубины мою историю, мою судьбу".[24]
Кризисные точки исторических поворотов отличаются от стабильных периодов тем, что именно в них до предела усиливается и гораздо в большей степени реализуется одна из главных характеристик человека свободная воля. Именно в годы переломов резко повышается возможность исторического выбора, именно в это время история, понимаемая здесь не как свершившийся факт, а как живой нескончаемый творческий процесс, становится в высшей степени вариативна. Поскольку же раскрепощение свободной воли неизбежно освобождает творческое начало человека, такие периоды характеризуются наивысшим расцветом того, что называется свободным историческим творчеством масс, народа.
Судя по всему, переживаемое нами сегодня время пересечения на исторической оси координат двух столетий и двух тысячелетий является для нашего Отечества точкой исторической вариативности, часом выбора той или иной исторической альтернативы. Вступая в новое столетие, Россия стоит перед фактом стратегического социально-экономического, политического, культурного и религиозного выбора. Иными словами, завершив драматичный двадцатый век, государство Российское и русский народ подошли к очередному своему историческому перекрестку и стоят на развилке исторических дорог.
Как известно, цель и задача любой, в том числе и исторической, науки состоит не только в том, чтобы исследовать известные, имевшие место в реальности феномены, но также и экстраполировать имеющиеся в распоряжении исследователя методы познания на еще неведомую область бытия, в данном случае, исторического измерения человеческого бытия. Применительно к истории это означает попытку построения умозрительных моделей социальных процессов, еще не имевших место в действительности, но потенциально заложенных в конкретной исторической ситуации и готовых актуализироваться в той или иной степени.
На мой взгляд, на рубеже веков в судьбе нашего Отечества обострилось проявление двух исторических векторов, направленных прямо в противоположные стороны. Один устремлен в будущее: это вектор необратимости поступательного прогрессивного хода исторического процесса, вечного стремления человечества к новому. Другой вектор обращен в прошлое: это проявление исторической связи настоящего с прошлым, отражение неизбежной зависимости настоящего от прошлого. Этот вектор есть сила культурно-исторической традиции, закрепленной на социально-психологическом уровне общественного сознания. О двух таких моментах истории говорил Н. А. Бердяев. Он выделял момент консервативный, имея в виду под ним связь с духовным прошлым, внутренне предание и момент творческий, понимаемый им как устремленность в будущее, к финалу.[25]
Примерно в таком же ключе рассуждает и один из лидеров современных либеральных демократов Ю. Афанасьев. По его мнению, духовное пространство современной России характеризуется встречей двух тенденций, двух систем ценностей: модернизации и традиционализма. Модернизация традиционных социальных, политических и культурных институтов связывается им с формированием доктрины прав человека, свободы слова, свободы совести. Иными словами, модернизацию можно осознать как трансформирование российской системы ценностей в западную.
Лидер "Духовного наследия" А.И. Подберезкин в одной из своих последних работ, обращаясь к будущему (а ныне настоящему) президенту России (книга написана в конце 1999 г.), справедливо отмечает, "что страна и общество находятся в такой же ситуации, как и в конце XIX века: перед нами проблема ВЫБОРА ПУТИ РАЗВИТИЯ. Тогда выбирать приходилось между традиционными формами жизни (сословной монархией), западной буржуазной (либерализмом) и третьим путем (социалистическим). Сейчас выбирать приходится между либерально - рыночной, социалистической или государственно - капиталистической моделями развития… В этом смысле стратегия будущего президента это стратегия выбора, исторического выбора".[26]
Оценка и сравнительный анализ моделей возможного развития нашего Отечества в XXI столетии есть прямое, практическое и самое актуальное применение метода вариативного моделирования социальных процессов в нынешней ситуации.
В точке пересечения двух тысячелетий встретились одновременно несколько эпох: эпоха Руси языческой, догосударственной, России христианской (княжеской, царской, имперской), эпоха России советской и эпоха новой России, постсоветской. Не секрет, что обращение к культурно-историческому наследию дореволюционного времени есть закономерное следствие движения общественного сознания, и представляет в данном случае явление скорее не рациональное, а эмоциональное: отторжение всего советского неизбежно привело к поиску новых оснований и принципов, компенсировавших бы утраченные идеалы. А поскольку новая идеология, культура и вообще новый уклад чего-либо создается не так скоро, как разрушается старое, то историческая память народа с необходимостью обращается к традиции. Чем больший размах в современном российском общественном сознании приобретает отрицание исторического опыта почти всего двадцатого столетия, то есть истории Советского государства, тем с большей силой проявляется стремление возродить досоветские традиции российской истории.
В этом триумфальном шествии "эпохи возрождения" есть и грустное, и смешное, исторически оправданное и просто дань моде: начиная от возрождения дворянских титулов до превращения церковных праздников в официально - государственные мероприятия. Отделить в этом широкомасштабном и набирающем силу процессе позитивное от негативного, здоровое, актуальное и развитое от устаревшего и отмирающего стратегически важная задача современной отечественной культуры.
Поскольку же "первое отрицание" есть всегда эйфория, рано или поздно проходящая, мы должны помнить, что на смену первому этапу известного закона диалектики всегда приходит следующий этап, когда отринутое со всем революционным энтузиазмом недавнее прошлое начинает незримо проступать в настоящем, сочетаясь в превращенных формах с новыми веяниями эпохи. Примеры проявления этой тенденции нетрудно обнаружить как во всемирной, так и в российской истории. Так, возрождение в СССР в 30 - 50-е годы И. В. Сталиным имперских традиций в новой идеологической оболочке является свидетельством синтеза культурно-исторических традиций страны, социально-психологического уклада народного сознания и новой государственной идеологии.
Сегодня, порвав с недавним прошлым, с его идеалами и ценностями, российский народ, и в первую очередь российская интеллигенция, начали поиск новых духовных оснований жизни в самых различных направлениях и эпохах. И в переживаемой нами точке выбора, где встретились прошлое, настоящее и будущее России, выбор этот имеет принципиальное значение, поскольку историческое место и роль нашего Отечества в грядущем столетии находятся в полной зависимости от степени и вектора духовного обновления, от возрождения культурно-исторического потенциала нашего народа.
Один из ведущих идеологов современного духовного государственно-патриотического движения владыка Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский (1927-1995), в своей фундаментальной работе по истории России "Самодержавие духа. Очерки русского самосознания" писал: "Наше будущее зависит от того, сумеем ли мы ныне восстановить историческую преемственность русской жизни, осознать себя продолжателями великого русского дела, хранителями и защитниками духовных сокровищ тысячелетней российской истории".[27]
§ 3. Натуралистическая модель истории в античной философии
Согласно мнению большинства авторитетных современных исследователей данного вопроса, принцип историзма уходит своими корнями в античную эпоху. Об этом писали, в частности, А. Ф. Лосев и Р.Коллингвуд. Действительно, первейшим и необходимейшим условием появления историзма можно обозначить развитие интереса к человеку как центральному объекту философского анализа, которое мы обнаруживаем в классическом (антропологическом) периоде античной философии. Английский историк и философ Робин Джордж Коллингвуд (1889 - 1943) в своем знаменитом труде "Идея истории" справедливо отмечает, что одной из задач античных авторов было раскрытие сущности человека через рассмотрение результатов его дел.[28] По мнению Р. Коллингвуда, об античной философии истории вполне можно говорить как о состоявшемся явлении.
Есть, правда, и иные мнения на этот счет. Так, например, по мысли Н. А. Бердяева, эллинской культуре, эллинскому миру, эллинскому сознанию было чуждо сознание истории. "Понятие исторического свершения в эллинском мире не существовало, - говорит философ, - величайшие греческие философы не могли подняться до сознания исторического свершения, у величайших греческих философов нельзя найти философии истории; ни у Платона, ни у Аристотеля… нельзя найти понимания истории. Я думаю, что это глубочайшим образом связано с греческим мироощущением, с эллинским восприятием мира. Греки воспринимали мир эстетически, как завершенный и гармоничный космос; величайшие греки, в которых наиболее выразился греческий дух в наибольшей силе, а не в слабости, воспринимали мироздание статически, как некоторое классическое созерцание соразмерности космоса… для всех греческих мыслителей… исторический процесс… не имел исхода, не имел конца, в нем все повторяется, все находится в вечном круговороте, в вечном возвращении. Эта цикличность процесса характерна для греческого миросозерцания, оно представляло себе движение истории как круговорот… греки, которые внесли величайшие откровения в историю человеческого духа, не знали и не понимали истории, не знали и не понимали "исторического". Я думаю, это связано с тем, - пишет Н.А.Бердяев, - что эллинский мир не знал по-настоящему свободы, - ни в греческой религии, ни в греческой философии не раскрывалась подлинно свобода. Античная покорность судьбе есть наиболее характерная черта для духовного образа эллинского мира, эллинского сознания".[29]
Об отсутствии исторического мышления у греков писал также и Освальд Шпенглер в знаменитом «Закате Европы»: «... античная культура не обладала памятью в этом специфическом значении, не имела никакого исторического органа. Память античного человека... представляет собой нечто совсем другое, так как в его сознании не существует прошедшего и будущего в качестве упорядочивающей перспективы... То, что греки называли «космосом», было картиной мира, не становящегося, а пребывающего. Следовательно, сам грек был человеком, который никогда не становился, а всегда пребывал... Поэтому-то эллины - в лице своего Фукидида - только тогда начали размышлять о своей истории, когда она внутренне почти завершилась».[30]
Так или иначе, греки размышляли об истории, и ими были построены довольно любопытные модели исторического процесса, о которых речь пойдет ниже.
3.1.Теолого - онтологические основания античной философии истории
Стремление человека к самопознанию можно увидеть и раньше, в ряде философских учений Древнего Востока, однако для формирования историзма было необходимо также осознание сугубо специфического местоположения человека в мире, космосе, природе. Необходимо было осознание некоего противостояния человека и мира, человека и космоса, осознание человека в качестве самостоятельного субъекта действия, в том числе действия исторического. Такого понимания человека мы не находим в восточных учениях, где господствовала идея всеобщего одушевления мира и человек рассматривался как органический его элемент. Обожествление сил природы, свойственное мифологическому мышлению, и бессилие человека перед этими силами превращало языческих богов в единственных действующих лиц истории. Боги, отражающие в себе природу и функцию земных властителей, направляли действия царей и вождей так же, как последние управляли действиями своих подданных. Иерархическая система власти родового и раннего рабовладельческого обществ экстраполировалась на небесных существ. Более того, согласно верованиям древних египтян и других восточных народов, боги действуют и непосредственно в людях: так, фараон (царь) фактически обожествлялся, то есть рассматривался как воплощение того или иного бога. Следовательно, человек мог быть только проводником воли божества. Такое представление о месте человека, естественно, не могло привести к рождению исторического мышления. Шпенглер отмечал, что «индийская культура со своей (брахманской) идеей нирваны, этим самым ярким выражением полной неисторичности души, какое только можно себе представить, никогда не обладала пониманием «когда» в каком бы то ни было виде. Нет ни индийской астрономии, ни индийского календаря, а значит, и никакой индийской истории, если под этим понимать сознание живого развития».[31]
Напротив, антропологические воззрения древних греков заключались в том, что человек способен управлять своей судьбой и зависит это от совершенства его знаний, что подчеркивало взаимосвязь разума и исторического творчества. Для античности характерно обращение внимания собственно на человеческие деяния. Именно преодоление мифологического сознания привело к постепенному формированию профанного (светского, секулярного) исторического мышления. У греческих богов, в отличие от богов восточных языческих религий, уже нет собственного плана развития человеческой истории. Они только обеспечивали успех или же разрушали планы людей. Заставляет же их иногда вмешиваться в людские дела зависть к человеческому счастью.
С другой стороны, для ряда греческих историков порой характерен и провиденциализм. Так, Геродот, рефлексируя над событиями своей эпохи, утверждает, что то, что возникает от бога, то человек не в силах отвратить: "Рок справедливою карою всех нечестивцев карает" (Геродот,V 56). Один из крупнейших исследователей античного историзма, С.Я. Лурье в своей монографии "Геродот" пишет: "…С точки зрения Геродота, непререкаемость слепого рока, наказывающего каждого, кто захватывает больше счастья, чем ему отведено, есть основной закон истории, и вся его книга построена, в сущности, как ряд иллюстраций этого всеобщего положения".[32] Другой античный классик, Фукидид вкладывает в речь одного из главных своих персонажей, Перикла, следующие слова: "То, что исходит от божества, его следует принимать с сознанием его неотвратимости" (II 64). Такая неопределенность в движущих силах истории (боги, судьба, воля человека) свидетельствует о синкретизме, характерном еще для античной философии истории.
В античности появляется идея свободы воли, ответственности личности за поступки. Античную концепцию истории в самом общем плане можно охарактеризовать термином "индетерминизм": греки считали, что ход истории можно изменить, что история открыта для благотворных влияний со стороны хорошо обученной человеческой воли.
Основу для исторического мышления заложили революционные открытия древних греков, приведшие к появлению специфического способа философствования, всей европейской традиции. Прежде всего, важнейшим импульсом, неизбежно порождающим размышления об истории, было постоянное устремление античной философии к поиску первоосновы, первокирпичика бытия. Этот поиск, начавшийся у философов Милетской школы, Гераклита, элеатов и атомистов, привел к идее единства бытия, выводимости бытия из единого начала. Идея субстанциального единства бытия привела к идее единства времени как одного из измерений бытия, к диалектике времени и вечности. С другой стороны, такая античная субстанциальность явилась метафизическим основанием для характерной черты античной философии истории — неизменности объекта описания, что послужило причиной развития описательной стороны греческого историзма: ведь изменчивые и неодинаковые человеческие дела происходят в рамках неизменного мира.
Другой идеей, оказавшей важное влияние на формирование исторического мышления греков, была идея всеобщей изменчивости и подвижности бытия, впервые в ясной и отчетливой форме высказанная Гераклитом. Такое понимание космоса вело к соответствующему видению жизни и "микрокосма" — человека. Подвижность и изменчивость социальной жизни истолковывается в соответствии с моделью космического движения вообще. Существенным онтологическим основанием античного историзма было представление о шарообразности и круговращении небесной сферы. Круговая природа ее движения находила отражение и в представлении о циклическом ритме социально-исторической жизни, общей для античности идее вечного возникновения и гибели миров.
Выдающийся русский философ и православный подвижник-монах, крупнейший исследователь античности Алексей Федорович Лосев (1893 - 1988) в своей работе "Античная философия истории" писал, что для греков природа была моделью для истории, а круговое историческое движение создавалось по образу движения небесной сферы, шарообразного космоса - божества. Античный историзм, - отмечал А.Ф.Лосев, - в своей основе был астрономический. Он основан на примате природы, а потому и на снижении значимости человеческого субъекта и человеческого общества.[33] Основываясь на вышесказанном, мы выделяем в качестве центральной характерной черты античного взгляда на историю натурализм.
Здесь мы впервые сталкиваемся с понятием "модели" истории и имеем дело, в сущности, с исторически первой такой моделью. Разумеется, данное понятие, являющееся продуктом уже философии Нового времени, мы используем с осознанием того, что никакие модели истории в античности не выстраивались, а представления о космосе сами по себе служили моделями для истории. Более того, здесь необходимо отметить тот факт, что исторические законы рассматривались в античности только как продолжение космологических, онтологических законов. Понимание исторической жизни как онтологически специфической, интегральной и приоритетной сферы человеческого существования, движение которой носит линейный характер, фактически отсутствовало. Античные мыслители фактически не выделяли сферу исторического развития в отдельную область своих размышлений. Поэтому зачастую приходится выстраивать (с определенной долей условности) модели исторической реальности, основываясь на онтологических и антропологических тезисах древних греков. А. Ф. Лосев говорил в этой связи: "Здесь (в области философии истории - М. Б.) действительно трудно обнаружить ясные и прозрачные учения, ввиду почти полного отсутствия их в античности, и поэтому приходится интерпретировать разные области античной мысли, так или иначе связанные с проблемами историзма".[34]
Идея вечного повторения, порожденная идеей тождества времени и вечности, приводила к тому, что в античности "…вовсе не существовало никакого исторического времени" в собственном смысле слова. Время рассматривалось как развернутая вечность, а вечность как свернутое в одной точке, в одно мгновение время. [35]
Учение о вечности космоса, фактически "безначальном" его существовании порождало представления об отсутствии конкретного начала времени, истории, ее конца и устремленности в будущее. Время беспредельно; не имеет ни начала, ни конца; непрерывно. Время рассматривалось как родовое понятие. Вследствие этого не выявлено было еще соотношение категорий причины и следствия во времени.
3. 2. Антропологические основания античной философии истории
Поскольку природа человека неизменна и обнаружение добродетели и порока есть не что иное как проявление ранее скрытых качеств, нет идеи развития человеческого характера, а, следовательно, нет и идеи поступательного развития человеческой истории. В античности мы не находим представление о принципиальном качественном различии между разными временами, эпохами, обстоятельствами; различные события, ситуации, действия считаются различными проявлениями одного и того же мира, различными поступками одинаковых по своей сущности людей.
3. 3. Модели истории в античности
3. 3. 1. Регрессивная модель Гесиода
В известном творении Гесиода "Труды и дни" (фрагменты 109-201) мы находим одну из самых ранних известных науке моделей исторического процесса. В ее основе лежит представление об ухудшении человеческой природы. Иными словами, здесь мы имеем дело с антропологическим основанием периодизации человеческой истории. Именно нравственный облик людей явился у Гесиода критерием для выделения следующих эпох в истории.
- Золотой век или эпоха Кроноса. Люди этого времени отличались высоким благочестием, легкостью и здоровьем жизни.
- Серебрянный век. В эту эпоху люди возгордились, перестали приносить жертвы богам, в общем, стали неблагочестивыми.
- Медный век. Люди этого времени представляются Гесиоду страшными и могучими; в этом периоде он видит нескончаемые войны и насилия.
- Героический век отмечен героическими подвигами, появлением культа героической личности.
- Железный век. В эту эпоху, современную самому автору, процветали эгоизм, насилие и всеобщее озлобление.[36]
Итак, перед нами довольно-таки развернутая картина человеческой истории. Однако, по меткому замечанию А. Ф. Лосева, рассматривать ее в качестве сколько-нибудь обоснованной философии истории не позволяют два недостатка:
- Гесиод не приводит причин смены одного века другим, а ограничивается описанием состояния человеческого общества в каждую отдельную эпоху, взятую у него изолированно от другой.
- Предложенная Гесиодом модель человеческой истории никак не связана с прогрессивной моделью развития космоса, изложенной им в "Теогонии".[37]
- 3. 2. Модели исторического прогресса
Наиболее распространенной в античности была модель прогрессивного развития истории. Намеки на ее выражение можно найти уже в творчестве родоначальника Элейской школы Ксенофана. По его мнению, "Не от начала все открыли боги смертным, но постепенно, ища, люди находят лучшее".[38]
Далее, идею прогрессивного развития можно увидеть в известных рассуждениях софистов о прогрессивности юридического закона в отношении с естественным. Сравнивая одно с другим, софисты одними из первых поставили вопрос о качественном преимуществе второго над первым, то есть вопрос о несовершенстве норм человеческого общежития в сравнении с нормами природного мира. У софистов мы обнаруживаем мысль о том, что современное состояние человеческого общества существовало не всегда. Например, Протагор схематично обрисовал путь перехода людей от дикого состояния к цивилизации.
Пожалуй, одну из наиболее ярких моделей прогрессивного развития истории можно сконструировать, основываясь на дошедших до нас отрывков творчества Демокрита. Подобно Протагору, Демокрит утверждал, что человеческая история представляет собой путь длительной эволюции от примитивных форм существования к цивилизованным. Более того, Демокрит одним из первых поднял вопрос о движущих силах этой эволюции и признавал за ними материальные потребности людей. Именно с именем Демокрита А. Ф. Лосев связывал "появление глубоко философски аргументированной историографии с ее позитивными методами исследования реальных фактов человеческой истории и их реального причинного взаимодействия".[39]
Идею прогресса в истории развивал также один из учеников Аристотеля — Дикеарх (350 - 290 гг. до н.э.). Ему принадлежит описание развития форм человеческого хозяйства от охоты и собирательства через скотоводство к земледелию. Об этом свидетельствукет римский писатель и ученый Марк Теренций Варрон (116-27 гг. до н. э) в своем труде "Сельское хозяйство".
В достаточно четкой форме идея прогрессивногг развития человечества присуствует в поэме последователя Демокрита и Эпикура римского философа Тита Лукреция Кара (99-55 гг. до н.э.) "О природе вещей". Он говорит здесь о том, как люди постепенно выходили из звериного состояния и приобщались к скотоводству и земледелию.
3. 3. 3. Циклическая модель истории Платона
Онтологическим основанием философско-исторической модели Платона является общая для античности и разделяемая им идея вечного циклического круговращения природы. Кроме этого, корни учения Платона о цикличности истории восходят к его убежденности в вечности человеческой души и постоянном ее перевоплощении из одного тела в другое. Это убеждение представляет собой антропологический фундамент исторической картины философа. Подобно Протагору и Демокриту, Платон говорит об эволюции человечества от дикого первобытного состояния к обществу. Этому посвящены вторая книга "Государства" и третья книга "Законов". Однако в своих размышлениях о движущих силах исторических событий Платон идет дальше своих предшественников, проводя в диалоге "Федр" идею слияния диалектики свободы и необходимости. С одной стороны, по его мнению, человек свободен в своих действиях, а с другой, эта свобода ограничена самой человеческой природой.
Идея цикличности общественной жизни наиболее полно представлена у Платона в "Государстве" и "Политике". Здесь рассматриваются этапы смены форм государственного устройства.
- Аристократия — власть лучших во всех отношениях граждан.
- Тимократия — власть богатых людей, участвующих в организации общества.
- Олигархия — власть "денежных мешков": четкий имущественный ценз допуска к власти.
- Демократия — власть народа.
- Тирания — власть узурпатора, захватившего власть над истосковав-шимся по порядку народом.[40]
Каждую из представленных Платоном форм государства можно рассматривать и в виде самостоятельной модели общества, прекрасно сконструированной философом.
"Государство", а также "Законы" дают нам своего рода образцы идеального состояния общества, утопии, модели совершенного государства. Здесь все настолько совершенно, прекрасно и незыблемо, что изменять это уже нет никакой надобности. И в этом идеальном состоянии смыкаются история, время и вечность. История в собственном смысле слова завершается. Вечное воспевание идеальных законов является неким прообразом Царствия Небесного в христианстве; однако в последнем случае речь идет о воспевании не законов, а Самого Законодателя.
3. 3. 4. Модель истории Аристотеля
Время для Аристотеля, как отмечал А. Ф. Лосев, не существовало без его содержательного наполнения, без того, чтобы в нем что-то происходило. Время понималось им различение в событии "прежде" и "после". Этим "чем-то происходящим" выступает у Аристотеля идея прогрессивного развития человечества. Известный трактат "Политика" позволяет нам выделить основные специфические черты человеческой истории, эволюционирующей от родовой общины к государству.
Подобно Платону, Аристотель говорит о цикличности смены одной государственной формы другой. Однако в своем учении о государстве Аристотель приводит более строгую, нежели его учитель, классификацию разделения форм государства на правильные и неправильные.
3. 3. 5. "Автобиография" как модель истории
Грекам принадлежит само слово "история", означающее у них исследование или изучение. Устремление к памяти, к сохранению живого присутствия прошлого, его людей и событий, в сравнении с более древними культурами, в античности было выражено, несомненно, гораздо ярче. Греческие историки — это автобиографы своего поколения; их исторические описания практически не выходят за рамки одного столетия. Их цель, прежде всего — увековечить славные деяния своих современников. Греческие "истории" похожи на драматические произведения, где есть единство сюжета, завязка, развитие действия, кульминация и заключение. Итак, греков мы можем назвать историками в той мере, в какой мы можем назвать историком каждого, кто ведет свой дневник и, тем паче, пишет свою автобиографию. Таким образом, подобный подход, модель построения истории можно назвать автобиографической.
Начиная с Геродота, впервые употребившее термин "история" в названии своего труда, появляется стремление превратить простую регистрацию описываемых событий в поиск заключенных в них истин. В то же время и у Геродота, и у более поздних историков Фукидида и Ксенофонта фактически отсутствовал интерес к эпохам, отдаленным от их времени более чем на несколько поколений, не говоря уже об интересе к первоначальной истории Греции. Об отсутствии такого интереса свидельствовало также греческое летоисчисление по Олимпиадам.
Причинами событий у греков выступали чувства, мотивы и характеры отдельных людей и целых персонифицированных государств. Цель определялась, таким образом, характером действующего лица. Это тоже является подтверждением "автобиографичности" греческой историографии: причины событий жизни каждого отдельного человека переносились на историю всего полиса.
3. 3. 6. Модели истории эпохи эллинизма
В эллинистический период постепенно появляется идея исторического единства человечества, вызванная к жизни глобальными переменами во всех сферах жизнедеятельности человека: экономике, политике, культуре. В эту эпоху было положено начало перехода от индивидуальных хроник к хроникам, основывающимся на свидетельствах предшествующих авторов. В период крупных монархий сила, приписываемая личности, становится меньше; человек не чувствует себя больше господином своей судьбы в том смысле, что успехи и неудачи его деяний определяются силой или же слабостью его собственного интеллекта. Судьба господствует над ним, а свобода его воли состоит не в том, чтобы управлять внешними событиями жизни, а в том, чтобы управлять внутренними состояниями своего духа, которые противо-стоят этим событиям. Подобные настроение нашли, как известно, выражение в моделировании того особенного, свойственного именно эллинистической эпохе образе жизни, существо которого было сформулировано в известном призыве Эпикура "Проживи незаметно".
* * *
Итак, античность предоставляет нам довольно - таки обширный материал для анализа первых в истории человечества моделей исторического процесса. Подводя итоги развития философско-исторической мысли на данном этапе, необходимо выделить наиболее характерные и, порой, часто противоречивые черты указанных моделей. Среди них: натурализм — такое понимание истории, когда в основе социальных процессов лежат общекосмологические представления; прогрессивизм — представление об эволюционном развитии человечества; цикличность — основанное на натуралистической модели истории представление о вечном круговращении социальной жизни, в том числе и форм государственного устройства.
Интеллектуальные прозрения античных авторов в области философии истории во многом определили ход развития этой области знания на все последующие века. Как писал А. Ф. Лосев в указанной работе, "последующие за античностью типы философии истории возможны были только с использованием этих античных достижений".[41]
В заключение анализа античных моделей философии истории, отметим еще одну специфическую особенность или тенденцию данного периода, коренящуюся в онтологии древних греков, тенденцию, получившую развитие уже спустя много столетий. Речь идет в данном случае о предпосылках формирования антиисторизма: поскольку исторические действия принадлежат к меняющемуся миру, который не может быть познаваем (познаваемо лишь неизменное, истинное бытие), то и история человеческого общества как наука, стремящаяся к познанию своего объекта, получается, невозможна.
§ 4. Теолого - историческая доктрина христианства
- 1. Теолого - онтологические основания
христианской философии истории
Могучий импульс, сообщенный человечеству, человеческой истории и культуре библейским откровением, неизбежно коснулся и философско - исторического сознания. В конечном счете, только утверждение христианства в качестве господствующей религии Европы IV - V вв. породило историзацию культурного сознания в специфическом европейском его понимании. Только начиная с христианской историософии мы вправе говорить о полноценной и разработанной философии истории. Эпоху торжества христианства, "золотой век" христианской святоотеческой литературы можно рассматривать в качестве второго в мировой истории, после "золотого века Перикла", пункта, давшего толчок развитию исторического сознания. И обе эти точки мирового исторического процесса, разделенные временной дистанцией чуть ли не в тысячу лет, пришлись на время кризисов: в первом случае это был кризис античного полиса; во втором случае — кризис и крушение античного мира в целом.
В данном параграфе мы постараемся проследить, каким образом некоторые христианские догматы теолого-онтологического и антропологического плана неизбежно порождают историческое сознание; постараемся также в самом общем виде обрисовать христианскую модель всемирной истории. На примере Библии мы довольно четко можем проследить, в какой степени и каким именно образом представления о Боге, космосе и человеке с необходимостью порождают конкретные философско-исторические выводы.
Главным отличием библейской метафизики от китайской, индийской и греческой является преодоление дуализма. Почти все рассмотренные нами выше учения являли собой онтологический и, как следствие этого, антропологический и этический дуализм. Правящие миром два равных по своему онтологическому статусу начала: Добро и Зло, Свет и Тьма, Космос и Хаос, Ян и Инь находятся в вечном противоборстве. Человек, как элемент мироздания, также подчинен закону единства и борьбы этих противоположностей, также состоит из двух антагонистических начал, в частности, тела и души. Следовательно, духовный рост, нравственное совершенствование человека рассматривается как преодоление тяжелого, темного, телесного начала.
Библейское Откровение, традиционно разделяемое на естественное или общее (откровение Бога в природе) и сверхъестественное или специальное (Священное Предание и Священное Писание) дает принципиально иное понимание мира и человека. Основой как Ветхого, так и Нового Завета является теологический, онтологический и антропологический монизм. Это значит, что изначально в мире существует лишь одна позитивная, добрая сила Господь Бог, сотворивший все сущее из ничего.
