Министерство образования и науки Российской Федерации

Федеральное агентство по образованию

Елецкий государственный университет им. И.А.Бунина

Кафедра психологии

Серия: «Малоисследованные разделы психологии»

Т.П. Будякова

Юридико-психологические аспекты правового института компенсации морального вреда

Учебное пособие к курсу «Юридическая психология»

(для студентов, обучающихся по специальности 021100 «Юриспруденция»)

Елец 2005

УДК 159.9:34.01

ББК 67.5

Рецензенты:

Н.Г. Салмина – доктор психологических наук, профессор (г. Москва);

В.Л. Горичева – старший преподаватель, кандидат юридических наук (г. Елец).

Т.П. Будякова Юридико-психологические аспекты правового института компенсации морального вреда. Елец, 2005. с.

Учебное пособие посвящено малоразработанным проблемам юридической психологии. В частности рассматриваются юридико-психологические аспекты в применении норм гражданско-правового института компенсации морального вреда.

УДК 159.9:34.01

ББК 67.5

ISBN © Т.П. Будякова, 2005

Оглавление

Вводные положения. 4

Глава 1. Моральный вред в психологических исследованиях. 5

Глава 2. Психологические формы компенсации морального вреда. 18

Глава 3. Правовая и психологическая оценка высказываний с точки зрения их влияния на чувство достоинства человека 32

Контрольные вопросы 35

Тестовые задания. 36

Литература 37

Приложение. Психотерапевтическая форма компенсации морального вреда. 39

Вводные положения.

Для изучения материала данной главы студенты должны актуализировать знания по разделам гражданского права: «Личные неимущественные права граждан»; «Внедоговорные обязательства»; «Компенсация морального вреда».

Библиографический список к вводной части.

а) Нормативные материалы:

1. Гражданский кодекс Российской Федерации //Собрание законодательства Российской Федерации. 1994. №32. Ст. 3301; 1996. №5. Ст. 410. Российская газета. 2001. 28 ноября.

б) учебная и научная литература:

2. Будякова Т.П. Индивидуальность потерпевшего и моральный вред. СПб.: Юридический центр Пресс, 2005.
3. Гражданское право. Учебник Т.1. /Под ред. Е.А. Суханова. М.: БЕК, 1998. 749с.
4. Гражданское право. Учебник Т.2(2). /Под ред. Е.А. Суханова. М.: БЕК, 2000. С. 366-431.
5. Гражданское право. Учебник. Т.1. /Под ред. А.П. Сергеева, Толстого Ю.К. М.: Проспект, 1997. С. 266-311, С. 524-526.
6. Гражданское право. Учебник. Т.2. /Под ред. А.П. Сергеева, Толстого Ю.К. М.: Проспект, 1997. С. 694-777.
7. Малеина М.Н. Личные неимущественные права: понятие, осуществление, защита. М.: Пресс, 2001. 242с.
8. Эрделевский А.М. Компенсация морального вреда: анализ законодательства и судебной практики/. М.: Бек, 1999. 209с.
9. Эрделевский А.М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. М.: Инфра-М, 1997. 190с.

Глава 1. Моральный вред в психологических исследованиях.

Объективные данные о содержании морального вреда у разных групп потерпевших могут быть установлены в специальных психологических исследованиях^[1]. Данные этих исследований кладутся в основу акта судебно-психологической экспертизы. В настоящее время выполнение поручения суда о проведении судебно-психологической экспертизы по делам о компенсации морального вреда, как правило, наталкивается на проблему отсутствия соответствующих базовых научных психологических данных, необходимых для ответа на вопросы, поставленные перед экспертом. В силу этого прежде чем дать экспертное заключение, нужно провести соответствующее психологическое исследование.

Однако проведение психологических исследований такого рода само по себе требует предварительно разрешения ряда как этических, так и юридических проблем, поскольку предметом изучения психолога выступает личность испытуемого.

Сразу можно разделить испытуемых на две группы: а) участвующих в исследованиях по договору (в том числе и безвозмездному, заключенному в устной форме); б) привлеченных к исследованию принудительно.

Личные неимущественные права обеих групп при привлечении к участию в психологическом исследовании могут быть нарушены. Права второй группы нарушаются, конечно, более существенно. Во-первых, речь идет о незаконном применении к данным испытуемым методов психологического давления и даже, но крайне редко, психологического насилия. Как правило, в число испытуемых этой группы попадают люди, административно зависимые от лица, проводящего исследование: больные муниципальных или федеральных клиник, студенты и школьники, воспитанники детских дошкольных учреждений. В литературе достаточно широко освещалась проблема причинения морального вреда пациентам клиник^[2], испытуемые психологических исследований практически почти не рассматривались в таком ракурсе.

Согласно «Большому юридическому словарю», психологическое насилие «заключается в воздействии на психику человека путем запугивания, угроз (в частности угроз физической расправой), чтобы сломить волю потерпевшего к сопротивлению, к отстаиванию своих прав и интересов»^[3]. Чаще всего психологическое насилие рассматривается в уголовно-правовом смысле, например в форме угрозы жизни, здоровью, в том числе психическому здоровью. В Уголовном кодексе РФ психическое насилие, как правило, определяется или как отягчающее ответственность обстоятельство или как дополнительный квалифицирующий признак преступления (например, при изнасиловании). То есть, чтобы психологическое насилие стало основанием уголовной ответственности, нужно, чтобы деяние, в рамках которого совершено такое насилие, было квалифицировано как преступление. Проведение научного исследования, как правило, не является противоправным деянием. Есть только одна статья в УК РФ, где психологическое насилие выступает основным способом совершения преступления, – это статья 119 УК РФ «Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью». Нормы этой статьи вполне применимы, если речь идет о принуждении больных к участию в медицинских экспериментах, так как именно здесь чаще всего можно реально высказывать угрозы жизни и здоровью человека, чем и пользуются недобросовестные медики-исследователи. Правда, нужно еще доказать, что в угрозе шла речь именно о причинении тяжкого вреда здоровью или жизни больного. Реально такая угроза носит косвенный характер, например, медики оставляют больного без должного внимания или угрожают отказом в необходимой медицинской помощи. Статья же 124 УК РФ «Неоказание помощи больному» предусматривает наказание, только при условии, что данным деянием больному был причинен вред средней тяжести по неосторожности. Таким образом, медики могут быть подвергнуты уголовному наказанию только в случае реального причинения вреда здоровью пациента, подпадающему под категорию средней тяжести. Вместе с тем больной может предъявлять иск о компенсации морального вреда в гражданско-правовом порядке и в случае причинения малозначительного вреда здоровью.

В рамках приглашения к психологическому исследованию прибегание к угрозе жизни или здоровью испытуемого просто несостоятельно, так как это не имеет реальной почвы. Лишь в отдельных случаях возможно применение психологического насилия в уголовно-правовом смысле.

В правоприменительной практике под психологическим насилием понимается также издевательство над личностью (без физического воздействия), использование гипноза в ходе допроса, шантаж и т.д.^[4], что вполне может быть незаконно использовано и при проведении психологических исследований, но применяется это крайне редко.

Авторы одного из современных направлений в педагогике – педагогике ненасилия^[5] выделяют следующие виды психологического насилия по отношению к учащимся: жесткая регламентация всех действий ребенка, требование беспрекословного подчинения, подавление самостоятельности, индивидуальности, командование ребенком и т.п. В плане изучаемой проблемы этико-правовой оценки психологических исследований, можно сказать, что содержанием психического насилия здесь будет стремление против воли испытуемого заставить его участвовать в психологических исследованиях, то есть сам факт подобного принуждения, сопряженный с угрозами, например выставления плохой отметки в ходе текущего или иного контроля знаний, шантажом (например, угрозой публично озвучить порочащие учащегося сведения) и т.п.

В литературе иногда встречается также термин психологическое давление, которое можно определить как способ воздействия на человека авторитетом. Подчинение авторитету всегда включает некоторый страх перед ним, что в литературе^[6] относят к эффекту авторитета. Использование элемента страха перед авторитетом руководителя, врача, учителя, иной должности, родителя и т.д. и есть психологическое давление. В рассматриваемом ракурсе большое значение для усиления эффекта психологического давления имеет административный фактор. Учащиеся: школьники, студенты, дошкольники выполняют просьбы, требования, подчиняясь авторитету педагогов, как представителей государства, в том числе не добровольно становясь испытуемыми в психологических экспериментах. Представляется, что психологическое давление можно считать более мягким, но все-таки видом психологического насилия.

Закон «Об образовании» в п. 6 ст. 15 указывает, что «применение методов физического и психического насилия по отношению к обучающимся не допускается». Тем самым является абсолютно недопустимым без согласия учащегося, высказанного добровольно, привлечение его к психолого-педагогическим исследованиям. В случае недееспособности или ограниченной дееспособности такое согласие нужно получать у родителей или иных законных представителей обучающихся.

ФЗ «О высшем и послевузовском профессиональном образовании», по-видимому учитывая возраст возможных испытуемых, которыми выступают, как правило, студенты, разрешил научным работникам высшего учебного заведения выбирать методы и средства проведения научного исследования, отвечающим мерам безопасности (пункт 5 статьи 20)^[7]. При этом закон не устанавливает специальных правил привлечения к исследованию в качестве испытуемых студентов. Отсюда можно сделать вывод, что правила привлечения к психолого-педагогическим исследованиям испытуемых-студентов те же, что и для школьников, дошкольников, учащихся профессионально-технических училищ и т.д.

С юридической точки зрения важным моментом в анализе проблемы является выделение перечня прав испытуемого, которые наиболее часто нарушаются при проведении психологических исследований. Во-первых, это, безусловно, право личной свободы, содержание которого состоит в возможности по своему усмотрению действовать в какой-либо области^[8]. В рассматриваемом случае испытуемый как управомочный субъект может самостоятельно принимать решение об участии в психологическом исследовании или отказаться от такого участия. Принуждение в любой форме, ставящее целью заставить лицо быть испытуемым в научном исследовании, является нарушением неимущественного права личной свободы и основанием для предъявления иска о компенсации морального вреда.

Во-вторых, в психологическом исследовании может нарушаться право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну; в-третьих, – право на честь и достоинство; в-четвертых, – право на получение информации о себе, ставшей известной экспериментатору в ходе проведения исследования, право на физическую и психическую неприкосновенность и др.

Право на тайну частной жизни может быть нарушено даже при договорном участии испытуемого, так как в условия договора обычно не включается получение согласия на вторжение в сферу частной жизни, открытие личной тайны. Тем более это относится к квазидоговорным отношениям экспериментатора и испытуемого, основанным на психологическом давлении или даже на психологическом насилии.

Право на тайну частной жизни является конституционным правом. В статье 23 Конституции РФ сказано: «Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну». Это право подтверждается и нормами Гражданского кодекса РФ, который относит неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну к основным нематериальным благам человека, защита которых осуществляется в соответствии с Гражданским кодексом, а «также другими законами в случаях и порядке, ими предусмотренных» (статья 150 ГК РФ). Испытуемым, как правило, не разъясняются их права по охране и защите их нематериальных благ и личных неимущественных прав, что является формой нарушения их прав.

Законодатель не дает определения понятий частная жизнь, личная и семейная тайна. В литературе высказано мнение, что личная и семейная тайна являются элементом частной жизни человека^[9].

Тайна частной жизни – довольно широкое понятие. В него включаются, например, тайна телефонных и телеграфных сообщений, тайна переписки, тайна банковских вкладов, тайна усыновления и т.д. Подобная информация обычно не является предметом изучения в психологических экспериментах. Но такое содержание частной жизни как информация о личных проблемах человека (в том числе о возможных пороках, как бывших, так и настоящих), о внутрисемейных отношениях и т.п. довольно часто подвергается изучению в рамках психологических исследований. Как пишет И.Л. Петрухин: «Вся сфера семейной жизни, родственных и дружеских связей, домашнего уклада, интимных и других личных отношений, привязанностей, симпатий и антипатий охватывается понятием неприкосновенности частной жизни. Образ мыслей, увлечения, творчество также относятся к сфере частной жизни»^[10]. В этом отрывке из книги, посвященной проблемам защиты конституционного права граждан на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, очерчен большой спектр традиционной проблематики психологических исследований.

Л.О. Красавчикова дает более развернутое толкование понятия «личная жизнь». В частности выделяются такие ее стороны как

1. «Сугубо личностная (интимная) сторона», т.е. относящаяся к данной индивидуальной личности как таковой, делающая личную жизнь данного лица самобытной и неповторимой (определяющая его привычки и пр.).
2. «Бытовая сторона», выражающая уклад повседневной жизни лица по поддержанию его существования путем удовлетворения своих потребностей в пище, одежде, жилище и др.
3. «Семенная сторона» охватывает широкий круг действий и отношений, связанных с выполнением основной функции семьи – продолжением рода. Сюда, кроме супружеских, включаются также отношения по воспитанию детей, взаимной материальной и духовной поддержке, отношения с родственниками и т.п.
4. «Имущественная сторона» носит в основном сложный характер, поскольку соответствующие отношения, во-первых, принадлежат к личной жизни гражданина, а во-вторых, являются его социальными связями. Тем не менее порядок и характер пользования соответствующими вещами (как материального, так и культурного назначения) определяются самим гражданином.
5. «Культурная сторона», в которой находит свое выражение освоение человеком достижений культуры.
6. «Организационная сторона» проявляет себя в установлении распорядка дня, в решении вопросов приобретения пли отчужденны имущества, поступлении в то или иное учебное заведение, избрания профессии, места жительства и места работы, а также в иных аналогичных действиях.
7. «Санитарно-гигиеническая сторона», охватывающая личную гигиену, поддержание гигиены детей, а также определенный уровень санитарного состояния имущества, занимаемого помещения и т.д.
8. «Оздоровительная сторона», выражающаяся в действиях, направленных на поддержание здоровья гражданина (обращение за медицинской помощью к врачу или самолечение) и т. д.
9. «Сторона досуга», связанная с отдыхом и развлечениями.
10. «Коммуникационная сторона», охватывающая всю систему неформальных связей данного лица с окружающими его людьми, в том числе с друзьями, знакомыми и т.д.^[11]

Практически все перечисленные стороны личной жизни гражданина могут быть содержанием личной (частной) тайны и, соответственно, предметом вредоносного воздействия. Но характер нравственных и физических переживаний, обусловленных данным обстоятельством, зависимость страданий от индивидуальных особенностей потерпевшего и т.д. с достаточной степенью достоверности устанавливаются только в психологическом исследовании. То есть психолог в ряде случаев должен намеренно нарушить право испытуемого на неприкосновенность частной жизни.

Рассмотрим это на примерах конкретных методик. Так, в психолого-диагностическом изучении личности часто применяется патохарактерологи­ческий диагностический опросник (ПДО), составленный в 1970 г. А.Е. Личко^[12]. Даже простое перечисление спектра проблем, затрагиваемых опросником, сразу наводит на мысль о стремлении исследователя как можно глубже проникнуть в частную жизнь испытуемого, в том числе интимную: «Настроение», «Сон и сновидения», «Отношение к спиртным напиткам», «Сексуальные проблемы», «Отношение к родителям», «Отношение к друзьям», «Оценка себя в данный момент» и др. Данный опросник был составлен, по-видимому, с целью оказания специальной психологической помощи в случае добровольного обращения к психологу, и там он вполне логичен, конечно, при соблюдении тайны результатов такого обследования от посторонних лиц. Но использование его как инструмента в научном исследовании без соблюдения этико-правовых норм недопустимо, особенно в ситуации внедоговорного варианта. При заключении договора об участии в исследовании с применением опросника А.Е. Личко нужно оговорить способы шифровки получаемой информации, объем и порядок ее обнародования, а, возможно, и сумму компенсации морального вреда в случае нарушений условий договора и т.д.

Можно привести и иные примеры нарушения права на неприкосновенность частной жизни в ходе использования психологических методик. Техника проведения и даже цели широко известной и широко применяемой социометрической методики изучения межличностных отношений в коллективе очень уязвимы как с этической, так и правовой точек зрения. Одной из целей данной методики является выявление симпатий и антипатий между членами коллектива, что, как было отмечено выше, составляет содержание частной жизни человека, неприкосновенность которой закреплена в Конституции РФ. Кроме того, само содержание методики, когда испытуемый переживает, что он не получит симпатий группы, причиняет дополнительный моральный вред (физические и нравственные страдания – статья 151 Гражданского кодекса РФ) участнику социометрической процедуры.

Подтверждением этому служит, например, частный результат диссертационного исследования Р.А. Островской: «При проведении опроса одни ученики писали фамилии товарищей не задумываясь, другие долго думали и неуверенно записывали одну-две фамилии. Показательно, что эти неуверенные ребята получили мало выборов»^[13]. То есть уже во время заполнения социометрической карточки некоторые дети чувствовали себя дискомфортно, ведь им, например, нужно было ответить на вопрос: «Кто бы взял в команду хоккеистов тебя?» Заранее зная, что их не выберет никто, они уже испытывали страдание от того, что их частные отношения и проблемы с одноклассниками стали достоянием более широкого круга людей и объектом обсуждения. При этом ни у школьников, ни у их родителей, конечно, не спросили, хотят ли они участвовать в этой унижающей их процедуре. Учитывая, что потерпевшим здесь является несовершеннолетний, при расчете суммы компенсации за причиненный моральный вред нужно иметь в виду этот фактор.

Очевидно, многие испытуемые не стали бы добровольно участвовать в исследовании, где например анализируют получаемые данные по следующим признакам: «зависимость от семьи», «подавление сексуальности», «подавление агрессивности», «семейные конфликты» и т.д. (методика PARI)^[14], так как все это составляет различные стороны частной жизни, обычно скрываемой от постороннего внимания.

Более серьезные правовые проблемы возникают при нарушении права испытуемого на честь и достоинство. В пункте 1 статьи 24 Конституции РФ говорится: «Сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускается», то есть, если в договоре на участие в научном эксперименте предусмотрено такое согласие, то действия экспериментатора, связанные с получением и использованием информации о частной жизни лица, являются правомерными.

Несколько иначе обстоит дело с возможностью даже по договору умаления чести и достоинства испытуемого. Статья 21 Конституции гласит: «Достоинство личности охраняется государством. Ничто (подчеркнуто нами – Б. Т.) не может быть основанием для его умаления». То есть наличие соглашения (устного или письменного) не может быть основанием унижения достоинства человека. Кроме того, также Гражданским кодексом запрещены сделки, совершенные с целью, противной основам правопорядка и нравственности (статья 169 ГК РФ). Хотя, конечно, главной целью научного исследования является получение новых научных знаний, но унижение чести и достоинства в рамках проведения некоторых экспериментов, может быть одной из их частных целей. Другими словами, исследование, где применяются методы, унижающие честь и достоинство человека, являются незаконными, независимо от того, добровольно ли в них участие испытуемых. Аналогично, например, было бы безнравственно умышленно затевать военный конфликт с целью изучения эффективности каких-либо тактических военных приемов или распылять в жилом районе яд с целью проверки его токсичности.

В качестве примера экспериментов, где умаляется честь и достоинство испытуемых, можно привести известный «тюремный» эксперимент, проведенный в стенах Стэнфордского университета Филипом Зимбардо, когда студенты, изображая роли охранников, так перевоплотились, что «уже были не в состояния ясно отличать ролевую игру от собственного Я. Драматические изменения наблюдались почти во всех аспектах их поведения, образе мыслей и чувствах»^[15]. Испытуемые, выполнявшие роли охранников получали удовольствие от проявления жестокости, от унижения человеческого достоинства своих однокурсников, выполнявших роли «заключенных», реально испытавших сильные страдания от своего унижения.

Другой пример можно взять из книги А. Минделла «Лидер как мастер единоборства». Разрабатывая технологии выхода из конфликтов, он в тренинговых группах создавал реальные конфликтные ситуации, например, порождал конфликт посредством постановки проблемы меньшинства в данной группе. Эксперимент проходил так эмоционально напряженно, что его участники переставали разговаривать друг с другом, и даже после разрешения конфликта часть людей оставалась недовольной произошедшим. Сам А. Минделл так описывает ситуацию конкретного эксперимента: «Страсти накалились до предела. Так, пожалуй, дойдет и до смертоубийства»^[16], то есть сам экспериментатор сознает, что в ходе эксперимента люди доводятся до аффективного состояния.

Провокация конфликтных ситуаций, в которых люди начинают реально ненавидеть друг друга, готовы унизить достоинство другой стороны, недопустима не только с этической, но с правовой точки зрения. Можно добавить, что в современной реальной жизни достаточно и естественно возникающих конфликтов, чтобы именно они стали предметом изучения социального психолога, социолога или политолога, и не следует перегружать отношения людей еще и искусственно вызванными межличностными столкновениями. Ведь даже экспериментально вызванный конфликт наносит не мнимый, а реальный серьезный моральный ущерб его участникам. Можно согласиться с мнением Э. Аронсона, который по этому поводу сказал следующее: «Необходимо исключить процедуры, вызывающие сильные болевые ощущения или сильный дискомфорт. Если экспериментаторы проявят достаточное хитроумие и осмотрительность, им обычно удается проверить свои гипотезы без применения крайних средств. Хотя менее интенсивная процедура дает обычно менее ясные результаты, экспериментаторы должны сделать выбор и пожертвовать некоторой ясностью в интересах бережного отношения к испытуемым»^[17].

Честь и достоинство испытуемых может быть ущемлено и без нарушения закона, но с нарушением норм этики. Так, в констатирующих и формирующих экспериментах в рамках научных исследований часто применяются техники социально-психологического тренинга. Отдельные задания таких тренингов несколько сомнительны с позиций этики.

Закон предполагает компенсацию только неправомерно нанесенного морального вреда. Если же такой вред нанесен правомерно, то юридическая ответственность не наступает. В рассматриваемых ниже тренинговых упражнениях испытуемому в корректной форме говорят об имеющихся у него недостатках (то есть не оскорбляют и не оговаривают его, что было бы противозаконно) и, хотя ему и неприятно, это не запрещено законом. Вместе с тем, основания для компенсации морального вреда здесь возникают.

Например, честь и достоинство испытуемого в тренинге «Отверженный»^[18] умаляется правомерно, так как участники тренинга описывают испытуемому реальные причины, по которым он может быть отвергнут группой. Но сам фактор публичности такого оценивания в форме осуждения существенно увеличивает степень морального вреда, хотя и причиняемого правомерно. В истории права не случайно все позорящие наказания имели публичный характер, например должника сажали в «долговую яму», где каждый мог его видеть. В настоящее время позорящие наказания в международном праве отменены. Исповедь и наставления исповедующемуся священника также не носят публичного характера. Публичное покаяние в христианской религии допускается только по воле кающегося. То есть сама техника подобного тренинга противоречит этическим установкам как христианства, так и нравственным правилам, принятым в светском обществе. Психологическим последствием может стать психологическая травма. Поэтому имея даже согласие испытуемого на такое тренинговое упражнение, руководитель тренинга может нести ответственность за причинение морального вреда, поскольку испытуемый самостоятельно не может предположить последствия своего участия в тренинге, так как не является специалистом-психологом.

Аналогичные этико-правовые проблемы возникают и при проведении тренингового упражнения «Горячий стул», когда всем участникам предлагают высказываться по поводу человека, сидящего на «горячем стуле» в следующей форме: «Когда ты делаешь и говоришь то-то и то-то… или ведешь себя так-то, у меня возникают такие-то чувства, и мне кажется, что это означает то-то и то-то»^[19]. Далее просят заранее не обижаться того, к кому такие суждения будут относиться. Но в самом упражнении уже заложена возможность публичного нанесения обиды, и с очевидностью у потерпевшего возникает право на компенсацию морального вреда.

По-видимому, недостатки конкретного человека лучше обсуждать не методом «товарищеского суда», а один на один, например с руководителем тренинговой группы.

Анализ нарушения прав испытуемого на распоряжение информацией о себе, на получение достоверных и полных сведений личного характера, ставших известными в ходе проведения исследования, представляет определенную сложность из-за многоаспектности данного вопроса. Сразу можно выделить три стороны этой проблемы:

а) определение этичности и законности применения обмана испытуемых, используемого для увеличения степени достоверности научных результатов;

б) нарушение права испытуемого на доступ к информации о себе;

в) нарушение права испытуемых на распоряжение информацией, носящей личный характер.

Обман испытуемого может рассматриваться как скрытая форма психологического насилия, так как заведомо предполагается, что человек добровольно не будет давать достоверную информацию о себе. Кроме того, здесь может иметь место незаконный способ получения информации о частной жизни испытуемого (то есть без его согласия).

В то же время, как пишет, например, Э. Аронсон: «Использование обмана может оказаться наилучшим, и, возможно, единственным способом получения полезной информации относительно того, как люди ведут себя в наиболее сложных и наиболее важных жизненных ситуациях»^[20]. Э. Аронсон предлагает некоторые способы минимизации морального ущерба, получаемого в ходе исследования: наиболее подробно рассказать испытуемым о целях проводимого эксперимента, о полученных в ходе его данных и даже провести сеанс психотерапии.

Для нашей страны такой подход неприемлем с правовой точки зрения. Согласно действующей Конституции РФ права на неприкосновенность частной жизни, честь и достоинство не подлежат ограничению (статья 56 Конституции РФ), естественно, в том числе и по мотивам научной необходимости.

В случае обмана испытуемых может быть нарушено также их право на получение полной информации о себе, ставшей известной во время проведения научного исследования. Это право в общем виде зафиксировано в статье 14 ФЗ РФ «Об информации, информатизации и защите информации» от 25.01.95 г.: «Граждане и организации имеют право на доступ к документированной информации о них, на уточнение этой информации в целях обеспечения ее полноты и достоверности, имеют право знать, кто и в каких целях использует или использовал эту информацию». Под документированной информацией в статье 2 указанного Закона понимается: «зафиксированная на материальном носителе информация с реквизитами, позволяющими ее идентифицировать»^[21]. Протокол исследования можно считать такого рода документом, так как в нем указываются сведения о времени и месте проведения, например серии эксперимента, кратко характеризуются испытуемые.

Таким образом, испытуемый имеет право максимально подробно знать всю информацию личного характера, выявленную в результате исследования, участником которого он был. Чаще всего мотивом сокрытия полученных данных, особенно негативных, выступает беспокойство об эмоциональном благополучии испытуемого, то есть благородные побудительные причины. Однако законодатель в настоящее время пошел по пути увеличения самостоятельности и ответственности личности за свою судьбу.

Такая же позиция выдержана и в других нормативных актах. Так, в статье 5 ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности», от 5 июля 1995 года отмечено, что: «лицо, виновность которого в совершении преступления не доказана в установленном законом порядке... и которое располагает фактами проведения в отношении его оперативно-розыскных мероприятий… вправе требовать от органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, сведения о полученной о нем информации». Такая информация могла быть получена методом прослушивания телефонных разговоров, вследствие анализа документов, имеющих закрытый характер, наблюдения за частной жизнью лица и т.д. Здесь может быть выявлена информация, сам факт распространения которой даже узкому кругу лиц, наносит потерпевшему моральную травму, и сокрытие обстоятельства, что эта информация стала известной, возможно, избавило бы человека от сильных страданий. Но законодатель, по-видимому, полагал, что если есть хоть какая-то вероятность случайной утечки этой информации, то надо заранее дать возможность потенциальному потерпевшему защитить свои права, в том числе и через компенсацию морального вреда.

Возможность идентификации информации о себе не исключена и при чтении научного отчета или диссертационного исследования, то есть всегда остается вероятность раскрытия тщательно скрываемых личных секретов или иной неприятной для личности информации, полученной в ходе научного исследования.

Другим нормативным актом, где также обеспечивается право на полноту получения информации личного характера, являются Основы законодательства Российской Федерации «Об охране здоровья» от 22.07.93: «Каждый гражданин имеет право в доступной для него форме получить имеющуюся информацию о состоянии своего здоровья, включая сведения о результатах обследования, наличии заболевания, его диагнозе и прогнозе» (статья 31). Этот закон примечателен тем, что в нем выделено два условия получения таких сведений: а) деликатная форма их сообщения (особенно, если речь идет о случаях неблагоприятного развития заболевания); б) наличие прямого согласия больного на получение такой информации (она не может быть предоставлена против воли больного). Похожие условия логично было бы включить в правила освещения испытуемому содержания полученных данных, имеющих отношение к его личности.

Иногда при опубликовании данных, полученных в исследовании, нарушается право испытуемого на распоряжение информацией, носящей, личный характер. Под распоряжением информацией такого рода имеется ввиду право испытуемого определять: какая часть информации может быть опубликована, он имеет также право уточнять и дополнять эту информацию (статьи 11, 14 Закона «Об информации, информатизации и защите информации»).

Приведенный перечень прав испытуемого, которые могут быть нарушены исследователем, является неполным, но даже соблюдение этого круга прав принесет значительную пользу. Американские психологи выработали специальные этические кодексы, регулирующие правила проведения научных исследований^[22], такие же правила сформулированы и у нас в стране^[23].

Российские судебные психологи-эксперты выработали специальные этические нормы привлечения подэкспертных к научному психологическому исследованию. Это: а) получение информированного согласия на проведение экспериментов; б) недопустимость использования методов исследования, способных ухудшить состояние испытуемого (например: искусственное вызывание фрустрации, применение опросников, содержащих вопросы с сексуальной тематикой и др.); в) зашифровывание фамилии испытуемого в целях избежания его идентификации^[24].

Однако, учитывая то, что со времени создания этих кодексов в России существенно изменилась нормативная база, при построении программ психологических исследований следует ориентироваться не только на традиционные правила этики, но и на новые нормы закона.

Существуют этико-юридико-психологические проблемы и при проведении экспертных психологических исследований. Представляется, что этические принципы, выработанные психологами-экспертами для таких случаев достаточно полные и гарантируют соблюдение личных неимущественных прав подэкспертных лиц^[25].

Глава 2. Психологические формы компенсации морального вреда.

Действующим законодательством узаконена только одна форма компенсации морального вреда: денежная. Однако в ряде случаев возможно использование и иных форм компенсации за физические и нравственные страдания, в частности психологических форм.

Некоторые авторы отмечают возможность не только денежной формы компенсации морального вреда в порядке применения п. «к» ст. 61 УК РФ. Указанная статья в качестве обстоятельств, смягчающих наказание определяет: оказание медицинской и иной помощи потерпевшему непосредственно после совершения преступления, добровольное возмещение имущественного ущерба и морального вреда, причиненных в результате преступления, иные действия, направленные на заглаживание вреда, причиненного потерпевшему. С.П. Щерба и А.В. Савкин считают, что вид и размер компенсации за моральный вред в данном случае должен определяться потерпевшей стороной, и лишь в спорных случаях размер именно денежной компенсации должен устанавливаться судом. Одной из форм компенсации морального вреда, по их мнению, здесь является – принесение извинений^[26].

А.М. Эрделевский отмечает, что об определении судом суммы денежной компенсации в уголовном процессе может идти речь только в случае заявления потерпевшей стороной иска о компенсации морального вреда. Если виновная сторона добровольно возмещает принесенный ущерб, то не имеет значения ни ее размер, ни ее форма, так как суть института деятельного раскаяния заключается в заглаживании вины. Очевидно, что сам потерпевший должен решать насколько примененные в порядке добровольного возмещения средства и способы достаточны и приемлемы в целях компенсации причиненного ему морального ущерба.

Как считает далее А.М.Эрделевский, особенностью компенсации морального вреда в порядке п. «к» ст. 61 РФ является не только разнообразие форм компенсаций, но и специфика оснований ответственности. Гражданский иск о компенсации морального вреда может быть удовлетворен только в случае, если он причинен действиями, нарушающими личные неимущественные права или посягающими на другие нематериальные блага, а также при нарушении имущественных прав, но в специально предусмотренных законом случаях. Но не всякое преступление порождает, согласно действующему законодательству, право на возмещение морального вреда, даже если он существенен. «В некоторых случаях добровольное возмещение причиненного преступлением морального вреда может оказаться исполнением не юридической обязанности, а нравственного долга». Это, по мнению А.М.Эрделевского, может служить дополнительным смягчающим обстоятельством при вынесении судебного приговора, так как это делается при отсутствии у потерпевшего возможности использования мер государственного принуждения для реализации такого требования. Тем более форма компенсации в таких случаях может быть не обязательно денежной.

Л.А.Прокудина отмечает, что при решении вопросов о возмещении ущерба, причиненного незаконными действиями правоохранительных органов, денежная форма компенсации морального вреда также не является единственно возможной. Ссылаясь на Положение о порядке возмещения ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, утвержденное Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 года, Л.А. Прокудина к иным (кроме денежной) формам компенсации морального вреда относит: направление письменного извещения о реабилитации гражданина трудовому коллективу, общественным организациям по месту жительства (учебы), а также публикацию соответствующего сообщения (опровержения) в печати. Но при этом, «при подготовке письменных сообщений судьям и следственным работникам необходимо разъяснять положения уголовно-процессуального закона о реабилитации там, где возможно их неоднозначное толкование (например, ч.2, ст.208 УПК РСФСР), не употреблять выражений, позволяющих сомневаться в полной реабилитации гражданина»^[27]. Введение в действие нового УПК РФ в принципе не изменило возможность использования данного подхода.

Таким образом, опровержение порочащих сведений также может рассматриваться в настоящее время как действующая форма компенсации морального вреда.

Своеобразной формой компенсации морального вреда можно считать меры, предусмотренные в случае причинения вреда здоровью (п.2 ст. 1085 ГК РФ). Так, пенсия по инвалидности, назначенная вследствие причинения вреда, а равно и другие пенсии и пособия, назначенные потерпевшему как до, так и после причинения вреда здоровью, не засчитываются в суммы, выплачиваемые в счет возмещения вреда. И.Н. Поляков в связи с этим отмечает, что таким образом «новое законодательство способствует в значительной степени защите прав потерпевших, здоровью которых нередко наносится непоправимый ущерб. Указанная мера социальной защиты дает возможность потерпевшим менять профессию и трудом, в определенной степени, сглаживать неблагоприятные последствия причиненного им физического и морального вреда»^[28].

Формой компенсации в данном случае, по мнению автора, выступают не только денежные суммы, но и определенная направленность этих сумм на восстановление прежнего профессионального статуса или приобретение нового. Следующим шагом, по моему мнению, может быть создание специальных фондов для профессиональной реабилитации потерпевших, отчисления в которые будут направляться не только государством, но и причинителями вреда.

Идея создания специальных фондов в целях возмещения вреда, причиненного потерпевшим, уже давно обсуждается в литературе. В частности, о необходимости создания такого фонда за счет отчислений из заработка осужденных писали С.Е.Донцов и В.В.Глянцев^[29]. Однако, в некоторых случаях важна не сама возможность получения денежной компенсации, а именно ее целевая направленность. Речь идет как о профессиональной реабилитации, так и о специализированной медицинской, в том числе психотерапевтической помощи, которая может оказываться на коммерческой основе за счет средств причинителя вреда.

Такая форма компенсации морального вреда будет наиболее эффективной, например потерпевшим от наркопреступлений. Основными потерпевшими от такого рода преступлений являются, конечно, наркоманы, т.е. лица, которые пристрастились к приему наркотиков или психотропных веществ. Моральный вред применительно к данной категории потерпевших заключается в физических страданиях, которые они переживают как больные наркоманией, и в нравственных страданиях, порождаемых неизбежной маргинализацией личности наркоманов. Эти лица выпадают из привычного круга общественных отношений, теряют связи с корпоративными кругами, перестают выполнять прежде выполнявшиеся социальные роли: профессиональные, межличностные и другие – у них снижается социальный статус, теряется индивидуальность. Больные наркоманией теряют следующие нематериальные блага: место в системе общественных отношений, уважение окружающих, источник самореализации и саморазвития своей личности, человек перестает соответствовать общественным стандартам, что само по себе представляет серьезную общественную ценность. Кроме существенного умаления нематериальных благ происходит также значительное умаление и личных неимущественных прав: права на честь и достоинство, права на доброе имя, права на творчество и др.

Кроме этой категории потерпевших, право на компенсацию морального вреда имеют близкие родственники наркомана, его родители, бабушки и дедушки, дети. В частности, все они теряют такие нематерильные блага, как любовь и привязанность близкого человека, существенно умаляется или теряется вовсе право на получение психологической поддержки от близкого человека, которая может выражаться, в том числе, в форме заботы о близких людях и др.

Неправомерные действия причинителя вреда, которые порождают у потерпевшего право на компенсацию морального вреда в случае совершения преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических веществ перечислены в статьях № 228–233 УК РФ. К ним относятся: склонение к потреблению наркотических средств или психотропных веществ, незаконная выдача, либо подделка рецептов и иных документов, дающих право на получение наркотических средств или психотропных веществ и др. Именно к виновным в совершении этих действий должны предъявляться иски с требованием о компенсации морального вреда. По моему мнению, особенностью компенсации морального вреда по рассматриваемым видам преступлений должна быть особая схема применения сумм, присужденных судом. Они должны выплачиваться не непосредственно потерпевшему, а перечисляться на особый счет, с которого деньги могут переводиться только на счет специализированного лечебного учреждения (по выбору либо самого потерпевшего, либо его родственников), в котором потерпевший мог бы пройти лечение от наркомании. Родителям или другим близким родственникам, которые будут признаны судом потерпевшими и которым будут присуждены выплаты в качестве компенсации морального вреда, деньги также не должны выдаваться на личные нужды, а должны перечисляться, по их желанию, в те специализированные лечебные учреждения, которые они укажут. Это – своеобразная охранная мера, так как в ином случае они могут стать объектом вымогательства со стороны своих больных родственников. В тоже время в случае успешности лечения, эти деньги будут потрачены с пользой, так как к ним вернуться, казалось бы, потерянные близкие. Кроме того, они сами могут воспользоваться услугами психотерапевтов в пределах сумм компенсации за моральный вред, установленными судом.

В целях стимулирования специализированных лечебных учреждений добросовестно и ответственно выполнять свои профессиональные обязанности родственники больных наркоманией или лица, которым это поручено судом, должны заключать с этими лечебными учреждениями договоры на оказание медицинских услуг, в которых можно предусмотреть ответственность за некачественное оказание медицинских услуг. Но даже, если меры ответственности не будут оговорены в договоре, то в случае некачественного лечения можно предъявить иск о компенсации морального вреда в порядке, предусмотренном Законом РФ «О защите прав потребителей» от 07.02.1992 года (в ред. от 9 января 1996г.)^[30].

Одна из основных проблем в лечении наркомании та, что это довольно дорогое мероприятие, требующее привлечения уникальных специалистов, затрат на лекарства и содержание больных в гораздо большем объеме, чем при других заболеваниях, например, гораздо больше денег уходит на охрану лечебного учреждения. Механизм привлечения средств за счет компенсаторных выплат поможет решить эту проблему хотя бы частично.

Предлагаемый нами подход в значительной степени реализован для инвалидов. Так, согласно ФЗ «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации» от 24.11.1995г., предусматривается индивидуальная программа реабилитации инвалидов (ст. 11 ФЗ). Она предполагает комплекс реабилитационных мероприятий, включающий отдельные виды, формы, сроки и порядок реализации медицинских, профессиональных, психологических и иных реабилитационных мер, направленных на восстановление, компенсацию нарушенных или утраченных функций организма, восстановление, компенсацию способностей инвалида к выполнению определенных видов деятельности. В оплате реабилитационных мероприятий могут участвовать как государственные, так и частные лица. Индивидуальная программа реабилитации имеет рекомендательный характер, инвалид имеет право отказаться от нее полностью или частично. Отказ инвалида от реабилитационных мероприятий не дает ему право на получение компенсаций в размере стоимости реабилитационных мероприятий, что позволяет использовать средства в интересах инвалида.

Отвечая на вопрос: какая же форма компенсации морального вреда будет наиболее подходящей, лучшей, чем денежная, логично исходить из того, что один из путей решения этой проблемы заключается в поиске приемлемого, сопоставимого с причиненным моральным вредом средства. Очевидно, что психический вред должен компенсироваться в том числе психологическими средствами^[31].

Одной из психологических форм компенсации морального вреда как отмечается во многих работах, является принесение извинений.

В словаре В. Даля для определения значения слова «извинить» приводится целый синонимический ряд: прощать, простить, отпускать вину, не карать, не гневаться за провинность, уважить раскаяние, покорность виновного и т.д.^[32] То есть, согласно В. Далю, извиняться – это значит: просить прощение, просить отпустить вину, уважить раскаяние, не карать, просить не гневаться за провинность, демонстрация покорности и т.п.

Извинение как официальная мера ответственности при нанесении личной обиды стало использоваться в российском праве со времен Петра I. Однако постепенно оно утратило своё значение в этой функции. По-нашему мнению, это произошло из-за трудностей реального применения извинения в юридической практике, так как оно имеет специфические особенности, связанные с самой его природой. Таких особенностей можно выделить пять: 1) Квазипринудительный характер подобной меры ответственности; 2) её нематериальный характер; 3) наличие разных форм извинения в практике человеческого общения; 4) трудность выделения круга правонарушений, где извинение будет достаточной формой компенсации причиненного вреда; 5) зависимость приемлемости этой меры от индивидуальных особенностей потерпевшего.

Рассмотрим каждую из выделенных особенностей в плане анализа трудностей, возникающих при применении извинения как формы компенсации морального вреда в настоящее время. При этом необходимо актуализировать опыт разрешения этих проблем (подходы и варианты решения) в истории российского права.

Квазипринудительный («как бы» принудительный) характер извинений заложен в самой природе этой формы компенсации морального вреда. Извинение – это личное действие и исполнение его зависит от самой личности. Недостаточно просто обязать извиниться, нужно подкрепление этой меры дополнительными санкциями. Так, согласно Артикулу воинскому Петра I^[33], если виновный отказывался извиняться, то наказание ужесточалось: «Ежели оный поупрямитца, который приговорен себя обличить, то он может быть денежным наказанием и заключением к тому принужден быть, и ему иной срок ко исполнению приговора положить. И ежели сему учиница противен, то тюрмою крепчае, а дачею денежною вдвое прибавить, и иный срок назначен будет» (Артикул 151).

Для сравнения можно привести аналогичный способ обеспечения действенности нормы об извинении в Положении о товарищеских судах (от 3.12.82). В статье 17 указанного Положения разъясняется, что товарищеский суд может ограничиться публичным рассмотрением дела и не применять указанных в статье 16 мер общественного воздействия, если виновный чистосердечно раскаявшись, публично принесет извинения коллективу или потерпевшему и добровольно возместит причиненный ущерб.

Формально впервые извинение стало применяться как вид наказания. Но учитывая общую нерасчлененность в законодательстве XVIII века юридических норм на уголовные и гражданско-правовые, можно сделать вывод, что функционально эта мера была направлена не на обеспечение общественной безопасности, а носила компенсаторный характер, обеспечивая смягчение личных обид.

В квазипринудительности извинения заложена также возможность причинения потерпевшему дополнительного морального вреда, если причинитель вреда все-таки выберет альтернативную форму ответственности, например, штраф. Отказавшись извиниться, он как бы подчеркнёт, что не раскаялся в содеянном. Поэтому действующая в настоящее время практика об использовании извинения только при добровольной компенсации морального вреда (например, при заключении мирового соглашения) представляется наиболее верным подходом. В то же время непонятно, почему нельзя обязать извиниться печатный орган, где была опубликована информация, причинившая потерпевшему неправомерный моральный вред. Отсутствие этой нормы часто приносит дополнительные моральные страдания потерпевшему, так как иногда рядом с опровержением клеветы или иной недостоверной информации печатается такой комментарий, за который опять надо привлекать к ответственности.

Вторая особенность извинения как формы компенсации морального вреда, вызывающая трудности в применении, – ее нематериальный характер. Дело в том, что наиболее распространенной доктриной в гражданском праве является признание исключительно имущественного характера гражданско-правовой ответственности^[34]. Именно поэтому извинения в настоящее время не рассматриваются как возможная форма компенсации морального вреда.

Иное мнение было у некоторых юристов прошлого. Их аргументы не потеряли логическую силу и теперь. Так, Гуго Гроций отмечал, что возмещение ущерба чести и доброму имени может состоять в признании своей вины, оказании знаков уважения, удостоверении невиновности и других подобных способах^[35]. Г.Гроций, перечисляя нематериальные способы компенсации нравственных страданий, в том числе и извинения в форме признания вины, как бы утверждал, что нематериальному вреду логически соответствуют нематериальные способы его компенсации.

Российский юрист XIX века С.М. Моносзон, рассматривая вопрос о том, как в законодательстве России трактуются отдельные статьи Законов гражданских, и обосновывая отнесение извинений к гражданско-правовым институтам, приводил следующие аргументы: если бы испрошение прощения было мерой уголовной ответственности, то оно было бы включено в перечень уголовных наказаний. Но в законе того времени указывалось, что к наказаниям, как уголовным, так и исправительным испрошение прощения только присоединяется в некоторых определенных законом случаях^[36].

Следующей особенностью извинения является наличие в практике человеческого общения разных его форм. С юридической точки зрения важно выделить те формы, которые наиболее приемлемы для решения правоприменительных задач.

Наиболее типичными формами извинения в истории права, а также в межличностном общении были: устная и письменная. Устная форма была представлена извинениями в частном порядке (наедине или при свидетелях), а также в присутствии суда. К письменной форме относились: принесение извинений в частном письме или через газету. Так, А.С.Пушкин с разрешения царя написал извинительное письмо княжне Волконской, где просил великодушно простить ему неумышленное оскорбление^[37], а известный русский публицист В.В.Розанов по требованию поэта Рославлева принес ему извинения через газету за публикацию заметки, затрагивающей честь поэта^[38].

С.А.Беляцкин полагал, что при оскорблении чести потерпевший должен иметь право требовать напечатания извинений в газетах^[39]. С этим можно согласиться. Добровольный порядок принесения извинений через газету не обеспечивает восстановления нарушенного права на честь и достоинство, поскольку решение об извинении причинителем вреда может быть не принято. В описанном выше случае В.В.Розанов был поставлен потерпевшим перед дилеммой: или принести извинения, или принять вызов на дуэль.

Наличие нормы об извинении в средствах массовой информации позволило бы избежать множества ситуаций, где честь и достоинство потерпевшего умаляются уже постфактум, после нанесения первичного оскорбления. Так, публикация опровержения в газете может сопровождаться комментарием, дополнительно причиняющим страдания потерпевшему. Вот – несколько иллюстраций.

1. В «Елецкой газете» от 24.08.2000 г. (г. Елец Липецкой области) согласно решения суда было напечатано опровержение недостоверных сведений, порочащих честь и достоинство мэра г. Ельца. Ниже был напечатан комментарий к данному опровержению под заголовком «Рот людям не закроешь или кое-что о решении суда», где продолжалась диффамация руководителя администрации города.

2. Некорректный комментарий к опровержению недостоверных сведений о мэре города Москвы был дан с использованием средств телекоммуникаций. Так, С.Доренко заявил следующее: «Мэр проиграл. И в этот раз речь идет о сокрушительном проигрыше. Честь и достоинство Ю.Лужкова оценены в 4 с половиной тысячи раз дешевле, чем их оценивал сам Лужков… То есть он дутая фигура. Дутый политик. Дутая честь и дутое достоинство». Далее последовало деление веса в килограммах и роста в метрах. По мнению адвоката Ю.Лужкова Г.Крыловой подобные высказывания и видеоряд их сопровождающий являются сознательной дискредитацией истца в общественном мнении^[40].

В настоящее время извинения часто включаются в тексты мировых соглашений. Данный факт является свидетельством того, что потерпевший испытывает нравственную потребность в получении морального удовлетворения. Кроме того, это является превентивной мерой в предупреждении дальнейших оскорблений со стороны ответчика.

В качестве примера можно привести результаты реальных судебных разбирательств. «Елецкая газета» длительное время распространяла недостоверные порочащие сведения о депутате областного Совета народных депутатов Липецкой области. Суд удовлетворил исковые заявления потерпевшего и постановил взыскать с газеты 10 тыс. рублей и 5 тыс. рублей с автора статьи за причиненный моральный вред. Газета после решения суда продолжила диффамацию истца^[41]. Однако существенная для провинциальной газеты сумма компенсации заставила в конце концов согласиться на мировое соглашение, в котором редакция газеты и автор приносили извинения истцу^[42]. В аналогичном случае данная газета уже другому потерпевшему принесла глубокие (так зафиксировано в мировом соглашении) извинения. После этого прекратила публиковать в отношении его иные порочащие материалы.

Извинения как факт признания вины и раскаяния в ней являются сдерживающим фактором и при распространении недостоверных сведений в средствах телекоммуникаций. Г. Крылова отмечает, что заключение мирового соглашения, в котором ей принесли официальные извинения от лица ОРТ и оглашение текста соглашения в эфире является более существенным способом защиты права на честь и достоинство, чем обычное опровержение^[43].

Учитывая широкий арсенал современных технических средств, в принципе большинство из них можно использовать в целях принесения извинений. В том числе: радио, радиотелефон, магнитофон, видеомагнитофон, компьютер (например, посылание текста извинения электронным письмом) и др.

Далее в таблице представим, какие из перечисленных форм имели или имеют обязательную силу или применялись (применяются) только в добровольном порядке.

Таблица 1.

№№ п/п	Вид извинения	Порядок применения: добровольный или обязательный
		В истории права	В настоящее время
1	Извинения в частном порядке (наедине)	Добровольный	добровольный
2	Извинения в частном порядке (при свидетелях)	Обязательный	добровольный обязательный только для случаев реабилитации
3	Извинения в присутствии суда	Обязательный	добровольный
4	Извинения в частном письме	Добровольный	добровольный
5	Извинения через газету	Добровольный	обязательно только опровержение
6	Извинения в тексте мирового соглашения	не было	добровольный
7	С использованием современных технических средств	не было	добровольный