Дмитрий Калихман

НИКИТОМИХАЛКОВЩИНА

Историческая память
или сотворение мифа:
два взгляда на русское прошлое

––––––––––––

Москва

2011

Дизайн обложки Кирилл Струков

Д.М.Калихман. Никитомихалковщина. Историческая память или сотворение мифа: два взгляда на русское прошлое. / [Текст]. М.: Пробел-2000. 2011 г. – 96 стр.

Книга доктора технических наук Дмитрия Михайловича Калихмана посвя­щена «историческому творчеству» известного кинорежиссёра и Председателя союза кинематографистов Н.С.Михалкова. В книге подробно анализируются фильмы, снятые режиссёром за 36 лет его деятельности, и даётся оценка творчеству Михалкова с точки зрения исторической достоверности снимаемых кино­картин, дается оценка возможных нравственных последствий для российского общества создаваемыми режиссером искажениями отечественной истории и ее мифологизацией. В заключении книги приводится интервью известного россий­ского историка, доктора исторических наук, профессора МГИМО(У) Андрея Борисовича Зубова по поводу ивестного «Манифеста просвещённого консер­ватизма» Михалкова, являющегося логическим продолжением его «истории­ческого кинотворчества».

ISBN 978-5-ХХХХХХХХХХ

© Д.М.Калихман, 2011 г.

© «Пробел-2000», 2011 г.

Содержание

ПРЕДИСЛОВИЕ 4

ВВЕДЕНИЕ 9

«УТОМЛЁННЫЕ СОЛНЦЕМ» 19

«СИБИРСКИЙ ЦИРЮЛЬНИК» 27

«УТОМЛЁННЫЕ СОЛНЦЕМ-2. ПРЕДСТОЯНИЕ» 67

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ 91

ПОСТСКРИПТУМ. «УТОМЛЕННЫЕ СОЛНЦЕМ-2. ЦИТАДЕЛЬ» 99

ПОСЛЕСЛОВИЕ 168

ЛИТЕРАТУРА 198

ПРЕДИСЛОВИЕ

«История – наука, которая делает человека гражданином», – эта широко известная фраза, произнесённая учителем истории Ильёй Семёновичем Мельниковым в фильме Станислава Ростоцкого «Доживём до понедельника», как нельзя лучше отражает главный смысл исторической науки. Когда история искажается, фальсифицируется, то в общество закладывается мина замедленного действия, взрыв которой неизбежен, причём, чем глубже и тотальнее ложь, тем сильнее будущий взрыв. К великому сожалению, история России в минувшем ХХ веке дала нам явственный пример справедливости приведённых утверждений, в пользу которых свидетельствуют и катастрофа 1917 года, и, как дальнее и прямое следствие её, – развал СССР в 1991 году, и глубочайший духовный кризис современного российского общества. Выдающиеся русские мыслители – Питирим Сорокин, Николай Бердяев, Иван Ильин и многие, многие другие, отмечали, что одной из главных причин революции 1917 года стало отсутствие в широких слоях русского народа гражданского самосознания.

«Правосознание русского человека в неинтеллигентной и в интеллигентной массе – не самостоятельно, не самобытно, не автономно и поэтому слабо, неустойчиво и ненадежно… На слепом, запуганном, покорном несамостоятельном правосознании, на гетерономном правосознании государство наших дней существовать не может и не будет. Кто этого не понимает, тот ничего, кроме вреда, не принесет своей стране и своему государству. И вот все великое революционное крушение нашей Родины есть крушение исторически сложившегося в России гетерономного правосознания» – так подытожил Иван Ильин психологическое состояние русского общества к 1917 году, бросив, тем самым, обвинение правящим классам Императорской России. Под гете­рономным правосознанием великий русский философ понимал способ­ность огромного большинства подданных Империи идти на самопожер­твование по приказу свыше, что полностью подтвердили героизм и мужество русских солдат и офицеров на полях Первой мировой войны, и неспособность принимать самостоятельные решения и действовать в интересах своей Родины, когда верховная воля отсутствует, что также нашло подтверждение после отречения Царя и крушения исторической России в феврале – октябре 1917 года в исходе кровопролитной пятилет­ней Гражданской войны, закончившейся утверждением большевистской диктатуры.

С мыслями Ивана Ильина полностью совпадает мнение военного историка Русского Зарубежья Антона Антоновича Керсновского:

«Великая Империя мало что делала для народного образования и решительно ничего не сделала для народного воспитания. Ни священник приходской школы, ни учитель министерской не объясняли детям великого прошлого их страны, не учили знать ее и любить. Из тысячи новобранцев девятьсот не знали цветов русского знамени. А как зовут Царя они узнавали, присягая ему. От своих офицеров и унтер-офи­церов – единственных воспитателей 150 миллионного русского народа – они получали то, что давало им силы умирать героями за эту мало им известную Родину. Народ не учили любить свою страну. Неудивительно, что он, в конце концов, любил лишь свою деревню, до которой “немцу все равно не дойти”, да и в деревне лишь свою избу...»

В Советском Союзе, несмотря на огромные средства, которые в
течение 70 с лишним лет тратились на пропаганду идей коммунизма и насаждение его по всему миру, дело гражданского воспитания обстояло ещё хуже, чем в Российской Империи. Лживость «великих ленинских идей», разочарование в них всех слоёв общества, потрясённых вскрыв­шейся правдой о масштабах принесённых красному молоху жертв при ничтожности полученных результатов, привели к тому, что 1991 год явил всему миру ещё худшие общественные явления с точки зрения гражданского самосознания народа, нежели год 1917-й. Развал СССР произошёл абсолютно спокойно: ни один человек не поднял оружия в его защиту. Девятнадцатимиллионный «передовой отряд коммунистов» моментально «сориентировался в обстановке» и принял данное событие как должное. Его примеру последовали армия, МВД и КГБ СССР, приняв присяги правительствам новообразованных государств. Отдельные примеры, выпадающие из системы поведения большинства тех, кто в рамках своих служебных обязанностей на основе принятой присяги должны были выполнить свой гражданский долг, лишь подчёркивают их исключительность. Никто, подобно генералу Лавру Георгиевичу Корнилову с четырьмя тысячами отважных добровольцев, не вышел в «Ледяной поход»: идти было не за что и незачем.

Казалось бы, прошедшие 20 лет со дня развала СССР и огромный пласт исторической информации о трагедии 1917 года и последующих за ней событий, ставший доступным в последнее время, должны были как-то вразумить власть предержащих, дать им понять, что нельзя в третий раз наступать на одни и те же грабли, ведь, шутки шутками, а он может оказаться последним… Но нет, никаких выводов никто делать не хочет. Фраза «отца истории» – Геродота: «История учит…», очевидно, слабо применима к реалиям современной российской жизни.

В рамках рассматриваемой проблемы киноискусство играет колоссальную роль. Несмотря на многократные и громогласные утверждения, что «наша страна – самая читающая страна в мире», с грустью приходится констатировать факт, что приведённое утверждение отражает, скорее всего, желаемое, но не действительное положение дел в современном российском обществе, ибо, если подавляющая масса людей любит читать детективы, фантастику или «исторические романы», слабо связанные с реальной историей, то на формирование гражданского самосознания народа подобное чтение никакого влияния не оказывает. А вот кино смотрят все. Тем более, хорошее кино. И, в огромном большинстве случаев, если фильм поставлен по литературному произведению, чтение произведения следует за просмотром фильма, а не наоборот. Особенно данное правило применимо к молодому поколению. Автор этих строк прочитал в 16 лет «Тихий Дон» после просмотра одноименного фильма Сергея Герасимова, а в 12 лет – «А зори здесь тихие» Бориса Васильева после показа по телевидению фильма Станислава Ростоцкого, и, наверное, любой человек в современной России сможет привести хотя бы один подобный случай из своей собственной биографии.

В связи с этим, к режиссёрам, обращающимся к тематике истории России, с учётом её трагичности в минувшем веке, должны предъявляться особые требования. И кто, как не «мэтры» режиссуры или руководители Союза кинематографистов, должны эти требования предъявлять, действуя, как в авиации или в воздушно-десантных войсках, личным примером.

Что же мы видим в реалиях современной жизни? Ничего хорошего. Именно грустной действительности и посвящена настоящая книга, название которой говорит само за себя. Автор положил в основу повествования научный метод исследования со строгим подходом к исторической и технической информации. Все сведения, приводимые в книге, могут быть легко проверены по первоисточникам, указанным в списке литературы. Вследствие того, что настоящая книга, все-таки, носит публицистический характер и предназначена для широкого круга читателей, автор не стал перегружать список литературы первоисточниками, давая в ряде случаев ссылку на монографию «История России. ХХ век», вышедшую в издательстве «Астрель» в 2009 году под общей редакцией профессора МГИМО(У), доктора исторических наук Андрея Борисовича Зубова, где содержится подробнейшая информация по целому спектру проблем со ссылкой на фундаментальные монографии, архивные документы и мемуары участников событий.

Написать настоящую книгу автора заставили две вещи, точнее, две любви: к истории России и к отечественному кинематографу. Невозможно смотреть, когда с экрана постоянно поступает в широкие массы народа лживая, непроверенная, а, зачастую, и вообще фантастическая информация, извращающая историю России, обливающая грязью её героев, а, соответственно, разрушающая, а не формирующая автономное патриотическое правосознание граждан нашей Родины. Мифов и лжи с избытком хватило в прошлом, к чему же им прокладывать дорогу в будущее? Современное киноискусство, пользуясь свободой творчества, должно формировать здоровый духовный мир граждан, а, в особенности, молодого поколения, тем более, что, чем и кем гордиться, в российской истории есть. В историческом кино пора все вещи назвать своими именами: добро – добром, злодейство – злодейством, а не формировать новые мифы, результатом которых могут стать лишь духовное оскудение и нравственная деградация нации.

Что же касается отечественного кинематографа в целом, то грустно видеть, что многочисленные проблемы, обусловленные объективными причинами, усугубляются субъективными, когда во главе его стоят люди, абсолютно для этого непригодные, позиционирующие себя ни больше, ни меньше, как с духовными лидерами нации, на деле же ничего общего с подобными претензиями не имеющие.

Великий римский историк Корнелий Тацит говорил, что историю нужно писать «без гнева и пристрастия». Что ж, это верно. Автор, по мере сил своих, пытался следовать заветам, выдержавшим испытания тысячелетиями, тем более, что никаких личных претензий или мотивов, обуславливающих жёсткую критику главного героя книги, у автора, вследствие его профессиональной деятельности, не имеется. Как говорится, ничего личного, лишь за Державу обидно!

Основной задачей книги автор считает не критику конкретных произведений или поступков её главного героя, а выделение системной составляющей его «творчества», в основе которой лежат безнравственность и следование политической конъюнктуре. По глубокому убеждению автора подобные люди не могут и не должны ни то, что формировать какую-то идеологию или проповедовать с телеэкранов и в прессе мифическую «духовность», а даже на пушечный выстрел подпускаться к власти и воспитанию молодого поколения нашей Родины. Если же читатель найдёт в книге интересные для себя факты из отечественной истории и заинтересуется каким-либо её периодом, прочтя хоть что-нибудь из книг, на которые имеются ссылки в конце повествования, автор будет считать выполненной и второстепенную задачу.

В заключении хочется высказать благодарность кандидату физико-математических наук, генеральному директору научно-исследователь­ского центра «АИРО-ХХI век» Андрею Глебовичу Макарову, высказавшему ряд критических замечаний по первоначальному тексту книги, а также – недавно ушедшему из жизни кандидату географических наук, профессору Мордовского государственного университета Владимиру Павловичу Нарежному (г. Саранск), помогавшему ценными советами при подготовке первоначального варианта текста. Благодарность моим друзьям, читавшим книгу в рукописи и внушившим автору мысль, что её написание, всё-таки, необходимо. Особая благодарность Александру Альбертовичу Панкратову (г. Орск) за финансовую поддержку при подготовке к изданию этой книги.

Насколько автору удалось решение поставленных перед собой задач – судить читателям.

––––––––––––

ВВЕДЕНИЕ

«До сих пор речь шла о правителе,

далее придётся говорить о чудовище»

Гай Светоний Транквилл [19]

«Начало речи из уст его – глупость

Конец речи из уст его – безумие»

Экклезиаст [7]

«Смолоду – прореха, к старости – дыра»

Народная мудрость

Прошедшие торжества, посвящённые 65-летию Победы в Великой Отечественной войне, совпали с выходом на большой экран нового фильма Никиты Михалкова «Утомлённые солнцем-2», вызвавшем очень бурную и, в основном, негативную реакцию в прессе, Интернете и по телевидению. Более того, недавние финансовые скандалы в Союзе кинематографистов, выставленные на всенародное обозрение, уход из Союза большой группы режиссёров во главе с Эльдаром Рязановым только усугубили ситуацию, а полный провал фильма в кинопрокате и сведения о колоссальных государственных деньгах, затраченных на его производство, вызвали бурю негодования в народе. Понять людей несложно: раз деньги – государственные, то значит – наши, т. е. налогоплательщиков, каждый из которых не желает, чтобы десятки миллионов долларов тратились на съёмки сомнительного свойства кинокартин, когда в обществе проблем, хоть отбавляй! Провал фильма на Каннском фестивале стал абсолютно закономерным финалом этой истории.

В связи с вышеизложенным, хочется взглянуть на ситуацию несколько глубже и попытаться понять, каким образом талантливый артист и режиссёр дошёл до снятия подобных киноопусов, закономерен ли данный процесс, а, следовательно, что ждёт наш кинематограф в будущем, так как ни для кого не является секретом, что его уровень падает с каждым годом всё ниже и ниже. Спрашивается, чего ждать от рядовых режиссёров, когда «мэтр» и председатель Союза кинематографистов снимает продукцию столь низкого уровня?

Для того чтобы ответить на поставленный вопрос, необходимо проана­лизировать фильмы Никиты Михалкова, поставленные на историческую тему, на которые, ко всему прочему, тратились серьёзные суммы денег. Из относительно недавно снятых фильмов таких, по крайней мере, два: «Сибирский цирюльник» и «Утомлённые солнцем-2». Совершенно очевидно, что начать придётся с фильма «Утомлённые солнцем-1», который является первым в этом ряду за оговорённый период. Кроме всего прочего, бросим беглый взгляд на раннее историческое творчество режиссёра, ибо проблемы сегодняшнего дня всегда имеют корни в днях минувших. Проанализируем историческое творчество Михалкова, во-первых, с точки зрения достоверности, а, во-вторых, с точки зрения нравственной составляющей, так как игра артистов в них нареканий не вызывает. Заранее оговоримся, что актёрский состав в фильмах Михалкова всегда очень силён, поэтому все огрехи относятся к режиссуре и сценарию.

Первым эпиграфом к данной книге не случайно взяты слова из биографии Калигулы книги Гая Светония Транквилла «Жизнь 12 цезарей». Великий римский историк во всех биографиях начинал описание с положительных дел своих героев, а потом переходил к отрицательным, и даже такое чудовище, как Калигула, удостоился у него положительных оценок, хоть, естественно, и весьма немногих.

Второй эпиграф взят из Библии, так как совершенно понятно, что последний опус Михалкова иначе, чем безумием, назвать нельзя.

Ну, а третий… В данном случае всё понятно без комментариев.

Начнём по порядку. Никита Михалков как режиссёр исторических фильмов дебютировал в 1974 году съёмкой картины «Свой среди чужих, чужой среди своих», а в 1976 им был снят ещё один фильм – «Раба любви». В популярных в те годы кинокартинах молодой режиссёр коснулся темы Гражданской войны в России 1917–1922. «Чужими» в них, естественно, были Белогвардейцы, а «своими» – большевики, хотя, по дворянскому происхождению режиссёра, казалось, что должно было бы быть – наоборот. Естественно, что в те годы и помыслить о подобной постановке вопроса было нельзя, но вполне возможно было представить события так, как показали режиссеры в фильмах «Адъютант его превосходительства», «Бег» и «Служили два товарища», где Белые офицеры показаны честными и благородными людьми, «сбившимися с пути и не понявшими великий смысл революции». Ныне-то нам абсолютно ясно, что как раз они-то всё прекрасно поняли с самого начала, а вот основная масса народа России, вследствие безграмотности и отсутствия массовой политической культуры, была обманута шайкой политических доктринёров и авантюристов. У Михалкова же Белые офицеры изображены негодяями, о чём главная героиня «Рабы любви» (Елена Соловей) недвусмысленно заявляет в конце фильма, чекисты же изображены «рыцарями без страха и упрёка». Сейчас-то мы прекрасно знаем, что всё было с точностью до наоборот, но «дворянин» Михалков должен был бы это знать из семейной хроники, рассказов свидетелей, которых много было живых в то время. Но в михалковских фильмах ничего подобного нет и в помине, а есть обычная конъюнктура 1970-х годов.

Чего стоят только «образы» Белых офицеров в боевике «Свой среди чужих, чужой среди своих»! Ротмистр Лемке (Александр Кайдановский), воевавший в армии Каппеля, показан примитивным уголовником, грабящим с шайкой себе же подобных «офицеров» поезд с драгоценностями, собранными в помощь голодающим Поволжья, причем после ограбления он подставляет своих товарищей, что приводит их к гибели. Сам Михалков играет мифического «есаула» с волосами до плеч (и это в период повального сыпного тифа, унесшего миллионы жизней!!!), также возглавляющего шайку бандитов, причем, как только находятся драгоценности, «казачий офицер» сразу же бежит с ними, бросая товарищей на произвол судьбы. Основным мотивом действий «Белых офицеров» является, по Михалкову, даже не ненависть к советской власти, а паталогическая жадность! До подобной мерзости не опускался даже сталинский кинематограф! «Благородный» же чекист в исполнении Юрия Богатырёва спасает драгоценности и вытаскивает на себе раненого Лемке.

В реальности, как известно, всё обстояло несколько иначе. Голод 1921 года организовали сами большевики своей бездарной и преступной политикой продразвёрстки, грабили народ и церкви чекисты, а не Белогвардейцы, а Белые офицеры, находясь в Галлиполи в тяжелейшем материальном и нравственном состоянии, собрали средства в помощь голодающим в советской России и отправили деньги в большевистское посольство в Париже, которые там были успешно «освоены» и до голодающих, естетвенно, не дошли. Вот воспоминание очевидцев из фундаментальной книги «Русские в Галлиполи», впервые увидевшей свет в Берлине в 1923 году, а ныне переизданной в России [53].

«К концу лета газеты приносят сообщение о голоде в России. Это вызывает разнородные чувства. С одной стороны, страх за судьбу близких, оставшихся в России, с другой – надежда, что стихийное бедствие заставит уйти большевиков, а, следовательно, можно будет вернуться на Родину. Последнее эгоистическое чувство по силе уступает первому. Жалость к голодным настолько велика, что к командиру корпуса поступают ходатайства от различных частей об удержании с них однодневного пайка и отсылки его голодающим. Паёк же самой армии в то время определялся врачами как «неполное голодание»».

Так что, если и можно в чём-то обвинить Белогвардейцев, так это в некоторой наивности, да и то с оговоркой: им просто в голову прийти не могло, что можно относиться к своему собственному народу так, как к нему относились большевики! Спасли же от голода более 11 миллионов человек американцы, которые через организацию АРА, возглавляемую Гербертом Гувером, будущим американским президентом, поставили в советскую Россию продукты питания. Очень серьёзную помощь, кроме того, оказал известный полярный исследователь Фритьоф Нансен, который по поручению Международного Красного креста создал комитет «Помощь Нансена». В 1922 году за свою благотворительную деятельность Фритьоф Нансен был удостоен Нобелевской премии мира [75]. Естественно, что никакой чемоданчик с золотом оказать принципиального влияния при столь масштабной трагедии и столь серьёзной помощи ни на что не мог, так что во имя чего перебили достаточно большое количество людей, уж плохих или хороших – не суть важно, вообще непонятно. Тащить же на себе Белого офицера чекист мог только с одной целью: зверски замучить его в застенках ЧК, содрав с него, например, заживо кожу, как это практиковал негр Джонсон в одесской чрезвычайке, или же медленно разрезать его заживо на части, «задушевно» беседуя при этом с ним, как это практиковал чекист Ашихин в Ставрополе [29, 63]. Для того, чтобы наглядно показать, насколько романтизированные Михалковым и иными советскими режиссёрами работники ВЧК отличались от реальных приведём свидетельство выдающегося русского писателя Ильи Сургучёва, проживавшего в Ставрополе в 1918 году:

«Вот главный их работник, мастер, вдохновенный маэстро, «товарищ социалист», приносящий на землю, как золото, ладан и смирну, - братство, свободу и равенство. Фамилия его – АШИХИН. (фамилия так написана в оригинале – Д.К.). Обычного вида, русский, незлобливый, рыжебородый мужичок. Отмечен от всех людей он только тем, что на руках у него все пальцы – одинаковой длины: и указательный, и средний, и безымянный, и мизинец. Как будто кто-то, когда-то хватил ему топором по руке. И потом, с наружной стороны кисти, на фалангах, у него, у этого Ашихина, растет длинная рыжая шерсть, такая длинная и густая, что ее можно закручивать в висюльки…

Перед ним ставили живого, молодого, совершенно голого человека. Сначала Ашихин долго, ученым взглядом знатока, смотрел на него, словно примерялся и соображал:

- Много ли с этим будет возни? Каким инструментом лучше отработать его? И с какого места начать?

И потом, словно для пробы, брал одну из лежащих перед ним сабель, взвешивал ее в руке, ловчился, прищурив левый глаз, и сразу, мгновенным ударом, отсекал человеку ухо. Потом тем же приемом отсекал ему руку. Человек падал на землю. Стоны, кровь, проклятия, мольбы убить сразу – не действовали на Ашихина. Он делал перерыв. Садился на ступеньку и, положив кисет на колени, начинал медленно, медленно крутить папиросу, а потом из экономии, - закуривал ее не спичкой, а через увеличительное стекло от солнца. Поглядывая на жертву, бьющуюся на траве уже в беспамятстве от потери крови, он опять, как перед трудной работой, вздыхал, поплевывал на ладони и отсекал человеку другую руку. Затем обязательно вязал ноги, и тогда уже начинал свой знаменитый разговор.

- Слышь ты, слышь ты, милый человек? – спрашивал он, - да ты на меня не серчай, не имей гнева… А може покурить перед смертью хочешь, а? Ведь там-то, на том свете, не дадут, чай… Покури… Вот табачок. Слышь, ты? Покури, говорю.

Жертва хрипела, а Ашихин все совал ко рту кисет и говорил:

- Ну хоть понюхай… Курить-то тебе нечем, рука-то вот она… барская, брат, у тебя рука была… Смотри, вот она, рука-то твоя. У, какая! Хорошая! Смотри, как подброшу я ее, руку-то твою.. И-ах. Во, до самого дерева долетела. Ворону испугал.

И Ашихин, страстный любитель курения, опять начинал вертеть папиросу. На «работах» Ашихина любил присутствовать комендант Промовендов, бросал свою канцелярию, управление, все повседневные работы, шел сюда, в этот социалистический Монплезир, - и благоговейно созерцал ашихинский гений.

Под синим небом, в летний горячий день, истекая молодой, яркой кровью, лежал русский офицер со связанными ногами и отрубленными руками. Кровь лила ручьем, человеком овладевало уже полное безразличие, и глаза начинали покрываться той матовой пленкой, тем пепельным налетом, какой бывает на еще не срезанном с лозы черном винограде.

Ашихин к этому времени докуривал очередную папиросу и, когда от нее оставался маленький, жгущий пальцы кусочек, он вдруг начинал играть сам с собою, как актер на репетиции без партнера, или с партнером, если на пытке присутствовал Промовендов.

- Барин! – говорил он, обращаясь к умирающему офицеру с умильной, просящей улыбочкой, - господин комендант! Я человек темный, который не понимающий. Вы уж нас проститя, извинитя… Пепельнички, блюдечки нет ли где поблизости? Я-то, грешный человек, грязи, сору терпеть не люблю.

- А вот, - галантно отвечал Промовендов, показывая на офицера.

Тогда Ашихин, сделав понимающее лицо, становился на колени, разжимал пальцами уже смеживающиеся обессилевшие веки человека и о глаза его, поочередно, тушил огонь папиросы.

В казематах и погребах, где до казни сидели офицеры, нашли потом такие записки:

- Сижу и жду. Вот слышу – повели товарища. Тянется время. Скоро придут и за мною. Вот уже идут, нет, не за мною. И опять не за мною. Опять идут. Снимают замок. Милые, прощ…

…. Другой палач, второй после Ашихина, пророк его, был КОВАЛЕНКО. Это был щеголь прежде всего. Лихо закрученные усики и бесцветные, стеклянные глаза. Руки унизаны кольцами. Здесь всякая смесь: и стекла, и подлинные многотысячные бриллианты. Сапоги – как зеркало. Каблучки выточенные. Коваленко, несомненно, тоже был садист, но не тихого, как Ашихин, а буйного свойства. По сравнению с Ашихиным смерть от руки Коваленко была сладостной. Этот не издевался, не мучил, не хитрил, а прямо, смертельным ударом рубил шашкой по шее и только тогда, когда на него накатывал садистский экстаз, - бросался, как обезьяна, на упавшую, трепещущую жертву, и начинал, рыча, грызть горло» [63].

Вот подобных «специалистов» «с чистыми руками, холодной головой и горячим сердцем» и романтизировал советский кинематограф, от которого не отставали художественная литература и пресса. «Он погиб непокоренным, погиб за новую, нигде не существующую в мире власть рабочих и крестьян, за социализм. В благодарной памяти ставропольцев вечно будут жить революционеры – ленинцы, которые сквозь все невзгоды и испытания пронесли непоколебимую верность коммунистическим идеалам», - так в конце 1970-х годов писала об Ашихине «Ставропольская правда». В советские времена его именем были названы площадь и улица в Ставрополе. Площадь в результате новейшей застройки прекратила свое существование, а улица существует до сих пор [6].

Когда Ставрополь освободила дивизия Андрея Григорьевича Шкуро, Ашихин по приговору военно-полевого суда был повешен. Перед смертью он признался в зверском убийстве 42 человек.

Так что в реальности ротмистра Лемке просто пристрелили бы на месте, о чем тот сам в фильме прозорливо и просил, и подобная смерть явилась бы просто счастьем по сравнению с описанными выше картинами.

Словом, даже первый михалковский опус является с исторической точки зрения полнейшей несуразицей и наглой клеветой на русское офицерство.

Второй фильм молодого (на 1976 год) режиссёра – «Раба любви» – выглядит еще более экстравагантно с исторической точки зрения. Действие кинокартины разворачивается в 1920 году в Крыму, где московско – петербургская кинобогема снимает фильм «Раба любви». И режиссер Калягин (Александр Калягин), и продюсер картины Южаков (Олег Басилашвили) прекрасно понимают, что фильм этот никому не нужен в страшной обстановке Гражданской войны, но для всех, в том числе и главной героини фильма, – известной актрисы Ольги Вознесенской (Елена Соловей) – съёмки являются способом выживания и хоть какого-то самоутверждения. Вся богемная публика живет воспоминаниями о прошлом. Где-то вдалеке – фронт, на котором, как следует из разговоров главных героев, обстановка все хуже и хуже, но это абсолютно не волнует представителей интеллигенции, у которых мечта одна: как бы поскорее уехать в Париж. В городе действует революционное подполье, против которого борется белогвардейский контрразведчик капитан Федотов (Константин Григорьев), являющий собой тип темного садиста, убийцы, алкоголика и труса, боящегося подпольщиков, как огня, и поэтому всегда сопровождаемого полувзводом солдат. На фоне этого «темного царства» резко выделяется оператор съёмочной группы Виктор Потоцкий (Родион Нахапетов), который, как оказывается ближе к финалу фильма, является подпольщиком-большевиком, снимающим тайно на пленки «зверства белогвардейцев». При встречах с Ольгой Виктор постоянно убеждает актрису, что ехать необходимо не в Париж, а в Москву, так как именно там строится новая, неизвестная и счастливая жизнь. Он влюблен в Ольгу Вознесенскую, актриса отвечает ему взаимностью, и Виктор ведёт её на тайный прсмотр в обществе подпольщиков отснятых им белогвардейских преступлений. Здесь полный набор садистических картин: выжигание целых деревень, расстрел подпольщиков вместе с семьями, убийства заложников, зверские пытки арестованных людей, как врагов, так и простых обывателей. Всем этим набором мерзостей руководит капитан Федотов. После просмотра потрясенная Ольга «прозревает», объясняется с оператором в любви, а злодей – Федотов убивает героя – большевика публично на площади города, цинично закидывая труп в грузовик и увозя в неизвестном направлении. Возмездие не заставляет себя долго ждать: подпольщики во главе со своим руководителем, в роли которого снялся Никита Михалков, поднимают восстание в городе и уничтожают вдребезги пьяного Федотова, издевающегося над съёмочной группой в последний день работы над «Рабой любви» перед коллективным отбытием в Париж. Подпольщики сажают Ольгу на трамвай, идущий к городу, вагоновожатый которого сбегает, приняв Ольгу за «революционерку», за трамваем несётся верхом погоня, а главная героиня произносит заключительную фразу: «Господа, вы звери! Вы будете прокляты своим народом»! Про «белогвардейские зверства» ныне писать просто скучно.

Конечно, всякое бывало в Белом стане, но все эти «ужасы» являются просто детскими забавами трёхлетних шалунов по сравнению с большевистскими преступлениями в исполнении Ашихина, Коваленко, Джонсона и им подобных, широко описанными ныне в исторической, публицистической и художественно – документальной литературе, малая толика которой приводится в конце настоящего труда [10, 23, 24, 27, 29, 34, 36, 39]. Для 1976 года приведённые выше литературные и кинематографические штампы были обыденным явлением, беда в другом. Сюжет фильма является абсолютно невероятным по причине не только исторической, но и технической. Каким образом ТАЙНО (!!!) можно было отснять в степных районах Крыма расстрелы на огромной по размерам киноаппаратуре тех лет?! С нынешней миниатюрной цифровой техникой – и то не подберёшься к расстрельной команде, работающей, как показано в фильме, средь бела дня, а тогда... Как проявлять пленки, когда за тобой следят, и то и дело приходится уходить от погони? А самое главное – зачем? Ни большевики, ни Белые в те годы не скрывали ненависти друг к другу. Большевики публиковали списки расстрелянных в газетах и призывали, говоря ленинскими словами, «к массовидности красного террора». Белые вешали и расстреливали подпольщиков публично как предателей Родины и преступников, так что никакие тайные съёмки были, по-просту, не нужны. Все пригворы у Белых выносили военно-полевые суды совершенно официально, а за грабежи, мародерство и бессудные казни капитана Федотова не нужно было убивать подпольщикам: его расстреляли бы сами Белые по приговору офицерского суда.

Так, например, герой Первой мировой войны, Георгиевский кавалер, начавший борьбу с большевиками с ноября 1917 года в отряде полковника Василия Михайловича Чернецова на Дону, герой Первого Кубанского (Ледяного) похода и всех последующих боев Гражданской войны есаул Роман Григорьевич Лазарев, отличавшийся лихостью и беззаветной храбростью, имел один существенный недостаток: любил выпить и по старинному казачьему обычаю поживиться имуществом побеждённых. Ему много раз подобные прегрешения сходили с рук, но генерал Пётр Николаевич Врангель, памятуя о том, что именно грабежи, ставшие бичом Добровольческой армии к концу 1919 года, нанесли страшный вред репутации Белого дела, жесточайшим приказом, карающим расстрелом, пресёк это позорное явление в Белом Крыму в 1920 году. И доблестный офицер, ставший к 1920 году полковником, несмотря на все его прошлые заслуги, был расстрелян [13, комментарии к 43]. Кроме того, учтя прошлые ошибки Белых правительств, генерал Врангель провёл в Крыму земельную реформу под непосредственным руководством Александра Васильевича Кривошеина – сподвижника Петра Аркадьевича Столыпина по проведению аграрной реформы, и положение крестян на территориях, контролируемых Белыми в 1920 году, было просто завидным по сравнению с голодом, царившим у большевиков [29]. Так что социальной поддержки у большевистского подполья в Крыму было крайне мало. Именно поэтому так блестяще и удалась эвакуация более чем 150 тысяч человек при оставлении Крыма армией Врангеля. К сожалению, слишком поздно были проведены аграрные реформы на Юге России, так как численно Красная армия превосходила Белую в то время более чем в десять раз, и переломить ход событий было уже невозможно.

Но удивляет другое: и во втором михалковском фильме нет ни единого идейного Белого борца. Сплошь и рядом показаны то садисты и откровенные мерзавцы, то безвольные мятущиеся интеллигенты. Непонятно, с кем же тогда воевали «герои – большевики» с 1917 по 1922 годы и чуть не проиграли войну в октябре 1919 года? Но самое главное то, что в 1976 году только слепому было не видно, что с построением коммунизма в стране дело идёт явно наперекосяк. И даже в те годы вопрос: «А может быть мы в Гражданскую войну не туда завернули?» возникал у очень и очень многих здравомыслящих людей, но, как видно, не у «подающего надежды молодого режиссёра». Жизнь, однако, всего лишь через 15 лет после снятия «Рабы любви» всё расставила на свои места: коммунизм построен не был, Советский Союз развалился, а исполнители главных ролей – Елена Соловей и Родион Нахапетов уехали на постоянное место жительства в США, т. е. полностью опровергли своей личной судьбой сыгранные ими главные роли [75]. Пример весьма символичный. Ну, а что касается проклятий потомков, то в чей адрес они будут произнесены, ныне ясно даже детям.

В 1974–1976 годах отмеченные огрехи фильмов «Свой среди чужих, чужой среди своих» и «Раба любви» можно было списать на молодость режиссёра, «невозможность» объективного изучения материала, словом, много на что. Но какой-то неприятный осадок оставался и в те годы, ныне же эту «кинопродукцию» смотреть без отвращения просто невозможно, чего никак нельзя сказать об упомянутых выше фильмах о Гражданской войне, навсегда вошедших в золотой фонд отечественного кинематографа. А мелкие исторические неточности режиссёрам и сценаристам можно с лёгкостью простить, как простили им их ещё в начале 1970-х годов Белые офицеры – полковник Корниловского ударного полка Михаил Левитов (1893–1982) и подполковник Марковской артиллерийской бригады – Эраст Гиацинтов (1894–1975), понимавшие условия создания этих фильмов. В своих статьях и книгах, выходивших в эмиграции, а ныне переизданных в России [22, 43], они отмечали многие неточности даже весьма удачных советских кинокартин, посвященных Гражданской войне. Так, например, в фильме «Служили два товарища» неверно показана эвакуация из Крыма, прошедшая в образцовом порядке, а сцены из фильма более походят на Новороссийскую эвакуацию; в фильме «Адъютант его превосходительства» офицеры в мундирах «с иголочки» в 1918 году – фигуры абсолютно мифические, так как обмундирование было полностью изношено в боях и походах; в фильме «Бег» роспуск юнкерского училища в Крыму также нереален, ибо все училища в полном составе выехали в Галлиполи; были отмечены и другие неточности. Но в целом эти фильмы героями Белой борьбы были оценены положительно, так как они прекрасно понимали ограниченные возможности режиссёров в плане получения объективной информации о Белом движении. Возникает один вопрос: неужели Михалков не мог снять фильмы той же степени достоверности? Возможности-то у всех были приблизительно одинаковые, а у него, судя по положению отца, даже и бльшие? Как будет видно ниже, Михалков никогда не ставил перед собой никаких задач, кроме конъюнктурных.

–––––––––––––––

«УТОМЛЁННЫЕ СОЛНЦЕМ»

К исторической тематике Михалков вернулся почти через 20 лет, когда в 1994 году им был снят фильм «Утомлённые солнцем», прошедший с успехом в кинопрокате. Снят он был в постперестроечное время, когда Сталин в общественном сознании ещё не превратился в «эффективного менеджера», а был тем, кем он был в действительности: уголовным преступником, кровавым тираном, предателем, подлецом и чудовищем [5, 8]. Никита Михалков, всегда хорошо чувствующий общественную конъюнктуру, оказался на высоте положения: фильм понравился широким слоям народа, в 1995 году режиссёр отметил своё 50-летие, и «Утомлённые солнцем» стали достойным завершением цикла фильмов Михалкова, показанных по телевидению.

В новой, на тот момент, картине был чётко прорисован сюжет: в воскресный день лета 1936 года на дачу комдива Котова (Никита Михалков), точнее, в загородный дом, принадлежащей семье его молодой жены Маруси (Ингеборга Дапкунайте) ещё с дореволюционных времен, является под видом нищего старика загримированный Митя Арсентьев (Олег Меньшиков). Перед этим в начале фильма показано, как он приезжает на свою московскую квартиру, общается по-французски со старым слугой, и даёт согласие на какое-то задание. В районе загородного дома идут учения, и комдив Сергей Петрович Котов спасает от подавления танками колхозное поле, делая внушение молодому старшему лейтенанту (Евгений Миронов), который, узнав прославленного комдива, героя Гражданской войны, смотрит на него ошалело – влюблённым взглядом и даже забывает на мгновение собственное имя, назвав себя вместо Коли – Мишей. Сам Котов души не чает в маленькой дочке Наде (Надя Михалкова) – девочке лет 5-ти или 6-ти, так как в школу она ещё не ходит, ибо только мечтает вступить в пионеры, а Митя, находясь в загримированном виде, называет её «будущей отличницей». Если бы Надя окончила даже первый класс, то её учебные успехи были бы известны.

Из дальнейших бытовых сцен и разговоров героев выясняется сюжет фильма. Отцы Мити и Маруси были до Первой мировой войны друзьями. Марусе в 1936 году 27 лет. Об этом прямо говорит в фильме Митя, когда рассказывает свою жизнь в форме сказки маленькой Наде. Следовательно, Маруся 1909 года рождения. Митя лет на 11–12 старше, так как он учился музыке у Марусиного отца, когда та только родилась. В 1916 году Митя был призван на фронт – в окопы Первой мировой, или Великой, войны, как её называли в те годы. Из данных сведений, полученных из уст самих героев фильма, можно с достаточной степенью точности определить возраст Мити Арсентьева. Последний призыв в Императорскую армию прошёл в январе 1917 года [24], следовательно, это был 1899 год рождения. Митя же – чуть старше, так как он успел окончить школу прапорщиков и был офицером военного времени, следовательно, его год рождения приблизительно – 1897 – 1898. Провоевав в Русской Императорской, а потом – в Белой армии, Митя ушёл в эмиграцию, а в совокупности время войн и скитаний составило 10 лет. Соскучившись по Родине и устав от эмигрантской жизни, он возвращается в СССР, приблизительно в 1927 году. Родители Мити умерли в Гражданскую войну, и он пришёл в знакомый дом, где, по его словам, всё осталось по-прежнему, только отец Маруси сильно болел, а вскоре умер. Увидев Марусю, которой было в то время 18 лет, он полюбил её, и это чувство было взаимным. Молодые люди решили пожениться.

Таким образом, сюжет вполне реален. В 1922–27 годах очень многие эмигранты вернулись на Родину. Смена настроений некоторой части русской эмиграции первой волны была обусловлена рядом факторов.

1. Разочарованием в эмигрантской жизни и союзниках России по Первой мировой войне, бросивших на произвол судьбы Русскую армию на чужбине. В 1924 году генерал Петр Николаевич Врангель вынужден был преобразовать её в РОВС (Русский Общевоинский Союз), так как освободительный поход в Россию откладывался на неопределённый срок, вследствие нежелания в Европе ввязываться во внутрироссийские дела и усталости от Мировой войны.

2. Введением в Советской России НЭПа, разрешение, пусть и в ограниченном виде, частной собственности породило в некоторых эмигрантских кругах иллюзии об «эволюции большевизма». И, хотя генерал Врангель очень метко и пророчески ответил на эти мечты словами, что «большевизм не может эволюционировать, он может только гнить», очень и очень многие поверили в данную теорию, наиболее ярким выразителем которой был профессор Николай Васильевич Устрялов.

3. Советской пропагандой, неустанно заманивавшей бывших своих граждан на Родину. Большевикам срочно нужны были специалисты, особенно технические, для возрождения экономики страны, и поэтому новые правители России не брезговали никакими средствами для заманивания бывших сограждан в Советский Союз, спекулируя на их патриотических чувствах [29].

Приблизительно в это время или чуть позже вернулись в СССР Белые генералы Яков Александрович Слащов и Александр Степанович Секретев, режиссер Яков Александрович Протазанов и писатель Алексей Николаевич Толстой, профессор Николай Васильевич Устрялов и многие другие. Вполне мог вернуться и Митя Арсентьев.

Однако, судя по рассказу Мити, счастье молодых людей было недолгим. Митю вызвал к себе Котов, сказал, что нужно завоевать доверие советской власти и отправил куда-то со спецзаданием. Митя не смог даже попрощаться с любимой Марусей, у которой, к тому же, недавно умер отец, девушка пыталась покончить собой и вскрыла вены. Но, по её словам, сказанным во время отдыха на пляже, она не знала, что делать это надо в тёплой воде, кровь свернулась, и её спасли. От отчаяния и неизвестности она вышла через некоторое время замуж за Котова, который начал за ней ухаживать, и вскоре у них родилась дочь Надя. Так как в 1936 году ей 5 или 6 лет, то год её рождения, соответственно, 1930 или 1931. До сего момента с точки зрения исторических событий всё реально и логично. В фильме точно продуманы даже мелкие детали: когда Митя осматривает знакомый дом, то он на дверном косяке находит ростовые отметки: «Митя 1916 годъ» – год его призыва в армию и «Маруся 14 лет». Последняя надпись относится к советскому времени, т. е. к 1923 году, отсюда в ней отсутствует твёрдый знак, характерный для дореволюционного правописания. Несмотря на художественный характер сюжета, вся эта история до 1934 года вполне могла иметь место в жизни. Но только до 1 декабря 1934 года, т. е. дня убийства Сергея Мироновича Кирова.

Кем же представлены герои фильма Никиты Михалкова? Вся семья Маруси – типичная дворянская интеллигентная семья, удивительно выжившая и сохранившая свой состав и даже дом в годы революции и Гражданской войны. Это, конечно, маловероятно, но могло быть в случае лояльнейшего отношения к советской власти главы семьи – отца Маруси, и в случае наличия защитника в самых высших эшелонах большевистского правительства. Если, к примеру, отец Маруси учил музыке детей Луначарского или Свердлова, то сохранение имущества от разнообразных «уплотнений» и реквизиций становилось возможным. Дом не был бы сожжён и разграблен местными крестьянами только в том случае, если у марусиного отца были с ними добрые отношения [29]. Примеры такие есть. Несмотря на то, что генерал Алексей Николаевич Куропаткин как полководец не состоялся ни в Русско-японскую, ни в Первую мировую войны, солдаты его любили, и он мирно дожил свой век в собственной усадьбе, которую не тронули ни власти, ни местные крестьяне, до 1925 года [75]. В семье Маруси все, даже прислуга, свободно говорят по-французски, танцуют канкан, у них с Митей общие интересы и воспоминания.

Комдив Котов выглядит на фоне остальных полным мужланом и совершенно инородным телом. Даже катаясь с дочерью на лодке, он говорит газетными штампами о советской власти и счастливой жизни. Чувствуя комплекс неполноценности от незнания французского языка и элементарных правил приличия поведения в обществе, он злобствует и пытается унизить присутствующих, говоря, что «гонял их в Гражданскую войну от Волги до Владивостока», естественно, «забыв» при этом, как его самого гоняли весь 1918 год и чуть не догнали до Москвы и не добили там осенью 1919 года. Жаль, конечно, но «чуть», как говорится, не в счёт. Да и наколка на правой руке «Серёга» громадными буквами свидетельствует либо об его уголовном прошлом, либо о выдвижении с социального дна российского общества, но в любом случае, она даёт понять, что интеллектом товарищ Котов «обезображен» не был. Вообще, по фильму комдивом Котовым, в основном, владеют животные инстинкты. Когда он видит после катания на лодке с дочерью, что на пляже никого нет, он, как сумасшедший, забыв о маленькой Наде, бросается к дому, где застаёт играющих на рояле Митю и жену Марусю. То, что рядом идут учения, а комдив в это время занимается чёрт знает чем: парится в бане, философствует с родственниками жены, пьёт водку – никого не смущает. После аллегорического рассказа Мити о своей судьбе, он, как бешеный, бросается за Марусей и начинает заниматься с нею сексом. Из всего сказанного выше, скорее всего, следует, что историческим прототипом Котова можно считать Павла Дыбенко. Тот, хоть в описываемое время и имел звание командарма 2-го ранга, но по уровню интеллекта и поведению весьма походил на Котова [61, 75]. В семье Маруси Котова побаиваются, но не уважают: брат Маруси Кирик (Владимир Ильин), работающий киномехаником в санатории, полушутя-полусерьезно говорит Мите, что «рога комдиву очень бы подошли».

После успешного завершения полового акта, Котов опять начинает рассуждать о политике, утверждая, что Митя поехал второй раз за границу из страха потерять жизнь, а он бы, если бы и поехал, то из «любви к Родине». Маруся задаёт ему чисто человеческие вопросы, а он отвечает штампами из газетных статей, что говорит либо об уровне его интеллекта, либо о неискренности. Но, чувствуется, что жену и дочь он очень любит, значит, первое предположение – более верное. Косвенным его подтверждением являются слова Нади: «Папа говорит, что крокет и теннис – буржуазные игры, а футбол – нет».

Кульминация сюжета разворачивается после дневного сна. Котов понимает, что Митя приехал за ним, что он – сотрудник НКВД, но, тем не менее, сохраняет спокойствие и идёт играть в традиционный футбол. При совместных поисках мяча с Митей из их разговора выясняются подробности, что Митя был завербован ОГПУ в 1923 году и имел агентурную кличку «Музыкант», что он сдал органам 8 высших чинов Белого движения, которых вывозили в СССР и расстреливали, причём среди «вывезенных» мелькает фамилия генерала Эверта. Митя пытается оправдаться, говоря, что его заставили, на что Котов справедливо возражает: «Кто, ангел ты мой? Тебя пошло купили. За франки». Митя отвечает, что такие, как Котов, отняли у него всё: Родину, Веру, любовь, все опоганили и растоптали. «Так вот зачем ты сюда приехал? – пони­мает Котов. – Насладиться! Обидой своей насладиться… По капельке, по капельке»… Митя говорит, что приехал его предупредить, что пошёл на должностное преступление. Котов отвечает, что он врёт, что его, героя Гражданской войны никто не тронет. «Ох я тебе припомню это! Когда дней через пять ты, ползая в собственном говне, подпишешь, что с 1920 года был немецким, а с 1923 – ещё и японским шпионом! А, если откажешься, то мы напомним, что у тебя есть жена и дочь», – говорит Митя, после чего Котов бьёт его по физиономии.

В это время прибегает маленькая Надя, которая говорит, что прибыл пионерский отряд имени товарища Котова для клятвы лично товарищу Котову, после чего происходит пионерская клятва. К даче подъезжает «чёрный ворон» с костоломами из НКВД, а Котов в это время пьёт в своём кабинете водку из фляги и смотрит на стены, увешанные его фотографиями со Сталиным, задумчивым и полувлюбленным взглядом, играя попутно с Надей.

Провожать Котова и Митю, садящихся в «ворон», выходит вся семья, находящаяся в состоянии общественной прострации. Когда старый профессор Всеволод Константинович (Вячеслав Тихонов) спрашивает, что же за организация высылает такое «авто», то следует издевательский ответ, мол, «областная филармония», что профессора полностью удовлетворяет, и он начинает напевать старый романс. Машина с арестованным Котовым уезжает под коллективное пение старинного романса «Вечерний звон». Маленькая Надя доезжает до поворота на машине и в последний раз видит своего отца…

В машине Котова обезоруживают, а он пьёт коньяк из фляги и поёт песню: «Нас утро встречает прохладой»… Потом Котов задаёт вопрос, знают ли «ребятушки телефончик 24-37?». И сам же отвечает на него: «Конечно – нет, и не можете знать, так как это – прямой телефон товарища Сталина. И завтра, да нет, сегодня, после звонка по этому телефону в вашем департаменте начнётся такое»!..

Но, как понятно, по телефону он позвонить не успел… Поперёк дороги оказалась машина, водитель которой безуспешно разыскивал какую-то деревню, подвыпивший Котов попытался выйти из машины, чтобы показать ему дорогу, но был избит работниками НКВД, а водитель машины застрелен из Котовского револьвера.

Митя, поняв, что с арестом Котова всю его семью, в том числе и любимую им Марусю, ждёт гибель, а ему практически незачем остаётся жить, вскрывает себе вены в ванной дома с видом на Кремль.

В конце фильма в титрах говорится, что комдив Котов Сергей Петрович был расстрелян 12 августа 1936 года, а реабилитирован 27 ноября 1956 года. Котова Мария Борисовна была приговорена к 10 годам лагерей, где умерла в 1940 году. Котова Надя была сослана в Казахстан в детский дом. Реабилитированы обе женщины были 27 ноября 1956 года.

Какие же основные выводы можно сделать по данному фильму? В целом, фильм снят хорошо, вполне в духе своего времени. Как уже отмечалось выше, подбор артистов у Михалкова всегда очень сильный, поэтому он позволяет демпфировать дефекты режиссуры и сценария. Хорошо показан человек своего времени: таких комдивов, как Котов, в то время было подавляющее большинство. Трагедия семьи ощущается зрителем и вызывает в конце сопереживание главным героям, причём их судьба, означенная в титрах, абсолютно реальна.

Фильм, однако, не свободен от некоторых недостатков, заключающихся в следующем.

1. Первое и главное. После 1 декабря 1934 года, т. е. дня убийства Кирова, НКВД была развернута операция «бывшие люди», и практически все представители дворянского сословия были высланы из Москвы, Ленинграда, Киева и приграничных западной границе городов в центр России, Казахстан и Сибирь [30]. Чисткой занимались органы НКВД и политические органы. Так что, скорее всего, комдив Котов был бы вызван в партком, где ему в популярной форме объяснили бы, что – либо он разводится со своей женой, либо, в лучшем случае, едет служить в солнечную Бурятию или куда подальше. Вариант увольнения из Красной армии был равносилен аресту с последующей депортацией в лагеря. Так что, до 1936 года вся семья на старой даче просто бы «не дотянула», а в лучшем случае жила бы на поселении где-нибудь в Казахстане или в Поволжье.

2. Не мог какой-то несчастный тапёр Митя «сдать ОГПУ» 8 Белых генералов. Даже легендарному командиру Корниловского ударного полка, а в последствии – дивизии, генералу Николаю Владимировичу Скоблину, завербованному в 1930 году ОГПУ вместе со своей женой Надеждой Плевицкой под кличками «Фермер» и «Фермерша», удалось «сдать» только одного генерала – Евгения Карловича Миллера, после чего агенты были раскрыты. Гибель генерала Александра Павловича Кутепова в 1930 году – не на их совести: Кутепов был убит при попытке похищения 26 января 1930 года, а вербовка Скоблина произошла позднее [62]. Генерал же Алексей Ермолаевич Эверт – командующий в годы Первой мировой войны Северным фронтом, во-первых, никогда не был в Белом движении и вообще не участвовал в Гражданской войне, во-вто­рых, никуда из России и СССР не выезжал, а, в-третьих, ни расстрелян, ни похищен не был, а жил в Верее, занимался пчеловодством и мирно почил в бозе 10 мая 1926 года в той самой Верее, где был похоронен на местном кладбище [75]. Число же в восемь похищенных генералов является абсолютно нереальным и не соответствует исторической действительности.

3. Разлагающийся на даче в период идущих учений комдив – фигура абсолютно невозможная в 1936 году [61]. Сцена же с противогазами очень напоминает «Золотого телёнка» Ильфа и Петрова, когда Корейко «ускользает» от Бендера, и попахивает плагиатом.

4. Не мог Котов «вызвать Митю и отправить его со спецзаданием». Как видно из фильма, Котов был в звании комдива и командовал либо дивизией, либо корпусом. Засылкой агентуры за рубеж занималось либо ОГПУ – политическая разведка, либо ГРУ – армейская разведка. Ни там, ни там Котов служить не мог, иначе он не был бы строевым командиром [40, 61, 62].

5. Технология ареста, показанная в фильме, также вряд ли возможна. Если Котов был так известен и популярен в округе, то его никогда не стали бы арестовывать ни дома, ни в своей части. Для этого существовала масса способов. Так, например, маршал Михаил Николаевич Тухачевский был арестован в Куйбышеве, куда был направлен командовать округом, и где у него не было никакой опоры в войсках. Комкор Альберт Янович Лапин был арестован во время отдыха в Кисловодске, после которого он должен был отбыть к новому месту службы в Белоруссию, а служил он перед этим на Дальнем Востоке. Иной раз человека награждали орденом, и брали сразу же после приёма в Кремле [61].

6. В связи с этим, никто и никогда не стал бы убивать несчастного водителя, равно как и избивать Котова у него на глазах. Более того, непонятно, зачем не выпускать Котова из машины? Он был так уверен в поддержке Сталина, что никогда не стал бы бежать, да и, тем более, зачем, когда он это спокойно смог сделать за два часа, подаренные ему Митей?

7. Расстрел Котова в 1936 году также нереален. Его, в случае ареста в этом году, держали бы, подобно комкорам Витовту Казимировичу Путне (арестован 20 августа 1936 года) или Гаю Дмитриевичу Гаю (арестован 3 июля 1935 года), до крупного процесса военных, первый из которых последовал в 1937 году. НКВД «выводил бы его на связи», формировал групповое дело, а расстрел в индивидуальном порядке смысла не имел [61].

8. Рассуждения Котова о Родине в 1936 году маловероятны. Само слово, запрещённое большевиками со дня Октябрьского переворота, только входило в обиход в этом году, а красные командиры, в основном, бредили мировой революцией [29]. Напевание же песни из кинофильма «Девушка с характером», снятого в 1939 году [75], отдаёт уже маразмом и свидетельствует о систематической небрежности режиссёра в обращении с историческими фактами, которые ему должны быть известны с вероятностью в 100 %.

9. Чего в фильме не хватает – это оценки происходящих событий. Котов показан советским патриотом, а Митя – продажным прихвостнем. Если бы Митя был показан человеком, желающим мстить за прошлое, и ради этого пошедшим в НКВД, это было бы более реальным: таких было в те годы много. В частности, Тухачевскому пустил пулю в лоб работник НКВД, родственники которого погибли в ходе Тамбовского восстания в 1921 году, зверски подавленного войсками Тухачевского [41].

10. В фильме начинают появляться пошлые сцены. В частности, когда Котов забегает на дачу после пляжа, он слышит звуки, похожие на скрип кровати и стоны, как во время полового акта. На проверку же, оказывается, что это брат жены – Кирик, качает какой-то насос с пришедшей к нему дамой. Как будет видно ниже, пошлый элемент в творчестве Михалкова будет прогрессировать весьма серьёзно.

В целом, приблизительно 70% сюжета в историческом плане соответствует действительности, а 30% – нет. Для фильма 1994 года выпуска это неплохое соотношение. Сам же фильм снят в горбачёвском «перестроечном» духе, когда шли поиски построения «социализма с человеческим лицом», выпустив из вида факт, что у волчьей морды никакого человеческого лица быть не может по определению, а с такой кровавой историей, как история СССР, – и подавно. Из данной глобальной концепции следуют все акценты, расставленные в фильме, и поведение его главных героев. Принцип политической конъюнктуры, таким образом, сохранён Михалковым полностью, хотя в данном случае она, бесспорно, сыграла положительную роль. Получение приза «Оскар» в 1994 году за «Утомлённые солнцем» стало вполне справедливой оценкой проделанной работы.–––––––––––––––

«СИБИРСКИЙ ЦИРЮЛЬНИК»

Проходят 5 лет, и на экраны выходит новый фильм Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник». Его появление также нельзя назвать случайным. К концу 1990-х нравственная обстановка в стране серьёзно изменилась. За минувшие 10 лет была издана масса книг по истории России, воспоминания Белых генералов и офицеров, политических дея­телей России 19 века, таких, например, как Дмитрий Алексеевич Милютин, вскрылась правда о поведении М.Н.Тухачевского, П.Е.Дыбенко и других репрессированных в 1937–38 годах красных командирах в годы революции и Гражданской войны, и выяснилось, что «жертвы» оказались ничуть не лучше палачей, ибо преступления, творимые ими в годы братоубийственной борьбы, типа отравления газами тамбовских крестьян, в нравственном смысле столь же омерзительны, сколь и сталинские по отношению к ним самим [29]. В связи с этим, ореол «великомученичества» с Котова и его товарищей к концу 1990-х слетел, «как с белых яблонь дым». И стране потребовались иные герои.

Никита Михалков моментально реагирует на конъюнктуру кинорынка и выпускает фильм о «спокойной» эпохе царствования Александра III, когда, по словам выдающегося русского писателя и героя Белой борьбы на Дону – Петра Николаевича Краснова, «Россия застыла в собственном величии, проедая нажитый капитал Великих реформ» [36]. Сам же Никита Михалков взял на себя роль Государя Императора Александра III. Выбор «спокойной эпохи» также не случаен: конец 1990-х – время острой борьбы политической оппозиции со всё более и более деградирующим Ельциным, а по сему выбор времени величия России, когда не было ни революционеров, ни контрреволюционеров, когда Император Александр III изрекал фразы, типа: «Когда Русский Царь ловит рыбу, Европа может подождать», устраивал всех, как «левых», так и «правых» политиков российского истэблишмента конца 1990-х годов.

Вначале отметим положительные качества фильма. К сожалению, их немного. Совершенно очевидно, что артисты играли от души и пытались показать лучшие качества юнкеров – будущих российских офицеров. Форма юнкеров-александровцев соответствует действительности и в фильме показана правильно. Но на этом, наверное, положительные качества фильма исчерпываются. Одного желания и таланта артистов для решения поставленной задачи мало. Для того чтобы снимать фильм о благородных людях, режиссёру необходимо самому быть благородным человеком. Это условие необходимое. Достаточным условием являются знания об эпохе, которой посвящён фильм. Если режиссер – современник событий, то он вправе опираться на собственные знания, хотя тоже в весьма ограниченном объёме, так как всех аспектов жизни знать невозможно даже о своём времени. Если же режиссёра отдаляет от событий более чем столетняя дистанция, то необходимо тщательное изучение документов, воспоминаний очевидцев, серьёзная работа с историками-профессионалами в качестве консультантов, чтобы фильм отвечал задачам, перед ним поставленным, и оправдывал затраченные на него средства. К сожалению, в случае с «Сибирским цирюльником» необходимого условия не существовало по определению, а достаточные условия выполнены не были, поэтому более 50 миллионов долларов были бездарно растрачены, а что из этого вышло, проанализируем ниже.

Фильм начинается со сцены 3 июля 1905 года, когда одна из главных героинь фильма – американка Джейн (Джулия Ормонд) пишет письмо своему сыну в американскую армию. Далее показана сцена, когда сержант О’Лири по кличке «Бешеный пёс» (Мак Макдоналд) вопит, как ненормальный, из-за портрета Моцарта, вывешенного сыном Джейн. В качестве наказания сержант заставляет надеть солдат противодымные маски, т. е. противогазы, и заставляет стоять в них и орать: «Срать я хотел на этого Моцарта». Культурный же сын Джейн остаётся стоять в противогазе, протестуя против самодура-сержанта. Конечно, сержант любой армии мира теоретически может быть полным кретином и не знать, кто такой Моцарт. Но вот надеть в 1905 году противогаз, изобретённый в 1915 году русским учёным Николаем Дмитриевичем Зелинским [14, 75], было весьма сложно, а, точнее, невозможно, точно так же, как, например, сержанту «Бешеному псу» летать на вертолете или на реактивном истребителе, или арестованному Котову в 1936 году напевать песню, написанную в 1939. Кроме того, непонятно, чем определена дата 3 июля 1905 года? А почему не 5 или 6 июля? А почему выбран месяц июль, а не июнь или какой-либо иной месяц? Дата «падает с неба», как и очень многое в этом фильме, а далее будет видно, что в будущем «с того же самого неба» у Михалкова будут падать не только даты, а целые фрагменты кинофильмов.

Следующий сюжет фильма относится к воспоминаниям Джейн о 1885 годе, когда она в поезде совершенно случайно знакомится с молодым юнкером Александровского военного училища – Андреем Толстым (Олег Меньшиков) и его товарищами: Полиевским (Марат Башаров), Бутурлиным (Артём Михалков), Алибековым (Никита Татаренков) и другими. Нелепицы начинаются сразу же и в этом сюжете. Во-первых, все юнкера свободно говорят по-английски, что для России тех лет было нехарактерным явлением. Достаточно открыть том словаря Брокгауза и Ефрона на статье «Гимназия» [72], чтобы понять, что в обязательную программу российских учебных заведений входили два языка: немецкий и французский, не считая латыни и древнегреческого. Англйский язык не изучался. Генерал Антон Иванович Деникин в воспоминаниях «Путь русского офицера» [26] писал, что в годы Русско-японской войны правительство искало офицеров, знающих английский язык, и даже распространило анкету. Англичане и американцы в той войне поддерживали японцев, и их инструктора находились в японской армии. Но сам факт распространения анкеты и подобные поиски говорят о малом проценте знающих английский язык, а чтобы на нём свободно говорили все юнкера – вещь столь же невероятная, как и появление противогаза в 1905 году.

Не менее авторитетный свидетель – генерал от инфантерии Николай Алексеевич Епанчин (1857–1941) в воспоминаниях «На службе трёх императоров», написанных в 1939 году в эмиграции [28], сообщает, что ему удалось ввести в программу Пажеского корпуса изучение английского языка в период своего директорства (1900–1907) этим самым элитным военно-учебным заведением России. Н.А.Епанчин – потомственный русский офицер, окончивший с отличием Павловское военное училище в 1876 году и Николаевскую академию Генерального штаба (1882 г.), 43 года прослуживший в Гвардии, пройдя путь от младшего офицера 15 роты лейб-гвардии Преображенского полка в Освободительной войне 1877–78 годов с Турцией до командира корпуса в Первую мировую войну. Кроме того, строевую службу он совмещал с преподавательской деятельностью в высших военно-учебных заведениях России, так что все мелочи жизни Русской армии, начиная с эпохи Александра II, вплоть до революции 1917 года, знал точно [28].

И, наконец, можно обратиться к воспоминаниям Василия Кривенко «Юнкерские годы», автор которых был юнкером одного из Санкт-Петербургских училищ в 1872-73 годах [39]. Кривенко не называет училище впрямую, но, судя по его отзывам об учебном заведении как об «академии шагистики», скорее всего, речь идёт о Павловском военном училище, строевая подготовка в котором считалась лучшей в России. Воспоминания В. С. Кривенко были изданы в 1898 году в типографии А.С. Суворина в Санкт-Петербурге, располагавшейся по адресу Эртелев переулок, д.13, к 25-летию выпуска из училища, т.е. относились ко времени активной работы всех военных учебных заведений Императорской России, программа в которых была подчинена единым правилам. Автор также свидетельствует об изучении двух языков - французского и немецкого:

«Кроме истории, статистики и закона Божьего из общеобразовательных предметов нам читали еще законоведение и историю русской литературы, да кроме того были обязательны занятия по немецкому или французскому языку» [39, стр. 24].

Все приведенные факты говорят о том, что в Александровском военном училище в 1885 году в массовом порядке юнкера и офицеры знать английский язык не могли.

Во-вторых, как следует из фильма, Джейн не говорит по-русски, читать же на русском языке она, соответственно, вряд ли может. А читает она в 1885 году «Анну Каренину» Льва Николаевича Толстого. Действительно, «Анна Каренина» была написана в 1876 году, но впервые
переведена на английский язык (на котором и могла читать её Джейн) лишь после встречи Констанс Клары Гарнетт (1861–1946) в 1893 году со Львом Толстым в Ясной Поляне [75]. Именно эта англичанка стала первой, кто познакомил Англию и Америку с творчеством Толстого, Достоевского и ряда других великих русских писателей, переведя их произведения на английский язык. Так что «Анна Каренина» на английском языке в 1885 году – тот же противогаз в 1905.

Юнкер Толстой, выпив несколько фужеров шампанс­кого, напивается вдрызг, пре­рекается со своим командиром – капитаном Мокиным (Владимир Ильин) и стоит в строю на привокзальной площади, опираясь на своих товарищей.

Подобные картины в Русской Императорской армии были невозможны [16, 20, 21, 26, 27, 28, 33, 37]. Интересный случай описывает в книге «Собственный Его Императорского Величества Конвой» полковник Николай Галушкин [20]. По свидетельству казака-конвойца С.И.Полупанова в 1913 году один казак Собственного Е.И.В.Конвоя опоздал из отпуска и пришёл в свою сотню пьяным. За недопустимое поведение он был лишён гвардейского мундира и отчислен в строевой армейский казачий полк Кубанского войска. Казак не мог появиться в своей станице с таким позором и застрелился из казённого револьвера. Дело в том, что служба в Конвое была очень почётной, туда посылали лучших казаков из Кавказских казачьих войск, зачастую несколько поколений казаков служили в Конвое, и „приговор” на службу казака выносила вся станица. В случае изгнания из Конвоя никто из семьи этого казака не смог бы туда больше попасть. Потому-то казак и застрелился. Вот так вот. Казак-конвоец пьяным появиться в своей сотне не мог, а юнкер одного из лучших военных училищ России – мог?

Василий Кривенко в своих воспоминаниях приводит факты, что за малейшее нарушение воинской дисциплины юнкера отчислялись из их военного училища немедленно. Так, например, после увольнения в город в выходные дни юнкера боялись, что проверяющие могут почувствовать даже легкий запах шампанского или вина и потому старались слегка выпивших своих товарищей оттеснить подальше от офицеров при возвращении в училище. Двое юнкеров выпускного курса после сдачи всех экзаменов за плохую почистку оружия и расхлябанность в строю были посажены в «тесный и душный карцер, куда свет проникал из маленьких окошечек, прорезанных у самого карниза», с предупреждением батальонного командира о возможности отставления от производства в офицеры [39]. Так что судьба юнкера Толстого за появление в строю, да еще и при оружии, в пьяном виде в Русской армии конца 19 века была бы незавидной. Михалков явно перепутал Императорскую и Советскую армии. Из Советской бы выгнали к чёртовой матери, в лучшем случае отправили бы «на губу», а в Императорской юнкеру из хорошей фамилии подобное бы просто в голову не пришло. А уж если бы такое и произошло, то юнкер Толстой был бы изгнан за пьянку из училища и служил рядовым где-нибудь в Туркестане, а фильм, таким образом, должен был кончиться, едва начавшись. Да и что это за будущий офицер, пьянеющий от трёх фужеров шампанского? Как только колонна юнкеров с кадетской песней «Фуражка» маршем уходит с площади, появляются террористы с бомбой, взрывают карету, поднимается стрельба, и юнкера помогают полиции изловить террористов. Кроме песни «Фуражка», вошедшей в обиход приблизительно в 1882 году после восстановления кадетских корпусов и упразднения военных гимназий, весь сюжет является фантастикой от начала и до конца. В первой половине 1880-х годов террором занималась партия «Народная воля». После убийства в 1881 году Александра II партия практически была разгромлена усилиями полиции. После предательства Сергея Дегаева, организовавшего убийство в 1883 году жандармского полковника Георгия Порфирьевича Судейкина, и ареста в 1884 году Германа Лопатина и его группы «Народная воля» практически прекратила своё существование [75]. Последующие 17 лет были спокойными. Брат Ленина Александр Ульянов и его сообщники в 1887 году лишь планировали покушение на Александра III, но были разоблачены и не смогли претворить свои замыслы в жизнь. Более того, из сюжета не понятно, откуда взялись террористы, что им надо, а в дальнейшем по развитию событий в фильме данная тема вырождается пол­ностью. Создаётся впечатление, что сюжет просто налеплен на кино­картину без особой на то необходимости для показа «патриотизма» юнкеров. Главный же герой ведёт себя как кисейная барышня. Вместо того, чтобы арестовать бандита, он хлопает глазами и упускает его.

Далее, Джейн попадает в мастерскую своего «отца» Маккрэкена (Ричард Харрис) и смотрит на фантастическую машину, на довершение строительства которой необходимы деньги, которые должен спонсировать некий Великий Князь. Машина предназначена для уничтожения леса и называется «Сибирский цирюльник». О технической возможности создания подобного «цирюльника» говорить не будем: это является фантастикой и в 21 веке, а в фильме о 1885 годе выглядит просто бредом, похлеще противогаза и «Анны Карениной» на английском языке. В конце фильма показано это «чудо техники», которое лапами захватает ствол дерева и циркулярной пилой спиливает его, а лапа отбрасывает спиленный ствол в сторону. Все бы ничего, но двигатель машины работает на паровой основе и более трёх деревьев спилить подобная машина бы не смогла, так как продвижение в лесную чащу по пням, пересечённой таежной местности по плечу лишь современной гусеничной технике с мощнейшими дизельными танковыми двигателями. С такими-то особо далеко не уедешь: что-то не видно, чтобы современные танки с лёгкостью проделывали просеки в таежных чащах! Что уж говорить о конце 19 века, когда примитивные автомобили только появились!

Далее по фильму происходит знакомство Джейн Маккрэкен и началь­ника училища генерала барона фон Радлова (Алексей Петренко). Джейн ведёт себя на приёме у генерала как женщина лёгкого поведения, да и наряд её более подходит для портового борделя, нежели для визита к официальному лицу. Из разговоров выясняется, что она – вдова, а муж её был офицером американской армии. У начальника училища во время разговора придурковатый вид, сохраняющийся далее на протяжении всего фильма. Джейн говорит, что лицо генерала напоминает ей лицо Александра. «Нашего царя?» – вопрошает генерал. «Нет, Александра Великого», – следует ответ, т. е. Александра Македонского. Джейн показывает генералу фотографию, забытую Андреем Толстым в поезде, и они совместно идут искать юнкера и находят его натирающем полы вместе с проштрафившимися товарищами. Генерала внезапно вызывают к телефону, и происходит вторая встреча главных героев фильма. В довершении сюжета офицер приносит генералу толстую книгу, где изображена скульптура Александра Македонского. Джейн, глядя на неё, произносит: «Что я говорила? Одно лицо». Сюжет свидетельствует «о выдающихся интеллектуальных способностях» начальника училища, который далее по фильму оказывается плюс ко всему хроническим алкоголиком, полным дегенератом и негодяем самого последнего пошиба.

Андрей Толстой приходит домой и просит у матери три рубля на починку веера Джейн, который он нечаянно сломал в поезде и клятвенно обещал починить. Мать Андрея (Марина Неёлова) – артистка, «живущая сценой», весьма экзальтированная особа, отказывает ему в этом, а деньги даёт служанка (Анна Михалкова), которая, чувствуется, тайно влюблена в Андрея. В этой сцене всё нормально, кроме одного: представители дворянского сословия в артисты не шли, так как это считалось позором, а в 1885 году, когда в высшем обществе ещё очень сильны были крепостнические предрассудки, полностью неизжитые до революции 1905–06 годов, тем более!

Далее следует сцена училищного бала. По полу, натёртому юнкерами, все страшно скользят. Оказывается, что юнкера натерли пол француз­ской мастикой для розыгрышей. Генерал Радлов бегает с идиотским выражением лица, не зная, что делать, у гранд-дамы с веером сбегает болонка, которую излавливают юнкера и натирают ею сапоги канифолью, после чего строевым шагом в колонну по одному подходят по скользкому полу к даме, возвращая собачку. Все с удивлением смотрят на них. Узнав, что молодые люди натерли канифолью подошвы сапог, к толпе юнкеров устремляется начальник училища, не растрачивая по дороге идиотского выражения лица, и ему публично натирают подошвы сапог. Бал начинается. Джейн танцует с товарищем Андрея Толстого юнкером графом Полиевским, а Андрей приглашает даму огромных размеров и кокетничает с ней в танце. Проводив девушек из института благородных девиц до их заведения, юнкера на лихачах возвращаются в училище, а по дороге юнкер Полиевский начинает оценивать физиологические «прелести» Джейн, говоря о маленькой родинке на её спине. Толстой по приезде в училище высказывает ему претензии о недопусти­мости подобных высказываний о даме, и товарищи расходятся в разные стороны.

На следующий день на занятиях по военной истории преподаватель в форме военного чиновника вызывает Толстого к доске и на английском языке задаёт вопрос: «Покажите на карте остров, где закончил свои дни император Наполеон». «Интеллектуал» Толстой показывает расположение острова Святой Елены в районе Гренландии. Юнкер Полиевский выходит к доске и показывает правильное расположение острова, говоря при этом на английском языке: «Вот это – маленькая родинка на нежной спине океана, а то, что показал юнкер Толстой, – мухи натоптали». Юнкера обмениваются выразительными взглядами, а преподаватель «влепляет» Толстому три часа ареста.

Далее по сюжету адъютант генерала Радлова (Владимир Зайцев) несёт бюст Александра Македонского. Очевидно, что начальник училища рехнулся окончательно, и ему мало сравнения с гравюрой в книге: необходимо «живое» сравнение с бюстом. Если учесть, что портрета Александра Македонского не существовало в принципе по вполне понятным историческим причинам, а существовали древнегреческие бюсты, за сходство которых с живым Александром поручиться никто не мог, то «интеллект» начальника училища просто потрясающ!

По выходу с занятий Андрей Толстой говорит Полиевскому, что он низкий человек и вызывает его на дуэль. Дуэль назначается в гимнастическом зале на эспадронах.

В четыре утра юнкера фехтуют в гимнастическом зале. Их ротный командир что-то шьёт на швейной машинке, когда слышит звон сабель и с возгласом: «Неужели дуэль?» бросается в гимнастический зал. Туда же бежит начальник училища в ночном колпаке и халате в сопровождении адъютанта. «Неужели дуэль?» – вопрошает он, – «Дойдёт до Великого Князя, – трибунал»! Когда генерал вбегает в фехтовальный зал, то видит, что там никого нет, а ротный командир Мокин рубит эспадроном рыцарские доспехи, а на вопрос, что он тут делает, капитан отвечает: «Тренируюсь. Днём времени не хватает». Удостоверившись, что ротный не пьян, и, обругав адъютанта болваном, начальник училища удаляется.

Капитан, видя следы крови, с шёпотом: «Беда, беда...», устремляется на поиски дуэлянтов. Найдя раненого Андрея в казарме, который причитает: «Маменька не переживёт», капитан успокаивает его и относит в госпиталь. Дуэль удаётся скрыть от начальства.

Что же можно сказать по поводу увиденного? Сюжет надуман от начала и до конца.

1. Во-первых, в уже упомянутых выше воспоминаниях генерала от инфантерии Николая Алексеевича Епанчина [28], который в 1874–76 годах обучался в Павловском военном училище в Петербурге, одним из недостатков (по его мнению) военного образования того времени было отсутствие уроков музыки, танцев, так что молодые офицеры иной раз терялись в обществе дам на приёмах и балах. Так как система военно-учебных заведений России подчинялась единым правилам [12], то сомнительно, чтобы в 1885 году эти правила сильно изменились бы. Отсюда вряд ли юнкера-александровцы могли бы вообще участвовать в бале в те годы. Но даже, если предположить, что бал был возможен, то от сцены также веет душком идиотизма: что перед балом в военном училище не проверили, чем натерли полы? Верится в это с трудом.

2. Непонятно, почему с преподавателем истории юнкера говорят по-английски? Это абсолютный бред и конъюнктурный приём, рассчитанный на англоязычного зрителя. Ниже в справке об Александ­ровском училище будет показано, кто преподавал в нём историю, и что сказанное в этом пункте не является пустым обвинением.

3. Дуэль между юнкерами была невозможной ни в какие годы. Юнкера считались нижними чинами: даже в фильме их именуют «господа унтер-офицеры». О чём может идти речь, если даже в пушкинско-лермонтовские времена, когда бретёрство вошло в большую моду, дуэль была возможна только между офицерами или равными им по Табели о рангах дворянами? Во все времена дуэли находились в полузапрещённом состоянии: с одной стороны, они тайно поощрялись обществом, считались символом мужества и чести, с другой, – не одобрялись Православной церковью и с юридической точки зрения были противозакон­ными. Теоретически в случае смертельного исхода победившему в дуэли могла угрожать смертная казнь или пожизненная каторга, как за умышленное убийство. Правда, таких примеров за всю историю русской дуэли не было [16, 18]. Таким образом, судьба дуэлянтов решалась Царём, Наместником на Кавказе и т. п., словом, представителем высшей власти в месте проведения дуэли... Наказания за дуэль были разнообразными: для офицеров Гвардии в первой половине XIX века – ссылка на Кавказ (в лучшем случае – с сохранением офицерского звания, в худшем – с разжалованием в рядовые); для дворян не военного звания – ссылка в имение, год заключения в крепости, церковное покаяние (Мартынов после дуэли с Лермонтовым).

В Кавказской армии 44-й Нижегородский драгунский полк был местом ссылки разжалованных в рядовые офицеров-дуэлянтов и считался одним из самых «лихих» полков на Кавказе, так как в нём чуть ли ни целый взвод конных разведчиков был укомплектован известными бретёрами и буянами. Естественно, что сражался этот взвод – лучше всех! Во второй половине 19 века с усилением разночинских настроений в обществе былой имидж дуэли серьёзно поблек. Офицер мог отказаться от поединка, и это оставалось без последствий. Дуэли вообще в это время были редким явлением. С 1876 по 1890 годы во всей Русской армии произошло всего лишь 15 дуэлей [18]! Именно такой обстанов­ка была в 1885 году.