WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     || 2 |
-- [ Страница 1 ] --

Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение

Вечерняя сменная школа № 4

Концепт «мать» в творчестве Р. Гамзатова

Работу выполнила

Лещёвой Н.А.

Нижний Новгород

2012

Содержание:

Введение………………..........................................................................................3

Глава 1. Теоретические проблемы исследования художественного концепта в современной лингвистике………………………………………………………6

1. 1. Понятие концепта в современной лингвистике…………………………....6

1.2 Понятие культурного концепта……………………………………………..19

Глава 2. Анализ концепта «мать» в творчестве Р. Гамзатова………………..26

2.1 Тема материнства в творчестве Р.Гамзатова………………………………26

2.2 Концепт «мать» как одна из фундаментальных категорий в культуре народов Северного Кавказа……………………………………………………..29

2.3 Анализ концепта «мать» в лирике Р. Гамзатова…………………………...39

2.3.1 Отражение культурного концепта в лирике Р.Гамзатова…….39

2.3.2 Индивидуально-авторского концепта «мать» в лирике Р.Гамзатова…………………………………………………………….47

2. 4 Анализ концепта «мать» в книге «Мой Дагестан»……………………….54

Глава 3. Изучение творчества Р.Гамзатова в школе………………………….60

Заключение……………………………………………………………………...69

Список литературы………………………………………………………………72

Введение

Актуальность исследовательской работы обусловлена, во-первых, тем, что в современной лингвистической науке понятие «концепт» является одной из центральных категорий, способствующей выявлению не только тех или иных особенностей языковой картины мира писателя, но определению наиболее значимых культурологических ценностей какого-либо народа, нации, этноса. Во-вторых, анализ концепта «мать» в творчестве Р.Гамзатова даёт возможность рассмотреть систему семейных ценностей с точки зрения духовно-нравственных ориентиров нации. Изучать культуру народов Северного Кавказа необходимо для сглаживания межнациональных конфликтов, поскольку в начале XXI в. обострились межнациональные отношения, кризисные ситуации в отдельных регионах России, особенно на Кавказе. Знакомство с северокавказской культурой необходимо в настоящее время для воспитания чувства толерантности, которое в свою очередь помогает сгладить и избежать межнациональные конфликты, возникающие зачастую из-за непонимания, незнания этнических ценностей той или иной культуры.

Творчество Р.Гамзатова изучали В.В.Дементьев, В.Огнев, П.С.Черкесова, Ч.Юспова. Несмотря на большое количество работ, посвящённых изучению особенностей творчества Р.Гамзатова, нами не выявлены работы, раскрывающие специфику языковой картины мира северокавказского поэта.

Научная работа предполагает анализ концепт «мать» в творчестве поэта Расула Гамзатова. Отец Р.Гамзатова – народный поэт Дагестана. Дагестан – страна, в которой живут тысячи малочисленных народов. Гамзатов принадлежит к одному из них, в частности к аварцам.

Р.Гамзатов писал на своём родном, аварском, языке. Его переводили русские писатели такие, как Я.Хелемский, В.Солоухин, Е.Николаевский, Ю.Мориц, Ю.Нейман, Р.Рождественский. Но самыми лучшими считаются авторизированные (одобренные автором) переводы Н.Гребнёва и Я.Козловского. Именно их переводы были высоко оценены в науке, в частности К.Чуковским в книге «Искусство перевода», а также самим поэтом. Р.Гамзатов говорил: «Мне с переводчиками повезло. Это талантливые поэты. Ибо мои стихи без перевода для русского читателя были бы только звуками непонятного языка» [Гамзатов, 1983, с. 41].

Одним из центральных образов в творчестве Гамзатова является образ матери. Это можно объяснить в первую очередь личным отношением поэта к семейным ценностям. Важно отметить и тот факт, что именно Р.Гамзатов предложил ввести День Матери, цель которого поэт видит в том, чтобы открыть «в этих себялюбивых душах хоть частицу памяти», заставить «их стыдиться, краснеть перед своею совестью» [там же].

Цель работы заключается в анализе концепта «мать» в творчестве народного поэта Дагестана Р.Гамзатова.

Цель исследования определила необходимость решить следующие задачи:

1) рассмотреть теоретические проблемы исследования концепта в современной лингвистике;

2) анализ концепта «мать» в культуре народов Северного Кавказа;

3) установить наличие этнокультурной специфики концепта мать в лирике Р.Гамзатова;

4) анализ индивидуально-авторского понимания концепта «мать» в лирике Р.Гамзатова;

5) анализ концепта «мать» в эпических произведениях Р.Гамзатова.

Материалом исследования служат произведения Р.Гамзатова.

Методы исследования. Основным методом исследования избран метод концептуального анализа, опирающийся на тщательный контекстологический анализ слов-репрезентаторов концепта.

Структура работы. Исследовательская работа состоит из введения, 3-х глав, заключения, списка литературы.

Апробация работы. Основные положения работы были изложены в виде доклада на конференции молодых учёных «Языковая картина мира» (2009 г.). Имеется одна публикация.



Глава 1. Теоретические проблемы исследования художественного концепта в современной лингвистике

1. 1. Понятие концепта в современной лингвистике

Отечественную традицию в изучении концептов заложил в своей знаменитой работе С.А. Аскольдов (Алексеев) (1928). Исследователь предлагает психологический подход к данному феномену, подчеркивая его субъективную природу: концепт – это «мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода» [Аскольдов, 1997, 269]. Автор различает познавательные («почки сложнейших соцветий мысленных конкретностей») и художественные концепты («сочетание понятий, представлений, чувств, эмоций, волевых проявлений»). Наличие «чуждой логике и реальной прагматике художественной ассоциативности» признаётся самым существенным отличием художественного концепта от познавательного [Аскольдов, 1997, 275].

В понимании концепта как заместителя понятия за Аскольдовым следует Д.С. Лихачёв в своей статье «Концептосфера русского языка». По мнению Д.С. Лихачева, данный феномен является «намеком на возможные значения», «алгебраическим их выражением». Учёный подчеркивает важность «индивидуального культурного опыта, запаса знаний и навыков», от богатства которых напрямую зависит богатство концепта. Таким образом, Д.С. Лихачев исходит из лингвокультурологического понимания концепта: он возникает как «отклик на предшествующий языковой опыт человека». Особое внимание ученый уделяет соотношению данного феномена со значением слова. «Концепт не только подменяет собой значение слова и тем самым снимает разногласия в понимании значения слова, он в известной мере и расширяет значение, оставляя возможности для сотворчества, домысливания, для эмоциональной ауры слова» [Лихачев, 1993, 4]. Д.С. Лихачева подчеркивает взаимосвязь концептов и вводит понятие концептосферы. Помимо личной концептосферы, автор выделяет концептосферу национального языка, соотносимую «со всем историческим опытом нации и религией особенно» [Лихачев, 1993. 5].

В настоящее время можно обнаружить разные подходы к определению концепта.

Лингвокультурологическое понимание концепта отражено в работах В.В. Колесова «Жизнь происходит от слова», Ю.С. Степанова «Константы. Словарь русской культуры», В.И. Карасика «Лингвокультурный концепт как единица исследования», Н.Ф. Алефиренко «Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры», С.Г. Воркачёва «Концепт счастья: понятийный и образный компоненты», А.Вежбицкой «Понимание культур через посредство ключевых слов". По Колесову, концепт – «исходная точка семантического наполнения слова» – в ходе своего исторического развития последовательно реорганизуется в образ, понятие и символ, превращаясь в культурный концепт в современном его виде. Учёный утверждает: «Концепт потому и становится реальностью национальной речемысли, образно данной в слове, что существует реально, так же, как существует язык, фонема, морфема и прочие выявленные наукой «ноумены» плана содержания, жизненно необходимые всякой культуре. Концепт есть то, что не подлежит изменениям в семантике словесного знака, что, напротив, диктует говорящим на данном языке, определяя их выбор, направляет их мысль, создавая потенциальные возможности языка-речи» [Колесов, 1992, 36]. Автор считает, что концепт «не имеет формы, ибо он и есть «внутренняя форма» (в понимании Потебни)» [Колесов, 1992, 37]. Свои идеи Колесов развивает в более поздней работе «Жизнь происходит от слова» [Колесов, 1999]. К основным признакам концепта учёный относит постоянство существования, художественную образность, семантический синкретизм, общеобязательность для всех носителей данной культуры, встроенность в систему идеальных компонентов культуры [Колесов, 1999, 157-158]. Кроме того, концепт – «исходная точка семантического наполнения слова и конечный предел развития» [Колесов, 1999, 157-158].Таким образом, ученый обращается в первую очередь к истории языка, подчеркивая постепенное сложение данного феномена в культуре народа.

Однако данная точка зрения (динамический аспект) не является самой распространенной в современной лингвистике. Классическим (с лингвокультурологических позиций) стало определение, данное Ю.С.Степановым в книге «Константы. Словарь русской культуры»: «Концепт — это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт — это то, посредством чего человек сам входит в культуру» [Степанов, 1997. С.40]. Лингвокультурный подход к пониманию концепта состоит в том, что концепт признается базовой единицей культуры, ее концентратом, доминантой. По мнению Ю.С. Степанова, «концепт — это основная ячейка культуры в ментальном мире человека» [Степанов, 1997, 40]. «При описании концепта историк культуры должен стремиться показать не только коллективные представления, как реальности общества, но и гипотезы, создаваемые об этой реальности наиболее выдающимися членами общества (мыслители, писатели)» [Степанов, 1997, 55]. Принципиально значимым является и то, что концепт, по Степанову, не есть аморфное образование; напротив, он структурирован и включает: (1) основной, актуальный признак, известный каждому носителю культуры и значимый для него; (2) дополнительный, «пассивный», исторический признак, актуальный для отдельных групп носителей культуры; (3) внутреннюю форму — концептуальный исток концепта, внутренняя форма не осознается в повседневной жизни, известна лишь специалистам, но определяет внешнюю, знаковую форму выражения концептов [Степанов, 1997. С.41,42]. Таким образом, в терминах Ю.С.Степанова концепт - микромодель культуры, он порождает ее и порождается ею. Являясь «сгустком культуры», концепт обладает экстралингвистической, прагматической, т.е. внеязыковой информацией [Степанов, 1997, 40].

Существенные положения в определении концепта с точки зрения лингвокультурологии высказывают В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин. Лингвокультурный концепт – это условная ментальная единица, используемая в комплексном изучении языка, сознания и культуры. Сознание является областью пребывания концепта, культура детерминирует концепт, язык и/или речь – сферы опредмечивания концепта. От других ментальных единиц, выделяемых в различных областях науки (когнитивных концептов, фреймов, сценариев, скриптов, понятий, образов, архетипов, гештальтов и т.д.), лингвокультурный концепт отличается акцентуацией ценностного элемента. Показателем наличия ценностного отношения авторы считают применимость оценочных предикатов при характеристике какого-либо феномена действительности носителем языка [Карасик, Слышкин, 2001, 76 - 77]. Г.Г. Слышкин определяет концепт как «условно-ментальную единицу» и выделяет в нем прежде всего примат целостного отношения к отображаемому объекту. Формирование концепта представлено им как процесс соотнесения результатов опытного познания действительности с ранее усвоенными культурно-ценностными доминантами, выраженными в религии, искусстве и т.д. [Слышкин, 2001, 34]. Структура концепта считается трёхкомпонентной. В неё входят ценностный, фактуальный (понятийный) и образный элементы. Фактуальный элемент концепта хранится в сознании в вербализованной форме и может воспроизводиться в речи непосредственно, образный же элемент невербален и поддаётся лишь описанию. Сам же концепт многомерен, поэтому для его моделирования целесообразно использовать единицы с более чёткой структурой – фреймы, сценарии, скрипты. Именем концепта служит языковая или речевая единица, с помощью которой актуализируется центральная точка концепта. От этой точки расходятся ассоциативные векторы. Исследователи придерживаются общепринятого положения о том, что наиболее актуальные для носителей языка ассоциации составляют ядро концепта, менее значимые – его периферию [Карасик, Слышкин, 2001, 78].

Вербализованность и этнокультурную маркированность в качестве основных признаков лингвокультурного концептарассматривает С.Г.Воркачев. «Концепт — это единица коллективного знания/сознания, отправляющая к высшим духовным ценностям, имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой» [Воркачёв, 2001, 70].

Постоянное наличие этнокультурного компонента в структуре концепта отмечает и Н.Ф. Алефиренко (под концептом он понимает «когнитивную (мыслительную) категорию, оперативную единицу «памяти культуры», квант знания, сложное, жестко неструктурированное смысловое образование описательно-образного характера» [Алефиренко, 2002, 17].). Учёный объясняет этот факт тем, что различные этнокультуры обладают специфическими этнокультурными концептами («дача» – у русских, «фазенда» – у латиноамериканцев), а об общекультурных концептах (мир, свобода, жизнь, любовь, смерть, вечность), отражающих общечеловеческие ценности они сформировали «своё» представление. Специфическое восприятие общекультурных концептов – следствие существования ментальности – сердцевины этнокультуры, системы типичных проявлений миропонимания, духовных и волевых качеств национального характера.

А. Вежбицкая понимает под концептом объект из мира «Идеальное», имеющий имя и отражающий культурно-обусловленное представление человека о мире «Действительность» [Вежбицкая, 1997, 10]. Такое понимание лингвокультурного концепта исходит из того, что, по мнению Вежбицкой, «имеется весьма тесная связь между жизнью общества и лексикой языка, на котором оно говорит» [Вежбицкая, 1997, 14], так в языке находят своё отражение и одновременно формируются ценности, идеалы и установки людей.

Поскольку практически все исследователи воспринимают концепт как когнитивную категорию, то принципиально значимым становится соотношение этого феномена с другими мыслительными конструктами, прежде всего – с понятием и значением языкового знака (ср. работы Н.Ф. Алефиренко, Л.О. Чернейко, В.Г. Зусман, Ю.С. Степанова, С.Г. Воркачёва).

Н.Ф. Алефиренко считает, что в отличие от понятия (общенаучного омонима: концепт – лат. сonceptus «мысль, понятие»), концепт как единица ментальности может иметь образное, понятийное и символическое выражение. Из этого следует, что концепт шире и объёмнее понятия [Алефиренко, 2002, 17]. Л.О. Чернейко в своих работах [Чернейко, 1995; Чернейко, Долинский, 1996; Чернейко Л.О., Хо Сон Тэ, 2001] также подчёркивает не тождественность концепта и понятия и предлагает соотношение, согласно которому «содержание концепта включает понятие, но не исчерпывается им, а охватывает все содержание слова — и денотативное, и коннотативное, отражающее представление носителей данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятым в многообразии его ассоциативных связей». Исследовательница также обращает внимание на то, что основа понятия логическая, а концепта – сублогическая [Чернейко, 1995, 75; Чернейко, Долинский, 1996, 22]. Потенциальная субъективность, входящая в концепт, является важной отличительной чертой концепта по сравнению с понятием, т.к., по словам В.Г. Зусман, «всякая субъективность противопоставлена понятию в собственном смысле слова» [Зусман, 2003, 6].

Присутствие субъективного, оценочного компонента в концепте усматривает и Ю.С. Степанов. Он называет концепт «пучком» представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний. В отличие от понятий, концепты не только мыслятся, но и «переживаются». Они предметы симпатий, антипатий. [Степанов, 1997, 40, 42]. Отличие концепта от понятия, согласно С.Г. Воркачёву, обусловлено лингвокультурной отмеченностью и большей объёмностью концепта. Это проявляется в том, что «в концепте безличное и объективистское понятие авторизуется относительно этносемантической личности как закрепленного в системе естественного языка базового национально-культурного прототипа носителя этого языка» [Воркачёв, 2001, 48]. Объёмность концепта определяется входящими в него предметной (понятийной) и психологической (образной и ценностной) отнесённостью и всей коммуникативно значимой информацией – внутрисистемной, прагматической и этимологической [Воркачёв, 2001, 47].

Не менее сложным является и соотношение концепта со значением языкового знака, прежде всего – слова. В частности, на соотнесённости концепта не просто со словом, а с планом выражения лексико-семантической парадигмы настаивает С.Г. Воркачёв. Учёный признаёт за словом функцию имени концепта и адекватного транслятора содержания концепта, но подчеркивает, что «концепт соотносится, как правило, более чем с одной лексической единицей, и логически его можно соотнести с планом выражения всей совокупности разнородных синонимических (собственно лексических, фразеологических, афористических) средств, описывающих его в языке, т.е. в конечном итоге концепт соотносим с планом выражения лексико-семантической парадигмы». [Воркачёв, 2001,69].

По мнению И.А. Стернина, семантика ключевого слова (лексемы), именующего концепт, лучше всего отражает ядро концепта, но не исчерпывает его содержания. Пополняет содержание концепта анализ синонимов, антонимов ключевой лексемы [Стернин 2001, 62]. Весь концепт (во всём его богатстве содержания) теоретически может быть выражен только совокупностью средств языка. К способам языковой объективации концептов З.Д. Попова и И.А. Стернин относят готовые лексемы, фразеосочетания, свободные словосочетания, структурные и позиционные схемы предложений, тексты или совокупности тестов (при необходимости экспликации или обсуждения сложных, абстрактных и индивидуально-авторских концептов) [Попова, Стернин, 2003, 13].

По мнению Г.Г. Слышкина, языковая единица (слово, словосочетание, фразеологизм, предложение и т.д.) выступает в роли имени концепта, выражающего этот феномен в наиболее полном объеме и общей форме. Однако имя концепта – это не единственный знак, который может активизировать его в сознании человека. Любой концепт характеризуется способностью к реализации в различной знаковой форме (в словах, жестах). «Чем многообразнее потенциал знакового выражения концепта, тем более древним является этот концепт и тем выше его ценностная значимость в рамках данного языкового коллектива. В процессе своего существования концепт способен терять связь с некоторыми языковыми единицами, служившими ранее для его выражения, и притягивать к себе новые». То есть, по Слышкину, слово – лишь одно из многочисленных средств активизации концепта в сознании [Слышкин, 2000. e-text].

Если представители лингвокультурологического направления акцентируют внимание на отражении в концепте культурной, исторической памяти народа, то учёных психолингвистического направления, прежде всего, интересует индивидуальное начало в этом феномене. Так, А.А.Залевская определяет концепт как «спонтанно функционирующее в познавательной и коммуникативной деятельности индивида базовое перцептивно-когнитивно-аффективное образование динамического характера, подчиняющееся закономерностям психической жизни человека и вследствие этого по ряду параметров отличающееся от понятий и значений как продуктов научного описания с позиций лингвистической теории» [Залевская, 2001, 39]. Исследовательница четко разграничивает концепт как достояние индивида и конструкт как редуцированный на логико-рациональной основе продукт научного описания концептов. А.А. Залевская обосновывает необходимость учитывать аффективный опыт человека при изучении концепта постоянным наличием эмоционально-оценочного отношения к воспринимаемым предметам и явлениям [Залевская, 2001, 43].





В русле этого подхода работает и Р.М. Фрумкина [Фрумкина, 1992; 2001]. Для неё «термин концепт удобен тем, что, акцентируя те реалии, к которым нас отсылает слово, он позволяет отвлечься от принятого в логике термина понятие». Отвлечение от логического начала позволяет исследовательнице при анализе языкового материала учитывать эмоции респондентов, личные ценности и ассоциации, связанные с определённым концептом [Фрумкина, 2001, 45].

Поскольку все исследователи рассматривают концепт как мыслительную категорию, то одним из основных аспектов его анализа становится лингвокогнитивное направление, представленное в работах Е.С. Кубряковой, А.П. Бабушкина, З.Д. Поповой, А.И. Стернина, Н.Н. Болдырева. В частности, «Краткий словарь когнитивных терминов» под редакцией Е.С. Кубряковой трактует концепт как единицу «ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знания и опыт человека; оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга (lingua mentalis), всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [КСКТ, 1996, 90]. Таким образом, авторы «Краткого словаря когнитивных терминов» рассматривают концепты как идеальные абстрактные единицы, смыслы, которыми оперирует человек в процессах мышления, и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей деятельности человека и процессов познания им окружающего мира в виде определенных единиц, «квантов знания». При этом отмечается, что содержание концепта включает информацию о том, что индивид знает, предполагает, думает, воображает о том или ином фрагменте мира. Концепты сводят все многообразие наблюдаемых явлений к чему-то единому, под определенные, выработанные обществом категории и классы. Аналогичное определение содержится в трудах А.П. Бабушкина: концепт он понимает как «дискретную, содержательную единицу коллективного сознания, отражающую предмет реального или идеального мира и хранимую в национальной памяти носителей языка в вербально обозначенном виде» [Бабушкин, 2001, 53]. Функциональная нагрузка концепта как ментальной репрезентации, по Бабушкину, состоит в способе взаимосвязи и категоризации вещей [Бабушкин, 1996, 16].

Наиболее подробно и обстоятельно данная проблема рассмотрена в работах З.Д. Поповой и И.А. Стернина, где концепт – «комплексная мыслительная единица, которая в процессе мыслительной деятельности поворачивается разными сторонами, актуализируя в процессе мыслительной деятельности свои разные признаки и слои» [Попова, Стернин 2003, 12]. Динамический характер и взаимодействие с другими концептами не позволяют говорить о жёсткой структуре концепта [Стернин 2001, 59].

Принимая во внимание это положение и опираясь на важнейший постулат когнитивистики о субъективности содержания и структуры концепта в сознании носителя языка, З.Д. Попова и И.А. Стернин предлагают полевую модель концепта. В ядре сконцентрирован базовый слой концепта (чувственный кодирующий образ и основные, базовые, наиболее конкретные когнитивные признаки, принадлежащие бытовому слою сознания). Ближнюю, дальнюю и крайнюю периферию составляют когнитивные слои, «обволакивающие» ядро, в последовательности от менее абстрактных к более абстрактным. Наконец, интерпретационное поле концепта содержит оценки и трактовки содержания концепта национальным, групповым и индивидуальным сознанием [Попова, Стернин 2003, 16].

Несмотря на разнообразие существующих определений концепта, можно выделить в них общую черту: в них всегда подчеркивается актуальная для современной лингвистики идея комплексного изучения языка, сознания и культуры.

Таким образом, концепт обладает очень сложной многоплановой структурой. В нем можно выделить как конкретное, так и абстрактное, как рациональное, так и эмоциональное, как универсальное, так и этническое, как общенациональное, так и индивидуально-личностное. Этим и объясняется отсутствие единого определения.

Вопрос о соотношении значения языкового знака и концепта в лингвокогнититологии решается следующим образом: языковые средства своими значениями передают лишь часть концепта. Так, Н.Н. Болдырев пишет: «Языковые значения передают лишь некоторую часть наших знаний о мире. Основа же для этих знаний хранится в нашем сознании в виде различных мыслительных структур – концептов разной степени сложности и абстрактности» [Болдырев, 2001, 27]. Исследователь обращает внимание на контекстную обусловленность значения слова: «чтобы проанализировать значение того или иного слова в когнитивном аспекте, необходимо установить область знания, которая лежит в основе значения данного слова, определенным образом ее структурировать, показав, какие участки этой области «схвачены» знаком». Но определение той грани, за которой кончается языковое знание (знание значений) и начинается общее, энциклопедическое знание (знание о мире), остается очень сложной проблемой [Болдырев, 2001, 33]. Неисчерпаемость концептуального содержания и изменчивость концепта [Болдырев, 2001, 79-80] оставляют значению скромную роль попытки «дать общее представление о содержании выражаемого концепта, очертить известные границы, представить его отдельные характеристики данным словом» [Болдырев, 2000, 27].

З.Д. Попова и И.А. Стернин проводят разграничение концепта и лексического значения слова по следующим пунктам: (1) концепт имеет слои, лексемы имеют семемы; (2) концепт имеет содержание, лексемы — семантику; (3) концепт содержит компоненты — концептуальные признаки, семемы - компоненты значения (семы); (4) концепт глобален и жестко не структурирован, семемы структурированы по семам, семантемы структурированы по семемам [Попова, Стернин, 1999, 27].

Таким образом, независимо от аспекта исследования все исследователи обращают внимание на сложность структуры и неоднородность концепта как мыслительного конструкта. Вместе с тем, не менее важной проблемой для лингвистов всех направлений является выбор оснований для классификации концептов.

Структурную классификацию концептов предлагает И.А. Стернин. С точки зрения соотношения базового слоя и дополнительных когнитивных признаков автор выделяет три типа концептов — одноуровневые (содержат только базовый слой), многоуровневые (включают несколько когнитивных слоёв разной степени абстрактности) и сегментные (состоят из базового слоя, окруженного равноправными по степени абстрактности сегментами) [Стернин, 2001, 59-60].

А.А. Залевская различает концепт как достояние индивида (концептиня) и концепт как инвариант (концепт,шв), функционирующие в определенном социуме, или шире - культуре. Исследователь как носитель языка (индивид) опирается на концептинд, тем самым он не может не отдавать себе отчета в том, что функционирующие в его сознании ментальные образования чем-то отличаются от понятий и значений. Они далеко не всегда поддаются вербальному описанию. При постановке задачи описания концептаинв выясняется, что лингвистические теории значения слова и используемые процедуры ориентированы на дефиниции, которые даются словам в словарях, что приводит к описанию значения слова или лежащего за ним понятия, поскольку практически многие дефиниции имеют вид определения понятия. Добавление текстов в качестве исследовательского материала несколько расширяет поле зрения, тем не менее, сводит его к языковой картине мира. Полученным результатом в таком случае оказывается конструкт, способный отразить лишь часть того, что содержится в каждом из названных видов концептов. Концептинд определяется как спонтанно функционирующее в познавательной и коммуникативной деятельности индивида базовое перцентивно-когнитивно-аффективное образование динамического характера, подчиняющееся закономерностям психической жизни человека и вследствие этого по ряду параметров отличающееся от понятий и значений как продуктов научного описания с позиций лингвистической теории [Залевская 2001, 37].

В основе типологии концептов, предложенной Г.Г. Слышкиным, лежит характер ценностной составляющей (как одной из основных черт концепта). Учёный говорит о противопоставленности индивидуальных (персональные, авторские), микрогрупповых (например, в семье, между близкими друзьями), макрогрупповых (социальные, ролевые, статусные и др.), этнических и общечеловеческих ценностей. По этому критерию различаются, соответственно, «индивидуальные, микрогрупповые, макрогрупповые, национальные (на современном этапе исторического развития национальное преобладает над этническим), цивилизационные, общечеловеческие концепты». Не менее важным Слышкин считает противопоставленность по типу носителя индивидуальных и коллективных концептов. «Индивидуальные концепты богаче и разнообразнее, чем любые коллективные, от микрогрупповых до общечеловеческих, поскольку коллективное сознание и коллективный опыт есть не что иное, как условная производная от сознаний и опыта отдельных индивидов, входящих в коллектив. Производная эта образуется путем редукции всего уникального в персональном опыте и суммирования совпадений. Концептосферы отдельных индивидов могут включать в себя большое количество оригинальных элементов, не разделяемых в данном социуме» [Слышкин, 2000. e-text].

1.2. Понятие культурного концепта

Язык - факт культуры, во-первых, потому что он является ее составной частью, которую мы наследуем от наших предков; во-вторых, язык - основной инструмент, посредством которого мы усваиваем культуру; в-третьих, это важнейшее из всех явлений культурного порядка, благодаря которому мы способны понять сущность культуры - науку, религию, литературу. Язык отображает культурно-национальную ментальность его носителей. Разные языки концептуализируют действительность по-разному.

Единицей лингвокультурного моделирования мира выступает концепт. Любое коннотативное значение концепта национального языка можно считать феноменом национальной культуры, сложившимся исторически, передающимся от поколения к поколению, особенно если коннотативное значение непосредственно связано с историческими, религиозными или философскими реалиями национальной культуры. Будучи своего рода посредниками между словами и экстралингвистической действительностью, «концепты по-разному вербализуются в разных языках в зависимрсти от собственно лингвистических, прагматических, и культурологических факторов, а, следовательно, фиксируются в разных значениях» [Кубрякова, 1996, 90]. Такие концепты С.Г. Воркачев называет лингвокультурными, или культурными. Основным признаком, отделяющим лингвокультурологическое понимание концепта от логического и общесемиотического, С.Г. Воркачев считает «его закреплённость за определенным способом языковой реализации» [Воркачев, 2003, 268.], т. е. концепты как ментальное образование высшей степени абстрактности связан преимущественно именно со словом. Исходя из этого, концепт включает в себя помимо предметной отнесенности всю коммуникативно значимую информацию. «Прежде всего, это указания на место, занимаемое этим знаком в лексической системе языка: его парадигматические, синтагматические и словообразовательные связи.‹…›. В семантический состав концепта входит также и вся прагматическая информация языкового знака, связанная с его экспрессивной и иллокутивной функциями, что вполне согласуется с «переживаемостью» и «интенсивностью « духовный ценностей» [Воркачев, 2003, 268]. Также к компонентам семантики языкового концепта С.Г.Воркачев относит «культурную», или «когнитивную память слова» - «смысловые характеристики языкового знака, связанные с его исконным предназначением, национальным менталитетам и системой духовных ценностей носителей языка» [Воркачев, 2003, 268]. Наиболее существенным здесь оказывается культурно-этнический компонент, определяющий специфику семантики единиц естественного языка и отражающий языковую картину мира его носителей.

Любой национальный язык отражает когнитивные структуры и вербализует культурные концепты в свойственном только ему виде, специфически отражая объективную действительность, выступая как совокупность знаний определенного общества, этноса. Каждый отдельный концепт демонстрирует существование в отдельной этнической культуре определенной ценности. Таким образом, культурный концепт – сугубо национальный специфический образ культуры, воплощённый в слове. Он отражает особенности сознания человека, вызывает определённые чувства, ассоциации. Количество слов-концептов невелико (например, Ю.С.Степанов называет всего несколько десятков культурных концептов), однако духовная культура любого общества не может обойтись без их использования. Это такие слова, как душа, воля, судьба, тоска, совесть, вера, любовь, Родина, долг, грех, храм, дом, память, молитва, надежда, мать, деревня и другие [Степанов, 1997].

Представляют интерес те концепты, которые представляют собой своеобразные коды - ключи к пониманию ценностей этой культуры, условий жизни людей, стереотипов их поведения.

«Слова с особыми, культуроспецифичными значениями отражают и передают не только образ жизни, характерный для некоторого данного общества, но также и образ мышления» [Вежбицкая, 2001, 265]. К своеобразным лингвистическим кодам культуры А.Вежбицкая относит «ключевые слова»: «Ключевые слова” — это слова, особенно важные и показательные для отдельно взятой культуры» (ключевые слова здесь можно рассматривать как культурные концепты). Чтобы обосновать утверждение, что то или иное слово является одним из «ключевых слов» некоторой культуры, необходимо: 1) «установить (с помощью или без помощи частотного словаря), что слово, о котором идет речь, представляет собою общеупотребительное, а не периферийное слово»; 2) «установить, что слово, о котором идет речь (какой бы ни была общая частота его употребления), очень часто используется в какой-то одной семантической сфере, например в сфере эмоций или в области моральных суждений»; 3) «продемонстрировать, что данное слово находится в центре целого фразеологического семейства, подобного семейству выражений с русским словом душа: на душе, в душе, по душе, душа в душу, излить душу, отвести душу, открыть душу, душа нараспашку, разговаривать по душам и т. д.; 4) «показать, что предполагаемое “ключевое слово” часто встречается в пословицах, в изречениях, в популярных песнях, в названиях книг и т. д.» [Вежбицкая, 2001, с. 265]. Ключевые слова в понимании А. Вежбицкой можно рассматривать как культурные концепты.

Этнокультурную специфику концептов можно представить посредством «картирования соответствующих лексических и фразеологических групп, сопоставления ценностных суждений, вытекающих из стереотипов поведения, зафиксированных в значениях слов, устойчивых выражений, прецедентных текстов» [Карасик, 1996, 14]. Но наиболее эффективным путем «вычитывания» национально-специфических концептов из языка, по мнению О.А. Леонтовича, является их межъязыковое сопоставление [Леонтьевич, 2005, 111]. «Безэквивалентная лексика», или то, что обычно называют «непереводимое в переводе», и есть тот лексикон, на материале которого и следует составлять списки фундаментальных национально-культурных концептов.

Таким образом, наиболее эффективным путём определения национально-специфических концептов в лингвокультурах является их межъязыковые сопоставления.

Культурологическая цель работы – определение ценности культуры Северного Кавказа, осмысление которой позволяет понять и принять особенности этого менталитета. Основной метод нашей работы – концептуальный анализ. Концептуальная методика – методика по сути текстоориентированная.

Цель концептуального анализа - «выявление парадигмы культурно значимых концептов и описание их концептосферы» [Бабенко, Васильев, Казарин, 2000, 80]. Объектом исследования являются смыслы, передаваемые отдельными словами, грамматическими категориями или текстами, причем привлечение большого корпуса контекстов употребления слова в художественной литературе позволяет не только обрисовать рассматриваемый концепт, но и структурировать его, вычленяя набор наиболее характерных признаков

Под методикой концептуального анализа понимается такой метод анализа, который предполагает «выявление концептов, моделирование их на основе концептуальной общности средств их лексической репрезентации в узусе и тексте и изучение концептов как единиц ККМ языковой личности автора» [Болотнова, 1992, 83].

В ходе концептуального анализа необходимо учитывать, что наряду с эксплицитной художественный текст содержит и имплицитную информацию в силу своей специфики, которая предполагает существование некоторой эстетической информации, авторской точки зрения, субъективной экспрессивности и эмоциональности. Такие разновидности концептуальной информации обычно по замыслу автора относят в подтекст, в сферу скрытых смыслов художественного текста, включающих как неязыковые по своей природе, так и несобственно языковые и собственно языковые скрытые смыслы, которые предполагают сотворчество читателя (слушателя) [Исаева, 1996 11].

Зачастую происходит видоизменение методики концептуального анализа в соответствии с целями и предметом исследования. В результате получаются новые варианты концептуального анализа. Остановимся на некоторых наиболее распространенных методиках концептуального анализа.

Суть концептуального анализа, предложенного Н.С. Болотновой, состоит в «выявлении концепта на основе моделирования текстовых ассоциативно-смысловых полей, организованных концептуально и стимулированных лексическими структурами разных типов» [Болотнова, 1992, 85]. Процедура анализа текстовых ассоциативно-смысловых полей слов предполагает два этапа исследования. Первый представляет собой определение ядра, включающего ключевое слово – номинацию концепта. Для этого 1) устанавливается тип микроструктуры текста, 2) выявляется рема в лексической организации текста ( рема является номинантом концепта – ядерной частью реконструируемого поля). «Второй этап включает определение текстовых ассоциатов, входящих в ассоциативно-смысловое поле номината концепта. Это осуществляется на основе анализа слов, входящих в образную перспективу номината концепта» [Болотнова, 2003, с. 133].

Методика концептуального анализа, предложенная Л.Г. Бабенко, также подразумевает ряд исследовательских процедур: 1) выявление набора ключевых слов текста; 2) описание обозначаемого ими концептуального пространства; 3) определение базового концепта (концептов) описанного концептуального пространства [Бабенко и др, 2000, 83]. При этом отмечается, что «изучение концептосферы текста (или совокупности текстов одного автора) предусматривает обобщение всех контекстов, в которых употребляются ключевые слова - носители концептуального смысла, с целью выявления характерных свойств концепта» [Бабенко, 2000, 85]. С точки зрения Л.Г. Бабенко, в ходе концептуального анализа следует учитывать, когнитивно-пропозиционные структуры, поскольку пропозиция – это «особая структура представления знаний», которая формируется на основе различных совокупностей однородных элементов, через которые и происходит истолкование концептов [Бабенко, 2000, 85]. Носителями этих знаний в тексте чаще являются «предикатные слова»: глаголы, наречия, прилагательные и т.д. Когнитивно-пропозициональные структуры формируются на основе различных совокупностей однородных элементов, через которые и происходит истолкование концептов.

В нашей работе мы будем опираться на методику анализа концептов С.Г. Воркачева, которая сводится к следующему: 1) анализ концепта в рамках определенной культуры; 2) паремиологический анализ; 3) опрос информантов; 4) анализ поэтический дискурса; 5) выделение образной составляющей; 6) выделение значимостной составляющей [Воркачев, 2007]:

Для анализа концепта «мать» в творчестве Р.Гамзатова мы будем использовать, опираясь на С.Г. Воркачева:

  1. Анализ концепта в рамках определенной культуры. В частности, мы рассматривает концепт «мать» в культуре народов Северного Кавказа
  2. Паремиологический анализ. Под паремиями понимаются «устойчивые в языке и воспроизводимые в речи анонимные изречения, пригодные для употребления в дидактических целях» [Савенкова 2002:67]. Как правило, к паремиям относятся пословицы и поговорки. Пословицы справедливо считают сгустками народной мудрости, то есть тем самым народным культурным опытом, который хранится в языке и передается из поколения в поколение.
  3. Анализ поэтического дискурса. Концепт «мать» мы рассматриваем в художественных произведениях Р.Гамзатова.
  4. Выделение образной составляющей. В центре структуры рассматриваемого нами концепта – образ матери.
  5. Выделение значимостной составляющей. В исследовательской работе выявляется значимость концепта «мать» как в культуре народов Северного Кавказа, так и в творчестве Р.Гамзатова.

Глава 2. Анализ концепта «мать» в творчестве Гамзатова

2.1 Тема материнства в творчестве Р.Гамзатова

Тема материнства свойственна всему творчеству Р.Гамзатова, но в разные периоды творчества она проявляется по-разному. В первых сборниках тема материнства переплетается с такими, как тема Родины и народа, тема личной судьбы и гражданского долга. Образ матери в первых циклах стихотворений является сопутствующим, вторичным. Для первых сборников стихотворений Гамзатова более важен и характерен образ отца. Гамзат Цадаса был первым и главным учителем сына. «Поэзия отца стала первой литературной школой Расула Гамзатова, а его творческий и жизненный опыт– примером для подражания» [Гольцев, 1979, 419]. В 1953 году была написана поэма «Разговор с отцом», в которой ведущей темой является тема поэта и поэзии.

Тема материнства наиболее ярко начинает проявляться, выделяясь в отдельное направление, после смерти Хандулай, матери Р.Гамзатова. Спустя 23 года после написания поэмы «Разговор с отцом», были написаны поэмы «Берегите матерей» и стихи из последних книг, посвященных матери. В первых сборниках образ матери, как правило, имеет типизированные, обобщенные черты («После дождя», «Реки и речки», «Леки», «Раздумье» и др.).

Хмурый день, но дня милее нету,

Хоть метель и кружится, трубя:

Ведь когда-то в день декабрьский этот

Мать в ауле родила тебя.

(«Снег и снег – покуда хватит взора…»)

В более поздник стихотворениях начинают доминировать биографические черты, образ матери становится более конкретным, приближенным к действительности. В более позднем творчестве поэт непосредственно обращается к матери:

Мне горько, мама, грустно, мама,

Я – пленник глупой суеты,

И моего так в жизни мало

Вниманья чувствовала ты.

(«Матери»)

В стихотворениях этого периода, посвященных матери, Гамзатов часто использует личные местоимения я, ты, моя, свой, твой наиболее частотным становится употребление слова мама (несмотря на то что стихотворения переводные, поэты, переводившие стихотворения на русский язык, учитывают специфику аварского языка). Внимание таким образом сосредотачивается на личных переживаниях поэта.

В статье «Мы – ветви материнского дерева» Р.Гамзатов писал: «Но сейчас меня одолевают другие размышления, свербит душу другая печаль – о своей матери самое сокровенное, самое проникновенное я написал все же после ее смерти. ‹…›. Горюя и оплакивая свою мать, кажется, сказал нечто трогательное о многих матерях вообще. ‹…›.Трудность заключалась в том, что меня терзала и сковывала горечь по поводу того, что я редко навещал маму при жизни из-за частых поездок, и даже не удалось посидеть у ее изголовья в последние часы, услышать прощальные слова, напутствия и завещания – в дни ее кончины находился в Японии. Но и тогда знал я, а теперь еще острее сознаю, что мать, мама – начало всех начал, неиссякаемый источник нежности, добра, всепонимания и всепрощения. Мать – опора земли, ее жизнелюбием, милосердием и бескорыстием создается, крепнет и умножается род людской» [http://www.gamzatov.ru/articles/articles42.htm]. Для подтверждения своих мыслей поэт обращается к традициям Северного Кавказа, отражающих ценность и значимость матери как в личной жизни отдельного человека, так и в обществе в целом: «Горцы говорят: лишенный отца – полусирота, а лишенный матери – сирота полный. И еще в народе есть присловье: отцов могут заменить, но матерей не заменяют. Без матери потухает очаг, рушится дом. Нет лучше и пронзительней песен, чем песни матерей, и ненапрасно, наверное, утверждают набожные люди, что молитвы матерей доходят до слуха и сердца Всевышнего. Самая обязательная клятва – клятва матерью, самое унизительное оскорбление – бранное слово о матери. Нет мамы, кроме мамы, она единственная как земля, вода, небо и потому свята. В поведении людей немало поганых проявлений, но самое омерзительное, аморальное из них – матерщина. В Дагестане раньше это никому не прощалось. За осквернение и оскорбление матерей наказывали кинжалом и пулей. Наоборот, платки матерей, брошенные под ноги разъярившимся врагам, отвращали кровопролитие…Писать о матерях буду, покуда «не оборвется жизни непрочная нить». И это не считаю личной заслугой, ибо это – долг человеческий, благодарное сыновнее чувство» [http://www.gamzatov.ru/articles/articles42.htm].

Обращение к теме материнства в более позднем периоде творчеств Р.Гамзатова можно объяснить и тем, что в последние годы жизни «поэта начинают привлекать нравственные, моральные и философские проблемы» [Гольцев, 1979, 421], среди которых – уважение и любовь к матери, воспитание детей. Что касается последнего, следует сказать, что в это время Гамзатов воспитывает трех дочерей, и в связи с этим тема материнства, взаимоотношений родителей и детей на этом этапе жизни Р.Гамзатова становится особенно актуальной.

2. 2 Концепт «мать» как одна из фундаментальных категорий в культуре народов Северного Кавказа

Ценности, идеалы, установки людей находят своё отражение в языке, а определённые языковые единицы представляют собой «бесценные ключи» к пониманию этих аспектов культуры. Ключевые слова передают особенности жизни, характерные для некоторой языковой общности [Вежбицкая, 1997, 8]

Одним из таких слов является слово мать, которое в сочетании парадигматических и синтагматический отношений образует концепт.

Концепт «мать», по классификации З.Д. Поповой и И.А. Стерина, относится к группе универсальных концептов на ряду с такими как родина, земля, дом [Попова, Стерин, 2007, -120.] Пименова концепт «мать» относит к концептам-образам [Пименова, 2004, 8]. В классификации, представленной Воркачевым, «мать» относится к концептам высшего уровня [Воркачев, 2004, 44]. Несмотря на разные варианты классификации концепта «мать», можно утверждать, что рассматриваемый нами концепт причисляется к числу универсальных категорий культуры.

Анализ концепта «мать» в художественном мире как отдельного писателя, так народа в целом невозможен без рассмотрения специфических культурных ценностей, традиций, отражающих формирование мировоззрения народа.

Нас интересует функционирование концепта «мать» в культуре народов Северного Кавказа. Доказательством того, что концепт «мать» является одним из ключевых в северокавказской культуре, может свидетельствовать частотность употребления слова мать как основного его репрезентанта, во-первых, в устном народном творчестве, во-вторых, в области моральных суждений.

Ю.Ю. Карпов, исследователь культуры народов Кавказа, говорит о том, что «образ матери оказывается столь популярным в мифологии, эпосе и т.д.» [Карпов, 2001, 369]. Так, одна из героинь эпоса – «неродившая мать, к которой сыновья, а это едва ли не все обитатели описываемого эпосом социума, обращаются в трудные минуты за помощью и защитой» [Карпов, 2001, 369]. У некоторых народов Северного Кавказа в эпоху язычества самым значительным был культ богинь-женщин. С их именами связывалось всё доброе, о чём мечтали люди. Наглядно иллюстрирует эти идеи сказание «Как умерли нарты» [1], в котором именно женщиной озвучен приговор злу.

В героико-эпических и исторических песнях все подвиги героев связаны с образом женщины. В первую очередь это мать. В сюжете обязательно присутствует моральная поддержка матери [Коргуз, 1966, 34].

Образ матери является одним из ведущих и в лирических песнях разных народов Кавказа: «Горе матери», «Мать и дочь» (аварские). «Матушка милая, сжалься, родная!», «Мать» (чеченские), «Задалесская мать» (осетинская), «Песня матери» (нагайская), «Мать» (калмыцкая), «Плач матери» (ингушская), «Отвори мне двери, мать…», «Неужели мать меня…» (даргинские) [2],

Пословицы и поговорки[3] также свидетельствуют о значительной роли матери в культурных установках народов Северного Кавказа: «Кто свою мать уважает, чужую не обругает» (аварская), «Мать храброго не плачет» (кумыкская), «Побои матери не болят» (лакская), «Мать – опора дома», «Мать выше папахи» (татские), «Сын трудолюбивый – матери радость, сын ленивый – матери слёзы» (черкесская).

Значение матери, как и женщин вообще, в культуре Северного Кавказа отражается в том, какую роль она играет в социальной жизни горцев. Основная функция женщины – это рождение детей. По представлениям, северокавказских народов, женщина становится мудрой и настоящей хозяйкой лишь после того, как родит троих детей. И отсюда хорошо передающее этот опыт устойчивое выражение: «Только трижды родившая жена становится настоящей женой»[4]

. Появление ребёнка укрепляет положение женщины в семье, и, напротив, бездетность грозит женщинам разводом [см. «Культура и быт народов Северного Кавказа», 1986]. Причем рождение мальчика и девочки встречали по-разному. Особенно радостно встречали рождение в семье мальчиков и прежде всего – первенца – будущего главу семьи, наследника. У аварцев мальчика образно сравнивали с центральным столбом в доме – «pyкъалъул хiуби» (колонна дома, поддерживающая бревна), а девочку – с камнем в чужой стене – «чияркъадалъ лъезе тамичi» (камнем, чтобы вставить в чужую стену). Подобные поговорки бытовали и у других народов. В случае рождения сына, в особенности если это был первенец, отец щедро одаривал того, кто первым сообщил ему радостную весть, родственники и односельчане приносили поздравления и получали угощение. Иногда даже устраивалось особое празднество, у каравчаевцев, например, длившееся целую ночь. У осетин существовал ежегодный праздник сыновей-первенцев. Иначе, сравнительно равнодушно, встречалось появление дочери, в особенности если и до неё в семье рождались одни девочки. Рождение подряд 2-3 дочерей вызывало беспокойство семьи, а женщина теряла престиж. В этом случае муж имел право взять вторую жену. [5]

Итак, мать рожает ребенка, кормит, дает жизнь, подобно земле: «Мать кормит дитя, как земля человека»[6]. Образ матери-земли у народов Северного Кавказа восходит к языческим временам, воплощением которой являлся образ Алмасты – богини плодородия, функции которой связанны с рождением детей (Всеобщая матерь, Богиня матерь). «По предположениям учёных, форма "Алмасты" восходит к сочетанию "ал" + "мазда" ("ал" + "господь"). Для примера можно сравнить с древнеиранским "Ахура Мазда" "Господь Мудрый". Возможна и другая трактовка. Учитывая узбекскую форму "Алвасти", вполне можно возвести к древнеиранскому "vstra" "пастбище". Этот термин часто встречается в Авесте. От этого слова образуется "vstar" "пастух". Термины эти имеют особую важность, как в контексте жизни ранних кочевников, так и в религиозной идеологии; эти термины относятся к числу наиболее значимых в религии зороастризма. От сочетания "ал" + "vst(ra, ar)" вполне получим "алваст(и)" "бог пастбищ". Отсюда же закономерное развитие "бог пастбищ" – "бог плодородия" – "бог охоты" – "бог лесов»[7].

Воспитательную же функцию в семье выполняют и отец, и мать [Северный Кавказ, 1971, 112]. Мать занимается воспитанием дочерей и всех детей младшего возраста. Одним из средств духовно-нравственного воспитания является колыбельная песня, отражающая «общность педагогических воззрений народов Северного Кавказа», «содержание колыбельных песен настраивало на целенаправленное воспитание ребёнка» [Магомедов 2005, 24]. Их мотивы, темы и идеи связаны с жизнью и трудовой деятельностью горцев, отражают нравственные устои. Так, в колыбельной песне «Горе матери» говорится:

Не рождайте, женщины, трусов,

Слава сына такого – горе матери.

Трусость сына – позор для матери и отца, такого сына стыдятся и желают смерти:

Пусть у отца и матери сын не родится,

Если он чести и мужества не сохранит.

Пусть у отца и матери сын не родится,

Если достоин не будет он тех, кто его породит.

Если родится такой, пусть недолго живет,

Если родится, так пусть до полудня умрет.

Главные качества, «которые хочет видеть в своем сыне горянка – богатырская сила, трудолюбие, умение обрабатывать землю, пасти скот, ездить на коне, защищать родину от врагов» [Магомедов 2005, 24].

Вот другой пример аварской колыбельной песни для мальчика:

У зайчика моего шелковые рукавицы,

Каждый волосик, как шелк, на свету серебрится.

Для зайчика моего из шелка я сшила рубашку,

Для зайчика моего сохранила отцовскую шашку,

Для зайчика моего за горами кони пасутся.

Ждут они не дождутся,

Когда подрастет мой зайчик.

Песня подготавливает ребенка ко взрослой сознательной жизни. И если для мальчиков главное – мужество, честь и храбрость, то для девочек – красот, женская гордость и хозяйственность. Кроме того, в колыбельных песнях выражается материнская любовь и ласка:

Ох, мамина травинка,

Любовь моя и боль.

Ты вишня из Голотля,

Тиндинская фасоль.

(Колыбельная песня для девочки)

Песня матери сопровождает горца от рождения до смерти. «Говорят, умирая, один старый горец попросил спеть для него колыбельную песню. Тихая песня молодых и старых матерей заполнила саклю старца, и он умер, седой и светлый от светлых воспоминаний о давно минувшем детстве, о матери…» [Гамзатов, 1985, 5]. Но песня матери не всегда колыбельная, песня матери может быть похоронной:

Солнце заходит, темнеют горы,

У меня от горя лицо темнеет.

Солнце заходит, чернеют дали,

Темнеет ночь у меня на сердце.

Мать оплакивает сына, погибшего в бою, защищая свою родную землю. Вся песня построена на психологическом параллелизме. Печальное, траурное настроение песни передается с помощью слов, обозначающих непосредственно и опосредованно темный, черный цвет – цвет траура в северокавказской культуре: солнце заходит, темнеют горы, лицо темнеет, чернеют дали, темная ночь. Этим плач матери противопоставляется светлым колыбельным песням.

Роль матери не ограничивается рождением и воспитанием детей. В обязанности женщины входит также домашнее хозяйство (стирка, уборка в доме, снабжение водой, уход за скотом, и т. д.) и отдельные виды полевых работ (она одна жала, косила траву, участвовала в перевозке сена и зерна, в заготовке и перевозке дров из леса; возвращаясь с полевых работ, она почти всегда несла на себе огромный вьюк зелёной травы для скота и т. д.) [Современная культура и быт народов Дагестана, 1971, 161]. Центр зоны жизнедеятельности семьи есть пространство женское, а ее периферию составляет мужское пространство, ориентированное на контакт с внешним миром и защиту центра. «Женское пространство в культуре ‹…›является домашним, тяготеет к очагу и ограничивается стенами дома, оградой усадьбы и представлением о принадлежности отдельных участков земли семейному объединении» [Дмитриев, 2001, 81]. Попечение об очаге входит в обязанности женщины. Очаг есть в каждой горской сакле, он имеет символическое значение, подобное значению печи в русской культуре. Очаг у горцев занимает центральное место в жилище[8]. «У камина, у очага завязываются в долгие зимние вечера беседы, он служит средоточием дома. Когда он горит, разожженной умелой рукой матери, в сакле воцаряется мир и покой…» [Дементьев 1984, 121]. Кроме того, «очаг сопряжен с местом родин, гарантом стабильности «родового тела» соответствующей группы (роды над ямкой с золой или возле очага, обрядовые действия старух возле / над очагом при приеме в дом невестки, знаковая тождественность надочажной цепи и груди старшей женщины и т.д.)» [Карпов, 2001, 367]. Поклонению огню является одним из отголосков философско-космогонических представлений горцев [Черкесова, 2006, 23]. Огонь, очаг, солнце – источник тепла, энергии, а значит, и жизни. Таким образом, мать в культуре народов Северного Кавказа – хранительница домашнего очага, отвечающая за уют и тепло в доме.

На женщине, и матери в частности, в культуре народов Северного Кавказа лежит много обязанностей: рождение и воспитание детей, ведение домашнего хозяйства, сельскохозяйственная работа, и существует мнение, что женщина на Северном Кавказе подобна рабыне, аргументируя это бесправным, унизительным положением женщин в северокавказской семье. «Много работ ‹…› написано о «бедном», беззаконном положении женщин в кавказской, в частности, в северокавказской семье. Чаще всего это делалось из-за идеологических соображений с целью дискредитации в системе духовно-нравственных ценностей, ее роли и значения в северокавказской семье и семейных отношениях в прошлой, дореволюционной истории народов» [Хубиева, 2005, 23].

В прежней жизни народов Северного Кавказа существовал целый ряд нерешенных вопросов в духовной сфере и этносоциальных отношениях, в том числе и семейных, обусловленных некоторыми консервативными традициями (этикет не позволял горцу называть свою жену по имени, а тем более ласковым именем; приветствовать гостей, учавствовать в беседе вместе с мужем женщине категорически запрещалось и т. д.) и религиозными предписаниями. Однако для северокавказского мужчины не было достоинства больше, чем защищать положение и честь женщины (матери, сестры, дочерей), и большего позора, если он уронит свое достоинство, не защитив чести женщины и не обеспечив ей спокойной жизни. Уважение к женщине, особенно к матери, находит свое отражение в нартском эпосе северокавказцев, в их жизнедеятельеости – в общественном сознании и семейно-бытовой морали. Так, женщина может остановить кровавую схватку мужчин, бросив между ними свой платок. «В кодексе моральных установок обычного права карачаевцев и балкарцев уважению к матери отводится исключительно важное место по своей значимости, что было собой разумеющимся явлением, обусловленным, кроме всего прочего, и пережитками родо-племенных отношений» [Хубиева, 2005, 24].

Более того, для мужчины на Северном Кавказе не было более жесткой кары, чем быть выброшенным из сельской общины за обиду или оскорбление женщины. К такому наказанию мужчин в прошлом приговаривали в регионе в соответствии с положениями обычного права-адатов [Хубиева, 2005, 25].

Вне зависимости от того, какое положение занимала в прошлом женщина в обществе, у всех северокавказских этносов главой семьи, человеком, который несет ответственность за материальное, моральное, психологическое благополучие семьи, ее нравственную читстоту и физическое здоровье, является мужчина-отец, чей авторитет создает и поддерживает мать. Она оберегает семейно-родовое сооружение. От этого зависит морально-психологическая обстановка в семье и межличностных отношениях.

На область моральных суждений северокавказских народов значительно повлияла исламская религия, которая очень восхваляет мать. В исламе уважение к матери и ценности материнства неразделимы. Коран ставит доброе отношение к родителям на первое место, сразу после поклонения Аллаху: «И повелел вам Господь, чтобы вы не поклонялись никому, кроме Него, и высказывать отношение доброе к родителям. Если достигнет возраста преклонного один из родителей или оба, то не говори с ним сердито, не ворчи на них и обращайся с ним уважительно» [Коран, 17:23 - 24]. В других местах в Коране говорится об огромной роли матери в рождении и воспитании дитя: «Заповедовали Мы человеку почитать родителей своих. Мать носила его, испытывая тягости, отлучила его от груди в два года. Повелели Мы: «Благодари Меня и родителей своих – ко Мне вернёшься ты [Коран, 31:14]. «Пророк учил так: «Рай находится под ногами ваших матерей» [Фрейджеральд, 2005, 121.] «Ал-Бухари рассказывает: «Кто-то спросил у Пророка, что более всего угодно Аллаху? Он ответил: «Молитва в назначенный час», а когда его продолжали расспрашивать «что же потом?», он сказал; «Быть добрым к отцу и матери». Аль Куран часто возвращается к этому вопросу и требует, чтобы индивид никогда не забывал о том, что его произвела на свет мать» [Ислам, 2006, 150]. Интересен тот факт, что у некоторых народов Северного Кавказа проклятие молоком матери тождественно проклятию именем Бога [Северный Кавказ, 1994, 149].

«Среди немногих наставлений в Исламе, которых мусульмане строго придерживаются до сего дня, - особое отношение к матери. Уважение, с которым мусульмане относятся к своим матерям, общеизвестно. Особенно тёплые отношения между мусульманской матерью и её детьми и то глубокое уважение, которое проявляют мусульманские мужчины к своим матерям, поражают людей на Западе» [Женщина в исламе,2003, 139].

Таким образом, слова «мать» является одним из ключевых в языках народов Северного Кавказа, о чем свидетельствует частотность его употребления как в устном народном творчестве, так и в области моральных суждений. Мать играет большую роль и в социальной жизни горцев. В ее обязанности входит рождение детей, ведение домашнего хозяйства, сельскохозяйственные работы. В связи с этим культурный концепт «мать» включает в себя такие понятия как дом, очаг, огонь, колыбельная песня, земля. Кроме того, концепт «мать» в культуре горцев имеет религиозную окраску: образ матери по своей значимости восходит к образу бога.

2.3 Анализ концепта мать в лирике Р.Гамзатова

2.3.1 Культурный концепт «мать» в лирике Р.Гамзатова

Большое влияние на формирование творчества Р.Гамзатова оказала национальная культура. В своем творчестве Гамзатов «сохранил лучшее национальное своеобразие, тесную связь с бытом и судьбой своего народа» [Мухидинова, 2010, 55]. Творчество Р.Гамзатова является сконцентрированным выражением потенциала духовно-нравственной и художественно-эстетической культуры народов Дагестана. Культура народов Северного Кавказа оказала влияние на формирование концепта «мать» в лирике Р.Гамзатова.

В нашей работе мы опираемся на переводный, русский текст, поскольку нет возможности анализировать тексты на аварском языке.

Базовым составляющим концепта «мать» является словарное значение рассматриваемой лексемы. В аварском языке слово «мать» («эбен») «обладает индивидуальным лексическим значением, передавая родственные и семейные отношения» [Гаджиев, 2009, 20.]. В лирике Гамзатова это слово употребляется в сочетаниях с другими терминами родства: «мать сына ждёт», «сын с матерью», «мать и отец», «и спросила у матери дочь» и т.д. - таким образом реализуется сема родства. Основная функция женщины-матери – рождение детей:

Хмурый день, но дня миле нету,

Хоть метель и кружится, трубя:

Ведь когда-то в день декабрьский этот

Мать в ауле родила тебя.

(«Снег и снег – покуда хватит взора…»)

В этом стихотворении отражается социальная роль и назначение женщины в обществе: женщина становится мудрой и настоящей хозяйкой лишь после того, как родит троих детей.

Был родной мой отец не похож на отца,

Я не знаю, в чём крылась причина.

Бил он маму мою, упрекал без конца,

Что меня родила, а не сына.

(«Песня горянки»)

Как уже было сказано в предыдущем параграфе, рождение мальчиков было более желанным, потому что сын – продолжатель рода, наследник, защитник семьи, родины.

Более того, бездетность грозит женщинам разводом [см. «Культура и быт народов Северного Кавказа», 1986]:

Мелеют реки на степных просторах,

Они текут, отчаявшись давно,

Печальные, как женщины, которым

Стать матерями было не дано.

(«Реки и речки»)

Жизненно необходимая духовная, физическая и материальная связь матери с ребенком – один из признаков культурного концепта «мать»: «Увидишь ты, как пожилые люди / Сидят, свои седины теребя, / Как женщина ребенка кормит грудью…»; «За птицами следом дорогою старой / Ведет к нам чабан молодые отары, / Их выкормят склоны в живительных травах, / Как матери кормят младенцев кудрявых…». Практически во всех контекстах слово «мать» обнаруживает семантическую связь со словом «ребенок». В связи с этим одним из составляющих концепта «мать» в лирике Гамзатова является мотив колыбельной песни, свойственный национальной культуре горцев:

Есть три заветных песни у людей

И в них людское горе и веселье.

Одна из песен всех других светлей

Её слагает мать над колыбелью.

(«Есть три заветных песни у людей…»)

В «Книге нежности» Гамзатов рассказывает эпизод из своей жизни про тот год, когда в родные края возвращались солдаты, прошедшие войну: «Немногие из сынов вернулись и в мой каменный аул. Сельчане по очереди приглашали их в свои дома и потчевали кто чем. Однажды их пригласил в гости и мой отец – народный поэт Дагестана Гамзат Цадаса, у которого двое из сыновей погибли на войне. Спокойно и внимательно слушал отец рассказы победителей. Потом мой отец спросил: «А скажите, храбрецы, из мирной жизни в горах, что вам чаще всего вспоминалось на войне?».

Один сказал, что вспоминал маму, другой – горы, третий – родники. Четвёртый же ответил так: «Когда я уходил на войну, на окраине нашего аула я остановил коня и на прощанье посмотрел на наши каменные дома. На плоской крыше одного из них я увидел женщину, которая, стоя на коленях, качала люльку. Я слышал и песню колыбельную её. Всегда, везде, даже в минуты яростных атак, хоть на мгновенье в памяти моей вспыхивала эта картина: женщина, склонённая над колыбелью»

Задумался мой отец. Задумалась мама моя. И в сакле стояла такая тишина, что слышно было, как на карнизе балкона тихо ворковала голубка. Она тоже пела свою колыбельную песню, баюкая не оперившихся ещё птенцов» [Гамзатов, 1985, 5-6]. Колыбельная песня, по словам Р.Гамзатова, «милая и непритязательная», «тихая и нежная» [Гамзатов, 1986, 6]. Но песня матери не всегда является таковой:

Вторая – тоже песня матерей.

Рукою гладят щёки ледяные,

Ею поют над гробом сыновей…

(«Есть три заветных песни у людей…»)

Так колыбельная песня становится похоронной. Мать, сын которой убит на войне, изливает своё неутешное горе в песне–плаче.

Концепт «мать» отражает также воспитательную функцию матери, которая ярко проявляется в стихотворении «Трус»:

«Спрячь меня, дорогая,

Я весь леденею от страха.

Что мне делать, скажи?

Сына ты пожалей…»

«Сбрей усы, мой сынок,

Брось клинок и папаху,

В мой платок завернись

И в могилу уйди поскорей».

Мать желает сыну смерти, потому что, по представлениям горцев, главные качества мужчины – мужество, храбрость, отвага. Неслучайно в «Колыбельной» говорится:

Спи сынок, еще ты мал,

В день рождения кинжал

В колыбель твою положен,

Чтобы ты мужчиной стал.

Сын перенимает оружие от отца вместе с заветом предков: охранять и защищать родную землю.

Помимо воспитания детей, в обязанности женщины входит также домашнее хозяйство и отдельные виды полевых:

Сено несёшь ты, согнувшись в дугу,

Падают под ноги капельки пота.

«Мама, позволь, я тебе помогу!»

«Это, сынок, не мужская работа».

(«Женская ноша»)

Стихотворение неслучайно называется «Женская ноша»: автор делает акцент на тяжесть, а порой непосильность женского труда. Мать отвечает сыну отказом, потому что выполнение женской работы мужчиной считается в культуре народов Северного Кавказа постыдным.

Домашняя работа также входит в обязанности матери. Поэтому слово «мать» в сознании поэта ассоциируется с домом. «Понятие «дом» включает в себя в первую очередь мать, женщину-хозяйку, женщину-продолжательницу жизни» - говорил сам Гамзатов [Дементьев 1984, 107 - 108]: Примером того является мать Гамзатова. У Хандулай была типичная для горских крестьянок судьба: «она держала на своих плечах дом, родила пятерых детей, следила, чтобы всегда горел огонь в очаге, чтобы всегда в доме была чистая вода ‹…›. Она была скромной женщиной, для которой высшее счастье – крепость семьи и светлость дома» [Дементьев 1984,109-110]:

Мать сына ждет,

А сына нет и нет.

На очаге остыл его обед,

Померкло солнце за горой седой,

Затихли птицы,

В саклях свет погас,

И с крыши сына мать зовет домой.

(«Баллада о молодом поэте»)

Очаг, огонь, свет – слова в аварском языке, сопутствующие образу матери и символизирующие жизнь, а вместе с тем родительской дом, к которому, как бы далеко судьба не забросила, всегда возвращается лирический герой стихотворений Р.Гамзатова:

Я ночью, бывало, с трудом волочу

О камни разбитые ноги,

А мама в окне зажигает свечу,

Чтоб я не сбился с дороги.

С тех пор испытал я немного дорог,

В грозу попадал и в метели,

И всюду далекий свечи огонек

Помогал мне дойти до цели

(«Я ночью, бывало, с трудом волочу…»)

В ряде стихотворе6ний Р.Гамзатова мать сравнивается с солнцем:

Ребенок плачет, но подходит мать

Он в люльке улыбается опять.

Вот так и листья.

Ты на них взгляни:

Лишь дождь прошел,

И вдоль сверкнувших улиц,

Еще в слезинках, мокрые, они

При виде солнца снова улыбнулись.

(«После дождя»)

В основе сравнения – сема тепла и света. Мать согревает, заботится о своем ребенке, как солнце согревает и освещает землю, благодаря этому на земле поддерживает жизнь.

В лирике Р.Гамзатова образ матери сближается с образом земли, из которой «произрастает молодое дерево, питающееся и развивающееся благодаря живительным силам своего истока» [Черкесова, 2006, 133]. По представлениям горцев, мать кормит дитя, как земля человека..

Хоть давно я слышал сказку эту,

Она мне вспоминается опять:

Взяв за руку, водил по белу свету

Скорбящий сын свою слепую мать.

Он шёл и шёл и вылечил старуху,

И свет дневной увидела она.

Земля слепая, дай скорее руку,

Пойдём со мною, ты прозреть должна.

(«Хоть давно я слышал сказку эту…»)

Образ матери сближается с образом земли. Эти два образа объединяет прилагательное слепая (слепую мать, земля слепая). Р.Гамзатов олицетворяет землю, обращаясь к ней как к человеку («…Дай скорее руку, / Пойдем со мною, ты прозреть должна). Земля приобретает собирательное значение: под землей имеются ввиду весь дагестанский народ. Здесь важна идея приобщения горцев к русской культуре, которое означало, по словам В.Огнева, как для Р.Гамзатова, так и для горцев вообще, «широкое окно в мир» [Огнев, 1960, 227]. То есть Р.Гамзатов является своего рода посредником между русской и северокавказской культурой. С одной стороны, благодаря Р.Гамзатову горцы приобщились к русской культур, он перевел «Медного всадника», «Полтаву», «Цыган», «Братьев-разбойников», стихотворения Лермонтова и Маяковского. С другой стороны, Р.Гамзатов представил свой родной Дагестан другим европейским культурам, выполняя тем самым свою миссию: Расул в переводе с арабского означает «представитель». «Поэт в ранней молодости выдвинул перед собой задачу – прославить свой скромный народ, свой прекрасный Дагестан, во всем мире. Чтобы все – весь мир, все человечество – знали, что на этом голубом шаре существует и такая земная точка, которая зовется Дагестаном и которая внесла в сокровищницу мировой цивилизации целое жемчужное ожерелье, блещущее словно солнечные горные вершины, - свой поэтический вклад» [Межелайтис, 1955, 6]. Действительно, Р.Гамзатов бывал в разных странах и, когда приезжал из далеких зарубежных стран, то горцы окружали его и просили рассказать, что он видел. «На три часа хватает меня, и я рассказываю то о Франции, то об Индии, то о Японии, то о Турции», - пишет Р.Гамзатов в «Моем Дагестане» [100].

Важно то, что любовь к матери тождественна любви к родной земле, к родине и является мерилом нравственности:

Мне кажется, тот, чья душа очерствела,

Кто детство забыл и родимую мать,

Продаст не задорого друга и дело,

Тот с лёгкостью родину может предать.

(«Письмо одному хунзахцу»)

Забывая о матери, о самом близком и родном человеке, люди забывают о родине, о том, что единит их с землёй предков. Поэтому такие люди, по мнению автора, достойны только одного – проклятия: «Будь проклят тот, кто забыл о матери» («Проклятие»). С родиной, матерью лирического героя объединяет родной, аварский язык:

Родился я в горах, где по ущелью

Летит река в стремительном броске,

Где песни над моею колыбелью

Мать пела на аварском языке

Она тот день запомнила, наверно,

Когда с глазами мокрыми от слез,

Я слово «мама», первое из первых

На языке аварском произнес.

(«Родной язык»)

У некоторых народов Северного Кавказа «родной язык» «буквально звучит как «материнский язык». [Северный Кавказ, 1994, 149].

Таким образом, концепт «мать» в лирике Гамзатова включает в себя те компоненты, которые свойственны концепту «мать» в культуре народов Северного Кавказа, и репрезентируется с помощью:

  1. терминов родства;
  2. слов, указывающих на функции матери – а) рождение детей; б) воспитание посредством колыбельной песни; б) мать как хранительница домашнего очага;
  3. слов, указывающих на физическую и духовную связь матери и ребенка: кормить, свет, солнце, тепло, земля, родина, родной язык.

2 3.2 Индивидуально-авторский концепт «мать» в лирике Р.Гамзатова

Анализ индивидуально-авторского концепта в лингвистике сводится к анализу концепта в художественных текстах, в которых находит отражение не только культурный, но и личный, индивидуальный опыт писателя. Так, концепт «мать» в лирике Р.Гамзатова, как было показано в предыдущем параграфе, имеет культурную специфику. Но на формирование индивидуально-авторского концепта «мать» оказали влияние во многом жизненный опыт, мировоззрение поэта. И в этом заключается специфика концепта «мать»: культурный опыт переплетается с личностным восприятием.

Образ матери в лирике Р.Гамзатова необходимо рассматривать в двух аспектах: 1) отношение матери к ребенку; 2) отношение лирического героя к матери.

На отношение матери к своему ребенку указывают слова с эмоциональной окраской, выражающих:

  • тоску: «И будет сестра тосковать и не спать, / Как, может, тоскует одна только мать» («Сестре»);
  • скорбь: «Горянка обливается слезами: / Сынок её погиб в чужом краю…» («Вторая песня старика»);
  • тревогу: «Тревожится за сына постоянно / Святой любви великая раба» («Мама»);
  • жалость: «…Ты всё мне дала: ты в далеком селенье / Меня родила и в тряпье пеленала, / Вставала у люльки моей на колени, / Жалела, кормила, собой укрывала («Ты лета ждёшь, дорогая моя»);
  • боязнь, страх: «Что сделать нам, чтоб поскорей пришла ты, / Быть может, новым именем назвать, / Как именем другим, боясь утраты, / Больного сына называет мать?!» («Долгая зима»);
  • печаль:

Почему, почему в твоих ясных глазах

Вдруг слезинка-другая блеснёт ненароком?

«Материнская юность тонула в слезах,

В том неведомом прошлом – чужом и далёком…»

(«Азербайджанке»)

Материнская печаль в контексте стихотворений Р.Гамзатова разная. Мать плачет, когда ребенок маленький в колыбели, и печаль матери светлая. Мать плачет в беспокойстве и тревоге за судьбу своего ребенка. Мать плачет о погибшем на войне сыне. Часто в подобных контекстах образу матери сопутствует образ луны. Луна, с одной стороны, становится свидетелем трагический событий, происходящих в судьбе матери, и символом одиночества («Простился в отчей стороне / Отец мой с белым светом. / И мама ночью при луне, / Качая люльку, пела мне / И плакала при этом», с другой, луна противопоставляется матери, потому что она бездетная, бесчувственная, ей не понять переживаний матери («И блещет, тоски её не понимая, / Бездетная, глухонемая луна»).

  • любовь:

А ты, с любовью, не с упрёком,

Взглянув тревожно на меня,

Вздохнёшь, как будто ненароком,

Слезинку тайно оброня.

(«Матери»)

Любовь матери всепрощающая, безгранично самоотверженная. Всем готова поступиться мать, только бы выздоровел ее сын: хочет пить вино – пусть пьет, жениться на ком угодно – пусть женится, уехать далеко, хоть на край земли, пусть едет, мать все стерпит, только б сын остался жив, как в «Песне, которую поет мать, своему больному сыну»).

Не стал человеком, но, выбившись в люди,

Родимую мать позабыл ты давно,

А мать всё равно ожидает и любит.

Что делать-

Ей сына забыть не дано.

(«Письмо одному хунзахцу»)

Все чувства, матери взаимосвязаны: исходят от любви матери к ребёнку и так или иначе выражают заботу о нём. Р.Гамзатов создает обобщенный образ матери, в центре всего мироощущения которой – любовь. И неважно, как звучит слово «мама» на разных наречиях:

Тревожится за сына постоянно,



Pages:     || 2 |
 





<


 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.