ЮРИДИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

(Санкт-Петербург)

А.М. ВЕЛИЧКО

Философия русской государственности

Издательство Юридического института

(Санкт-Петербург)

2001

УДК 340.12 ББК 67.0

В 27

Рецензенты:

доктор юридических наук, профессор Козлихин И.Ю. (СПбГУ); доктор юридических наук, профессор Ромашов Р.А.

(СПб университет МВД России);

кандидат философских наук Панибратцев А.В.

(РАН, Институт философии).

Величко A.M.

В 27 Философия русской государственности. - СПб.:

Издательство Юридического института (Санкт-Петер­бург). 2001. -336с.

ISBN 5-86247-035-2

В книге излагается цельное и системное учение о русской государст­венности, устанавливаются основные начала, на которых она произрастала и формировалась, определяется их содержательная и идейная связь с христиан­ством. В работе подробно анализируются источники Русской идеи, раскрыва­ется природа государства, нации, общества, семьи, существо человеческой свободы, рассматриваются исторические формы русской государственности. Особое место занимает идея правообязанности, вопросы взаимосвязи права и нравственности, социальных отношений. Заключительная часть работы по­священа вопросам организации верховной власти и самодержавию как ее иде­альной формы, народного представительства, государственного и местного управления, судебной системы.

Для студентов, аспирантов и преподавателей юридических, историче­ских и философских факультетов, а также всех интересующихся философией русской государственности и ее историей.

ББК 67.0

©А.М.Величко, 2001
© Вступит, ст. М.Б.Смолин, 2001
© Издательство Юридического института
ISBN 5-86247-035-2 (Санкт-Петербург), 2001

«...и Бог воззовет прошедшее»

«Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было;

и Бог воззовет прошедшее».

Еккл. III, 15

Начало XXI в. совпало с концом постсоветского либе­рального диктата, идеологи которого всего на какие-нибудь де­сять лет попробовали заменить институт государства свободо­любивыми прениями о «гражданском обществе», о «свободном рынке». Не заставившим себя долго ждать итогом этого эгали­тарного эксперимента с попыткой жить «без мозжечка в голове» и «без позвоночника в теле» стал страшный упадок государствен­ности, потеря территориального единства и устремленность вто­ропях построенной федеративной системы в сторону распадаю­щейся конфедерации.

Современность, приостановившись, как кажется (с прихо­дом В.В. Путина), перед бездной небытия, повелительно на­стаивает на пересмотре либеральных представлений о государ­стве и других человеческих союзах, требует утверждения ново­го понимания в противовес прошедшему «десятилетию сугубой индивидуальности» и на государственном и на общественном уровнях.

Сущностью этого современного требования государст­венной необходимости не является прямолинейная противо­поставленность коллективного личному, общих интересов -интересам индивидуума. Смысл современной реанимации цен­ностей государства и других человеческих общностей (Церкви, слоя, семьи) заключается в выравнивании отношений между личностью и различными социальными союзами, объединяю­щими эти личности. Смысл новой, теоретически предполагае­мой государственной политики - в гармонизации корпоратив­ных отношений, вписываемости личности в мир государства и общей устойчивости общества.

ill

Поиск более гармоничной и наиболее стройной системы -сверхзадача и большое дело для современной государственно­сти. Это глобальная и величайшая задача в теоретико-практи­ческой области, от которой во многом зависит дальнейшая жизнеспособность русского государства. И она встает в полный свой рост, прежде всего, перед русской юридической наукой. Именно от нее мы вправе были бы ждать и даже требовать по­ложительного решения этой насущной проблемы современной государственности.

Государство должно снова выйти на общественную сцену в главной роли устроителя и творца общественной жизни.

На этом пути, в новой современной ситуации появляются и новые соблазны. Главный из них можно назвать соблазном «чистой государственной силы» - государственной власти без духовного ограничения и без духовного основания. Этот «язы­ческий» соблазн возможно преодолеть только на пути обраще­ния к христианскому пониманию власти, как тяжелого бреме­ни, «почти Голгофы».

Иван Солоневич в одной из своих поздних статей писал: «Российская государственность строилась на Православии, а не на юриспруденции. Все попытки перевода с православного языка на язык "конституций " суть попытки безнадежные»1.

В этой мысли мэтра консерватизма, как может показаться на первый взгляд, нет пренебрежения к юридической науке. В ней есть отрицание сугубо секулярного и позитивистского под­хода к традиционалистским формам властвования. В ней есть убеждение, что юриспруденция не должна быть автономна в своих теоретических построениях ни от исторической судьбы нации, ни от вероисповедных форм ее сознания. В противном случае беспочвенность права будет только ослаблять и нацию, и союзы, ею создаваемые.

Глядя на современное государство, на его властные ин­ституты, трудно не заметить их крайнюю слабость и скован­ность, прежде всего - в вопросах защиты правды и справедли-

Солоневич И.Л. Царь и помещики // Наша страна. 1949. № 14.

вости, в противодействии антигосударственной, уголовной и экономической преступности. Сложилась такая правовая си­туация, при которой богатый и влиятельный преступник может легко уходить от любой ответственности, предусмотренной го­сударством, были бы хорошие адвокаты и надлежащие связи в судах. Государство само способствует этому через многочис­ленных своих служащих, так или иначе включенных в корруп­ционную деятельность.

Неиспользование власти есть тягчайший грех государства перед законопослушными гражданами. Оно оборачивается, прежде всего, утяжелением для них государственного бремени, приучает слабых не рассчитывать на защиту сильного государ­ства, а значит - наносит тяжелейший урон престижу Власти как социального института. Но кроме этого при демократическом принципе властвования есть большое количество ситуаций, ко­гда невозможно (по действующему закону) использовать власть из-за ее скованности всевозможными узаконениями и юридическими, идеологическими фетишами. В случаях с раз­нообразнейшими «народными избранничествами» тех или иных деятелей местной администрации, неприкосновенностью депутатов и несменяемостью судей начала их автономности от федеральной власти легко приводят к появлению тоталитарных и сепаратистских режимов внутри страны.

Общий кризис демократического мировоззрения и госу-дарствования подталкивает думающих людей к поиску полити­ческих альтернатив этой идеологической системе, столь легко мирящейся с отсутствием Правды и социальной справедливо­сти в обществе. Демократия родила в XX столетии (да и не только в нем) слишком много государственных монстров и по­литических маньяков, чтобы доверять ей и дальше - столь без­альтернативно - власть в государстве.

В этом поиске политической альтернативы никуда не уй­ти от христианского взгляда на власть, изложенного в Священ­ном Писании и Священном Предании Церкви. Прежде всего, власть, по слову Божию, должна стремиться поддерживать и ограждать от посягательств тот идеал христианской жизни, ко-

IV

торый формулируется Библией, - проведение человеческой жизни, тихой и безмятежной, во всяком благочестии и чистоте. «Итак, прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за Царей и за всех на­чальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмя­тежную во всяком благочестии и чистоте» (1 Тим. II, 2).

Именно этим «царским» путем, срединным между социали­стическими и либеральными соблазнами, и идет мысль A.M. Ве­личко. Автор книги представляет собой тип нового ученого-юриста, не удовлетворяющегося узкопозитивистским подходом, свойственным прошлому юридической науки. В лице А.М.Ве­личко как правоведа можно видеть начало возрождения того хри­стианского взгляда на право, к которому приходили некоторые ученые-юристы еще в начале XX в. (профессор Е.В.Спекторский, профессор В.Д.Катков, профессор М.В.Зызыкин, профессор Ки­рилл Зайцев, профессор И.А.Ильин, Л.А.Тихомиров, Н.А.Захаров, профессор Н.В.Болдырев, профессор П.Е.Казанский и некоторые другие).

Его предыдущие книги «Государственные идеалы России и Запада. Параллели правовых культур» (СПб., 1999) и «Хри­стианство и социальный идеал (философия, право, социология индустриальной культуры)» (М.-СПб., 2000) написаны в русле размышлений перечисленных выше авторов с использованием материалов, предоставляемых правовой историей разных стран.

Находясь, некоторое время под влиянием естественно-правовой доктрины, - писал сам A.M. Величко, - внешне сори­ентированной на признание личности нравственной, духовной и неповторимой субстанцией, мы вскоре пришли к выводу о ее несостоятельности именно в духовном плане. Изучение явле­ний противоположного порядка, мы имеем в виду начала и формы российской государственности XV-XVII вв., привели к мысли, что существо идеи права не может основываться на нравственном императиве, определенном рационально. И дело не в истинности отдельных научных методов и погрешностях других, а в том, что сам метод, основанный на принципах ло-

гики и духе рассудочного объяснения истории правовых и по­литических явлений, не может быть признан единственным».

Эти размышления повелительно требовали отказаться от чисто светского взгляда на вопросы правоведения и переос­мыслить цели и формы государственности, что и нашло свое интересное решение в книге, лежащей перед нами. Автор ее убежден, что власть в российском христианском государстве должна быть персонифицированной, сильной, концентриро­ванной, авторитетной и требующей к себе уважения; что для таких великих дел, как возрождение государственности в Рос­сии, нужна особая власть. И опорой этой власти должна стать нравственная поддержка нации того, кто взвалит на себя тя­жесть дела возрождения России.

«Идея самодержавия, - писал один из идеологов христианской государственности начала XX в., профессор В.Д.Катков, - не есть какая-то архаическая идея, обреченная на гибель с ростом просвещения и потребности в индивиду­альной свободе. Это вечная и универсальная идея, теряющая свою силу над умами при благоприятном стечении обстоя­тельств, и просыпающаяся с новою силою там, где опасности ставят на карту самое политическое бытие народа. Это ге­роическое лекарство, даваемое больному политическому орга­низму, не утратившему еще жизнеспособности».

Другим поводом необходимости «героического лекарст­ва» имперской власти для России является та распущенность, недисциплинированность и анархичность нашего общества пропи­танного демократическими миазмами, о которой еще в XIX в. знаменитый Ренан говорил: «Эгоизм - источник социализма, и зависть - источник демократии не создадут ничего, кроме общества слабого, неспособного противостоять могущест­венным соседям».

2 Величко A.M. Государственные идеалы России и Запада. Параллели
правовых культур. СПб., 1999. С. 3.

3 Катков В.Д. О русском Самодержавии. Харьков, 1906. С. 19.

VI

VII

Мы стали несчастными свидетелями страшных последст­вий разрушительности демократического принципа на примере ослабления нашей Родины. Мы переживаем тяжелейшую бо­лезнь - государственной расслабленности, единственным лече­нием которой может и должна стать величайшая концентрация власти. Концентрация власти нужна не сама по себе, а как ору­дие, с помощью которого возможно восстановить государст­венный порядок, добиться нравственной правды, социальной справедливости и других гражданских основ.

Нам - сегодняшним гражданам России, нужна сильная го­сударственная власть еще и потому, что в обстановке борьбы политических партий, народов, экономических группировок внутри нашей страны интересы Отечества в целом постепенно все более отходят на второй план. Только величайшие усилия и концентрация государственной власти, ее персонификация в лице лидера нации способны сбить накал внутриобщественной гражданской и национальной борьбы. Необузданная Верховной властью государства эта борьба всех против всех способна окончательно разорвать Россию в клочья.

Тот, кто сегодня выступает против сильной государственной власти, тот хочет сохранить лишь свою личную власть и отстаивает лишь свои личные интересы. Нам нужен особый, временный пе­риод управления - период восстановления государственности. Сегодня России нужен Правитель, способный вести за собой, кон­солидировать нацию вокруг себя, решиться на жесточайшую про­скрипцию (открытое лишение защиты закона) в отношении всех врагов и воров нашего Отечества, способный вслед за Владимиром Мономахом править с убеждением в том, что «Господь вручил нам мечъ карать зло и возвеличивать добро».

Михаил СМОЛИН

VIII

Моим дочерям посвящаю эту книгу

От автора

Тема русской государственности настолько широка, что было бы непростительно смело и наивно говорить о возможно­сти полного ее исследования в рамках одной только работы. Между тем возвращение к истории нашего Отечества, тем нача­лам, на которых оно становилось как Великая Держава, принявшая промыслительную для мира роль, стало чрезвычайно актуальной проблемой. Дело заключается не только в попытках рассмотре­ния - чисто теоретически - альтернативных вариантов строитель­ства нашего национального и политического тела, а в насущной необходимости вернуться из «эпохи переходных периодов» ко времени нормальной жизнедеятельности. По какому же пути должна пойти Россия? - вопрос, который задает себе едва ли не всякий здравомыслящий и болеющий за Отечество человек. Вернуться к «коммунистическому далеко» или, признав бес­смысленным весь свой исторический путь, стать сырьевым при­датком Запада? Очевидно, что негативные явления, сопровож­дающие нас на протяжении многих последних лет, требуют поиска иных перспектив.

Но чтобы понять особенности своего, русского, пути, не­достаточно поверхностного изучения внешних явлений истории нашей государственности без исследования их природы и внут­ренней взаимосвязи. Мы должны познать философию русской государственности, раскрыть ее самобытные начала, их источни­ки, ретроспективно рассмотреть те государственные институты, которые нам дарит наша древняя история. В первую очередь не­обходимо вспомнить, что русская государство было всегда госу­дарством православным, вне его и без него немыслимым как ин­дивидуальное политическое образование. Этим вопросам и по­священа настоящая книга. Автор попытался сконструировать учение о русской государственности как философский идеал, который раскрывается нам в содержании христианского учения. Вместе с тем это - не только философско-правовое исследова-

9

ние. Было бы малодоказательно, а порой и некорректно опериро­вать только умозрительными суждениями, игнорируя историче­ские формы, которые возникали при попытках наиболее полной реализации христианских начал в политико-правовой сфере.

Кроме того, в некоторых местах нашего изложения мы со­чли возможным перейти к вопросам практическим, например: организации деятельности верховной власти, представительных органов, судебной системы и государственного управления, чем вторглись в область государственного права. Некоторая пред­метная непоследовательность легко объяснима тем обстоятель­ством, что нашей задачей - повторимся - было общее изложение учения о государстве, которое дается нам в христианстве. Наде­емся, что благожелательный читатель простит нам некоторую вольность изложения материала.

Хочу сказать добрые слова моей жене Наталье, моим учи­телям и ученым, в кругу которых я формировался как правовед и исследователь: члену-корреспонденту Академии наук РФ, за­служенному деятелю науки РФ, доктору юридических наук, профессору Ю.К. Толстому, заслуженному деятелю науки РФ, доктору юридических наук, профессору, академику В.П. Саль­никову, доктору юридических наук, профессору Д.И. Луковской, доктору юридических наук, профессору И.Ю. Козлихину, докто­ру юридических наук, профессору Р.А. Ромашову, кандидату юридических наук, доценту А.В. Полякову и другим. Далеко не всегда наши воззрения сопадают, по ряду вопросов расходятся весьма резко, но главное - эти люди ввели меня в науку, научили мыслить, были великодушны и терпеливы.

В заключение считаю необходимым отметить, что основ­ные положения работы рождены в ходе длительных обсуждений затрагиваемых в ней вопросов с моими друзьями и единомыш­ленниками: М.Б.Смолиным и В.В.Карповым, без чьей помощи и советов труд, выносимый ныне на суд читателя, не состоялся бы.

10

Сокращения, используемые в тексте

Книги Ветхого Завета:

Быт.- Бытие

Исх. - Исход

Лев. - Левит

Числ. - Числа

Втор.- Второзаконие

Иис. Нав. - Книга Иисуса Навина

Суд. - Книга Судей израилевых

Щар. - Первая книга Царств

2. Цар. — Вторая книга Царств
3. Цар. - Третья книга Царств
4. Цар. - Четвертая книга Царств

/ Пар. - Первая книга Паралипоменон

2 Пар. - Вторая книга Паралипоменон

Пс. - Псалтирь

Притч. - Притчи Соломона

Прем. - Книга Премудростей Соломона

Сир. - Книга премудрости Иисусова, сына Сирахова.

Ис. - Книга пророка Исайи

Иер.- Книга пророка Иеремии

Дан. - Книга пророка Даниила

Ос. - Книга пророка Осии

Книги Нового Завета:

Мф. - Евангелие от Матфея

Лук. - Евангелие от Луки

Иоан. - Евангелие от Иоанна

Деян.- Деяния святых апостолов

/ Петр. - Первое соборное послание апостола Петра

Рим. - Послание к римлянам апостола Павла

1 Кор. - Первое послание к коринфянам апостола Павла
Еф. - Послание к эфесянам апостола Павла

Филип.- Послание к филиппийцам апостола Павла

2 Фес. - Второе послание к фессалоникийцам (солунянам)
апостола Павла

1 Тим.- Первое послание к Тимофею апостола Павла Откр. - Откровение апостола Иоанна Богослова (Апокалипсис).

11

Введение. Кризис современного государства. Христианство и наука. Источники Русской идеи

Великий кризис государства демонстрирует нам XX в. Он проявляется так многообразно, что трудно указать все формы этого негативного и, не побоимся сказать, - страшного по своим последствиям процесса. Теоретическая мысль силится доказать преходящий характер государства, полагая недалеким то время, когда государственные функции будет осуществлять само обще­ство, так сказать, подготавливает теоретическую базу под выс­шее проявление демократии, должное знаменоваться - одновре­менно - расцветом идеи права и справедливости. Самоуправляе­мое общество представляет собой, по мнению теоретиков, тот идеал, который никогда не умирал в душе человека, временно принявшего власть над собой государства, т.е. бюрократического аппарата. Их противостояние (свободного человека и государст­ва) длилось тысячелетиями, облекалось в состязательные формы права, прорезывалось революциями. Это была борьба - борьба за право управлять или самоуправляться. Наконец, как нас хотят убедить, эта борьба заканчивается. Сознательность членов обще­ства достигла такой степени гражданственности и самоотдачи, что позволяет человеку решать все вопросы самостоятельно, не прибегая к помощи государственного аппарата. Государство ста­ло ненужным и утрачивает даже те функции, которые еще не­сколько лет тому назад никто не смог бы отрицать за ним4.

В погоне за стремительным временем социальные ре­форматоры предлагают отказаться от старых форм. «Человечест­во ждут резкие перемены, - говорят они нам. - Оно стоит перед глубочайшим социальным переворотом и творческой реоргани­зацией всего времени»5. Новый век требует новых форм. И бле­стящие философы Запада не устают представлять проекты поли­тических устройств, максимально ориентированных на непо-

средственную демократию, непосредственное самоуправление народа. Немецкий мыслитель Ю.Хабермас настаивает на том, что необходимо отказаться от практической реализации своего мнения и убеждения, пока не удастся убедить всех остальных граждан в правильности своей точки зрения6. Психолог и философ Э.Фромм (1900 - 1980) предлагал фактическую замену законода­тельного органа государства совокупностью групп, собранным по 500 человек, охватывающих весь народ, для обсуждения во­просов насущного бытия. Это позволит, считал он, преодолеть бюрократизацию общества и негативы партийной и парламент­ской практики7. Правда, способы, которые предлагают нам в ка­честве реализации этой идеи, никак не соотносятся ни с идеями демократии, ни с идеей свободной, самостоятельной и ответст­венной за свои поступки личности. Можно сказать, что перед нами - одна из вариаций современного тоталитаризма.

Наиболее радикальные исследователи, например, амери­канский футуролог Э.Тоффлер, предлагает «сдать на слом» Кон­гресс США, Палату общин и Палату лордов, немецкий Бундес­таг, японский парламент, конституции и судебные системы. «Они более не способны работать: больше не отвечают нуждам радикально изменившегося мира»8. И хотя децентрализация еще не означает «демократизации», но тем не менее, по его мнению, нет возможности восстановить смысл, порядок и управленче­скую эффективность без реальной передачи функций централь­ной власти вниз и создания многочисленных неправительствен­ных организаций, которые бы принимали участие в решении многочисленных социальных и политических задач9. •

В практической политике мы наблюдаем массовые явле­ния сепаратизма, развала супердержав, еще вчера силой своего авторитета сдерживавших мир от глобальных потрясений. Но, как ни странно, это наблюдение касается не только бывшего СССР, как легко можно было бы догадаться, но и вчерашних его противников по «холодной войне». Все настойчивее проявляют-

4 См., напр.: Лобер В.Л. Проблема демократии в политической филосо­фии Норберто Боббио // Власть и демократия. Зарубежные ученые о политиче­ской науке. М., 1992. С. 201-202,211.

*Тоффлер Э. Третья волна. М., 1999. С. 32-33. 12

6 Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995. С. 38-39. 1 Фромм Э. Здоровое общество // Избранные труды Карен Хорни и Эри­ха Фромма. М., 1995. С. 547-549.

1 Тоффлер Э. Третья волна. С. 658-659.

'Тамже. С.679-681.

13

ся попытки отделения Калифорнии от остальных штатов США. Говорят о выделении Техаса и воссоединения его с Мексикой. Жители Нью-Йорка считают необходимым все решительнее от­стаивать «свои» интересы, нарушаемые федеральным правитель­ством. Согласно заключению Национальной конференции госу­дарственных законодательных органов в Америке идет вторая гражданская война. Впрочем, не остались в стороне от сепарати­стского процесса и Англия, и Австралия, и Новая Зеландия1. Мы уже не говорим о Канаде, где давно кипят страсти по француз­ским провинциям, стремящимся к выделению из состава этой федерации.

На фоне кризиса идеи государственности не менее очеви­ден и кризис национальной идеи. Экономика, чье влияние на по­литическую структуру общества в последний век неизмеримо выросло, все более становится интернациональной, вернее - не­национальной. В течение нескольких десятилетий западная пра­вовая культура понимала свободу личности, главным образом, как свободу политическую и свободу экономическую, в значи­тельной степени склоняясь к их отождествлению. Поэтому тен­денция превращения национальной экономики и, как следствие, - национальной культуры, в безнациональную, рассматривается как высочайшее проявление свободы личности11.

Некоторым диссонансом выглядят процессы создания не­больших национальных государств на основе республик бывше­го СССР и его партнеров по социалистическому лагерю. Каза­лось бы, здесь видится противоречие сказанному. На самом деле это не так. Формирование этих «государств», зачастую никогда ранее не владевших государственным суверенитетом, происхо­дило при мощнейшей финансовой, политической и идеологиче­ской поддержке противников из противоположного лагеря и представляло собой не столько реализацию идеи «права нации на самоопределение», сколько политический ход, рассчитанный на ослабление и - в заключительной стадии - уничтожение такой супердержавы, как СССР.

10 Там же. С. 502-507.

иРайх Р. Труд наций. Готовясь к капитализму XXI века // Новая по­стиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред.В.Л. Иноземцева. М, 1999. С. 511-512. 14

Эти «государства» можно характеризовать по двум при­знакам: отсутствием в них стремления сформировать свою на­циональную культуру и явно выраженным шовинизмом. Их по­явление на политической арене знаменуется не столько наличием свежих национальных идей, хотя бы в сфере государственно­сти, сколько заявлениями о своей принадлежности к «западной цивилизации», что бы мы под этим ни понимали: капитализм, индустриализм или постиндустриализм. Эта принадлежность спасительна для них в части протекционизма более влиятель­ных и сильных держав (в первую очередь - США), но губитель­на в части формирования своей национальной культуры, которая проявляется в самых закостенелых и застывших формах, пора­жающих своим примитивизмом. Именно в этих «государствах» национальные отличия приводят к резкой социально-поли­тической дифференциации общества. Право на работу, на льго­ты, на проживание, политические права имеют только лица од­ной национальности. Эта тенденция накладывается на тот факт, что коренное национальное население этих «государств» состав­ляет, как правило, не более половины общей численности насе­ления. Можно смело сказать, что эти государства создавались не своими коренными нациями, а всей совокупностью проживавше­го на данной территории населения.

Трудно понять, являются шуткой или признаком абсолют­ного бесстыдства заявления политических лидеров этих образо­ваний о российской имперской угрозе и русском шовинизме. Ес­ли шовинизм понимать как оценку людей по признаку крови, т.е. как болезнь национального сознания, то как раз этим заболева­нием Россия никогда не болела, в отличие от тех «угнетенных», «малых народов», ставших, наконец-то, на путь «цивилизации» (отдельные проявления этой болезни, заслуживающие - безус­ловно - отрицательной оценки, не носили у нас характер обще­национальной тенденции). Достаточно вспомнить, что еврейские погромы известны нам по истории Англии, Франции, Германии, Испании и практически неизвестны русской истории. Что нико­гда в ходе своего имперского шествия Россия не принимала по­литики физического уничтожения присоединяемых народов, че­го нельзя сказать о наших западных соседях. Впрочем, государ­ственная история «угнетенных народностей» так незначительна

15

по времени, так бледна по содержанию, их попытки казаться (самим себе?) политически независимыми столь беспомощны и порой смешны, что зачастую было бы бессмысленно ссылаться на новорожденные политические формирования при оценке кон­цептуальных явлений12.

Кризис национальной идеи заметен и по другим тенденци­ям, явно проявляющимся и даже господствующим в последнее время. Все реже говорят о национальных особенностях различ­ных культур, сотворивших историю человечества, все чаще ссы­лаются на единую, общечеловеческую культуру. Последняя представляет, по мнению ее сторонников, некую совокупность общечеловеческих ценностей, которые могут быть признаны всеми без исключения нациями. Причем, что очень важно, речь идет о сотворении общечеловеческого идеала самим человечест­вом. Экуменизм как способ разрешения всех цивилизационных проблем должен быть, по мысли исследователей, задействован повсюду: в объединении религиозных конфессий, правовой по­литике, экономике, культуре, языке, формах политической вла­сти, способах строительства государственного тела и т.д.

Между тем экуменизм и интеграция есть нетождественные по своей сути явления. Процесс интеграции культур, в том числе - правовых, мыслим как положительное явление только в том случае, когда отдельные перспективные элементы, институты, нормы, выработанные одной из них, перенимаются другими уча­стниками всемирного интеграционного процесса. Эти явления не убивают национальные культуры, но обогащают их, выступают в

12 Это наглядно проявилось в процессе развала СССР. Например, в то время, когда Грузия требовала политической независимости и взывала «ко всему просвещенному миру» с криком о помощи против «великодержавных замашек Москвы», внутри ее маленькая Абхазия также требовала политической незави­симости, но уже от Грузии. Политическая сила обеих «держав» проявилась в полной мере, когда они, ничуть не смущаясь, прибегли к помощи Москвы, кото­рая и разрешала конфликт между двумя «суверенными» государствами. «И смех, и грех!» - ничего не скажешь более (См. об этом: Тоффлер Э. Третья вол­на. С.505). Можно привести и многие другие примеры, свидетельствующие лучше всяких слов, что только помощь России, только ее военная мошь являют­ся абсолютной и единственной гарантией целостности и политической незави­симости многих из наших республик - бывших субъектов СССР, а ныне - «са­мостоятельных» государств. Без помощи (прямой или косвенной) ненавистной им Москвы они не выстояли бы и одного года в окружении своих соседей. 16

известной степени катализатором позитивных перемен. Более того, нельзя не признать, что процесс интеграции возможен только в том случае, когда в нем участвуют самостоятельные, независимые по своим источникам культуры. Таким образом, основой интеграции является национальная самобытность каждой из них, и никак иначе, даже можно сказать - самодостаточность. Можно ли интегрировать явления, которые тождественны? Нет, это - очевидно. В этом случае мы получим не интеграцию куль­тур, а их слияние, даже поглощение одной, более высокой и со­держательной культурой других, менее развитых и самостоя­тельных. Процесс экуменизации культур предполагает даже не эту возможность, которая, все-таки, основывается хотя и на од­ной, но национальной культуре, а стерилизацию всех культур­ных типов под эгидой неких высших ценностей, кем-то «откры­тых», под девизом «подняться над национальностью». На самом деле, как показывает жизнь, чем больше человек уходит от есте­ственной градации общества по национальному признаку во имя ненационального идеала, тем сильнее и резче проявляется про­тивостояние людей разных культур и государств.

Процесс разгосударствления и денационализации мировых сообществ сопровождается и другими негативными явлениями, столь же массовыми и распространенными. Мы имеем в виду тенденции разложения семьи, как естественного человеческого союза, и практически всех без исключения других устойчивых социальных групп, известных нам с древности. Растет число раз­водов, количество незамужних женщин и одиноких матерей, причем этот процесс не знает исключений по своей географии. В Китае число разводов к 1994 г. составило 24%. В США количе­ство полноценных семей (отец, мать, ребенок) снизилось к 1992 г. до 34%13. В СССР среднестатистическое число разводов на нача­ло перестройки составило 40-50% от количества всех заключае­мых браков, а в некоторых местах - до 90%14. По официальным данным, в современной России ежедневно происходит 1634 раз­вода (на 3616 браков), 1288 детей остаются с одним из родите-

13 Туроу Л. Будущее капитализма. Как сегодняшние экономические си­лы формируют завтрашний мир. Новосибирск, 1999. С. 42,43.

Стариков Е. Маргиналы, или Размышления на старую тему: что с нами происходит? // Знамя. 1989. № 7. С. 152,156.

2 Заказ №105 17

лей, 32 ребенка отбираются от морально несостоявшихся роди­телей, 30 передаются в дома ребенка, 438 детей - «беглецов» уходят из дома, 2625 доставляются в органы милиции, 650 несо­вершеннолетних совершают различные по степени тяжести пре­ступления, 245 осуждаются судом, 1400 ставятся на учет в каче­стве потенциальных преступников15.

Как справедливо пишет современный американский иссле­дователь Л.К.Туроу, «в истории одинокие матери никогда не бы­ли нормальным явлением, но патриархальная традиционная жизнь теперь экономически невозможна. Семейным ценностям угрожают не правительственные программы, им угрожает сама экономическая система»16. Поскольку же экономическая система является хотя и значимым, но лишь элементом единой системы организации общества, то следует сказать, что современное об­щество в целом уничтожает классическую семью.

Урбанизация привела к эпохе массового переселения наро­дов, совершенно не сопоставимой по своим масштабам ни с ка­ким имеющимся у нас аналогом в истории. Человек, традицион­но живущий на определенной территории, имеющий там свои корни, является скорее исключением, чем правилом. В результа­те рушатся устойчивые территориальные социальные группы, создававшиеся веками, а с ними - основы великих национальных культур. Они утрачивают свои источники. Не случайно для XX в. характерны утилизация духовных ценностей и разрыв устой­чивых социальных связей, традиционно формирующих общест­во. Как следствие - резкое повышение уровня жизни в наиболее развитых странах мира и увеличение количества этих стран ни­как не отразилось на таких «родимых пятнах» общества, как, на­пример, преступность (особенно детская), наркомания, прости­туция.

Современный человек деградирует не только духовно, но и физически17. По-видимому, фактическим признанием этого явления следует понимать предложения тех ученых мужей, ко-

Эти данные по состоянию на 01.01.2000 г. были приведены на заседа­нии Северо-Западной Парламентской Ассоциации (Псков, 1.02.2001 г.).

16 ТуроуЛ. Будущее капитализма. С. 45.

17 Стариков Е. Маргиналы, или Размышления на старую тему: что с
нами происходит? С. 133,154,156.

18

торые рассматривают искусственный интеллект как преемника homo sapiens, полагая, что важен разум, но не форма, в которую он облечен. Их собратья по науке всерьез озадачены вопросом: можно ли физически изменить человека, максимально приспо­собив его к требованиям современного производства. Например, чтобы решить продовольственную проблему, предлагается соз­дать человека с желудком коровы, переваривающим траву и се­но. Рабочих с пониженной нервной реакцией, незаменимых для монотонного труда на конвейере, летчиков с повышенной нерв­ной возбудимостью, и т.д.18

Следует ли говорить, что все эти процессы носят взаимо­обусловленный характер? Очевидно, что и причины, породив­шие эти страшные явления, одни и те же. Наиглавнейшая из них заключается в утрате человечеством целостного мировосприя­тия и усеченного понимания тех ценностей, на основе которых оно и формировалось как духовная, творческая сила. Чем мень­ше человек считал себя связанным чем-либо или кем-либо, тем беднее духовно становился он и эгоистичнее. Чем больше чело­век признавал себя единственной и высшей силой мироздания, тем решительнее отбрасывал он мысль о себе как образе и подо­бии Божием. Чем более хотел он довериться своему разуму, тем более утрачивал понимание существа окружающего мира. Чем более признавал себя способным проникнуть во все тайны Все­ленной и познать их, тем более и более удалялся он от их разгад­ки. Пытаясь «переделать мир», человек губил его, только этим и можно объяснить экологическую угрозу. Человек стал считать себя почти всесильным творцом всего сущего, но он не может уже отвечать за результаты своей же деятельности: они убивают его. Несложно понять, что мы говорим о процессе секуляриза­ции мысли и становлении, признании и распространении свет-, ской науки.

Применительно к политико-правовой и социальной сфере эта тенденция выразилась в утрате государственного идеала, верного, а точнее - реального и объективного понимания существа полити­ческого тела, целей его создания, принципов функционирования. Между тем здравое осмысление политических явлений со всей

18 См. об этом: Тоффлер Э. Третья волна. С. 249.

19

убедительностью показывает, что жить без государственного идеа­ла человек и человеческое общество не могут. Нам, как разумным и духовным существам, свойственно стремиться к некой идеальной цели, подстраивая под нее все свои действия, поступки, желания, общественную организацию своего бытия. Например, многие наши современники говорят, что жизнь в годы СССР была лучше. Абст­рагируясь от вопросов социальной политики, проводившейся в те годы, не можем не отметить, что в аспекте государственного управления, существа государственности эта оценка во многом справедлива. Государственное устройство и эффективность функ­ционирования советского государственного аппарата были неиз­менно выше нынешней, поскольку ориентировалась на некие иде­альные принципы и цель, которая ставилась во главу угла. Другое дело, что цель эта неизменно и постоянно наполнялась новым со­держанием, что не придавало ей устойчивости. А государственная идеология, имея в своей основе эту неопределенную по материаль­ному содержанию цель, зачастую доминировала над общественны­ми отношениями, во многом ломая их, искажая существо и навязы­вая явно искусственные формы. Но даже в этих гипертрофирован­ных условиях система функционировала - повторимся - лучше и стабильнее, чем сейчас, когда никакой цели и никакой идеологии наш современный политический строй совсем не предусматривает.

Заявив о своем стремлении сделать человека счастливым, наука не выполнила своего обещания. Государство, усеченное в своей идее до minimum minimorum («ниже низшего предела»), чтобы только не растоптать нежную свободу, гибнет, но гибнет и личность, ее свобода превращается в прах и оценивается на деньги.

К сожалению, эти тенденции не обошли стороной и Рос­сию. Пожалуй, можно даже с уверенностью сказать, что в отно­шении нашей государственности последствия наиболее разру­шительны. Россия гибнет не только как супердержава, империя, игравшая не так давно ведущую роль в мировой политике, но и как государство. Русский народ вырождается, отдельные части страны заявляют о своих намерениях отделиться «от Москвы», численность государственного аппарата (по состоянию на 2001 г. он насчитывает 6 млн только федеральных служащих, не считая региональных и муниципальных) растет невиданными темпами,

20

но это не спасает народ от преступности, произвола, несправед­ливости, наконец, от вымирания. Оказалось утраченным пони­мание нашей государственности - ее смысл и промыслительную для мира роль, одним словом, мы забыли Русскую идею, пере­стали быть ее носителями.

Безусловно, свою негативную роль в деле распыления рус­ского национального самосознания сыграла наша отечественная правовая и политическая наука. Возросшая на ниве европейского просвещения, она не только не рождает новых идей, но и не представляет свидетельств самостоятельного философского под­хода к изучению общественных явлений. Вслед за стандартиза­цией способов познания и критериев оценки оказались утрачен­ными и национальные научные традиции, которые изначально отличали российскую философию права, в частности, и россий­скую науку права в целом. В восторженном, но не всегда умном движении за последними образцами европейской моды наша светская наука пыталась создать не столько русскую философию государства, сколько предать негативной оценке (и обосновать ее «научно») наши государственные формы, историю, переде­лать их под чуждые нам идеалы западных народов, медленно, но верно, век за веком, утрачивающих знание и понимание христи­анских ценностей.

Казалось бы, сколько можно еще разочаровываться в тех направлениях, которые перманентно сменяются в западной по­литической науке, но не дают ничего, кроме результатов, ука­занных выше? Но, нет, нам говорят: то, чему учили вас раньше, было неправильным. Зато теперь... И опять предлагается «самое прогрессивное», «самое научное учение», которое как спаси­тельная волшебная палочка должно преобразить весь мир: либе­рализм, социализм, демократизм, постиндустриализм - лишь бы только оно шло с Запада. И все повторяется сначала...

Польское, шведское, французское, немецкое, английское, теперь уже американское влияние - не много ли? Если западная культура переживает давний кризис, следы которого заметны особенно в последние десятилетия, то стоит ли кроить русскую жизнь по европейским лекалам, а в качестве государственного идеала России предлагать тот, который уже исчерпал свое со­держание и утратил перспективы даже на Западе? Не значит ли

21

это, что мы должны искать иные, альтернативные пути своего спасения и последующего (даст Бог!) развития? Не должны ли мы обратиться к лучшим страницам своей истории, чтобы по­нять, на чем выросла наша государственная слава и величие Рос­сии? Как показывает исторический анализ, именно твердое сле­дование, верность христианству стали той основой, на которой произрастали все наши успехи и наша самобытная индивидуаль­ность, выразившаяся в замечательных формах древнего государ­ственного устроения, остатки которой существуют и поныне.

«Русский - значит православный» - факт, игнорировать ко­торый невозможно, если, конечно, мы хотим следовать объек­тивной логике познания, а не своим субъективным переживаниям. Как точно заметил в свое время замечательный русский мысли­тель и гражданин И.С. Аксаков (1823 - 1886), «идеал собственно русской жизни есть идеал социального христианства, христиан­ского гражданского общества»19. Идеал русской государственно­сти есть и идеал христианской государственности. Без христиан­ства нет и Русской идеи.

Не светская наука, а христианское наукоучение, христиан­ское правосознание и христианский идеал государственности должны быть положены в основу наших альтернативных иска­ний. Создание учения о христианской государственности, как положительной и перспективной противоположности учению о светском государстве, является актуальной научно-практической проблемой человечества и самой науки. Только в этом случае мы можем познать причины описанного выше кри­зиса и тот идеал, к которому нам надлежит стремиться, который заложен в самой природе человека и человеческого общества. Познание в области христианского наукоучения позволит нам раскрыть существо государства, нации, общества, семьи, как они объясняются в его свете, понять природу человеческой сво­боды. Нам откроется объективное знание этих союзов, иерархия их взаимоотношений, значение для жизни и свободы личности. Иными словами, мы получим научное учение о государстве, ко­торое, будучи положено в основу нашей национальной идеоло-

гии, позволит реализоваться Русской идее, русской государст­венности.

Но полноте, скажут нам, о какой христианской науке мо­жет идти речь? Ведь обыкновенно наука как явление противо­поставляется христианству, впрочем, и любой религиозной кон­фессии. Считается, и это мнение «общепризнанно», что наука имеет определенные способы объективного познания мира, а ре­лигия представляет собой совокупность догматов, каждый из ко­торых недоказуем, т.е. субъективен и непознаваем. Таким обра­зом, как считается, наука объективна, а религия - субъективна. Наука формирует смелость и самостоятельность характера, рели­гия - покорность и фатализм. Но разве здесь все так просто? Оп­ределим признаки, наличие которых позволяет говорить об объ­ективности исследования? В первую очередь - максимально пол­ное и всестороннее изучение исследуемого явления (широта, масштабность исследования). Во-вторых, анализ полученных фактов на основе определенной методологии (логика исследова­ния и способы познания). Далее, наличие цельной системы фи­лософского мировоззрения, позволяющей объяснить смысл изу­ченных явлений как в историческом, так и в сущностном аспектах, связать их в системном единстве.

Любое исследование стремится познать системность миро­здания, ощущаемую человеком интуитивно: человек не может яв­но или тайно не чувствовать себя частицей окружающего его ми­ра. И светский исследователь, и христианин предощущают, что миром движет Закон, и что история имеет смысл. В христианстве признается, что закономерность мира обусловлена Законом Божи-им, который Он установил и который раскрыт нам на страницах Священного Писания. Закон этот нерушим и, по словам Христа, «доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все»20. Таким образом, для христианина абсолютным является Создатель, Его Закон, личность человека как образ и подобие Божие. Христианин при­вык сверять свои действия и поступки с теми событиями, которые назревают в мире и описаны на священных для него страницах. Весь мир имеет для него смысл, поскольку Учение Христа дает

С. 551.

22

19

Аксаков И.С. О судебной реформе // Сочинения. В 5 т. Т.4. М., 1886.

'Мф. 5,18.

23

полное знание о мире, начиная со дня его творения Богом, закан­чивая последними днями и Страшным судом.

Христианская наука кладет это знание в основу исследова­ния, и, используя опытные данные и методы научного построе­ния, познает окружающий мир. Признается, что любая законо­мерность, открытая человеческим умом, не исчерпывает всего содержания мироздания и должна быть соотнесена с тем Зако­ном жизни, на котором мы основываем свои наблюдения. Наше знание о мире всегда относительно, а без знания и понимания Закона Жизни - и вовсе теряет смысл. В то же время христиан­ство как Истина содержит в себе всю полноту знания по любому вопросу, дает основу для ответов на любые проблемы насущного бытия человека21.

Напротив, светский ум «подвижен»: он не может признать абсолютность какой-то одной философской системы. Но, быть может, законы мироздания и общественного бытия знают не­сколько закономерностей, каждая из которых может быть поло­жена в основу государственного строительства в качестве идей­ного начала? Нечего и говорить, что последнее гипотетическое утверждение не выдерживает критики не только со стороны хри­стианства («не знаем другого Бога, только Тебя»), но и светского сознания. Светская наука признает множественность и индиви­дуальность познания мира, но не может признать множествен­ность закона мироздания: в этом случае она утрачивает свойства объективного познания, поскольку никогда точно не узнает об­щее и полное количество всех законов, движущих миром. В ре­зультате мы получим категоричное противостояние попыток обосновать объективность знания, полученного светской наукой, и субъективным характером ее познания.

Если Истина познаваема полностью каждым человеком, ес­ли Ее познание не предполагает каких-то духовных усилий, то, следовательно, может быть какое угодно количество «научных»

21 В сказанном нами нет преувеличения. Достаточно познакомиться с трудами христианских ученых, чтобы убедиться в этом факте. См., например, работу профессора П. Страхова «Атомы жизни», посвященную вопросу науч­но-теоретического осмысления вопроса воскресения человека, причем не с философской, а естественно-научной точки зрения (Страхов П. Атомы жизни //Наука и религия. М., 1915. С. 141-173). 24

теорий, «объясняющих» мир. Но что же здесь «объективного»? Невоцерковленный ум болен антропоцентризмом: все для свобо­ды человека, все для блага человека. Но самое любопытное, что, отрицая абсолютность любой системы ценностей, любой фило­софской системы, он невольно приходит к отрицанию и самого главного - идеи свободы личности, поскольку обосновать ее не может. Во имя чего же тогда, спросим, все политические и право­вые исследования, если все относительно, включая первоосновы?

Для светской науки объективно только то, что понятно ра­зуму сейчас, обусловлено какой-то разумной причиной. Нетруд­но догадаться, что такой подход к изучению мира чреват многи­ми неприятностями. Во-первых, светская наука постоянно стал­кивается с явлениями, которые, сегодня по крайне мере, не могут быть привычно объяснены. В результате мир «очеловечивается»: человек признает из окружающего мира лишь те явления, кото­рые ему, человеку, понятны. Все остальное отрицается. Причем данный признак характерен практически для всех направлений светского научного познания: от идеализма до позитивизма во всех проявлениях.

Во-вторых, привыкшая оперировать фактами, она не может отрицать некоторых явлений, непознаваемых по своей природе, но не может и объяснить их, раздваиваясь между необходимо­стью дать хоть какие-то разъяснения и желанием все свалить на подлог и ловкое мошенничество. С другой стороны, забавные ситуации происходят, когда исследователи вдруг приходят к на­учному обоснованию явлений, указанных в Священном Писа­нии: всемирный потоп, происхождение всего человечества от одной семейной пары (Адам и Ева) и т.д. Еще вчера они вызыва­ли лишь усмешку «всезнающего» ума, сегодня этот ум вдруг приходит к выводу, что опытные данные подтверждают эту «не­лепицу».

В-третьих, светская наука нуждается в некой основопола­гающей идее, которая бы могла послужить основой приложения добытых ею опытных данных. Но проблема как раз в том, что эта основа никак не обнаруживается, поскольку, как отмечалось

25

выше, все идеи признаются равноправными и никакая из них не имеет преимущества перед другими.2

Наконец, пытаясь познать весь мир исключительно собст­венными усилиями, светская наука утрачивает необходимую цельность познания. Исследовательский ум все более и более «специализируется», утрачивая способность познать все явле­ния в их внутренней взаимосвязи. Уже Н.М.Коркунов (1853 -1904) писал: «Между старыми юристами самостоятельное изу­чение всех отраслей права (выделено мной. -А.В.) не было ред­костью. Еще в первой половине настоящего столетия (т.е. XIX в. - А.В.) можно указать немало писателей, одинаково известных в истории двух или трех юридических наук... Но теперь и в право­ведении деятельность отдельных ученых ограничивается все бо­лее узкой сферой. Сосредоточение самостоятельного исследова­ния в более ограниченной сфере, требуемое развивающейся спе­циализацией, не обуславливает, однако, необходимым образом узкости и мелочности получаемых от такого специализирован­ного исследования научных результатов»?3 Спустя 30 лет дру­гой русский мыслитель Л.П.Карсавин (1882-1952) высказывал еще более жесткие оценки24 Стоит ли убеждать, что если ситуа-

Характеризуя материализм, отмечая его стремление дать объяснение всему сущему, один из православных исследователей указывал на следующую его особенность: «Он не мог объяснить происхождение жизни от безжизнен­ного, человека от низших животных и душевные явления из телесных» (Свя­щенник П. Городцев. Позитивизм и христианство. Религиозно-философские воззрения Дж. Ст. Милля и их отношение к христианству. СПб., 1881. С. 12). Несложно понять, что эта оценка должна быть отнесена к любой светской научной доктрине, поскольку ни одна из них не в силах объяснить происхож­дение мироздания и, в частности, - духовных явлений. Как правило, она склонна просто отрицать их. Получается забавная картина: светская наука обещала раскрыть все тайны мира, но отрицает реальные, но необъяснимые для нее явления, а христианство, признавая, что есть тайны, которые мы по­стичь не можем никогда (например, тайны рождения и смерти, зарождения человеческой души), принимает их как данность Божьей воли. И эти тайны открываются избранным, кто своей святостью сподобился этой милости Бога.

23 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1898. С.12.

24 «Нравы истории свидетельствуют о состоянии истории. А оно ныне ха­
рактеризуется крайнею специализацией, т.е. распадом целостного знания на
самодовлеющие дисциплины, утратой идеи человечества (выделено мной. -
А.В.)...Современное состояние исторической науки очень точно выражает состоя­
ние современной культуры вообще. Это становится особенно ясным, когда вспо-
26

ция за сто лет и изменилась, то только к худшему? Симптома­тично, что, по мнению ученых, современные инженеры превра­тились в узких специалистов, утративших способность к инте­грационному мышлению25

Методы научного познания, применяемые наукой, собст­венно говоря, не отличаются чем-то оригинальным. В своих исследованиях научный ум использует способность человека мыслить логично, т.е. реализует его индуктивные и дедуктивные способности, умение формировать логические суждения и обос­новывать их. Эта операция настолько естественна для любого здравомыслящего человека, что не замечая того, каждый из нас неоднократно в течение дня изучает окружающий мир, логиче­ски строит предположения, опровергает их, если они недоста­точно обоснованны с точки зрения разума и т.п. Было бы со­вершенно ненормальным - при любой точке зрения и личных пристрастиях - предполагать, что когда-то, пребывая в вере больше, чем в атеизме, человек мыслил как-то иначе. Как ве­рующий, так и светский человек в процессе познания явлений окружающего мира используют эмпирический метод, метод сравнительного анализа, исторический метод, системный и сово­купный подход к изучению явлений. Разницы никакой мы не об­наружим при всем желании. Поэтому по данному критерию -методология - никак нельзя наделить светское научное познание особыми свойствами.

Напрашивается естественный вывод, что в основе своей светская наука представляет не что иное, как измененное, иска­женное христианское миропонимание: сам факт- появления светской науки как результат упадка христианства на Западе свидетельствует о том, какая наука древнее. Трудно, например, оправдать претензии светской политической науки, которая по­чему-то забывает, что даже ее первые апологеты -,Дж.Локк

минаем о предшествующих эпохах...(когда - А.В.) в начале христианской культу­ры всякое историческое сочинение охватывало жизнь человечества в целом...По крайне мере, они в пределах возможного для них знали всеобщую историю» (Кар­савин Л.П. Философия истории. СПб., 1993. С.219).

25 Вайцзеккер фон Э., Ловче Б.Э., Ловис Х.Л. Фактор «четыре»: В два раза больше богатства из половины ресурсов // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В.Л. Иноземцева. М., 1999. С. 610.

27

(1632-1704), Т.Гоббс (1588-1679), Г.Гроций (1583-1645), Б.Спиноза (1632-1677) выводили основные положения своих теорий из текстов Священного Писания. Светская наука, как мо­лодая поросль на древнем стволе христианского знания и науко-учения, в своем нигилизме дошла до того, что в принципе не го­това признавать никакой иной альтернативы себе. Это даже любопытно: христианская мысль существовала тысячелетия, творила, создавала и порождала исторические формы государст­венности, почему же следует это все вычеркнуть и признать «ус­таревшим»? Неужели ни разу у представителей и сторонников светской науки не возникала мысль - хотя бы в качестве вариа­ции при желании дать объективное освещение общественных явлений и исторических событий - попытаться использовать это направление, посмотреть, куда оно выведет? Не настолько же они нелюбопытны?! Но можно ли признать объективным иссле­дование, которое изначально, как говорят a priori, отказывается от каких-либо альтернативных путей, даже не утруждаясь их кратким изучением? Обычно такой подход называют субъектив­ным, а его сторонников - предубежденными людьми. Почему же тогда мы не применим тех оценок, которых они заслуживают?

Христианин, как замечательно точно указывал священно-мученик Иларион (Троицкий) - (1886-1929), говорит о Преобра­жении, которое свершится по воле Господа и Его милости. Светский ум говорит о прогрессе как положительном результате человеческих действий, влияющих на внешний мир. Разница заключается в том, что прогресс предполагает борьбу за сущест­вование (с окружающим миром или между людьми) и не содер­жит в себе никакой идеи интеграции, а Преображение говорит о сознательной и мирной деятельности всех во Христе братьев?6 В одном случае в основе миропонимания лежит собственная не­уемная гордыня, во втором - покорность воле Бога как фунда­мент личного благополучия и праведной, высоконравственной жизни.

Христианин признает за Истину содержание Священного Писания и принимает все те логически несообразуемые, духов­ные явления, которые раскрываются нам в Нем, справедливо по-

лагая, что непонятное сейчас будет понятно потом, когда по воле Бога свершится срок и раскроются тайны мира, либо познаются по мере духовного прояснения личности. Христианство учит быть самокритичным и скромным: если какое-то явление непо­нятно, то это не повод отрицать само явление, но причина, чтобы призадуматься над собственной ограниченностью. Очевидно, светский мыслитель рассчитывает иначе.

Нужно учитывать еще одну деталь. Если мы говорим о христианстве как религиозной конфессии, то следует признать, что по своей сути оно никогда не могло быть преградой позна­ния мира, поскольку, чем более и полнее человек познает глуби­ну Божьего творения, тем сильнее становится его вера в Бога. Только в этом случае она принимает предметное содержание. Это очевидно. Прекрасно разъяснял эту особенность христиан­ского сознания замечательный русский философ И.В.Киреевский (1806 - 1856). «Если где и была опасность для христианского народа уклониться от истинного учения, - писал он, - то опас­ность эта преимущественно таилась в невежестве (выделено мной - А.В.). Развитие разумного знания, конечно, не дает спа­сения, но ограждает от лжезнания... Невежество, напротив того, отлучает народы от живого общения умов, которым держится, движется и вырастает Истина посреди людей и народов. От не­вежества разума при самых правильных убеждениях сердца ро­ждается ревность не по разуму, из которой, в свою очередь, про­исходит уклонение разума и сердца от истинных убеждений»2.

Подтверждение этим словам далеко искать не надо. Как известно, распространение ересей, т.е. уклонение от истинной веры, имело своей верной почвой невежество, как общеинтел­лектуальное, так и в части незнания основ христианской веры. В частности, наиболее сильно поразившая Русь ересь жидовст-вующих (XV в.), имела место - по многочисленным признаниям исследователей - только потому, что многие служители Русской Православной Церкви и русские люди того времени зачастую были просто неграмотными, не могли читать (и не знали!) Свя-

26

Священномученик Иларион (Троицкий). Прогресс и Преображение // Без Церкви нет спасения. М. - СПб., 1999. С. 265-280. 28

27 Киреевский И. В. О необходимости и возможности новых начал для философии // Критика и эстетика. М., 1998. С.331.

29

щенного Писания и святоотеческой литературы28. Более того, на тот период даже не все книги Ветхого Завета были переведены на старославянский язык. Как здесь не обнаружить прямой при­чинно-следственной связи?!

Нельзя не указать еще одного важного обстоятельства, с которым приходится сталкиваться постоянно, как только речь идет о попытках познания светской наукой области духовного, т.е. той области, где рациональный метод, взятый за основу, не раскрывает нам всей полноты рассматриваемых явлений. Кажет­ся очевидной невозможность рационально обосновать любые душевные явления, таинства, которые составляют существо ду­ховного мира, хотя светская наука тщится сделать это. Но вместо того, чтобы оценивать Церковь по тому, как Ее понимают учите­ля и отцы Церкви, в основу кладется светское, рациональное отображение церковного тела, которым оперируют впоследствии как некой данностью, научным фактом. Понятно, что различие слишком велико, чтобы не заметить его.

Для христианина Церковь есть Тело Христово, место, где творятся таинства, где царит Святый Дух и человек предстоит перед Богом. Для светского исследователя Церковь представля­ется учреждением, куда с определенной частотой ходят люди, оставляют деньги, поют песни и слушают моральные наставле­ния. Поэтому у него вызывают недоумение отказ от упрощения церковного обряда («XXI в. на дворе, какие могут быть платки на головах женщин, и почему нельзя входить «туда» в шор­тах?!»), его незначительного нарушения: какая разница, где и как будут происходить все описываемые выше действия? Он оценивает явления только по тем моментам, которые фиксиру­ются его органами ощущения. Снисхождение Святого Духа во время причастия он не признает никогда, потому что это собы­тие не улавливается его сознанием.

Но это - только часть проблемы. Мы вынуждены признать, что зачастую исследование светской наукой церковной жизни основывается на незнании самых основ христианства как исто­рического явления. Невежество светских исследователей дохо­дит до того, что нередко нам выдают эпохальные «открытия», на

которых строятся целые «теории», например: что не Римская церковь отделилась от Восточной, но наоборот. С точки зрения светского сознания логичным, наверное, может быть признан именно этот ход событий. Если цивилизация торжествует только на Западе, и римский клир - как стадия исторического развития -приложил свою руку к формированию демократических и либе­ральных институтов, то, как будто, логично должно быть так, что первоначальную чистоту сохранила Римская церковь, а Право­славие есть признак атавизма непросвещенного сознания. Но ведь дело обстоит наоборот.

Отказывая христианству в объективности познания, свет­ские исследователи нередко приводят тот довод, что само хри­стианство есть лишь одна из конфессий, что перед христианст­вом был иудаизм, а вокруг - энное количество языческих веро­исповеданий. В результате решаются как бы сразу две проблемы: получает лишнее подтверждение факт исторического прогресса, когда на смену низшим формам приходят высшие, в том числе в области вероисповедания. С другой стороны, этим почти «дока­зывается», что по указанной причине христианство не может претендовать на что-то большее, чем на роль одной из стадий всемирной истории, значение которой хотя и велико, но не абсо­лютно. При этом забывается, что именно христианство, и только оно одно, представляет нам всю совокупность исторических со­бытий, соединяя собой ветхозаветные времена, нынешнее время и события будущих веков. Что христианство возникло не в мо­мент явления Христа, а представляет собой откровение о Законе Божием, Который человеку надлежит исполнить и Который был дан еще ветхозаветным евреям, а до них - Адаму и Ною. Не при­нимается в расчет христианская история мира: постепенное отпадение человека от Бога и, как следствие, оскудение первона­чальной веры и знания Жизни до уровня языческого идолопо­клонства. Место Бога занял идол. Падение было столь великим, что только один народ, и лишь при постоянной Божией помощи, был призван сохранить до срока истинную веру в Бога - ветхоза­ветные евреи. Христианство явилось как сила, распространившая эту веру по всему миру. «Не думайте, - говорит Христос, - что Я

28 Митрополит Иоанн (Снычев). Самодержавие Духа. Очерки русского самосознания. СПб., 1996. С.119-124. 30

31

пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить»29.

Ни одна из научных доктрин, никакая другая конфессия не знают такой длинной истории. Это обстоятельство и с научной точки зрения определяет абсолютность христианского учения, его всевременность и вневременность одновременно. Все ос­тальные вероисповедания, включая мировые религиозные кон­фессии, представляют собой либо его ранние искажения (иуда­изм), либо поздние (католицизм и протестантизм), либо следст­вие полного забвения Бога (языческие культы). Кстати сказать, никто не задумывался над тем фактом, что язычество традици­онно ассоциируется с дикарством? Таким образом, мы должны признать, что христианская наука, основанная на единственно истинном знании о мире, не только возможна, но и является единственно объективной, в отличие от всех светских научных доктрин.

Следует обязательно оговориться, что мы ведем речь о христианстве, а не его толкованиях мятежным человеческим умом. Уже издавна существуют направления, присвоившие себе наименование «христианских» явно беззаконно. Истина не мо­жет быть изменена, подвергнуться субъективному «переосмыс­лению» без того, чтобы не утратить какие-то свои черты, т.е. пе­рестать быть Истиной. Но именно эта практика открывается нам в католицизме и протестантизме - источниках светского, анти­христианского мировоззрения, ныне, к сожалению, господ­ствующего30.

29

Говоря о Русской идее, определяя христианство ее единст­венным идейным источником - в том ортодоксальном виде, ка­кое оно сохранило в православии, - мы должны категорично и недвусмысленно отказаться от религиозной философии «сереб­ряного века», представленной целой плеядой российских фило-

Матф. 5,17.

30 Подробный анализ этих псевдохристианских конфессий дан нами в работе «Христианство и социальный идеал (философия, право, социология индустриальной культуры)». М. — СПб., 2000. Она является второй частью объединенного одной идеей исследования. Первую часть его составляет рабо­та «Государственные идеалы России и Запада. Параллели правовых культур» (СПб., 1999), третью - настоящая книга. 32

софов, безусловно крупных ученых и редких умов, никакого от­ношения к христианству не имеющих: В.С.Соловьевым, Н.А.Бердяевым, ПА.Флоренским, Н.ОЛосским, С.Н.Булгаковым, В.И.Ивановым и др. В противоположность устоявшемуся в ли­беральной науке мнению, что, дескать, это и есть «настоящая русская философия», скажем, что эта философия как раз никако­го отношения к Русской идее не имеет. Да, это направление рос­сийской философской мысли (одно из многих) ставило своей це­лью обосновать и оправдать нравственное начало в личности как абсолютную категорию. Но каким образом? Из каких источни­ков? Признаться, христианство, как оно понимается в правосла­вии, нашей религиозной традицией, святоотеческим учением и церковным преданием, интересовало их мало.

Это - светская философия, хотя и взыскующая по христи­анству. В своих целях, не понимая основных догматов и духа христианского учения в целом, «серебряная десятка» вздумала его «творчески переработать». Отсюда - та бьющая в глаза раз­бросанность B.C. Соловьева (1853-1900): от православия к ате­изму, от атеизма к Марксу и материализму, к философии Шо­пенгауэра, а оттуда - к буддизму, вновь - к христианству (но понимаемому «по своему»), затем - к католицизму31. Безуслов­но, здесь много оригинального, но что от христианства? Никто ведь не станет называть кантианцем исследователя, пропове­дующего принципы диалектического материализма, равно как и буддистом - сторонника ислама. Но почему же тогда, позволим задать риторический вопрос, христианином называют человека, отрицающего его основные догматы, церковное предание? Это все равно, как если иудей будет признавать себя мусульманином, отыскивая в содержании обеих конфессий нечто общее и само­произвольно толкуя их на свой лад.

Мы не преувеличиваем. Достаточно пройтись по страни­цам трудов такого «нецерковного христианина», как Н.А. Бердя­ев (1874-1948), чтобы убедиться в обоснованности предлагаемой

31 То обстоятельство, что под конец жизни B.C. Соловьев все больше тянулся к православию, делает ему честь как ученому и религиозному челове­ку, но не оправдывает его деятельность как мыслителя, сформировавшего це­лое антихристианское по своему духу и содержанию направление в нашей философии.

3 Заказ №105 •"

J

читателю оценки..Например, рассуждая о государстве с позиций нравственной философии, этот ученый давал следующий ком­ментарий словам апостола Павла о верховной власти, которой каждому - по долгу христианина - следует подчинять: «Не ду­маю, чтобы слова апостола Павла нужно считать непреложным авторитетом, чтобы слова его могли быть руководством для всех эпох, он мог ошибаться, как всякий человек, он не Христос... Если толковать так, что всякая власть от Бога, то получается чудо­вищный вывод, противоречащий всему Евангелию, всем исти­нам христианской веры» 2. На самом деле, приняв позицию Бер­дяева, мы должны полностью отказаться от христианства, поскольку Новый Завет составляют книги, написанные апосто­лами, и их деяния. Ничего иного там нет. Какое «христианство» Бердяев противопоставлял апостолу Павлу, остается только га­дать. Как следствие, и само Священное Писание нужно будет признать не творением Святого Духа, а совокупностью «мне­ний» отдельных «лиц», пусть даже и пророков, и апостолов. В результате мы вообще окажемся без той основы, на которую опирается церковное учение и святоотеческое предание. Но что же здесь общего с христианством, как оно может совмещаться с учением, отрицающим его? Признаться, трудно сказать, кто опаснее: прямые противники христианства или те, кто, рядясь в овечьи шкуры, подрывают его изнутри, преподавая неподготов­ленным умам извращенные истины. Это - такой тип «религиоз­ной философии», которая очень быстро превращается в богоот­ступничество.

Замечательно характеризовал это направление в начале XX в. священномученик Иларион (Троицкий). «Открылся, - писал

32 Бердяев Н.А. Новое религиозное сознание и общественность. М, 1999. С. 91 -92. При желании читатель может, опережая события, обратиться к соответствующим страницам настоящей работы, где приводится церковное учение о власти как раз в этом аспекте (см. разделы об обществе и государст­ве). Разница в суждениях Бердяева и святых отцов Церкви настолько заметна, что нет никакой возможности признать их совместимость. Логически можно прийти к двум выводам: сказать, что ошибался Бердяев (на самом деле, это именно так и его учение не есть христианское), либо признать неверными и субъективными суждения святых отцов (что на самом деле, конечно, не так). Но в любом случае - также чисто логически - тождества не получится ни при каких обстоятельствах. 34

он, - если позволительно так выразиться, какой-то спорт "богоис­кательства"; само богоискательство сделалось целью... Ведь на "богоискательстве" многие в наше время сделали "имя"», (вы­делено мной. - А.В.). И вспоминается суровый приговор Преос­вященного епископа Михаила (Грибановского): «Потому и ищут, что остались без принципов; и пока ищут лучшие, худшие поль­зуются сутолокой и мошенничают без всякого зазрения совести. Да и какая совесть, когда никто не знает, что истина, что добро, что зло»33. «Богословским модернизмом» признает это направле­ние Русская Православная Церковь - единственная, где во всей полноте и чистоте сохранились христианское учение и вера, резко критикуя «модернизм» как еретическое богословие34.

Заметим, что речь не идет о философских, личных воззре­ниях указанных мыслителей. Резкие оценки вызывают лишь их попытки подвергнуть ревизии христианство как цельное церков­ное учение. Поэтому критика в их адрес никак не затрагивает права человека на свободу слова и мысли, свободу вероиспове­дания. Человек может мыслить как угодно, если уж ему так за­благорассудится, но зачем же называть себя христианином, если основные догматы Учения Христа тобой не понимаются, отри­цаются, подвергаются легкомысленной критике? Как можно быть священнослужителем Церкви (П.А. Флоренский, С.Н. Бул­гаков), учение Которой отрицаешь35?

33 Священномученик Иларион (Троицкий). Христианство или Церковь? // Без Церкви нет спасения. С.110.

4 См. об этом: Православная Церковь, католицизм, протестантизм, со­временные ереси и секты в России. Сборник статей / Под ред. Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна. СПб., 1994. С.76-77.

35 В 1935 г. состоялся Указ Московской Патриархии Русской Право­славной Церкви, в котором дана крайне негативная оценка религиозным воз­зрениям С.Н. Булгакова (1871-1944). Необходимость была вызвана тем об­стоятельством, что к тому времени С.Н. Булгаков имел священнический сан и проповедь им постулатов собственного «христианского» учения, не согла­сующегося - мягко говоря - с учением Церкви, имела вдвойне негативные последствия: ведь прихожане внимали ему как священнику, а не как ученому. «Учение Булгакова по замыслу своему не церковно, не намерено считаться с учением и преданием Церкви, а в некоторых пунктах и явно становится на сторону лжеучений, соборно осужденных Церковью...По возможным практи­ческим выводам из него тем опаснее, чем оно привлекательнее кажущейся глубиной своих домыслов и общим своим вдумчиво-благоговейным тоном..,

35

Эти обстоятельства нам следует иметь в виду, когда мы го­ворим об источниках Русской идеи. Исходя из основ христиан­ского вероучения, мы таковыми принимаем книги Ветхого и Но­вого Завета, учение Русской Православной Церкви в лице Ее от­цов, церковное предание. Без всякого сомнения, к источникам Русской идеи следует отнести исторические формы русской госу­дарственности, известные нам с древнейших времен, формы орга­низации государства ветхозаветными евреями, описанные в Свя­щенном Писании. Будучи в то время носителями истинной веры, народом-мессией, заключившими Завет с Богом, они в основных началах общежития, формах своей организации предвосхищали многое из того, что позже во всем блеске заиграет в эпоху Мос­ковской Руси. Многое нам даст для изучения существа Русской идеи и русского правосознания анализ трудов целой плеяды рус­ских мыслителей-патриотов, по-настоящему воцерковленных лю­дей, собственно говоря, и сотворивших русскую культуру: Хомя­ковых (А.С.Хомяков и его сын Д.А.Хомяков), М.Н.Каткова, Л.А.Тихомирова, Аксаковых (С.Т.Аксаков и его сыновья -И.С.Аксаков и К.С.Аксаков), И.В.Киреевского, А.А.Сапожникова, В.Д.Каткова, И.Л.Солоневича, М.О.Кояловича, В.Лешкова, В.Ф.Одоевского и многих других. В современной литературе о них практически ничего не говорится, их имена многими забыты. Но именно они и составляют ту русскую культуру, наследниками которой мы являемся. Они, а не бердяевы, формировали Русскую идею, припадая к памятникам нашей исторической славы и веч­ному источнику церковного учения. Вполне объективно и после­довательно мы будем опираться на их суждения и оценки при анализе интересующих нас общественных явлений.

колеблет само основание духовной жизни» (Цит. по: Монахиня Елена. Профес­сор протоиерей Сергий Булгаков // Булгаков С.Н. Два града. Исследования о природе общественных идеалов. СПб., 1997. С.557-562). 36

ГЛАВА 1 Личность и человеческие союзы

§ 1. Личность и ее свобода

Вряд ли подлежит какому-то сомнению, что объективное и научное изучение существа государства, иерархии союзов, коре­нящихся в природе общественных отношений, должно начинать с познания человеческой личности. Мы не только обязаны рас­смотреть ее природу, т.е. определить свойства, которыми - отли­чительно от представителей всего остального живого мира - об­ладает человек, но и их источник. Умозрительно это может вы­ражаться в том, что мы, например, выскажем суждения о слу­чайном характере свойств человеческой личности или, наоборот, придадим им божественный характер. Собственно говоря, этот вопрос является альфой и омегой всех научных исследований, краеугольным камнем преткновения, ответ на который предо­пределяет - по закону причинно-следственной связи - содержа­ние всех последующих философских и политико-правовых по­строений.

Как уже отмечалось выше, все построения светской науки как политико-правового, так и иного характера, квинтэссенция ее духа, заключаются в том не всегда высказываемом предположе­нии, что человек есть случайность развития природы, равно как и те свойства, которые открываются в нем. Он мог и не получиться в ходе эволюции, мог иметь какие-то иные способности и т.д. Че­ловек мыслится в качестве хотя и высшего, но случайного творе­ния. Поэтому в утверждении «все для человека и все во имя чело­века», мы открываем источник давно знакомого нам принципа индивидуализма, как он мыслится в западной правовой культуре в частности, и светской науке в целом. Человек обязан изменять ок­ружающий мир, должен бороться за собственное существование и не может игнорировать вопросы социального бытия, поскольку всецело зависит от него, формируется им.

С другой стороны, мысль об обусловленности рождения человека и приобретения им своих свойств в результате внешних явлений подрывает указанный принцип. По большому счету,

37

приняв светскую тонку зрения, мы не знаем, при каких условиях зародился homo sapiens («человек разумный»), какой закон раз­вития движет им, какими свойствами будут обладать «завтраш­ние» люди, ради которых, в том числе, принесены наши жертвы и свершается наша деятельность. Если мы - лишь историческая случайность, т.е. результат действия не духовных, но материаль­ных, механических сил, то почему «я» должен кого-то любить? Почему «я» должен жертвовать во имя ближнего чем-то своим? «Я», к примеру, богат, а «он» - беден. Но что должно лежать в основе моих мотивов, чтобы «я» поделился с этим ближним? Любовь? Но ведь судьба могла распорядиться иначе, и наши со­циальные статусы могли бы быть иными. Где уверенность, что «он» поступил бы со мной так же благородно? Поэтому, если «я» чем-то и пожертвую, то не во имя любви к ближнему, но в каче­стве меры необходимости, для безопасности своего собственного существования. Аналогичные сентенции развиваются «у меня» как в отношении бывших, так и будущих поколений. Еще слож­нее, когда абсолютность человеческой личности требует от нас не материальной жертвенности, но личной жизни.

Принцип индивидуализма, предлагаемый нам, предполага­ет, что абсолютное значение имею только «я» один, а все ос­тальное для «меня» относительно. Равным образом другое «я» оценивает себя и «меня». Общество становится совокупностью самозначимых «я», идея абсолютного значения личности чело­века рушится, по существу и не окрепнув.

Могут возразить, что реальная жизнь не знает таких жест­ких разграничений, что межличностные отношения - по факту -не основываются на столь прагматичных началах. Что ж, это безусловно так. Но значит ли это, что положительные явления выступают как следствие указанных выше светских идей? По-видимому, и мы постараемся обосновать наши суждения в ходе последующего изложения, следует констатировать необычную картину: идеалы светской науки никак не могут быть положены в основание человеческого общества и, тем более, обосновать человеколюбие. Между тем многие добрые мотивы и стремления представляются человеку естественными, не требующими обос­нования. Более того, как представляется нам, научные тезисы, навязываемые природе личности, вступают в противоречие с

38

этим немотивированным человеколюбием. Тенденция, выраба­тываемая светской наукой, зовет нас к эгоизму и прагматизму. Человек поступает иначе и считает это вполне естественным. Если реальные события представляют нам более радужные и менее трагические в этом отношении картины, в том числе беззаветной преданности, жертвенности, служения ближнему, то вовсе не потому, что светский принцип индивидуализма оказывается дей­ственным. В действительности природа человека гораздо богаче, чем это видится в рамках светского сознания. Потому что душа человека, как говорят отцы Церкви, по сути своей «есть хри­стианка».