ГЕНДЕРНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЙ И ПОЛИТИЧЕСКОЙ АКТИВНОСТИ В ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД

 В данный сборник включены статьи, подготовленные в течение 1994-1996 годов, и поддержанные различными фондами. Исследование мотивации женского участия финансировалось коллективным грантом фонда “Культурная инициатива” (рук. Е.Здравомыслова). Исследование женского политического участия, проведенное А.Темкиной, было начато при поддержке С.-Петербургского гендерного центра и продолжено при поддержке фонда Макартуров. Исследование Зеликовой Ю., посвященное женщинам в благотворительности, проводилось при частичной финансовой поддержке исследовательского проекта “Социальная трансформация и культурная инерция в России” социологического факультета Университета г. Хельсинки (Финляндия). Исследование гендерных аспектов диссидентского движения Чуйкиной частично финансировано Фондом Генриха Белля (ФРГ).

Авторы выражают признательность всем фондам, оказавшим финансовую поддержку, а также всем коллегам, которые на разных стадиях работы высказывали свои критические замечания.

СОДЕРЖАНИЕ

Здравомыслова Е. Темкина А. Введение. Социальная конструкция гендера и гендерная система в России

Темкина А. Теоретические подходы к проблеме политического участия: гендерное измерение

Темкина А. Женский путь в политику: гендерная перспектива

Здравомыслова Е. Коллективная биография современных российских феминисток

Чуйкина С. Участие женщин в диссидентском движении (1956-1986)

Зеликова Ю. Женщины в благотворительных организациях Петербурга: мотивация участия

 

Сборник подготовлен при поддержке фонда Макартуров: грант #94-27006A-FSU Е. Здравомысловой “Сексистские стереотипы в процессе социализации” и грант #95-31023А-FSU А. Темкиной “Развитие женского движения и женского участия в постсоветском обществе”.

 

Справка об авторах

Юлия Зеликова. Младший научный сотрудник Института социологии РАН.

Елена Здравомыслова. Координатор гендерных исследований, 
Центр независимых социальных исследований; cтарший научный сотрудник Института социологии РАН

Анна Темкина. Старший научный сотрудник Института социологии РАН.

Соня Чуйкина. Сотрудник Центра независимых социальных исследований.

 

Елена Здравомыслова

Анна Темкина

 ВВЕДЕНИЕ

Социальная конструкция гендера и гендерная система в России

 Все исследования, включенные в данный сборник, посвящены проблеме участия женщин в общественной политической жизни в современной Росссии. Рассматривая мотивацию и сценарии приобщения российских женщин к политической деятельности, благотворительности, диссидентскому и феминистскому движению, мы тем самым реконструируем гендерную культуру, усвоенную и создаваемую этими женщинами в течение их жизненного пути. Это гендерная культура (или гендерная система) “общества развитого социализма”, доминировавшая в России до последнего времени.

Итак, на самом деле макро-задачей группового исследовательского проекта является амбициозная попытка реконструировать некоторые элементы гендерной культуры на основе эмпирических исследований, что не делалось до настоящего времени. Хотя в современной российской феминистской литературе сформулирована задача воссоздания гендерной культуры, доминировавшей в советской России (Айвазова 1991, Воронина 1988, 1990, Клименкова 1993, Посадская 1993, Posadskaya, A. and E. Waters 1995, Lissyutkina L. 1993 и пр.), однако, насколько нам известно, эмпирических исследований на эту тему до сих пор не было проведено. Мы попытаемся начать исследования в этой области на основе изучения разных сюжетов и аспектов гендерной социализации и гендерной системы.

Теория

Методологической основой данных исследований стали две концепции: теория социальной конструкции гендера и теория гендерной системы. Если первый подход рассматривает динамическое измерение гендерной культуры - процесс ее создания и воспроизводство в процессе социализации; то вторая концентрируется на гендерном измерении социальной структуры общества. Таким образом теория социальной конструкции гендера позволяет изучать представляет диахронический аспект культуры: а концепция гендерной системы - синхронический.

Для начала определим понятия, которыми мы пользуемся и которые пока еще не стали конвенциональными в отечественной социологии.

Гендер (gender), который часто называют социальным полом в отличие от биологического пола (sex), рассматривается как одно из базовых измерений социальной структуры общества наряду с классовой принадлежностью, возрастом и другими характеристиками, организующими социальную систему. “Гендер” - это социальный статус, который определяет индивидуальные возможности образования, профессиональной деятельности, доступа к власти, сексуальности, семейной роли и репродуктивного поведения. Социальные статусы действуют в рамках культурного пространства данного сообщества. Это означает, что гендеру как статусу соответствует гендерная культура.

Поясним нашу позицию.

Мы солидарны с теми социологами, которые рассматривают гендер как социальный конструкт (Lorber, Farrell 1991). В основе данного конструкта лежат три группы характеристик: биологический пол; поло- ролевые стереотипы, распространенные в том или ином обществе; и так называемый "гендерный дисплей" - многообразие проявлений, связанных с предписанными обществом нормами мужского и женского действия и взаимодействия (нормами трудно вычленимыми "замыленным глазом" из общего культурного контекста).

Мы используем здесь понятие “гендер”, несмотря на всю противоречивость иностранного, феминистского и неоднозначного термина в российском дискурсе. Сложности использования этого термина бесконечно обсуждаются не только здесь, но и в западной литературе (напр., Braidotti 1994). Мы согласны с критикой данного термина проф. И. Коном, однако, не считаем возможным заменить термин "гендер" словосочетанием "поло-ролевые стереотипы" или "поло-ролевая культура". Гендер не исчерпывается понятием роли или совокупности ролей, предписанных обществом по признаку пола. Именно поэтому И. Гоффман ввел в свое время понятие гендерного дисплея, т.е. множества проявлений культурных составляющих пола (Goffman 1976: 69). Множественные размытые, зачастую незамечаемые культурные коды, проявляющиеся в социальном взаимодействии - суть гендерный дисплей.

Гендер - это измерение социальных отношений, укоренное в данной культуре. В нем есть элементы устойчивости и элементы изменчивости. В каждом обществе, особенно многокультурном и многонациональном, необходимо иметь в виду гендерное разнообразие. Это означает, что предписания и исполнения, соответствующие мужественности и женственности, могут быть различны для разных поколений, разных этно-культурных и религиозных групп, разных слоев общества. Для России такой подход также имеет смысл.

В данном исследовательском проекте мы представляем ту гендерную культуру, которая воспроизводится среди российского образованного класса крупных городов. При этом мы придерживаемся двух теоретических подходов - теории социальной конструкции гендера и теории гендерной системы. Изложим основные положения названных выше теорий.

Основное положение теории социальной конструкции реальности (и социальной конструкции гендера как ее варианта) заключается в том, что индивид усваивает культурные образцы (паттерны) в процессе социализации, продолжающемся в течение всей жизни. Период первичной социализации связан в основном с бессознательными и пассивными механизмами усвоения культуры, в то время как вторичная социализация предполагает большую включенность когнитивных механизмов и возможность творческого преобразования среды. По данным психологов, гендерная идентичность - константа - формируется у детей в возрасте 5-7 лет, а в дальнейшем идет ее развитие и содержательное насыщение за счет опытов и практик (Spence 1984).

Важнейшим этапом вторичной социализации является возраст между 17 и 25 годами, когда, по словам К.Манхейма, формируется мировоззрение личности и ее представление о собственном предназначении и смысле жизни. Это период юности, в течение которого усваивается опыт поколения. События, пережитые и осмысленные в этом возрасте, становятся базовыми детерминантами ценностной доминанты (Mannheim 1952).

Значимость агентов социализации на разных этапах жизненного пути различна. В период младенчества и детства (первичной социализации) главную роль играют семья, группы сверстников, соответствующие средства массовой информации, школа, “значимые другие”. В дальнейшем в период вторичной социализации, когда "уже социализированный индивид входит в новые сектора объективного мира своего общества" (Giddens 1994: 80), особенно значимы образовательные институты (учебные заведения), сообщества, средства массовой информации (Бергер и Лукман 1995: 213). Именно здесь формируется cреда, которую восприемлет индивид, с которой он себя идентифицирует и существование которой он поддерживает.

Для нашего подхода чрезвычайно значимо понятие ресоциализации. По определению Гидденса, это процесс, в результате которого происходит разрушение ранее усвоенных норм и образцов поведения, вслед за которым идет процесс усвоения или выработки иных норм. Как правило, ресоциализация происходит в связи с попаданием в критическую и нерелевантную прежним нормам ситуацию. Такая ситуация может быть связана с вхождением в соответствующую среду в юношеском возрасте. Но для нас особенно важно, что ресоциализация, в том числе в отношении гендера, наиболее вероятна в период современной трансформации в России. В процессе ресоциализации возникают новые нормы (эмержентные нормы - Turner, Killian 1957), которые регулируют социальное взаимодействие в новых условиях.

Итак, в процессе социализации и ресоциализации происходит воспроизводство и развитие гендерной культуры сообщества. Социализация конструирует гендер личности и сообщества, к которому данная личность принадлежит. Изучая социализационные процессы, мы работаем в диахроническом измерении - раскрываем динамику творения и воспроизведения культуры.

Синхронический аспект гендерной культуры мы описываем в терминологии "гендерной системы".

Понятие "гендерная система" включает разнообразные компоненты и по-разному определяется разными авторами. Так, шведская исследовательница Hirdman обозначает гендерную систему как совокупность отношений между мужчинами и женщинами, включая идеи, неформальные и формальные правила и нормы, определенные в соответствии с местом, целями и положением полов в обществе (Hirdman 1991: 190-191). "Гендерная система - это институты, поведение и социальные взаимодействия, которые предписываются в соответствии с полом" (Renzetti & Curran 1992: 14). Кроме термина "гендерная система" используется и термин "гендерный контракт". Гендерная система представляет собой совокупность контрактов.

Гендерная система предполагает гендерное измерение публичной и приватной сферы. Она является относительно устойчивой и воспроизводится социализационными механизмами. Так, например, для "классического капитализма" первой половины 20-го века публичная сфера была преимущественно сферой мужской занятости, в то время как частная сфера - женской. Рыночные ценности диктовали примат публичной - мужской - индустриальной сферы. При этом приватная - женская - домашняя сфера воспринималась как вторичная, второстепенная по значимости, обслуживающая. Соответственно поддерживалась иерархия ролей гендерной системы, которая в феминистской теории обычно называется "патриархатной". Базовым гендерным контрактом был контракт "домохозяйки" (housewife) для женщины и "кормильца" (breadwinner) - спонсора жизни для мужчины.

В постиндустриальном обществе изменяются ценности культуры, в том числе меняется гендерная система. Постепенно классический базовый гендерный контракт вытесняется по крайней мере для среднего класса контрактом "равного статуса" (equal status), в соответствии с которым на смену иерархии патриархата приходит выравнивание положения прав и возможностей мужчин и женщин как в публичной сфере (политика, образование, другие профессии, культурная жизнь), так и в приватной сфере (ведение домашнего хозяйства, воспитание детей, сексуальность и пр.) (Hirdman 1991: 19-20).

Наша исследовательская задача заключается в том, чтобы изучить как работают диахроничекий и синхронический подходы к гендерной культуре в российском контексте.

В исследованиях, представленных в данном сборнике, мы интересовались главным образом положением женщины, но это не есть идеология нашего подхода, мы вполне сознаем, что для реконструкции гендерной культуры необходимо не менее пристальное внимание к положению мужчин и к отношениям гендерного и полового взаимодействия. Но мы только в начале пути.

Как конструируется гендерная идентичность образованного класса в России советского периода? Вплоть до самого последнего времени различались воспитательные модели для девочек и мальчиков из интеллигентных семей. Подготовка девочек к будущей роли “работающей матери” осуществлялась как в семье в период первичной социализации, так и в дошкольных детских учреждениях, позднее в школе, в общественных детских организациях (пионерская и комсомольская организации). Постоянно воспроизводилась двойная ориентация - на материнство и связанное с ней супружество, с одной стороны, и на активность в публичной сфере и, прежде всего, в сфере профессионального труда, с другой. Исследования детской литературы (Gerasimova, Troyan, Zdravomyslova 1996), интервью с родителями и воспитателями дошкольных учреждений, так же как биографические интервью указывают на то, что доминирующий образ женственности предполагает то, что в другом месте мы назвали “квазиэгалитарным" стереотипом - вспомогательная, но важная роль на службе и материнское предназначение. Именно это наблюдали женщины в своих семьях, где большинство респонденток говорит о работающих матерях и бабушках; читали сказки, где не столько дом был миром Василисы Прекрасной, но и мир становился ее домом. При этом дискриминирующие паттерны, характерные для всякого индустриального общества, воспроизводились, но в камуфлированном виде. Для советского социализма зафиксировано общественное разделение труда по признаку пола, где женщины были заняты в менее престижных и менее оплачиваемых отраслях связанных с функцией социальной заботы. Социализация во многом связана с механизмами произвольного и бессознательного усвоения общественных норм, поэтому ее результаты не воспринимаются как дискриминация, если нет обстоятельств, приводящих к ресоциализации. Укажем на специфические агенты гендерной социализации в советской России.

Роль семьи оказывается весьма специфичной. Это семья, где, как правило, работают оба родителя, и в которой необходимо исполнение роли бабушки. Бабушка - это не родственник, а определенная функция, которую могут выполнять различные родственники, близкие люди или оплачиваемые няни. Эта роль зафиксирована в мифологеме об Арине Родионовне - няне Пушкина. Бабушка - это мощный фактор воспитания и транслятор традиционной культуры.

Мать при этом, как правило, работающая мать, а отец - часто депривированный субъект.

В формировании образа женственности большее значение до сих пор играет детская литература и детское чтение. Этот тезис для нас чрезвычайно важен, особенно при сравнении с западной культурой, где чтение детям вслух не столь распространенная практика воспитания. То, что читается детям вслух, как показывают исследования, проведенные с нашим участием, воспроизводит разнообразные ролевые стереотипы. При том, что гендерный дисплей однозначно и грубо идентифицирует мужественность и женственность, однако ролевое наполнение не соответствует классически патрархатному разделению ролей. Сильная и доминирующая мать - архаическая богиня и царевна и старинных русских сказок, которая выполняет "мужские роли" и может переодеваться в мужские платья - это героиня русского фольклора (Gerasimova, Troyan, Zdaravomyslova 1996; Hubbs 1988).

Детский сад - важный агент социальной конструкции гендера. Это учреждение необходимо для воспроизведения и поддержания гендерной системы России. Методические рекомендации по дошкольному воспитанию и профессиональный ежемесячный журнал “Дошкольное воспитание” могут стать специфическим предметом исследования, так же как установки и практики воспитания. При том, что эксплицитно не существовало никакого дифференцированного воспитания по признаку пола, имплицитно оно присутствовало в детских играх, прежде всего ролевых и сюжетных.

Вторичная социализация в школе и в общественных коммунистических организациях также определяла гендерную систему в России. Особую роль следует уделить в дальнейшем исследовании специфическому “спонтанному” сексуальному воспитанию, агентами которого были сверстники или старшие братья и сестры, но не специалисты и не родители. Это и привело к тому, что И. Кон называет сексистским бесполым обществом (Kohn 1995).

Мы подчеркиваем, что социальная конструкция гендера различна для разных социальных классов (cтрат), разных этносов и религиозных групп. До сих пор наш исследовательский интерес ограничивается европейской городской Россией и ее образованным классом (интеллигенцией). Однако, стоит отметить, что унификационная политика решения “женского вопроса”, проводимая советским государством, привела к определенной однородности институтов, обеспечивающих формирование гендерной идентичности в советском обществе.

Разнообразие усиливается сейчас в процессе быстрых социальных изменений.

Все эти, как и другие агенты социальной конструкции гендера способствовали формированию гендерной системы России.

Мы утверждаем, что в советской культуре доминировал тип гендерного контракта, который можно назвать "контрактом работающей матери" (Rotkirch, Temkina 1996). Этому соответствует и социализационный паттерн работающей матери и общественное разделение труда, поддерживавшееся политикой партии-государства. Повторим еще раз, что такой гендерный контракт подразумевает обязательность “общественно-полезного” труда в советском обществе и “обязательность” выполнения миссии материнства как женского природного предназначения.

Особенностью советской и постсоветской гендерной системы является сочетание в ней эгалитарной идеологии женского вопроса, квази-эгалитарной практики и традиционных стереотипов.

Исторические традиции

Традиционные идеалы и квази-эгалитарная практика уходят корнями в российскую (предсоветскую) историю. Традиционное доиндустриальное общество бессмысленно описывать в категориях частной и общественной сфер. Это разделение характеризует процесс модернизации. Женщина в традиционном обществе, выполняя роли хозяйки, матери, занимаясь сельскохозяйственным трудом, не выходит при этом за пределы “своего дома” как своего хозяйства. Социальная роль и влияние женщины в традиционном обществе оценивается как чрезвычайно значимые. Рудименты этой роли сохранились в условиях советского типа модернизированного общества.

В России также запаздывало формирование среднего класса, буржуазии и буржуазных ценностей, которые в Европе лежали в основе сочетания практики и идеала домашней хозяйки, разделения сфер жизни по гендерному признаку: общественная публичная (public) = мужская, частная или приватная (private)= женская. (Engel 1986: 6-7, см. также Glikman 1991, Edmondson 1990, Stites 1978). Традиционные образцы гендерного поведения сочетались с модернизированными.

Гендерная система, окончательно сложившаяся в России (СССР) в 30-е годы, соединила радикальные марксистские и традиционные российские ценности. Вовлечение женщины в производство за пределами семьи в сочетании с традиционными ценностями (Clements 1989: 221, 233) легло в основу доминирующего гендерного контракта.

Доминирующий гендерный контракт

В соответствии с наиболее распространенным - доминирующим -гендерным контрактом женщине предписывалось работать и быть матерью. Однако в деятельности вне дома, формально и неформально обязательной для советской женщины, не предписывалось стремления к карьере. Последнее обстоятельство особенно распространялось на женского участие в политической сфере. Политика считалась и считается мужским делом; хотя "нормативно" низкая политическая активность женщин имеет в советском обществе и особые причины. При участии в политике, которое было обеспечено официальными квотами, предполагалось воспроизведение традиционной женской роли - социальной защиты. Вопросы семьи, материнства и детства - были основными предметами политической деятельности женщин. Таким образом гендерный контракт воспроизводился и на политическом уровне. Такой феномен мы наблюдаем только в России. В 1960-е годы, когда впервые стало фактом массовое участие женщин в политической деятельности в Скандинавии - “социальное материнство” стало сферой их политической деятельности.

Оценка сфер политической деятельности, за которые несут ответственность, женщины как второстепенных, относительна. В современном обществе благосостояния вопросы здравоохранения, социального обеспечения, экологии выдвигаются на передний план в связи изменением ценностей постиндустриального общества. Соответственно оказывается, что женщина ответственна за важнейшие сферы.

Специфика гендерного контракта “работающая мать” заключается не только в том, что предполагается участие женщин в общественно полезном труде и контролируемой общественной деятельности, но и в специфике ее роли в приватной сфере социалистического общества. Частная сфера имела особый характер при социализме. Именно эта сфера своеобразно компенсировала отсутствие свободной общественной сферы, и именно здесь женщина была традиционно доминирующей. Советский тип модернизации предполагал изменение роли в приватной сфере таким образом, что она являлась личностно чрезвычайно значимой, затруднялся ее контроль со стороны авторитарного государства, и потому она становилась ареной квази-общественной жизни. Роль женщины в советском обществе напоминает ее роль в традиционных аграрных культурах, где гендерная роль традиционна, но важна настолько, что зачастую такую гендерную систему называют матриархатом. Традиционная советская "кухня" - сфера женского доминирования - была символом свободы и интеллектуальной жизни. Особенно ярко это видно в исследовании открытых домой диссидентов, приведенном в данном сборнике (Чуйкина 1996) (см. также Lissyutkina 1993:276). По словам других исследователей, в условиях государственного социализма значимой была не дихотомия общественное / частное, а дихотомия государство / семья, когда семья являлась эрзацем общественной (публичной) сферы, представляя собой анти-государство и сферу свободы (Havelkova 1993).

Кроме того в условиях тотального дефицита частная сфера была сферой особой деятельности по организации повседневной жизни, где доминировала cистема отношений “взятка-блат”, система государственного распределения и привилегий отдельных групп. Эта деятельность требовала специальных навыков, организационных и коммуникативных умений, где также очевидно гендерное измерение.

Женский активизм

Итак, социальная конструкция гендера в России и соответствующая ему гендерная система предполагают высокую степень социального активизма женщин. При этом следует иметь ввиду, что этот активизм имеет гендерную специфику - он воспроизводит существующие гендерные стереотипы, как это показано в случае участия женщин в благотворительности и, отчасти, в политической деятельности. Также в процессе участия происходит ресоциализация - изменение гендерных стереотипов, как мы это видим в случае феминистского движения.

Гендерная идентичность, основанная на эссенциалистской идеологии женского предназначения, может стать важным фактором мотивации участия в некоторых видах общественных движений, таких как, например, благотворительные, женские - материнские и др. Гендерная идентичность, основанная на отказе - явном или скрытом - от традиционной роли, может стать идейным мотивом участия в разнообразных формах феминизма (радикального, эмансипационного, либерального, и др.).

Метод

Для изучения культуры (в том числе гендерной), особенно той, в рамках которой исследователи существуют сами, необходим специфический культурно чувствительный инструментарий, который обеспечит как бы “взгляд со стороны”. Мы считаем, что одним из таких методов может быть биографическое нарративное интервью. В ходе него рассказчик-респондент представляет нарративы о собственной жизни, где этап за этапом возникают картины практик обыденной жизни. Несомненно, что всякий такой рассказ идеологизирован. Ясно также, что ресоциализация предполагает особенное внимание к идеологической окраске рассказа (это очевидно в нарративах феминисток). Тем не менее, если исключить участвующее наблюдение и анализ материально-вещной среды (символов культуры) анализ текстов таких интервью, особенно нарративов, описывающих конкретные практики, является, пожалуй единственным способом воссоздать уже уходящую культуру.

 Литература

Бергер П. и Т. Лукман. 1995. Социальное конструирование реальности. М. “Медиум”.

Айвазова С. 1991. Идейные истоки женского движения в России // “Общественные науки и современность” N4, с. 125-132

Воронина О. 1988. Женщина в мужском обществе // Социологические исследования. 1988. N2.

Воронина О. 1990. Женщина - друг человека? Образ женщины в массмедиа // Человек. N5.

Клименкова Т. 1993. Перестройка как гендерная проблема. В сб: M. Liljestrom et al. (Eds.) Gender Restructuring in Russian Studies. Tampere. Pp. 155-162.

Кон И.С. 1993. Устные лекции в Центре гендерных проблем. СПб.

Посадская А. 1993. Интервью в журнале “Огонек” #38.

Римашевская Н. М. (отв. ред.) 1991. Женщины в обществе : реалии, проблемы, прогнозы. М. Наука.

Римашевская Н. М. (отв. ред.) 1992. Женщины в меняющемся мире. М. Наука.

Чуйкина C. 1996. Участие женщин в диссидентском движении // В этом сбонике

Braidotti, R. 1994. Nomadic Subjects. N.Y., Columbia University Press.

Clements, B.E. 1989. The Birth of the New Soviet Woman. In: Gleason A., ed. et al. Bolshevik Culture. Bloomington. Indiana Univ.Press.

Edmondson, L. 1990. Women and Society in Russia and the Soviet Union. Cambridge University Press, Cambridge.

Engel, B.A. 1986. Mothers and Daughters: Women of the Intelligentsia in Nineteenth Century Russia. Cambridge. Cambridge University Press.

Gerasimova, K., Troyan, N., Zdravomyslova, E. 1996. Gender Stereotypes in Pre-school Children’s Literature. In: A.Rotkirch and E.Haavio-Mannila (Eds.) Women’s Voices in Russia Today. Dartmouth.

Giddens, A. 1994. Sociology. Polity Press.

Glikman, R. 1991. The Peasant Woman as Healer. In: Clements et al. (Eds.) Russia’s Women: Accomodation, Resistance, Transformation. Berkeley, University of California Press.

Goffman, E. 1976. Gender Display // Studies in the Anthropology of Visual Communication. #3, pp.69-77.

Havelkova, H. 1993. A Few Prefeminist Thoughts. In: Funk, N. & Mueller, M. (Eds.) Gender Politics and Post-Communism. NY, L.: Routledge. Pp.62-74.

Hirdman, Y. 1991. The Gender System. In: T. Andreasen, et al. (Eds.) Moving on. New Perspective on the Women's Movement. Aarhus Univ. Press. Pp. 208-220.

Hubbs, J. 1988. Mother Russia: The Feminine Myth in Russian Culture. Indiana University press.

Kohn, I. 1995. The Sexual Revolution. NY. The Free Press.

Lissyutkina, L. 1993. Soviet Women at the Crossroads of Perestroika. In: Funk N., ed. Gender Politics and Post- Communism. NY, L.: Routledge.

Lorber, S., Farrell, S. (Eds.). 1991. The Social Construction of Gender. Sage Publications.

Mannheim, K. 1952. The Sociological Problem of Generations In: Essays on the Sociology of Knowledge. London.

Posadskaya, A. and E. Waters. 1995. Democracy Without Women IS No Democracy: Women’s Struggle in Postcommunist Rusia. In: A. Base (Ed.) The Challange of Local Feminisms. Wesview Press. Pp. 374-405.

Rotkirch, A., Temkina, A. 1996. The Fractured Working Mother and Other New Gender Contracts in Contemporary Russia // Actia Sociologia. В печати.

Renzetti C. & Curran D. 1992. Women, Men, and Society. Boston: Allyn & Bacon.

Spense, J. 1984. Gender Identity and Its Implications for the Concepts of Masculinity and Femininity. - Nebraska Simposium on Motivation, Vol.32. University of Nebraska. Lincoln and London.

Shlapentokh V. 1989. Public and Private Life of the Soviet People: Changing Values in Post-Stalin Russia. NY: Oxford Univ.Press.

Stites, R. 1978. The Women’s Liberation Movement in Russia. Princeton University Press.

Turner, R. and L.Killian. 1957. Collective Behavior. Englewood Cliffs.

Aнна Темкина

Теоретические подходы к проблеме политического участия :гендерное измерение.

 Гендерное измерение политики и проблемы женского политического участия стали важной сферой исследовательского интереса в Западной Европе и Америке с 1970-х годов. За последние 30 лет под влиянием социальных и культурных изменений и женского движения произошли существенные сдвиги в политическом участии женщин.

Вплоть до настоящего времени, однако, почти во всем мире политическое представительство женщин оставалось ниже, чем мужчин (Costantini 1990, Genovese 1993, Randall 1897). В начале 90-х годов женщины составляли 2% в сенате в США, 7% в Британском парламенте, 10% - среди немецких парламентариев (Genovese 1993: 2). По словам Гидденса, удивителен даже не столько низкий уровень представительства женщин в политике, сколько то, что такое положение меняется крайне медленно по сравнению с другими сферами, даже с бизнесом (Giddens 1989: 324).

Культурные ценности, - указывает другой автор, - подразумевают маргинальное положение женщин, их идентичностей и интересов; политика продолжает отражать интересы мужчин (Chapman 1993: 11). Вместе с тем существуют общества, где положение женщин за последние двадцать пять лет изменилось столь сильно, что к ним вряд ли можно применить высказывание Гидденса.

Таким регионом является Скандинавия. В начале 90-х годов в среднем по Скандинавии доля женщин среди парламентариев составляла 30%, в Финляндии - 39%. Улучшение положения женщин было столь существенным, что изменилось в целом “лицо” политики (Karvonen & Selle 1995: 4, 21).

Стали неприменимыми модели маргинализации женского политического участия, а сама маргинализация оценивается как миф, по крайней мере в Скандинавии (Raaum 1995: 25-26). Изменилось не только положение женщины, но и отношение к ней обществе, государства. В настоящее время можно говорить о разрушении системы патриархата (как это считалось в 70-е - 80-е годы), и становлении общества, с благоприятными для женщины условиями (woman-friendly society).

По мере того, как менялось положение женщины в политике, менялись интерпретации и акценты научных исследований женского политического участия.

В 50-е - 60-е годы принадлежность по полу рассматривалась как одна из многих переменных, определяющих политического поведения. Женское участие не являлось особой сферой исследования. Начиная с пионерского исследования М. Дюверже, указавшего на меньшую политическую активность женщин по сравнению с мужчинами, данному факту давались преимущественно психологические объяснения (Duverger 1955). В то время считалось, что женщины более привержены традиционным ценностям и консервативным взглядам. Однозначно признавалась биологическая связь принадлежности по полу и поведения, в частности мужественности (агрессивности) и политической деятельности. Согласно этой позиции женщины “по самой своей природе” не могут принимать маскулинный стиль политики и не могут иметь самостоятельных политических предпочтений, разделяя политические взгляды своих мужей. Таким образом, если муж и жена голосуют по-разному, то выбор мужчины объясняется рационально, а выбор женщины - иррациональными причинами. Женщины в принципе более эмоциональны и менее политически заинтересованы (см. об этом, например: Lovenduski et al. 1981).

1970-е годы стали годами роста интереса к проблеме соотношения пола и политики. Под влиянием феминистского движения и расширения участия женщин в производстве гораздо большее количество женщин стало заинтересованным в политическом участии. Акцент исследований все более смещался на проблемы политической социализации, социальные и экономические проблемы.

В эти годы не только произошел приток женщин в политику и переоценка женского политического поведения, но и изменилось отношение ко многим вопросам, которые раньше считались личными, частными. Разводы, аборты, насилие и разделение труда в семье стали предметом общественных дискуссий. Ранее табуированные темы появились в политической повестке дня. Лозунг женского движения "личное - это общественное" означал критику либерального разделения личной (частной) и общественной (публичной) сфер общества. Исключение женщины из общественной сферы (труда и политики) означало исключение из политики "женских" вопросов. Такая политика была названа феминистками патриархальной.

В 80-е годы установилось относительно конвенциональное описание причин низкого уровня представительства женщин в политике (Costantini 1990; Bookman & Morgan 1988, Helblom 1987, Randall 1987). Среди наиболее значимых факторов политического участия указывались политическая социализация, структурные и ситуационные (биографические) факторы.

Рассмотрим влияние каждого из блоков факторов на политическое участие женщин.

Разная политическая социализация ориентирует мужчин и женщин на разные роли, разное отношение к политике и активной деятельности вообще. Политическая сфера считается неподходящей сферой для приложения жизненных сил женщины. В процессе социализации поощряется независимое, уверенное поведение мальчиков, ориентируемое на достижение целей, и зависимое поведение девочек, ориентируемое на заботу об окружающих. "В детстве мальчику говорят, что когда он вырастет, то сможет однажды стать президентом, а девочка может надеяться на то, чтобы выйти замуж за мужчину, который однажды станет президентом" (Renzetti & Curran 1992:260). Даже после изменения представлений о гендерных ролях в 70-е годы, политика оставалась той сферой, где разные роли женщины приходят в максимальное противоречие друг с другом. Политически активная женщина "должна прийти к осознанию себя как личности.., которая разрешает... противоречие между убеждением в собственной политической эффективности... и общественным представлением о том, что никакая женщина не может достичь достаточного (для политика) уровня компетентности" (Genovese 1993:5).

В традиции Парсонса влияние политической социализации интерпретировалось следующим образом (Parsons & Bales 1955). Мужчина приходит в политику преимущественно в целях своей карьеры. В этой сфере так же, как семье, он специализируется на "инструментальных" функциях, ориентируясь на внешние задачи системы. Женщины-политики гораздо в меньшей степени ориентируются на карьеру, они специализируются на "экспрессивных" функциях, внутренних задачах системы, обеспечивая интеграцию ее членов.

Второй блок причин представляют структурные факторы участия, т.е. те факторы, которые связаны с социальной структурой общества. Среди них выделяются неравномерность в распределении ресурсов, которые мужчины и женщины могут использовать в политике. Определенное гендерной системой неравенство в уровне образования, доходов, опыта работы приводит к тому, что женщины меньше представлены в тех слоях, из которых происходит рекрутирование в политику, поэтому их шансы на политическое участие значительно меньше. Женщины часто приходят в политику из сфер образования и здравоохранения, обладая меньшим политическим опытом, чем мужчины. В последние годы, однако, ситуация меняется, растет количество женщин юристов и бизнесменов, имеющих богатый политический опыт.

Третий блок составляют ситуационные (биографические ) факторы. Они связаны с особенностями жизненного пути женщины в современном обществе. До сих пор в большинстве своем женщины несут ответственность за ведение домашнего хозяйства и воспитание детей, и именно поэтому не имеют достаточного времени или энергии для политической деятельности. Не случайно женщины, как правило, приходят в политику в более позднем возрасте по сравнению с мужчинами, а среди “женской политической элиты” чаще встречаются одинокие, разведенные, вдовы. Это не означает, что мужчины не испытывают конфликта между политической карьерой и семейной жизнью. Однако мужчины занимаются политикой, несмотря на такой конфликт, а женщины из-за такого конфликта склонны отказываться от политической карьеры. По данным некоторых исследований, женщины гораздо реже, чем мужчины удовлетворяют свои политические намерения (см. Renzetti 1992: 260).

Кроме этих трех блоков факторов, авторы указываются также на такие причины низкого политического участия женщин как дискриминация, препятствующая их политической активности. Она проявляется как в нежелании предоставить женщинам ключевые политические посты, так и в нежелании избирателей голосовать за женщин. Подчеркивается, что в настоящее время и электорат, и мужчины-политики становятся более лояльными по отношению к женщинам (Welch et al. 1985, Сostantini 1990).

Изменение теоретических подходов к исследованию проблем женского политического участия связаны с изменением парадигмального подхода к положению женщины в обществе, который схематично можно описать следующим образом.

В 50-е - 60-е годы гендерные различия интерпретировались как различия по признаку пола. Термин “гендер” еще не стал привычным в научной дискуссии. Поло-ролевые различия интерпретировались как биологически обусловленные и иерархически организованные. Согласно такой интерпретации гендерные различия не подразумевают гендерного равенства. Примером тому может быть отношение к женщинам как "к слабому полу", нуждающемуся в защите.

В 70-е годы возникли два новых подхода: гендерно-нейтральный и гендерно- чувствительный.

Гендерно-нейтральный подход основан на принципах гендерного равенства и отсутствия гендерных различий. Идеологически он связан с либеральным направлением женского движения.

Гендерно-чувствительный подход подчеркивает сочетание гендерного равенства и гендерных различий. Он связан с радикальным направлением женского движения (схема "гендерно-нейтрального" - "гендерно- стереотипизированного" - "гендерно-чувствительного" -"индивидуально-центрированного" подходов описана в: Smeds et al. 1994: 26-27, Oskarson 1995: 61-63).

Акценты научных исследований сначала были связаны с первым подходом, исходя из необходимости ответа на вопросы: "Почему женщина не занимает равных с мужчиной позиций в политике? Что мешает? Что необходимо изменить для достижения женщиной равного с мужчиной положения?" Гендерно-нейтральный подход доминировал в Скандинавии. Практически все исследователи признавали, что влияние ситуационных и структурных факторов таково, что в распоряжении женщин находится меньшее количество ресурсов политической деятельности. Так, например, на Западе уровень образования женщин ниже, чем у мужчин, меньше их заинтересованность в политике, их повседневная жизнь в семье отдалена от политической сферы. Если они участвуют в политике, то обычно отвечают за маргинальные области: образование, здравоохранение, социальную политику.

В последней трети ХХ века количество политических ресурсов, имеющихся в распоряжении женщин, увеличилось; в некоторых организациях уровень женского участия даже стал выше, чем мужского (Oskarson 1995: 60). В соответствии с этим методологические акценты сместились в сторону гендерно-чувствительного подхода, исследователи ставили перед собой задачу выяснить, что специфического приносят женщины в политику? Каковы их особые интересы и роли в политической деятельности? Каковы различия политического стиля мужчин и женщин? Что влияет на формирования различных политических ценностей мужчин и женщин? Почему сохраняются гендерные различия в политических пристрастиях? Возник даже вопрос о том, говорят ли мужчины и женщины на разных политических языках (Karvonen 1995).

После победы в 1980 на президентских выборах в США консервативного кандидата Рональда Рейгана в американском феминистском дискурсе стало использоваться понятие "гендерного разрыва" (gender gap). Это понятие отображает наличие непреодолимых гендерно-обусловленных расхождений в политическом участии, оценках, партийных предпочтениях и голосовании мужчин и женщин (Conover 1988). Оно было призвано не только зафиксировать, но и интерпретировать тот факт, что женщины стали менее активны в поддержке консервативной политики, чем мужчины. Было признано, что женщины имеют особые интересы в совмещении материнской и профессиональной ролей, более уязвимы на рынке труда, более чувствительны к социальной политике, и потому имеют особые политические предпочтения, чаще голосуя за социалистические и социал-демократические партии. Если раньше женщины были склонны более активно голосовать за правые партии, ориентирующиеся в числе прочего на традиционные ценности и роль семьи, то теперь они голосуют за левых. Возможности социальной защиты ассоциируются не с институтом семьи, а с государством. Гендерный разрыв во взглядах на проблемы окружающей среды, социальной защиты и внешней политики стали интерпретироваться как следствие исторически и культурно различных ролей мужчин и женщин (Renzetti 1992: 252).

В рамках гендерно-чувствительного подхода к ранее поставленным вопросам о доступности ресурсов политического участия добавились вопросы об особых интересах женщин в политике, о разных ожиданиях по отношению к женщинам и мужчинам в политике. Утверждалась некоторая общность женской судьбы и соответствующих интересов - интересов сестринства. Общие интересы женщин, согласно этой аргументации заключаются в том, чтобы не подвергаться дискриминации, защищать политику социального благосостояния и избегать военных конфликтов (Jonasdottir 1988).

Вместе с тем, в странах, где проводится государственная политика равных возможностей для мужчин и женщин, где повышение уровня образования и участия в производстве выравнивается в гендерном отношении, женщины и мужчины получают равный доступ к политическим ресурсам, проблема гендерного разрыва в политических предпочтениях либо утрачивает актуальность (Oskarson 1995), либо получает иной смысл. Это относится прежде всего к скандинавскому дискурсу.

Именно в Скандинавии в середине 90-х годов появились исследования, посвященные благоприятным для женщин политическим отношениям, и критика теорий маргинализации женщины (Oskarson 1995, Raaum 1995). В государстве, политика которого благоприятна для женщины, стали нерелевантными положения о том, что женщины не заинтересованы в политическом участии, поскольку политика продолжает выражать мужские интересы. Соответственно поменялось действие структурных и ситуационных (биографических) факторов женского политического участия. Очевидно под сомнение был поставлен и "железный закон: чем больше власти - тем меньше женщин" - представительство женщин на верхних уровнях управления неуклонно растет. Существование общественного разделения труда, преобладание женщин в образовании, здравоохранении и социальной политике привело не к исключению их из политической сферы, а к их возросшей политической ответственности за эти области. В современном постиндустриальном обществе эти области уже не являются второстепенными по сравнению с теми, где до сих пор по традиции большинство составляют мужчины (финансы, транспорт, сельское хозяйство, внешняя политика). И в настоящее время в развитых странах разделение труда на основании гендера не является синонимом функциональной маргинализации женщин (Raaum 1995:50).

Итак, к середине 90-х годов в исследовании политического участия женщин был сформулирован тезис о наличии гендерного разрыва, при отсутствии маргинализации женщин в политике. В сферу исследовательского интереса стали включаться различия в политическом участии женщин, принадлежащих к различным социальным, национальным, этническим группам. На смену тезису о мировом сестринстве пришел тезис о множественности гендерных культур.

 

Литература

Carnaghan, E. & Bahry, D. 1990. Political Attitudes and the Gender Gap in the USSR // Comparative Politics. V.22, N.4.

Chapman, J. 1993. Politics, Feminism and the Reformation of Gender. L: Routledge.

Conover, P. J. 1988. Feminism and Gender Gap // Journal of Politics. Vol.50, N.4.

Costantini, E. 1990. Political Women and Political Ambition: Closing the Gender Gap // American Journal of Political Science. V.34, N.3. Pp.741-770.

Bookman, A. & Morgan, S. (Eds.) 1988. Women and the Politics of Empowerment. Philadelphia: Temple University Press.

Duverger, M. 1955. The Political Role of Women. Paris, UNESCO.

Genovese, M., ed. 1993. Woman as National Leaders. Newbury Park: Sage.

Giddens, A. 1989. Sociology. Polity Press.

Haavio-Mannila, E. et al. (Eds.) 1985. Unfinished Democracy. Oxford: Pergamon Press.

Helblom, M. 1987. Women and Power in American Politics. Washington: American Political Science Association.

Jonasdottir, A. 1988. On the Concept of Interest, Women's Interest, and the Limitation of Interest Theory. In: Jones, K. & Jonasdottir, A. (eds). The Politics of Gender. L: Sage.

Karvonen, L. & Selle, P. 1995. Introduction: Scandinavia: A Case Apart. In: Karvonen, L. & Selle, P. (Ed.) Women in Nordic Politics. Dartmouth.

Karvonen, L. et al. 1995. Political Language. In: Karvonen L. & Selle P., ed. Women in Nordic Politics. Dartmouth.

Lovenduski, J. & Hills, J. (Ed.) 1981. The Politics of the Second Electorate Women and Public Participation. L: Routledge.

Oskarson, M. 1995. Gender Gap in Nordic Voting Behaviour. In: Karvonen, L. & Selle, P. (Eds.) Women in Nordic Politics. Dartmouth.

Parsons, T. & Bales, R. 1955. Family, Socialization and Interactional Process. The Free Press. Glencoe. Illinos.

Randall, V. 1987. Woman and Politics. L.: MacMillan.

Raaum, N. 1995. The Political Representation of Women: A Bird's Eye View. In: Karvonen, L. & Selle, P., eds. Women in Nordic Politics. Dartmouth.

Renzetti, C. & Curran, D. 1992. Women, Men, and Society. Boston: Allyn & Bacon.

Smeds, R. et al. 1994. Sweeping Away the Dust of Tradition. In: Cockburn, C. et al. (Eds.) Bringing Technology Home. Open Univ.Press.

Welch, S. et al. 1985. The Effect of Candidate Gender on Electoral Outcomes in State Legislative Races // Western Political Quarterly 38: 464-75.

 

Анна Темкина

 

ЖЕНСКИЙ ПУТЬ В ПОЛИТИКУ:

ГЕНДЕРНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Реформы второй половины 1980-х годов - перестройка - радикально изменили отношение к политике в российском обществе. Политическое участие стало способом проявления гражданского отношения к реформам. В 89-90-х годах резко возрос уровень массовости в общественных движениях. Иным стало отношение к выборам, к тем, кто избирается в органы государственной власти. Формальное, пассивное, обязательное участие в комсомольско - партийно - профсозной - депутатской общественной (политической) работе сменилось массовым энтуазиазмом. Начало радикальных экономических реформ (январь, 1992) повлекло за собой спад массовой мобилизации. Профессионализация политики изменила требования, предъявляемые к политикам. Изменились и сценарии выхода на политическую сцену, хотя в биографиях многих политиков “новой волны” присутствует комсомольско-партийно-профсоюзно-депутатское лидерское прошлое, являющееся важнейшим, если не единственным способом политической социализации активистов в период социализма. Другие политики вышли на сцену, не имея ранее политического опыта. В их прошлом - только опыт участия в движениях конца 80-х. Третьи начинают проявлять интерес к политике, лоббируя свои профессиональные интересы, как в государственном, так и в частном секторе. Сценарии выхода на политическую сцену стали многообразными.

Гендерная перспектива политического участия имеет свои особенности. В 89 - 90 годах многие женщины участвовали в рядовой политической деятельности. Впоследствии, по мере профессионализации политики и спада массовой мобилизации, уменьшилось гражданское участие в политике вообще и участие женщин в политике, в частности. На политической арене действует едва ли более десятка заметных женщин-политиков, несмотря на то, что с 1993 года существует движение и фракция “Женщины России” (до 1995 года), а женское движение (в том числе феминистское) возникло и развивается с 90-е годов.

На основе использования материалов глубинных интервью в данной статье рассматриваются возможности и ограничения женского политического участия в России. Проанализируем некоторые сценарии прихода женщин в политику в условиях переходного периода. Рассмотрим, как выглядит повседневная жизнь и занятость в частной сфере политически активных женщин; как они оценивают роль женщины в политике и свою собственную, в частности; какие препятствия существуют для политического участия женщин и каким образом их можно преодолеть.

 Особенности политического участия в России периода реформ

В 1970-х годах предметом западных исследований стало положение женщины в СССР, в том числе ее политическая деятельность. Это произошло в значительной мере под влиянием женского движения и развития феминистских академических исследований. Взоры американских и европейских исследователей устремились в направлении той страны, которая одной из первых провозгласила равенство полов. Там, однако, они обнаружили, что вопреки декларациям женщины практически исключены из сферы принятия решений, у женщин отсутствует доступ в высшие политические сферы (напр., Browning 1985, Moses 1978). Объяснение причин давалось в том же ключе, что и для западных обществ (см. Темкина в этом же сб.): механизмы рекрутирования элиты в СССР в сочетании с процессом социализации определяет возможности для политической женщины (the political woman). Женщины либо не участвуют в политике, либо занимают в ней второстепенные позиции.

Политическая маргинальность женщин в советском обществе объяснялась, с одной стороны, недостаточной мотивированностью участия, а, с другой, - дискриминацией (Lapidus 1978).

Поскольку женщина в СССР и работала в общественном производстве, и выполняла основные обязанности в частной сфере, она была ограничена в возможностях политического участия (ситуационное объяснение).

В политике женщины в большинстве своем были ответственны за сферы здравоохранения, образования, социального обеспечения, за отрасли легкой промышленности (структурное объяснение).

Женщины, как правило, имели и имеют иное, по сравнению с мужчинами, образование. Социализация ориентирует мальчиков на технические профессии, а девочек - на те специальности, которые легче совмещаются с семейными обязанностями (учитель, врач и пр.) (Lapidus 1978: 224).

Разумеется, недемократический характер советского режима прежде всего определял сущность политического участия вообще и женского участия, в частности. Кроме того, особенности гендерной системы и социальной конструкции гендера влияли и продолжают влиять на политическое поведение женщин в переходный период.

Тема “женщина и политика” получила новое звучание в 90-е годы, поскольку появились возможности проведения конкретных исследований, и что не менее важно, появились новые интерпретации гендерного измерения политики (Сarnaghan & Bahry 1990, Voronina 1994, Константинова 1992, Кочкина 1992, Осадчая 1991). Воронина, например, считает, что феномен “женского политического аутсайдерства” объясняется советской эмансипацией, которая ориентировалась на мужчину как на образец; комбинацией формального равенства полов, отсутствия реального равенства и обструкции женского движения (Voronina 1994).

На мой взгляд, тенденции политического участия женщин определяются особенностями гендерной системы советского общества (среди которых существуют как общие социализационные, структурные и ситуационные факторы, так и специфические факторы, влияющие на политическую деятельность) и циклами политической трансформации.

 Case-study. С.-Петербург. 1994: проблемы политического участия в гендерном измерении

Политическая трансформация в России: циклы мобилизации

В периоде трансформации в России 1985 - 1995 годов можно выделить два цикла реформ и протеста. Первый цикл - перестройка (1985 -1991) характеризовался возникновением и массовой мобилизацией общественных движений, массовой поддержкой населением демократических преобразований в стране (Duka, Kornev, Voronkov, Zdravomyslova 1995). Это был период новых политических, культурных, социальных и социально-психологических возможностей для возникновения общественных движений. Перестройка стала также периодом формирования новых образцов политического поведения, периодом массового политического участия, создания новых политических институтов и объединений граждан, массового участия в альтернативных выборах.

Второй период трансформации - период экономических реформ (1992-1995) - характеризовался спадом мобилизационной волны, снижением заинтересованности в политическом участии и уровня доверия к политической власти. Этот период был в целом неблагоприятным для развития общественных движений. Политическая демобилизация стала одной из причин того, что возникшие в данный период женские движения (“Женщины России”, “Женщины Петербурга”, феминистские группы) не получили массовой поддержки.

Таким образом электоральная ситуация для женщин, баллотирующихся в депутаты в Городское собрание С.-Петербурга в 1994 году, была вдвойне неблагоприятной. Во-первых, женское политическое участие оставалось маргинальным как и в советское время. Во-вторых, выборы проходили на фоне политической демобилизации. В результате в Городское собрание была избрана всего одна женщина.

Исследование проводилось методом глубинного неформализованного интервью. Было проинтервьюировано 28 женщин, баллотировавшихся в депутаты. Среди них были профессиональные политики (деятели профсоюзов, активисты партий и движений, представители законодательных и исполнительных органов) (около 1/3 опрошенных); бизнесмены и руководители государственных предприятий (более 1/3) и представители других профессий. Одна треть опрошенных были представителями женского блока “Женщины С.-Петербурга”. В результате исследования были идентифицированы сценарии вхождения российских женщин в политику (“пути в политику”), структурные и ситуационные факторы женского политического участия.

Структурные факторы женского политического участия

Структурные объяснения исходят из гендерного разделения труда в обществе, неравномерности распределения ресурсов, которые мужчины и женщины могут использовать в политике (разный уровень образования, доходов, опыта работы). Женщины чаще приходят в политику из сфер образования и здравоохранения, и обладают меньшим политическим опытом, чем мужчины. В целом женщины до сих пор являются “маргиналами в политике”. Это подтверждается и структурой депутатского корпуса периода перестройки.

В 1989 года на Съезд Народных депутатов СССР было избрано 352 женщины из 2250 человек, что составило 15.7% (Первый съезд... 1989: 41-44). В данных выборах ранее существовавшие квоты для социальных групп (в том числе женщин) были заменены квотами для общественных организаций (в том числе для Комитета Советских женщин), которые затем были отменены в 1991 году.

Выборы в С.-Петербургское Городское собрание в 1994 году проходили в условиях отсутствия каких-либо квот. У этих выборов было два этапа. На первом этапе выдвигались как кандидаты от 16 электоральных объединений, так и независимые кандидаты. На 50 мест претендовали 754 кандидата. Среди них было 97 женщин, что составило 13%. На втором этапе среди выдвинутых 277 кандидатов от 9 блоков было 20 женщин (7%). В результате была избрана одна женщина (что составило 2% от депутатского корпуса).

Среди кандидатов были выраженные гендерные различия по профессиональной принадлежности. Большая доля женщин пришла из здравоохранения и образования. По другим профессиям существенных гендерных различий не было. По возрасту также наблюдаются гендерные различия. Большая доля женщин, чем мужчин, была в возрасте от 41-50 лет. Женщин было меньше в возрастных группах до 30 лет и после 51 года.

Такой состав кандидатского корпуса подтверждает теорию структурного подхода к участия женщин в политике.

Сценарии прихода в политику

Среди тех женщин, которые были выдвинуты кандидатами в депутаты, были случайные персоны. В интервью они говорили, что совершенно не хотят заниматься политической деятельностью, не видят себя политиками. Баллотируясь в депутаты, они лишь подчинились решению выдвинувшей их политической организации.

Однако большинство женщин сознательно сделали этот шаг, и на их примере мы можем рассмотреть, как выглядит сегодня женский путь в политику. Собранные рассказы о жизни (life-stories) представляют варианты политического продвижения в ситуации оттока женщин из политики, спада политической мобилизации, хаотичности и нестабильности политической жизни в целом. Кто же все-таки проявляет интерес к политическому участию? И почему они это делают?

Используя широко распространенный в западных женских исследованиях метод, дадим высказаться самим рассказчицам, комментируя нарративы.

В большинстве случаев политика стала продолжением карьеры женщин - профессиональной или политической. При этом в начале 90-х годов существовало два основных канала политического рекрутирования: (1) через политические институты и профессиональные карьеры “старого образца” и (2) через новые политические организации и профессиональные карьеры. Новые возможности появились в связи с возникновением общественных движений и партий, новых профессий и новых элит. “Новому” и “старому” рекрутированию соответствуют два поколения в политике - те, кто пришел в нее до 1985-1989 годов, и те, кто пришел позднее.

СЦЕНАРИЙ ПЕРВЫЙ “Политика как продолжение профессиональной карьеры”.

Те женщины, чей путь в политику начался с успешной профессиональной карьеры, обычно занимают высокие позиции на государственных предприятиях (старый канал рекрутирования) или в бизнесе (новый канал). И в тех, и в других случаях женщины были в той или иной степени активны в комсомольских или партийных организациях, единственных каналах реализации социальной активности в доперестроечное время.

Рассмотрим типичные примеры таких биографий.

(1) Вера. Женщина-финансист, около 40 лет, замужем, имеет ребенка младшего школьного возраста, образование высшее, кандидат наук, высокий уровень благосостояния. До перестройки политической деятельностью не занималась, хотя и состояла в партии, в период перестройки стала заниматься партийной работой на уровне предприятия, что было отчасти случайностью. Приведем нарратив, который показывает, как наша респондентка стала членом КПСС и в последствии попала на руководящую должность “местного уровня”.

“У меня в общем-то политической биографии нет. Я экономист, в институте была зам. секретаря парткома. Но это была, честно говоря, случайная вещь, поскольку выбрали меня туда где-то в середине меня, когда я находилась в институте повышения квалификации, по принципу: выберем, кого нет, лишь бы не нас. А что касается вступления в партию, то я не могу сказать, чтобы у меня был резко выраженный негатив по отношению к КПСС, у меня была свекровь, которую я очень любила, и она была секретарем парткома ЖЭКа, будучи смертельно больным человеком. Просто работала, с отдачей, и мне это нравилось. Были очень приличные люди в партии. Честно говоря, условием нашей работы в то время было членство в партии... Я была очень своеобразным зам. секретаря парткома, думаю, что шокировала всех в райкоме партии, у меня была самая короткая юбка, самые темные колготки... Время было трудное, появился “Демократически союз”, кришнаиты, босые студенты с крысами - мода появилась, и те, кто традиционно занимались проблемами, как-то резко отошли, по боязни проблем, так скажем.”

Впоследствии наша респондентка по причинам, связанным с ее профессией в области науки стала постепенно ориентироваться на новые экономические структуры.

“Я занималась вопросами экономического развития, если это широко сформулировать. Я одна из первых стала читать лекции по основам предпринимательской деятельности, мы читали буквально с листа, то что сами успевали перевести. Я стала понимать, что мне не хватает знаний в области практики, шел уже 87 год. И стала брать приработки по анализу положений предприятий, вывода их из сложной ситуации. Мы начали писать учредительные документы коммерческим структурам, и в конечном итоге это привело нас к созданию финансовых компаний. И сейчас я являюсь учредителем многочисленных новых компаний.”

Что касается политики, то она явилась следствием профессии, с одной стороны, а другой стороны, следствием успешно делаемой карьеры. Профессия экономиста, участие в крупном бизнесе вплотную подвели к проблемам экономической политики. Но, с точки зрения самой респондентки, наиболее важным был “творческий” мотив, потребность в саморазвитии и экзистенциальной рефлексии.

“Я всегда, всю жизнь занимаюсь саморазвитием....Я люблю заниматься темами, которые не знаю. Я никогда не занималась практикой, я стала заниматься практикой, я никогда не занималась политикой - стала заниматься политикой... Наличие материальной основы и где-то по большому счету возраст поставили вопрос “смысла жизни”. Это сложный философский вопрос: “Нужно ли делать добро другим?” Хочется какой-то след оставить...”

Что касается непосредственного выдвижения в кандидаты, то оно проходило по “принципу команды”. “Команда” попросила участвовать, поддержала в избирательной компании, перед ней существует ответственность и обязательства.

“Как меня выдвинули? Позвонил лидер блока и сказал, что формируется блок, неплохо бы, чтобы люди, которые друг другу доверяют, объединились на основе непротиворечащих платформ.”

Таким образом, данный случай представляет собой вариант рекрутирования в политику через профессиональную карьеру нового типа. Рассмотрим теперь другую историю политической жизни, рекрутирование через профессиональную карьеру традиционного типа - с руководящего поста государственного предприятия. Следующий случай, кроме того, типичен - женщины чаще занимают руководящие посты в сферах традиционной женской занятости.

(2) Зоя. Руководитель государственного предприятия в области здравоохранения, около 50, замужем, имеет ребенка-подростка, образование высшее, кандидат наук, материальный уровень выше среднего. Всегда была активной, в институте была секретарем комитета комсомола, старостой группы, была (два года, в перестроечное время) членом КПСС. После окончания института училась и в дальнейшем быстро продвигалась по профессиональной лестнице, вплоть до руководящей должности в области здравоохранения.

“Как я пришла в политику? Конечно, я не великий политик. Но самые основные вопросы здравоохранения волновали меня, волновали весь коллектив, волновали группу поддержки. Мы может быть лучше всех видим, в каком состоянии находится наше общество: наше здравоохранение все меньше и меньше получает финансирования. Трудно работать, мы работаем на энтузиазме... И вот поэтому, чтобы вопросы здравоохранения не были на задворках, чтобы нас услышали (я стала кандидатом в депутаты - А.Т.).”

В данном случае мы видим типичный пример лоббирования профессиональных интересов.

СЦЕНАРИЙ ВТОРОЙ “Политика как профессия”.

Среди тех женщин, которые в настоящее время продолжают заниматься политической деятельностью, есть такие, которые относятся к “старому поколению” политиков и были всегда активны - в комсомоле, профсоюзе, партии, и такие, которые пришли в политику во время перестройки из бывших аутсайдеров или политически пассивных интеллектуалов. Приведем примеры обоих типов политического участия.

(1) Дина, профессиональный политик нового поколения, около 40 лет, двое детей подросткового возраста, образование высшее, материальный уровень средний, журналист.

Свою политическую биографию отсчитывает с детских лет. Если в случае сценария профессиональной карьеры женщины часто отмечают, что главное для них - профессиональный интересы, а политика - это только средство, то данный сценарий предполагает наличие собственно политической мотивации. Не случайно респондентка интересовалась политикой с детства.

“Я интересовалась политикой с детства. Родители работали в геологической экспедиции, и это было время, когда начали возвращаться освобожденные после массовых репрессий. Они не имели права вернуться в крупные города, они приходили в горы, там, где жили мои родители. Они приходили и рассказывали, я на этих рассказах выросла. И я стала сравнивать то, что пишут в газетах, с тем, что рассказывали эти люди. В молодости читала Солженицына и соглашалась с ним. В период застоя я была аутсайдером, даже эмигрировать хотели... Я пришла в политику, когда все вышли на улицу. Мне казалось, что я только одна, потому что во всех коллективах, где я была, у меня не было единомышленников. И когда я увидела такую массу людей, все эти митинги... Я впервые увидела людей, которым не надо объяснять, которые многие моменты истории оценивали так же, как я. И так я попала в “Народный фронт”, хотя мне, конечно, больше нравился “Дем.союз”. Но мне казалось важным, чтобы в политику пришли не только аутсайдеры, дворники, операторы котельных...”

Эту биографию можно охарактеризовать как диссидентскую: хотя респондентка и не занималась диссидентской политической деятельностью, в советское время она являлась сознательным аутсайдером, аполитичным человеком. Данная биография имеет много общего с феминисткой биографией. Не случайно Дина, хотя и не состоит в феминистских организациях, относится к ним с симпатией и лично знакома с некоторыми феминистками. Есть у этой респондентки и лидерский комсомольский опыт, который, однако, закончился “выбытием из комсомола” по причинам несогласия с принудительностью комсомольской подписки.

После включения в политическую деятельность в период перестройки Дина принимала участие в создании других демократических организаций, работала журналистом, в информагентстве, сохраняя тесные связи с демократическим движением города. Неоднократно баллотировалась в кандидаты.

Эта респондентка, выйдя на политическую арену из аутсайдерства, стала профессиональным политиком. Ее политическая социализация была диссидентской, однако, небольшой период комсомольской активности в ней тоже присутствовал. В период перестройки это была типичная “демократическая” карьера, отразившая разногласия и противоречия демократического движения.

(2) Женя, профессиональный политик, около 50 лет, двое взрослых детей, замужем, на освобожденной политической работе находится около 10 лет, средний материальный достаток. Заочно училась в институте, была выдвинута на профсоюзную работу, с которой началась ее политическая карьера. С 1989 года стала участвовать в реальной политической деятельности.

“Я вообще по натуре энергичный человек и вечно в каком-то движении: получается - не получается. В молодости не только комсомол. Я занималась художественной самодеятельностью, всю жизнь какие-то туристические слеты, все время какое-то движение. Такой характер - активность и самолюбие... А когда борьба развернулась, жизнь заставила крутиться. Знаете, приходит человек и задает тебе вопрос, и ничем помочь не можешь - зачем тогда сидишь председателем?... “

“Как произошел выход на политическую сцену? Выбрали случайно, это было стечение обстоятельств, но мне эта работа понравилась, мы пытались отстоять интересы делового человека не просто на бумаге, а действительно на деле... Все было жизненно и просто. Мы жили в коммунальной квартире, и когда освободилась соседняя комната, пришлось пойти на служебную площадь, чтобы у нас стала квартира отдельной. А там я уже была выдвинута на профсоюзную работу... Проходит выборная кампания, 1989 год. По тем временам это была непродуманная случайность, оказаться председателем профкома было непривычно... Но мы пытались действительно отстоять интересы трудового человека, не на бумаге. А тут пикетирование, комиссии, изменения в законодательстве... Потом выдвинули в областной комитет. Но когда меня выдвинули в кандидаты, я долго колебалась, это большая ответственность, но согласилась...”

Мы видим достаточно типичный вариант, когда первоначально на политическую работу женщина попала почти случайно. Но изменились условия, и ее должность стала значимой для общественной борьбы. Из относительно формальной профсоюзная работа превратилась в неформальную, дающую возможность реального воздействия на политический процесс.

Обобщая вышеописанные политические истории, заметим, что для большинства характерны политическая активность в молодости, в студенческие годы, комсомольский, профсоюзный, партийный опыт. Эти женщины достаточно активны и в профессиональной карьере. Если их выдвижение в кандидаты происходит с политической должности, то часто этому предшествует профессиональная карьера. Иными словами, политика - это профессия, или продолжение профессиональной деятельности на другом поприще.

Надо отметить, что в данном исследовании мы не можем выявить гендерные отличия политического рекрутирования. Можно только предположить, что данные каналы рекрутирования не являются специфическими женскими, за исключением того, что женщины, гораздо реже, чем мужчины, делают карьеру, которая может стать плацдармом для дальнейшей политической деятельности. Кроме того, в редких случаях их политическая карьера насчитывает более пяти лет.

Есть в нашем исследовании и примеры специфических женских путей в политику. Рассмотрим их.

СЦЕНАРИЙ ТРЕТИЙ “Политика как следствие женской биографии”.

Существуют некоторые пути движения в политику, которые могут быть идентифицированы как собственно женские. Рассмотрим два таких примера.

(1) Политика как следствие женской роли в семье. Полина, женщина- бизнесмен, около 40 лет, замужем, имеет ребенка школьного возраста, материальный уровень высокий. Сама характеризует своей путь в политику как “женский”, хотя во многом он имеет сходство с профессиональным сценарием. Посмотрим, какова ее гендерная самоидентификация в политике.

“Я пришла в бизнес и в политику из желания сохранить семью. У меня совершенно уникальный муж, который занят по восемнадцать часов в сутки. Это было всегда. И в какой-то момент я поняла, что либо я сижу дома одна и жду его, либо я постараюсь быть с ним... Благодаря этому, я пришла в бизнес... И в политику я пришла как женщина, как дополнение к мужчине, мы всегда вместе, и сейчас вместе пошли на выборы. Сначала думали, что политики решат без нас. Но когда я узнала, что Жириновский пришел к власти, мне просто стало стыдно, какая-то гражданская совесть во мне поднялась. Я поняла, что если все будут отсиживаться по теплым углам, то за нас решат все те бабушки, которые проголосуют за коммунистов... Сегодня у власти непрофессионалы, а нужны люди практические, доказавшие, что они умеют что-то сделать, могут повлиять на принятие разумных законов... В данном случае я себя к этим людям, конечно, причисляю.”

Участие в бизнесе мужа и выдвижение в депутаты стало для респондентки продолжением отношений в семье. Традиционная роль жены стала реализовываться и в публичной сфере.

Респондентка в результате стала самостоятельным крупным предпринимателем, хотя бизнес продолжает сохранять семейный характер.

(2) Политика как следствие женской роли в обществе. Среди наших респонденток многие представляли избирательное объединение “Женщины С-Петербурга”. В политику они пришли через профсоюзы, комсомол, партию, в ряде случаев - через профессиональную карьеру. При этом в данном случае большинство из них они имело опыт работы в женсоветах, учрежденных во второй половине 1980-х годов в период горбачевских реформ. Женсоветы составили сеть женского движения.

Нина, около 40 лет, предприниматель (малый бизнес), образование высшее, ребенок школьного возраста, материальный достаток чуть выше среднего.

“После окончания института работала инженером, руководителем подразделения. Работала в совете молодых специалистов, потом была секретарем комсомольской организации, потом секретарем партийной организации. С 87 года мне было предложена работать в женсовете, я стала заниматься женсоветом объединения... В 91 году женсоветы ушли. Это была несколько надуманная организация, она перекликалась с профсоюзной работой, потом я в район перешла, была зам. председателя женсовета района, занимались жильем, детскими садами, разными видами помощи... Сформировался довольно хороший актив, люди, с которыми мы взаимодействуем до сих пор. Мы стали заниматься районным женсоветом, и потом решили создать женскую организацию, которая могла бы открывать места для безработных женщин, и потом я сюда официально перешла на работу... Мы хотим поднимать вопросы на уровне властных структур, но мы не стремимся к политическому лидерству... Наша организация вошла в блок “Женщин С.-Петербурга”, блок общественных организаций, от которого мы баллотируемся.”

Если рассматривать политические биографии женщин - участниц данного женского движения, то мы увидим, что подавляющее большинство из них проходили типичные для нашего общества лидерские ступени: комсомол - профсоюз - женсоветы. Многие из них занимали в общественных организациях руководящие посты, некоторые - являются руководителями государственных предприятий (подразделений), предпринимателями. Иными словами, - это типичные политические биографии, где однако “командой”, сетью коммуникации выступила сеть женсоветов и впоследствии женского движения

Ситуационные факторы: гендерное измерение повседневности

Теперь обратим внимание на так называемые ситуационные факторы, связанные с тем, что женщины несут ответственность за ведение домашнего хозяйства и воспитание детей, и именно поэтому не имеют достаточного времени или энергии для политической деятельности.

Приведу пример рефлексии женщины по поводу гендерных различий в возможности повседневного политического участия. Речь идет о демократическом движении времен перестройки, участником которого была наша респондентка:

“Меня давят мужики. Давят потому, что я не могла ездить на эти бесконечные тусовки в Москву - у меня дети, я не могла заседать столько, сколько они заседают, причем, если бы эти заседания были эффективные, я еще понимаю, но как это все выглядело: “ля-ля-ля”, “тра-ля-ля” - вопрос не решен, “хорошо, переносим на следующий раз”, следующий раз опять заседание, опять то же самое... Для них это были тусовки, для них это было времяпрепровождение. То ли они, скажем, бегали от своих семей, чтобы, там, их жена не пристегнула к хозяйству? Для них эти заседания были бесконечны, для меня бесконечно быть не могло, к тому же это было неэффективно. И в выходные назначают... Для них это была жизнь, а я приходила туда работать. И чувствовала, что они меня стали давить, выдавливать, я решила не дожидаться и покинула это дело.” (Профессиональный политик, около 40 лет)

Общеизвестно, что профессиональной рост и политическая карьера трудно сочетаемы с воспитанием детей, особенно маленьких, ведением домашнего хозяйства. Посмотрим, как описывают наши респонденты эти проблемы.

“Когда дочке исполнилось три года, мы решили ее отдать в садик, но это было напрасно, она проходила два-три месяца и серьезно заболела, потом ходила по 20 дней, и опять заболевала... Наша дочка была у нас как ходячая эстафета: ее зачастую можно было встреть с моими студентами: я шла на лекцию, а она шла с ними сдавать зачет. Мы делали друг другу ручкой, и она продолжала двигаться в другом направлении... Ей сейчас 8 лет, и ее передавали с рук в руки, очень разные люди. Сейчас она пошла в школу, а бабушка на пенсию, поэтому бабушка ею занимается.” (Бизнесмен, около 40 лет)

Абсолютное большинство женщин, которые занимались политической или общественной деятельностью, указывали, что занятия с детьми, быт остается сферой ответственности женщины, независимо от статуса и личностных ориентаций.

“Хозяйство легко на мои плечи. Я должна сказать, что раньше мне муж помогал: он брал на себя покупки в магазинах, помогал убирать квартиру. Ну, я могла обратиться к нему со всякими просьбами и не получить никакого отказа. А потом мне пришлось смириться с той ситуацией, что большая часть домашней работы падает на мои плечи. Он докторскую написал без докторского отпуска: в этот момент он отошел в сторону от хозяйства, от всяких дел. И очень трудно его вернуть к прежнему стилю нашей жизни, когда он мне активно помогал. Ему понравилось... Он так воспитан, что, когда его спрашивают, умеет ли он гладить брюки, он отвечает: а зачем? У меня есть жена.” (Преподаватель вуза, около 50 лет)

 

“Хозяйство было на мне. Я считала, что для мужчины вопросы карьеры важнее, для меня они были второстепенными. Я человек не честолюбивый, диссертацию не защитила, хотя написано их было штук двенадцать. Родилась моя первая дочь, просто времени не было на оформление, хотелось двигаться вперед. А муж - вечно со своей работы в десять прибежит, что-то схватит, убежит... Помню случай, как анекдот. Когда среди ночи с диким криком он вскакивает. Что такое? “Уже первое декабря!” Я говорю: ну и что? “До конца года осталось 30 дней, а у меня еще три отчета! Вот такая жизнь...” (Профессиональный политик, около 60 лет)

Гендерные идеи и самовосприятие.

Существует противоречие между представлениями респонденток о женском предназначении вообще и их представлениями о самих себе. Активную женщину они обычно считают девиацией.

“Предназначение женщины - это безусловно дом. Но есть некоторые женщины, может быть это отклонение, - хвост не туда отклонился в свое время - которые, как мужчины, то есть без работы они не могут.” (Предприниматель, около 40 лет)

“Я не согласна с принципом равенства. Не должно быть никакого равенства, глава дома - это мужчина.” (Профессиональный политик, около 40 лет)