(Для связи, координаты автора)
Болдырев Олег Владимирович,
Тел. дом. 2754925; 2869976
Тел. моб. +375296845362
Место работы
ВА РБ, начальник цикла авиационного факультета, полковник
Место жительства
г. Минск, ул. Рогачевская, д.5, кв.1.
У каждого человека своя высота. Она не измеряется служебным положением, размером кошелька или достигнутой в горном походе вершиной. Она измеряется качествами человеческой души, способностью сопереживать, сочувствовать, приходить на помощь. И если потребуется, то способностью пожертвовать, пожертвовать самым дорогим, что есть у человека, – жизнью. Ради других.
Эта повесть не о покоренных горных вершинах. Эта повесть об обычных ребятах, любящих жизнь, но отдавших ее ради других.
Они покорили самую главную свою вершину.
ХРАНЯЩИЕ ВЕЧНОСТЬ
Памяти моих друзей посвящается
От автора
– Папа. А почему люди гибнут в горах?
– Так бывает, дочушка. Они помогают ангелам беречь мир и покой, они хранят вечность.
Невозможно – это всего лишь громкое слово,
за которым прячутся маленькие люди.
Им проще жить в привычном мире,
чем найти в себе силы его изменить.
Невозможно – это не факт. Это только мнение.
Невозможно – это не приговор. Это вызов.
Невозможно – это шанс проверить себя.
Невозможно – это не навсегда.
Невозможное – возможно
Я прожил свою жизнь, свою первую жизнь… Прожил, как мог. Чего-то достиг, чему-то научился. Всё очень относительно, и каждый сам решает, в чем смысл жизненного пути. У одних это счета в банках, загородные дома, крутые машины, пальцы веером; у других – написанные стихи, аплодисменты, поклонники; у третьих – дети, внуки, крепкий семейный очаг. А что же у меня?
Всего по чуть-чуть. У меня есть дочь, которую я очень люблю. Я сделал неплохую, по армейским меркам, карьеру – получил звание полковника, защитил кандидатскую диссертацию. У меня есть любимое занятие – туризм, которому я посвящаю всё свободное время. Многого ли достиг я? Не знаю, не мне судить об этом.
Я прожил свою первую жизнь. Она закончилась 20 июля 2005 года в 5.55 утра по восьмому часовому поясу: Хатанга – Новосибирск – Джакарта. В 676 метрах по вертикали от вершины Восточной Белухи.
Волею судьбы или какой-то другой силы мне была дарована вторая жизнь. Наверное, не всё ещё решено, не до конца пройден путь. И только сейчас я начал понимать истинную цену жизни, постиг путь к счастью. Осталось совсем немного – понять, что же я ещё должен сделать. И сделать это…
5 августа 2005 года. Плацкартный вагон поезда Бийск-Новосибирск. Место №53, боковое, внизу, у самого выхода. 10 часов вечера. Прошёл первый час пути. Все пассажиры уже сдали билеты «стюардессе», получили постельное белье, разложили вещи по полкам и рундукам и занялись мелкими вагонными хлопотами: молодёжь потягивает пивко, кто-то разворачивает нехитрый дорожный набор – варёная курица плюс яйца, мамаши укладывают спать своих чад. Короче, все при деле. Или почти все… Не «почти» – это Эллочка, мой друг Юра Том или как его называл Жора Москалёв – Том, и я. Нам абсолютно нечем заняться. Вернее, заняться-то есть чем, да вот с возможностями туговато. Да и немудрено. У меня и у Юры переломы позвоночников, и не в одном месте – это из крупного, а по мелочам еще и рёбра, и ещё, и ещё… Короче, болит как бы всё. У Эллы дела несколько лучше. Но это на нашем с Юрой фоне, а в целом тоже «хрень». Правая лопатка сломана в двух местах, выбита ключица, правая рука висит не сбоку, как положено природой, а спереди, и ещё, и ещё… Да и на лицо Эллы людям с неустойчивой психикой лучше не смотреть – чуть «поцарапано». Но она ведь женщина, и счет должен вестись совсем по иному.
Стараюсь найти удобное положение на полке, чтобы ушла боль, чтобы никто ненароком не задел. А в голове одна и та же мысль: «Почему это произошло? Все ли грамотно мы сделали? Почему Жизнь выбрала одних, и ушла от других?» Не знаю, известен ли ответ хоть кому в этом мире, кроме Господа Бога? Не знаю, найду ли ответ я. Но я постараюсь найти его. Ради моих друзей, моих погибших друзей.
Я не люблю долго слушать песни в исполнении группы «Rammstein». Почему? Не люблю, вот и все. Слишком много агрессии. После прослушивания на хороших колонках с проработанными «низами» третьей песни подряд понимаешь, что более разрушительную музыку и придумать сложно. Хотя первые две вроде бы и нравились. А клипы вообще превосходны. Быть может, я просто перешел в другую возрастную группу? Наверное, так и есть. Завтра мне исполнится 44 года, считаю себя вполне самодостаточным и состоявшимся в жизни человеком, разумеется, по моим меркам. У меня интересная работа, прекрасные друзья, отличная дочь. У меня есть всё, что нужно для жизни – для моей жизни: палатка, пуховый спальник, катамаран, весло «White Water», спас-жилет, пара велосипедов, котлы из нержавейки… Пол подвала, всего не перечесть. У меня нет дачи и машины. Но зачем они в горах, или на реке. Да, я забыл сказать про самое главное. У меня есть Жизнь. У меня была Мечта. И мне казалось, что я познал Счастье.
Поясню. Жизнь с большой буквы начинается тогда, когда, собрав рюкзаки, мы уходим с друзьями на новый маршрут, а впереди Солнце, и Ветер, и ожидание чего-то нового, неизвестного, чуть тревожного. И мы знаем, что через месяц мы вернемся домой, вернёмся с Победой, худые, уставшие, но глаза наши будут светиться, и всё будет получаться, и у нас, и у тех, кто рядом с нами. Мы победители, мы на волне, мы можем всё!
Мечта. Да, Мечта была, была и есть. Подняться на Восточную Белуху, и увидеть с ее вершины сказочную страну Беловодье, прикоснуться к таинственной неизведанной русской Шамбале. Почти и свершилась. Почти… Если измерять в метрах, то вроде не хватило самую малость. А если в жизнях, в судьбах? Слишком высокая цена уплачена за мою Мечту, за нашу общую Мечту. Боль разрывает сердце, гложет душу. Но ничего уже не вернуть.
Счастье. Сколь оно иллюзорно, непостоянно и неподвластно нам. Все хотят прикоснуться к нему. И каждый в поисках Счастья идет по своему пути. Но не каждому суждено его встретить. Или, быть может, не каждый достоин его? Наверное, Счастье, это слышать по ночам дыхание любимой, встречаться взглядом с её глазами – добрыми, искренними, внимательными, любить так, чтобы захватывало дух… Но всё уходит. Как желтый, искрящийся на солнце песок бархатистых дюн Юрмалы, неспешно протекающий через пальцы, утекла и любовь. И рвется на части душа, и теряется всякий смысл жизни. Должности, чины, звания. Ради чего, ради кого? Ведь никому нет до этого дела. Все бегут, не оглядываясь, вперед и вперёд, пытаясь отыскать в хаотичности судеб и жизней свой кусочек Счастья.
Что же делать? При скачке напряжения, чтобы не выжечь всю сеть, срабатывают предохранители. На самолете это АЗС – автоматы защиты сети. Наверное, и в жизни есть свои АЗСы, которые должны сохранить человека, не дать ему выгореть дотла. Нашел свою защиту и я. Стал путешественником, вошёл в окружающий нас мир изнутри, попытался прочесть его сердцем. Надолго? Навсегда? Пока не знаю.
Многие тысячи километров исколесил я на велосипеде, прошёл на байдарке и катамаране, прошагал с рюкзаком. Родная синеокая Беларусь – край «блакiтных азер», реки и озёра Псковщины с неспешностью и широтой русской души, Карелия и Белое море в строгом очаровании Севера, Карпаты с журчащими ручьями и зеленой шелковистой травой, горы и уютные бухты Крыма, ставшего родным, близким и даже немножко домашним, величественный Кавказ – радушный, щедрый, гордый и независимый, матушка Сибирь с бескрайними просторами тайги и чистыми могучими реками, красавец Байкал. Всего не перечесть. Поход шёл за походом, дни дорог складывались в года. И опять новые торопливые сборы, дочурка, с полными слез глазами, провожающая у дома на автобусной остановке, и дорога, дорога, дорога… Каждый её день яркой вспышкой вырезал отметку в памяти, каждый миг единения с первозданной красотой природы наполнил душу чем-то чистым и светлым, каждая новая встреча дарила радость.
И я опять познал Счастье. Или мне это только казалось? Сколько пилигримов повстречал я на этом пути, с глазами, в которых отражаются утренние восходы солнца, с чистым храмом в душе, но таких же скитальцев, как и я, впереди у которых лишь дорога.
Тихо стучат колеса. Все улеглись. Скоро полночь, и через несколько минут начнётся новый день. День моего рождения. Ничего, не самое скучное место для праздника. А в голову опять лезут мысли, видно сегодня не уснуть. Я должен найти ответ. И я должен написать о моих славных друзьях, о живых и погибших. Ради них, ради светлой памяти о них.
Я начал писать об этом тогда, 20 июля в 5.55. Записывать в память всё, что произошло, всё, что происходит. На автомате, бросая отдельные события как образы, как слайды, как компьютерные файлы в одну папку, общую папку Жизни и Смерти. И сейчас нужно просто разобрать её, осмыслить и перенести на бумагу. Как хорошо, что есть память, как хорошо, что она сохранилась. Хорошо днём. И как тяжело ночью. Каждую ночь я засыпаю и во сне пытаюсь вытащить ребят из-под завалов лавины, и не могу, нет сил. К горлу подкатывается комок, на глазах слезы. Юра Том будит меня: «Ты стонал, звал ребят...» И так каждую ночь. Но ничего, значит так нужно сейчас и мне, и им…
Слишком многое изменилось за прошедшие дни. Многое открылось. Многое изменило свой смысл. Изменилось и понимание Счастья. И сколько ещё впереди новых открытий?
А за окном мелькает густая тайга. На небе, среди туч, проскакивает тонкий серп молодой луны. Все совсем не так, как семнадцать дней назад, 19 июля, в ночь полной луны, в 676 метрах по вертикали от вершины Восточной Белухи, нашу последнюю общую ночь. Совсем не так…
26 февраля 1993 года. Обычный рабочий день. Я, молодой, достаточно перспективный капитан, сижу за своим рабочим столом и смотрю в окно. Крупные хлопья снега неспешно падают вниз. И еще в окно видна огромная стройная ель. От нее веет красотой, очарованием, нежностью и, в то же время, внутренней силой и мощью. Даже из кабинета каждой клеточкой я чувствую свежесть хвои и ни с чем несравнимый ее запах, запах детства, запах ёлки, внесенной с морозной улицы в дом.
В кабинете пять столов, четыре из них заняты, пятый, сразу за моей спиной – свободен. Он лишний, штат нашего маленького подразделения на сегодняшний день укомплектован, мы занимаем три кабинета, пытаясь решить непосильную задачу – на новом месте из почти ничего создать систему подготовки военных авиационных инженеров-механиков. Каждый день число задач возрастает, голова идет кругом. Но все молоды, энергичны, амбициозны и сил у нас «не меряно». Пожалуй, стоит вынести лишний стол. Или пусть ещё постоит?
А за окном тихо падает снег. Бросить бы все, нацепить лыжи и погулять по лесу. И почему на пенсию люди выходят старыми и больными? Пенсию надо давать сразу после школы, или на крайний случай после окончания военного училища. А снег медленно кружит и до пенсии еще лет двадцать.
Обычный рабочий день. Кто бы мог подумать, что один день, этот день так изменит мою жизнь. Как много он подарит мне в будущем, как много он заберет. Кто бы мог подумать…
Время минуту за минутой отсчитывает свой ход. А жизнь впереди кажется бесконечной и безграничной, как небо, как ветер. И будет завтра, и потом опять лето, и снова зима.
Сейчас я понимаю, что это не просто отсчет времени, не просто ход минут и часов, это отсчет жизни. Отсчет дней, которые уже не вернуть никогда. А тогда я продолжал смотреть в окно. Смотреть на падающий снег и думать о теплом ласковом Чёрном море, о маленьком курортном городке Крыма, куда, без сомнения, я поеду летом вместе с моей любимой женой и трехлетней дочуркой. Зимой почему-то всегда мечтаешь о летнем зное, летом о зимней прохладе. А ведь как просто – ценить именно то, что имеешь сегодня. Но понимание этой простоты приходит с возрастом, с мудростью, а какая мудрость у капитана? У капитана блеск в глазах да крылья за спиной, и потому никакая стена, встающая на пути, не сможет остановить его. Все ему по плечу. И в этом его сила, сила капитана, на погоне которого сразу четыре звезды – четыре маленькие аккуратные звездочки. И это так здорово!
Время близится к обеду. Все дружно встают и уходят в кафе. А снег неторопливо опускается на землю, на ветви ели, на шапки и плечи курсантов, перебегающих на перерыве из корпуса в корпус.
За спиной мягко отворилась дверь. Я оглянулся, на пороге стоял наш шеф и незнакомый офицер подполковник. Шеф – это редчайшее сочетание высокого интеллекта, тонкого юмора, жизненной силы, порядочности и высокой должности. Начальник одной из ведущих кафедр военного училища, полковник, доктор наук, мудрый педагог, отличный спортсмен, прекрасный психолог и знаток различных «энергоинформационных штучек», заводила всех вечеров и центровой любой компании. Нет темы, в которой шеф «не тянет». Шеф – это сто восемьдесят два сантиметра и почти девяносто килограмм плотно сбитого тела. Шеф – это интеллигент в третьем поколении, и эту черту не сможет вытравить никакой строй – ни социализм, ни капитализм. Шеф – это человек, который добровольно взвалил на себя тяжелейшую ношу: понимая и предвидя к каким последствиям приведет развал Советского Союза для армии нашего молодого независимого государства, на примере авиации показал, что мы сами сможет готовить любые военные кадры. Шеф – это человек, который прочесал все авиационные училища и научные центры бывшего СССР, отобрал нас – молодых, напористых, «кое-что» понимающих в науке и авиации, убедил или уговорил, обеспечил перевод, помог наладить быт и загрузил по самые ноздри работой. Шеф не просто полковник, получивший это звание по праву, он надежный мужик, и все ему верят. Одним словом Александр Владимирович Ивановский – непререкаемый авторитет для нас, и любое его предложение неукоснительно принимается к действию.
– Ну что, Олег, примете на время «радиста»? У них в кабинете мест свободных нет. – И не дожидаясь ответа. – Представляю. Подполковник Том Юрий Андреевич, инженер по радиоэлектронному оборудованию самолетов, кандидат технических наук. Прошу любить и жаловать.
Кандидатами нас не удивишь, на всех должностях преподавателей только кандидаты наук. Подполковник – будем и подполковниками, повезёт – и полковниками будем. И чего стоило с утра вынести стол? Теперь то поздно, да и перед шефом неудобно. А этот «радист» теперь будет сидеть за спиной и дышать в затылок. Не люблю.
Этот улыбнулся, подошел, протянул руку:
– Юра. Чайком не угостишь? У меня, кстати, с собой неплохой салат из свеклы, жена приготовила.
Открытая дружелюбная улыбка, крепкая сухая ладонь. А почему бы и нет, в смысле – по стаканчику чая?
Сколько прошло лет с того январского дня? Непростых лет и для службы, и для жизни. Ты, Юра, сделал прекрасную военную, а затем и гражданскую карьеру. Центральный аппарат МО, Совбез, Парламентское Собрание Союза Беларуси и России – серьезные места для службы и работы. Все мы изменились за эти годы. Стало чуть больше морщин, чуть больше седины на висках. Изменился и ты. А тогда на пороге стоял совсем ещё молодой подполковник. Среднего роста, крепкого телосложения, но не перекачанный, или, как говорят спортсмены, не с «забитыми» мышцами, а очень гибкий, пластичный. И очень жизнерадостный. Темно-русые, почти черные волосы, густые, зачёсанные с пробором, серые, чуть на выкате глаза, очень внимательный взгляд. Огромная жизненная энергия исходила от тебя, и это сразу чувствовалось. Потому и не прошел мимо в своем поиске шеф, повстречав тебя в одном из военных НИИ Подмосковья.
С этого чаепития всё и началось. Мы быстро сдружились, много беседовали, перестали ходить на обед в кафе, а, взяв «собойки», сидели за кружкой чая и говорили, говорили. Я слушал, Юра, твои рассказы о путешествиях, и мне казалось, что вместе с тобой я шел по горным тропам и ледникам Памира и Тянь-Шаня, сплавлялся на катамаране по бурной Катуни, влетая в пенные котлы и бочки порогов Аккемского прорыва, шел по мощному Витиму, и наш катамаран как щепку несло по валам, мок под дождем на Камчатке, пулей влетал на голый ствол сосны, спасаясь бегством от разъяренной медведицы на Шантарских островах в Охотском море, любовался сказочными закатами на озерах Карелии.
Путешествия всегда были моей страстью. Затертый до дыр томик Дефо об одиссеи Робинзона Крузо – моряка из Йорка являлся настольной книгой моего детства, а самой потаённой мечтой было попасть на такой же необитаемый остров. Шли годы. Я выучил наизусть все моря и проливы, горные вершины и водопады, озера и реки, и долгими часами, глядя на карту, представлял себя великим путешественником, и сердце мое трепетало и переполнялось восторгом. Но это была лишь прелюдия. И вот пришел ты, Юра, мой Учитель, и помог приоткрыть завесу в этот загадочный мир. Или ты всего лишь подтолкнул меня к этому?
16 апреля 1994 года.
– Все, Олег, вертись, как хочешь, но 28 апреля мы идем в водный поход по реке Бобр. Поздравляю, ты в команде.
– Юра, да ты что? Я же говорил, что не смогу. Во-первых, с моими камнями в почках – и спать на земле в апреле, во-вторых, у меня нет снаряжения, в-третьих… – Внешним видом я, скорее всего, напоминал растревоженного галчонка с широко открытыми глазами.
– Обратной дороги нет. Экипажи расписаны. Ты идешь со мной на байдарке, остальные ребята на двух катамаранах. А снаряжение, не переживай, я тебе дам, у меня есть второй комплект: и рюкзак, и спальник, и коврик. А хочешь, дам свою куртку-пуховку и «пуховую ногу»?
– Юра, но…
– Никаких но. Познакомишься с лучшими туристами ВИЗРУ. Я им о тебе рассказал, возражений нет. Да и поход матрасный – река спокойная, на воде будем дней шесть – немного, так что не переживай, это то, что и нужно на первый раз. Да, группу возглавляет наш Командор – Саша Петиков, для тебя пока Александр Иванович. Кстати, он водную «пятерку» по Катуни на катамаране-двойке делал, а на это редко кто решится. Опыт просто огромный, есть чему поучиться. Да и остальные ребята в группе под стать ему.
– Юра, но…
–Ты ответственный человек или как? Я же говорю, экипажи укомплектованы. Ты что, хочешь ребят подвести?
Подвести ребят совсем негоже, я обреченно отрицательно повел головой.
– Совсем другое дело. Вот список личных вещей, вот раскладка продуктов. Снаряжение принесу завтра. Готовься.
– Есть готовься…
Я очень люблю свою работу, очень люблю жизнь. Но только что попытался вспомнить, что конкретно делал три-четыре дня назад, и не смог. Конечно, можно напрячься, включить логику. Если это понедельник, среда или пятница, то вечером был в бассейне. Коль Господь позволил ходить после моих переломов, то плавать – это первейшее средство, чтобы ходить долго, а не сесть в коляску. Вечером на полу тянул спину, это второе средство. Затем долго работал на перекладине, закачивал спину и пресс, ведь что-то должно помогать позвоночнику держать тело. Что делал днём – смотри план дел в ежедневнике и расписание занятий. А что было позапрошлой зимой, пять, десять лет назад? Каждый день, к сожалению, как близнец, похож на предыдущий. Одним словом, «день сурка». В другой, походной жизни, все совсем иначе. Мой первый походный день я помню до мельчайших подробностей, как, впрочем, и все другие дни путешествий. Да и отсчет времени иной, не по месяцам и годам. Совсем другая временная шкала. Звание полковник получил за два дня до пятого крымского похода, творчеством Олега Митяева увлекся после первого Кавказа, с женой серьезно повздорил после Карелии, паркет в коридоре покрыл лаком сразу после возвращения с Байкала. А в горах Алтая закончилась моя первая жизнь. И началась вторая. Страшный, глубокий шрам появился 20 июля 2005 года на этой временной шкале...
28 апреля 1994 года. А тогда я был молод, и все только начиналось. Ранний, по-темному, подъём, электричка с песнями под гитару, переход до реки, сборка катамаранов и байдарки, знакомство с новой лексикой и получение первого опыта в управлении «бйдой». И ужин.
– У всех налито? – спросил Александр Иванович, когда мы расселись вокруг костра и разобрали свои миски с ароматной кашей, сваренной самим Командором, салатом из крапивы, жареными строчками и всякими домашними вкусностями. – Вижу, у всех. Тогда предлагаю поднять кружки за нашего именинника. У Олега сегодня день рождения, и очень здорово, что…
– Александр Иванович, – вставил я свои пять копеек, – вы ошибаетесь, день рождения у меня в августе.
– Не перебивай меня, пожалуйста, слово мы тебе предоставим. Потом. Так вот, у Олега сегодня день рождения, и очень здорово, что в этот день он оказался в таком прекрасном месте, среди своих новых друзей. Мы все поздравляем тебя с этим днем и желаем удачи. – Командор сделал паузу, и весомо добавил. – Да и гребешь ты для первого дня неплохо
1 мая 1994 года. Вчера вечером мы остановились на ночлег в очень красивом месте, и Командор принял решение сегодня сделать дневку. Сказать, что место красиво – значит не сказать ничего, оно просто очаровательно. Мы стоим на высоком берегу, вокруг стройные сосны, под ногами молодая нежная травка. Река делает крутой поворот, тем не менее, с нашего берега она хорошо просматривается. А с другой стороны реки заливной луг, вода от весеннего паводка еще не спала, и вчера, в лучах заходящего солнца, казалось, что весь луг был покрыт огромными серебряными блюдами. А сегодня день праздников. Юра и я предполагали, что только праздник 1 Мая, – ан нет. С утра нас разбудил стук у входа в палатку. Юра отбросил полог. У входа стоял Командор. В руках у него был поднос, на котором лежали крашеные яйца, несколько кусков пирога, запотевшая бутылка водки и три рюмки.
– Христос воскресе, – промолвил Александр Иванович, улыбнулся и протянул нам яйца. – Берите, берите.
И не дождавшись от нас, совершенно ошалевших, должного ответа «Воистину воскресе», добавил: – И по рюмочке.
Я ожидал всего. Но тихонько встать в пять утра, развести костер, сварить яйца, покрасить их в луковой шелухе, да и предусмотреть все это заранее, еще в Минске, мог только ты, Александр Иванович.
А потом была демонстрация трудящихся. Мы сидели у костра на нашем высоком берегу за шикарно накрытым столом, как члены правительства на трибуне, а по реке изредка проходили байдарки, т.е. колонны трудящихся, и мы приветствовали их и поднимали кружки за их здоровье. И конечно – открытие купального сезона, «омовение», как любил говорить наш уважаемый Командор.
Спасибо тебе за все, Саша. Сколько мудрых уроков я получил от тебя, сколько километров воды отмерили, сколько вечеров провели под звездным небом. Как добрый волшебник, ты любил колдовать у костра, готовя ужин, и не было тебе равных ни среди мужчин, ни среди женщин. Уха из щучьих голов, язь в кляре, свежесолёный хариус, маринованные боровички. А праздники на реке Великой? Новый Год и 8 Марта в августе, свадьба четы Семёновых, проживших в браке лет двадцать, но все как в первый раз – «батюшка» с венчанием, гости, подарки, свадебный стол, катание молодой на катамаране по вечерней реке и, разумеется, драка за невесту. Что за свадьба без драки... Фантазия твоя была безгранична. И в обычной городской жизни по первой просьбе ты всегда приходил на помощь. Все помнят твои золотые руки. С виртуозным искусством они ремонтировали любую технику, точили, паяли, строгали. Жил ты всегда ради других, не жалея себя. Как комета, промчался, озарил все вокруг и ушел. Ушёл совсем рано, в год, когда мы потеряли столько друзей, двумя месяцами позже. Прости нас, Саша, меня, Юру, что не смогли придти и проститься с тобой. Тяжело придти с госпитальной кровати, глядя в белый потолок. Прости.
28 мая 2002 года. Две недели назад вернулся из Крыма. Это уже мой четвертый поход по Крыму. Сколотилась маленькая мобильная «военно-спортивная» группа – 4 человека. Замполит, Ромео и я ходим постоянно, а четвертым берем кого-нибудь из старо-новых друзей. В этом году четвертым был Володя, нареченный по окончании похода Чёрным Мускателем, и по праву.
Весенний Крым – двадцать дней полнейшего счастья. Пробежались по горам по старым маршрутам, собрав их в единое целое: хребет Бабуган – урочище Чигинитра – урочище Хапсал – водопад Джур-Джур – урочище Джурла – Северный и Южный Демерджи – хребет Чатырдаг. Из лета в весну, из весны в зиму и обратно. Ну и, конечно, море, чудесное Чёрное море и наша старая добрая стоянка в небольшой потаённой долине в форме чаши, окружённая с трех сторон небольшими хребтами, а четвертой выходящая прямо на море. Невысокие дубки, туи – за многие годы каждое деревцо стало родным. Каждый день по многу раз в мыслях возвращаюсь туда и вновь вижу алые маки на горных склонах, фиолетовые бархатистые цветы сон-травы, беленькие подснежники на проталинах среди снегов Чатырдага, пригибающиеся к самой земле от ветра. Все эти цветы я дарю тебе, Валерия. Тебе – моей славной дочурке.
Голова всё ещё гладко выбрита, лицо загорелое, глаза блестят неестественным сумасшедшим блеском, все, что попадает в руки, просто рвется на куски. Одним словом, «прха». «Прха» – это особое состояние души и тела. Когда чувствуешь, что воздух упруг, стоит чуть оттолкнуться, и можно лететь или плыть по нему, как по воде. Или идти, ощущая неимоверную легкость. А если впереди забор, то можно просто перемахнуть через него, не касаясь, без разбега, как курсантом перелетал на полосе препятствий через кирпичную стенку. И окружающие люди добры и приветливы. «Прха» – это удивительное чувство душевной и мышечной радости и свободы, которое ощущаешь на протяжении многих месяцев после возвращения с маршрута. К этому привыкаешь, этого ждешь, этого жаждешь, и, как наркоман, опять уходишь на маршрут.
В обед зазвонил телефон. Голос Юры нельзя спутать ни с каким другим – Москва на проводе.
– Олег, в конце июля планируем пройти водный маршрут в Карелии по реке Охта до Падужемской ГЭС, т.е. почти до Кеми. Маршрут красив, да и пороги неплохие, один Кивиристи чего стоит. Кстати, группа собирается большая 15 – 18 человек.
– Но я не любитель больших коллективов.
– Жизнь очень многогранна, нужно расширять свой опыт. Я думаю, тебе стоит попробовать. Засиделся ты со своими мальчишками, выходи на простор.
– А кто идет руководителем?
– Саша Прохоров, он живет рядом с военной академией, на девятом километре. Ты же должен его знать, он с Петиковым по реке Акишма на катамаране ходил.
– Да, Юра, я много слышал о Прохорове, но лично не знаком, оставь телефон.
– Записывай… Да, что тебе посмотреть в Москве из снаряжения?
«Если человек улыбается жизни – жизнь непременно улыбнется ему». Не знаю, кто истинный автор этой строки, но зато на все сто уверен, что из моих друзей она более всего подходит к тебе, Юра. Твою жизнь тяжело назвать безоблачной. Многие, окажись в твоей шкуре, давно бы сошли с жизненной дистанции. Чего только стоят диагнозы, поставленные официальной медициной. В 34 года услышать от маститых московских профессоров Центрального НИИ «У Вас, батенька, опухоль головного мозга», и не только услышать, но и прочувствовать это физически, однако не сломаться при этом, а полностью переломить ситуацию мог только ты. Только ты мог пойти в весенний поход в Карелию с открытой язвой желудка и вернуться совершенно здоровым. Ты терял от боли сознание и падал вместе с тяжеленным рюкзаком в переходе между вагонами, но никто даже не догадывался об этом. Я хорошо помню наш сплав по реке Баргузин и помню, как больно тебе было просто ходить, без груза, а что говорить тогда о страданиях при каждодневной тяжёлой работе веслом на катамаране. Но ты всегда шёл только вперед. Падал, но находил силы подняться. Всю свою жизнь, каждый день ты занимался физическими и духовными практиками. Если бы я не видел сам, то не поверил бы, что за год ты сможешь полностью восстановиться после нашего таежного сибирского похода 2004 года, и не просто восстановиться, а идти на равных к вершине Белухи. И независимо от самочувствия, от жизненной ситуации на твоём лице всегда была улыбка, улыбка доброго, сильного, уверенного в себе человека. Ты всегда улыбался жизни. И жизнь в ответ всегда улыбалась тебе. Да, она часто давала тебе боль как испытание, как напоминание об ошибках, но уводила от трагедий. А они не редко были рядом с тобой. Таких ребят в Америке называют кратко – Lucky, т.е. Счастливчик. Я долго считал твои слова «со мной ничего не случится, ангелы берегут меня» мягко говоря, излишне пафосными, но факты – упрямая вещь. Эти слова еще раз подтвердились 18 июля, когда мы попали в первую лавину перед перевалом Делоне, попали все, кроме тебя и Эллы, но она не в счёт, она уже шла «по перилам». Подтвердились эти слова и 20 июля, в то недоброе, но такое солнечное утро. Может быть, твои ангелы немного помогли и нам?
1 августа 2002 года. Сегодня мы уезжаем в Карелию. Первый раз в жизни в поход меня провожает жена. Мы быстренько добрались до вокзала на ее «Форде», и я попытался проститься прямо у машины. Но не тут то было:
– Я проведу тебя до вагона, – настойчиво говорит Ирина и закрывает машину на ключ.
Состав группы мне известен только в общих чертах: Саша Прохоров, или, как все его называют, Шурик, идет руководителем, Юра Гончар – завхоз, Юра Том, я, остальные пока незнакомые мне ребята. Подходим к вагону, а там целое столпотворение людей с рюкзаками, баулами с катамаранами – мужчины, женщины, дети. Супруга подозрительно смотрит на меня, куда это я собрался и с кем. Не дожидаясь вопроса – возмущенно парирую:
– Ну, вот видишь – все люди, как люди, едут семьями, только я один и один.
Ирина ещё раз подозрительно посмотрела в мои чистые честные глаза и, не увидев там никакого подвоха, немного успокоилась. Боковым зрением вижу, как наши дамы с интересом, оценивающе осмотрели меня и Ирину. А посмотреть было на что – Ирина очень красивая женщина и умеет себя преподнести эффектно: огромные аккуратно подведенные глаза, модельная стрижка, модный, цвета калифорнийского неба, джинсовый костюм – шорты и рубашка с коротким рукавом, босоножки на высоком каблучке. Короче – «Во!!!» И скромненько я – застиранный камуфляж, вытертая, еще лейтенантская портупея, кроссовки, рюкзак, стрижка на два миллиметра. Пара ещё та, или каждому – своё.
Сказать, что поход по реке Охта прошел здорово, значит, не сказать ничего. С тех пор прошло уже четыре года, даже чуть больше. Мы все по-прежнему дружим. За это время мы встретились не один десяток раз. У тебя,. Но ничто не могло остановить нас. В лютый мороз мы чуть прогрели настывший за зиму дом, приготовили чудесный ужин и поздравили Гончара Юрку с днем рождения. Пар вовсю шел изо рта, и настывшие скамейки «чуть» холодили, но впереди нас ждала баня, купание в снегу, песни под гитару, и конечно, наши воспоминания. А потом, после выходных, в понедельник от жуткого мороза сломалась и машина Гончара. И вы – Анжела, Шурик, Юра Гончар, немногие оставшиеся «ещё на денек», оказались без связи, без машины и почти без продуктов. Дима вытащил вас на буксире во вторник ночью, не дождавшись звонка.
Мы собирались у тебя, Матвей, в твоем новом, шикарном чудо-доме. И у тебя, Дима, рассматривая фотографии с очередного похода. И конечно у тебя, Шурик, скромного человека в скромной «общаге», человека с огромным сердцем. И мы все понимали, что та далекая первая наша встреча на Охте произошла благодаря только тебе. И сегодня мы опять можем собраться у любого из нас. У любого из нас, кроме тебя, Шурик. Твое сердце навсегда осталось в горах Алтая, ты навсегда остался в наших сердцах. Мы благодарны тебе!
6 августа 2003 года. Вчера мы остановились в турприюте у подножия горы Фишт. Самая западная гора Кавказа, покрытая ледником. А сегодня хотелось бы отметить свой день рождения подъемом на вершину. Вот только пусть туман разойдется. Все готовы к подъему: Замполит, Ромео, Чёрный Мускатель, наши новые друзья из Нижнего Новгорода – альпинисты Миша и Олег. Лишь в погоде задержка.
– Господи, помоги нам. Пусть уйдет туман. А потом дай нам всего, и солнца, и ветра, и снега. И силы. И счастья. Всего дай в этот день, и радости, и испытаний. Все сердцем приму от тебя… – обращаюсь я ко Всевышнему.
Всего дал Господь. И солнца, и дождя, и снега… Но главное, он дал мне настоящих друзей.
– Ну вот, Олег. Поздравляем тебя с днем рождения. Дарим тебе на этой чудесной вершине французские горные палки, Ромео из Германии вез. И помни, год без гор – это год, вычеркнутый из жизни. Удачи тебе. И счастливой дороги.
– Спасибо за всё. Приглашаю вечером на торжественный ужин. Устал я таскать в рюкзаке неучтенный литр медового Nemiroff с перцем.
17 августа 2003 года. Стоим палаточным лагерем у реки Шахе на берегу Черного моря, матрасничаем, т.е. купаемся и загораем.
– Олег, посмотри. Вчера купил в Сочи. Красиво? – Миша протянул мне плакат сказочной красоты: огромное озеро с голубой водой, такое же безграничное голубое небо, а между ними ослепительной белизны ледяная стена с острыми белыми вершинами по краям.
– Что это за горы, Миша? И где?
– Ты что, не знаешь? Это же Алтай, Аккемская стена, вершина слева – Восточная Белуха. Одна из самых красивейших вершин в мире. Моя мечта. Как я хочу подняться на нее, ты даже не представляешь. Поднакоплю денег, соберу своих ребят в Нижнем и обязательно попробую подняться. Мистическая и очень непростая вершина. Вершина, которая полностью раскрывает людей изнутри, показывает всю их суть. Хочу испытать себя.
16 октября 2003 года.
Вчера Шурик пригласил меня в гости, пообещав «сюрприз», и вот сегодня вечером после службы я заскочил к нему в общагу. На журнальном столике в кастрюльке дымилась картошка, на тарелке аккуратными рядками разложены маленькие маринованные огурчики, сало, чуть розоватое, ароматное, нежное, так же аккуратно, но только по кругу, выложено на другой тарелке, вареные сосиски лежат на третьей. И, кажется, что их подровняли линейкой. Более аккуратного и пунктуального человека я ещё не видел. Во всём. И более ответственного. И более категоричного.
– А вот и сюрприз, – Шурик протянул мне толстенную книгу. – Ледники мира. Справочник по основным горным массивам.
Я раскрыл книгу и вздрогнул: на развороте внутренней части обложки во всей красе стояла белоснежная Аккемская стена, зеркально отражаясь внизу в голубых водах необыкновенно красивого озера. Озеро с тем же названием – Аккемское.
– Вижу, понравилась книга. Возьмёшь почитать, – улыбнулся Шурик, раскладывая по тарелкам картошку. – А теперь давай кушать, пока картошка горячая. Всё со своего огорода. Давай, не стесняйся. Я к маме в Жодино ездил, привез всего вкусненького. Потом чайку с вареньем попьем. Ах, какое у мамы вкусное варенье! – И вдруг, совершенно без подготовки, твердым, изменившимся голосом: – Мы обязательно будем там. Когда, еще не знаю. Пойдем от Тюнгура. Я, скорее всего, пройду только до озера, ты с группой поднимешься дальше. А потом вернемся к реке Катунь и проведем сплав. Я уже начал готовить лоцию по водной части, а ты подыскивай карты по горной. И нужно подбирать серьёзную команду.
Интересно. Ведь я ничего не рассказывал Шурику про встречу с Мишей.
12 марта 2004 года. Вечером в пятницу раздался телефонный звонок. В трубке зазвучал неторопливый, почти лишенный эмоциональной составляющей, даже чуть нудноватый голос Шурика. Шурик очень спокоен и выдержан, а его педантизм, возведенный в абсолют, может вывести из себя любого. Перед тем как отрезать, Шурик отмеряет не семь, а семнадцать раз. Наверное, для городской жизни это минус, для нашей походной – большой плюс. В разные походные переплеты влетали мы. И было где дрогнуть. Но наш водный капитан всегда оставался на высоте. Неторопливо, спокойным, но твердым голосом ставилась перед группой задача, и, как оказывалось потом, решение, принятое Шуриком, было оптимальным. Все мыслимые и немыслимые варианты просчитывал он.
А на порогах Шурик преображается. Пороги – его стихия. «Семнадцать раз отмерь» занимают теперь лишь доли секунды, четкие и быстрые команды капитана идут одна за другой, и сразу работа веслом на пределе, всех, всей четверки. Поток рвёт из рук весло, ревёт, как дикий зверь, и в его шуме уже слышны только обрывки команд капитана. Мозг каждого работает как ЭВМ, мысль, подвижная, как шарик ртути, за мгновение успевает пробежать по самым далёким закоулкам сознания, задеть все струнки, и тайные, и явные. А поток всё яростнее! Клокочет вода, захлёстывает по пояс, по грудь. Но не слышен её холод. Тело напряжено до предела, выгнуто немыслимой дугой, натянуто, как тетива лука. И, кажется, что нет уже сил противостоять мощи стихии, но не должно быть места этой мысли. Прочь! Ни тени сомнения в успехе! Только бы удержаться в стременах, иначе вырвет потоком тело и понесет среди белой кипящей воды. И работать веслом! Сильно, но слаженно! Работать! И держаться в стременах! Любой ценой!
Сердце рвется из груди, ликует душа. И если бы можно было собирать адреналин впрок, то его хватило бы на год вперед. «Правый греби-и-и!!! Левый таба-а-нь!!!» – слышны отголоски команд капитана. И огромный валун остается за правым баллоном. И опять: «Греби-и-и!!! Таба-а-нь!!! Греби-и-и!!!» И не нужны уже никакие команды. Четко и слаженно работает веслами четверка. Что там хваленые американские горки? Так, детская забава.
Только просчитанный риск. Только успех. Это Шурик.
Быть может, это и есть Cчастье? Кусочек нашего счастья, непонятного для других. Но ведь если все одинаковы, то это так грустно!
Ничто не может вывести Шурика из себя. Но я не сказал «никто». Это могут сделать люди, которые поступают в разрез с его пониманием мира. Но только очень близкие Шурику люди. И тогда берегись! От белого цвета Шурик переходит к черному. Никаких полутонов, никаких оттенков. Либо белое, либо черное. Без вариантов. И если черное, то навсегда. Без пощады! Без прощения! На всю жизнь! Но,к счастью, это так редко, почти никогда.
– Олег, в субботу, т.е. 13 марта, Жора Москалёв пригласил меня на встречу ветеранов туризма. И сказал, что у него есть еще один пригласительный билет. Вот я и хочу предложить этот пригласительный тебе. Познакомишься с Жорой, он один из ведущих горников страны, да и вообще очень интересный человек.
Шурик говорит не спеша, вставляя свое любимое «эта» между предложениями. Я терпеливо слушаю, поскольку предложение очень интересно. Да и перебивать Шурика нельзя, он сразу пустится в длинные и нудные разъяснения.
– Конечно, много слышал про Москалева! Конечно, хочу! Конечно, да!
13 марта 2004 года. Встреча была прекрасна! Такие чистые лица, такие ясные глаза, из которых лучится необыкновенной доброты свет можно увидеть либо у костра, либо на концерте бардовской песни. И самое интересное, что обладателям этих лиц было за пятьдесят, за шестьдесят, за семьдесят. Но какие это молодые и задорные бабушки и дедушки. А какие слова они произносили! И какие фильмы показывали!
Я познакомился с Жорой. И с Петром Коноплевым, т.е. Питом. И с Сергеем Филимоновым, т.е. Филом. Каждый из этих мужчин – легенда. Жора мастер спорта по горному туризму, Фил – мастер спорта по пешему, Пит и Фил – снежные барсы. Я ещё только менял свой пионерский галстук на комсомольский значок, когда эти парни уже шли в горы высшей категории сложности.
После встречи заскочили в гастроном, взяли пивка и кое-что к пивку и всей компанией двинулись в гости к Жоре и его жене Элле, такой же непоседе, как и он сам.
Две пары лыж в коридоре, два велосипеда тут же – ясно, машины в этой семье никогда не будет. И никогда они не поедут в Сочи в санаторий «Белоруссия», чтобы днями лениво лежать у моря, добиваясь шоколадного цвета, а, вернувшись домой рассказать, по какой крутой дороге они ехали на туристическом автобусе к Красной Поляне – с одной стороны горы, с другой пропасть. Или как высоко стоит башня на горе Ахун, целых 670 метров над уровнем моря – «весь Кавказ виден». Нет, их путь – таёжные тропы да горные перевалы, их крыша – звёздное небо. И они счастливы в своём выборе.
Элла с неимоверной скоростью накрывает стол, успевая рассказывать о своих любимицах кошках. А их трое – пушистые, вальяжные, с царским величием разгуливают по комнате, вроде бы не обращая на нас никакого внимания. А на самом деле ловят каждое слово, каждый взгляд. Актрисы. Их хозяйка – Элла, и сама напоминает кошку – плавные движения, мягкая пружинистая походка, глаза с поволокой. И такая же актриса – ось, вокруг которой вращается мир. Но внутренне чувствуешь – это очень сильная женщина, не кошка – пантера.
Все разговоры за столом, разумеется, только о Белухе.
– Белуха? Непростая вершина. И очень сложная с погодной точки зрения, – неспешно потягивая из бокала пиво, рассуждает Жора. – Дважды я был на Алтае, дважды пробовал взойти на нее. И оба раза безрезультатно. Оставалось совсем немного, но погода не позволила подняться на вершину. А вот Пит и Фил на вершине были.
Мы с Шуриком рассматриваем предоставленные Жорой карты Катунского хребта, фотографии прохождения маршрута и подъема на Восточную Белуху, сделанные группой Пита. Они поднимались с юга, со стороны Казахстана. Пит по ходу дает пояснения.
Пит внешне совсем не напоминает покорителя гор. Если бы я не знал, что он снежный барс, а это означает, что за спиной у него все!!! семитысячники Советского Союза, все пять, то скорее посчитал бы его школьным учителем ботаники. Невысокий рост, в плечах отнюдь не крутая сажень, мягкие черты лица, очень доброе, приветливое лицо, негромкий, как бы извиняющийся голос, спокойный, доброжелательный взгляд, в котором читается огромная житейская мудрость. Но как же преображаются глаза, когда разговор заходит про горы. Их яркий лучистый блеск сразу выдает принадлежность сердца горным вершинам. Да отсутствие первых фаланг на двух пальцах – следствие обморожения при спуске с Эльбруса. И имя. Имя Пит, известное всем нашим горникам.
Жора же внешне прямая противоположность Питу. Очень высокий, широкоплечий, с огромными сильными руками. И совершенно другого темперамента – быстрый, очень энергичный, но не импульсивный, а с четкими, выверенными движениями – человек-машина.
– Я видел интересные фотографии восхождения на Белуху в библиотеке Рериха на Первомайке. Совсем другие виды, – заметил я, перебирая фотографии Пита.
– В библиотеке Рериха? – оживился Фил. – Так это фотографии с моего восхождения. Вернее восхождения группы, которую вел я. И рериховцы в ней были. Мы шли с севера, через перевалы Делоне и ТКТ.
– Если планируете восхождение, готовьтесь технически и очень правильно подбирайте группу. Требуется очень хорошая горная подготовка: умение провешивать перила, работа на рельефе в кошках и т.д. И главное, нужен опытный руководитель, знающий подходы к вершине, – ставит Жора окончательный диагноз.
– Жора, а может быть ты возглавишь группу? – забросил удочку Шурик.
– Нет, пока совсем другие планы. Одно могу сказать, к вершине Белухи нужно подойти перед полнолунием. Штурм вершины ранним утром после ночи полной луны. Вот отсюда. После прохождения перевала ТКТ, – Жорин палец уперся в карту с крестиком под номером 22.
– Да, это верно, – в один голос подтвердили Пит и Фил. – На Белухе в этот день открывается окно по погоде. Есть шанс подняться.
Я перевернул карту. Перевал Делоне, категория сложности 2Б, ледово-снежный, высота 3400. Перевал ТКТ, категория сложности 3А, ледово-снежный, высота 4115 метров.
Да, не фунт изюма. Сложнее 2Б, только 3А и 3Б. Сложнее 3А только 3Б.
6 августа 2004 года. Сегодня у меня опять день рождения. Как быстро летит время. И все опять на разных маршрутах. Шурик с нашими друзьями заканчивает сплав по Саянской Оке. Я пытаюсь забраться ещё дальше от дома. Уже третий день мы, т.е. Юра Том, его московский друг Костя Иванов и я, трясемся в поезде Москва-Тында. Чад, Болотная, Тайшет, Сосновые родники, Падунские пороги. А впереди Дельбичанда, Кучера, и конечная для нас станция – Новый Уоян. Дельбичанда – сколь интересное, непонятное, поэтическое название для затерянного в тайге поселка. Может это имя девушки-тунгуски с чуть раскосыми глазами, высокой и стройной, как молодая березка, гибкой и быстрой, как лань, горячей, как песок Сахары. Загадочной, доброй и славной. И самое главное, не роковой, как тунгуска Синильга для Прохора Громова. Где ты, моя Дельбичанда? И почему я не пишу стихи? Ладно, оставим ее для песен Митяева. Хватит лирики, сегодня праздник. Я накрыл стол, и с утра уже треть вагона побывала у нас в гостях. Всё как положено, по-взрослому: застолье, подарки, обмен адресами. Юра и Костя решили сделать из меня рыбака и преподнесли прекрасный спиннинг и кучу всяких блесен, воблеров, крючков. Что из этого выйдет – пока не знаю. Но главное, от тебя, Юра, я получил в подарок прекрасную книгу Паоло Коэлья «Алхимик».
– Олег. Это очень мудрая книга. Она поможет тебе в жизни, поможет сделать правильный выбор. Научись понимать знаки. И следовать им.
Вечереет. Уже выпито и по первой, и по второй, и по третьей. Короче выпито все, взятое мною из Минска специально на этот день, так называемая «неучтенка». С учётом вагонных знакомых приоткрыт и походный запас – пятилитровая канистра спирта. «Паровоз» всё дальше мчится на восток, отмеряя километры БАМа. Дель-би-чан-да – постукивают на стыках колеса. Дель-би-чан-да – шумят кроны зелёной тайги, почти вплотную подходящей к дороге. Дель-би-чан-да – шепчут мои губы.
Многому научил ты меня, Юра. Как царь Мельхиседек постепенно обучал пастуха Сантьяго, так и ты вёл меня по жизни, не ожидая благодарности, не обижаясь на колкости, спокойно прощая мне всё, лишь мудро улыбаясь при этом. Благодаря тебе я познал многие грани жизни. И благодаря тебе я вернулся с Белухи домой. Живым. А это совсем не мало.
Получить такую книгу в столь значимый день – большая удача. Научиться правильно читать знаки – ещё большая удача. Но самое главное – следовать этим знакам.
В жизни ничего не происходит случайно. Случайность – это всего лишь незнание нами законов Вселенной. Случайно, говорим мы, пытаясь снять с себя ответственность за свои мысли, слова, действия. Но нет. Каждая мысль, каждое слово, даже брошенное невзначай, найдет своё место в невидимой для нас цепочке, приведет к новой встрече или событию. Они обязательно произойдут, не сегодня, не завтра, пусть через год, через пять, но произойдут – мы притянули их. Своей жизненной силой, энергией. Каждое событие имеет свой смысл, своё содержание, свой знак, предшествующий ему. И читая знаки, мы получаем возможность управлять этими событиями.
Книга, подаренная тобой, Юра, чуть приоткрыла мне этот невидимый и непознанный мир. И однажды я получил знак. Более того, это был не просто знак, не просто предупреждение, это был крик – крик тревоги от другой, неизвестной пока мне жизни. Не знаю кто – вселенский разум или сам Господь показал мне всё. Всё, что произойдет 20 июля, в 5.55, но только со мной: лавина, падение, трещины… Показал это дважды. В ночь на 19 июля, во сне, на леднике Менсу на высоте 3164, в двух днях пути до вершины Белухи. Жаль, но я не смог убедить в этом остальных...
31 августа 2004 года.
Вчера я вернулся в Минск после сказочного путешествия по Забайкалью. А сегодня вечером я уже в гостях у Шурика. Есть что рассказать – сплав по реке Баргузин, путешествие на катамаране по Чывыркуйскому заливу Байкала. Одна заброска по тайге на Баргузин – отдельное путешествие. И есть что посмотреть и послушать у Шурика. Отснятый им материал по Саянской Оке действительно хорош. Иголочки пробегают по телу. Река прекрасна – мощные шиверы, косые валы, пороги. И катамаран в пенной воде, слаженно управляемый экипажем. Шурик увлеченно рассказывает о каждом препятствии, технике прохождения.
– Да, Шурик, хорошие сборы перед рекой Катунь. Катунь то посерьезнее Саянской Оки будет. Дима, смотри, как грамотно работает. Ты ему о наших планах рассказал?
– Диме больше руки не подам, – нехотя заметил Шурик. – Поругались мы на реке сильно. После ужина по-человечески попросил: «Завтра с утра пороги сложные, отдохнуть нужно». А ребята с Алесей у костра сидят, песни под гитару поют. И так почти до утра. И Дима у них заводила. На следующую ночь тоже самое. Я прошу, никакой реакции. Говорят, мы давно не виделись, а ты, мол, отдыхай. Вообще хотел снять группу с маршрута. Никогда не прощу Диме этого!
– А может ты перегнул палку? Ну, посидели ребята у костра, им ведь не по семнадцать лет. Матерые мужики. Да и Алеська с ними, у неё не забалуешь. А когда они еще послушают, как она поёт, если не в походе?
Острые скулы Шурика стали ещё острее, глаза потемнели.
– На воде я, как руководитель, отвечаю за их жизнь. За безопасность. Ты сам это отлично знаешь. Сказал отдыхать – значит отдыхать! Никогда его не прощу! Никогда! И хватит об этом!
– Ладно, Шурик, не заводись. Димка нормальный мужик, и водник толковый. Ну, повздорили чуть, плохое забудется – хорошее останется.
Шурик темнеет. Сходу меняю тему разговора.
– А я со своими ребятами в двадцатых числах сентября на Кавказ собрался. Планирую на горную часть дней десять, перейдем хребет и постоим у моря недельку. Вот, посмотри по карте наш маршрут.
Шурик внимательно рассматривает карту. А я делаю еще одну попытку:
– А может с Димкой ты зря так?
– Олег! – свернул Шурик глазами. – Твои отношения с Димой – твои отношения, мои отношения – мои. Все!
12 декабря 2004 года.
– Олег! – в трубке звучит голос Шурика с несвойственным ему напором. Значит, случилось что-то совсем неординарное. – Жора согласен возглавить группу на Белуху! Это первая часть маршрута. Вторая, как и планировали – сплав по Катуни. Ориентировочные сроки – вторая половина июля, август.
– Ну что ж, вот и определились. Продолжаем подготовку.
– Вечером жду в гости, забегай, поговорим. Вопросов много. И на неделе поедем к Жоре.
24 апреля 2005 года. Позавчера небольшой группой – Жора Москалёв и его боевая подруга Элла, Шурик, Юра Гончар и я выбрались на турслет водников на реку Цна. Слет как слет – песни и костер вечером, соревнования днем. Все бы хорошо, только слишком много машин, шума и вытоптанной травы, что и не нравится мне в таких мероприятиях. У нашего костра все разговоры, конечно, о предстоящем походе на Алтай.
У Шурика немного побаливают колени, и он опасается, что колени могут подвести на тропе. Шурик самолюбив, привык быть лидером, и не может даже допустить мысль, что может оказаться чуть слабее остальных. А лидером он назначил себя не сам. И не по приказу вышестоящего начальства стал им. Лидер Шурик по праву, он лучший среди нас на воде. Все при нем: огромный опыт, выдержка, рассудительность, целеустремленность. И фигура под стать: широкие плечи, сухое, поджарое, очень крепкое тело. Легко подчиняться такому человеку.
– Олег, главное для меня не быть тормозом в группе, слабым звеном, – в который раз говорит он. – А за вами, лосями, с моими коленями разве угнаться? Одна надежда, что более слабой окажется Элла, уж ей я в скорости и выносливости не уступлю.
– Не грузись, Шурик, ты двужильный, – успокаиваю его.
А на обратном пути в Минск совершенно случайно произошел такой разговор.
– Перед выездом на Алтай хочу поучаствовать в ориентировании «Большая медведица». Кто со мной? – предложил Жора.
– А какая протяженность? – переспросил я.
– Маленький марафончик – сто километров. Четыре этапа по двадцать пять км, на каждый этап контрольное время шесть часов, т.е. работа на сутки. Третий этап ночной. Ну и, разумеется, сто километров это по карте, а сколько набегаем, от умения ориентироваться зависит. Ночью, конечно, тяжеловато.
Да, пробежать-пройти сотню километров с гаком, а гак в лучшем случае еще километров десять-пятнадцать, а то и все двадцать за сутки, и не по трассе, а по полям и лесам, из них четвертую часть ночью, не простая задача.
Шурик, Юра и я молча взвешиваем свои шансы.
– Мне тоже нравится «Большая медведица». Только мы, женщины, бегаем три этапа, без ночного, – обыденно проговорила Элла.
Вот тебе, Шурик, и слабое звено.
15 июня 2005 года. Ура! Сегодня взяты билеты на 9 июля до Новосибирска, и на вечер 12 июля от Новосибирска до Бийска. Состав группы утвержден и пересмотру не подлежит: Жора Москалёв, Элла Волкова, Володя Беланович, Кирилл Коршак, Иван Дашкевич, Саша Прохоров, Юра Гончар, Юра Том и я. Горную часть возглавляет Жора, водную – наш любимый Шурик. Планируем 13-го утром быть в Бийске, к вечеру добраться до Тюнгура, поселка на берегу реки Катунь, 14 – 27 июля отводим на горную часть с подъемом на Восточную Белуху, 28 июля – 6 августа – на водную по реке Катунь от Тюнгура до Усть-Коксы. Володя, Кирилл и Иван по окончании горной части и возвращения в Тюнгур поедут домой в Минск, отпуска слишком малы и остаться не позволяют. Все хорошо профессионально подготовлены. Жора и Володя – мастера спорта по горному туризму. Шурик и Гончар – очень сильные водники, прекрасно «читают» и чувствуют воду. Том больше 30 лет в горных и водных походах, и отнюдь не матрасных. Кирилл только вернулся с Эльбруса. Иван сразу после Карпат, очень вязкий на нагрузку. Элла вообще в прикладном плане заткнёт за пояс девяносто девять мужиков из ста. Но, самое главное, как говорил товарищ Сухов, народ подобрался душевный. Так что нашим амбициозным планам – два маршрута, и каких!, за один выход – быть!
И самое главное! На Белуху планируем подняться 20 июля. В ночь с 19 на 20 – полнолуние.
– А кто у вас в горах главный будет? – спросила перед отъездом мама.
– Жора.
– Он что, моложе тебя?
– Да нет, Жоре уже 51 год.
– А почему ты называешь его Жора, наверное, Георгий?
Действительно, почему Жора, а не Георгий? Я ведь ни разу и не задавал себе такого вопроса.
С детства, не знаю почему, но в моем представлении имя Жора всегда было связано с молодым высоким красивым темноволосым мужчиной, служившем на флоте и приехавшим домой в отпуск. Черный китель со стоячим воротничком, широкие брюки клеш, фуражка с крабом, и что самое главное – открытая улыбка и запах соленого моря – волнующий запах свежести и свободы. Вот он – Жора!
Наверное, из тебя, Жора, получился бы прекрасный офицер Военно-морского флота. И был бы ты уже давно на пенсии, три раза в год – 23 февраля, 9 мая, и в последнее воскресенье июля – на день ВМФ, надевал на свои широкие плечи белый парадный китель капитана первого ранга, увешанный орденами и медалями, и гордо позвякивая ими при ходьбе, неспешно отправлялся по нашем прекрасному сухопутном городу на встречу к своим друзьям-пенсионерам, таким же офицерам ВМФ. А быть может, еще и служил?
Ты выбрал другой путь, совсем другой. Или путь выбрал тебя? И ты прошел этот путь с честью, до последнего вздоха. И в самый последний миг своей жизни ты не сделал шаг в сторону, не побежал, спасая себя, а все свои силы, всю волю, собранную в кулак, вложил в последний крик и бросок к палаткам, как будто хотел прикрыть своим телом нас от лавины. И погиб. У тебя не было орденов, Жора. А жаль. Ты был бы достоин носить их!
9 июля 2005 года. День отъезда. Очень долгожданный и, как всегда, очень напряжённый и волнующий день. Сколько таких дней позади, сколько впереди? Вроде бы всё тысячу раз продумано. Снаряжение, личные вещи и продукты на маршрут переписаны, взвешены и разложены по пакетам, которые двумя отдельными горками громоздятся на полу – для гор отдельно, для реки отдельно. Документы и деньги уложены в гермомешочек. На плите остывает курица с хрустящей светло-желтоватой корочкой – в дорогу. В пятилитровый котел из нержавейки аккуратными брикетиками уложено свежезасоленное сало: со спины, но тонкое, с мягкой шкуркой и тремя нежными розовыми прослойками, густо посыпанное тмином, кориандром, черным перцем и чесноком. Оно завернуто в вымоченную в сильном соляном растворе марлю и упаковано в белую бумагу, а затем обернуто сухой марлей. Этот рецепт упаковки, подаренный мне старенькой сухонькой бабушкой с розовыми щечками, в белом чистом платочке, торговкой из сало-колбасных рядов Комаровского рынка, еще ни разу меня не подвел – в любую жару сало остается свежим и вкусным чрезвычайно. Каждый раз, заходя на рынок, я благодарю её, и глаза бабушки оживают, наливаются синевой и в них светится неподдельная радость жизни. Пожалуй, осталось только позвонить доче, маме, друзьям. И все равно на душе неспокойно, не забыл ли чего, не взял ли чего лишнего. Вся фишка, как говорит молодежь, в том, что сразу делаем два разноплановых маршрута: горы и вода. А значит два девяностолитровых рюкзака, и в каждом свое снаряжение, свои продукты. И ничего не должно быть лишнего. И постоянная дилемма – брать или не брать ещё пару шерстяных носок. Ясное дело, лишнего не бывает, но ведь все это нужно нести. И если по воде всё понесёт на себе катамаран, то в горах совсем другой расклад.
В двенадцать, ровно в срок, на машине заскочил Юра Гончар со своим другом. Выносим мои вещи и забиваем под завязку народный немецко-белорусский автомобиль VW-универсал. Итого – шесть рюкзаков, два тубуса, весла. Вклад Гончара, Шурика, мой. Присели на дорожку – ритуал отработан до мелочей, ничего лишнего, но ничего и не упустить – и на выход.
– А Шурик где?
– Не вмещался, – засмеялся Юра, – на автобусе доберется.
Моросит мелкий дождик. Чистый, с запахом альпийского утра, свежевыглаженный камуфляж приятно холодит кожу. Во всём теле знакомое томление в ожидании дороги, чего-то совершенно нового и неизвестного. И сила, безграничная, молодая, задорная. Какое счастье жить в этом мире!
11 июля 2005 года. Колеса стучат и стучат, поезд движется на восток, навстречу солнцу. Юра Том принялся за свое любимое развлечение, когда абсолютно нечем заняться – гадание по руке. Внешне всех это очень веселит, но, наблюдая со стороны, я вижу, что внутренне каждый, протягивающий Юре руку, напряжен. Маршруты совсем не просты, это понимает каждый. Что ждет впереди? А вот Жора спокоен. Да и что сможет смутить этого гиганта. Все при нем: сила, здоровье, высочайший интеллект, огромный походный опыт, да и красивая кокетливая женщина рядом. Сплошная гармония, внешняя, как минимум, это точно. Не знаю, но как только Юра начал рассматривать руку Жоры, что-то подтолкнуло меня, и я присел рядом. Огромная сильная, и в то же время чистая интеллигентная ладонь. Четкие линии жизни, судьбы, сердца, ума. Почти ничего лишнего. И словно удар током – большой разрыв в линии жизни. Юра о чем-то говорит, говорит, но я чувствую, на руке все совсем иначе. И Юра, конечно, видит это.
– Ребята, станция, пойдем, поедим мороженого, – вовремя прозвучал голос Эллы.
Мы с Юрой медленно, словно в тумане, движемся вдоль состава, уходя все дальше и дальше, к самому тепловозу, машинально кусая мороженое и не чувствуя его вкуса, ничего и никого не замечая вокруг.
– Видел? – прямо спросил меня Юра, когда мы отошли совсем далеко.
– Да. Очень плохо?
– Нездорово. Разрыв в линии жизни после пятидесяти лет. А Жоре сейчас как раз пятьдесят один.
– И что ты думаешь?
– Надо сказать. Предупрежден, значит вооружён. Будет беречься. Жора очень сильный мужчина и должен знать об этом. Он сможет переломить ситуацию, это в его силах.
И вдруг мы видим, что рядом с нами идет Жора, слушает нас. И как мы не заметили его?
– Ты прав, Том, – очень спокойно включился в беседу Жора, словно речь шла о расписании электричек на его дачу в Зеленое. – Но не полностью. Это старая, прошлогодняя отметка. Я едва не погиб на реке. Влетели на байдарке в порог, а там мощнейший котёл. «Байду» в щепу, нас сильно примяло. Но всё обошлось. Пойдемте в вагон, все уже поднялись…
И Жора опять улыбнулся своей открытой улыбкой, которая могла успокоить кого угодно.
12 июля 2005 года. Вот мы и в Новосибирске. В прошлом году мы просидели на железнодорожном вокзале Новосибирска с Юрой Том часа три, когда, перепрыгивая с поезда в поезд, на перекладных добирались в Москву из Улан-Удэ. Из города, как просто и однозначно называют Улан-Удэ все буряты. И кроме красивейшего здания вокзала и привокзального буфета ничего и не увидели. А сегодня в нашем распоряжении почти целый день. Разделив время дежурства у рюкзаков, все, за исключением дежурных, разбегаются посмотреть Новосибирск. Мы с Юрой свободны до трех часов, до нашего дежурства, а значит впереди уйма свободного времени.
– Сразу ищем комендатуру, поставлю штамп в отпускном билете, а потом побродим по городу, – предлагаю я.
– Нет возражений. Завтра у жены день рождения, я хочу отметить его. Возьмём чего-нибудь вкусненького, конфет, бальзама сибирского. Угостим ребят. Помедитируем, пошлем Ирине радость. Она всё почувствует и ей будет очень приятно.
– Конечно, возьмём. Только ничего заранее говорить не будем, а праздник отложим на завтрашний вечер, когда доберемся в Тюнгур.
Мы шагаем по городу – легко, размашисто, улыбаясь окружающим.
– Олег, посмотри, какой чудный парк. Полежим на травке?
– Конечно. Смотри, Юра, сколько молодых, интересных женщин. И вообще, какая мощная энергетика у города.
– Всё правильно. Но главное в том, что ты сейчас на подъёме, и потому все вокруг имеет такую сильную окраску. И всё у тебя получится. И у Гончара Юры. И у Шурика. Это очень нужно ему – уверовать в свои силы, переломить ситуацию и пойти вперед. Шурик совсем зачах ни семьи, ни квартиры, ни толковой работы. А вернётся с победой, с блеском в глазах, все двери в жизни откроются. Белуха высветит всё!
14 июля 2005 года. Ночевка прошла на правом берегу реки Катунь, изумрудной ленты Алтая, берущей начало высоко в горах Катунского ледника, южной оконечности Белухи и бегущей вниз с огромной скоростью, прорезав себе дорогу среди величественных гор. Но Катунь подождет, а сегодня мы выдвинемся на горный маршрут. И с раннего утра все в хлопотах: сборы лагеря, и, самое главное, нужно пристроить весь водный груз. Хозяйка стоянки назвала вчера за сохранность наших рюкзаков и катамаранов какую-то совсем запредельную сумму, сравнимую со стоимостью старого, но еще на ходу автомобиля. Сегодня с утра договорились с местным жителем поселка Тюнгур об этой же услуге, но на порядок дешевле. Загрузили вещи в видавшую виды «Ниву», и по мосту через Катунь и дальше по поселку отправились к нему домой. Красота тайги, гор, Катуни вступает в острый диссонанс с покосившимися заборами, неухоженными домами и огородами, хмурыми лицами. А уж на конечной точке недолгой поездки картина открылась совсем грустная: полусгоревший дом, дырявый сарай. На пороге женщина с потухшим взором – жена нашего нового знакомого. Совсем не старая, но так уставшая от жизни. И трое малых детей в старенькой одежонке.
– Мы беженцы. С Кавказа, – увидев мой недоуменный взгляд, пояснил мужчина.
Как же надо было достать людей, чтобы они бросили всё, что нажили за долгие годы и забрались в такую даль. Бедность сквозит во всем. А в наших рюкзаках продукты, спирт, гидрокостюмы, плавсредства. Всё то, что и нужно для жизни на реке. Шнурок распустил на рюкзаке и бери, пользуйся. На душе стало тоскливо: дождётся ли нас наше снаряжение? Продукты-то и прикупить можно, а снаряжение нет. Я понимаю, людям надо верить, а на душе все равно неспокойно. Но времени на поиск другого варианта нет, через полчаса выход в горы. Рюкзаки, тубусы, вёсла – в сарай, хозяину – деньги, сами – в «Ниву» и в лагерь. Не буду ничего рассказывать ребятам, чего зря беспокоить.
Извините меня, люди добрые, за мысли такие. И спасибо большое вам. Всё сохранили вы, и, не дождавшись нас, передали вещи красноярским альпинистам. И отправились наши рюкзаки в дальнее путешествие по Алтайскому краю, по вокзалам и отделениям МЧС, чтобы встретиться с нами в Горно-Алтайске.
Первый день пути – самый сложный. Рюкзаки полны продуктов, организм еще не вписался в монотонную работу – шаг за шагом наматывать километры. Но за тем и шли. В полдень вышли на перевал Казуяк, высота 1.551 метр.
Идётся тяжеловато, но обоим Юриям ещё хуже. Да и остальным непросто, лица у всех красные, майки мокрые насквозь. Ерунда, зато какое наслаждение вдыхать столь чистый горный воздух. Но эти слова больше подходят для рекламного ролика: «Господа, посетите перевал Казуяк, зелёное чудо в предгорьях Алтая. Совсем не дорого, $199 в день за горный хрустальный прохладный воздух, струящийся среди вековых исполинов». Реально же воздух чистый, но очень тяжелый, теплый, плотный и вязкий, как вата. Над головой висит темная кучёвка. Долго шли дожди, влажность близка к 100%, тепло и душно. От жирной и черной земли, смачно чавкающей под ногами, поднимается пар. Струйки солёного пота текут по вискам и щиплют глаза. Зато налицо немаловажное чудо Алтая – полнейшее отсутствие гнуса: ползающего, сосущего, кусающего. И это так здорово. Понять меня сможет лишь тот, кто неделями жил в тайге среди постоянных туч мошкары, комарья, слепней, не дающих ни секунды спокойного отдыха, к которым, правда, полностью привыкаешь на третий день. Вернее сказать, просто свыкаешься с этой безжалостной и тупой сворой как с неизбежностью.
Но ничто не может испортить походного настроения. Природа очаровательна, чем-то напоминает Карпаты, только еще более мощное буйство зелени, жизненной силы, чистоты и нетронутости.
На привале встречаем группу из Новосибирска, гуляют с рюкзаками по ближайшим местам. Проводниками у них двое братьев, молодых коренастых ребят, сразу начавших рассказы о медведице, у которой плохие люди два дня назад убили медвежонка. Может, и так. Подонков, к сожалению, ещё хватает. И теперь медведица рыщет по округе в поисках отставшего туриста, чтобы съесть его. Для начала, конечно, выест живот, потому что глупый турист ел на обед сгущенку, а медведи большие сладкоежки. Я и сам знаю десятки таких баек. Они особенно приятны для рассказа новичкам в дикой тайге, ночью, у костра. Ветер треплет пламя, огонь отбрасывает всполохи на ближайшие деревья, а рядом шумит река, перекатывая воду по порогам, и поскрипывают, жалобно постанывают кроны деревьев. А на берегу свежие следы медведя, и он на самом деле бродит где-то рядом. И вся тайга живет своей обычной ночной безжалостной жизнью – жизнью охотника и жертвы. В животе появляется мерзкий холодок и острое чувство того, что кто-то невидимый пытается вытащить позвоночник из тела. Такие ночные рассказы могут у новичка и «крышу сдвинуть». Но наших ребят уже ничем не удивишь, и они лишь улыбаются в ответ, не забывая при этом лишний раз осмотреться вокруг.
В тайге в таких случаях лучшее лекарство на ночь – в ружье пулю, сгущенку в рюкзак и на дерево, рыбьи потроха и остатки еды в реку, руки тщательно вымыть с мылом, а они все равно пахнут рыбой, и совсем уж занемели пальцы от студеной воды, а ты все трешь их, нюхаешь и трешь. А потом принять на грудь сотку и быстро-быстро уснуть, пока еще не успел полностью испугаться. Да, и самое главное, дать отмашку: «Юра! Крути меркбу!» Юра Том – спец по энергетическим штучкам, а меркба – один из видов энергозащит, которые он выставляет вокруг палатки на ночь. Помогает ли, не знаю, но спится спокойнее. Но сейчас мы «в цивилизации», Алтай – это не Восточная Сибирь, где, кроме зверя, нет никого. И здесь совсем не чувствуется никакого напряжения. Санаторий, одним словом. Да и ни ружья нет, ни сотки. Серьезные горы – все на вес, все на счет.
В обед выдалась свободная минутка и я, соблюдая многолетний ритуал, прошу Юру постричь меня в нуль. Машинка Philishafe легкая, на аккумуляторах, привезенная специально для походов по моему заказу Ромео из Германии, плавно движется в руках Юры, наводя порядок на голове.
– А это что? – показываю на оставленную полоску волос, увидев свое отражение в зеркальце.
– Как что? Ирокез, – с довольной улыбкой произнес Юра. – Мне кажется, совсем неплохо. Жаль только, невысокий. У тебя всегда такая короткая прическа. Будешь в группе талисманом.
В ответ по округе пронесся лишь дикий хохот. Полковник с ирокезом. Видели бы меня мои сотрудники, курсанты.
Хотя почему бы и нет, в смысле ирокеза. Ведь сейчас мы живем совсем в другой жизни. В настоящей счастливой жизни, где нет начальников и подчиненных, завистливых и обиженных, льстецов и хамов. Все человеческие пороки остались там, внизу, в асфальтовых джунглях. Здесь только друзья, которые всегда подставят плечо, не ожидая взамен благодарности. И у которых любое твое чудачество вызовет лишь добрую улыбку.
К вечеру совсем подустали, и в 17.30 Жора даёт команду: «Привал». Дежурить собираются Володя и Кирилл, но я прошу их уступить очередь Юре Том и мне. Хочу зарезервировать свободное время на завтра-послезавтра для фотоохоты. Они, конечно, уступают.
Стоянка на левом берегу реки Аккем. Небольшая площадка прямо на тропе, слева обрыв к реке, справа достаточно крутая зеленая стенка, поросшая деревьями. Все деревья лиственные, сырые, и на костер не годятся. После долгих поисков все-таки нахожу пару погибших вертикальных стволов, валю их и оттаскиваю в лагерь. Конечно, не родной белорусский сухостой, но что делать. А в лагере вечерняя суета: установка палаток, мелкие постирушки. Пока я бродил в лесу, в лагере появилось новое лицо – Ник, американец лет двадцати пяти, крепкий, загорелый и, судя по чертам лица и цвету волос, потомок Чингачгука из племени дэлаверов. Но по экипировке – наш, рязанский – грязный, промокший насквозь, в синей с красной и белой полосками спортивной шапочке пирожком. Такие носили у нас в далеком 1982. И голодный, как стая волков. Жора принял решение оказать помощь «второму фронту» – накормить и обогреть. Знай наших, америкос. Водки бы пару стаканов, согреть твою замерзшую американскую душу, но чего нет, того нет. Не обессудь. Откуда взялся он? Наверное, такой же скиталец, как и все мы. Лишь мы поднимаемся вверх, и впереди у нас вершина, а он бредет вниз, так и не достигнув Белухи, и к тому же где-то по пути потерял друга, такого же америкоса. Товарищ, это Россия, а не рафинированные маршруты Штатов с гидами, гостиницами, вертолетами и сотовой связью. Тут надо быть повнимательнее.
За американцем присматривает Кирилл. Они весело и совершенно раскованно, будто знакомы не один год, болтают на языке гостя, при необходимости помогая жестами, мимикой. И постоянно чему-то смеются. С лица американца вообще улыбка не сходит.
Кирилл и Ник очень похожи. Коренасты, тяжеловесны по виду, но очень подвижны, даже легки. Природная сила и доброта сквозят в каждом их движении и жесте. Боксеры, которые ударом могут свалить лошадь, но порхают, как бабочки, и не наступят даже на муравья. И внутренне интеллигентны, эрудированны, с прекрасным образованием – одним словом, отличники нового поколения. Не те сутулые и нескладные кабинетные очкарики семидесятых, а современные яппи, умеющие работать и умеющие отдыхать. На все сто. Только Ник очень смугл, с темно-карими, почти черными глазами, а наш Кирилл – светленький, с русыми волосами и светло-карими глазами.
Лучшие места на площадке уже заняты палатками Жоры, Володи, Ника. Оставшееся свободное на пятачке место – неровное, в камнях, со склоном. Юра Том подошёл последним, и теперь, пыхтя в творческом порыве, пытается выкопать, вырубить, выровнять подобие более-менее ровного кусочка два на два метра для нашей палатки. Ночевка – дело серьезное. Как любит повторять мама Замполита: «Как постелишься, так и выспишься». А выспаться, хорошо отдохнуть ночью в походе – первое дело.
Я не отвлекаю Юру, сам готовлю ужин. Ваня выдал мне вермишель, видно, неплохая, в красивых пачках, и тушенку. Дрова чуть сыроваты, но костер все равно потрескивает, котлы с водой висят над огнем, банки открыты и тушенка готова к прожарке. Работы хватает – вермишель не готова, сало и колбаса не нарезаны. Но настроение просто превосходное. А работы при кухне хватает всегда.
У Кирилла, судя по всему, закончились разговорные темы, он берёт тайм-аут и подходит с гостем ко мне.
– Олег, ты ведь офицер, должен знать английский. Поговори с Ником.
Не вопрос. Английский я учил всю сознательную жизнь, больше, чем русский и белорусский, вместе взятые. А вдруг пошлют за границу? Да и хорошая школа мистера Кросби, засланного к нам в страну в далеком и смутном 1993-м из Великобритании в помощь для окончательного развала мощной державы и попутно обучавшего нас, офицеров, с неким тайным умыслом своему заморскому языку, не прошла мимо. Ну что ж, не будем про творчество Шекспира, сразу к делу.
– Я полковник ВВС Республики Беларусь. Как Ваша фамилия? Ваше воинское звание? С какой целью Вы прибыли сюда? Место дислокации Вашей воинской части? Фамилия Вашего командира? – и все эти вопросы по взрослому, без улыбки, жестко, глядя прямо в глаза, не дожидаясь ответа на предыдущий вопрос. Конечно, произношение не совсем оксфордовское, но тем и страшнее.
У америкоса медленно отвисает челюсть, улыбка сползает с лица. Все ясно, парень в трансе, бери и лепи из него что хочешь, но быстро, без задержки, пока ничего не соображает. Элементарное применение НЛП. Всего ожидал увидеть он в предгорьях Алтая, но встретить у костерка в стареньком камуфляже полковника, гладко выбритого, с ирокезом на голове, который с ходу начнет допрос… Конечно, нет.
– Ладно, Ник, не дрейфь, нет мне дела до твоего командира, – хлопаю я его по плечу, – меня вермишель ждет.
Кирилл, разобравшись, в чём дело, весело хохочет. А Ник ещё долго напоминает рыбу, выброшенную на диковинный для неё берег, так толком и не поняв, шутил ли я. Да и что можно ожидать от страны, у которой счастливые полковники в застиранных камуфляжах бродят по таежному предгорью, а по Москве вообще гуляют медведи?
Вода в котле закипела, и я начинаю засыпать вермишель. И сразу по её внешнему виду понимаю весь трагизм ситуации. Вермишель с ходу сбивается в скользкую стаю, каждая вермишелинка крепко держится друг за дружку. Пытаюсь разбить этот вермишелевый ком, дым ест глаза, жар обжигает руки. Эх, надо было на ложечку ручку деревянную примотать, как Саша Петиков всегда делал, да чего уж теперь. Ситуация очевидна и просчитываема на три хода вперед. Во-первых, высота хоть и небольшая, всего 1550 метров, но температура кипения воды уже не 100 градусов, а где-то 95. Во-вторых, видимо, вермишель не из самых твердых сортов пшеницы. В-третьих, ее много и температура воды резко упала. А поднять ее на костре из сырых дров быстро не получится, это не на газу на родной кухне. Но кому интересна такая теория, если у каждого в животе давно звучит свой марш.
– Юра, иди сюда, – от безысходности зову я напарника по пищеблоку. Нужно же с кем-то делить «славу».
Юра с ходу вникает в ситуацию и через пару минут в руках у меня метровая жердь, с нижней части которой снята кора.
– Мешай. Может, разобьешь.
Народ очень голоден и потому с тоской посматривает на котел. Молча. Лишь Жора мерзко хихикает:
– Да, Олег, повезло тебе с женой. На кухню, видно, заходишь только поесть.
– Да я, да вы… – лишь судорожные реплики в ответ.
И самое обидное, ведь я готовлю очень даже неплохо. Умею и люблю это делать.
– Я, пожалуй, ужинать не буду, – продолжает издеваться надо мной Жора.
– А ты, Олег, на кусочки это порежь и поджарь, – приходит на помощь Эллочка.
Хватаюсь за соломинку, режу полусырое это на куски по числу едоков, дожариваю на противне, заливаю разогретой тушенкой и раскладываю по мискам.
– О, красиво-то как, – томно воркует Эллочка. – И вкусно, наверное. Олег, а как ты назовешь это блюдо?
– Аккемано, – без задержки, нагло и уверенно отвечаю я. – Только так могут называться такие шикарные итальянские спагетти на берегу российской реки Аккем. Приятного аппетита.
Все дружно двигают челюстями, нахваливая ужин, и Жора, и Ник, и все остальные. Голод в здоровом теле – великая сила. Да и нет у них другого выбора.
17 июля 2005 года. Сегодня воскресенье, мы покидаем «цивилизацию» – контрольно-спасательный пункт на Аккемском озере. За сегодняшний день нужно добраться до Томских стоянок, или, как шутит Жора, до ночевки дядюшки Тома. На Томских, как и на озере, дежурят горноспасатели. Дальним маленьким филиалом. Томские – последняя точка, где можно остаться и подождать группу, точка принятия решения, как принято говорить у нас, в авиации. После Томских работа только в составе группы, вместе либо вперед, либо назад. Переход к стоянке неблизок, выход назначен на 8.00, подъем соответственно в 6.00. На прощание фотографируемся в городе камней, переходим по двум старым, почерневшим от дождей и снега, сваленным через реку Аккем стволам, затем по шатким мосткам через реку Караоюк, правому притоку Аккема и начинаем медленно набирать высоту. Аккемское озеро остается позади, понемногу уменьшаясь в размерах. И хотя погода балует – можно считать ее сейчас малооблачной, и солнечные лучи падают на воду, озеро, к сожалению, все равно осталось белесо-серым, совсем не таким, как оно выглядит на рекламных фотографиях – насыщенно голубым, с отражением ледяной белой стены и вершин Белухи. Зато впереди все мощнее прорисовывается сама стена – неприступная, совершенно белая вертикальная стена с двумя вершинами – Восточной и Западной Белухой. Сами вершины почти все время закрыты облаками, лишь на мгновение приоткрываются и опять укутываются плотным серым одеялом. С завидным постоянством я выдергиваю фотоаппарат из футляра, подстраиваю диафрагму, выдержку, но облака вновь закрывают вершины. Справа внизу огромный широкий каньон, промытый за тысячи лет водами Аккемского ледника. Дно его совершенно плоское, и по нему протекают десятки нешироких речушек грязновато-белого цвета. Нешироких сегодня, а завтра? В горах все изменяется очень быстро. Вместе с серым цветом горной породы и скупой зеленью трав создается строгий аскетический образ, и, конечно, все это попадает в кадр. Том идет передо мной и что-то потихоньку снимает на свою новую, приобретенную специально к этому походу камеру.
Юра просит меня поснимать на его камеру, и я с неохотой соглашаюсь. Я очень люблю снимать на видео, и, как мне кажется, это у меня получается. Но свой первый фильм Юра должен снять сам, только тогда он сможет увидеть свои ошибки. Скорее всего, по-моему, почти весь отснятый Юрой материал уйдет в мусор. А фильм мы смонтируем на основе материала, который снимает Жора на свою старенькую Соньку, вставим кадры Кирилла, Гончара и мои с фотоаппаратов. Я отслеживаю, что снимает Жора, стараюсь подобрать сюжетные природные кадры на фото, Кирилл по моей просьбе специализируется на лицах. А потом мы отснимем легендарную Катунь с бешеными ревущими порогами Аккемского прорыва, Кадринской трубы, Шабаша, проход по ним наших катамаранов. И редкие изумрудные плесы, высокие скалистые берега, отражение красного вечернего солнца на воде. Закрывая глаза, я уже вижу фильм почти целиком, слышу музыку этого фильма. И это настолько реально, что, думая о нем, я слышу свист ветра и безмолвие гор, шелест листвы и рев порогов, а на кончиках пальцев чувствую шелковистость травы, шероховатость камня, холод снега, сердцем ощущаю величие и гордость горных хребтов и стихию воды, силу, которая рвет весло из рук и пытается выбить нас из катамарана.
