WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Полдников Д.Ю. (НИУ ВШЭ, Москва).

Роль научной доктрины в развитии частного права:
исторический опыт Германии и уроки для России.

«Вопрос о правовых учреждениях есть не вопрос национальности, а вопрос целесообразности, практической потребности. Никто не будет искать на стороне того, что в таком же или лучшем виде он имеет дома, но только безумный станет отказываться от хины потому, что она выросла не на его земле». (Р. фон Иеринг. Дух римского права. Т. 1. С. 5)

В странах романо-германской правовой семьи научная доктрина не признается источником права. Тем не менее она продолжает оказывать влияние на законодательство и судебную практику. Степень этого влияния в разных странах не одинакова. В России нормативное значение доктрины в последние годы невелико. Ученые юристы играют далеко не первые роли в разработке законопроектов, а судебные решения не пестрят ссылками на научные работы.

В настоящем докладе мы обратимся к опыту развития частного права Германии, чья юридическая наука оказала наиболее сильное влияние на отечественную цивилистику начиная с самого ее становления[1] и потому представляется наиболее поучительным.

В Германии воздействие ученых правоведов на развитие права, несомненно, проявляется более активно. Достаточно вспомнить о двадцатилетнем процессе подготовки и принятия закона о модернизации обязательственного права 2002 г. в Германском гражданском уложении (далее – ГГУ). В 1978 г. министерство юстиции официально запросило мнение 24-х немецких правоведов по проблемам реформирования обязательственного права ГГУ. В 1981-83 гг. их заключения были опубликованы и сразу стали объектом пристального внимания и критики. Следующим заметным шагом стала подготовка в 1992 г. специальной комиссией списка вопросов для обсуждения на собираемом раз в два года съезде юристов Германии. В 1994 г. съезд юристов обсудил этот список и высказал предложения, развитые в дальнейшем в литературе. В 2000 г., благодаря инициативности нового министра юстиции, был, наконец, опубликован шестисотстраничный проект закона о реформе обязательственного права, переработанный с учетом директив ЕС. В научном сообществе резкие возражения вызвал как сам проект, так и планы спешно (!) принять его в течение ближайших 15 месяцев. Ученые отмечали недостатки проекта, подготовленного с учетом предложений десяти- и двадцатилетней давности. Доработка проекта потребовала созвать две конференции, создать две рабочие группы под эгидой министерства юстиции с участием ведущих ученых, чиновников, адвокатов и судей. В результате была подготовлена новая редакция проекта, которая еще раз стала предметом обсуждения внеочередного собрания ассоциации преподавателей частного права. И даже редакция проекта закона, подготовленная с таким трудом, не вызвала полного удовлетворения научного сообщества. На обсуждениях в Бундестаге защитники проекта не раз указывали на участие в его разработке ведущих цивилистов страны (Медикуса, Канариса, Генриха, Вестермана и др.)[2].

«Право ученых» признавалось в Германии источником права вплоть до вступления в силу ГГУ в январе 1900 г., то есть дольше чем в любой другой крупной стране континентальной Западной Европы. Еще в середине XIX в. Ф.К. фон Савиньи, разрабатывая систему современного римского права, называл «право ученых», или «право юристов» (нем. Wissenschaftsrecht, Juristenrecht) «особым видом правотворчества»: «…сословие (юристов) перерабатывает законодательство и способствует переходу такового в реальную жизнь»[3].

Важная роль научной доктрины в Германии имеет историческое объяснение. В связи с этим обратимся к традиции т.н. «общего права» (лат. ius commune, нем. Gemeines Recht). Правотворческая функция была присуща научной доктрине с момента возрождения юриспруденции как самостоятельной науки в Западной Европе в XII веке. Более того, доктрина, или «общее мнение докторов» (лат. communis opinio doctorum), служила важнейшим источником права до утверждения господства нормативно-правового акта в эпоху Просвещения (XVIII в.).

Считается, что «общие мнения докторов» стали насущной необходимостью после «открытия» Дигест императора Юстиниана и признания позднеантичного текста субсидиарным источником действующего права. Именно ученым-юристам, а не законодателю, выпала в Средние века и Новое время задача адаптировать буквальный смысл древнеримского права к современным им условиям.

К XIV-XV в. в романизированных областях Западной Европы (Северная Италия, Южная Франция, Испания) сложилась и получила распространение научно разработанная правовая система, которая получила наименование общего права (лат. ius commune), то есть предназначенного для всех христиан Западной Европы. Общеевропейское право представляло собой научную разработку источников римского, канонического и феодального права в средневековых университетах. Единое ius commune противопоставлялось разнообразным местным правам и выгодно отличалось от них своей всеохватностью, полнотой, рациональностью.

Именно это ius commune стало распространяться в Германии с конца XV в. в ходе так называемой «рецепции» римского права и «современного использования Пандект» (usus modernus Pandectarum, далее – usus modernus). Представляется, что одни и те же достоинства права ученых обеспечили не только его усвоение в немецких землях, большая часть которых никогда прежде не подвергалась влиянию романской культуры, но и более длительное, по сравнению с другими европейскими странами, существование. Речь идет о таких признаках, как рациональность, системность, целостность, самостоятельность, элитарность.

Рациональность

«Право ученых» изначально предполагало использование письменных источников и формально-логических правил их толкования (как устного, так и письменного), позволяющих прийти к предсказуемым одинаковым решениям в аналогичных ситуациях.

Причины заимствования ius commune, в целом, связаны с кризисом средневековой государственности и идеи права в Германии XV-XVII вв. Традиционная система правосудия и передачи юридического знания в позднее Средневековье характеризовалась крайней разрозненностью и опиралась на иррациональное обычное право. Знатоки обычного права (шеффены) «отыскивали» право, руководствуясь своим житейским опытом. Значимость их решений во многом зависела от общественного положения, поэтому шеффенами выбирали земельных аристократов, купцов, княжеских советников без юридического образования[4]. Пока судебные споры были простыми и повторяющимися, система работала. Однако в позднее Средневековье стали появляться новые общественные отношения, в которых у шеффенов не было опыта. Отсюда их неуверенность и потребность искать совета у коллегии более опытных шеффенов, а затем и на юридических факультетах.

Немецкие профессора, воспитанные на произведениях Аккурсия, Бартола, Бальда и других итальянских комментаторов, придерживались совсем иных представлений о праве, которое по сравнению с обычным правом казалось верхом логической стройности, упорядоченности и обоснованности. Эти качества обеспечивали предсказуемость и последовательность решения споров, что выгодно отличало «право ученых» от обычного права оракулов-шеффенов (выражение Доусона)[5]. К тому же ius commune письменно излагалось в Своде Юстиниана и обширной литературе к нему, а обычное право, как правило, оставалось устным и его применение в суде могло быть сопряжено с непростым процессом доказывания. Впрочем, ученые юристы не жаловали почтением и записанное обычное право, преклоняясь перед своими кумирами-профессорами.



По оценке Ф. Виакера, германское право существенно проигрывало римскому с научной точки зрения только в одном отношении: знатоки обычного права в большинстве случаев не способны осмыслить право как целое и представить его в рациональной системе. Там, где шеффены смогли подняться на этот уровень, германское право сохранялось[6].

Системность

Основанное на толковании обширного Свода Юстиниана «право ученых» представляло собой систему, которая состояла из связанных друг с другом терминов, концепций, институтов и принципов. Система эта не поражала изяществом и простотой, подобно проектам сторонников естественного права XVII-XVIII вв., и была понятна лишь специалистам-правоведам. Однако она выгодно отличалась от существовавшего в то время территориального законодательства полнотой и последовательностью регулирования наиболее важных общественных отношений, и превосходила первые проекты естественно-правовых систем в детализированности правил и, следовательно, в практической применимости. Даже в отсутствие авторитетного мнения по какому-либо специальному вопросу, системность ius commune позволяла логическим путем найти определенное решение.

Системностью «право ученых» было обязано одновременно и безбрежной казуистике Свода Юстиниана, и сложившейся еще в Болонской школе глоссаторов и комментаторов формально-логической методологии толкования казусов и выведения из них общих правил. Эта же методология применялась для установления соотношений между понятиями ius commune путем многоступенчатого деления. Система основных произведений «права ученых» – комментариев к Пандектам – воспроизводила хаотичную последовательность титулов Дигест Юстиниана. Однако в рамках отдельных титулов материал излагался независимо от фрагментов высказываний римских юристов посредством так называемого «метода простой темы». Речь шла об устоявшемся перечне основных вопросов («общих мест»), на которые правовед давал ответы в своем произведении, то есть рассуждал о теме. Уже во второй половине XVI в. Матвей Везенбек активно использовал следующие «общие места» при изложении отдельных тем в своих «Пролегоменах (т.е. введении) к изучению права» и «Комментариях к Пандектам»:

  • определение основного понятия,
  • видовые отличия, деление на виды,
  • четыре причины (материальная, формальная, производящая, конечная – по Аристотелю),
  • толкование затруднений,
  • смежные и противоположные понятия,
  • связанные с обсуждаемым понятием иски.

Авторы usus modernus на протяжении XVII в. охотно использовали похожие перечни «общих мест». По словам Ф. Раньери и Я. Шрёдера, этот метод оставался основным при написании немецких юридических диссертаций до начала XVIII в.[7]

Единство

Единство ius commune выражалось в общности источников, языка, круга юридических проблем, методов преподавания и изучения, а также научной литературы. Общим источником оставался Свод Юстиниана (прежде всего Дигесты), языком юридической науки была латынь, формы и методы преподавания определялись программой университетских кафедр римского права. Основную массу научной литературы в юридических библиотеках эпохи usus modernus составляли пространные комментарии к Пандектам, краткие компендиумы, монографические трактаты по отдельным темам.

Единство «права ученых» выгодно отличало его на фоне правовой и политической раздробленности Германии. В XVIII в. число государств (княжеств, герцогств, епископств, вольных и имперских городов) было сопоставимо с числом дней в году. Даже в первой половине XIX в. в состав созданного на Венском конгрессе 1815 г. Германского союза входило 34 независимых государства и 4 вольных города. Немецкие земли также разделяли конфессиональные границы. Аугсбургский религиозный мир 1555 года оставлял вопросы религии на усмотрение восторжествовавшей светской власти («чья власть – того и вера»). Между тем отношение лютеранской, кальвинистской и католической церквей к праву не было одинаковым. Если лютеране оставляли светское право на усмотрение светских же властей, то католическая церковь настаивала на сохранении канонического права (чье идейное воздействие на светское, как правило, недооценивают)[8]. На этом пестром ландшафте юрисдикций только ученым юристам удавалось поддерживать правовое единство.

Самостоятельность (автономность)

Опора на источники римского права, авторитетные научные комментарии и приемы их формально-логического толкования позволяли юристам сохранять определенную самостоятельность по отношению к другим общественным силам Германии. Сложность овладения премудростью ius commune, с одной стороны, и необходимость этих знаний для законотворчества и правоприменения – с другой, естественным образом обособляли юристов в отдельное, привилегированное «сословие» со своей строгой иерархией (мастерами и подмастерьями). Мастера (профессора) обладали достаточным престижем, чтобы с позиций «права ученых» критиковать судебную практику и даже действующее местное законодательство за пробелы и непоследовательность. Нередко ученые просто-напросто игнорировали местные законы, столь ничтожные перед лицом вековой традиции ius commune.

Особое неудовольствие профессоров вызывали акты, открыто порывавшие с системой ius commune. Известно презрительное отношение Ф.К. фон Савиньи к Прусскому земскому уложению – этим «каракулям», которые он нехотя сделал предметом своего лекционного курса лишь через пару лет преподавания в Берлинском университете[9]. Да и то преподавал эти «каракули» с опорой на пандектную систему современного римского права.

Указанные достоинства «права ученых» определили его ведущую роль в развитии права. Разумеется, значение источника права приобретали наиболее авторитетные мнения или мнения большинства ученых («communis opinio»). Именно они воздействовали на правотворческий процесс и на судебную практику.

История развития немецкого права полна примеров прямого и косвенного влияния ученых юристов на законодателя. Еще в конце XVI в. известный профессор римского права Ульрих Цазий составил новую (романизированную) редакцию городского статута Фрайбурга. В XVII-XVIII в. ученые правоведы не раз выступали советниками местных правителей и участвовали в разработке территориального законодательства. В XVIII – начале XIX в. им поручали создание крупных кодифицированных актов. Вигулей Крейтмайр разрабатывал гражданское уложение для Баварии, Карл фон Мартини и Франц фон Цайлер – для Австрийской империи.

Не менее важно косвенное влияние на гражданское законодательство и первые кодексы. По замечанию известного историка немецкого частного права Ф. Виакера, почти все институты современного германского частного права были сформулированы правоведами usus modernus на основании практических запросов жизни. Именно их доктрина стала основой для кодексов естественного права, и в конечном счете именно они разработали «язык права», очертили основные проблемы и определили круг источников для общегерманского гражданского уложения[10]. Достоинства «права ученых» оттенялись недостатками партикулярного (местного) законодательства. Местные акты далеко не всегда публиковались и уступали ius commune по степени логичности и системности.

Велико было и влияние «права ученых» на суды. О тесной связи науки и судебной системы свидетельствует, прежде всего, тот факт, что многие правоведы usus modernus сами исполняли судейские обязанности или работали в аппарате судов (Бенедикт Карпцов, Давид Мевий, Георг Адам Струве, Самюэль Стрик, Юстус Бёмер, Антон Лейзер и др.)[11]. Наряду с прямым, доктрина оказывала мощное косвенное влияние. Немецкие законы XVI-XVIII вв. не обязывали судей руководствоваться мнением авторитетных ученых. Однако суды сами обращались за советом к правоведам в силу особенностей развития немецкого права.

Распространение письменной процедуры рассмотрения дел по рациональным правилам ius commune требовало от судей знания современного римского права. В конце XV в. для большинства заседателей Имперского камерального суда (Reichskammergericht) установили одним из квалификационных требований «образование в (римском) праве» и способность «давать подобающие заключения по текущим процессам»[12]. В течение XVI-XVII вв. эти требования распространились на территориальные суды.

Некомпетентное решение судьи могло дорого ему обойтись. Проигравшая процесс сторона вправе была требовать возмещения убытков за счет такого судьи. Учитывая невысокий достаток судей эпохи usus modernus в Германии, вполне понятно их желание «подстраховаться» консультацией специалистов: решение судьи не могло быть признано некомпетентным, если оно следовало общему мнению докторов права[13].

Так возникла практика направлять сложные дела из судов на юридические факультеты (нем. Aktenversendung), наиболее известные профессора которых для целей рассмотрения таких дел образовывали «консультативную коллегию» (нем. Spruchkollegium). Кроме того, ученые-правоведы в частном порядке давали юридические заключения («советы», consilia – по образцу средневековых комментаторов). Такая активная консультационная деятельность (с некоторой натяжкой) подкреплялась историческим опытом римских юристов, самые известные из которых в эпоху империи обладали правом давать юридические заключения от имени императора (лат. ius respondendi).

Важным направлением косвенного влияния на судебную систему оставалась университетская монополия на юридическое образование. И судьи, и адвокаты проходили через горнило учебных курсов по современному римскому праву, на всю жизнь усваивая систему правовых понятий, институтов, а также уважение к профессорской мантии.

Впрочем, судьям и практикующим юристам не сложно было найти точки соприкосновения с «правом ученых», поскольку юридическая литература usus modernus была тесно связана с практическими проблемами. Таковы комментарии к Дигестам («связывающие» античный текст с реалиями Нового времени), компендиумы (краткие изложения), в которых фрагменты Свода Юстиниана подвергались сознательной модификации с учетом «современных обычаев».

Наконец, достоинство ученых превосходило престиж судей. Основная масса последних в XVI-XVIII вв. – небогатые зависимые чиновники, назначенные на должность в молодом возрасте и приобретающие опыт в процессе работы, смысл которой заключался в точном следовании букве закона, а не создании нового права. Формированию прецедентного права в германских землях препятствовало отсутствие строгой иерархии судов (Имперский суд лишь номинально выполнял функции высшей апелляционной инстанции), а также Юстинианова конституция, предписывавшая византийским судьям «судить на основании закона, а не примера» (C. 7.45.13). К тому же тайна судебного разбирательства препятствовала публикации полных текстов судебных решений и о деталях их аргументации можно было лишь догадываться[14].

Среди представителей науки usus modernus не встретить громких имен (в отличие от «звезд» школы нового естественного права). «Осовременивание» римского права и формирование взаимосвязанного германского ius commune – задача не одного поколения правоведов. И в долгосрочной перспективе именно внутреннее единство «права ученых» обеспечило его устойчивость к потрясениям XIX в.

Инициаторами конфликта выступили идеологи Просвещения и естественного права Нового времени. Просвещенные монархи Западной Европы претендовали на законодательную монополию в государстве и не терпели других «центров влияния». Правоведы школы естественного права подвергли критике традиционное «право ученых» за его чрезмерную запутанность и сложность для обывателей, за бесконечные споры ученых, за сохранение устаревших правил Свода Юстиниана, привязанных к современным условиям томами комментариев.

О решительности атаки на «право ученых» свидетельствуют запреты цитировать его в судах. Разработчики Прусского земского уложения планировали включить в его текст норму об уголовной ответственности за искажение текста закона комментариями[15]. Австрийский император Иосиф II предписал профессорам не менять содержание юридических учебников без согласования с правительственной комиссией. Также была упразднена практика направления судебных дел в «консультативные коллегии» при юридических факультетах. Аналогичные запреты юристам толковать кодифицированные акты принимались во Франции и в государствах Италии в конце XVIII – начале XIX в.[16].

Однако «право ученых» выдержало первую волну кодификации в Германии. Во-первых, быстро проявилась неполнота кодексов. Ни один просвещенный законодатель не смог принять всеобъемлющий закон, раз и навсегда урегулировать общественные отношения. Снова потребовались правоведы, чтобы развивать право.

Во-вторых, «право ученых» обновилось в Германии благодаря исторической школе права и пандектистике. Лидер исторической школы Ф.К. фон Савиньи отстаивал прерогативы ученых юристов как необходимое условие выражения в современном ему праве народного духа и немало усилий приложил к созданию целостной системы современного римского права[17]. Школа пандектистов к середине XIX в. придала юриспруденции более строгий научный вид, снабдив ее системой четких понятий и правил, делением права на отрасли, подотрасли и институты, выделением и группировкой общих положений для каждого из уровней права.

В результате потревоженная просветительским радикализмом XVIII в. конструкция «права ученых» была восстановлен и сохранила свое влияние и на законодателя, и на судебную практику. Так, Саксонское Гражданское уложение 1865 г. сравнивали с курсом пандектного права, а первый проект ГГУ – с академическим курсом пандектного права профессора Б. Виндшейда, руководителя первой комиссии по кодификации[18].

Влияние на судебную практику подтверждается, прежде всего, тем, что некоторые профессора-пандектисты занимали должности в различных судебных инстанциях. В Берлинском университете имени Гумбольдта даже возродили консультационную коллегию по образцу XVII-XVIII вв. Судьи в регионах действия ius commune (внутренние земли Германии с севера до юга, за исключением владений Пруссии и Рейнской области), ссылались непосредственно на трактаты пандектного права. Наконец, университеты сохранили монополию на юридическое образование, необходимое для занятия должности судьи и начала адвокатской практики. Влияние университетов даже усилилось благодаря реформированию высшего образования по программе В. фон Гумбольдта. «Право ученых» вплоть до принятия ГГУ служило главным объединяющим фактором в политически раздробленной Германии.

В XX в. соотношение законодательства, судебной практики и научной доктрины в Германии, как и других странах романо-германской правовой семьи, изменилось не в пользу доктрины. Последняя утратила ведущую роль в развитии права законодательной и судебной власти. Однако в Германии мнение докторов до сих пор остается важным фактором правовой жизни благодаря своей внутренней целостности и тесной взаимосвязи с двумя другими факторами развития права, особенно с судейским сообществом. Ученые-правоведы по-прежнему определяют содержание юридического образования, формируют интеллектуальную среду (терминологию, концепции, принципы) для разработки, принятия и применения нормативно-правовых актов и судебных решений, участвуют в разработке законопроектов, дают экспертные заключения по правовым спорам, нередко исполняют обязанности судей и так далее. Влияние правовой доктрины тем сильнее, чем сложнее правовая проблема. Этим объясняется привлечение ученых в качестве экспертов в законотворческом процессе и в крупных судебных процессах, нередкое цитирование научной литературы в вышестоящих судебных инстанциях и так далее.

Опыт развития «права ученых» в Германии показывает, что влияние научной доктрины может быть долговременным и значительным только в том случае, если оно подкреплено высоким уровнем самой юриспруденции. Действительно, правоведы не располагают административным ресурсом, обязывающим субъектов права руководствоваться научными суждениями. Их влияние на правовую жизнь зависит от аргументированности и глубины суждений, опережающих, прогнозирующих развитие правотворческой и правоприменительной деятельности.

Третьестепенная роль научной доктрины в России объясняется, в первую очередь, снижением общего качества научного продукта. Значительная масса нынешней научной литературы сводится к некритичному пересказу действующего законодательства и судебных решений. В результате ученый не дает законодателю или судье никакой существенно новой информации и добровольно слагает с себя роль предвестника актуальных тенденций развития права.

В нынешних условиях у российских ученых появилась реальная возможность вернуть себе влияние на развитие права. Эта возможность связана с возрастающим влиянием зарубежного права на правовую систему России. Одним из источников этого влияния является зарубежная правовая доктрина. Недавний опыт развития общеевропейского частного права показывает, что новое ius commune предполагает не только принятие директив Еврокомиссии и их имплементации в национальное законодательство, но нуждается в особой интеллектуальной среде, которую под силу сформировать только юридической науке через систему университетского образования и специализированную литературу[19]. Осмысление влияния нового ius commune на российское право – длительный и трудоемкий процесс, предполагающий активное участие научного сообщества.

Сведения об авторе:

Полдников Дмитрий Юрьевич, к.и.н., доцент кафедры теории права и сравнительного правоведения факультета права НИУ «Высшая школа экономики» (Москва)


[1] Подробнее о развитии российской юриспруденции см., например, серию статей проф. В.А. Томсинова в журнале «Законодательство» (январь 2007 - март 2008 гг.).

[2] Подробнее о процессе разработки см. Zimmermann R. The New German Law of Obligations: Historical and Comparative Perspective. Oxford, 2005. P. 30-35.

[3] Савиньи Ф.К. фон. Система современного римского права. Пер. с нем. М.: Статут, 2011. Т.1. С.300-301.

[4] Wieacker F. A history of private law in Europe with particular reference to Germany. Oxford, 1995. P. 82.

[5] См. Dawson J.P. The oracles of the law. Michigan, 1968.

[6] Например, право Саксонии основывалось на длительной традиции толкования «Саксонского зерцала» XIII в. См.: Wieacker F. Ibidem.

[7] Schrder J. Privatrechtliche Methodenlehre des Usus modernus // Simon D. (ed.) Akten des 26. Deutschen Rechtshistorikertages. Frankfurt, 1987. S. 253-278.

[8] О влиянии канонического права на немецкое светское право см. Landau P. Die Bedeutung des kanonischen Rechts fr die Entwicklung einheitlicher Rechtsprinzipien // Scholler H. (ed.) Die Bedeutung des kanonischen Rechts fr die Entwicklung einheilticher Rechtsprinzipien. Baden-Baden: Nomos, 1996. S. 23-48: Berman H. Law and revolution. The impact of the Protestant reformations on the Western legal tradition. Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 2003. P. 100 sg.

[9] В одном из писем, цитируемых Ф. Виакером, почтенный ученый утверждал, что «Прусское земское уложение по форме и содержанию... не более чем каракули» (цит. по: Wieacker F. Op. cit. P. 266).

[10] Wieacker F. Op. cit. P. 159.

[11] Биографические сведения о правоведах эпохи usus modernus см.: Stolleis M. (ed.). Juristen. Ein biographisches Lexikon. Von der Antike bis zum 20. Jh. Mnchen, 2001.

[12] Dick B. Die Entwicklung des Kameralprozesses nach den Ordnungen von 1495-1555. Kln, 1981.

[13] Dolezalek G. Herrschende Lehre (communis opinio) // Handwrterbuch zur deutschen Rechtsgeschichte. Berlin, 1978. Bd. 2. Sp. 113-114.

[14] Vogenauer S. An Empire of Light? Learning and Lawmaking in the History of German Law // The Cambridge Law Journal, Vol. 64, No. 2 (Jul., 2005). P. 489.

[15] В итоговой редакции законодатель ограничился предписанием судам игнорировать научную литературу в дальнейшем (Введение к уложению, С. 6).

[16] Becker H.-J. Kommentier- und Auslegungsverbote // Handwdrterbuch zur deutshen Rechtsgeschichte. Berlin, 1978. Bd. 2. Sp. 963, 967-968, 970.

[17] Савиньи Ф. Там же.

[18] Известный германист О. фон Гирке окрестил проект «маленьким Виндшейдом». См.: Stolleis M. (ed.). Juristen. Ein biographisches Lexikon. S. 673.

[19] Рудоквас А.Д. Неопандектистика и европейское право (Вступительное слово к дискуссии) // Древнее право. М.: Спарк, 2005, № 1. С. 146-155; Циммерман Р. Римское право и гармонизация частного права в Европе // Древнее право. М.: Спарк, 2005, № 1. С. 156-176; Циммерман Р. На пути к Гражданскому кодексу Европы? // Вестник ВАС РФ. 2007. № 9. С. 74-83; Базедов Ю. Европейское гражданское общество и его право: к вопросу определения частного права в сообществе // Вестник гражданского права. 2008. № 1. Т. 8. С. 225-242; Полдников Д.Ю. Проект общей справочной системы в контексте развития европейского частного права // Законодательство. № 7. 2010. С. 65-74.



 



<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.