Какудзо Окакура. «Книга о чае»

Предисловие к книге "О чае"1

Чаша человечества3

Школы чая7

Даосизм и дзен11

Понимание искусства22

Цветы26

Тимейстеры (мастера чая)31

Предисловие к книге "О чае"

Собираясь выпустить седьмое издание этой книги издатель просил меня написать предисловие к ней.Я не был лично знаком с г. Окакура, но его репутация, как ученого, художественного критика и вдохновенного учителя, давно установилась в Японии. Это обстоятельство, в соединении с тем, что я узнал о г. Окакура из его многочисленных книг; побудило меня с радостью согласиться выполнить просьбу издателей.Окакура, по существу, является продуктом старой Японии. Рожденный всего десять лет спустя после того, как американская эскадра под начальством командора Перри посетила Японию, он был воспитан в строгом повиновении моральному кодексу самураев, этого цвета феодальной Японии, - хотя в зрелые годы он изучал литературу и философию запада, корни его интеллектуальной жизни скрываются в классиках востока. Чутко воспринимая лучшие элементы западной культуры, он до конца сохранил преклонение перед идеалами востока и перед цивилизацией и культурой, взрощенными на почве Азии. Глубоко признательный за все то, чем западная цивилизация способство вала "возрождению" Японии, он, тем не менее придавал громадное значение нравственным и умственным способностям, которые на протяжении столетий развивались под влиянием чисто восточной цивилизации. В убеждении, что восток должен сделать важный вклад в сокровищницу мировой мысли, он много времени посвящал литературной работе, стараясь таким образом познакомить запад с культурой и идеалами востока.Окакура был основателем и в течение десяти лет президентом Государственной Академии изящных искусств в Токио. Он принимал также деятельное участие в организации Государственного археологического комитета, целью которого было охранять и изучать древнее искусство Японии. В 1897 году от отказался от поста президента академии и основал в предместьи Токио частную школу под названием "Нииппон Биджютсу" или Японский Институт искусства. Здесь он быд руководителем и вдохновителем японской молодежи в изучении искусства. В нем жила душа артиста и поэта, которая свободно парила в светлом царстве мысли и воображения, и он обладал существенными качествами великого учителя.Позже он провел несколько лет в Америке. В течение некоторого времени он поддерживал связь с восточным отделом Бостонского музея изящных искусств. Возможно, что именно в то время он выпустил в свет свою "Книгу о чае". Прошли года, с тех пор, как она впервые появилась, но невидимому, книга эта завоевывает себе все расширяющиеся круги читателей так что понадобилось новое издание.Быть может, тайна этого неумирающего интереса к книге скрывается в том факте, что эстетическое чувство и язык искусства универсальны. Окакура был художник и его стиль апеллирует к художественному чутью ж его читателей. В сущности, и книга эта трактует об искусстве. Для нас, или по крайней мере, для тех из нас, кто посвящен в это "Ча-но-ю", "Ритуал чая", кажутся почти приложением искусства к жизни. Всякий, кто хорошо знаком с кодексом чайной церемонии, должен обладать умением регулировать свое поведение во всех случаях жизни с легкостью, достоинством и грацией, присущими утонченности. По счастью, вопреки духу современного индустриализма, который постепенно проникает в нашу страну, Япония не утратила своего старинного искусства "Ча-но-ю", которое так много способствует очарованию ее национальной жизни.Я не берусь обсуждать церемонию "Ча-но-ю". Эта задача изумительно выполнена Окакурой на следующих страницах. Насколько я знаю, никакой другой автор не делал попытки эстетической интерпретации "ритуалов чая". Конечно, никто другой, японец или иностранец, не сумел дать западу такого тонкого, очаровательного изображения чайной церемонии, как Окакура. Я чувствую глубокое удовлетворение при мысли, что эта книга продолжает удерживать внимание читающей публики запада. Часто говорят, что идеалы востока возникают из совершенно особых принципов. Они могут отличаться от идеалов запада, но и те и другие в своих относительных сферах, реальный и правдивы и рассчитаны на то, чтобы поддерживать великое здание мировой культуры. Будем надеяться, что эта книга может оказаться для западного читателя средством для понимания восточной культуры, и что, благодаря ей, восток и запад сумеют лучше работать вместе для поддерживания непрерывного мирового прогресса и для продвижения общего благополучия человечества. Т.Матсудаира.

Чаша человечества

Чай был сначала лекарством, а после сделался напитком. В Китае, в восьмом столетии, чай вошел в область поэзии, как средство утонченного развлечения. В пятнадцатом столетии чай возвысился до религии эстетизма-тиизма. Тиизм - это культ, основанный на поклонении прекрасному среди низости повседневного существования. Этот культ предписывает чистоту и гармонию, тайну милосердия во взаимных отношениях романтизм социального порядка. По существу, это - культ Несовершенного, поскольку он представляет слабую попытку совершись что-то, возможное в условиях того невозможного, что мы называем жизнью.Философия чая - это не просто эстетизм в обычном значении слова, ибо она, соединяя в себе этику и религию выражает наше представление о человеке в природе. Это - гигиена, потому что она побуждает к чистоте; это - бережливость, потому что она учит находить комфорт в простом, скорее чем в сложном и дорогом; это - моральная геометрия, поскольку она определяет наше чувство меры по отношению к миру. Эта философия олицетворяет настоящий дух восточной демократии, делая всех своих приверженцев аристократами по вкусам.Долгая изолированность Японии от всего мира, ведущая к самоуглубленности, благоприятствовала развитию тиизма. Наша домашняя жизнь и привычки, наш костю и кухня, фарфор, лакировка, живопись, даже ваша литература, - все испытывало на себе его влияние. Всякий изучающий культуру Японии, не может пренебречь этим фактом.Тиизм проник и в элегантные будуары и в жилище смиренных. Наши крестьяне научились расставлять цветы, и заурядный чернорабочий обращается с приветом к скалам и водам. В нашей обыденной речи мы говорим о человеке, что в нем "совершенно нет чая", когда он нечувствителен к трагикомической стороне личной драмы. И мы говорим о неукротимом эстете, который, не обращая внимания на мирскую трагедию, бросается стремглав в весенний поток освобоженных эмоций,- что в нем "слишком много чая".Постороннего наблюдателя, быть может, удивит, что из-за пустяков подымается такой шум. Какая буря в чашке чая, - скажет он. Но когда подумаешь, как в конечном счете, мала чаша человеческого наслаждения, как часто она переливается через край слезами, как легко осушить ее до дна в нашей неутолимой жажде бесконечного, мы не должны порицать себя за то, что мы сделали проблему из чайной чашки. Человечество делало хуже. Мы слишком предавались культу Вакха, мы прославили даже кровавый образ Марса. Почему же не посвятить себя Королеве Камелий, почему не радоваться теплому потоку сочувствия, который течет от ее алтаря. Жидкий янтарь в фарфоре цвета слоновой кости может дать посвященному ощущение соприкосновения с мягкой сдержанностью Конфуция, с остротой Лаотсе и с эфирным ароматом самого Сакямуни.Те, кто не могут чувствовать ничтожности великого в себе, склонен также недосматривать величия малого в других. Средний человек запада, в своем самодовольстве, будет смотреть на чайную церемонию, как на еще один пример тех тысячи и одной странностей, которые олицетворяют для него причудливость и ребячество востока. Он привык смотреть на Японию, как на варварскую страну, в то время как она кротко наслаждалась миром, и он стал называть ее цивилизованной с тех пор, как она устроила кровавую бойню на Манчжурских полях. За последнее время появилось очень много комментариев в кодексу самураев, этого искусства смерти, которое заставляет наших солдат находить радость в самопожертвовании. Но едва ли кто-либо заинтересовался тиизмом, который в значительной степени представляет наше искусство жизни. Пускай мы лучше останемся варварами, если наше стремление к цивилизации должно основываться на мрачной славе войны. И лучше мы подождем того времени, когда должное уважение будет оказано нашему искусству и нашим иделам.Когда же наконец запад поймет или постарается понять восток? Мы, азиаты, часто приходим в ужас от той курьезной паутины фактов и выдумок, которая сплетается относительно нас. О нас пишут, что мы питаемся запахом лотоса, а то и мышами и тараканами. Это - или бессильный фанатизм, или отвратительная болтливость. Духовная утонченность Индии высмеивается, как невежество, благоразумие китайцев, как глупость, японский патриотизм, как результат фатализма. О нас рассказывают, что мы менее чувствительны к боли и к ранам по причине грубости нашей нервной организации.Почему не потешиться на наш счет. Азия возвращает комплимент. Было бы еще много пищи для веселья, если бы Вы могли знать все то, что было выдумано и написано нами о Вас. Эти истории полны очарования, создаваемого перспективой, в них - бессознательное преклонение изумления и в них же молчаливая неприязнь к новому и неизвестному (неясному). Вас награждали добродетелями, слишком утонченными, чтобы им завидовать, и обвиняли в преступлениях, слишком живописных, чтобы их осуждать. Наши писатели прошлого, - мудрецы, которые знали, - осведомляли нас, что у нас пушистые хвосты, запрятанные где-то в складках Вашей одежды, и что у Вас часто бывает на обед фрикассе из новорожденных младенцев. Нет, за Вами числится что-то еще даже и похуже: мы привыкли думать, что вы - самый невозможный народ в мире, потому что Вы, будто бы, никогда не исполняете того, что проповедуете.Эти неправильные представления у нас быстро исчезают. Торговля принудительно ввела европейские языки во многих восточных портах. Азиатская молодежь стремится в западные университеты,чтобы получить современное образование. Мы не можем глубоко проникнуть в сущность Вашей культуры, но по крайней мере, мы ходим узнать.Некоторые из моих соотечественников усвоили слишком многие из Ваших обычаев и Ваш этикет, ошибочно думая, что крахмальные воротники и шелковый цилиндр охватывают все достижения нашей цивилизации. Как бы ни было печально и достойно сожаления такое заблуждение, оно все-таки выражает нашу готовность приблизиться к западу на коленях. К несчастью, позиция запада неблагоприятна для понимания востока. Христианский миссионер поучает, но не учится сам. Ваши сведения о нас основаны на нескольких переводах из нашей огромной литературы, отчасти же на анекдотах, рассказанных случайными путешественниками. И лишь редко случается, что рыцарское перо Левкадио Хиирна или же автора "Паутина индийской жизни" озаряет мрак востока факелом наших собственных чувств.Быть может, распространяясь слишком много о культуре чая, я тем самым выдаю свое незнание ее принципов. Самый дух учтивости требует, чтобы Вы сказали лишь то, что от Вас ожидается, но не больше. Но я не собираюсь быть вежливым тиистом. Так уже много зла бьюо причинено взаимным непониманием нового и старого миров, что не следует извиняться тому, кто вносит свою лепту для продвижения взаимного понимания. Начало двадцатого столетия было бы избавлено от зрелища кровавой бойни, если бы России снизошла лучше узнать Японию. Какие ужасные последствия для человечества вытекают из презрительного пренебрежения к восточным проблемам..Европейский империализм, который не считает ниже своего достоинства поднять нелепый крик о "желтой опасности", не отдает себе отчета о том, что Азия тоже может живо почувствовать кровавое значение белой опасности. Вы можете смеяться над нами за то, что в нас "слишком много чая", но разве мы не сможем подозревать, что Вы, люди запада, совсем не имеете "чая" в своей организации.Давайте прекратим эту войну эпиграммами двух континентов, и, быть может, совместное обладание половиной земного полушария сделает нас более мудрыми и серьезными. Мы развивались по различным линиям, но нет причины, почему один не может дополнять другого. Внутренее беспокойство толкало Вас распространяться все дальше, а мы создали гармонию, которая слишком слаба, чтобы выдержать натиск извне. Поверите ли Вы. В некоторых отношениях восток в лучшем положении, чем запад. До настоящего рвем времени человечество встречалось лишь за чашкой чая. Это - единственная азиатская церемония, которая пользуется всемирным уважением. Белый человек насмехался над нашей религией и нашими правами, но без колебания принял коричневый напиток. Теперь послеобеденный чай - это важная функция в западно-европейском обществе. Легкое постукивание подносов и блюдец, мягкий шелест женского гостеприимства, общий спрос относительно сахару и сливок дают Вам знать, что культ чая установился вне всякого сомнения. Философская покорность гостя судьбе, ожидающей его в виде сомнительного варева, говорит о том.что в этом единственном отношении восточный дух восторжествовал.Говорят, что самое ранее упоминание о чае в европейской лите ратуре находится в сообщении одного арабского путешественника, что после 879 года главным источником доходов в Кантоне были налоги на соль и чай. Марко Поло отмечает отставку одного китайского министра финансов в 1285 году за произвольное увеличение налогов на чай. Только уже в период великих открытий европейцы начали узнавать больше относительно крайнего востока. В конце шестнадцатого столетия голландцы привезли новость, что приятный напиток делается на востоке из листьев какого-то куста. Путешественники джиовани Батиста, Раммузио /1559/, Л.Алмейда /1576/, Маффено /1588/,Тарейра /1610/ также упоминали о чае. Ъ 1610 году корабли голландской Остиндской компании впервые привезли чай в Европу. Во Франции он сделался известен в 1636 году и достиг России в 1638 году. Англия приветствовала чай в 1650 г. и говорила о нем так: "Этот прекрасный и всеми врачами одобряемый напиток, называемый китайцами "тча", а другими нациями "тэ", иначе "тее".Как это было со всеми хорошими вещами в мире. пропаганда чая встретилась с оппозицией. Еретики в роде Хенри Сэйвиля /1678/ заявили, что чаептие - это отвратительный обычай. Ион Эануэй /"Этюды о чай" 1756/ сказал, что, по-видимоу, мужчины теряют свою стройность и привлекательность, жещины - свою красоту, благодаря употреблению чая. В начале стоимость его /около пятнадцати или шестнадцати стерингов за фунт/ не допускала широкого потребления и сделала чай "царским угощением, предметом для подарка принцам и вельможам". Но несмотря на такие отрицательные качества, питье чая распространялось с поразительной быстротой. В первой половине восемнадцатого столетия кофейни Лондона фактически сделались чайными, где находили себе убежище такие умы, как Аддисон и Стиль, которые коротали время над чашкой чая. Напиток вскоре сделался жианенной необходимостью - предметом обдож^ния. Это, кстати напоминает нам о том, какую важную роль играет чай в новой истории, Колониальная Америка покорялась притеснениям, пока человеческое терпение не пошатнулось благодаря черезмерному обложению чая налогами. Американская независимость ведет свое начало с тех пор, как ящики с чаем полетели в воду Бостонской гавани.Есть утонченное очарование во вкусе чая, которое делает его неотразимым и способным стать предметом идеализации. Западные юмористы быстро научились смешивать аромат своей мысли с ароматом чая. Чай не бросает вызов, как вино, в нем нет самодовольства кофе, нет в нем и жеманной невинности какао. Уже в 1711 году "Спектатор" говорит: "Поэтому я особенно рекомендовал бы эти свои соображения всем упорядоченным семействам, которые каждое утро уделяют часок для чая с хлебом и маслом; и я настойчиво посоветовал бы им, для их же добра, приказать, чтобы эта газета аккуратноподавалась на стол и считалась частью чайной сервировки". Самювль Джонсон дает свой собственный портрет, как "закоренелого и бестыдного чаепийца, который в течение двадцати лет запивал свою еду только настоем этого очаровательного растения; который за чаем приветствовал утро".Чарлз Лэмб, горячий сторонник тиизма, заставил звучать его верные ноты, когда писал, что для него величайшим удовольствием было делать добро потихоньку, и чтобы после это случайно обнаружилось. Ведь тиизмиесть искусство внушать мысль о том. о чем не смеешь говорить. Это - благородное побуждение осмеивать самого себя с тонким спокойствием, и оттого тиизм - это воплощение юмора, улыбка философии. Все настоящие юмористы могут в этом смысле называться - "философами чая", например, Мсерей.и, конечно, Шекспир. Поэты декаданса /а когда мир не был в состоянии декаданса/ в своем протесте против материализма также, до некоторой степени, открыли дорогу тиизму.Теперь, быть может,восток и запад, к взаимному утешению, смогут встретиться в созерцании Несовершенного.Таоисты рассказывают, что при великом начале Безначального Дух и материя столкнулись в смертном бое. Наконец Желтый Император, Сын Неба, восторжествовал над Шухиюнгом, демоном тьмы и земли. Титан в своей предсмертной агонии ударился головой о свод солнца и вдребезги разбил голубой купол из яшмы. Звезды лишились своих гнезд, месяц бесцельно блуждал в бездне ночи. В отчаянии Желтый Император искал повсюду мастера для починки неба. Ему не пришлось искать напрасно. Из Восточного моря поднялась королева, божественная Ниука, с рогами и драконовым хвостом, блистающая в своем огненном вооружении. Она спаяла пятицветную радугу в своем волшебном котле и починила китайское небо. Но говорят также, что Ниука забыла заполнить две маленькие трещинки в голубой тверди. Так начался дуализм любви - две души бесприютно блуждают в пространстве, пока не соединяйся, чтобы завершить вселенную. Каждый должен снова и снова строить свое небо надежды и мира.Небо современного человечества, действительно разбито в циклопической борьбе за власть и богатство. Мир нащупывает свой путь во тьме эгоизма и вульгарности. Знание покупается ценой нечистой совести. Добро творится из выгоды. Восток и запад, словно два дракона, брошенные в море брожения, напрасно стараются снова обрести сокровище жизни. Нам нужна Ниука, чтобы загладить ужасное опустошение. Мы ожидаем великого Аватдра. А тем временем давайте выпьем чаю. Вечерний свет горит на бамбуках, фонтаны нежно журчат и шелест сосен слышен в напеве кипящего чайника. Будем мечтать о нирване и погрузимся в чарующую бессмысленность окружающего.

Школы чая

Чай - это произведение искусства и он нуждается в руке мастера, чтобы выявить его благороднейшие качества. У нас есть хороший и плохой чай, как у нас есть хорошая и плохая живопись - главным образом, последняя. Не существует единого рецепта для приготовления хорошего чая, как нет правил для создания Тициана или Сессона. Каждое отдельное приготовление листьев имеет свою индивидуальность, свое собственное сродство с водой и теплотой, свои наследственные воспоминания, особый метод, для того, чтобы рассказать его историю. Всегда оно должно заключать в себе истинно-прекрасно. Как много мы теряем благодаря тому, что общество не в состоянии осознать этот простой закон искусства и жизни. Поэт эпохи Сунгов Лихилаи с грустью отмечает, что в мире есть три обстоятельства, вызывающие глубокое сожаление: порча хорошей молодежи неправильным воспитанием, унижение прекрасной живописи вульгарным почитанием и напрасная трата хорошего чая неумелым приготовлением.Подобно искусству, чай имеет свои периоды и школы. Его эволюцию можно, в общем, разделить на три главные стадии: чай кипяченый, взбитый и настоенный. Наше поколение принадлежит к последней школе. Эти различные методы приготовления напитка показательные для духа того времени, когда они преобладают. Ведь наши бессознательные поступки постоянно выдают наши сокровенные мысли, да и вся наша жизнь является их выражением. Конфуций сказал, что «человек не скроется». Сможет быть стесняем себя в мелочах потому, что в нас таится так мало великого. Мелкие происшествия часть повседневной рутина, так же показательный для расовых идеалов, как и высокий полет философии и поэзии. Подобно тому, как разница в методах уборки винограда отмечает отдельные пристрастия и склонности различных периодов и национальностей Европы, так и идеалы чая характеризуют настроения восточной культуры. Плиточный чая, кетовый кипятили, порошкообразный чай, который взбивали, и листовой чай, который настаивали. обозначают различные эмоциональные импульсы китайских династий Танг, Сунг и Минг. Если бы мы чувствовали склонность заимствовать избитую терминологию классификации искусства, мы бы могли соответственно обозначать школы чая, как классическую, романтическую и натуралистическую.Чайное растение, происходящее из Южного Китая было с давних пор известно китайской ботанике и медицие. Чай упоминается в классических сочинениях под разными именами: Тоу, Тое, Чунг, Кхэ и Минг, и его превозносили за то, что он обладает способностью облегчать усталость, радовать душу, укреплять волю и исправлять зрение. Его предписывали не только для внутреннего применения, но и для внешнего в форме пасты, для облегчения ревматической боли. Таоисты заявляли, что чай - это важный ингредиент эликсира бессмертия. Буддисты употребляли его в большом количестве, чтобы не засыпать во время долгих часов размышления.К четвертому и пятому столетиям чай сделался излюбленным на питаем у жителей долины Янтсе-Кианга. К этому же времени чай стал называться "ча", очевидно испорченное классическое "тау" Поэты южных династий оставили некоторые фрагменты своих пылких гимнов в честь "пены жидкой яшмы". Императоры того времени обычно дарили чай своим высшим чиновникам в награду за услуги. На этой стадии метод приготовления чая напитка был крайне примитивен. Листья пропаривались, растирались в ступке, из них делали плитку и варили вместе с рисом, имбирем, солью, апельсинной коркой, прянностями, молоком, а иногда и с луком. Этот обычай сохранился и до настоящего времени у тибетцев и у некоторых монгольских племен, которые делают любопытный сироп из всего этого. Русские научились пить чай в китайских караван-сарях, и их обычай пить чай с лимоном указывает на пережиток старого метода. Потребовался гений династии Тангов, чтобы вывести чай из этого примитивного состояния и довести до конечной идеализации. Луву, в середине восьмого столетия, был первым апостолом чая. Он был рожден в эпоху, когда буддизм, таотизм и конфуцианизм искал взаимного синтеза. Пантеистический символизм времени вызывал стремление отражать микрокосм в макрокосме. Поэт Луву видел в чайном обряде тот же порядок и гармонию, что царят во всех вещах. В своем знаменитом труде "Чакинг" (священное писание чая) он формулировал чайный кодекс. С тех пор его стали почитать как бога-покровителя китайских чайных купцов. "Чакинг" состоит из трех томов и десяти глав. В первой главе Луву рассуждает о природе чайного растения, во второй - о приспособлениях ддя сбора листьев, в третьей - о выборе листьев. По его мнению, листья высшего качества "должны иметь складки, как на кожаных сапогах татарского всадника, должны загибаться, как губы быка, развертываться, как туман, подымающийся из оврага, блестеть как озеро, чуть тронутое зефиром и быть мягкими и влажными, как земля, недавно омытая дождем". Глава четвертая посвящена перечислению и описанию двадцати четырех предметов, составляющих чайный прибор, начиная с жаровни с тремя ножками и кончая бамбуковым шкафиком для хранения всех этих вещей. Здесь можно отметить пристрастие Луву к символизму, свойственному даосам. Кстати, здесь интересно проследить влияние чая на китайскую керамику. Хорошо известно, что китайский фарфор возник в результате попытки воспроизвести прекрасный оттенок яшмы, и во время династии Танга на юге появилась голубая глазурь, а на севере - белая. Луву считал голубой цвет идеальным для чайной чашки, так как он усиливает зеленоватый оттенок напитка, в то время как белый цвет делает чай розоватым и безвкусные на взгляд. Такое мнение было связано с тем, что Луву употреблял плиточный чай. Впоследствии, когда тимейстеры династии Сунга пристрастились к порошкообразному чаю, они предпочитали тяжелые чашки темно-синего или темно-коричневого. Минги любили пить свой настоенный чай из легкой посуды белого фарфора. В главе пятой Луву описывает метод приготовления чая. Он устраняет все ингредиенты, кроме соли. Он останавливается жакже на много раз подвергавшеюся обсуждению вопроса о выборе воды и степени ее кипячения. По его мнению, вода горных родников - самая лучшая, затем следует речная и ключевая. Существуют три стадии кипения: первая, когда маленькие пузырики, вроде рыбьего глаза, плавают по поверхности; вторая, когда пузырики похожи на хрустальные бусы, рассыпанные в воде источника; третья, когда вода бурно-подымается в чайнике. Плиточный чай поджаривается перед огнем, пока не сделается мягким, как рука ребенка, потом его разминают в порошок между двумя листами тонкой бумаги. Соль кладется при первой стадии кипения, чай - при второй. При третьей вливается полный ковш холодной воды, чтобы осадить чай и оживить "юность воды". После того напиток разливался в чашки, и его пили. О, нектар. Прозрачный листочек висле, как легкие облака в ясном небе, или плавал, словно водяная лилия в изумрудных струях. Об этом напитке писал Лотунг, поэт династии Танга: "Первая чашка увлажняет мои губы и горло, вторая уничтожает одиночество, третья исследует мои сухие внутренности, чтобы в результате найти в них тысяч пять томов странных знаков; четвертая чашка вызывает легкую испарину, - все печали жизни уходят через поры; с пятой чашкой я чувствую себя очищенным, шестая возносит меня в царство бессмертных, седьмая - ах, но я уже больше не могу. Я чувствую лишь дыхание прохладного ветра, которое подымается в моих рукавах. Где Хораисан? Дайте же мне улететь туда на крыльях легкого ветра". Остальные главы "Чакинга" трактуют о вульгарности обычных методов чаепития, приводят историческое резюме знаменитых потребителей чая, описывают чайные плантации Китая, дают иллюстрации изменений в чайной сервировке и посуде. Иллюстрации, к сожалению, потеряны.Появление "Чакина", должно быть, произвело в свое время значительную сенсацию. Луву был фаворитом императора Тайсунга (763-779) и его слава привлекла многих последователей, говорят, что некоторые тонкие знатоки могли отличить чай, сделанный Луву от чая приготовленного его учениками. Один мандарин обессмертил свое имя тем, что не мог оценить чай, приготовленный этим великим мастером.Во время династии Сунгов "взбитый чай" вошел в моду и создал вторую школу чая. Листья размельчались в тонкий порошок на маленькой каменной мельнице, затем порошок всыпался в горячую воду и взбивался в ней с помощью мутовки, сдаданной из расщепленного бамбука. Новый процесс повел к некоторым изменениям в чайном приборе Луву, а также и в выборе листьев. Соль вышла из употребления навсегда. Энтузиазм в отношении чая среди публики династии Сунг не имел границ. Любители соперничали друг с другом, стараясь открыть новые сорта, и настоящие турниры устраивались, чтобы решить, на чьей стороне преимущество. Император Киасунг (1101-1124), который был слишком большим артистом, чтобы быть хорошим монархом, щедро тратил деньги на получение редких видов.Он сам написал диссертацию о двадцати родах чая, среди которых он особенно высоко ставит "белый чай", как обладающий самыми редкими и прекрасными качествми. Идеалы чая Сунгов отличались от идеалов Тангов, как отличались один от другого их воззрения на жизнь. Они старались осуществить то, что их предшественники пытались символизировать. По воззрениям неоконфуцианцев, космический закон не отражается в мире явлений, но мир явлений сам олицетворяет космический закона Вечнойть - это лишь момент. Нирвана всегда достижима. Даосское воззрение, что бессмертие заключается в вечной смене, проникало весь их образ мысли. Их интересовали не факты, но самый процесс. Жизненноважным представлялось не завершение, но стремление к завершению, выполнение. Таким образом, человек становился сразу же лицом к лицу с природой. Новое представление превратилось в искусство жизни. Чай, который был поэтическим иремяпровождением, сделался одним из методов самоосуществления. Вангюченг восхвалял чай "как призыв, наполняющий его душу, и нежная горечь чая напоминает ему о привкусе хорошего совета". Сотуппа писал о силе незапятнанной чистоты в чае, которая не боится тления, как настоящий добродетельный человек. Среди буддистов южная секта дзен, которая объединила большинство доктрин даоизма, установила сложный ритуал чая. Монахи собирались перед изображением Бодхидхармы и пили чай из общей чаши, как будто принима святое причастие. Это был тот ритуал секты дзен, который впоследствии развился в японскую чайную церемонию пятнадцатого столетия.К несчастию, внезапное вторжение монгольских племен в тринадцатом столетии, имевшее следствием опустошение и покорение Китая под варварским господством императоров йен, разрушило все достижения культуры Сунгов. Местная династия Мингов пыталась предпринять возрождение национальности в середине пятнадцатого столетия, но она была сметена междуусобиями, и Китай опятьродпал под чуждое иго ман чжуров в семнадцатом столетии. Привычки и обычаи изменились так.что не осталось и следа прежних времен. Порошкообразный чай совершенно вышел из употребления. Мы находим, что коммменатор эпохи Мингов за трудняется вспомнить форму мутовки для взбивания чая, с которой упоминаетая у одного из классиков эпохи. Теперь чай подучается путем погружения листьев в горячую воду, налитую в чашку или бокал. Причина того, что западный мир не знает старвх методов чаепития заклю чается в факте, что Европа познакомилась счаем только в конце эпохи Мингов. До последнего времени китайский чай считался очаровательным напитком, но не идеальным. Долговременные несчатья Китая лишили китайца интереса к смыслу жизни. Он сделался современным, т.е. старым и разочарованным. Он потерял ту возвышенную веру в иллюдии,которая обсусловливает вечную юность и свежесть поэтов и древних. Он - эклектик и любезно принимает традиции вселенной. Он играет с природой, но он не снисходит до того, чтобы покорить или обоготворить ее. Его чайный листик часто обладает изумительным ароматом цветов, но роматическое очарование церемониала Тангов и Сунгов уже исчезло из его чайной чашки.Япония, которая шла по стопам китайской цивлизации, знакома со всеми тремя стадиями чая. Мы читаем, что еще в 729 году император Шому устраивал чай для ста монахов в своем дворце в Нара. Листья, вероятие, бюш ввезены нашим посланником при дворе Тангов и приготовлялись, согласно обычаю того времени. В 801 году монах Саихо привез семена и посадил их в Ёисане. В за писях о последующих столетиях есть сведения спайных плантациях а также и о том, что аристократия и духовенство любили этот напиток. Чай эпохи Сунгов достиг нас в 1191 году, когда Еисаизенджи, ездивший изучать южную школу Зон, вернулся домой. Новые семена, которые он привез, были с успехом посажены в трех местах, одно из которых, район Уджи близ Киото, и сейчас считается производящим лучший в мире чай. Принципы южной школы распространились с поразительной быстротой, а вместе с ними и чайная церемония и чайный идеал Сунгов. К пятнадцатому столетии под покровительство главнокомандующего японской армией, Ашикага Вошинана, чайная церемония вполне выкристаллизовалась и сделалась независимой и светской процедурой. С той поры тиизм установился в Японии. Употребеление настоенного чая у нас - сравнительно недавнего происхождения, оно стало известно только с середины семнадцатого столетия. Оно вытеснило прошкообразный чай из общего употребления, хотя последний все еще продолжает держивать свое место, как чай чаев.Именно в японской чайной церемонии идеала чая достигают своего кульминационного пункта. Наше успешное сопротивление вторжению монголов дало нам возможность проводитьдвижение Сунгов, прерванное в самом Китае набегами кочевников. Чай у нас сделался больше, чем идеализацией формы чаепития, он стал религией искусства жизни. Напиток - это лишь предлог для культа чистоты и угон ченности, священный обряд, в котором хозяин и гость соединяются, чтобы сообща почувствовать высшее блаженство, доступное мирянину, Чайная комната была оазисом в печальной пустыне существования, где усталые путники могли встречаться, чтобы пить из одного источника приближения к искусству. Вся церемония была драмой - импровизацией, сюжет которой сплетался вокруг чая, цветов и живописи. Ни одного резкого цвета, нарушающего общий тон комнаты, ни одного звука, расстраивающего ритм вещей, ни одного лишнего жеста, ни слова, чтобы разбить гармоническое единство окружающего, все движения должны быть просты и естественны, - вот что было целью чайной церемонии. И странно, то, что иногда это достигалось. За всем этим скрывалась тонкая философия. Тиизм был скрытым даосизмом.

Даосизм и дзен

Связь дзен с чаем вошла в пословицу. Мы уже отметили, что чайная церемония развилась из ритуала дзен. Имя Лаотсе, основателя даосизма, также тесно связано с историей чая. В китайском школьном руководстве относительно происхождения нравов и обычаев сказано, что церемония угощения гостя чаем началась с Куаниня, известного ученика Лаотсе, который впервые предложил "старому философу" чашку золотого элексира у ворот Ханского выхода. Мы не будем останавливаться на обсуждении праведоподобия таких рассказов, которые, однако, так как подтверждают давнее употребление напитка даосами. Наш интерес к даосизму и дзену в данном случае заключается, главным образом, в тех идеях относительно жизни и искусства, которые нашли свое воплощение в так называемом тиизме.К сожалению, до настоящего времени, как будто бы нет хорошего изложения доктрин даоизма и Дзен на каком-либо иностранном языке, хотя и было несколько похвальных попыток.Перевод всегда лишь измена оригиналу и, как отмечает один из авторов эпохи Мингов, в лучшем случае, представляет лишь обратную сторону парчи: все нитки видны, а не рассмотреть тонюго изящества рисунка и красок. Но разве существует, вообще, такая великая доктрина, которую легко.изложить. Древние мудрецы никогда не облекали своего учения в систематическую форму. Они говорили парадоксами, потому что боялись высказать истину лишь на половину. Они начинали говорить, как глупцы, а в конечном счете, их слушатели становились более мудрыми. Сам Лаотсе, с его несколько странным юмором, говорит: "Если люди, интеллектуально низкие, слушают учение Дао, они умирают от смеха. Это не было бы Дао, если бы они не смеялись.Слово "Дао" буквально означает "путь". Оно переводилось, как "Путь", "Абсолют", "Закон", "Природа", "Высший разум", "Модальность". Эти попытки передачи нельзя считать неправильными, потому что термин этот употребляется самими даосами в различном значении, в зависимости от трактуемого предмета. Сам Лаотсе говорил об этом так: "Есть вещь, которая все об"емлет, которая была рождена раньше существования неба и земли.

Какое одиночество, какое молчание. Она стоит одна и не изменяется. Она вращается без опасности для себя и является матерью вселенной. Я не знаю ее имении вот я называю ее "Путь". Не хочется мне называть ее "Обесконечностью".Бесконечность- это мимолетное, мимолетное- это исчезающее исчезающее - это возвращающееся. Учение Дао - это, скорее, переход, чем "Путь". Это дух космического изменения, вечный рост, который возвращается "на круги своя", чтобы произвести новые форяы.Он кусает свой хвост, как дракон излюбленный символ даосов. Он свивается и развивается, как облака. О дао можно говорит как о великом переходе. Выражаясь субъективно, это - настроение вселенной. Ее абсолют в относительном. Прежде всего надо помнить, что даосизм, как и его законный приемник дзен, предствляет индивидуалистический уклон южно-китайского ума, в противовес коммунизму Северного Китая, который нашел свое выражение в конфуцианстве. Среднее Королевство по величине равняется Европе и представляет громаднейшее разнообразие вкусов и пристрастий, разграничиваемое двумя большими системами рек, пересекающих ее.Янтсе-Кианг соответствует Средиземному морю, а Хоанг-Хо- Балтийскому. Даже до настоящего времени, несмотря на столетия объединения, южанин Небесной империи, в своих мыслях и верованиях отличается от своего северного брата, как члены латинской расы от тавтонов. В старые вревена, когда сообщение было даже хуже, чем теперь, и особенно в течение феодального периода, эта разница в образе мысли была чрезвычайно ярко выражена. Искусство и поэзия южан и северян живут и дышат в совершенно различных атмосферах. У Лаотсе и его последователей, а также у Кутсугена, предшественника поэтов природы Янтсе-Кианга, мы находим идеализм, совершенно несовместимый с прозаическими этическими воззрениями современных ему северных писателей. Лаотсе жил за пять веков до н.э.Зародыши воззрений даосизма можно найти задолго до появления Лаотсе, прозванного длинноухим. Древние записи Китая, особенно "Книга изменений" является прообразом его мыслей. Но то большое уважение, которым пользовались законы и обычаи этого классического периода китайской цивилизации, достигшего своего кульминационного пункта с установлением династии Чоу в шестнадцатом столетии перед христианской эрой, на долгое время задержало развитие индивидуализма. Только после падения династии Чоу и основания бесчисленных независимых королевств, индивидуализм получил возможность расцвета в роскоши свободной мысли. Лаотсе и Соши /Чуангтсе/ были оба южане и самые видные представители новой школы. С другой стороны, Конфуций со своими многочисленными учениками стремился сохранить условные понятия предков. Нельзя понять даоизм, не имея некоторого представления о конфуцианстве, и наоборот.Мы уже сказали, что абсолютное даоизма является относительным. Даосы смеялись над законами этики и моральным кодексом общества, потому что для них правильное и неправильное были понятиями относимтельными. Определние всегда ограничивает, - "установленные" и "неизменное" - это лишь термины, выражающие остановку роста. Кузуген сказал: "Мудрые движут миром". Наши стандарты морали возникли из прошлых нужд общества, но следует ли из этого, что общество должно навсегда остаться одним и тем же? Соблюдение традиций обобществления сопряжено с постоянным принесением индивидуума в жертву государству. Образование, с целью поддерживать великое заблуждение, поощряет некоторый вид невежества. Людей не учат бить действительно добродетельными, а только вести себя хорошо. Мы злы, потому что мы слишком много о себе думаем. Мы никогда не прощаем другим, ибо мы знаем, что мы сами неправы. Мы носимся со своей совестью, потому что боимся сказать правду другим. Мы ищем убежища в гордости, так как боимся сказать правду самим себе, как можно серьезно относится к миру, если он сам такой смешной. Дух торгашества царит повсюду. Честь и целомудрие... Взгляните на самодовольных продавцов добра и истины. Можно даже купить, так называемую религию, которая представляет из себя обыкновенную мораль, освященную цветами и музыкой. Отнимите у церкви ее аксессуары, что останется. Однако, все эти учреждения процветают на диво, потому что цены до нелепости дешевы, - молитва за билет на небо, диплом на почетное гражданство. Скорее прячьтесь под спуд, ибо, если Ваша настоящая полезность обнаружится, Вас очень скоро спустят на публичному аукционе по высшей цене. Почему мужнины и женщины так любят рекламировать себя. Не будет ли это инстинкт, оставшийся от дней рабства.Действенность идеи заключается не только в ее силе, чтобы прорваться через толщу современной мысли, но и ее способности направлять последующее движение. Даосизм был активной силой во время династии Шинов, в эпоху объединения Китая, откуда он и ведет это свое назнавание. Если бы у нас было время, было бы очень интересно проследить, как повлияла эта эпоха на современных мыслителей математиков, пиоателейцо вопросам юридическим и военным, на мистиков и алхимиков и на позднейших поэтов природа Янтсе-Кианга. Мы не хотели,бы даже пренебречь теми представителями спекулятивной философии, которые сомневались будет ли белая лошадь реальной потому что она белая, или потому что она - непрозрачная Мы упомянули бы также и о конверсационалистах шести династий, которые, подобно философам дзен, наслаждались спорами о чистом и абстрактном. Но больше всего мы должны воздать должное даосизму за все то, чем он способствовал образованию характера сына Небесной Империи, придав ему известную способность к сдержанности и уточенности, "теплой, как яшма". Китайская история полна примерами того, как приверженцы даосизма, князья и отшельники, следовали учению своей веры о разнообразными и интересными результатами. Каждая сказка вносит свою долю поучения и развлечения. Она полна анекдотов, аллегорий иафориэмов. Хорошо было бы поближе познакомиться и поговорить с очаровательным императором, который никогда не умирал, потому что никогда не жил. Мы могли бы мчаться на ветре с Литое и чувствовать себя совершенно спокойными, потому что мы сами - ветер или же оставаться в воздухе о "престарелым" Хоанг-Хо, который жил между небом и землей, так как он не принадлежал ни тому, ни другой. Даже в той преувеличенной апологии даосизма, котрую мы находим в Китае в наши дни, мы можем наслаждаеться богатством образов, которого не найдешь ни в каком другом культе.То главное, что даоизм внес в жизнь Азии, относится к области искусства. Китайские историки всегда говорили о даосизме, как об искусстве быть в мире", ибо учение даоизма относится к настоящему к нам." Это в нас бог встречается с природой и "вчера", отделится от "завтра". Настоящее - это движущаяся бесконечность, настоящая сфера относительного. Относительное ищет становления и находит его в искусстве. Искусство жизни заключается в постоянном приспособлении к нашему окружающему. Даосизм принимает мир, как он есть, и его отличие от конфуцианства и буддизма заключается в том, что он старается найти прекрасное в нашем мире скорби и тревог. Аллегория эпохи Сунгов, изображающая трех дегустаторов уксуса, удивительно выражает направление этих трех доктрин: Сакиамуни, Конфуций и Лаотсе стояли однажды перед сосудом с уксусом - эмблемой жизни - и каждый опустил туда палец, чтобы попробовать содержимое. Прозаический Конфуций назвал его кислым. Будда сказал, что он - горький, а Лаотсе объявил его сладким.Даосы утверждали, что комедию жизни можно сделать гораздо интереснее, если каждый будет заботиться о единствах. Соблюдать меру вещей и давать место другим, не уступая своей собственной позиции, было секретом успеха в мировой драме. Мы должны знать всю пьесу, чтобы хорошо играть саю роль. Понятие целого никогда не должно теряться в понятии индивидуального. Лаотсе иллюстрирует это своей любимой метафорой Пустоты: ои утверждал, что только в пустоте заключается настоящая сущность, реальность комнаты, например, осуществляется пустым пространством, ограниченным крышей и стенами, но не крышей и стенами самими по себе. Полезность кувшииа для воды заключается в пустоте, где можно поместить воду, а не в форме кувшина или материала, из которого он сделан. Пустота всемогуща, ибо она содержит все. Только в пустоте делается возможны движение. Тот, кто способен.,содать в себе пустоту, в которую могут свободно входить другие, сделается хозяином всех положений. Целое должно всегда господствовать над частью.Эти идеи даосов оказали большое влияние на наши теории действия, даже на теории фехтования и борьбы. Джиу-джитсу, японское искусство самозащиты, обязано своим названием одному отрывку из "Даотейкинг" В джиу-джитсу защищающийся старается постепенно истощить силу врага непротивлением, пустотой, в тоже время сохраняя свою собстенную силу для победы в последней борьбе. В искусстве важность того же самого принципа иллюстрируется значением внушения. Оставляя что-то недосказанным, художник дает зрителю возможность завершить идею, и таким образом, великое произведение искусства неодолимо приковыват наше внимание, пока наконец вы не сделаетесь как бы частью созданного. В нем - пустоте, в которую вы входите и заполняете которую своей эстетической эмоцией.Тот, кто овладел искусством жизни, явялстся "наотоящим человеком" даосов. При рождении он вступает в царство снов, чтобы только пробудиться в действительности в смерти. Он старается притушить оню собственную яркость, чтобы погрузиться в темноту других. 0н идет вперед неохотно, как человек, переходящий ручей зимой. Он мешкнет, как будто в страхе перед соседством. Он почтителен как гость. Он колеблется, как лед, готовый растаять, он прост, как кусок необделанного дерева. Он пуст, как долина, и бесформен, как возмущенные воды". Для него три сокровища жизни - это жалость, бережливость и скромность.Если теперь мы обратимся к дзену, мы найдем, что он подчеркивает учение дао."Ддзен" - это имя, произведенное от санквитского "Дхиана", что значит :" размышление". Это учение говорит, что благодаря благоговейному размышлению можно достигнуть высшего самоосуществления. Размышление - это один из шести способов на пути, указанном буддизмом, и сторонники дзен утверждают, что Оакиямуни особенно рекомендовал этот метод в своих позднейшие наставлениях, когда излагал правила учения своему главному ученику Кашиапа. Согласно традиции, Кашиапа первый патриарх дзен, сообщил тайну Ананде, который в свою очередь, передал ее последующий ватриархам, пока она не достигла Бодхи-Дхарма, двадцать восьмого. Бодхи Дхарма пришел в Северный Китай в начало шестого века и был первым патриархом дзен в Китае. В истории этих патриархов и их доктрииесть много невыясненного. В философском аспекте, ранний дзен имел, по-видимому сродство, с одной стороны, с негативизмом Нагарджуна, а с другой - о философией, формулированной Савхарахария. Как ми теперь знаем основы учения дзен можно приписать шестому патриарху Эно /636-713/, основателю секты дзен на юг. За ним следовал великий Васо /умер в 788 г./, который связал учение дзен о практикой жизни.. Хиакуйо, ученик Басо / 719-814/, первый основал монастырь и установил правила для управления им. В последующую эпоух выдвигается особенный местный."образ мысли, противоположный индусскому идеализму. Пусуь сектанты, в пылу аносчивости, оспаривают следующее положение, но и изложении принципов южной секты дзен, бросается в галаз их сходство с учением Лаотсе и даосских конверсационалистсв. Уже в "Даотейкинг" мы находим указания относительно значения самососредоточения и необходимости надлежащим образом регулировать дыхание - существленные пункты в практике размышления дзен.Одни из лучших комментариев в книге Лаотсе были написаны учеными дзен. Ддзен, подобно даосизму, является культом относительного, Один из авторитетов определяет дзен, как искусство чувствовать полярную звезду в южном небе. Истины можно достигнуть, только благодаря достижению противоположностей. Как и даоизм, дзен является горячим защитником индивидуализма. Реально только то, что относится к работе нашего собственного ума. Эно, шестой патриарх, однаджы видел двух монахов, наблюдающих как флаг погоды развивается по ветру. Один сказал: "Это ветер движется". Другой сказал: "Нет, это флаг". А Эно объяснил им, что в действительности двигался не ветер и не флаг, но что-то в их собственном уме. Хиакуйо гулял в лесу с учеником, когда заяц вскочил при их приближении. "Почему заяц убегает от тебя: "Потому что он боится меня", был ответ. "Нет", сказал учитель,- "это потому, что в тебе - инстинкт убийства". Этот диалог напоминает другой - Соши /Чаунтсе/, даоса. Однажды Соши гулял с другом по берегу реки. "Как привольно рыбам в воде", воскликнул Соши. И так отвежил ему Друг: "Ты - не рыба, как же ты знаешь, что рыбам привольно". "Ты - не я", ответил на это Соши, "как же ты можешь знать, что я не знаю, что рыбам весело".Дзен часто противопоставлялся правилам ортодоксального буддизма, как даоизм-конфуцианству. Согласно трансцендентальному воззрению учения дзен, слова - это лишь помеха для мысли. Писание буддистов лишь комментирует личные размышления. Последователи дзен стремились к непосредственному проникновению в природу вещей считая их внешнее выражение лишь помехой к ясному восприятию истины. Именно эта любовь к абстрактному вызвала в дзеннистах склонность предпочитать этюды в черном и белом вычурной яркокрасочной живописи классической школы буддизма. Некоторые из дзеннистов сделались даже иконоборцами, в результате своего стрем ления опознать Ьудду скорее в самих себе, чем через изображения и символизм. Мы знаем пример, что Танкауошо разбил деревянную статую Будды, чтобы развести огонь в холодный зимний день. "Какое кощунство", сказали испуганные зрители. "Я хочу добыть шафи /драгоценности/ из золы", ответил спокойно дзеннист. "Но ты, конечно, не получить Шали из этого изображения" был гневный ответ, на который Танка возразил: "Если не получу, значит, это - не Будда, и я не совершаю никакого кощунства". И он повернулся, чтобы погреться над пылающим огнем.(По преданию, после сожжения изображения Будды в золе находили драгоценноcти)Особая заслуга дзена перед восточной мыслью заключается в том, что он придавла такое же значение светскому, как и духовному. Он утверждал, что в великой взаимной связи вещей нет разни цы между малым и большим, и что в атоме заключены такие же возможности, как и во вселенной. Стремящийся к совершенству должен открыть в своей собственной жизни отражение внутреннего света. С этой точки зрения особенно знаменательной является организация монастыря у дзеннистов. Каждому члену братства, за исключением аббата, поручалась какая-нибудь специальная работа по обслуживанию монастыря, и любопытно, что заслуженные и пожилые монахи исполняли более неприятную физическую работу, а на пооушников возлагались более легкие обязанности. Такое распределение составляло часть дисциплины дзен, и каждая самая малая работа должна была выполняться в совершенстве. Так многие серьезные дискуссии возникали во время работ в саду или чистки овощей, или приготовления чая. Идеал тиизма целиком возник из этого воззрения дзена относительно великого в малых событиях жизни. Даоизм образовал базис для эстетических идеалов, дзен сделал их практическими.Европейский архитектор, воспитанный в традициях каменных и кирпичных сооружений, едва ли сочтет наши постройки из дерева и бамбука достойными названия архитектуры. Только недавно один компетентный знаток западной архитектуры отметил изумительное совершенство наших больших храмов и отдал ему должное. Если дело обстоит так в отношении нашей классической орхитектуры, мы едва ли можем ожидать, чтобы чужой оценил тонкую красоту чайной комнаты, так как принципы ее пострйки и украшения совершенна отличаются от западных.Чайная комната /Сукия/ не претендует быть ничем другим, как лишь только маленьким домиком, соломенной хижиной, как мы ее называем. Слово "Сукия" значит "приют" фантазии" /значение первоначальный идеографов/. Впоследствии разные темейстеры вставили китайские знаки на место прежних, соответственно их концепции чаной комнаты, и термин "Сукия" может теперь означать "убежище пустоты" или же "убежище несимметрического". Это - приют фантазии поскольку он представляет воздушнюу постройку, предназначенную укрывать поэтический импульс. Это - приют пустоты, поскольку он лишен всяких украшений, за исключением тех, которые помещаются в комнате, чтобы удовлетворить некоторым эстетическим потребностям момента. Это - убежище несимметрического, поскольку оно посвящено культу Несовершенного, и в нем намеренно оставлено кое-ято незаконченным, чтобы дать место полету завершающей фантазии. Начиная с 16-го столетия, идеалы тиизма оказали такое влияние на внутреннее убранство обыкновенного японского дома, в смысле крайне простоты и целомудрия в замысле обстановки, что иностранцу он может показаться почти пустым.Первая чайная комната, как таковая была созданием Сенно-Соэки, который обично известен под своим позднейшим именем Рикьу, и который был величайшим из всех тимейстеров. В шестнадцатом столетии под покровительством Таико Хидейоши, он установил и довел до высокой степени совершенства обрядовую сторону чайной церемонии. Размеры чайной церемонии. Размерый чайной комнаты были предварительно определены Иово, знаменитым тимейтером пятнадцатого столетия. Чайная комната, в своем первоначальном виде представляля просто часть обыкновенной востинной, отгороженную ширмой для целей чаепития. Отгороженная часть называлась "Какой" /загородка/, название, и сейчас применяющееся в отношении чайных комнат, которые устроены в доме и не представляют независимых построек.

Сукия состоит из чайной комнаты собственно, предназначенной вмещать не больше, чем 5 лиц - число, наводящее на мысль об изречении: "Больше чем граций, меньше, чем муз": из передней /мидсуйя/, где моется и расставляется чайная посуда, перед тем, как внести ее в комнату; портика /макиаи/, где ожидают гости,пока их не пригласят войти в чайную комнату, и садовой дорожки /роджи/, которая соединяет макиаи с чайной комнатой.Внешний вид чайной комнаты очень прост. Она меньше, чем самый маленький из японских домов, а материалы, из которых она строится, предназначены производить впечатление утонченной бедности. Но мы должны помнить, что все, что в целом является результатом глубого артистического замысла, и что детали были выработаны с тщатель- ностью, может быть большей, чем приходится затрачивать при постройке богатейших дворцов и храмов. Хорошая чайная комната стоит дороже, чем обыкновенный особняк, потому что выбор материалов, а также выполнение требуют большой предусмотрительности и точности. Действительно, строительные рабочие, занятые в этой отрасли, образуют особый и пользующийся почетом класс среди ремесленников, так как их работа менее тонка, чем работа изготовителей лакированных шкафиков.Чайная комната не только отличается от произведений западной архитектуры, но и представляет резкий контраст с классической архитектурой самой Японии. Наши древние благородные пострйкн, как светские, так и духовные были внушительны, даже по своим размерам. Те немногие, которые уцелели от гибельного пожара веков, все еще способны внушать жуткое чувство своим величием и богатством украшения. Массивные деревянные колонны, от двух до трех футов в диаметре и от тридцати до сорока в высоту, поддерживали, с помощью сложной сети подпорок, громадные балки, которые стояли под тяжестью покрытых черепицей покатых крыш. Материал и способ постройки, хотя ) и ненадежные в противопожарном отношении, оказались устойчивыми против землетрясений и хорошо походили к климатическим условиям страны. Золотой Холл Хориуджи и Пагода Якушидхи представляют замечательные примеры прочности нашей деревянной архитектуры. Фактически эти строения простояли ненарушимо в течение почти 12 веков.Внутреннее убранство старых храмов и дворцов было очень пышно. В храме Худо/, в Удже, построенном в десятом столетии, мы все еще можем видеть вычурные навесы и золоченные балдахины, разноцветные и выложенные зеркальным стеклом и перламутром, а также остатки живописи и скульптуры, которые когда-то покрывали стены. В позднейшее время в Никко и в замке Ниджо в Киото мы видим, как структурная красота приносится в жертву богатству орнаментации, которая по цвету и выполнению деталей может сравняться с чрезмерной пышностью арабских и мавританских построек.Простота и пуризм чайной комнаты возникли в результате рвения дзеннистского монастыря. Этот монастырь отличается от других поскольку он - лишь жилое помещение для монахов. Его часовня - не место для религиозного культа или паломничества, но университетская ауднтоия, где студенты собираются для дискуссий или практики размышления. Комната пуста, за исключением центральной нищи, в которой позади алтаря стоит статуя Бодхи-Дхарма, основателя сект или Сакьямуни вместе с Кафиапа и Ананда, двумя старейшими патриархами. Дзен. На алтаре стоят цветы и курится ладан в память великих заслуг эмх мудрецов. Мы уже упоминали о том, что именно монахи Дзен установили обряд чаепития из круговой чаши перед изображением Бодхи-Дхарма, что и послужило основой для возникновения чайной церемонии. Можно здесь добавить, что алтарь дзеннитской часовни был прообразом таконома-почетное место в японской комнате, где помещаются обыкновенно живопись и цветы для поучения гостей.Все наши великие тимейстеры были студентами дзен и пытались провести дух дзена в практическую жизнь. Таким образом, чайная комната, как и другие детали чайной церемонии, отражает многие доктрины дзен. Размер ородоксальной чайной комнаты, равняющийся четырм с половиной матам иди десяти квадратным футам, определяется одним отрывком из Сутра Викрамадиться. В этом интересном произведении говорится, как Викрамадитья приветствует святого Манджушири и восемьдесят четырх учеников Будды в комнате такого размера - аллегория, основанная на теории несуществования пространства для истинно- просвещенного. Затем роджи, садовая дорожка, которая ведет из макиаи в чайную комнату, означала первую стадию размышления, - переход к самоозареню. Роджи предназначалась, чтобы прервать сообщение с внешним миром и вызвать обновленное настроение, подготовительное к полному наслаждению чувством прекрасного, в самой чайной комнате. Тот, кто проходил когда-либо по этой дорожке, вспомнит многое... Он вспомнит и прозрачный полумрак вечнозеленых деревьев, под которыми он проходил, и правильную неправильность каменных плит под ногами, и сухие иглы сосен на землю, и поросшие мхом гранитные башенки, и то, как душа его постепенно возвышалась над будничными маслами. Можно быть в центре города - все же чувствовать себя как-будто в лесу, далеко от пили и сутолоки цивилизации. Тимейстеры обнаружили большое искусство в воспроизведении этих эффектов ясности и чистоты. Характер переживаний, которые должны были возбуждаться у проходящего через роджи, изменялся в зависимости от тимейстера. Некоторые, как Рикьу,стремились вызвать чувство крайнего одиночества, они говорили, что секрет устройства роджи содержится в старинной песенке:Смотрю вперед, - и нет цветовИ ярких листьев нет.А там, на берегу морском,Стоит один пустыннй домна желтизне песков,И призрачно горит на немвечерний свет,осенний свет...Другие, подобно Кобори Эншьу, искали много эффекта. Эншьу сказал, что идею садовой дорожки можно найти в следующих стихах:Листва деревьев над волной,И море в искрах золотыхпод бледною луной.Нетрудно угадать его мысль. Он стремился создать образ вновь пробудившейся души, которая никак не может стряхнуть с себя туманные сны прошлого, но уже радостно тянется к льющемуся ей навстречу мягкому призрачному свету сладкого небытия и жаждет той свободы, которая лежит где-то там, за пределами достижимого.Подготовленный таким образом, гость молчаливо подходит к святилищу и, если он - самурай, оставляет свой меч на решетке под стропилами, так как чайная комната - это, главным образом припев мира. Затем он низко наклонится и вползет в комнату через маленькую дверь, не больше, чем три фута ввысоту. Все гости, знатные и простые одинаково, должны пройти через это, - так пробуждается в них чувство смирения. Еще отдыхая в мадиаи, гости уже сговариваются относительно порядка при входе в комнату, и так они бесшумно входят один за другим и, прежде чем занять свое место, склоняются перед картиной, или цветами на токонома.Хозяин войдет в комнату лишь тогда, когда все гости уже уселись и между ними царит молчание, прерываемое лишь пением воды в железном котелке. Хорошо поет вода, потому что пластинки железа на дне устроены так, что они производят свою особую мелодию. В ней можно уловить и эхо водопадов, окутанных облаками, и далекий шум моря разбивающегося на скалах, и раскаты грома в Бамбуковой роще, и вздохи сосен где-нибудь на далеком холме.Даже в дневное время в комнате царит полумрак, так как низкие стропила покатой крыши мешают солнечным лучам проходить в комнату. Потолок, пол и все предметы в комнате отличаются спокойными, мягкими тонами. Так-же одеты и гости, со вкусом и незаметно. Все в комнате уютно-старомодно, чувствуется, что все современное изгнано из обстановки, и только в одном звучит нота контраста: бамбуковый ковш для разливания и полотнянная скатерп Оба безукоризненно белы иновы.Какими-бы тусклыми не казались чайная комната и сервиз, все абсолютно чисто. Ни одной пылинки нельзя найти даже в самом темном углу, а если найдешь,это значит, что хозяин - не тимейстер. Самое главное, что требуется от тимейстера - это, чтобы он умел подметать, чистить и мыть, ибо уборка и наведение чистоты - это тоже искусство. При чистке старинных металлических вещей надо воздерживаться от неразборчивого усердия голландской домашней хозяйки. Если с цветов в вазе капает вода, не надо ее вытирать, - это напомианет о росе и прохладе.Вспоминается кстати одна история с Рикьу, которая хорошо иллюстрирует воззрения тимейстера на чистоту. Рикьу наблюдал,каи его сын Йоан подметает и поливает садовую дорожку. "Не достаточв чисто", сказал Рикьу, когда сын окончил свою работу, и велел ему начать снова. Прошел целый час, и сын снова обратился к отцу:"Отец, больше уж нечего делать. Ступени я вымыл уже три раза, каменные башенки и деревья опрыснуты водой, мох сверкает свежей зеленью, на земле не осталось ни одной веточки, ни одного листа" "Глупый ты," ворчал тимейстер, "разве так подметают садовую дорожку". Говоря это, Рикьу спустился в сад, тряхнул дерево и рассыпал по саду золотые и алые листья, кусочки осенней парчи. Не только чистоты требовал Рикьу, но также и красоты и естественности.Название "Приют фантазии" вызывает представление о постройке, предназначенной удовлетворять некоторые индивидуальные художественные запросы. Чайная комната создается для тимейстера а не тимейстер для чайной комнаты. Она не предназначается для потомства, а потому онаэф^емерна. Мысль, что каждый должен иметь свой собственный дом, основана на старом японском обычае, что каждый дом должен быть покинут после смерти его главного обитателя. Может быть, в основе такого обычая лежит какое-нибудь неосоаданное гигиеническое соображени. Согласно другому старому обычаю, молодожены должны селиться во вновь отстроенном доме. Этими обычаями об"ясняется, что в старые времена столицы часто переносились с места на место. Каждые двадцать лет храм Изы, богини солнца, перестраивался. Последнее может служить примером того,как до настоящего времени удерживаются старые обряды. Соблюдение этих старых обычаев делается возможным только благодаря той фор". ме постройки, которую выработала наша деревянная архитектура, по стройки, котораялегко сносится и легко собирается снова. Стиль более прочный, применение кирпича и камня,. сделали-бы такие переселения невозможными, как это случилось, когда после периода Нара пошли в ход более устойчивые и массивные деревянные сооружения Китая.В пятнадцатом столетии индивидуалистическая доктрина Зеи получила преобладание, и старая идея прониклась более глубоким содержаниеи в связи с чайн ой комнатой. Буддизм с его теорией тщетности и преобладания духа над телом считал дом только временным убежищем для тела, и самое тело было лишь хижиной в пустыне, хрупкой постройкой из связанных вместо трав, что растут- вокруг. Как только разрывалась их свяь, они воз вращались в свое первоначальное состояние. В структуре чайной комнаты эта мысли о бренности и проходящести всего отразилась в соломенной крыше, хрупкость - в тонижх колоннах, легкость - в бамбуковых подподках, наружная небрежность - в употреблении простых материалов. Вечное должно чувствоваться только в духе, который воплотившись в этой простой обстановке, делает не прекрасной, озаряя ее возвышенным светом своей уточненности.Принцип жизненности в искусстве диктует, чтобы чайная комната соответствовала некоторому индивидуальному вкусу. Искусством, чтобы найти себе полную оценку, должно быть верным современной жизни. Не то, чтобы мы хотели пренебрегать требованиями потомства, но ми должны больше наслаждаться настоящим. Но пройдем мы также без внимания мимо великих творений прошлого, но они должнн претвориться в нашем сознании. Рабское подражание традициям и формулам сковывается выражение индивидуальности в архитектуре. Плакать хочется над теми бессмысленными подражаниями европейским постройкам, которые можно видеть в Японии наших дней. Мы удивляемся, почему у более передовых европейских наций архитектура так лишена индивидуальности так полно повторения устаревших стилей. Может быть сейчас в искусстве мы проходим через какую-то стадию демократизации, в ожидании появления великого мастера, который утвердит новую династию. Я хотел бы, чтобы мы больше любили старых мастеров и меньше их копировали. Было сказано, что греки потому были великими, что ни- когда не заимствовали у древних.Термин "Жилище пустыни", помимо того, что напоминают о даосской теории Всесодержащего,связав еще с идеей непрерывной потребности в перемене мотивов убранства. Чайная комната абсолюно пуста за исключением того немногого, что временно помещается в ной для удовлетворения самого аскетического вкуса. На этот случай в комнате помещается какой-нибудь специальный предмет искусства, и все остельное подбирается и расставляется так, чтобы усилить красоту главной темы. Невозможно в одно и тоже время слушать различные музыкальные вещи, ибо настоящее восприятие прекрасного возможно только при сосредоточении, внимания на каком-нибудь прекрасное центральном мотивов Отсюда ясно, что система убранства нашей чайной комнаты совершенно противоположна западной, где дом часто превращается в музей. Для японца, привыкшего к простоте убранства и к частым изменениям в методе украшения, западная комната, наполненная картинами, статуями и безделушками, создает впечатление просто вужьгарного хвастовства богатством. Надо иметь очень тонкое чувство, чтобн всегда наслаждаться видом художественного произведения, даже исключительно прекрасного, и безгранична должна быть способность к художественному восприятию у того, кто может из дня в день жить среди такого смешения красок и форм. которое так часто наблюдается в европейских и американских домах "Жилище несимметричного" содает представление иной фаза развития нашей декоративной схемы. Отсутствие симметрии в японских предметах искусства часто комментировалось западными критиками. Несимметричность также является результатом проработки идеалов даоизма через дзен. Конфуцианизм глубоко коренящейся в ной идеей дуализма и северный буддизм с его почитанием троит нисколько не противились выражению симметрии. Действительно, если изучать древние бронзы Китая, или религиоэнве искусство династии Танг и периода Пара, приходится отметить постоянное стремление к симметрии. Обстановка нашего классического интерьера была определенно правильной в своем расположении. Однако же, понятия совершества у даосов и дзен были совершенно различны. Динамический характер их философии придавай больше значениясамомж процесса путем которого достигалось совершенство, чем самому совершенству. Настоящую красоту может различить лишь тот, кто мысленно завершил несовершенное. Действенность жизни и искусства заключается в их возможности роста. Каждому гостью чайной комнаты предоставляется в,воображении пополнить общий эффект в отношении к себе. С тех пор, как дзен сделался преобладающей формой мысли, выражения не только законченного, но и повторения. Однообразие рисунка считалось гибельным для свежести воображения. Поэтому ландшафт, птицы и цветы сделались иэлюбленными предметами изображения, в предпочтение человеческой фигуре, которая представлялась в лице самого зрителя. Часто мы бываем излишне заметные и даже самолюбование делается монотонным.В устройстве чайной комнаты чувствуется постоянный отрах перед повторением. Радичные предметы убранства должны бить так выбраны, чтобы ни один цвет, ни один рисунок не повторялись. Если есть живые цветы картина с цветами недопустима. Если чайник круглый, кувшин для воды должен быть угловатый. Чашка с черной глазурью не должна соединяться с черной лакированной чайницей. Когда ваза помещается на курильнице для ладана на алтаре, надо чтобы она не попала как раз в центр и не развалила бы пространства на две равные части. Колонны таконома должны быть сделаны из иного дерева, чем все другие в комнате, чтобы устранить всякую мысль о монотонности.В этом опять японский метод убранства отличается от западного, на западе предметы располагаются симметрично на каминной доске или еще где-нибудь. В домах на западе нам часто приходится наблюдать то, что нам кажтся бесслезным повторением. Мы находим,что очень мучительно говорить а человеком, в то время, как его портрет во весь рост выглядывает из-за его спины. Мы думаем, кто же настоящий портрет или тот, кто говорит с нами, и испытываем странной чувство, что один из них обман. Сколько раз, сидя за накрытым столом, мы отдавались, во вред нашему пищеварению, созерцанию картин изобилия на окнах столовой. Для его эти изображения жертв охоты и забавы, эта вычурная резьба, изображающая рыб и плоды, нечем эта выставка фамильной посуды, напоминающая о тех, которые здесь обедали, а теперь уже мертвы.Простота в чайной комнате, полное отсутствие вульгарности в ней, делает ее настоящим святилищем, убежищом от волнений вышнего мира. Там и только там можно спокойно и всецело отдаться почитанию Прекрасного. В шестнадцатом столетии чайная комната предоставляла желанное место отдыха для свирепых воинов и государственных деятелей, принимающих участие в деле объединения и возрождения Японии. В семнадцатом столетии, после того, как утвердился суровый формализм господства Токугава, чайная комната единственно создавала возможность для свободного общения артистически-настроенных умов. Перед великим произведением искусства не было различия между дайме, самураем и простым человеком. В наши дни во всем мире индустриализм делает настоящую утонченность все более и более трудной. Разве не больше, чем когда-либо нуждаемся мы в чайной комнате?

Понимание искусства