WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |
-- [ Страница 1 ] --

65 – 049

М452 (17) - 74

Книга «О природе человеческого общения» – первая из книг Владимира Соковнина, вышедшая в 1974 году и представлявшая собой монографию для защиты докторской диссертации. В ней отражено одно из первых в стране системных философско-психологических исследований природы человеческого общения.

Два издания книги давно разошлись. В настоящее время автор готовит 3-е исправленное и дополненное издание. В тоже время интерес к книге еще достаточно велик и потому автор разместил ее в электронной библиотеке koob.ru для свободного скачивания. Кроме того он включил в книгу главу «Общение под знаком фасцинации» из книги «ФАСЦИНОЛОГ, Штрихи к профессии третьего тысячелетия», также доступной для скачивания.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение ……………………………………………………. 3

Глава I. ОПРЕДЕЛЕНИЯ СОЦИАЛЬНОГО ОБЩЕНИЯ

Общение как коммуникация ……………………………... 8

Общение и знак …………………………………………….. 14

Общение как взаимопонимание ………………………… 26

Общение как взаимовлияние ……………………………. 48

Общение как деятельность ………………...……….……… 63

Общение как отношение ………………………………….. 65

Отношения общения

в структуре социальных отношений …………………….. 70

Глава II ПРОБЛЕМЫ НОРМАТИВНОГО ОБЩЕНИЯ.

Социальные нормы и общение ………….……………... 85

Социальные детерминанты

нормативного общения …………………..……………. 96

Нормативное документированное общение ……….… 107

Влияние нормативности на

внутреннее общение и на знаковые средства ………… 110

Интердиктивное общение …………………………….. 117

3 а к л ю ч е н и е ………………………………………… 135

Литература по проблеме общения ………………………. 139

Приложение. Общение под знаком фасцинации ……….…148–176

МИНИСТЕРСТВО НАРОДНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

КИРГИЗСКОЙ ССР

КИРГИЗСКИЙ ЖЕНСКИЙ ПЕДАГОГИЧСКИЙ ИНСТИТУТ

им. В. В. МАЯКОВСКОГО

О ПРИРОДЕ
ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

ОБЩЕНИЯ

(ОПЫТ ФИЛОСОФСКОГО АНАЛИЗА)

Издание второе,

исправленное и дополненное

ИЗДАТЕЛЬСТВО «МЕКТЕП»

ФРУНЗЕ 1974

ВВЕДЕНИЕ

Проблема человеческого общения волновала умы мыслителей издавна. Мало кто из философов прошлого не касался ее в своих трудах. Однако лишь в послед­нее время общение людей стало предметом всесторон­него научного исследования. Это связано прежде всего с факторами идеологической борьбы, обострение которой на современном этапе развития общества неоднократно подчеркивалось в решениях съездов КПСС и документах Международных Совещаний коммунистических и рабо­чих партий. Потребность в знании и овладении опти­мальными способами идеологического влияния на умы людей настоятельно выдвигает необходимость глубокого научного анализа закономерностей человеческого об­щения.

Немаловажной причиной акцентации внимания на процессах общения является также повышенный интерес человечества к тайнам духовной жизни личности и обще­ства и те существенные объективные изменения в техни­ческих средствах общения, которые вызвала современная научно-техническая революция.

Буржуазные идеологи особое внимание уделяют ис­следованию прикладных вопросов общения и прежде всего влияния на сознание человека средств массовой информации. Маклюэнизм, как практическая разработка методов оптимального воздействия на психологию лю­дей в сфере применения технических средств массового общения, деидеологической обработки масс или, напро­тив, воспитания политически ортодоксально мыслящего обывателя, взят на вооружение многими буржуазными радио- и телевизионными компаниями. Конечно, все это не случайно. Средства массовой информации приобрели первостепенное значение именно благодаря способности служить в качестве средства глобального «оболванивания» трудящихся капиталистического мира и орудия идеологических диверсий.

Знание действия механизмов массового общения, бе­зусловно, необходимо социалистическому обществу как для противоборства буржуазной идеологии, так и для лучшей пропаганды коммунистических идей. Однако при этом не следует забывать, что массовая коммуника­ция является только частью общения (частью очень важной, но не единственно важной) и решение ее про­блем во многом зависит от разработки общей теории со­циальной коммуникации. Исследование особенностей знакового поведения людей, речевой деятельности, нор­мативного общения, этнического своеобразия коммуни­кативных систем, социально-психологических механиз­мов общения и т. д. совершенно необходимо для глубо­кого понимания закономерностей всего общения, в.том числе и массового.

Решение проблемы общения имеет важное значение для разработки многих вопросов в теории пропаганды, науке организации и управления, педагогике и т. д. Так, педагогический процесс имеет почти исключительно ком­муникативную природу. Значительная, если не большая, часть педагогических воздействий на учащихся реали­зуется в групповых коммуникативных ситуациях. Потребность в общении формируется в детские годы, и только правильно организованная внутришкольная ком­муникация педагогов и учащихся может привести к удовлетворительному её развитию. С изучением законо­мерностей общения связано решение многих теоретиче­ских и прикладных проблем в социологии, социальной психологии, психолингвистике, этнолингвистике, этно­психологии, теории информации и других науках.

Исследование общения имеет в нашей стране еще небольшую традицию. Правда, попытки выделения фе­номена общения в качестве предмета научного анализа восходят, пожалуй, к первым десятилетиям нашего века. Здесь выделяются работы И. А. Бодуэна де Куртенэ, В. М. Бехтерева, Л. П. Якубинского, Л. С. Выгот­ского. Каждый из них касался каких-либо аспектов об­щения в связи со своими специальными научными интересами. Бодуэн в своих исследованиях языка пришел к необходимости его изучения в единстве с про­цессами общения. Он критиковал языковедов за то, что они рассматривают язык, «отвлекаясь от социального общения людей»1. В. М. Бехтерев при анализе коллек­тивной психологии (рефлексологии) не мог не касаться социально-психологических сторон общения и оставил в этой области немало ценных наблюдений и гипотез2. Л. П. Якубинский положил начало изучению специфиче­ски коммуникативных форм речи 3. По верному замеча­нию А. А. Леонтьева, в статье Л. П. Якубинского «О диа­логической речи» выражено стремление «нащупать» реа­лизацию речи как отражения форм социального обще­ния 4. Л. С. Выготского интересовали вопросы психоло­гии речи и воздействия речевого знака на социальное поведение человека 5. Его взгляды на процесс социаль­ной актуализации языка, выделение особой речемыслительной деятельности, его теория «сигнификации» в настоящее время широко обсуждаются в психологии и психолингвистике.

Мы не ставим перед собой задачу дать исторический обзор исследования проблемы общения. Такой обзор должен стать, очевидно, содержанием специальной ра­боты. Хочется лишь отметить, что интерес к проблеме человеческого общения вновь и с большей силой возрос в шестидесятые годы. Работа А. А. Бодалева «Восприя­тие человека человеком»6, изданная в 1965 году, яви­лась началом психологических исследований невербаль­ных коммуникативных контактов между людьми. Инте­рес к проблеме общения был вызван, наряду с прочим, бурным развитием социальной психологии и психолинг­вистики, наук, в которых общение людей является од­ним из важнейших объектов исследования. Именно это

1 И. А. Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему
языкознанию, т. 2, М., 1963, стр. 206.

2 См.: В. М. Бехтерев. Коллективная рефлексология. М., 1924.

3 См.: Л. Якубинский. О диалогической речи.— «Русская
речь». Пг., 1923; см. также: Л. П. Якубинский. Программа кур­са лекций «Эволюция речи».— «Записки института живого слова, 1». Пг., 1919.

4 А. А. Л е о н т ь е в. Психолингвистика. Л., «Наука», 1967, стр. 87..

5 См.: Л. С. Выготский. Мышление и речь. В его кн. Из­
бранные психологические исследования. М., изд-во АПН РСФСР,

1 1.S56; он же. Развитие высших психических функций. М., 1960, стр. 109, 111; 121, 160 и др.

в А. А. Б о д а л е в. Восприятие человека человеком. Изд-во ЛГУ, 1965.

обстоятельство, как нам кажется, позволило Е. С. Кузь­мину высказать мысль, что «острая необходимость в социальной психологии как науке и возникает из необ­ходимости изучения непосредственных, психологических способов, форм и средств общения между людьми»1.

Возросший интерес к проблеме общения со стороны специальных наук привел к необходимости философско­го осмысления феномена общения. Иначе и не могло быть, так как общение относится к ряду универсальных явлений общественной жизни и охватывает множество ее сторон, начиная от языковых и кончая нравственны­ми и политическими. Возникла необходимость в разра­ботке категориального аппарата зарождающейся теории общения.

Именно в шестидесятые годы, главным образом во второй их половине, появились работы, в которых так или иначе ставились философские вопросы теории об­щения и предпринималась попытка их марксистского решения2.

В последние годы успешно завершен ряд диссерта­ционных исследований по проблеме общения: В. М. Соковнин (1968), В. Ф. Лобас (1969), Е. Д. Жарков (1970), М. А. Жукова (1970), Б. Ю. Юферов (1970), Б. А. Ро­дионов (1971), Т. Д. Каракеев (1971), О. А. Уварова (1972), В. П. Реш (1972), Р. О. Рыкун (1973) и др.3.

В 1971 году вышла первая в стране книга, в которой философии общения отведено значительное место. Это книга Б. Д. Парыгина «Основы социально-психологи­ческой теории»4. В ней автором выделены важные фило­софские аспекты проблемы общения и предпринята

1 Е. С. Кузьмин. Основы социальной психологии. Изд- ЛГУ, 1967, стр. 13.

2 См.: Б. Д. Парыгин. Социальная психология как наука. Изд-во ЛГУ, 1965, стр, 83, 135–139; Б. Ф. Поршнев Социальная психология и история. М., 1966; А. А. Леонтьев. Слово в речевой деятельности. М., 1965; Он же. Язык, речь, речевая деятельность. М., 1969; А. А. Б рудный. Язык, сознание и общение.– «Проблемы сознания (материалы симпозиума)». М., 1966; В. М. С ок о в н и н. Общение и его средства.– «Сознание и общение». Фрунзе, 1968; Он же. Человеческое общение и идеология.– «Идеология и общественная психология». Фрунзе, 1968.

3 См. прилагаемую к книге библиографию.

4. Б. Д. П а р ы г и н. Основы социально-психологической теории.

М., «Мысль», 1971

успешная попытка их анализа с позиций марксистской теории.

Внимание к проблеме общения и необходимость координации исследований вылились в организацию не­скольких симпозиумов и семинаров по общению. Можно выделить два Всесоюзных симпозиума в Ленинграде (1970 и 1973 гг.), симпозиум в г. Алма-Ате (1973 г.), семинар в Москве (1973)'. Философским вопросам теории общения на них было уделено значительное внимание.

Очевидно, в настоящее время можно говорить не только о потребности в философско-эвристическом под­ходе к проблеме общения, но и о создании теории со­циального общения, в которой философская часть была бы не только необходимой, но и одной из важнейших.

Данная работа не претендует на охват большого круга философских проблем теории общения. В ней предпринята попытка дать обобщенное представление о процессе социального общения в целом, а также о таких его сторонах и особенностях, которые еще не на­шли достаточного освещения в марксистской литерату­ре.

 1 См.: Социально-психологические и лингвистические характе­ристики -2

1 См.: Социально-психологические и лингвистические характе­ристики форм общения и развития контактов между людьми (тези­сы). Л., 1970; Общение как предмет теоретических и прикладных исследований (тезисы). Л., 1973; Мышление и общение (материалы Всесоюзного симпозиума). Алма-Ата, 1973. См. также информацию о симпозиуме в Ленинграде: «Вопросы психологии», № 4, 1973, о симпозиуме в Алма-Ате: «Вопросы психологии», № 6, 1973; Мате­риалы научного семинара «Семиотика средств массовой коммуника­ции», в двух частях. Изд-во МГУ, 1973.

Глава I

ОПРЕДЕЛЕНИЯ СОЦИАЛЬНОГО ОБЩЕНИЯ

Общение как коммуникация

Чаще всего общение людей определяется как обмен мыслями, чувствами, переживаниями'. И это справедливо, так как в процессе реального общения люди имеют целью побудить друг друга к совершению тех или иных поступков, что с необходимостью связано с направленным выражением и передачей мыслей и чувств.

В последнее время в связи с развитием кибернетики и теории информации общение стали определять также как процесс передачи информации, как обмен информа­цией 2. В самом деле, любая сообщаемая мысль содер­жит в себе информацию о чем-либо (в том числе о внутренних чувствах и переживаниях).

Г. Гибш и М. Форверг считают, что определения об­щения как обмена мыслями или информацией ведут к неоправданному сужению проблемы общения. По их мнению, понятие человеческого общения шире и не тож­дественно обмену информацией3. Хотя Г. Гибш и М. Форверг безусловно правы, все-таки бесспорно и то, что обмен мыслями, чувствами, переживаниями (инфор­мацией о них) является содержательным признаком общения. Мысль Н. Винера о том, что «всякий организм скрепляется наличием средств приобретения, использо­вания, хранения и передачи информации»4, сейчас широ-

1 См.: Л. С. Выготский. Избранные психологические исследования. М., 1956, стр. 51; С. Л. Рубинштейн. Принципы и пути развития психики. М., 1959, стр. ПО.

2 Л. О. Резников. Гносеологические вопросы семиотики. ЛГУ, 1964, стр. 143; К. Ч е р р и. Человек и информация М., 1972.

3 Г. Г.и б ш и М. Ф о р в е р г. Введение в марксистскую социальную психологию. М., 1972, стр. 243.

4 Н. В и н е р. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. М., «Советское радио», 1958, стр. 234.

ко принята. Для сложных «организмов», точнее — для сложных самоорганизующихся систем, в том числе для общества, информационная связь абсолютно необходима и, по мнению Б. С. Украинцева, является важнейшим принципом их функционирования1. Этот принцип выте­кает из природы существования системы как множест­ва разнообразных элементов, связанных в целостность и взаимодействующих в пределах целостности2. Чтобы это разнообразие элементов образовало жизнестойкую систему, необходимы средства, связывающие их в един­ство и упорядочивающие их поведение. Информацион­ная связь и является одним из важнейших средств со­единения элементов в систему, функционирования эле­ментов и системы в целом.

Человеческие отношения, этот основной вид взаимо­связи элементов социальной системы, абсолютно невоз­можны без информации и ее направленной передачи. Направленное выражение мысли, ее передача и восприятие (перевод коммуникантом на язык собственных мыс­лей, понимание) являются необходимыми элементами человеческих отношений, а их совокупность образует информационную структуру социального общения.

Процесс передачи мыслей в общении людей можно рассматривать как любой информационный процесс в ки­бернетических системах. Именно поэтому достижения теории информации могут с успехом применяться при анализе общения3, а само оно стало рассматриваться как специфическая социальная форма информационной свя­зи. Сходство процесса обмена мыслями и любой направ­ленной передачи информации привело к тому, что тер­мин «коммуникация» стал употребляться как синоним термина «общение». Понятие коммуникации определяет­ся в кибернетике как «обмен информацией между слож­ными динамическими системами или их частями, кото­рые в состоянии принимать информацию, накапливать ее, преобразовывать и т. д.»4. Исходя из такого понима-

1 Б.. С. Украинцев. Самоуправляемые системы и причин­ность. М., 1972, стр. 47–52.

2 Б. С. У к р а и н ц е в. Указ, работа, стр. 43.

3 А. Д. Урсул. Информация. Методологические аспекты.
1971, стр. 184.

4 А. Д. Урсул. Указ. работа, стр. 186.

ния коммуникации, передачу мыслей, общение людей можно называть социальной коммуникацией.

Действительно, акт общения включает те же компо­ненты, которые являются обязательными для любой коммуникации1: источник информации, создающий сооб­щения (человек, социальная группа); передатчик (мозг, речевые органы), преобразующий, кодирующий сообще­ние в сигналы (знаки речи, жесты, мимика), пригодные для передачи; канал связи2, способный проводить дан­ные сигналы; приемник, воспринимающий сигналы и вос­производящий, декодирующий принятое сообщение (ор­ганы восприятия, мозг); адресат или получатель инфор­мации (человек). Рассматриваемое со стороны инфор­мационных процессов человеческое общение формально ничем не отличается от других способов передачи сооб­щений, и поэтому схемы информационных передач вообще и человеческой коммуникации, приводимые в ра­ботах по теории связи и теории информации, принципи­ально сходны. Можно сравнить некоторые из таких схем, чтобы убедиться в этом.

Схема Р. Шералиевой3

1 См.: К. Штейнбух. Автомат и человек. М., «Советское ра­дио», 1967, стр. 50, 116; И. 3 е м а н. Познание и информация. Гно­сеологические проблемы кибернетики. М., «Прогресс» 1966, стр. 85–87.

2 Под каналом связи принято понимать физическую среду, про­водящую сигналы и связывающую передатчик и приёмник. См.:
Г. Г лисо н. Введение в дескриптивную лингвистику. М., 1959, стр. 35;

И. 3 е м а и. Указ. работа, стр. 85–87.

3 См.: Р. Шералиева. Информация и коммуникация. В сб. «Философско-психологические проблемы коммуникации». Фрунзе, Изд-во «Илим», 1971, стр. 21.

Схема К. Черри 1

По сути тот же принцип лежит и в основе схемы словесной коммуникации, предложенной Р. Якобсоном 2.

Context

Message.

Addresser…………………………… Addresee

Contakt

Code

Здесь под словом context следует понимать предмет сообщения, message означает само речевое сообщение, передающее информацию, под contakt'oм подразумева­ются физические каналы и психологические связи, ко­торые позволяют реализовать коммуникацию и с по­мощью которых addresser и addresee (адресант и адре­сат) осуществляют обмен информации. Code - исполь­зуемая обоими коммуникантами система знаковых средств.

Именно сходство перечисленных элементов коммуни­кации в любых ее разновидностях позволяет надеяться на создание общей теории коммуникации. Одним из

1 См.: К. Черри. Указ. работа, стр. 232; ср.: К. Штейнбух. Указ. работа, стр. 50

2. Roman Jacobson. Linguistics and Poetics. – «Style in Language», ed.be Th. A. Sebeok, MIT, 1960.

центральных понятий теории коммуникации, от разра­ботки которого во многом зависит понимание процесса общения, является понятие информации. Информация является одним из важнейших стержневых элементов коммуникации, без которого ее как таковую трудно представить.

Многое для объяснения механизмов социальной ком­муникации дает уже статистическая теория информации, созданная К. Шенноном. Мнение А. Н. Серавина, будто статистическая теория принципиально бессодержательна для объяснения природы социальной коммуникации, представляется чрезмерно скептическим. Уже введение понятия информации, выделение элементов направлен­ной информационной связи, определение количествен­ной меры информации было очень продуктивным, так как выявляло новый, еще не исследованный вид матери­альной связи в сложных организованных системах, в том числе и в человеческом обществе. Среди достижений статистической теории информации и связи можно на­звать также введение понятия пропускной способности канала коммуникации. Было обнаружено, что при любой информационной связи канал связи «обладает опреде­ленной пропускной способностью, т. е. через него можно передать некоторое максимальное количество информа­ции в единицу времени»2. Сверх этого количества канал информацию не принимает, коммуникация либо прекра­щается, либо становится искаженной. Существуют пре­делы приема и переработки информации не только для систем технической связи, но и для организма. Так, че­ловек способен при чтении «пропускать» от 18 до 45 бит/сек., при счете – 12 бит/сек и т. д.3.



Не менее важным для понимания социальных инфор­мационных процессов явилось и понятие избыточности кода и сообщения. Избыточное сообщение надежно, оно реализует коммуникацию. Это такое сообщение, которое содержит элементы необязательные, несущественные для выражения и передачи информации, но повышаю–

1 См.: Л. Н. Серавин. Теория информации с точки зрения биолога. Изд-во ЛГУ, 1973, стр. 6–8, 93 и др.

2 А. Д. У р с у л. Указ. работа, стр. 26.

3 См.: К. Ш т е й н б у х. Указ. работа, стр. 300.

щие надежность, «уверенность», чтo выраженная инфор­мация дойдет до приемника1.

Человеческий язык, как код особого рода, также под­чиняется закону избыточности, и именно избыточность позволяет ему быть надежным средством общения лю­дей. Требование избыточности распространяется, оче­видно, на все элементы и уровни общения. Так, нормы общения (см. подробнее во второй главе) являются вы­ражением избыточности на уровне регуляции коммуни­кативного поведения.

Таким образом, теория информации Шеннона дает немало ценного для анализа социальной коммуникации. Более верной представляется оценка этой теории, дан­ная И. И. Гришкиным, который отмечает, что она ока­зала глубокое влияние на изучение различных, в том числе и неколичественных, аспектов информации и ком­муникации 2.

Однако количественные методы статистической тео­рии информации действительно не могут дать достаточно глубокого представления о качественных аспектах передачи и обмена информацией в обществе. И. И. Гришкин замечает, что «шенноновское понятие информации и его мера количества информации эксплицируют прежде все­го структурно-синтаксический аспект передачи информа­ции в технических системах связи»3. Количественными характеристиками статистической теории трудно, если не невозможно, интерпретировать такие, например, свойства обмена информацией в обществе, как способность «ло­гического отрицания»4, степень ценности информации для того или иного субъекта коммуникации, особенно­сти оценки содержания информации в зависимости от интеллектуального и культурного развития участников коммуникации. Уникальна такая особенность общения людей как хитрость. С позиций количественной меры ин­формации ее навряд ли возможно измерить и объяс­нить. Все эти и многие другие особенности человеческой коммуникации детерминированы ее социальным качест-

1 «Избыточность сообщения – это та часть решений при пере­даче, которая не является носителем действительного содержания сообщения». –

И. З е м а н. Указ. работа, стр. 105.

2 См.: И. И. Гришки н. Понятие информации. М., 1973, стр. 17.

3 Там же.

4 К. Ш т е й н б у х. Указ, работа, стр. 300

вом и включением в нее особой формы отражения дейст­вительности, какой является абстрактное мышление. Сознание и мышление, а также социальные отношения делают человеческую коммуникацию особым видом об­мена информацией, к которому закономерности, откры­тые статистической теорией, приложимы в ограниченной степени и лишь в той мере, в какой социальная комму­никация сходна со всеми возможными формами направленной передачи информации.

Необходимость более глубокого, адекватного позна­ния информации и процессов ее циркуляции привели к созданию в последние годы так называемых семантиче­ской и прагматической теорий информации (Р. Карнап, Д. Маккей, Е. К. Войшвилло, Ю. А. Шрейдер, А. А. Харкевич и др.). В них предметом исследования становится преимущественно качественная сторона информации, оп­ределение ее ценности, способов оценки, изменения в процессе передачи, социальных и психологических усло­вий и механизмов и т. д.1. Эти теории находятся в стадни становления, «в настоящее время предпринимаются лишь первые попытки исследования социальной инфор­мации и, разумеется, проблема определения этого поня­тия еще ожидает своего решения»2. В будущем, очевид­но, станет возможным выражение многих коммуникатив­ных характеристик человека и общества, в том числе интеллекта, особенностей мышления, памяти и т. д. «в из­меряемых параметрах, выработанных на основе теории информации»3.

Общение и знак

Особая роль в социальной коммуникации принадлежит знакам, при помощи кото­рых фиксируется и передается информа­ция, что делает их средством информационной связи.

Начиная анализ общения, исследователь в первую очередь сталкивается с феноменом речи, речевого пове­дения. Очевидно поэтому общение довольно часто опре­деляется как обмен словами или как речь4. Однако, как

1 См. подробный разбор этих теорий: И. И. Гришкин. Указ. работа, стр. 24–136.

2 А. Д. Урсул. Информация, стр. 201.

3 Р. Шералиева. Указ. работа, стр. 25.

4 В.Т.Ковальчук. К вопросу о природе лингвистического знака. «Первая республиканская межвузовская лингвистическая конференция (тезисы докладов)». Фрунзе, 1966, стр. 33.

теперь стало ясно, речь не покрывает всего процесса коммуникации, и человеческому общению присущи так­же другие формы знакового поведения.

Проблема связи знака с процессом коммуникации во многих своих аспектах еще мало исследована. С психо­логической точки зрения эту связь пытался проследить Л. С. Выготский, которого чрезвычайно интересовали вопросы социального воздействия языка слов и знако­вого поведения людей1. С позиций семиотики аргументи­рованно показал необходимость рассматривать знаки и знаковые системы в их единстве с коммуникативными процессами А. Шафф. Обязательность этого методологи­ческого принципа, по его мнению, заключается в том, что в самой действительности знаки порождаются исключи­тельно потребностями коммуникации, а их значения им­манентно связаны с коммуникативными ситуациями и складываются в процессе интерсубъективного материаль­ного и духовного общения 2.

Однако А. Шафф ограничивает рассмотрение проб­лемы рамками человеческого общества, что кажется нам неоправданным. Сужение объема понятия «знак» встре­чается во многих работах и связано с определением предмета семиотики3. Правда, в настоящее время как будто устанавливается взгляд на семиотику как общую теорию знаков, функционирующих не только в социаль­ных, но и в биологических системах4.

Биологическая коммуникация основана, как это по­казали наблюдения и исследования последних лет, на продуцировании акустических, оптических, тактильных и химических сигналов5. С помощью этих сигналов жи­вотные осуществляют регуляцию межиндивидуальных

1 Л. С. Выготский. Развитие высших психических функций. М., 1960 стр. 113, 125; Он же, Избранные психологические исследо­вания, стр. 9, 13, 49–52, 203 и др.

2 А. Шафф. Введение в семантику. М., 1963, стр. 135–136, 168, 225 и др.

3 См.: Г. Клаус Сила слова. Гносеологический и прагматиче­ский анализ языка. М., 1967, стр. 13–14; М. В. Попович. О фило­софском анализе языка науки. Киев, 1966, стр. 50.

4 А. А. Ветров. Семиотика и её основные проблемы. М., 1968.

5. См. подробнее о формах биологической коммуникации: F. Каinz. Die «Sprache» der Tiere Tatsachen Problemschau-Theorie. Ferdinand Enke Verlag, Stuttgart, 1961.

отношений внутри объединений, а также полезно реаги­руют на некоторые воздействия внешней среды1.

Между знаками социальной коммуникации и знаками биологической коммуникации безусловно имеются раз­личия, и существенные. Однако есть и общие стороны, которые указывают на их генетическое родство и кото­рые не следует отбрасывать при анализе знаковых си­стем. Для сравнения можно взять во многих отношениях характерную для биологической коммуникации передачу информации у медоносных пчел, описанную К. Фришем. Пчела-разведчица, отыскав источник пищи, возвращается в улей и с помощью специального коммуникативного по­ведения, так называемого танца, передает другим пче­лам информацию о найденной пищи: ее качестве, направ­лении, в котором ее следует искать, расстоянии до нее и препятствиях на пути. Причем, различное содержание информации выражается неодинаковым танцем (могут меняться число круговых вращений, ритм и другие ком­поненты танца)2. Пчелы, воспринявшие сигнальный та­нец, затем самостоятельно находят источник пищи. Точ­ности «языка» пчел можно поражаться.

Можно заметить, что при очевидном различии комму­никативное поведение пчел имеет большое сходство с ре­чевой деятельностью человека, в отношении которой ее знаковая природа сейчас уже не вызывает сомнений 3. Общими являются следующие черты:

а) В обоих случаях деятельность имеет специальное, коммуникативное назначение; б) Коммуникативное по­ведение «несет» информацию, используется для передачи информации; в) Явления, несущие информацию, имеют материальную физическую природу; г) Связь между коммуникативными сигналами и передаваемой с их по­мощью информацией закрепляется в психике (безуслов­ный рефлекс у пчелы, сознание — у человека), что слу­жит основой изменения поведения в случаях восприятия сигналов.

1 Ср., например, реакцию стада павианов-гамадрилов на сигнал
опасности. См.: Н. И. Ж и н к и н. Звуковая коммуникативная систе­ма обезьян. «Известия АПН РСФСР», вып. 13. М.. 1960, стр. 196.

2 См.: К. Ф. р и ш. Пчёлы, их зрение, обоняние, вкус и язык, М, 1955.

3 См.: А. Г. В о л к о в. Язык как система знаков. Изд-во МГУ,1966.

Думается, что перечисленные общие признаки и бу­дут необходимыми и достаточными для определения зна­ка. Знак можно определить как любой материальный фактор, продуцируемый или используемый живым суще­ством в качестве средства фиксирования актуальной для индивидуального и интегративного поведения информа­ции и ее направленной передачи.

Определение, предложенное нами, ограничивает функционирование знаков пределами коммуникации. Не­которые авторы, напротив, распространяют существова­ние знаков за рамки коммуникации, расширяя тем са­мым объем понятия «знак». Так, Л. А. Абрамян опреде­ляет знак как всякое физическое явление, служащее но­сителем информации1. А. А. Ветров понимает под зна­ком «чувственно воспринимаемый предмет, указываю­щий на другой предмет, отсылающий к нему организм или машину...»2. По его мнению, являются знаками не только так называемые коммуникативные «языки» жи­вотных и естественные и искусственные знаковые систе­мы человека, но также следы животных, багровый закат солнца (как знак солнечной ветреной погоды на завтра), насморк (знак простудного заболевания) и т. п., вообще любая связь между явлениями материального мира, со­держащая информацию.

Возражение возникает сразу по поводу терминов «указывать», «отсылать». Указывает ли багровый закат на завтрашнюю погоду? Конечно нет. Это человек в про­цессе наблюдений установил, что по такому внешнему признаку среды можно судить о погоде на завтра. Сам закат ничего не указывает и ни к чему не отсылает, он является признаком действительности, но не знаком. В. В. Мартынов справедливо замечает, что «при таком универсальном определении понятия «знак» мы оказы­ваемся живущими в мире знаков живой и неживой при-

1 Л. А. А б р а м я н. Гносеологические проблемы теории знаков. Ереван, 1965, стр. 9.

2 А. А. Ветров. Указ. работа, стр. 22. Аналогичны определе­ния знака: В. Дорошевский. Знак и означаемое (десигнат).«Вопросы языкознания», 1963, № 5, стр. 16; А. М. Коршунов. Образ и знак. «Вестник МГУ», серия VIII, экономика и философия, 1962, № 1; П. В. К о п н и н. Введение в марксистскую гносеологию. Киев, 1966 стр. 118.

роды, а семиотика превращается в суррогат теории по­знания»1.

При взаимодействии живых существ со средой очень часто ими используется такое отношение, при ко­тором один предмет (вещь, признак) как бы отсылает к другому предмету, так как информация, содержащаяся в отражении предметами друг друга, всегда связана с материей, и эта материя – не сама информация, а ее носитель, и он, следовательно, связывает взаимодействующие предметы. Уже на уровне клетки осущест­вляется передача информации, некоторые изменения биохимических процессов являются сигналами, несущи­ми информацию и отсылающими к другим процессам, совершающимся в клетке и в окружающей ее среде2. В человеческом обществе мы можем проследить, как за­частую для человека имеет, информационное значение походка человека, его движения и т. д., т. е. биологиче­ское, трудовое и т. п. поведение, хотя оно не является коммуникативным и ни в коем случае не направлено специально на передачу информации 3.

Закат солнца, следы животного, кашель и т. д. – все это сигналы-раздражители (первые сигналы по И. П. Павлову), но не сигналы-знаки, функция которых состоит в передаче ценной для сохранения вида инфор­мации от одной особи к другой. Взаимосвязь организма и среды, как показал И. П. Павлов, осуществляется по законам рефлекторной деятельности, согласно которым животное приспосабливается к изменениям окружающей среды, устанавливая безусловные или условные реакции на них. Эти сигналы — сама изменяющаяся действитель­ность, и ее признаки, поскольку это признаки взаимо­действия, несут информацию, отсылают к каким-то про­цессам, но они не продуцируются специально для переда­чи информации, и животные воспринимают их только как

1 М. В.. Мартынов.- Кибернетика. Семиотика, Лингвистика. Минск, 1965, стр. 23.

2 Б. Катц. Как клетки общаются друг с другом? – В кн.: «Жи­вая клетка». М., 1962.

3 См.: А. А. Б о д а л ев. Восприятие человека человеком. Изд-во ЛГУ, 1965; Т. М. Н и ко л а е в а, Б. А. У с п е н с к и й. Языкознание и паралингвистика. Сб. «Лингвистические исследования по общей и славянской типологии». М., 1966.

факты среды1. На эти признаки среды у животного вы­рабатывается рефлекс, если они имеют важное значение для его жизнедеятельности. В существовании таких из­менений действительности, которые как бы отсылают к следствиям из них, т. е. к информации, лежит зародыш знака, именно из этой особенности отражения появля­ется коммуникация, но сами изменения-признаки— еще не знаки. Условный или безусловный раздражитель становится знаком тогда, когда из признака действитель­ности он превращается в специально применяемое дан­ным биологическим видом средство информирования. Так, крик страха при появлении хищника становится для павианов-гамадрилов знаком опасности. Этот крик является уже не только, эмоциональной реакцией на хищника, но и средством передачи информации «для других» — именно поэтому появляется в стаде функция сторожа-наблюдателя.

В процессе человеческой адаптации те или иные приз­наки действительности осознаются, отражаются в соз­нании как элементы взаимной связи явлений, как со­ставляющие причинно-следственных отношений. По за­кату солнца мы предсказываем погоду на завтра не по­тому, что закат является знаком той или иной погоды, а потому, что мы познали взаимосвязи метереологических явлений и по отдельным их признакам (повто­ряющимся) можем прогнозировать погоду. Думается, что нет оснований первые сигналы отождествлять со зна­ками. Сигнал-знак — всегда сигнал-раздражитель, но не наоборот, поскольку является лишь частным, особым случаем сигналов-раздражителей, а именно таких из них, которые выполняют коммуникативную функцию.

Существенным признаком знака является его функ­ционирование в качестве средства коммуникации, связь с коммуникативным значением, с процессом коммуника­тивной деятельности. Прав А. А. Леонтьев, считающий, что единственно плодотворным при изучении знаков и знаковых систем является такой подход, когда они рас­сматриваются в процессе их реализации, т. е. в знако­вой деятельности2. Но это и означает, что знак должен

1 Ср.: Л. А. Орбели. Избранные труды, т. 3. М.-Л., 1964, стр. 293, 311.

2 А. А. Леонтьев. Язык, речь, речевая деятельность. М., 1969, стр. 44.

определяться «через его коммунукативную функцию, су­щественно имманентную для него. Такой точки зрения придерживается, в частности, Ю. С. Маслов. Он пишет: «Коммуникативным знаком (знаком, используемым, для общения), или просто знаком условимся называть всякий преднамеренно воспроизводимый материальный факт, рассчитанный на чьё-то восприятие и предназначенный служить средством передачи информации о чём-то, на­ходящимся вне этого факта»2. Для Ю. С. Маслова ком-муникативный знак — это и есть «просто знак», знак вообще. По-видимому, нет смысла говорить о некомму­никативных знаках.

Появление сигналов-знаков, как и способности их продуцирования и восприятия (понимания), связано с потребностями коммуникации, которая, в свою очередь, явилась необходимостью коллективного приспособления к среде. Закрепленный в знаке и связанной с ним инфор­мации опыт вида дает возможность животным оптималь­но приспособиться к изменяющейся среде, взаимодей­ствовать друг с другом в рамках сообщества 2. Особенно рельефно обнаруживается эта зависимость знаков от коммуникации в процессе возникновения и разви­тия человеческого общества. Прогресс человеческого общества связан с образованием все новых зна­ков и знаковых систем (звуковой язык, письмен­ность, научные символы и т. д.). Если у живот­ных сравнительно немного ситуаций, требующих комму­никативной связи, и, следовательно, закрепления в зна­ках, то у человека по сути все поведение зависит от со­циального общения. Если у животных связь знака с си­туацией жестко закреплена (это и создает стереотип в поведении) и системы знаков представляют собой «не­расширяющиеся» (по терминологии Н. И. Жинкина) си­стемы, интенциональиый язык, то у человека процесс коммуникации и абстрагирования требует уже такой знаковой системы, которая позволила бы описывать все­возможные, даже фантастические, ситуации, настоятель­но требуется гибкая, подвижная, «расширяющаяся», ин-

1 Ю. С. М а с л о в. Какие языковые единицы целесообразно
считать знаками? Сб. «Язык и мышление». М., «Наука», 1967, стр. 284.

2 См.: Э. Д. Ш у кур о в. Концепция дополнительности и проблема генезиса общения. «Вопросы философии», 1972, № 4, стр. 37-38.

тенциональная система знаков, не связанная неразрывно с ситуациями, но зато интимно связанная с процессом осмысливания ситуаций, с элементами сознания.

Разумеется, одним из важных признаков знака, как средства человеческого общения, является его интер­субъективность. Только известные всем участникам ком­муникации и естественно продуцируемые их психофизио­логическими системами знаки могут выполнять роль средства информационной связи. В рамках действия ин­терсубъективных знаковых систем могут изобретаться индивидуальные знаки, приспособленные для о(бщения двух или нескольких индивидов. Л. Н. Толстой описал применение таких индивидуальных знаков в общении Иртеньевых: «У нас с Володей установились, бог знает как, следующие слова с соответствующими понятиями: изюм означало тщеславное желание показать, что у меня есть деньги; шишка (причем надо было соединить паль­цы и сделать особенное ударение на оба ш) означало что-то свежее здоровое, изящное, но не щегольское; су­ществительное, употребленное во множественном числе, означало несправедливое пристрастие к этому предмету и т. д.»1. Такие индивидуальные знаки и значения, есте­ственно, не могут выполнять роль средства социаль­ной коммуникаций, ибо они не обладают свойством интерсубъективности. Требование интерсубъективности знаков находит свою реализацию в национальных языках.

Главным в иерархии человеческих коммуникативных средств принято считать естественный звуковой язык слов. Именно эта система знаков в наиболее полной ме­ре удовлетворяет требованиям актуализаций общения: адекватному выражению мысли, ее направленной пере­даче с наименьшими потерями смысла в наибольшем числе коммуникативных ситуаций, возможности образо­вывать новые знаки и связывать их с возникающими вновь значениями (информацией). Все остальные сред­ства общения, как бы они ни были значимы, являются производными от акустического естественного языка (даже если они представляют собой относительно само

1 Л. Н. Толстой. Собр. соч. в двенадцати томах, т. 1 М «Художественная лит-ра», 1972, стр. 266.

стоятельные системы), либо дополняют его 1.

Большую и все возрастающую роль в общении людей играют искусственные знаки и знаковые системы. Число их растет при одновременно протекающем, процессе их унификации. Сюда относятся различного рода коды, употребляемые в связи, письмо, научные символы, систе­мы военной и транспортной сигнализации, знаки улич­ного движения и т. д. Все эти знаки и знаковые системы возможны только как надстройка над языком слов, они дополняют его, совершенствуя социальную коммуника­цию. Всем известна, к примеру, прогрессивная роль пись­ма в оптимизации человеческого общения. Проблема искусственных знаковых средств безусловно заслужива­ет специального обстоятельного исследования.

Особо следует сказать о сопутствующих языку естественных знаковых средствах, роль которых иногда незаслуженно принижается, хотя они выполняют в процессе живого общения очень важные функции. Отрыв языка слов от других коммуникативных средств, преувеличение роли языка как средства общения, встречающееся в лингвистической литературе, представ­ляется не совсем верным. Речь в чистом виде почти не употребляется в непосредственном живом общении лю­дей, она всегда выступает в сопровождении паралингвистических элементов и различных невербальных знаков, которые также национальны, как и сам язык. Это един­ство естественных коммуникативных систем является существенным свойствам общения людей.

В первую очередь следует выделить весьма важную для актуализации общения систему оптико-кинетических знаков, к которым относятся жесты, мимические знако­вые проявления и знаковые (ритуальные) движения тела (пантомима). За всей этой системой знаков предлагается закрепить термин «кинесика» или «кинесический язык» 2.

 1 О характеристике человеческого языка как -7

1 О характеристике человеческого языка как средства общения и его связи с другими системами знаков, используемых в обществе, см. подробнее: Вяч. В с. Ивано. Язык в сопоставлении с другими средствами передачи и хранения информации. «Доклады на конференции по обработке информации, машинному переводу и автоматическому чтению текста», вып. 7, М., 1961; В. М. Соковнин. Общение и его средства. Сб. «Сознание и общение». Фрунзе, 1968.

2 См.: Вопросы оптимализации естественных коммуникативных систем. Под общей редакцией О. С. А х м а но в о й. Изд-во МГУ, 1971, стр. 39.

Этот язык вырабатывается в процессе общения членов социума и поддерживается, сложившейся культурной традицией. Представителями национальной общности он усваивается с детства параллельно с совладением звуко­вым естественным языком. В состав кинесического языка входит множество смысловых жестов (указания, согла­сия, несогласия, презрения, отвращения, приветствия, дружелюбия, поощрения, угрозы и т. д.) и жестовых и мимических эквивалентов речевым стереотипным выска­зываниям. Эти эквиваленты позволяют производить окказиональные и узуальные замены речевых высказы­ваний, которые в конкретном контексте некоторых коммуникативных ситуаций оказываются гораздо более эф­фективными. Нюансировку смыслового общения, осуще­ствляемую средствами кинесического языка, трудно пе­реоценить.

В связи с проблемой оптико-кинетического языка хо­телось бы отметить встречающееся расширительное тол­кование его, не соответствующее, на наш взгляд, истине. Так, О. С. Ахманова склонна включать в кинесический язык такие элементы поведения людей, как походка, одергивание одежды, степень энергичности жестикуля­ции1. Перечисленные элементы безусловно своеобразны у разных народов и культур. Однако нужно отметить, что они не применяются для коммуникации и выражают, чисто бессознательно, стереотипы функционального по­ведения некоммуникативной природы (трудовые дейст­вия, биологические факторы поведения и т. п.). Эти сто­роны поведения личности могут содержать информацию и служат очень часто опознавательными признаками, как показал А. А. Бодалев в работе «Восприятие чело­века человеком», но они не используются для направленной передачи сообщений, и, следовательно, их непра­вильно было бы называть языком.- Но возможность ис­пользования их в качестве элементов кинесики имеется всегда, ибо они, как признаки, несущие информацию, мо­гут быть осознаны, и поставлены на службу коммуни­кации. Так оно и происходит у некоторых народов. Н. Н, Миклухо-Маклай описал отношение папуасов к женской походке, которое было у них совершенно сознательным. Девочек с детства учили такой походке, кото-

См.: Вопросы оптимализации естественных коммуникативных систем, стр. 40, 44–45.

рая состояла в особом движении бедер, и, по мнению представителей этих племен, должна была говорить о женственности ее носительниц. Чем искуснее владела женщина такой походкой, тем больше она ценилась в ка­честве невесты и жены1. Здесь проявляется возможность использования походки в качестве коммуникативного знака.

Другой важной коммуникативной системой, допол­няющей речь, является система паралингвистических элементов, как принадлежащих речи, так и функциони­рующих относительно самостоятельно (экстралингвисти­ческих). По Дж. Трегеру2, к паралингвистическим эле­ментам следует относить: качество голоса, диапазон тона, резонанс, темп речи, смех, плач, вздохи, зевоту, энер­гичность речи, речевые паузы, остановки, паразитирую­щие звуки (вроде «гм», «кх» и т. п.). Влияние паралингвистических элементов на процесс общения бесспорно. Понятно, что каждый человек использует паралингвистические средства не только стихийно (бессознательно), но и избирательно. Так, он может с большой оптималь­ностью воспользоваться такими паралингвистическими кодами, как плач, смех или речевая пауза. Замечено, что такие, почти неосознаваемые в процессе общения, эле­менты, как вздохи, кряхтенье, паразитирующие звуки, усиливаются в одних ситуациях и совершенно исчезают в других; но они могут также использоваться и вполне сознательно, для подчеркивания смысла, вкладываемого в сообщение, или для более эффективного влияния в конкретном коммуникативном акте. Паралингвистические проблемы коммуникации далеко не так абстрактны, как может показаться. Паралингвистические исследова­ния имеют вполне практическое значение, так как про­цесс реально существующего общения людей никогда не обходится без паралингвистических средств и учет их в практике общения зачастую абсолютно необходим.

Вообще говоря, изучение проблемы паралингвистического и кинесического кода показывает, насколько слож­но знаковое поведение человека. Речевые влияния для человека являются, безусловно, важнейшими, но нельзя

1 Н. Н. Миклухо-Маклай. Соч., т. 3, М.—Л., 1951, стр. 43.

2 G. L. Trager. Paralanguage: first apporoximation, «Studies in linguistics», 1958, p. 13

забывать, что речь становится по-настоящему актуализованным средством общения только в контексте всех других естественных и искусственных коммуникативных систем1. Во всяком случае, психология общения и факты взаимопонимания трудно объяснимы без привлечения к анализу выработанных в данной общности кинесических и паралингвистических коммуникативных знаков.

Для процесса общения подчас существенное значе­ние приобретают даже такие параметры коммуникатив­ных ситуаций как пространство и время. Эдуард Т. Холл назвал эти смысловые компоненты коммуникативных си­туаций «безмолвным языком»2. Примером использования безмолвного языка может служить принятая в данной общности точность прихода на условленную встречу. У одних народов опоздание воспринимается как знак неуважения или даже презрения (европейские народы), у других же приход точно вовремя расценивается как отсутствие самолюбия или подобострастность. «Безмолв­ный язык» укладывается в зависимости от культурных и нравственных традиций того или иного народа и со­циальной группы, его можно рассматривать как состав­ную часть «языка этикета». Невладение «безмолвным языком» отрицательно сказывается на установлении оп­тимальных коммуникативных контактов и может даже привести к конфликтности общения. Для дипломатов, на­пример, знание этого «языка» абсолютно необходимо.

Наконец, в общении могут иметь большое значение отсутствие тех или иных принятых за норму речевых (как устных так и письменных) формул или искажение формы сообщения (отрицательный знак). В этом отно­шении показателен пример из дипломатической прак­тики, приводимый Ю. Я. Соловьевым. В начале XX сто­летия во взаимоотношениях между государствами имело значение то, какими нотами они обмениваются – подписанными официальным представителем государства (ми­нистром иностранных дел) или составленными от треть-

1 Ср.: Ю. А. Сорокин. Соотношение речевого и неречевого
компонентов в психологическом воздействии. В сб. «Речевое воздействие (проблемы прикладной психолингвистики)». М., «Наука», 1972.

2 Е. Т. H a l l. Our Silent Language. Science Digest, 1962, vol. 52, № 2; ср.: Th. J. Bruneau. Communicative silences: forms and fun­ctions.—«J. of-communication», Laurence, 1973, vol. 23.

его лица и не подписанными (вербальными). Нормаль­ные, ненатянутые отношения поддерживались подписан­ными нотами. В 1909 году Министерство иностранных дел России стало осуществлять сношения с австро-вен­герским посольством в Петербурге вербальными нотами. Это отклонение от принятой формы дипломатического общения являлось знаком натянутости отношений меж­ду двумя государствами1.

Итак, можно сказать, что естественные коммуника­тивные знаковые системы человека образуют достаточно сложную иерархию, но это иерархия взаимозависи­мости и единства (структурная иерархия).

Общение как взаимопонимание

Не менее важным при рассмотрении проблемы общения является вопрос о том, каким образом передаваемая коммуникатором (адресантом) информация становится фактом сознания и регулятором поведения коммуниканта (адресата). Согласно теории информации в информационном процессе обязателен «приемник», декодирующий принимаемые сигналы и способный вникать в содержание воспринятой информации. Точно так- же и в человеческой коммуникации необходима такая органи­зация принимающей системы, которая позволяла бы по­нимать полученную информацию и производить выбор возможных реакций на ее содержание. Поскольку в человеческой информационной связи каждый индивид вы­ступает попеременно в роли адресанта и адресата (ком­муникатора и коммуниканта), необходимо не просто по­нимание, а взаимное понимание. Без взаимного понимания невозможна актуализация информационной связи. С. Л. Рубинштейн не случайно включал взаимопонимание в число определяющих общение признаков наряду с передачей мыслей и переживаний2.

Мы не склонны определять взаимопонимание как нечто большее, чем реальную возможность и способность коммуниканта адекватно расшифровывать полученное сообщение, переводить воспринятую мысль в план соб­ственного сознания без существенных потерь смысла, заложенного в нее коммуникатором. Некоторые авторы

1 См.: Ю. Я. Со л о в ь ё в. Воспоминания дипломата. Соцзкгиз, М, 1959, стр. 212.

2 С. Л. Рубинштейн. Указ. работа, стр. 110; см, также;
Л. С. Выготский. Избранные психологические исследования, стр. 51.

отождествляют взаимопонимание с процессами согла­сия, интеграции и т. п.1. Думается, что такие представле­ния о взаимопонимании не совсем истинны – они настоль­ко расширяют семантику термина «взаимопонимание», что она ускользает от достаточно верного определения. Действительно, разве несогласие, дезинтеграция, дез­организация исключают взаимопонимание? Разве, на­пример, несовпадение мировоззрений исключает понима­ние участниками идеологической коммуникации друг друга? Взаимопонимание, как социальный феномен, сле­дует отличать от согласия, интеграции и других подоб­ных явлений. Взаимопонимание является лишь предпо­сылкой для осуществления согласия и интеграции. Правда, следует иметь в виду, что реализованное согла­сие или интеграция благотворно влияют на процесс взаимопонимания, так как при этом складывается един­ство интересов, мотивов, целей достигших согласия ком­муникантов. Однако всегда возможны коммуникативные ситуации, в которых субъекты полностью понимают друг друга (и даже сочувствуют друг другу), но реальные коммуникативные поступки их будут направлены на рас­согласование и дезинтеграцию деятельности. Такое по­ложение очень характерно для политического общения. Внутреннее согласие общающихся не равнозначно взаи­мопониманию, как полагает Т. Шибутани, ибо может быть согласие без взаимопонимания и взаимопонимание без согласия.

Б. Д. Парыгин, рассматривая несколько интерпрета­ций термийа «взаимопонимание», склонен определять его семантику в смысле сходства или еозвучия взглядов на мир и ценностных ориентаций, угадывания мотивов по­ведения, принятия ролей партнеров по общению и т. п.2. Это определение не намного отличается от разобранного выше. Привнесение различных психологических состоя­ний и социально-психологических факторов в содержание взаимопонимания представляется неправильным. Такое смешение понятий делает само взаимопонимание трудно­различимым для анализа.

1 Т. Шибутани. Социальная психология. М., 1969, стр. 119–122.

2 Б. Д. Парыгин. Указ. работа, стр. 201.

Проникновение в суть воспринимаемой информации и адекватная реакция на нее – объективный признак взаимодействия людей в обществе. Поведение людей по отношению друг к другу по необходимости нуждается в регулировании. Субъективная регуляция поведения пред­ставляет собой не что иное, как расшифровку получаемой извне информации и выбор одной из возможных реакций на ее содержание. Взаимопонимание в этом отношении может рассматриваться как фактор организации пове­дения индивида, как фактор выбора тактики действий в отношениях его с другими индивидами. Оно является одним из важных условий снижения меры неопределен­ности в функционировании индивидуальных и обществен­ных поведенческих систем, условием выбора лучших адаптивных форм поведения. Жизнь любой самоуправ­ляемой системы связана с таким выбором, зависит от него, значит включает в свой механизм информацию и понимание ее1. Уменьшение информации о данной си­туации всегда ведет к увеличению неопределенности (негэнтропия) положения коммуниканта в ней. Н. Винер отмечал, что «количество информации в системе есть» мера организованности системы»2. Это означает для ин­дивида как системы, что чем большей информацией о данной ситуации он обладает, тем организованней его поведение в этой ситуации. Именно поэтому взаимопони­мание является не только объективным требованием ин­формационной связи, но и субъективной целью участвую­щих в коммуникации индивидов. Общение индивидов характеризуется неизменным стремлением добиваться оптимального понимания воспринимаемой информации, так как она может оказаться очень существенной для выбора тактики коммуникативно обусловленных поступ­ков.

Социально детерминированная необходимость во взаимопонимании и стремление отдельных индивидов осуществлять его по возможности оптимально ведет к выработке в социуме средств, способствующих реализа­ции взаимопонимания. Одним из таких естественно раз­вившихся «защитных» средств является информационная избыточность языка.

1 Б. С. Украинцев. Указ. работа, стр. 68, 204–206.

2 Н. Винер. Кибернетика, или управление и связь в животном
и машине, стр. 23.

Уровень избыточности в различных языках колеб­лется в небольших пределах и для европейских языков равен приблизительно 60–70% (данные Е. В. Падучевой)1. Эта избыточность обеспечивает устойчивость язы­ка по отношению к ошибкам, произвольному, субъектив­ному восприятию, облегчает понимание сообщения2.

Избыточность языка следует отличать от избыточ­ности речи. Язык избыточен количеством слов, значения которых «перекрывают», дополняют друг друга, так, что одни и те же мысли могут быть выражены по-разному, а также синтаксической структурой, порождающей ин­вариантность высказываний. Избыточность языка по­зволяет ему функционировать оптимально в качестве коммуникативного средства. Избыточность речи опирается на избыточность языка, но служит опти­мальности передачи сообщений и их понима­ния3. Избыточность речи и, очевидно, других знаковых средств является фактором устойчивости процесса об­щения, одним из условий реализации взаимопонимания. В. А. Звегинцев верно, на наш взгляд, заостряет внима­ние на том, что «избыточность есть явление, обращенное к слушающему, которое должно оцениваться с его точки зрения и с обязательным учетом механизма понимания речи»4.

Таким образом, избыточность языка дополняется в процессе общения еще большей избыточностью речи, и это позволяет добиваться понимания сообщения даже неподготовленными слушателями. Избыточность речево­го сообщения позволяет также преодолевать различные помехи физического характера. Так, в шумной обстанов­ке приходится четче произносить слова, включать в речь множество уточняющих слов и выражений, повторять от­дельные фразы. В некоторых случаях, когда требуется особо надежная передача информации, избыточность ре-

1 О. С. А х м а н о в а, И. А. Мельчук, Е. В. П а д у ч е в а,
Р. М. Фрумкина. О точных методах исследования языка. М.,
1961, стр. 134. Ср.: А. М. Я г л о м, И. М. Я г л о м. Вероятность и ин­формация. М., «Наука», 1973, стр. 245, 250—255.

2 Ю. М. Л от м а н. Анализ поэтического текста. Л., 1972, стр. 91.

3 См.: И. 3 еман. Познание и информация, стр. 105—106.

Ср.: А. Звегинцев. Теоретическая и прикладная лингвистика. М., 1968, стр. 251-253.

4 В. А. Звегинцев. Теоретическая и прикладная лингвисти­ка, стр. 251.

чи достигает 90–95 процентов, например, при связи с экипажами самолетов1.

Однако избыточность речи не лишена отрицательных сторон. В тех ситуациях, когда воспринимающий некото­рое сообщение индивид является хорошим знатоком используемого для коммуникации языка и предмета сооб­щения, излишняя избыточность речи может привести к падению интереса к воспринимаемой информации. Но большее значение имеет другой аспект. Рост в обществе количества полезной информации, ускорение темпов исторического движения остро ставят проблему эконо­мии времени на передачу сообщений самого различного характера, оптимального использования каналов и средств (особенно технических) коммуникации. Этому в достаточной мере может способствовать понижение из­быточности средств общения при одновременном повышении их надежности. При пользовании оптимальным кодом избыточность сообщения может быть сведена к нулю2. В настоящее время поднимается проблема изуче­ния путей оптимизации естественных коммуникативных систем, необходимости исследования любых форм опти­мальных кодов, применяемых в общении (стенография, аббревиатуры и т. д.). Данные этих_ исследований могут быть использованы в языковой политике и для создания эффективно действующих каналов информационной свя­зи. Человечеству уже сейчас требуются коды повышен­ной оптимальности, а в недалеком будущем они могут оказаться совершенно необходимыми.

Реализация взаимопонимания возможна лишь при наличии известных социальных и психологических усло­вий. В. И. Ленин, конспектируя книгу Л. Фейербаха о философии Лейбница, отметил мысль Л. Фейербаха о том, что «всякое человеческое общение основывается на предпосылке одинаковости ощущения у людей»3. Физио­логические исследования подтверждают принципиальную одинаковость психофизиологических структур органов чувств у всех людей (индивидуальные и возрастные раз-

1 См.: О С. А х м а н о в а, И А. Мел ь ч у к, Е. В Падуч е в а, Р. М. Фрумкина, Указ. работа, стр. 132-133.

2 И. 3 е м а н. Познание и информация, стр. 106.

3 В, И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 76.

личия лежат в определенных константных границах)1. Но не менее важной для понимания общения является проблема одинаковости механизма отражения высшего яруса – сознания и мышления, являющихся стержне­выми факторами общения. С информационной точки зре­ния одинаковость такого аппарата попросту необходи­ма—неодинаковость принимающей и передающей систем нарушала бы коммуникацию или делала ее невозмож­ной. В человеческой коммуникации необходима одинако­вость мозговых и речевых структур, способов выражения мысли (логика, синтаксис), механизмов декодирования и понимания. Это и привело в генезисе к образо­ванию одинакового человеческого мозга, речевого аппа­рата и рёцепторной системы. Интегративность человече­ского существования могла реализоваться только посред­ством общения людей, необходимость общения и вызвала появление сознания, мышления и речи2 с одинаковы­ми механизмами их функционирования у всех людей, сходство участвующих в процессе передачи информации и ее понимания физиологических систем находит свое сражение в современной науке. Так, аналогичность механизмов речевого высказывания и его понимания позволяет лингвистам «опираться на данные о восприятии речи при анализе ее порождения»3.

Принципиальное, естественно возникшее тождество физиологического аппарата мышления людей является основой того, что «действительно постигающее мышле­ние мажет быть лишь одним и тем же»4. Однако логика мышления одинакова для всех людей не только благо­даря тождественности физиологических механизмов мышления. Одинаковость логики создается самим обще­нием, требующим аргументированных влияний. Одна из функций общения — установление дистанционной на­травленной связи. У животных дистанционная коммуни-

1 См.: С. В. К р а в к о в. Очерк общей психофизиологии органов
чувств М.-Л. Изд-во АН СССР, 1946; Б. Г. А н а н ь е в. Теория
ощущений. Изд-во ЛГУ, 196 If К. Штейн бух. Указ. работа, стр. 90-308.

2 К. М а р к с и Ф. Энгельс. Фейербах противоположность материалистического и идеалистического воззрений. (новая публикация первой главы «Немецкой идеологии»). М., 1966, стр. 39.

3 А. А. Леонтьев. Психологические единицы и порождение речевого высказывания. М., 1969, стр. 126; см. также стр, 132.

4 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 32, стр. 461.

кативная связь заменяет непосредственное физическое влияние и является одним из оптимизованных адапта­ционных механизмов вида. Однако она ограничивается целесообразными неаргументированными воздействиями, которые осуществляются в форме рефлекторных комму­никативных сигналов и реакций. Для регуляции челове­ческого поведения такой механизм недостаточен. Качест­венно иная (общественно-трудовая) интеграция индиви­дов в человеческом социуме ведет к возникновению со­знательных целенаправленных взаимовлияний, имеющих необходимым элементом аргументацию коммуникативно обусловленных поступков. Регуляция интегративной дея­тельности, наиболее существенной для человеческого об­щества, происходит почти исключительно посредством аргументации. Коммуникатор А побуждает коммуникан­та Б к совершению какого-либо поступка. Влияние А на Б осуществляется в форме изложения оснований необ­ходимости для Б рекомендуемого поступка. Если Б не согласен, он излагает А контраргументы. Аргументация может быть неявно представлена в акте общения, если сама действительность с очевидностью факта свидетель­ствует о необходимости исполнения плана А (чувствен­ная, наглядная аргументация). Форму подробного логи­ческого доказательства коммуникативная аргументация приобретает в ситуациях неочевидности плана А или при контрсуггестивном поведении Б. Эта аргументация обще­ния в генезисе предшествует логической аргументации, абстрактного мышления. Логика мышления с ее фигу­рами, общими для всех людей, генетически обусловлена практикой общения. У первобытного человека, согласно К. Марксу, сознание, мышление и речь были непосред­ственно вплетены «в материальную деятельность и в ма­териальное общение, в язык реальной жизни»1. В этих условиях чувственная практическая аргументация и мышление представляли собой нерасчлененное единство. Постепенно формы коммуникативной аргументации за­креплялись в сознании в виде логики абстрактного мыш­ления. Очевидно, коммуникативная аргументация яв­ляется частью той общественной практики человека, о которой В. И. Ленин писал, что она, «миллиарды раз

1 К. М а р к с и. Ф. Энгельс. Фейербах. Противополож­ность материалистического и идеалистического воззрений, стр. 29.

повторяясь, закрепляется в сознании человека фигурами логики. Фигуры эти имеют прочность предрассудка, ак­сиоматический характер именно (и только) в силу этого миллиардного повторения».1. Детерминированная со­циальными условиями, логика общения интериоризовалась в логику абстрактного мышления, ставшую прин­ципиально одинаковой, аксиоматичной для всех людей и лежащую в основе не только мышления, но взаимо­понимания.

Сущность взаимопонимания кроется в самой объек­тивной реальности, отражаемой сознанием человека. По­ведение любого человека зависит от его взаимодействия с природой и с другими людьми. Необходимость такого взаимодействия объединяет всех людей независимо от осознания этой необходимости, создает единство инфор­мационной основы общения и взаимопонимания. Абсо­лютно различная среда не могла бы привести к нужде людей друг в друге. Материальную и духовную основу. единства людей и их сознания создает одинаковость окружающей людей среды. Л. Фейербах писал, что «лишь общее начало, общее мерило» могут привести к пони­манию людьми друг друга 2. Этим общим началом яв­ляются не только общая логика мышления, но и общая среда и глубинная тождественность индивидуальных сознаний. Сознание, которое является не чем иным, как отношением человека к своей среде3, имеет у всех людей тождественные стороны4 вследствие того, что порождает­ся воздействиями объективно общих для них природных и общественных условий. Таковыми являются не только «земные» (планетарные) условия, но и одинаковость первичных материальных потребностей, общественный характер существования, труд как способность и необ­ходимость, и, что очень важно, потребность в самом об­щении, которая проявляется в субъективном стремлении к полноценному духовному контакту и удовлетворяется достижением глубокого эмоционально переживаемого взаимопонимания.

1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 198.

2 Л. Фейербах. Избранные философские произведения, т. 1, стр. 64.

3 К. Марк с и Ф. Энгельс. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений, стр. 39.

4 Ср.: Н. И. Жинкин. О кодовых переходах во внутренней речи. «Вопросы языкознания», 1964. № 6, стр. 37.

Объективно общая, и во многих отношениях одинако­вая, среда порождает тождественность сознаний индиви­дов. Тождественные стороны сознания и лежат в основе взаимопонимания. Поэтому, чем меньше тождествен­ности в сознаниях коммуникантов, тем труднее дости­гается взаимопонимание. Примером этого могут слу­жить факты общения европейцев с представителями пер­вобытных народов Австралии, Океании, Новой Зелан­дии. Именно благодаря наличию тождественных сторон в сознании Н. Н. Миклухо-Маклай и папуасы Новой Гвинеи смогли относительно быстро установить взаимо­понимание. Однако их понимание друг друга было огра­ничено кругом представлений о природе и ее продуктах, пище, одежде, некоторых сторон отношений людей и т. п. Как только речь заходила об общественных отношениях, религиозных представлениях, обычаях и нравственных нормах, взаимопонимание нарушалось. Н. Н. Миклухо-Маклай так описывает характер своего общения с тузем­цами: «Мне много раз казалось, что, предлагая туземцу даже самые простые вопросы, я задавал ему задачу, о которой он прежде никогда не думал, почему его ответ, данный, только «чтобы отделаться, был в таком случае очень неопределенный. Также целый ряд названий, сю­да относящихся, которых почти что невозможно избег­нуть, как бы европейцу они не казались не двусмыслен­ны и отличны друг от друга (видение, сон, покойник, а еще более дух, божество и т. п.), остаются туземцу или непонятными, или он соединяет с этими словами иные представления, чем мы. Обоим приходится угады­вать: слушающему вопрос и получающему ответ; ясно, что выходит часто путаница (которой нередко путеше­ственник не сознает или даже не предполагает)»2. Надо отметить, что непонимание характерно для обеих сторон коммуникации, даже для представителя высшей цивили­зации, образованного и непредубежденного, каким был Н. Н. Миклухо-Маклай. Последний в своих записях не­однократно делал оговорку о принципиальной, объектив-

1 К. Обуховс к и й. Психология влечений человека. М., 1971, стр. 157–177.

2 Н. Н. М и к л у х о-М а к л а й. Соч., т. 3. М.-Л., 1951, стр. 279

ной невозможности понять многие стороны жизни тузем­ных народов. Существенная разница общественных условий оставляла немного сходных сторон для образова­ния необходимой для взаимопонимания тождественности сознания, и поэтому понимание нарушалось, несмотря на тождественность физиологических и логических меха­низмов сознания и мышления2. Неудивительно, что обы­чаи и другие общественные установления одного и того же народа истолковывались разными исследователями различно. Ведь фиксировались они либо со слов членов общества, имеющего совершенно иной экономический и культурный строй, и, следовательно, другие нравствен­ные, религиозные и т. д. представления, либо путем на­блюдения, проходя через призму понятий, характерных для общественной системы, представителем которой яв­лялся исследователь. Например, академик Леопольд Шренк, как замечает Л. Я. Штернберг, не увидел у гиля­ков, экзогамной организации, несмотря на то, что про­жил среди них более двух лет: он интерпретировал их отношения на европейский лад3. Н. Винер не без иронии замечал, что «не один миссионер, приводя первобытные языки в письменной форме, закреплял в качестве вечных законов таких языков плоды своего собственного непо­нимания»4. Некоторые этнографы скептически полагают, что многие аспекты духовной культуры и общественных отношений так называемых примитивных народов так никогда и не будут поняты5.

Различия элементов среды и сознания не менее, чем сходство их, существенны для процесса взаимопонима­ния. Без различий проблема взаимопонимания вообще не стояла бы, так как не существовало бы информации, которая была бы известна другим людям, но не известна

1 См.: Н. Н. Миклухо-Маклай. Соч., т. 1. стр. 206; т 2, стр. 396; т. 3, стр. 99-100.

2 Мы не придерживаемся точки зрения разнокачественности мышления первобытного и современного человека, высказанной в своё время Л. Леви-Брюлем. – См.: Л.Лев и-Б р ю л ь. Первобыт­ное мышление. «Атеист», 1930.

3 Л. Я. Ш тер н б ер г. Семья и род у народов Северо-Восточной Азии. Изд-во ин-та народов Севера ЦИК СССР, Л, 1933 стр. 60–61.

4 Н. В и н е р. Кибернетика, стр. 237.

3 См.: А. Элькин. Коренное население Австралии, М., 1952, стр. 118;

Жан М а л о р и. Загадочный Туле. М., «Мысль», 1973, стр. 41.

данному индивиду, а, следовательно, отпала бы и не–
обходимость в коммуникации. Различия среды и психического ее отражения так же объективны, как сходства, и тоже являются важным условием общения и взаимопонимания. Именно из различий находящейся в распоряжении индивидов информации происходит потенция к общению. Выход из состояния неопределенности, содержащегося в любой коммуникативной ситуации, длясубъекта всегда связан с получением информации от партнеров по общению, информации, которая позволяет определить стратегию и тактику поведения по отноше­
нию к ним. Проблемность большинства коммуникатив–
ных ситуаций служит побудительным мотивом для по­
знания «чужой» информации. Даже тайны истории в
этом смысле выполняют немаловажную роль как стиму–­
ляторы познания и консолидации этносов и всего чело­–
вечества.

Рассмотрение проблемы взаимопонимания, конечно, не может быть ограничено рамками теории информации. Т. Шибутани принципиально прав, считая, что информа­ционный процесс составляет лишь часть процесса со­циальной коммуникации, а информационный подход позволяет собрать много полезных знаний о коммуника­ции, но его абсолютизация может привести к заблужде­ниям1. Если бы мы ограничили рассмотрение взаимопо­нимания только информационным аспектом, остались бы непонятными многие коммуникативные факты, на­пример, те коммуникативные ситуации, в которых как будто имеются все необходимые (в информационном смысле) условия для взаимопонимания, однако послед­него не достигается.

Нарушение взаимопонимания может наступить от психологической несовместимости коммуникантов. Трудно объяснить с информационной точки зрения непонимание, вызываемое социальными антагонизмами в классовых обществах, в ситуациях, содержащих все информацион­ные возможности для взаимопонимание. Вероятность обмана и дезинформации определяется психологи­ческими, а в еще большей степени социальными причи­нами, но не неполадками в информационных механиз­мах передачи сообщений. Мы не останавливаемся здесь

1 Т. Шибутани. Указ. работа, стр. 120

на тех социальных причинах (они будут рассмотрены в разделе об интердиктивном общении), которые вообще исключают коммуникацию некоторых категорий лиц, так что вопрос о взаимопонимании между ними вовсе отпа­дает. Другими словами, такие лица как бы объявляются обществом не подлежащими пониманию друг друга. Это приводит даже к изобретению коммуникативных знако­вых систем для отдельных групп и категорий лиц, кото­рые известны только им и исключают понимание их не­посвященными (жреческие языки, тайные языки рели­гиозных и политических обществ, кастовые диалекты, арго и т. п.).

Особая роль в процессе взаимопонимания принадле­жит психолингвистическим факторам. Мы уже отмечали, что для реализации общения необходима интерсубъек­тивность (инвариантность) коммуникативных знаков. Разумеется, эта интерсубъективность, позволяя актуализовать информационную связь, является также необхо­димым компонентом взаимопонимания, так как естест­венно, что для того, чтобы понять друг друга, нужно пользоваться одинаковыми коммуникативными знако­выми средствами, известными общающимся. Но в еще большей степени требование интерсубъективности (ин­вариантности) относится к значениям коммуникативных знаков. Знаки сами по себе для сознания коммуникантов не больше чем физиологические раздражители. Знаком сигнал-раздражитель становится только благодаря свя­занному с ним значению. И это значение должно быть столь же интерсубъективным, как и знак. Только общие, закрепленные в знаках, отражающие объективную реальность и независимые от интерпретаций отдельных индивидов, значения могут служить средством перевода мысли коммуникатора (адресанта) на уровень мыслей коммуниканта (адресата). Знание языка и есть знание некоторого достаточного для взаимного понимания коли­чества значений слов данного языка, как системных, так и контекстуальных1.

Однако интерсубъективность значений, закрепленных системой языка, является лишь предпосылкой взаимопо­нимания, так как реальные знания языка и значений

1 А. А. Б р у д н ы й. Семантика языка и психология человека.
Фрунзе, изд-во «Илим», 1972, стр. 93.

слов могут у коммуникантов существенно различаться и затруднять процесс взаимопонимания. Оптимальным вариантом для взаимопонимания было бы овладение всеми носителями данного языка значениями всех слов этого языка. Такое состояние можно представить как идеал. В действительности между выражением мысли коммуникатором и пониманием её коммуникантом неиз­бежны несоответствия, имеющие социоличностную природу. Существенные расхождения в запасе слов и их значений зачастую приводят к нарушению понимания даже у говорящих на одном и том же родном языке. Подобную коллизию общения описал И.И.Панаев, свиде­тельствуя о беседах с М. Бакуниным, Хорошо философ­ски образованный, М. Бакунин «с каким-то ожесточе­нием бросался на каждое новое лицо и сейчас же посвя­щал его в философские тайны». Однажды «он пришел ко мне,— пишет И. И. Панаев,— и целое утро толковал мне о примирении и прекраснодушии на совершенно не­понятном для меня философском языке... Я усиливался понять хоть что-нибудь, но, к моему отчаянию, не пони­мал ничего, стыдясь, впрочем, признаться в этом»1. При­веденный пример показывает, что при несоответствии за­паса языковых значений большая часть информации может теряться в процессе восприятия сообщения. Особен­но острой эта проблема становится при передаче сооб­щений, содержащих ценную для адресата информацию. Можно сказать, что проблема взаимопонимания являет­ся во многом проблемой определения семантически зна­чимой информации2. Ю. А. Шрейдер показал, что сооб­щение может стать понятным и семантически значимым, когда принимающая система (человек) содержит в своем арсенале некоторое достаточное количество сведе­ний о тех предметах, к которым отнесено воспринимае­мое сообщение (тезаурус)3. Величина тезауруса может быть (и всегда бывает) разной и является одним из важных факторов, изменяющих количество семантически

1 И. И. Панаев. Литературные воспоминания. М., 1950, стр. 147.

2 О понятии семантически значимой информации см.: Н. В и н е р. Кибернетика и общество. М., 1958, стр. 102; Ю. А. Шрейдер. О семантических аспектах теории информации. В кн.: «Информация и кибернетика». М., 1967.

3 См.: Ю. А. Шрейдер. Об одной семантической модели информации. В кн.: «Проблемы кибернетики», вып. 13, М„ 1965.

значимой информации, представляя собой своего рода регулятор процесса взаимопонимания.

Разумеется, отмеченные положения справедливы не только по отношению к речевому общению, они являются обязательными и для любого иного, совершаемого с по­мощью других средств. Так, например, «язык кино»1 включает множество семантических элементов, часто имеющих сложную символическую природу. Этот свое­образный язык мало знаком многим зрителям, что, бе­зусловно, снижает уровень понимания заключенной в фильмах информации. Примером непонимания из-за иной знаковой систематики является восточный (китай­ский и японский) театр, вызывающий недоумение евро­пейца, но исполненный глубокой, содержательной семан­тики для знакомого с его системой акустических и опти­ческих символов и их значений 2.

В обществе до сих пор действовали два ряда со­циальных причин, влияющих на процессы взаимопони­мания на уровне знаковых средств и знаний. Во-первых, это социальные ограничения в освоении культуры (на­циональной и общечеловеческой), порождающие невеже­ство (минимальный тезаурус). Во-вторых—социальная дифференциация, крайним выражением которой является разделение на классы, касты, сословия. Эта дифферен­циация ведет к образованию различного рода обособле­ний, вырабатывающих собственные коммуникативные средства и правила общения. П. Лафарг был прав, когда отмечал существенные отличия языка дворян от просто­народного языка во Франции эпохи феодализма, которые часто приводили к непониманию друг друга представи­телями высшего и низших сословий 3. Профессиональные диалекты, арго, тайные, религиозные, кастовые, культо­вые и т. д. языки вносили разлад в систему общения и взаимопонимания.

Возникает вопрос, могли бы коммуниканты абсолют­но понимать друг друга при полном знании языка? А. А. Потебня писал: «Никто не понимает слова именно

1 См.: М. Мартен. Язык кино. М., 1959; Г. Лоусон. Фильм – творческий процесс. М., «Искусство», 1965.



Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |
 



<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.