WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Pages:     || 2 |
-- [ Страница 1 ] --

Национальный Исследовательский Университет

Высшая Школа Экономики

Кафедра конституционного и муниципального права

Выпускная квалификационная работа

На тему:

«Применение в России практики Европейского суда по правам человека по делам о свободе выражения мнения»

Выполнила: ст. группы 459-Б

Зимирева Александра Сергеевна

Научный руководитель: д.ю.н. Шаблинский Илья Георгиевич

Рецензент: преподаватель Щербович Андрей Андреевич

                                                           

Москва 2013

Оглавление

Введение 3

Глава I. Развитие права на свободу слова в контексте мирового значения 6

1.1.Некоторые теоретические аспекты возникновения политических прав 6

1.2. Закрепление права на свободу слова в правовых источниках разных стран 8

1.3. Становление политических прав в России 10

Глава II. Обязательство Российской Федерации по применению норм Европейской конвенции «О защите прав человека и основных свобод» 12

2.1 Статус Европейской Конвенции в правовой системе РФ 12

2.2 Некоторые вопросы статуса практики Европейского суда в правовой системе РФ 14

Глава III. Объем гарантий права на свободу слова, предоставляемого статьей 10 Конвенции 22

3.1 Понятие и сущность права на свободу выражения мнения (в понимании ЕСПЧ) 22

3.2 Что понимается под выражением мнений на национальном уровне? 33

3.1.1. Важные положения Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» 35

Глава IV. Анализ применения судами Российской Федерации практики ЕСПЧ 37

4.1. Позиция Конституционного Суда РФ 37

4.2. Практика ЕСПЧ в судах общей юрисдикции 39

Заключение 57

Библиографический список 61

Введение

Одной из основных целей правового государства является защита прав его граждан. Закрепленные в юридических актах и других документах права сами по себе еще не являются отражением реальных правовых гарантий. Именно специально созданные механизмы защиты прав и свобод граждан должны защищать и восстанавливать нарушенные права. Помимо существования национальных механизмов, страны в течение последнего века стали активно создавать различные международные и региональные союзы для обеспечения действия универсальных стандартов защиты прав человека с целью построения демократии. Такой организацией является и Совет Европы, созданный после Великой Отечественной Войны для поддержания стабильности стран после тяжелых разрушительных лет. Страны-участники подписали Европейскую Конвенцию по правам человека; одновременно был создан и механизм ее реализации — Европейский суд по правам человека. Была учреждена также Европейская Комиссия, но на сегодняшний момент существует только ЕСПЧ, который находится в Страсбурге.

Конвенция содержит в себе все основные, «первостепенные» права человека, без признания которых немыслимо существование демократического общества. Конвенция косвенным образом требует от государств-участников  наличия идентичных механизмов защиты прав.  Это не означает, что правовые системы стран должны вторить друг другу, но определенные правовые принципы и должны быть похожи; в другом случае эффективность Европейской Конвенции по правам человека и эффективность деятельности Страсбургского суда не будет проявляться в достаточной мере.

В конце XX века Россия переживала трудный период. После распада СССР крупнейший его субъект Российская Федерация переживала и экономический, и политический кризисы. Другие государства не могли точно определиться, как относиться к фундаментальным переменам в России. Тем не менее, произошло одно светлое событие — всенародным референдумом была принята новая Конституция в 1993 году, которая должна была гарантировать более демократические права и свободы. Необходимо было создать крепкие политические и правовые связи с мировыми державами.

В 1996 году Россия вступила в Совет Европы. Это было крайне важным решением, так как повлекло за собой подписание уже упомянутой Конвенции по правам человека в 1998 году. Можно долго обсуждать природу данной Конвенции и ее влияние на правовую систему Российской Федерации, однако данная работа посвящена исследованию защиты одного важного в современном обществе права — права на свободу выражения мнения, или свободу слова. В связи с этим большое внимание будет уделяться именно становлению и развитию указанного политического права в Российской Федерации.

Актуальность темы исследования данной работы объясняется тем, что Россия занимает одно из первых мест по количеству жалоб, поступающих в Европейский суд по правам человека.

В свете последних событий выраженного оппозиционного движения нарушения права на свободу слова и завуалированного давления властей на средства массовой информации тема действия международно-правовых документов в России должна быть изучена на должном уровне. Российский правовой механизм, законодательство РФ должны быть ближе к европейским принципам. Несмотря на специфические особенности развития нашей страны, по оценкам специалистов, нарушение конституционных прав граждан происходит у нас довольно нередко, в том числе и органами государственной власти, судами. Свобода слова – на первый взгляд, самый «простой» с юридической точки зрения элемент демократических прав и свобод. Однако сейчас, в последнее время, судебные дела о свободе стали приобрели широкий общественный резонанс. Люди возмущены и одновременно напуганы тем, что они могут стать объектами «преследования» за высказывания своего мнения по вопросу, имеющему публичное значение. В этой связи представляется необходимым оценить фактический уровень защиты права на свободу слова и выражения мнения.

Объектом исследования дипломной работы являются общественные отношения, складывающиеся в процессе применения норм ЕКПЧ и прецедентов ЕСПЧ в правоприменительной практике Российской Федерации.

Предмет исследования выпускной работы – научно-теоретические, в большей степени практические правовые проблемы статуса прецедентной практики Европейского Суда на национальном уровне в свете статьи 10 о праве на выражение мнения.

Цель данного исследования заключается в определении уровня обращения судами РФ к правовым позициям ЕСПЧ и выявления основных проблем данной сферы международного взаимодействия.

Поставленные перед исследованием этой работы задачи:

  • Изучение научных трудов, норм международного права, а также национальных правовых актов о статусе Европейской Конвенции и практики ЕСПЧ в правовой системе РФ;
  • Определение границ свободы «выражения мнения» в позициях ЕСПЧ и нормах национального законодательства;
  • Изучение судебной практики Российской Федерации на вопрос обращения к актам Европейского Суда, принятым по отношению к 10 статье ЕКПЧ.

В этой работе будет показано, что ввиду своего специфического статуса акты Европейского Суда по правам человека в совокупности с нормами Европейской Конвенции должны иметь значение и учитываться при вынесении решений российскими судами.

Глава I. Развитие права на свободу слова в контексте мирового значения


1.1.Некоторые теоретические аспекты возникновения политических прав

Теория прав и свобод и их сущность изучались на протяжении многих веков и изучаются до сих не только специалистами правовых наук, но также  политологами и исследователями других областей знаний. Непосредственно  состав и концепция естественных прав и свобод человека больше, наверное, предмет изучения именно науки политологии. Основной частью изучения становится отношение гражданина и государства, общества и государства между собой. Именно в нахождении баланса интересов общества и государства и состоит одна из целей права и политологии, который должны гармонично дополнять друг друга[1].

Для исследования современного состояния регулирования права на свободу выражения мнения следует сказать несколько слов о появлении, становлении и видоизменении принципов защиты этой категории прав человека.

Одной из основных проблем развития концепции прав человека является то, что сама теория возникновения прав происходит  из философии естественных прав (по-другому – естественного закона), тогда как в современном мире, и в Российской науке придерживаются все же больше позитивистской теории прав, которая не принимает во внимание философию естественных прав[2].

Сравнительная политология обращается к правам граждан  преимущественно на основании сравнительного анализа политических режимов и собственно демократий3. В  случае сравнения демократий работы компаративистов тесно связаны с моделью «прав человека» и с концепцией демократии, опирающейся на идею прав человека[3].

Политические права и свободы определяются, прежде всего, через призму взаимоотношений гражданина и государства, положение гражданина в системе политической власти, его возможности участвовать в формировании и деятельности органов власти в управлении, выработке и реализации юридических норм и в процессах публично-политического управления как непосредственно, так и посредством избирательных и референдумных институтов и процедур, деятельности политических партий и общественных объединений, различных форм политических активности, использования средств массовой информации и других политико-коммуникационных средств[4].

Политические права и свободы часто определяют как права первого поколения. В соответствии с преобладающей концептуальной теорией государство лишь в установленных границах имеет право вмешиваться в данную группу прав (т.е. минималистки)[5]. Сторонники естественных прав человека настаивают на естественном и неотчуждаемом характере политических прав, которые ввиду этого и не создаются с помощью законов, а лишь юридически легитимируются, детализируются и защищаются. Государству необходимо гарантировать равный доступ в реализации такого типа правовых возможностей, когда, напротив, при регулировании  группы социально-экономических прав (прав второго поколения) власть должна обеспечивать лишь равные стартовые условия. Это так называемые права-требования, в отличие от прав-свобод политических прав[6].


1.2. Закрепление права на свободу слова в правовых источниках разных стран

Стоит обратиться к некоторым зарубежным документам, в которых были заложены основы указанных политических прав. Согласно Статье 5 Венской Декларации и Программы Действий, принятой на Всемирной конференции по правам человека 25 июня 1993 года, «Все права человека универсальны, неделимы, взаимозависимы и взаимосвязаны. Международное сообщество должно относиться к правам человека глобально, на справедливой и равной основе, с одинаковым подходом и вниманием. Хотя значение национальной и региональной специфики и различных исторических, культурных и религиозных особенностей необходимо иметь в виду, государства, независимо от их политических, экономических и культурных систем, несут обязанность поощрять и защищать все права человека и основные свободы». К сожалению, на практике приходится сталкиваться с глобальными различиями декларируемых принципов международных стандартов защиты прав человека и их применения в действительности[7].

Несмотря на то, что Российская Федерация ратифицировала Европейскую Конвенцию по правам человека, исполнение Постановлений ЕСПЧ в отношении России происходит у нас совсем не на должном уровне[8]. Подробно статус Европейской Конвенции по правам человека будет рассмотрен в следующей главе.

Существенным теоретическим положением в контексте темы данной работы является идентификация политических прав и свобод в контексте «свободы от вмешательства», что является ведущим принципом гарантий свободы выражения мнения[9]. Первыми важными историческими событиями этой сферы стало принятие следующих правовых документов конца XVIII века: Декларация независимости 1776 года, Конституция США 1787 года,  Французская Декларация прав человека и гражданина 1789 года. В период гражданских революций именно эти акты должны были открыть двери большому объему демократических прав и свобод. Указанным конституционным актам предшествовали, либо же в той или иной степени их развивали Декларация прав и свобод, принятая первым континентальным конгрессом Северной Америки в 1774 году, Билль о правах 1688 года в Англии, декларации и билли о правах и конституции штатов в США[10].

В указанных правовых актах политические права еще не выделялись в отдельную категорию; концептуальное разграничение гражданских и политических прав стало обозначаться только в XIX веке, когда, например, произошло разграничение субъективных прав человека на частные и публичные[11].

Обращаясь к истории развития права на свободу слова, права на выражение мнения, следует сказать, что впервые они стали рассматриваться в странах англо-саксонского права[12] в контексте невмешательства со стороны государственной власти. Здесь концепция свободы прессы была основана на принципах либертарианской теории, сущность которой была выражена Генеральным прокурором принца Уэльского Томасом Эрскиным в 1772 году во время выступления в суде в защиту автора трактата «Права человека» Томаса Пейна: «Прочие свободы зависят от правительства, но свобода мнений удерживает сами правительства в рамках своих обязанностей».  Важно упомянуть также Всеобщую Декларацию прав и свобод человека, принятую Генеральной Ассамблеи ООН 10 декабря 1948 года. Этот документ представляет собой базовый акт международно-правового регулирования прав человека второй половины ХХ века. Конституция РФ восприняла многие идеи Всеобщей декларации и в части установления основополагающих принципов правового положения человека и гражданина. C ориентацией на идеи Всеобщей декларации сформулированы ранее неизвестные отечественным конституциям принципы приоритета интересов личности в отношениях с государством, неотчуждаемости основных прав человека и принадлежности их каждому от рождения, а также обновлены принципы сочетания личных и общественных интересов, законности, равноправия[13].

На сегодняшний момент складывается положительная картина развития свободы выражения мнения в странах Европейского сообщества, когда концепция независимости СМИ от вмешательства государства становится общепринятой.

1.3. Становление политических прав в России

В России первые идеи политических и гражданских прав были обозначены  А. П. Кунициным и А. Н. Радищевым, а затем разработаны М. М. Сперанским. В своем знаменитом Уложении государственных законов 1809 года Сперанский за основу конституционно-политической реформы предлагал положить принципы взаимосвязи политической и гражданской свобод, причем первоочередной считалась свобода политическая; также он считал необходимым гарантировать дворянам избирательные права, в том числе и среднему сословию на основе имущественного ценза[14].

Однако правовая, в том числе конституционная, институализация политических и других прав человека началась в России лишь с Высочайшего Манифеста от 17 октября 1905 года «Об усовершенствовании государственного порядка», инициированного председателем Совета министров С. Ю. Витте и нередко называемого современниками конституцией. Манифест провозгласил: «1) Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов;... 3) Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей»[15].

Первая советская конституция 1918 года лишила ряда прав, в том числе политических, слои и группы, которые потенциально могли ими быть использованы «в ущерб социалистической революции». При разработке проекта Конституции СССР 1936 года под руководством Н. И. Бухарина был подготовлен раздел «Политические и гражданские права работников социалистического общества». И.В. Сталин отверг этот раздел, и лишь отдельные права человека формально определялись в окончательном тексте этой конституции[16].

Впервые в истории России почти исчерпывающий каталог прав и свобод человека, в том числе политических, получил конституционное выражение во второй главе Конституции Российской Федерации 1993 года[17].

Один из впечатляющих результатов реформирования постсоветской России проявился в области политических прав. Впервые за многовековую историю России ее граждане получили возможность на основе Конституции и федеральных законов в той или иной степени осуществлять такие демократические политические права, как право избирать и быть избранными, участвовать в митингах, демонстрациях, шествиях и других формах влияния на сферу политической деятельности, участвовать в государственном управлении; право на свободу мысли и слова, на получение и распространение информации и др.  Можно сказать, что с введением в действие Конституции РФ 1993 года граждане РФ превращались в полноправных членов-субъектов своей Федерации: субъектов политических, публичных отношений, которые имеют право принимать участие в регулировании государственной жизни[18].

К сожалению, процесс  политической трансформации системы властных отношений (от административно-бюрократической к демократическо-правовой) еще далек от завершения. Крайне нецелесообразными на фоне определенных улучшений является хотя и смягченные, но сохраняющиеся ограничения и появившиеся новые формы и процедуры нарушений политических прав граждан. На примере действия Европейской Конвенции по правам человека в России в данной работе будет исследован путь сближения нашего государства с принципами действия правовых систем ведущих демократических стран Европы.


Глава II. Обязательство Российской Федерации по применению норм Европейской конвенции «О защите прав человека и основных свобод»

2.1 Статус Европейской Конвенции в правовой системе РФ

Следует, прежде всего, сказать несколько слов о Европейском суде по правам человека. Это независимый судебный орган, который рассматривает жалобы граждан на нарушения их прав государственными структурами. Некоторые авторы особо подчеркивают наднациональный статус этого органа, определяя, таким образом, приоритетное значение вырабатываемых им правовых позиций[19]. Подавать заявление в Суд предоставляется возможным только после исчерпания всех средств национальной защиты[20].

Статус международного права определяется Конституцией РФ. На самом деле, соотношение национального законодательства и международных норм до конца точно не определено. Можно лишь однозначно говорить о приоритете Конвенции над федеральными законами, однако про Конституцию и ФКЗ такого утверждать нельзя[21].

Конституция РФ 1993 года в части 4 статьи 15 четко устанавливает национальный статус международного права в Российской Федерации: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора».

Таким образом, можно сделать вывод, что принятие национального правового акта не требуется для установления юридической силы международного договора, если он ратифицирован Российской Федерацией[22]. В соответствии с частью 3 статьи 15 Конституции РФ любые международные договоры становятся частью «российской правовой системы» после ратификации или, если более точно, после официальной публикации закона о ратификации договора[23].

С вступлением в Совет Европы в 1996 году, Россия сделала первый шаг на пути к признанию действия Европейской Конвенции по правам человека. Она была подписана, и был принят федеральный закон о ее ратификации, что с учетом других норм о признании ратифицированных международных документов частью национальной правовой системы, стало официальным признанием действия этого документа. Федеральный закон от 30.03.98 года «О ратификации Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод» устанавливает, что ЕКПЧ является частью национального законодательства. Кроме того, данный закон признает юрисдикцию ЕСПЧ по толкованию Европейской Конвенции: эта норма является одной из базовых в сфере исследования применения практики ЕСПЧ судами Российской Федерации.

Внутренний статус международного права был также определен в федеральном законе «О международных договорах Российской Федерации» в ч.1 ст.5 №101-ФЗ от 15 июля 1995, который фактически продублировал конституционную норму: «Международные договоры Российской Федерации наряду с общепризнанными принципами и нормами международного права являются в соответствии с Конституцией Российской Федерации составной частью ее правовой системы». В соответствии с Федеральным конституционным законом от 31.12.1996 года № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» устанавливается необходимый принцип единства судебной системы РФ, который в том числе выражается через применение «всеми судами Конституции Российской Федерации, федеральных конституционных законов, федеральных законов, общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации, а также конституций (уставов) и других законов субъектов Российской Федерации».

2.2. Некоторые вопросы статуса практики Европейского суда в правовой системе РФ

В уже упомянутом Федеральном законе от 30.03.98 года «О ратификации Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод» установлено, что «Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации»[24].

Из буквального толкования данной нормы можно сделать вывод о том, что для Российской Федерации обязательны только решения и постановления Европейского Суда по правам человека, вынесенные против Российской Федерации. Причем из таковых актов Европейского Суда по правам человека следует обязанность государства по восстановлению нарушенных прав в соответствии с Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод, а также по принятию эффективных действий по недопущению совершения идентичных нарушений вновь[25]. Многие авторы указывают, что знание только лишь положений Европейской Конвенции без практики Европейского суда недостаточно для ее правильного применения в национальных судах[26]. Существенным в данном вопросе является Постановление Конституционного Суда от 26 февраля 2010 г. № 4-П, где прямо указано, что «не только Конвенция о защите прав человека и основных свобод, но и решения Европейского суда по правам человека – в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие, – являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм права»[27].

Очевидно, что исходя уже из этих правовых положений законодатель и исполнительная власть в рамках обязательств по исполнению международных обязательств государств не могут руководствоваться исключительно своими усмотрениями в сфере регулирования отношений, которые возникают в течение реализации права на судебную защиту: они строго должны быть ориентированы на вырабатываемые Европейским судом по правам человека стандарты правосудия[28].

Пленум Верховного Суда РФ в п. 10-15 Постановления от 10 октября 2003 года №5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» установил необходимость применения правовых позиций Европейского суда по правам человека. Эта позиция была также выражена в п. 4 в Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 года №23 «О судебном решении»; п.1, п.9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 года №3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц».

В эту копилку необходимо добавить Информационное письмо Высшего Арбитражного Суда от 20 декабря 1999 года № С1-7/СМП-1341 «Об основных положениях, применяемых Европейским Судом по правам человека при защите имущественных прав и права на правосудие», где арбитражные суды дают указания по соблюдению положений, сформулированных Европейским Судом по правам человека, которые направлены на защиту имущественных прав и права на правосудие.

Конституционный Суд РФ впервые сослался на постановления Европейского Суда 23 ноября 1999 года в Постановлении №16-П по делу о проверке конституционности абзацев третьего и четвертого пункта 3 статьи 27 Федерального закона «О свободе совести и религиозных объединениях» в связи с жалобами Религиозного общества Свидетелей Иеговы в городе Ярославле и религиозного объединения «Христианская Церковь прославления», в котором указывается, что Постановление Европейского суда по правам человека от 25 мая 1993 года и от 26 сентября 1996 года разъясняют характер и масштаб обязательств государства, вытекающих из статьи 9 названной Конвенции. Однако в этом Постановлении Конституционный суд РФ не уточняет деталей постановлений ЕСПЧ, на которые он ссылается, в связи с чем остается неясным вопрос об использовании определенной правовой позиции ЕСПЧ Конституционным Судом РФ при обосновании своих аргументов[29]. Тем не менее, после данного случая и на сегодняшний день Конституционный Суд РФ указывает, на какие конкретно параграфы и какого именно дела он ссылается, либо воспроизводит непосредственный текст из правовой позиции Европейского Суда по правам человека[30].

Можно сделать вывод, что высшие судебные инстанции открыто указывают на обязательный характер правовых позиций постановлений и решений Европейского Суда по правам человека относительно толкования и применения Европейской Конвенции в национальный правовой системе. При этом данные толкования, содержащиеся в постановлениях и решениях Европейского Суда по правам человека, вынесенные при рассмотрении жалоб против других государств также обязательны, как и толкования, содержащиеся в постановлениях и решениях, вынесенных против России[31]. Ряд авторов склоняются к иной позиции: что в соответствии с законодательством РФ лишь решения относительно РФ имеют значение[32]. Профессор Бурков А.Л. в своей работе[33] указывает, что «дифференциация постановлений, вынесенных в отношении Российской Федерации и в отношении других государств… формально наиболее обоснованным выглядит подход, согласно которому только постановления в отношении Российской Федерации являются для нее юридически обязательными». Автор объясняет это, во-первых, тем, что даже Страсбургский Суд не обязан следовать позициям своих решений, поэтому нельзя этого требовать и от России. Кроме того, п.1 ст. 46 Конвенции указывает, что стороны этого международного документа «обязуются исполнять окончательные постановления Суда по делам, в которых они являются сторонами». «Как представляется, применение подхода, согласно которому российские власти обязаны соблюдать только саму Конвенцию и постановления в отношении России, нецелесообразно»[34]. В сущности, неиспользование практики ЕСПЧ в отношении других государств не будет противоречить логике Конвенции, однако это нецелесообразно[35].

По нашему мнению, такой подход полностью соответствует принципам работы и характеру механизма защиты прав и свобод человека, принципам и сущности ЕКПЧ, потому что в каждом отдельном случае Суд ссылается на определенные нормы Конвенции и интерпретирует их, в то время как «конвенционное право» крайне подвижно, и Суд в разных ситуациях может применить статью международного документа несколько иначе; безотносительность же решений против других стран к России нарушает, по мнению многих исследователей, ключевые моменты и сами цели и задачи Конвенции по правам человека и умаляет значение деятельности ЕСПЧ[36].

Вообще такой вывод носит крайне спорный характер: далеко не все специалисты признают абсолютную обязательность постановлений высших судов РФ о применении положений Конвенции в свете решений ЕСПЧ, не говоря уже о правовых позициях, выработанных в решениях по делам против других стран[37].  

На самом деле, ответ практически лежит на поверхности. Ведь при вынесении решения против Российской Федерации ЕСПЧ ссылается на свои предыдущие решения, вынесенные против других стран. Субъектный состав не должен связывать суд при решении вопроса о квалификации норм и применении положений  ЕКПЧ. Это полностью соответствует принципу правовой определенности[38]. Такой же позиции придерживается и Соловьева Т.В[39], которая указывает, что, несмотря на отсутствие законодательного акта, суды общей юрисдикции обязаны применять положения Европейской Конвенции и позиции ЕСПЧ. Это косвенно вытекает из статей ГПК (ст. ст. 1, 11), а также из ряда судебных актов: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 года №5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации», Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 года №23 «О судебном решении», Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 года №3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц».

В этой связи, как должно следовать из разумных выводов о природе Конвенции, статусе ЕСПЧ и механизме его действия, в ходе применения  норм Конвенции Российская Федерация должна учитывать не только практику Европейского Суда по правам человека в отношении России, но и практику, которая сформировалась в ходе рассмотрения жалоб, поданных против других государств. Это касается, в том числе, также и тех решений и постановлений, которые были сформированы по делам еще до присоединения России к Конвенции[40].

На наш взгляд, только подобный подход будет эффективным в целях реализации всех функций ЕСПЧ во избежание нарушения положений Конвенции.

Одной из проблем этого вопроса до сих пор остается доступность актов ЕСПЧ. Их можно найти в открытом доступе в сети Интернет на официальных языках Конвенции – английском и французском, но, к сожалению, уровень знания иностранных языков большинства судей и других субъектов права не соответствует в должной мере стандартам образования, необходимым для полного и точного понимания смысла правовых позиций Конвенции, решений и постановлений ЕСПЧ[41]. А все переведенные дела, хотя и опубликованы в СМИ, не обладают официальным характером.

Из этого возникает и другая проблема - большинство граждан и судей не понимают в полной мере объем и уровень защиты, которую представляет собой Конвенция, а также сам порядок предоставления этой защиты. На это указывает огромное количество жалоб из России, которые не проходят уровень приемлемости при поступлении в ЕСПЧ, при этом заявления могут содержать факты нарушений положений Конвенции. Именно по причине незнания процедурных тонкостей подачи жалобы Суд оставляет дело без рассмотрения, а вовсе не из-за правильной правовой оценки национальных судов[42].

Говоря о применении решений Европейского суда по правам человека в судах России, необходимо отметить, что данный вопрос неразрывно связан с применением норм самой Конвенции. ЕКПЧ и практика ЕСПЧ представляют собой фактически единый правовой институт. Ведь ЕСПЧ выносит свои решения по нормам Конвенции, в каждом отдельном случае оценивая соответствующие обстоятельства дела. То есть, по сути, Суд в каждом деле толкует нормы Конвенции, определяя сферу ее применения. Таким образом, исследуя применение практики ЕСПЧ в судах Российской Федерации не стоит забывать о непосредственном применении самой Конвенции. Таким образом, государства-участники этого документа должны признавать, соблюдать и обеспечивать гарантии защиты прав и свобод человека на том уровне, как толкует Суд через свои решения и постановления. О применении Конвенции в совокупности с правовыми позициями Суда отмечает и В.А. Туманов[43].

Из анализа действующего российского законодательства различных отраслей также следует принцип неразрывности применения Конвенции и правовых позиций Суда. Например, в соответствии с ч. 1 ст. 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации вступивший в законную силу приговор, определение и постановление суда могут быть отменены и производство по уголовному делу возобновлено ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств, к которым п. 2 ч. 4 ст. 413 УПК РФ относит, в том числе, и установление Европейским Судом по правам человека нарушение положений Конвенции при рассмотрении судом Российской Федерации уголовного дела, которое связано а) с применением федерального закона, не соответствующего положениям Конвенции; б) с иными нарушениями положений Конвенции.

Основная проблема, как уже было указано, состоит в том, что в рамках традиционной особенности российской правовой системы основным источником права остается нормативно-правовой акт. Некоторыми специалистами высказывается мнение о необходимости официального опубликования решений Европейского Суда в целях придания им силы нормативно-правового акта. Однако не все разделяют данную позицию. Так, например, Е.В. Марковичева в своей статье[44] указывает, что это точка зрения не оправдана.

Достаточно спорной представляется позиция Н.В. Витрука, который считает, что «признание прецедентного права в правовой системе может серьезно ослабить юридическую силу Конституции, закона, привести к деформации последних посредством правоприменительной практики»[45]. Он полагает также, что фактически мы уже признаем прецедентную силу решений Конституционного Суда Российской Федерации, хотя, по его мнению, наша национальная правовая система еще не достаточно готова воспринимать такую практику применения судебных актов[46].

Современная реальность же, напротив, указывает скорее на положительные моменты признания и применения практики ЕСПЧ в правовой системе Российской Федерации.

Признавая значение Конвенции и правовых позиций Суда для российской правоприменительной деятельности, высшие судебные органы России ссылаются на эти источники права в постановлениях по конкретным делам. Например, Конституционный Суд Российской Федерации обращается к нормам Конвенции при рассмотрении конституционности уголовно-процессуальных и гражданско-процессуальных норм, а также таких правовых вопросов, как статус общественных и религиозных организаций и политических партий, правовое регулирование выборов[47].


Глава III. Объем гарантий права на свободу слова, предоставляемого статьей 10 Конвенции

3.1 Понятие и сущность права на свободу выражения мнения (в понимании ЕСПЧ)

Статья 10 Европейской конвенции по правам человека провозглашает свободу выражения мнения, свободный доступ к получению и распространению информации[48] (причем первый пункт непосредственно раскрывает содержание права на свободу слова, а второй пункт излагает возможные ограничения этого права):
1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.

Эту свободу безоговорочно признают краеугольным камнем демократии. Свобода слова и выражения мнения составляют не только незаменимое право человека на самовыражение и самореализацию, но также являются и важным элементом политического характера и формирования сбалансированных государственных структур. Российская Конституция закрепляет в ст. 17, что на территории нашего государства признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией. Как уже было упомянуто, с ратификацией Россией Конвенции мы всецело признаем ее нормативную силу и действие.

В марте 1998 года Секретариатом отдела Средств информации департамента по правам человека аппарата Совета Европы был опубликован обзор важнейшей практики Страсбургского суда как по вопросам содержания 10 статьи о защите прав человека и основных свобод, так и конкретно по свободе средств информации. В документе также содержится комментарий о рассмотрении конкретных дел, которые прямым образом связаны с толкованием и применением статьи 10 указанной Конвенции[49].

Положения Обзора не говорят об абсолютном характере свободы выражения мнения и информации.   Государство при наличии веских оснований может вмешиваться в регулирование этого права (независимо от средства информации, посредством которого выражаются мнения, информация и идеи), но только в соответствии с условиями, которые изложены в п. 2 ст. 10 Конвенции. Европейский суд, таким образом, выделяет три категории возможных ограничений осуществления права на свободу выражения мнений и информации, которые допускаются статьей 10 частью 2:

«1. ограничения, направленные на защиту общественных интересов (государственной тайны, территориальной целостности, общественной безопасности, предотвращение беспорядков и преступлений, защиту здоровья и нравственности);

2. Направленные на защиту индивидуальных прав (защиту репутации или прав других лиц, предупреждение раскрытия информации, полученной конфиденциально);

3. необходимые для поддержания авторитета и беспристрастности правосудия»[50].

После этого отмечается, что для установления ограничений, несмотря на многообразие указанного перечня, необходимо принять законодательный акт, отвечая при этом признаку необходимости в демократическом обществе.  

Относительно реалий Российской Федерации, это отражает несоответствие  существующих в настоящее время требований о лицензировании и требований к созданию вещательных компаний требованиям Конвенции: они определены Указами Президента Российской Федерации, то есть не законами, а подзаконными актами[51].

Обратимся к одному из решений Европейского Суда по правам человека:

«Разные страны допускают некоторые различия в оценке необходимости вмешательства, но эти различия в подходах контролируются Европейским Сообществом. Там, где имеет место вмешательство в осуществление прав на свободу, гарантированную частью 1 статьи 10, контроль должен быть строгим, потому что вопрос касается обеспечения основного права»[52]. Значение этого права много раз подчеркивалось Судом. Основным тезисом остается до сих пор утверждение Суда о том, что национальные особенности регулирования ограничений свободы слова устанавливается только в рамках интересов демократического общества  «в обеспечении и создании свободной прессы»[53].

Таким образом, если законодательное регулирование деятельности средств массовой информации, в том числе телевидения и радиовещания, не выходит за рамки за рамки части 2 статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и статей 29, части 3 статей 17 и 55 Конституции Российской Федерации, то в таком случае оно будет оправдано с конституционной точки зрения[54].

Вопросы прав на свободу слова и выражения мнения становятся сейчас особенно актуальными в связи с политической нестабильностью в нашем государстве, появлением нескольких антиправительственных фронтов.

В основном необходимость защиты права на свободу слова встречается в судебных делах гражданского характера о защите чести, достоинства и репутации. Распространенными заявителями в данных делах являются публичные лица, государственные служащие – те, чья деятельность априори подлежит афишированию и общественному обсуждению. Здесь стоит сразу отметить крайне важный вывод ЕСПЧ в одном из его первых решений: в деле Handyside v. UK  (Хэндисайд против Соединенного Королевства) говорится:

«свобода выражения мнений представляет собой одну из основных опор демократического общества, являясь одним из главных условий его прогресса и самореализации каждого из его членов…она применима не только к информации» или «идеям», которые встречают благожелательный прием или рассматриваются как безобидные или безразличные, но также и к таким, которые оскорбляют, шокируют или внушают беспокойство государству или части населения. Таковы требования плюрализма, толерантности и либерализма, без которых нет демократического общества»[55].

Свобода слова часто идентифицируется как одна из самых базовых свобод настоящего демократического общества. Осуществление других тесно связанных с ним прав, таких, например, как право на свободу собраний и объединений, право на свободу мысли, совести и религии, не представляется возможным без реализации и зашиты права на свободу слова[56]. Такой подход, однако, вовсе не значит, что права и свободы подлежат какому-то иерархичному делению. Всем правам и свободам «в чистом виде» должен приписываться одинаковый вес[57]

.

В некоторых случаях Суду приходится находить баланс между различными правами, исходя из обстоятельств конкретного дела, но никогда Суд не давал оснований для умаления других права человека во имя свободы выражения мнения. Особая роль свободы выражения мнений здесь подчеркивается в основном для того, чтобы лучше понять, почему органы Конвенции распространяют защиту этого документа на одни случаи и не распространяют на другие[58]. В этом плане исследование практики ЕСПЧ становится одной из важных задач  в исследовании практики российских судов  в делах о нарушении свободы слова[59].

При рассмотрении дел в Европейском Суде важным фактором является квалификация рассматриваемого вопроса: попадает ли затрагиваемое право под действие статьи 10 Конвенции, или нарушено какое-то другое право[60]. Нередки случаи, когда заявители жалуются на нарушение сразу нескольких статей Конвенции, рассматривая вмешательство государства в конкретном случае нарушающим одновременно несколько различных прав (например, право на частную жизнь и право на свободу выражения мнения). Тогда необходимо определить, существует ли основания признать нарушения нескольких прав[61]. Суд неоднократно подчеркивал, что статью 10 нельзя применять к определенным правоотношениям, так как поднятый правовой вопрос находится в сфере действия другой статьи, которая регулирует иные отношения. Например, в деле Silver and others. v. the UK (Сильвер и другие против Соединенного Королевства) о правительственной цензуре и контроле над перепиской заключенных, несмотря на то, что заявители ссылались на статью 10 вместе с 8 статьей Конвенции, Комиссия и Суд сделали вывод, что здесь скорее подлежит применению предусмотренное статьей 8 право на уважение корреспонденции, чем предусмотренное статьей 10 общее право на свободу выражения мнения. В этом случае статья 8 будет выступать в качестве lex specialis — закона, регулирующего более специальные правоотношения применительно к данному конкретному делу, по сравнению с базовой — lex generalis — статьей 10 Конвенции[62]. Суд, в частности, указал, что рассматриваемые ограничительные меры правительства, затрагивающие корреспонденцию заявителей, являются нарушением статьи 8, и что нет необходимости рассматривать данное ограничение в свете статьи 10[63].

Те же самые заключения были сделаны Судом в одном деле, когда заявитель ставил вопрос о нарушении его права на свободу выражения мнения относительно его гомосексуальной ориентации[64].

Статья 10 была признана более общей также по отношению к статье 11 (свобода мирных собраний и ассоциаций), которая была применена к правоотношениям в деле Ezelin v. France.: заявитель принял участие в санкционированной демонстрации в знак протеста против тюремного заключения некоторых лидеров независимого движения. В течение этого было высказано много оскорбительных для полиции замечаний в их адрес, сделаны несколько надписей, в которых выражалось несогласие с принципами настоящей судебной системой. В ходе анализа этой ситуации Суд принял решение о квалификации данного нарушения в рамках ст. 11 как нарушение специального права[65].

Применение Статьи 10 может происходить в рамках самых разных отраслях права: например, в сфере уголовного права в делах о диффамации, о распространении порнографии или о разглашении государственной тайны, если такие преступления предусмотрены внутренним правом той или иной страны; также с применением в сфере действия права средств массовой информации, если речь идет о предоставлении лицензий на вещание; в сфере трудового законодательства, авторского права, законов об охране товарных знаков или к сфере норм профессиональной этики[66].

Статья 10 может быть применена и в других отраслях права по той причине, что все они регулируют в какой-то мере «выражение мнения» в том смысле, который придается этому праву статьей 10. Следовательно, первый вопрос, который необходимо решить в конкретном деле, это применимость 10 статьи: затрагивается ли именно «выражение мнения» в данном споре[67].

Страсбургские органы трактуют понятие «выражение мнения» очень широко. Они не пытаются ограничить его устным или письменным словом, а включают сюда и визуальные образы, и музыку, и современные коммуникативные технологии и даже поведение в широком смысле, если оно в существенной мере нацелено на выражение мнения[68]. При рассмотрении многих дел возражения властей соответствующих стран состояли в  утверждениях, что существо данного дела не связано с «выражением мнения», и поэтому статья 10 к нему неприменима. Например, правительство Германии утверждало, что печатная коммерческая информация не составляет «выражения мнений», поскольку нацелена на достижение коммерческого эффекта[69]. Были и другие попытки ограничить применение статьи 10 только определенными типами выражения мнения, однако Европейский Суд не приемлет столь узкую интерпретацию термина. Данная статья должна применяться не только к определенному виду выражения мнения, и не только к каким-то отдельным его категориям[70]. Понятие «выражение мнения» применяется, помимо слов, написанных или произнесенных устно, еще и относительно живописи[71], кино[72], радио - и телевизионных передач[73], листовок, распространению газет[74]. В последнем из упомянутых дел армия отказывалась распространять в казармах одну газету, хотя распространяла все другие. В этом случае Суд не только решил, что в рамках данного дела применима статья 10, но и счел решение армейского командования не распространять данное издание нарушением этой статьи[75].

Более того, наибольший интерес представляет тот факт, что статья 10 Конвенции защищает не только авторов каких-либо сообщений или произведений: правовая позиция Страсбургского Суда заключается в том, что статья 10 гарантирует свободу мнений любому лицу и не проводит различия в зависимости от цели и роли, которую физические или юридические лица играли в осуществлении этой свободы[76]. Руководствуясь данным заключением, Суд в одном из дел указал, что статья 10 «…касается не только содержания информации, но также средств… распространения, так как любое ограничение последних затрагивает право получать и распространять информацию»[77]. В этом деле действие статьи 10 было распространено на отношения, связанные с изданием произведения. Издатель же не только не являлся автором произведения, но и не разделял выраженное в опубликованной работе мнение. Суд подчеркнул, что издатель, обеспечивая поддержку авторам, участвует в осуществлении свободы выражения мнения, так как он «…косвенно разделяет «обязанность и ответственность», которые авторы принимают на себя во время распространения своего мнения перед обществом»[78].

Таким образом, защитой статьи 10 Конвенции должны пользоваться (одновременно принимая на себя соответствующие обязанности и ответственность по части 2 статьи 10) издатели, распространители, конечные продавцы печатной продукции и иные звенья в цепочке коммуникативного обмена[79].

В связи с этим следует заметить, что в теории массовых коммуникаций деятельность средств массовой информации, а также любые технические средства приема и передачи сообщений определяются как часть коммуникации между людьми, поскольку без них невозможно было бы преодолеть территориальную, временную или территориально-временную разобщенность[80]. Такая позиция Суда понятна. Очевидно, что оставить указанные отрасли без повышенной (по сравнению с иными видами предпринимательской деятельности) защиты – означает ослабить важное звено в цепи распространения информации, идей и мнений в обществе[81].

Еще один важный результат анализа практики ЕСПЧ заключается в том, что в толкованиях Суда статья 10 гарантирует универсальное право получать все те сообщения, которые передаются и распространяются.

Безусловно, данное право в первую очередь предполагает право на получение обществом значимой информации. Как неоднократно указывал Суд, статья 10 не только обязывает прессу сообщать информацию и идеи, представляющие общественный интерес, но и гарантирует право общественности быть информированной должным образом[82]. Однако это право связано не только с сообщениями, передаваемыми средствами массовой информации. В одном из дел Суд указал, что свобода выражения мнения имеет значение также для адвокатов, которые свободны публично высказываться о функционировании судебной власти, а общественность, в свою очередь, обладает правом на получение информации по вопросам, затрагивающим функционирование судебной власти[83].

Однако большее внимание в данном контексте необходимо уделить следующим правовым позициям. При рассмотрении ряда дел Суд пришел к выводу, что статья 10 запрещает правительству ограничивать, а также препятствовать лицу в получении информации, которую другие лица желают или могут желать ему передать[84].

Таким образом, исходя из толкования, полученного в практике Страсбургского суда, статья 10 Конвенции гарантирует право любого человека на получение любых сообщений, которые кто-либо желает ему передать, передает ему либо распространяет для неограниченного круга лиц. В этом смысле право на свободу выражения, закрепленное в статье 10 Конвенции, защищает свободу получения корреспонденции, сообщений, отправленных по электронной почте, SMS-сообщений, телефонных звонков и т.д[85].

В определенном смысле здесь проводится аналогия с подходами западных исследователей, расширяющих право на речь до права быть услышанным[86].

Необходимо также подчеркнуть, что право на свободу слова, которое закрепляется статьей 10 Европейской Конвенции, одинаково применимо по отношению как индивидуальной, так и массовой коммуникации, оно защищает не только сообщения, распространяющиеся средствами массовой информации или публично, для широкого и неопределенного круга лиц, но и когда сообщения направлялись от одного лица лично другому[87].

Кроме того, статья 10 охватывает также и свободу художественного выражения. Такие позиции Европейского суда по правам человека представляются исключительно последовательными и логичными: статья 10 защищает всякое поведение, сущность которого составляет общение между индивидами, передача людьми друг другу определенного семантического содержания[88].

Таким образом, анализ практики рассмотрения дел по статье 10 Конвенции Европейским судом по правам человека позволяет сделать следующие выводы:

1) Суд в своей практике выявляет в статье 10 Конвенции широкое содержание, которое фактически обеспечивает защиту свободной коммуникации как таковой. Статья 10, в ее толковании Европейским Судом по правам человека, предоставляет защиту всем этапам коммуникативной деятельности – от создания до получения сообщения, включая все стадии его передачи;

2) толкование Суда придает конвенционным нормам о свободе слова существенную гибкость, необходимую в условиях высоких темпов развития информационных технологий и соответствующих общественных отношений;

3) свобода слова, закрепленная в статье 10 Конвенции, рассматривается Судом в качестве комплексного, центрального права статьи 10. Неслучайно Суд употребляет в качестве синонима для права на свободу слова («freedom of expression»)такие понятия, как «право, гарантированное статьей 10 Конвенции» («right secured by Article 10 (art. 10) of the Convention») или «право, защищенное статьей 10 Конвенции» («the right protected by Article 10 (art. 10) of the Convention»);

4) свобода слова объединяет такие права, как право на свободу придерживаться мнений, право на свободу распространять информацию и свободу получать информацию и идеи (часть 1 статьи 10). Необходимо подчеркнуть, что Суд не стремится разделить данные права. Все эти права, в его понимании, составляют лишь правомочия в составе права на свободу слова[89].


3.2 Что понимается под выражением мнений на национальном уровне?

Информационные права и свободы гарантируются статьей 29 Конституции РФ, где установлено:

1.Каждому гарантируется свобода мысли и слова. …

3.Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них.

4. Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом.

5. Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается.

Свобода выражения мнения может косвенно выражаться и через другие права и свободы: в части 1 статьи 44 Конституции РФ закреплена свобода творчества, которая, кроме того, гарантирует свободу выражения мнения посредством произведения искусства и массовой культуры. На Российскую Федерацию возложена обязанность признания, соблюдения и защиты прав и свобод человека и гражданина (статья 2 Конституции), которая распространяется и на свободу слова. Конституция, содержа в себе указанные положения, устанавливает, таким образом, обязательство для государства не только не нарушать провозглашенные ею права (что является негативной обязанностью), но в то же время обеспечивать и гарантировать их соблюдение путем создания эффективного действующего механизма реализации (позитивная обязанность) как на законодательном уровне, так и путем правоприменительной практики, устанавливая санкции за нарушение этих прав[90].

Свобода слова, свобода массовой информации, право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию могут быть ограничены. Однако в отличие от статьи 10 Конвенции, требования к ограничениям в Конституции являются не специальными, а общими, то есть применимыми к любым конституционным правам и свободам[91].

Конституция РФ гарантирует не свободу выражения мнения, а свободу слова, поэтому судебная практика имеет развитие в свете толкования термина права на «свободу слова». В этой сфере практика Конституционного суда еще не достаточно развита: он толкует «свободу слова» в узком контексте устных и письменных высказываний[92]. Пока еще Конституционный суд РФ в своих актах не распознает свободу слова как свободу, распространяющеюся на выражение мнения в действиях[93]. Однако такие решения высших судов зарубежных стран уже существуют (например, решение Верховного Суда США по делу Техас против Джонсон).

Верховный Суд РФ фактически отнес действия (поступки и жесты) к сфере права на свободу слова в смысле выражения субъективной оценки, расширив толкование Конституционного Суда РФ. Так, при рассмотрении кассационной жалобы Евгения Шустермана на решение Волгоградского областного суда о признании недействующей статьи 53 Кодекса Волгоградской области об административной ответственности, устанавливающей ответственность за публичные оскорбительные высказывания, поступки и жесты в отношении лиц, замещающих государственные и муниципальные должности Волгоградской области, Верховный Суд РФ указал:

«Вместе с тем, вербальные (устные) высказывания, жесты выражают отношение одного человека к личности, поступкам и поведению другого лица и, по сути своей, являются формами и средствами осуществления свободы мысли и слова. Запретив... публичные высказывания и жесты в отношении лиц, занимающих государственные и муниципальные должности, Волгоградская областная Дума установила дополнительные по отношению к федеральному законодательству пределы допустимого осуществления свободы слова на уровне субъекта РФ и вышла за пределы своей компетенции, установленные ст. 55 Конституции РФ.

В данном случае, статья 53 Кодекса Волгоградской области об административной ответственности допускает ограничение критики публичных лиц (государственных и муниципальных служащих, депутатов), что снижает степень контроля общества за их деятельностью и противоречит целям и задачам ограничений, установленных ч. 2 ст. 10 Конвенции»[94].

Верховный Суд РФ своим Определением от 10 февраля 2003 года отменил решение Волгоградского областного суда от 20 ноября 2002 г. в части отказа в удовлетворении требований и вынес новое решение, которым признал оспариваемую норму полностью недействующей и не подлежащей применению.

3.1.1. Важные положения Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц»

В рамках обсуждаемого вопроса сущности «выражения мнения» необходимо привести некоторые позиции Пленума Верховного Суда РФ. В Постановлении от 24.02.2005 № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» ВС РФ упоминает не только ст. 10 Европейской Конвенции и ее толкование ЕСПЧ, но и почти не известную Декларацию о свободе политической дискуссии в СМИ, которая была принята 12 февраля 2004 года на 872-м заседании Комитета Министров Совета Европы. В соответствии с положениями этого документа, «политические деятели, стремящиеся заручиться общественным мнением, тем самым соглашаются стать объектом общественной политической дискуссии и критики в СМИ. Государственные должностные лица могут быть подвергнуты критике в СМИ в отношении того, как они исполняют свои обязанности, поскольку это необходимо для обеспечения гласного и ответственного исполнения ими своих полномочий»[95].

Пленума Верховного суда в п.9 указывает, что в соответствии со статьей 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и статьей 29 Конституции Российской Федерации, которая гарантирует каждому право на свободу мысли и слова, а также на свободу массовой информации, позицией Европейского Суда по правам человека при рассмотрении дел о защите чести, достоинства и деловой репутации судам следует различать имеющие место утверждения о фактах, соответствие действительности которых можно проверить, и оценочные суждения, мнения, убеждения, которые не являются предметом судебной защиты в порядке статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации, поскольку, являясь выражением субъективного мнения и взглядов ответчика, не могут быть проверены на предмет соответствия их действительности.

Еще одним важным положением о свободе деятельности прессы является позиция о возможности распространять сведения личного характера в целях защиты общественных интересов на основании пункта 5 статьи 49 Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации» что пересекается со статьей 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (п.8).

Более того, Постановление Пленума ВС №3 «О судебной практике…» устанавливает критерии приемлемости жалобы, предмет которой должен включать в себя факт распространения ответчиком сведений об истце, порочащий характер этих сведений и несоответствие их действительности, и в случае отсутствия хотя бы одного из указанных обстоятельств иск не может быть удовлетворен судом[96]. В этом пункте Суд также дает разъяснения понятиям «распространение сведений», «сведения, не соответствующие действительности» и «порочащие сведения».

Глава IV. Анализ применения судами Российской Федерации практики ЕСПЧ

4.1. Позиция Конституционного Суда РФ

Конституционный Суд РФ принял мало решений в поддержку свободы слова, и при этом неоднократно поддержал ограничительные меры. Результаты использования практики Европейского Суда КС РФ крайне противоречивы. Около половины половина всех случаев обращения к выводам Страсбургского суда по 10 статье Конвенции содержится в особых мнениях судей.

Рассмотрим применение выводов Европейского Суда на примере Постановления КС РФ от 30.10.2003 г. № 15-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы и жалобами граждан С.А.Бунтмана, К.А.Катаняна и К.С.Рожкова».

Группа депутатов ГД ФС РФ и граждане С.А.Бунтман, К.А.Катанян и К.С.Рожков оспаривали ряд положений Федерального закона от 12.06.2002 г. № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации».

Заявители считали, что оспариваемые ими нормы позволяют отнести к предвыборной агитации любую деятельность по распространению информации о кандидатах (списках кандидатов, избирательных объединениях, избирательных блоков), что во взаимосвязи с запретом представителям СМИ проводить предвыборную агитацию при осуществлении ими профессиональной деятельности … означает несоразмерное ограничение свободы слова, права каждого передавать, производить и распространять информацию и нарушает гарантии свободы массовой информации.

Конституционный Суд признал не противоречащими Конституции все оспариваемые положения, за исключением положений пп. «ж» п. 2 ст. 48 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации».

Таким образом, Суд счел возможным при определенных обстоятельствах ограничение указанных прав.

В качестве обоснования возможности таких ограничений Суд обратился к положению ст. 55 Конституции и позиции Европейского Cуда по делу «Боуман (Bowman) против Соединенного королевства» (Постановление от 19.02.1998 г.), приводя в обоснование ту ее часть, где говорится, что при некоторых обстоятельствах право на свободные выборы и свобода слова могут вступить в конфликт, и тогда может быть сочтено необходимым, чтобы до или во время проведения выборов были установлены определенные ограничения свободы слова, которые в обычных условиях были бы неприемлемы; их цель – обеспечить свободное выражение мнений народа при избрании законодательной власти.

К этому решению было три особых мнения судей Г.А.Гаджиева, А.Л.Кононова и В.Г.Ярославцева.

Гадис Абдуллаевич Гаджиев, также как и Суд, ссылался на позицию Европейского Суда, выраженную в деле «Боуман против Соединенного королевства», но он указывал на то, что Европейский Суд исходил из того, что право на свободу слова необходимо рассматривать в свете права на свободные выборы, т.е. ни одно из них не обладает приоритетом. Согласно этому мнению, только при таком подходе возможен поиск баланса между этими равноценными основными правами.

Однако, как следует из Постановления Конституционного Суда, орган конституционного контроля отдает большее предпочтение праву на выборы.

К Правовым позициям Европейского Суда по делу «Боуман против Соединенного Королевства» Конституционный Суд РФ обращается постоянно, но использует только определенные из них – те, которые оправдывают ограничение права.

Кроме уже приведенного выше примера следует упомянуть Постановления Конституционного Суда от 14.11.2005 г. №10-П и от 16.06.2006 г. № 7-П.

4.2. Практика ЕСПЧ в судах общей юрисдикции

При рассмотрении в России судебных дел о защите чести и достоинства необходимо установить как достоверность, так и характер использования сведений, чтобы суд смог решить, наносит ли распространение сведений вред защищаемым Конституцией ценностям, не выходит ли это за рамки политической дискуссии, как разграничить политическую оценку и распространение ложной информации, возможность ее опровержение по суду[97]. «Суды общей юрисдикции вправе и обязаны обеспечивать должное равновесие при использовании конституционных прав на защиту чести и достоинства, с одной стороны, и свободу слова с другой»[98].

При изучении того, как и как часто суды общей юрисдикции обращаются к практике Европейского суда по правам человека, стоит отметить, что до сих пор такая практика не очень распространена. Частоту упоминания определенных положений-толкований ЕКПЧ Европейским судом можно географически даже ограничить определенными регионами. В основном практику ЕСПЧ при мотивировании своего решения упоминают суды Уральского, Приволжского и Сибирского округов, хотя в Центральном регионе также можно встретить упоминание указанных решений[99].

Наиболее развита практика применения решений Европейского Суда в гражданских делах о защите чести, достоинства и репутации, когда ответчиками являются какие-либо средства массовой информации. Суды общей юрисдикции РФ, в отличие от Конституционного Суда, с помощью позиций ЕСПЧ в большинстве своих решений заступаются за свободу выражения мнения.

Как будет выявлено из исследования практики российский судов, чаще всего нарушается свобода слова именно прессы, поэтому приведенная судебная практика касается, в  основном, защиты прав института распространения информации.

Перейдем теперь непосредственно к практической части данной работы и изучим решения судов общей юрисдикции в свете обращений к практике ЕСПЧ.

При вынесении решения[100] Орджоникидзевский районный суд города Екатеринбурга в поддержку аргументов ответчика указал, что «при разрешении споров о защите чести, достоинства и деловой репутации следует руководствоваться не только нормами российского законодательства (статьей 152 Гражданского кодекса Российской Федерации), но и в силу статьи 1 Федерального закона от 30 марта 1998 года № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» учитывать правовую позицию Европейского Суда по правам человека, выраженную в его постановлениях и касающуюся вопросов толкования и применения данной Конвенции (прежде всего статьи 10).

Так, обозначенные суд по иску о защите чести, достоинства  репутации в деле работницы ЖКХ и программы «Пусть говорят» по поводу высказывания в отношении другого работника ТСЖ «Вор! Он два миллиона украл!», не усмотрел в ее словах утверждение о факте.

Суд признал, что ответчик Голованова Т.И. высказывала свое мнение, сформированное на её собственном восприятии всей информации, касающейся деятельности истца и его сына в должности председателя ТСЖ. Утверждения ответчика являются типичным примером оценочного суждения, которое отражает субъективную оценку, данную ответчиком моральному аспекту поведения истца и его сына.

Кроме того, оспариваемое высказывание было сделано ответчиком в контексте темы телевизионной передачи, посвященной вопросу, вызывавшему общественный интерес - создание ТСЖ, работа правления ТСЖ, формирование расценок по коммунальным платежам.

При рассмотрении данного гражданского дела судом была учтена позиция Европейского Суда по данной категории дел, и приведена в мотивировке позиция Европейского суда о том, что, в то время как факты могут быть доказаны, правдивость оценочных суждений не поддается доказыванию[101]. Требование о доказывании правдивости оценочного суждения неисполнимо и само по себе нарушает свободу мнения, что является основной частью права, гарантированного ст. 10 Конвенции[102].

Также судом было указано, что статья 10 Конвенции не допускает ограничения свободы выражения мнения в сфере политических дискуссий, а также вопросов, представляющих всеобщий интерес[103]. И хотя в спорном случае было выражено мнение не в сфере политической дискуссии, тем не менее, сама тема, заявленная в телепередаче ««ЖКХ - Живи как хочешь» - представляет всеобщий интерес, что было подтверждено предоставленной в суд записью.

Псковский городской суд в деле № 2-2780/2011 о защите чести, достоинства и репутации в мотивировке своего решения неоднократно ссылался на практику ЕСПЧ. Перед судом стояла задача определить границы добросовестного опубликования общественно-значимой информации о деятельности сотрудников органов прокуратуры, а также оценить, не вышли ли действия ответчика за допустимые рамки критики в демократическом обществе.

Истец (прокуратура Псковской области) в своей позиции также ссылался на положение одного дела ЕСПЧ. Заявители указывали, что местная газета распространила не соответствующие сведения, порочащие честь, достоинство и репутацию сотрудников органов прокураты. В исковом заявлении отмечалось, что была опубликована информация о наличии в прокуратуре преступной группировки, о «крышевании» бизнеса. Таким образом, ответчики фактически утверждали об этом, а их возражения о том, что они цитировали иных лиц и делали в статье ссылку «поневоле поверишь в слухи», не существенно. Как было установлено лингвистическим исследованием, очень часто недобросовестные журналисты оперируют понятиями «мнение» и «слухи», чтобы уйти от ответственности.  Истец привел следующие позиции в поддержку своих аргументов: «статья 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод защищает право журналистов обнародовать информацию по вопросам, представляющим всеобщий интерес, однако при условиях, что они действуют добросовестно и на точной фактической основе, представляя «надежную и точную» информацию в соответствии с журналистской этикой. Так, в деле «Годлевский против Российской Федерации» Европейский Суд указал, что «заявитель действовал с осторожностью, избегая называть имена или звания сотрудников, которым были предъявлены обвинения по уголовному делу, до завершения судебного разбирательства…»[104].

Приведем некоторые выдержки из статьи, которую истцы требуют опровергнуть:

«Можно очень долго перечислять, каким недвижимым и движимым имуществом владеют прокуроры районов. Многих из них объединяет то, что имея в собственности одну, а то и две квартиры, они совсем не стесняются пользоваться еще и служебным жильем… Зачастую прокуроры страдают странной забывчивостью сдавать служебное жилье при переезде на новое место работы»;

«…начальник отдела по противодействию коррупции в прокуратуре Псковской области Б.А. не так давно занимал подобную должность в Р. прокуратуре. Но был уволен тамошним прокурором К.В. по его же словам за то, что «недостаточно искал признаки коррупции»»;

«… Ведь чем иначе объяснить, что кто-то берет взятки, кто-то «крышует» бизнес, кто-то улучшает свои жилищные условия за счет бюджета, покупая дома с бассейнами и квартиры с превышением метража? Поневоле поверишь в слухи, что, как и в любой ОПГ, в нашей РПГ тоже отстёгивают долю своему «папе», причем немалую – не менее 50 процентов».

Ответчик иск не признал, указывая, что выражения в статье носят сугубо личный характер. Подробно рассматривать доводы ответчика не представляется целесообразным в контексте данной работы, обратим внимание на мотивировку и выводы суда.

Рассматриваемое дело представляет собой конфликт между правом на свободу выражения мнения и защитой репутации, а конвенционный стандарт, как указывает Европейский Суд по правам человека, требует очень веских оснований для оправдания ограничений дебатов по вопросам всеобщего интереса.

В соответствии со статьями 3 и 4 Декларации о свободе политической дискуссии в средствах массовой информации, принятой 12 февраля 2004 года на 872 заседании Комитета Министров Совета Европы, государственные должностные лица могут быть подвергнуты критике в СМИ в отношении того, как они исполняют свои обязанности, поскольку это необходимо для обеспечения гласного и ответственного исполнения ими своих полномочий.

Суд начинает цитирование конкретных положений о толковании Конвенции из различных дел, рассматриваемых ЕСПЧ. Так, суд ссылается на позицию ЕСПЧ из Постановления от 07.12.1976 по делу «Хэндисайд против Соединенного Королевства»: «в соответствии с установившейся прецедентной практикой Европейского Суда свобода выражения мнения составляет одну из существенных основ демократического общества и одно из главных условий для его прогресса и самореализации каждого гражданина. С учетом положений пункта 2 статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, она распространяется не только на «информацию» или «идеи», которые благосклонно принимаются или считаются безвредными или нейтральными, но также на оскорбляющие, шокирующие или причиняющие беспокойство. Таковы требования плюрализма, терпимости и широты взглядов, без которых невозможно «демократическое общество»».

Также судебный орган обратился к Постановлению Большой Палаты по делу «Сюрек против Турции», где отмечается, что «пункт 2 статьи 10 Конвенции дает мало возможностей для ограничения политических высказываний или дебатов по вопросам, представляющим всеобщий интерес»[105].  

Далее приводится еще несколько выдержек из решений ЕПСЧ:

-Государственные служащие, находящиеся при исполнении обязанностей, подобно политикам, подпадают под более широкие пределы допустимой критики, чем частные лица (Постановление Европейского Суда по делу «Тома против Люксембурга», жалоба № 38432/97).

-Пресса исполняет важнейшую функцию в демократическом обществе. Хотя она не должна выходить за определенные рамки, в том числе в отношении репутации и прав иных лиц и необходимости предотвращения раскрытия конфиденциальной информации, тем не менее, ее обязанностью является распространение – способом, совместимым с ее обязанностями и ответственностью – информации и идей по всем вопросам всеобщего интереса (Постановление Европейского Суда от 24.02.1997 по делу «Де Хас и Гийселс против Бельгии).

-Не только у прессы есть задача распространять подобную информацию и мнения: общество имеет право на получение указанных сведений. В противном случае пресса не могла бы исполнять свою крайне важную роль «публичного контролера» (Постановление Европейского Суда от 25.06.1992 по делу «Торгеир Торгеирсон против Исландии»).

-Журналистская свобода распространяется на возможное использование в определенной степени преувеличений или даже провокации (Постановление Европейского Суда от 26.04.1995 по делу «Прагер и Обершлик против Австрии»).



Pages:     || 2 |
 




<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.