Автореферат кандидатской диссертации

«Советская коммунальная квартира: историко-социологический анализ (на материалах Петрограда-Ленинграда, 1917-1991)

Актуальность исследования. В течение последнего десятилетия общество претерпело значительные структурные и культурные изменения, связанные с введением новых политических институтов, новых форм собственности и экономических отношений, появлением новых культурных образцов и ценностных ориентаций. Тем не менее, структуры советского общества все еще явно присутствуют или ощущаются как контекст во многих структурах и в повседневных практиках людей. Необходимость осмысления прошлого и его значения для настоящего, возможность доступа к закрытым ранее источникам и, в то же время, достигнутая уже историческая дистанция являются предпосылками для возросшего интереса социальных историков, социологов, антропологов к повседневности советской эпохи и исследованиям советского человека как антропологического типа.

Одним из рудиментов советского общества является коммунальная квартира (КК). В 1994 году в целом по России в КК проживало 6,3% населения, в Москве – 12,5%, в Петербурге – 22,4%. По данным на 1999 год, коммунальные квартиры все еще составляли 13% городского жилищного фонда в Петербурге. Они остаются резервацией вынужденного коллективизма и взаимной зависимости, незащищенной приватности, надежды на государственный патронаж, озабоченности «выживанием». КК была одной из основных арен, где формировалась и воспроизводилась советская повседневность, поэтому исследование КК это своего рода археология советской повседневности (С. Бойм, С. Коткин, П. Мессана, Ш. Фитцпатрик). Широкие временные рамки исследования, охватывающие весь период существования Советского Союза, позволяют проследить изменения, которые происходили в данном социальном институте под влиянием структурных условий.

В диссертационной работе реконструируется история возникновения КК как типа жилья в контексте советской модернизации и трансформации социальной структуры, описывается становление и функционирование КК как социального института, анализируются стили жизни разных групп в КК. КК как социальный институт сформировалась в период становления институциональной системы и социальной структуры советского общества. Политика государства по созданию нового бесклассового общества выражалась не только в дискурсивных и практических мерах по дискриминации одних групп и создании структурных условий для восходящей мобильности других, но и в разрушении физических границ между группами. КК явилась экспериментом по изменению социальной структуры на микроуровне, объединив разные социальные группы в одном физическом пространстве на равных условиях.

Актуальность исследования определяется, с одной стороны, важностью изучения коммунальной квартиры как одного из социальных институтов советского общества и места формирования домашней повседневности горожан. С другой стороны, анализ символических границ между социальными группами и их пространственного выражения представляет собой большое значение для понимания функционирования советской социальной структуры на уровне повседневности. Проблема исследования заключается в следующем: КК воспринимается как привычный элемент советского быта и является недостаточно осмысленной как один из базовых институтов советского общества. Исследования, в которых затрагивается тема КК, носят, в основном описательный характер, и тиражируют клише о том, что КК явились воплощением государственного проекта по созданию «массового человека», где стирались социальные границы и формировалась тоталитарная психология (С. Бойм, П. Мессана, В.Семенова, К.Шлегель). Ни процесс и обстоятельства возникновения, ни функционирование КК как социального института не анализировались социологами. Остается также недостаточно исследованным вопрос, что происходило с символическими границами в ситуации вынужденного сожительства людей, социальная дистанция между которыми была достаточно велика.

Степень разработанности проблемы. Среди современных отечественных и зарубежных работ, в которых отводится место анализу жилищной ситуации, выделяются, с одной стороны, труды по городскому развитию и жилищному вопросу, и с другой, - по истории, социологии и антропологии советской повседневности. Работы Т. Кузнезовой, В.Э. Хазановой, Дж.Бейтера (J.Bater), Б.Рабла (B.A.Ruble) по советской жилищной политике и жилищному проектированию вводят нас в общий контекст городского развития в России и историю «жилищного вопроса». Исследования Дж. Ди Майо (J. Di Maio), О.Е.Трущенко, А.Мартини (A.Martini), Т. Соснового (Т.Sosnovy), Г.Мортона (H.Morton), посвященные анализу жилищной системы и политики в дореволюционной России и в СССР, важны для понимания специфики КК как типа жилья и ее места в советской жилищной системе. Отдельно стоит отметить работу архитектора В.Паперного «Культура Два», в которой архитектурные идеи 1920-50-х гг. и их воплощения рассматриваются как выражение двух типов культур – сначала культуры революционной эпохи, а затем периода стабилизации, установления новой социальной иерархии и укрепления государственной власти.

В советской социологии организация домашней повседневности (быта) и жилища изучалась в рамках исследований образа жизни и процессов урбанизации. Исследователи используют категорию "образа жизни" для изучения "способов организации людьми своей повседневной практики на различных уровнях социокультурного бытия (индивидуальном, групповом, общесоциальном)" (И.В. Бестужев-Лада, Е.М. Зуйкова, В.И. Рабинович, И.И. Травин и др.). Для данного исследования понятия «стиля жизни» и «организации повседневности» будут являться ключевыми, и поэтому исследования, посвященные городскому образу жизни и политике формирования "социалистического образа жизни" были важны для помещения анализа материалов в более широкий контекст и обоснования выводов. Отечественными исследователями города и жилища разрабатывались проблемы анализа городской социально-пространственной среды, городских процессов, городского планирования (А.А. Баранов, К.К. Карташова, Л.Б. Коган, В.Л. Ружже, О.Е.Трущенко и др.). Материалы социологических исследований 1960-1980 гг. (в частности, исследования ЦНИИЭПЖилища, опросы населения, проведенные ЛенЗНИИЭП) дают информацию об удовлетворенности горожан жилищными условиями, требованиях, предъявляемых потребителями к жилью, характере семейных и соседских взаимоотношений в разных типах жилья и т.д.

Методологически и тематически близкими к диссертационному исследованию является проект советского общества через призму индивидуальных биографий. Авторы сборника «Судьбы людей» на материалах исследования трех поколений москвичей представляют свой анализ жизненных траектории советских людей, стратегии передачи культурного капитала и социального статуса, социальной мобильности (Д.Берто, В.В.Семенова, Е.Мещеркина, Е.Фатеева и др.). Основанная на этом материале статья социолога В.В. Семеновой о коммунальных квартирах в Москве в 30-50-е годы, вышедшая в 1996 г., явилась первой русскоязычной публикацией, в которой предпринималась попытка осмыслить социальное и символическое значение «коммуналок». Выводы, сделанные в этой статье, являются источником предварительных знаний и гипотез для автора диссертации. Семенова приходит к заключению, что КК способствовали «переплавке» стилей жизни различных социальных групп в «советский», стиранию социальных границ, формированию массовой тоталитарной психологии. Семенова находит в организации жизни в КК многие черты тоталитарного общества и называет КК «лабораторией тоталитаризма». На символическом уровне КК воплощали «равенство в нищете», в то время как отдельные квартиры являлись признаком принадлежности к доминирующему слою, что подтверждается количественным исследованием жилищной мобильности. В то же время, автор статьи отмечает, что атмосфера КК значительно разнилась в зависимости от того, какая социальная группа была в ней доминирующей.

Понятие «тоталитаризм», используемое Семеновой, повергалось обширной критике в ряде работ, где доказывалось наличие даже в сталинскую эпоху не одобряемых идеологией и не контролируемых государством образцов поведения и закрытых для контроля пространств. Среди исследований, посвященных изучению повседневной жизни в СССР, взаимодействий государственной власти и способов выживания людей, можно отметить работы В.В. Волкова, В. Данхэм (V. Dunham), О.В. Хархордина, Н.Н. Козловой, Е.А. Осокиной, Г. Риттерспорна (G. Rittersporn). Результаты фундаментального социологического исследования советского человека как социокультурного антропологического типа изложены в книге «Советский простой человек» (под ред. Ю.А. Левады). В исследованиях C.Коткина (S.Kotkin), Н.Б. Лебиной, В.Чейза (W.Chase), Ш. Фитцпатрик (Sh.Fitzpatrick), А.Черных по социальной истории советского общества 1920-х-1930-х годов отводится место анализу жилищной ситуации, обстоятельствам возникновения и организации повседневной жизни в КК. Американский советолог Стивен Коткин в монографии «Магнитогорск. Сталинизм как цивилизация» одну из глав посвятил изучению жилищных условий жителей нового города. Его исследование показало, что концепция жилплощади являлась ключевым механизмом, который позволил реализоваться политике дефамилизации жилья в организации домов-коммун, КК, бараков, общежитий. Эти типы жилья становились объектами государственного контроля, удобными местами воспитания масс в духе новых ценностей, средствами манипуляции населением. С другой стороны, жилье являлось также пространством, в котором происходило творческое сопротивление набору предписанных правил.

В книге американского советолога Ш. Фитцпатрик (Sh.Fitzpatrick) «Повседневный сталинизм. Обычная жизнь в необычные времена» жилье анализируется как одна из сфер, в которых устанавливались отношения между индивидом и государством. Исследовательница определяет КК как неудачную попытку реализации идеологии коллективизма, в которой воплотились прямо противоположные намеченным в идеологических проектах практики. Фитцпатрик определяет практики как формы поведения, стратегии выживания и продвижения, которые люди развивают, чтобы справиться с определенными социальными и политическими ситуациями. В качестве основной черты советского человека выделяется его способность к выживанию в тяжелых ситуациях, тем самым подчеркивается способность к повседневному сопротивлению даже в условиях диктатуры.

Российский социолог А. Черных в социологическом экскурсе, посвященном становлению советского государства, исследует послереволюционную жилищную политику. Используя статистические исследования того времени и исторические данные, она описывает состояние жилищного фонда и результаты жилищного передела в Москве и Ленинграде. Однако представленное ею изложение истории решения жилищного вопроса страдает недостатком тщательной историко-социологической реконструкции. Автор, как и многие другие исследователи (историки и антропологи советской повседневности), не проводит четкого различения между домами-коммунами и КК, и рассматривают КК как инвариант дома-коммуны. При исторической реконструкции автор диссертационного исследования в большей степени опирается на работы петербургского историка Н.Б. Лебиной, в которых описывается возникновение домов-коммун и КК. Микроисторическая реконструкция быта и взаимоотношений в конкретных квартирах была проведена немецким историком Ю. Обертрейс (J.Obertreis) на базе архивных материалов.

Антропология КК представлена в исследованиях американского литературоведа С. Бойм «Common Places» (S. Boym) и современного петербургского этнолога И. Утехина. Бойм описывает КК как важный элемент советской повседневности и делает выводы об иллюзорности границы приватного и публичного в коммунальной квартире и действии механизмов строгого социального контроля через взаимозависимость жильцов и соседское наблюдение. В отличие от Бойм, которая строит свои рассуждения в основном на литературном материале и воспоминаниях о коммунальной жизни 1960-70-х годов, работы Утехина представляют наиболее полное и подробное на настоящий момент описание повседневности современных петербургских КК. Основанное на материалах интервью и включенного наблюдения в петербургских КК, исследование Утехина дает представление о современной КК. Нынешние КК все еще сохраняют многие практики советской повседневности, поэтому их анализ на микроуровне является своего рода дополнением к данному диссертационному проекту. В представляемой работе формирование и функционирование практик коммунальной жизни будет проанализировано в макроконтексте советской модернизации, жилищной политики, усиления государственной власти и социальной стратификации.

Большой интерес представляет также сборник, составленный журналисткой Паолой Мессаной (P. Messana), в которой собраны фрагменты нескольких десятков интервью с бывшими и нынешними жильцами коммунальных квартир в нескольких городах бывшего СССР. Эта работа позволяет сравнивать выводы, сделанные на материалах Ленинграда, с ситуацией в других российских городах.

Теоретические и методологические основания исследования проблемы. КК рассматривается в работе как социальный институт. Под социальным институтом понимается исторически сложившийся набор социальных практик, распространенных во времени и пространстве, организованных вокруг социальной потребности (А.Гидденс). Для описания процесса становления правил жизни в КК и ресурсов, неравное распределение которых вело к стратификации агентов в контексте института, будет использоваться теория стратегий и тактик французского философа Мишеля де Серто. Согласно его теории, стратегии присущи агентам, обладающим волей и властью, происходящей из принадлежности к институтам доминирующего порядка. Цель тактического действия, – не выходя за рамки предписанного социального порядка, используя «сильного», достичь своих целей, творчески трансформируя стратегию, создавая «антидисциплину». Институционализация тех или иных социальных практик происходит в борьбе стратегических и тактических маневров, пока не достигается их относительный баланс. Стратегические и тактические действия обнаруживаются на любом уровне: на макроуровне города - в виде жилищной политики властей и тактик жилища горожан; на среднем уровне КК как социального института – в виде проводимых властями мер по дисциплинированию и установлению правил общежития, с одной стороны, и тактиками самоорганизации и антидисциплины жильцов, с другой; на микроуровне уровне отдельной КК – в виде стратегий доминирования одних жильцов и реакций других. В работе будут проанализированы все три уровня.

Для анализа повседневных практик, локализованных в жилище, используются понятия социальной и пространственной организации Для анализа повседневных практик, локализованных в жилище, используются понятия социальной и пространственной организации. (E. Goffman, A. Rapoport).

Изучение системы доминирования в КК требует применения теоретических моделей, объясняющих связь распределения ресурсов и системы власти, взаимоотношения социального и физического пространств. Для этой цели в работе использовалась разработанная П. Бурдье (P.Bourdieu) теория капиталов (совокупности ресурсов) и логики практики. Процесс перераспределения ресурсов в пространстве КК анализировался с помощью понятий «социального исключения» и «узурпации», введенных Ф. Паркиным (F. Parkin).

Методы сбора социологической информации, включали анализ архивных материалов, официальных документов и прессы, биографические лейтмотивные интервью с жителями КК, включенное наблюдение в трех КК (1991-1998 гг.). Сочетание различных методов позволило сопоставлять информацию, полученную из разных источников, увеличивая достоверность данных.

Эмпирическую базу диссертации составили: 1) тексты, касающихся жилищного вопроса, опубликованные в период с 1917 по 1991 год в сборниках «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам», журналах «Бюллетень финансового и хозяйственного законодательства», «Жилец», «Жилищное дело», «Жилищное товарищество», «За социалистическую реконструкцию городов», «Архитектура Ленинграда», «Советская архитектура», газетах («Красная газета», «Ленинградская правда», «Строительная газета»), брошюрах, материалах бюджетных и статистических исследований и т.д.; 2) персональные документы. Основная их часть - лейтмотивные интервью с жителями города, сделанные диссертантом в 1997-99 гг. Использовались также интервью, сделанные в рамках других проектов. Всего было проанализировано 38 интервью с людьми разного возраста и социального положения (24-85 лет с преобладанием информантов старшего и среднего возраста), разных образовательных и профессиональных статусов (с преобладанием информантов с высшим образованием); 3) материалы Центрального государственного архива г. Санкт-Петербурга (ЦГА) - постановления городского управления коммунального хозяйства, отчеты собраний жилищных работников, статистические материалы и материалы обследований жилищных условий 1926, 1928 и 1967 годов, документы исполкомов, треста коммунальных домов и жилищных товариществ. В качестве дополнительного материала использовались записи из дневников включенного наблюдения и свидетельства о повседневной жизни (мемуары, воспоминания, литературные произведения, дневники, непровоцированные устные воспоминания).

Объектом исследования являются квартиры, относившиеся до 1991 года к государственному жилищному фонду Петрограда-Ленинграда, где проживало несколько съемщиков, не связанных друг с другом брачно-родственными связями. Данная работа сфокусирована на исследовании гетерогенных КК, средней и большой населенности (более 3 съемщиков), со среднестабильным составом жильцов, находившихся в центре города в старом фонде, т.к. именно они являлись наиболее распространенным и воплощающим типичные черты КК типом. Интервью и материалы по другим типам КК, отдельным квартирам, общежитиям привлекались как дополнительная информация.

Предметом исследования является возникновение и воспроизводство правил организации повседневности, образцов поведения (в том числе социально дифференцированных) и властных отношений в пространстве коммунальной квартиры.

Цель исследования состояла в том, чтобы изучить возникновение и функционирование КК как социального института советского общества. Для этого были поставлены следующие задачи: 1) проанализировать контекст и соотношение социальных сил, которые привели к возникновению КК как типа жилья и закреплению как социального института; 2) исследовать становление и воспроизводство правил коммунальной жизни; 3) выяснить, какие ресурсы структурировали отношения доминирования в КК, и проанализировать социальные последствия сосуществования в одном физическом пространстве социально разнородных индивидов и групп.

Научная новизна работы состоит в выборе данного объекта для социологического анализа, актуальности эмпирических и методологических задач исследования. В исследовании реализуется междисциплинарный подход, используются методы социологического, исторического и антропологического исследования. Коммунальный быт анализируется через социально-структурные категории. Осмысление взаимосвязи социального и физического пространств может быть полезно для исследований процессов социальной дифференциации и пространственной сегрегации как в современных коммунальных квартирах, так и в российских городах в целом.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. КК сформировалась в конце 20-х годов как социальный институт, встроенный в систему других институтов и практик советского общества. В диссертационной работе разрабатывается гипотеза, согласно которой дома-коммуны представляли собой идеологический проект властей, который не был удачно реализован, и поэтому в последствии был представлен как эксперимент. Массовое коммунальное расселение не являлось идеологическим проектом власти, а было непредвиденным результатом взаимодействий стратегий государства в жилищной сфере и тактик жилища горожан, происходивших в контексте старой социально-пространственной структуры города и становления нового общества
2. Процесс институционализации коммунальных квартир совпал с формированием советского общества - его социальной структуры и социального порядка. КК как социальный институт способствовала формированию и воспроизводству базовых принципов организации советского общества и усвоению жильцами КК базовых характеристик советского человека как антропологического типа.
3. Структурные характеристики коммунальных квартир в сочетании со стратегиями советского государства по упорядочиванию жизни в КК и социально дифференцированными тактиками жильцов (вос)производили специфические коммунальные практики повседневной жизни, которые закрепились в виде правил. Формирование правил коммунальной жизни происходило в процессе взаимодействия, с одной стороны, государственных стратегий использования жилья для дисциплинирования, культурного воспитанию и политического контроля граждан и, с другой стороны, тактик самоорганизации и сопротивления жильцов. Наряду с дисциплинарными характеристиками социально-пространственная организация КК, противоречащая индивидуализации, способствовала возникновению антидисциплинарных практик.
4. Одной из основных характеристик советской КК было вынужденное сожительство и взаимозависимость чужих и социально дистанцированных индивидов и семей. Несовпадение представлений об организации быта и превращение дома в публичное пространство вызывали необходимость вторжения на территорию КК внешних инстанций, подконтрольных государству. Тем самым открывались возможности вторжения государства в личную жизнь граждан.
5. КК как социальный институт обладала набором локальных ресурсов, распределение которых ранжировало жильцов. Основными локальными ресурсами были – жилплощадь и власть интерпретировать правила совместной жизни. Наибольшим статусом в КК мог обладать жилец, имеющий большую площадь, стаж проживания в данной квартире (дающий право на интерпретацию правил), обличенный властью уполномоченного.
6. В локальные ресурсы могли быть конвертированы ресурсы социальной позиции (ранга в обществе в целом) и ресурсы социализации (хабитуса). Наиболее востребованными ресурсами социальной позиции на территории КК являлись политически-административные ресурсы, социально-экономические («блат», доступ к дефициту), культурные. Наибольшим соответствием структурным условиям КК отличался хабитус «простых» (как «простые» информантами описываются, как правило, недавние мигранты из деревень или маленьких городов, с низшим или средним образованием, занятые в сфере неинтеллектуального и нетворческого труда). Обладание востребованными ресурсами в КК позволяло агентам осуществлять стратегические действия, вести привычный и соответствующий их статусу образ жизни узурпировать другие ресурсы.
7. В результате вынужденного разделения быта происходило заимствование практик «простых» другими социальными группами в КК. В отличие от обществ со стабильной структурой, где бытовые практики и стили жизни высших слоев (более цивилизованных) распространяются на остальное общество, в советском обществе, и в частности в КК, происходило постепенное уравнивание бытового уклада до уровня, характерного для «простых» - обладателей небольшого экономического, социального и политического капитала, крестьянского происхождения, усвоивших элементарные навыки городского (цивилизованного) поведения, ориентированных на ценности справедливости как равенства и материальные потребности, лояльность к государству при скрытом сопротивлении.
8. Длительное сожительство агентов, удаленных в социальном пространстве, не сгладило полностью символические социальные границы, потому что в ситуациях взаимодействия всегда были задействованы социально-структурные категории, выделяемые по неравному распределению ресурсов в обществе, и подчеркивались различия в хабитусах. В первом поколении жильцов КК представители разных социальных групп стремились укрепить символические границы. Во втором поколении границы ослабевали. При смягчении экономических, политических границ для жильцов КК (особенно «интеллигентов») оставались значимыми культурные границы, проводимые по стилю жизни, т.е. различение разных сред внутри коммунального сообщества. Это подтверждает важность исследования средовых различий для изучения социальной структуры советского (особенно послевоенного общества).

Научная и практическая значимость работы определяется возможностями ее использования для разработки учебных курсов по социологии и истории советской повседневности, в социально-исторических разделах музейных выставок, популярных изданий и телепередачах. Реконструкция социальной истории КК вносит вклад в изучение повседневности советского общества и изучение советского человека как антропологического типа. Осмысление взаимосвязи социального и физического пространств может быть полезно для исследований процессов социальной дифференциации и пространственной сегрегации как в современных коммунальных квартирах, так и в российских городах в целом.

Апробация работы. Результаты диссертационного исследования были изложены в опубликованных научных статьях автора и выступлениях на российских и международных конференциях и семинарах («Коммунальная квартира в системе социальной и жилищной стратификации», Европейский университет, Санкт-Петербуррг, 1998; «Возникновение коммунальной квартиры», Рэнвалл-Институт, Хельсинки, 1998; «Исследование habitus’а и стилей жизни жильцов коммунальных квартир», Центр независимых социологических исследований, Санкт-Петербург, 1999 и др.)

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав с изложением результатов исследования, заключения, приложений и библиографии.

Во введении обосновывается актуальность темы, анализируется степень разработанности проблемы, определяется объект исследования, формулируются цели, задачи и основные гипотезы исследования, излагаются теоретико-методологические основания исследования, описывается эмпирическая база и методы сбора материала.

В первой главе – «История ленинградской коммунальной квартиры» – анализируется формирование основных принципов советской жилищной системы и процесс возникновения КК в результате взаимодействия стратегий власти и тактик жилища. В первом параграфе кратко описывается жилищная ситуация в Петербурге-Петрограде перед революцией, дается характеристика социально-пространственной структуры города и жилого фонда. Во втором, третьем, четвертом и пятом параграфах рассматривается государственная и партийная жилищная идеология и практика в период между революцией и до конца 1930-х гг. в столкновении с уже организованным городским пространством, предыдущим опытом людей, их привычками, логикой практики и способами выживания.

Стратегии советской власти по отношению к жилью строились на следующих основных принципах: 1) государственная собственность на жилье, 2) справедливое (равное и рациональное) распределение жилья между трудящимися, 3) ответственность государства за обеспечение жильем всех граждан, 4) переход жилища граждан из частной сферы в подконтрольную государству, 5) включенность жилья в систему институтов контроля, воспитания и манипуляции гражданами.

В сочетании с политикой властей, направленной на достижение социальной однородности (бесклассового общества), развитие коллективизма, приоритетность индустрии над уровнем жизни населения, перечисленные выше принципы выразились в следующих мерах стратегиях власти в период военного коммунизма: муниципализация жилого фонда, жилищный передел, уплотнения, нормирование жилья по жилплошади, формирование системы контроля и учета за распределением и использованием жилья, пропаганда домов-коммун. Реакцией на эти меры были самоуплотнения жильцов, разрушение жилищ, захват помещений, неудача массового жилищного передела, неприятие домов-коммун. Уплотненные «барские квартиры» представляли собой первые советские «коммуналки».

Отсутствие программы жилищного строительства, экономический кризис, первостепенность других задач и недостаточная консолидация власти привели к тому, что в 20-е годы власть часто была вынуждена действовать тактически в сфере обращения с жильем, отвечая на вызовы ситуации и действия горожан, адаптируя предложенные ими практики. В период НЭПа в качестве компромиссов между проектами власти и жилищными практиками горожан выступали возвращение к институту квартиронанимателей и квартирохозяев (частной собственности и аренды), учреждение жилищных кооперативов, возврат к дифференцированной оплате жилья. В результате адаптации этой политики горожанами начала восстанавливаться городская социально-пространственная сегрегация, возобновились попытки ограждения жилищ от вмешательства государства. Самоуправление в кооперативах с социально смешанным составом или объединяющих «пролетариев», не имеющих опыта управления, было малоэффективным. Дома, оставшиеся в собственности местных советов, объединяются в Трест коммунальных домов, квартиры в которых также называются «коммунальными».

Власти стремились использовать сложившуюся жилищную систему для контроля и дисциплинирования масс, реализовывать концепцию жилища как воспитывающей и формирующей человека среды. Власти стремились использовать сложившуюся жилищную систему для контроля и дисциплинирования масс, реализовывать концепцию жилища как воспитывающей и формирующей человека среды.

С середины 20-х годов происходит возвращением к революционным идеалам равенства, классовой однородности, государственной собственности, и возобновляется пропаганда домов-коммун как образцового типа жилья для социалистического города и коллективизации быта. Идеологическая концепция образцового жилья в этот период может быть описана как «жилье-фабрика». Однако привычный семейный уклад домашней жизни был более ценен для горожан, и эти идеи не получили массовой реализации. Жилищные потребности основной массы горожан по-прежнему заключались в получении отдельной квартиры.

Необходимость мобилизации ресурсов для индустриализации и увеличение населения города привели к обострению жилищного кризиса. Чтобы получить свободы распоряжения жилищным фондом и возможность дальнейших уплотнений и усиления контроля над гражданами, власти в 1929 году упразднили институт квартирохозяев и квартиронанимателей и объявили все квартиры муниципального фонда коммунальными. С этого момента эти квартиры стали заселяться по распоряжению местных советов и полностью перешли под контроль государственных органов. Увеличилось разнообразие социального состава квартир, что приводило к конфликтам интерпретаций правил совместной жизни. Вокруг коммунальных квартир формируется система институтов, в чьи функции входит контроль, дисциплинирование граждан, разрешение конфликтов, культурное и санитарное просвещение, воспитание политической лояльности. Жилищный кризис и государственная собственность на жилье открывали возможности использования жилья как механизма манипулирования. С помощью административных выселений «нетрудовых элементов» власти получали дополнительные площади и формировали социальную структуру города, стремясь к максимальной однородности.

В тридцатые годы вернулись многие «традиционные» ценности. Прежде всего, изменилось отношение идеологов к семье: вместо уничтожения она получила статус основной «ячейки общества». Изменился и модус соотношения публичного и приватного: частное по-прежнему не поощрялось, но индивидуальное и семейное, открытое для контроля коллектива, стало нормой. Вновь возвращается понятие уюта и «дома», но который был бы подконтролен государству.

В 30-е годы жилищная политика государства обрела внутреннюю логику и эффективные механизмы реализации, что связано с укреплением государства и стабилизацией социальной структуры. В эти годы сформировалась новая социальная иерархия, сложилась стратификационная модель, названная впоследствии этакратической. Новая элита диктовала новый жилищный стандарт – благоустроенные отдельные квартиры. Поэтому в жилищной политике ориентация на дома-коммуны сменяется проектом по строительству отдельных квартир. Отдельная квартира в 30-е годы становится наградой за особые заслуги перед государством. Паспортизация и введение прописки являлись механизмами управления мобильностью граждан, влияния на социальную структуру, трудовой мобилизации граждан. Институт коммунальных квартир использовался для осуществления контроля работы этих механизмов. В 1937 году жилищные кооперативы были упразднены, и весь жилой фонд перешел в управление местных советов, что означало полную свободу государства в обращении с жильем.

К середине 30-х годов в КК сложилась система правил бытового поведения, закрепленная в «Правилах внутреннего распорядка», и властная иерархия. Сменившие квартиронанимателей квартирные уполномоченные обязаны были выполнять не только функции поддержания порядка в квартире, но и сотрудничать с жилищными и милицейскими органами. КК оказались способны выполнять некоторые функции, которые в предшествующих проектах власти предписывались домам-коммунам, - дисциплинирования, коллективного использования инфраструктуры дома и подсобных помещений, горизонтального и вертикального контроля.

КК как тип жилища включала следующие характеристики: проживание нескольких квартиросъемщиков, государственная собственность на эту жилплощадь, распределение жилплощади государством, а как следствия этого - невозможность влиять на выбор соседей, социально разнообразный состав жильцов. Такая «классическая» коммунальная квартира сформировалась и стала в Ленинграде самым распространенным типом жилья в 30-е годы.

В шестом параграфе первой главы рассматривается воспроизводство КК в послевоенные годы. Приводится краткое описание жилищной политики в период массового жилищного строительства и анализируется влияние изменения жилищного стандарта на статус и социальный состав КК. Несмотря на идеологическую установку на массовое строительство отдельных квартир и принцип посемейного заселения, КК воспроизводились благодаря существующим элементам советской жилищной системы: нормированию по жилплощади, административному распределению жилья, прописке, государственной собственности на жилье.

В конце первой главы подводится итог анализа истории возникновения советской КК. Вариант совместного проживания нескольких семей в одной квартире предусматривался властями, он не расценивался как соответствующий идеологической модели и основной тип расселения. Появление коммунальных квартир зависело от множества факторов, которые совпали во времени, и произвели незапланированный эффект. Наиболее важными факторами являлись следующие: структура жилищного фонда города; политика ускоренной модернизации (означавшая приоритет развития промышленности, ускоренная урбанизация, мобилизация ресурсов); жилищная политика, основывающаяся на принципах государственного распоряжения и контроля за жильем, нормирования жилплощади, открытости дома граждан для вмешательства государства и отсутствие ценности приватности, использования жилья для манипуляций населением, провал стратегии коллективизации быта и организации самоуправления в ЖАКТах. Результатом стало принудительное совместное проживание чужих людей (семей) с различными (дис)позициями, но формально равными правами, под контролем государственных инстанций.

Во второй главе – «Правила организации повседневности в коммунальной квартире» - с помощью концепций стратегий и тактик М. Де Серто и концепции социального института А. Гидденса анализируется процесс становления правил коммунальной жизни и дается их насыщенное описание. Основная цель этой главы - показать, что структурные характеристики коммунальных квартир в сочетании со стратегиями советского государства по упорядочиванию жизни в КК и социально дифференцированными тактиками жильцов (вос)производили специфические коммунальные практики повседневной жизни, которые закрепились в виде правил.

КК характеризуется институциональным типом пространственной структуры, вынужденным сожительством чужих и социально далеких людей, уравненных в правах и обязанностях по отношению к общей площади. Структурные характеристики ведут к следующим принципам социальной организации: дисциплинирующему соприсутствию, вынужденной взаимозависимости и взаимопомощи, публичной приватности.

В первом параграфе описывается трансформация пространственной структуры семейной, «барской» квартиры в коммунальную и анализируется взаимозависимсть жильцов через использование общей площади и оборудования, описываются функции мест общего пользования. Для описания социально-пространственной структуры КК применяется понятия «обстановка», используемое социологом интеракционистского направления И.Гоффманом (E. Goffman) и антропологом А. Рапопортом (A. Rapoport). Понятие «обстановка» позволяет описывать пространство в совокупности с осуществляемой в нем деятельностью и соответствующими правилами поведения.

Превращение квартиры в коммунальную в пространственном отношении означало в первую очередь разделение пространства на комнаты жильцов и места общего пользования. Пространство начинает делиться по «клеточному» принципу – семья-комната, появляется длинный коридор. Такая структура характерна для дисциплинарных пространств, предназначенных для эффективного контроля. Происходит «переворачивание» последовательности расположения комнат от наиболее публичных к наиболее приватным, характерным для «дома». В КК места, предназначенные для интимного пользования (ванная, туалет), как правило, оказываются в самом контролируемом соседями месте. Комнаты жильцов лишаются полуприватных, буферных зон. После уплотнения квартир разными семьями, произошло и «уплотнение» обстановок, характерных для «дома», в пространство одной комнаты, что вызвало необходимость функционального внутрикомнатного зонирования.

Следствием институционализации пространства КК является возникновение системы горизонтального контроля, который предполагалось осуществлять в домах-коммунах. КК становится вынужденным коллективом, не связанным общими целями, идеалами, сознательным служением общему делу, но взаимной зависимостью и сожительством.

Второй параграф посвящен анализу «жизни на людях» - публичной приватности в КК. Совместное проживание чужих людей заставляет привносить в домашнюю повседневность правила публичного поведения. Сфера приватного определяется полнотой легитимного контроля агента над релевантной для него коммуникацией, информацией, территорией, который дает возможность регулировать условия проникновения других в эту сферу, принимать внутри нее автономные решения. Категории «приватности», употребляемые информантами, - «свое», «личное», «закрытое». Эти понятия определяют три составляющие «приватности»: «свое» - категория принадлежности и контроля; «личное» («семейное» или «индивидуальное») - категория, указывающая на субъекта, вокруг которого организована приватность, и на автономность его решений и ответственности; «закрытое» - означает визуальную непроницаемость и контроль субъекта над включением и исключением других. «Своему» противостоит «чужое», «соседское», «общее», «ничье», «личному» противостоит «общественное», «коллективное», «закрытому» – «открытое», «доступное». Наличие субъекта, его собственности и свободы распоряжения ею при закрытости от других и контроле внешнего вмешательства позволяет назвать что-либо (обстановку, информацию, мероприятие, событие жизни) «приватными». Специфика КК состоит в том, что такое сочетание оказывается практически невозможным. Стратегия государства, направленная на открытость и подконтрольность частной жизни и нормирование жилплощади, "не чувствительное" к семейным ценностям, реализовывалась в КК в условиях сложившийся пространственной организации, совместного пользования оборудованием и вынужденном сожительстве чужих семей.

Сложившиеся в результате самоорганизации жильцов практики были продиктованы тактиками совладания с ситуацией (coping behaviour): практики очередности, вертикального и горизонтального контроля, соседской коммуникации, регуляции эмоциональных и телесных проявлений, справедливого распределения и выяснения справедливости, соседской помощи, защиты приватности и разграничения и маркирования пространства. Некоторые из них были кодифицированы, и для обеспечения следования им были созданы или привлечены другие институты (ответственные квартиросъемщики, милиция, дворники, товарищеские суды, комиссии при домоуправлениях). Вынужденное сожительство социально далеких людей с разными представлениями об организации повседневности вели к конфликтам, которые жильцы были вынуждены разрешать с помощью внешних (подконтрольных государству) инстанций. Таким образом, государство активно вовлекалось в процесс институционализации правил жизни в КК.

Стратегии государства были направлены на использование социально-пространственных характеристик КК для осуществления стратегий дисциплинирования и политического контроля жильцов, поддержания публичной приватности, соблюдения принципов справедливости, равенства, коллективизма. Но наряду с дисциплинарными характеристиками социально-пространственная организация КК, противоречащая индивидуализации, способствовала возникновению антидисциплинарных механизмов таких как, социальный паразитизм, ориентация на внешний контроль, уход от ответственности и контроля, круговая порука. Они находили свое воплощение в практиках равнодушного отношения к общему пространству, пьянства, хулиганства, разбирательств, воровства, симуляции, «блата» и др. Таким образом проявлялась диалектика институционального контроля (A. Giddens) и осуществлялось влияние «слабых» (жильцов) на «сильных» (государство, представленное в кодифицированных правилах и персонифицированное в своих представителях). Некоторые практики, сложившиеся в результате этой повседневной борьбы, закрепились в виде оппозиционных наборов практик: распределение общих трат, но при этом мелкое воровство; равнодушие к общему пространству, но внимание к жизни соседей; эмоциональная открытость, но при этом подозрительность; резкая смена эмоционально насыщенного отношения между соседями полным равнодушием; угощения и взаимопомощи угрозами и придирчивостью. Изначально власти пытались создать так называемый новый быт и социалистический образ жизни, основанные на принципах коллективизма, равенства и дисциплины. Эти принципы должны были реализоваться в домах-коммунах, но после неудачи этого проекта стали воплощаться в КК. Столкнувшись с повседневным опытом и логиками практики людей, эти начинания трансформировались в «образ жизни при социализме».

В третьей главе «Социальная стратификация в коммунальной квартире» предлагается анализ внутренней стратификации жильцов в КК, прослеживается взаимообусловленность физического и социального пространств. В сфере социальной структуры политика гомогенизации и формирования советских людей выражалась в дискурсивных и практических мерах по разрушению физических и символических границ между социальными группами. Государство, обладая властью номинации и мегакапиталом, создавало структурные условия для перераспределения капиталов в экономическом, правовом, социальном, политическом, культурном полях. Однако под влиянием индивидуальных и коллективных стратегий людей складывалась социальная структура, сочетающая несколько стратификационных моделей и с трудом определяемая аналитически.

Предлагаемый анализ основывается на положении, что повседневные схемы различения являются центральными измерениями повседневного восприятия социального неравенства. Для описания отношений доминирования используется теория капиталов и их конвертации П. Бурдье. Согласно этой концепции, властная позиция того или иного агента в определенном социальном поле определяется структурой и объемом капиталов, необходимых для осуществления успешных стратегий в этом поле. Позиция индивида в социальной структуре КК определялась наличием или отсутствием у него трех видов ресурсов: локальных ресурсов (главным образом, освоенного пространства и власти интерпретировать правила), ресурсов социальной позиции и ресурсов хабитуса (социализации). Обладание этими ресурсами в КК придавало логике практики агентов стратегическую направленность, а отсутствие - вынуждало к тактическим действиям и поиску ресурсов для обратного контроля.

К основным локальным ресурсам КК относятся площадь комнаты и освоенного пространства мест общего пользования, стаж проживания в квартире. Именно эти локальные ресурсы воспринимаются как легитимные и придают авторитет и влияние агентам, позволяющие использовать право на установление и интерпретацию правил коммунальной жизни (право легитимного насилия). Статус жильца в коммунальной квартире определялся также ресурсами, которые предоставляла его позиция в системе стратификации советского общества. Ресурсами социальной позиции, которые «придавали вес» жильцам, были экономические ресурсы, ресурсы профессиональных навыков, политико-административные ресурсы, ресурсы социальных сетей, культурные и образовательные ресурсы, моральные ресурсы. Наличие таких ресурсов придавало жильцу престиж в глазах соседей, который мог быть конвертирован в локальный политический капитал – власть в КК.

Важным ресурсом в КК являлся ресурс социализации (хабитус) агентов, т.к. хабитусы одних групп порождали практики, более приспособленные к «правилам игры» в КК, увеличивая шансы в борьбе за дефицитные ресурсы института. КК как социальный институт «отбирала» хабитусы и стратегии, соответствующие ее структурным характеристикам, и как один из социализационных институтов участвовала в формировании «советского человека» как антропологического типа.

В работе подробно анализируются категории «простые» и «интеллигенты», которые чаще всего использовались информантами для проведения социальных различий. Обе категории описываются как комплексные, обозначающие уровень образования, профессиональный статус, а также определенную социализацию и хабитус. На примере этих выделенных информантами социальных групп в работе рассматривается, каким образом ресурсы социализации (культурные и моральные) могли быть реализованы в определенных стратегиях и тактиках поведения на коммунальной сцене.

Элементы «интеллигентского» хабитуса, реконструированные из интервью: отстраненность от бытовых проблем и материальной стороны жизни, приоритет творчества и духовного развития, восприятие быта как сферы необходимости; стремление к разнообразному и «культурному» досугу, наличие широких социальных сетей, толерантность к другим, ценность индивидуальности и приватности; способность к контролю своих эмоций в публичных пространствах.

Для "простых" базовыми являются следующие характеристики: ориентация на элементарные условия выживания и физического воспроизводства, приоритет материального потребления над духовным, значимость родственных связей, предпочтение функционального удобства сохранению приватности, ориентация на «культурный минимум» (чистота, порядок, уют, дисциплинированность). Здесь мы встречаем тот набор культурных навыков, которых предназначался для рабочих в период кампании культурности (30-е гг.), и, как видно, был ими успешно усвоен. КК как социальный институт складывалась под влиянием тех же представлений о культурности, и в ней должна была воплощаться идея "культурного жилища". Другой специфической чертой хабитуса "простых" является стремление однозначно позиционировать себя во властных отношениях. Это выражается как в заявках на власть, так и в пространственных захватах. Информанты называют этот процесс «поставить себя». Навыки, которыми обладали "простые" оказались более всего востребованы в КК и явились тем ресурсом, который вкладывался в стратегию поведения в КК.

Различия в хабитусах «простых» и «интеллигентов» ведут к различным стратегиям поведения в КК. Основные различия проявляются в стратегиях урегулирования общей повседневности и согласования действий; проведения границы публичного и приватного; взаимоотношения с соседями и влияния на общую жизнь. Для "интеллигентов" характерна стратегия переговоров и достижения стабильных конвенций о правилах и способах взаимодействия с соседями. Этот процесс называется интеллигентами "достижением договоренности", "организацией быта", "установлением норм". "Простые" склонны к постоянным спорам о справедливости тех или иных установлений, что приводит к частым эмоциональным разбирательствам.

Для сохранения приватности «интеллигенты» используют тактики избегания, установления буферных зон, формализации отношений с соседями через вежливость и неэмоциональность, вынесение активности за пределы квартиры (активный, внедомашний досуг). Люди, воспитанные в просторных квартирах и привыкшие к «отдельным» столовым, спальням и т.д., оказавшись в коммуналке, предпочитали приватность функциональной дифференциации помещений.

"Простым" была свойственна стратегия "приватизации" общего пространства КК, его "освоение" и склонность толковать длительное сожительство в семейно-родственных и общинных категориях: "мы в одной стае", "как семья", "столько лет живем, уже как родственники друг другу". Соответственно публичное пространство МОП в большей степени воспринимается ими как "свое" и поэтому делает необязательными некоторые правила публичного поведения. В частности, исчезает строгость телесной идиомы и эмоционального регулирования, приватного пространства. Это выражается в вынесении семейных или личных дел в публичное пространство (воспитание детей, ссоры супругов, обсуждение личной жизни с соседями, вынесение суждений о жизни соседей), гораздо более откровенных эмоциональных проявлениях (крики, слезы, выражения радости) и телесной свободе ("домашняя" одежда, драки, мытье в кухне при присутствии соседей). Для них более важным оказывается овладение пространством, функциональное удобство, а не поддержание семейной закрытости.

Такое поведение агентов с разными социальными позициями и хабитусами подтверждает выводы Гоффмана о зависимости статуса индивида и его концепции территориальности: чем выше ранг у человека, тем больше размеры всех его личных территорий и тем строже он контролирует соблюдение границ. Материалы интервью свидетельствуют, что при невозможности контроля общественных территорий люди, социализированные в условиях, соответствующих высокой социальной позиции, предпочитают сократить свои пространственные претензии, но усилить контроль за границами «своего» пространства. Их символические границы имеют большую тенденцию к физическому выражению.

Разные наборы и объемы ресурсов у представителей социальных групп, проживающих в КК, приводят к стратификации и стратегиям перераспределения власти. Одна и та же группа может быть агентом разнонаправленных действий: быть «исключенными» и «исключающими». Это дает возможность в конкретных ситуациях производить уравнивание исключений или превосходств. «Исключенные» по критерию культурности (объему культурного, инкорпорированного капитала) стремятся повысить свой престиж (и соответственно престиж группы) путем демонстрации своего превосходства в других иерархиях (в которых позиция достигается быстрее). Основная борьба на территории КК разворачивалась за установление вида капитала, который давал бы наибольшие возможности для освоения пространства и интерпретации правил. "Интеллигенция" пыталась осуществить доминирование на основании обладания культурным капиталом, "простые" - с использованием административных ресурсов (стратегии государства) и ресурсов "народного" хабитуса. Важность именно административного, культурного капиталов и ресурса хабитуса объясняется тем, что с одной стороны, КК была социальным институтом, вписанным в систему социального контроля и дисциплинирования, а с другой - основные различия между группами выражались в стилях жизни.

Претензии на культурное доминирование "интеллигентов" отчасти были поддержаны установкой государства на образцовый социалистический стиль жизни, включавший ориентацию на духовное, интеллектуально-этическое развитие и на инструментальное отношение к материальным благам, "освоение культурных ценностей и использование их в своей повседневной практике". Другим компонентом декларируемого "социалистического образа жизни" была "социалистическая мораль и нравственность ", апелляция к которой использовалась чаще "простыми" как реакция на культурное доминирование.

Обе группы оказались в КК в ситуации, когда они вынуждены были сталкиваться с чуждыми им практиками каждый день и, более того, вынужденно разделять их. Взаимозависимость через пространство и вещи навязывает одним группам практики других, обостряя восприятие социальных различий, но в то же время, создавая условия для заимствований. В качестве доминирующих практик в КК закрепились практики "простых".

Через различение стилей жизни в КК воспроизводилось социально-профессиональные, образовательные различия и различия в происхождении. Культурно доминирующие группы использовали стратегии дистанцирования от групп с отличным от их хабитусом. Эти различия могут быть проинтерпретированы как классовые (Бурдье) или средовые (немецкая традиция). Проводя символические границы, "интеллигенты" говорят о «другой среде», другом «образе жизни». Упорядоченные иерархически стили жизни разных сред являются элементами системы социального неравенства. В Западной Европе, когда произошло относительное уравнивание уровня жизни всех категорий, исследователи начали говорить о горизонтализации социальной структуры: при повышении среднего уровня жизни экономические критерии становятся не столь определяющими, а на первый план выходят культурные различия и различия в образе мышления. В нашем случае, когда дифференциация условий жизни в КК была сведена к минимуму, также увеличилось культурное расслоение, и активизировался процесс образования социальных сред.

Наиболее высокий статус в КК мог иметь жилец, обладающий большими пространственными ресурсами, стажем проживания в данной КК, административным капиталом и хабитусом "простого", позволяющим вкладывать эти капиталы в стратегию узурпации пространства, борьбы за легитимацию их представлений об организации жизни в КК. КК как социальный институт способствовала тому, что практики "простых", во многом воспроизводившие "крестьянские" практики, были распространены на другие слои. В КК воспроизводилась ритмичность жизни, задаваемая очередностью, низкая степень индивидуализации, поддерживаемая отсутствием приватности и взаимозависимостью, использование моральной экономики для выживания (взаимопомощь, вынужденная щедрость), тактики сопротивления дисциплинированию.

В выводах третьей главы делаются обобщения о взаимосвязи социального и физического пространств в КК. Отсутствие социально-пространственной сегрегации в КК и необходимость заимствования практик привели к изменению представлений о социальной структуре. Исчезли символические границы между группами, которые в дореволюционной социальной структуре находились в разных позициях в политическом и экономическом полях, но в близких позициях в культурном поле (например, дворяне и интеллигенция). Появились новые границы, проведенные по критерию наличия административного капитала. С одной стороны, повседневная стратификация упрощается - информантами выделяются две основные категории, навязанные легитимным представлением о городской социальной структуре - "простые" и "интеллигенция". С другой стороны, происходило расслоение этих больших групп на среды, образованные на основе общности интересов и объединяющие единомышленников. Однако утверждение В. Семеновой о "переплавке" стилей жизни в КК не вполне подтверждается на нашем материале, т.к. значимые элементы стиля жизни (проведение досуга, практики приватности и организации пространства, ориентация на материальное или духовное воспроизводство) продолжали оставаться "разграничительными полосами" для выделения социально близких или далеких групп.

Возвращаясь к предположению Бурдье о сохранении символических границ при физическом сожительстве разных групп, необходимо отметить разницу в структурных условиях анализируемого им общества и советского общества 1920-х –1930-х годов. В достаточно стабильных обществах, где вне данного физического пространства агенты обладают своими позициями, поддерживаемыми дискурсивными и практическими действиями государства и признанием в обществе их капиталов. Растворение некоторых границ на микро-уровне КК в большей степени было следствием макро-трансформации социальной структуры советского общества, чем пространственной близости. В первые послереволюционные десятилетия для одних групп на первый план вышла борьба за сохранение идентичности, а другие группы, наоборот, были готовы к принятию новых идентичностей и вступлению в борьбу за ресурсы и символическую власть. Поэтому в КК поддерживались, во-первых, те символические границы, которые менее всего зависели от структурных условий, а в большей степени являлись элементами идентичности (морально-культурные) и, во-вторых, сформировавшиеся под влиянием новых структурных условий и способов мобильности (административно-политические, образовательные). Через процесс конвертации ресурсов социальной позиции и социализации в локальные ресурсы КК происходило подтверждение легитимности видов ресурсов, признаваемых в обществе, и воспроизводилась социальная структура.

В заключении диссертации излагаются основные выводы работы.

Общие идеологические основания и обстоятельства формирования советского государства, общества и КК обеспечили не только аналогичность структуры (вынужденное объединение уравненных единиц), но и сходство правил взаимодействия между агентами и их представлений о разделяемом пространстве. КК воплотила в себе успехи и неудачи проекта революционных изменений. Идеологический проект дома-коммуны не был успешен и поэтому в последствии был представлен как эксперимент. КК были незапланированным результатом повседневной борьбы между государством и горожанами в контексте становления новой социальной структуры и мобилизационной экономики. Они стали доминирующим типом городского жилища в крупных городах, и явились стихийным социально-пространственным экспериментом.

Конкретные образцы поведения, реализующиеся в КК, имеющие разнообразные мотивы и ситуационные контексты, были связаны с социальным порядком советского общества. Характеристики КК - вынужденная взаимозависимость, усиленный социальный контроль, публичная приватность - могут быть найдены во многих местах и институтах советского общества. Поэтому "коммунальные" образцы поведения и схемы мышления могли быть легко приложимы в других типичных повседневных ситуациях.

В КК формировались установки, ценностные ориентации и образцы поведения, характерные для советского человека как носителя определенной системы социальных институтов. Проведенное исследование подтвердило основные выводы о характеристиках «советского человека» как антропологического типа, сделанные на основе анализа материалов социологического исследования, проведенного ВЦИОМ в 1989 году. Материалы, собранные в рамках диссертационного проекта, позволила также более подробно и насыщенно описать эти характеристики, проанализировать их «приложение» в пространстве КК и взаимоотношения «простых» людей с представителями интеллигенции.

В результате вынужденного разделения быта происходило заимствование практик «простых» другими социальными группами в КК. В отличие от обществ со стабильной структурой, где бытовые практики и стили жизни высших слоев (более цивилизованных) распространяются на остальное общество, в советском обществе, и в частности в КК, происходило постепенное уравнивание бытового уклада до уровня, характерного для «простых» - обладателей небольшого экономического, социального и политического капитала, крестьянского происхождения, усвоивших элементарные навыки городского (цивилизованного) поведения, ориентированных на ценности справедливости как равенства и материальные потребности, лояльность к государству при скрытом сопротивлении.

КК как тип жилища превалировала в советских больших городах - «крестьянских метрополиях» (Hoffman), урбанизированных по характеру труда, территории, плотности и численности населения, но с недостаточно развитой городской культурой. КК не выполняла одну из основных функций городского жилища – защиты приватной жизни. КК препятствовала формированию автономного индивида и дифференциации приватной и публичных сфер, тем самым, замедляя процесс актуальной урбанизации. В ней сочетаются урбанистические, традиционные и введенные властью, «советские» механизмы контроля, распределения ресурсов, освоения жилища, бытовой дисциплины.

Длительное сожительство агентов, удаленных в социальном пространстве, не сгладило полностью символические социальные границы, потому что в ситуациях взаимодействия всегда были задействованы социально-структурные категории, выделяемые по неравному распределению ресурсов в обществе, и подчеркивались различия в хабитусах. В первом поколении жильцов КК представители разных социальных групп стремились укрепить символические границы. После трансформации социально структуры многие границы оказались лишены легитимной поддержки - ресурсов, которые охраняются с помощью ограждения. Символическая дистанция в этом случае была важна для защиты идентичности и тех инкорпорированных ресурсов, которые не могли быть узурпированы революционным путем. Во втором поколении символические границы ослабевали. Но при смягчении экономических, политических границ для жильцов КК (особенно «интеллигентов») оставались значимыми культурные границы. Они проводились по стилю жизни и позволяли различить разные среды внутри коммунального сообщества. Акцент на стиле жизни при проведении социальных разграничений подтверждает важность исследования средовых различий для изучения социальной структуры советского (особенно послевоенного) общества.

КК как социальный институт сформировалась в период становления советского общества и была встроена в систему других институтов, также являвшихся результатами реализации доминирующих дискурсов о жилище, семье, приватном и публичном пространствах, социальной структуре, дисциплине и пр. КК как социальный институт советского общества разрушается в период трансформации старой институциональной, социальной и жилищной систем. Исчезают как положительные, так и отрицательные черты КК: ослабляется государственное управление, исчезает политический и ослабляется социальный контроль, не сохраняется следование правилам, увеличиваются возможности сохранения приватности, уменьшается взаимопомощь и поддержка, социальная смесь сменяется агрегацией «социально слабых» групп и пр. Жизнь в КК оказалась еще более тяжелой без сильного и дисциплинирующего государства, потому что ситуация принудительного уравнивания и сожительства требует авторитарной власти или внешней дисциплины.

Автором делаются выводы о роли КК в формировании представлений советских людей о доме их жилищных практик. Ограничения, накладываемые жизнью в КК, не давали людям возможности творческого освоения дома. Поэтому КК не могла проявить себя как институт идентичности. При неудаче ограждения приватности или вовлечения соседей в свою приватную сферу, у человека происходило отчуждение от жилища, и он стремился к поддержанию своей идентичности в других, внедомашних пространствах. Происходило сужение функций КК до элементарных функций жилища (физического воспроизводства, осуществления хозяйственно-бытовой деятельности, пассивного досуга).

В заключении отмечаются темы и проблемы, которые остались за рамками исследования. В частности, в работе было уделено недостаточно внимания положительным характеристикам КК. Обратной стороной вынужденной взаимозависимости является взаимопомощь (отчасти тоже вынужденная). Соседские контакты использовались для решения проблем материального характера (одалживание денег, вещей, оказание услуг блата), для помощи в быту (ремонт бытовой техники) и в воспитании детей, для получения психологической поддержки. КК помогали людям выживать в системе дефицита и слабости социальной инфраструктуры.