Министерство образования и науки Российской Федерации

Российский химико-технологический университет

им. Д.И. Менделеева

Г.И. Козырев

Жертва в социальном конфликте:

реальность и виртуальность

Монография

Москва

2010

Р е ц е н з е н т ы:

доктор философских наук, профессор кафедры социологии культуры

социологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

Ф.И. Минюшев;

зав. кафедрой социологии РХТУ им. Д.И. Менделеева

доктор философских наук, профессор

С.А. Губина

Козырев Г.И.

Жертва в социальном конфликте: реальность и виртуальность. Монография.

В монографии предпринята попытка теоретического и методологического обоснования нового научного направления – исследование «жертвы» как социального феномена и целенаправленно конструируемой социальной реальности в конфликтном взаимодействии сторон. Книга может представлять интерес для студентов, аспирантов, преподавателей, исследователей, занимающихся проблемами социологии, политологии и конфликтологии, а также для всех, интересующихся данной проблемой.

Содержание

Введение

Часть первая. Жертва как социальный феномен и элемент социального конфликта

Глава 1.Понятие «жертва»: социологическое измерение

Глава 2.Причины появления жертвы в социальных конфликтах

Глава 3.Типологизация жертвы

Глава 4. Факторы и условия трансформации «жертвы» в участника и субъект конфликта.

Глава 5.Место жертвы в структуре конфликта

Часть вторая. Конструирование виртуальной «жертвы» в конфликтном взаимодействии

Глава 6. Теоретико-методологические основания конструирования «жертвы»

Глава 7. Причины конструирования «жертвы» и классификация конструируемых типов «жертвы»

Глава 8. Этапы и механизмы конструирования «жертвы»

Глава 9. Формирование образа врага как реакция на появление «жертвы»

Часть третья. Конструирование «жертвы» как способ создания управляемой конфликтной ситуации

Глава 10.Управление конфликтом: понятие, сущность

Глава 11.Анализ процесса формирования «жертвы-героя» - Павлика Морозова

Глава 12.Создание конфликтной ситуации путем конструирования «жертвы-народа» в Германии накануне 2-й мировой войны

Глава 13.Пёрл-Харбор как способ конструирования «жертвы» внешней агрессии (1941 г.)

Глава 14.Конструирование «жертвы-этноса» как способ управления сербско-косовском конфликтом (1998 – 1999 гг.)

Глава 15.Конструирование «многофункциональной жертвы» в США после теракта 11 сентября 2001 года

Глава 16. Создание управляемой конфликтной ситуации путем конструирования «жертвы-народа» в Украине в 2004 – 2009 годах.

Глава 17. Попытка конструирования «жертвы-страны», на примере югоосетинского конфликта (август – сентябрь 2008 г.)

Заключение

Введение

Актуальность темы исследования обусловлена широкомасштабными и динамичными изменениями, происходящими в России и в современном мире, социальной и политической нестабильностью, появлением новых субъектов политики, претендующих на власть и ресурсы, возникновением новых форм социальных противоречий и политических конфликтов. В этой связи в социальной и политической жизни российского общества, как и в других странах, происходят весьма неоднозначные трансформации, для изучения которых требуются новые методологические подходы.

В этих условиях множатся проявления социально-политических конфликтов: глобальные, затрагивающие интересы народов всего мира; региональные, создающие социально-политическую напряженность в отдельных регионах; межнациональные, нарушающие состояние различных наций и этносов; внутригосударственные, которые в своем развитии влияют на социальное положение социальных групп и общностей.

В этом многообразии социально-политических конфликтов особое звучание приобретает проблема жертвы, которая, не будучи ни одной из сторон конфликта, является невольным его участником, страдающей стороной, вовлеченной в процесс, который происходит независимо от ее желания.

Более обстоятельный анализ сущности, содержания и динамики социально-политических конфликтов показывает, что в научных разработках представителей всех социальных наук, в том числе и социологии, недостаточно уделяется внимания этому феномену, при котором жертвой конфликта становятся социальные группы, общности, движения, отдельные индивиды.

Актуализация проблематики «жертвы» вызвана многими причинами. В постсоветской России появились жертвы либерализации экономики, приватизации, дефолта, жертвы терроризма и др. «Жертвами» объявляют себя большие социальные группы (социальные слои, этносы, нации). Однако и понятие «жертва» не однозначно. Нередко жертвами считают себя государства, которые участвовали в конфликтах между различными международными (в том числе и военными) блоками, объявляя себя, например, «жертвами советской оккупации».

На политическом поле конструируются различные образы «жертв», которые используются как социальные и политические идентификации. По сути, посредством формирования и актуализации «образа жертвы» (жертвы-страны, жертвы-народа, жертвы-группы и др.) идет процесс конструирования новой социально-политической реальности. Субъекты, конструирующие виртуальные образы жертв, претендуют на реальные компенсации. Роль (функция) «жертвы» становится одной из доминирующих в общественных отношениях и конфликтах.

Такая трактовка жертвы мало чем отличается от традиционной ситуации взаимоотношений между участниками конфликта, который нередко заканчивается тем, что одна из сторон становится вольной или невольной, полной или неполной «жертвой». Поэтому мы концентрируем внимание на принципиально новой трактовке жертвы – т.е. характеристики тех условий, причин и следствий, в результате которых жертвами становятся субъекты, не принимающие участия в социально-политическом конфликте.

В мировой и российской социальной и политической науке и практике накопилось немало проблем, так или иначе связанных с реальными жертвами социально-политических конфликтов и одновременно с целенаправленно конструируемыми их образами. Между тем, ни в зарубежной, ни в отечественной политической социологии данная проблема не находит теоретических обоснований и практически апробированных решений.

Введение

В постсоветский период и в России, и в мире наблюдается актуализация проблематики «жертв» в социально-политических отношениях и конфликтах. В России появились жертвы либерализации экономики, жертвы приватизации, жертвы дефолта, жертвы терроризма и др. «Жертвами» объявляют себя большие социальные группы (социальные слои, этносы, нации) и суверенные государства (например, «жертвы советской оккупации»). Ссылаясь на многочисленные жертвы среди мирного албанского населения в Сербском крае Косово, США в 1999 году подвергли варварской бомбардировки суверенную республику Югославию. На политическом поле конструируются различные типы «жертвы», которые используются как социальные и политические идентификации. По сути, посредством формирования и актуализации «жертвы» (жертвы-страны, жертвы-народа, жертвы-теракта и др.) идет процесс конструирования новой социальной и политической реальности. Пересматривается послевоенное устройство мира. Освободители Европы от фашистской чумы объявляются оккупантами, а фашистские прихвостни, возводятся в ранг героев.

Политические силы, конструирующие виртуальные «жертвы», требуют реальных компенсаций за якобы причиненный им ущерб. По принципу амбивалентности реальные и мнимые посягатели на «жертву» идентифицируются как враги. Таким образом, в современном мире создаются новые проблемы и противоречия, так или иначе связанных с различного рода «жертвами». Роль «жертвы» в общественных отношениях и в социальных конфликтах становится одной из доминирующих.

Между тем, ни в зарубежной, ни в отечественной социологии и конфликтологии проблематика «жертвы», как одного из элементов конфликтного взаимодействия сторон, пока ещё не нашла адекватного отражения. Также отсутствуют теоретически обоснованное определение понятия «жертва». Нет и концептуальных работ по проблемам конструирования «жертвы» и ее типологизации. Все это значительно осложняет задачи нахождения адекватных ответов на возникающие конфликтные ситуации.

В предлагаемой вниманию читателей монографии «жертва» рассматривается с двух основных позиций: как социальный феномен и как целенаправленно конструируемая социальная реальность. При этом автор понимает, что проблематика «жертвы» выходит далеко за рамки социологии конфликта и требует более широкого и всестороннего исследования. В данный момент времени особый интерес представляет процесс целенаправленного конструирования «жертвы», как способа изменения (искажения) социальной реальности для достижения определенных социально-политических целей.

В монографии предпринята первая попытка исследования «жертвы» в социологии конфликта. Наряду с уже опубликованными по этой теме работами автора, она, по сути, закладывает основы социологического анализа проблематики «жертвы» и открывает новые перспективы в социологической науке и в конфликтологии.

В заключение введения, хочу выразить искреннюю благодарность руководству и преподавателям социологического факультета РГГУ, в рамках которого проводилось данное исследование: член-корреспонденту РАН Ж.Т. Тощенко, профессорам: Л.Ф. Адиловой, Н.М. Великой, А.Б. Каримовой, В.Ф. Левичевой, Н.Р. Маликовой, В.В. Щербине и др. Во многом благодаря их советам и критическим замечаниям была определена стратегия научного поиска и найдены основные концептуальные подходы к исследованию.

Впервые в отечественной и мировой социологии понятие «жертва» было теоретически обосновано автором в его докторской диссертации «Жертва как феномен социально-политического конфликта (теоретико-методологический анализ)». М., 2008, и в монографии «Жертва в социально-политическом конфликте». М., 2008.

Часть первая.

Жертва как социальный феномен и элемент структуры социального конфликта

Глава 1. Понятие жертва: социологическое измерение

В общественном сознании «жертва» обычно ассоциируется с невинно пострадавшим в результате каких-то событий человеком, который не причастен к данному событию. Например, жертвы землетрясения не причастны к данному природному явлению, т. е. не являются его причиной; погибшие во время боя мирные жители также являются жертвами в «чужой» войне. Однако такое представление о «жертве» является обыденным, не раскрывающим всю глубину и многогранность этого понятия и определяемого им социального феномена.

Ввиду отсутствия социологических исследований, непосредственно посвященных «жертве» в социальном конфликте, мы считаем, что необходимо проанализировать, трактовку термина «жертва» в других исследованиях. Для этого, мы остановимся на следующих научных направлениях: социальная антропология (этническая культурология), виктимология, отечественное и международное право. Каждое из них определяет понятие «жертва», исходя из специфики своей деятельности и решаемых задач. Мы попытаемся выделить (обосновать) и проанализировать различные аспекты исследуемого феномена, которые помогут нам раскрыть сущность жертвы в ее социологическом измерении, и разработать собственное определение понятия «жертва».

«Жертва» в социальной антропологии (этнической культурологи). Само понятие «жертва» происходит из обряда жертвоприношения. Такие обряды возникли в глубокой древности и существуют до сегодняшнего дня. Как правило, жертвы приносятся каким-либо божествам для того, чтобы они, в свой черед, всячески способствовали жизнедеятельности людей, приносящих жертву. Например, не причиняли зла, оберегали от чего-либо, помогали в каких-то делах. На роль жертвы выбирали людей, животных, материальные ценности, продукты питания. У одних народов в роли жертвы выступает животное, у других – человек. Выбор определялся существовавшей традицией или возникшей ситуацией. В одних случаях на роль жертвы выбирали людей из знатного рода или с безупречной внешностью, в других - выбор диктовался «какой-нибудь отметиной на теле или другим дефектом, которым бог пометил своих будущих жертв».^[1]

В обряде жертвоприношения сама жертва представлялась как искупительный дар или плата определенным трансцендентным силам за их благосклонность к людям, приносящим жертву. Поэтому, акту жертвоприношения и самой жертве изначально придавался некий сакральный смысл, т.к. она предназначалась определенному божеству. Кроме того, «сам этот дар принимается тем лучше, чем большего себя лишают для того, чтобы принести его, и чем жертва ценнее».^[2] У некоторых древних народов существовал обычай, согласно которому жертвой, в определенных случаях, становился сын правителя. Так, у евреев, «согласно древнему обычаю, в случае великой опасности правитель города или народа во имя благополучия общины должен был послать на смерть в качестве выкупа мстительным демонам возлюбленного сына своего».^[3] У мексиканских ацтеков жертва выбиралась из молодых рабов, обладавших безупречной внешностью. Но предварительно жертва нарекалась именем божества и олицетворяла его. Ей отдавали божественные почести все, в том числе и сам царь.^[4]

По мнению С. Московичи, «жертва предполагает, по крайней мере, сразу два различных главных действующих лица, которые играют противоположные роли. Одно, которое совершает жертву, позитивно воспринимает лишения, страдание, огорчения; другое, которое требует жертвы, - в пользу него она совершается».^[5] Таким образом, жертва представляется как некий эквивалент обмена между реальными и мифическими субъектами «взаимодействия». На это, в частности, указывает то, что для каждого обряда жертвоприношения назначается (выбирается) соответствующая жертва. Это с одной стороны. Но с другой - такой обмен не поддается оценке с точки зрения его адекватности (равноценности), т.к. ожидаемый («полученный») ответный «дар» конструируется лишь в виртуальных представлениях людей. Поэтому сам «процесс обмена» (акт жертвоприношения) является, прежде всего, символическим действием, которые помогают поверить в реальность происходящего «обмена». Христос умер на кресте, по мнению Московичи, «для того, чтобы придать смысл этому убеждению». Таким образом, «вера оплачивается ценой мученичества».^[6]

Жертвоприношение это один из способов конструирования социальной реальности, в которой боги предстают в качестве одной из сторон социального обмена, а жертва – в качестве эквивалента совершаемого обмена. «Этот дар способствует заключению пакта, который налагает взаимные обязательства на обе заинтересованные стороны».^[7]

В данном контексте обряд жертвоприношения можно также рассматривать как способ урегулирования (предотвращения) конфликта между людьми и определенными трансцендентными силами, или как способ заручиться покровительством этих сил для решения каких-либо проблем. Таким образом, жертва становится элементом (заместительным объектом) виртуального конфликта.

В ответ на принесенную жертву люди в праве ожидать соответствующую компенсацию. «Точный смысл и цель жертвенного уничтожения – служить даром, который обязательно будет возмещен».^[8] Некоторые древние народы прекращали приносить жертву тем божествам, которые, по их предположению, не оправдывали соответствующих ожиданий. Поэтому эффективность приносимой жертвы должна быть пропорциональна получаемому обратному дару, несмотря на то, что существующие критерии оценки эквивалентности обмена могли и не иметь однозначной определенности.

Принесение жертвы предполагает потерю чего-либо, преодоление каких-то преград. При этом, «сопротивление, с которым мы сталкиваемся при их преодолении, по мнению Зиммеля, позволяет нам испытать наши силы. Лишь победа над грехом сообщает душе «небесную радость», которой не может насладиться праведник».^[9] Кроме того, акт жертвоприношения предполагает публичность (совместность деятельности значительного количества людей), которая их сближает и идентифицирует. Дюркгейм считал, что общества персонифицируются в своих богах. И что «всякое ослабление веры свидетельствует о том, что сам по себе коллективный идеал ослабляется», и вместе с идеалом ослабляется жизнеспособность народа.^[10] В этом плане периодический акт жертвоприношения способствует поддержанию постоянных отношений между сакральным и социальным; создает ощущение взаимной зависимости виртуального и реального. Кроме того, любые коллективные действия (по Дюркгейму) способствуют укреплению связей индивида с группой, превращают толпу в народ, психическое - в социальное. И вне зависимости от того, является ли жертва данью или искупительной карой, она «всегда служит определенному сообществу и способствует братству приносящих жертву».^[11]

Некоторые исследователи считают, что одной из основных функцией жертвоприношения является обуздание насилия внутри определенного сообщества. Акт жертвоприношения выполняет функцию замещения реального насилия: «Неутоленное насилие ищет и в итоге всегда находит заместительную жертву».^[12] Таким образом, люди как бы пытались (пытаются) обмануть насилие, отвести его от своего рода, племени. Найти заместительный объект конфликта (заместительную жертву). «Жертвоприношение защищает сразу весь коллектив от его собственного насилия, оно обращает весь коллектив против жертв, ему самому посторонних».^[13] Жертва в акте жертвоприношения как бы «принимает на себя» весь груз ответственности за прошлые «грехи», предотвращает назревающий конфликт и восстанавливает социальное равновесие (справедливость) в сообществе.

В межплеменных конфликтах акт жертвоприношения нередко использовался для предотвращения распространения взаимного насилия и нормализации отношений между сторонами. Но здесь уже акт жертвоприношения выполняет не только функции замещения (как это имело место во внутригрупповом конфликте), но и функции «возмещения» (компенсации) нанесенного другой стороне ущерба. Но данная компенсация носит не буквальный, а символический характер. Так, если члены одного племени совершили насилие (например, убийство) по отношению к членам другого племени, то в целях примирения «виновная» сторона приносила в жертву кого ни будь из соплеменников. При этом, как уже говорилось, жертвой не обязательно был тот, кто совершил насилие. Важен был сам факт жертвоприношения со стороны обидчиков. Таким образом, в условиях отсутствия судебной системы решались проблемы восстановления справедливости,^[14] и подтверждалась готовность продолжать добрососедские отношения.

Московичи, как и Зиммель, считает, что «жертва создает отношение, которое поддерживает различие между двумя людьми…и вселяет в каждого уверенность в том, что он получит что-то взамен того, что он отдает. Жест оплаты одновременно определяет и представляет отношение, подтверждает, что оно действительно существует».^[15] Жертва, принесенная одной стороной, предполагает ответную жертву с другой стороны. Таким образом, возникают и функционируют отношения обмена, в котором жертва представляет некую стоимость (цену). Не оплаченная (не возмещенная) жертва может привести взаимодействующие стороны к разрыву отношений и конфликту.

Также непринятие жертвенного дара в первобытных племенах означает недоверие к тем, кто приносит жертву. Известный путешественник и антрополог Виталий Судаков считает, что для «колыбельных цивилизаций» принятие подарка является значительно большей милостью, чем подарить. Он так описывает одну из своих попыток установить добрые отношения с первобытным племенем: «Высадившись на острове Андаманского архипелага, я выгрузил подарки и начал танцевать, зная, что аборигены за мной наблюдают. Потом отошел в сторону, чтобы они могли оценить подарки и решить, возьмут ли их. Когда я вернулся и убедился, что подарки взяли, понял, что контакт возможен. А вот если бы не взяли, пришлось бы поскорее уносить ноги».^[16] Такое осторожное отношение в принятии даров, на наш взгляд обусловлено тем, что у представителей «колыбельных цивилизаций» принято отвечать на полученный дар своими подарками. То есть, здесь также речь идет об эквивалентном обмене.

Жертвоприношение само по себе есть не что иное, как насилие над жертвой. Поэтому для его оправдания (легитимизации) требуются веские аргументы, прежде всего нравственного характера. «Нравственность, - по мнению Ю.М. Бородая, - феномен сверхестественный, сверхприродный». Она не поддается верификации с позиции научного знания. «Функция коллективных нравственных представлений состоит в обеспечении единства ценностной ориентации многих «Я», включенных в данную общность, посредствам идентификации их с какой-нибудь одинаково отстраненной от всех идеальной сущностью, не важно какой именно».^[17] Таким образом, акт жертвоприношения способствует объединению людей не только через совместную деятельность, но и посредством «коллективных нравственных представлений».

Итак, в социальной антропологии (этнической культурологи) жертва представляет собой некий эквивалент обмена между взаимодействующими сторонами, а сам акт жертвоприношения - как один из способов конструирования социальных отношений. При этом жертва играет двоякую роль. Первая роль связана с установлением и поддержанием отношений с другим субъектом (с другой стороной обмена). Вторая – с внутригрупповой идентификацией людей, приносящих жертву.

Эти две основные роли (функции) жертвы в акте жертвоприношения могут способствовать определению понятия и сути жертвы в социально-политическом конфликте. Жертва как эквивалент обмена между взаимодействующими сторонами дает нам понимание следующего:

• во взаимодействии жертва занимает промежуточное положение, т.е. не является ни одной из сторон взаимодействия (сторон конфликта);
• сторона, приносящая жертву, вправе рассчитывать на равноценный ответный дар. Неоплаченная жертва может привести стороны к конфликту;
• нахождение заместительной жертвы и совершение акта жертвоприношения над ней, способствуют обузданию насилия и предотвращению конфликтов внутри социальной общности;
• общая жертва способствует идентификации людей, приносящих жертву.

Жертва в виктимологии. Для исследования такого социально-психологического феномена как жертва, существует специальная наука виктимология – «учение о жертве» (от лат. victima – жертва и греч. logos – учение). Однако направление исследования этой «науки» существенно отличаются от исследований жертвы в социальной антропологии и социологии. Виктимология исследует, прежде всего, состояния и факторы, способствовавшие превращению человека в жертву целенаправленного насилия или несчастного случая. К базовым понятиям виктимологии относятся: виктимность – приобретенные человеком физические, психические и социальные черты и признаки, способствующие его превращению в жертву и виктимизация – процесс приобретения виктимности.^[18]

Как комплексная социально-психологическая наука, виктимология включает в себя следующие научные направления:

1)разработку общей теории формирования виктимности (психологии жертвы);

2)разработку методов и техник коррекции общего уровня виктимности;

3)разработку методов и техник работы с посттравматическим стрессовым расстройством у жертв.^[19]

Как социально-психологическая наука, виктимология также исследует фрустрационные механизмы трансформации жертвы в субъект социального конфликта.

В виктимологии жертва (по мнению В.Е. Христенко) - «это человек (сторона взаимодействия), который утратил значимые для него ценности в результате воздействия на него другим человеком (стороной взаимодействия), группой людей, определенными событиями и обстоятельствами».^[20] Наряду с термином «жертва» в отечественной виктимологии также используется термин «потерпевший».

В рамках виктимологии разрабатываются и исследуются различные типы жертв, например, жертвы преступлений, жертвы природных катаклизмов, жертвы социальных конфликтов, жертвы террора, жертвы массового насилия – геноцида и др. Нередко жертва сама провоцирует конфликт и способствует насилию над собой. Для подобных ситуаций один из основателей виктимологии Б. Мендельсон предлагает следующую классификацию жертв: 1) совершенно не виновная («идеальная») жертва; 2) жертва с легкой виной; 3) жертва, равно виновная с посягателем; 4) жертва, более виновная, чем посягатель; 5) исключительно виновная жертва.^[21]

К жертве с определенной долей вины можно отнести жертву манипуляции. Манипуляция – это психическое воздействие, в результате которого человек (группа) делает то, чего желают другие, вопреки своим интересам. По мнению С.Г. Кара-Мурзы, «жертвой манипуляции человек может стать лишь в том случае, если он выступает как ее соавтор, соучастник… Манипуляция – это не насилие, а соблазн»^[22]. Примером такого «соблазна» являются финансовые пирамиды, жертвами которых в последние 15 – 20 лет стали миллионы обманутых россиян.

В последние годы, в связи с актуализацией проблемы терроризма, интенсивно развивается такое направление в виктимологии как виктимология террора. В рамках этого направления исследуется такие проблемы как психология жертвы террора, поведение жертвы, механизмы трансформации жертвы в агрессора и другие. В виктимологии террора жертвой считается любой человек, который либо непосредственно пострадал от действий террористов, либо ощущает себя потенциальной жертвой возможных террористических актов.

Таким образом, в виктимологии жертвами считаются не только люди, непосредственно пострадавшие от насилия, например, в результате действий террористов, но и те, кто боится стать очередной жертвой новых террористических актов, нового насилия. Люди, пребывающие в перманентном страхе за себя и своих близких относятся к категории «потенциальная жертва». Так после взрыва жилых домов в Москве и Волгодонске (1999 г.), захвата террористами театрального центра «Норд-Ост» в Москве (2003 г.), и школы в Беслане (2004 г.), россияне стали относиться к терроризму как к повседневной угрозе. По результатам опросов ВЦИОМ за 2003 и 2004 гг. террористические акты в качестве главных событий, привлекших наибольшее внимание выделили 50 и 70 процентов респондентов соответственно.^[23] На вопрос: «Опасаетесь ли Вы, что Вы сами и ваши близкие могут стать жертвами теракта?», 81% опрошенных (август 2005 г.) ответили «Очень и в какой-то мере опасаюсь», 88% - не исключили повторение терактов в России в ближайшее время.^[24] При этом около 65 - 67 процентов опрошенных считают, что российские власти не в состоянии защитить население от новых вылазок террористов. 24% склонны возлагать ответственность за теракты на правоохранительные органы, 40% - на спецслужбы.^[25]

Приведенные выше данные получены непосредственно после крупных терактов. Но и в более спокойное время ощущение угрозы со стороны террористов не покидает людей. Так, в ходе опроса, проведенного летом 2006 года на вопрос: «Если сравнить угрозу миру со стороны международного терроризма пять лет назад и сегодня, то она, на ваш взгляд, усилилась или ослабла?», 20% опрошенных ответили – значительно усилилась, 29% - несколько усилилась, 32% - осталась примерно такой же, 13% - несколько ослабла, 1% - существенно ослабла, 5% - затруднились ответить. Следовательно, 49% опрошенных считают, что угроза со стороны террористов в той или иной степени усилилась, и только 14% опрошенных считают, что такая угроза ослабла.^[26]

По мнению 36% респондентов, за два года прошедшие после теракта в Беслане, в самой России ситуация в сфере борьбы с терроризмом улучшилась, но каждый второй (49%) считает, что она осталась прежней. При этом 51% из числа опрошенных считают, что власти не в состоянии обезопасить население от новых терактов.^[27] На основе анализа приведенных данных можно сделать вывод, что примерно половина россиян ощущают себя потенциальными жертвами возможных террористических актов.

Кроме терроризма, существуют и другие угрозы, которых опасаются россияне. Так, 32% россиян в качестве потенциальной угрозы называют преступность, 29% - произвол чиновников, 29% - наркомания. Но больше всего люди опасаются дороговизны жизни – 60%.^[28] От 40% до 70% респондентов в разных городах не уверенны в своем будущем.^[29]

По результатам исследований Левада-Центра, 50% молодых россиян опасаются политического экстремизма и фашизма, 70% - боятся произвола милиции, представителей силовых структур и официальных лиц, 77% россиян обеспокоены коррумпированностью чиновников, 60% российской молодежи боятся нападения преступников, столько же – терактов, 57% - краж и ограблений, 54% - сексуального насилия, 52 – агрессивно настроенной толпы, 49% - публичных оскорблений и унижений, 41% - столкновений на почве национальной вражды.^[30]

Ситуация осложняется тем, что большинство граждан (особенно молодежь) боятся представителей власти больше, чем представителей криминала. Так, на вопрос: «На кого вы более всего надеетесь, думая о возможных угрозах вашей безопасности?» - 81% россиян (от 70% до 90% в разных городах) ответили: «На себя самого и своих близких», 10% - «На общественные институты и бизнес-структуры», 26% - «На Государство (Президента и др. гос. органы)», и столько же – «На Бога».^[31]

Особую обеспокоенность и страх у граждан России вызывает работа правоохранительных органов. В ходе исследования, проведенном Левада-Центром по инициативе Фонда «Общественный вердикт», подавляющее большинство россиян (81%) признались, что ощущают свою незащищенность перед возможным произволом правоохранительных органов. При этом общая обеспокоенность в большей степени выражается в страхе перед криминальной деятельностью представителей правоохранительных органов (62%), перед преступлениями перед личностью (58%), перед использованием служебного положения в иных целях (48%) и перед преследованием неугодных лиц (30%). Наибольшую обеспокоенность у 41% россиян вызывает продажность милиции (следственных органов), судей/судейских чиновников, 37% - обеспокоены беззащитностью населения перед правоохранительными органами, отсутствием средств контроля со стороны общества за их действиями.^[32]

Из приведенных данных следует, что опасения россиян за себя и за своих близких обусловлено не только реально существующими угрозами, но и недоверием основной массы населения государственным и, в частности, правоохранительным органам, хотя в последнее время и наблюдается определенный рост доверия. Напимер, в 2006 году работу правоохранительных органов одобряли 30% опрошенных, не одобряли 58%, то в 2007 году одобряли 28%, не одобряли 43%. Несмотря на то, что за год баланс оценок улучшился, он все же в целом остается негативным.^[33]

Виктимология как наука о психическом состоянии и поведении жертвы, исследует, прежде всего, различные свойства, качества и состояния человека, которые повышают вероятность его превращения в жертву. «Жертва» в виктимологии – это пострадавший в результате целенаправленного насилия или несчастного случая человек, нередко сам способствовавший превращению себя в жертву.

Опыт исследования жертвы в виктимологии дополняет наше представление о жертве следующими аспектами:

• «объясняет» социально-психологические причины и основания появления жертвы в социально-политическом конфликте;
• дает представление о фрустрационных механизмах трансформации жертвы в субъект социально-политического конфликта;
• позволяет считать жертвами не только реально пострадавших людей, но и тех, которые ощущают себя потенциальной жертвой возможного насилия (возможных террористических актов или других неправомерных действий).

Жертва в российском праве. В отечественной юридической теории и практике применяется понятие «жертва», под которым понимается человек (сторона), пострадавший в результате действий другого (другой стороны). В политической терминологии и в юридической теории и практике также есть понятие «жертва политических репрессий», под которое подпадают люди, признанные Верховным Судом Российской Федерации (СССР) невинно пострадавшими в результате неправомерных действий государственных (политических) органов власти. Такое представление о жертве способствует пониманию того, что жертва – это невинно пострадавшие люди, которые не представляли реальной угрозы своим посягателям.

В плане «невиновности» жертвы, для нашего исследования интерес представляют результаты опросов ВЦИОМ (октябрь – декабрь 2007 г.), проведенных спустя 70 лет после 1937-го года. Этот год остается в памяти каждого второго россиянина (47%) символом сталинского террора, массовых репрессий. При этом подавляющее большинство людей считают, что жертвами террора стали в основном невиноватые, честные граждане. Так 51% из числа опрошенных считают, что репрессиям подверглись в основном честные граждане, которых оклеветали, 32% считают, что часть из репрессированных были виноваты, часть – нет. И только 2% считают, что подвергшиеся репрессиям в основном были вредителями и врагами советской власти, 4% - в основном коммунисты, совершившие много преступлений в период гражданской войны и ранние годы советской власти, 11% затруднились ответить.^[34]

На вопрос: «Как Вы сегодня оценили репрессии тех лет?», 19% ответили – «Это было сознательное преступление Сталина, которому не может быть оправдания», 33% - «В репрессиях тех лет виноват не один Сталин, а созданная им система власти». 19% опрошенных ответили, что это была крупная ошибка Сталина, 16% - считают, что бороться с врагами народа в принципе было необходимо, но при этом допускались перегибы, страдали невинные люди. И только 2% опрошенных полностью оправдывают репрессии – «Это был правильный и необходимый шаг советской власти». Оценивая проведенную в 1937 году «чистку» рядов вооруженных сил, в результате которой репрессиям подверглись многие видные военачальники, 70% респондентов ответили, что это стало одной из причин неудач Красной армии в первый период войны.^[35]

Весьма значительными являются различия в оценках количества жертв сталинских репрессий. Так, 4% респондентов считают, что жертвами стали несколько десятков тысяч человек, 20% - несколько сот тысяч человек, 36% - несколько миллионов человек, 13% - несколько десятков миллионов человек, 27% затруднились с ответом.^[36] Такой «разброс» оценок, по нашему мнению, обусловлен, во-первых, дефицитом объективной официальной информации по всем пострадавшим от тоталитарного режима людям, во-вторых, различиями в оценках самого сталинского режима (различиями политических культур).

Несмотря на то, что после трагических событий 1937 года прошло более 60 лет, многие россияне продолжают считать себя и своих родственников жертвами сталинского террора. Так, на вопрос: «А среди Ваших родственников, были те, кто-либо погиб в эти годы в заключении, либо получил «срок» в сталинских лагерях?», 20% опрошенных ответили «Да», 50% - «Нет», 24% - «Точно не знаю» и 6% затруднились ответить.^[37]

Приведенные данные свидетельствуют о том, что более половины участвовавших в опросе людей считают, что в 1937 году в ходе репрессий пострадали в основном невиновные люди, то есть «жертвы». Еще 32% опрошенных считают, что среди пострадавших были как виноватые, так и не виновные. При этом пятая часть населения страны идентифицирует себя и своих родственников с жертвами политического режима.

Жертва в международном праве. Понятие «жертва» также используется в международном праве. В различных международных правовых актах, регламентирующих правила ведения вооруженных конфликтов, значительное внимание уделяется вопросам защиты прав людей, непосредственно не участвующих в военных действиях, и людей, пострадавших в результате этих действий, в том числе и принимавших участие в войне. В Женевских конвенциях и в Дополнительных протоколах регламентируется право жертв на получение помощи, а также право и обязанность воюющих государств и третьих стран оказывать помощь жертвам. При этом к жертвам отнесены следующие категории граждан: раненые, больные и лица, потерпевшие кораблекрушение, будь то гражданские лица или военнослужащие, не зависимо от того, к какой стороне они принадлежат; гражданское население, затронутое конфликтом, которому угрожает голод; заложники, депортированное гражданское население, люди, незаконно содержащиеся под стражей, вынужденные переселенцы (беженцы) и др.^[38]

Приведенный перечень лиц, отнесенных к категории «жертва», дает общее представление о том, кого следует считать пострадавшим в ходе вооруженного конфликта и кому оказывать необходимую гуманитарную помощь. Кроме того, каждое новое заседание, (съезд, конференция) международных правовых организаций, как правило, в зависимости от складывающихся обстоятельств, уточняет и конкретизирует список жертв, подлежащих реабилитации. Поэтому в принципах права вооруженных конфликтов нет однозначного определения понятия «жертва». Нет и четких разграничений между такими понятиями как «жертва», «потеря», «пострадавший». На наш взгляд, различия в этих понятиях заключаются в следующем:

Понятием «потеря» определяются понесенные утраты той или иной стороны социального конфликта, насильственных действий или природных и техногенных катастроф. При этом о «своих» потерях может говорить как сторона, подвергшаяся агрессии (т.е. жертва), так и агрессор, или актор, понесший утраты в результате непредвиденных обстоятельств.

Понятием «пострадавший» наделяются любой объект, пострадавший (понесший определенный урон) в результате каких-либо действий или событий. Пострадавшим может быть признан человек, город, страна и др. При этом, так же как и в случае с понятием «потеря», в категорию пострадавших могут быть отнесены и посягатели, и их жертвы.

Понятием «жертва», как уже говорилось, определяются невинно пострадавшие в результате каких-то событий люди, которые непосредственно не причастны к данному событию. Поэтому раненый противник может считаться потерпевшим, но не жертвой.

Правовой аспект классификации жертвы конфликта обусловлен также юридическим признанием степени её виновности (или невиновности) в инициировании конфликта и в участии в конфликтных действиях. Например, солдат, вынужденный в силу своего служебного долга или по принуждению, участвовать в боевых действиях в составе войск агрессора, сам является жертвой с определенной степенью вины. Степень вины солдата-контрактника, ставшего жертвой в аналогичной войне, будет значительно большей, чем у солдата-призывника. В подобных ситуациях, по нашему мнению, может быть использован применяемый в виктимологии метод классификации жертвы по степени её виновности, о котором говорилось выше.

Российское и международное право подтверждает и дополняет один из существенных аспектов в понятии «жертва». Прежде всего то, что жертва - это пострадавшие люди, которые не представляли реальной угрозы своим посягателям. Напротив, они сами нуждаются в помощи. Кроме того, в российском и международном праве заложены правовые нормы, позволяющие на юридическом и политическом уровнях определять жертвы и их посягателей. Правовые нормы также содержат юридические основания для институционализации социально-политических конфликтов, определения степени виновности посягателей и нахождения размеров компенсации за причиненный жертве ущерб.

В эпоху захватнических межгосударственных и гражданских войн жертвами становятся мирные жители захваченных городов и поселений, сограждане и родственники поверженных и еще воюющих врагов, т. е. люди, имеющие какое-то отношение к противоборствующей стороне. При этом насилие над поверженным врагом или беззащитными мирными людьми может иметь следующие основания: акт мести (возмездие); спланированные действия превентивного нанесения ущерба противнику; акт устрашения реальных и потенциальных врагов; уничтожение людей ради овладения ресурсами, ценностями и др. На обыденном уровне существует такое понятие как массовое насилие, под которым подразумеваются события, в которых насильственным действиям подвергаются десятки, сотни тысяч и миллионы людей. При этом актор, совершающий насилие (агрессор, посягатель), имея значительное преимущество в живой силе, ресурсах, вооружении и пр., целенаправленно подвергает насилию (уничтожает) неспособных защитить себя людей.

К массовому насилию относятся такие события как: геноцид еврейского и армянского народов, уничтожение германскими фашистами миллионов людей в концентрационных лагерях, бомбардировки Дрездена, Хиросимы, Нагасаки, блокада Ленинграда (1941 – 1944 гг.) сталинские репрессии в СССР и др. Определение понятия «жертва» в массовом насилии в основном сводится к выявлению количества «невинно» пострадавших в том или ином событии людей и определению их социальных характеристик (пол, возраст, социальная принадлежность).

В различные времена, в социально-политических и иных конфликтах, множество людей становились и становятся невинными страдальцами и заложниками чужих интересов и целей, чужих войн. Поэтому само понятие «жертва» означает, прежде всего тех, кто в конфликте непосредственно не участвует и не представляет непосредственную угрозу противоборствующей стороне. Жертва, как правило, не вооружена и беззащитна перед своим посягателем. Например, погибший в бою воин не относится к категории «жертва», т. к. он вступил в схватку, чтобы убивать других. Кроме того, он способен защитить себя и других. Для такой категории погибших людей и утраченной военной техники существует понятие «потеря». (Например, потери противника в бою составили 10 убитых, 20 раненых и 10 единиц боевой техники). Но попавший в плен, обезоруженный и не представляющий угрозы для своих противников воин, в случае его «незаконной» казни переходит в категорию «жертва». Так, миллионы военнопленных, уничтоженных в фашистских концлагерях во время второй мировой войны, были признаны мировой общественностью жертвами, а их палачи предстали перед судом.

В широком смысле под понятие «жертва» подпадают не только люди, лишенные жизни, но и подвергшиеся другим видам насилия. При этом важно чтобы фактическое наличие жертв получило формальное признание со стороны «значимых других». Например, в 90-е годы прошлого века в России появились такие категории жертв как жертвы приватизации и жертвы либерализации экономики. Рассмотрим, как появились эти жертвы и кого можно считать таковыми.

Жертвы приватизации. 29 декабря 1991 года указом президента РФ Бориса Ельцина были утверждены основные положения программы приватизации государственной собственности в России. 14 августа 1992 года Ельцин подписал указ о системе приватизационных чеков – ваучеров, которые, по замыслу авторов приватизации, должны были стать эквивалентом получаемой каждым гражданином доли государственной собственности. Балансовая стоимость производственных фондов Российской Федерации в 1991 году была оценена в сумму 1,260 трлн. рублей. Разделив эту сумму на численность населения страны (148,7 млн.) и округлив полученное число в большую сторону, разработчики программы приватизации определили стоимость ваучера – 10 тысяч рублей. В 1991 году на эти деньги можно было купить подержанный, но в хорошем состоянии автомобиль «Жигули» или «Москвич». Предполагалось, что ваучеры будут расти в цене. Исходя из этого, один из основных руководителей программы приватизации А. Чубайс заявил, что уже к концу 1992 года стоимость полученной на один ваучер доли собственности будет равна по стоимости двум автомашинам «Волга».

С первого октября 1992 года началась раздача приватизационных чеков (ваучеров) населению. И уже к маю 1993 года их цена на рынке составляла 3 – 4 тысячи рублей. Но с учетом обвальной инфляции, реальная цена ваучера оценивалась в 2 – 3 бутылки водки. Для того чтобы ускорить «народную приватизацию» были созданы чековые инвестиционные фонды (ЧИФы), задачей которых был обмен ваучеров на акции конкретных предприятий. Всего ЧИФы сумели принять у населения в обмен на акции около 115 млн. ваучеров. Но, как правило, полученные акции никаких доходов своим владельцам не принесли. По мнению специалистов, в результате приватизации реально обогатились лишь 25 – 30 тысяч человек.^[39] Поэтому жертвами так называемой народной приватизации считают себя более 99 процентов граждан России.

По своим масштабам приватизация государственной собственности в России считается крупнейшей в мировой истории. Очевидно, и по масштабам обманутых граждан она также не имеет равных. Проблема заключается не только в том, что приватизационные чеки обесценились сразу же после их выдачи. Но и в том, что стоимость приватизированных предприятий была занижена в десятки, а то и в сотни раз. Так самый крупный в России Уральский машиностроительный завод (Уралмаш), на котором работало более 100 тысяч человек, был оценен в 1,8 млрд. рублей, или в 2 млн. долларов по курсу на июнь 1993 года. За автомобильный завод им. Лихачева (ЗИЛ), занимавший площадь более тысячи гектаров в Москве, было уплачено около 800 тысяч ваучеров (там же). Поэтому нелегитимность проведенной приватизации не вызывает сомнения у подавляющего большинства россиян.

Даже в среде предпринимателей доминирующим является мнение о необходимости полного или частичного пересмотра итогов приватизации. Так 15% положительно относятся к пересмотру итогов приватизации в принципе, 58% считают, что пересмотреть следует только отдельные сделки, совершенные с нарушением закона, и только 17% предпринимателей к пересмотру итогов приватизации относятся отрицательно.^[40]

В официальном докладе Счетной палаты приватизация в целом была названа криминальной, незаконной и бандитской. И актуальность этой проблемы не снижается. Так по данным социологических опросов, проведенных ВЦИОМ в январе 2004 и в январе 2008 годов, и в том и в другом опросе 51% россиян выбрали вариант ответа: «Приватизация в России в начале 90-х годов во многом была несправедливой и незаконной, поэтому ее итоги в обязательном порядке должны быть пересмотрены». Но доля тех, кто не желает пересмотра итогов приватизации в период между опросами значительно снизилась. Так по результатам опроса, проведенного в 2004 году, вариант ответа «Никакого пересмотра итогов приватизации быть не должно, поскольку он может привести к серьезным конфликтам в обществе» выбрали 36% опрошенных, в 2008 году – только 29%. При этом 13 и 20% соответственно затруднились ответить.^[41]

Из этого следует, что большинство населения страны, в той или иной мере ощущают себя жертвами незаконной приватизации.

Жертвы либерализации экономики. В начале 90-х годов прошлого века в России началась либерализация цен. Находившиеся в Сбербанке сбережения граждан стали стремительно обесцениваться. В 1995 году был принят закон «О восстановлении и защите сбережений граждан РФ», в соответствии с которым внесённые гражданами денежные средства на вклады в Сбербанк РФ в период до 20 июня 1991 года признавались государственным внутренним долгом. Иными словами, государство признавало, что оно является должником, и берет на себя обязательство компенсировать гражданам их обесценившиеся вклады. Однако механизм действия закона не прописан до сих пор.

На 20 июня 1991 года на вкладах Сбербанка находилось 315,3 млрд. рублей. В последние годы Сбербанк выплачивает отдельным категориям вкладчиков лишь незначительные компенсации. Специалисты управления вкладов и расчётов Сбербанка России не располагают информацией о том, когда и как будет рассчитываться государственный внутренний долг перед гражданами с учётом индексации. Многие вкладчики пытаются через суд вернуть свои деньги. Представляющий интересы обманутых вкладчиков адвокат Алексей Орлов говорит, что желающих вернуть свои деньги становится всё больше. Но суды отклоняют жалобы и не заводят дело под предлогом того, что судебная власть не может указывать законодательной. Таким образом, жертвы оказались беззащитными перед государством и кучкой обогатившихся нуворишей, сделавших их нищими.

Многие истцы полны решимости обратится в Конституционный суд РФ и в Европейский суд.^[42] И в этом деле уже имеются положительные прецеденты. Так, в 2002 году Анна Рябых дошла до Страсбургского суда и добилась от администрации Белгородской области получения квартиры взамен пропавших на сберкнижке в 1991 году сбережений.^[43]

Очевидно, правящий класс в России надеется, что по мере естественной убыли населения, будет сокращаться и число жертв приватизации и либерализации экономики. И таким образом проблема «рассосется» сама собой. Но такая постановка вопроса не решает проблему в принципе. Недоверие людей к государству, ставших по его вине «жертвами», будет передаваться от поколения к поколению. Чувство социальной несправедливости будет периодически актуализироваться, создавая дополнительные поля социальной напряженности.

Некоторые аспекты исследуемого феномена – «жертва» - описаны в работе Э. Дюркгейм «Самоубийство». В своем фундаментальном труде он исследует два основных вида самоубийства, эгоистическое и альтруистическое. При этом Дюркгейм выявляет социальные причины альтруистического самопожертвования и обосновывает его функциональное значение для социальной общности. Он выделяет три основные категории альтруистического самоубийства: 1) людей престарелых или больных; 2) жен после смерти мужа; 3) рабов, слуг и т.д. после смерти хозяина или начальника. «Во всех этих случаях человек лишает себя жизни не потому, что он сам хочет этого, а в силу того, что он должен так сделать» «общество требует подобного самопожертвования в социальных интересах».^[44] Он рассматривает альтруистическое самоубийство как жертву, которая способствует решению определенных социальных проблем, как вынужденное самопожертвование ради общественного блага.

Существует также такая форма самопожертвования как пассионарность, которая играет существенную роль в зарождении, развитии и исходе социально-политического конфликта. Это готовность субъектов и участников конфликта к самопожертвованию ради достижения поставленных целей. По мнению Льва Гумилева, пассионарность – это особое свойство характера людей, наделенных необратимым внутренним стремлением (осознанным или, чаще, не осознанным) к какой-либо цели, которая представляется пассионарной особи иногда ценнее даже собственной жизни.^[45]

Необходимо отметить, что принесение себя в жертву ради других имеет и генетические основания. Это явление было доказано международной группой биологов под руководством Мартина Акерманна из Технологического института в Цюрихе (Швейцария), изучавшей поведение смертельно опасных бактерий Salmonella tiphimurium. В результате исследования было установлено, что эти бактерии могут приносить себя в жертву ради развития колонии.^[46]

В нашем исследовании пассионарность рассматривается, прежде всего, как «характерологическая доминанта» (по Гумилеву) многих людей – субъектов и участников социально-политического конфликта. Здесь речь идет не о заранее подготовленном террористе-одиночке, и даже не о «жертве-герое», а о готовности значительного количества участников конфликта к героическим поступкам и вероятной или неизбежной своей гибели. История хранит немало примеров такой пассионарности, например: 300 спартанцев, чудо-богатыри Суворова, защитники Брестской крепости и др.

В отличие от максимализма героя-одиночки и фанатизма террориста-смертника, массовый героизм (даже если это героизм большого количества героев-одиночек, например, японских камикадзе) и готовность к самопожертвованию имеют глубинные основания, которые формируются в менталитете социального субъекта. Глубинные основания готовности к самопожертвованию формируются всей предшествующей историей субъекта (социума) и приобретают определенные объективные характеристики. Но в решающую минуту эти характеристики должны дополняться субъективными факторами состояния субъекта, такими как:

- уверенностью субъекта в правоте своего дела (своей борьбы) и моральным оправданием приносимой им жертвы;

- чувством патриотизма к родине, семейному очагу, социальной группе;

- ненавистью к неправедному и вероломному врагу и жаждой мести за нанесенные врагом потери;

- стремлением защитить (отстоять) честь и достоинство своей социальной группы;

- уверенностью в окончательной победе над врагом и торжестве справедливости;

- определенными волевыми качествами, например, способностью преодолевать страх смерти и бороться до конца.

Погибшая или пострадавшая в конфликте пассионарная личность (группа), с нашей точки зрения, не является жертвой, т.к. сама принимает активное участие в конфликте. Но в общественном сознании она ассоциируется с «жертвой-героем», т.к. пассионарная личность «жертвует» свою жизнь ради общего блага.

Социально-политический конфликт предполагает противоборство конфликтующих сторон. Из этого следует, что жертва может появиться в результате насильственных действий сторон (стороны) в отношении людей, непосредственно не принимающих участие в конфликте, т.е. людей, беззащитных перед лицом вооруженного (подготовленного к нападению) посягателя. Но жертва может появиться и вне конфликта. Например, когда заранее подготовленный бандит нападает на прохожего, который не в состоянии дать ему отпор, то конфликта не происходит. Здесь имеет место одностороннее насилие посягателя над жертвой. Если же жертва сумела дать отпор бандиту, то она уже фактически становится стороной конфликта, не переставая оставаться жертвой нападения по определению. А нападавший бандит, даже если он пострадает в результате конфликта (или будет уничтожен), останется агрессором, т.е. виновником происшествия.

Аналогичным образом можно рассматривать и квалифицировать агрессию в отношении больших социальных групп и целых государств. Например, нападение Фашистской Германии на СССР в 1941 году квалифицируется как односторонняя агрессия, трансформировавшаяся в военный конфликт, виновником которого считается Германия. Бомбардировку Югославии авиацией США (1999 г.) можно квалифицировать как агрессию и как одностороннее насилие над жертвой, не способной дать отпор агрессору. В обоих приведенных случаях и СССР и Югославия подпадают под понятие «жертва-страна». Но СССР в ходе агрессии трансформировался в сторону (субъект) конфликта, а Югославия пока такой возможности не имеет.

Следовательно, жертва может появиться и до начала конфликта и стать причиной (одной из причин) или поводом для его начала; может появиться в ходе конфликтного противоборства; может также выявиться (актуализироваться) после окончания конфликта. При этом конфликтующие стороны, как правило, в своих официальных сводках занижают показатели своих боевых потерь и завышают количество жертв, т.е. невинно пострадавших с их стороны людей, т.к. за жертву посягателю, возможно, придется нести ответственность.

Существенное значение также имеет сам факт «наделения» пострадавших людей статусом «жертвы», т.к. это дает ей право на компенсацию причиненного ущерба, наказания виновников (посягателей, агрессоров) появления жертвы, восстановления справедливости.

Понятие «жертва» имеет также нравственную и юридическую оценки. Например, победа над врагом в открытой схватке оценивается как доблесть, достойная всяческих наград, а уничтожение не участвующих непосредственно в сражении людей (например, мирных жителей) оценивается как безнравственный поступок и преступление, за которое посягатель должен нести наказание. При этом важное значение имеет и то, каким образом люди стали жертвами в конфликте. Если жертвы появились случайно или по недоразумению, то сторона конфликта, совершившая насилие, будет иметь какие-то аргументы и моральные основания для своего оправдания. Если же насилие над жертвой совершалось целенаправленно, то оценка (осуждение) данного преступления будет более строгой.

Рассмотренные выше представления о жертве, по нашему мнению, позволяют выделить несколько критериев определения сущности понятия такого феномена как жертва в социально-политическом конфликте:

1) пострадавшие – люди, подвергшиеся насилию, в результате которого им причинен определенный ущерб;

2) пострадавшие, которые непосредственно не причастны к конфликту, в результате которого они пострадали, т.е. не являются конфликтующей стороной (субъектом, участником). Формально жертва занимает промежуточное положение в конфликтном взаимодействии сторон. В реальности она может по тем или иным основаниям (гражданственность, этничность, религиозная принадлежность и др.) иметь отношение к той или иной конфликтующей стороне;

3) пострадавшие, которые не представляли непосредственной угрозы своим посягателям. Жертва не вооружена и беззащитна перед конфликтующими сторонами;

4) наличие жертвы в конфликте предполагает выявление виновных (посягателей, агрессоров) в ее появлении и принятию мер по их наказанию и возмещению причиненного ими ущерба. «Неоплаченная» жертва может привести стороны к новому конфликту;

5) общая жертва способствует идентификации и мобилизации людей на борьбу с посягателем (виновником ее появления). Общая жертва также может стать причиной или предлогом для формирования образа врага, виновного в ее появлении;

6) пострадавшие, признанные жертвами со стороны «значимых других»;

7) жертвами могут быть признаны не только реально пострадавшие в результате насилия люди, но и те, которые ощущают себя потенциальной жертвой возможного насилия (например, возможных террористических актов);

8) в ходе развития социально-политического конфликта жертва может трансформироваться в его субъект или участника конфликта.

В своей совокупности приведенные критерии дают общее представление о сути исследуемого феномена и позволяют сформулировать понятие «жертвы» в социально-политическом конфликте. Итак, жертва социально-политического конфликта – это пострадавшие в результате конфликтных действий противоборствующих сторон люди, которые не принимают непосредственного участия в конфликте и признанные в качестве жертв «значимыми другими».

Глава 2. Типологизация «жертвы»

Роль «жертвы» в динамике социально-политического конфликта весьма неоднозначна. Она может зависеть от вида конфликта, формы противоборства, методов ведения борьбы, соотношения сил противоборствующих сторон, их формальных статусов, интересов и целей конфликтующих сторон, реакции окружающей социальной среды. Наличие жертв может также оказывать различное влияние на способы завершения конфликта, и на отношения сторон в будущем. При этом важное значение имеют условия и причины появления жертвы, а также восприятие и интерпретация основных характеристик жертвы сторонами конфликта и социальной средой. Поэтому возникает потребность в выявлении оснований появления «жертвы» в конфликте и её типологизация по тем или иным основаниям.

Рассмотрим некоторые возможные основания (причины, мотивы, обстоятельства, случаи) появления жертвы в социально-политическом конфликте:

1.Случайная жертва – когда жертва появилась в результате непреднамеренных действий конфликтующих сторон или допущенной халатности в исполнении решений. Например, жертва оказалась в зоне «боевых» действий; пуля, предназначавшаяся врагу, сразила прохожего.

2.Жертва некомпетентности, неправильного расчета, неверно выбранной стратегии решения жизненно важных задач. Например, многие представители правящего класса, руководившие либерализацией российской экономики в начале 90-х годов прошлого века, искренне верили, что ускоренное проведение реформ уже в ближайшее время даст положительный результат. Но в реальности некомпетентность «реформаторов» привела экономику страны к катастрофе. Жертвами непродуманных либеральных реформ стали десятки миллионов российских граждан.

Данное основание включает в себя также людей, ставших жертвами в результате своей некомпетентности, наивности, неправильного расчета, и т.д., например, жертвы различных финансовых пирамид. В том, что они стали жертвами финансовых афёр, есть и доля их личной «вины».

3.Жертва как цель в конфликтном взаимодействии сторон или одностороннем насилии.

3.1.Посягательство (насилие, убийство, геноцид) совершенное для овладения имуществом или жизненным пространством жертвы. Известно, что фашистский режим в Германии, уничтожая евреев, присваивал себе их собственность, кроме того, гитлеровская Германия для «расширения своего жизненного пространства» и установления «нового мирового порядка» планировала уничтожить более ста миллионов только славянских народов. Жертвами ее геополитических амбиций стали десятки миллионов мирных жителей; переселенцы со Старого Света варварскими методами уничтожали коренных жителей Северной Америки для того, чтобы присвоить себе их земли; один родственник убивает другого для того, чтобы овладеть его имуществом.

3.2.Жертва как способ уничтожения потенциальных врагов; как способ предотвращения возможного возмездия за уже причиненное насилие. Например, монголо-татарские захватчики во время своих набегов, на захваченных территориях убивали подростков и юношей, рост которых превышал высоту колеса арбы, опасаясь того, что, повзрослев, они станут мстить своим обидчикам; христианская мифология приписывает царю Иудеи Ироду I Великому (ок. 73 – 4 гг. до н. э.) «избиение младенцев» - уничтожение младенцев, среди которых мог оказаться только что родившийся Иисус. Таким способом Ирод хотел избавиться от своего будущего противника.

3.3.Жертва как способ нанесения противнику материального и морального ущерба. Например, уничтожение населенных пунктов, коммуникаций, сельхозугодий, которые, так или иначе, использует (может использовать) противник. История войн показывает, что отступающий противник, как правило, уничтожает все (в том числе и «неблагонадежную» часть населения), что может использовать наступающий враг для укрепления своих позиций в конфликте.

3.4.Жертва как способ уничтожения ненавистного этноса, носителей иной религии или идеологии. Такую жертву можно классифицировать как «жертва по принадлежности». Например, в этнических войнах врагом (жертвой) считается каждый представитель ненавистного этноса; в классовой борьбе – представитель враждебного класса.

4.Жертва как средство в конфликтном взаимодействии сторон или одностороннем насилии.

4.1.Жертва как демонстрация силы и акт устрашения для реальных и потенциальных противников. История войн и конфликтов изобилует показными казнями и массовыми убийствами невинных людей, совершаемых с целью запугивания противника. Атомные бомбардировки японских городов Хиросимы и Нагасаки (август 1945 г.), в результате которых погибли сотни тысяч мирных жителей, также были восприняты мировой общественностью не как боевая операция, а акт демонстрации американской военной мощи и стремление США запугать своих реальных и потенциальных противников (прежде всего Советский Союз).

4.2. Жертва как косвенный объект нападения, как форма ведения войны террористическими методами. Точечные удары в такой войне направлены не столько против своего непосредственного противника (военных объектов, живой силы и др.), сколько на косвенные объекты, т.е. жертвы. Такие методы ведения войны наиболее характерны для исламских фундаменталистов и других террористических организаций.

4.3.Жертва как способ вынудить противника выполнить те или иные требования посягателя. Классический пример: взятие заложников и последующий шантаж.

4.4.Жертва как способ привлечь внимание общественности к какой-то проблеме или, наоборот, отвлечь внимание от реальных проблем на второстепенные (мнимые): голодовка обманутых вкладчиков долевого жилищного строительства с целью привлечения внимания общественности и государственных органов к существующей проблеме; убийство общественно-значимой личности для отвлечения внимания общественности от принятия правящим режимом «антинародного» законопроекта.

4.5.Жертва как способ нагнетания социальной (политической) напряженности в обществе, направленной против правящего класса (политического режима). Различного рода насильственные акты (убийства, похищения, уничтожение коммуникаций и др.), направленные на дестабилизацию социально-политических отношений и дискредитацию правящего режима. Такие формы борьбы за власть, как правило, используют различные радикальные экстремистские организации (профашистские, прокоммунистические, националистические, религиозные).

4.6.Жертва как способ дискредитации в глазах мировой общественности политического лидера страны, политического режима. Например, по странному стечению обстоятельств, во время визита Президента В. Путина в Германию (осень 2006 г.) от рук наемного убийцы погибает известная журналистка А. Политковская; примерно месяц спустя, во время саммита НАТО, при загадочных обстоятельствах от облучения умирает бывший российский спецназовец А. Литвиненко. И в том, и в другом случае внутренняя и внешняя оппозиция развернула настоящую пиар-кампанию по обвинению В. Путина и российских спецслужб в заказных убийствах. Однако при более тщательном разбирательстве становится очевидным, что эти убийства были выгодны самой оппозиции. В своей книге «Русская рулетка» В. Соловьев описывает эпизод, в котором беглый олигарх Б. Березовский раскрывает план принесения так называемой «сакральной жертвы» для дискредитации В. Путина.

4.7.«Заместительная (назначенная) жертва». Во внутригрупповом конфликте для снижения социальной напряженности нередко используется метод поиска «козла отпущения». Этот метод имеет те же основания, что и «заместительная жертва» в первобытных племенах. Суть метода – предотвратить реальный конфликт (скрыть реальные противоречия, реальных виновников) путем нахождения заместительной жертвы. Так сталинским режимом власти, наряду с другими методами, широко использовался метод «поиска врагов народа», или «заместительной жертвы».

4.8.«Символическая жертва» является одной из форм социального и политического обмена. Само название данного вида жертвы говорит о том, что потери сторон не представляются как существенные, а носят символический характер. В реальности это может быть: обмен пленными, освобождение, захват, казнь заложников, высылка дипломатических работников и др. «Символическая жертва», как правило, имеет место в следующих случаях: 1) для поддержания между субъектами нормальных политических отношений, 2) решения тактических задач в конфликт, 3) ответ на недружественные действия другой стороны.

5.Жертва как цель и средство в конфликтном взаимодействии сторон или одностороннем насилии.

В данную категорию входят жертвы, которые одновременно сочетают в себе основания 3 и 4. Например, для установления посягателем своей неограниченной власти в стране, регионе, мире (мировое господство), он может уничтожать тех, кто этому препятствует, и принуждать тех, кто готов смирится с его волей. Суть такого насилия заключается в том, что потенциальную жертву ставят перед выбором: или ты переходишь на нашу сторону (принимаешь нашу веру), или мы тебя уничтожим. Более мягкий вариант, когда за «предательство» предлагается определенное вознаграждение, а за отказ – определенные санкции. Турция, например, в течение нескольких веков уничтожала и притесняла многие христианские народы Восточной Европы, Кавказа и Крыма. При этом всячески поощряла принятие ими мусульманства; сталинский режим власти целенаправленно уничтожал миллионы «несогласных» с режимом людей для утверждения своей власти в стране, запугивая и поощряя других; Соединенные Штаты, в своем стремлении создать однополярный мир также не останавливается ни перед какими жертвами. Так, только в Ираке за четыре года войны (2003 – 2007), которую ведут там США и Англия, погибли около 800 тысяч мирных жителей.

6.Жертва как акт возмездия врагу. В данном случае имеет место преднамеренная жертва как средство и как цель в конфликтном взаимодействии сторон или одностороннем насилии, обусловленная эмоционально-психологическими факторами и преднамеренным расчетом.

Обычно в таком случае на роль жертвы выбирают людей и/или материальные ценности, потеря которых будет восприниматься противником как утрата. Это могут быть родственники и близкие люди противника, соплеменники, поверженные (плененные) враги, культовые здания и сооружения, культурные ценности и др. Так, в феврале 1945 г., в результате варварских бомбардировок авиации США и Англии был в значительной мере разрушен один из красивейших городов Европы – Дрезден. По разным оценкам во время бомбардировок погибли от 200 до 400 тысяч мирных жителей. Объяснить этот акт вандализма с точки зрения военной стратегии или тактики невозможно, т.к. находившиеся в нескольких километрах от жилых кварталов войсковые соединения Германии не пострадали. Многие аналитики склонны считать данную акцию спланированным возмездием за аналогичные бомбардировки, которые неоднократно совершала германская авиация в отношении мирных городов своих противников.

Такое основание как возмездие сочетает в себе эмоциональную и социальную (целерациональную) составляющие. При этом жажду мести, по мнению Уильяма Макдаугалла, можно рассматривать (трактовать) не только как инстинктивную эмоциональную реакцию фрустрированного индивида, но и как спланированный когнитивный расчет, в котором «эмоция мести встроена своими причинами и следствиями в контекст социальных отношений».^[47]

«Жертву» также можно классифицировать по наименованию конфликта или иного события в результате которого появилась эта жертва, например: «жертвы второй мировой войны», «жертвы наводнения», «жертвы сталинских репрессий» «жертвы террористического акта», «жертвы приватизации» и др. По характеру причиненного жертве ущерба выделяют следующие виды жертв: убитые, раненые, беженцы, вынужденные переселенцы, заложники, депортированные, и др.

В нашем исследовании все перечисленные типы жертв рассматриваются в связи с определенными социально-политическими конфликтами, когда сам конфликт стал причиной появления жертв, либо сами жертвы стали причиной или возникновения конфликтной ситуации и/или конфликта.

Появление жертвы может использоваться как повод и/или причина для начала, развития (эскалации) и завершения конфликта, а также как повод или причина для вмешательства в конфликт «третьей силы». Рассмотрим некоторые варианты «использования» жертвы в социально-политическом конфликте.

1.Жертва как повод для начала конфликта. Если конфликтная ситуация в достаточной степени сформировалась («созрела»), то любое (преднамеренное или случайное) посягательство на жертву (насилие, похищение, убийство) может стать предлогом для начала конфликта. Так, например, убийство в г. Сараево наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда и его жены, осуществленное группой боснийских террористов 28.08.1914г. стало формальным поводом для начала первой мировой войны; похищение израильского капрала Шалита боевиками организации «Хезболла» (июль 2006 г.), Израиль использовал в качестве повода для начала полномасштабных боевых действий на юге Ливана.

2.Жертва как причина для начала конфликта или вступления в уже существующий конфликт. Например, прохожий вступает в конфликт с хулиганами, избивающими человека; одной из причин начала русско-турецкой войны 1733 – 1739 гг. были постоянные набеги крымских татар на русские поселения и связанные с этим многочисленные жертвы.

3.Жертва как повод или причина для вмешательства в конфликт «третьей силы». Так, США и НАТО объясняли свое неоднократное вмешательство в Югославский конфликт (90-е гг. XX в.) большим количеством жертв среди мирного населения; мировая общественность вмешалась в конфликт между Израилем и организацией «Хезболла» (Ливан) в августе 2006 г., когда жертвы среди мирного населения превысили тысячу человек.

Социально-политический конфликт имеет как объективные, так и субъективные основания. При этом интерпретация причин появления жертвы в структуре конфликта имеет огромное значение. Отсюда возникает проблематика конструирования образа «жертвы» как элемента структуры социального конфликта, имеющего определенные качественные и количественные характеристики.

Глава 3. Факторы и условия трансформации «жертвы» в участников и субъект конфликта.

Анализируя реакцию людей на террористический акт и вызванные им жертвы, Ф.Н. Ильясов описывает три последовательных стадии отношения людей к произошедшему событию: рефлекторную, психологическую, социальную. На первой, рефлекторной стадии, люди в начале испытывают испуг, страх, а затем пытаются оценить реальность и масштаб возникшей угрозы. На второй, психологической стадии, в зависимости от состояния людей, подвергшихся агрессии, возникает либо чувство бессилия и безысходности, либо ответная реакция на агрессию. На третьей, социальной стадии, «у людей психологически устойчивых, возникает реакция критического отношения к властям…».^[48]

К названным трем стадиям реакции на агрессию и вызванные ею жертвы, необходимо добавить еще одну – политическую стадию. Политическая стадия возникает тогда, когда реакцией на произошедшее событие (террористический акт, землетрясение, наводнение и др.) являются политические решения, политические действия. Например, отставка правительства, не сумевшего предотвратить теракт; массовые выступления граждан, недовольных действиями (бездействием) властей.

Более подробно психологические и социально-психологические механизмы трансформации «жертвы» в субъект социально-политических отношений анализируются Д.В. Ольшанским в книге «Психология террора».^[49] Ниже мы остановимся на отдельных положениях из этой книги и рассмотрим условия и факторы трансформации «жертвы» в субъект.

Под условиями мы будем понимать объективно сложившуюся, относительно устойчивую внешнюю среду, которая может оказывать опосредованное детерминирующее влияние на поведение и деятельность субъектов. Под факторами мы будем понимать причины, движущие силы процессов, явлений, а также деятельности и поведения субъектов и участников конфликтного взаимодействия.

В процессе трансформации жертвы в участников и субъектов социальных отношений и социально-политического конфликта могут быть «задействованы» различные детерминанты (причины появления жертвы, сопутствующие факторы и условия, различные состояния жертвы и т.д.). Для удобства назовем все эти детерминанты словом «механизмы».

На наш взгляд, можно выделить следующие механизмы трансформации жертвы в участников и субъектов: эмоционально-психологические, социально-психологические, социальные (структурные), политические, мобилизационные, экзистенциональные. Рассмотрим названные механизмы подробнее.

Эмоционально-психологические механизмы. В отечественной и зарубежной научной литературе имеются достаточно подробные описания эмоционально-психологических механизмов трансформации «жертвы» в «агрессора». Так, Д.В. Ольшанский выделяет следующие состояния людей, ставших жертвами терактов, техногенных катастроф и боевых действий противника: испуг – страх – ужас.^[50] Страх, по мнению Ольшанского, «это сильная эмоция, вызываемая подлинной или воображаемой, предвосхищаемой опасностью». Он предупреждает человека о возможной опасности и побуждает к поиску защиты от неё. Ужас – это крайняя степень страха, которая не только сигнализирует о вероятной угрозе, но и «констатирует неизбежность бедствия».^[51]

На основании страха и ужаса развивается паника, которая может трансформироваться в стихийную агрессию. Стихийная агрессия, по мнению Ольшанского, представляет собой «тоже террор, только как бы с другой стороны: террор массы, подчас направленный против тех террористов, которые поначалу вызывали страх, ужас и панику самой этой массы».^[52] Таким образом, внутреннее эмоциональное состояние гнева и раздражения, как реакция на фрустрацию, трансформируется во внешнюю агрессию. При этом стихийная агрессия, в ходе своего «развития» может приобретать различные формы организованного целенаправленного насилия.

Э. Дюркгейм рассматривал эмоции как «социальный клей» и как один из важнейших факторов структурирования социальной реальности в процессе общественной эволюции. В нашем контексте эмоции необходимо рассматривать не только как уход от рациональности, но и как этап (способ, форму) осознания новой реальности и подготовку к рациональным действиям.^[53] Кроме того, однородная эмоциональная атмосфера общества или социальной общности создает «объективные» условия для формирования протестной идентичности и мобилизации людей на свою защиту или на акцию возмездия.

Социально-психологические механизмы трансформации «жертвы» в участников и субъектов политических отношений и конфликта. Теоретическим обоснованием наличия указанных механизмов являются концепции социально-психологического детерминизма.^[54] В основе данной «трансформации» также находится эмоционально-психологическое состояние людей. Но эмоции со временем проходят, и у психологически устойчивых людей возникает психологическая потребность и готовность к рациональным действиям, как реакция критического отношения к произошедшим событиям, как ответная реакция на угрозу извне. В результате ответной реакции происходит осознание произошедшего события, идентификация потерпевших, определение величины утраты. Одновременно идентифицируются виновные (посягатели) в произошедших событиях. И если потерпевшие обладают достаточным мобилизационным потенциалом и организаторскими способностями, то они объединяются для защиты своих интересов. Проводятся мероприятия для принятия мер по недопущению подобного впредь, наказанию виновных, возмещению понесенного ущерба. Социальный протест против насилия, в ходе своего развития может трансформироваться в политические акции.